Не закрывай ты на ночь дверь чтобы всю жизнь быть моей: Текст песни A-Dessa — Всё ровно
Книга, которой пока нет названия (Часть 23) | TS Handmade
Глава 49
Это был сорок восьмой или сорок девятый день от начала моего лечения. Я была по-прежнему единственным постояльцем дома на горе и факт отсутствия людей радовал меня безмерно. Как будто доводя мое одиночество до абсолюта, Ирина, с которой мы имели обыкновение встречаться несколько раз в день, уехала путешествовать в Хампи, а моя новая подруга Маша все еще не вернулась из Мумбаи. Мой телефон, из которого мне все-таки удалось извлечь мобильный интернет, катастрофически не работал в стенах моей комнаты. Так, что в мой одинокий сплин было невозможно вторгнуться даже посредством сотовых сетей, и, я впитывала долгожданную тишину каждой клеточкой своего уставшего сознания.
Сидя на кровати, я допивала четвертый литр воды и вдруг услышала легкий удар… Вздрогнув, я увидела, что на полу возле двери копошится что-то маленькое, серое с круглыми ушами, острыми передними зубами и длинным хвостом. «Что-то» было слепым и размером никак не больше моего мизинца.
Оно старалось подняться с пола и устоять на своих тоненьких ножках, но каждая попытка заканчивалась неудачей – что-то плюхалось на пузо с тем, чтобы начать свою попытку снова. Хаотично пытаясь совладать с собственными ногами, зверек еле слышно пищал и отчаянно стремился произвести впечатление существа, нуждающегося в помощи.
«Это что же ты за пришелец-то такой!» — бросив в сторону свою бутылку с водой, я присела на корточки рядом с движущимся комочком. Первым желанием было взять животное в руку, но мой мозг мигом сгенерировал ораву мыслей о том, что не стоило бы трогать детеныша… Что, возможно, за ним придет его мама… Что нужно брать его не руками, а чем-то мягким, чтобы не повредить хрупкие кости и суставы… А если мама не придет, то чем же его кормить? О, Господи! У меня же и нет ничего кроме гороха…
Выдохнув вопросы, на которые не было ответов, я закрыла зверька в комнате и спустилась со своей горы вниз – в зону, где работал индийский интернет, который, между тем, заслуживает отдельного абзаца: непредсказуемый, непостоянный и ненадёжный он закачивал страницы только в избранных местах и при этом не всегда… Взлетая как ракета в определенные дни, и карабкаясь черепашьим темпом в другие, он отрицал стабильность, как явление, и, потому я никогда не могла с кем-то договориться о созвоне в конкретное время.
В тот день, когда я пыталась выяснить у Google, что за существо упало на моем пороге, интернет был предательски мертв, и, как я не бегала по склону, в поисках лучшего сигнала, я не смогла загрузить ни единой ссылки.
«Что делать с ним? Что?» — я металась взад-вперед по горе, периодически забегая в комнату удостовериться, что за зверем никто не приходил, и, он так и копошится по полу в полном одиночестве… Я начинала понемногу опаздывать с питьем своей воды, но самое обидное было то, что по прошествии полутора часов метаний по горе, я так и не узнала, кем был мой маленький друг, и, самое главное – как о нем заботиться! Понимая, что время уходит, я приняла единственно правильное, как мне казалось, решение – уйти с Клифа в поисках интернета, и, заодно купить зверьку какой-нибудь пищи. Побоявшись оставить малыша одного, я взяла его с собой, положив за пазуху так, чтобы ему было по крайней мере тепло и безопасно. Мне трудно это объяснить, но с самых первых минут моего с ним взаимодействия, я очень привязалась к этому живому существу, и, забыв обо всех своих планах и задачах, была настроена во что бы то ни стало помочь крохе – выжить, вырасти и все-таки удержаться на своих смешных тоненьких лапках.
Добравшись до кафе со стабильным вайфаем, я с помощью своих FB друзей выяснила, что мой гость является детенышем пальмовой белки и нуждается в тепле и молоке каждые два часа своей крошечной жизни. Помимо этого, в правилах выхаживания мелких грызунов я прочла, что им крайне важно не подложить в построенное гнездо каких-либо химических материалов. Вот так — бегая по Арамбольским улицам в поисках ваты, лоскутков натуральной ткани, и, собственно говоря, коробки, из которой юркий малыш не смог бы выбраться, я провела следующие два часа своей жизни. Озаботив повара ресторана, я нагрела чашку молока и с помощью каких-то ваток и трубочек пыталась заливать в крошечный ротик молоко. Вроде у меня получалось… Или надо больше?… А почему же он тогда не открывает рот? Может, молоко слишком горячее? Или наоборот – холодное… Стараясь изо всех сил и обзванивая на ходу всех известных мне любителей животных, я подходила к Клифу относительно довольная собой – с коробкой, с шерстяным носком, пучком ваты и стаканом теплого молока… Малыш был активен, все также живо орудовал лапками и мне казалось, что все у нас с ним складывается очень даже неплохо.
Но, открыв дверь своей комнаты, я обомлела – на том же самом месте у порога лежал еще один такой маленький ушастый зверек! В отличии от первого, он был не активным и тяжело дышал – так, как будто бы ему было очень жарко. Поить ли его водой?? Или только молоком?? И прятать ли в тепло, если он и без того весь мокрый?? Я бегала по комнате, одновременно принимая свои лекарства и обустраивая в коробке что-то похожее на беличье гнездо. Я плакала – «Пусть только они выживут! Пусть» — я обращалась к Богу – то ли индийскому, то ли своему… Да к кому угодно! Но – пожалуйста, пусть выживут эти маленькие дети!
Возможно, моя молитва и запрос были неправильными, а в своих стараниях по уходу за белками я упускала из виду что-то очень важное, но второй малыш так и оставался очень слабым. Первый выпавший бельчонок тоже перестал быть таким подвижным, как утром, но при этом у него открылись глазки – маленькие черные бусины смотрели на мир, и, если бы я что-то понимала в белках, я бы сказала, что в этих глазах была усталость.
..
Но отбросив в сторону свои депрессивные мысли, я продолжала суетиться над бельчатами. Как сделать так, чтобы в коробке было постоянно тепло?? Поможет ли шерстяной носок? Кормить с ватки или из трубочки лучше?.. А чем и как я буду подогревать молоко среди ночи?? Задавая самой себе вопросы, и, принимая решения по ходу, я старалась так, как редко когда в жизни. Мой будильник звонил среди ночи каждые два часа, я капала на ватку молоко из бутылки, которую я согревала собственным телом, кормила бельчат. Снова клала их себе на грудь, пытаясь отогреть, и не спала, боясь их раздавить. Кормила, вслушивалась в еле слышные писки. И почему-то думала, что главное – пережить ночь!
Вопреки моим надежам утро следующего дня принесло ухудшение самочувствия обоих детей, и, еще один сюрприз – на пороге лежал третий бельчонок – практически неподвижный, он дышал ртом и то и дело стремился завалиться на бок так, что несмотря на свой врожденный оптимизм, я понимала, что жить ребенку осталось совсем недолго… Но ведь если есть шанс – нужно его использовать: с тремя бельчатами в коробке я выдвинулась на поиски ветеринарной клиники.
Но спустя полчаса поисков и расспросов я выяснила, что в Арамболе ветеринарных клиник не существовало как факта, а на мой рассказ о пальмовых белках индусы открыто хохотали: «да разве это животные» — сказал мне аптекарь…
«А разве ты человек?!» — подумала я, и, в слезах открыла коробку, которая уже вторые сутки была смыслом моей жизни. Третий бельчонок лежал кверху животиком, а двое его собратьев выглядели хуже некуда – исхудавшие, с мокрой шерсткой, обессиленные, они безвольно сидели вдоль стенки коробки, и, я отчетливо понимала, что для того, чтобы сберечь эти крошечные жизни, нужно сделать что-то принципиально другое. Но что? Всхлипывая, я шла по главной Арамбольской улице, и, надеялась на чудо: как той африканской женщине, пошли мне, Господи, просто знание о том, что нужно сделать для этих зверей!
Но, нет — отовсюду меня глушило одно только молчание: у меня не было ни одной новой мысли, мне не вызвался помочь ни один человек из многих, к кому я обратилась за помощью в Арамболе, Google и мои FB друзья тоже не высказали ни одной идеи о том, как спасти моих бельчат.
Это было похоже на обреченность. На безысходность. И казалось, что все пространство было отчаянно против нас с детёнышами: неулыбчивые прохожие, непонятно откуда появившиеся синие облака, и какой-то тревожный алый закат… И, солнце, которое в тот вечер тонуло в океане мучительно долго.
Я несла в руках коробку, в которой еле теплились две маленькие жизни и просто плакала. Вернувшись на Клиф, я открыла беличий дом — второй ребенок был мёртв, а первый смотрел на меня своими большими глазками-бусинами и понемногу заваливался на бок, давая мне понять, что — вот он, конец! Близкий и неизбежный. Положив живого бельчонка за пазуху, а двух мертвых бельчат в коробку, я вышла в сгущающиеся сумерки — на широкий арамбольский берег, который по словам Маши мог дать утешение и покой всем и каждому.
Пока я добралась к выходу из Клифа за радугу улетел последний живой детёныш, и его маленькое тельце, которое на всю жизнь врезалось в мою память подвижным, юрким, смешным, превратилось в маленькую мягкую серую тряпицу — бессмысленную и некрасивую.
Черные глазки бусины остались открыты, и, смотрели сквозь меня куда-то далеко – в лучшую жизнь, в вечность, а может быть – в бессмертие.
Я не знаю, как это объяснить, но после ухода бельчат я осталась одна! Совсем одна! И в этот раз одиночество, которое я так любила прежде, отозвалось во мне страхом и болью – рваной раной, мучительно вздрагивающей от каждого движения и даже вздоха. И впервые в жизни от одиночества мне стало страшно… вытирая слёзы, которые лились градом так, как будто бы я только что потеряла очень близких людей, я примкнула к какому-то огромному костру.
Сидящие вокруг высокого пламени молчали и судя по всему были незнакомы друг с другом — разных судеб, разных национальностей и разных устремлений, они просто сидели кругом возле яркого высокого пламени и растворяли свои мечты, беды и мысли в треске дров и гуле океана, находившегося в двадцати метрах от кострища.
«Лучше всякого психотерапевта» – пронеслось в моей голове, и, я села в узкий круг незнакомых мне людей, запрокинув назад голову: небо надо мной горело миллионами звезд, и, в сочетании с треском дров и шумом волн, завораживало и немного успокаивало.
Но все же слезы накатами давили меня изнутри, а, наличие посторонних людей очень мешало плакать… Потому, сдерживая спазмы рыданий внутри себя, я отдала огню свою коробку, и едва дождавшись того, как языки пламени обняли коробку со всех сторон, я ушла. В свое новое состояние. В своё новое одиночество, не представляя, как мне прожить эту ночь.
Убитая своим горем, я даже не предполагала, что эта ночь имела все предпосылки стать последней ночью моей земной жизни.
Глава 50
Зачем мне в руки были посланы три жизни, которые я не смогла сберечь – это был первый, последний, и, единственный вопрос, который я задала эн-ное количество раз, прежде, чем провалиться в глубокую черную бездну сна. Уставшая за двое суток от метаний с бельчатами, я не встретила той ночью ни одного сновидения, ни одного звука или полусонной мысли – только мрак и забытье, из которого я вынырнула, или точнее сказать попыталась вынырнуть в 4-45 утра.
Судя по мелодии и интенсивности звука, будильник звенел уже долгое время, а я, зацепившись за какую-то ноту пыталась проснуться.
Но, напрасно – мое сознание, которое я так старалась запустить силой воли, давало осечку, и, едва включившись на долю секунды снова проваливалось обратно в омут сна. Но это был не обычный сон, а странное – неизвестное мне до того дня состояние – чувство полной отсоединенности тела от сознания, а еще лучше сказать – чувство полной отсоединенности моего сознания и тела от внешнего мира. За доли секунды, отведенные мне, я всеми силами старалась сосредоточиться, начать думать, но меня как будто не принимали в реальном мире, а напротив – вышвыривали оттуда, как переключают телевизионный канал, выбрасывают нокдауном с ринга, или выключают электричество на рубильнике, лишая обесточенные зоны минимального шанса на свет.
Та реальность, в которую меня вышвыривало напоминала сон очень отдаленно, а походила больше на бред или галлюцинации. В том бреду я была звездой – одной из миллионов-миллиардов звезд, населяющих Вселенную, и я летела! Или точнее сказать, скользила по огромному многомерному пространству со скоростью многих тысяч световых лет в потоке таких же, как и я — звезд.
Наш полет был велик, безэмоционален, упорядочен, и организован насколько прекрасно, что у меня нет человеческих слов для того, чтобы описать величие замысла нашего движения. Мы были мощью! Мы были светом! Мы были огромным непостижимым человеческому разуму замыслом! Гармонией! Порядком! Мы были выше всех известным мне человеческих чувств, а уж тем более – слов, и никогда в своей земной жизни мне не удавалось пережить и десятой доли блаженства, которое я ощущала, будучи звездной крупицей – без тела, без памяти, без будущего и без прошлого, без зла и без добра, без суетливых метаний собственного рассудка, без желаний. Я была выше всех этих слов и понятий. Я была чистым светом, огромной энергией, вечным и непостижимым абсолютом, великим миропорядком.
Я наполнялась блаженством своего беззвучного невесомого полета, длительность которого измерялась словом «Вечность», но внезапно моя реальность засветилась яркой вспышкой – резкой и неприятной, и я осознала себя внутри своего тела, лежащего на кровати индийского дома.
«О, Боже! Зачем я здесь? Почему солнце уже садится?? Который час?» — мозг завелся привычной суетой и жаждой деятельности, но включится все-таки не смог – осечкой меня снова вышвырнуло в темную Галактику и в мою новую астероидную роль – в свет, гармонию и блаженный покой. Как хорошо быть звездой! Как хорошо быть частью большого, где ни место, ни скорость, ни порядок движения не вызывают вопросов… Где вообще ничего не вызывает вопросов… Как хорошо, когда нет вообще слов и когда не нужно ни о чем заботиться – все создано и организовано без тебя, а твоя роль лишь лететь… Лишь светить…
«Нет! Солнце еще высоко! Еще день» — от резкого толчка где-то внутри меня я снова осознала себя в своей комнате на вершине горы. «А где моя вода? Где лекарства…» — вспышка, и, сознание снова отключилось, не успев ответить на свои собственные вопросы, но в этот раз местом моего нокдауна была не бесконечная Галактика, а какая-то человеческая жизнь, ограниченная телом со всеми свойственными ему чертами – болью, мыслями, страхами.
После первой вспышки я четко осознала себя молодой женщиной в мрачном сыром подвале. Было очень холодно, сыро, с потолка капала вода, и, наверняка, где-то рядом сновали крысы. Я выглядывала в крошечное невысокое окошко, возвышающееся над поверхностью подвала, и видела ступни стражников, прогуливающихся взад-вперед по каменным плитам. Мне было очень страшно, но усталость, накопившаяся за долгие дни в статусе беглянки, подталкивала к опрометчивому поступку – вот взять бы сейчас и выйти из своего укрытия! Посмотреть в последний раз на свой любимый, прекрасный когда-то город… А потом — меня убьют, но может, в этом и есть счастье – умереть, а не дрожать больше от холода в темном подвале, не слышать писк этих мерзких серых тварей, не мучиться от непреходящего голода… С улицы раздался душераздирающий вопль человека, которого, видимо схватили стражники, и, я в ужасе отпрянула от окошка – нет-нет, я все-таки очень хочу жить! Укутывая свое исхудавшее тело в грязные лохмотья, в которые превратилась моя одежда за время скитаний, я заплакала и безвольно опустилась на каменные серые плиты моего убежища: «Я хочу жить! Я очень хочу жить!»
Подвал, который, который судя по показанной мне картинке был родом из Средневековья, и, вызывал леденящий ужас в моем теле и душе, исчез также внезапно, как и появился – яркой и резкой вспышкой меня вытолкнуло из видения, и, вот — я вижу море! Разворачиваясь вокруг себя во все стороны, я смотрю на огромное синее море: теплое, приветливое, спокойное, оно блестит на солнце, и мелкими брызгами ударяется о борт корабля, на котором мне выдалось быть капитаном.
Я – молодой красивый мужчина, стою на палубе под теплым южным ветром, и жизнь моя удалась – и в службе, и дома. Возвращаясь из успешного плавания, я уже знаю, что совсем скоро поплыву в составе разведывательной экспедиции к новым землям, и, именно предвкушение этого путешествия не дает мне покоя. Я целыми днями изучаю карты и какие-то книги, исписанные мелким почерком вручную и это – смысл и страсть моей жизни: жить морскими милями и прокладывать пути там, где еще не нарисованы карты, и, может находиться Новый удивительный мир.
В момент, когда ветер срывается порывом и надувает большой белый парус, меня вышвыривает из видения для того, чтобы окунуть в новую реальность, где я – старый человек, идущий в истоптанных сандалиях по раскалённому песку. Моя седая борода слиплась, спуталась и в глазах стоит постоянный туман от жаркого испепеляющего солнца. Я не знаю, зачем и куда иду, мое тело мое саднит от ран и солнечных ожогов. Я пытаюсь не думать о боли, но мне плохо это удается – я хронически болен десятком известных и неизвестных миру болезней, я несчастливый и очень истерзанный жизнью человек.
Моя спина исполосована ударами от плетей, зубы выпали и каждый кусок хлеба, который мне удавалось найти, я подолгу размачиваю в воде и перетираю своими дряблыми деснами. Я никому не нужен и меня никто не ждет, и зачем я только иду по этому песку?? Куда?
«Эй, ты только посмотри, какие красивые это птицы!» — десятилетним пареньком с узкими раскосыми глазами я лежу на спине в высокой луговой траве и наблюдаю орлов, кружащих над моей головой. Разрезая воздух большими мощными крыльями, они парят легко, и, я зависаю в этом созерцании, не думая ни о чем, не помню своих родителей, своего столетия, и тех малых лет, которые сумел прожить… Я — мальчик, который умеет останавливаться в созерцании, погружаясь в него полностью и без остатка! И, потому, я не вижу о его жизни ничего, и, вместе с ним тоже замедляюсь в восхищении большими сильными птицами… Только одно мгновение – чистое, прекрасное, незамутненное шелухой из внешних обстоятельств… Только я, небо и орлы…
И еще вспышка – и я стою в грузных металлических доспехах, охраняя какое-то здание вместе с еще одним солдатом… Помпезность моей грузной брони наталкивает на мысль, что это — XV столетие где-то в Европе, скорее – в Англии.
Меня обволакивает усталость и изнуряющая тоска, которая давит на плечи гораздо сильнее металлических одеяний. Господи, сколько еще мне осталось тут стоять?! Ведь за всю жизнь так никто и не решился нападать на грузную звенящую громадину, и, получается, что стою я здесь просто так – как огородное пугало. Грустно и очень хочется спать…. Спать, спать, спать…
Пытаясь двинуть рукой как-нибудь так, чтобы почесать отекшее плечо, я гулом металлических доспехов вывалилась из видения, снова осознав себя в кровати своей индийской комнаты.
Закат?? – мое сознание пыталось сориентироваться в происходящем. Странно было то, что истории, в которых мне удалось побывать были в тот момент для меня такими же реальными, как и моя индийская комната. Только почему опять закат?? Уставившись в экран своего мобильного телефона, я не верила собственным глазам — с момента моего отхода ко сну с терзаниями о смерти бельчат прошло без малого двое суток!! Двое суток…
Перевернувшись на бок в своей кровати, я осознала еще одну вещь – вся моя постель и одежда были влажными… Как будто я потела во вне… У меня был жар? Потрогав лоб, я умозаключила, что температуры нет, но она определенно была – волосы на висках были слипшиеся…
«Что это со мной было?? Я пыталась проснуться двое суток и не могла! И причиной тому было не желающее включаться сознание! Такого не было со мной никогда раньше! Я в самом деле не могла проснуться!» — вместе с последней мыслью по спине пробежал холодок… «Так это получается, что я могла умереть в этой комнате на горе, и никто бы не помог мне в случае чего…» — от каждой новой мысли мне становилось все хуже, но самое страшное было в другом: я лежала на кровати и размышляла не больше двух минут, но при этом чувствовала небывалую усталость.
Опираясь на опыт последних двух суток, я находилась в состоянии, когда я вот-вот должна была снова вырубиться на неопределённый срок… И это пугало меня не на шутку!
Собрав в кулак всю свою волю и малые силы тела, оставшиеся после двухдневной лихорадки, я, держась за стенку, направилась к входной двери. Отодвинув большой массивный засов, я на шатающихся ногах подошла к краю балкона, на котором Арамбольский интернет имел свойство изредка работать. В тот вечер мне повезло — посредством сотовых сетей я дотянулась до единственного, как мне казалось, человека, который мог бы меня спасти.
— Шастра, я умираю, наверное, — без предисловий я изливала в трубку все, что происходило со мной накануне.
— Лена, алло! Что ты такое говоришь?! Подожди, успокойся! – девочка с лучистыми глазами прервала мой рассказ об ужасах Средневекового подвала. – Мне главное расскажи, что происходит с тобой сейчас!
— Я еле живая! Я устала не телом, а сознанием – не знаю, как объяснить! Раньше не было со мной такого никогда! Но я боюсь, Шастра, что я сейчас выключусь и больше никогда не смогу включиться! Я чувствую то, что я умираю! Я не хочу здесь на этой горе, Шастра! Я хочу вызвать скорую! Мне страшно! – я выкрикивала фразы в телефонную трубку, боясь одновременно двух вещей: исчезновения сигнала сотовой связи и собственной отключки.
— Не волнуйся, сейчас мы все решим, только не клади трубку и не закрывай на ночь двери! Слышала?
— Да! Шастра, как позвонить в индийскую скорую?
— Лена, не надо никуда звонить! Что ты им скажешь?? Что ты пьешь таблетки одного дедушки и у тебя галлюцинации?..
— Шастра, я не знаю, что я скажу, но я боюсь умереть сейчас… Мне нужен врач рядом!
— Ты не умрешь, не переживай! У меня тоже такое было, но не так долго и без галлюцинаций. Я расскажу тебе потом! А пока просто поверь мне, что ничего плохого с тобой не произойдет! Иди и отдыхай! Только не закрывай на замок дверь!
— Шастра, а позвони вайдьяджи, пожалуйста! Почему он не говорил, что может быть такое?!
— Мы с Враджей Севикой позвоним, обещаю! А на нашем лечении может быть еще и не такое… Тебе же не просто так говорили все время быть под присмотром… Но уже все есть, как есть! Ты, главное, не переживай и будь всегда на связи!
— Не очень тут у меня со связью, Шастра… В комнате нет сигнала!
— Вот ты специально туда залезла? – Шастра злилась и говорила о том, что я очень легкомысленный и беспечный человек, но ее слова брутально пережевывались испортившимся сигналом сотовой сети.
Кое-как попрощавшись и немного успокоившись, я вернулась на свою кровать, но по дороге рассудила, что дверь на засов лучше бы закрыть… Все-таки одной стеной мой дом стоял в джунглях, да и мысль о том, что ко мне может забрести пьяная шпана, тоже сыграла в пользу задвинутого засова.
Сидя на кровати, я понимала, что после двухдневного сна я бодрствую не больше десяти минут, но при этом ощущала, что сознание туманится, и снова приближается к тому, чтобы просто отключиться… Я легла на кровать и в считанные секунды впала в новый виток своего забытья, но на этот раз мое путешествие было более реалистичным – я сидела на бабушкиной кухне перед столом, на котором стоял мой привычный школьный завтрак – сладкий черный чай и бутерброды с сыром. Бабушка хлопотала по кухне, а я чванным подростом рассуждала о вреде сахара и черного чая. Больше всего я возмущалась бабушкиной идее о том, что завтрак – это самый важный прием пищи, и, пропуск завтрака тождественен сознательному нанесению вреда своему здоровью.
— А новые исследования говорят о том, что ты неправа! – я максимально грамотно пыталась возражать бабушке, которая, между тем, была человеком очень эрудированным и образованным, и, конечно же, знала, как эффективно оппонировать моим комментариям.
— Давай ты соберешь список источников, которые утверждают вред завтрака, а я покажу тебе, на какие знания опираюсь я! Но пока истина не установлена, предлагаю тебе все-таки доесть бутерброды – нам пора ехать на дачу! Доедай и выходи – я буду ждать тебя возле подъезда! – с этими словами бабушка обулась и вышла из дома.
Спешно дожевав бутерброды, которые мне, кстати сказать, хотелось съесть, а, вся моя дискуссия была основана исключительно на подростковой вредности, я тоже выбежала во двор. Но бабушки на скамейке не было. И, это было странно потому, что бабушка была человеком слова. Железного слова! И, делала все исключительно так, как говорила. Обескураженная ситуацией, которая произошла впервые, я оглядывалась по сторонам, и, совершенно случайно заметила, как знакомая фигура медленно отдаляется от нашего дома в сторону троллейбусной остановки.
— Бабушка! Подожди, бабушка! – я кричала, но бабушка не оборачивалась на мой крик, а так и продолжая уходить все дальше.
— Подожди, меня, бабушка! Подожди! – я побежала вдогонку, но разгоняясь на максимально возможную свою скорость, я не могла догнать бабушку… Мы так и двигались по улице, в сторону остановки, но расстояние между нами оставалось неизменным. И от этого я все глубже и глубже погружалась в панику. Я устала бежать… Я уже просто шла, но все это было безуспешно — в какой-то момент знакомая фигура стала терять четкость очертаний, а потом и вовсе растворилась, как будто не было, оставив после себя легкую, еле уловимую дымку. И в этот самый момент мне захотелось выть… Наплевав на нормы приличия и мнения прохожих, выть оттого, что то, что было так дорого и так невообразимо близко, оказалось всего лишь трюком моего воображения. Почему бабушка ушла, оставив меня здесь совсем одну?? И даже не сказала, куда я должна пойти… И чем я должна заменить уют ее кухни, тепло ее дома, кого и что я должна поместить в ту пустоту, которая осталась после ее ухода?!
Как грустно… как одиноко… как пусто… как страшно… — Это были последние чувства моего видения.
Я открыла глаза и очень четко осознала себя в своей индийской комнате. За окном снова было темно. В отличии от предыдущих раз мое сознание вроде бы могло работать, но не хотело… Я больше не пыталась заставить себя включиться и пойти пить лекарства. Мне было как-то безразлично. Я чувствовала себя пустотой, сорванным листом, который ветер мог бы нести в любую сторону.
«В любую сторону» — повторила я вслух и снова провалилась в сон.
Часть 22
Часть 21
Часть 20
Книга Закрывайте ночью дверь, глава Закрывайте ночью дверь, страница 1 читать онлайн
Мне ужасно хотелось напугать сестру. Не то, чтобы она в том возрасте, когда боишься заглянуть под кровать, дабы не увидеть там мохнатое дерьмо с зубастой пастью. Её не удивишь обычными страшилками о призраках или вампирах, она не боится оставаться одна в тёмном помещении, она не боится маньяков, и она, моя сестрёнка, Екатерина Владимировна, она без проблем и боязни идёт тёмной ночью с остановки до дома, через два квартала.
Она — чёртова гимнастка, она проводит в спортивном зале треть своей двадцатилетней жизни, она занимается каратэ, или какой-то похожей дрянью, от которой к тридцати годам в башке вместо мозгов плещется малиновый кисель.
И я ей говорю, когда мы остаёмся одни. Я, слесарь, вычищая грязь из-под ногтей, говорю ей:
— Ты на ночь дверь закрываешь?
— От кого, от тебя прятаться что ли? Мама нас в одной ванной полоскала!
— По привычке, если только, — говорит она. Катя никогда не признается, что чего-то боится. Ей на спор можно предложить прыгнуть с парашютом, или пройтись по натянутому между двумя небоскрёбами канату. Конечно, ничего такого ей никто не предлагал, но она бы согласилась. Я уверен.
— Ты не знаешь этой истории? — спрашиваю я.
Она сидит в кресле и пьёт обезжиренный кефир, её тело прекрасно, идеально, я бы сказал, но на лицо мы не вышли оба. Мы, брат-слесарь и сестра-студентка, снимаем двухкомнатное нечто на окраине города, и нас всё устраивает.
— Какой ещё истории? — её голубые глаза поднимаются на меня, натуральные кудряшки подпрыгивают, и она вся готова слушать, напружинив свои и без того ровные линии и мышцы.
— Про человека… который открывает двери, — несу я несусветную чушь. Первое, что приходит в голову, это человек, открывающий двери. Я бы испугался.
На самом деле, всё это навеяно одной историей. Поведал её Ромыч, старый, как мамонт, дядька, такой же упитанный и волосатый. Он рассказал, как прошлой ночью некто расправился с молодой девушкой. Девушка жила одна. Квартиру нашли всю в крови, а девушка была поставлена на колени перед дверью; её живот выпотрошен, а руки сложены на груди, типа молится или просит прощения. Оказалось, что девушка впустила его сама, ибо замки, после проверки, оказались целы. Полиция разыскивает убийцу, который, вполне возможно, может быть хорошим знакомым несчастной.
— Коля… — сестра прыснула. — Закрой рот и подай прокладки. Приехала красная гвардия, товарищ!
Я кинул ей пачку, и она скрылась в ванной.
— Так, что за человек? — в её голосе сквозила жуткая ирония, и я почувствовал себя дураком.
— То он запирает?
Ржёт, зараза. Ничего якобы не боится.
— Он убивает, достаёт внутренности и убивает, понимаешь? Мне сегодня на работе говорили, что уже пять жертв в нашем городе. Говорят, ходит по подъездам, исключительно ночью и тихонько так, этаж за этажом дёргает двери… Если открыта, то… ух…
Сестра вываливается из ванной в трусиках и лифчике.
— С тобой всё в порядке?
— В полном, — говорю я. — А вот ты… лучше двери закрывай. Нельзя в этой жизни ничего не бояться!
Она проходит к себе в комнату, включается свет. Она, такая идеальная, умная и красивая (разве что лицами мы не вышли), она берёт книгу и ложится на кровать.
— А нахрена он это делает?
— Человек-то? А кто его знает! Маньяк… психопат, шаришь?
— Я-то шарю! Всё, отвали, товарищ, я за чтением!
Ночью я не сплю. Катя сопит в соседней комнате, а мне кажется, что в подъезде кто-то бродит. Чушь собачья! Этаж у нас образцовый, никто не курит, не посмеет курить на лестничной клетке. Но там кто-то ходит. И мне страшно.
Мне и стыдно и страшно. А ещё я злюсь потому, что она, моя сестра, идеальная с ног до горла, спит и ни черта этого не слышит! Я, который боюсь чего-то в этой жизни (например, смерти, или темноты) я слышу, а она спит!
Я.
.. я… мне страшно. Я встаю и кричу:— Катя! Катя!
— Что? — сонный голос сестры.
— Слушай… слушай, иди сюда.
Слишком громко. Шаги спускаются по лестнице. Очень быстро, это похоже на бегство.
— Если… если, — говорит она, выходя из комнаты. — Если это чушь… если… что?
— Я… там на лестничной клетке кто-то ходил…
— Идиот, — констатирует она, собираясь уходить.
— Я просто хотел тебе показать, я не думал…
— Хватит! — говорит она, скрипя постелью. — Хватит думать всякую ерунду. Мне пофиг на это, понимаешь? Шаги, трупы, маньяки. Нельзя постоянно об этом думать и бояться! Это же так рехнуться можно! Спи, Коля, пожалуйста.
Никто их и не боится, только страхуется. Мало ли что… Утром я подхожу к работе и вижу, что приехало начальство. Красный джип у ворот, скопление слесарей и механиков. Натягивая комбинезон, я переживаю, что выяснится та афёра, которую мы посмели провернуть. Неделю назад мы спёрли списанные шурупы. Три килограмма ржавых, кое-где корявых, никому не нужных шурупов.
— Сергеич!
— А?
Я маню его пальцем.
— Ну, что?
— Те шурупы… точно всё в порядке?
Он чешет небритый двойной подбородок, закатывает маленькие глазки к потолку.
— А… господи, ты ещё о них помнишь! Я их закатал уже по приемлемой цене. Всё хорошо, деньги отдам вечерком, как клиентуру отобъём.
Я машу головой.
— Не в этом дело. Точно, всё хорошо? Ну… шито-крыто…
— О, господи! Колямба, перестань париться! Это всего лишь ржавые шурупы, списанные со склада.
Он тоже ничего не боится. Совсем ничего?
— Да нет… я просто… ну, мало ли, кинутся, спросят, мол, там были списанные, а их нет.
Сергеич качает головой:
— Коля, Коля… хватит, ну! Это же не грёбаный лям долларов и даже не подержанная тачка! Хватит из-за ерунды мозг себе парить, окей?
Окей, окей… Наверное, он тоже иногда забывает закрыть дверь на ночь, думаю я.
Наступает вечер, уже не так жарко, и я шагаю домой по тротуару. Во дворе сидит компания парней, они пьют пиво, орут и громко смеются. Огибаю их и захожу в подъезд. Мне почему-то кажется, что на лестничной клетке я встречу его, незнакомца, который проверяет по ночам двери. Или его следы. Намокшая подошва ботинок, оброненный автобусный билетик, грязь на пальцах. Он может оставить улики где угодно. Если, конечно, он существует.
Может быть, ей и некогда бояться? Это выше её, да?Приготовив перекусить, я сажусь у телевизора. Идут вечерние новости. Там что-то говорят про ночные погони, кражи, произошедшие в нашем городке прошлой ночью. А ещё там говорят про труп мужчины. На экране — фотоснимок. Голый дядя, в одних трусах стоит у порога, перед открытой дверью. Его лицо замазано в фотошопе, живот тоже расплывчат, чтобы не травмировать психику беременных и особо впечатлительных. Руки сложены на груди. Стены измазаны кровью.
В замке звенят ключи, громкий голос сестры объявляет:
— Эй, браза, я дома!
— Очень рад, — мой голос дрожит, но она, кажется, не замечает этого. — Иди сюда! Смотри, что я тебе говорил?
Но по телевизору начались спортивные новости.
— Ну? — она застыла в дверях. Кудряшки расплескались по плечам, на которых висит спортивная сумка.
— Да всё уже… — говорю упавшим голосом. — Опять параноиком меня обзовёшь!
— Как хочешь. Курицу сварил?
— Так точно, — говорю.
Она такая спокойная, ей так легко по жизни. А у меня из головы всю ночь не выходят сворованные шурупы, а ещё я прислушиваюсь, не ходит ли кто у двери?
И что? Эти страхи, они так мешают, они, как гузно в подгузнике у ребёнка. Они мешают ходить, мешают сосредоточиться.
А утром она мне говорит. Стоит в нижнем белье, чистая и загорелая, и говорит, что слышала. Кипит овсянка, а она тихо рассказывает:
— Я и не думала… но ночью сегодня бродили, вроде бы. Под дверьми, да? Я ещё подумала, закрылась ли… Потом вспомнила про своего братца и поняла, что он бы ни за что не забыл. Интересно, кто это ходит? Может, сверху какой полоумный живёт?
Меня так и подкидывает. Но я молчу. Я хочу казаться твёрдым, однако кусок не лезет в горло, а руки дрожат.
— Никого… вроде бы.
Она поворачивается.
На лице — кривая ухмылка, руки на тонкой талии. — Да ладно, брось. Я шучу, — и она смеётся. Ей весело.
— Это смешно, по-твоему?
— Ты… господи, Коля, ты такой смешной, ей богу! Ты чокнешься, я тебе точно говорю!
Я вскакиваю, проливая кружку с кофе на розовую скатерть.
— Нет в этом ничего смешного!
— Ты всегда переживаешь, брось! Не обижайся…
— Иди ты!
Я выхожу в солнечное утро. Как она могла так со мной поступить? Как она может смеяться над моими страхами? Ведь страх — это естественное состояние любого живого существа, мыслящего более-менее рационально! Все те, кто ничего не боится, они просто болваны! Они — тугие, они чаще всего и умирают. Я… не подумайте, никакой зависти, просто мне их жаль. Когда-нибудь им придётся встретиться с настоящим страхом, но будет уже поздно…
Понемногу я остываю. Сестра, она просто глупенькая. Она младше меня на три минуты. Она была толстая, она сносила насмешки и унижения в классе.
А теперь? Теперь Катя — изумительная, безупречная. Но глупая. Ум не накачаешь в спортзале, так?— Вы слышили? — Сергеич орёт на весь бокс. Он стоит под машиной, зависшей на подъёмнике. — Как вчера чувака опять выпотрошили? Опять замки не взломаны, мать его! Опять полиция ищет друзей, друзей друзей… Идиоты!
— Почему? — спрашивает Коля.
— Барану же понятно, что они сами на закрывают двери. А он их находит…
— Маньяк! — говорит студент.
— Закрывайте ночью дверь, братаны! — говорит Сергеич. — Лично я сегодня закрою, а то всегда забываю. Но, когда такая чертовщина творится…
Я улыбаюсь. Мне приятно, что это огромный увалень, наконец-то, чего-то боится.
— Что, правда?
— Да хер его знает! Если опять не забуду, — смеётся Сергеич. Сукин сын нихрена не боится!
Но он забыл. Он, мать его, забыл закрыть дверь! На следующий день к нам подходит начальник. Сергеич опаздывает вот уже на пятнадцать минут, чего с ним никогда не бывало.
Если и есть на свете пунктуальный идеал, то это толстый лоснящийся Сергеич! — Его не будет, — отвечает на мой вопрос начальник, Ашот Магомедович. — Блин…
— Что?
Вечером я смотрю новости. Когда на экране твой знакомый стоит на коленях, когда его живот — это просто пустое отверстие, когда ты с этим человеком только вчера шутил и разговаривал, а сегодня смотришь на цвет его крови, что размазана по обоям и линолеуму… Вот что по-настоящему страшно.
Снова приходит сестра, а по телеку уже показывают, кто и сколько забыл голов в прошедшем матче студенческой хоккейной лиги.
— Ты…
— Что не так? О, милый, ты всё ещё дуешься? Ну, зайчик… Ну прости.
Она наклоняется и треплет меня за щёку. И я понимаю, что, несмотря ни на что, мы любим друг друга. Несмотря ни на что, она — моя сестра, мой друг, мой товарищ. Она не стесняется ходить при мне в нижнем белье, не стесняется показывать круглые ягодицы, плоский живот..
. а меня это даже не возбуждает. Разве мы не идеальные брат и сестра? У неё есть недостатки, она глупа и ничего не боится, а я, наоборот, трус, каких поискать, но мы всё равно любим друг друга. Как странно… страх может быть и достоянием и недостатком… Об этом я не думал. Мы едим. Я рассказываю, что нашего механика убили, зверски, как и тех несчастных…
— Ужас… сочувствую. Маньяк. Точно, маньяк.
Маньяк, который ходит ночью по подъездам и дёргает двери. Проверяет, всё ли в порядке, все ли закрылись…
— О, милый… — говорит она. — Мне сегодня один мальчишка…
Ей сегодня один мальчишка подарил цветы и позвал на свидание. Он очень представительный, у него есть машина и своя квартира. Он ходил с нею в один фитнес-клуб на протяжении двух лет и долго смотрел на неё, но стеснялся подойти, представляешь?
— …представляешь? — говорит она. — Я завтра иду в ресторан!
Я смотрю на неё и не понимаю. Не понимаю, чему она так рада, что такого хорошего в том, что она отправится на ночь глядя с неизвестным человеком в ресторан, а потом будет идти с ним по ночной улице, или ехать в его машине, а он.
.. — Не боишься?
Она фыркает.
— Господи, да брось! — смеётся сестра, раздеваясь. — О… ты ревнуешь, милый!
Я ловлю себя на мысли, что мы говорим и воркуем, как голубки, как семейная пара, прожившая вместе лет десять.
— Что? Ты же моя сестра!
Она закатывает глаза, улыбается, словно я опять сморозил жуткую чушь.
— Есть и братская ревность. Ты переживаешь за меня. Да, зайчик?
— Перестань называть меня зайчиком! — ору я, в голове стучит, руки трясутся.
Она бледнеет. Ещё никогда я не кричал на неё. За двадцать с лишним лет жизни это первый раз, когда я повысил голос на сестру.
— Господи, да что с тобой?
— Что со мной? А если он маньяк? Если он и есть тот, кто совершает все эти ужасные преступления? — я тычу пальцем в телек, по которому идёт новостной блок.
— Он не снимает рекламу, — говорит сестра.
Чёрт, это всего лишь шутка, понимаете? Они просто хотела разрядить обстановку, как делала это всегда, когда мы начинали ругаться из-за брошенных мною носков или невымытой тарелки.
Но сегодня я не настроен шутить, мне кажется, что она просто смеётся надо мною, просто считает меня жалким. Потому что я всего боюсь. — Хватит! Ты не идёшь…
— Что? — она так оторопела, что открывает рот, и кажется маленькой удивлённой обезьянкой. — Ты… причём тут ты вообще?
— Я твой брат!
— Но не муж!
— Кто-то же должен тебя ставить на путь истинный, а? Кто тебе ещё вправит мозги?
Она краснеет, потом бледнеет.
— Ты сумасшедший, понял? Ты всего и всегда боишься. По поводу и без. Твоя жизнь — это один сраный страх. Поэтому у тебя нет девушки. Потому что ты даже защитить её не сможешь, в случае чего. Голову в песок и всё.
Она корчит лицо и визжит, копируя мой голос.
— О, дорогая, там тебя хочет изнасиловать банда кавказцев, давай закроем двери покрепче и спрячемся под диван!
— А ты… ты дура! — говорю я, задыхаясь.
— О, да, конечно! — кричит она. — Лучше же всю жизнь бояться маньяков! Тьфу, противно!
И Катя уходит.
Хлопает дверью в комнате. Кажется, она плачет, но мне плевать. Она сама лезет на эти штыки, идёт с кем-то там на свидание! С её-то красотой, с её умом! Да полгорода хочет её. А маньяков сколько развелось? Как собак нерезаных. И так просто согласиться на свидание, на ночь глядя? Это всё отсутствие страха. Инстинкт самосохранения отсутствует. Она смеётся надо мной. Что ж…
Оригинальный текст | Переведенный текст |
|---|---|
| Источник: Библиотека Шекспира Фолгера | |
Входят Отелло и Эмилия. ОТЕЛЛО Значит, ты ничего не видел? ЭМИЛИЯ ОТЕЛЛО ЭМИЛИЯ ОТЕЛЛО ЭМИЛИЯ Никогда, милорд. ОТЕЛЛО И не отослать тебя прочь? ЭМИЛИЯ Никогда. ОТЕЛЛО ЭМИЛИЯ Никогда, милорд. | Мы начинаем с того, что Отелло допрашивает Эмилию, пытаясь заставить ее признаться, что у Дездемоны и Кассио роман. Эмилия говорит ему, что он сумасшедший — она наблюдала за Кассио и Дездемоной каждую минуту, пока они были вместе, и ничего даже отдаленно подозрительного не произошло. |
ОТЕЛЛО Странно. ЭМИЛИЯ | Она уверена, что Дездемона честна, если вообще существует честная женщина. Эмилия настаивает на том, что только какой-то негодяй мог вбить ему в голову эту мысль. Она также говорит, что любой, кто скажет такие вещи о Дездемоне, заслуживает проклятия Бога. (Осторожно, Яго.) |
ОТЕЛЛО Пригласите ее сюда. Идти. Эмилия уходит. Она говорит достаточно. А ведь она простая сволочь | Затем Отелло отправляет Эмилию за Дездемоной, отвергая ее утверждения как простое свидетельство простой женщины. Отелло убедил себя, что Дездемона коварна в своем блудодеянии, и неудивительно, что она не будет раскрыта даже ее подругой. |
Входят Дездемона и Эмилия. ДЕЗДЕМОНА Милорд, какова ваша воля? ОТЕЛЛО ДЕЗДЕМОНА Какое тебе ОТЕЛЛО ДЕЗДЕМОНА Что это за ужасная фантазия? ОТЕЛЛО , Эмилии Некоторые из ваших функций, Эмилия уходит. | С опаской входит Дездемона. Отелло подзывает ее к себе и заставляет посмотреть на себя, чтобы он мог посмотреть ей в глаза. Она немного взволнована, что понятно, поскольку в последний раз, когда она была так близко к Отелло, он ударил ее. |
ДЕЗДЕМОНА , стоя на коленях ОТЕЛЛО Почему? Что ты? 40 ДЕЗДЕМОНА ОТЕЛЛО Давай, поклянись. Прокляни себя, ДЕЗДЕМОНА Небеса действительно знают это. ОТЕЛЛО ДЕЗДЕМОНА , стоя ОТЕЛЛО | Дездемона говорит Отелло, что она может сказать по его тону голоса, что он зол, но она понятия не имеет, почему. |
ДЕЗДЕМОНА | Дездемона предполагает, что, возможно, Отелло злится из-за письма, которое он получил ранее сегодня, с призывом вернуться в Венецию. Она задается вопросом, не думает ли он, что призыв покинуть Кипр был делом рук ее разгневанного отца в Венеции. Тем не менее, она говорит, что если ее отец приложил к этому руку, она не виновата, поскольку остается стойко на стороне Отелло. |
ОТЕЛЛО Если бы угодно было небу ДЕЗДЕМОНА ОТЕЛЛО | Отелло игнорирует предположение Дездемоны о том, что письмо разозлило его, и продолжает рассказывать о всевозможных страданиях, с которыми он легко может справиться. |
ДЕЗДЕМОНА ОТЕЛЛО | Дездемона ошеломлена. Она умоляет Отелло сказать ей, что он все еще доверяет ей и считает ее честной. Он говорит: «О, да, абсолютно. Я думаю, что вы так же честны, как стая мух и личинок на гниющем мясе. Вы сорняк, замаскированный под цветок. мне больно, когда я смотрю на тебя, и я хочу, чтобы ты никогда не рождалась». (Вероятно, не то, что она надеялась услышать.) |
ДЕЗДЕМОНА ОТЕЛЛО ДЕЗДЕМОНА Клянусь небом, ты меня обидел! ОТЕЛЛО Разве ты не проститутка? ДЕЗДЕМОНА Нет, ведь я христианка! 95 ОТЕЛЛО Что, не шлюха? ДЕЗДЕМОНА Нет, я буду спасен. 100 ОТЕЛЛО Невозможно? ДЕЗДЕМОНА | Дездемона умоляет его сказать ей, что она сделала неправильно, и Отелло называет ее шлюхой и шлюхой. Дездемона клянется душой, что никогда никого не трогала, кроме него, но он ей не верит. |
ОТЕЛЛО Тогда я взываю о пощаде. Входит Эмилия. Которые имеют кабинет напротив Святого Петра Он уходит. | Эмилия входит в этот небольшой обмен, так что Отелло тоже начинает оскорблять ее. Он хвалит ее за то, что она была привратницей в ад, и говорит ей, что она сделает все возможное, чтобы сохранить события этой ночи при себе. Затем Отелло уходит, и дамы остаются с поднятыми бровями. |
ЭМИЛИЯ ДЕЗДЕМОНА Вера в полусне. ЭМИЛИЯ ДЕЗДЕМОНА С кем? 115 ЭМИЛИЯ Почему, с милордом, мадам. ДЕЗДЕМОНА ЭМИЛИЯ Он твой, милая леди. ДЕЗДЕМОНА ЭМИЛИЯ Вот это действительно перемена. Она уходит. | Эмилия спрашивает Дездемону, что случилось с «ее господином». Дездемона говорит, что ей 9У 0021 нет господина, и у нее нет слез, чтобы плакать, и нет подходящего ответа о том, что происходит с Отелло, кроме ответа, который можно было бы сказать в слезах. |
ДЕЗДЕМОНА | Оставшись одна, Дездемона говорит, что возмущена всеми этими оскорблениями, главным образом потому, что она не сделала ничего плохого. |
Входят Яго и Эмилия. ЯГО ДЕЗДЕМОНА ЯГО В чем дело, леди? ЭМИЛИЯ ДЕЗДЕМОНА ЯГО Какое имя, прекрасная ДЕЗДЕМОНА ЭМИЛИЯ ЯГО Почему он так поступил? ДЕЗДЕМОНА ЯГО | Эмилия возвращается с Яго. Дездемона говорит, что не может даже начать понимать то, что сказал ей Отелло. Ее воспитывали так мягко, что она не может понять его жестокого обращения. К счастью, Эмилия была свидетельницей всего этого и с удовольствием готовит. Она говорит, что Отелло называл Дездемону шлюхой и всякими другими жестокими именами — хуже, чем пьяный нищий сказал бы проститутке. |
ЭМИЛИЯ ДЕЗДЕМОНА Это моя несчастная судьба. 150 ЯГО ДЕЗДЕМОНА Нет, небо знает. | Далее Эмилия напоминает Дездемоне, что она отказывала всем хорошим, богатым венецианским мальчикам, даже своему отцу, своим друзьям и своей стране… всем, чтобы выйти замуж за Отелло. |
ЭМИЛИЯ ЯГО ДЕЗДЕМОНА | Она также предполагает, что это мог быть только какой-то действительно подлый человек, преследующий свои собственные интересы, который засыпал Отелло ложью о верности Дездемоны, чтобы вызвать у него зависть. «Невозможный!» говорит Яго. |
ЭМИЛИЯ ЯГО Говорите внутри двери. ЭМИЛИЯ ЯГО | Эмилия болтает о своей теории о том, что кто-то пытается уничтожить Отелло на какое-то время — кто-то, кто является злодеем, печально известным, подлым плутом. Яго говорит ей говорить тихо, но Эмилия очень взволнована. Она отмечает, что это была очень похожая схема, ложь лжеца, которая заставила Яго поверить, что Отелло тоже был с ней. В этот момент Яго говорит Эмилии уже заткнуться. |
ДЕЗДЕМОНА Увы, Яго, 175 | Дездемона умоляет Яго сказать ей, что делать, или пойти вразумить Отелло. Она не может поверить, что это происходит с ней, ведь она искренне любит своего мужа. Она даже представить себе не может, что за его спиной может быть с кем-то другим. |
ЯГО ДЕЗДЕМОНА ЯГО Но это так, ручаюсь. Дездемона и Эмилия уходят. Входит Родриго. Как дела, Родриго? | Яго говорит Дездемоне, чтобы она не беспокоилась — Отелло, вероятно, просто расстроен из-за государственных дел. Он указывает, что посланцы из Венеции ждут, чтобы поесть с женщинами, что явно важнее необъяснимой и убийственной ярости Отелло. Яго обещает, что все будет хорошо, и Дездемона и Эмилия оставляют Яго в покое. Когда они выходят, входит Родриго. |
РОДРИГО Я не нахожу ЯГО Что наоборот? 205 РОДЕРИГО Каждый день ты подсовываешь мне какое-нибудь средство, ЯГО Ты меня слышишь, Родриго? РОДРИГО Вера, я слишком много слышал, и ваши ЯГО Вы обвиняете меня совершенно несправедливо. 215 РОДРИГО Ничего, кроме правды. Я потратил впустую ЯГО Ну, вперед! Очень хорошо. РОДРИГО «Очень хорошо». «Идти к!» Я не могу пойти к ЯГО Очень хорошо. | Родриго злится на Яго за то, что он еще не познакомил его с Дездемоной, но по-прежнему тратит все свои (Родериго) деньги. Он, наконец, начинает понимать, что Яго просто использует его. Он хочет знать, что случилось со всеми дорогими украшениями, которые он дал Яго для Дездемоны. Яго все время обещал, что Дездемона получает подарки и хочет что-то отдать взамен, но Родриго еще не видел никаких особых благосклонностей жены Отелло. |
РОДЕРИГО Говорю вам, это не очень хорошо! Я познакомлю Дездемону с ЯГО Вы сказали сейчас. РОДРИГО Да, и не сказал ничего, кроме того, что я протестую | Затем Родриго бросает вызов — он заявляет, что пойдет и сам увидит Дездемону. Если она вернет ему драгоценности, он раскается в том, что пытался ухаживать за замужней женщиной. Но если у нее нет драгоценностей, которые она могла бы вернуть, то Родриго отыграется на Яго. |
ЯГО Ну, теперь я вижу, что в тебе есть мужество, и даже РОДРИГО Он не появился. ЯГО Я допускаю, что он действительно не появился, и ваше | Яго, услышав угрозы Родриго, объявляет его гораздо лучшим человеком, чем он когда-либо считал его. Яго настаивает, что он на самом деле работает над ситуацией и что Родриго будет весь в драгоценностях Дездемоны завтра вечером. Все, что нужно сделать Родриго, это выслушать план Яго. |
ЯГО Да, если вы осмелитесь сделать себе прибыль и право. Он 265 | Конечно, Родриго должен вышибить Кассио мозги. Он тот, кто выиграет от этого. И он может сделать это сегодня вечером. Кассио собирается поужинать с Бьянкой, которая, по-видимому, простила ему всю эту историю с носовым платком. Яго обещает, что будет прямо за Родриго, чтобы помочь с убийством, и говорит, что убийство Кассио — единственный способ добраться до Дездемоны. |
РОДРИГО Ну, что это? Это в пределах разумного и компаса ЯГО Сэр, из РОДРИГО Это правда? Почему же тогда Отелло и Дездемона 255 IAGO O, №. РОДРИГО Как вы имеете в виду, удалить его? ЯГО Почему, сделав его неспособным занять место Отелло РОДРИГО И что бы вы мне делать? | Яго сообщает Родриго, что Отелло отозвали обратно в Венецию, и Кассио собирается заменить его на Кипре. Яго также бросает случайную ложь, утверждая, что Отелло направляется в Мавританию (в Африке) с Дездемоной. Все, что им нужно сделать, это избавиться от Кассио. С уходом Кассио Отелло и Дездемона не смогут уйти, а у Родриго будет лучший доступ к Дездемоне. Родриго говорит: «Что ты имеешь в виду под избавиться от ? И вы ожидаете, что я это сделаю? » |
Roderigo Я услышу дополнительную причину для этого. IAGO , и вы будете удовлетворены. Они выходят. , всегда остроумный, указывает, что этот план на самом деле не имеет никакого смысла Яго обещает, что все объяснит Родриго, и они вместе отправляются в путь.0002 (МУЗЫКАЛЬНЫЙ ОТЗЫВ) СТИВЕН ТОМПСОН, ВЕДУЩИЙ: В новом телесериале «Приз Большой Двери» маленький городок навсегда изменился, когда в местном универсальном магазине появляется таинственная машина. Каждый человек, попавший в автомат, получает карту, раскрывающую его жизненный потенциал. ГЛЕН УЭЛДОН, ВЕДУЩИЙ: Их истинный потенциал не всегда приносит хорошие новости, но это часто приводит к тому, что эти персонажи радикально меняют направление своей жизни, иногда неожиданным образом. Я Глен Уэлдон. ТОМПСОН: А я Стивен Томпсон. В этом выпуске POP CULTURE HAPPY HOUR на канале NPR мы говорим о сериале Apple TV+ «The Big Door Prize». (ЗВУК МУЗЫКИ) ТОМПСОН: Сегодня к нам присоединяется наша коллега, ведущая POP CULTURE HAPPY HOUR, Аиша Харрис. АИША ХАРРИС, ВЕДУЩАЯ: Эй. Мой истинный потенциал счастлив быть здесь (смех). ТОМПСОН: Ой (тел.). УЭЛДОН: О боже. ХАРРИС: Всегда (смех). ТОМПСОН: О, мило. Я ценю это. Итак, действие «Приза большой двери» происходит в вымышленном маленьком городке Дирфилд, среди жителей которого есть учитель-вешалка, которого играет Крис О’Дауд, его жена, которую играет Габриэль Деннис, и их дочь-подросток, которую играет Джулиет Амара. Попутно шоу углубляется в их жизнь и истории, а также в жизни и других горожан. Мы встречаем подростка и его отца, оба оправившихся от недавней трагедии, священника и загадочного бармена, которых связывают невероятные узы, самовлюбленного мэра и владельца ресторана, который все еще пытается пережить свою прошлую славу, когда он был школьным спортсменом. Но это не просто причудливые архетипы маленького городка. И их историям придается удивительно большое значение. Все они меняют свою жизнь, когда обнаруживают, что машина Морфо говорит об их истинном потенциале. УЭЛДОН: (Смех). ТОМПСОН: «Приз «Большая дверь»» был создан шоураннером Дэвидом Уэстом Ридом, который наиболее известен своей работой в качестве сценариста и исполнительного продюсера «Бухты Шитта». Он основан на одноименной книге М.О. Уолш. «The Big Door Prize» сейчас транслируется на Apple TV+. Глен Уэлдон, это ты сказал, что мы должны освещать это шоу. Что вы думаете о «The Big Door Prize»? УЭЛДОН: Мне это очень нравится. Да, я был действительно в восторге от этого шоу. Однако это заняло у меня некоторое время, потому что я был введен в заблуждение предпосылкой, которая, честно говоря, дает «Сумеречную зону». Там есть «Байки из склепа», «За гранью», может быть, роман Стивена Кинга «Нужные вещи», может быть, немного «Дьявол и Дэниел Вебстер», знаете, какая-нибудь аккуратная морализаторская пьеса, которую я ненавижу. (СМЕХ) УЭЛДОН: Если бы только эти простые, жадные люди не мечтали о чем-то лучшем. Как они смеют? Так что я был готов к тому, что с этими персонажами будут обращаться как с идиотами, чтобы над ними высмеивали — не ждал этого, но я думал, что это то, что мы собирались получить. Но меня сразу приняли, сначала великий и хороший Крис О’Дауд, которого я всегда любил как актера. Но вот он, просто тупой, тупой папа. (ЗВУКОВОЙ ФАЙЛ ТЕЛЕПЕРЕДАЧИ «БОЛЬШАЯ ДВЕРЬ ПРИЗА») КРИС О’ДАУД: (в роли Дасти) Это было очень мило. Это было очень приятно. Не было ощущения, что весь персонал пел. ГАБРИЕЛЬ ДЕННИС: (в роли Кэсс) Я понимаю, да. Такое ощущение, что весь этот раздел здесь… О’ДАУД: (как Дасти) Так тихо. ДЕННИС: (в роли Кэсс) Этот милый маленький раздел избегает зрительного контакта. ДЖУЛЬЕТ АМАРА: (в роли Трины) Зачем ты пришла сюда? О’ДАУД: (как Дасти) О, мы пришли за бесконечным весельем и бесконечной едой. ДЕННИС: (как Кэсс) Бесконечная еда. УЭЛДОН: Он просто большой шарм. А потом мы начали знакомиться с горожанами, как вы упомянули. И они причудливы, потому что это телевидение, и это закон. Но они не причудливые «Девочки Гилмор», где в каждом эпизоде Кирк выходит из-за фона и причудится, а затем отступает, а затем Мишель выходит из-за фона и говорит что-то сопливое, а затем отступает. Это настоящий ансамбль, как вы упомянули. А прямо о — ну не скажу какой серии, но что-то происходит. Там свадьба. Кто-то начинает танцевать. И дело не в танцах. О том, как на это реагируют персонажи — все, кто был на свадьбе, как они на это реагируют. Внезапно в этот момент я подумал, что мне нравятся эти люди. Я хочу тусоваться с этими людьми. И тогда я посмотрел на создателя шоураннера и увидел, что он из «Бухты Шитта». И я такой: о, вот оно. Вот почему диалог смешнее, чем я ожидал. Вот почему есть эта теплота, которой, по крайней мере, для меня нет — ваш пробег может варьироваться, но для меня он не перетекает в твит. Там еще есть край. Это как Мойра Роуз в третьем сезоне, верно? — где она все еще она, но город ей начинает нравиться больше. И мне нравится Кристал Фокс как мэр. Она стелс MVP шоу. Да, полностью копать, полностью. ТОМПСОН: Хорошо. А ты, Аиша? ХАРРИС: Ну, я против клеветы Глена на Рода Серлинга. (СМЕХ) ХАРРИС: Смотри. Думаю, для этого есть время и место. И я полностью согласен с Гленом, что в данном случае я рад, что он не получился похожим на серию «Сумеречной зоны», хотя я люблю «Сумеречную зону». Эпизод, который он на самом деле напоминает мне больше всего, — это эпизод «В последний момент», в котором снялся Уильям Шатнер. Но что, на мой взгляд, делает «Приз «Большая дверь»» по-настоящему интересным, так это то, что, как сказал Глен, он не сворачивает на эту территорию. И это также не так просто, как может показаться на первый взгляд. Знаешь, есть такая идея, особенно сосредоточенная вокруг персонажа Криса О’Дауда и того факта, что в первом эпизоде ему исполняется 40, так что у вас кризис среднего возраста, типа, рев фар. Это неоновая вывеска, когда вы едете по улице, и вот что вы получаете. Но тот факт, что все в этом городе, независимо от того, сколько им лет, независимо от того, кто они, все втянуты в веру или желание верить в любую карту, которую им дают. Итак, вы получаете все эти слои. Дело не только в кризисе среднего возраста. Так что я думаю, что это то, что делает это таким необычным и действительно интересным, поскольку персонажи борются со всеми этими проблемами. И мне действительно — понравилось. Как и Глену, мне потребовалось некоторое время, чтобы вникнуть в это. И я тоже был вроде как, где этот город? Это немного фантазия, потому что у вас есть много очень интегрированных людей всех рас и национальностей, и тогда нет никакого реального конфликта. Мол, никто не подсел на наркотики. Расизма не происходит. Я был просто как, это интересно. ТОМПСОН: (Смех) Да, это не закрытый сериал. Я нашел себя — никаких спойлеров вообще, но я нашел себя, так как этот сезон подходит к концу, просто как, как они собираются все это завернуть? И они, конечно, не делают. И я думаю, интересно, как устроено это шоу. После нескольких эпизодов он немного отходит от своей центральной предпосылки. Мол, у каждого есть карта, и их карта определенным образом играет в их историю, но через некоторое время она просто рассказывает вам об этих персонажах. И карта — это способ навязать каждому из этих персонажей определенный перекресток и определенный вопрос о себе, в котором они пытаются разобраться. И что меня действительно удивило в этой истории, так это то, что я заранее посмотрел названия эпизодов и подумал: «Вау, мы собираемся снять целую серию об этом человеке?» Действительно? И я бы подумал, типа, мне не интересен этот человек. УЭЛДОН: Кто молодец. ТОМПСОН: …Кто просто придает этому персонажу гораздо больше глубины, отчаяния и симпатии, чем мы ожидали. Я всегда болею за Джоша Сегарру. ХАРРИС: Да. ТОМПСОН: Всякий раз, когда появляется Джош Сегарра, он участвует в «Двое других». Он в сериале «Женщина-Халк». Вы всегда думаете, что он будет ужасным человеком, но этот парень такой симпатичный, и личность, которую он создает, такая симпатичная, что я не могу не болеть за него. Я думаю, что Джош Сегарра так хорош во всем… УЭЛДОН: Да. ТОМПСОН: …То есть, когда я понял, типа, внезапно мы узнаем больше о Джорджио, этом странном, вроде бы конченном школьном спортсмене, ставшем владельцем ресторана, ты думаешь, что ты собирается получить одно, а этот актер всегда приносит что-то другое. (ЗВУК ТЕЛЕШОУ «БОЛЬШАЯ ДВЕРЬ ПРИЗА») ДЖОШ СЕГАРРА: (В роли Джорджио) Кстати говоря, вы двое пробовали эту машину Морфо? О’ДАУД: (как Дасти) О, Боже мой. ДЕННИС: (в роли Кэсс) О, мы только что говорили об этом. СЕГАРРА: (в роли Джорджио) Хочешь знать, что у меня есть? Супер звезда. ДЕННИС: (в роли Кэсс) О. СЕГАРРА: (в роли Джорджио) Это жутко или что? Я был законно напуган. ТОМПСОН: Мне нравится, как это шоу берет нас с собой в эту поездку и предлагает разные пути искупления для разных персонажей, но в конечном итоге сводится к теплоте, гуманизму и доброте, что мне очень нравится. Но я не думал, что это будет варенье Глена. УЭЛДОН: Да, да, да. ХАРРИС: Я знаю (смех). УЭЛДОН: Я имею в виду, у меня есть слои. У меня есть слои. (СМЕХ) УЭЛДОН: У меня был такой же трепет перед этим, когда вы видите, что в центре внимания будут разные персонажи. Потому что Джош — Джош Сегарра всегда великолепен — больше Джоша Сегарры во всем. Но этот характер, когда мы встречаемся с ним, настолько широк. И его окружение, паста/хоккейный ресторан, большое. Но если вы собираетесь стать шире, вам нужен Джош Сегарра — парень в вашем углу, чтобы он стал шире. ТОМПСОН: Подросток по телевизору. УЭЛДОН: По телевизору. И снова, например, Вайнер в роли отца Джейкоба — он очень смешной, когда мы встречаемся с ним, но такова структура шоу. Мы добираемся до — он может показать нам больше. Единственная сюжетная линия, на которую я был похож, э, я мог бы — ну, вы знаете, которую можно пропустить, и я не знаю почему, — это священник и бармен. Меня просто не зацепило. Это, вероятно, будут другие люди. В этом прелесть этого шоу. Но тот просто оставил меня в подвешенном состоянии. ХАРРИС: Я имею в виду, что на данный момент не все серии вышли в эфир. Мы видели весь этот сезон. Но если не вдаваться в подробности, тот показался немного менее конкретным… УЭЛДОН: Ага. ХАРРИС: . УЭЛДОН: Может быть, так оно и есть. Ага. ХАРРИС: И я думаю, что для меня это было — это выделяется, когда у всех остальных есть четкое представление о том, где находится их траектория и что они думают о том, кто они. Одна из вещей, которые я действительно нашел забавным и интересным в этом, — это то, как нарисован город, отчасти потому, что у них есть, типа, четыре или пять центральных локаций, куда, кажется, ходят все. А ресторан, которым владеет Джорджио, — это как кафе «Рейнфорест» для итальянцев, наверное. УЭЛДОН: (Смех) Ага. ТОМПСОН: Но также как-то Дейва и Бастера. УЭЛДОН: Ага, ага. ХАРРИС: (Смех) Это похоже на то, что у него внутри есть настоящая река или что-то типа гондолы в ресторане. Мол, это тематический ресторан. Мне просто нравится то, как этот город устроен так, что это похоже на 1950-е, потому что это похоже, кроме, типа, странного ресторана в тематическом парке, у вас есть, типа, универсальный магазин, что буквально — похоже на универсальный магазин из. УЭЛДОН: Да, я знаю, верно? ХАРРИС: …Например, Мейн-Стрит в маленьком городке, США. Мне это так интересно. Я не знаю, как вы вообще об этом подумали, но, типа, мне просто показалось, что это очень увеличивает потенциал для подростка, который — для меня это больше проявляется в постановке, чем в выступлениях. Но мне было любопытно, что вы все об этом думаете. ТОМПСОН: Я имею в виду, одна вещь, которая бросилась мне в глаза, это то, что я вырос в маленьком городке в 80-х. И мы все смотрели «Очень странные дела», и я чувствовал, что часть атмосферы, которую он дает, немного напоминает «Очень странные дела». Это немного… ХАРРИС: Ага. ТОМПСОН: …Небольшой городок в 80-х больше, чем в 50-х. Несмотря на то, что в магазине чувствуется атмосфера 50-х годов, общая атмосфера и такой синтезаторный саундтрек давали некоторые «Очень странные дела» без элементов ужаса. ХАРРИС: Да, это хорошая мысль. ТОМПСОН: Но я думаю, что он предназначен для того, чтобы перемещаться по временным рамкам, верно? УЭЛДОН: Ага. ТОМПСОН: Верно. УЭЛДОН: Технически, вы могли бы прочитать это как поучительную историю о том, чтобы отдать свою жизнь технологии, даже если эта технология светится голубым, загадочна и, возможно, сверхъестественна. Я думаю, что это поверхностное чтение. Я думаю, то, что он на самом деле говорит, гораздо более гуманистично и человечно, гораздо больше вибраций с «Schitt’s Creek». По своей сути мы не жадные, жадные, продажные, падшие существа, которые должны быть искуплены, и вот Род Серлинг, чтобы рассказать нам, как это сделать. ТОМПСОН: Да, я полностью согласен. Я полностью с тобой. Я имею в виду, что в конечном счете все падает на сторону человечества… УЭЛДОН: Ага. ТОМПСОН: …Что, я думаю, действительно важно. Если мне что-то нравится, оно должно каким-то образом нравиться своим персонажам или каким-то образом болеть за кого-то. И это шоу вроде корней для всех. У меня есть два больших заключительных вопроса, которые я хочу задать комиссии. Во-первых, среди прочего, эта машина ожидает, что люди введут свой номер социального страхования… (СМЕХ) ТОМПСОН: …И дайте их отпечатки пальцев. Есть ли какая-нибудь вселенная — какая-нибудь повествовательная вселенная, в которой вы бы сделали это? И, во-вторых, как вы думаете, что будет написано на вашей открытке? (СМЕХ) УЭЛДОН: Ушел. ХАРРИС: Я имею в виду… УЭЛДОН: Может быть, их считают идиотами, потому что… ХАРРИС: Люди делают это каждый день. Типа, они… УЭЛДОН: Я знаю. Я знаю. ХАРРИС: Людей легко обмануть. И… УЭЛДОН: Но вы бы сделали это, например, для эквивалента машины Zoltar? Нет, вы бы не сделали это для этого. Я имею в виду, типа, нет, я не думаю, что ты бы стал. Я понятия не имею, что будет написано на моей открытке, Стивен. И в этом смысл жизни. Ну вот. Мы ушли, не ответив. Хороший. ХАРРИС: Вы знаете, я думаю, я имею в виду, что единственный раз, когда я даю свое социальное обеспечение или даю свои отпечатки пальцев, это когда я должен подписаться на предварительную проверку TSA или что-то в этом роде. УЭЛДОН: Верно. ХАРРИС: Вот и все. Особенность этого шоу в том, что карты иногда похожи, как мы уже говорили, на жевательную резинку. Мол, что это вообще значит? Так что иногда это просто объекты, или вещи, которые делают люди, например, прилагательные — свист. Типа, как это — это не так — так что я чувствую, что мое, вероятно, было бы чем-то циничным в некотором роде. Это мое предположение. УЭЛДОН: Циник, можно сказать. ТОМПСОН: Циник. ХАРРИС: Да, да (смех). УЭЛДОН: Хорошо. ХАРРИС: Может быть, скептик. УЭЛДОН: Стивен. ТОМПСОН: Я не знаю, есть ли у меня хороший ответ на то, что бы сказала моя карточка, потому что я счастлив на своей работе и счастлив в своих отношениях. И я не знаю, хочу ли я, чтобы это было особенно перевернуто, или что я ожидаю от этой карты, будь то, знаете ли, говорящий или что-то в этом роде. Я просто не могу представить. Типа, я типа, у вас могут быть мои отпечатки пальцев при предъявлении обвинения. УЭЛДОН: Да, именно так. ТОМПСОН: Например, когда я добровольно передам свой номер социального страхования и отпечатки пальцев машине? Но я думаю, что любопытство погубило бы меня. Я думаю, что это была бы моя арка — если бы я был парнем, который отказывается это делать, а затем раздавлен неуверенностью в себе из-за решения не позволять машине получить мою информацию. УЭЛДОН: Ага. ХАРРИС: Когда я понял, что именно так это говорит о том, кто ты есть, какое-то время я думал, что кто-то обманывает весь этот город. УЭЛДОН: Ага. Это верно. ХАРРИС: Я ждал этого поворота. Я подумал: «О, это превратится в целую тему безопасности и конфиденциальности». И это не так. Это не. Но это умная повествовательная вещь, но мне также очень трудно в это поверить. УЭЛДОН: Настоятельно предполагается, что на самом деле это ничего не делает с отпечатками пальцев или номером социального страхования, что здесь задействован какой-то другой фактор. И.. ХАРРИС: Ага. УЭЛДОН: Никто не упускает из виду тот факт, что Морфо — это, знаете ли, бабочки и перемены. И это то, что мне нравится в этом. Это просто изменение. Это не как… ТОМПСОН: Да. УЭЛДОН: …Стать лучше, получать больше денег. Это просто изменение. Давайте усерднее сделаем часть нашей работы, связанную с служебной журналистикой, и просто дадим людям понять, что это не решение, что есть вопросы, на которые нет ответов. ТОМПСОН: Ага. УЭЛДОН: Но на этих улицах именно так. Знаешь, это трансляция в 2023 году, детка. Это новая норма. ТОМПСОН: Я имею в виду, если это означает, что есть еще один сезон этого шоу… УЭЛДОН: Ага. ТОМПСОН: …Я здесь для этого. Я думаю, мы можем согласиться, что это хорошо. Люди обязательно должны это проверить. Мы хотим знать, что вы думаете о «The Big Door Prize». Найдите нас на facebook.com/pchh. Это подводит нас к концу нашего шоу. Аиша Харрис, Глен Уэлдон, большое спасибо, что пришли. |
5 
Самая чистая из их жен 
Она спрашивает, что происходит, и Отелло отправляет Эмилию из комнаты стоять на страже. Он говорит ей закрыть дверь и сигнализировать ему, если кто-нибудь подойдет.
Затем Отелло бросает вызов ее верности и спрашивает, честна ли она. Когда она говорит, что да, он приходит в ярость.
Но, увы, сделать меня 
С открытыми болячками на голове, нищетой, рабством и т. д. он без проблем справился бы. Но измена жены — это слишком для него.
Что совершил? 
Затем она просит Эмилию положить ее (Дездемоны) свадебные простыни на кровать ссорящихся любовников сегодня вечером и прислать Яго, чтобы он пришел и поговорил с ней.
Яго делает вид, что не знает, почему Отелло так себя ведет, и умоляет Дездемону не плакать.
170 
Недоброта может 
Я действительно не 
235 
Если на следующую ночь ты не насладишься Дездемоной, 
Я 
Он отправляется в Мавританию и увозит с собой 
Эй, Аиша.
Некоторые получают из автомата карточку с надписью «герой» или «суперзвезда». Но один персонаж получает карту, которая просто читает жевательную резинку.
Так что я подумал, что это будет о деревенщинах в этом маленьком городке, которые соблазняются лучшей жизнью и в процессе разрушают себя, свои отношения и свое сообщество. И потому что это все время был дьявол или что-то в этом роде. И тут из-за куста выходит Род Серлинг, в своих тонких лацканах, креме брилкрем и зажженной сигарете. И он смотрит в дуло камеры и говорит, жадность, да? Или, знаете…
И это о паре, которая останавливается в кафе, ожидая, пока их машину починят. А персонаж Уильяма Шатнера становится одержим гадалкой. И он убежден, что он действительно может предсказывать будущее. И, типа, это темный путь, по которому может пойти такое шоу.
Это также о подростках, которые чувствуют, что весь их потенциал — это не просто исходит из карты. Это также исходит от их родителей. Все эти ожидания того, какими они должны быть и кем они должны быть. У вас есть персонаж мэра, Кристал Фокс. Она старше, но она также имеет дело со всеми этими вещами. Итак, вы получаете эти слои того, что значит быть в любой данный момент вашей жизни, а затем делаете паузу и думаете: этого ли я хочу, и работаю ли я над тем, кем я хочу быть? Или я уже там?
Но когда вы думаете об этом в контексте, да, типа мира «Schitt’s Creek», тогда вы можете просто игнорировать все это. И я даже не знаю, хочу ли я этого. Мне нравится то, что показывает шоу. И я думаю, что если у него будет второй сезон, мне будет очень любопытно посмотреть, как он продолжит раскрывать многие вопросы без ответов.
Меня интересует этот человек. Почему они рассказывают нам об агрессивном отце-ковбое, которого очень, очень хорошо сыграл Аарон Роман Вайнер…
Он потрясающий. Как и Кристал Фокс. И я думал, что дети нарисованы и сыграны не так, как все угрюмые подростки на телевидении. Это отдельные личности. Вы хотите тусоваться с ними. Когда я в последний раз хотел тусоваться с подростком? Я не могу вспомнить.
..С точки зрения того, как эти персонажи нарисованы.
..
Владелец универсального магазина чувствует себя оторванным от времени. Я имею в виду, ты заходишь в универсальный магазин, а там бариста. Это частично кофейня, но вы знаете, что где-то сзади есть горячие леденцы, которые вы можете вытащить из банки, и, возможно, где-то бочка с маринованными огурцами. Но что мне действительно понравилось в сериале — и это любовь с большой буквы — так это то, что в этой истории есть мораль, верно? Это моральная история, но это не то, что вы думаете. Я имею в виду…
Это говорит о том, что мы любопытны и легко приспосабливаемся, и что мы лучше всего проявляем себя, когда активно к чему-то стремимся, не к чему-то – обязательно к чему-то лучшему или к чему-то большему, а просто к чему-то, просто прилагая усилия, чем-то рискуя. Я здесь ради этого сообщения. Мне нравится это сообщение.
Я бы вышел. Я бы бросился к двери. Ты шутишь, что ли? Это та вещь, где мистический, полумилый, своего рода сверхъестественный элемент этого шоу как бы сбил меня с толку, потому что никто не стал бы вводить свой номер социального страхования. Я имею в виду, может быть, они деревенщины.
.