Литература мудрецы востока: Серия книг Мудрецы Востока | издательство Эксмо-Пресс

Содержание

Литература мудрости: Древний Израиль и страны Ближнего Востока

1. Библейская литература мудрости и ее общие черты.

В собрании книг древней еврейской литературы, которую Христианская Церковь признает Священным Писанием Ветхого Завета и которую также называют еврейской Библией или Танахом, имеется особая коллекция текстов, относящихся к разряду литературы мудрости, книг мудрых. Подобного рода литература существовала и у великих соседей Израиля – в Египте и Месопотамии. Выделение в Библии литературы мудрости в современной библеистике сомнений не вызывает. Сложности возникают при определении четких границ этой литературы в библейском своде.

К библейским книгам мудрости традиционно относят Книгу Иова, Книгу Притчей Соломоновых, Книгу Екклесиаста, а также отсутствующие в еврейской Библии, но имеющиеся в Септуагинте неканонические Книгу Премудрости Иисуса, сына Сирахова и Книгу Премудрости Соломона. К литературе школы мудрости относят иногда Песнь Песней, часть псалмов (1, 33, 36, 48, 73, 110, 111), Книгу Руфи, Книгу Товита, а также повествования Книги Бытия об Иосифе и рассказы о Данииле в Книге пророка Даниила.

Большинство книг мудрости, таким образом, является частью библейского отдела учительных книг (в православной традиции) или частью отдела Писаний (в еврейской традиции). Создавались эти книги различными авторами и редакторами в течение длительного периода – с X по II в. до Р.Х. Что же объединяет эти книги1?

Во-первых, книги мудрых объединяет породившая их культурная и интеллектуальная среда. И у Израиля, и у окружающих его народов у истоков литературы мудрости находилась народная мудрость, отражавшая проблемы семейной жизни, трудовой деятельности, отношений человека с близкими и чужими людьми, проблемы социальной справедливости. Эта мудрость, основанная на длительных житейских наблюдениях, находила выражение в метких и остроумных поговорках, пословицах, афористичных высказываниях. Народная мудрость отличалась образностью, заимствованной зачастую из окружавшей человека природы, пронизана природной и аграрной тематикой. Книги мудрости, бесспорно, отражают эти народные истоки.

Однако их непосредственное происхождение в большей степени связано с городской, школьной, а зачастую и придворной средой.

В городских условиях жизненная мудрость накапливалась и передавалась в среде писцов, учителей, царских советников. Она использовалась в деле воспитания и образования. В городских и придворных условиях происходило собирание книг мудрых, знакомство с литературой мудрости других народов

2.

Само название литературы мудрых подразумевает, что ее авторами являются мудрецы. То, что писания мудрецов легли в основу третьего отдела еврейской Библии, говорит об особой роли, которую играли мудрецы в религиозной и общественной жизни древнего еврейского народа. О мудрецах, как своеобразной «третьей силе» (по выражению известного исследователя Роберта Б.Й.Скотта3) в жизни ветхозаветного народа, говорит и отрывок из книги пророка Иеремии, где в уста врагов пророка вкладываются такие слова: «Приидите, составим замысел против Иеремии; ибо не исчез же закон у священника, и совет у мудрого, и слово у пророка» (Иер.

18:18). Этим трем общественным силам соответствуют в еврейской Библии три раздела: Закон (во многом связанный с деятельностью священников), Пророки (повествующий о пророках и передающий их слова) и Писания (плод деятельности мудрецов). Нельзя исключать, что окончательная редактура первых двух разделов Библии является также результатом труда мудрецов. Однако стоит отметить, что литература мудрых существенно отличается от книг Закона и Пророков.

Во-вторых, книги мудрых объединяет их антропоцентризм, особое восприятие человека, то, что затрагиваемые в них темы имеют общечеловеческий характер. Литература мудрости касается проблем жизни человека в изменчивом мире, поведения человека при различных обстоятельствах, рассматривает вопросы о страдании человека и справедливости, рисует образ идеального человека, обладающего правильными качествами и совершающего правильные поступки. В центре внимания мудрецов находился человек. При этом их зачастую интересовал просто человек, человек сам по себе, человек вне национальных, культурных, религиозных и социальных границ.

Поэтому так похожи произведения литературы мудрых различных народов, поэтому памятники этой литературы были открыты для самого широкого взаимодействия и взаимовлияния. Ярким примером такого взаимодействия может служить Книга Притчей Соломоновых, представляющая собой сборник литературных произведений нескольких народов.

Открытость литературы мудрых, всеобщность провозглашаемых ею ценностей и норм, ее практическая значимость для жизни человека, ее прикладной характер свидетельствует о ее экзотеричности, т.е. обращенности к самой широкой аудитории4. И хотя С.С.Аверинцев подчеркивал, что древние литературы Ближнего Востока создавались грамотными людьми, писцами и книжниками для таких же грамотных людей, писцов и книжников5, произведения литературы мудрых вполне могли быть известны самой широкой аудитории.

Библейские книги мудрых, как и другие книги этого направления, также отличаются открытостью. В них зачастую игнорируются стержневые темы Закона и Пророков. В них практически ничего не говорится о религиозном ритуале, храме с его жертвами, об особом избранничестве народа Божия. Если пророки иногда и обличали религиозный формализм своих современников, проповедовали универсализм, то тема особых отношений Бога и Израиля никогда ими не оставлялась, а являлась стержнем их проповеди. И всей этой священной истории с ее Откровением Бога, избранничеством народа, заключением Завета, со всеми религиозными предписаниями практически нет в книгах, написанных мудрецами. Авторитетом для библейских мудрецов был в первую очередь, по словам Роберта Б.Й.Скотта, «дисциплинированный ум и моральный опыт достойного человека»

6. Но именно этот ум и опыт приводил их к той же точке, на которой основывали свои слова священники и пророки – к вере в Яхве.

В-третьих, книги мудрых объединяет сама тема мудрости и их цель – оказать практическую помощь для того, чтобы обрести мудрость в жизни. Но что это за мудрость, о которой говорят эти книги? Понятие мудрости в Библии имеет несколько смысловых уровней. В своем первичном значении это понятие далеко от отвлеченного теоретизирования. Оно тесно связано с действием, практикой, практическими навыками, умениями, с поведением человека. В этом смысле древнееврейская «хохма» вполне соответствует древнегреческой «софии». Как и «хохма», «софия» (в изначальном словоупотреблении) – это практический навык, умение, ловкость (хитрость), творческая деятельность

7. Эрих Ценгер очень точно определяет межкультурный феномен мудрости как практическое знание жизни или повседневное знание, добытое с помощью практики или направленное на достижение практических целей8.

Но библейская мудрость – это не просто ловкость и искусность в каком-нибудь конкретном деле, которая приобретается самим человеком (обладающим определенными способностями), она имеет отношение ко всей человеческой жизни. Мудрость – это искусство правильной жизни и деятельности человека. И даже более того, в Библии мудрость выходит за человеческие границы. Она – не только человеческое качество.

Она тесно связана с Богом, является качеством Самого Божества, она приходит к человеку от Бога как дар, является способом откровения Бога. Библейские авторы в осознании мудрости идут еще дальше: мудрость становится Мудростью, обретает личные черты, персонифицируется. Мудрость из практического искусства жизни превращается в (Пре)мудрость Божию, причастную созиданию этого мира и являющуюся человеку в Откровении. Поэтому и цель этих книг, в конечном счете, перерастает из научения правилам жизни, практической мудрости, в приобщение к Божественной Мудрости, праведности, в научение пути, приводящего к особой близости к Богу.

Стержнем литературы мудрости является убеждение в том, что в мире существует некий всеобщий порядок, которому должен следовать и человек. В Библии для обозначения этого порядка используется термины «правильность-праведность»/«цедака» и «мудрость»/«хохма». Бог-Творец Мудр и Праведен. Он мудро создал мир, создал мир посредством своей Мудрости. Человек должен приобщаться Божественной Мудрости и подражание Богу становиться мудрым и правильным, праведным.

В Месопотамии для обозначения этого всеобщего мирового порядка использовали шумерский термин МЕ, а в Египте – имя одной из богинь – Маат.

В-четвертых, книги мудрых объединяют особенности их языка и стиля. В этих книгах преобладают поэтические тексты с использованием различных видов параллелизма, акростиха. Э.Ценгер выделяет четыре литературных формы, которые используются в интересующих нас книгах: изречение, поучительная речь, поучительное стихотворение и поучительный рассказ9.

Изречения подразделяют на пословицы («воды краденные сладки, и утаенный хлеб приятен» (Притч.9:17)), сентенции («глупый не любит знания, а только бы высказать свой ум» (Притч.18:2), высказывания-загадки («у кого вой? у кого стон? у кого ссоры? у кого горе? у кого раны без причины? у кого багровые глаза?» (Притч.23:29)), числовые высказывания («три вещи непостижимы для меня и четырех я не понимаю: пути орла на небе, пути змея на скале, пути корабля среди моря и пути мужчины к девице» (Притч.

30:18-19)), призыв («не будь между упивающимися вином, между пресыщающимися мясом: потому что пьяница и пресыщающийся обеднеют и сонливость оденет в рубище» (Притч.23:20-21)).

Из пословицы человек сам должен сделать практический вывод. Сентенция говорит непосредственно о подразумеваемой реальности. Загадка выражается с помощью вопросительного предложения и побуждает к размышлению, чтобы мотивировать правильный поступок. В числовом высказывании используется ступенчатый параллелизм, а основной акцент приходится на феномене или ситуации, упоминаемой в конце. В призыве прямо указывается на необходимость совершения определенного действия, иногда сообщается и о результате этого действия.

Поучительная речь обычно адресована к определенному слушателю, включает обращение, изложение учения и вывод с указанием на результаты правильного и неверного поведения (Притч.1:8-19). Поучительное стихотворение не имеет непосредственного адресата, а содержит рассуждения мудреца о смысле жизни, счастье, мире, истории народа, Законе. Такого рода стихотворения характерны для Книги Екклесиаста. В поучительном рассказе истинность учения иллюстрируется примером из жизни определенного лица (Иова, Руфи, Товита).

Библейская литература мудрых отличается и характерной лексикой. В ней часто употребляются такие слова, как «мудрость»/«хохма», «мудрец»/«хахам», «понимание»/«бина», «понимающий»/«мебин», «даат»/«умение, познание», «еца»/«совет, решение», «кесил»/«глупый», «иббелет»/«глупость», «евил»/«глупец», «цедек»/«правильный», «цедака»/«правильность, праведность», «мусар»/«наставление» и другие. О характере содержания книг мудрости говорит не только присутствие в их тексте особых слов, но также и отсутствие определенных слов. Например, в Книге Притчей Соломоновых совсем не упоминается храм, жертвы, праздники, даже Суббота, а слово «закон»/«тора» употребляется без сопутствующего имени Бога или Моисея10. Как отмечает Й.Вейнберг, эта книга отличается сдержанным интересом к сфере божественного и особой устремленностью к сфере человеческого11. Лексика, употребляемая в книгах мудрых, подтверждает обозначенные выше особенности, говорит о среде, в которой возникли эти книги, свидетельствует об их антропоцентризме и цели – житейской мудрости и праведности.

Я.Ассман говорит о литературе мудрости как «художественной» литературе. Эта литература, отмечает данный исследователь, «в силу отсутствия у нее функциональной привязанности к специфическому контексту использования и также открытости, вплоть до всеохватности, ее тематического кругозора, способна развиваться в гораздо более широких пределах, нежели собственно религиозные словесные традиции»12. Именно поэтому в книгах мудрых встречается некоторая радикальность, постановка неожиданных и не совсем «удобных» для традиционных представлений вопросов — о справедливости, смысле человеческих страданий.

Исследователи традиционно выделяют два направления мысли в произведениях литературы мудрости древних ближневосточных народов13.

Первое направление отражает нормативную дидактику, отражает общепринятые нормы, оценки, например, представление о том, что злой человек получит воздаяние, а добрый – сохранит благополучие. Второе направление характеризуется протестом против нормативной дидактики, сомнением относительно традиционных взглядов на жизнь и поведение человека, на проблему страдания. Библейские книги второго направления – Книга Иова и Книга Екклесиаста – создают определенное интеллектуальное напряжение. Протест этих книг не является радикальным. В конце концов, в них слышится призыв сохранять верность Богу и традиционным ценностям. Но ответы, которые дают эти книги на сложные вопросы жизни, могут показаться в узких рамках ветхозаветного откровения недостаточно убедительными. Напряжение, которое порождают данные книги – снимается только новозаветным откровением, отчего последнее выглядит чаемым, очень ожидаемым. Так что особенностью этой категории книг мудрых является то, что они подготавливали человеческое сознание к евангельской вести о Царстве Небесном.

Библейские книги мудрых являются частью обширной древней литературы мудрости, сохранившейся от народов, некогда населявших Ближний Восток – Египет, Месопотамию и Восточное Средиземноморье. Сравнение памятников этой литературы разных народов свидетельствует об общности тем и проблем, а также о несомненном культурном обмене происходившем между древними ближневосточными народами.

2. Памятники межнациональной школы мудрости. Древний Египет.

Как уже упоминалось, в Египте идея разумного порядка, который затрагивает весь мир, природу и человека, обозначалась словом Маат. Нарушение этого идеального порядка (с чем древние египтяне, как и все люди, сталкивались постоянно) называлось Исефет. По словам Я.Ассмана, египтянин «видел действительность не как совокупность заурядных или экстраординарных событий и данностей, но как Маат – первозданную полноту смысла, проявляющую себя в изобилии и справедливости»14. Реализовывать, творить Маат, призван был фараон, которому следовало поддерживать на земле справедливость, обеспечивать людей, умиротворять богов жертвоприношениями, а — умерших подношениями.

Характерно, что богиня Маат заняла важное место в посмертном суде над человеком. Одна из виньеток 125 главы Книги мертвых изображает сцену взвешивания сердца умершего. На этой картинке можно видеть, что богиня Маат или перо, ее символ, помещен на второй чаше весов15. Сердце человека (т. е. его совесть) должно было соответствовать Маат (т. е. Правде и Истине).

Важные сведения о египетском представлении о Маат имеются в Заклинание 80 из Текстов Саркофагов. Там говорится об Атуме, древнейшем божестве, которое возникло само по себе и породило бога воздуха Шу и богиню влаги Тефнут. В тексте заклинания говорится, что имя сына Атума Шу – «Жизнь», а имя дочери Атума Тефнут – «Маат», т.е. «Правда»16. Эти дети Атума были с ним перед началом его творческой активности: «Когда я пребывал один в Нуне, в (состоянии) «неспособности к действию», — я не находил никакого места, чтобы встать на него, я не находил никакого места, чтобы сесть на него, Гелиополь еще не был основан, чтобы я мог поселиться в нем, моя храмина (?) еще не была сооружена, чтобы я мог сидеть в ней, Нут я еще не создал, чтобы она распростерлась над моей головой, первое поколение богов еще не родилось, древнейшая Девятка богов еще не возникла – Они («Жизнь» и «Маат») уже тогда были со мной»17.

В этом же заклинании говорится, что Атум выплюнул Шу и Тефнут из своих уст, что Шу был создан сердцем Атума, вышел как дыхание из его ноздрей, что Шу оживляет птиц, рыб, животных, человека18. Нельзя не заметить сходства между египетским представлением о детях Атума (Шу и Тефнут) и библейским образом персонифицированной Мудрости из Притч.8:22-31.

Египетское представление о норме человеческой жизни, человеческого поведения отразилось и в религиозных памятниках (таких, например, как знаменитая Исповедь Отрицания из той же 125 главы Книги мертвых19), и собственно в памятниках литературы мудрых. В самой же египетской литературе мудрых, также как и в библейской, мы встречаем два направления, одно из которых, убежденное в наличии всеобщего порядка, Маат, утверждает и защищает традиционные ценности, а второе – выражает сомнение в необходимости следования общепринятым нормам жизни. Первое направление представлено множеством поучений.

В литературе Древнего Египта форма поучения, наставления сыну, которое давалось со стороны представителя власти – царя или вельможи – получила самое широкое распространение. Тексты подобного рода появились в Египте, вероятно, еще в эпоху Древнего Царства.

По мнению Б.А.Тураева20, одним из первых «поучений», или «премудростей» Древнего Египта следует считать «Поучение гераклеопольского царя своему сыну Мерикара», хранящееся в Эрмитаже Санкт-Петербурга и в московском Музее изобразительных искусств. Поучение датируют первым переходным периодом, XXII в. до Р.Х. Созданное в эпоху политической нестабильности, это поучение проникнуто ожиданием будущего конца жизни и грядущего суда. «Проходит жизнь не земле, не долга она. Процветает тот, кто оставляет о себе память… Праведный живет вечно, избегает смерти тот, кто идет вместе с Осирисом, подобно свободному…»21. «Остаются дела после смерти /человека/, кладут их в кучу рядом с ним. Вечность – это пребывание там. Глуп тот, кто пренебрегает этим. Но тот, кто достиг этого не делая греха, будет подобен богу, свободно шагающему, как владыка вечности»22.

В поучении звучат призывы, которые родственны библейским заповедям, но эти призывы на тысячелетие старше библейских: «Твори истину и ты будешь жить долго на земле. Сделай, чтоб умолк плачущий, не притесняй вдову… Остерегайся наказывать несправедливо. Не убивай, нехорошо это для тебя… Бог знает мятежника и карает грехи его кровью»23. А некоторые отрывки поучения звучат подобно библейским псалмам: «Заботься о людях, пастве бога. Сотворил он для них небо и землю по их желанию, уничтожил он мрак вод, создал он для них воздух, чтобы жили им их носы. Это подобия его, которые вышли из тела его. Восходит он на небо по их желанию. Создал для них растения, скот, птиц, чтобы их питать… Он сотворил свет по их желанию…»24.

Особо подчеркивается в этом древнем тексте важность искусства речи: «Меч – это язык, слово сильнее, чем оружие. Не обходят мудрого… Мудрость, это /прибежище/ для вельмож. Не нападают на мудреца, зная его мудрость»25. В тексте упоминается поучение Ахтоя I и некие речения предков.

До нас дошел целый ряд поучений египетских вельмож. Среди них – «Премудрость Кагемни», современника III династии, находящаяся в поврежденной рукописи Среднего Царства; «Премудрость Птаххотепа», современника V династии, сохранившаяся полностью; «Премудрость Схотепибра», начертанная в его гробнице в Абидосе, а также ряд других26. В этих текстах нет пессимизма произведений переходного периода. Их отличает утилитаризм. «И по содержанию, и морали, их нельзя сравнивать с библейскими аналогичными книгами, — отмечает Б.А.Тураев, — хотя с литературной стороны они, на первый взгляд, их несколько и напоминают»27.

К Позднему периоду истории Египта (или к эпохе Нового Царства) относятся «Поучения Ани своему сыну Хонсухотепу». Ани был жрецом заупокойного храма одного из царей. Для этих наставлений характерны теплое интимное благочестие, идея прижизненного воздаяния за поведение, монотеистическое настроение28.

«Поучение Аменемопе», текст которого хранится в Британском музее, имеет особое значение, поскольку имеет непосредственную связь с Книгой притч Соломона. Тридцать глав этого сочинения адресованы чиновником своему младшему сыну. Исполнение моральных предписаний, по мнению древнего чиновника, обеспечивают процветание в жизни. Для этого памятника также характерно монотеистическое настроение, поскольку автор избегает употребления имен определенных божеств. А моральные предписания напоминают как стиль, так и дух еврейского Закона и притчей29.

«Поучение Онхшешонхи», датируемое примерно V в. до Р.Х., содержит более пятисот кратких поговорок, наставлений, имеющих практический, этический и религиозный характер. Это собрание не имеет системного характера, но предваряется рассказом о том, как жрец составил поучения для своего сына накануне своего тюремного заключения. Некоторые изречения этой книги напоминают слова Книги Притчей Соломоновых. Но это сходство касается не столько формы, сколько содержания. «В беде не иди к брату, иди к другу»30 — «В дом брата твоего не ходи в день несчастья твоего: лучше сосед вблизи, чем брат вдали» (Притч.27:10). «Тот, кто ворочает камни, придавит ногу» — «Кто роем яму, тот упадет в нее; и кто покатит вверх камень, к тому он воротится» (Притч.26:27).

Заметное место среди памятников литературы мудрости занимает и рассказ «Красноречивый крестьянин» (списки конца XIX – XVIII в. до Р. Х., текст восходит к XXI в.). Памятник повествует о том, как простой человек по имени Хунануну был ограблен слугой знатного вельможи. В поисках справедливости крестьянин обратился к вельможе за помощью. Вельможа был поражен красноречием простолюдина и сообщил о происшедшем фараону. Обличительные речи крестьянина были записаны для владыки Египта, после чего крестьянин получил большие дары, а слуга вельможи стал его рабом31. Рассказ включает девять речей, обрамленных прологом и эпилогом. Рассказ напоминает другие египетские тексты, в которых перед фараоном выступают мудрецы32. Речи имеют поэтическую форму, составлены с использованием параллелизма. Текст включает ряд древних народных поговорок.

Основной мотив книги – призыв следовать правде. Некоторые выражения рассказа приближаются к евангельским истинам. «Твори правосудие бескорыстно, твори его во имя Владыки правосудия, чье правосудие единственно истинное… Добро хорошо тогда, когда это истинное добро. Справедливость же всегда бессмертна: она нисходит в могилу вместе с тем, кто был справедлив. Его кладут в гробницу, и земля закрывается над ним, но имя его не сотрется в памяти людской»33. «Истина рано или поздно все равно выйдет на свет и ложь будет повержена в прах. Не рассчитывай на завтрашний день, пока он не наступил. Ибо никто не знает, какие беды этот день принесет»34.

Всем этим памятникам, образцам дидактической, практической, охранительной традиции в литературе мудрости, противостоят памятники критической традиции, скептически оценивающие традиционные нравственные и религиозные ценности.

«Песнь арфиста» (XIV в. до Р.Х., текст восходит к XXI или XVI в.) содержит размышления о быстротечности жизни и забвении после смерти, переходящие в призыв наслаждаться временем жизни: «Пусть же сердце твое веселится, пусть позабудет о смерти! Не думай о дне своего погребенья, следуй велениям сердца!.. Наслаждайся жизнью! Забудь печали! Все желанья свои исполни!»35.

«Беседа разочарованного со своей душой» (рукопись конца XX – начала XIX в. до Р.Х., текст XX-XXI в.) – содержит рассказ о человеке, который устал и разочаровался в жизни и решил провести остаток дней в подготовке к смерти, устраивая свою гробницу. С этим человеком вступает в спор его душа (Ба). Она призывает оставить заботу о гробнице, погребении и рождении наследника, призывает умереть сразу. Но разочарованный человек пока сохраняет веру в жизнь после смерти. По его мнению, продолжение жизни зависит от гробницы и последующего поминального ритуала: «Гробница – это место успокоения, услада сердца, город, к которому мы все плывем… Если ты /душа/ заставишь меня умереть, не дав мне ни о чем позаботиться, ты не найдешь себе места в подземном царстве! … Подожди же, пока родится мой наследник, который принесет мне жертвы, придет к гробнице моей в день похорон и приготовит мне погребальное ложе в городе мертвых»36. Однако душа напоминает человеку, что гробницы не спасают от забвения и призывает: «Оставь свои заботы и наслаждайся счастьем каждого дня… Только эта жизнь имеет цену»37. Этот призыв напоминает слова из «Песни арфиста». В конце произведения человек произносит четыре стихотворения, составленные с использованием параллелизма. В них он говорит о жестокостях, зле и несправедливостях, которые царят в мире («Добрый унижен, жестокий у всех в почете38»), воспевает смерть как спасение от несчастья. «Воистину тот, кто почил, подобен живому богу, карающему злодеев»39. В итоге душа говорит о своей верности человеку в жизни и после смерти: «Я все равно останусь с тобой, и мы вместе достигнем упокоения»40.

Это произведение очень часто сравнивают с библейской книгой Иова. В этих двух книгах описывается страдалец, доведенный до отчаяния. В них имеется и мука мыслящей души над величайшими проблемами бытия, и диалогическая форма изложения, и высокая поэзия, и сомнения в традиционных представлениях, которые уступают голосу религии41. В книге затрагивается проблема справедливости и личного бессмертия. Но проблема эта решается, по мнению Б. Тураева, не так, как в библейской книге. Она решается в соответствии с египетским мировоззрением: «Если на земле и нет вообще правды и милости, если и приходится задыхаться в атмосфере зла и насилия, то есть иной мир, где боги и правда»42. Особое значение имеют сомнения в связи загробной участи от формальных культовых требований (впоследствии ярко выраженные в сказании о Сатни-Хемуасе), что соответствует учению библейских пророков.

Для христианина в этом пласте древнеегипетской литературы мудрых могут показаться очень интересными и важными сомнения критически мыслящих авторов в абсолютной ценности материального мира, а также присущая «Беседе разочарованного со своей душой» жажда вечности. Впрочем, мысля о вечности, египтяне оставались в плену материального и магического, ставя продолжение жизни по смерти в зависимость от материальных способов ее преодоления, а также прибегая к помощи магии, которая способны была обмануть и самих богов, скрыть от них реальные факты из прожитой человеком жизни.

Особо следует остановиться на том, как в Египте рассматривалась проблема несправедливости, проблема страдания, проблема, которая поднималась в библейской книге Иова и в целом ряде месопотамских памятников. По мнению Я.Ассмана, продумывание обозначенных проблем в Египте давало определенный импульс для формирования монотеистических представлений. «Вопрос о Боге возник — что имело решающее значение – не в горизонте культа, но в горизонте мудрости; возник вопреки традиционному знанию об упорядоченности мира и о возможности жить в согласии с этим порядком. Возник в революционной ситуации, когда любой порядок ставился под сомнение, и всякое согласие казалось навсегда разрушенным», — отмечает Я.Ассман43. По мнению этого исследователя, глобальный кризис в Египте последовал за крушением Древнего Царства. В дальнейшем он повторился и при падении Среднего Царства.

Ситуацию кризиса отражает известный памятник «Речения Ипусера», текст которого восходит к XVIII в. «Речения Ипусера» красочно представляют картину всеобщего упадка. «Каждый человек говорит: «Мы не понимаем, что происходит в стране»… Воистину: земля перевернулась, подобно гончарному кругу… Смотрите: приступили люди к мятежу против урея, [глаза] Ра, умиротворяющего Обе Земли»44. В памятнике говорится о приходе какого-то истинного пастыря: «Смотрите, он не различает боязливого от дерзкого сердцем, он приносит прохладу страдающему от жары. Говорят, он пастырь для всякого. Нет зла в его сердце. Если уменьшится его стадо, то он проводит день, чтобы собрать его, [хотя] и огонь был бы в сердце их»45. Хотя текст сохранился плохо и позволяет давать самые разные интерпретации, в нем явно содержится упрек в адрес высокой инстанции, то ли фараона, то ли божества (Я.Ассман полагает, что речь идет о Боге-Творце46): «Оно [несчастье] не наступило бы, если бы были боги среди них [людей]… Разве существует пастырь, желающий смерти [своему стаду]? О, если бы ты приказал дать ответ на этот вопрос! Потому что любящий — это один человек, ненавидящий же — другой. Гибнут жизни их на всех путях. Ты делал [все], чтобы вызвать это. Ты говорил ложь. Страна стала ядовитой травой, уничтожающей людей. О, если бы не погребались [люди] живыми. Всe эти годы [стали годами] смуты»47. В сохранившейся части текста четкого ответа на этот упрек нет, хотя, видимо, сообщается о будущем восстановлении порядка.

По мнению Я.Ассмана, ответ на упрек в адрес Бога, в бездействии наблюдающего за преступлениями злых, находится в рассмотренном выше «Поучении гераклеопольского царя своему сыну Мерикара». В знаменитом отрывке, воспевающем заботу Бога-пастыря о людях, имеются такие слова: «Он убил врага и уничтожил его детей (в переводе Я.Ассмана – «собственных детей»48) за их замыслы враждебные… Он убивает мятежника среди них, как убивает человек сына своего ради брата»49. Так что мир не оставлен вниманием Бога, даже когда на земле происходит трагическое истребление людей. Бог не равнодушен к миру и злу в мире, трагические обстоятельства происходят, в конечном счете, во благо человека. «Чтобы осмысленность мира была спасена, — говорит Я.Ассман, божественная воля должна простираться даже и на катастрофу, т.е. сама эта катастрофа должна быть истолкована как божественное деяние. Смысл такого деяния усматривается в наказании зла»50. Бог этого поучения – это некий один всеобщий Бог, имеющий замысел о всем мире, но Бог сокрытый. «Скрыл себя Бог, знающий сущность», — говорится в Поучении51.

Египетские тексты, провозглашая «Маат», говоря о Боге, затрагивая ситуацию нарушения всеобщего порядка, пытаются защитить Бога от обвинений в безразличии к человеку или в сопричастности к злу. Ярким примером подобной теодицеи является и заклинание 1130 Текстов Саркофагов. В этом заклинании Бог, говоря о своих четырех деяниях, произносит такие слова: «Я создал каждого таким, как и его ближнего, и запретил им творить несправедливость. Но их сердца воспротивились тому, что я повелел… Я сужу бедных и богатых, я одинаково поступаю со всеми, кто творит несправедливость»52. В этом заклинании говорится также о том, что этот Бог сотворил других богов. В целом же этот текст провозглашает наличие высшего Бога, творца богов и людей, который не безразличен к преступлениям человека, который сотворил всех людей равными, но дал им возможность свободно осуществлять в мире свою волю. И хотя египетская теодицея и не уходит от политеизма, она все же ориентирована на монотеизм.

3. Древняя Месопотамия

Если в Египте всеобщий мировой порядок связывался с понятием Маат, то в Месопотамии – с понятием МЕ. Шумерское слово МЕ писалось знаком, обозначавшим высунутый язык. МЕ – это своего рода божественные законы. По определению В.В.Емельянова, МЕ – «это потенции, идеальные модели вещей и качеств, имеющих отношение к храму и жизни богов», или «ниспосланная Небом благодать, дающая правильный порядок вещей и положительный результат при следовании этому имперсональному порядку»53. Все вещи и явления, возникающие в мире, имеют свое МЕ, являются проявлениями своего МЕ. МЕ, иными словами, — это условие, основа существования вещей и явлений. Чем лучше вещь или явление, тем ближе оно к своему МЕ. Свое МЕ имеет и каждое человеческое действие. Чем больше действие соответствует своему МЕ, тем более оно действенно. МЕ переводится также как ритуал. Когда гибнет МЕ, гибнет и порядок, связанное с МЕ явление. В шумерских плачах о разрушении городов сообщалось о гибели их МЕ. В шумерских текстах упоминается, что первоначально МЕ хранились на небе, но потом были спущены богам, бог Энки хранил МЕ в своем дворце, откуда они были похищены богиней Инанной54. Правильная, мудрая жизнь в этой связи может заключаться в следовании исконному идеальному порядку, МЕ.

В Древней Месопотамии древнейшие тексты литературы мудрости были созданы шумерами. Сохранилось много памятников шумерской дидактической литературы. Это целые сборники пословиц, поговорок, а также поучения («Поучения Шуруппака», «Премудрые советы»), диалоги-споры, эссе (поэма «Человек и его бог»). Пословицы и поговорки активно использовались для тренировки навыков письма и устной речи55. Насчитывают около семисот табличек и фрагментов с пословицами и около 20 сводов пословиц, включающих до тысячи пословиц56. Изучением шумерских пословиц активно занимался Эдмунд Гордон. Пословицы как никакой другой жанр литературы мудрости отличается общечеловеческим характером. Как отмечал С.Крамер, пословицы не позволяют усомниться в единстве человеческого рода, общности народов и рас, они показывают то основное и общее, что есть у всех людей вне зависимости от их времени и места жизни57.

«Поучение Шуруппака» датируют временем около 2000 г. Однако приписывается этот текст царю Шуруппаку, отцу Зиусудры, шумерского аналога Ноя. Это напоминает то, как Причти Соломона, являясь сборником текстов разных авторов, приписываются в Библии царю Соломону. Общим своим настроением «Поучение Шуруппака» напоминает Притчи Соломона, имеет, как выразился С.Крамер, библейский аромат58: «Шуруппак дал наставление сыну, Шуруппак, сын Убартуту, дал наставления сыну своему Зиусудре: «Сын мой, я дам тебе наставления, ты прими их, Зиусудра, я реку тебе слово, слушай его; не отбрось моих наставлений, не изврати слова, что я изрек, наставление отца, драгоценное, исполни бережно»»59.

Распространенной формой мудрости в Месопотамии была басня60. Этот жанр был особо популярен у шумеров и использовался ими при написании диалогов-споров. В басне животные и растения наделяются человеческой речью. Исследователи выделяют несколько типов басен. Один тип отражает соревнование, другой включает в качестве действующих лиц человека или божество (в Библии этому примерно соответствует история о валаамовой ослице (Числ.22:21-35) или об искушении от змея (Быт.3)), третий – соотносит действия и поступки представителей природного мира с действиями и поступками людей (ср.: Суд.9:8-15 и 4Цар.14:9)61.

Особое место в литературе Древней Месопотамии занимала тема зла, страданий невинного, праведного человека. Размышления на эту тему породили, по мнению Й.Вейнберга62, два типа сочинений – теодицею и сочинения о «невинном страдальце». Основой этих размышлений была убежденность в том, что благой, справедливый всемогущий Бог намеренно допускает зло и несправедливость для проверки богобоязненности и порядочности человека. В теодицее главным субъектом действия является Бог, в сочинениях второго типа – человек, невинный страдалец.

Древнейшим сочинением о невинном страдальце считается шумерская поэма «Человек и его бог», созданная на рубеже III-II тыс. до Р.Х. Текст этой поэмы, насчитывающий 139 строк, найденный в Ниппуре, хранится в музее Пенсильванского Университета и Музее Древнего Востока в Стамбуле. В поэме представлен богатый, мудрый и благочестивый человек, имеющий много родни и друзей. Однажды этот человек поражается болезнями и напастями. В тяжелых обстоятельствах он обращается к своему личному богу с мольбой. Бог услышал молитву и избавил страдальца от всех несчастий. По мнению С.Н.Крамера, переводчика этой поэмы, «основная мысль поэмы заключается в том, что среди страданий и горестей, какими бы несправедливыми они не казались человеку, у него остается лишь один разумный выход: постоянно восхвалять своего Бога, взывать к нему, плача и стеная, пока он сам не захочет благосклонно внять мольбам несчастного»63.

В основе этого произведения лежит молитва страдальца. Современный российский шумеролог В.В.Емельянов обращает внимание на то, что молитва, индивидуальное обращение человека к божеству, нехарактерна для шумерской словесности64. Необычным, по его же мнению, является в этом памятнике и обращение человека к абстрактному божеству, имя которого не обозначено65.

Памятник дает образец правильного поведения человека в страдании. Однако вопрос о причине страдания в тексте практически не поднимается. Есть только намек на то, что человек не чист перед богом с момента своего рождения: «Они изрекают, бесстрашные мудрецы, слово истинное и прямое: ни одно дитя не рождается от женщины беспорочным, … беспорочного подростка не бывало на свете»66.

От старовавилонской эпохи до нас дошел текст поэмы «Муж со стенаньем» (список XVIII в. до Р.Х.). В нем содержится молитва невинного страдальца и ответ бога на нее («Вел ты себя как муж; сердце твое зла не творило! Кончились годы, исполнились дни наказанья!»)67. Новым в этой поэме является то, что человек пытается выяснить причину своего страдания, исповедуя свою праведность («Прегрешенья, что сделал, не знаю»). Причина, цель страданий человека остается под покровом тайны. Воля бога, испытывавшего праведного человека, для самого человека сокрыта. Но поведение человека в тяжелой ситуации представляется как образец.

Средневавилонская поэма о невинном страдальце «Владыку мудрости хочу я восславить»68 (ок. XIII в. до Р.Х.) представляет собой дальнейшее развитие темы невинного страдальца. Главный герой поэмы – Шубши-мешре-Шаккан, влиятельный вельможа при дворе вавилонского царя. На вельможу, который уверен в своей невинности, обрушиваются несчастья. Он теряет богатство, место в обществе, расположения царя и окружающих. Ситуацию осложняют и физические страдания, болезни. В конце поэмы Мардук приносит ему прощение. По мнению Й.Вейнберга, существенными инновациями этого памятника являются обозначение страдальца именем, утверждение героем своей невиновности, признание несправедливости страданий невиновного, признание непознаваемости замысла божества, признание невнимания части богов к мольбам страдальца69.

Еще больше напоминает библейскую Книгу Иова аккадская поэма «Мудрый муж, постой, я хочу рассказать тебе»70, которую обычно называют «Вавилонской теодицеей». Поэма написана в первой половине XI в. до Р.Х. Ее автор – вавилонский жрец-заклинатель Эсагилкиниуббиб. Начальные клинописные знаки строк этой поэмы образуют акростих: «Я – Эсагилкиниуббиб, заклинатель, чтущий бога и царя»71. Поэма имеет форму диалога между Страдальцем и утешающим его Другом. Эта литературная форма сближает данный памятник с библейской книгой.

Бедствия Страдальца начались еще с раннего детства, когда он познал участь сироты и нищету. В памятнике ставится проблема всеобщности несправедливости. Несчастья постигают чаще благочестивых людей, недоумевает Страдалец, который не решается прямо обвинить богов в несправедливости. В ответ на это Друг говорит о непознаваемости намерений богов, о необходимости всегда просить у богов прощения и милосердия. Однако слова Друга не удовлетворяют Страдальца. Поставленная проблема остается в тексте поэмы не решенной. Этим данный памятник отличается от подобных себе текстов, а также от Библии, где праведный Иов смиряется перед Богом, познав Бога в Откровении.

В Х табличке «Эпоса о Гильгамеше» («О все видавшем») имеется отрывок, который перекликается с целым рядом произведений мудрости. В поисках бессмертия после смерти Энкиду Гильгамеш находит Сидури, хозяйку богов. Сидури сказала Гильгамешу: «Куда ты стремишься? Жизни, что ищешь, не найдешь ты! Боги, когда создавали человека, — смерть они определили человеку, жизнь в своих руках удержали. Ты же, Гильгамеш, насыщай желудок, днем и ночью да будешь ты весел, праздник справляй ежедневно, днем и ночью играй и пляши ты! Светлы да будут твои одежды, волосы чисты, водой омывайся, гляди, как дитя твою руку держит, своими объятиями радуй подругу — только в этом дело человека!»72. Эти слова повторяются в Еккл.9:7-9.

«Разговор господина с рабом» («Раб, повинуйся мне») часто называют «Диалогом о пессимизме». Произведение это дошло в пяти копиях, древнейшая из которых относится к VII в. до Р.Х. Сам же текст восходит к Х в.73. Содержание этого памятника получает самую различную оценку74. Его автора признают то вольнодумцем и атеистом, то религиозным человеком. Сравнивают его и с греческими софистами. По словам Р.Скотта, в произведении дается «забавная и полуюмористическая трактовка двусмысленности жизни», подчеркивается двусмысленность морали, и смерть провозглашается единственной ценностью75.

Произведение состоит из 11 фрагментов, в каждом из которых господин высказывает два противоположных желания, которые одобряет раб с равной степенью убедительности.

В.В.Емельянов считает, что правильнее перевести название этого произведения как «Раб, соглашайся со мной», поскольку в этом диалоге-парадоксе нет спорящих, а есть два собеседника, формально согласных друг с другом76. Он же считает, что в этом диалоге на самом деле поднимается вопрос не о смысле жизни, а о том, что есть благо для человека. Вследствие этого В.В.Емельянов называет это произведение «Диалог о благе»77. По его мнению, в сочинении представлен конфликт воли и рассудка. Господин обладает волевым порывом и жаждой действия. Однако он не в состоянии осмыслить последствия своего действия. Раб выступает в роли рассудка и орудия действий господина. Раб приводит господина к мысли, что благо заключается в отсутствии действия. А поскольку каждое действие имеет свое небесное МЕ и эквивалентно бытию, то отсутствие действия ведет к смерти. Так что благо заключается в небытии, в смерти. Такое отрицание действия возникло, по мнению В.В.Емельянова, в конкретных исторических обстоятельствах, к началу I тыс., когда месопотамская цивилизация столкнулась с большими трудностями, испытаниями, преодолеть которые ритуальные действия не помогали. В это время, как замечает данный исследователь, «молодой мир уходил из сферы внешнего действия, дающего пользу телу, в сферу внутреннего познания, спасающего душу. Вероятно, Вавилон был слишком стар для такого радикализма, поэтому тут воздержание от действия и недоверие к ритуалу были восприняты как отказ человека от личного бытия… Рассудок и душа оказались непосильны вавилонскому человеку»78.

Этот памятник напоминает тексты о невинном страдальце, Вавилонскую теодицею, а также эпос о Гильгамеше. В эпосе роль Господина выполняет Гильгамеш, а роль Раба – Энкиду. По мнению В.В.Емельянова, «Разговор господина с рабом» был намеренно уподоблен знаменитому эпосу, чтобы выразить новую систему ценностей, столкнуть старое представление о благе бессмертия, которое можно получить через ряд позитивных действий, с новым представлением о благе небытия, отрицающем всякое действие79.

Напоминает это произведение и египетский памятник «Беседа разочарованного со своей душой», и библейскую Книгу Екклесиаста. Однако в Книге Екклесиаста нет призыва к небытию.

К первому, традиционалистскому, охранительному направлению литературы мудрых в Древней Месопотамии можно отнести «Книгу Ахиахара Премудрого». Произведение содержит собрание мудрых речений Ахиахара, хранителя печати Ассирийских царей Синнахериба и Ассур-Аддина, обращенных в качестве поучения к усыновленному Ахиахаром племяннику Надаву. Об «Ахиахаре и Надаве, племяннике его», приглашенных по случаю исцеления Товита и женитьбы Товии, упоминается в книге Товита (Тов.11:17). Фрагменты древнейшей версии книги сохранились в арамейском папирусе конца V в. до Р.Х., найденном в Египте на о. Элефантина. Полностью сохранилась древняя сирийская версия. Текст восходит к ассирийской эпохе.

Ряд речений этой книги напоминает некоторые выражения из библейской книги Притчей Соломоновых. Приведем только один пример, напоминающий Притч.13:24 – «Сын мой, не уставай наказывать дитя твое; наказание дитя¬ти – как удобрение сада, как завязывание кошеля, как обузда¬ние скотины и как затвор на воротах. Сын мой, оторви сына твоего от зла, чтобы уготовать себе покой в старости твоей; поучай его и наказывай его, пока он юн, понудь его слушать повелений твоих, чтобы немного после он не стал вопить и восставать на тебя» (3:29-31)80.

Исходя из всего вышесказанного становится очевидным, что библейская литература мудрых является органичной частью ближневосточной литературы мудрых. Вместе с тем, она же является и органичной частью библейской литературы, частью Священного Писания. Следовательно, библейские книги мудрецов должны обладать определенным своеобразием.

4. Библейская литература мудрости и ее своеобразие. Книга Притчей Соломоновых.

Книга Притчей Соломоновых – это собрание сборников мудрых изречений, составленных различными авторами в разное время. Книга в ее современном виде – это, скорее всего, результат работы древнего послепленного редактора. Различные исследователи выделяют разное количество частей этой книги – от семи до девяти. Если учитывать надписания, заголовки в масоретском тексте, то книга имеет семь частей. Это три сборника притчей Соломона (самые объемные в книге, каждый – более 100 стихов), три сборника слов различных лиц (Агура, Лемуила и безымянных мудрецов) и отрывок из 12 стихов, приписываемый в тексте неким мудрецам. Текст книги в Септуагинте длиннее масоретского примерно на 130 стихов, имеет дополнения, пропуски и перестановки.

Хотя Книга Притчей и является сборником, однако она обладает определенным композиционным и идейным единством81. После первой части книги, остальные части образуют параллельную конструкцию: притчи-слова-слова / притчи’-слова’-слова’. Первая и седьмая части создают своеобразное обрамление книги, поскольку объединены темой добродетельной женщины: в первой части в образе женщины выступает Премудрость, в седьмой – воспевается добродетельная жена.

Датировка книги является предметом постоянных дискуссий82. Основная часть Книги Притчей (10-29 главы) была создана в допленный период. 1-9 главы часто датируют V в. до Р.Х. Время создания двух последних глав едва ли возможно определить. Окончательное редактирование книги могло происходить в IV-III в. до Р.Х.

Уже сам текст книги свидетельствует о том, что мудрость Древнего Израиля напоялась мудростью других ближневосточных народов, поскольку содержит слова массаитов — Агура и Лемуила. Исследователи находят общие черты между данным текстом и древними памятниками межнациональной школы мудрости, начиная с произведений древних шумеров («Поучения из Шуруппака», «Беседы отца с сыном» (XVIII в. до Р.Х.)). Однако шумерские памятники, отделенные от времени воздания Книги Притчей тысячелетием, едва ли могли оказать на нее непосредственное влияние. Имеются и другие литературные памятники, близкие к Книге Притчей не только по содержанию, но по времени создания. Отметим литературные параллели на фоне анализа содержания самой Книги Притчей.

Пролог – первые девять глав – начинается словами: «Притчи Соломона, сына Давидова, царя Израильского». В нем постоянно, через каждые 10-12 стихов, звучит обращение к читающему – «Слушай, сын мой», «Сын мой». Это придает данной части некоторую целостность. В первой части находятся и две речи персонифицированной Премудрости Божией (1:20-33, 8:1-36). Этой Премудрости, взывающей к людям у ворот при входе в город, противопоставляется безрассудная шумливая, глупая и ничего не знающая женщина, зазывающая проходящих дорогою (9:13-18).

Пролог напоминает древнеегипетские наставления, а также «Советы сыну», найденные в Древнем Угарите. А персонифицированная Премудрость (особенно в ее второй речи в 8 главе) очень напоминает древнеегипетскую богиню Маат, Правду-Порядок-Истину.

Вторая глава представляет собой алфавитный акростих и состоит из 22 стихов. Отрывок 6:16-19 составлен с использованием литературного приема, ставшего известным благодаря расшифровке текстов Древнего Угарита, который называют ступенчатым параллелизмом.

Древнейшей частью считается второй сборник, который имеет надписание «Притчи Соломона» (10:1 – 22:16) и включает в себя 375 речений, кратких афоризмов, состоящих, как правило, из двух стихов, расположенных в тематическом порядке. Притчи в этой части написаны в форме поэтического параллелизма и не отличаются ярко выраженной систематичностью. Вероятно, именно о таких, притчах, мудрых речениях Соломона говорится в Третьей Книге Царств: «И изрек он три тысячи притчей» (3Цар.4:32).

Третий сборник (22:17 – 24:22) начинается словами «Приклони ухо твое и слушай слова мудрых». Отрывок этого сборника 22:17 – 23:11 представляет собой перевод отдельных мест из памятника древнеегипетской литературы «Поучение Аменемопе».

Иногда в этом отрывке встречается очень близкий пересказ «Поучения Аменемопе». «Приклони ухо твое и слушай слова мудрых и сердце твое обрати к моему знанию» (Притч.22:17) — «Приклони ухо, прислушайся к сказанному, обрати свое сердце, чтобы понять это» (Поучение Аменемопе 1:9)83.

«Не дружись с гневливым и не сообщайся с человеком вспыльчивым, чтобы не научиться путям его и не навлечь петли на душу твою» (Притч.22:24-25) — «Не братайся со вспыльчивым, не приближайся к нему для разговора… пусть он не завлечет тебя и не набросит петля на тебя» (Поучение Аменемопе 11:13,18)84.

«Не сиди в харчевне в компании того, кто выше тебя… дружи с тем, кто тебе ровня… От вежливых речей человек не обеднеет, (он получит) больше, чем богатство того, чья речь груба», — говорится в 26 главе Поучения85. Подобно тому, как в Поучении противопоставляются доброта и сострадание богатству грубого человека, в Книге Притчей подчеркивается бренность материальных ценностей: «Когда сядешь вкушать пищу с властелином, то тщательно наблюдай, что перед тобою… Не прельщайся лакомыми яствами его; это – обманчивая пища. Не заботься о том, чтобы нажить богатство; оставь такие мысли твои. Устремишь глаза твои на него, и – его уже нет, потому что оно сделает себе крылья и, как орел, улетит в небо» (22:1,3-5). Данный отрывок также, несомненно, перекликается со словами из Поучения: «Не тщись найти выгоду, чтобы обеспечить свои потребности. Если ты приобрел богатство грабежом, они не проведут и ночи с тобой; на рассвете они уже вне дома твоего, их место можно узреть, но их уже нет… они сделали себе крылья, как гуси, и улетели к небу» (Поучение Аменемопе 9:14-19, 10:4)86.

Всего в Поучении Аменемопе 30 глав. В последней из них говорится: «Пред тобой тридцать глав! Они радуют, они наставляют, они – всем книгам книга, они поучают незнающего, если их читают несведущему, благодаря им он просвещается»87. Этот отрывок может прояснить смысл перекликающихся с ним строк из Книги Притчей Соломоновых: «Не писал ли я тебе тридцать в совете и наставлении, чтобы научить тебя точным словам истины, дабы ты мог передавать слова истины посылающим тебя?» (22:20-21). Заметим только, что в синодальном переводе вместо слова «тридцать» стоит «трижды».

Вряд ли можно отрицать связь между этими двумя произведениями древней восточной литературы. Но эта связь никак не может подорвать авторитет Священного Писания. Для укрепления этого авторитета даже нет необходимости утверждать, что еврейский текст предшествовал египетскому (это едва ли возможно) или искать некий общий первичный семитский источник (какой едва ли мог существовать). Достаточно только обратить внимание на само использование египетского текста в еврейском сборнике притчей.

Боговдохновенный составитель Книги Притчей Соломоновых адаптировал чужеземный памятник, выбрав для своего перевода из 30 глав Поучения всего 16 речений. Этот выбор, конечно, не имел случайный характер, а производился в соответствии с библейскими, религиозными ценностями. Отмечая это обстоятельство, современный еврейский библеист Й.Вейнберг обращает внимание на то, что древнееврейский переводчик опускал те речения, в которых древнеегипетские божества выступали как структурный компонент содержания, или где отражены специфически древнеегипетские религиозно-этические представления88. Также он замечает, что переводчик часто допускал отклонения от оригинала. Эти отклонения бывают двух видов.

Во-первых, в еврейском тексте появляются дополнения, представляющие собой обоснование, объяснение той или иной рекомендации. Например, египетское «Остерегайся нарушать межи полей…» (Поучение Аменемопе 7:10) приобретает дополнение – «потому что Защитник их силен; Он вступится в дело их с тобою» (Притч.23:11).

Во-вторых, для еврейского текста характерна конкретизация, замена красочных образов оригинала более четкими понятиями, что отличает данную книгу не только от ближневосточной литературы, но и от других библейских книг. Так образные слова египетского памятника «Его сердце развращено желудком, поглощенный тобой кусок хлеба слишком большой и ты его изрыгнешь…» (Поучение Аменемопе 11:7) трансформируются в обращение «Не вкушай пищи у человека завистливого и не прельщайся лакомыми яствами его… сердце его не с тобой» (Притч.23:6-7)89.

Четвертый сборник (24:23-34) начинается словами «Сказано также мудрыми…» и содержит наставления, относящиеся к судебным делам, а также наставления против лености. Возможно, это фрагмент более объемного несохранившегося сочинения.

Пятый сборник (25-29), имеющий наряду со вторым древнее происхождение, начинается так: «И это притчи Соломона, которые собрали мужи Езекии, царя иудейского». Он включает в себя 127 отдельных речений, имеющих отношение к правильному поведению царя и к правильному отношению простого человека к царю. Они, как и второй сборник, написаны с использованием поэтического параллелизма.

Шестой сборник (30 глава) содержит «Слова Агура, сына Иаккеева». В еврейском тексте автор слов назван еще и массаитом. Сборник включает в себя два раздела – исповедальный и дидактический. В первом автор признает себя невеждой, а во втором учит правильным человеческим взаимоотношениям.

Особый интерес в этом сборнике представляют так называемые числовые притчи, в которых использован уже встречавшийся прежде (6:16-19) ступенчатый паралеллизм. О том, что особенностью библейской поэзии является параллелизм, было известно еще со времен открытия, совершенного в 1753 г. англиканским епископом Робертом Лоутом. Однако именно благодаря изучению угаритской поэзии стал известен такой вид параллелизма, как ступенчатый параллелизм90. В этом параллелизме используется число как художественный фактор, элемент симметрии и гармонии, усиливающий тему:

«Две жертвы ненавидит Ваал, / три он, восседающий на облаках»;

«Пусть исчезнет Ваал на семь лет, / на восемь, он, восседающий на облаках»91.

В упомянутых выше числовых притчах ступенчатый паралеллизм встречается 4 раза. «Вот три ненасытимых, и четыре, которые не скажут : «довольно!» (30:15). «Три вещи непостижимы для меня, и четырех я не понимаю» (30:18). «От трех трясется земля, четырех она не может носить» (30:21). Вот трое имеют стройную походку, и четверо стройно выступают» (30:29).

Ступенчатый паралеллизм встречается и в книге пророка Амоса: «За три преступления Дамаска и за четыре не пощажу его» (Амос 1:3).

Седьмой сборник (31 глава) включает в себя «Слова Лемуила царя. Наставление, которое преподала ему мать его». В еврейском тексте он также назван массаитом. Этно-топоним масса, упоминаемый в двух сборниках, не еврейского происхождения. Имя Масса упоминается в родословии Измаила в Быт.25:14 среди топонимов Северной Аравии. Вполне возможно предположение, что данные сборники связаны своим происхождением с литературой мудрости северо-западного семитского этно-языкового ареала, тем более что между ними и угаритскими эпосами об Акхате, Бале и Анате есть общие черты, включая и применение ступенчатого параллелизма92.

К седьмому сборнику присоединяется так называемая алфавитная поэма, восхваляющая добродетельную жену. Поэма представляет собой акростих, составляющий еврейский алфавит.

Книга Притчей Соломоновых относится к первому направлению литературы мудрых, отражающему традиционную дидактику. Поучения, призывы этой книги основаны на убеждении в существовании взаимосвязи между определенным человеческим действием и результатом этого действия. Если человек творит добро, то в этой жизни ему будет сопутствовать успех.

Повторим еще раз. Книга не упоминает Исход, Завет, храм, жертвы, праздники, книга включает даже нееврейские тексты. Но – и это очень важно помнить — мудрость, о которой говорит эта книга, не является мудростью светской, нерелигиозной. Книга Притчей Соломоновых не случайно вошла в Священное Писание, в Божественное Откровение. Эта книга открывает особый путь познания Бога. Эта книга говорит о Божественном Откровении, но это не Откровение-сверху, не Откровение, которое пришло непосредственно от Бога на Синайской горе, а Откровение-снизу, истоком которого является наблюдение за миром, за жизнью человека и человеческого общества.

Долгосрочное изучение мира и человека показывает, что мир и человек имеют глубинную причастность к Богу посредством мудрости. Мир создан мудро, отражает Божественную Мудрость. Исток человеческой мудрости – в Мудрости Божественной. Поэтому начало человеческой мудрости – страх Господень, т.е. доверие, а не страх перед возмездием, наказанием. Чтобы стать мудрым, т.е. получить благополучие, нужно следовать Мудрости, которая изначально была с Богом.

Необходимо также отметить, что Книга Притчей Соломоновых не ограничена только Откровением-снизу. В ней имеется учение о Премудрости Божией, которое в Новом Завете и в христианской экзегетической традиции опознается как учение о Сыне Божием. И хотя Исход, Завет, Закон-Тора в Книге Премудрости явно не упоминаются, они явно подразумеваются. Они скрыты в призывах соблюдать справедливость, в имени Соломона, которое естественным образом напоминает историю Израиля, в таком имени Бога как Яхве, имени, данном в Откровении-сверху.

5. Книга Екклесиаста и Книга Иова.

Ко второму, отрицательному направлению литературы мудрости в Библии относятся Книга Екклесиаста и Книга Иова.

Книга Екклесиаста – произведение, об авторе которого не перестают спорить. Среди ее возможных творцов называют Соломона, Екклесиаста (Кохелета), Гиркана (сына Иосифа, из древнего и влиятельного иудейского рода Тобиадов (III в. до Р.Х.)), Зоровавеля. Ясно только то, что автор книги – открытый к внешнему миру горожанин, человек, проживший большую жизнь, вкусивший и испытавший многое, человек образованный, хорошо знающий священные тексты. Книга, по мнению разных исследователей, могла быть написана или в Х в.93, или в эпоху с VI по III в. до Р.Х.94, или в период с 250 по 190 г.95 В пользу написания книги, например, в персидский период говорит язык книги — древнееврейский язык времени перехода от классического к позднему языку Талмуда. В тексте встречается несколько персидских слов, имеются арамейские слова и арамеизмы в орфографии и фонетике, морфологии и синтаксисе.

Что касается самого слова «екклесиаст»/«кохелет», то его переводят или как проповедник, т.е. говорящий в собрании, или как член народного собрания, или как собиратель пословиц, или как собиратель кружка слушателей.

Книга Екклесиаста – одна из самых малых по объему библейских книг мудрости. Но эта небольшая по объему книга создает большие проблемы при попытке определить ее структуру, композицию. Одни исследователи считают, что в книге вообще невозможно найти идейное единство, общий план, что она является собранием разрозненных суждений, другие – усматривают композиционное единство в первых двух или трех главах, третьи – делают попытки выявить композиционное единство во всей книге96.

Интересной представляется так называемая «теория цитат», которая допускает структурную целостность всей книги. Согласно этой теории, Книга Екклесиаста содержит своеобразный критический диалог, последовательно цитируя противоположные точки зрения. В центре книги — обсуждение вопроса о человеческом счастье, о его содержании, условиях, различном понимании счастья. Заканчивается книга призывом к радости и активной деятельности97.

Оригинальный взгляд на структуру Книги Екклесиаста предлагает Й.Вейнберг98. По мнению этого еврейского библеиста, структура этой книги, созданной в середине I тыс. до Р.Х., в эпоху перехода от мифологического мышления (где доминирует абсолютная истина) к научно-критическому мышлению (где признается значимость относительной истины), имеет сходство с критическим методом Сократа с его двумя компонентами – иронией и майевтикой. Согласно методу Сократа, на первом этапе необходимо критически проверять истинность традиционных представлений (среди которых много ошибочных). Эта проверка происходит посредством иронии, т.е. системы продуманных вопросов, ставящих под сомнение или опровергающих общепризнанные взгляды. На втором этапе, посредством майевтики, после проверки традиционных представлений, через продвижение от простых истин к более сложным достигается подлинное знание. В соответствии с таким предположением композиция книги выглядит следующим образом.

Первый блок – 1 глава – определяет основную тему рассуждений. Второй блок – 2-6 главы – содержит критическую оценку традиционных взглядов, что напоминает иронию. Третий блок – с 7 главы по 12 главу 8 стих – включает положительные выводы, постепенно восходящие от одной истины к другой, что напоминает майевтику. Вывод содержится в 9-14 стихах 12 главы.

Предположение Й.Вейнберга выглядит на первый взгляд достаточно убедительным. Однако детальный анализ выделенных им блоков показывает, что во втором блоке встречаются высказывания, которые было бы логичнее отнести к третьему, а в третьем – те, которые больше соответствуют общему критическому настроению второго блока.

Некоторой кажущейся хаотичности содержания книги соответствует и стилевая хаотичность. В книге имеются и прозаические, и поэтические отрывки сменяются поэтическими, речи от первого лица соседствуют с обращениями во втором лице, монологи сменяются диалогами, автобиографические элементы смешиваются с притчами

Так же, как проблематично определить структуру книги, непросто выявить ее основное идейное содержание, ее послание. Эту книгу называли и скептической, и богобоязненной, и парализующе пессимистичной, и радостно оптимистичной. В ней видели и проповедь гедонизма, и блуждание разума и души человека в поисках ответов на вопросы, на которые невозможно дать ответ.

Книга показывает мимолетность, даже бесцельность существования человека и всех его земных устремлений. Любое удовольствие, счастье кратковременно, исход жизни любого человека, так же как и конец существования любого животного, один – смерть. Человек в книге – это не представитель какой-то культуры, какого-то народа, это просто человек как творение Божие, наделенное эмоциями и разумом. В окружающей человека изменчивости постоянны только природа (в своем движении) и Бог, для обозначения Которого используется имя Элогим.

В книге подвергается критике многие традиционные библейские представления и ценности. Автор ее сомневается в возложенной Богом на человека обязанности трудиться (Еккл.2:11), в связи между праведностью и успехом в жизни, в превосходстве человека над животными (Еккл.3:19-20). Однако автор книги все равно любит мир с его удовольствиями, ценит жизнь, дает ряд практических советов и периодически призывает следовать заветам Бога. В книге много библейских цитат из Пятикнижия, исторических и пророческих книг.

Исследователи находят в этой книге влияние древнегреческой философии – Гераклита, Аристотеля, софистов, эпикурейцев. Очевидна также связь этой книги с уже упоминавшимися выше древними ближневосточными памятниками. Например, слова Екклесиаста «Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению… Итак иди, ешь с весельем хлеб твой, и пей в радости сердца вино твое, когда Бог благоволит к делам твоим. Да будут во всякое время одежды твои светлы, и да не оскудевает елей на голове твоей. Наслаждайся жизнью с женою, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей, и которую дал тебе Бог под солнцем на все суетные дни твои; потому что это — доля твоя в жизни и в трудах твоих, какими ты трудишься под солнцем» (Еккл.9:5-9) явно перекликаются с египетской «Песнью арфиста»: «Владыки покоятся в пирамидах, знать и жрецы – в гробницах… И уж никто не придет оттуда и не расскажет, что с ними… Пусть же сердце твое веселится, пусть позабудет о смерти! Не думай о дне своего погребенья, следуй велениям сердца! Ты еще жив! Умастись же миррой! Оденься в тонкие ткани!.. Все желания твои исполни!»99. С отрывком Еккл 9:7-9 почти совпадают и цитированные выше слова хозяйки богов Сидури, обращенные к Гильгамешу. Интересно, что в Израиле были обнаружены фрагменты эпоса о Гильгамеше. Но если «Песнь арфиста» и слова Сидури ставят своей целью просто освободить человека от тягостных дум о смерти, то библейская книга этим не ограничивается. Имеется сходство между Книгой Екклесиаста и египетским «Поучением Онхшешонхи».

Напоминает Книга Екклесиаст и месопотамский «Разговор господина с рабом», где также подчеркивается относительность признанных представлений и норм поведения (послушание царю, любовь к женщине и создание семьи, совершение жертв). Однако, по мнению Й.Вейнберга, между этими двумя произведениями имеется расхождение на уровне мировоззренческом: для автора «Разговора» скептически-отрицательное отношение к традиционным ценностям и нормам является основной задачей сочинения, а для автора Книги Екклесиаста – «это лишь средство и предпосылка для выявления подлинных истин и ценностей»100. Но какие ценности и истины выявляет эта книга? Думается, что книга содержит не просто призыв во что бы то ни стало бояться Бога и исполнять Его заповеди.

На наш взгляд, для христиан значимость этой книги определяется тем, что она подготавливала верных Яхве к принятию Новозаветного Откровения. Новозаветное Откровение содержит ответ на те вопросы, которые остались в этой книге без ответа.

Кажется, что не случайно сложно определить композицию книги. Хаотичность книги – сродни тому хаосу, к которому приводит мятущаяся человеческая мудрость, оторванная от Бога, от верного ориентира. Ее основное содержание – это, может быть, рассуждения человека, опирающегося только на свою собственную мудрость. Книга представляет ограниченность мудрости человеческой, изолированной от истока этой мудрости – Бога. Без Бога мир, человек, все происходящее с миром и человеком лишается всякого смысла. В мире царит несправедливость, страдают праведники, а всех людей в итоге ждет только смерть.

Автор книги периодически призывает своих читателей быть верным Богу и его заповедям, таким призывом книга и заканчивается. Этот призыв – призыв верующего сердца, но он едва ли удовлетворяет беспокойный пытливый человеческий ум. Ведь совершенно не ясно, зачем человеку нужна эта верность, не ясно, что уготовал Бог любящим Его. Решение этой проблемы дает новозаветное Откровение.

Книга Екклесиаста рождает жажду бессмертия, жажду справедливости, жажду Царства Божия, в котором царят жизнь, мир и правда. Об этом Царстве четко и внятно будет сказано только в Новом Завете. Об утолении жажды этого Царства скажет Иисус Христос: «Блаженны алчущие и жаждущие правды; ибо они насытятся» (Мф.5:6). Так что, провозглашая относительную ценность всего внешнего, Книга Екклесиаста подготавливала человека к принятию более возвышенного христианского Откровения о Небесном Царстве и духовных благах.

В основе Книги Иова лежит уже знакомый нам по месопотамским сказаниям сюжет о страдающем праведнике. Тема страданий невинного человека поднимается и в угаритском эпосе о Данниилу и Акхите. Герой этого эпоса — царь Данниилу («Эл судья мой», или «Эл судит меня»), справедливый и благочестивый правитель. Но Данниилу был несчастлив, он не имел наследника. После того, как этот правитель принес жертвы богам, к нему пришел бог Балу, сообщив о будущем рождении сына, Акхита. Однако богиня-воительница Анату убивает Акхита. Страдающий Данниилу не смирился с потерей сына. В конце сказания боги воскрешают Акхита101. В Книге Пророка Иезекииля упоминаются три праведника: Ной, Даниил и Иов (14:14,20). После открытий в Угарите большинство библеистов считает, что пророк Иезекииль имеет в виду не библейского пророка Даниила, а героя угаритского эпоса.

Образ страдающего праведника не является для Библии редкостью. Невинными страдальцами можно считать и Авраама (которому Бог не давал детей и которого после появления долгожданного первенца Бог попросил принести этого первенца в жертву), и проданного в рабство в Египет Иосифа, и пророка Иеремию. О страдающих праведниках рассказывают и псалмы, и пророчества Исайи.

Поиски автора Книги Иова едва ли могут привести к убедительному результату. Среди ее авторов в разное время назывались безымянные арамеянин, араб, идумеянин, нахорит, живший в Аравии или Египте еврей, Моисей, Соломон, Иеремия. Предположения о времени написания книги также разнообразны. Ее считают и самой древней книги Библии, и самой поздней библейской книгой. Однако большинство склонно относить время написания книги к послепленному периоду. Проблемы, над которыми размышлял автор Книги Иова, также как и автор Книги Екклесиаста, отвечают общей атмосфере послепленного периода, когда страдающему еврейскому народу требовалось утешение, объяснение того, почему Бог допустил разрушение храма, Иерусалима со стороны язычников, почему народ Бога страдает, а не знающие Бога народы процветают.

Книга Иова, в отличие от произведения Екклесиаста, имеет совершенно четкую композицию. Пролог (1-2 главы) и эпилог книги (7-17 стихи 42 главы), написанные прозой, обрамляют серию диалогов и монологов, написанных поэтическим языком. В прологе рассказывается о том, как после двукратного обращения Сатаны, Бог решает испытать верность, праведность Иова. Иова постигают беды. Жена Иова предлагает похулить Бога и умереть. Но Иов только благословляет Бога. Характерно, что жена – единственный персонаж, не обозначенный именем собственным. Она имеет простое обозначение – ишша, что наталкивает на сравнение ее с Евой, искушавшей Адама, которая в рассказе Бытия также названа просто ишша102. В отличие от Адама, Иов проявляет стойкость. К страдальцу приходят три друга, чтобы сетовать с ним и утешать его. В эпилоге Бог осуждает речи трех друзей, содержащиеся в поэтической части, прощает этих друзей. Бог возвращает Иову все его потери и благословляет его.

Поэтическая часть книги Иова также отличается ясной структурой. После монолога Иова (3 глава) начинается три серии диалогов. В каждой серии имеется речь одного из друзей Иова и ответ Иова на каждую из этих речей. Друзья высказывают традиционные представления о том, что страдания – это наказания. Иов протестует против такого взгляда и исповедует свою невиновность. Слова друзей приносят не утешение, а раздражение. Иов и друзья начинают сердиться друг на друга. Речи друзей постепенно становятся более краткими, словно истощаются. В третьем диалоге у третьего друга, видимо, вообще не находится слов. Содержание всех трех диалогов приблизительно одинаково. Меняется разве что степень отчуждения Иова от своих друзей103. В большом монологе 29-31 главы Иов, еще раз говоря о своей невиновности, высказывает желание услышать ответ Вседержителя. И Бог отвечает Иову, но перед этим впервые появляется и выступает четвертый друг Иова, молодой Елиуй. Елиуй произносит четыре речи, в которых упрекает и Иова, и его друзей. Елиуй основной акцент делает не на причину постигшего несчастья, а на цель, которую преследует Бог, посылая человеку несчастья. В конце выступает Сам Бог, Который показывает Свое величие и тайну Своих действий.

Если для критиков гомогенности Книги Екклесиаста важным аргументом является отсутствие в книге композиции, то для критиков гомогенности Книги Иова четкая композиция книги помогает расчленить книгу на пласты, созданные в разное время. Мы оставим в стороне все дискуссии о происхождении книги, этапах ее формирования, историчности содержания. Для нас это библейское произведение важно как единое целое, транслирующее определенные идеи.

Отдельно стоит упомянуть только о предположении, связывающем структуру книги со структурой древнегреческой драмы. Впервые предположение о том, что Книга Иова – это драма, написанная по образцу древнегреческой трагедии, высказал современник и друг Иоанна Златоуста Феодор Мопсуестийский. Сторонники такого взгляда с некоторой натяжкой выделяют в Книге Иова части, соответствующие построению древнегреческой драмы: пролог (1-2 главы), первый цикл диалогов (3-31 главы), второй цикл диалогов (32-37 главы), третий цикл диалогов (с 38 главы по 6 стих 42 главы) и эпилог104.

Книга Иова отчасти учит тому же, чему учат и подобные ей древние месопотамские произведения – правильному поведению человека в страдании. В тяжелых обстоятельствах человек должен сохранять веру в Бога, доверие Богу и верность Ему. Это первый урок, который дает эта книга. Жалобы, сетования Иова, которые он произносит в своих речах не выходят за рамки его верности Богу.

Второй урок касается признания того, что страдания не всегда являются средством наказания. Они могут быть средством испытания человека, как это видно из первых двух глав. Это испытание способно возвысить человека, еще больше приблизив его к Богу. Бог испытывает веру Иова, как испытывал верность Адама и Авраама. Но испытание Иова – испытание страданием. Страдания, посылаемые человеку Богом, могут служить каким-то высшим интересам. Проблема связи страдания и наказания будет поднята и в Новом Завете, в рассказе об исцелении Иисусом Христом слепорожденного. На вопрос учеников о причине слепоты этого человека, Христос сказал, что причиной не является ни грех этого человека, ни грех его родителей. Но это было для того, чтобы на этом человеке «явились дела Божии» (Ин.9:3). Подобным образом и страдания безгрешного Христа были нужны для исполнения Божественного замысла о спасении человечества. Что касается родственной проблемы – благоденствия грешников, то она также скрыта тайной замысла Бога. Но сами грешники не сокрыты от Бога. Новозаветное Откровение несколько сняло остроту этой проблемы учением о Страшном Суде и Царстве Божием. В самой же книге Иова проблема страданий праведников и благоденствия грешников получает разрешение в указании на величие Бога и тайну Его замысла, что для человеческого разума выглядит не очень убедительно.

Наконец, третий урок этой книги, вероятно, самый важный урок, – это признание того, что подлинная мудрость должна проявляться в постоянном поиске Бога, поиске общения с Ним.

При внимательном чтении книги поражает то, что ни в словах Елиуя, ни в словах Бога не звучит ничего принципиально нового по сравнению с содержанием речей друзей Иова. Речи Иова отличаются от речей его друзей главным образом тем, что Иов отрицает обыденный взгляд на страдания как на наказание. С тем, что страдания не всегда являются наказанием согласен, кажется, и Елиуй. Все участники описываемых в книги событий исповедуют величие Божие, Его превосходство над человеком и всем творением. Характерно, что Бог в своей речи повторяет идеи, которые звучали как в устах Иова, так и в устах его друзей. Более того, в речи Бога нет упоминания о проблеме связи страдания с проступками. Тогда почему друзья Иова осуждаются? Только ли за то, что они являлись сторонниками представления о связи между поведением человека и его успехом в жизни, представления, неоднократно повторяемого в книгах Закона?

Друзья Иова говорят верные вещи. Они, кажется, мудры. Они совершенно справедливо спрашивают Иова: «Что знаешь ты, чего бы не знали мы? Что разумеешь ты, чего не было бы и у нас?» (Иов.14:9). Друзья Иова, как и Иов знают о неизмеримом величии Бога и о человеческом ничтожестве и нечистоте, но при всем своем знании о Боге, они дистанцированы от Него. Они мудры, но их мудрость не делает их ближе к Богу. Они говорят правильные вещи о Боге, но ищет Бога, общения с Богом только Иов. Иов ищет близости с Богом, хочет видеть и слышать Его. Потребность этой близости вызывается страданием Иова. Жажда Бога ярко выражается им в начале 23 главы. И страдания, в конце концов, открывают Иову возможность живого общения с живым Богом. Бог обращается к Иову. Он произносит речь, идейное содержание которой и так известно Иову и его друзьям. После этого Иов отрекается и раскаивается в прахе и пепле.

Очевидно, что Иова убеждают не слова, не логика рассуждений Бога, все его вопросы снимаются самим фактом созерцания Бога: «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя» (Иов.41:5). Бог с легкостью прощает друзей Иова, потому, что они говорят, в общем, правильные вещи, но их теоретическое знание о Боге бесплодно, в них нет жажды близости к Богу. Христианская Церковь с особым вниманием относилась к словам Иова, в которых эта жажда выразилась наиболее полным образом: «А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию; и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого увидят Его. Истаевает сердце мое в груди моей!» (Иов.19:25-27). В полноте возможность утоления такой жажды Бога появилась с момента Боговоплощения.

В данной статье мы ограничились только тремя, каноническими библейскими книгами мудрости. Анализ этих книг свидетельствует не только о их родстве с межнациональной литературой мудрых Древнего Ближнего Востока, но также о своеобразии библейской мудрости. Книга Притчей Соломоновых говорит о том, что мир и человеческая мудрость имеют своим истоком Мудрость Божественную. Книга Екклесиаста показывает, что человеческая мудрость без Бога в дальней перспективе совершенно бесполезна, она может обеспечить временное благополучие, но и она сама, и это временное благополучие обессмысливаются на пороге смерти. Эта книга рождает жажду вечной жизни. Книга Иова убеждает, что обладание мудростью, теоретическим знанием о Боге без живого устремления к Богу, без жажды богообщения является совершенно бесполезным. Наконец, все эти книги подготавливали к принятию новозаветного откровения, учения о Сыне Божием как Премудрости Божией, принятию Боговоплощения, учения о Страшном Суде, вечной жизни и Царстве Небесном.

ССЫЛКИ

1 Об особенностях древней ближневосточной литературы мудрости см.: Вейнберг, И.П. Человек в культуре Древнего Ближнего Востока. М.,1986. С.171-172.
2 Обзор истории еврейской мудрости в эпоху Ветхого Завета см.: Скотт, Р.Б.Й. Традиция и литература мудрости // Библейские исследования. Сборник статей. Выпуск 1. М.,1997. С.627-646.
3 Там же. С.615.
4 Вейнберг, И.П. Человек в культуре Древнего Ближнего Востока. С.172.
5 Аверинцев, С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.,1977. С.190.
6 Скотт, Р.Б.Й. Традиция и литература мудрости // Библейские исследования. С.616.
7 Адо, П. Что такое античная философия? М.,1999. С. 32-36.
8 Ценгер, Э. Книги Премудрости // Введение в Ветхий Завет. Под редакцией Э.Ценгера. М.,2008. С.431.
9 Приводимые сведения о четырех литературных формах мудрости заимствуются из: Ценгер, Э. Книги Премудрости // Введение в Ветхий Завет. Под ред. Э.Ценгера. С.435-437.
10 О понятийном аппарате Книги Притчей Соломоновых см.: Вейнберг, Й. Введение в Танах. Писания. Иерусалим-М.,2005. С. 62-75.
11 Там же. С.75
12 Ассман, Я. Египет. Теология и благочестие ранней цивилизации. М.,1999. С.254.
13 См., например: Аверинцев, С. Литература «Премудрости»: нормативная дидактика и протест против нее // История всемирной литературы: В 8 томах. Т.1. М.,1983. С.290-299.
14 Ассман, Я. Египет. Теология и благочестие ранней цивилизации. С.19.
15 Бадж, Э.А.У. Египетская книга мертвых. СПб.,2008. С.360.
16 Текст заклинания приводится в кн.: Ассман, Я. Египет. Теология и благочестие ранней цивилизации. С.266-272.
17 Цит. по: Ассман, Я. Египет. Теология и благочестие ранней цивилизации. С.268-269.
18 Там же. С.271-272.
19 Бадж, Э.А.У. Египетская книга мертвых. С.356.
20 Тураев, Б.А. Египетская литература // Брестед, Д., Тураев, Б. История Древнего Египта. Т.2. Мн.,2002. С.258.
21 Поучение гераклеопольского царя своему сыну Мерикара / Перевод Рубинштейн Р.И. // Хрестоматия по истории Древнего Востока. Под ред. М.А.Коростовцева. М.,1980. Ч.1. С.32.
22 Там же.
23 Там же.
24 Там же. С.35.
25 Там же. С.31.
26 См.: Тураев, Б.А. Египетская литература // Брестед, Д., Тураев, Б. История Древнего Египта. С.259-263.
27 Там же. С.260.
28 Там же. С.361.
29 Скотт, Р.Б.Й. Традиция и литература мудрости // Библейские исследования. С.651.
30 Примеры см.: Там же. С.652-653.
31 Окончание сказки сохранилось плохо и допускает несколько трактовок. См. комментарии в кн.: Сказки и повести Древнего Египта. Л.: Наука,1979. С.217-218.
32 Тураев, Б.А. Египетская литература // Брестед, Д., Тураев, Б. История Древнего Египта. С.255.
33 Красноречивый крестьянин // Древний Египет. Сказания. Притчи. М.,2000. С.97.
34 Там же. С.87-88.
35 Песнь арфиста // Древний Египет. Сказания. Притчи. С.393.
36 Беседа разочарованного со своей душой // Древний Египет. Сказания. Притчи. С.398-399.
37 Там же. С.399-400.
38 Там же. С.402.
39 Там же. С.405.
40 Там же. С.405.
41 Тураев, Б.А. Египетская литература // Брестед, Д., Тураев, Б. История Древнего Египта. С.251.
42 Там же.
43 Ассман, Я. Египет. Теология и благочестие ранней цивилизации. С.255.
44 Речения Ипусера / пер. В.В.Струве. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://biblicalstudies.ru/Lib/Epigraph/1.html. Дата доступа: 25.08.2009.
45 Там же.
46 Ассман, Я. Египет. Теология и благочестие ранней цивилизации. С.256.
47 Речения Ипусера. [Электронный ресурс].
48 Ассман, Я. Египет. Теология и благочестие ранней цивилизации. С.259.
49 Поучение гераклеопольского царя своему сыну Мерикара / Перевод Рубинштейн Р.И. // Хрестоматия по истории Древнего Востока. Ч.1. С.35.
50 Ассман, Я. Египет. Теология и благочестие ранней цивилизации. С.259.
51 Поучение гераклеопольского царя своему сыну Мерикара / Перевод Рубинштейн Р.И. // Хрестоматия по истории Древнего Востока. Ч.1. С.35.
52 Ассман, Я. Египет. Теология и благочестие ранней цивилизации. С.261, 263.
53 Емельянов, В.В. Ритуал в Древней Месопотамии. СПб.,2003. С.34-35.
54 Анализ мифа «Инанна и Энки», рассказывающего о похищении МЕ Инанной см.: Емельянов, В.В. Древний Шумер. Очерки культуры. СПб.,2001. С.232-243.
55 О дидактической шумерской литературе, шумерской литературе мудрости см.: Крамер, С. Шумеры. Первая цивилизация на земле. М.,2002. С.242-250. Крамер, С.Н. История начинается в Шумере. М.,1965. С.136-168. Емельянов, В.В. Древний Шумер. Очерки культуры. С.211-213.
56 Крамер, С. Шумеры. Первая цивилизация на земле. С.249.
57 Крамер, С.Н. История начинается в Шумере. С.142.
58 Крамер, С. Шумеры. Первая цивилизация на земле. С.248.
59 Цит по: Там же. С.248-249.
60 См.: Крамер, С.Н. История начинается в Шумере. С.149-156.
61 Скотт, Р.Б.Й. Традиция и литература мудрости // Библейские исследования. С.656.
62 Вейнберг, Й. Введение в Танах. Писания. С.96.
63 Крамер, С.Н. История начинается в Шумере. С.137.
64 Емельянов, В.В. Древний Шумер. Очерки культуры. С.245.
65 Там же.
66 Цит. по: Крамер С.Н. История начинается в Шумере. С.140.
67 «Муж со стенаньем…». Старовавилонская поэма о невинном страдальце / Перевод И.Клочкова // Когда Анну сотворил небо. Литература древней Месопотамии. М.,2000.249-250.
68 «Владыку мудрости хочу я восславить…». Из средневавилонской поэмы о Невинном страдальце / Перевод В.Афанасьевой// Когда Анну сотворил небо. Литература древней Месопотамии. С.251-254.
69 Вейнберг, Й. Введение в Танах. Писания. С.98.
70 Перевод поэмы, осуществленный И.Клочковым, см.: Хрестоматия по истории Древнего Востока. Ч.1. С.186-190. Когда Анну сотворил небо. Литература древней Месопотамии. С.277-285.
71 Когда Анну сотворил небо. Литература древней Месопотамии. С.415.
72 «О все видавшем». Со слов Син-Лике-Уннинни, заклинателя. Эпос о Гильгамеше // Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии. С.188-189.
73 Якобсон, В. «Раб, повинуйся мне!…». Разговор господина с рабом // Когда Анну сотворил небо. Литература древней Месопотамии. С.395-396.
74 См.: Емельянов, В.В. Ритуал в Древней Месопотамии. С.180.
75 Скотт, Р.Б.Й. Традиция и литература мудрости // Библейские исследования. С.659.
76 Емельянов, В.В. Ритуал в Древней Месопотамии. С.180.
77 Там же. С.181.
78 Там же. С.185.
79 Там же. С.187.
80 Книга Ахиахара Премудрого. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://biblia.org.ua/apokrif/apocryph3/book_ahiahars.shtml.htm. Дата доступа: 25.08.2009.
81 О композиции книги см.: Швинхорст-Шенбергер, Л. Книга Притчей // Введение в Ветхий Завет. Под ред. Э.Ценгера. С.485-487.
82 О проблеме датировки см.: Там же. С.490-492.
83 Вейнберг, Й. Введение в Танах. Писания. С.62. См. также: Скотт, Р.Б.Й. Традиция и литература мудрости // Библейские исследования. С.651.
84 Цит. по: Коростовцев, М.А. Религия Древнего Египта. СПб.,2000. С.391.
85 Цит. по: Гордон, С.Г. Забытые письмена. Открытие и дешифровка. СПб.,2002. С.233-234.
86 Цит. по: Коростовцев, М.А. Религия Древнего Египта. С.391.
87 Цит. по: Гордон, С.Г. Забытые письмена. Открытие и дешифровка. С.234.
88 Вейнберг, Й. Введение в Танах. Писания. С.61.
89 Там же. С.62.
90 Соджин Дж.А. Долитературная стадия библейской традиции. Жанры // Библейские исследования. М.,1997. С.90.
91 Цит. по: Гальбиати Э. и Пьяцца А. Трудные страницы Библии. Ветхий Завет. М.,1995. С.50-51.
92 Вейнберг Й. Введение в Танах. Писания. С.60.
93 Юнгеров, П.А. Введение в Ветхий Завет. Книга 2.Частное историко-критическое введение в Священные ветхозаветные книги. М.,2003. С.242-249.
94 Вейнберг, Й. Введение в Танах. Писания. С.198-202.
95 Швинхорст-Шенбергер, Л. Книга Экклезиаста (Кохелет) // Введение в Ветхий Завет. Под ред. Э.Ценгера. С.502.
96 Обзор различных подходов в определении композиции книги см.: Швинхорст-Шенбергер, Л. Книга Экклезиаста (Кохелет) // Введение в Ветхий Завет. Под ред. Э.Ценгера. С.496-498. Вейнберг, Й. Введение в Танах. Писания. С.178.
97 Швинхорст-Шенбергер, Л. Книга Экклезиаста (Кохелет) // Введение в Ветхий Завет. Под ред. Э.Ценгера. С.497.
98 Вейнберг, Й. Введение в Танах. Писания. С.179-181.
99 Песнь арфиста // Древний Египет. Сказания. Притчи. С.392-393.
100 Вейнберг, Й. Введение в Танах. Писания. С.197.
101 Сказание о Данниилу и Акхите // Циркин, Ю. Мифы Финикии и Угарита. М.,2000. С.125-133.
102 Вейнберг, Й. Введение в Танах. Писания. С.106-107.
103 Швинхорст-Шенбергер, Л. Книга Иова // Введение в Ветхий Завет. Под ред. Э.Ценгера. С.442.
104 Вейнберг, Й. Введение в Танах. Писания. С.102.

Мудрецы востока а эбрахими торкаман — Документ

Дагестанский государственный университет

Центр иранистики факультета востоковедения ДГУ

Мудрецы Востока

А. Эбрахими Торкаман

Махачкала, 2009

УДК

ББК

ISBN

Издается по решению ученого совета факультета востоковедения ДГУ

Редактор: Мамед-заде Н.Г.-А.

Книга предназначена для широкого круга читателей

Введение

До прихода ислама регион Среднего Востока представлял собой колыбель великих мировых цивилизаций, а после распространения этой религии, в результате слияния древней культуры этой земли с мусульманским вероисповеданием Средний Восток превратился в центр науки, философии, литературы, религии и культуры исламского мира. Ученые и мудрецы Востока внесли огромный и ценный вклад в развитие мировой науки и культуры, а сделанные ими открытия до сих пор помогают в развитии современной научной и философской мысли.

Рукописное наследие и культурно-исторические памятники свидетельствуют о величии цивилизации и культуры этого региона. Составной и неотъемлемой частью этой цивилизации является персоязычная литература, обогатившая сокровищницу мировой литературы такими вечными произведениями, как «Шах-наме» Фердоуси, «Гулестан» Саади, «Рубаийат» Омара Хайяма, «Пятерица» Низами и др.

Кроме этого на персидском языке писали свои труды крупные ученые-медики, философы, мыслители, математики, историки, астрономы, богословы, юристы, суфии и шейхи. Среди них такие знаменитые личности, как Абу Рейхан Бируни, Мухаммед ибн Закария Рази, Абу Али ибн Сина, Абу Наср Фараби, Мухаммед ибн Муса Хорезми, Абу-л-Фазл Бейхаки, Мухаммед Бухари, Байазид Бистами, Абу Саид Абу-л-Хайр и многие другие.

Меняются времена, проходят столетия, меняются общественно-политические формации, ценности, однако свет трудов этих великих гениев мысли никогда не померкнет, а ценность их творений — не обесценится.

Изменения, произошедшие в мире за последние десятилетия, в несколько раз повысили интерес российского читателя и исследователей нашей страны к изучению творческой биографии и произведений персоязычных авторов. Учитывая интерес к данной тематике, издание книги «Мудрецы Востока» является большим шагом к изучению и ознакомлению с культурным наследием Востока, в частности Ирана. В сборнике представлены биографические материалы о тридцати ученых, поэтах, историках и суфиях Востока, творивших свои произведения на персидском языке.

В завершении хочу поблагодарить автора книги доктора Абузара Эбрахими Торкамана за его кропотливую работу по подбору материала и составлению данной книги, а также отметить, что книга издается Центром иранистики факультета востоковедения ДГУ, работа которого направлена на развитие иранистики в Дагестане.

Проф. Магомедов А.Р.,

декан факультета востоковедения ДГУ

БАЙАЗИД БИСТАМИ

ДАТА И МЕСТО РОЖДЕНИЯ, СЕМЬЯ

Байазид Вистами — знаменитый суфий и отшельник (захид) — был известен как святой и крупный представитель ирфана и суфизма.

Известный суфий Джунайд Багдади сказал о нем: «Байазид среди нас подобен Джебраилу среди ангелов». Его место и положение среди суфиев и арифов можно понять по прозвищу, которое ему дали. Арифы называют его «султан ул-арифин» т.е. «султан арифов» и «Фазел Бистами», т.е. «ученый Бистами».

О жизни Байазида Бистами отсутствуют подробные сведения. Это может быть по той причине, что были в истории люди — тезки, биографические сведения которых смешивались с сообщениями из биографии Байазида Бистами. Авторы обычно, чтобы отличить от других, называли его «Байазид-е акбар» т.е. «самый великий Байазид».

Имя Байазида было Тайфур, а имя отца-Иса. Байазид-сокращенная форма от Аба Йазид. Он родился примерно в 99/717-18 или 100/718-19, или 101/719-20 году. Местом его рождения был квартал/местность/ Муаййидан в городе Бистам, который находится в шести километрах от современного Шахруда в Иране. Бистам в то время был последним городом Хорасана, который отделял эту обширную область от области Кумес (нынешний Семнан, центр одного из останов в Иране). Он происходил из известной семьи. Деда его называли Сорушан, он был зороастрийцем и в последние годы правления Сасанидов был правителем области Кумес. Он считался одним из знатных и уважаемых людей той области. После завоевания мусульманами этих областей в конце VII века Сорушан стал мусульманином, и его семья также приняла ислам. Иса, отец Байазида, был сыном Сорушана.

В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

Байазид с детства думал и размышлял об откровениях /чудесах/ творения и символах Всевышнего. В молодости он изучал Коран и религиозные положения. Однако спустя некоторое время начал изучать ирфан и откровения истины. Получив разрешение от матери, которую он сильно уважал, начал путешествовать в поиске истины. Поехал в Сирию (Шам), где долгие годы изучал в этих краях ирфан и суфизм. На этом пути он выбрал для себя многочисленных учителей и путеводителей, от каждого из них что-то слышал и чему-то учился. Затем отправился в Медину и поступил на службу имаму Джафар Садику.

НА СЛУЖБЕ У ИМАМА ДЖАФАР САДИКА

Имам Джафар Садик в те времена вел в Медине занятия, и многочисленные любители науки присутствовали на его занятиях. Байазид Вистами кроме учебы у имама Джафар Садика, стал работать у него в доме водоносом. Рассказывают, что имам Садик называл его «Тайфур Сака» и «Байазид Сака». После долгих лет учебы у имама Садика, которая, по мнению некоторых, продлилась до тридцати лет, имам понял, что Байазид смог открыть истину. Поэтому он разрешил ему возвратиться в Бистам и начать там напутствовать людей. Рассказывают, что имам Садик подарил ему свою джуббу (джубба — широкая верхняя одежда) и вместе с ним отправил своего сына Мухаммеда, чтобы он помог ему. Таким образом, Байазид отправился в родной город Бистам.

Некоторые считают неверными сведения об учебе и службе Байазида у имама Джафар Садика. Однако большинство историков, религиозных ученых указали на это и считали Байазида шиитом ввиду того, что он учился и работал у имама Джафар Садика. Мухаммед ибн Мунаввар в книге «Асрар ут-тоухид фи макамат иш-шейх Аби Саид» рассказывает:

«Байазид — был мюридом и водоносом Джафар Садика (да помилует его Аллах!), и он называл его «Байазид Сака». Байазид был последователем толка Джафара — имама семейства Мустафы».

ВОЗВРАЩЕНИЕ В БИСТАМ

Байазид вместе с Мухаммедом, сыном имама Садика приехал в Бистам. Однако вскоре Мухаммед скончался в этом городе и был там же похоронен. Ныне его могила находится в городе, поблизости от могилы Байазида.

Возможно, примерно в эти годы Байазид женился на Хурра (Азаде), и от нее родился сын, который, как говорят, умер еще при жизни отца.

У Байазида в Бистаме был масджид (мечеть) и ханках, и, несмотря на то, что большую часть своего времени он проводил в уединении, мудрецы и известные суфии приезжали в Бистам, чтобы встретиться с ним. Байазид пользовался большим уважением среди простого народа и даже среди немусульман города. Рассказывают, что его соседом был зороастриец. Однажды вечером, когда родителей не было дома, ребенок встал, испугался темноты и начал плакать. Байазид взял лампу и держал ее у окна соседнего дома, чтобы ребенок успокоился. Когда муж и жена пришли домой и увидели, что случилось, они оставили свою религию и приняли ислам.

Несмотря на это, необыкновенные речи, которые произносил Байазид, постепенно создавали для него трудности. Некоторые из арифов и суфиев произносят такие речи, которые называют «шатхийпат» (‘»экстатические изречения»). В суфийской терминологии «шатх» обозначает речь, которую говорят в состоянии восторга, радости и страсти победы над внутренним миром. Подобные речи, не имеющие ничего общего с разумом и понятием лицемеров, на протяжении истории создавали трудности для таких арифов и суфиев и даже стали причиной смерти некоторых из них. Байазид тоже говорил такую речь. Однажды он сказал: «Я разбивал свой шатер на небесах Всевышнего». Другой раз сказал: «Преславен я, преславен я, сколь велик мой сан!».

Как пишет Аттар Нишапури: «Лицемеры не могли терпеть его слова. Он сам говорил людям: «Если я скрываю свое истинное состояние от вас, то вы начинаете упрекать меня, если вам открываюсь, вы не можете терпеть меня». По этой причине некоторые факихи /законоведы/ выступали против него. Один из ярых противников Байазида был Давуд Захири. Наконец, факихи подстрекнули своих последователей, чтобы они выгнали Байазида из города. Аттар Нишапури рассказывает: «Семь раз его выгоняли из города. Шейх спросил: «Почему меня выгоняете?» Сказали: «Ты плохой человек». Шейх сказал: «А кто в городе лучше, чтобы можно было сравнить меня с ним?».

Несмотря на необычные высказывания Байазида и на странные поступки, приписываемые ему, которые суфии называли чудом, Байазид придерживался религиозных положений. Он говорил: «Если увидите кого-то, летающего в небе, не удивляйтесь. Только тогда можете удивляться, когда увидите, что он действует на основании религиозных правил и оставляет то, что запрещено религией».

От Байазида дошло до наших дней около пятисот экстатических изречений, которые в свое время собрал его ученик (мюрид) и племянник Абу Муса. Вместе с тем Абу Муса говорил: «Я уношу с собой в могилу четыреста изречений Байазида, так как не вижу человека, достойного выслушать их».

Изречения Байазида собраны в книге «Ан-нур мин калимати Аби-т-Тапфур»? автором которой является Абу-л-Фазл Мухаммед ибн Али Сохлги. Некоторые из этих изречений отражены в произведениях персидских поэтов, в том числе Аттара Нишапури и Моулави. На основании некоторых его изречений они сочинили стихотворения. Кроме того, Аттар многие из этих изречений привел в «Тазкират ул-оулипа».

Байазид имел талант поэта, и ему приписывают некоторые стихотворения, в том числе и эти два четверостишия (рубай):

О любовь! Ты убила арифа и простых людей,

В результате страсти к тебе потеряли свое доброе имя.

Страсть твоих багровых губ вынес на улицу

Из кельи (соумаа) Байазида Бистами!

* * * * *

Если хочешь стать ближе к богу, будь приветливым,

До и после (встречи) с народом скажи добрые слова.

Хочешь быть верным обещаниям, как утро?!

Будь, как солнце, со всеми одинаковым!

СМЕРТЬ

Байазид, кроме нескольких паломничеств и коротких путешествий, никуда больше не ездил и до конца жизни оставался в Бистаме.

Он скончался около 184/800-01 года, когда ему было примерно восемьдесят лет. Его похоронили в центре города, рядом с базаром и могилой Мухаммеда, сына имама Джафар Садика. Мавзолей Байазида с первых дней стал местом паломничества простых и знатных людей. Абу-л-Хасан Харакани и Абу Сайд посетили мавзолей Байазида. Во времена ильханов, которые правили с 654/1256-57 года до 750/1349-50 года, во многих областях Ирана обращали большое внимание на мавзолей Байазида Бистами и Мухаммед ибн Джафар Садика. За это время не только провели реставрационные работы, но и построили рядом новые здания. Среди них выделяются келья и мечеть Байазида, которые были построены на месте прежней мечети и ханкаха Байазида.

ПОСЛЕДОВАТЕЛИ

У Байазида Бистами среди суфиев было много последователей. Через одно-два столетия появилась группа суфиев, которые продолжали его учение, считали себя относящимися к нему и называли себя «тайфурипе».

Учение этой группы отличается от учений таких великих арифов, как Джунайд и Шибли Багдади и даже ходжа Абдаллах Ансари.

МУХАММЕД ИБН МУСА ХОРЕЗМИ

ДАТА И МЕСТО РОЖДЕНИЯ

Великий астроном и географ Мухаммед, сын Муса ибн Шакир, известный как Мухаммед ибн Муса Хорезми, родился около 180/797-98 года в Хорезме.

О раннем периоде жизни Хорезми у нас нет никаких сведений. Однако он, по-видимому, провел свое детство и юношество в родных местах, где и учился. В молодости его внимание так же, как и других жаждущих знаний и науки, привлек Багдад который в то время был столицей государства аббасидов и крупным центром науки. В этом городе проживало много людей из восточного Ирана, так как между аббасидами и иранцами, особенно хорасанцами сложились хорошие отношения.

Хорезми также оставил родные места и отправился в Багдад. Дата прибытия его в Багдад совпадает со временем правления Мамуна Аббаси, который управлял исламским миром в течение двадцати лет, т.е. с 198/813-14 года по 218/833-34 год.

ХОРЕЗМИ В БАГДАДЕ

В это время в столице аббасидов был важный и известный центр науки, который называли «Байт ул-хикма» («Дом науки»). «Байт ул-хикма» был местом сбора известных ученых, писателей, переводчиков исламского мира. Этот центр имел очень большую научную библиотеку, где было собрано большое количество научных произведений греков, иранцев, индийцев, и ученые постоянно пользовались услугами этой библиотеки.

Большинство из книг было переведено на арабский язык такими известными переводчиками, как Хунайн ибн Исхак и его сын Исхак ибн Хунайн, Сабет ибн Кара, и многими другими. Хорезми также несмотря на молодость доказал свое величие в науке и ходил в «Байт ул-хикма». Кроме общения с видными учеными и участия в научных собраниях, которые проводились здесь, он пользовался огромной библиотекой. Он начал переводить некоторые книги, имеющиеся в этой библиотеке. Хорезми специализировался в различных отраслях науки, но в первую очередь он был известен как математик, астроном и географ.

ИЗВЕСТНЫЙ АСТРОНОМ

Хорезми является одним из замечательных астрономов в истории исламской цивилизации. Емупринадлежат важные исследования и научные труды по астрономии. В то время усилилось внимание к наукам о звездах и исследованиям о небесных телах. Поэтому вблизи Багдада была построена обсерватория, которая была известна как «обсерватория Шамасие». Эту обсерваторию можно считать первой обсерваторией в истории ислама.

Хорезми начал работать в этой обсерватории и некоторое время был руководителем астрономов. Он знал доисламскую астрономию Ирана.

Хорезми соединил эти сведения со сведениями индийской и греческой астрономии, которые были собраны в исламских научных центрах.

Таким образом, он проделал большую работу в плане формирования исламской астрономии. Одним из важных трудов, написанных Хорезми по астрономии, была подготовка известной таблицы «Зидж» (астрономической таблицы), которая прославилась под названием «Синд хинд сагир». Значение этой астрономической таблицы необходимо объяснить более подробно:

В 155/771-72 году группа индийских ученых приехала в Багдад, чтобы обучать мусульман некоторым наукам и помочь мусульманским переводчикам переводить индийские книги. Эта группа привезла с собой книгу под названием «Сидхант» («Правильная книга о науке астрономии»).

Аббасидский халиф приказал перевести эту книгу на арабский язык. Ученый по имени Ибрахим ибн Хабиб Фазази взялся за это дело и перевел книгу.

Однако скоро арабы изменили слово «Сидхант» на «Синдхинд», в котором было название страны, где была написана эта книга. Книга «Синдхинд», имеющая астрономические таблицы, стала полезным пособием для астрономов. Однако через полвека, во времена правления Мамуна, Хорезми сократил и дополнил эту книгу. Он добавил в текст «Синдхинд» сведения об иранской и индийской астрономии, а также написал «Предисловие» об астрономии. Таким образом, он создал книгу, которую называли «Зидж-е Хорезми». Для того чтобы не перепутать эту книгу с «Зидж-е Фазази», «Зидж-е Фазази» называли «Синдхинд кабир» («Большой Синдхинд»), а «Зидж-е Хорезми» — «Синдхинд Сагир» («Маленький Синдхинд»). «Синдхинд кабир» в отличие от «Синдхинд сагир» написан на основании только индийской астрономии, а «Синдхинд сагир» включает в себя иранские, греческие, индийские сведения по астрономии и поэтому этот труд считался более полным, чем «Зидж-е Фазази». Через некоторое время Хорезми пересмотрел книгу «Синдхинд сагир» и написал заново. Новый труд Хорезми также был использован астрономами при астрономических расчетах. Ряд видных исламских ученых, в том числе известный философ и астроном Иакуб ибн Исхак Кинди, знаменитый математик и географ Абу Рейхан Бируни, а также такие ученые, как Масламе ибн Ахмед Маджрити (Маджрит — город в Испании, который ныне называется Мадрид), написали о нем книги и трактаты.

Книга «Синдхинд сагир» была использована мусульманскими астрономами до XVII века. К сожалению, полный текст этой книги потерян, остались лишь некоторые ее части.

Другим научным трудом Хорезми была карта небесных светил и звезд, составленная по просьбе Мамуна.

Хорезми также написал книги о способе расчетов и использовании астрономических инструментов. Он написал две книги об астролябии, важнейшем астрономическом инструменте того времени, которые по праву считаются инструкцией по использованию.

Хорезми после Мамуна также смог сохранить свою репутацию видного астронома в столице аббасидов.

Известный историк Мухаммед ибн Джарир Табари рассказывает случай, показывающий известность Хорезми как астронома в научном центре исламского мира того времени:

«Васиг сказал, чтобы позвали астрологов. И среди приглашенных были и Хасан ибн Сахл и Фазл ибн Исхак Хашими и Исмаил ибн Ноубахт, и Мухаммед ибн Муса Хорезми… В основном были люди, которые знали астрономию. Затем изучили его болезнь, его звезду, дату рождения и сказали: «Долго будет жить», и будущее его определили 50 лет. Однако не прошло и десяти дней, и он скончался».

Конечно, можно предположить, что астрологи хотели поднять дух правителя, который был еще очень молодым. Поэтому такое неправильное предсказание, которое не имеет связи с научными законами, нельзя представлять как подтверждение малообразованности этой группы, в том числе и Хорезми.

ИЗВЕСТНЫЙ МАТЕМАТИК

Хорезми, несомненно, является одним из известных математиков в истории этой науки. В то же время Хорезми был одним из самых первых авторов книг по арифметике и алгебре в истории ислама. Можно даже сказать, что он самый древний математик исламского мира, произведения которого дошли и до наших дней. «Книга о сложении и вычитании» Хорезми — это первая книга о счете, которую мусульмане написали с индийскими цифрами. И знакомство европейцев с этой наукой произошла также через перевод этой книги. Перевод книги Хорезми, которая по латыни называется «Liber Algorismi» («Книга Хорезми»), продолжает свое влияние на эту науку и до наших дней. Слова «Алгоритм» и «Алгорисм» являются видоизмененной формой имени Хорезми, и, конечно, нельзя их путать со словом «логарифм».

До XIII века милади, общепринятый счет с индийскими цифрами, носил вышеуказанные названия. Эти термины и в настоящее время употребляются в значении «особый способ счета в решении особых видов математических задач», как дифференциальный логарифм и употребляется в европейских языках в значении «счет» и «расчет».

Хорезми был первым человеком, который подверг исследованию алгебру отдельно от геометрии и ввел доказанные законы для этой отрасли математики. Его знаменитая книга называется «Алгебра и мукабала», она переведена на европейские языки.

Это самая древняя книга по математике в исламской цивилизации, которая дошла и до наших дней. Она не только стала причиной образования алгебры как отдельной отрасли математики среди мусульман, но и ее латинский перевод также стал точкой начала этой науки в европейских странах. Слово «джабр» в европейских языках (Algebre-Algebra), без сомнения, взято из названия книги Хорезми «Алгебра и мукабала». Эта книга в течение многих столетий служила основным источником научных исследований для европейцев в этой области, и об этой книге написаны многочисленные труды.

Хорезми в мире математики выступал с многочисленными инициативами. Он упорядочил и решил уравнения первой и второй степени и разработал способ нахождения ответа таким уравнением. Он также обратил внимание на тот факт, что уравнения второй степени имеют два ответа.

ИСКУСНЫЙ ГЕОГРАФ

Хорезми перевел на арабский язык известную книгу «География Птолемея», греческий или сирийский текст которой находился в библиотеке «Дома науки».

Однако в процессе перевода он добавил свои сведения. Таким образом, он написал книгу, известную под названием «Сурат ул-ард» («Книга картины земли»‘). Эта книга имеет таблицы с указанием географической долготы и широты городов, гор, рек и т.д. Книга «Сурат ул-ард» Хорезми занимает особое место в исламской географической науке, и некоторые компетентные авторы считали ее основой формирования этой науки среди мусульман.

В одной из известнейших научных работ, завершенных во время правления Мамуна, по его указанию была определена долгота одного градуса меридиана, которая была вычислена группой известных ученых с такой точностью, что даже совпадает с современными расчетами. Хорезми также был среди этих ученых.

В списке произведений Хорезми называется еще одна книга по истории, которая не дошла до наших дней. Рассказывают, что, по-видимому, всеобщая история и повествование в этой книге начинались со времен Александра Македонского и продолжались до времен Хорезми. Если эта книга действительно написана Хорезми, то можно констатировать, что он был одним из первых историков, написавший общую историю в исламском мире.

Хорезми — крупный ученый, которого многие авторы представили как самого значительного ученого своего времени, который сыграл большую роль не только в истории ислама, но и в истории мировой науки. Авторы разделили историю исламской науки на девять периодов, в которой второй период известен как «период Хорезми».

СКОРОПОСТИЖНАЯ СМЕРТЬ

У нас нет сведений о точной дате смерти Хорезми, так же как и о точной дате его рождения. Несмотря на это, можно сказать, что умер он после 232/846-47 года, так как в этом году Васиг позвал к себе астрологов, в том числе и Хорезми. Некоторые считают годом его смерти 232/846-47 год, а некоторые-236/850-51 год. Если это так, то Хорезми относится к тем ученым, которые жили недолго. В тот год ему было 55 лет. Если бы он прожил дольше, то написал бы другие труды и сделал бы много других открытий.

ИМАМ МУХАММЕД БУХАРИ

ДАТА РОЖДЕНИЯ И ДЕТСТВО

Мухаммед, сын Исмаил ибн Ибрахима, прославившийся как имам Бухари, является знаменитым рассказчиком хадисов суннитского толка и автором книги хадисов «Ал-джаме ус-сахих» («Сборник достоверных хадисов»), известной как «Сахих-е Бухари». Он родился в 194/810-11 году в одном из селений Бухары и поэтому прославился как Бухари.

Город Бухара, ныне находящийся в Узбекистане, в то время был одним из городов обширного Хорасана. Семейство Бухари до принятия ислама было зороастрийским.

После завоевания Хорасана мусульманами его дед с помощью правителя Бухары принял ислам. Дед Бухари был богатым человеком и одним из авторитетных рассказчиков хадисов. Бухари в детстве потерял отца. Но благодаря большому богатству, оставленному отцом, а также воспитанию матери он не попал в трудное положение. Самым важным событием его детства была болезнь глаз и потеря зрения. Однако благодаря лечению врачей и уходу матери он выздоровел и стал зрячим.

НАЧАЛО УЧЕБЫ

Бухари с помощью матери начал учиться с раннего детства. Когда ему было десять лет, он стал изучать хадисы. Заучивание и запоминание хадисов требовало очень хорошей памяти, которой обладал Бухари. Поэтому он скоро достиг больших успехов в этой науке. Когда ему было одиннадцать лет, он однажды на уроке исправил ошибку учителя в одном хадисе, в результате чего получил похвалу. Этот случай поднял его авторитет среди соучеников. Он до такой степени превосходил своих соучеников, что они свои хадисы исправляли на основании его замечаний.

ПУТЕШЕСТВИЕ РАДИ ЗНАНИЙ

Бухари было шестнадцать лет, когда вместе с матерью и братом он отправился в паломничество в Мекку. Бухари после паломничества остался в Хиджазе для заучивания и запоминания хадисов и проявлял больше старания в учебе. Ему было восемнадцать лет, когда он написал свою первую книгу. После нескольких лет проживания в Хиджазе с целью совершенствования своих знаний он начал путешествовать и побывал во многих городах исламского мира, начиная с Хорасана до Ирака, Египта и Сирии. Во время этих путешествий он участвовал в собраниях-маджлисах видных рассказчиков хадиса и последовательно изучал хадис. По его утверждению, он участвовал в маджлисах более одной тысячи рассказчиков хадиса, среди которых можно назвать имена таких видных ученых, как имам Ахмед ибн Ханбал, руководитель группы ханбалитского толка, и Яхья ибн Моин.

Отличие восточной и западной философии

Поговорим о том, чем отличается восточная философия от западной. С какими трудностями мы сталкиваемся при ее изучении? 👇

Традиционное понятие «восточная философия» объединяет три большие философии: индийскую, китайскую и исламскую.

❇️😔 Восточная философия игнорировалась на западе. Переводы восточных философов стали популярными в Европе лишь в 19 веке, но тогда их изучали не в рамках философии, а как отдельные культурные феномены.
 
🗣 «Индусы не способны придерживаться определений предмета, устанавливаемых рассудком, так как для этого нужна рефлексия», — эта цитата Гегеля помогает понять отношение к востоку. Гегель считал, что у индусов нет рефлексии, а это значит, что они неспособны к философии.
 
❇️👑 Европейская цивилизация долгое время жила в идее европоцентризма. Все восточное считалось хуже, потому что для европейской цивилизации характерна идея прогресса, которая совсем несвойственна востоку. 👇
 
➡️ Европейская философия устремлено смотрит в будущее: для нее большое значение имеет накопительный эффект знаний.

⬅️ Восточной философии ближе понятие кристаллизации знаний. В поисках идеала восточные философы мечтательно смотрят в прошлое и пытаются найти утраченное сокровище знаний у древних мудрецов.

📈 До появления цивилизационного подхода в европейской культуре была распространена идея о том, что все государства одинаково проходят определенные стадии развития: предыдущие стадии всегда хуже, чем следующие.

🎎 Согласно этой идее, если Китай по производственным силам не достиг уровня Англии, это значит, что он хуже.

❇️🔎 Западные исследователи всегда проводят параллели между востоком и западом: например, говорят об «исламском Аристотеле» и «индийских эпикурейцах». Такие сравнения не всегда помогают понять восточную философию, потому что она фундаментально отличается от западной.

❇️✨ Восточная философия находится на грани разных областей духовной культуры. Ее сложнее отделить от религии, чем западную, поскольку она пронизана религиозными, политическими, и даже мистическими размышлениями.

❇️⚡️ Восточную философию упрощают на волне популярности. Карма, дао и йога имеют более глубокое значение, чем современное представление о них в массовой культуре.

Мудрец Востока – Омар Хайям

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ
ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ
ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ
«ПОВОЛЖСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»
ВЫСШИЙ КОЛЛЕДЖ ПГТУ «ПОЛИТЕХНИК»
Автор:
Манонов Артем Тимурович,
студента группы ТМ — 11
Руководитель:
Иванова Наталья Зосимовна,
преподаватель русского языка и литературы
г. Йошкар-Ола, 2018

2. Цель:


показать поэта — философа, как творца подлинных
философско-лирических четверостиший;
привлечь внимание обучающихся и преподавателей
колледжа к личности Омара Хайяма и к его
лирическим четверостишьям;
понять, чему же учит нас Хайям, что может дать нам,
современным людям,- поэт, философ, математик,
астроном, учёный, живший в 11-12 веках.

3. Задача:


постичь непостижимое мудрое искусство поэтафилософа О. Хайяма;

4. Основопологающий вопрос:


Кто же он мудрец востока – Омар Хайям и чему
учат его четверостишья?

5. Этапы исследования:


опрос обучающихся моей группы и преподавателей;
изучение печатных источников и ресурсов
Интернет;
чтение и анализ четверостиший;

Омар Хайям (Гиясаддин Абу-ль-Фатх Омар ибн
Ибрахим аль-Хайям Нишапури) родился 18 мая
1048 года в Нишапуре в семье палаточника.
Умер 4 декабря 1131 года.
В алгебре он построил классификацию
кубических уравнений и дал их решения с
помощью конических сечений.
Омар Хайям известен созданием более точного,
по сравнению с европейским, календаря, который
официально используется с 11 века.
Кто жизнью бит, тот большего добьётся,
Пуд соли съевший выше ценит мёд.
Кто слёзы лил, тот искренней смеётся,
Кто умирал, тот знает, что живёт
Мы больше в этот мир вовек не попадём,
Вовек не встретимся с друзьями за столом.
Лови же каждое летящее мгновение –
Его не подстеречь уж никогда потом.
Не делай зла – вернётся бумерангом,
Не плюй в колодец – будешь воду пить,
Не оскорбляй того, кто ниже рангом,
А вдруг придётся что – нибудь просить.
Не предавай друзей, их не заменишь,
И не теряй любимых – не вернёшь,
Не лги себе – со временем проверишь,
Что этой ложью сам себя ты предаёшь.
Уже в возрасте 8 лет Омар знал Коран по памяти,
занимался изучением математики, астрономии и
философии.
В 12 лет он стал учеником Нишапурского медресе. Хаям
блестяще закончил курс по мусульманскому праву и
медицине, получив квалификацию хакима (врача).
Медицина его интересовала мало, он посвятил свое время
изучению сочинения известного математика и астронома
Сабита ибн Курры, а также трудов греческих
математиков.

14. Притчи Хайяма:

Никогда не стоит никому ничего объяснять. Тот кто
не хочет слушать, не услышит и не поверит, а тот,
кто верит и понимает, не нуждается в объяснениях;
Живи минутами, ведь у тебя их мало…;
Дружбу не планируют, про любовь не кричат,
правду не доказывают;
Глупец ищет счастья вдали, мудрый растит его
рядом с собой;
В 1074 году его пригласили в Исфахан, центр
государства Санджаров, ко двору сельджукского
султана Мелик-шаха I. Он становится духовным
наставником султана. Обвинённый в безбожном
вольнодумстве , поэт вынужден покинуть
сельджукскую столицу.

17. Тема любви…♥

Я пришел к мудрецу и спросил у него:
«Что такое любовь?».
Он сказал: «Ничего».
Но, я знаю, написано множество книг.
«Вечность» — пишут одни, а другие — что «миг».
То опалит огнем, то расплавит как снег,
Что такое любовь? — «Это всё человек!»
И тогда я взглянул ему прямо в лицо:
«Как тебя мне понять? Ничего или всё?»
Он сказал, улыбнувшись: «Ты сам дал ответ!» —
«Ничего или всё! Середины здесь нет!
Хайям остался в веках благодаря своим
четверостишиям – мудрым, полным юмора,
лукавства и дерзости рубаи. Долгое время был
забыт, но его творчество стало известным
европейцам в новое время благодаря переводам
Эдварда Фитцджеральда.
Могила Хайяма находится в Нишапуре около мечети памяти
имама Махрука. На этой могиле в 1934г. на средства,
собранные почитателями творчества Хайяма в разных
странах, был воздвигнут обелиск. Надпись на обелиске
гласит:
СМЕРТЬ МУДРЕЦА 516 г. ХИДЖРЫ
ПО ЛУННОМУ КАЛЕНДАРЮ.

Бонус! Ещё 50 мудрецов. 50 великих книг о мудрости, или Полезные знания для тех, кто экономит время

Бонус!

Ещё 50 мудрецов

1

Конфуций «Лунь Юй», или «Беседы и суждения»

Конфуций, Кун Цю, Кун-цзы, Кун Фу-цзы в переводе с китайского означает «учитель Кун» или просто цзы – «учитель» (ок. 551–479 до нашей эры) – древний мыслитель и философ Китая. Его учение оказало глубокое влияние на жизнь Поднебесной и Восточной Азии, став основой философской системы, известной как конфуцианство. Уже в возрасте немногим более 20 лет он прославился как первый профессиональный педагог Китая.

Ученики Конфуция по материалам высказываний и бесед своего учителя составили книгу «Лунь Юй» («Беседы и суждения»), которая является настоящей жемчужиной древнекитайской философии, легендарным памятником литературы, в ней сконцентрированы основные положения конфуцианского учения. «Лунь Юй» наряду с «И-Цзином» и «Дао дэ Цзином» – один из наиболее знаменитых текстов всего Дальнего Востока. Как одно из величайших литературных памятников, оно стало частью конфуцианского Четверокнижия (Сы шу). Знание этой книги наизусть являлось обязательным требованием китайского классического образования.

2

Бальтасар Грасиан «Карманный оракул или наука благоразумия»

Бальтасар Грасиан-и-Моралес (1601–1658 гг.) – испанский священник, мыслитель, прозаик, философ-моралист и теоретик литературы, иезуит, крупнейший представитель литературы барокко. Бальтасар Грасиан – автор целого ряд произведений, однако наибольшую популярность получил его «Карманный оракул».

«Карманный оракул, или Наука благоразумия» содержит 300 правил житейской мудрости, которые и сегодня не утратили своей актуальности. Это одна из тех книг, которые хочется иметь под рукой всегда, настоящий «учебник жизни». Парадоксальные изречения Бальтасара Грасиана не имеют привязки ко времени, в любую эпоху они удивительно свежи. Создается впечатление, что книга написана нашим современником, и каждый сможет найти в ней что-то для себя, например, как стать свободным от трудностей жизни, а значит счастливым.

3

Эдгар Кейси «Хроники Акаши»

Эдгар Кейси (1877–1945 гг.) – ясновидящий и врачеватель, автор около 26 тысяч предсказаний на самые разные темы. Поскольку подавляющее их число было сделано в особом состоянии транса, напоминающем сон, Кейси получил прозвище «Спящего пророка».

Эдгар Кейси занимался медицинским диагностированием посредством ясновидения в течение 43 лет и представил в созданную им «Ассоциацию исследований и просвещения» (A. R. E.) отчёты о тридцати тысячах случаев диагностирования и сотни полных историй болезней. Сегодня Ассоциация насчитывает около ста тысяч членов и имеет отделения в разных странах.

«Хроники Акаши, акашические записи, или Книга Жизни» – теософский эзотерический, а также антропософский термин, описывающий мистическое знание, закодированное в нефизической сфере бытия. Мистиками считается, что Хроники содержат в себе весь совокупный и коллективный человеческий опыт и историю возникновения Вселенной. Для определения «Хроник Акаши» используются образные аналогии с «библиотекой», «вселенским компьютером» или «Разумом Бога». Мистиками считается, что содержащаяся в них информация постоянно обновляется с ходом происходящих в мире событий, однако наряду с данными об истории и фактической реальности там могут быть получены и сведения о возможных будущих событиях, а также вневременные «вечные истины».

4

Франчиа Ла Дью «Учение Храма»

Франчиа Ла Дью (1849–1922 гг.) – американский теософ, борец за права коренных жителей Америки. Спустя семь лет после смерти Елены Блаватской, в 1898 году, в Сиракузах (штат Нью-Йорк, США) она вместе с еще одним американским теософом, доктором Уильямом Дауэром (1866–1937 гг.) создала духовное общество «Храм Человечества». По их свидетельствам, идейным вдохновителем этой акции явился уже широко известный к тому времени в теософских кругах Махатма Илларион. В 1903 году центр нового духовного общества перемещается в Халсион (штат Калифорния), где и находится по настоящее время. Там в живописном месте на побережье Тихого океана были открыты учебные классы, лектории, существовала даже своя типография, рассылавшая издания Общества по всему свету. Из разных уголков мира в Алсион стали съезжаться люди, желающие исцелиться от физических и духовных недугов. Доктор Уильям Дауэр – ближайший сподвижник Франчии Ла Дью, – наряду с традиционными медицинскими средствами применял новейшие методы лечения музыкой и цветом. Члены «Храма» жили семьями, арендуя землю и выращивая сельскохозяйственные культуры, однако это не было коммуной в общепринятом смысле этого слова. «Храм Человечества» не принадлежал ни к одной определенной религиозной традиции. Главной его целью являлось утверждение духовной истины и обновление человеческого сознания через распространение нового гуманистического мировоззрения и сокровенного Знания прошлых эпох.

Книга «Учение Храма» является продолжением труда, начатого Еленой Блаватской, и представляет собой наставления Учителей Мудрости, трудящихся ради поднятия человечества на более высокую ступень эволюции. Диапазон затронутых в ней вопросов необычайно широк – от основополагающих законов Мироздания и духовного совершенствования человека до обычных физических явлений и проблем современной цивилизации. Перевод книги осуществлён в 1954–1956 годы по просьбе Елены Рёрих её сотрудницей и корреспонденткой Е.П. Инге.

5

Эммануил Сведенборг «Мудрость Ангельская о Божественной Любви и Божественной Мудрости»

Эммануил Сведенборг (1688–1772 гг.) – шведский ученый-естествоиспытатель, философ, теософ, изобретатель и мистик.

Сведенборг изучал философию, физику, астрономию, занимался космологией, механикой, математикой, анатомией, физиологией, политикой, экономикой, металлургией, геологией, горным делом и химией. Он считается родоначальником таких дисциплин, как минералогия и физиология мозга. 6 апреля 1744 года он был, по его словам, удостоен посещения Господом Иисусом Христом. Вот как он писал об этом: «В эту же ночь открылся и мой внутренний взор, так что я получил возможность видеть обитателей мира духов, небеса и ад, и, благодаря этому, множество скрытых аспектов бытия. После этого я совершенно оставил мои занятия в земных науках и посвятил себя исключительно духовным постижениям, и Господь Сам руководил моими записями об этом».

После этого Эммануил Сведеборг стал заниматься написанием теологических сочинений, в основном комментариев к Библии (более 30 томов).

В 2004 году коллекция Эмануэля Сведенборга, состоящая из 20 000 страниц, была внесена организацией ЮНЕСКО в реестр «Память мира». По заявлению ЮНЕСКО, это одна из самых больших коллекций рукописей XVIII века и одна из редких коллекций новой эпохи, послужившая фундаментом для реформатской церкви. Также утверждается, что теософия Сведенборга нашла отголосок во всем мире и что для многих его рукописи стали реликвией.

«Мудрость Ангельская о Божественной Любви и Божественной Мудрости» – один из самых монументальных и самых известных трактатов великого философа и мистика, посвященный самым фундаментальным принципам жизни.

6

Роджер Уолш «Основания духовности. Семь практик для пробуждения сердца и ума»

Роджер Уолш – доктор медицины и философии, журналист, исследователь, практик и преподаватель в области психологии, антропологии, религиоведения, автор книг по трансперсональной психологии, восточным духовным практикам.

Уолш обратил внимание, что все мировые религии в той или иной мере рекомендуют своим последователям развивать у себя ряд общих качеств и предлагают для этого соответствующие развивающие практики, некоторым из которых присущ статус всеобщности. Роджер Уолш насчитал семь таких общечеловеческих развивающих практик и описал их в книге «Основания духовности. Семь практик для пробуждения сердца и ума», посвятив каждой из них отдельный раздел с рекомендуемыми упражнениями.

7

Гермес Трисмегист «Изумрудная скрижаль» и «Герметический свод»

Гермес Трисмегист – Гермес Триждывеличайший – имя божества, сочетающего в себе черты древнеегипетского бога мудрости и письма Тота и древнегреческого бога Гермеса. Его перу приписывают такие шедевры древней литературы, как «Изумрудная скрижаль» и «Герметический свод», «Герметический корпус», или Герметика.

«Изумрудная скрижаль» – документ, который согласно легенде был оставлен Гермесом Трисмегистом на пластине из изумруда в недрах египетского храма или найденный на могиле Гермеса Аполлонием Тианским (3 век до н. э. – 97 век н. э.). Одна из распространённых версий толкования надписей «Изумрудной скрижали» гласит, что на ней записан рецепт алхимического Великого Делания, то есть рецепт получения философского камня.

Латинский текст скрижали был известен ещё в Средние века. Впервые скрижаль была опубликована в 1541 году в трактате «Об алхимии» Chrysogonus’а Polydorus’а. С ссылкой на более поздние издания он приведён в начале монографии Ю. Руска (1926 г.), являющейся до сих пор основным источником достоверных сведений о скрижали. Написано огромное множество средневековых и современных книг, объясняющих и комментирующих тексты «Изумрудной скрижали» Гермеса Трисмегиста.

«Герметический свод», «Герметический корпус» или Герметика – совокупность трактатов религиозно-философского характера, сохранившихся на греческом языке, куда входит целый ряд дошедших до наших дней древних текстов. Самый известный из них – «Пэмандр», в нем затрагиваются все основные аспекты герметической доктрины: теология, космогония, антропология, сотериология и эсхатология. Несомненно, что эти древние тексты – настоящий кладезь вневременной мудрости.

8

Елена Рёрих «Агни Йога»

«Агни Йога», или «Живая Этика» – философское учение, объединяющее западную теософскую традицию и эзотеризм Востока. Основателями учения являются Николай и Елена Рёрихи. Учение было впервые опубликовано в серии книг, изданных в 1924 -38 годах без указания автора. Источник «Живой Этики» тот же, что и «Тайной доктрины» Елены Петровны Блаватской, переводчиком которой была Елена Рёрих.

По утверждению Николая и Елены Рёрих, учение Живой Этики возникло в процессе их «бесед» с «Великим Учителем», представителем Шамбалы (известным в теософских кругах под именем Махатмы Мории), которые велись в 1920–1940 годы.

Основу учения Агни Йоги составляют 14 книг с текстами, описываемыми Рёрихами как записи этих бесед. Последняя из этих книг, «Надземное», была впервые опубликована в 1990 году.

Книги «Агни Йоги» представляют собой настоящую сокровищницу мудрости.

9

Алиса А. Бейли «Подвиги Геракла. Астрологическая интерпретация»

Алиса Анна Бейли (1880–1949 гг.) – преподаватель, теософ, писательница, общественный деятель, основательница организации «Люцис Траст» и Школы Арканов, распространяющих духовные учения, одна из главных идеологов течения New Age (Новая Эра), ученица Тибетского Учителя, автор книг по духовной, оккультной, астрологической и религиозной тематике. За свои высказывания о нацистах, как о существах, прошедших недостаточно долгий путь духовной эволюции и поэтому совершающих столь ужасные ошибки, Алиса Бейли была внесена в «чёрный список» Адольфа Гитлера. Она основала организацию «Мировая Добрая Воля» (World Goodwill) с целью способствовать тому, что она называла «Любовью в действии» (использование энергии доброй воли для установления правильных человеческих отношений).

В книге «Подвиги Геракла. Астрологическая интерпретация» мифы о подвигах героя рассматриваются с позиций астрономии, астрологии и психоастрологии. История драматического опыта великого Геркулеса, или Геракла, дает картину того Пути к Мудрости, по которому необходимо пройти во исполнение божественного замысла, или плана духовного развития. Алиса Бейли на примере истории Геракла рассматривает, как он в своих двенадцати подвигах сыграл роль стремящегося по Пути Ученичества. Поэтому эта книга может оказаться настоящим пособием для каждого, кто идёт по Пути самопознания и самореализации.

10

Ральф Уолдо Эмерсон «Нравственная философия»

Ральф Уолдо Эмерсон (1803–1882 гг.) – американский эссеист, поэт, философ, лектор, общественный деятель, проповедник, один из виднейших и влиятельных мыслителей и писателей США.

Как и другие работы Эмерсона, «Нравственная философия» – это проповедь самоусовершенствования человека, полная поучений мудрого человека.

11

Миямото Мусаси. «Ни Тэн Ити Рю», или «Книга пяти колец»

Миямото Мусаси (1584–1645 гг.), также известен как Симмэн Такэдзо, Миямото Бэнносукэ, Симмэн Мусаси-но-Ками Фудзивара-но-Гэнсин или под своим буддийским именем Нитэн Дораку – легендарный японский ронин, считается одним из самых известных фехтовальщиков в истории Японии. Современники дали ему прозвище Кэнсай («Святой Меч»). Миямото является основоположником школы Хёхо Нитэн Ити Рю, или самурайского искусства боя на двух мечах ниторю.

За два года до своей смерти Миямото, удалившись в пещеру на горе Кимпо неподалеку от города Кумамото, написал «Ни Тэн Ити Рю» (в переводе с японского «Книгу пяти колец») о тактике, стратегии и философии военного ремесла.

«Книга пяти колец» – серьезный философский трактат, настоящий памятник самурайской мудрости, пособие по стратегии. Считается, что она развивает стратегическое мышление и помогает успешно вести бизнес. Возможно, это одна из причин, почему в настоящее время эта книга неожиданно обрела огромную популярность среди бизнесменов в Японии, Корее, Китае, а также в США и других странах.

12

Его Святейшество далай-лама XIV «Океан мудрости. Руководство для жизни»

Далай-лама XIV – духовный лидер буддистов Тибета, Монголии, Бурятии, Тувы, Калмыкии и других регионов, лауреат Нобелевской премии мира, награждён высшей наградой США – Золотой медалью Конгресса. До 27 апреля 2011 года он возглавлял тибетское правительство в изгнании.

«Далай» в монгольском языке означает «океан» – в значении «Великий»; «лама» в тибетском эквивалентно санскритскому слову «гуру» и имеет значение «учитель».

Книга Его Святейшества далай-ламы «Океан мудрости. Руководство для жизни» составлена из его бесед и выступлений по всему миру. Живые, глубокие, освежающие, удивляющие прекрасным чувством юмора и человечностью, эти мысли станут для читателя духовным наставлением для жизни, исполненной истинным смыслом и верой.

13

Майкл Роуч и Кристи Макнелли «Алмазная мудрость. Будда о том, как управлять бизнесом и личной жизнью»

Майкл Роуч – буддийский монах, получивший звание геше (магистра буддийских наук) в тибетском монастыре Сера Мей после двадцати двух лет обучения. Майкл Роуч преподает буддизм с 1981 года. Кроме того, он владеет санскритом, тибетским и русским языками и является автором многочисленных переводов. Геше Майкл окончил Принстонский университет и на протяжении многих лет был вице-президентом большой алмазной компании. Он создал Институт азиатской классики (Asian Classics Institute) и проект по сохранению азиатского культурного наследия (Asian Classics Input Project).

Кристи Макнелли – профессор философии и религии, она одна из первых женщин на Западе получила звание ламы и стала очень популярным лектором на темы духовной жизни. Кристи Макнелли – автор многочисленных переводов и книг, получивших высокую оценку читателей по всему миру.

Книга Майкла Роуча и Кристи Макнелли «Алмазная мудрость. Будда о том, как управлять бизнесом и личной жизнью» отвечает на многие вопросы, мучающие сегодня современного человека: «Подчиняется ли успех каким-либо законам? Можно ли его гарантированно спланировать? Что это за загадочная «пустота» (или скрытый потенциал вещей), которая является ключом к открытию секрета любого успеха и в бизнесе, и в личной жизни?». Сегодня эта книга переведена на 23 языка. Её читают и успешно используют миллионы людей по всему миру.

14

Мейбл Коллинз «Книга золотых правил»

«Книга Золотых Правил» – один из многих древних этических трактатов, которые на Востоке используются учениками мистических школ. Отрывок из него под названием «Свет на Пути» был обнародован в 1885 году Мейбл Коллинз. Еще три фрагмента («Голос Безмолвия», «Два Пути», «Семь Врат») из «Книги Золотых Правил» в 1889 году опубликовала Елена Петровна Блаватская.

Как пишет Блаватская в предисловии к своей книге «Голос безмолвия», знание этих правил обязательно и для той оккультной школы, учения которой приняты многими теософами. Так как Блаватская знала часть этих правил наизусть, перевести их на английский, по её утверждению, было сравнительно нетрудно. Источник, из которого были взяты для перевода упомянутые три отрывка, принадлежит к той же серии, что и «Книга Дзиан», послужившая основой для «Тайной доктрины».

15

Шри Гаудапада «Мандукья-Карика»

Гаудапада – индийский мыслитель, наставник Говинды Бхагаватпады, основатель нового философско-религиозного направления в индуизме, получившего название адвайта-веданта.

Трактат «Мандукья-Карика» (другие названия – «Гаудапада-карика», «Гаудападия-карика», «Агама-шастра» – «Шастра о священном писании») – самое древнее, самое первое и аутентичное систематическое изложение и истолкование учения Адвайта-Веданты из всех тех, что дошли до наших дней. Поэтому это компактное произведение пользуется заслуженной популярностью и непререкаемым авторитетом как среди адептов Адвайта-Веданты, так и среди всех тех, кто всерьёз занимается изучением восточной мистической философии.

16

Свами Вишну Дэв «Освобождающий нектар драгоценных наставлений»

Свами Вишну Дэв – йог, автор многочисленных книг, основатель школ йоги и йога-центров в разных городах России и Украины, а также основатель и настоятель Монастыря-академии йоги «Собрание тайн» (Адвайта-йога ашрама «Собрание Тайн»).

«Освобождающий нектар драгоценных наставлений» – бесценное собрание устных наставлений великих святых, сиддхов (существ, достигших вершин духовной реализации). Трактат дает духовное пробуждение только слушающим его, поскольку является выражением живой передачи, пробуждённого ума – «Гухья мандалой».

17

Даттатрея «Прахлада джняна йога», или «Йога мудрости Прахлады»

Даттатрея – божество индуизма, воплощение Тримурти: Творца – Брахмы, Хранителя – Вишну и Разрушителя – Шивы; в вайшнавизме считается воплощением Вишну. Он – аватара, родившийся у святого Атри Муни и его благочестивой супруги Анасуи, основатель эзотерического ордена натхов (совершенных сиддха-йогов).

Джняна-йога (джнана, или гьяна-йога) в переводе с санскрита означает «путь знания». Иногда используется также термин «джнана-шакти», означающий «силу разума или истинную мудрость». Поэтому можно сказать, что «джняна-йога» – это йога знания, йога мудрости, йога разума, йога размышлений, это путь самоосознания, постижения реальности через философский поиск истины.

Трактат «Прахлада джняна йога» содержит историю о царе Прахладе, который с мирской точки зрения ни в чем не нуждался, однако его мучили такие вопросы как: «Что есть истинная природа этого мира и какова моя истинная природа?» Однажды он встретил мудреца, который даровал ему просветление.

18

Артур Шопенгауэр «Афоризмы житейской мудрости»

Артур Шопенгауэр (1788–1860 гг.) – немецкий философ, один из самых известных мыслителей иррационализма, тяготел к немецкому романтизму, увлекался мистикой, изучал философию Иммануила Канта и философские идеи буддизма (в его кабинете стояли бюст Канта и бронзовая статуэтка Будды), Упанишад, а также Эпиктета и Цицерона.

«Афоризмы житейской мудрости» – одно из наиболее значительных и популярных этических произведений в новоевропейской философии. Опирающийся на основное сочинение Шопенгауэра «Мир как воля и представление», этот трактат даёт яркую и целостную картину философского восприятия жизни, с его отношением к воспитанию, долгу, судьбе, одиночеству.

19

Аристотель «Никомахейская этика»

Аристотель (384–322 до н. э.) – древнегреческий философ, ученик Платона, воспитатель Александра Македонского, основатель Лицея или перипатетической школы, натуралист классического периода, наиболее влиятельный из диалектиков древности; основоположник формальной логики, создатель понятийного аппарата, который до сих пор пронизывает философский лексикон и сам стиль научного мышления.

Аристотель был первым мыслителем, создавшим всестороннюю систему философии, охватившую все сферы человеческого развития: социологию, философию, политику, логику, физику. Его взгляды на онтологию имели серьёзное влияние на последующее развитие человеческой мысли. Метафизическое учение Аристотеля было принято Фомой Аквинским и развито схоластическим методом.

«Никомахова этика», или «Этика Никомаха» – книга из разряда этических сочинений Аристотеля, посвящённая (точнее, адресованная) предположительно его сыну Никомаху. Аристотель утверждает, что предметом его этики является счастье, которое он определяет как «деятельность души в полноте добродетели». Добродетель, таким образом, становится средством достижения счастья.

20

Ошо «Книга мудрости»

Ошо, или Бхагван Шри Раджниш – мистик, проповедник «философии «тотального освобождения», основатель системы ашрамов во многих странах, автор многочисленных книг по медитации, тантре, дзену, дао, буддизму, суфизму. Беседы Ошо, записанные в период с 1969 по 1989 год, собраны и изданы последователями в виде нескольких сотен (более 600) книг.

«Книга мудрости. Беседы по Семи Искусствам Тренировки Ума Атиши» представляет собой комментарии Ошо сутр знаменитого буддийского учителя Атиши, названные «Семь принципов тренировки ума». Эти наполненные мудростью высказывания, по сути, являются практической методикой по трансформации мышления.

21

Джозеф Голдстейн, Джек Корнфилд «Путь к сердцу мудрости»

Джозеф Голдстейн – известный американский востоковед, философ, мастер медитации. Джек Корнфилд – писатель, доктор наук по клинической психологии, несколько лет он тренировался как буддийский монах в Таиланде, Бирме и Индии, а также преподавал медитацию по всему миру. Также он является учителем-основателем Духовного центра в Вудакре, штат Калифорния, где сегодня живёт и преподаёт.

Книга «Путь к сердцу мудрости» содержит практические советы и рекомендации по обретению навыков буддийской медитации, как одному из самых лучших путей к естественной мудрости.

22

Архимандрит Тихон «Несвятые святые» и другие рассказы»

Архимандрит Тихон (в миру Георгий Александрович Шевкунов) – священнослужитель Русской православной церкви, архимандрит, наместник московского Сретенского ставропигиального мужского монастыря, ректор Сретенской духовной семинарии, ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре, сопредседатель Церковно-общественного совета по защите от алкогольной угрозы, руководитель издательства Сретенского монастыря и главный редактор интернет-портала Православие. Ru.

В книгу архимандрита Тихона «Несвятые святые» и другие рассказы» вошли короткие рассказы из жизни автора, реальные истории, в которых описывается жизнь людей, пришедших к вере. Эти истории полны тепла и доброты. Книга переведена на английский и другие языки, удостоена целого ряда наград. Её тираж превысил более миллиона экземпляров, что свидетельствует о том, что книга адресована широкому кругу читателей.

23

Томас Клири «Мудрость дзен. Сто историй пробуждения»

Томас Клири – писатель и переводчик буддийской, даосской, конфуцианской и мусульманской религиозной литературы, получил степень доктора философских наук по восточноазиатским языкам и цивилизациям в Гарвардском университете. Первой публикацией Томаса стал перевод масштабной коллекции Дзен коана вместе со своим братом Д.К. Клири под названием «Запись голубого Клиффа». В дальнейшем он также перевел монументальную «Аватамсака Сутру», «Искусство войны» Сунь-цзы, комментарии XVIII века даосского мудреца Лю Йиминга, который ясно объяснил зачастую непроходимые метафорические кодирования основных даосских текстов, посвящённых трансформации сознания и слиянию человеческого разума с разумом Дао. В 2000 году различные переводы Клири даосских писаний были собраны в 4 тома и названы «Классика даосизма».

Книга «Мудрость дзен. Сто историй пробуждения» содержит замечательные дзенские рассказы, истинная ценность которых заключается в воздействии на читателя. Смысл этих кратких историй невозможно постичь, опираясь исключительно на рациональную логику, это не просто притчи, размышление над которыми может привести к просветлению, но и уникальный источник управленческой мудрости.

24

Митрополит Трифон Акафист «Слава Богу за всё»

Митрополит Трифон (в миру – Борис Петрович Туркестанов или Туркестанишвили) (1861–1934 гг.) – полковой священник, поэт, епископ Православной Российской Церкви, с 1931 года митрополит, автор ряда духовных трудов.

Совершенно особое место в духовно-поэтическом наследии владыки Трифона занимает написанный в 1929 году Благодарственный акафист Спасителю «Слава Богу за всё». Мы мало знаем об истории создания этого произведения. Известно, что этот вдохновенный гимн Творцу и Его творению десятки лет распространялся по России путем церковного самиздата и только в 70-е годы был впервые напечатан за рубежом. В 90-е годы акафист «Слава Богу за всё» был переведен на английский язык и положен на музыку крупнейшим современным британским композитором Джоном Таверной.

25

Шри Ауробиндо «Мысли и афоризмы»

Шри Ауробиндо Гхош (1872–1950 гг.) – философ, поэт, индийский революционер, политический и общественный деятель, организатор движения за освобождение Индии, йогин, гуру и основоположник интегральной йоги.

Получив прекрасное воспитание в восточных традициях и прекрасное западное образование в Королевском колледже Кембриджа (Англия), а также глубоко изучив философию веданты, своей научной и духовной деятельностью Шри Ауробиндо внес поистине неоценимый вклад в культурное наследие мира. Его литературное наследие насчитывает 35 томов, среди которых мировоззренческие труды, обширная переписка с учениками, множество стихов, пьес и грандиозная эпическая поэма «Савитри». Эту поэму Ауробиндо создавал в течение последних тридцати пяти лет жизни, она поистине является действенным воплощением его многогранного духовного опыта.

С 1914 года Шри Ауробиндо начал публикацию своих работ в ежемесячном философском обозрении «Арья» (1914–1921 гг.). «Мысли и афоризмы», которые он писал в одной из обыкновенных ученических тетрадей, были одними из первых опубликованных его трудов.

26

Нил Доналд Уолш «Беседы с Богом (необычный диалог)»

Нил Доналд Уолш – автор книг-бестселлеров «Беседы с Богом», «Дружба с Богом», «Единение с Богом» и других работ (всего более 15 книг), которые посвящены вопросам духовного совершенствования человека. Вместе с женой Нэнси он создал «Re-Creation» – общественную организацию, её цель – помочь людям вернуться к самим себе, идти по пути внутреннего совершенствования (в конце 2001 год организация была переименована в «Conversation with God Foundation»).

На протяжении вот уже более пяти лет книги Уолша «Беседы с Богом» возглавляют список бестселлеров «Нью-Йорк таймс». Книги переведены на 28 языков мира, продано более 12 миллионов экземпляров.

27

Олдос Леонард Хаксли «Вечная философия»

Олдос Леонард Хаксли (1894–1963 гг.) – английский философ, писатель, автор всемирно известного романа-антиутопии «О дивный новый мир». В 1959 году Американская академия искусств присудила Хаксли премию за заслуги, отдав ему предпочтение перед столь маститыми авторами, как Томас Манн, Эрнест Хемингуэй и Теодор Драйзер.

В аннотации к книге «Вечная философия» сказано: «Каждому из нас свойственно время от времени задаваться вопросом о смысле жизни. За тысячи лет у человечества накопилось немало вариантов ответа на этот вопрос; их авторы исходили из одного и того же источника, все более удаляясь от него по мере прояснения собственной концепции.

Олдос Хаксли решил сделать по-своему: отыскать в каждой сколь-нибудь значимой религиозно-философской системе то, что объединяет её со всеми иными, ищущими пути к постижению смысла бытия. Так появилась «Вечная философия» – книга, в которой мысли, идеи, озарения буддистов, христиан, конфуцианцев, суфиев сливаются в мощной симфонии человеческого духа, одержимого неутолимой жаждой высшей гармонии. Этот титанический труд – не только попытка создать евангелие новой, глобальной эпохи развития человечества, но и уникальная энциклопедия тысячелетней истории человеческой мудрости, выдержавшей проверку самого жестокого критика – времени».

28

Саади «Бустан», или «Плодовый сад»

Абу Мухаммад Муслих ад-Дин ибн Абд Аллах Саади Ширази (1181–1291 гг.) – персидский поэт-моралист, представитель практического, житейского суфизма.

Саади написал много стихотворных и прозаических произведений, причём в качестве поучительных примеров очень часто пользовался личными воспоминаниями из своей скитальческой жизни. Испытав на себе всю бренность мира, Саади рекомендует мирянам аскетизм житейский: жить в мире, но не пристращаться к нему, сознавать его превратность и быть ежечасно готовым к потере земных благ.

В 1257 году он написал поэтический трактат «Бустан» («Плодовый сад»), где в десяти главах стихами изложена суфийская философия и этика, подкрепляемая занимательными притчами и рассказами. По глубине поэтического чувства и по высоте нравственных идей «Бустан» – одно из величайших произведений всей суфийской литературы.

29

Кабир «Грантхавали» (Собрание)

Кабир Дас (1440–1518 гг.) – средневековый индийский поэт-мистик, поэт-сант, выдающийся реформатор движения бхакти, классик литературы хинди, основоположник учения сурат-шабд-йоги и её Учительско-ученической линии преемственности.

В истории религиозной мысли Индии Кабир занимает уникальное место. Для хинду он бхакта-святой, для мусульман – пир, для сикхов – бхагат, для неоведантистов – покровитель Универсальной религии, или Религии Человека. В прогрессивных кругах Индии Кабира признают как поэта-реформатора, открытого врага брахманизма и кастовых различий, института неприкасаемых и всех форм социальной дискриминации, певца индо-мусульманского единства. В книге «Грантхавали» собраны переводы двустиший великого просветителя и мудреца.

30

Саи Баба. «Джнана Вахини. Поток Божественной Мудрости»

Сатья Саи Баба (1926–2011 гг.) – известный индийский гуру, духовный учитель и чудотворец, почитаемый своими последователями как аватара, основатель нескольких благотворительных организаций. Национальная ассамблея Боливарианской Республики Венесуэлы признала Бхагавана Шри Сатья Саи Бабу (наряду с Махатмой Ганди и матерью Терезой) Махатмой. Далай-лама XIV в своём соболезновании по случаю смерти назвал его почитаемым духовным лидером.

Сатья Саи Баба написал огромное количество книг об истинной любви, мудрости, постижении абсолютной – истины.

«Джнана Вахини. Поток Божественной мудрости» – это не просто еще одно произведение о природе дживы (души) и технике, с помощью которой душа осознает собственную реальность, но книга, листая которую читатель оказывается у ног учителя и перенимает его мудрость.

31

Роберт Элиас Наджеми «Современные притчи»

В 1970 году в 24 года после четырех лет обучения в инженерной школе и двух лет работы инженером-химиком Роберт Элиас Наджеми начал искать более значимую жизнь, он стремился получить ответы на вопросы: кто есть человек, как появилась Вселенная, что такое жизнь и смерть? В 1976 году Роберт основал в Афинах «Центр гармоничной жизни», которым руководит по настоящее время. Эта организация обслуживает 3500 членов, проводит встречи и семинары, направленные на помощь каждому в совершенствовании своего тела, разума, отношений и жизни в целом. Роберт Наджеми разработал программу самоанализа, самооткрытия, самосовершенствования и самореализации. Эта система сочетает в себе широкий круг хорошо проверенных древних и современных техник и концепций.

Книга Роберта Наджеми «Современные притчи» – собрание уникальных историй, каждая из которых как жемчужное зерно в куче банальностей и общих мест, которыми полна наша жизнь. Будь то история про льва, считавшего себя овцой, или про модного портного, которому нельзя доверить и пошив мешка, – все они несут позитивный смысл, который запечатлевается в нашей памяти. Углубляя наш взгляд на окружающий мир и на самих себя, эти притчи помогают выбраться из порочного круга ошибок и нелепостей и осознать себя частью того всеобъемлющего целого, которое зовется Бог или Любовь. «Научимся любить себе подобных, – призывает автор, – независимо от того, как они выглядят или как себя ведут. Только тогда мы будем по-настоящему свободны».

32

Плотин «Эннеады»

Плотин (204 или 205–270 год н. э.) – античный философ-идеалист, последователь учения Платона, основатель неоплатонизма, систематизировал учение Платона о воплощении триады в природе и космосе, определил Божество как неизъяснимую первосущность, стоящую выше всякого постижения и порождающую собой все многообразие вещей путем эманации («излияния»), пытался синтезировать античный политеизм с идеями Единого.

«Эннеады» Плотина (от греческого «девять») – сборник произведений философа в шести частях, по девять в каждой (откуда и получил свое название), собранный александрийским неоплатоником и доксографом Порфирием.

33

Эзоп «Басни»

Эзоп – полулегендарная фигура древнегреческой литературы, баснописец, краснобай, мудрец, живший (возможно) в VI веке до нашей эры. Был ли Эзоп историческим лицом, или его образ – это плод поэтического сказания, сегодня никто с полной уверенностью сказать не может.

Неизвестно точно и то, автором «Басней» был один человек, коллектив авторов, живших в одно время, или это собрание фольклорных произведений разных времен и народов. Несомненно одно – сборник басен из 426 коротких произведений в прозаическом изложении настоящий кладезь мудрости, пришедший к нам из глубокой древности. Басни Эзопа переводили на разные языки, по ним учили детей в школах, их читали на досуге, к ним обращались за советом, их перекладывали на стихи. Эти басни продолжают жить в сюжетах других художественных произведений.

34

Гиппократ «Афоризмы»

Гиппократ (около 460 года – между 377 и 356 годами до н. э.) – древнегреческий врач, вошедший в историю как «отец медицины», философ. С именем Гиппократа связано представление о высоком моральном облике и этике поведения врача. Клятва Гиппократа содержит основополагающие принципы, которыми должен руководствоваться медик в своей практической деятельности. Произнесение клятвы (которая на протяжении веков значительно видоизменялась) при получении медицинского диплома стало традицией. Гиппократ оставил после себя огромное количество трактатов.

«Афоризмы» Гиппократа (буквально «отдельные мысли или положения») пользовались во все времена наибольшей известностью. Их издавали с комментариями древних авторов, включая Галена; издавали и комментировали в новое время бесчисленное число раз с конца XV до середины XIX века. «Афоризмы» содержат сотни простых житейских советов и мудрых наставлений каждому, кто желает быть здоровым и счастливым.

35

Вималакирти «Вималакирти нирдеша», или «Поучения Вималакирти»

Вималакирти (в переводе с санскрита «Прославленный непорочностью») – первый упасака (ученик), ставший бодхисаттвой, современник Шакьямуни, прославившийся своим мастерством в диалектике. Легенда о нём описана в «Вималакирти нирдеша сутре», которая выражает в образе мирянина Вималакирти, превзошедшего всех последователей Будды и равного по уму лишь Манджушри, принципы махаяны и светского буддизма, что определило популярность персонажа в тогдашнем Китае, равно как и в наши дни в образе городского отшельника – современного последователя – Будды.

Будучи «отшельником» в высокодуховном смысле этого слова, Вималакирти, тем не менее, активно посещал в Вайшали питейные и игорные заведения, а также бордели, открывая глаза посетителям на природу сжигающих их страстей. Он также успел встретиться при разных обстоятельствах со всеми ближайшими учениками Будды, указав им в сугубо практических ситуациях на формальное истолкование и поверхностное следование Учению, продемонстрировав при этом колоссальную разницу в постижении и реализации. В результате Всемогущий не смог сподвигнуть ни одного из своих учеников (кроме Манджушри) навестить «больного» Вималакирти, поскольку каждый из них был «пойман» им на догматичности, неуверенности или самомнении.

«Вималакирти нирдеша-сутра» (в переводе с тибетского языка сутра «Поучения Вималакирти») содержит квинтэссенцию учения Махаяны о достижении просветления Будды и ярко обрисовывает идеал Бодхисаттвы-мирянина.

36

Кусан Сыним «Мудрость Каменного Льва»

Кусан Сыним (1908–1983 гг.) – выдающийся корейский мастер дзен, один из наиболее известных представителей сон-буддизма, использовавший в своих работах по каллиграфии псевдоним «Каменный Лев». В 26 лет он тяжело заболел и отправился в горы для проведения стодневного ретрита, который заключался в пении мантры Авалокитешвары «Ом мани падме хум». После этого, по его словам, он полностью выздоровел. Через три года он пришёл в монастырь Сонгван Са и получил там наставления в практике от Хебон Сынима (1888–1966 гг.). Кусан Сыним посещал буддийские центры и университеты США и Европы, где давал лекции о своём учении. Он умер 16 декабря 1983 года в медитативной позе. Последними его словами были:

Сансара и нирвана – изначально не два:

Когда солнце восходит в небе,

Оно освещает три тысячи миров.

В книгу «Мудрость Каменного Льва» вошли наставления по практикам медитации, созерцания, как основным путям обретения дзен-мудрости. В книге также описаны многие ошибки и болезни, возникающие в ходе практики, и методы их преодоления. Основная цель книги – представить учение дзен так, как ему обучают в Корее в наши дни.

37

Авиценна «Трактат об этике»

Абу Али Хусейн ибн Абдаллах ибн Сина, или Авиценна (980 – 1037 гг.), – средневековый персидский учёный, философ, представитель восточного аристотелизма, был придворным врачом саманидских эмиров и дайлемитских султанов, визирем в Хамадане.

Научное и творческое наследие Авиценны представляет собой более 450 трудов (многие из которых на сегодняшний день утрачены) в 29 областях науки. Его «Трактат об этике» содержит огромное множество мудрых советов и наставлений, актуальность которых за тысячелетие только увеличилась.

38

Абдуррахман Джами «Книга мудрости Искандера»

Джами, или Нуриддин Абдуррахман ибн Ахмад (1414–1492 гг.), – персидско-таджикский поэт, философ, суфийский мудрец, теоретик музыки, автор трактатов о рифме и метрике, о музыке, о составлении шарад му’амма (искусства, широко распространённого в XV веке).

Поэма «Книга мудрости Искандера» посвящена Александру Македонскому (Искандер) и его учителю Аристотелю. В этом произведении Джами передает суть той мудрости, которую получил величайший завоеватель всех времен от своего учителя и своей матери. С таджикского на русский язык «Книгу мудрости Искандера» перевел Державин.

39

Абу Абдаллах Рудаки «Лирика»

Абу Абдаллах Рудаки, или Абуль Хасан Джафар (около 860–941 гг.), – таджикский и персидский поэт, считается родоначальником поэзии на языке фарси. Рудаки свыше 40 лет возглавлял плеяду поэтов при дворе саманидских правителей Бухары, достигнув большой славы.

За свою жизнь Рудаки написал многие тысячи бейтов, или двустиший (по некоторым источникам, даже около одного миллиона трехсот тысяч бейтов). Однако до наших дней большая часть произведений поэта не сохранилась. Сегодня известны немногим более тысячи двустиший Рудаки.

40

Мохаммад Шафии «Свет мудрости в высказываниях имама Али»

Мохаммад Шафии – доктор медицинских наук, профессор психиатрии, относится к тем людям, которые знают, насколько уникальны и ценны сокровища духовного опыта древности. По его мнению, «магия прошлого представляет собой науку настоящего. Мистицизм сегодня – это психология будущего».

Одна из книг Мохаммада Шафии посвящена толкованию афоризмов и высказываний имама Али ибн Абу Талиба (ок. 600–661 гг.) – выдающегося политического и общественного деятеля, двоюродного брата, зятя и сахаба (соратника) пророка Мухаммеда. В период 656–661 гг. он был халифом, который получил титул Амир аль-Муминин (глава правоверных). «Если я – город наук, то Али – ключ к этому городу», – говорил Мухаммад.

Мохаммад Шафии в книге «Свет мудрости в высказываниях имама Али» раскрывает значение и смысл некоторых наставлений этого великого человека, взятых из сборника проповедей, писем и наставлений имама под названием «Путь красноречия». Эта книга будет интересна всем, кто занят поисками истины и реальности, как в собственной душе, так и в окружающем мире.

41

Бхактиведанта Свами Прабхупада. «Наука самоосознания»

Абхай Чаранаравинда Бхактиведанта Свами Прабхупада (1896–1977 гг.) – индуистский вайшнавский религиозный деятель; автор, переводчик и комментатор священных писаний индуизма; основатель Международного общества сознания Кришны. Прабхупаду считают в Индии святым, его именем названы улицы в Калькутте, Мумбаи, в священных городах гаудия-вайшнавизма Маяпуре и Вриндаване, а также различные заведения: школы, больницы, благотворительные фонды. Многие индийцы, в том числе такие видные государственные деятели, как Атал Бихари Ваджпаи и Шанкар Даял Шарма, рассматривают Прабхупаду как духовного посла своей страны, который сделал доступным для всего мира древнее послание Вед.

За свою жизнь Прабхупада написал более 80 книг (более 70 томов, более 9 миллионов слов)! Его книга «Наука самоосознания» представляет собой сборник статей, лекций, интервью, очерков и писем, в которых Шрила Прабхупада доступно и в занимательной форме раскрывает основные положения науки самоосознания.

42

Якоб Бёме «Теософия»

Якоб Бёме (1575–1624 гг.) – немецкий христианский мистик, «тевтонский философ», провидец, истинный теософ, родоначальник западной софиологии – учения о «Премудрости Божией». Будучи по своему социальному положению владельцем сапожной мастерской, Бёме обладал настолько глубоким оригинальным умом, что, не имея специального образования, явился, тем не менее, тем провозвестником и основателем философии нового времени, которого, по замечанию Гегеля, «нам не следует стыдиться». Ибо пример Бёме ясно показывает, что стыдиться следует не сапожника, который был философом, но скорее философов, которые оказались сапожниками.

Теософия (в переводе с древнегреческого – «божественная мудрость») в широком смысле слова – мистическое богопознание, созерцание Бога, в свете которого открывается таинственное знание корня всех вещей. В книгу, изданную на русском языке под названием «Теософия», вошли самые известные трактаты Якоба Бёме. Среди них самое первое его произведение «Aurora, или Утренняя заря в восхождении», изданное впервые в 1612 году в рукописном виде. Впоследствии, уже после смерти Бёме, по совету издателя и верного последователя его учения доктора Балтазара Вальтера, это произведение получило полное название «Aurora, или Утренняя заря в восхождении, то есть Корень, или мать философии, астрологии и теологии на верном основании».

43

Чарльз У. Ледбитер. «Скрытая сторона вещей»

Чарльз Уэбстер Ледбитер (1854–1934 гг.) – член Теософского общества, один из основателей Либеральной католической церкви, епископ, масон, писатель, автор множества книг теософической тематики.

Книга Чарльза Ледбитера «Скрытая сторона вещей» способна поразить даже самого закоренелого скептика и полностью перевернуть наши привычные представления о жизни. Физическое измерение, материальная реальность, которую мы можем видеть, слышать и осязать, – на самом деле лишь малая часть того огромного, загадочного и непостижимого мира, в котором мы обитаем. Этот мир пронизан тонкими энергиями и населен незримыми существами, которые оказывают скрытое влияние на каждого из нас.

Эта книга замышлялась на протяжении десяти или двенадцати лет, и многое из написанного в ней уже появлялось ранее в форме статей в журнале «Теософист» и других изданиях, но всё это было пересмотрено и дополнено. Чарльз Ледбитер верил, что эта книга поможет многим людям осознать важность той, намного большей части жизни, которая находится за пределами нашего физического зрения, и понять, что, как учил сам Будда, «невидимого – больше».

44

Шри Шанкарачарья «Семь трактатов»

Шанкара или Шанкарачарья (788–820 гг.) – индийский мыслитель, ведущий представитель веданты, религиозный реформатор и полемист, мистик и поэт, создавший на основе Упанишад последовательную монистическую систему – адвайта-веданту. Шанкара написал более четырёхсот произведений и комментариев к ведическим трактатам.

Все произведения Шанкары несут в себе весть об истинной духовной сущности человека, о его высоком предназначении во Вселенной и о безграничных возможностях совершенствования и роста человеческого сознания. В книгу «Семь трактатов» вошли такие произведения Шанкары как «Десять шлок об Атмане», «Восемь шлок – Гимн Учителю», «Устремись к Говинде», «Удар по заблуждению», «Созерцание Брахмана», «Восемь шлок – Гимн Дакшинамурти», «Жемчужное ожерелье вопросов и ответов» и «Самопознание».

45

Геше Джампа Тинлей «Советы по укрощению ума», «Буддийские наставления» и другие книги

Джампа Тинлей Вангчен – тибетский буддийский наставник, геше (буддистская монашеская учёная степень), один из учеников и духовных представителей далай-ламы в России, автор множества книг по буддийской философии.

В книгах Геше Джампы Тинлея многие буддийские советы, даже касающиеся формальной практики медитации, имеют параллели – возможности применения этих знаний и методов тренировки в повседневных жизненных ситуациях. Это помогает понять, насколько универсальным является учение Будды. Оно предназначено не для создания какого-то особого духовного измерения, позволяющего отдохнуть от раздражающей и угнетающей российской повседневности (семейных ссор, кризиса, грубых начальников или нерадивых подчиненных), оно позволяет действительно преобразовать эту повседневность, сделать её духовной, исполненной высшего смысла.

46

Ямвлих «Жизнь Пифагора», или «О пифагорейской жизни»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Рождество и дары волхвов: кто принес подарки младенцу Иисусу?

+ A —

Золотые сосуды позднее превратились в золотые подвески

История, которой посвящен праздник Рождества Христова, известна нам по церковной литературе. Сам сюжет давным-давно «выстроен» на основе библейских источников, однако в описания тех далеких событий для многих наших сограждан все-таки остаются не понятными некоторые эпизоды и связанные с ними термины. Одна из таких загадок – волхвы и принесенные ими младенцу-Христу Дары. По просьбе «МК» пояснения дал настоятель храма в селе Троицкое Владимирской области отец Василий. 

– В Святом Евангелии «волхвами» названы мудрецы-ученые, которые занимались наблюдением за небесными светилами, — говорит отец Василий. — Им было известно древнее пророчество о предстоящем рождении Бого-человека, которое должно быть отмечено появлением на небе новой яркой звезды. Когда такое небесное светило вдруг обнаружилось, мудрецы отправились в путь, чтобы увидеть родившегося Сына Божия и поклониться ему. Куда им следует идти, волхвы определяли просто: они шли «на свет звезды».

Хотя ни одно каноническое Евангелие не упоминает о количестве волхвов, однако в других раннехристианских источниках можно найти эту информацию. Пришедших на поклонение новорожденному Иисусу волхвов было трое. Причем они были разного возраста и разных рас: темнокожий «безбородый юноша» африканец Балтазар, европеец зрелого возраста Мельхиор и весьма пожилой представитель азиатской расы Каспар. Такая «раскладка» весьма символична. Свое почитание только что пришедшему на Землю Сыну Божьему показали в лице этих троих народы всех основных континентов.

В церковной литературе можно найти упоминания и о последующей судьбе волхвов. По преданию, позднее все трое были крещены апостолом Фомой и приняли муки за проповедь христианства в восточных странах. Впоследствии волхвы причислены к лику Святых, их мощи были найдены Святой Равноапостольной императрицей Еленой и привезены в Константинополь. Там они хранились вплоть до V века. Потом перенесены были сперва в Милан, а позднее – в германские княжества и с той поры хранятся в Кельнском соборе.

Теперь о дарах. Их тоже три – по числу волхвов. Подарки Младенцу-Христу также имеют глубокий смысл. Волхвы принесли ему золото, ладан и смирну.

Золото – классический «царский подарок», дань, которую платят подданные своему властелину. Он указывал на то, что Младенец рожден, чтобы быть Царем.

Ладан – ценная древесная ароматическая смола, традиционно используемая в христианских обрядах при каждении, являлся подарком Христу-Богу.

А смирна – еще одно тоже очень дорогое ароматическое вещество, применявшееся для бальзамирования тел при погребении, принесено Христу, как будущему Спасителю рода человеческого, которому предсказаны «многие страдания и погребение».

Согласно преданиям, полученные от волхвов Дары, Богородица долгое время хранила у себя, а незадолго до своего Успения передала христианской общине Иерусалима. В последствии их перенесли в храм Святой Софии в Константинополе. Когда этот город в XV веке был завоеван турками, одна из жен султана Мурада – дочь сербского князя Мария Бранкович (она, даже выйдя замуж за турецкого владыку, не отреклась от христианской веры) – перевезла Дары волхвов на Афон, где они уже более 500 лет хранятся в монастыре Святого Павла.

Первоначально принесенные волхвами золотые Дары представляли собой небольшие сосуды из драгоценного металла. Ладан и смирна были принесены волхвами раздельно.

В XVI веке, когда Дары уже находились в монастыре на Афоне тамошние монахи решили придать реликвии более символический вид, соответствующий представлениям того времени. Дары стали выглядеть, как подвески. Это 28 небольших пластин в форме трапеций, четырехугольников и многоугольников, украшенных разнообразным орнаментом. К золотым подвескам прикреплены темные бусины из смеси двух смол: ладана и смирны. Такое объединение очень символично. Ладан и смирна, принесенные Богу и Человеку, соединены так же неразрывно, как во Христе соединились две природы – Божественная и человеческая.

Сейчас эти святые реликвии хранятся в десяти ковчежцах. Согласно устоявшейся традиции, после торжественного ночного богослужения Дары выносят из ризницы в небольшом серебряном ковчеге на поклонение паломникам. Дары источают сильное благоухание, и когда их открывают, этим ароматом наполняется вся церковь. 

Читать онлайн электронную книгу Поэзия и проза Древнего Востока — Древнеиндийская литература бесплатно и без регистрации!

Вступительная статья и составление П. Гринцера

Литературы Древнего Востока, отделенные от нашего времени десятками столетий, дошли до нас двумя принципиально отличными путями. Одни литературы, замкнутые в своем существовании рамками древнего мира, стали известны в основном благодаря счастливым находкам и археологическим открытиям. Другие, чье развитие так или иначе было продолжено в последующие века, сохранились в русле собственной, далеко не исчерпанной периодом древности культурной традиции. Естественно, что литературы первого рода (такие, как египетская, шумеро-аккадская, хеттская, угаритская) знакомы нам по большей части в случайных извлечениях и фрагментах. Однако как раз случайности знакомства с ними мы во многом и обязаны тем, что предстают они перед нами в живой динамике роста и разнообразии типов текстов. Памятники других литератур, напротив, были сознательно и планомерно отобраны, объединены в обширные своды, — обычно религиозного характера, — тщательно отредактированы составителями сводов. У нас есть все основания полагать, что отобранными оказались наиболее значительные и совершенные произведения; но поскольку при этом они подверглись целенаправленной обработке, требуется известного рода умозрительная реконструкция и немалая доля исследовательского воображения, чтобы правильно оцепить их в первоначально присущих им функциях и облике. Именно к таким древним литературам, наряду с китайской, иранской и еврейской, принадлежит литература индийская.

Подавляющее большинство памятников индийской литературы древности (условно: до первых веков нашей эры) вошло в четыре грандиозных литературных комплекса: ведийский, буддийский, джайнский и эпический (Поскольку отрывки из древнеиндийских эпических поэм «Махабхараты» и «Рамаяны» составят отдельный том «Библиотеки всемирной литературы», а тексты священного канона религиозной секты джайнов узкопрагматитны по содержанию и имеют относительно малую художественную ценность, и те и другие не включены в настоящий раздел. В дальнейшем поэтому мы будем говорить в основном о двух из четырех названных литературных комплексов — ведийском и буддийском.). Индийской традицией каждый из этих комплексов и формально, и по существу рассматривается как строго единый, всецело связанный с тем или иным религиозным движением внутри индийского общества I тыс. до н. э. Но в то же время очевидно, что все они состоят из множества независимо друг от друга сложившихся текстов, сочетают в себе гетерогенные и противоречивые элементы, нередко поэтому радикально переосмысленные. Ведийский, буддийский, эпический и даже джайнский комплексы и по масштабам своим, и по разнообразию памятников являются своего рода «литературами в литературе», и, как любая иная литература, они претерпели по ходу своего создания долгую эволюцию, имеют сложную историю и предысторию.

Одна из важнейших страниц этой предыстории открылась для нас сравнительно недавно. За последние пятьдесят лет на обширной территории бассейна реки Инда и прилегающих к нему районов была обнаружена городская цивилизация, которую археологи и историки относят к III–II тыс. до н. э. Эта цивилизация, названная цивилизацией Долины Инда или Хараппы, по имени одного из главных ее центров, нисколько не уступала современным ей передовым культурам Египта и Месопотамии. Ее отличали высокоразвитые экономика, архитектура, изобразительное искусство; обладала она, несомненно, и литературой, причем не только устной, но, возможно, и письменной, так как археологические раскопки познакомили нас с многочисленными образцами хараппской письменности, до сих пор, правда, окончательно еще не дешифрованной.

Новейшие разыскания установили между цивилизацией Хараппы и последующей, так называемой арийской, цивилизацией Индии приблизительно ту же преемственность, что существовала между цивилизациями Шумера в Вавилона или микенской и гомеровской Греции. Преемственность эту можно проследить в самых разных областях культуры, в том число и в литературе. В индуистском пантеоне очевидны хараппские истоки таких божеств, как Адити, Притхиви, Шива; многие фольклорные и литературные мотивы (например, буддийских джатак и «Панчатантры») обнаруживают явные параллели с изображениями на хараппских печатях-амулетах; из далекого до-арийского прошлого проникли в индийские религии и эпические сказания центральные фигуры Рамы и Кришны. Через хараппскую цивилизацию, находившуюся в тесных, а быть может, и генетически обусловленных связях с цивилизацией шумерской, индийская литература усвоила некоторые месопотамские сюжеты, среди которых нельзя не отметить всемирно известную легенду о потопе, засвидетельствованную и в эпосе, и в ведийских брахманах.

Открытие хараппской культуры заново поставило также вопрос об отношениях разных по языку древних индийских литератур. Поскольку первые дошедшие до нас памятники на тамильском (дравидском) языке датируются приблизительно с III в. н. э., само понятие «древнеиндийская литература» ранее прилагалось только к текстам, составленным на языках индоарийских: санскрите и его диалектах, пракритах, пали. При этом казались не заслуживающими доверия указания тамильских источников, что за ними стоит литературная традиция, уходящая в глубь I, II и даже III тыс. до н. э. Теперь, когда большинство специалистов склонно видеть в языке хараппских надписей язык протодравидский, эти указания неожиданно обрели под собой реальную почву, и приходится считаться с наличием в древнеиндийской культуре и литературе обширного и существенно важного дравидского субстрата.

Если, реконструируя культурный вклад цивилизации Долины Инда, мы вправе говорить лишь о предыстории древнеиндийской литературы, то собственно ее история начинается с прихода в Индию (около XIV–XIII вв. до н. э.) индоарийских племен, которые до этого составляли территориальную, а отчасти и этническую общность с племенами древнеиранскими. Со своей прародины индоарии принесли верования, принадлежащие их индоиранскому прошлому, сказавшемуся на удивительной иногда близости древнейших индийских и иранских текстов. Одновременно они усвоили многое из наследия доарийского населения Индии, а также выработали новые представления и обычаи, отвечавшие потребностям изменившихся условий их жизни. И весь этот сложный синтез принесенных извне, автохтонных и заново созданных традиций и был тем культурным фоном, на котором появились первые произведения древнеиндийской литературы — веды.

Слово «веда» означает «знание», точнее — высшее духовное знание, и памятники вед рассматриваются приверженцами индуистской религии как вечно существующее и непреходящее божественное откровение. Эта культовая функция ведийской литературы не мешает ей, как мы уже говорили, быть собранием текстов самого разного происхождения, назначения и облика. В состав вед входят сочинения в стихах и прозе, гимны богам и фольклорные песни, героические легенды и житейские притчи, дидактические наставления и философские комментарии. Соответственно ведийские памятники делятся на несколько разрядов. К первому разряду ведийской литературы относятся четыре сборника (самхиты) гимнов, заговоров и жертвенных заклинаний; ко второму — брахманы , теологические трактаты в прозе, к третьему — араньяки и упанишады , философские поучения и диалоги.

По отношению к самхитам, брахманам, араньякам и упанишадам индийская традиция употребляет термин шрути (букв.: «услышанное»). Термин этот по смыслу соответствует понятию «священное писание» у христиан, однако в то же время он как бы призван подчеркнуть, что в своем ритуальном качестве ведийские тексты никогда не записывались и не читались, но сначала были «услышаны» от бога их творцами, святыми мудрецами-риши, а затем «выслушивались» от жрецов на религиозных церемониях и от учителя его учениками. В свою очередь к текстам категории шрути примыкают памятники четвертого (и уже не «божественного», а «земного») разряда ведийской литературы — веданги (букв.: «части вед»), которые излагают необходимые для правильного понимания этой литературы шесть вспомогательных дисциплин: ритуал, фонетику, грамматику, этимологию, метрику и астрономию.

Обилие и разнообразие ведийских памятников уже само по себе подсказывает, что в диахронической перспективе ведийская литература прошла много ступеней развития. И действительно, время создания вед охватывает целую эпоху: от конца II до середины I тыс. до н. э. При этом древнейшая ведийская самхита «Ригведа» сложилась, по-видимому, к 1000 г. до н. э., оформление других самхит, «Самаведы», «Яджурведы» и «Атхарваведы», приходится на IX–VII вв. до н. э, а конечная редакция брахман и ранних упанишад состоялась в VIII–VI вв. до н. э. (некоторые упанишады и веданги относятся даже к более позднему периоду — IV–III вв. до н. э.). Отделенные друг от друга столетиями, памятники вед, естественно, отражают различные уровни социально-политических отношений (от первобытно-общинного до сословно-кастового строя), различные уровни художественного осмыслении действительности. И тем не менее в рамках ведийского канона, в его основной функции целостного религиозно-культового комплекса, эти памятники воспринимаются индийской традицией, да в какой-то мере и современным европейским читателем, как единая и взаимосвязанная система текстов.

Гимны четырех ведийских самхит формально предназначены для четырех главных жрецов ведийского ритуала и непосредственно входят в его состав, освящая и интерпретируя каждое ритуальное действие. Брахманы объясняют экзотерический аспект ритуала, происхождение, смысл и назначение отдельных ритуальных церемоний, а араньяки и упанишады — эзотерический его аспект, предлагая метафизическое толкование ведийской догматики. Соответственно самхиты вед принято, по традиции, рассматривать как собственно веды, а брахманы, араньяки и упанишады как экзегетическую («разъяснительную») литературу вед, причем каждый из разрядов этой литературы связан с определенным уровнем (ритуальным, дидактическим, философским) содержания самхит.

Конечно, подобного рода синхронный, системный подход достаточно условен, ведийские памятники, взятые порознь, вполне самостоятельны и обладают ясно выраженной спецификой. Но при этом несомненно, что любой из них в общей структуре ведийской литературы занимает свое, особое место и приобретает функциональную нагрузку, вытекающую из особенностей этой структуры. Заметим попутно, что так же обстоит дело и в других литературах Древнего Востока: объединение гетерогенных текстов в религиозный канон типа Библии или «Авесты» ведет, как правило, к их переосмыслению и подчинению общим задачам канона.

Разнородность и вместе с тем функциональное единство характеризуют и отдельные памятники ведийской литературы. Среди самих вед своими художественными достоинствами и глубиной содержания выделяется «Ригведа» («Веда гимнов»), из которой, кстати говоря, заимствованы почти весь текст «Самаведы» и некоторые части «Яджурведы» и «Атхарваведы». Подавляющее большинство гимнов «Ригведы» — восхваления, молитвы и просьбы, обращенные к богам. Все они призваны обеспечить просителю расположение богов и желанные для него материальные или духовные блата. Их объединяет, таким образом, общее культовое, магическое назначение, нивелирующее при функциональном к ним подходе их индивидуальные особенности.

Однако нельзя не заметить, что в пределах этой культовой функции каждый из тысячи двадцати восьми гимнов «Ригведы» обнаруживает особые качества и облик, являясь по своему происхождению иногда фольклорной песней, иногда героическим мифом или легендой (см. «Гимн Индре», прославляющий его победу над демоном Вритрой — I, 32), иногда переосмысленным фрагментом светской поэзии (например, знаменитый «Гимн игрока» — X, 34). Специалисты находят в «Ригведе» зачатки эпических, лирических и даже драматических жанров типа мистерий либо диалогов (см. гимн-диалог Агастьи и Лопамудры — I, 179). Словно в процессе ее созидания представлена в «Ригведе» вся древняя мифология — от изображения персонифицированных природных явлений (гимны богине утренней зари Ушас, богу солнца Сурье, богу ветра Вате и т. п.) до обращений к верховным правителям мира, олицетворяющим понятие космического порядка (см. «Гимн Варуне» — VII, 86), или к таким уже чисто абстрактным божествам, как Вишвакарман — строитель мира, Шраддха — вера, Манью — гнев и т. д. При этом древние слои текста, связанный с натуральным мифом, часто оказывались переработанными в духе более позднего мифа — символического. Так, бог огня Агни обычно рисуется как простое воплощение огненной стихии: он с пламенными волосами и рыжей бородой, у него множество языков и золотых зубов, он — пожиратель деревьев, подобный бушующему в лесу разъяренному быку или скаковому коню, и одновременно Агни — жрец и наставник богов, посредник между богами и людьми, абстрактный символ конечного единства трех миров: земли, воздуха и неба (см. «Гимн Агни» — VI, 12). К позднему слою текста «Ригведы», в свете которого зачастую приобретают новый, усложненный смысл ее более ранние части, принадлежат и так называемые философские гимны, трактующие вопросы происхождения бытия, сущности богов и нераздельности их природы, первопричины и цели творения (см. «Гимн всем богам» — X, 72 и «Гимн о сотворении мира» — X, 129).

Немногим уступает «Ригведе» по своей историко-культурной ценности четвертая ведийская самхита — «Атхарваведа» («Веда заклинаний»). Она считается четвертой, поскольку вошла в ведийский канон позже других самхит и долгое время не признавалась священной. Полагают, что ее редакция была закончена уже после того, как сложились три первые веды. Однако сравнительно позднее происхождение «Атхарваведы» как сборника в целом отнюдь не означает такого же позднего происхождения отдельных ее гимнов, многие среди них даже превосходят в возрасте ранние гимны «Ригведы». В значительной своей части они являются продуктом весьма архаической культуры, представляют собой фрагменты народной магической поэзии и, возможно, были заимствованы ариями из фольклора аборигенов Индии. К такого рода гимнам в «Атхарваведе» в первую очередь относятся многочисленные полные экспрессии заклинания против всяческих болезней (см, «Заговор против проказы» — I, 23), злых демонов и враждебных человеку существ, любовные заговоры (см. «Заговор — привораживание женщины» — VI, 9), мольбы о здоровье и долгой жизни (см. «Заговор на продление жизни» — V,30). Включая эти гимны в «Атхарваведу», жрецы — составители самхиты, стремились подчинить народные верования и культы потребностям ведийской религии, ввести их, соответствующим образом приспособив и трансформировав, в ведийский ритуал. С этой же целью заклинания и заговоры в составе «Атхарваведы» были дополнены обычными обращениями к ведийским божествам, которые по вдохновенности и выразительности нередко способны выдержать сравнение с лучшими гимнами «Ригведы» (например, «Гимн силе богов» — IV, 6), а также космогоническими и философскими гимнами, отражающими еще более высокую ступень абстрагирования и усложнения ведийской религии (см. «Гимн времени»» — XIX, 53).

Ко второму разряду ведийской литературы — брахманам («толкования высшей сути») принадлежат «Айтарейя-» и «Каушитаки-брахманы» «Ригведы», «Тайттирия-» и «Шатапатха-брахманы» «Яджурведы», «Джайминия-«, «Шадвинша-» и «Тандьямаха-брахманы» «Самаведы», а также около десятка других сочинений, менее древних и значительных. Содержание брахман в основном ограничено толкованием ритуала, в них скрупулезно и пространно объясняются происхождение, смысл и назначение каждой детали и каждого атрибута жертвоприношения, которому брахманы приписывают силу выше силы богов и в котором они видят первопричину творения и основу жизни. Объяснения эти даются вне связи с реальной исторической почвой, они строятся, как правило, на отождествлении понятий разных уровней, магии чисел, игре слов и ложных этимологиях. И хотя в использовании этих приемов творцы брахман достигают большого искусства, в целом стиль брахман остается сухим и монотонным, лишь иногда ритмичное чередование повторов и ритуальных формул придает ему величественность и внутреннее напряжение. Поэтому с художественной точки зрения наибольший интерес вызывают вкрапленные в прозу брахман мифы, легенды и сказания. Обычно они приводятся «к случаю», иллюстрируя происхождение того или иного ритуального акта или в качестве комментария к уже не вполне ясному ведийскому тексту (см. легенды о Пуруравасе и Урваши в «Шатапатха-брахмане» и о Шунахшепе в «Айтарейя-брахмане»). Но часто даже в культовом контексте они сохраняют относительную независимость и могут рассматриваться как древнейшие, и притом весьма яркие, образцы индийской повествовательной прозы. Иногда эти сказания, восходящие в своих истоках к общеиндийскому фольклору, обнаруживают поразительное сходство со сказаниями других народов. Неоспорима, в частности, близость легенды о Пуруравасе и Урваши к римской сказке об Амуре и Психее или легенды о потопе в «Шатапатха-брахмане» к соответствующим шумерским, семитским и греческим мифам.

Уже в брахманах (особенно в мифах о сотворении мира «владыкой живых существ» Праджапати) мы сталкиваемся с попытками философских спекуляций о сущности мироздания, богов и людей. Однако специально философской экзегезе ведийской религии посвящены произведения третьего разряда ведийской литературы — упанишады (букв.: «сидение-[ученика]-подле-[учителя»], впоследствии — «сокровенное знание»). Число упанишад чрезвычайно велико (всего их свыше двухсот), но подлинно древними, непосредственно примыкающими вместе с араньяками («лесными книгами») к брахманам и заключающими ведийскую литературу «шрути», являются десять — четырнадцать сочинений. Среди них наиболее известны «Брихадараньяка-упанишада», «Чхандогья-упанишада», «Каушитаки-упанишада», «Катха-упанишада», «Иша-упанпшада» и некоторые другие, написанные частично стихами, частично прозой. Упанишады, в отличие от брахман, ставят себе целью научить не точному и неукоснительному исполнению культовых предписаний, но, переосмыслив само понятие ритуальной жертвы в жертву духовную, — глубокому постижению законов и смысла бытия. Именно в упанишадах развиты — впоследствии ставшие кардинальными для индийской религии и философии — доктрины сансары (круговорота рождений), кармы (предопределенности форм существования индивидуума его же собственными деяниями в прошлом), мокши (освобождения) и, прежде всего, учение о Брахмане и Атмане (единстве всего сущего, объекта и субъекта). Так, в одном из самых знаменитых отрывков из «Чхандогья-упанишады» (6 гл.) мудрец Уддалаки Аруни наставляет своего сына Шветакету, что объективно сущее (Брахман) нераздельно присутствует во всех явлениях живой и неживой природы и одновременно эта высшая объективная субстанция тождественна началу субъективному, индивидуальному (Атману). Сконденсированное в формуле tat tvam аsi («Ты есть То»), поучение это составляет краеугольный камень философии упанишад.

Как это вообще свойственно древним религиозно-философским текстам, создатели упанишад облекали свои идеи в форму аллегории, притчи, развернутого сравнения, нашли, подобно Платону, такой специфический прием изложения абстрактных концепций, как диалог учителя и ученика. Выразительность и своеобразие стиля упанишад, преломлявшего отвлеченную мысль в конкретно-чувственные образы, содействовали распространению их учения не только в Индии, но и далеко за ее пределами. Влияние упанишад можно обнаружить в сочинениях раннехристианских мыслителей и неоплатоников, у персидских суфиев и средневековых европейских мистиков, наконец, в новой западной философии, начиная с Шопенгауэра и Эмерсона.

Упанишады в какой-то мере отражали свободную интеллектуальную реакцию на окостеневшие и уже не вполне отвечающие изменившимся социально-историческим условиям догматы ведийской религии. Однако и формально и по существу они не порывали с ними, а лишь намечали новую возможность их интерпретации. Между тем в середине I тыс. до н. э. возникают два реформаторских движения, которые, хотя и уходят своими корнями в индийскую религиозную и культурную традицию, тем не менее пытаются предложить решительно отличную от вед систему духовных ценностей. Влияние первого из этих движений — джайнизма — исторически оказалось весьма ограниченным, зато другому — буддизму — суждено было стать одной из великих мировых религий.

Основатель буддизма Гаутама Будда выступил со своими проповедями в конце VI в. до н. э. Будда сознательно уклонялся от решения абстрактных, метафизических проблем, его учение носило практический, по преимуществу этический характер. Будда стремился указать новый путь жизни, который избавил бы человека от страдания. Этот путь он видел не в ритуале и жертвах, но и не в аскетизме, а в добродетели, самовоспитании, знании, дающих свободу от жизненных пут и привязанностей. Только такой путь, согласно учению Будды, может избавить человека от страданий сансары — бесконечной цепи существований то в одном, то в друго облике. Проповеди Будды составили, как утверждают его последователи, основу священного буддийского канона, отрывки из которого дошли до нас на многих языках (в том числе и санскрите), а полная версия — на языке пали. Палийский канон «Типитака» («Три корзины [закона]») был записан в 80 г. до н. э. на Цейлоне, но история его создания начинается много раньше, и он включает в себя тексты, складывавшиеся на протяжении многих столетий — от VI до II в. до н. э.

«Типитака» состоит из трех разделов: «Виная-питаки» («Корзины наставлений»), «Сутта-питаки» («Корзины текстов») и «Абхидхамма-питаки» («Корзины мудрости»). Каждый из разделов, в свою очередь, делится на части, а каждая часть содержит несколько книг.

В целом «Типитаку» характеризует, казалось бы, совершенно свободное смешение стилей, жанров и форм, часто в рамках не только одной части, но и одной книги имеются отрывки разного по времени и содержанию происхождения, однако все вместе они дают широкую и взаимосвязанную панораму учения раннего буддизма, последовательно излагая правила поведения и жизни в буддийской общине, буддийскую этику и дидактику.

Само собой разумеется, что тексты «Типитаки» интересны прежде всего для историка буддийской религии. Но этим их значение далеко не исчерпывается. Многие книги канона по своим чисто литературным, художественным качествам принадлежат к выдающимся произведениям и индийской и мировой литературы. В этом отношении выделяется второй раздел «Типитаки» — «Сутта-питака», которая, будучи адресованной широкому кругу слушателей, излагает буддийское учение — дхамму наименее догматически. Тексты «Сутта-питаки» написаны прозой и стихами, содержат поучительные диалоги, легенды и притчи, связанные с именами Будды или его учеников. Самой известной частью «Сутта-питаки» является ее последняя, пятая часть — «Кхуддака-никая» («Собрание коротких поучений»). В нее, наряду с другими памятниками, включены книги, которые по праву считаются шедеврами буддийской классики: «Дхаммапада» («Путь добродетели»), «Сутта-нипата» («Малое собрание текстов»), «Тхера-гатха» и «Тхери-гатха» («Строфы монахов и монахинь») и «Джатаки» («Истории былых рождений [Будды]»).

«Дхаммапада» — своего рода компендиум буддийской мудрости, в ней в виде коротких сентенций, которые традиция приписывает самому Будде, полно и просто изложены основные моральные принципы буддизма. Каждая сентенция составляет одну строфу, звучащую лаконично и афористично, по исключительно емкую по мысли. Отдельные строфы вполне самостоятельны и закончены, тем не менее они связаны едва заметными переходами, то примыкая друг к другу как тезис и антитезис, то развивая и углубляя какую-либо одну идею. Это позволило составителям «Дхаммапады» объединить группы сентенций в главы и главы эти назвать либо тематически (о мудрых, о зле, о наказании, о счастье, о гневе и т. п.), либо по центральному, обычно аллегорическому образу, связующему отдельные строфы (глава о цветах, глава о слоне). Сравнения, метафоры, аллегории «Дхаммапады» зиждутся на явлениях повседневного опыта и почерпнуты из житейских наблюдений. Каждое из них искусно, многосторонне обыгрывается и получает дополнительные окраску и смысл в контексте всего памятника в целом. Это придает образам «Дхаммапады» необычную объемность, многозначность, и, став традиционными в последующей буддийской литературе, они всегда вызывают у читателей или слушателей множество разноплановых ассоциаций.

Та же, что и в «Дхаммападе», глубина и подкупающая простота идей, находящих созвучие в эпической литературе иных народов, та же убедительность художественных средств их воплощения обусловили мировую славу другого буддийского памятника — «Сутта-нипаты». Отдельные афоризмы «Дхаммапады» в «Сутта-нипате» как бы развернуты в небольшие поэмы — сутты, иллюстрирующие какую-либо поучительную мысль или ситуацию и композиционно организованные с помощью приемов рефрена и синтаксического параллелизма. Повествовательные отрывки чередуются в «Сутта-нипате» с диалогическими (см., например, сутту о Дханийе), многие из которых, пересказывая эпизоды из жизни Будды, послужили позднее толчком к созданию эпических его жизнеописаний. Роль «Сутта-нипаты» в буддийской традиции вообще велика, поскольку, как свидетельствуют ее язык и содержание, это одна из древнейших книг канона, и этическая доктрина Будды, еще свободная от позднейших напластований, представлена в ней наиболее адекватно.

Особое место в «Типитаке» занимают два собрания коротких лирических поэм «Тхера-гатха» и «Тхери-гатха», приписываемые соответственно монахам и монахиням, ближайшим сподвижникам и ученикам Будды. Среди других книг канона они выделяются ярко выраженной эмоциональной окраской, подробными описаниями явлений природы и различных оттенков человеческих чувств. Поэтому, оставаясь взволнованной проповедью величия Будды и его учения, они в то же время предвосхищают некоторые линии развития классической индийской лирики. С лиризмом гатх связано разнообразие используемых в них поэтических приемов (аллитераций и ассонансов, тропов, игры слов, рефренов, повторов), обилие всевозможных намеков, аллюзий и ассоциаций, иногда уже для нас непонятных, но придающих стилю гатх исповедальный пафос и ощущение непосредственности. Как и в других частях канона, тщательная реконструкция позволяет отличить в составе «Тхера-гатхпи и «Тхери-гатхи» более ранние и более поздние части, но это не противоречит конечному единству сборников, в целом дающих возможность заглянуть во внутренний мир членов древней буддийской общины.

Наконец, последнее из выдающихся произведений, входящих в «Сутта-нипату», — «Джатаки», или рассказы о былых существованиях Будды. Джатаки наиболее наглядно воплотили в себе тот синтез общеиндийских литературных и фольклорных традиций и буддийского учения, который вообще характерен для палийского канона. Большая часть сюжетов джатак (всего их в «Типитаке» пятьсот сорок семь) почерпнута из индийского народного творчества. Поэтому многие басни, легенды и сказки, которые используются в джатаках, встречаются в других памятниках индийской литературы (эпосе, «Панчатантре», «Катхасаритсагаре» и т. д.), в индийском и мировом фольклоре (например, джатака о верном изречении, за которой стоит общеизвестная сказка о благодарных зверях и неблагодарном человеке). Присутствуют в джатаках и традиционные для индийской литературы приемы обрамления, чередования стихов и прозы, резюмирующих сентенций и т. п., а кардинальная для религиозно-философских учений Индии идея метапсихоза реализуется в них как серия эпизодов из различных рождений Будды на пути к конечному его просветлению. В этой связи каждая джатака распадается на три части: введение, в котором изложены события, побудившие Будду рассказать последующую историю, затем сама история о прошлом и, наконец, отождествление героев этой истории с Буддой и его слушателями. Поучительность и серьезный тон сочетаются в джатаках с занимательностью рассказа, и не случайно они были главным средством буддийской пропаганды, отражая наиболее распространенное и доступное для широких масс понимание буддизма. По своей популярности с джатаками могут сравниться немногие произведения мировой классики. Они переводились и перелагались на языки всех тех стран Азии, куда проник буддизм, а кроме того, лишенные буддийской морали, вошли в десятки произведений дидактической и развлекательной литературы. Поэтому люди, не имеющие никакого отношения к буддизму и никогда не слышавшие о джатаках, тем не менее хорошо знают часть их сюжетов из книг Эзопа и Бабрия, Лафонтена и Крылова, из «Тысячи и одной ночи» и «Калилы и Димны».

Сопоставляя буддийский канон с ведийским, мы убеждаемся, что каждый из них обладает особой, только ему присущей спецификой. Мифологические представления, которые, хотя и на разных уровнях интерпретации, определили общий характер содержания и образности ведийской литературы, в книгах «Типитаки» отошли на второй план, лишь иногда выступая в качестве декоративного фона. По-разному расставлены стилистические акценты: ведийские тексты возвещают истину, буддийские — убеждают в ней; величественному, безусловному тону проповеди вед противостоит более интимный, доверительный топ «Типитаки», ее стиль диалогичен не просто по форме, но и по внутренней сути. Человеческий опыт и мироощущение представлены в ведах в отвлеченных категориях и символах, буддийские памятники стремились найти для них конкретное и осязаемое воплощение. Эти и другие подобного рода отличия обусловлены особенностями ведийской и буддийской религии, обусловлены разрывом во времени между ведийским» и буддийскими памятниками. И тем не менее между ними есть много общего, что позволяет отнести их (а вместе с ними джайнские и эпические тексты) к одному, а именно к первому периоду древнеиндийской литературы. Прежде всего, история других литератур древности показывает, что становление этих литератур обычно начинается с появления памятников двух типов: религиозных сводов и эпоса. Первыми произведениями китайской литературы считаются «Шуцзин», «Шицзин» и «Ицзин», вошедшие в конфуцианское «Шестикнижие», история иранской литературы открывается «Авестой», еврейской — Библией, греческой — «Илиадой» и «Одиссеей». Среди древнейших памятников месопотамской, угаритской, хеттской и египетской литератур преобладают фрагменты мифологического эпоса и ритуальных текстов. Таким образом, со сравнительной точки зрения создание четырех литературных комплексов, о которых шла речь (ведийского, буддийского, джайнского и эпического), знаменует собой начало развития индийской литературы.

Далее, и веды, и «Типитака», и эпос сложились как целое в течение многих веков, причем складывались в русле устной, а не письменной традиции. Мы знаем, что письмо было уже известно населению долины Инда в III–II тыс. до н. э., затем его навыки оказались утраченными, и возродилась письменность в Индии лишь приблизительна в середине I тыс. до н. э. Однако первоначально ею пользовались, по-видимому, в сугубо утилитарных, экономических и административных целях. Поэтому, хотя «Ригведа» существовала уже к 1000 г. до н. э., ведийская литература в целом к 500 г. до н. э., а ранние версии эпоса и первые буддийские и джайнские тексты к 400–200 гг. до н. э., записаны они были не сразу, а где-то на рубеже или в первых веках нашей эры и долгое время функционировали как памятники устные. Это привело к нескольким важным для всей индийской литературы периода древности последствиям. Поскольку произведения ее не были фиксированы, а существовали в текучей и динамической устной традиции, мы часто имеем дело не с одним, а с несколькими текстами (рецензиями) какого-либо памятника; и в таком случае бессмысленно отыскивать его оригинал или архетип, но приходится считаться с тем, что различные рецензии отражают регулярно менявшиеся от исполнения к исполнению его состав и облик. Устным бытованием объясняются и такие особенности стиля вед, эпоса, «Типитаки», как обилие в них устойчивых фразеологических оборотов (так называемых «формул»), повторов, рефренов и т. п. В формулах и повторах часто видят наследие присущих, например, гимнам вед магических функций, однако прежде всего они были необходимым условием создания любого рода текста в устной форме и последующего его воспроизведения «по памяти» новыми исполнителями. Устным происхождением определены, наконец, основные способы построения древних индийских памятников (в виде проповеди, диалога, призыва, обращения и т. п.), а также некоторые дошедшие к нам по традиции их названия (шрути, упанишады и др.).

Уже сам по себе устный характер творчества говорит об известной условности применения термина «литература» (от слова «литера» — письменный знак) к рассмотренным нами памятникам. Условность использования этого термина возрастает и оттого, что в рамках периода древности еще не произошла автономизация литературы среди иных видов духовной деятельности. Было бы неправильным утверждать, что каждый древний индийский текст преследовал только практические (религиозные либо дидактические) цели, но в целом эстетические, собственно художественные задачи еще не выдвинулись на первый план. И хотя мы имеем дело с произведениями, чьи художественные достоинства по-своему уникальны, они не случайно входят в состав религиозных сводов, так же как не случайно, что характер санскритского эпоса, «Махабхараты» и «Рамаяны», во многом определен ясно выраженной моральной и философской тенденцией.

Отсутствие художественного самосознания сказалось и на том обстоятельстве, что в древнеиндийской литературе представление о творце текста еще не кристаллизовалось в понятие поэта. Гимны «Ригведы» приписывались святым пророкам, вдохновленным самим богом, проза брахман и диалоги упанишад — древним мудрецам, палийский канон — вероучителю Будде и его сподвижникам. При этом литература оставалась по существу анонимной, имя легендарного автора не столько отражало его реальное участие в создании памятника, сколько освящало этот памятник своим авторитетом. Литературно» произведение рассматривалось скорее как одно из проявлений жизнедеятельности коллектива, чем как творение отдельной личности. Отсюда (а также в связи с ее устной природой) трудно говорить о приметах индивидуального стиля в древнеиндийской словесности, отсюда тот традиционализм тематики и средств выражения, который долго сохранялся в индийской литературе, даже на письменной ее стадии.

Естественно, что тогда, когда литература еще не осознает своей автономности, не может сложиться и литературная теория, поэтика, хотя неограниченные возможности Слова как такового не раз восхвалялись творцами ведийских песнопений. А поскольку не было литературной теории, нельзя говорить по отношению к древнеиндийской литературе и о четкой дифференциации в ней жанров. Поэтому, когда в ведийских самхитах мы различаем эпические, лирические и даже драматические гимны, в брахманах отделяем теологические наставления от нарративных эпизодов, в упанишадах вычленяем философские диалоги, а в «Типитаке» — басни, притчи, жизнеописания и т. п., мы в какой-то мере накладываем на синкретические по своей сути памятники жанровую сетку позднейшей литературы. В древнеиндийской литература произведение существовало как нечленимое, подчиняющееся особым законам целое, и оценивать эту литературу нужно в первую очередь сообразно признанным ею самой нормам и принципам. Однако это отнюдь не означает, что в древней литературе, правда еще в диффузном, смешанном состоянии, не вызревали новые жанры и формы. Эти жанры и формы восприняла, разработав и уточнив их в устойчивых очертаниях, последующая литературная традиция. Вместе с ними она усвоила все то, что оказалось жизнестойким в идейных концепциях, тематике и изобразительных средствах вед, эпоса, буддийских и джайнских текстов. И памятники эти, хотя они и остаются самоценными и неповторимыми в своих достижениях, в то же время можно рассматривать как пролог всего дальнейшего развития индийской литературы.

П. Гринцер

Мудрец в Израиле и на Древнем Ближнем Востоке Под редакцией Джона Г. Гэмми и Лео Г. Пердью

Это неизменное переиздание классического издания 1990 года в мягкой обложке.

«Этот том призван внести скромный вклад в интеллектуальную и социальную историю Израиля и древнего Ближнего Востока. Как следует из названия тома, основное внимание уделяется тем мудрецам и женщинам в древнем Израиле, которые составляли израильскую литературу мудрости, давали советы ее царям и утешали — и стремились направлять — ее народ на основе разумной традиции Израиля »( из Предисловия ).Этот том, содержащий 37 статей от международного пула авторов, каждый из которых известен своим вкладом в заданную область, призван обеспечить всестороннее освещение состояния исследований и указать дальнейшие направления исследований.

Очерки разделены на шесть разделов: «Мудрец в древней ближневосточной литературе»; Социальное положение и функции мудреца; Мудрец в литературе мудрости еврейской Библии; Мудрец в других библейских текстах; Мудрец от до закрытия еврейского канона до постбиблейских времен; Символическая вселенная мудреца.Проиндексировано, и с библиографией для дальнейшего чтения.

Предисловие

Сокращения

I. Мудрец в древней ближневосточной литературе

«Мудрец» в месопотамской литературе (с приложением о Египте) — Ривка Харрис

Мудрец в египетской литературе — Рональд Дж. Уильямс

Мудрец в шумерской литературе: составной портрет — Самуэль Ноа Крамер

Мудрец в аккадской литературе: филологическое исследование — Рональд Ф.Дж. Свит

Обзор и руководство по дидактической литературе Угарита: Пролегомен к изучению мудреца — Лорен Р. Мак-Фишер

Мудрец в древнеиранской литературе — Джеймс Р. Рассел

II. Социальное положение и функции мудреца

Функции мудреца при египетском королевском дворе — Рональд Дж. Уильямс

Мудрец в месопотамских дворцах и королевских дворах — Рональд Ф.Г. Свит

Писец (и мудрец) в королевском дворе Суд в Угарите — Лорен Р.Мак-Фишер

Социальное значение Соломона как покровителя мудрости — Уолтер А. Брейггеманн

Мудрец при израильском королевском дворе — Р. Н. Уайбрей

Мудрецы и писцы при дворе Древнего Ирана — Джеймс Р. Рассел

Мудрец в эллинистических королевских дворах — Джон Г. Гэмми

Мудрец в семье и племени — Кэрол Р. Фонтен

Мудрец в школе и храме — Андре Лемэр

III. Мудрец в литературе мудрости еврейской Библии

Женщина-мудрец в древнем Израиле и в литературе библейской мудрости — Клаудия В.Лагерь

Мудрец в Притчах — Джеймс Л. Креншоу

Мудрец в Псалмах — Энтони Р. Череско

Иов как мудрец — Сэмюэл Терриен

Мудрец и благочестивая мудрость в Книге Иова: взгляд друзей — Райнер Альберц

Мудрец в Экклезиасте и Кохелет Мудрец — Роланд Э. Мерфи

IV. Мудрец в других библейских текстах

Мудрец в Пятикнижии: измерения — Тиква Фример-Кенский

Мудрец в девтерономической истории — П.Кайл Маккартер младший

Мудрец в пророческой литературе — Раймонд К. Ван Левен

Мудрец, писец и писец в трудах летописца — Джозеф Бленкинсопп

V. Мудрец из до закрытия Еврейского канона к Постбиблейские времена

Мудрец в эллинистической философской литературе (399 г. до н.э. — 199 г. н.э.) — Джордж Б. Керферд

Мудрец в избранных эллинистических и римских литературных жанрах (философские послания, политические дискурсы, история, комедия и романсы) — Бенджамин Фиоре

Мудрец в апокалиптической и псевдоэпиграфической литературе — Джон Дж.Коллинз

Мудрец в Сирахе — Джон Г. Гэмми

Мудрец в Кумранской литературе: Функции Маскила — Кэрол А. Ньюсон

Мудрец как мистик в Мудрости Соломона — Дэвид Уинстон

Иисус как Мудрец: новаторский голос в общей мудрости — Бернард Брэндон Скотт

Ранний раввинский мудрец — Стивен Д. Фрейд

VI. Символическая вселенная мудреца

От скрибализма к раввинизму: перспективы возникновения классического иудаизма — Майкл Фишбейн

Космология и социальный порядок в традиции мудрости — Лео Г.Perdue

От пруденциализма к апокалипсизму: обители мудрецов среди различных форм мудрости — Джон Г. Гэмми

Библиография

Указатель современных авторов

Указатель классических авторов

Указатель древнеевропейских писаний

Письма

Иранские письменности

Шумеро-аккадские литературные произведения

Шумеро-аккадские тексты

Угаритские литературные сочинения

Угаритские тексты

Указатель Священных Писаний и связанной с ними литературы

Ветхий Завет

Свитки Мертвого моря

Мишнаики и другие раввинские писания

Наг Хаммади

Иосиф Флавий

Мудрец в Израиле и на древнем Ближнем Востоке (Книга, 1990) [WorldCat.org]

Содержание: Мудрец в месопотамской литературе (с приложением о Египте) / Ривка Харрис —
Мудрец в египетской литературе / Рональд Дж. Уильямс —
Мудрец в шумерской литературе: составной портрет / Самуэль Ноа Крамер —
Мудрец в аккадской литературе: филологическое исследование / Рональд Ф.Г. Sweet —
Обзор и руководство по чтению дидактической литературы Угарита: пролегомен к исследованию мудреца / Лорен Р. Мак-Фишер —
Мудрец в древнеиранской литературе / Джеймс Р.Рассел —
Функции мудреца в египетском королевском дворе / Рональд Дж. Уильямс —
Мудрец в месопотамских дворцах и королевских дворах / Роанльд Ф.Г. Sweet —
Писец (и мудрец) при королевском дворе в Угарите / Лорен Р. Мак-Фишер. Социальное значение Соломона как покровителя мудрости / Вальтер А. Брейггеманн —
Мудрец при израильском царском дворе / Р. Уайбрей —
Мудрецы и писцы при дворах древнего Ирана / Джеймс Р. Рассел —
Мудрец при королевских дворах эллинистической эпохи / Джон Г.Гамми —
Мудрец в семье и племени / Кэрол Р. Фонтен —
Мудрец в школе и храме / Андре Лемэр —
Женщина-мудрец в древнем Израиле и в литературе библейской мудрости / Клаудиа В. Кэмп —
Мудрец в Притчах / Джеймс Л. Креншоу —
Мудрец в Псалмах / Энтони Р. Череско —
Иов как мудрец / Сэмюэл Терриен —
Мудрец и благочестивая мудрость в Книге Иова: взгляд друзей / Райнер Альберц —
Мудрец в Экклезиасте и Кохелет мудрец / Роланд Э.Мерфи. Мудрец в Пятикнижии: звучания / Тиква Фример-Кенски —
Мудрец в девтерономической истории / П. Кайл МакКартер-младший —
Мудрец в пророческой литературе / Раймонд К. Ван Левен —
Мудрец, писец и писец в трудах летописца / Джозеф Бленкинсопп —
Мудрец в эллинистической философской литературе (399 г. до н.э. — 199 г. н.э.) / Джордж Б. Керферд —
Мудрец в избранных эллинистических и римских литературных жанрах (философские послания, политические дискурсы) , история, комедия и романсы) / Бенджамин Фиоре —
Мудрец в апокалиптической и псевдоэпиграфической литературе / Джон Дж.Коллинз —
Мудрец в Сирахе / Джон Г. Гэмми —
Мудрец в литературе Кумрана: функции Маскила / Кэрол А. Ньюсом. Мудрец как мистик в мудрости Соломона / Дэвида Уинстона —
Иисус как мудрец: новаторский голос в общей мудрости / Бернард Брэндон Скотт —
Ранний раввинистический мудрец / Стивен Д. Фрейд. —
От скрайбализма к раввинизму: перспективы возникновения классического иудаизма / Майкл Фишбоун —
Космология и социальный порядок в традиции мудрости / Лео Г.Perdue —
От пруденциализма к апокалипсизму: дома мудрецов среди различных форм мудрости / Джон Г. Гэмми.

Шесть идей восточной философии — Школа жизни Статьи

]]>

Восточная философия всегда преследовала цель, очень похожую на западную: сделать нас мудрее, менее возбужденными, более вдумчивыми и готовыми ценить нашу жизнь. Однако путь к этому был интригующим по-другому.На Востоке философия преподает свои уроки посредством церемоний чаепития, прогулок в бамбуковых лесах, созерцания рек и ритуальных сессий аранжировки цветов. Вот несколько идей, которые предложат нам особую мудрость континента и обогатят наши представления о том, чем на самом деле может быть философия.

ОДИН: Жизнь страдает

Первая и центральная «благородная истина» Будды состоит в том, что жизнь неизбежно связана со страданием. Будда постоянно стремится изменить наши ожидания, чтобы мы знали, чего ожидать: секс разочарует нас, молодость исчезнет, ​​деньги не избавят нас от боли.Согласно Будде, мудрый человек должен позаботиться о том, чтобы полностью вырасти дома в обычных беспорядках существования. Они должны понимать, что живут на навозной куче. Когда подлость и злоба поднимают их головы, как они того пожелают, это должно происходить на фоне полностью побежденной надежды, чтобы не было ощущения того, что их несправедливо подвели и предали легковерие. Тем не менее, Будда часто был на удивление веселым и обычно щеголял гостеприимной теплой улыбкой. Это произошло потому, что все приятное, сладкое или забавное, что попадалось ему на пути, сразу же воспринималось как бонус; глубоко отрадное дополнение к его первоначальным унылым помещениям.Постоянно помня о темном фоне жизни, он обострил свое понимание всего, что выделялось на его фоне. Он учит нас искусству веселого отчаяния.

ДВА: Метта (пали): Доброжелательность

Метта — это слово, которое на индийском языке пали означает милосердие, доброту или нежность. Это одна из важнейших идей буддизма. Буддизм рекомендует ежедневную ритуальную медитацию, чтобы укрепить это отношение (то, что известно как метта бхавана ).Медитация начинается с призыва каждое утро очень тщательно думать о конкретном человеке, с которым мы обычно раздражаемся, или с которым чувствуем себя агрессивным или холодным, и — вместо обычных враждебных импульсов — репетировать доброжелательные послания вроде « Я надеюсь, что ты » обретет покой »или« Я хочу, чтобы ты был свободен от страданий ». Эта практика может быть расширена вовне, чтобы в конечном итоге охватить практически всех на Земле. Исходное предположение состоит в том, что наши чувства к людям не являются фиксированными и неизменными, но открыты для преднамеренных изменений и улучшений с правильным толчком.Состраданию можно научиться, и нам нужно направить его как на тех, кого мы любим, так и на тех, кого мы склонны отвергать и ненавидеть.

ТРИ: Гуаньинь

Гуаньинь — святая женщина в восточноазиатском буддизме, прочно ассоциирующаяся с милосердием, состраданием и добротой. Она играет в буддизме ту же роль, что и Дева Мария в католицизме. Ее святыни и храмы есть по всему Китаю; в одном, в провинции Хайнань, есть статуя 108 метров (это четвертая по величине статуя в мире).Популярность Гуаньинь говорит о том, насколько потребности детства остаются в нас. Она в самом благородном смысле слова «мумия». По всему Китаю взрослые позволяют себе быть слабыми в ее присутствии. Ее взгляд имеет обыкновение заставлять людей плакать — ведь момент, когда кто-то ломается, случается не столько в трудную минуту, сколько тогда, когда человек, наконец, встречает доброту и возможность признаться в своих горестях, которые слишком долго таил в тишине. Гуаньинь не судит. Она понимает, что вы устали, что вас предали, что все нелегко, что вам надоело: у нее есть мера трудностей, связанных с попытками вести хотя бы отдаленно адекватную взрослую жизнь.

ЧЕТЫРЕ: У Вэй (кит.): Не прилагает усилий

Wu Wei — это (китайский) термин, лежащий в основе философии даосизма. Впервые он описан в Tao Te Ching , написанном мудрецом Лао-цзы в 6 веке до нашей эры. Wu Wei означает «не прилагать усилий», плыть по течению, но это никоим образом не подразумевает лени или праздности. Это скорее предполагает преднамеренную сдачу воли, основанную на мудром признании необходимости в определенных моментах согласиться с требованиями реальности, а не протестовать против них.Как говорит Лао-цзы, быть мудрым — значит научиться иногда «сдаваться всей вселенной». Разум позволяет нам вычислить, когда наши желания находятся в безвозвратном конфликте с реальностью, а затем побуждает нас добровольно, а не сердито или горько подчиняться потребностям. Мы можем быть бессильны изменить определенные события, но для Лао-цзы мы остаемся свободными в выборе своего отношения к ним, и именно в безоговорочном принятии того, что действительно необходимо, мы находим отличительную безмятежность и свободу, характерные для даосов.

ПЯТЬ: Бамбук как мудрость

Восточная Азия была названа бамбуковой цивилизацией не только потому, что бамбук широко использовался в повседневной жизни, но также потому, что его символические качества описывались и прославлялись на протяжении сотен лет в философии даосизма. Удивительно, но бамбук классифицируется как трава, а не как дерево, но он высокий и достаточно крепкий, чтобы создавать рощи и леса. В отличие от ствола дерева, стебли бамбука полые, но внутренняя пустота — источник его энергии.Во время шторма он изгибается, иногда почти до земли, но затем упруго возвращается назад. Мы должны, говорит Лао-цзы, «стать такими, как бамбук». Величайшим художником бамбука был даосский поэт, художник и философ Чжэн Се из династии Цин. Считается, что Чжэн Се нарисовал восемьсот изображений бамбуковых лесов и увидел в них идеальную модель поведения мудрого человека. Помимо бамбукового рисунка пером и тушью, он написал элегантным почерком: «Крепко держись горы, укореняйся в обрывистом утесе, становись сильнее после невзгод и выдерживай удары ветра со всех сторон».Это было послание, адресованное бамбуку, но предназначенное, конечно же, для всех нас.

ШЕСТЬ: Кинцуги

С XVI века философия дзен-буддизма в Японии жила на особой красоте и мудрости вещей, которые были отремонтированы. Кинцуги представляет собой соединение двух идей: «кин», что в переводе с японского означает «золотой», и «цуги», что означает «столярное дело». В эстетике дзэн осколки случайно разбитого горшка нельзя просто выбрасывать, их следует осторожно подобрать, собрать заново и затем склеить лаком, обработанным роскошной золотой пудрой.Не следует пытаться замаскировать повреждения, главное — сделать линии разломов красивыми и прочными. Драгоценные золотые жилы призваны подчеркнуть, что у разломов есть свои достоинства. Это очень острая идея, потому что все мы в некотором роде сломленные существа. Ремонт не зазорен; Починенная чаша — это символ надежды на то, что мы тоже сможем снова собраться вместе и по-прежнему будем любимы, несмотря на наши очевидные недостатки.

]]>

Лорна Сейдж | Книги | The Guardian

Лорна Сейдж, скончавшаяся в Норвиче за два дня до своего 58-летия, была одним из самых блестящих литературных критиков своего поколения.Успех ее мемуаров «Плохая кровь» принес ей в конце жизни новых читателей. Но до публикации книги она завоевала международную репутацию критика, ученого и писателя, превратившего рецензирование в своеобразное искусство.

Она была харизматичным преподавателем в Университете Восточной Англии, где проработала с 1965 года до своей смерти. Ее страсть к литературе и обучение вдохновляли поколения студентов, которые работали с ней. Она не была тем человеком, которому нужно напоминать, что хорошее преподавание является центральным элементом профессии академика.

Сейдж родился в Ханмере, деревне на англо-валлийской границе. В ее мемуарах ярко рассказывается о ее детстве. Она рано узнала о странностях семьи и ценности чтения. Изначально она воспитывалась в деревенском приходском доме с бабушкой, дедушкой и матерью. Ее дедушка, который прожил жизнь, полную сексуальных скандалов и разочарованных амбиций, познакомил ее с книгами. Бабушка познакомила ее с тайной жизнью женщин.

Чтение предоставило альтернативный мир, способ жить отдельно среди семейных потрясений.Когда ее отец вернулся со Второй мировой войны, семья переехала из старого дома священника в недавно построенный муниципальный дом. Но новые возможности, представленные послевоенной реконструкцией, были окутаны старыми образцами английских провинциальных обычаев и предрассудков. По ее собственному описанию, Сейдж была «неподходящей ученицей». Это чувство собственного достоинства подпитывало ее решимость идти своим путем на своих условиях.

В 1953 году она переехала через границу в Англию, где училась в средней школе для девочек Уитчерч.Здесь она открыла для себя любовь к латыни, которая добавилась к ее любви к чтению. Она также поняла, как важно быть лучшей в классе; интеллектуальный успех был средством сдерживания морального неодобрения. Помимо приличий английской гимназии для девочек, были и другие увлечения: мальчики и открытие силы ее собственной красоты. Sage вырос на рок-н-ролле и чувствовал, что старые методы больше не годятся.

В 15 лет она встретила Вика Сейджа, человека, который вскоре стал ее первым мужем.В 16 лет она была замужем и беременна. В 17 лет она родила первого и единственного ребенка Шэрон. Неустрашимая Сейдж продолжала преследовать свои интеллектуальные амбиции. Она подала заявку в Даремский университет, чтобы читать по-английски, и получила стипендию. Ее талант нашел выход в обстоятельствах, которые могли поразить других женщин ее возраста и класса.

Колледж Святого Эйдана изменил свои правила, чтобы разрешить доступ студенткам, которые также были женами и матерями. Вик также получил место для чтения по-английски в Дареме.В 1961 году уникальная студенческая семья поселилась в традиционном английском университете.

Несмотря на то, что их брак должен был закончиться разводом, интеллектуальное и эмоциональное партнерство, которое Сейдж установила с Вик, продлилось всю ее жизнь. Их карьера шла параллельно; оба получили высшее образование в 1964 году, оба перешли в Бирмингемский университет, где Сейдж учился в Институте Шекспира. В 1965 году она стала ассистентом лектора по английскому языку в недавно созданном Университете Восточной Англии.В 1967 году Вик занял аналогичную должность в том же университете.

Учреждение, в которое она поступила, было маленьким, интенсивным и экспериментальным. Малькольм Брэдбери и Ангус Уилсон были коллегами. Шекспировский критик и ученый Николас Брук, преподававший Мудрецу в Дареме, также был там, как и писатель Джонатан Рабан. Оба стали близкими и постоянными друзьями и взыскательными читателями ее работ.

В конце 1960-х годов началась еще одна важная дружба с историком и политиком Патрисией Холлис (ныне правительственный министр).Молодые женщины-учёные в преимущественно мужской среде, Сейдж и Холлис развили дружбу благодаря своему обучению.

Задолго до изобретения «нового историзма» они преподавали уникальный в то время курс городских пейзажей 1830-40-х годов. Подвергнув сомнению простое различие между фактом и вымыслом, они проанализировали риторику художественной литературы 19 века, философии и правительственных отчетов, найдя в языковых формах руководство к менталитету культуры.

Этот вид обучения понравился Мудрецу именно потому, что он сделал обучение формой исследования. Она считала, что университетское преподавание должно открывать новые области исследований, а не давать устоявшиеся доктрины. Ее учение выросло из последних открытий в ее чтении. Ее семинары были интеллектуальным мероприятием, на котором разворачивалась новая линия критического мышления.

Если Сейдж была харизматичным учителем, то в конце 1960-х и 1970-х годах она развивала свою личность как критика.Ранние публикации о Милтоне были результатом ее работы в аспирантуре. Это отражало ее растущий интерес к неоплатонизму, интерес, который должен был привести ее в Италию, а также в архивы и галереи Флоренции.

Неоплатонизм был источником бесконечного восхищения. Он сыграл решающую роль в английской поэтической традиции, что можно проследить в творчестве Милтона, Шелли и, в трансатлантической версии, в поэзии Уоллеса Стивенса. Это больше, чем набор философских доктрин, он предлагал способ как воображать мир, так и управлять им; можно было одновременно быть и этим мирским, и другим мирским.

Основное исследование неоплатонизма и английской поэзии Сейдж было незавершенным на момент ее смерти. Вместо этого было множество других опубликованных работ. В 1970-х годах она зарекомендовала себя как авторитетный обозреватель современной художественной литературы. Она работала с рядом выдающихся литературных редакторов, включая Теренса Килмартина в Observer и Яна Гамильтона в New Review.

Для Sage рецензирование было серьезной критикой. Ее привычкой было читать все доступные опубликованные работы любого автора, которого она рецензировала.Она была глубоко увлечена идеей писать о литературе до того, как она стала канонической. Ее рецензия была возможностью создать стиль, который мог быть одновременно умным и доступным.

Литературный Лондон стал частью ее действительной и воображаемой топографии. Это было альтернативой академической жизни, но также и дополнением к ней. Двигаясь вперед и назад между тем, что Сейдж описал как «Улицу Грабов и академию», она могла сочетать интеллектуальный авторитет университета со стилистической энергией великого литературного журналиста.Это также позволило ей удовлетворить эту темпераментную потребность быть внутри и вне того мира, в котором она находилась.

К концу 1970-х годов ее первый брак распался, и начался ее второй брак с Рупертом Ходсоном. Эти отношения были тесно связаны с еще одним удвоением ее мира; ее исследование привело ее в Италию, где они встретились. Она решила, что хочет жить в Италии и Англии, и разработала схему преподавания в UEA во время семестра и письма в Италии во время каникул.

Новые и важные дружеские отношения установились с Гором Видалем и Анжелой Картер. Дружба с Картер была очень важна для Сейдж и совпала с другим развитием ее творчества. С конца 1970-х годов она широко публиковала статьи о писательницах и женском писательстве. В 1983 году появился ее кабинет Дорис Лессинг. В 1991 году она опубликовала «Женщины в доме фантастики», блестящее исследование женской фантастики ХХ века. В 1994 году вышла небольшая книга об Анжеле Картер, и в том же году она отредактировала сборник эссе о Картере, «Плоть и зеркало».

Но ее забота заключалась не просто в том, чтобы писать о женщинах, а в том, чтобы сделать их работы более широко и разумно известными. Она написала введение в художественную литературу Кэтрин Мэнсфилд, Кристины Стед и Вирджинии Вульф. В 1994 году она была назначена главным редактором The Cambridge Guide To Women’s Writing In English.

Как и в большинстве других ее работ, в женском писательстве Сэйдж сочеталась страсть и интеллект. Ее привлекали женщины, которые писали, чтобы выжить и преодолеть культурные обстоятельства, с которыми им приходилось мириться.Она была феминисткой, но не из тех, кто хотел прожить свою жизнь публичным мученичеством. Она с презрением относилась к тому, как мужчины интриговали против женщин, но хотела пробиться в мир таким, каким она его нашла. Она играла центральную роль в академической жизни UEA. Она дважды была деканом школы английского языка и американистики, а в 1994 году была назначена на кафедру английской литературы.

Последние пять лет ее жизни все чаще характеризовались болезнью, которая в конечном итоге привела к ее смерти.Мудрец не терпел дураков, и часто мир казался все более и более полным их. Хотя физически она ослабела из-за болезни, она продолжала писать и преподавать с неослабевающей энергией. Ее «Кембриджский путеводитель» был опубликован в 1990 году, но больше всего ее волновало завершение мемуаров, в которых дается такой убедительный портрет ее молодой женщины.

Жизнь ей очень тяжела. Ее второй брак был нелегким, но ее героически поддерживали Шэрон и небольшой круг друзей.На момент смерти у нее было много проектов в разработке и еще больше, которые нужно было дать литературной культуре, для формирования которой она так много сделала. У нее остались Руперт Ходсон, Вик Сейдж, Шэрон и ее внучка Оливия.

• Лорна Сейдж, журналист и критик, родилась 13 января 1943 г .; умер 11 января 2000 г.

Первую главу «Плохой крови» Лорны Сейдж можно прочитать по адресу:
www.booksunlimited.co.uk

Шесть книг по восточной философии, которые помогут продвинуть вашу карьеру в UX | Автор: Владимир Корбель

Иногда я занимаюсь размышлениями о том, какие события оказали наибольшее влияние на мою карьеру дизайнера в более глубоком смысле.

Среди прочего, я всегда думаю об этих книгах, уроках и лекциях, которые глубоко изменили мою точку зрения на дизайн, пользовательский опыт, дизайнерское мышление или жизнь, если хотите.

Эти книги не только передают схожее послание, которое имеет первостепенное значение для «мыслить иначе или как дизайнер», но эти книги также могут помочь продвинуться в жизни, чтобы лучше понять их цель, мотивацию и помочь себе почувствовать себя лучше, просыпаясь. каждый день, ходя на работу, в школу или занимаясь предпринимательской деятельностью.

Позвольте мне начать с моста между «западной и восточной» мыслью, которая конденсируется в работе Алана Уоттса.

Этот джентльмен, оказавший влияние на все поколение 1960-х и 1970-х годов, синтезировал в своей работе и лекциях широкий спектр восточной мысли, от Махаяны, Дзен, Веданты и даосизма, находя общие темы и закономерности, которые помогают жить осмысленной жизнью.

Алан Уоттс, С ума сойти.

Зачем это читать / слушать?

Алан — одна из ключевых фигур среди Тимоти Лири и Рэма Дасса, оказавших влияние на движение хиппи 1960-х годов.

Его часто называют чуваком, который принес восточную философию западной аудитории.

Работа Алана прекрасна в качестве отправной точки для любого, кто считает себя любопытным, сомневающимся и желающим открыть свое сознание, чтобы увидеть мир свежим взглядом.

Как это помогает?

Это действительно потрясающий опыт — увидеть, как Алан синтезирует и популяризирует восточную мудрость, объясняя это очень популярным и увлекательным способом. Это помогает любому дизайнеру поощрять любопытство и формировать образ мышления, который остается на всю жизнь.Это дает метод исследования чего угодно. Ставить под сомнение все важно для пользовательских исследований в области дизайна и для того, чтобы стать ведущим специалистом в области поиска и определения проблем.

Ссылка: https://www.amazon.com/Out-Your-Mind-Essential-Listening/dp/1591791650

Сюнрю Судзуки, Дзэн-разум, разум начинающего.

Зачем это читать?

Почти Библия инноваций, эта работа помогает сформировать наивную точку зрения и по-настоящему понять ее ценность.Он не только дает представление о том, как стать «чистым» в его фундаментальном смысле, но также дает представление о том, как меняется мотивация по мере нашего развития и роста.

Как это помогает?

Образ мышления новичка имеет фундаментальное значение для двухуровневого проектирования. Как на уровне исследования пользователей, когда мы действительно хотим подойти к этому с «детской любопытной и честной» точки зрения, так и на уровне представления, когда мы хотим держать наш разум открытым для новых идей без осуждения.

https://www.amazon.com/Zen-Mind-Beginners-Informal-Meditation/dp/15492

Лао Цзы, Тао Дэ Цзин.

Зачем это читать?

Эта глубокая книга даосизма воплощает в себе большую часть восточной философии и мудрости в целом. Мудрые, но простые стихи учат нас основам «внутреннего устройства» мира и объясняют его ценность.

Как это помогает?

«Чем больше ты знаешь, тем меньше понимаешь» — одна из цитат, которая до сих пор находит отклик в моей голове.Это говорит нам о великой мудрости, что мышление, которое мы знаем, — великий яд, который ограничивает безграничные возможности нашего разума и заслоняет фундаментальное сострадание среди созданий.

Сочувствие, или его высшая форма, сострадание, — это навык, необходимый для любого исследователя пользователей, который хочет узнать о своих пользователях.

]]>

Лорна Сейдж | Книги | The Guardian

Лорна Сейдж, скончавшаяся в Норвиче за два дня до своего 58-летия, была одним из самых блестящих литературных критиков своего поколения.Успех ее мемуаров «Плохая кровь» принес ей в конце жизни новых читателей. Но до публикации книги она завоевала международную репутацию критика, ученого и писателя, превратившего рецензирование в своеобразное искусство.

Она была харизматичным преподавателем в Университете Восточной Англии, где проработала с 1965 года до своей смерти. Ее страсть к литературе и обучение вдохновляли поколения студентов, которые работали с ней. Она не была тем человеком, которому нужно напоминать, что хорошее преподавание является центральным элементом профессии академика.

Сейдж родился в Ханмере, деревне на англо-валлийской границе. В ее мемуарах ярко рассказывается о ее детстве. Она рано узнала о странностях семьи и ценности чтения. Изначально она воспитывалась в деревенском приходском доме с бабушкой, дедушкой и матерью. Ее дедушка, который прожил жизнь, полную сексуальных скандалов и разочарованных амбиций, познакомил ее с книгами. Бабушка познакомила ее с тайной жизнью женщин.

Чтение предоставило альтернативный мир, способ жить отдельно среди семейных потрясений.Когда ее отец вернулся со Второй мировой войны, семья переехала из старого дома священника в недавно построенный муниципальный дом. Но новые возможности, представленные послевоенной реконструкцией, были окутаны старыми образцами английских провинциальных обычаев и предрассудков. По ее собственному описанию, Сейдж была «неподходящей ученицей». Это чувство собственного достоинства подпитывало ее решимость идти своим путем на своих условиях.

В 1953 году она переехала через границу в Англию, где училась в средней школе для девочек Уитчерч.Здесь она открыла для себя любовь к латыни, которая добавилась к ее любви к чтению. Она также поняла, как важно быть лучшей в классе; интеллектуальный успех был средством сдерживания морального неодобрения. Помимо приличий английской гимназии для девочек, были и другие увлечения: мальчики и открытие силы ее собственной красоты. Sage вырос на рок-н-ролле и чувствовал, что старые методы больше не годятся.

В 15 лет она встретила Вика Сейджа, человека, который вскоре стал ее первым мужем.В 16 лет она была замужем и беременна. В 17 лет она родила первого и единственного ребенка Шэрон. Неустрашимая Сейдж продолжала преследовать свои интеллектуальные амбиции. Она подала заявку в Даремский университет, чтобы читать по-английски, и получила стипендию. Ее талант нашел выход в обстоятельствах, которые могли поразить других женщин ее возраста и класса.

Колледж Святого Эйдана изменил свои правила, чтобы разрешить доступ студенткам, которые также были женами и матерями. Вик также получил место для чтения по-английски в Дареме.В 1961 году уникальная студенческая семья поселилась в традиционном английском университете.

Несмотря на то, что их брак должен был закончиться разводом, интеллектуальное и эмоциональное партнерство, которое Сейдж установила с Вик, продлилось всю ее жизнь. Их карьера шла параллельно; оба получили высшее образование в 1964 году, оба перешли в Бирмингемский университет, где Сейдж учился в Институте Шекспира. В 1965 году она стала ассистентом лектора по английскому языку в недавно созданном Университете Восточной Англии.В 1967 году Вик занял аналогичную должность в том же университете.

Учреждение, в которое она поступила, было маленьким, интенсивным и экспериментальным. Малькольм Брэдбери и Ангус Уилсон были коллегами. Шекспировский критик и ученый Николас Брук, преподававший Мудрецу в Дареме, также был там, как и писатель Джонатан Рабан. Оба стали близкими и постоянными друзьями и взыскательными читателями ее работ.

В конце 1960-х годов началась еще одна важная дружба с историком и политиком Патрисией Холлис (ныне правительственный министр).Молодые женщины-учёные в преимущественно мужской среде, Сейдж и Холлис развили дружбу благодаря своему обучению.

Задолго до изобретения «нового историзма» они преподавали уникальный в то время курс городских пейзажей 1830-40-х годов. Подвергнув сомнению простое различие между фактом и вымыслом, они проанализировали риторику художественной литературы 19 века, философии и правительственных отчетов, найдя в языковых формах руководство к менталитету культуры.

Этот вид обучения понравился Мудрецу именно потому, что он сделал обучение формой исследования. Она считала, что университетское преподавание должно открывать новые области исследований, а не давать устоявшиеся доктрины. Ее учение выросло из последних открытий в ее чтении. Ее семинары были интеллектуальным мероприятием, на котором разворачивалась новая линия критического мышления.

Если Сейдж была харизматичным учителем, то в конце 1960-х и 1970-х годах она развивала свою личность как критика.Ранние публикации о Милтоне были результатом ее работы в аспирантуре. Это отражало ее растущий интерес к неоплатонизму, интерес, который должен был привести ее в Италию, а также в архивы и галереи Флоренции.

Неоплатонизм был источником бесконечного восхищения. Он сыграл решающую роль в английской поэтической традиции, что можно проследить в творчестве Милтона, Шелли и, в трансатлантической версии, в поэзии Уоллеса Стивенса. Это больше, чем набор философских доктрин, он предлагал способ как воображать мир, так и управлять им; можно было одновременно быть и этим мирским, и другим мирским.

Основное исследование неоплатонизма и английской поэзии Сейдж было незавершенным на момент ее смерти. Вместо этого было множество других опубликованных работ. В 1970-х годах она зарекомендовала себя как авторитетный обозреватель современной художественной литературы. Она работала с рядом выдающихся литературных редакторов, включая Теренса Килмартина в Observer и Яна Гамильтона в New Review.

Для Sage рецензирование было серьезной критикой. Ее привычкой было читать все доступные опубликованные работы любого автора, которого она рецензировала.Она была глубоко увлечена идеей писать о литературе до того, как она стала канонической. Ее рецензия была возможностью создать стиль, который мог быть одновременно умным и доступным.

Литературный Лондон стал частью ее действительной и воображаемой топографии. Это было альтернативой академической жизни, но также и дополнением к ней. Двигаясь вперед и назад между тем, что Сейдж описал как «Улицу Грабов и академию», она могла сочетать интеллектуальный авторитет университета со стилистической энергией великого литературного журналиста.Это также позволило ей удовлетворить эту темпераментную потребность быть внутри и вне того мира, в котором она находилась.

К концу 1970-х годов ее первый брак распался, и начался ее второй брак с Рупертом Ходсоном. Эти отношения были тесно связаны с еще одним удвоением ее мира; ее исследование привело ее в Италию, где они встретились. Она решила, что хочет жить в Италии и Англии, и разработала схему преподавания в UEA во время семестра и письма в Италии во время каникул.

Новые и важные дружеские отношения установились с Гором Видалем и Анжелой Картер. Дружба с Картер была очень важна для Сейдж и совпала с другим развитием ее творчества. С конца 1970-х годов она широко публиковала статьи о писательницах и женском писательстве. В 1983 году появился ее кабинет Дорис Лессинг. В 1991 году она опубликовала «Женщины в доме фантастики», блестящее исследование женской фантастики ХХ века. В 1994 году вышла небольшая книга об Анжеле Картер, и в том же году она отредактировала сборник эссе о Картере, «Плоть и зеркало».

Но ее забота заключалась не просто в том, чтобы писать о женщинах, а в том, чтобы сделать их работы более широко и разумно известными. Она написала введение в художественную литературу Кэтрин Мэнсфилд, Кристины Стед и Вирджинии Вульф. В 1994 году она была назначена главным редактором The Cambridge Guide To Women’s Writing In English.

Как и в большинстве других ее работ, в женском писательстве Сэйдж сочеталась страсть и интеллект. Ее привлекали женщины, которые писали, чтобы выжить и преодолеть культурные обстоятельства, с которыми им приходилось мириться.Она была феминисткой, но не из тех, кто хотел прожить свою жизнь публичным мученичеством. Она с презрением относилась к тому, как мужчины интриговали против женщин, но хотела пробиться в мир таким, каким она его нашла. Она играла центральную роль в академической жизни UEA. Она дважды была деканом школы английского языка и американистики, а в 1994 году была назначена на кафедру английской литературы.

Последние пять лет ее жизни все чаще характеризовались болезнью, которая в конечном итоге привела к ее смерти.Мудрец не терпел дураков, и часто мир казался все более и более полным их. Хотя физически она ослабела из-за болезни, она продолжала писать и преподавать с неослабевающей энергией. Ее «Кембриджский путеводитель» был опубликован в 1990 году, но больше всего ее волновало завершение мемуаров, в которых дается такой убедительный портрет ее молодой женщины.

Жизнь ей очень тяжела. Ее второй брак был нелегким, но ее героически поддерживали Шэрон и небольшой круг друзей.На момент смерти у нее было много проектов в разработке и еще больше, которые нужно было дать литературной культуре, для формирования которой она так много сделала. У нее остались Руперт Ходсон, Вик Сейдж, Шэрон и ее внучка Оливия.

• Лорна Сейдж, журналист и критик, родилась 13 января 1943 г .; умер 11 января 2000 г.

Первую главу «Плохой крови» Лорны Сейдж можно прочитать по адресу:
www.booksunlimited.co.uk

Шесть книг по восточной философии, которые помогут продвинуть вашу карьеру в UX | Автор: Владимир Корбель

Иногда я занимаюсь размышлениями о том, какие события оказали наибольшее влияние на мою карьеру дизайнера в более глубоком смысле.

Среди прочего, я всегда думаю об этих книгах, уроках и лекциях, которые глубоко изменили мою точку зрения на дизайн, пользовательский опыт, дизайнерское мышление или жизнь, если хотите.

Эти книги не только передают схожее послание, которое имеет первостепенное значение для «мыслить иначе или как дизайнер», но эти книги также могут помочь продвинуться в жизни, чтобы лучше понять их цель, мотивацию и помочь себе почувствовать себя лучше, просыпаясь. каждый день, ходя на работу, в школу или занимаясь предпринимательской деятельностью.

Позвольте мне начать с моста между «западной и восточной» мыслью, которая конденсируется в работе Алана Уоттса.

Этот джентльмен, оказавший влияние на все поколение 1960-х и 1970-х годов, синтезировал в своей работе и лекциях широкий спектр восточной мысли, от Махаяны, Дзен, Веданты и даосизма, находя общие темы и закономерности, которые помогают жить осмысленной жизнью.

Алан Уоттс, С ума сойти.

Зачем это читать / слушать?

Алан — одна из ключевых фигур среди Тимоти Лири и Рэма Дасса, оказавших влияние на движение хиппи 1960-х годов.

Его часто называют чуваком, который принес восточную философию западной аудитории.

Работа Алана прекрасна в качестве отправной точки для любого, кто считает себя любопытным, сомневающимся и желающим открыть свое сознание, чтобы увидеть мир свежим взглядом.

Как это помогает?

Это действительно потрясающий опыт — увидеть, как Алан синтезирует и популяризирует восточную мудрость, объясняя это очень популярным и увлекательным способом. Это помогает любому дизайнеру поощрять любопытство и формировать образ мышления, который остается на всю жизнь.Это дает метод исследования чего угодно. Ставить под сомнение все важно для пользовательских исследований в области дизайна и для того, чтобы стать ведущим специалистом в области поиска и определения проблем.

Ссылка: https://www.amazon.com/Out-Your-Mind-Essential-Listening/dp/1591791650

Сюнрю Судзуки, Дзэн-разум, разум начинающего.

Зачем это читать?

Почти Библия инноваций, эта работа помогает сформировать наивную точку зрения и по-настоящему понять ее ценность.Он не только дает представление о том, как стать «чистым» в его фундаментальном смысле, но также дает представление о том, как меняется мотивация по мере нашего развития и роста.

Как это помогает?

Образ мышления новичка имеет фундаментальное значение для двухуровневого проектирования. Как на уровне исследования пользователей, когда мы действительно хотим подойти к этому с «детской любопытной и честной» точки зрения, так и на уровне представления, когда мы хотим держать наш разум открытым для новых идей без осуждения.

https://www.amazon.com/Zen-Mind-Beginners-Informal-Meditation/dp/15492

Лао Цзы, Тао Дэ Цзин.

Зачем это читать?

Эта глубокая книга даосизма воплощает в себе большую часть восточной философии и мудрости в целом. Мудрые, но простые стихи учат нас основам «внутреннего устройства» мира и объясняют его ценность.

Как это помогает?

«Чем больше ты знаешь, тем меньше понимаешь» — одна из цитат, которая до сих пор находит отклик в моей голове.Это говорит нам о великой мудрости, что мышление, которое мы знаем, — великий яд, который ограничивает безграничные возможности нашего разума и заслоняет фундаментальное сострадание среди созданий.

Сочувствие, или его высшая форма, сострадание, — это навык, необходимый для любого исследователя пользователей, который хочет узнать о своих пользователях.

Эрих Фромм, Искусство любви

Зачем это читать?

Эрих Фромм проделал огромную работу, объясняя различные формы любви.Сострадание помогает нам решить, что важнее всего, и направить внимание на результаты исследования пользователей.

Как это помогает?

Познать любовь — значит стать великим дизайнером. Почему? Умея различать сердечные причины и причины, по которым « извлечь из этого что-то хорошее », мы можем определить основные человеческие потребности, которые проведут нас сквозь шум необработанных данных пользовательских исследований к сигналам о том, что действительно важно. нашим пользователям и заставляет их чувствовать себя хорошо.

Это не «типичная» книга по восточной философии, однако на нее большое влияние оказали люди, которые глубоко в нее вошли, такие как К.Г. Юнг и другие мудрецы того времени.

Шри Рамана Махарши, Кто я?

Зачем это читать?

Эта крошечная книжка, которая на самом деле состоит всего из 11 страниц, глубоко погружается в нас. На самом деле он не говорит о том, кто мы, а о том, кем мы не являемся, и объясняет, как самоисследование помогает нам освободиться от цепей нашего эго и страданий.

Как это помогает?

Считается, что чем больше эго, тем меньше творчества и наоборот. Эта небольшая книга помогает нам осознать эту мудрость и ведет нас через эти простые вопросы к этому осознанию.

«Кто я» — это шедевр простоты и великого замысла одного из величайших мудрецов современной индуистской мысли.

Рам Дасс, помни, будь здесь сейчас

Зачем это читать?

Это книга другого рода, и ее нужно почти прочувствовать, а не читать.

Это путешествие профессора Гарвардского университета Ричарда Альперта, который прошел через глубокое духовное пробуждение и смог понять и передать мудрость восточной духовной точки зрения уникальным способом.

Как это помогает?

На мой взгляд, это особенно помогает исследователям-пользователям видеть сквозь вещи и понимать, как восприятие, проецируемое на нас средствами массовой информации или кем-либо еще, может быть устранено и как мы можем стать подлинными, действительно слушать и открываться друг другу.

Заключение

Это действительно не полный список влиятельной литературы, которая помогает стать более продвинутым UX-дизайнером или исследователем, но, на мой взгляд, это отличная основа, которая помогает на пути к тому, чтобы им стать.

Такие принципы, как пустота, любопытство, сострадание, свобода, смирение при понимании их глубокого истинного смысла, помогают нам вести сквозь шум повседневного опыта, чтобы стать «лучшими» дизайнерами и, по сути, лучшими людьми.

Рам Дасс, будь здесь и сейчас.

BBC News | РАЗВЛЕЧЕНИЯ | Дань «блестящей» Сейдж

Друзья и коллеги Лорны Сейдж отдают дань уважения писательнице и ученому после ее смерти в возрасте 57 лет.

Джон Кук, декан факультета английских и американских исследований Университета Восточной Англии, где Сейдж был профессором английской литературы, сказал: «Мы ошеломлены и глубоко опечалены смертью Лорны Сейдж.

«Ее страсть к литературе вдохновляла поколения студентов, которые работали с ее.

Плохая кровь была ее шедевром


Блейк Моррисон

«Она была глубоко привержена успеху и известности литературных исследований и была блестящим, остроумным и глубоко образованным литературным критиком».

Сейдж работала критиком в Literary Review, The New York Times и The Observer, где она познакомилась с писателем Блейком Моррисоном.

Шедевр

В пятницу он сказал: «Она была отличным критиком — тонким и умным — а также очень хорошим учителем».

Но именно «Плохая кровь», история странного воспитания Сэйдж в городке Ханмер в Северном Уэльсе, привлекла к ней внимание общественности.

Я не знал, что она заболела, когда мы судили приз, и должен сказать, что книга оценивалась исключительно по ее достоинствам


Судья Whitbread Дэвид Секстон

Моррисон, опубликовавший свои собственные широко известные мемуары «Когда вы в последний раз видели своего отца?» сказала о работе: «Это ее шедевр — она ​​очень долго осмысливала семейные отношения таким ярким образом.»

Именно этот яркий анализ принес ей в этом году премию Whitbread Biography Award.

Представитель Whitbread Prize сказал: «Мы глубоко опечалены тем, что узнать о смерти Лорны Сейдж.

«Книга по-прежнему претендует на звание» Книга года Уайтбред «. о котором будет объявлено 23 января «.

Оригинал

Судья Whitbread Дэвид Секстон, литературный редактор журнала Evening Standard, сказал: «Я надеюсь, что позже в этом месяце она выиграет главный приз.»

Известие о ее смерти стало для него полной неожиданностью.

«Я не знал, что она больна, когда мы судили приз, и должен сказать, что книга оценивалась исключительно по ее достоинствам», — сказал он.

«Bad Blood — это полностью оригинальный и закрытый материал, о котором никто не писал раньше, когда я росла девочкой в ​​этом месте».

Она была в восторге от похвалы и писем


Редактор Николас Пирсон

Книга была заказана в начале 90-х и является результатом долгих размышлений и тщательного переписывания Сейджа.

Ее редактор в то время Николас Пирсон похвалил ее «вдохновляющее» письмо.

Но он добавил, что, несмотря на это, она всегда была скромной: «Она была в восторге от похвалы и писем даже от жителей Ханмера».

История Синдбада или семи мудрецов

Одна из наших самых красочных рукописей, которая сейчас демонстрируется в нынешней выставке Метрополитен-музея «Султаны Деканской Индии 1500-1700», — это IO Islamic 3214, единственная известная копия истории Синдбада и семи мудрецов, которая должна быть написана. в персидских стихах.Эта история — не путать с Синдбадом, моряком из Arabian Nights — встречается как в западной, так и в восточной литературе, но считается, что она имеет иранское происхождение (Perry 1960) и связана с очень древней греко-восточной традицией.


История царя Кашмира, чей слон сбежал, несмотря на трехлетнее обучение. Хранитель, осужденный на то, чтобы его топтали ногами, избежал смерти, продемонстрировав послушание слона и приписав несчастный случай плохому гороскопу (BL IO Islamic 3214, f.23в)

Эта версия была написана в 776 году хиджры (1374/75) по просьбе неназванного царя и основана на более ранней версии, написанной персидской прозой. Он иллюстрирован 72 миниатюрами, характеризующимися использованием ярких цветов и инновационных архитектурных деталей, открывающимися двухстраничными портретами царя Соломона и царицы Савы на лицевой стороне — характерной чертой многих рукописей иранского происхождения, особенно из Шираза XVI века, к которому это Рукопись обязана многим стилистическим особенностям.


Наложница обвиняет принца в измене (BL IO Islamic 3214, ф. 29v)

Действие стихотворения происходит в индийском контексте и представляет собой множество сказок, рассказываемых в рамках одной истории. Юный принц, которому его учитель Синдибад приказал хранить молчание в течение семи дней, обвиняется одной из наложниц своего отца в попытке соблазнить ее. Он приговорен к смерти, но семь визирей короля по очереди откладывают казнь, рассказывая истории, иллюстрирующие женский обман.Однако каждый вечер их дела сводят на нет виновная наложница, рассказывающая противоречивую историю. После недельного молчания принц, теперь снова имеющий право говорить, оправдан и освобожден. Сказка заканчивается отречением царя от престола в пользу своего сына. К сожалению, из-за пробела в тексте неясно, будет ли злая женщина помилована или наказана!


Палач ведет принца на смерть (BL IO Islamic 3214, ф. 74v)

История нашей рукописи — сама по себе загадка! Почти наверняка скопировано и проиллюстрировано в Голконде между 1575 и 1585 годами (Weinstein, p.127), к сожалению, на нем нет колофона, но на листе 1r есть по крайней мере один стертый оттиск печати Кутбшахи. Популярность Sindbādnāmah также подтверждается, как отмечает Лаура Вайнштейн (Haidar and Sardar, p. 203), наличием специально заказанной копии (BL Or.255) более известной персидской версии прозы Мухаммада ибн Али Али. аль-Хахири ас-Самарканди, скопированная для Сулхана Мухаммада Кутуб Шах (годы правления 1612–1616) в Хайдарабаде в 1622 году. Иллюстрации на листе 23v также включают подписи на каннаде.Предположительно, они были добавлены позже, поскольку первая надпись находится на более позднем форзаце в начале. В какой-то момент том был обрезан — некоторые архитектурные детали отсутствуют на иллюстрациях — и постоянно пронумерован арабскими цифрами — несмотря на то, что на оборотной стороне каждого листа явно отсутствовали несколько листов.


Рассказ принца: черный div похищает дочь короля дальнего Кашмира во время посещения сада за городом (BL IO Islamic 3241, ф.120р)



История pari , который учит аскета трем «Великим Имени», каждое из которых при произнесении в чрезвычайной ситуации исполняет желание аскета (BL IO Islamic 3241, ф. 142r)

Неизвестно точно, как рукопись была приобретена Ост-Индской компанией, но в 1841 году шотландский персидский писатель Форбс Фальконер (1805-53) опубликовал частичный перевод в трех частях в Азиатском журнале , в котором он описал ее (Falconer , п.170) как уникальный манускрипт «в собрании Ост-Индского дома». В то время читателям разрешалось брать рукописи домой для изучения, и, возможно, Фальконер забыл вернуть их, потому что в июне 1857 года они были куплены, согласно другой заметке, неким Эдвином Гринвудом «в киоске старых книг за 1-0-0 фунтов стерлингов». . В более поздней записи тогдашнего библиотекаря Х. Х. Уилсона, датированной мартом 1859 г., это описывается как «любопытная выдумка», но, учитывая, что печать Ост-Индской компании на листе 1r была намеренно стерта, кажется вероятным, что история Эдвина Гринвуда была правильной, и мы могу быть благодарен ему за его возврат!


Счастливый конец: принц вступает на престол своего отца в присутствии визирей и придворных (BL IO Islamic 3214, ф.165в)

Выставка «Султаны Декана, Индия 1500-1700» открыта в Метрополитен-музее в Нью-Йорке до 26 июля.

IO Islamic 3214 полностью оцифрован и может быть прочитан на нашем сайте цифровых рукописей (доступ через цифровой доступ к персидским рукописям).


Дополнительная литература

Clouston, WA, Книга Синдибада; или история царя, его сына, девицы и семи вазиров . [Глазго], 1874 г.
Фальконер, Ф.«Синдибад нама», Азиатский журнал и ежемесячный регистр для британской и зарубежной Индии, Китая и Австралазии 35 (1841): 169–180; и 36 (1841): 4-18, 99-108
Хайдар, Навина Н. и Марика Сардар, Султаны Декана, Индия, 1500-1700: богатство и фантазия, . Нью-Йорк, 2015, № 97, стр. 203-4
Перри, Б. А, Происхождение Книги Синдбада . Берлин, 1960 г.
Ренда, Гюнзель, «Синдбаднама: ранняя османская иллюстрированная рукопись, уникальная по иконографии и стилю», Мукарнас, , 21 (2004): 311-22,
, Вайнштейн, Лаура С., «Вариации на персидскую тему: адаптация и инновации. в ранних рукописях из Голконды.Доктор философии, Колумбийский университет, Нью-Йорк, 2011 г.


Урсула Симс-Уильямс, исследования Азии и Африки

Статьи по Теме Британская библиотека предоставляет выставку султанов Декана в Нью-Йорке .

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *