Джордж Байрон. СТИХИ О ЛЮБВИ

***

Первый поцелуй любви

Мне сладких обманов романа не надо,
Прочь вымысел! Тщетно души не волнуй!
О, дайте мне луч упоенного взгляда
И первый стыдливый любви поцелуй!

Поэт, воспевающий рощу и поле!
Спеши, — вдохновенье свое уврачуй!
Стихи твои хлынут потоком на воле,
Лишь вкусишь ты первый любви поцелуй!

Не бойся, что Феб отвратит свои взоры,
О помощи муз не жалей, не тоскуй.
Что Феб музагет! что парнасские хоры!
Заменит их первый любви поцелуй!

Не надо мне мертвых созданий искусства!
О, свет лицемерный, кляни и ликуй!
Я жду вдохновенья, где вырвалось чувство,
Где слышится первый любви поцелуй!

Созданья мечты, где пастушки тоскуют,
Где дремлют стада у задумчивых струй,
Быть может, пленят, но души не взволнуют, —
Дороже мне первый любви поцелуй!

О, кто говорит: человек, искупая
Грех праотца, вечно рыдай и горюй!

Нет! цел уголок недоступного рая:
Он там, где есть первый любви поцелуй!

Пусть старость мне кровь беспощадно остудит,
Ты, память былого, мне сердце чаруй!
И лучшим сокровищем памяти будет —
Он — первый стыдливый любви поцелуй!

***

Расставание

Помнишь, печалясь,
Склонясь пред судьбой,
Мы расставались
Надолго с тобой.

В холоде уст твоих,
В сухости глаз
Я уж предчувствовал
Нынешний час.

Был этот ранний
Холодный рассвет
Началом страданий
Будущих лет.

Удел твой — бесчестье.
Молвы приговор
Я слышу — и вместе

Мы делим позор.

В толпе твое имя
Тревожит любой.
Неужто родными
Мы были с тобой?

Тебя называют
Легко, не скорбя,
Не зная, что знаю
Тебя, как себя.

Мы долго скрывали
Любовь свою,
И тайну печали
Я так же таю.

Коль будет свиданье
Дано мне судьбой,
В слезах и молчанье
Встречусь с тобой!

***

Когда я прижимал тебя к груди своей

Когда я прижимал тебя к груди своей,
Любви и счастья полн и примирен с судьбою,
Я думал: только смерть нас разлучит с тобою;
Но вот разлучены мы завистью людей!

Пускай тебя навек, прелестное созданье,
Отторгла злоба их от сердца моего;
Но, верь, им не изгнать твой образ из него,

Пока не пал твой друг под бременем страданья!

И если мертвецы приют покинут свой
И к вечной жизни прах из тленья возродится,
Опять чело мое на грудь твою склонится:
Нет рая для меня, где нет тебя со мной!

***

Не вспоминай тех чудных дней

Не вспоминай тех чудных дней
Что вечно сердцу будут милы, —
Тех дней, когда любили мы.
Они живут в душе моей.
И будут жить, пока есть силы —
До вечной — до могильной тьмы.
Забыть… Все, что связало нас?
Как слушал я стук сердца страстный,

Играя золотом волос…
Клянусь, я помню, как сейчас,
Твой томный взор, твой лик прекрасный,
И нежных уст немой вопрос.
Как льнула ты к груди моей,
И глаз твоих полупризыв,
Полуиспуг — будил желанье…
И мы сближались все тесней,
Уста к устам, весь мир забыв,
Чтоб умереть в одном лобзаньи!..
Потом склоняла ты чело,
И глаз лазуревую негу
Густых ресниц скрывала сень,
Она — как ворона крыло,
Скользя по девственному снегу, —
На блеск ланит кидали тень…
Вчера пригрезилась во сне
Любовь былая наша мне…
И слаще было сновиденье,
Чем в жизни новой страсти пыл;
Сиянье глаз иных — затмил
Твой взор в безумьи наслажденья.
Не говори ж, не вспоминай
Тех дней, что снов дарят нам рай,
Тех дней, что сердцу будут милы,
Пока нас не забудет свет,
Как хладный камень у могилы,
Вещающий, что нас уж нет!. .

***

Воспоминание

Конец! Все было только сном.
Нет света в будущем моем.
Где счастье, где очарованье?
Дрожу под ветром злой зимы,
Рассвет мой скрыт за тучей тьмы,
Ушли любовь, надежд сиянье…
О, если б и воспоминанье!

***

Ты счастлива

Ты счастлива, — и я бы должен счастье
При этой мысли в сердце ощутить;
К судьбе твоей горячего участья
Во мне ничто не в силах истребить.

Он также счастлив, избранный тобою —
И как его завиден мне удел!
Когда б он не любил тебя — враждою
К нему бы я безмерною кипел!

Изнемогал от ревности и муки
Я, увидав ребенка твоего;
Но он ко мне простер с улыбкой руки —
И целовать я страстно стал его.

Я целовал, сдержавши вздох невольный
О том, что на отца он походил,
Но у него твой взгляд, — и мне довольно
Уж этого, чтоб я его любил.

Прощай! Пока ты счастлива, ни слова
Судьбе в укор не посылаю я.
Но жить, где ты… Нет, Мэри, нет! Иль снова
Проснется страсть мятежная моя.

Глупец! Я думал, юных увлечений

Пыл истребят и гордость и года.
И что ж: теперь надежды нет и тени —
А сердце так же бьется, как тогда.

Мы свиделись. Ты знаешь, без волненья
Встречать не мог я взоров дорогих:
Но в этот миг ни слово, ни движенье
Не выдали сокрытых мук моих.

Ты пристально в лицо мне посмотрела;
Но каменным казалося оно.
Быть может, лишь прочесть ты в нем успела
Спокойствие отчаянья одно.

Воспоминанье прочь! Скорей рассейся
Рай светлых снов, снов юности моей!
Где ж Лета? Пусть они погибнут в ней!
О сердце, замолчи или разбейся!

***

Подражание Катуллу

О, только б огонь этих глаз целовать
Я тысячи раз не устал бы желать.

Всегда погружать мои губы в их свет —
В одном поцелуе прошло бы сто лет.

Но разве душа утомится, любя.
Все льнул бы к тебе, целовал бы тебя,
Ничто б не могло губ от губ оторвать:
Мы все б целовались опять и опять;

И пусть поцелуям не будет числа,
Как зернам на ниве, где жатва спела.
И мысль о разлуке не стоит труда:
Могу ль изменить? Никогда, никогда.

***

Стихи, написанные при расставании

О дева! Знай, я сохраню
Прощальное лобзанье
И губ моих не оскверню
До нового свиданья.

Твой лучезарный нежный взгляд

Не омрачится тенью,
И слезы щек не оросят
От горького сомненья.

Нет, уверений не тверди, —
Я не хочу в разлуке
Напрасно воскрешать в груди
Спасительные звуки.

И ни к чему водить пером,
Марая лист несмело.
Что можно выразить стихом,
Коль сердце онемело?

Но это сердце вновь и вновь
Твой образ призывает,
Лелеет тайную любовь
И по тебе страдает.

***

Эмме

Пора настала — ты должна
С любовником проститься нежным.
Нет больше радостного сна —
Одна печаль пред неизбежным,

Пред мигом горестным, когда,
Оковы страсти расторгая,
В страну чужую навсегда
Уйдет подруга дорогая…

Мы были счастливы вдвоем,
И мы не раз с улыбкой вспомним
О древней башне над ручьем,
Приюте наших игр укромном,

Где любовалась ты подчас
Притихшим парком, речкой дальней.
Прощаясь, мы в последний раз
На них бросаем взгляд печальный…

Здесь, на лугу, среди забав,
Счастливых дней прошло немало:
Порой от беготни устав,
Ты возле друга отдыхала,

И дерзких мушек отгонять
Я забывал, любуясь спящей,
Твое лицо поцеловать
Слетался вмиг их рой звенящий…

Катались мы не раз вдвоем
По глади озера лучистой,
И, щеголяя удальством,
Я залезал на вяз ветвистый.

Но минули блаженства дни:
Я, одинокий, как в изгнанье,
Здесь буду находить одни
Бесплодные воспоминанья…

Тот не поймет, кто не любим,
Тоску разлуки с девой милой,
Когда лобзание мы длим,
Прощаясь с той, кем сердце жило.

И этой муки нет сильней:
Конца любви, надежд, желаний…
Последнее прощанье с ней,
Нежнейшее из всех прощаний.

***

Решусь, пора освободиться

Решусь — пора освободиться
От мрачной горести моей,
Вздохнуть в последний раз, проститься
С любовью, с памятью твоей!
Забот и света я чуждался
И не для них был создан я,
Теперь же с радостью расстался,
Каким бедам страшить меня?

Хочу пиров, хочу похмелья;

Бездушным в свете стану жить;
Со всеми рад делить веселье,
Ни с кем же горя не делить.
То ль было прежнею порою!
Но счастье жизни отнято:
Здесь в мире брошен я тобою
Ничто уж ты — и все ничто.

Улыбка — горю лишь угроза,
Из-под нее печаль видней;
Она — как на гробнице роза;
Мученье сжатое сильней.
Вот меж друзей в беседе шумной
Невольно чаша оживит,
Весельем вспыхнет дух безумный, —
Но сердце томное грустит.

Взойдет бывало месяц полный
Над кораблем в тиши ночной:
Он серебрит Эгейски волны…
А я, к тебе стремясь душой,
Любил мечтать, что взор твой милый

Теперь пленяет та ж луна.
О Тирза! над твоей могилой
Тогда светила уж она.

В часы бессонные недуга,
Как яд кипел, волнуя кровь —
«Нет», думал я, «страданьем друга
Уж не встревожится любовь!»
Ненужный дар тому свобода,
Кто в узах жертва дряхлых лет.
Вот воскресит меня природа —
К чему? — тебя в живых уж нет.

Когда любовь и жизнь так новы,
В те дни залог мне дан тобой:
Печали краской рок суровый
Мрачит его передо мной.
Навек той сердце охладело,
Кем было все оживлено;
Мое без смерти онемело,
Но чувства мук не лишено.

Залог любви, печали вечной,
Прижмись, прижмись к груди моей;
Будь стражем верности сердечной,
Иль сердце грустное убей!
В тоске не гаснет жар мятежный,
Горит за сенью гробовой,
И к мертвой пламень безнадежный
Святее, чем любовь к живой.

***

К М.С.Г.

В порыве жаркого лобзанья
К твоим губам хочу припасть;
Но я смирю свои желанья,
Свою кощунственную страсть!

Ах, грудь твоя снегов белее:
Прильнуть бы к чистоте такой!
Но я смиряюсь, я не смею
Ни в чем нарушить твой покой.

В твоих очах — душа живая, —
Страшусь, надеюсь и молчу;
Что ж я свою любовь скрываю?
Я слез любимой не хочу!

Я не скажу тебе ни слова,
Ты знаешь — я огнем объят;
Твердить ли мне о страсти снова,
Чтоб рай твой превратился в ад?

Нет, мы не станем под венцами,
И ты моей не сможешь быть;
Хоть лишь обряд, свершенный в храма,
Союз наш вправе освятить.

Пусть тайный огнь мне сердце гложет,
Об этом не узнаешь, нет, —
Тебя мой стон не потревожит,
Я предпочту покинуть свет!

О да, я мог бы в миг единый
Больное сердце облегчить,
Но я покой твой голубиный
Не вправе дерзостно смутить.

Нет, нам не суждены лобзанья,
Наш долг — самих себя спасти.
Что ж, в миг последнего свиданья
Я говорю — навек прости!

Не мысля больше об усладе,
Твою оберегаю честь,
Я все снесу любимой ради;
Но знай — позора мне не снесть!

Пусть счастья не сумел достичь я, —
Ты воплощенье чистоты,
И пошлой жертвой злоязычья,
Любимая, не станешь ты!

***

К Тирзе

Ни камень там, где ты зарыта,
Ни надпись языком немым
Не скажут, где твой прах… Забыта!
Иль не забыта — лишь одним.

В морях, на корабле бегущем
Я нес любовь сквозь все года.
Нас жизнь и Прошлым и Грядущим
Хотела сблизить… Никогда!

Я отплывал. Я ждал — хоть взглядом
Ты скажешь: «Мы навек друзья!»
Была бы легче боль — и ядом
Не стала бы тоска моя.

Когда часы текли к кончине,
Когда без мук она пришла,
Того, кто верен и доныне,
Ужель ты сердцем не ждала?

Как мной, была ль ты кем любима?
И кто в последний горький час
Следил, как смерть неумолимо
Туманит блеск прекрасных глаз?

Когда же от земной печали
Ты отошла в иной приют,
Чьи слезы по щекам бежали,
Как по моим они бегут?

И как не плакать! О, виденья
Тех зал, тех башен, где с тобой
Я знал и слезы умиленья,
Еще не кинут в даль судьбой,

И взгляд, незримый для другого,
И смех, в глазах мелькавший вдруг,
И мысль, понятную без слова,
И дрожь соединенных рук,

И робкий поцелуй, которым
Дарит Любовь, смиряя Страсть,
Когда пред ясным, чистым взором
Желанье вмиг теряет власть,

И речи звук, вливавший радость,
Когда я был угрюм и тих,
И этих райских песен сладость,
Которой нет в устах других.

Залог, что мы тогда носили, —
Где твой? — на сердце мной храним.
Страданье нес я без усилий
И в первый раз клонюсь под ним.

Оставив мне лишь кубок яда,
Ушла ты рано в мир другой,
И нет возврата, — и не надо,
Когда лишь там, в гробу, покой.

Но если чистых душ селенья
Того, кто чужд пороку, ждут,
О, дай мне часть благословенья
И вырви из юдольных пут.

И научи терпеть, прощая, —
Таким был ранним твой урок,
Такой была любовь земная,
Что встреча в небе — наш залог.

***

Дружба — любовь без крыльев

К чему скорбеть больной душою,
Что молодость ушла?
Еще дни радости за мною;
Любовь не умерла.
И в глубине былых скитаний,
Среди святых воспоминаний —
Восторг небесный я вкусил:
Несите ж, ветры золотые,
Туда, где пелось мне впервые:
«Союз друзей — Любовь без крыл!»

В мимолетящих лет потоке
Моим был каждый миг!
Его и в туче слез глубоких
И в свете я постиг:
И что б судьба мне ни судила, —
Душа былое возлюбила,
И мыслью страстной я судил;
О, дружба! чистая отрада!
Миров блаженных мне не надо:
«Союз друзей — Любовь без крыл!»

Где тисы ветви чуть колышут,
Под ветром наклонясь, —
Душа с могилы чутко слышит
Ее простой рассказ;
Вокруг ее резвится младость,
Пока звонок, спугнувший радость,
Из школьных стен не прозвонил:
А я, средь этих мест печальных,
Все узнаю в слезах прощальных:
«Союз друзей — Любовь без крыл!»

Перед твоими алтарями,
Любовь, я дал обет!
Я твой был — сердцем и мечтами, —
Но стерт их легкий след;
Твои, как ветер, быстры крылья,
И я, склонясь над дольней пылью,
Одну лишь ревность уловил.
Прочь! Улетай, призрак влекущий!
Ты посетишь мой час грядущий,
Быть может, лишь без этих крыл!

О, шпили дальних колоколен!
Как сладко вас встречать!
Здесь я пылать, как прежде, волен,
Здесь я — дитя опять.
Аллея вязов, холм зеленый;
Иду, восторгом упоенный, —
И венчик — каждый цвет открыл;
И вновь, как встарь, при ясной встрече,
Мой милый друг мне шепчет речи:
«Союз друзей — Любовь без крыл!»

Мой Ликус! Слез не лей напрасных,
Верна тебе любовь;
Она лишь грезит в снах прекрасных,
Она проснется вновь.
Недолго, друг, нам быть в разлуке,
Как будет сладко жать нам руки!
Моих надежд как жарок пыл!
Когда сердца так страстно юны, —
Когда поют разлуки струны:
«Союз друзей — Любовь без крыл!»

Я силе горьких заблуждений
Предаться не хотел.
Нет, — я далек от угнетений
И жалкого презрел.
И тем, кто в детстве был мне верен.
Как брат, душой нелицемерен, —
Сердечный жар я возвратил.
И, если жизнь не прекратится,
Тобой лишь будет сердце биться,
О, Дружба! наш союз без крыл!

Друзья! душою благородной
И жизнью — с вами я!
Мы все — в одной любви свободной —
Единая семья!
Пусть королям под маской лживой,
В одежде пестрой и красивой —
Язык медовый Лесть точил;
Мы, окруженные врагами,
Друзья, забудем ли, что с нами —
«Союз друзей — Любовь без крыл!»

Пусть барды вымыслы слагают
Певучей старины;
Меня Любовь и Дружба знают,
Мне лавры не нужны;
Все, все, чего бежала Слава
Стезей волшебной и лукавой, —
Не мыслью — сердцем я открыл;
И пусть в душе простой и юной
Простую песнь рождают струны:
«Союз друзей — Любовь без крыл!»

***

Стансы (Ни одна не станет в споре)

Ни одна не станет в споре
Красота с тобой.
И, как музыка на море,
Сладок голос твой!
Море шумное смирилось,
Будто звукам покорилось,
Тихо лоно вод блестит,
Убаюкан, ветер спит.

На морском дрожит просторе
Луч луны, блестя.
Тихо грудь вздымает море,
Как во сне дитя.
Так душа полна вниманья,
Пред тобой в очарованье;
Тихо все, но полно в ней,
Будто летом зыбь морей.

***

Не бродить нам вечер целый

Не бродить нам вечер целый
Под луной вдвоем,
Хоть любовь не оскудела
И в полях светло, как днем.

Переживет ножны клинок,
Душа живая — грудь.
Самой любви приходит срок
От счастья отдохнуть.

Пусть для радости и боли
Ночь дана тебе и мне —
Не бродить нам больше в поле
В полночь при луне!

***

Любовь и смерть

Я на тебя взирал, когда наш враг шел мимо,
Готов его сразить иль пасть с тобой в крови,
И если б пробил час — делить с тобой, любимой,
Все, верность сохранив свободе и любви.

Я на тебя взирал в морях, когда о скалы
Ударился корабль в хаосе бурных волн,
И я молил тебя, чтоб ты мне доверяла;
Гробница — грудь моя, рука — спасенья челн.

Я взор мой устремлял в больной и мутный взор твой,
И ложе уступил и, бденьем истомлен,
Прильнул к ногам, готов земле отдаться мертвой,
Когда б ты перешла так рано в смертный сон.

Землетрясенье шло и стены сотрясало,
И все, как от вина, качалось предо мной.
Кого я так искал среди пустого зала?
Тебя. Кому спасал я жизнь? Тебе одной.

И судорожный вздох спирало мне страданье,
Уж погасала мысль, уже язык немел,
Тебе, тебе даря последнее дыханье,
Ах, чаще, чем должно, мой дух к тебе летел.

О, многое прошло; но ты не полюбила,
Ты не полюбишь, нет! Всегда вольна любовь.
Я не виню тебя, но мне судьба судила —
Преступно, без надежд, — любить все вновь и вновь.

***
Сердолик

Не блеском мил мне сердолик!
Один лишь раз сверкал он, ярок,
И рдеет скромно, словно лик
Того, кто мне вручил подарок.

Но пусть смеются надо мной,
За дружбу подчинюсь злословью:
Люблю я все же дар простой
За то, что он вручен с любовью!

Тот, кто дарил, потупил взор,
Боясь, что дара не приму я,
Но я сказал, что с этих пор
Его до смерти сохраню я!

И я залог любви поднес
К очам — и луч блеснул на камне,
Как блещет он на каплях рос…
И с этих пор слеза мила мне!

Мой друг! Хвалиться ты не мог
Богатством или знатной долей, —
Но дружбы истинной цветок
Взрастает не в садах, а в поле!

Ах, не глухих теплиц цветы
Благоуханны и красивы,
Есть больше дикой красоты
В цветах лугов, в цветах вдоль нивы!

И если б не была слепой
Фортуна, если б помогала
Она природе — пред тобой
Она дары бы расточала.

А если б взор ее прозрел
И глубь души твоей смиренной,
Ты получил бы мир в удел,
Затем что стоишь ты вселенной!

***

К Мэри, при получении ее портрета

Твоей красы здесь отблеск смутный, —
Хотя художник мастер был, —
Из сердца гонит страх минутный,
Велит, чтоб верил я и жил.

Для золотых кудрей, волною
Над белым вьющихся челом,
Для щечек, созданных красою,
Для уст, — я стал красы рабом.

Твой взор, — о нет! Лазурно-влажный
Блеск этих ласковых очей
Попытке мастера отважной
Недостижим в красе своей.

Я вижу цвет их несравненный,
Но где тот луч, что, неги полн,
Мне в них сиял мечтой блаженной,
Как свет луны в лазури волн?

Портрет безжизненный, безгласный,
Ты больше всех живых мне мил
Красавиц, — кроме той, прекрасной,
Кем мне на грудь положен был.

Даря тебя, она скорбела,
Измены страх ее терзал, —
Напрасно: дар ее всецело
Моим всем чувствам стражем стал.

В потоке дней и лет, чаруя,
Пусть он бодрит мечты мои,
И в смертный час отдам ему я
Последний, нежный взор любви!

***

Тщеславной леди

Зачем, беспечная, болтать
О том, что шепчут втихомолку,
А после — слезы проливать
И упрекать себя без толку?

О, ты наплачешься со зла,
Под смех наперсниц вероломных,
За весь тот вздор, что ты плела
Про вздохи юношей нескромных.

Не верь прельщающим сердца
Любезникам благообразным:
Падешь добычею льстеца,
Не устояв перед соблазном.

Словечки ветреных юнцов
Ты с детским чванством повторяешь.
Поддавшись им, в конце концов
И стыд и совесть потеряешь.

Ужель, когда в кругу подруг
Ты рассыпаешь ворох басен,
Улыбок, реющих вокруг,
Коварный смысл тебе не ясен?

Не выставляйся напоказ,
Храни свои секреты свято.
Кто поскромней, ведь та из вас
Не станет хвастать лестью фата.

Кто не смеется из повес
Над простофилею болтливой?
В ее очах — лазурь небес,
Но до чего слепа — на диво!

В любовных бреднях — сущий рай
Для опрометчивой хвастуньи:
Поверит, как ни привирай,
И тут же выболтает втуне.

Красавица! Не пустословь.
Во мне не ревность рассуждает.
Твой чванный облик не любовь,
А только жалость вызывает.

***

Мэрион

Что ты, Мэрион, так грустна?
Или жизнью смущена?
Гнев нахмуренных бровей
Не к лицу красе твоей.
Не любовью ты больна,
Нет, ты сердцем холодна.
Ведь любовь — печаль в слезах,
Смех, иль ямки на щеках,
Или склон ресницы томной, —
Ей противен холод темный.
Будь же светлой, как была,
Всем по-прежнему мила,
А в снегах твоей зимы
Холодны, бездушны мы.
Хочешь верности покорной —
Улыбайся, хоть притворно.
Суждено ль — и в грустный час
Прятать прелесть этих глаз?
Что ни скажешь — все напрасно;
Их лучей игра прекрасна,
Губы… Но чиста, скромна,
Муза петь их не должна:
Она краснеет, хмурит брови,
Велит бежать твоей любови,
Вот рассудок принесла,
Сердце вовремя спасла.
Так одно сказать могу
(Что б ни думал я — солгу):
Губы нежные таят
Не одной насмешки яд.
Так, в советах беспристрастных
Утешений нет опасных;
Песнь моя к тебе проста,
Лесть не просится в уста;
Я, как брат, учить обязан,
Сердцем я с другими связан;
Обману ли я тебя,
Сразу дюжину любя?
Так, прости! Прими без гнева
Мой совет немилый, дева;
А чтоб не был мне в упрек
Мой докучливый урок,
Опишу тебе черты
Властной женской красоты:
Как ни сладостна для нас
Алость губ, лазурность глаз,
Как бы локон завитой
Ни прельщал нас красотой,
Все же это плен мгновенный, —
Как нас свяжет неизменно
Легкий очерк красоты?
Нет в нем строгой полноты.
Но открыть ли, что нас свяжет,
Что пажам вас чтить прикажет
Королевами всего?
Сердце, — больше ничего.

***

Ты плачешь

Ты плачешь — светятся слезой
Ресницы синих глаз.
Фиалка, полная росой,
Роняет свой алмаз.
Ты улыбнулась — пред тобой
Сапфира блеск погас:
Его затмил огонь живой,
Сиянье синих глаз.

Вечерних облаков кайма
Хранит свой нежный цвет,
Когда весь мир объяла тьма
И солнца в небе нет.
Так в глубину душевных туч
Твой проникает взгляд:
Пускай погас последний луч —
В душе горит закат.

***

Романс (Заветное имя сказать, начертать)

Заветное имя сказать, начертать
Хочу — и не смею молве нашептать.
Слеза жжет ланиту — и выдаст одна,
Что в сердце немая таит глубина.

Так скоро для страсти, для мира сердец
Раскаяньем поздно положен конец
Блаженству — иль пыткам?.. Не нам их заклясть:
Мы рвем их оковы — нас сводит их власть.

Пей мед; преступленья оставь мне полынь!
Мой идол, прости меня! Хочешь — покинь!
Но сердце любви не унизит вовек:
Твой раб я, — не сломит меня человек.

И в горькой кручине пребуду я тверд:
Смирен пред тобой и с надменными горд.
Забвенье с тобой — иль у ног все миры?..
Мгновенье с тобой все вместило дары!

И вздох твой единый дарит и мертвит
И вздох твой единый дарит и живит.
Бездушными буду за душу судим:
Не им твои губы ответят, — моим!

***

Она идет во всей красе

Она идет во всей красе —
Светла, как ночь ее страны.
Вся глубь небес и звезды все
В ее очах заключены,

Как солнце в утренней росе,
Но только мраком смягчены.
Прибавить луч иль тень отнять —
И будет уж совсем не та

Волос агатовая прядь,
Не те глаза, не те уста
И лоб, где помыслов печать
Так безупречна, так чиста.

А этот взгляд, и цвет ланит,
И легкий смех, как всплеск морской,
Все в ней о мире говорит.
Она в душе хранит покой

И если счастье подарит,
То самой щедрою рукой!

***

Стансы к Августе

Когда был страшный мрак кругом,
И гас рассудок мой, казалось,
Когда надежда мне являлась
Далеким бледным огоньком;

Когда готов был изнемочь
Я в битве долгой и упорной,
И, клевете внимая черной,
Все от меня бежали прочь;

Когда в измученную грудь
Вонзались ненависти стрелы,
Лишь ты во тьме звездой блестела
И мне указывала путь.

Благословен будь этот свет
Звезды немеркнувшей, любимой,
Что, словно око серафима,
Меня берег средь бурь и бед.

За тучей туча вслед плыла,
Не омрачив звезды лучистой;
Она по небу блеск свой чистый,
Пока не скрылась ночь, лила.

О, будь со мной! учи меня
Иль смелым быть иль терпеливым:
Не приговорам света лживым, —
Твоим словам лишь верю я!

Как деревцо стояла ты,
Что уцелело под грозою,
И над могильною плитою
Склоняет верные листы.

Когда на грозных небесах
Сгустилась тьма и буря злая
Вокруг ревела, не смолкая,
Ко мне склонилась ты в слезах.

Тебя и близких всех твоих
Судьба хранит от бурь опасных.
Кто добр — небес достоин ясных;
Ты прежде всех достойна их.

Любовь в нас часто ложь одна;
Но ты измене не доступна,
Неколебима, неподкупна,
Хотя душа твоя нежна.

Все той же верой встретил я
Тебя в дни бедствий, погибая,
И мир, где есть душа такая,
Уж не пустыня для меня.

***

Сонет к Дженевре

Ты так бледна и так мила в печали,
Что, если вдруг веселье воспалит
Румянцем розы белые ланит,
Я грубый цвет их вынесу едва ли.

Еще молю, чтоб очи не сверкали,
Не то мой дерзкий взор познает стыд
И, обессилев, робость обнажит,
Как после бури — трепетные дали.

Хотя ресницы душу скрыли тенью,
Ты блещешь грустной нежностью своей,
Как серафим, несущий утешенье,
Но сам далекий от земных скорбей;
И я склоняюсь ниц в благоговенье
И оттого люблю еще сильней.

***

Забыть тебя

Забыть тебя! Забыть тебя!
Пусть в огненном потоке лет
Позор преследует тебя,
Томит раскаяния бред!

И мне и мужу своему
Ты будешь памятна вдвойне:
Была ты неверна ему,
И демоном была ты мне.

***

Прости

Прости! И если так судьбою
Нам суждено — навек прости!
Пусть ты безжалостна — с тобою
Вражды мне сердца не снести.

Не может быть, чтоб повстречала
Ты непреклонность чувства в том,
На чьей груди ты засыпала
Невозвратимо-сладким сном!

Когда б ты в ней насквозь узрела
Все чувства сердца моего,
Тогда бы, верно, пожалела,
Что столько презрела его.

Пусть свет улыбкой одобряет
Теперь удар жестокий твой:
Тебя хвалой он обижает,
Чужою купленной бедой.

Пускай я, очернен виною,
Себя дал право обвинять,
Но для чего ж убит рукою,
Меня привыкшей обнимать?

И верь, о, верь! Пыл страсти нежной
Лишь годы могут охлаждать:
Но вдруг не в силах гнев мятежный
От сердца сердце оторвать.

Твое то ж чувство сохраняет;
Удел же мой — страдать, любить,
И мысль бессменная терзает,
Что мы не будем вместе жить.

Печальный вопль над мертвецами
С той думой страшной как сравнять?
Мы оба живы, но вдовцами
Уже нам день с тобой встречать.

И в час, как нашу дочь ласкаешь,
Любуясь лепетом речей,
Как об отце ей намекаешь?
Ее отец в разлуке с ней.

Когда ж твой взор малютка ловит, —
Ее целуя, вспомяни
О том, тебе кто счастья молит,
Кто рай нашел в твоей любви.

И если сходство в ней найдется
С отцом, покинутым тобой,
Твое вдруг сердце встрепенется,
И трепет сердца — будет мой.

Мои вины, быть может, знаешь,
Мое безумство можно ль знать?
Надежды — ты же увлекаешь:
С тобой увядшие летят.

Ты потрясла моей душою;
Презревший свет, дух гордый мой
Тебе покорным был; с тобою
Расставшись, расстаюсь с душой!

Свершилось все — слова напрасны,
И нет напрасней слов моих;
Но в чувствах сердца мы не властны,
И нет преград стремленью их.

Прости ж, прости! Тебя лишенный,
Всего, в чем думал счастье зреть,
Истлевший сердцем, сокрушенный,
Могу ль я больше умереть?

***

Сон

I

Жизнь наша двойственна; есть область Сна,
Грань между тем, что ложно называют
Смертью и жизнью; есть у Сна свой мир,
Обширный мир действительности странной.
И сны в своем развитье дышат жизнью,
Приносят слезы, муки и блаженство.
Они отягощают мысли наши,
Снимают тягости дневных забот,
Они в существованье наше входят,
Как жизни нашей часть и нас самих.
Они как будто вечности герольды;
Как духи прошлого, вдруг возникают,
О будущем вещают, как сивиллы.
В их власти мучить нас и услаждать,
Такими делать нас, как им угодно,
Нас потрясать виденьем мимолетным
Теней исчезнувших — они такие ж?
Иль прошлое не тень? Так что же сны?
Создания ума? Ведь ум творит
И может даже заселить планеты
Созданьями, светлее всех живущих,
И дать им образ долговечней плоти.
Виденье помню я, о нем я грезил
Во сне, быть может, — ведь безмерна мысль,
Ведь мысль дремотная вмещает годы,
Жизнь долгую сгущает в час один.

II

Я видел — двое юных и цветущих
Стояли рядом на холме зеленом,
Округлом и отлогом, словно мыс
Гряды гористой, но его подножье
Не омывало море, а пред ним
Пейзаж красивый расстилался, волны
Лесов, полей и кое-где дома
Средь зелени, и с крыш их черепичных
Клубился сизый дым. Был этот холм
Среди других увенчан диадемой
Деревьев, вставших в круг, — не по игре
Природы, а по воле человека.
Их было двое, девушка смотрела
На вид, такой же, как она, прелестный,
А юноша смотрел лишь на нее.
И оба были юны, но моложе
Был юноша; она была прекрасна
И, словно восходящая луна,
К расцвету женственности приближалась.
Был юноша моложе, но душой
Взрослее лет своих, и в целом мире
Одно лицо любимое ему
Сияло в этот миг, и он смотрел
С боязнью, что оно навек исчезнет.
Он только ею и дышал и жил,
Он голосу ее внимал, волнуясь
От слов ее; глядел ее глазами,
Смотрел туда, куда она смотрела,
Все расцветив, и он всем существом
Сливался с ней; она, как океан,
Брала поток его бурливых мыслей,
Все завершая, а от слов ее,
От легкого ее прикосновенья
Бледнел он и краснел — и сердце вдруг
Мучительно и сладко так сжималось.
Но чувств его она не разделяла
И не о нем вздыхала, для нее
Он только брата заменял — не больше.
Ей, не имевшей брата, братом стать
Он смог по праву дружбы детской.
Последним отпрыском она была
Из рода древнего. Названье брата
Он принял нехотя, — но почему?
Он смутно понял то, когда другого
Она вдруг полюбила, и сейчас
Она любила, и с холма смотрела —
Быть может, на коне послушном мчась,
Спешит возлюбленный к ней на свиданье.

III

Внезапно изменилось сновиденье.
Увидел я усадьбу и коня
Оседланного пред старинным домом.
В часовне старой, бледен и один,
Тот самый юноша шагал в волненье.
Потом присел к столу, схватил перо
И написал письмо, но я не мог
Прочесть слова. Он голову руками,
Поникнув, обхватил и весь затрясся,
Как от рыданий, и потом, вскочив,
Написанное разорвал в клочки,
Но слез я на глазах его не видел.
Себя принудил он и принял вид
Спокойствия, и тут вновь появилась
Пред ним владычица его любви.
Она спокойно улыбалась, зная,
Что им любима, — ведь любви не скроешь,
И что душа его омрачена
Ее же тенью, и что он несчастен.
Она и это знала, но не все.
Он вежливо и холодно коснулся
Ее руки, и по его лицу
Скользнула тень невыразимых мыслей, —
Мелькнула и пропала в тот же миг.
Он руку выпустил ее и молча
Покинул зал, не попрощавшись с ней.
Они расстались, улыбаясь оба.
И медленно он вышел из ворот,
И вспрыгнул на коня, и ускакал,
И больше в старый дом не возвращался.

IV

Внезапно изменилось сновиденье.
Стал взрослым юноша и средь пустынь
На юге пламенном нашел приют.
Он впитывал душой свет яркий солнца,
Вокруг все было странно, и он сам
Другим стал, не таким, как был когда-то.
Скитался он по странам и морям,
И множество видений, словно волны,
Вдруг на меня нахлынули, но он
Был частью их; и вот он, отдыхая
От духоты полуденной, лежал
Средь рухнувших колонн, в тени развалин,
Надолго переживших имена
Строителей; паслись вблизи верблюды,
И лошади стояли у фонтана
На привязи, а смуглый проводник
Сидел на страже в пышном одеянье,
В то время как другие мирно спали.
Сиял над ними голубой шатер
Так ясно, и безоблачно, и чисто,
Что только бог один был виден в небе.

V

Внезапно изменилось сновиденье.
Любимая повенчана с другим,
Но муж любить ее, как он, не может.
Далеко от него в родимом доме
Она жила, окружена детьми.
Потомством красоты, — но что случилось?
Вдруг по лицу ее мелькнула грусть,
Как будто тень печали затаенной,
И, словно от невыплаканных слез,
Поникшие ресницы задрожали.
Что значит грусть ее? Она любима,
Здесь нет того, кто так ее любил.
Надеждой, плохо скрытым огорченьем
Не может он смутить ее покой.
Что значит грусть ее? Ведь не любила
Она его, и он об этом знал,
И он, как призрак прошлого, не мог
Витать над ней и омрачать ей мысли.

VI

Внезапно изменилось сновиденье.
Вернулся странник и пред алтарем
Стоял с невестой, доброй и прекрасной,
Но Звездным Светом юности его
Лицо прекрасное другое было.
Вдруг выразилось на его челе
Пред алтарем то самое смятенье,
Что в одиночестве часовни старой
Его так взволновало, и сейчас,
Как и тогда, вдруг по его лицу
Скользнула тень невыразимых мыслей,
Мелькнула — и пропала в тот же миг.
И он спокойно клятву произнес,
Как подобало, но ее не слышал.
Все закружилось, он не замечал
Того, что совершалось, что свершится,
Но старый дом, старинный зал знакомый,
И комнаты, и место, и тот день,
И час, и солнце яркое, и тени —
Все, что ее когда-то окружало,
Ее — его судьбу, — назад вернулось
И встало между ним и алтарем.
Как в час такой могли они явиться?

VII

Внезапно изменилось сновиденье.
Владычицу его любви постигла
Болезнь душевная, и светлый ум
Куда-то отлетел, ее покинув.
В ее глазах погаснул блеск, а взор
Казался неземным, и королевой
Она в своем волшебном царстве стала.
Витали мысли у нее бессвязно.
Мир образов, незримых для других,
Стал для нее знакомым и обычным.
Считают то безумием, но мудрый
Еще безумнее, ведь страшный дар —
Блеск меланхолии, унылой грусти.
Не есть ли это правды телескоп?
Он приближает фантастичность далей,
Показывает обнаженной жизнь
И делает действительность реальной.

VIII

Внезапно изменилось сновиденье.
Был странник, как и прежде, одинок,
Все окружающие отдалились
Иль сделались врагами, и он сам
Стал воплощенным разочарованьем,
Враждой и ненавистью окружен,
Теперь все стало для него мученьем,
И он, как некогда понтийский царь,
Питался ядами, и, не вредя,
Они ему служили вместо пищи.
И жил он тем, что убивало многих,
Со снежными горами он дружил,
Со звездами и со всемирным духом
Беседы вел! Старался он постичь,
Учась, вникая, магию их тайны,
Была ему открыта книга ночи,
И голоса из бездны открывали
Завет чудесных тайн. Да будет так.

IX

Мой сон исчезнул и не продолжался.
И странно было, что судьба обоих
Так ясно обозначилась во сне,
Как и в действительности, — и безумьем
Закончила она, несчастьем — оба.

Стихи Джорджа Байрона о любви: лучшие стихотворения на русском — StihiOnline.ru

I

Жизнь наша двойственна; есть область Сна,
Грань между тем, что ложно называют
Смертью и жизнью; есть у Сна свой мир,
Обширный мир действительности странной.
И сны в своем развитье дышат жизнью,
Приносят слезы, муки и блаженство.
Они отягощают мысли наши,
Снимают тягости дневных забот,
Они в существованье наше входят,
Как жизни нашей часть и нас самих.
Они как будто вечности герольды;
Как духи прошлого, вдруг возникают,
О будущем вещают, как сивиллы.
В их власти мучить нас и услаждать,
Такими делать нас, как им угодно,
Нас потрясать виденьем мимолетным
Теней исчезнувших — они такие ж?
Иль прошлое не тень? Так что же сны?
Создания ума? Ведь ум творит
И может даже заселить планеты
Созданьями, светлее всех живущих,
И дать им образ долговечней плоти.
Виденье помню я, о нем я грезил
Во сне, быть может, — ведь безмерна мысль,
Ведь мысль дремотная вмещает годы,
Жизнь долгую сгущает в час один.

II

Я видел — двое юных и цветущих
Стояли рядом на холме зеленом,
Округлом и отлогом, словно мыс
Гряды гористой, но его подножье
Не омывало море, а пред ним
Пейзаж красивый расстилался, волны
Лесов, полей и кое-где дома
Средь зелени, и с крыш их черепичных
Клубился сизый дым. Был этот холм
Среди других увенчан диадемой
Деревьев, вставших в круг, — не по игре
Природы, а по воле человека.
Их было двое, девушка смотрела
На вид, такой же, как она, прелестный,
А юноша смотрел лишь на нее.
И оба были юны, но моложе
Был юноша; она была прекрасна
И, словно восходящая луна,
К расцвету женственности приближалась.
Был юноша моложе, но душой
Взрослее лет своих, и в целом мире
Одно лицо любимое ему
Сияло в этот миг, и он смотрел
С боязнью, что оно навек исчезнет.
Он только ею и дышал и жил,
Он голосу ее внимал, волнуясь
От слов ее; глядел ее глазами,
Смотрел туда, куда она смотрела,
Все расцветив, и он всем существом
Сливался с ней; она, как океан,
Брала поток его бурливых мыслей,
Все завершая, а от слов ее,
От легкого ее прикосновенья
Бледнел он и краснел — и сердце вдруг
Мучительно и сладко так сжималось.
Но чувств его она не разделяла
И не о нем вздыхала, для нее
Он только брата заменял — не больше.
Ей, не имевшей брата, братом стать
Он смог по праву дружбы детской.
Последним отпрыском она была
Из рода древнего. Названье брата
Он принял нехотя, — но почему?
Он смутно понял то, когда другого
Она вдруг полюбила, и сейчас
Она любила, и с холма смотрела —
Быть может, на коне послушном мчась,
Спешит возлюбленный к ней на свиданье.

III

Внезапно изменилось сновиденье.
Увидел я усадьбу и коня
Оседланного пред старинным домом.
В часовне старой, бледен и один,
Тот самый юноша шагал в волненье.
Потом присел к столу, схватил перо
И написал письмо, но я не мог
Прочесть слова. Он голову руками,
Поникнув, обхватил и весь затрясся,
Как от рыданий, и потом, вскочив,
Написанное разорвал в клочки,
Но слез я на глазах его не видел.
Себя принудил он и принял вид
Спокойствия, и тут вновь появилась
Пред ним владычица его любви.
Она спокойно улыбалась, зная,
Что им любима, — ведь любви не скроешь,
И что душа его омрачена
Ее же тенью, и что он несчастен.
Она и это знала, но не все.
Он вежливо и холодно коснулся
Ее руки, и по его лицу
Скользнула тень невыразимых мыслей, —
Мелькнула и пропала в тот же миг.
Он руку выпустил ее и молча
Покинул зал, не попрощавшись с ней.
Они расстались, улыбаясь оба.
И медленно он вышел из ворот,
И вспрыгнул на коня, и ускакал,
И больше в старый дом не возвращался.

IV

Внезапно изменилось сновиденье.
Стал взрослым юноша и средь пустынь
На юге пламенном нашел приют.
Он впитывал душой свет яркий солнца,
Вокруг все было странно, и он сам
Другим стал, не таким, как был когда-то.
Скитался он по странам и морям,
И множество видений, словно волны,
Вдруг на меня нахлынули, но он
Был частью их; и вот он, отдыхая
От духоты полуденной, лежал
Средь рухнувших колонн, в тени развалин,
Надолго переживших имена
Строителей; паслись вблизи верблюды,
И лошади стояли у фонтана
На привязи, а смуглый проводник
Сидел на страже в пышном одеянье,
В то время как другие мирно спали.
Сиял над ними голубой шатер
Так ясно, и безоблачно, и чисто,
Что только бог один был виден в небе.

V

Внезапно изменилось сновиденье.
Любимая повенчана с другим,
Но муж любить ее, как он, не может.
Далеко от него в родимом доме
Она жила, окружена детьми.
Потомством красоты, — но что случилось?
Вдруг по лицу ее мелькнула грусть,
Как будто тень печали затаенной,
И, словно от невыплаканных слез,
Поникшие ресницы задрожали.
Что значит грусть ее? Она любима,
Здесь нет того, кто так ее любил.
Надеждой, плохо скрытым огорченьем
Не может он смутить ее покой.
Что значит грусть ее? Ведь не любила
Она его, и он об этом знал,
И он, как призрак прошлого, не мог
Витать над ней и омрачать ей мысли.

VI

Внезапно изменилось сновиденье.
Вернулся странник и пред алтарем
Стоял с невестой, доброй и прекрасной,
Но Звездным Светом юности его
Лицо прекрасное другое было.
Вдруг выразилось на его челе
Пред алтарем то самое смятенье,
Что в одиночестве часовни старой
Его так взволновало, и сейчас,
Как и тогда, вдруг по его лицу
Скользнула тень невыразимых мыслей,
Мелькнула — и пропала в тот же миг.
И он спокойно клятву произнес,
Как подобало, но ее не слышал.
Все закружилось, он не замечал
Того, что совершалось, что свершится,
Но старый дом, старинный зал знакомый,
И комнаты, и место, и тот день,
И час, и солнце яркое, и тени —
Все, что ее когда-то окружало,
Ее — его судьбу, — назад вернулось
И встало между ним и алтарем.
Как в час такой могли они явиться?

VII

Внезапно изменилось сновиденье.
Владычицу его любви постигла
Болезнь душевная, и светлый ум
Куда-то отлетел, ее покинув.
В ее глазах погаснул блеск, а взор
Казался неземным, и королевой
Она в своем волшебном царстве стала.
Витали мысли у нее бессвязно.
Мир образов, незримых для других,
Стал для нее знакомым и обычным.
Считают то безумием, но мудрый
Еще безумнее, ведь страшный дар —
Блеск меланхолии, унылой грусти.
Не есть ли это правды телескоп?
Он приближает фантастичность далей,
Показывает обнаженной жизнь
И делает действительность реальной.

VIII

Внезапно изменилось сновиденье.
Был странник, как и прежде, одинок,
Все окружающие отдалились
Иль сделались врагами, и он сам
Стал воплощенным разочарованьем,
Враждой и ненавистью окружен,
Теперь все стало для него мученьем,
И он, как некогда понтийский царь,
Питался ядами, и, не вредя,
Они ему служили вместо пищи.
И жил он тем, что убивало многих,
Со снежными горами он дружил,
Со звездами и со всемирным духом
Беседы вел! Старался он постичь,
Учась, вникая, магию их тайны,
Была ему открыта книга ночи,
И голоса из бездны открывали
Завет чудесных тайн. Да будет так.

IX

Мой сон исчезнул и не продолжался.
И странно было, что судьба обоих
Так ясно обозначилась во сне,
Как и в действительности, — и безумьем
Закончила она, несчастьем — оба.

Стихи о любви — Лорд Байрон. Remember Thee!

Материалы →Английская поэзия → Байрон: Remember Thee

Стихи о любви. Джордж Гордон Байрон «Remember Thee!»

Стихотворение «Забыть тебя! Забыть тебя!» написано в 1812 году. Впервые опубликовано в 1824 году в книге Томаса Медвина «Беседы с лордом Байроном».

Поводом к написанию стихотворения была записка, оставленная Байрону леди Каролиной Лэм (Caroline Lamb), которой он увлекся в 1812 году после своего возвращения из путешествия по Европе, будучи уже известным поэтом, автором поэмы «Чайлд Гарольд».

Ему было 24 года, ей — 27. Леди Каролина была замужем и имела сына. Это была мучительная и скандальная связь. Любовь Байрона не была долгой. В конце концов Байрон разорвал их отношения, но леди Каролина никак не могла смириться с этим и преследовала поэта всюду. Он даже сумел устать от этих преследований. Леди Каролина была измучена эмоционально и сильно исхудала. Настолько сильно, что Байрон довольно цинично заметил в разговоре с леди Мельбурн (являвшейся одновременно свекровью леди Каролины и хорошей знакомой Байрона), что его преследует скелет (. ..was «haunted by a skeleton»). Пытаясь лишний раз увидеть предмет своей страсти, леди Каролина довольно часто являлась к Байрону в дом без объявления визита. К тому же она имела привычку довольно экстравагантно одеваться. Нередко её можно было видеть одетой, к примеру, в костюм пажа. Их отношения явились предметом обсуждения и осуждения пуританского общества Викторианской эпохи. Надо сказать, леди Каролина никогда не заботилась о том, чтобы скрыть подробности их связи от общества, что не было приемлемо для того времени.

Цитата из Байрона:
Let us have wine and women, mirth and laughter,
Sermons and soda water the day after
   Lord Byron

— Давайте пить, любить, смеяться, веселиться;
А проповедь с касторкой будут завтра литься.

«She wouldn’t keep it secret», сказал о ней проф. Пол Дуглас, автор не так давно изданной биографии Кэролины Лэм (Paul Douglass. «Lady Caroline Lamb: A biography»).

Однажды, зайдя к Байрону и не застав его дома, Каролина написала на первой странице лежавшей на столе книги Remember Me! Байрон, возвратясь, тут же написал внизу два четверостишия.

*****

На русский язык это стихотворение переводили Н. Холодковский, Т. Щепкина-Куперник и В. Иванов. Перевод последнего приведён ниже.

Также даны английские слова с их русским переводом для лучшего понимания текcта.

*****

Remember Thee!

Remember thee! Remember thee!
Till Lethe quench life’s burning stream
Remorse and shame shall cling to thee,
And haunt thee like a feverish dream!

Remember thee! Aye, doubt it not.
Thy husband too shall think of thee:
By neither shalt thou be forgot,
Thou false to him, thou fiend to me!

      George Gordon, Lord Byron

Перевод стихотворения на русский язык:

Забыть тебя! Забыть тебя!
Пусть в огненном потоке лет
Позор преследует тебя,
Томит раскаяния бред!

И мне, и мужу своему
Ты будешь памятна вдвойне:
Была ты неверна ему,
И демоном была ты мне.

     В. Иванов

Джордж Байрон — Стихи о любви

I

Жизнь наша двойственна; есть область Сна,
Грань между тем, что ложно называют
Смертью и жизнью; есть у Сна свой мир,
Обширный мир действительности странной.
И сны в своем развитье дышат жизнью,
Приносят слезы, муки и блаженство.
Они отягощают мысли наши,
Снимают тягости дневных забот,
Они в существованье наше входят,
Как жизни нашей часть и нас самих.
Они как будто вечности герольды;
Как духи прошлого, вдруг возникают,
О будущем вещают, как сивиллы.
В их власти мучить нас и услаждать,
Такими делать нас, как им угодно,
Нас потрясать виденьем мимолетным
Теней исчезнувших — они такие ж?
Иль прошлое не тень? Так что же сны?
Создания ума? Ведь ум творит
И может даже заселить планеты
Созданьями, светлее всех живущих,
И дать им образ долговечней плоти.
Виденье помню я, о нем я грезил
Во сне, быть может, — ведь безмерна мысль,
Ведь мысль дремотная вмещает годы,
Жизнь долгую сгущает в час один.

II

Я видел — двое юных и цветущих
Стояли рядом на холме зеленом,
Округлом и отлогом, словно мыс
Гряды гористой, но его подножье
Не омывало море, а пред ним
Пейзаж красивый расстилался, волны
Лесов, полей и кое-где дома
Средь зелени, и с крыш их черепичных
Клубился сизый дым. Был этот холм
Среди других увенчан диадемой
Деревьев, вставших в круг, — не по игре
Природы, а по воле человека.
Их было двое, девушка смотрела
На вид, такой же, как она, прелестный,
А юноша смотрел лишь на нее.
И оба были юны, но моложе
Был юноша; она была прекрасна
И, словно восходящая луна,
К расцвету женственности приближалась.
Был юноша моложе, но душой
Взрослее лет своих, и в целом мире
Одно лицо любимое ему
Сияло в этот миг, и он смотрел
С боязнью, что оно навек исчезнет.
Он только ею и дышал и жил,
Он голосу ее внимал, волнуясь
От слов ее; глядел ее глазами,
Смотрел туда, куда она смотрела,
Все расцветив, и он всем существом
Сливался с ней; она, как океан,
Брала поток его бурливых мыслей,
Все завершая, а от слов ее,
От легкого ее прикосновенья
Бледнел он и краснел — и сердце вдруг
Мучительно и сладко так сжималось.
Но чувств его она не разделяла
И не о нем вздыхала, для нее
Он только брата заменял — не больше.
Ей, не имевшей брата, братом стать
Он смог по праву дружбы детской.
Последним отпрыском она была
Из рода древнего. Названье брата
Он принял нехотя, — но почему?
Он смутно понял то, когда другого
Она вдруг полюбила, и сейчас
Она любила, и с холма смотрела —
Быть может, на коне послушном мчась,
Спешит возлюбленный к ней на свиданье.

III

Внезапно изменилось сновиденье.
Увидел я усадьбу и коня
Оседланного пред старинным домом.
В часовне старой, бледен и один,
Тот самый юноша шагал в волненье.
Потом присел к столу, схватил перо
И написал письмо, но я не мог
Прочесть слова. Он голову руками,
Поникнув, обхватил и весь затрясся,
Как от рыданий, и потом, вскочив,
Написанное разорвал в клочки,
Но слез я на глазах его не видел.
Себя принудил он и принял вид
Спокойствия, и тут вновь появилась
Пред ним владычица его любви.
Она спокойно улыбалась, зная,
Что им любима, — ведь любви не скроешь,
И что душа его омрачена
Ее же тенью, и что он несчастен.
Она и это знала, но не все.
Он вежливо и холодно коснулся
Ее руки, и по его лицу
Скользнула тень невыразимых мыслей, —
Мелькнула и пропала в тот же миг.
Он руку выпустил ее и молча
Покинул зал, не попрощавшись с ней.
Они расстались, улыбаясь оба.
И медленно он вышел из ворот,
И вспрыгнул на коня, и ускакал,
И больше в старый дом не возвращался.

IV

Внезапно изменилось сновиденье.
Стал взрослым юноша и средь пустынь
На юге пламенном нашел приют.
Он впитывал душой свет яркий солнца,
Вокруг все было странно, и он сам
Другим стал, не таким, как был когда-то.
Скитался он по странам и морям,
И множество видений, словно волны,
Вдруг на меня нахлынули, но он
Был частью их; и вот он, отдыхая
От духоты полуденной, лежал
Средь рухнувших колонн, в тени развалин,
Надолго переживших имена
Строителей; паслись вблизи верблюды,
И лошади стояли у фонтана
На привязи, а смуглый проводник
Сидел на страже в пышном одеянье,
В то время как другие мирно спали.
Сиял над ними голубой шатер
Так ясно, и безоблачно, и чисто,
Что только бог один был виден в небе.

V

Внезапно изменилось сновиденье.
Любимая повенчана с другим,
Но муж любить ее, как он, не может.
Далеко от него в родимом доме
Она жила, окружена детьми.
Потомством красоты, — но что случилось?
Вдруг по лицу ее мелькнула грусть,
Как будто тень печали затаенной,
И, словно от невыплаканных слез,
Поникшие ресницы задрожали.
Что значит грусть ее? Она любима,
Здесь нет того, кто так ее любил.
Надеждой, плохо скрытым огорченьем
Не может он смутить ее покой.
Что значит грусть ее? Ведь не любила
Она его, и он об этом знал,
И он, как призрак прошлого, не мог
Витать над ней и омрачать ей мысли.

VI

Внезапно изменилось сновиденье.
Вернулся странник и пред алтарем
Стоял с невестой, доброй и прекрасной,
Но Звездным Светом юности его
Лицо прекрасное другое было.
Вдруг выразилось на его челе
Пред алтарем то самое смятенье,
Что в одиночестве часовни старой
Его так взволновало, и сейчас,
Как и тогда, вдруг по его лицу
Скользнула тень невыразимых мыслей,
Мелькнула — и пропала в тот же миг.
И он спокойно клятву произнес,
Как подобало, но ее не слышал.
Все закружилось, он не замечал
Того, что совершалось, что свершится,
Но старый дом, старинный зал знакомый,
И комнаты, и место, и тот день,
И час, и солнце яркое, и тени —
Все, что ее когда-то окружало,
Ее — его судьбу, — назад вернулось
И встало между ним и алтарем.
Как в час такой могли они явиться?

VII

Внезапно изменилось сновиденье.
Владычицу его любви постигла
Болезнь душевная, и светлый ум
Куда-то отлетел, ее покинув.
В ее глазах погаснул блеск, а взор
Казался неземным, и королевой
Она в своем волшебном царстве стала.
Витали мысли у нее бессвязно.
Мир образов, незримых для других,
Стал для нее знакомым и обычным.
Считают то безумием, но мудрый
Еще безумнее, ведь страшный дар —
Блеск меланхолии, унылой грусти.
Не есть ли это правды телескоп?
Он приближает фантастичность далей,
Показывает обнаженной жизнь
И делает действительность реальной.

VIII

Внезапно изменилось сновиденье.
Был странник, как и прежде, одинок,
Все окружающие отдалились
Иль сделались врагами, и он сам
Стал воплощенным разочарованьем,
Враждой и ненавистью окружен,
Теперь все стало для него мученьем,
И он, как некогда понтийский царь,
Питался ядами, и, не вредя,
Они ему служили вместо пищи.
И жил он тем, что убивало многих,
Со снежными горами он дружил,
Со звездами и со всемирным духом
Беседы вел! Старался он постичь,
Учась, вникая, магию их тайны,
Была ему открыта книга ночи,
И голоса из бездны открывали
Завет чудесных тайн. Да будет так.

IX

Мой сон исчезнул и не продолжался.
И странно было, что судьба обоих
Так ясно обозначилась во сне,
Как и в действительности, — и безумьем
Закончила она, несчастьем — оба.

Читать Байрон Джордж Гордон онлайн, 28 книг

Читать Байрон Джордж Гордон онлайн, 28 книг Манфред Байрон (Джордж Гордон Ноэл) Джордж Гордон Байрон Драматическая поэма Перевод И Бунина There are more things in heavenand earth, Horatio, than are dreamtof in your philosophy. Shakespeare {*}. {* Есть на земле и в небе то, что вашей Не снилось филос Мазепа Байрон (Джордж Гордон Ноэл) Джордж Гордон Байрон Перевод Г Шенгели» Тот, кто занимал тогда этот пост, был польский шляхтич, по имени Мазепа, родившийся в Подольском палатинате; он был пажом Яна Каз Каин Джордж Гордон Байрон СЭРУ ВАЛЬТЕРУ СКОТТУ, БАРОНЕТУ[1]эта мистерия о Каине посвященаего преданным другоми покорным слугой. ПРЕДИСЛОВИЕНижеследующие сцены названы «мистерией», потому что в старину драмы на подобные сюж Избранные стихотворения Джордж Байрон Стихотворения Решусь, пора освободиться Решусь – пора освободиться От мрачной горести моей, Вздохнуть в последний раз, проститься С любовью, с памятью твоей! Забот и света я чуждался И не для них был создан я, Лара Байрон (Джордж Гордон Ноэл) Джордж Гордон Байрон Повесть Перевод Г Шенгели ПЕСНЬ ПЕРВАЯIВ доменах Лары празднует народ; Почти забыт рабами ленный гнет; Их князь, кто с глаз исчез, не из сердец, Самоиз Шильонский узник Байрон (Джордж Гордон Ноэл) Джордж Гордон Байрон Сонет к Шильону Перевод Г Шенгели Перевод В Жуковского СОНЕТ К ШИЛЬОНУСвободной Мысли вечная Душа, Всего светлее ты в тюрьме, Свобода! Там лучшие сердца всего народа Тебя х Стихотворения (1803-1809) Джордж Байрон Стихотворения Решусь, пора освободиться Решусь – пора освободиться От мрачной горести моей, Вздохнуть в последний раз, проститься С любовью, с памятью твоей! Забот и света я чуждался И не для них был создан я, Видение суда Байрон (Джордж Гордон Ноэл) Джордж Гордон Байрон Написано Quevedo Redivivusв ответ на поэму под таким же заглавием Перевод В Луговского» Он Даниил второй, я повторяю». Спасибо, жид, что подсказал ты мне Срав Кефалонский дневник Байрон (Джордж Гордон Ноэл) Джордж Гордон Байрон Перевод 3 Александровой19 июня 1823 Встревожен мертвых сон, могу ли спать? Тираны давят мир, я ль уступлю? Созрела жатва, мне ли медлить жать? На ложе Марино Фальеро, дож венецианский Байрон (Джордж Гордон Ноэл) Джордж Гордон Байрон Историческая трагедияв пяти актах Перевод Г Шенгели Dux inquieti turbidus Adriae. Horace {*}. {* Вождь возмущенный буйственной Адрии Гораций (лат.) . } ПРЕДИСЛОВИЕЗагов Вальс Байрон (Джордж Гордон Ноэл) ДЖОРДЖ НОЭЛ ГОРДОН БАЙРОНПоэма Перевод: Георгий Бенвступительная заметка и примечания Георгия Бена Лорда Байрона (17881824) представлять русскому читателю не нужно Стои Вампир Джордж Гордон Байрон Вот уже некоторое время я вынашивал замысел посетить страны, что доселе не часто привлекали внимание путешественников, и в 17 году я пустился в путь в сопровождении друга, коего обозначу имнем Огаст Паризина « Паризина» – последнее произведение из цикла « Восточные поэмы» знаменитого на весь мир английского поэта Джорджа Байрона (англ George Noel Gordon Byron, 1788 – 1824) . Прекрасная Паризина изменяет своему мужу маркизу д’ Эсте с его внебрачным сыном Уго Ирландская аватара Байрон (Джордж Гордон Ноэл) Джордж Гордон Байрон Перевод В Луговского И Ирландия становится на колени, какпод палкою слон, чтобы принять ничтожноговсадника. [» Жизнь Куррана», т 2, стр 336] Не зарыта Любовь и смерть (Cтихотворения) Байрон Д Г. Любовь и смерть: Стихотворения Поэмы и трагедии Тьма Я видел сон Не все в нем было сном. Погасло солнце светлое, и звезды Скиталися без цели, без лучей В просранстве вечном; льдистая земля Носилась слепо в воздух Английские барды и шотландские обозреватели Байрон (Джордж Гордон Ноэл) Д. Г. Н. Байрон Предисловие Все мои друзья ученые и неученые, убеждали меня не издавать этой сатиры под моим именем Если бы меня можно было отвратить от влечений моей музы

Байрон Джордж Гордон. Стихотворения 1816-1824

Мы не откажемся, сердца сплетая,
От этих уз. И, вместе ль мы живем,
Иль разлучает нас судьба слепая, —
Мы об руку к закату дней придем.
Смерть медленно иль быстро подкрадется —
Связь первых дней последней оборвется.

К БЮСТУ ЕЛЕНЫ, ИЗВАЯННОМУ КАНОВОЙ

В своем чудесном мраморе светла,
Она превыше грешных сил земли —
Того природа сделать не могла,
Что Красота с Кановою смогли!

Ее постичь уму не суждено,
Искусство барда перед ней мертво!
Бессмертие приданым ей дано —
Она — Елена сердца твоего!

25 ноября 1816

ПЕСНЯ ДЛЯ ЛУДДИТОВ

Как за морем кровью свободу свою
Ребята купили дешевой ценой,
Так будем и мы: или сгинем в бою,
Иль к вольному все перейдем мы житью,
А всех королей, кроме Лудда, — долой!

Когда ж свою ткань мы соткем и в руках
Мечи на челнок променяем мы вновь,
Мы саван набросим на мертвый наш страх,
На деспота труп, распростертый во прах,
И саван окрасит сраженного кровь.

Пусть кровь та, как сердце злодея, черна,
Затем что из грязных текла она жил, —
Она, как роса, нам нужна:
Ведь древо свободы вспоит нам она,
Которое Лудд насадил!

24 декабря 1816

Не бродить нам вечер целый
Под луной вдвоем,
Хоть любовь не оскудела
И в полях светло, как днем.

Переживет ножны клинок,
Душа живая — грудь.
Самой любви приходит срок
От счастья отдохнуть.

Пусть для радости и боли
Ночь дана тебе и мне —
Не бродить нам больше в поле
В полночь при луне!

28 февраля 1817

Вот и лодка у причала,
Скоро в море кораблю.
Скоро в море, но сначала
Я за Тома Мура пью.

Вздох я шлю друзьям сердечным
И усмешку — злым врагам.
Не согнусь под ветром встречным
И в бою нигде не сдам.

Пусть волна ревет в пучине,
Я легко над ней пройду.
Заблужусь ли я в пустыне,
Я родник в песках найду.

Будь хоть капля в нем живая —
Только капля бытия, —
Эту каплю, умирая,
Выпью, друг мой, за тебя.

Я наполню горсть водою,
Как сейчас бокал — вином,
И да будет мир с тобою, —
За твое здоровье, Том!

Июль 1817

НА РОЖДЕНИЕ ДЖОНА УИЛЬЯМА РИЦЦО ГОПНЕРА

Пусть прелесть матери с умом отца
В нем навсегда соединится,
Чтоб жил он в добром здравьи до конца
С завидным аппетитом Риццо.

20 февраля 1818

E NIHILO NIHIL, {*} или ЗАЧАРОВАННАЯ ЭПИГРАММА

Рифм написал я семь томов
Для Джона Меррея столбцов.
Немного было переводов
Для галльских и других народов;
Для немцев два, — но их язык
Мне чужд: к нему я не привык.
Страсть воспевал я вдохновенно,
(Что нынче петь несовременно),
Кровосмешение, разврат
И прочих развлечений ряд,
На сценах услаждавших взгляды
И персов, и сынов Эллады.
Да, романтичен был мой стих,
И пылок, по словам других.
Чистосердечно иль притворно,
Но многие твердят упорно,
Что в подражаньях древним, — им
Стиль классиков невыносим.
Но я к нему давно привычен, —
И, — как-никак, — теперь классичен,
Но промах я уразумел
И, чтоб исправиться, запел
О деле более достойном —
Подобном славным, древним войнам.
Слагал я песни, как Нерон, —
И Риццо пел, — как Рим пел он.
Я пел и что ж?.. Скажу без лести
Великой вдруг добился чести:
Четыре первые стиха
(Хотя они не без греха)
Наметили для переводов
Четырнадцать чужих народов!
Так меркнет блеск семи томов
Пред славой четырех стихов.
Я эту славу посвящаю
Ринальдо повести моей.
В ней «аппетит» я воспеваю
А переводчик — (о, злодей!)
С развязностью донельзя милой
Его вдруг заменяет «силой».
О Муза, близок твой полет,
Так дай же, Риццо, мне доход!

{* Из ничего ничто (лат.).}

Февраль 1818

К МИСТЕРУ МЕРРЕЮ

Стрэхен, Линто былых времен,
Владыка рифм и муз патрон,
Ты бардов шлешь на Геликон,
О, друг Меррей!

В безмолвном страхе пред судьбой
Стихи проходят пред тобой…
Ты сбыт находишь им порой,
О, друг Меррей!

«Quarterly» книжечка давно
Стола украсила сукно,
А «Обозренье»? Где ж оно,
О, друг Меррей?

На полках книг чудесных ряд:
С «Искусством стряпать» там стоят
Мои стихи… Что ж, очень рад,
О, друг Меррей!

Заметки, очерки есть там,
Морской листок и всякий хлам,
Что только ближе к барышам,
О, друг Меррей!

Хоть жаль бумагу мне марать,
Но как, — раз стал перечислять,
О «Долготе» мне умолчать,
О, друг Меррей!

Венеция, 11 апреля 1813

СТАНСЫ К РЕКЕ ПО

Река! Твой путь — к далекой стороне,
Туда, где за старинными стенами
Любимая живет — и обо мне
Ей тихо шепчет память временами.

О, если бы широкий твой поток
Стал зеркалом души моей, в котором
Несметный сонм печалей и тревог
Любимая читала грустным взором!

Но нет, к чему напрасные мечты?
Река, своим течением бурливым
Не мой ли нрав отображаешь ты?
Ты родственна моим страстям, порывам.

Я знаю: время чуть смирило их,
Но не навек — и за коротким спадом
Последует разлив страстей моих
И твой разлив — их не сдержать преградам.

Тогда опять, на отмели пустой
Нагромоздив обломки, по равнине
Ты к морю устремишься, я же — к той,
Кого любить не смею я отныне.

В вечерний час, прохладой ветерка
Дыша, она гуляет по приречью;
Ты плещешься у ног ее, река,
Чаруя слух своей негромкой речью.

Глаза ее любуются тобой!
Как я любуюсь, горестно безмолвный…
Невольно я роняю вздох скупой —
И тут же вдаль его уносят волны.

Стремительный их бег неудержим,
И нескончаема их вереница.
Моей любимой взгляд скользнет по ним,
Но вспять им никогда не возвратиться.

Не возвратиться им, твоим волнам.
Вернется ль та, кого зову я с грустью?
Близ этих вод — блуждать обоим нам:
Здесь, у истоков, — мне; ей — возле устья.

Наш разобщитель — не простор земной,
Не твой поток, глубокий, многоводный;
Сам Рок ее разъединил со мной.
Мы, словно наши родины, несходны.

Дочь пламенного юга полюбил
Сын севера, рожденный за горами.
В его крови — горячий южный пыл,
Не выстуженный зимними ветрами.

Горячий южный пыл — в моей крови.
И вот, не исцелясь от прежней боли,
Я снова раб, послушный раб любви,
И снова стражду — у тебя в неволе.

Нет места мне на жизненных пирах,
Пускай, пока не стар, смежу я веки.
Из праха вышел — возвращусь во прах,
И сердце обретет покой навеки.

Июнь 1819

В ДЕНЬ МОЕЙ СВАДЬБЫ

Новый год… Все желают сегодня
Повторений счастливого дня.
Пусть повторится день новогодний,
Но не свадебный день для меня!

2 января 1820

ЭПИТАФИЯ УИЛЬЯМУ ПИТТУ

От смерти когтей не избавлен,
Под камнем холодным он тлеет;
Он ложью в палате прославлен,
Он ложе в аббатстве имеет.

2 января 1820

ЭПИГРАММА НА УИЛЬЯМА КОББЕТА

Твои, Том Пейн, он вырыл кости,
Но, бедный дух, имей в виду:
К нему ты здесь явился в гости,
Он навестит тебя в аду.

2 января 1820

Кто драться не может за волю свою,
Чужую отстаивать может.
За греков и римлян в далеком краю
Он буйную голову сложит.

За общее благо борись до конца —
И будет тебе воздаянье.
Тому, кто избегнет петли и свинца,
Пожалуют рыцаря званье.

5 ноября 1820

(2 января 1821 г.)

Несчастней дня, скажу по чести,
В ряду других не отыскать:
Шесть лет назад мы стали вместе,
И стали порознь — ровно пять!

5 ноября 1820

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ БАЛ

О скорби мужа ей заботы мало;
В чужом краю пускай тоскует он.
Ведь Небо за нее! Со всех сторон
Несутся похвалы царице бала!
Ей дела нет, что скорбною душой
Так глубоко он все переживает,
Что ложь его так страстно возмущает:
Ведь бал ее одобрил сам святой!

10 декабря 1820

ЭПИГРАММА НА АДРЕС МЕДНИКОВ, КОТОРЫЙ ОБЩЕСТВО ИХ НАМЕРЕВАЛОСЬ ПОДНЕСТИ КОРОЛЕВЕ КАРОЛИНЕ, ОДЕВШИСЬ В МЕДНЫЕ ЛАТЫ

Есть слух, что медники, одевшись в медь, поднесть
Желают адрес свой. Парад излишний, право:
Куда они идут, там больше меди есть
Во лбах, чем принесет с собой вся их орава.

6 января 1821

Перед тобою — Марциал,
Чьи эпиграммы ты читал.
Тебе доставил он забаву,
Воздай же честь ему и славу,
Доколе жив еще поэт.
В посмертной славе толку нет!

НА СМЕРТЬ ПОЭТА ДЖОНА КИТСА

Кто убил Джона Китса?
— Я, — ответил свирепый журнал,
Выходящий однажды в квартал. —
Я могу поручиться,
Что убили мы Китса!
— Кто стрелял в него первый?
— Я, — сказали в ответ
Бзрро, Саути и Милмэн, священник-поэт.
Я из критиков первый
Растерзал ему нервы!

30 июля 1821

СТАНСЫ, НАПИСАННЫЕ ПО ДОРОГЕ МЕЖДУ ФЛОРЕНЦИЕЙ И ПИЗОЙ

Ты толкуешь о славе героев? Довольно!
Все дни нашей славы — дни юности вольной.
И стоит ли лавр, пусть роскошный и вечный,
Плюща и цветов той поры быстротечной?

На морщинистом лбу мы венцы почитаем.
Это — мертвый цветок, лишь обрызганный маем.
Что гирлянды сединам? Пустая забава.
Что мне значат венки, раз под ними лишь слава?

О слава! Польщенный твоей похвалою,
Я был счастлив не лестью, не фразой пустою,
А взором любимой, моей ясноокой,
Что, пленившись тобою, раскрылся широко.

Там тебя я искал, там тебя и нашел я,
Милых взоров лучи в твои перлы возвел я:
Где они освещали мой взлет величавый,
Там — я ведал — любовь, там — я чувствовал — слава!

6 ноября 1821

НА САМОУБИЙСТВО БРИТАНСКОГО МИНИСТРА КЭСТЕЛРИ

О Кэстелри, ты истый патриот.
Герой Катон погиб за свой народ,
А ты отчизну спас не подвигом, не битвой —
Ты злейшего ее врага зарезал бритвой.

Что? Перерезал глотку он намедни?
Жаль, что свою он полоснул последней!

Зарезался он бритвой, но заранее
Он перерезал глотку всей Британии.

Август 1822

Пою дитя любви, вождя войны кровавой,
Кем бриттов отдана Нормандии земля,
Кто в роде царственном своем отмечен славой
Завоевателя — не мирного царя.
Он, осенен крылом своей победы гордой,
Вознес на высоту блистательный венец:
Бастард держал, как лев, свою добычу твердо,
И бриттов победил в последний раз — храбрец.

8-9 марта 1823

Под взглядом леди Блессингтон
Рай новый будет обращен,
Как прежний, в мирную обитель.
Но если наша Ева в нем
Вздохнет о яблоке тайком, —
Как счастлив будет соблазнитель!

Апрель 1823

ПЕСНЬ К СУЛИОТАМ

Дети Сули! Киньтесь в битву,
Долг творите, как молитву!
Через рвы, через ворота:
Бауа, бауа, сулиоты!
Есть красотки, есть добыча —
В бой! Творите свой обычай!

Знамя вылазки святое,
Разметавшей вражьи строи,
Ваших гор родимых знамя —
Знамя ваших жен над вами.
В бой, на приступ, страткоты,
Бауа, бауа, сулиоты!

Плуг наш — меч: так дайте клятву
Здесь собрать златую жатву;
Там, где брешь в стене пробита,
Там врагов богатство скрыто.
Есть добыча, слава с нами —
Так вперед, на спор с громами!

ИЗ ДНЕВНИКА В КЕФАЛОНИИ

Встревожен мертвых сон, — могу ли спать?
Тираны давят мир, — я ль уступлю?
Созрела жатва, — мне ли медлить жать?
На ложе — колкий терн; я не дремлю;
В моих ушах, что день, поет труба,
Ей вторит сердце…

19 июня 1823

ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА О ГРЕЦИИ

Что мне твои все почести и слава,
Народ-младенец, прежде или впредь,
Хотя за них отдать я мог бы, право,
Все, кроме лавров, — мог бы умереть?
В тебя влюблен я страстно! Так, пленяя,
Влечет бедняжку-птичку взор змеи, —
И вот спустилась пташка, расправляя
Навстречу смерти крылышки свои…
Всесильны ль чары, слаб ли я пред ними, —
Но побежден я чарами твоими!..

ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ

Я на тебя взирал, когда наш враг шел мимо,
Готов его сразить иль пасть с тобой в крови,
И если б пробил час — делить с тобой, любимой,
Все, верность сохранив свободе и любви.

Я на тебя взирал в морях, когда о скалы
Ударился корабль в хаосе бурных волн,
И я молил тебя, чтоб ты мне доверяла;
Гробница — грудь моя, рука — спасенья челн.

Я взор мой устремлял в больной и мутный взор твой,
И ложе уступил и, бденьем истомлен,
Прильнул к ногам, готов земле отдаться мертвой,
Когда б ты перешла так рано в смертный сон.

Землетрясенье шло и стены сотрясало,
И все, как от вина, качалось предо мной.
Кого я так искал среди пустого зала?
Тебя. Кому спасал я жизнь? Тебе одной.

И судорожный вздох спирало мне страданье,
Уж погасала мысль, уже язык немел,
Тебе, тебе даря последнее дыханье,
Ах, чаще, чем должно, мой дух к тебе летел.

О, многое прошло; но ты не полюбила,
Ты не полюбишь, нет! Всегда вольна любовь.
Я не виню тебя, но мне судьба судила —
Преступно, без надежд, — любить все вновь и вновь.

В ДЕНЬ, КОГДА МНЕ ИСПОЛНИЛОСЬ ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ ЛЕТ

Должно бы сердце стать глухим
И чувства прежние забыть,
Но, пусть никем я не любим,
Хочу любить!

Мой листопад шуршит листвой.
Все меньше листьев в вышине.
Недуг и камень гробовой
Остались мне.

Огонь мои сжигает дни,
Но одиноко он горит.
Лишь погребальные огни
Он породит.

Надежда в горестной судьбе,
Любовь моя — навек прости.
Могу лишь помнить о тебе
И цепь нести.

Но здесь сейчас не до тоски.
Свершается великий труд.
Из лавра гордые венки
Героев ждут.

О Греция! Прекрасен вид
Твоих мечей, твоих знамен!
Спартанец, поднятый на щит,
Не покорен.

Восстань! (Не Греция восстань —
Уже восстал сей древний край!)
Восстань, мой дух! И снова дань
Борьбе отдай.

О мужестве! Тенета рви,
Топчи лукавые мечты,
Не слушай голосов любви
И красоты.

Нет утешения, так что ж
Грустить о юности своей?
Погибни! Ты конец найдешь
Среди мечей.

Могила жадно ждет солдат,
Пока сражаются они.
Так брось назад прощальный взгляд
И в ней усни.

Миссолонги, 22 января 1824

В настоящий раздел вошли стихотворения Байрона, созданные им в годы
изгнания. В этот период зрелого творчества поэтом были созданы крупнейшие
его произведения — поэмы, сатиры, драмы; стихотворения же занимают
сравнительно скромное место. Публикация произведений Байрона в Англии,
проходила с осложнениями, поэтому многие стихотворения указанного периода не
были опубликованы при жизни поэта.

Сон. Впервые — «Шильонский узник», Лондон, Меррей, 1816.

Понтийский царь — Митридат VI Евпатор (132-63 до н. э.).

Тьма. Впервые — «Шильонский узник», Лондон, Меррей, 1816.

Байрон, хорошо знавший Библию и часто обращавшийся к ее мотивам,
видимо, и при создании «Тьмы» был близок к ее образной системе.

Прометей. Впервые — «Шильонский узник», Лондон, Меррей, 1816.

Отрывок. Впервые — Томас Мур. «Жизнь, письма и дневники лорда Байрона»,
т. 2, 1830.

Стансы к Августе. Впервые — «Шильонский узник», Лондой, Меррей, 1816.
Посвящено сестре поэта Августе Ли.

Послание к Августе. Впервые — Томас Мур. «Жизнь, письма и дневники
лорда Байрона» т. 2, 1830.
Стихотворение также посвящено Августе Ли.

К бюсту Елены, изваянному Кановой. Впервые — Томас Мур. «Жизнь, письма
и дневники лорда Байрона», т. 2, 1830.
В письме к Меррею от 25 ноября 1816 года, в котором было это
стихотворение, Байрон писал: «Елена Кановы, бесспорно, на мой взгляд, самое
совершенное по красоте создание человеческого гения, далеко оставившее мои
представления о творческих возможностях человека».
Канова, Антонио (1757-1822) — итальянский скульптор, представитель
классицизма.

Песня для луддитов. Впервые — Томас Мур. «Жизнь, письма и дневники
лорда Байрона», т. 2, 1830.

«Не бродить нам вечер целый…» Впервые — Томас Мур. «Жизнь, письма и
дневники лорда Байрона», 1830.
Стихотворение является частью письма к Муру от 28 февраля 1817 года.

Томасу Муру. Впервые — «Вальс», Лондон, Бенбоу, 1821.

На рождение Джона Уильяма Риццо Гопнера. Впервые — Томас Мур. «Жизнь,
письма и дневники лорда Байрона», т. 2, 1830.
Четверостишие написано по случаю рождения сына английского консула в
Венеции.

Е nihilo nihil, или Зачарованная эпиграмма. Впервые — Собрание
сочинений в 7 томах, под редакцией Э. X. Колриджа, Лондон, 1904.

К мистеру Меррею. Впервые — Томас Мур. «Жизнь, письма и дневники лорда
Байрона», т. 2, 1830.
Стрэхен, Уильям (1715-1785) — английский издатель.
Линто (Линтот), Бернеб Бернард (1675-1736) — английский издатель.
Геликон — гора в Беотии, по древнегреческой мифологии, жилище муз. В
подлиннике упоминается не Геликон, а Пинд — горы в северной Греции, также по
мифологии считавшиеся местопребыванием муз.
Quarterly — «The Quarterly Review» — журнал, основанный в феврале 1809
г. Его издателя, Уильяма Гиффорда, (1756-1826) Байрон считал лучшим
литературным критиком в современной ему Англии.
А «Обозренье»? Где ж оно… — Меррей собирался купить полпая в издании
журнала «Блеквуд Эдинборо мансли магазин». Байрон знал об этих намерениях
Меррея, которые тот осуществил в августе 1818 года.
О «Долготе» мне умолчать… — Байрон рассказывал Медвину, что в 1813 г,
Меррей взял заказ Адмиралтейства и Совета Долготы на издание навигационных
карт, а шестое издание «Чайльд-Гарольда» передал другому издателю. (Т.
Медвин. «Разговоры с лордом Байроном», 1824).

Стансы к реке По. Впервые — Т. Медвин. «Разговоры с лордом Байроном»,
1824. Посвящены Терезе Гвиччиоли.

В день моей свадьбы. Впервые — Томас Мур. «Жизнь, письма и дневники
лорда Байрона», т. 2, 1830.
Эпитафия Уильяму Питту. Впервые — Томас Мур, «Жизнь, письма и дневники
лорда Байрона», т. 2, 1830.
Питт, Уильям Старший — см. прим. к стих. «Строки, адресованные
преподобному Бичеру».

Эпиграмма на Уильяма Коббета. Впервые — Томас Мур. «Жизнь, письма и
дневники лорда Байрона», т. 2, 1830,
Коббет, Уильям (1762-1835) — английский публицист и историк, демократ;
в 1819 году перевез прах Пейна из Америки в Англию.
Пейн, Томас (1737-1809) — английский публицист, участник войны за
независимость в Северной Америке.

Стансы. Впервые — Томас Мур. «Жизнь, письма и дневники лорда Байрона»,
1830.
Стихи были посланы Байроном Муру на тот случай, если поэт погибнет,
сражаясь в рядах карбонариев. Они представляют собой как бы автоэпитафию.

Пенелопе. Впервые — Т. Медвин, «Разговоры с лордом Байроном», 1824.

Благотворительный бал. Впервые — Томас Мур. «Жизнь, письма и дневники
лорда Байрона», т. 2, 1830. Написано в связи с сообщением в газете, что леди
Байрон была патронессой на ежегодном благотворительном балу.

Эпиграмма на адрес медников… Впервые — Томас Мур, «Жизнь, письма и
дневники лорда Байрона», 1830.
Основанием для написания стихотворения послужило сообщение в
«Ежегоднике» Ривингтона от 30 октября 1820 года, в котором описывалась
торжественная процессия медников, направлявшаяся к королеве.

Из Марциала. Впервые — Собрание сочинений в 17 томах, Лондон, Меррей,
1832-1833.
Марциал (ок. 40 — ок. 104) — римский поэт, автор пятнадцати книг
эпиграмм. Байрон взял из Книги I первую эпиграмму.

На смерть поэта Джона Китса. Впервые — Томас Мур. «Жизнь, письма и
дневники лорда Байрона», т. 2, 1830.
Джон Китс (1795-1821) — английский поэт-романтик, близкий по своим
взглядам Шелли и Байрону. Байрон считал, что в смерти Китса повинна злобная
критика в английских журналах, травившая молодого поэта. Ките умер от
туберкулеза 23 февраля 1821 года в Риме. В письме к Шелли от 26 апреля 1821
года Байрон писал: «Я очень огорчен тем, что вы сообщили мне о Китсе, —
неужели это правда? Я не думал, что критика способна убить». См. также поэму
«Дон-Жуан», XI, 60.

Стансы, написанные по дороге между Флоренцией и Пизой. Впервые — Томас
Мур. «Жизнь, письма и дневники лорда Байрона», т. 2, 1830.

На самоубийство британского министра Кэстелри. Впервые — журн.
«Либерал», 1822, э 1.
Кэстелри (Каслрей) Роберт Стюарт (1769-1822) — английский политический
деятель, возглавил жестокое подавление восстания в Ирландии в 1798 году; в
1812-1822 гг. министр иностранных дел.

Победа. Впервые — Собрание сочинений в 17 томах, Лондон, Меррей,
1832-1833. Рукопись стихов найдена в бумагах поэта после его отъезда из
Генуи в Грецию.

Экспромт. Впервые — Томас Мур. «Жизнь, письма и дневники лорда
Байрона», т. 2, 1830.
Блессингтоны — муж и жена, друзья Байрона, которых поэт уговаривал
задержаться в Генуе и снять виллу под названием «Рай». Графиня Блессингтон в
1834 году издала книгу «Беседы лорда Байрона с графиней Блессингтон».

Песнь к сулиотам. Впервые — Собрание сочинений в 7 томах, под редакцией
Э. X. Колриджа, Лондон, 1904.
Сулиоты — греко-албанское горное племя. Свое происхождение ведут от
небольшого числа греческих семейств, которые в XVII веке, спасаясь от
турецкого ига, бежали в горы Сули, неподалеку от греческого города Парга.
Сулиоты принимали активное участие в борьбе за независимость Греции.

Из дневника в Кефалонии. Впервые — Собрание писем и дневников в шести
томах, под редакцией Р. Э. Протеро, Лондон, 1898-1901.

Последние слова о Греции. Впервые — журн. «Меррей мэгэзин», 1887,
февраль.

Любовь и смерть. Впервые — журн. «Меррей мэгэзин», 1887, февраль.
Друг Байрона Хобхауз на копии этих стихов написал, что они никому
конкретно не посвящены и представляют собою просто «поэтическое скерцо».
Стихи были написаны на оборотной стороне «Песни к сулиотам».

В день, когда мне исполнилось тридцать шесть лет. Впервые — газ.
«Морнинг кроникл», 1824, 29 октября.
Брат Терезы Гвиччиоли, Пьетро Гамба в своем «Описании последнего
путешествия лорда Байрона в Грецию» (1825) пишет об этом стихотворении
следующее: «Сегодня утром лорд Байрон вышел из своей спальни в комнату, где
находились полковник Стенхоп и другие наши друзья, и, улыбаясь, сказал: «Вот
вы как-то жаловались на то, что я теперь уже не пишу стихов. Сегодня день
моего рождения, и я только что кончил стихи, которые, кажется, лучше того,
что я обыкновенно пишу». Вслед за тем он прочел это стихотворение».

Р. Усманова

Сон. Перевод М. Зенкевича

Тьма. Перевод И. Тургенева

Прометей. Перевод В. Луговского

Отрывок. Перевод О. Чюминой

Стансы к Августе. («Когда время мое миновало…»). Перевод Б.
Пастернака

Послание к Августе. Перевод Б. Лейтина

К бюсту Елены, изваянному Кановой. Перевод А. Арго

Песня для луддитов. Перевод Н. Холодковского

«Не бродить нам вечер целый…». Перевод С. Маршака

Томасу Муру. Перевод Л. Шифферса

На рождение Джона Уильяма Риццо Гопнера. Перевод А. Блока

Е nihilo nihil, или Зачарованная эпиграмма. Перевод В. Мазуркевича

К мистеру Меррею. Перевод С. Ильина

Стансы к реке По. Перевод А. Ибрагимова

В день моей свадьбы. Перевод С. Маршака

Эпитафия Уильяму Питту. Перевод Н. Холодковского

Эпиграмма на Уильяма Коббета. Перевод С. Маршака

Стансы. («Кто драться не может за волю свою…»). Перевод С. Маршака

Пенелопе. Перевод С. Ильина

Благотворительный бал. Перевод С. Ильина

Эпиграмма на адрес медников… Перевод Н. Холодковского

Из Марциала. Перевод С. Маршака

На смерть поэта Джона Китса. Перевод С. Маршака

Стансы, написанные по дороге между Флоренцией и Пизой. Перевод Б.
Лейтина

На самоубийство британского министра Кэстелри. Перевод С. Маршака

Победа. Перевод А. Блока

Экспромт. Перевод С. Ильина

Песнь к сулиотам. Перевод А. Блока

Из дневника в Кефалонии. Перевод А. Блока

Последние слова о Греции. Перевод Н. Холодковского

Любовь и смерть. Перевод А. Блока

В день, когда мне исполнилось тридцать шесть лет. Перевод Игн.
Ивановского

Подожди меня. Поэзия и стихи о любви, ласке и страсти, Константин Симонов.

Стихотворение Константина Симонова «Жди меня» о солдате на войне, просящем любимую подождать его возвращения, адресовано его будущей жене, актрисе Валентине Серовой; Это было чрезвычайно популярно в то время и остается одним из самых известных стихотворений на русском языке.

Стихотворение Константин Симонов написал своей возлюбленной, во время войны, когда столько людей погибло на этой войне и не вернулось домой.1941 г.

В феврале 1942 года, когда немцев отбирали из Москвы, «Правда» издала лирику, сразу покорившую сердца наших войск. Это было «Жди меня». Солдаты вырезали его из бумаги, скопировали, сидя в окопах, выучили наизусть и отправили обратно в письмах женам и подругам; оно было обнаружено в нагрудных карманах убитых и раненых. В истории русской поэзии трудно найти стихотворение, оказавшее такое влияние на людей, как «Жди меня».Это сделало советского офицера и русского поэта Константина Симонова всемирно известным.

Подожди меня, и я вернусь,
Если ты подожди меня крепко.
Подожди меня, когда небо станет черным
И солнце ушло,
Подожди меня, когда станет холодно,
И когда станет жарко,
Подожди меня, когда другие не будут,
‘Потому что они просто забыли.
Подождите, если вы не получите
письма с фронта,
Подождите, а я переживу,
Если вы действительно хотите.

Подожди меня, я вернусь.
Не разговаривай с теми
Приклеивая мне бирку мертвеца.
Это неверное предположение.

Пусть верят мои родственники
Что я прошлое,
Пусть друзья забудут и устроят
Поминки.
Выпьют бокал вина
За душевный покой …
Подожди и не успеешь,
Не поднимай чашу.

Подожди меня, и я вернусь,
Не обращай внимания на судьбу,
Утром с моей сумкой,
Тебе только подождать.

Они вряд ли поймут,
Как я мог выжить.
В ожидании меня из чужой страны,
Ты спас мне жизнь.

Пусть говорят, что уже поздно.
Что вам говорит чувство?
Я вернусь, потому что вы ждете
Как никто другой.

Константин Симонов, 1941

Перевод Александра Артемова

Связь стихотворения с солдатами из СССР во время Второй мировой войны вызывает сильный резонанс, когда вы рассматриваете тяжелое положение любого человека на войне и неопределенность возвращения.

Подожди меня, и я вернусь
Только подожди очень сильно
Подожди, когда ты исполнишься печали…
Ждать в изнуряющей жаре
Ждать, когда другие перестанут ждать,
Забыть свои вчерашние дни.

Жди, даже когда к тебе издалека не приходят письма
Жди, даже когда другие устали ждать …
А когда друзья сидят у костра,
Пьют мне память,
Жди, и не торопись пить за мою память тоже.

Подождите. Потому что я вернусь, бросая вызов каждой смерти.
И пусть те, кто не ждет, скажут, что мне повезло.
Они никогда не поймут, что посреди смерти
Ты со своим ожиданием спас меня.
Только ты и я знаем, как я выжил.
Это потому, что вы ждали, как никто другой.

Валентине Серовой

Подожди, я вернусь!
Подожди со всем, что у тебя есть!
Подождите, когда пойдут мрачные желтые дожди
Скажите, не стоит.
Подожди, когда быстро пойдет снег,
Подожди, когда будет жаркое лето,
Подожди, когда вчерашние дни пройдут,
Остальные забыты.
Подождите, когда из того далекого места не придет
Письма.
Подождите, когда те с кем вас ждут
Сомневаюсь, жив ли я.

Подожди меня, я вернусь!
Подожди еще терпеливо
Когда тебе наизусть скажут
Это ты должен забыть.
Даже когда мои самые близкие
Скажи, что я потерялся,
Даже когда мои друзья сдаются,
Сядь и посчитай цену,
Выпей бокал горького вина
Падшему другу —
Подожди! И не пейте с ними!
Ждите до конца!

Жди меня, я вернусь,
Уклоняясь от любой судьбы!
«Какая удача!» они скажут:
Те, кто не будет ждать.
Они никогда не поймут
Как среди ссоры,
Твоим ожиданием меня, дорогая,
Ты спас мне жизнь.
Только ты и я будем знать
Как ты меня провел.
Просто — ты умел ждать —
Никто, кроме тебя.

1941

Перевод Майка Манфорда

Подожди меня, я вернусь
Подожди изо всех сил
Подожди, когда дожди печали
Покроют небеса.
Подождите, пока замерзнет снег,
Подождите, пока пойдет солнце.
Подожди, когда больше никто не ждет,
Даже если ты забудешь прошлое, полное воспоминаний
Даже если ты не получишь от меня
Даже если ты не получишь ни единого письма
Даже когда все остальные надоело ждать
Жди меня, я вернусь.

Подожди, я вернусь.
Пусть мои друзья, мама, сын
Думают, что я умер,
Когда они устали ждать.
Пусть потеряют всякую надежду и пьют
У огня, говоря о моих воспоминаниях
Но ты, никогда не пей из этого разбивающего сердце вина
Подожди меня с верой и терпением.

Подожди меня, я вернусь
Подожди, несмотря на все смерти, которые ты видишь.
Потому что ваше великое терпение
Спасет меня от наших врагов.
Жди меня, когда пойдет солнце,
Жди, когда пойдет снег.
Только ты и я, только двое из нас
Будем знать, что мы бессмертны.
Только мы узнаем этот секрет, которого не знает никто другой.
То, что вы меня ждали
Когда больше никто не делает.

Перевод Фатиха Акгула

Подожди меня, и я вернусь,
Подожди, и я приду.
Переждать осенние желтые дожди
И его скука.
Укрепи свое сердце и не горюй,
Жди сквозь зиму,
Жди сквозь ветер и бушующую бурю,
Жди сквозь летнее пламя.
Ждите, когда другие больше не ждут,
Когда мои письма прекратятся,
Ждите с надеждой, которая никогда не угаснет,
Ждите и не сдавайтесь.

Подожди меня, я вернусь,
Терпение, дорогой, учись.
Отвернись от тех, кто говорит
Что я не вернусь.
Пусть мои сын и мать плачут
Слезы печали, пусть
Друзья настаивают, что пора,
Это ты должен забыть.
Не слушайте их добрых
Слова сочувствия,
Не присоединяйтесь к ним, если они выпьют
На память.

Подожди меня. Пусть те, кто этого не делает —
Однажды я снова с вами —
Пусть говорят, что это удача
Которая нас пережила.
Ты и я один будет знать,
То, что я благополучно пришел,
Spiting всякого рода смерти,
Благодаря этому смертельному пламени,
Просто потому, что вы научились ждать
стойко, упорно,
И, как никто другой на земле
подождал, любовь , для меня.

Константин Симонов (1915-1979), Россия.

Лучшие Рецепты тортов, пирожных, печенья с фото. Русская зеленая кухня.

Очень вкусно Рецепты закусок, салатов с фото. Лучшие зеленые блюда.

Здоровые и вкусные блюда, готовим с фото.

Цитаты и анализ стихов лорда Байрона

Какое самое худшее из бедствий, ожидающих старость?
Что оставляет морщинку на брови глубже?
Чтобы увидеть, как каждого любимого человека стерли со страницы жизни,
И быть одиноким на земле, как я сейчас.

Паломничество Чайльда Гарольда,

Написанный после того, как Байрон потерял двух своих друзей, свою мать и собаку за те же шесть месяцев, этот отрывок из книги «Паломничество Чайльда Харлода» отражает меланхолию Байрона по поводу перспективы долгой жизни с большими потерями. Байрон, когда-либо живущий настоящим моментом, указывает, что одна из главных ловушек пожилого возраста («худшая») — это смотреть, как умирают все его близкие. Хотя ему было всего тридцать, когда он писал эти строки, Байрон уже устал от жизни и был готов перейти к менее болезненному существованию.

Удовольствие — это грех, а иногда грех — это удовольствие.

Дон Хуан

Здесь Байрон кратко выражает свое отношение к социально приемлемым образцам морали. В его понимании, скучное духовенство и мнение многих в обществе объявляют все приятное грехом, но Байрон воспринимает это как вызов, а не просто как ругательство. Если хранители человеческих душ хотят превратить удовольствие в грех, Байрон согрешит и получит от этого гораздо большее удовольствие.Беспорядочная жизнь Байрона высмеивается и восхваляется в Дон Хуан , откуда взята эта цитата.

Теперь ненависть — это самое долгое удовольствие;
Мужчины любят поспешно, но ненавидят досуг.

Дон Хуан

Этот эпиграмматический комментарий к человеческой природе указывает на недостаток в человеческом облике: нам часто нравится питать нашу ненависть больше, чем любые другие эмоции, включая любовь. Любовь, с точки зрения Байрона, сводится к поспешным отношениям либо потому, что любовь приходит и уходит так внезапно, либо потому, что мужчины так часто меняют любовников.Однако ненависть может длиться десятилетиями с одним предметом. Странным образом, как показывают эти строки, мужчины более верны объектам своего презрения, чем объектам своих желаний.

Грязное суеверие! Как бы ты ни был замаскирован,
Идол, святой, дева, пророк, полумесяц, крест,
За какой бы символ ты ни был награжден,
Ты священническая выгода, но общая потеря!
Кто из золота истинного поклонения может отделить твои шлаки?

Паломничество Чайльда Гарольда,

Здесь Байрон размышляет о природе религии.Он сосредотачивается в первую очередь на католицизме из-за своей близости к христианским символам, которые он находит в мусульманских странах, но он упоминает полумесяц, чтобы включить ислам в свое обвинение в организованной религии. Он видит лицемерие в тех религиях, которые стремятся удержать приверженцев, используя символы вместо реальности (вызывая «священническую выгоду, но общую потерю»). Организованная религия, с этой точки зрения, смешивает «истинное поклонение» с ложными идеями и традициями, заменяя суеверия подлинными духовными переживаниями.

Общество теперь представляет собой одну отполированную орду,
состоящую из двух могучих племен, Скучающих и Скучающих.

Дон Хуан

Когда-либо светский человек, Байрон, тем не менее, имел способность отступить и взглянуть на общество, которое так часто прославляло его. Глядя на общество более объективным взглядом, такой умный и энергичный человек, как Байрон, неизбежно счел бы различные ритуалы, встроенные в социальные мероприятия, довольно утомительными. В Дон Хуан он дает выход этому разочарованию, разделив социальные взаимодействия на две группы: тех, кто утомляет других своей скукой, утверждая, что он важен и социально или интеллектуально «отполирован», и тех, кому надоедают претензии первой группы.Сам Байрон, должно быть, чувствовал давление, заставляющее действовать претенциозно, хотя ему скучно от таких встреч и позирования других.

‘Это странно, но факт; ибо правда всегда странна;
Страннее, чем вымысел.

Дон Хуан

Эта знаменитая перефразированная цитата из Дон Хуан признает восторг и удивление Байрона невероятной природой реальности, которая превосходит воображение и может превзойти собственные творения. Всегда стремящийся к приключениям и удовольствиям, Байрон мог легко сказать, что его собственный опыт, рассказанный в форме поэтического рассказа о путешествии или прямого повествования, многих поразил своей фантастикой.В Дон Хуан Байрон преувеличивает свои любовные приключения в сатирических комментариях о любви, однако многие персонажи и события в этом произведении были основаны на реальной жизни Байрона. Если этими небольшими способами Байрон пытается улучшить странность истины, в более широком смысле более глубокие истины реальности все равно будут поражать нас, когда мы их обнаружим.

Что такое конец славы? Это просто заполнить
Определенную часть неуверенной бумаги:
Некоторые сравнивают это с восхождением на холм,
, вершина которого, как и все холмы, теряется в паре:
Для этого люди пишут: говорят, проповедуют, и герои убивают,
И барды сжигают то, что они называют своей «полуночной свечой»,
Чтобы иметь, когда оригинал — пыль,
Имя, жалкая картина и худший бюст.

Дон Хуан

Несмотря на то, что он стал известен почти в мгновение ока с публикацией «Пилигрима Чайльда Гарольда », Байрон никогда не находил удовлетворения в своей популярности. Его ранние работы подвергались резкой критике, и Байрон с трудом верил, что его собственное искусство улучшилось. Между тем, Байрон прожил полную приключений и развратную жизнь, о которой мечтал, но нашел ее невыполнимой и пустой. Здесь он медитирует на негодность славы, а, отметив, что каждый умирает и превращается в пыль, независимо от популярности, но люди упорно трудятся, чтобы получить посмертную награду популярности ( «название A») и, возможно, плохо сделан портрет или скульптуру.Вряд ли это замена живому человеку. Зачем так много работать, зачем прилагать столько усилий, чтобы подняться, когда большинство людей либо терпят поражение, либо их забывают, а награды в виде славы так скудны?

Все лучшее из темного и светлого
Встречаются в ее облике и ее глазах:

«Она ходит в красоте»

В этих двух строках докладчик указывает на главный парадокс красоты своего объекта. Она темноволосая, и что-то в ее красоте напоминает ему безоблачную ночь, но ее кожа совершенно белая, как и ее душа.Он не объясняет, как ей удается примирить эти две, казалось бы, противоречивые концепции — она ​​просто держит их вместе, возможно, потому, что она так прекрасна в душе. В то же время она поддерживает только то, что «лучшее» в каждой концепции; правильный баланс для нее — это сложная смесь, без избытка или недостатка ни того, ни другого.

затем они подняли
Их глаза, когда стало светлее, и увидели
аспекты друг друга — увидели, и завизжали, и умерли …
Даже из-за своей общей уродливости они умерли,

«Тьма»

Апокалиптическая поэма «Тьма» представляет собой видение мира, умирающего без солнца, поддерживающего его.Байрон пессимистично пишет о конце человечества, когда два последних выживших человека в городе напуганы до смерти ужасным видом друг друга, чертовски изможденные и голодные, в тусклом свете последних пылающих углей общества и мира.

И вот, когда они наконец появились,
И все мои узы были отброшены,
Эти тяжелые стены превратились для меня
в отшельник — и все мои собственные!

«Шильонский узник»

В заключительной строфе «Шильонского узника» говорящего якобы сломали муки и изоляция.Увидев смерть двух братьев и так много лет лишенный окружающей его естественной красоты, он привык к своему заточению, назвав свою келью теперь «отшельником», местом для духовных размышлений. На одном уровне это говорит о заключительном акте заключенного — уступить свое заключение и принять камеру в качестве своего конечного пункта назначения. Однако более ранние признаки в стихотворении предполагают, что заключенный вместо этого добился своей свободы, так же как идеалы не могут быть связаны с мужчинами, которые их держат.Он превратил это место ужаса и заброшенности в «королевство», которым он правит, или, по крайней мере, он так чувствует — так, по крайней мере, для него, его похитители никогда не были в состоянии подавить его независимый дух или автономию.

немецкий, французский, итальянский, русский и др.

Ромео и Джульетта, действие II, сцена II
Я слишком дерзок, она говорит не мне:
Две прекраснейшие звезды на всем небе,
Имея дело, умоляй ее глаза
Мерцать в своих сферах, пока они не вернутся.
Что, если бы ее глаза были здесь, они в ее голове?
Сияние щеки посрамит те звезды,
Как дневной свет светильник; ее глаза в небесах
Будет ли через воздушную область поток такой яркий
Что птицы будут петь и думать, что это не ночь.
Видите, как она подпирает руку щекой!
О, если бы я был перчаткой на той руке,
Чтоб я коснулся этой щеки!

Ромео и Джульетта, Акт II, Сцена II
Тогда ясно знай, что дорогая любовь моего сердца установлена ​​
На прекрасную дочь богатого Капулетти:
Как моя на ее, так и ее на моей;
И все вместе, за исключением того, что ты должен объединить.
Священным браком: когда, где и как
Мы встретились, мы добились и обменялись обетами,
Я скажу тебе, когда мы проедем; но я молю об этом,
, чтобы ты согласился выйти за нас замуж сегодня.

Ромео и Джульетта, Акт II, Сцена 3
Прошу тебя, не упрекай; она, которую я люблю сейчас
Позволяет благодать за благодать и любовь за любовь;
Другой не так.

Ромео и Джульетта, Акт II, Сцена 3
О, она хорошо знала
Твоя любовь действительно читалась наизусть, что не умел писать.
Но пойдем, молодой колеблющийся, пойдем со мной,
В одном отношении я буду твоим помощником;
Ибо этот союз может оказаться таким счастливым,
Чтобы превратить злобу ваших семей в чистую любовь.

Два джентльмена из Вероны, Акт I, Sc. III
О, как эта весна любви похожа на
Неуверенная слава апрельского дня!

Двенадцатая ночь, Акт III, Sc. Я
Любовь, которую искал, — это хорошо, но если не искали, то лучше.

Двенадцатая ночь, Акт II, Sc. III
Путешествие заканчивается встречей влюбленных,
Сын каждого мудреца знает.

Двенадцатая ночь, Акт I, Сцена 1
О дух любви, как ты быстр и свеж!
Что, несмотря на твою вместимость
Принимает, как море, ничто не входит туда,
Какая справедливость и смола,
Но падает в умиротворение и низкую цену
Даже через минуту! настолько полна форм,
, что сама по себе фантастична.

Как вам нравится
Не успели встретиться, но посмотрели;
Не успели взглянуть, но полюбили;
Не успели полюбить, но вздохнули;
Не успели подписать, но спросили друг друга о причине;
Не успели узнать причину, но они искали средство;
И в этих степенях они сделали пару ступенек к браку …

Много шума из ничего, Акт IV, Sc. I
Я никогда не соблазнял ее словом слишком велико,
Но, как брат своей сестре, проявил
застенчивую искренность и миловидную любовь.

Отелло, Акт II, Sc. III
Кассио, я люблю тебя;
Но никогда больше не будь моим офицером.

Отелло, Акт III, Sc. III
Но, о, какие проклятые минуты говорят ему о
Кто обожает, но сомневается, подозревает, но сильно любит!

Отелло, Акт III, Sc. III
Отличный негодяй! Погибель поймает мою душу,
Но я люблю тебя! и когда я не люблю тебя,
Хаос снова приходит.

Ромео и Джульетта, Акт II, Sc. II
Спокойной ночи, спокойной ночи! разлука такая сладкая печаль,
Что я скажу спокойной ночи до завтра.

Ромео и Джульетта, Акт II, Сцена II
Моя щедрость безгранична, как море, моя любовь глубока; чем больше я даю тебе, тем больше имею, ибо и то и другое безгранично.

Ромео и Джульетта, Акт I, Sc. V
Моя единственная любовь возникла из моей единственной ненависти!
Слишком рано замечено неизвестное и известно слишком поздно!

Сон в летнюю ночь, Акт I, Sc.I
Любовь смотрит не глазами, а умом;
И поэтому крылатый Купидон нарисовал слепую.

Антоний и Клеопатра, Акт I, Sc. I
В любви есть нищета, с которой можно считаться.

Как вам это понравится, Акт II, Sc. V
Под зеленым деревом
Кто любит лежать со мной.

Как вам это понравится, Акт IV, Sc. I
Люди умирали время от времени, и черви их съедали, но не из любви.

Как вам это понравится, Акт V, Sc. II
Не успели встретиться, но посмотрели; едва смотрели, но любили; нет рано полюбил, но вздохнул; не успели вздохнуть но они спросили один другая причина; не успели узнать причину, но они искали лекарство.

Гамлет, Акт II, Sc. I
Это самый экстаз любви.

Гамлет, Акт II, Sc. II
Сомневаюсь, что звезды — огонь;
Сомнение, что солнце движется;
Сомневаюсь в правде, чтобы быть лжецом;

Семь самых романтичных книг русской литературы

Книжная распродажа | © Ginny / WikiCommons

Есть темы, которые никогда не устареют, и темы, которые действительно универсальны, и любовь определенно стоит на первом месте в обоих этих списках.Пожалуй, немногие писатели лучше русских передают разные оттенки любви на бумаге. Вот наша подборка самых романтических книг русской литературы.

Анна Каренина — Лев Толстой

Лев Толстой был мастером написания психологически сложных персонажей, и Анна Каренина — яркий тому пример. Произведение повествует о любви Анны Карениной к Алексею Вронскому, ее нелюбви к мужу Алексею Каренину и абсолютной преданности сыну.У нее не может быть всего этого и, как это часто бывает в русской литературе, нет хэппи-энда.

Анна Каренина, Лев Толстой Предоставлено Wordsworth Editions Ltd.

Мастер и Маргарита Михаила Булгакова

Мастер и Маргарита — возможно, один из самых важных русских романов ХХ века. Это русский образец магического реализма, где кошки катаются на трамвае, а деньги падают с неба. Один из множества взаимосвязанных сюжетов романа — это история любви Маргариты к Мастеру, писателю, боящемуся собственных идей.Благодаря огромной жертве Маргариты роман Мастера не исчез, и они могут быть вместе навсегда в безопасности.

Мастер и Маргарита, Михаил Булгаков Предоставлено Vintage Books

Дама с собачкой, Антон Чехов

Дама с собачкой — один из самых известных рассказов Антона Чехова и, по мнению Владимир Набоков, один из лучших когда-либо написанных рассказов. В нем рассказывается о рождении неожиданной любви, любви, которую ни одна из вовлеченных сторон не искала.Дмитрий и Анна, несчастные в браке, проводят отпуск в Ялте без супругов. Они встречаются и заводят роман, который, по их мнению, закончится, когда они уйдут. Роман действительно заканчивается, но чувства остаются. Антон Чехов — мастер лаконичных описаний, которые передают гораздо больше, чем просто слова, поэтому эта история наверняка так или иначе вас заинтересует.

Дама с собачкой. Автор Антон Чехов. © Предоставлено Penguin Random House

Избранные стихотворения Марины Цветаевой

Из всех литературных жанров поэзия лучше всех передает чувства.Лирический язык и тонкий голос Цветаевой в избранных ею стихотворениях не оставят равнодушным даже самую замкнутую душу. Цветаева писала о любви, горе и разочаровании, а также об абсолютном увлечении и бабочках в животе. Цветаева — поэт, которая будет держать вас за руку на любом этапе ваших отношений.

Избранные стихи Марины Цветаевой © Предоставлено Penguin Random House

Доктор Живаго Бориса Пастернака

Эпический роман Пастернака Доктор Живаго — один из шедевров русской литературы.