Омар хайям стихи о матери: Стихи о маме — нежные, добрые произведения — Омар Хайям о жизни — стихи, рубаи
Рубаи Омара Хайяма: лучшие стихотворения на русском на сайте StihiOnline.ru
Омар Хайям — Цель творца и вершина творенияЦель творца и вершина творения — мы,
Мудрость, разум, источник прозрения — мы,
Этот круг мироздания перстню подобен, —
В нем граненый алмаз, без сомнения, мы.
Цель вечная движенья миров вселенной — мы,
В глазу рассудка ясном зрачок мгновенный — мы.
Похож на яркий перстень летящий круг миров.
На перстне этом быстром узор нетленный — мы
Ты думал ли о том, что предок наш — Адам?
Хоть мы разобщены благодаря векам,
Чужими кажемся и чуждыми друг другу,
Родство — мое с тобой — нельзя оспорить нам.
Светоч мысли, сосуд сострадания — мы.
Средоточие высшего знания — мы.
Изреченье на этом божественном перстне,
На бесценном кольце мироздания — мы!
На людей этих — жалких ослов — ты с презреньем взгляни.
Пусты, как барабаны, но заняты делом они.
Если хочешь, чтоб все они пятки твои целовали,
Наживи себе славу! Невольники славы они.
Мы влюбчивая голь, здесь нету мусульман,
Мы только муравьи, не с нами Сулейман,
Мы изможденный люд в истрепанных обносках,
У нас не тот базар, где вам искать сафьян.
Мы видим частности, а в главном слепы мы;
Насколько же мудры и как нелепы мы!
По частностям — сойдем за Смертью в склепы мы;
Вне частностей — взойдем за Жизнью следом мы.
Людей, украсивших мозаику минут,
Уводят небеса — и вновь сюда ведут.
Пока бессмертен Бог, полны подолы неба,
Карман земли глубок, — рождаться людям тут.
Если тайну имеешь — надежно храни,
Благородства не жди в наши подлые дни.
Ты и сам не привык быть с людьми деликатным,
И с тобой обойдутся не лучше они.
Все мирозданье — плоть; душа вселенной — мы;
Связуем суть ее и лик явленный — мы.
Познать их только нам доступно; это значит,
Миров обоих центр — один, нетленный — мы.
Во власти Вышнего, Его игрушки — мы.
Конечно, Он — богач, а побирушки — мы.
Из дверцы — по Дворцу (и что за лицедейство?),
Толкаясь и спеша, мчим друг за дружкой мы.
Ты к людям нынешним не очень сердцем льни,
Подальше от людей быть лучше в наши дни.
Глаза своей души открой на самых близких, —
Увидишь с ужасом: тебе враги они.
Я снова молод. Алое вино,
Дай радости душе! А заодно
Дай горечи и терпкой, и душистой…
Жизнь — горькое и пьяное вино!
Шавваль пришел. Вино, глушителя забот,
Пусть виночерпий нам по чашам разольет.
Намордник строгого поста, узду намазов
С ослиных этих морд благой Шавваль сорвет.
Что сравню во вселенной со старым вином,
С этой чашею пенной со старым вином?
Что еще подобает почтенному мужу,
Кроме дружбы почтенной со старым вином?
Чем пустыми мечтами себя донимать —
Лучше полный кувшин до утра обнимать!
Дочь лозы — эта влага у нас под запретом,
Но запретная дочка желанней, чем мать.
Хоть мудрый шариат и осудил вино,
Хоть терпкой горечью пропитано оно, —
Мне сладко с милой пить. Недаром говорится:
«Мы тянемся к тому, что нам запрещено».
Стоит царства китайского чарка вина,
Стоит берега райского чарка вина.
Горек вкус у налитого в чарку рубина
Эта горечь всей сладости мира равна.
Стоит власти над миром хороший глоток.
Выше истины выпивку ставит знаток.
Белоснежной чалмы правоверного шейха
Стоит этот, вином обагренный, платок.
Смотри: беременна душою плоть бокала,
Как если б лилия чревата розой стала,
Нет, это пригоршня текучего огня
В утробе ясного, как горный ключ, кристалла.
Страница 11 из 411«…910111213…203040…»Последняя »
вы читаете книгу |
|||
Рассказ о рождении Сухраба
Что об отце скажу перед народом?» И вспомнила наказ богатыря, Сказала мать, волнением горя: «Дитя! Ты сын великого Рустама, Ты отпрыск дома Сама и Нейрама, Пусть радуют тебя мои слова, Достичь небес должна твоя глава. Ты цвет весенний ветви величавой. Твой знаменитый род овеян славой. От первых дней не создавал творец Такого витязя, как твой отец. Он сердцем – лев, слону подобен силой, Он чудищ водяных изгнал из Нила. И не бывало во вселенной всей Таких, как Сам, твой дед, богатырей». Письмо Рустама Тахмина достала, Тайник открыла, сыну показала Клад золотой и три бесценных лала, Чье пламя ярко в темноте сияло, – Сокровища, хранившиеся там, Что из Ирана ей прислал Рустам, – Свой дар ей в честь Сухрабова рожденья, С письмом любви, с письмом благоволенья. «О сын мой, это твой отец прислал! – Сказала мать, – взгляни на этот дал. Я знаю, будешь ты великий воин, Ты талисман отца носить достоин. Признает по нему тебя отец, Когда тебе раскроет он объятья – Утешусь, перестану тосковать я. Но надо, чтоб никто о том не знал – Чтоб тайны Афрасьяб не разгадал, Коварный враг Рустама Тахамтана, Виновник горьких слез всего Турана. О, как боюсь я – вдруг узнает он, Что от Рустама ты, мой сын, рожден!» «Луч этой истины, как солнце, светел, И скрыть его нельзя! – Сухраб ответил. – Гордиться мы должны с тобой, о мать, Ведь сложены не лживыми устами Все песни и дастаны о Рустаме. Теперь я, чтобы путь открыть добру, Бесчисленное войско соберу И на Иран пойду, во имя чести Рога луны покрою пылью мести. Я трон и власть Кавуса истреблю, Я след и семя Туса истреблю. И не оставлю я в живых Гударза, Не пощажу у них ни льва, ни барса Побью вельмож, носителей корон, Рустама возведу на кеев трон. Как море, на Туран потом я хлыну, Я войско Афрасьяба опрокину, Неверного низвергну я во тьму, Я земли щедрой одарю десницей, Тебя – иранской сделаю царицей. Лишь я и мой прославленный отец Достойны на земле носить венец. Когда два солнца в мире заблистало, Носить короны звездам не пристало!» |
|||
Содержание: |
|||
0 | Родник жемчужин: Персидско-таджикская классическая поэзия : Омар Хайям | 1 | Касыды Перевод В. Левина : Омар Хайям |
10 | 18 | Посещение Рустама дочерью шаха. Рустам берет в жены дочь шаха Самангана – Тахмину : Омар Хайям | |
19 | вы читаете: Рассказ о рождении Сухраба : Омар Хайям | 20 | Сухраб выбирает коня и готовит войско на битву с Кавусом : Омар Хайям |
30 | Сухраб спрашивает у Хаджира имена и приметы предводителей иранского войска : Омар Хайям | 40 | Второй подвиг Исфандиар убивает льва и львицу : Омар Хайям |
50 | Посещение Рустама дочерью шаха. Рустам берет в жены дочь шаха Самангана – Тахмину : Омар Хайям | 60 | Кавус собирает войска : Омар Хайям |
70 | Семь подвигов Исфандиара[11] Перевод В.Державина : Омар Хайям | 80 | Охота Рустама и его встреча с шахом Самангана : Омар Хайям |
90 | Гив и Рустам прибывают к Кавусу. Гнев Кавуса на них : Омар Хайям | 100 | Мать Сухраба Тахмина узнает о смерти своего сына : Омар Хайям |
110 | Письмо Кавуса Рустаму : Омар Хайям | Плач Рустама над Сухрабом : Омар Хайям | |
130 | Второй подвиг Исфандиар убивает льва и львицу : Омар Хайям | 140 | * * * : Омар Хайям |
150 | Стихи Перевод И.Гуровой. : Омар Хайям | 160 | * * * : Омар Хайям |
170 | Развалины Медаина : Омар Хайям | 180 | Письмо Лейли Меджнуну : Омар Хайям |
190 | Сказка : Омар Хайям | 200 | Плач Меджнуна о смерти Лейли : Омар Хайям |
210 | Рубай Перевод В. Успенского : Омар Хайям | 220 | О том, как наступила осень и умирала Лейли : Омар Хайям |
230 | Сказка : Омар Хайям | 240 | Посещение глухим больного соседа : Омар Хайям |
250 | продолжение 250 : Омар Хайям | 260 | Рассказ о казвинце и цирюльнике : Омар Хайям |
270 | * * * : Омар Хайям | 280 | О любви, любовном опьянении и безумстве : Омар Хайям |
290 | 300 | * * * : Омар Хайям | |
310 | Газели Перевод В. Державина : Омар Хайям | 320 | Из Книги мудрости Искандера Начало повествования : Омар Хайям |
325 | j325.html | 326 | Использовалась литература : Родник жемчужин: Персидско-таджикская классическая поэзия |
Уголок поэтов — Эдвард Фитцджеральд — Рубайат Омара Хайяма
[примечание Фитцджеральда]Новое Начало с Весенним Равноденствием, это нужно помнить; и (однако старый солнечный год практически вытеснен неуклюжим
`И на подбородок старого Хьема и ледяную КоронуСреди вновь появившихся растений я узнал старых знакомых. не видели много лет: среди них две разновидности чертополоха — грубые виды маргариток, такие как ‘Horse-gowan’, красный и белый клевер, Щавель — голубой василек — и эта вульгарная трава, которую выращивает одуванчик. его желтый гребень на берегу реки». Соловей еще не было слышно, потому что Роза еще не была взорвана, но почти такое же Черный дрозд и дятел помогли создать что-то вроде северной страны. Весна.
`Пахучий Венок из сладких летних бутонов
`Как в насмешку, поставлен.’—
Чаша Джамшида с семью кольцами была типичной для 7 Небес, 7 Планет, 7 морей и т. д. и был Divining Cup .
[См. также более позднюю заметку Фитцджеральда о Персеполе.]
Старый Героический Санскрит Персии. Хафиз также говорит
Соловья Пехлеви , который не изменился с
Народный.
Я не уверен, относится ли четвертая строка к Красной Розе
болезненный вид или Желтая роза, которая должна быть красной; Красный,
Белые и желтые розы распространены в Персии. Я думаю, что Саути в
его Книга общих мест, цитаты какого-то испанского автора о Розе
быть белым до 10 часов; «Rosa Perfecta» на 2; и
«perfecta incarnada» на 5.
«Геркулес» из Персии и Зал, его Отец, чей
подвиги являются одними из самых прославленных в Шахнаме.
Известный Тип [пример] Восточной Щедрости.
Барабан, который бьют возле Дворца.
Персеполис: также называется Тахт-и-Джамшид — Трон Джамшида ,
« King Splendid » из мифической династии Peshdá.dian ,
и предположительно (согласно Шанаме) был
основанный и построенный им. Другие относят его к работе
Король джиннов, Ян ибн Ян, который также построил
Пирамиды — до времен Адама.
[записка Фитцджеральда]
Бахрам Гур — Бахрам Дикого Осла — Сасаниец
Государь — имел также свои семь замков (как король Богемии!) каждый
разного цвета: внутри каждого изображена Королевская Госпожа; каждый из которых
рассказывает ему Историю, рассказанную в одной из самых известных поэм Персии,
написано Амиром Хусровом: все эти семь фигурируют также (согласно
к восточной мистике) семь небес; и, возможно, сама Книга
тот Восьмой, в который переходят мистические Семь, и внутри которого
они вращаются. Руины трех из этих башен все же показаны
крестьянство; как и Болото, в котором утонул Бахрам, как
Мастер Рейвенсвуда, преследуя свою Гур .
По поводу «Красных роз» Омара… Мне вспоминается старая английская
Суеверие, что наша Anemone Pulsatilla, или фиолетовый «Pasque Flower»
(которое в изобилии растет около Флим-Дайк, возле Кэмбриджского моста), растет
только там, где пролилась датская кровь.
Лорд седьмого неба.
некое индивидуальное Существование Личности, отличное от Целого.
У одного из персидских поэтов, по-моему, Аттара, есть красивая история. об этом. Измученный жаждой путник опускает руку в источник воды, чтобы
пить из. Вскоре приходит еще один, который наливает воду и пьет из
глиняную чашу, а затем уходит, оставив свою чашу позади себя. Первый
Путешественник принимает его за другой глоток; но с удивлением обнаружив это
та же вода, вкус которой был сладок из его рук, на вкус горька
из земляной чаши. Но Голос — я думаю, с небес — говорит ему,
глина, из которой сделана чаша, когда-то была Мужчина; и во что угодно
обновленная форма, никогда не потеряет горький привкус Смертности.
Шутка, конечно, над его этюдами. Любопытный математический катрен Мне указали на Омара; тем более любопытно, что почти точь-в-точь параллельны некоторым стихам доктора Донна, которые цитируются в Изаак Уолтон жив! Вот Омар: «Ты и я образ пара компасов; хотя у нас две головы (сбн наши футов ) мы иметь одно тело; когда мы установили центр для нашего круга, мы приносим наши головы (sc ноги) вместе в конце». Д-р Донн:
- Если нас двое, то мы двое такие
- Как два жестких циркуля-близнеца;
- Твоя душа, неподвижная нога, не показывается
- Двигаться, но делает ли это другой.
- И хоть твои в центре сидят,
- Но когда мой другой далеко бродит,
- Твой склоняется и слушает его,
- И выпрямляется, когда мой возвращается домой.
- Таким ты должен быть для меня, кто должен
- Как и другая нога наискось;
- Твоя твердость делает мой круг справедливым,
- И мне закончить там, где я начал.
Не смущайтесь больше с Человеческим или Божественным,
Завтрашняя путаница на ветру уходит в отставку,
И потерять пальцы в косах
Кипарисо-стройного министра вина.
Семьдесят две религии должны разделить мир, в том числе Ислам как некоторые думают: а другие нет.
От Рыбы до Луны.
Ссылаясь на завоевание Индии султаном Махмудом и его темные времена.
люди.
Fánúsi khiyal , Волшебный фонарь, который до сих пор используется в
Индия; цилиндрический интерьер, расписанный различными фигурами,
и так легко уравновешены и вентилируются, что вращаются вокруг зажженной свечи
в пределах.
Очень загадочная строка в оригинале О данад О данад О данад О —- обрывая что-то вроде нашей записки вяхиря, о которой, как говорят,
чтобы продолжить там, где она остановилась.
[Примечание Фитцджеральда]
В конце месяца поста, Рамазан (который делает Мусульманин нездоровый и нелюбезный), первый проблеск новолуния (кто правит их делением года), разыскивается с величайшей Тревога, и приветствуется с признанием. Тогда это то, что Портера Слышен узел — в сторону Подвала . Омар имеет в другом месте довольно Четверостишие о той же Луне—
- «Ободритесь — угрюмый Месяц умрет,
- «И юная Луна воздаст нам понемногу:
- «Посмотрите, как Старик худой, согбенный и бледный
- «С возрастом и быстро, падает в обморок с неба!»
Это Отношение Горшка и Поттера к Человеку и его Создателю фигурирует повсюду. в мировой литературе со времен еврейских пророков в данный момент; когда он, наконец, получит название «пот теизм», что г-н Карлайл высмеивал пантеизм Стерлинга».0003 Мой Шейх, чьи знания стекаются со всех сторон, пишет мне:
Кстати о горшках старого Омара, я когда-нибудь говорил вам предложение, которое я нашел в «Епископ Пирсон о Символе веры»?И снова — совсем с другой стороны —Таким образом, мы полностью в распоряжении Его воля, а также наше настоящее и будущее состояние, созданное и упорядоченное Его свободные, но мудрые и справедливые указы. Нет силы гончара на глине из той же смеси сделать один почетный сосуд, и другой в бесчестье? (Рим.ix.21) И может ли этот земледелец иметь более свободную власть над своим Brother Potsherd (оба производятся из того же металла), чем Бог над тем, кто странным плодородия Своей всемогущей силы, из ничего сначала сделал глину, а чего ему из этого?
На днях мне пришлось обратиться к Аристофану, и я случайно наткнулся на любопытная история Speaking0pot на Vespæ ( The Wasps , строки 1435-40), о котором я совершенно забыл.Еще одна иллюстрация для чудачества из «Автобиографии корнуоллского ректора» покойного Джеймса Хэмли Трегенна, 1871 г.Горшок вызывает прохожего, чтобы он стал свидетелем плохого обращения с ним. женщина говорит: «Если, во имя Прозерпины, вместо всех этих «свидетельств» (ср. Кадди и его мать в «Старой морали»!) вы бы купили себе заклепка, это показало бы больше смысла в тебе! » Схолиаст объясняет echinus как любая чаша от гончара.
В нашей роте был один старый Товарищ — он был так похож на Фигуру в «Путешествие пилигрима», которым Ричард всегда называл его « Аллегория » с длинной белой бородой — редкий придаток в те дни— и лицо, цвет которого, казалось, запекся, как лица, которые привыкли видеть на глиняных кувшинах. В нашей стране диалект Фаянс называется `Кломе’; , так раньше мальчишки из деревни кричите ему вдогонку: «Возвращайся к Поттеру, старая Клоумская морда, и зажарься». снова.’ Ибо «Аллегория», хотя и достаточно проницательная во многих вещах, имели репутацию «запеченных», т. е. слабых интеллект.
Рубаи Омара Хайяма. Веселее быть мастером на все руки, чем мастером на все руки
Рубаи Омара Хайяма — стихотворение английский поэт XIX века Эдвард Фицджеральд, вольный перевод нескольких четверостиший, приписываемых иранскому поэту XI века Омару Хайяму. Тремя экспертами, которые обсуждали это в «В наше время», были Чарльз Мелвилл (Кембриджский университет), Дэниел Карлин (Бристольский университет) и Кирсти Блэр (Университет Стирлинга), и они говорили как о том, что известно об оригинальных персидских стихах, так и об авторе. а также версия Фицджеральда.
Программа началась с того, что Мелвилл вкратце рассказал об Омаре Хайяме. Он жил на территории современного Ирана в 11 веке нашей эры, во времена турок-сельджуков. При жизни и в начальный период после нее он был наиболее известен как математик и ученый. Он написал важный трактат по геометрии и участвовал в пересмотре солнечного календаря, чтобы он снова соответствовал временам года. Мелвилл сказал, что этот период времени в Иране был переходом к более консервативному обществу и возвратом к основным ценностям ислама, и четверостишия, приписываемые Хайяму, не соответствуют такому отношению. Первое упоминание о том, что Хайям пишет стихи, происходит через 60 или 70 лет после его смерти, как часть осуждения его как еретика, путем демонстрации примера четверостишия, которое он якобы написал и которое содержало еретические взгляды. На самом деле нет никаких веских доказательств того, что Хайям написал какие-либо четверостишия, связанные с его именем, но к 15 веку существуют рукописи сборников персидских четверостиший, приписываемых Омару Хайяму. Возможно, он сам написал некоторые из них, Мелвилл объяснил, что сочинение отрывков стихов было своего рода салонной игрой в придворных кругах, в которых Хайям вращался на протяжении всей своей жизни. Все трое экспертов согласились с тем, что Фицджеральд имел основания полагать, что рукопись, которую он имел, содержала по крайней мере ядро катренов, написанных Хайямом и другими, которые позже были приписаны Хайяму.
Эдвард Фицджеральд был привилегированным представителем британского высшего класса, жившим в 19 веке. Его мать была одной из самых богатых женщин в стране, и семья взяла фамилию Фицджеральд из-за завещания от одного из ее родственников. Он получил образование в государственной школе в Бери-Сент-Эдмундс и поступил в Кембриджский университет в то время, когда познакомился с такими людьми, как Теннисон. Однако он также был самоучкой, и большую часть своих знаний об английской литературе и поэзии он получил благодаря собственному широкому чтению. Он является своего рода контрпримером растущей профессионализации писательского и издательского дела в викторианский период — самоучка, довольно эксцентричный и достаточно богатый, чтобы просто публиковать свои сочинения без необходимости представлять их издателю и т. д. Несмотря на все свои преимущества, он не было особенно счастливой жизни. Его детство не было ужасно счастливым, в частности, его мать была довольно далекой. Он женился не молодым, и когда он, наконец, женился, быстро стало ясно, что это была ужасная ошибка для обеих сторон. Примерно в то же время его ближайший друг-мужчина Коуэлл уехал на два года в Индию, и Фицджеральд почувствовал себя брошенным — это был период времени (1850-е годы), когда существовала реальная вероятность того, что Коуэлл умрет в Индии. Когда Коуэлл уехал, он дал Фицджеральду копию рукописи персидских стихов, катренов Омара Хайяма, и Фицджеральд бросился изучать персидский и переводить эти стихи.
Основной формат оригинальных стихов состоит в том, что каждое из них представляет собой отдельную часть, состоящую из четырех строк или, возможно, двух строк, каждая из которых разделена пополам. В оригинальных персидских сборниках они организованы в алфавитном порядке на основе последней рифмы каждого. Один из экспертов (Мелвилл?) предположил, что в каком-то смысле они занимают ту же культурную нишу, что и лимерики в британских стихах (за исключением того, что они не должны быть грубыми, как в лимериках). Это короткие фрагменты с определенным форматом, которые, как вы можете ожидать, люди просто придумают на лету. Помимо определенного метра, у них также есть две возможные схемы рифмовки — одна AAAA (т. е. все четыре строки заканчиваются одинаково), а другая — AABA. Мелвилл сказал, что это традиционно персидская форма поэзии, предшествовавшая возникновению ислама, и хотя она имеет такой определенный формат, она гораздо менее жесткая и формальная по структуре, чем арабская поэзия.
Перевод этих стихов, сделанный Фитцджеральдом, определенно не дословный перевод. Для этого ему сначала пришлось выучить персидский язык, а затем он перевел стихи на средневековую латынь. Оттуда он перевел их на английский язык. Он также организовал выбранные им четверостишия в единое стихотворение, состоящее из четырехстрочных строф. Это следует за всеобъемлющим повествованием о «дне жизни» — утре (рождение), полдень и ночь (смерть). Что-то, что присутствует в оригинале и что особенно говорило Фицджеральду, — это чувство нигилизма и необходимости получать удовольствие здесь и сейчас, а не надеяться на лучшее после смерти. В своих письмах, в частности к Коуэллу, Фицджеральд выражал множество возмутительно атеистических и нигилистических взглядов — Блэр напомнил нам, что он пишет этот перевод в то время, когда люди начинают сомневаться в буквальности и точности переводов Библии, и в то время, когда Происхождение Вид пишется. Вероятно, именно те элементы стихов, которые Фицджеральд ухватился об отсутствии веры в загробную жизнь и гедонистическом подходе к миру, являются теми же элементами, которые приводились в качестве признаков ереси Хайяма еще в XII веке.
Во время программы Мелвилл (работающий над историей Персии) прочитал несколько оригинальных персидских стихов, чтобы мы почувствовали ритм и рифму оригинала. Карлин и Блэр прочитали отрывки из стихотворения Фицджеральда (они академики английской литературы) и обсудили, как Фицджеральд заставил необычную схему рифмовки (для английского уха) работать со стихотворением, например, в этой строфе:
Никто не ответил на этот вопрос. ; но после того, как Тишина заговорил
Сосуд более неуклюжей Марки:
«Они насмехаются надо мной за то, что я наклонился наперекосяк;
«Что! Дрожала тогда Рука Поттера!»
Третья строка с нерифмованным окончанием говорит о неправильности, и весь катрен посвящен этой кажущейся неправильности, которая на самом деле делается намеренно (как в стихотворении). Фицджеральд также вплел в стихотворение множество аллюзий на другие великие произведения на английском языке, включая Чосера, Шекспира и Библию короля Якова. И все это придает ему богатство и связь для английского читателя, которых может не хватать более буквальному переводу.
Изначально стихотворение не имело успеха – в первый год после публикации оно было продано в единственном экземпляре. Но эта копия попала в Братство прерафаэлитов, которым она понравилась, и как только люди услышали о ней через них, она стала невероятно влиятельной поэмой. Эксперты говорили, что отчасти его популярность заключалась в том, что он воплощал декадентский, гедонистический ориенталистский взгляд на «Восток», привлекательный для викторианцев (я цинично думаю, что они могли получить свой пирог и съесть его — получить удовольствие от поэзии и образов, которые она вызывает, в то же время убеждая себя, что они лучше, чем то ). Интересно, что когда поэзия стала влиятельной в Британии, она вызвала возрождение в Иране, и теперь Омар Хайям как поэт в Иране более известен, чем когда-либо прежде. В Великобритании после Второй мировой войны популярность стихотворения несколько снизилась — Блэр предположил, что это отчасти связано с реакцией нового поколения на то, что было так популярно в предыдущем поколении.