Рэй брэдбери стихи: Стихотворения Рэя Брэдбери

Содержание

Книжный мир: Рэй Брэдбери. Стихи.

«Другой Я»

(«The Other Me», 1987, перевод Ю. Качалкиной).

Другого Я мне сложно описать:
мне надо постоянно с ним сверяться.
Но стоит быстро повернуться
к нему лицом,
как он бежит за дверь.
Я сам давным-давно ее открыл.
И так и не закрыл с тех пор.
Порой он слышит мой призыв
и понимает: нужен, нужен!
Он нужен мне. Я — маска без лица.
Мое лицо принадлежит Другому.
У Бога нет к нему претензий. Потому
он к Богу ближе: вместе сочиняют
они большую оперу. А я —
фасад театра для премьеры.
Но вот я, весь бледнея, замираю,
пока его рука проходит сквозь мою:
сначала сквозь запястие, потом —
сквозь локоть, так — до самых пальцев.
Другой меня наденет как перчатку.
(и так же снимет, если надоем).
Его язык шевелится в моем,
Другой рассказывает мною миру
историю таинственной души
в таинственном ее движенье.


Он легок на подъем: легко берется
писать, потом легко бросает.
Играем в прятки с ним неделю за неделей.
Как тяжело мне брать и притворяться,
что если я Другого не найду,
я выживу без грусти и печали.
Я не умру.
Но я умру, когда Другой меня, играючи,
покинет.

Где прячется Другой? В моих костях?
В крови? в трясине нервов? И оттуда
Выходит радужное чудо,
сияющий огромный зверь.
Я принимаю правила игры.
Пусть убегает мой Другой, бесценный,
а я прославлю бедного себя,
присвоив вещи беглеца навеки.
Вот шляпа дерзкого мальчишки, например.
Куда он только мог запрятать шляпу,
пока он был во мне?
Другой жесток, сам по себе всегда,

Он в плоть мою одет, но рвется прочь.
Пускай. Чихну и дам Другому волю.
Чихну от пыли первого Творенья,
Застывшей в Космосе (и у меня в носу).
Кто это написал стихотворенье?
Уже ли я, Рэй Брэдбери?
Что я несу!
Конечно — ОН! Другой, беспечный, хитрый,
веселый малый. Вы его зовите,
а Рэя Брэдбери уж нет как нет.

«Делать – значит быть»

(«Doing Is Being», 1980, перевод Ю. Качалкиной).

Трудом — живу.

А сделал все — уже томлюсь.
Весь цимес в том, чтоб делать постоянно
хоть что-нибудь. И каждый божий час
себя себе трудами подтверждать.
Когда шериф-закат пальнет в ружье,
окончу день с приятным ощущеньем,
что прожит он не зря.
Мы проявляемся в трудах.
Мы столько о себе не знаем,
пока не заняты и в праздности живем.
Меж тем у каждого внутри сокрыта
большая фабрика незавершенных дел.
Пусть даже дело — дрянь:
бежать и прыгать, кататься на велосипеде,
но и такое, извините, дело
полезнее бездействия вдвойне.
Ну или врем себе, что завтра (скоро!)
мы что-то обязательно начнем!
Довольно врать!
Пустые отговорки —
на завтра перекладывать дела.
Мы — мастера растягивать резину.
Тянуть кота за хвост. Баклуши бить.
Но если б в нас жила собака-непоседа,
она б давно баклушу перегрызла
(сейчас посмотрите внимательно в словарь:
баклуша — остов деревянной ложки).
Коту капризный хвост поднакрутила,
резину в две секунды порвала.
Воспитывай в себе такого пса.
Вернее друга нет у человека.

«Проблем в дорогу не бери»

 («Go Not with Ruins in Your Mind», 1981, перевод Ю. Качалкиной).

 Проблем в дорогу не бери,

готовясь в дальний край отчалить.
Лежит давно в руинах Рим,
зачем ему твои печали?
Хандришь? Тебе веселый гид
седым покажется Хароном.
Из комнаты отеля вид —
ужасным и односторонним.
Приехав в древний Колизей,
турист, остерегайся драмы;
фотографируй и глазей,
но соль не сыпь себе на раны.
Умерь воображенья пыл,
не представляй античных драк,
в которых ты бы всех убил.
(поверь, ты точно не Спартак).
С тобой могла стрястись беда:
болел, подруга изменила.
Но не езжай тогда сюда!
Найди в себе остаться силы!
Страданья множит красота

для впечатлительных натур.
Такие в Риме есть места, —
не хватит каждый день хлестать
успокоительных микстур.
Здесь каждый камень — друг Нерона,
а под ногами — пыль столетий.
Турист, дыши легко и ровно:
давно Нерона нет на свете.
Смотри, как трескается плоть
холодных статуй в полдень жаркий.
Турист, гони страданья прочь:
удел у этих статуй — жалкий.
Таков же будет твой удел.
Зачем, меланхоличный мой,
ты в Вечный город прилетел?
Скорей лети домой!


«Если я умираю, то со мной умирает весь мир»

 («I Die, So Dies the World», 1977, перевод Ю. Качалкиной).

О, бедный мир наивный! Он не знает,
что с ним случится, если я умру!
Со мной уйдет так много человек,
что я их миллионами исчислю.
Я целый континент с собой возьму
в могилу. Пусть живут на нем
мечтатели, смешные смельчаки, —
у всех одна судьба: тонуть со мной,
когда я в Лету стану погружаться.
Безумный эгоист, я порчу все:
я пальцем ловко закрываю солнце.
Что толку в солнце, если нет меня?
Зачем оно другим свободно светит?
Я забираю целую Аляску!
Но с Францией я не определился:
там правил «солнечный» король Людовик,
он чем-то симпатичен мне сейчас.
Пусть Франция пока что остается.
Перерезаю горло Альбиону.
Россию-матушку легко свожу с ума.
Китай зазнавшийся толкаю с пьедестала.
Австралии кладу на грудь кирпич.
Даю пинка Японии. А греки?
Пускай затопит Грецию. Она
и так уже в руинах вся, красотка.
Руинами торгует для туристов!
Так пусть она со мной уйдет на дно.
Во сне потливом я перевернусь
и тут же очень сильно пожелаю
Испанию и Швецию забрать,
большие учинив там беспорядки.
(у Гойи красок нет — изобразить!).
Я так самонадеян, что могу
на небе звезды в свиток завернуть.
…так заворачивают «для собаки»
остаток ужина в кофейне за углом.
Цветы в полях — цинично изничтожить!
Ты, мир, подумай сам на этот счет.
Когда бы ты меня не презирал,
я мог бы взять с собой гораздо меньше.
Но если ты остался при своем,
я тоже, умирая, не струхну.
(Хотя в том случае, когда меня застрелят,
случайно и бесповоротно, я могу
уйти, себя не взяв в дорогу даже…)

Источник  

ПОЭТ и его стихи. РЕЙ БРЭДБЕРИ. 100 лет

«После опубликования «Марсианских хроник» (1950) Олдос Хаксли сказал ему: «Вы знаете, кто вы?» Брэдбери полюбопытствовал: «Нет, кто же я, мистер Хаксли?» А Хаксли ответил: «Вы — поэт»», — прочтем мы скоро в интервью переводчика Брэдбери, Арама Оганяна, в «Литературной газете» — к 100-летнему юбилею автора.

В этом же интервью мы узнаем, что авторские сборники стихов Рея Брэдбери существуют, но в России они не переводились. Не может быть! Это какая-то глупость, шутка, чушь? Разумеется, Музей не удержался: связался с двумя известными ему переводчиками Брэдбери — Арамом Оганяном и Виталием Тимофеевичем Бабенко — и тут же провел «собственное расследование»! 

На обложке: Рабочий шкаф переводчика
«Мои Брэдбери, Шекли, Сароян» — А. Оганян
По мотивам бесед с переводчиками РБ: Аня Амасова

Часть 1. Стихи


в прозаических произведениях

Чаще всего отечественный читатель знакомится с поэтическим дарованием любимого автора через его произаические произведения. В них он может найти и стихи, если знает/догадывается об этом.

Так, например, в сборнике рассказов Брэдбери «Париж всегда будет с нами» [Переводчик: Арам Оганян; «Эксмо», 2017. На обложке poket-bookа ошибочно указано непонятное название «У нас всегда будет Париж», оставшееся от «старого перевода» другого переводчика: заменили тексты, но не обложку. — Прим. Ред.] рассказ «Пробуждение и спячка» написан Брэдбери «свободным стихом» (впрочем, мне грезятся тут временами Гомер и гекзаметр):

«С начала времен ещё не было дня благороднее сердцем или духом бодрее.
Изумруднее не было утра, чем это —
оно открывало весну в каждой грани и дуновении. Опьяненные птицы носились, кружа,

кроты же и прочие твари, что копошатся в земле, повылезали из нор, позабыв про опасность.
Небо стоит надо всем океаном Индийским и Тихим, и морем Карибским,
разверзлось над городом, что выдохнул пыль, что скопилась за зиму из тысячи окон.
Гулко двери распахнуты настежь.
Как прилив, который катит на город — тот выдохнул зимнюю пыль из тысячи окон.
Двери гулко распахнуты настежь.
Подобны приливу, что наступает на берег, выстиранные портьеры,
развешанные волна за волною на струнах фортепиано, натянутых за домами.»

Или, вот, к примеру, «Вино из одуванчиков» [Переводчик: Арам Оганян; «Эксмо»]. 

«И вот настанет день, когда отовсюду, отовсюду вокруг, слышно, как с веток падают яблоки, одно за другим. Сперва здесь, затем там. Потом по три, по четыре, по девять и двадцать, и вот яблоки хлещут, как дождь, стучат как подковы по мягким темнеющим травам. И ты – на древе последнее яблоко, ждешь, пока ветер медленно расшатает твое гнездо, что на небе, и наземь низринет. И не успеешь удариться о траву, как позабудешь о том, что была когда-то яблоня или яблоки, лето или зелень внизу. И будешь падать и падать, во тьму…»

Для читателя это не совсем очевидно, потому что стихотворные куски никак не выделены в тексте. Об этом можно было бы упомянуть в «Заметке переводчика [А. Оганяна] о романе «Вино из одуванчиков»». Если бы сама эта заметка, конечно, помещалась именно в книге «Вино из одуванчиков», а не сопровождала бы (неожиданно!) роман-продолжение «Лето, прощай», в переводе — та-дам! — Петровой.

А в недавно вышедшей книге Рея Брэдбери «Гринтаун. Мишурный город» [Переводчик: Арам Оганян; «Эксмо», 2020] внутри прозы спрятаны 29 стихотворений.

Экземпляр переводчика из обязательных редакционных экземпляров,
присланный издательством // Коллекция книг А. Оганяна

________________________

Связанные статьи:
Пять автографов Рея Брэдбери из уникальной коллекции его переводчика

Полезные ссылки:
«Предотвратить будущее»: беседа / Арам Оганян, Андрей Щербак-Жуков // НГ ExLibris. — 19.08.2020.
________________________

Часть 2. Коллекция Одного Стихотворения

Заинтересовавшись полным отсутствием переводов стихов Рея Брэдбери (не являющихся тем или иным образом частью прозаических произведений), музей нашел информацию об одном-единственном опубликованном в России стихотворении — в стихотворном же переводе другого известного переводчика Брэдбери — Виталия Тимофеевича Бабенко. Разумеется, Музей не удержался и заполучил себе в коллекцию эту уникальную вещицу.

Страница журнала «Курьер ЮНЕСКО», № 12, 1984
«Из всех вещей, что были, будут, есть» / Рей Брэдбери; Перевод: Виталий Бабенко //
Из неоцифрованного архива журналов РНБ (Санкт-Петербург)

Вслед за Хаксли я могла бы, конечно, воскликнуть: «Виталий Тимофеевич, знаете, кто вы?» Но Виталий Тимофеевич и без меня, разумеется, знает (и большинству книжных детей это давно известно): хотя количество смененных им «профессий» и «видов деятельности» велико, невозможно не увидеть Главного: «ПОЭТ». Поэт-переводчик. У Виталия Тимофеевича много стихотворных переводов разных авторов (включая один сонет Шекспира). И только одно стихотворение Брэдбери, единожды опубликованное тридцать шесть лет назад.

_____________________

Полезные внешние ссылки:
 «ЧУВСТВО ЧУШИ»: предисловие Виталия Бабенко к «Глупостихии» — сборнику его переводов британской «поэзии бессмыслицы». Издательство «Бослен», 2014.

Рекомендации:
«Господин Тигр, Бетси и Посиневшая луна» (= Мr Tiger, Betsy and the Blue Moon) Салли Гарднер — новинка издательства «Качели», для знакомством с полным поэзии переводом Виталия Тимофеевича:
«Буква А родилась на острове, который оказался вне карты мира. Это место, где родились все буквы…» — так начинается первая книга приключений, и сразу покоряет книжное сердце. Музей уникальных вещиц, расположенный то ли в центре, то ли на отшибе Книжной Галактики, был нежно тронут этой сказкой. ..
_____________________

Но, конечно, наша «Коллекция Одного Стихотворения РБ» была бы неполной без оригинала! А вот он:

  

Из: "A Chapbook For Burnt-Out Priests, Rabbies and Ministers"
Cemetery Dance Publications, Baltimire, 2001

Кроме того, в этом же издании удалось найти «продолжение» — вторую часть стихотворения. Но что в нем — пусть читатель узнает сам. И если сделает перевод — его всегда можно прислать в Музей, дополнением к уникальной «Коллекции Одного Стихотворения».

 

Из: "A Chapbook For Burnt-Out Priests, Rabbies and Ministers"
Cemetery Dance Publications, Baltimire, 2001

__________________________________

Музей выражает признательность Друзьям,
благодаря которым стало возможно создание этой страницы-полочки в Музее:

Василию Владимирскому, Даниэлю Клугеру, Араму Оганяну, Марии Смирновой, Марине Соломоновой,  Ирине Сусловой, а также её драгоценной Тётушке — Марии Сусловой. .. 

[22 августа 2020]

Два города Рэя Брэдбери / Главная тема / Независимая газета

Тэги: рэй брэдбери, юбилей, писатель, фантастика, стихи, детство, взросление, библиотека, хеллоуин, цирк, карнавал, фокусы, кино, голливуд, иллинойс, лосанджелес

Русскому читателю открываются все новые и новые грани таланта Рэя Брэдбери.  Фото Уилла Харта

22 августа исполняется ровно 100 лет со дня рождения вечного романтика, певца космических трасс и земных закоулков, исследователя человеческих страхов и радостей Рэя Дугласа Брэдбери. Его не стало 5 июня 2012 года, он не дожил два с половиной месяца до своего 92-летия. И почти до самых последних своих дней писатель продолжал работать.

Уже в ХХI веке вышло пять оригинальных сборников его рассказов и повестей: «Кошкина пижама», «Летнее утро, летняя ночь», «У нас всегда будет Париж», «Отныне и вовеки», «Полуночный танец дракона» (в оригинале «Еще раз о дороге»), не издававшаяся ранее вторая часть одного из самых известных его романов, «Вина из одуванчиков» – «Лето, прощай!». А также завершающая часть «Голливудской трилогии» «Давайте все убьем Констанцию» и роман в рассказах (излюбленный жанр Брэдбери!) «Из праха восставшие». Все эти книги вскорости после выхода на языке оригинала были переведены на русский язык.

Его нет уже восемь лет, но на русском языке продолжают выходить книги его неизвестных произведений. Так, уже четыре года существует серия «Неизвестный Брэдбери». Две книги: «Мы – плотники незримого собора» и «Механический хэппи-лэнд» по крохам собраны их переводчиком и составителем Арамом Оганяном (интервью с ним читайте здесь). Он исследовал множество старых газет и журналов, лично состоял в переписке с Рэем Брэдбери. Эти два сборника как бы предваряют третий, готовят русского читателя к встрече с ним. Первый назван строчкой из стихотворения Брэдбери, во втором уже опубликованы стихи автора, которого раньше мы знали как прозаика, а то и как фантаста…

Русское издание, вышедшее аккурат к книжному фестивалю «Красная площадь», дублирует оригинальный сборник 2012 года. Возможно, Брэдбери успел его увидеть, но скорее всего, увы, уже нет… В книгу вошли на первый взгляд не сочетающиеся направления литературного творчества – с одной стороны, это стихи, с другой же – эссе, заметки, воспоминания, прямые речи под запись. И все-таки книга вышла на удивление органичной.

Книга называется «Гринтаун. Мишурный город». На английском это смотрится совсем красиво: Greentown. Tinsiltown. Гринтаун – это вымышленный город, в котором происходит действие романов Брэдбери «Вино из одуванчиков», «Лето, прощай!», «Что-то страшное грядет» (в других переводах «…И духов зла явилась рать» и «Надвигается беда»), «Из праха восставшие», а также множества рассказов. Прототипом этого населенного пункта стал реальный город Уокиган, штат Иллинойс, где родился и жил до 14 лет Брэдбери и где мальчишкой бегал по полям и оврагам.

В 1934 году семья будущего писателя переехала в Лос-Анджелес. Там влюбленный в кинематограф «безумный подросток Рэй» на роликовых коньках ездил за десять миль в Голливуд, к киностудиям «Парамаунт», «Каламбия» и др. , к ресторанам и танцплощадкам, где бывали актеры. Он собирал автографы, многие с ним заговаривали, знакомились, некоторые подвозили до трамвая… Писатель трогательно вспоминает, как знаменитый в те годы комик Уильям Клод Филдс, выходя пьяный из бара, дал ему автограф и нежно сказал: «Держись, маленький сукин сыночек!» А потом Брэдбери, по его собственному выражению, «перебрался через голливудскую стену» – стал работать сценаристом кино, встал в один ряд с кумирами своей юности. Голливуд 30-х годов Брэдбери и называет Мишурным городом – Тинсилтауном. Он вспоминает ту пору и пишет эссе и стихи о ней и о ее героях – киноактерах.

Новая книга оказалась не просто приятной новинкой, но неким ключиком ко всему остальному творчеству Брэдбери. По-видимому, вот как было дело. Когда Брэдбери находил какой-то сюжет, а скорее образ или метафору, он писал стихотворение или делал дневниковую запись. Потом этот образ ложился в основу рассказа или даже романа. Прозаическое произведение становилось известным, а стихотворение или заметка оставались в архиве. А теперь, выйдя в одной книге, эти тексты как бы собрали все многолетнее творчество Брэдбери в единый гипертекст. От каждого стихотворения или заметки тянется ниточка к какому-нибудь известному произведению писателя.

Вот примеры.

Мальчишки всегда куда-то

бегут.

Спросите их на бегу: куда они все несутся?

Они гарцуют, пританцовывая,

И отвечают озадачено:

Не знаем.

И сразу же вспоминаются «Вино из одуванчиков» и «Лето, прощай!»: «Они приходили неслышно. Уходили почти бесшумно. Трава пригибалась и распрямлялась вновь. Они скользили вниз по холмам, точно тени облаков… Это бежали летние мальчишки».

Еще один поэтический текст:

Я вижу: тысячи домов по рельсам катятся…

Прочь, мимо, мимо…

Глубокой ночью или ранним утром

Проносится перед глазами

Дом белоснежный, где

я родился…

А вот из повести «Где-то играет оркестр…»: «Локомотив притормозил ровно настолько, чтобы из вагона, как из катапульты, успел вылететь одинокий саквояж, за которым выпрыгнул и по инерции пробежал вперед молодой человек в неглаженом летнем костюме…»

Или еще:

Я думал, у него есть крылья.

Таким мне его рисовало мое

воображение.

…

Но факты вещь упрямая:

Летал мой дядя Эйнар!»

А вот этот же реальный дядюшка Брэдбери, но уже в фантастическом романе «Из праха восставшие»: «Изумительные, нежно-шелковистые крылья дядюшки Эйнара, свисавшие с его плеч, подобно аквамариновым парусам, негромко жужжали и шелестели при каждом его движении». В этой книге все родственники Рэя предстают в виде фантастических существ. И все это так похоже на то, что устраивала его тетушка Нева – об этом в эссе «Сладости! Пакости! Спасайся кто может!».

«Я всегда обожал карнавалы, магов, цирк, телепатов и скелеты», – пишет Брэдбери в эссе. Вот откуда истоки романа «Что-то страшное грядет» и многих его рассказов.

Ну а эссе и зарисовки из главы «Мишурный город» – это же прямая предтеча последней крупной работы Брэдбери, «Голливудской трилогии»: «Смерть – дело одинокое», «Кладбище для безумцев. Еще одна повесть о двух городах», «Давайте все убьем Констанцию»…

И этот ряд сравнений можно продолжать сколь угодно долго. Но хочется поговорить собственно о стихах Брэдбери.

Сейчас мало кто пишет в рифму. Особенно на Западе. Казалось бы, почему? Самый простой ответ не всегда оказывается неверным. Может быть, просто не получается? Или, точнее, у них получается не то, что они хотят. Им хочется страсти и пафоса, а выходит игра и шутка.

Вот первый, как сказано, «материал, опубликованный Рэем Брэдбери в возрасте 16 лет, в газете «Уокиган ньюз-сан», август 1936 года». Стихотворение называется «Памяти Уилла Роджерса» (был такой актер и журналист, как выяснилось). Читаем:

И вот когда нагрянул

расставанья час,

Никто не прятал слез, что брызнули из глаз.

…

В сердцах у нас твой светлый образ заполыхал,

Род человеческий поник главою и зарыдал.

Аэроплан багровый взял курс на Север,

Тоскуя по просторам,

И канул в неизвестность,

Недоступный взорам…

Ну да, 16 лет, юношеская поэзия, первые опыты. Но ведь не шесть и не девять лет ему было. Вроде бы эпитафия, а читается, как творчество Лебядкина. Как наивная поэзия или игры обэриутов. Нет, он, конечно, писал всерьез, просто не знал еще, что лучше в рифму не писать, а то обвинят в нетолерантности, неполиткорректности и вообще в харассменте (о том, как Брэдбери 40 лет назад предсказал разгул толерантности, опять же читайте здесь). Потому что взрослые стихи Брэдбери совершенно «нормальны»:

Когда во дворе расцветали

слоны,

Извлеченные из чердачной

пылищи,

Где они обитали так долго,

Что розочки поблекли

на боках,

И они наглотались пыли

и топтали

древнюю траву,

Невидимые глазу, в гуще джунглей,

В гостиной нашей, на полу.

И вот мы вывели на божий свет знакомцев

наших старых

И, выбив шкуры, развесили пред ликом солнца…

Другое дело, что первая строчка совершенно же восхитительна. И размер, и сила, все чувствуется, ждешь чеканного, пусть даже белым стихом, но традиционного продолжения. Увы. Хотя там и дальше будет, и как раз про слонов:

Я знаю, современные

ковры-карпеты

Безвкусны, необъятны,

Ничтожны и пошлы,

Рассчитанные на человеков

И улиток, которые

на завтрак, обед и ужин

Поедают беспроигрышный

зефир и пастилу.

Ну где еще в подлунном мире

Слоны пасутся во дворах?

Последние две строчки – они же чудо как хороши, а? Правда, они уже как бы из другого стихотворения, и их очевидный размер, видимо, случаен. Все-таки перед нами перевод. Но ведь «Домой возврата нет?» тоже, поглядите, как начинается:

Мне говорят: домой возврата нет,

Ни в коем случае

не возвращайтесь,

А я домой вернулся…

Просятся, ах, как просятся сюда и рифма, и размер или хотя бы размер.

В конце концов, знаете, как мы можем отомстить западным (но только хорошим) поэтам? Они же наши рифмованные стихи чаще всего переводят верлибром. Так давайте мы их верлибры будем переводить силлабо-тоникой, как говорят на форумах. Впрочем, даже если забыть о размере и рифме, стихи Брэдбери – все равно стихи. Тихие и грустные. Тонкие и томные. Страстные и сладостранные. Да, сладострастные, полные эротики. Вот, например:

…Похотливые книги на полках плотоядно

разинули пасти,

И, как траурные цветы, в них посыпались души,

С шелестом и шуршанием

прячутся в них,

обретая покой,

Каждая в своей эпохе, каждая

в своем,

подобающем месте.

Все, все они в закладки

превратились!

И разбежались

по жутковатым книгам,

В которых от занятия

любовью шуму больше

Раз в десять, чем в мире

за стенами библиотек…

Сильно, не правда ли? Хотя строчка «Похотливые книги на полках плотоядно разинули пасти» нам, конечно, размером напомнит античность. Но все равно – какая страсть. И где? Хотя, с другой стороны, а где еще может быть настоящая звериная страсть, как не в библиотеке? Особенно после того, как по требованию Минкульта в библиотеках введут закрытые отделы для тех, кому 18+. Вот то-то же.

Продолжение темы читайте здесь.

Стихи Рэя Брэдбери

Стихи Р.Брэдбери

      С 31 августа по 3 сентября 1970 года в Японии проходил Первый

Всемирный симпозиум по научной фантастике. Рэй Брэдбери не смог приехать на этот симпозиум. Он прислал в адрес симпозиума приветствие в виде поэмы. По этому произведению в Токио было поставлено театрализованное представление.
      Поэма была напечатана в журнале «Техника — молодежи» (№1 за 1971 год) с незначительными сокращениями.

Рэй Брэдбери

Плыви, Человек!

Едва настанет ночь, он выплывает
Из сумрачных глубин воспоминаний
И плещется в безмолвных волнах сна.
Как древо многоцветное, маячит
Его фонтан тяжелый…

Белый Кит,
Забытый всеми Моби Дик великий.

Я с ним плыву, ныряю, обретаю
Подводные виденья,
Я брожу
Средь грохота бесшумного проливов,
Приливов и отливов,
Средь течений
Неведомых,
Смерчей, водоворотов
Диковинных. ..
И медленно к рассвету
За мной вослед всплывает Моби Дик.
И бледными, печальными глазами
В меня он вглядывается,
Как будто
В намеренье изречь:
«Душа твоя
в извечном противостоянье с плотью,
А плоть твоя в извечном противленьи
Стихии океанской…
Пусть навеки
Канатами железных волн прикручен,
Прикован к суше дикий океан, —
Он весь мои владенья,
А земля
Тебе принадлежит.
Противоборство
Земли и моря,
Противостоянье
Волны и берега
Воистину являют
Издревле, с незапамятных времен
Волшебную картину мирозданья,
Гармонии вселенской торжество.

Сколь долго ты был немощен, ничтожен:
Морскою тварью был, тритоном, рыбой,
Но, следуя неведомому зову,
Покинул лоно моря
И поплыл
По воздуху —
Между холмов, деревьев,
Снегов и радуг,
И — о чудеса! —
Нарек себя на суше человеком,
Став продолженьем Белого Кита.

Я, Моби Дик великий, завершенье
Круговорота бытия.
Я эхо,
Последний выдох тленья, увяданья.
Ты первый вздох начала всех начал,
Цветенье нескончаемое жизни.

Я сверстник моря.
Борозды судьбы
Начертаны на лбу моем покатом.
Издревле, с незапамятных времен
Я вкраплен в сумрак океана синий
И обречен на странствия —
В проливах,
В приливах и отливах.
Ты свободен!
Ты волен воспарить, как луч, иль птица,
Иль облако,
Ты властен заскользить
На крыльях над Землей.
Ты раздуваешь
В горниле пламень голубой,
И вмиг
Железный зверь
Тебя вздымает в небо,
В объятия вселенной.
Ты, дыша,
Несешься средь просторов бездыханных,
Космических,
Сквозь пустоту пространств.
Сквозь бездны, бездны ты летишь в ракете,
Обличьем столь похожий на меня,
На Белого Кита.
Твой звездный Моби Дик —
Весь средоточье пламени, и воли,
И кожи металлической,
Столь дивно
Фосфоресцирующей в недрах мрака,
Подобно океану пред грозой.

Плыви же, звездный Человек!
Плыви,
Пока вдали Земля не засияет
Звездой на манускрипте первозданном,
Раскрученном задолго до того,
Как раскрутились волны океана,
Задолго до того, как воспылали
Светила первобытного лучи
В глубинах первобытного горнила,
Дабы согреть невидимые руки.
Плыви же, Человек!
Я остаюсь.

Плыви и помни:
Старый мудрый Ной
Был брат мой, друг, собрат, единоверец.
(Забудь все сказки про его ковчег)
Ты заложи основы звездной жизни,
Стань праотцем ее,
Создай для странствий
Фосфоресцирующего Кита.
Проплавай сорок дней,
Иль сорок лет,
Иль сорок тысяч лет со звездным Моби
(Ты назовешь его Левиафаном!) —
И замерцает средь кромешной тьмы
Твоей мечты обетованный остров.
Сойди на берег,
Оплодотвори
Нетронутую почву,
Потом.
Кровью,
Слезами ороси ее,
Засей
Земными семенами
И колосья
По осени сожни на тучной ниве.
Живи! Расти могучих сыновей
И дочерей,
Что зачаты когда-то
В нетленных водах матери-Земли…

Плыви же,
Воплоти,
Восчеловечь
Бесчувственное, мертвое, слепое,
Сойди на берег,
Оплодотвори
Песок и камень. ..

Рано или поздно
Стихия, пробужденная тобой,
Родит героя,
Странника,
Скитальца
Средь звездных обиталищ беспредельных,
Взрастит собрата Белого Кита.

Плыви же, Человек!
И помни Моби,
Его тоску, мечту, любовь, страданья,
Светила первобытного лучи
В глубинах первобытного горнила.

Я умираю.
На костях моих
Взрастут цветы невиданных мечтаний.
Слова мои заплещут, как форель,
Поднявшаяся на холмы вселенной
Выметывать в потоках серебристых
Фосфоресцирующую икру.

Плыви!
И безымянные планеты
Земными именами нареки.

Плодись!
Расти могучих сыновей
И дочерей,
Что зачаты когда-то
В нетленных водах матери-Земли.
Пусть огласят их молодые крики
Десятки, сотни, тысячи парсек.

Отчаливай на звездном Моби Дике,
О Человек!

Перевел с английского Юрий Медведев.

 

Журнал «Техника — молодежи», 1971 г., №1

цитаты и афоризмы о любви и о жизни

  • Post category: