Книга дракула: Читать онлайн электронную книгу Дракула Dracula — Глава первая бесплатно и без регистрации!

Содержание

Читать онлайн электронную книгу Дракула Dracula — Глава первая бесплатно и без регистрации!

3 мая.

Выехал из Мюнхена 1 мая в 8 часов 35 минут вечера и прибыл в Вену рано утром на следующий день; должен был приехать в 6 часов 46 минут, но поезд опоздал на час. Будапешт, кажется, удивительно красивый город; по крайней мере, такое впечатление произвело на меня то, что я мельком видел из окна вагона, и небольшая прогулка по улицам. Я боялся отдаляться от вокзала. У меня было такое чувство, точно мы покинули запад и оказались на востоке, а самый западный из великолепных мостов через Дунай, который достигает здесь громадной ширины и глубины, напомнил мне о том, что мы находимся недалеко от Турции. Выехали мы своевременно и прибыли в Клаузенберг после полуночи. Я остановился на ночь в гостинице «Руаяль». К обеду или, вернее, к ужину подали цыпленка, приготовленного каким-то оригинальным способом с красным перцем — прекрасное оригинальное блюдо, но сильно возбуждающее жажду.

(Примечание: надо взять рецепт для Мины.)

Я пришел к заключению, что, как ни скудны мои познания в немецком языке, все же они оказали мне большую услугу. Право, не знаю, как бы я обошелся без них. Во время моего последнего пребывания в Лондоне я воспользовался свободным временем, чтобы посетить Британский музей, где рылся в книгах и атласах книжного отдела Трансильвании; мне казалось, что впоследствии, при моем сношении с магнатами этой страны, всякая мелочь может пригодиться. Я выяснил, что интересовавшая меня область лежит на крайнем востоке страны, как раз на границах трех областей: Трансильвании, Молдавии и Буковины, посреди Карпатских гор; я убедился, что это одна из самых диких и малоизвестных частей Европы и никакие географические карты и другие источники не могли мне помочь определить местоположение «Замка Дракулы», так как до сих пор нет подробной географической карты этой области. Но все же мне удалось узнать, что почтовый город Быстриц — упомянутый графом Дракулой — существует на самом деле.

Здесь я внесу кое-какие примечания, дабы впоследствии, когда буду рассказывать Мине о своем путешествии и пребывании в этих краях, восстановить в памяти все виденное мною. Трансильвания населена четырьмя различными народностями: саксонцами — на севере, валахами — на юге, мадьярами — на западе и секлерами — на востоке и северо-востоке. Я нахожусь среди последних. Они утверждают, что происходят от Аттилы и гуннов. Возможно, что так оно и есть поскольку в XI веке, когда мадьяры завоевали страну, она была сплошь заселена гуннами.

Я где-то вычитал, что в недрах Карпатских гор зародились суеверные предания и легенды всего мира, как будто в них находится центр водоворота фантазии; если это так на самом деле, то мое пребывание здесь обещает быть очень интересным.

(Примечание: надо спросить об этом у графа.)

Я плохо спал, хотя кровать моя была довольно удобна; мне снились какие-то страшные сны. Какая-то собака всю ночь завывала под моим окном, что может быть и повлияло на эти сны, а может быть, «паприка» всему виною, так как, хотя я выпил весь графин воды, все же не мог утолить жажды.

Под утро я, по-видимому, крепко заснул, так как, чтобы добудиться меня, пришлось с полчаса неистово стучать в дверь. К завтраку подали опять «паприку», затем особую похлебку из кукурузной муки, так называемую мамалыгу, и яйцеобразные питательные плоды — Демьянку, начиненные мелко нарубленным мясом — превосходное блюдо; называется оно «имплетата».

(Примечание: необходимо раздобыть этот рецепт тоже.)

Мне пришлось поторопиться с завтраком, так как поезд отходил за несколько минут до 8-ми; вернее, он должен был отойти в это время, но когда я, примчавшись на станцию в 7 часов 30 минут, сел в вагон, выяснилось, что ранее половины девятого поезд и не подумал трогаться. Мне кажется, чем дальше к Востоку, тем менее точны поезда. Что же делается в таком случае в Китае? Воображаю…

В продолжение всего следующего дня мы любовались мелькавшими перед нами картинами, полными разнообразной красоты. Мимо проносились то маленькие города или замки на вершинах крутых холмов, похожие на те, которые встречаются на гравюрах в старинных книгах Св. Писания; то бурные потоки и реки, окаймленные белыми каменными берегами. На каждой станции толпилась масса людей в разнообразнейших нарядах.

К вечеру мы добрались, наконец, до Быстрица, оказавшегося очень интересным старинным уголком.

Граф Дракула в своих письмах рекомендовал мне гостиницу «Золотая Корона», которая оказалась, к моему большому восторгу, выдержанной в старинном стиле; моим самым пламенным желанием было видеть все то, что могло бы дать мне верное представление о стране. По-видимому, меня здесь ожидали, так как в дверях мне встретилась веселая на вид, пожилая женщина, одетая в обычный национальный крестьянский костюм: в белую юбку с двойным длинным передником из цветной шерстяной материи. Когда я подошел, она поклонилась и спросила: «Господин англичанин?» «Да, — ответил я, — Джонатан Харкер». Она улыбнулась и что-то сказала человеку в жилете, стоявшему за ней тоже в дверях; он вышел и сейчас же вернулся с письмом в руках, которое передал мне.

Вот оно:


Мой друг, приветствую Вас в Карпатах! С нетерпением ожидаю Вас. Спите спокойно в эту ночь. Завтра в 3 часа дилижанс отправится в Буковину; одно место оставлено для Вас. В ущелье Борго Вас будет ожидать коляска, которая и доставит Вас в замок.

Я надеюсь, что Вы благополучно приехали из Лондона и что Вам доставит удовольствие пребывание в нашей великолепной стране.

Ваш друг,

Дракула.

4 мая.

Хозяин гостиницы, должно быть, получил письмо от графа с поручением оставить для меня место в дилижансе; но на мои расспросы он долгое время ничего не отвечал и делал вид, что не понимает моего немецкого языка. Это не могло быть правдой, так как раньше он прекрасно понимал его; по крайней мере, в свое время на мои вопросы он отвечал. Хозяин и его жена поглядывали друг на друга и на меня с каким-то страхом. Наконец, он пробормотал, что деньги были посланы в письме и что больше он ничего не знает. Когда я спросил, знает ли он графа Дракулу и не может ли что-нибудь рассказать о замке, то он и его жена перекрестились и, сказав что они ровно ничего не знают, просто-напросто отказались от дальнейших разговоров.

Вскоре мне пришлось отправиться в путь, а я так и не сумел никого расспросить. Все это было очень таинственно и отнюдь не действовало на меня ободряюще. Перед самым отъездом ко мне вошла жена хозяина — пожилая дама — и нервно спросила: «Вам непременно нужно ехать, о молодой господин? Вам это необходимо?» Она была в таком возбуждении, что, по-видимому, забыла и тот маленький запас немецких слов, который знала, и примешивала к немецкой речи другой язык, которого я совершенно не знал. Я мог следить за смыслом ее речи только благодаря тому, что задавал много вопросов. Когда я сказал, что должен сейчас же ехать, что меня призывает туда важное дело — она меня опять спросила: «Знаете ли вы, что за день сегодня?» Я ответил, что сегодня 4 мая; она покачала головой и сказала опять: «О, да. Я это знаю, я это знаю. Но знаете ли вы, что за день сегодня?» Видя, что я понятия не имею, в чем дело, она продолжала: «Сегодня канун Святого Георгия. Разве вы не знаете, что сегодня ночью, лишь только пробьет полночь, нечистая сила будет властвовать на земле? А имеете ли вы представление о том, куда вы едете и что вас там ожидает?» Она сильно сокрушалась, и как я ни старался ее утешить, все было безуспешно.
В заключение она упала передо мной на колени и начала умолять не ехать туда; или, по крайней мере, переждать день-два. Все это было в достаточной мере смешно, да к тому же я неважно себя чувствовал; тем не менее меня призывали важные дела, и я не мог допустить, чтобы на мой отъезд влияли какие-то бредни. Поэтому я поднял ее с колен и как можно строже сказал, что благодарю за предостережение, но должен ехать. Тогда она встала и, вытерев глаза, сняла со своей шеи крест и предложила мне надеть его. Я не знал, как поступить, так как, будучи членом англиканской церкви, с детства привык смотреть на такие вещи как на своего рода идолопоклонство, но я боялся, чтобы мой отказ не показался оскорбительным для пожилой дамы, которая была столь благожелательно настроена ко мне, и колебался, не зная, как поступить. Заметив мою нерешительность, она просто надела мне крест на шею, сказал: «Во имя вашей матери». Вношу это в дневник в ожидании кареты, которая, конечно, запаздывает; а крест так и остался у меня на шее.
Не знаю, страх ли пожилой дамы или те многочисленные рассказы о привидениях, которые господствуют в этой местности, или сам крест тому виною — не знаю, но я не чувствую себя так свободно, как всегда. Если этой книге суждено увидеть Мину раньше меня, то пусть она передаст ей мой последний привет. Вот и карета.

5 мая.

В замке.

Серое утро сменилось ярким солнцем, высоко стоящим над горизонтом, который кажется зубчатым. Я не знаю, деревья или холмы придают ему такую форму — все так далеко, что большие и маленькие предметы сливаются. Не хочется спать, а так как меня не позовут, пока я сам не проснусь, то я буду писать, пока не засну. Здесь происходит масса странных явлений, которые нужно отметить, но чтобы читатель не вообразил, что я опять слишком хорошо пообедал и поэтому галлюцинирую из-за тяжести в желудке, я подробно опишу свой обед. Мне подали блюдо, которое здесь называется разбойничьим жарким: куски мяса и сала с луком, приправленные паприкой, — все это жарится прямо на угольях, так же как в Лондоне кошачье мясо. Вино подали «Золотой медок», странно щиплющее язык, но в общем не неприятное на вкус; я выпил всего только пару бокалов этого напитка и больше ничего. Когда я сел в карету, то кучер еще не занял своего места, и я видел, как он беседовал с хозяйкой. Они наверное говорили обо мне, так как то и дело поглядывали в мою сторону; несколько соседей, сидевших на скамьях около дверей, подошли к ним, прислушались к беседе и тоже посмотрели на меня, причем большинство с чувством сострадания. Я мог расслышать массу слов, которые они часто повторяли, — странные разнообразные слова, должно быть, на разных наречиях, так как в толпе были люди различных национальностей; я незаметно вытащил из сумки свой многоязычный словарь и начал отыскивать слова. Нельзя сказать, чтобы найденные слова звучали особенно ободряюще; вот значение большинства из них: «ordog» — дьявол, «pokol» — ад, «stregoica» — ведьма, «vrolok» и «vikoslak» — значение обоих слов одно и то же, но одно по-словацки, а другое по-сербски, обозначает что-то среднее между оборотнем и вампиром.

(Примечание: я должен подробно узнать у графа об этих суевериях.)

Когда мы двинулись в путь, то вся толпа высыпала к дверям гостиницы и все осенили себя крестным знамением, причем два пальца были направлены в мою сторону. С большими трудностями я добился от одного из моих спутников объяснения, что все это значит; сначала он не хотел мне отвечать, но узнав, что я англичанин, объяснил, что это служит как бы талисманом и защитой от дурного глаза. Такое поведение мне не особенно понравилось, так как я ехал в незнакомое место, чтобы встретиться с незнакомым человеком; но, говоря правду, каждый из них был до того искренен, до того чистосердечно огорчен и высказывал мне столько симпатии, что я невольно был тронут. Покрыв широким холстом сидение, наш кучер ударил своим длинным бичом по четырем маленьким лошадкам, которые дружно стронули омнибус с места и — наше путешествие началось.

Вскоре я совершенно позабыл о страхе перед привидениями, невольно залюбовавшись красотой природы. Перед нами расстилалась зеленая, покрытая лесами и дубравами местность; то здесь, то там вздымались крупные холмы, увенчанные группами деревьев или же фермами, белые остроконечные края крыш которых были видны с дороги. Везде по дороге встречались в изобилии всевозможные фруктовые деревья в цвету — груши, яблони, сливы, вишни, и проезжая мимо, я ясно видел, как трава под фруктовыми деревьями была сплошь усеяна опавшими лепестками.

Посреди этих зеленых холмов пробегала дорога, то изгибаясь и кружась, то свободно и широко вновь появляясь у опушки сосновых лесов. Дорога была неровная, но тем не менее мы неслись по ней с невероятной, прямо феерической скоростью. Тогда я не понимал причины этой быстроты; по-видимому, кучеру был отдан приказ не терять времени и поспеть в определенный час в ущелье Борго. За зелеными волнистыми холмами возвышались цени Карпатских гор, покрытые могучими лесами. Они возвышались по обе стороны ущелья Борго, ярко озаренные заходящим солнцем, отливая всеми цветами радуги: темно-голубым и пурпурным цветом сияли вершины, зеленым и коричневым — трава на скалах; а бесконечно тянувшаяся перспектива зубчатых скал и заостренных утесов предстала перед нашими взорами, покрытая величественными снежными вершинами ослепительно белого цвета. Мы продолжали наше бесконечное путешествие, а солнце за нашей спиной спускалось все ниже и ниже, и вечерние тени начали расстилаться вокруг.

Местами холмы были до того круты, что, несмотря на все старания кучера, лошади могли двигаться только шагом. Я хотел, как это принято у нас дома, сойти и помочь лошадям, но кучер и слышать об этом не хотел. «Нет, нет, — говорил он, — вы не должны здесь ходить, тут бродят слишком свирепые собаки и затем, — добавил он, по-видимому шутки ради, так как обернулся к остальным пассажирам, рассчитывая на ободряющую улыбку, — вам и так придется достаточно подождать, прежде чем удастся уснуть». Он только раз остановился, и то лишь затем, чтобы зажечь фонари.

Когда начало темнеть, пассажиры заволновались и один за другим стали обращаться к кучеру с просьбою ехать быстрее. Ударом своего длинного бича и дикими криками кучер заставил лошадей положительно лететь. Затем сквозь темноту я увидел над нами какой-то серый свет — как будто расщелина в холмах. Волнение среди пассажиров все увеличивалось; наша шаткая коляска подскакивала на своих больших кожаных рессорах и раскачивалась во все стороны, как лодка в бурном море. Мне пришлось крепко держаться. Затем дорога выровнялась, и мы понеслись по ней. Потом горы приблизились к нам совершенно вплотную, и мы наконец въехали в ущелье Борго. Все пассажиры один за другим принялись наделять меня подарками; они давали их с такой настойчивостью, что я положительно был лишен возможности отказаться; каждый при этом искрение верил, что подарки избавят меня от дурного глаза, каждый из них меня еще благословлял и крестил, точно так же, как на дворе гостиницы в Быстрице. Затем, когда мы помчались дальше, кучер наклонился вперед, а пассажиры, нагнувшись по обе стороны коляски, нетерпеливо вперили взоры в окружающую мглу. Ясно было, что впереди случилось или ожидалось что-то необыкновенное, хотя, сколько я ни расспрашивал пассажиров, никто не давал мне ни малейшего объяснения. Это состояние всеобщего волнения продолжалось еще некоторое время, пока наконец мы не увидели впереди выезд из ущелья. Было темно, надвигающиеся тучи и душный воздух предвещали грозу. Я внимательно всматривался в дорогу в ожидании экипажа, который повезет меня к графу. Каждую минуту я надеялся увидеть свет фонарей во мраке; но всюду было темно. Лишь в лучах фонарей омнибуса виднелся пар от наших загнанных лошадей, поднимавшийся облаком. Теперь мы ясно могли рассмотреть расстилающуюся перед нами белую песчаную дорогу, но на всем ее протяжении даже и намека не было на какой-нибудь экипаж. Пассажиры вновь спокойно уселись с явным выражением радости, точно в насмешку над моим разочарованием. Я задумался над тем, что предпринять, когда кучер, посмотрев на часы, сказал что-то другим, чего я, к сожалению, не смог понять, так как это было сказано очень тихо. Кажется он, сказал: «Часом раньше». Затем он повернулся ко мне и сказал на отвратительном немецком языке, еще хуже моего: «Нет никакой кареты. По-видимому, Господина не ожидают. Лучше пусть он поедет сейчас с нами в Буковину, а завтра возвратится обратно, или же на следующий день — даже лучше на следующий день». Пока он говорил, лошади начали ржать, фыркать и дико рыть землю, так что кучеру пришлось их сдерживать, напрягая всю силу.

Вдруг, среди хора визгов и воплей пассажиров, осенявших себя крестным знамением, позади нас показалась запряженная четверкой лошадей коляска, которая, догнав наш омнибус остановилась. Когда лучи фонарей упали на нее, я увидел великолепных породистых вороных лошадей. На козлах сидел человек с длинной черной бородой, в широкой черной шляпе, которая скрывала его лицо. Я смог разглядеть блеск очень больших глаз, казавшихся красными при свете фонарей, когда он повернулся к нам. Он обратился к кучеру: «Ты что-то рано сегодня приехал, друг мой». Возница, заикаясь, ответил:

— Господин англичанин очень торопил, — на что незнакомец возразил:

«Потому-то ты, вероятно, и посоветовал ему ехать в Буковину! Меня не обманешь, друг мой; я слишком много знаю, да и лошади у меня быстрые». При этом он улыбнулся, и луч фонаря осветил его холодный, жестокий рот, ярко-красные губы и острые зубы, белые, как слоновая кость. Один из моих спутников шепотом прочел своему соседу строфу из Леоноры Бургера:

«Так, как быстро скачет смерть».

Незнакомец, очевидно, расслышал эти слова, поскольку взглянул на говорившего с торжествующей улыбкой. Пассажир отвернулся, осеняя себя крестным знамением. «Подай мне багаж господина», — сказал незнакомец, и с необычайной быстротою мои вещи были вынуты из дилижанса и переложены в коляску. Затем я вышел, но так как коляска была закрыта, кучер помог мне взобраться, подхватив меня под локоть стальною рукою, — по-видимому, сила у него была необычайная. Молча дернул он вожжами, лошади повернули, и мы понеслись во мраке ущелья. Когда я оглянулся, то заметил при свете фонарей лошадей дилижанса, а оглянувшись вторично, увидел, как мои прежние спутники перекрестились, затем кучер щелкнул бичом, окликнул своих лошадей, и они помчались дорогой в Буковину. Как только они канули во мрак, меня охватило чувство одиночества и странный озноб; но на плечи сейчас же был накинут плащ, колени укрыты толстым шерстяным одеялом, и кучер обратился ко мне на прекрасном немецком языке:

— Ночь холодна, сударь, а господин мой, граф, просил окружить вас вниманием. Под сидением приготовлена для вас фляжка сливянки — нашей национальной водки; если захотите, то легко ее достанете.

Я не коснулся ее, но приятно было сознавать, что она под рукой. Я чувствовал себя немного странно, но не ощущал никакого страха и не сомневаюсь, что, имея возможность выбирать, без сомнения предпочел бы остановку этому ночному путешествию по неведомым дорогам. Коляска повернула на какую-то извилистую жесткую дорогу, тянувшуюся довольно долго, потом мы круто повернули и попали опять на прямую дорогу. Мне казалось, что мы попросту кружимся на одном месте; желая проверить свое впечатление, я отметил в уме определенную точку и убедился, что это так. Мне очень хотелось спросить кучера, что это значит, но я положительно боялся так поступить, ибо в моем положении протест ни к чему не привел бы, раз это делалось умышленно. Некоторое время спустя мне захотелось узнать, который теперь час, я чиркнул серной спичкой и при свете ее взглянул на часы; была полночь без нескольких минут; это неприятно подействовало на меня. Я ждал чего-то с болезненной нерешительностью.

Вдруг где-то вдали на ферме завыла собака — длинный тягучий жалобный вой, наполненный страхом. Ей ответила другая собака, затем третья, четвертая — наконец эти звуки слились в дикое бешеное завывание, исходившее, казалось, из каждой точки окрестности. При первых звуках волнение лошадей достигло чрезвычайных размеров, и кончилось тем, что они начали становиться на дыбы, но кучер ласково заговорил с ними, и они успокоились, хотя и продолжали дрожать, трясясь от какого-то непонятного мне испуга. Потом далеко за горами, по обе стороны от нас, снова раздался еще более громкий и пронзительный вой, — на этот раз уже вой волков, который повлиял одинаково как на меня, так и на лошадей: мне захотелось выпрыгнуть из коляски и удрать, а лошади опять взвились на дыбы и сейчас же рванулись вперед, так что кучеру пришлось употребить всю свою громадную силу, чтобы сдержать их. Через несколько минут, однако, мое ухо привыкло к вою, и лошади успокоились настолько, что кучер смог сойти и стать перед ними. Он их ласкал, успокаивал и шептал что-то на ухо, т. е. употреблял все приемы, которые как я и слышал, пускаются в ход укротителями лошадей, причем успех был необычайный, и лошади опять стали смирными, хотя и продолжали дрожать. Кучер снова уселся на козлы и, взяв вожжи, тронулся в путь крупной рысью. Наконец, оставив ущелье, он внезапно свернул на узкую темную дорогу, которая резко уходила вправо. Вскоре мы оказались окруженными деревьями, которые местами образовывали свод, так что мы проезжали как бы сквозь туннель; а потом опять перед нами с двух сторон открылись мрачные утесы. Хотя мы были под их защитой, но все же слышали завывание ветра, который со стоном и свистом проносился по утесам, ломая ветви деревьев. Становилось все холоднее и холоднее, и наконец пошел сильный снег, который вскоре покрыл и нас и все окружающее белой пеленой. Резкий ветер доносил до нас лай собак, который, однако, становился все слабее по мере нашего удаления. Зато вой волков раздавался все ближе и ближе, и казалось, что мы были окружены ими со всех сторон. Мне стало невероятно страшно, и лошади разделяли мой испуг, но кучер не выказывал ни малейшей тревоги. Он продолжал свой путь, поворачивая голову то налево, то направо, что меня очень удивило, так как я не мог ничего различить во мраке.

Вдруг слева показался слабый мерцающий огонек. Кучер моментально заметил его; он сейчас же сдержал лошадей и, спрыгнув на землю, исчез во мраке. Я не знал, что делать, тем более, что вой волков почему-то ослабевал, но пока я недоумевал, кучер неожиданно вернулся и, ни слова не говоря, уселся на место, и наше путешествие продолжалось. Мне кажется, что дальнейшие события я видел во сне, так как этот эпизод беспрерывно повторялся, и теперь, оглядываясь мысленно назад, я думаю, что это было больше похоже на ужасный ночной кошмар, чем на действительность. Как-то раз огонек показался так близко от дороги, что, несмотря на полный мрак, окружающий нас, я мог совершенно ясно различить все движения кучера. Он быстро направился к месту появления голубого огонька и стал делать движения, точно горстями собирал огонь и укладывал его на камни, образуя этим как бы преграду; странно было только то, что вокруг этого пламени не было никакого освещения — по-видимому, огонек был очень слабый. При этом произошел странный оптический обман: когда кучер стоял между мною и огоньком, он не заслонял собою этого пламени, и я продолжал видеть это мрачное мерцание как бы сквозь тело кучера. Это явление поразило меня, но поскольку все продолжалось лишь мгновение, я решил, что это обман зрения, утомленного напряжением глаз в абсолютной тьме. Потом на время мерцание синего пламени прекратилось, и мы поспешно двигались вперед во мрак, под удручающий аккомпанемент воя волков, которые окружали нас со всех сторон. Наконец, при последнем появлении мерцающего огонька, кучер отошел очень далеко, и в его отсутствие лошади начали дрожать сильнее прежнего, все время фыркая и трясясь от страха. Я никак не мог понять причины, так как вой волков совсем прекратился; но в тот же момент я при свете луны, показавшейся сквозь темные облака, увидел вокруг нас кольцо волков с белыми зубами, с высунутыми красными языками, длинными мускулистыми ногами, покрытыми грубой шерстью. Они были во сто раз страшнее теперь, в охватившем их ужасном молчании, даже страшнее, чем тогда, когда выли. Что касается меня, то я от страха не мог двинуть ни рукой, ни ногой и потерял голос. Всю силу такого страха человек может понять, только очутившись лицом к лицу с таким ужасом.

Вдруг волки снова пронзительно завыли, как будто лунный свет производил на них какое-то особенное действие. Лошади подскакивали и брыкались, но живое кольцо ужаса окружало их со всех сторон и поневоле заставляло оставаться в центре его. Я окликнул кучера; мне казалось, что единственным спасением для нас было бы прорваться сквозь кольцо с его помощью. Я кричал и стучал, надеясь этим шумом напугать волков и дать ему таким образом возможность добраться до нас.

Откуда он вдруг появился — я не знаю, но я услышал его голос, который прозвучал повелительным приказом, и посмотрев перед собою, я увидел его на дороге. Он протянул свои длинные руки, как бы отстраняя неосязаемое препятствие, и волки начали медленно отступать, но тут большое облако заволокло лик луны, и мы опять очутились во мраке.

Когда луна выглянула снова, я увидел кучера, взбиравшегося на сиденье; а волков и след простыл. Все это было так странно и необычайно, что я почувствовал безумный страх и боялся говорить и двигаться. Время тянулось бесконечно. Дальнейшее путешествие мы продолжали уже в совершенной тьме, так как проносившиеся облака совсем скрывали луну. Мы продолжали подниматься в гору, только изредка периодически спускались, но потом опять все время поднимались. Я не помню, сколько времени это продолжалось…

Вдруг я почувствовал, что мы остановились. Мы были на дворе обширного, развалившегося замка, высокие окна которого были темны и мрачны, а обломанные зубчатые стены при свете луны вытянулись в зигзагообразную линию.



Читать онлайн электронную книгу Дракула Dracula — Глава двадцать первая бесплатно и без регистрации!


Дневник доктора Сьюарда

3 октября.

Позвольте в точности изложить, насколько я помню, все случившееся со времени моей последней записи. Я придаю громадное значение тому, чтобы именно эти сообщения были записаны с необыкновенной, прямо педантичной точностью.

Когда я вошел в комнату Рэнфилда, я нашел его лежащим на полу на левом боку в яркой луже крови. Подойдя ближе, чтобы поднять пациента, я сразу заметил, что он получил тяжкие повреждения. Взглянув на его голову, я увидел, что лицо было так разбито, словно Рэнфилда колотили лицом об пол; действительно, лужа крови образовалась из лицевых ран. Служитель, стоявший на коленях возле тела, сказал, когда мы перевернули раненого:

— Мне кажется, у него сломана спина. Смотрите, правая рука, нога и вся правая сторона лица парализованы.

Служителя чрезвычайно озадачило, как это могло случиться. Он был страшно поражен, и его брови в недоумении нахмурены, когда он сказал:

— Я не понимаю двух вещей. Он мог разбить себе лицо, если бы колотился им об пол. Я видел, как делала это одна молодая женщина в Эверсфилдском доме для умалишенных, прежде чем ее успели схватить. И полагаю, он мог сломать спину, если бы упал с постели в момент неожиданного припадка. Но я все же никак не могу понять, как могли произойти обе эти вещи.

Если у него была сломана спина, он не мог биться головой об пол; а если лицо было разбито до падения с постели, то должны остаться следы на кровати.

Я крикнул ему:

— Бегите к доктору Ван Хелзинку и попросите немедленно прийти сюда. Он мне нужен сейчас же.

Служитель убежал, и через несколько минут появился профессор в халате и туфлях. Когда он увидел Рэнфилда на полу, то проницательно взглянул на него, а затем обернулся ко мне. Полагаю, что он прочел мою мысль у меня в глазах, потому что спокойно сказал — очевидно, имея в виду уши служителя:

— А, печальный случай! Он потребует весьма заботливого ухода и больших попечений. Я останусь с вами, ни сперва оденусь. Подождите меня здесь, я вернусь через несколько минут.

Пациент хрипло дышал, видно было, что он терпит невероятные страдания. Ван Хелзинк вернулся необычайно быстро с набором хирургических инструментов.

Он, видимо, успел обдумать этот случай и принять какое-то решение, потому что, не взглянув на пациента, шепнул мне:

— Вышлите вон служителя. Мы должны остаться с Рэнфилдом наедине к тому времени, когда к нему вернется сознание после операции.

Я сказал:

— Пока довольно, Симмонс. Вы сделали все, что могли. Можете идти, а доктор Ван Хелзинк приступит к операции. Дайте мне немедленно знать, если случится что-нибудь необычное.

Служитель удалился, а мы приступили к внимательному осмотру пациента. Раны на лице были поверхностными; тяжким повреждением был опасный пролом черепа на правой стороне головы. Профессор на минуту задумался и сказал:

— Надо постараться уменьшить давление костей на мозг и привести его в нормальное состояние, насколько это возможно; быстрота кровотечения показывает опасный характер повреждения. Вся двигательная сфера, кажется, затронута. Кровоизлияние в мозг быстро усилится, так что нам необходимо немедленно приступить к операции, иначе будет поздно.

В то время, как он говорил, послышался легкий стук в дверь. Я открыл дверь и увидел в коридоре Артура и Квинси в пижамах и туфлях; первый сказал:

— Я слышал, как ваш человек позвал доктора Ван Хелзинка и сообщил ему о печальном случае. Я разбудил Квинси, вернее, позвал его, так как он не спал. Слишком много необычайных событий происходит в последнее время, чтобы мы могли наслаждаться здоровым сном. Мне пришло в голову, что завтрашняя ночь многое изменит. Мы должны глядеть вперед и назад гораздо внимательнее, нежели мы это делали до сих пор. Можно нам войти?

Я молча кивнул и держал дверь открытой, пока они входили, затем снова запер ее. Когда Квинси увидел положение и состояние пациента и заметил страшную лужу на полу, он спросил:

— Боже мой! Что с ним? Бедняга, бедняга!

Я вкратце рассказал ему, что произошло, и объяснил, почему мы надеемся, что к пациенту вернется сознание после операции… на короткое время, во всяком случае. Квинси сел на край постели, рядом с Годалмингом, и мы стали терпеливо ждать.

Минуты нашего ожидания протекали с ужасной медленностью. У меня замирало сердце, и я видел по лицу Ван Хелзинка, что он также немало волнуется за результат. Я боялся тех слов, которые мог произнести Рэнфилд. Я положительно боялся думать; меня угнетало предчувствие того неотвратимого бедствия, которое надвигалось на нас, как море в часы прилива. Бедняга Рэнфилд дышал отрывисто, спазматически. Каждую минуту казалось, что он откроет глаза и заговорит; но снова раздавалось хриплое дыхание, и снова он впадал в еще большую бесчувственность. Как я ни привык к виду болезней и смерти, это ожидание все больше и больше действовало мне на нервы. Я почти слышал биение своего собственного сердца; а кровь, приливавшая к вискам, стучала в мозгу, как удары молота. Молчание становилось мучительным. Я поглядел на своих товарищей и по их пылающим лицам и влажным лбам увидел, что они испытывают такую же муку. Все мы находились в таком нервном ожидании, словно сверху должен был раздаться страшный звук колокола и застать нас врасплох.

Наконец настал момент, когда стало ясно, что пациент быстро слабеет; он мог умереть с минуты на минуту.

Я взглянул на профессора и поймал его пристальный взор. Он сказал:

— Нельзя терять времени. От его слов зависит жизнь многих людей; я думал об этом, пока стоял здесь. Быть может, ставкой тут служат души. Мы сделаем операцию как раз над ухом.

Не произнося больше ни слова, он принялся за операцию. Несколько минут дыхание оставалось хриплым. Затем последовал такой продолжительный вздох, что казалось, грудь должна была разорваться. Глаза Рэнфилда вдруг открылись и уставились на нас диким, бессмысленным взором. Это продолжалось несколько минут; потом взгляд его смягчился, в нем появилось выражение приятного удивления, и с губ сорвался вздох облегчения. Он сделал судорожное движение и сказал:

— Я буду спокоен, доктор. Велите им снять смирительную рубашку. Я видел страшный сон, и он так обессилил меня, что я не могу сдвинуться с места. Что с моим лицом? Оно как будто распухло и ужасно саднит.

Он хотел повернуть голову, но при этом усилии глаза Рэнфилда снова стали стеклянными, и я тихонько опустил его голову. Тогда Ван Хелзинк сказал серьезным, спокойным тоном:

— Расскажите нам ваш сон, мистер Рэнфилд!

При звуках этого голоса на разбитом лице Рэнфилда появилась радостная улыбка, и он спросил:

— Доктор Ван Хелзинк? Как вы добры, что пришли сюда; дайте воды, у меня пересохли губы; и я постараюсь рассказать вам… Мне снилось… — он замолк, точно потерял сознание.

Я быстро сказал Квинси:

— Водка у меня в кабинете, живо!

Он убежал и быстро вернулся со стаканом, графином водки и водой. Мы смочили растрескавшиеся губы пациента, и он ожил. Но было очевидно, что его бедный поврежденный мозг работал в этот промежуток, потому что когда он совершенно пришел в себя, то поглядел на меня с мучительным смущением, которого мне никогда не забыть, и сказал:

— Я не должен обманывать самого себя; это был не сон, а жестокая действительность.

Его глаза блуждали по комнате; когда они остановились на двух фигурах, терпеливо сидевших на краю постели, он продолжал:

— Если бы я не был уверен в этом, то понял бы это по их присутствию.

На секунду его глаза закрылись — не от боли или сонливости, но по доброй воле, как будто он хотел собраться с мыслями; когда он открыл глаза, то заговорил торопливо и с большей энергией, чем до сих пор:

— Скорее, доктор, скорее! Я умираю. Чувствую, что мне осталось жить всего несколько минут; и затем я снова вернусь к смерти… или к тому, что еще хуже смерти. Смочите опять мои губы водкой. Я должен сказать кое-что раньше, чем умру; или прежде чем умрет мой бедный мозг… Благодарю вас… Это произошло в ту ночь, когда я умолял вас выпустить меня, и после того, как вы ушли. Я не мог говорить тогда, потому что чувствовал, что мой язык связан; но за исключением этого, я был тогда так же здоров, как теперь. Я долго оставался в мучительном отчаянии после того, как вы оставили меня; мне казалось, что прошли целые годы. И вдруг неожиданный мир снизошел на меня. Мой мозг снова пришел в спокойствие, и я понял, где я нахожусь. Я слышал, как собаки лаяли позади нашего дома, но не там, где был Он.

Он подошел к окну в тумане, как я это часто видел прежде; но на сей раз Он не был духом, но человеком, и глаза его сверкали, точно Он сердился. Я видел, как его красный рот злобно ухмылялся; его острые белые зубы блестели при свете луны, когда Он оглянулся на группу деревьев, за которыми лаяли собаки. Сперва я не хотел звать его, хотя знал, что ему хочется войти ко мне так же, как всегда. Тогда Он соблазнил меня, наобещав кучу вещей — не только на словах — он их создавал.

Его прервал профессор:

— Как так?

— Заставляя их показываться, точно так же, как Он создавал мух при свете солнца. Громадные, жирные мухи с крыльями, блестящими сапфиром и сталью; а ночью — громадные бабочки, с черепами и скрещенными костями на спинках.

Он начал шептать: «крысы, крысы, крысы». Появились сотни, тысячи, миллионы крыс, и все живые; и собаки, уничтожавшие их, и кошки тоже. Все живые, с красной кровью, многолетней красной кровью; не простые обыкновенные мухи… Я рассмеялся, потому что мне захотелось посмотреть, что Он в состоянии сделать. Тогда завыли собаки за темными деревьями в его доме.

Он подозвал меня к окну. Я встал и подошел, а Он поднял руки и, казалось, сзывал кого-то, не произнося ни единого звука. Темная масса насела на траву, появившись словно огненное пламя; и когда Он движением руки раздвинул туман вправо и влево, я увидел, что тут кишмя кишели тысячи крыс с такими же огненными глазами, как и у него, и все они вдруг остановились; и мне казалось, что Он говорит: «Все эти жизни я подарю тебе и еще больше на множество веков, если ты на коленях поклонишься мне». И красное облако цвета крови спустилось мне на глаза, и прежде чем я сообразил, что делаю, я открыл окно и сказал ему: «Войди, Господин и Учитель». Все крысы исчезли, а Он проскользнул в комнату сквозь окно, хотя я приоткрыл его всего лишь на дюйм — подобно тому, как лунный свет проскальзывает сквозь малейшую трещину, — и явился предо мной во всей красоте и величии.

Голос Рэнфилда становился все слабее, так что я снова смочил ему губы водкой, и он продолжал; но его память как будто утомилась за это время, так как при возобновлении рассказа он забежал далеко вперед. Я хотел остановить его, но Ван Хелзинк шепнул:

— Не мешайте ему, не прерывайте, он не сможет вернуться назад и, пожалуй, не в состоянии будет продолжать, если потеряет нить своих мыслей.

Рэнфилд продолжал:

— Весь день я ждал вестей, но Он ничего не прислал мне, так что когда взошла луна, я был порядочно зол на него. Когда Он снова проскользнул в окно, хотя оно было и закрыто, и даже не постучавшись предварительно, я был вне себя. Он издевался надо мной, и его бледное лицо с красными сверкающими глазами выступало среди тумана, и у него был такой вид, точно все вокруг принадлежало ему, а я был ничто. И даже прежнего запаха не было от него, когда Он прошел мимо меня. Я не мог удержать его. Мне только показалось, будто в комнату вошла миссис Харкер, а не Он.

Двое мужчин, сидевших на постели, встали сзади Рэнфилда, так что он не мог их видеть, но зато они могли лучше слышать. Они оба молчали, но профессор задрожал; его лицо стало еще суровее. Рэнфилд продолжал, ничего не замечая:

— Когда миссис Харкер пришла ко мне сегодня днем, она была не такая как прежде; все равно как чай, сильно разбавленный водой.

Тут мы все зашевелились, но никто не сказал ни слова. Он продолжал:

— Я не знал, что она здесь, пока она не заговорила; она не выглядела так как прежде. Мне не нравятся бледные люди; я люблю людей, у которых много крови, а ее кровь, казалось, вытекла. Я не думал об этом в то время; но когда она ушла, я стал об этом думать, и меня свела с ума мысль, что Он отнимает у нее жизнь!

Я почувствовал, что все содрогнулись так же, как и я; но мы молчали.

— Итак, когда Он явился сегодня ночью, я был готов принять его. Я видел, как скользил туман, и я крепко схватил его. Я слышал, что сумасшедшие обладают сверхъестественной силой; а так как я знал, что временами я сумасшедший, то и решился использовать свою силу. Он тоже почувствовал это, потому что вынужден был выступить из тумана, чтобы бороться со мной.

Я держался стойко; и я думал, что начинаю одолевать, так как я не хотел, чтобы Он отнимал у нее жизнь, но когда я увидел его глаза, они прожгли меня, и моя сила стала подобна воде. Он схватил меня, пока я цеплялся за него, поднял и бросил наземь. Красное облако застлало мне глаза, я услышал шум, подобный грому, и заметил, что туман уплывает под дверь.


Его голос становился все слабее, а дыхание более хриплым. Ван Хелзинк машинально выпрямился.

— Мы знаем теперь худшее, — сказал он. — Он здесь, и мы знаем, с какой целью. Может быть, еще не поздно.

Вооружимся, как в ту ночь, но не будем терять времени, каждая секунда дорога.

Не надо было напоминать нам об этом, так как и без того мы сообразили, в чем дело. Мы поспешили и свои комнаты за теми вещами, с которыми ходили в дом графа. У профессора вещи были наготове, и когда мы встретились в коридоре, он сказал, многозначительно показывая на них:

— Эти вещи никогда не покидают меня и не покинут, пока это несчастное дело не будет окончено. Будьте благоразумны, мои друзья. Мы имеем дело не с обыкновенным врагом. Увы! Увы — подумать только, что должна страдать дорогая мадам Мина.

Он замолчал; у него прервалось дыхание. Я не отдавал себе отчета, что преобладало в моем сердце — бешенство или ужас.

У двери миссис Харкер мы остановились; Арчи и Квинси стояли позади, и последний промолвил:

— Неужели мы потревожим ее?

— Мы обязаны это сделать, — мрачно ответил Ван Хелзинк. — Если дверь заперта, я ее сломаю.

— Но ведь это может страшно напугать ее. Не принято насильно врываться в комнату леди.

Ван Хелзинк строго проговорил:

— Вы по обыкновению правы: но тут идет вопрос о жизни и смерти. Все комнаты равны для доктора; даже если бы это было и не так, то сегодня все они одинаковы для меня. Джон, когда я поверну ручку и дверь не откроется, подставьте ваше плечо и нажмите изо всех сил; вы также, друзья мои. Ну…

Он повернул ручку, говоря это, но дверь не поддалась. Мы все навалились на нее; она с треском раскрылась, и мы чуть не полетели в комнату головою вниз. Профессор действительно упал, и я видел, как он поднимался с колен. И тут я почувствовал, как волосы поднялись дыбом у меня на голове и сердце остановилось.

Луна была такая яркая, что несмотря на плотную желтую штору, в комнате хватало света. Джонатан Харкер лежал на кровати с пылающим лицом и тяжело дышал, словно был в горячке. У края постели, расположенного ближе к окну, виднелась стоящая на коленях фигура его жены, в белом ночном одеянии. Около нее находился высокий стройный мужчина в черном. Сначала лица мужчины не было видно, но как только мы получили возможность рассмотреть его, мы все узнали графа. В левой руке он сжимал обе кисти рук миссис Харкер, сильно оттянув их; правая рука поддерживала ее затылок, прижимая лицо к его груди. Ее белое ночное одеяние было перепачкано кровью, которая тонкой струйкой стекала по обнаженной груди мужчины, видневшейся сквозь разорванное платье. Когда мы ворвались в комнату, граф обернулся к нам, и адский взор, который мне так часто описывали, мелькнул перед моими глазами. Его очи пылали дьявольской страстью; широкие ноздри бледного орлиного носа раздувались и трепетали, а острые белые зубы за толстыми губами окровавленного рта щелкали, как зубы дикого зверя. Отбросив сильным толчком свою жертву, которая упала на постель, словно сброшенная с высоты, он повернулся и бросился на нас. Но в это время профессор был уже на ногах и держал перед собой сверток с освященной облаткой. Граф вдруг остановился точно так же, как остановилась бедняжка Люси у могилы, и попятился назад. Он пятился все дальше и дальше, когда мы, подняв наши распятия, стали наступать на него. Луна внезапно скрылась, так как черная туча повисла на небе; и когда вспыхнул газ, зажженный Квинси, мы увидели лишь едкий пар. И мы наблюдали, как этот пар тянулся над дверью, которая от силы размаха, с которым мы ее открыли, снова захлопнулась. Ван Хелзинк и Арчи бросились к миссис Харкер, которая в это время глубоко вздохнула и испустила такой дикий, пронзительный крик, что мне кажется, он будет звенеть в моих ушах до самой смерти. Несколько секунд она продолжала лежать в своей беспомощной позе, не обращая никакого внимания на беспорядок в одежде. Ее лицо было страшно, и бледность подчеркивалась кровавыми пятнами на губах, щеках и подбородке; с шеи стекала тонкая струйка крови. В глазах ее был безумный ужас. Она приложила к лицу свои бледные полураздавленные кисти, на которых пунцовыми пятнами выступили следы страшных графских рук: затем мы услышали тихий, жалобный плач, который потряс нас не меньше, чем страшный крик, который был лишь первым выражением проснувшегося сознания. Ван Хелзинк первый подошел к кровати и прикрыл ее одеялом, между тем как Арчи в отчаянии выбежал из комнаты. Ван Хелзинк шепнул:

— Джонатан находится в состоянии оцепенения, которое, как мы знаем, может вызывать вампир. Мы ничем не можем помочь бедной мадам Мине, пока она не придет в себя. Я должен разбудить его.

Он смочил кончик полотенца в холодной воде и стал тереть его лицо; Мина же продолжала закрывать лицо руками, рыдая так, что сердце разрывалось у нас на части. Я поднял штору и поглядел в окно. Полянка была залита лунным светом, и я увидел, как Квинси Моррис пробежал по ней и исчез за стволом большого тиса. Меня озадачило, зачем он это делает, но в тот же миг мое внимание было привлечено коротким восклицанием Харкера, который наполовину пришел в себя и повернулся на постели. На его лице, как и следовало ожидать, было написано выражение растерянности. Несколько секунд он пребывал в полусознании, а затем полное сознание разом вернулось к нему, и он задрожал. Его жена почувствовала это быстрое движение и простерла к нему руки, как бы для того, чтобы обнять его; но тотчас же отвела их назад и, закрыв лицо руками, забилась точно в приступе сильнейшей лихорадки.

— Ради Бога, что это значит? — воскликнул Харкер. — Доктор Сьюард, доктор Ван Хелзинк, что это такое? Что случилось? Какая беда? Мина, дорогая, что случилось? Откуда эта кровь? Боже мой! Боже мой! Неужели дошло до этого! — и, поднявшись на ноги, он дико всплеснул руками. — Боже милосердный, помоги нам, помоги ей! О, помоги ей!

Быстрым движением он спрыгнул с постели и начал одеваться; в нем проснулся мужчина с его потребностью немедленного действия.

— Что случилось? Расскажите мне все! — крикнул он после паузы. — Доктор Ван Хелзинк, вы, я знаю, любите Мину. О, спасите ее как-нибудь! Это не могло зайти слишком далеко! Охраняйте ее, пока я побегу искать Его.

Мина в своем страхе, ужасе и горе почуяла опасность для мужа; тотчас же, позабыв о себе, она ухватилась за него и закричала:

— Нет, нет, Джонатан, ты не должен оставлять меня! Я так настрадалась сегодня ночью, что не в силах буду пережить опасения за тебя. Ты должен остаться со мной. Оставайся с нашими друзьями, которые поберегут тебя!

Когда она говорила, ее лицо выражало безумие; он уступил ей, и она страстно прижалась к нему.

Ван Хелзинк и я старались успокоить их обоих. Профессор поднял свое маленькое золотое распятие и произнес с удивительным спокойствием:

— Не бойтесь, дорогая. Мы здесь; и пока вот это возле вас, ничто нечистое не может приблизиться к вам. Вы сегодня в безопасности; а мы должны спокойно посоветоваться, что делать дальше.

Она задрожала и умолкла, опустив голову на грудь мужа. Когда она подняла голову, его белая ночная одежда была запятнана кровью в том месте, куда прикоснулись ее губы и куда упали капли из маленькой ранки на шее. Как только она увидела это, то отодвинулась с тихим плачем и прошептала сквозь приглушенные рыдания:

— Нечистая, нечистая! Я не должна более прикасаться к нему или целовать его! О, как мог случиться такой ужас! Ведь теперь я его злейший враг, прикосновения которого он имеет полное основание бояться!

На это он ответил решительным тоном:

— Глупости, Мина! Мне стыдно слушать такие речи. Я не желаю слышать этого от тебя, и не буду слушать. Да судит меня Господь по делам моим, да накажет меня еще более горьким страданием, чем нынешнее, если когда-либо по моей вине или воле что-нибудь встанет между нами!

Он открыл объятия и прижал ее к своей груди; и она оставалась так некоторое время, тяжело вздыхая. Он глядел на нас поверх ее опустившейся головы грустными, полными слез глазами; на губах его мелькала горькая усмешка. Немного погодя ее вздохи стали реже спокойствием, которое, как я чувствовал, давалось ему с большим трудом и страшно напрягало нервы:

— А теперь, доктор Сьюард, расскажите подобно все, что произошло. Я знаю главное; расскажите мне подробности.

Я точно передал ему все случившееся, и он слушал с кажущимся бесстрастием; но ноздри его вздрагивали, а глаза засверкали, когда я рассказал, как безжалостная рука графа держала Мину в ужасном положении, со ртом, прижатым к открытой ране на его груди. Как только я окончил рассказ, в дверь постучались Квинси и Годалминг. Они вошли, получив разрешение. Ван Хелзинк вопросительно поглядел на меня. Он как бы спрашивал, воспользоваться ли нам их приходом, чтобы отвлечь мысли несчастных супругов друг от друга; после моего утвердительного кивка он спросил их, что они видели и сделали. Лорд Годалминг ответил:

— Я не нашел его ни в коридоре, ни в одной из наших комнат. Я побывал в кабинете, но он уже ушел оттуда, хотя и был там. Он, однако…

Он вдруг замолчал, глядя на поникшую фигуру на постели. Ван Хелзинк торжественно произнес:

— Продолжайте, друг Артур! Теперь тайны больше не нужны. Вся наша надежда на то, что мы все все будем знать. Говорите свободно.

Артур продолжал:

— Он побывал там и хотя провел всего несколько секунд, но успел все уничтожить. Все рукописи сожжены, и голубые огоньки вспыхивали еще в комнате; цилиндры вашего фонографа тоже были брошены в огонь, и воск помог пламени.

Тут я прервал его:

— Слава Богу, что у нас есть копия в несгораемом шкафу.

Его лицо на минуту просветлело, но потом снова омрачилось. Он продолжал:

— Я сбежал вниз, но не нашел даже его следов.

Я заглянул в комнату Рэнфилда, там тоже никаких следов, кроме…

Он снова замолчал.

— Продолжайте, — хрипло сказал Харкер.

Тот опустил голову и сказал, смачивая губы кончиком языка:

— Кроме того, что бедняга умер!

Мне казалось, что Арчи что-то скрывает, но так как я думал, что это делается с какой-то целью, то ничего не сказал. Ван Хелзинк обратился к Моррису и спросил:

— А вы, друг Квинси имеете ли что-нибудь сообщить?

— Немного, — ответил тот. — Это могла быть случайность, но я не могу сказать с уверенностью. Мне казалось полезным узнать, куда направился граф, когда покинул дом. Я не нашел его; но я видел, как из окна Рэнфилда вылетела летучая мышь и полетела на запад. Я ожидал, что он вернется в каком-нибудь виде в Карфакс; но, очевидно, он отыскал другую берлогу. Да сегодня ночью он и не сможет вернуться: небо уже заалело на востоке, и рассвет близко. Мы должны действовать завтра.

Он проговорил последние слова сквозь стиснутые зубы. Минуты две доилось молчание, и мне казалось, что я слышу биение наших сердец. Затем Ван Хелзинк сказал очень нежно, положив руку на голову миссис Харкер:

— А теперь, мадам Мина, бедная, дорогая мадам Мина, расскажите нам подробно, что случилось. Видит Бог, я не желаю расстраивать вас; но нам необходимо все знать. Теперь более, чем когда-либо, следует действовать быстро и решительно. Близится день, когда все должно закончиться, если это возможно. А теперь есть шансы на то, что мы останемся в живых и узнаем его тайну.

Бедная, милая мадам Мина задрожала, и я мог видеть, как напряжены ее нервы, когда она ближе прижалась к своему мужу и все ниже и ниже опускала голову ему на грудь. После паузы, в течение которой она, видимо, собиралась с силами, она заговорила:

— Я приняла снотворное, которое вы так любезно мне дали, но оно долго не действовало; бессонница была как будто сильнее лекарства, и мириады страшных мыслей роились в моей голове… все связанные со смертью и вампирами; с кровью, болью и горем!

Ее муж невольно простонал; тогда она обернулась к нему и с любовью сказала:

— Не тревожься, дорогой! Ты должен быть смелым и твердым и помочь мне перенести страшное испытание. Если бы ты только знал, как трудно рассказывать об этом ужасе, то понял бы, как я нуждаюсь в вашей общей помощи. Ну, я поняла, что моя воля должна мне помочь, раз лекарство полезно, и я решила заснуть во что бы то ни стало. После этого, должно быть, наступил сон, так как я ничего более не помню. Приход Джонатана не разбудил меня, потому что, когда ко мне вернулась память, он уже лежал возле меня. В комнате был тот самый легкий белый туман, который я замечала и прежде. Я не помню теперь, известно ли это вам; вы найдете заметку в моем дневнике, который я покажу потом. Я почувствовала тот же самый смутный страх, который и раньше охватывал меня, и то же ощущение чужого присутствия. Я повернулась, чтобы разбудить Джонатана, но он спал так крепко, точно принял снотворное он, а не я. Как я ни старалась, но не могла его разбудить. Это сильно напугало меня, и я оглядывалась кругом в ужасе. И сердце у меня замерло: около постели стоял высокий, стройный мужчина в черном, словно он выступил из тумана или вернее словно туман превратился в его фигуру. Я сейчас же узнала его по описанию других. Восковое лицо, резкий, орлиный нос, на который падал свет тонкой белой линией; открытые красные губы с острыми белыми зубами между ними; и красные глаза, какие, насколько мне помнится, я видела при закате солнца в окнах церкви св. Марии в Уайтби. Я узнала также красный рубец на его лбу, след от удара Джонатана. С минуту мое сердце не билось; я бы закричала, но была точно парализована. Он заговорил резким язвительным шепотом, показывая на Джонатана: «Молчать! Если вы издадите хоть один звук, я схвачу его и вытащу из него мозг на ваших же глазах». Я была слишком испугана, чтобы действовать или говорить. С насмешливой улыбкой он положил мне руку на плечо и, крепко держа меня, обнажил другой рукой мое горло, говоря при этом: «Сначала легкое прохладительное в награду за мои труды. Пора вам привыкнуть; не в первый и не во второй раз ваши жилы утоляют мою жажду». Я была растеряна и, что довольно странно, не желала препятствовать ему. Я думаю, это следствие того проклятия, которое является результатом его прикосновения к своей жертве. О, Боже мой. Боже мой, сжалься надо мной! Он прикоснулся своими ужасными зубами к моему горлу!

Я чувствовала, как меня покидают силы, и я очутилась в полуобморочном состоянии. Как долго продолжался этот ужас, не знаю; но мне казалось, что прошло немало времени, прежде чем он отвел от моего горла свой безобразный, ухмыляющийся рот. Я видела, как с него капала свежая красная кровь…

Затем он стал издеваться надо мной: «Итак, вы подобно другим хотите бороться со мной. Вы желаете помочь этим людям поймать меня и помешать мне. Вы теперь знаете, они тоже знают отчасти и скоро узнают вполне, что значит встать поперек моей дороги.

Им следовало бы беречь энергию для своей защиты. В то время как они действовали хитростью против меня — против меня, который властвовал над народами и повелевал ими, когда ваших друзей еще не было на свете, — я разрушал все их планы. И вы, самая дорогая для них, вы сделались плотью от моей плоти, кровью от моей крови; мой живительный источник на время, вы будете потом моим товарищем и помощником. Вы будете отмщены; ведь никто из них не окажет вам помощи. Но пока вы должны быть наказаны за то, что сделали. Вы помогали вредить мне; теперь вы будете являться на мой зов. Когда мой мозг прикажет вам: «приди», вы поспешите через моря и земли. Для этой цели я сделаю вот что».

Он распахнул рубашку и длинными ногтями вскрыл жилу на своей груди. Когда брызнула кровь, он крепко заткал обе мои руки в свою, другой схватил меня за шею и прижал мой рот к ране, так что я должна была задохнуться или проглотить немного… О, Боже мой! Боже мой! Что я сделала!.. Что сделать, чтобы пережить весь этот ужас! Ведь я всегда старалась быть кроткой и честной. Господи, смилуйся надо мной! Сжалься над бедной душой, которой грозит больше чем смертная опасность; яви милосердие и пожалей тех, кому я дорога!

Затем она начала тереть губы, как бы желая очистить их от скверны.

Пока она рассказывала свою страшную историю, восток алел и становился все светлее. Харкер был молчалив и спокоен; но на его лицо, по мере того, как продолжался страшный рассказ, надвинулась серая тень, которая все более и более темнела при утреннем свете, и когда блеснула красная полоска утренней зари, лицо выглядело совершенно темным под седеющими волосами…

Мы распорядились, чтобы один из нас оставался в ближайшем соседстве с несчастными супругами до тех пор, пока нам можно будет собраться и обсудить наши дальнейшие действия.

В одном я уверен: солнце взошло сегодня над самым несчастным домом на всем протяжении своего дневного пути.



Читать Дракула онлайн (полностью и бесплатно)

«Дракула – не человек, а страшное существо, которого следует остерегаться», – понимает молодой юрист Джонатан Харкер, лишь однажды побывав в мрачном замке графа. Кровавые события не заставили себя долго ждать: жертвой Дракулы становится близкая подруга невесты Харкера. Он отведал ее крови и превратил в вампира. Девушку приводится уничтожить отвратительным, но единственно возможным способом – вбить осиновый кол в ее сердце. А тот, кто погубил ее, все еще разгуливает на свободе… Несколько отважных мужчин объединяются и начинают погоню за графом Дракулой. Их миссия – очистить землю от монстра.

Содержание:

Брэм Стокер
Дракула

Английская готика

«Читал две ночи и боялся отчаянно. А потом понял еще и глубину этой замечательной вещи» – так Александр Блок отозвался в письме к другу о романе Брэма Стокера «Дракула», увидевшем свет в 1897 году.

Этот роман причисляли к самым различным жанрам – то к «литературе ужасов», то к готическому роману, но в действительности он представляет собой уникальный образец «романа в письмах и дневниках», в котором автору удалось придать повествованию захватывающее правдоподобие, динамичность и остроту.

Стокер не был первым писателем, сделавшим вампира героем своего произведения, однако «Дракула» оказал небывалое влияние на формирование мифа о вампирах в XX столетии. После «Дракулы» появилось огромное количество книг, фильмов, аниме, комиксов и компьютерных игр, посвященных вампирам, а текст самого романа знатоки считают самым полным и детальным описанием вампира в популярной литературе. Писатель изобразил вампиризм как заболевание – заразную демоническую одержимость, и сделал это с такой убедительностью, что его роман и сегодня читается на одном дыхании.

Брэм Стокер (1847–1912) – литературное имя. На самом деле этого ирландца, уроженца Дублина, звали Абрахам Стокер. В детстве он много болел, до семи лет не мог вставать и ходить, и вынужденная неподвижность способствовала развитию его воображения. Тем не менее Стокеру удалось преодолеть болезнь, и уже во время учебы в Дублинском университете он считался одним из лучших футболистов и легкоатлетов.

Окончив с отличием математический факультет, Стокер несколько лет провел на государственной службе, одновременно публикуя на страницах дублинской газеты «Ивнинг мэйл» очерки и критические обозрения театральной жизни. Будущую литературную знаменитость связывала тесная дружба с английским актером Генри Ирвингом, и в 1878 г. Ирвинг предложил Стокеру стать директором-распорядителем лондонского театра «Лицеум». Стокер переехал в Лондон и занимал эту должность на протяжении более четверти века.

Благодаря дружбе с Ирвингом Стокер был принят в высшем обществе Лондона, завязал близкое знакомство с Артуром Конан Дойлом и выдающимся живописцем Джеймсом Уистлером, а его женой стала Флоренс Бэлкам, в которую был влюблен Оскар Уайльд.

Замысел «Дракулы», как вспоминал позже сын писателя, явился Стокеру во сне – ему привиделся встающий из гроба Король Вампиров. Это случилось в начале 1890 г., но работа над романом продолжалась около восьми лет. Писатель собирал европейский фольклор и литературные легенды о вампирах, изучал ирландские мифы о таинственных кровососущих существах, а также историю правителей Валахии и Трансильвании. Его внимание привлекла фигура валашского князя Влада Цепеша, правившего в XV в. Этот властитель отличался невероятной жестокостью, коварством и кровожадностью и в летописях упоминается как Влад III Дракул (то есть «сын дракона»). Он-то и стал прототипом «литературного вампира», однако писатель, в отличие от исторического персонажа, наделил его всевозможными сверхъестественными свойствами.

Публикация романа принесла Брэму Стокеру поистине оглушительный успех – «Дракула» был мгновенно признан самым выдающимся романом ужасов в мировой литературе. Он выдержал бесчисленное количество переизданий, переведен чуть ли не на все языки мира, послужил основой для театральных постановок и экранизаций, за которые брались такие великие мастера кино, как Фридрих Мурнау, Тод Браунинг, Теренс Фишер и Фрэнсис Форд Коппола. В ХХ в. появилось множество продолжений романа, созданных другими авторами, и «параллельных» версий «Дракулы».

Впоследствии Стокер опубликовал еще ряд романов, среди которых «Тайна моря» (1902), «Сокровище Семи Звезд» (1907), «Дама в саване» (1909), «Логово Белого Червя» (1911), а также сборник рассказов «Гость Дракулы и другие странные рассказы», но ни одна из этих книг не смогла даже приблизиться к шедевру писателя ни по своим литературным достоинствам, ни по популярности у читателей.

Глава 1

3 мая

Выехал из Мюнхена два дня назад в восемь вечера и прибыл в Вену рано утром на следующий день; поезд опоздал на час. Дальше – Будапешт, удивительно красивый город. В Клуже я был после полуночи и остановился на ночь в гостинице «Ройял». В гостиничном ресторанчике подали цыпленка с красным перцем – вкусное блюдо, но слишком возбуждающее жажду, поэтому я выпил графин воды и полночи не мог уснуть, хотя постель моя была удобной. Под окном выл пес, я ворочался с боку на бок, но под утро провалился в глухой сон. Когда я, боясь опоздать, примчался на вокзал за несколько минут до восьми и сел в вагон, выяснилось, что ранее половины девятого поезд и не собирается трогаться. Здесь вообще не придерживаются точного расписания, в отличие от Англии…

В Лондоне перед отъездом я посетил Британский музей, где рылся в книгах и атласах; всякая мелочь могла пригодиться в общении с нашими клиентами, как и мое скромное знание немецкого языка. Я выяснил, что интересующая меня местность лежит на востоке страны на границе трех регионов: Трансильвании, Молдавии и Буковины, в сердце Карпатских гор. Однако ни географические карты, ни другие источники не помогли мне определить местоположение «Замка Дракулы», укрепив меня в мысли: это одна из самых диких и малоизвестных частей Европы. Но я узнал, что упомянутый графом город Бистрица, с почтовым отделением, реально существует. Книги позволили составить представление не только о народах Трансильвании – саксонцах, валахах, мадьярах и секеях, но и о том, что в тех краях до сих пор бытуют фантастические предания и древние легенды. Если это действительно так, то моя поездка обещает быть очень интересной.

В течение дня я любовался мелькавшими за окном пейзажами. Мимо проносились небольшие селения и одинокие замки на крутых холмах, змеились бурные реки, сжатые высокими каменными берегами; на каждой станции толпились жители в пестрых нарядах. К вечеру я наконец добрался до Бистрицы. Граф в своем письме хвалил гостиницу «Золотая корона», и она действительно будто сошла со старинной гравюры.

По-видимому, меня здесь ждали: в дверях я увидел направившуюся ко мне с улыбкой средних лет женщину в национальном костюме – белой юбке с двойным длинным передником из цветной шерстяной материи. Она учтиво поклонилась:

– Господин прибыл из Англии?

– Да, – ответил я, – Джонатан Харкер.

Женщина подала знак слуге, и тот протянул мне запечатанный конверт. Я вскрыл его и прочел: «Друг мой, с приездом! С нетерпением ожидаю Вас. Эту ночь отдыхайте, а завтра в три часа в Буковину отправляется почтовая карета, или дилижанс, как у Вас говорят. Одно место зарезервировано за Вами. В ущелье Борго Вас будет ждать коляска, далее – в замок. Надеюсь, что после шумного Лондона Вас не разочарует пребывание в нашей чудесной стране. Искренне Ваш, граф Дракула».

5 мая

Серое утро сменилось ярким солнцем, высоко поднявшимся над зубчатым горизонтом. Не знаю, деревья или холмы придают ему такую форму – вдали все очертания сливаются. Спать не хочется, ко мне никто не постучится, пока я сам не выйду; буду писать в дневник…

Здесь происходит бездна странных явлений, сходных с галлюцинациями, – мне куда проще описать свой вчерашний обед. Основное местное блюдо зовется «разбойничье жаркое». Состоит оно из крупных кусков мяса и сала с луком, приправленных все той же паприкой, – блюдо готовится прямо на угольях. К жаркому было подано вино «Золотой медок», странно пощипывающее язык, но, в общем, приятное; я одолел всего пару бокалов.

Книга Дракула читать онлайн бесплатно, автор Брэм Стокер – Fictionbook

* * *

Моему дорогому другу Хомми-Бегу

Последовательность, в которой представлены эти бумаги, станет понятна по мере их прочтения. Все ненужное опущено, чтобы эта история, сколь бы невероятной она ни казалась по современным меркам, выглядела как бесспорный факт. Здесь нет ни слова о прошлом, в отношении которого можно заблуждаться, но все отобранные свидетельства зафиксированы по горячим следам и отражают точку зрения и меру понимания участников событий.

Глава I

ДНЕВНИК ДЖОНАТАНА ХАРКЕРА
(Стенографическая запись)

3 МАЯ. БИСТРИЦА. Выехал из Мюнхена 1 мая в 8.35 вечера и прибыл в Вену рано утром на следующий день; должен был приехать в 6.46, но поезд опоздал на час. По тому, что я мельком видел из окна поезда, а также прогуливаясь по улицам, я решил, что Будапешт на редкость красивый город. Я боялся забираться слишком далеко от вокзала, так как наш поезд опаздывал и должен был вскоре отправиться дальше. У меня было такое чувство, точно мы покинули Запад и оказались на Востоке, а самый западный из великолепных мостов, перекинутых через Дунай, достигающий здесь громадной ширины и глубины, напомнил мне о временах турецкого ига.

Выехали мы своевременно и к сумеркам прибыли в Клаузенбург. Здесь я остановился на ночь в гостинице «Отель Ройял». Мне подали к обеду, или, вернее, к ужину, цыпленка, приготовленного каким-то оригинальным способом с красным перцем – прекрасное блюдо, но возбуждающее сильную жажду. (Прим.: взять рецепт для Мины.) На мой вопрос официант ответил, что оно называется паприка гендл и что в Прикарпатье его можно получить, пожалуй, везде, поскольку это национальное блюдо. Я пришел к заключению, что, как ни скудны мои познания в немецком языке, все же они оказали мне большую услугу. Я, право, не знаю, как бы обходился без них.

Имея немного свободного времени, я, будучи в Лондоне, посетил Британский музей, где рылся в атласах и книгах о Трансильвании; мне казалось, что всякая мелочь, любые знания об этой стране окажутся полезными в общении с тамошним аристократом.

Я выяснил, что местность, о которой он писал, лежит на крайнем востоке страны, как раз на границах трех областей – Трансильвании, Молдавии и Буковины, посреди Карпатских гор; это один из самых диких и малоизвестных уголков Европы. Мне не попалось под руку ни книги, ни атласа, указывавших точное расположение замка Дракулы, поскольку карт этих мест, сравнимых хотя бы с нашими военно-топографическими, не существует; но я обнаружил, что Бистрица – имеющий собственное почтовое отделение город, упомянутый графом Дракулой, – весьма известен. Здесь я добавлю кое-какие подробности, дабы впоследствии, когда буду рассказывать Мине о своем путешествии и пребывании в этих местах, восстановить в памяти все виденное.

В Трансильвании живут четыре различные народности: на юге саксонцы вперемешку с валахами, народом, происходящим от даков; на западе венгры и секеи на востоке и севере. Последние, к ним и лежит мой путь, утверждают, что ведут свой род от Аттилы и гуннов. Возможно, так оно и есть, ибо в XI веке, когда венгры завоевали страну, она была сплошь заселена гуннами. Я где-то вычитал, что Карпаты, словно подкова магнита, притягивают к себе все мыслимые в мире суеверия, они как будто в центре странного водоворота фантазии; если так, то мое пребывание здесь обещает быть чрезвычайно интересным. (Прим.: надо расспросить обо всем графа.)

Я плохо спал, хотя постель была довольно удобной; мне снились какие-то странные сны. Ночь напролет под окном завывала собака, что, может быть, и повлияло на эти сны, а может быть, виновата паприка, так как, хотя я выпил всю воду в графине, я не смог утолить жажду. Под утро я, кажется, крепко заснул, ведь, чтобы меня добудиться, пришлось с полчаса неистово колотить в дверь. К завтраку подали опять паприку, затем особую кашу из кукурузной муки, ее называют здесь мамалыга, и баклажаны, начиненные мясным фаршем, – превосходное блюдо; называется оно имплетата. (Прим.: надо раздобыть и этот рецепт.) Мне пришлось поторопиться с завтраком, поезд отходил без нескольких минут восемь; вернее, должен был отойти, потому что, примчавшись на станцию в 7.30, я больше часа просидел в вагоне, прежде чем мы тронулись с места. Мне кажется, чем дальше на восток, тем менее точны поезда. Что же творится тогда в Китае?

Весь день мы, как бы нехотя, тащились по местности, изобилующей разнообразными красотами. Нашему взору представали то маленькие городки или замки на вершинах крутых холмов, подобные тем, что встречаются в старинных молитвенниках; то речные потоки, грозящие наводнением, если судить по широким каменистым закраинам по обеим их сторонам. Половодье должно быть бурным, чтобы начисто сметать все с берегов. На каждой станции толпилось множество людей в разнообразных нарядах. Некоторые напомнили мне крестьян моей собственной страны или тех, что я видел, проезжая через Францию и Германию, в коротких куртках, круглых шляпах и домотканых штанах; другие были очень живописны. Женщины представлялись красивыми только издали, вблизи у всех оказывались нескладные фигуры. На них одежда с белыми пышными рукавами разных фасонов, и многие подпоясаны широкими поясами со свисающими кусками ткани, которые колышутся вокруг тела, подобно балетным платьям, но под этим, конечно, были нижние юбки. Наиболее странное зрелище из-за своего самого варварского из всех вида представляли словаки, в их огромных пастушеских шляпах, широких бесформенных штанах грязно-белого цвета, белых холщовых рубахах и непомерно тяжелых кожаных поясах почти в фут шириной, густо усаженных медными гвоздями. Обуты они в высокие сапоги, куда заправляются и штаны; у них длинные черные волосы и густые черные усы. Они очень живописны, но нельзя сказать, чтобы очень располагали к себе. Выпусти их на сцену, их бы тут же приняли за матерых восточных разбойников. Однако мне говорили – они совершенно безобидны и скорее от природы лишены уверенности в себе.

Уже ближе к ночи мы добрались наконец до Бистрицы, оказавшейся очень интересным старинным уголком. Находясь практически на границе – через ущелье Борго отсюда попадаешь прямо в Буковину, – он пережил немало бурных событий, оставивших о себе заметную память. Около пятидесяти лет назад разразившиеся один за другим грандиозные пожары пятикратно производили ужасное опустошение. В самом начале семнадцатого века город выдержал трехнедельную осаду, потеряв 13 000 человек, унесенных, вместе с павшими на поле брани, голодом и болезнями.

Граф Дракула в своих письмах рекомендовал мне гостиницу «Золотая Крона», которая, к моему восторгу, оказалась выдержанной в старинном стиле, ибо я, конечно же, хотел как можно лучше постигнуть эту страну. По-видимому, моего приезда здесь ожидали: в дверях меня встретила бодрая на вид пожилая женщина в обычном крестьянском костюме – белой рубахе и длинном цветном фартуке из двух полотен, впереди и сзади, едва ли не чересчур облегающем, если говорить о приличиях. Когда я подошел, она, поклонившись, спросила: «Господин – англичанин?» – «Да, – ответил я. – Джонатан Гаркер». Она улыбнулась и что-то сказала человеку в белой рубахе, вслед за ней вышедшему к дверям. Удалившись, он тотчас вернулся с письмом:

«МОЙ ДРУГ, добро пожаловать в Карпаты! С нетерпением жду вас. Эту ночь спите спокойно. Завтра в три часа дилижанс отправится в Буковину; одно место предназначается вам. В ущелье Борго будет ожидать коляска, которая и доставит вас в замок. Надеюсь, вы благополучно добрались из Лондона и вам доставит удовольствие пребывание в моей прекрасной стране.

Ваш друг ДРАКУЛА».

4 МАЯ. Я узнал, что хозяин гостиницы получил от графа письмо с распоряжением оставить для меня лучшее место в экипаже, но на более подробные расспросы он как будто отмалчивался, притворяясь, что не понимает моего немецкого языка. Это выглядело неправдоподобным, потому что до сих пор он прекрасно его понимал – во всяком случае, отвечал именно так, как нужно. Переглядываясь как-то испуганно со своей женой, пожилой особой, встречавшей меня, он наконец промямлил, что деньги были посланы в письме и что больше ему ничего не известно. Когда я спросил, знает ли он графа Дракулу и не может ли что-нибудь рассказать о замке, они с женой перекрестились и, сказав, что они ровным счетом ничего не знают, просто-напросто отказались от дальнейших разговоров. До отъезда оставалось так мало времени, что расспросить никого другого я не успел; все это было так таинственно и ни в малой степени не успокаивало.

Перед самым отъездом ко мне поднялась старая хозяйка и заговорила почти в истерике: «Вам нужно ехать? Ах! Молодой господин, вам обязательно надо ехать?» Она была так взволнована, что, по-видимому, растеряла и тот малый запас немецких слов, которым владела, и потому примешивала к немецкому языку какой-то другой, мне совершенно незнакомый. Я едва был способен улавливать смысл и постоянно переспрашивал. Когда я сказал, что должен ехать сейчас же, что меня призывает туда важное дело, она снова спросила: «Да известно вам, какой сегодня день?» Я ответил, что сегодня 4 мая; она покачала головой, говоря: «Я-то знаю, знаю! А вы-то знаете, что за день сегодня?» Видя, что я понятия не имею, о чем речь, она продолжала: «Сегодня канун святого Георгия, нынче ночью, едва лишь пробьет двенадцать, вся нечисть, какая только есть на земле, войдет в полную силу. Да знаете ли вы, куда едете и что вас там ожидает?» Отчаяние ее было настолько явным, что я попытался ее утешить, но безуспешно. Под конец она упала передо мной на колени и умоляла меня не ездить; по крайней мере, обождать день или два. Все это было весьма забавно, однако мне сделалось не по себе. Тем не менее меня призывали дела, и я не потерпел бы никакого вмешательства. Поэтому я ее поднял с колен и как можно строже сказал, что благодарю за предупреждение, но обязанности призывают меня и я должен ехать. Тогда она встала, утерла глаза и, сняв со своей шеи крест, протянула мне. Я не знал, как поступить; принадлежа к англиканской церкви, я с детства привык смотреть на такие вещи как на своего рода идолопоклонство, но отказать старой даме, которая столь явно желала мне добра, да еще пребывающей в таком душевном состоянии, было бы слишком неблагодарно. Думаю, она по выражению моего лица распознала мою нерешительность, так как просто надела мне крест на шею, прибавив: «Во имя вашей матери», и вышла из комнаты. Вношу это в дневник, дожидаясь кареты, которая, конечно, запаздывает; а крест так и остался на мне. Из-за страхов ли старой дамы или из-за многочисленных здешних преданий о призраках, а может, из-за самого креста – не знаю, только на душе у меня далеко не так спокойно, как прежде. Если этим запискам суждено увидеть Мину раньше меня, пусть они передадут ей мой привет. Вот и карета едет.

 

5 МАЯ. В ЗАМКЕ. Предрассветная мгла рассеялась, солнце стоит в вышине над далеким горизонтом, линия которого кажется изломанной; не знаю, деревья или холмы придают ей такой вид – все так далеко, что большое неотличимо от малого. Мне не хочется спать, и поскольку меня не должны будить, пока я сам не проснусь, то стану писать, покуда не сморит сон. Предстоит рассказать о многих странных вещах, но, дабы не вообразили читающие, что я слишком плотно пообедал перед отъездом из Бистрицы, я подробно опишу свой обед. Мне подали блюдо, которое здесь называется «разбойничье жаркое»: это куски бекона, говядины и лук, приправленные красным перцем, – все нанизывается на палочки и жарится прямо на углях, так же как в Лондоне мясные обрезки. Вино подали «Золотистый медок», странно щиплющее язык, но в общем приятное на вкус; я выпил всего пару бокалов этого напитка, и больше ничего.

Когда я садился в карету, кучер еще не занял своего места, и я видел, как он беседовал с хозяйкой. Они, наверное, говорили обо мне, так как то и дело поглядывали в мою сторону; некоторые из тех, что сидели снаружи у двери на скамейке – они называют ее словом, означающим что-то вроде «площадки для разговора», – подходили, прислушивались и тоже поглядывали на меня, все больше с сожалением. Я расслышал немало слов, часто повторявшихся, слов странных, так как в толпе были люди различных национальностей; я незаметно вытащил из сумки свой многоязычный словарь и начал листать. Нельзя сказать, чтобы найденные слова звучали особенно ободряюще; вот значение большинства из них: «Ordog» – Дьявол, «pokol» – ад, «stregoica» – ведьма, «vrolok» и «vlkoslak» – значение обоих слов одно и то же, но одно по-словацки, а другое по-сербски обозначает нечто среднее между оборотнем и вампиром. (Прим.: я должен подробно узнать у графа об этих суевериях.)

Когда мы поехали, в толпе у дверей гостиницы, разросшейся к этому времени до значительных размеров, все перекрестились и наставили на меня два растопыренных пальца. Не без труда я добился от одного из моих спутников объяснения, что все это значит; сначала он не хотел отвечать, но, узнав, что я англичанин, сказал, что жест служит как бы амулетом и защитой от дурного глаза. Мне это было не особенно приятно, ведь я отправлялся к неизвестному человеку в незнакомое место; но все были так добросердечны, так сокрушались и выказывали столько расположения, что это не могло не растрогать. Никогда не забуду гостиничный двор, каким он предстал мне в тот последний миг: толпа живописных персонажей, стоя под аркой широких ворот на фоне пышных крон олеандровых и апельсиновых деревьев, выставленных в зеленых кадках посредине двора, крестится. Потом наш кучер, закрыв все козлы своими широченными холщовыми штанами – их называют готца, – щелкнул длинным бичом над четверкой своих лошадей, и мы тронулись в путь.

Вскоре я забыл о страхе перед привидениями, залюбовавшись открывающейся картиной, однако, понимай я язык или, вернее, языки, на каких говорили мои спутники, я, пожалуй, не смог бы отбросить его с такой легкостью. Перед нами расстилалась зеленая, покрытая лесами и дубравами местность; то здесь, то там высились большие холмы, увенчанные или рощами, или крестьянскими дворами, белые остроконечные края крыш которых были видны с дороги. Везде по пути в изобилии встречались всевозможные фруктовые деревья в цвету – груши, яблони, сливы, вишни, и, проезжая мимо, я прекрасно видел траву под ними, сплошь усеянную опавшими лепестками.

Между зелеными холмами этой «срединной земли», как тут ее называют, шла дорога, вдруг пропадая из виду, когда огибала поросший травой склон или когда ее закрывали отдельные группы сосен, языками пламени сбегавших вниз по склонам. Дорога была неровная, но мы неслись по ней с какой-то лихорадочной быстротой. Мне была непонятна причина такой поспешности, но кучер явно не собирался по пути к ущелью Борго терять ни минуты. Мне говорили, что летом состояние этой дороги превосходное, но сейчас ее не привели еще в порядок после зимних снегопадов. В этом отношении она отличается от прочих карпатских дорог, ибо их не поддерживают в слишком хорошем состоянии, такова старая традиция. В давние времена господари не стали бы их подправлять, чтобы турки не подумали, будто они готовятся ввести чужеземные войска, и не поспешили бы начать войну, до которой, в сущности, всегда был только шаг.

За зелеными волнистыми холмами виднелись цепи Карпатских гор, покрытых могучими лесами. Они возвышались по обе стороны ущелья Борго, ярко озаренные заходящим солнцем, отливая всеми цветами радуги: густо-синими и лиловыми были тени, падавшие от вершин, зеленое и коричневое виднелось там, где на скалах пробивалась трава, и бесконечная череда зубчатых скал и острых утесов терялась вдали, где величественно вздымались снежные вершины. Здесь и там в скалах зияли мощные расселины, и сквозь них, по мере того как солнце садилось все ниже, мы то и дело видели серебряный блеск водопадов. Когда мы обогнули подножие холма и нам предстала вознесенная в небеса, покрытая снежной шапкой вершина, которая, казалось, стояла прямо на нашем пути, змеей извивавшемся вверх, один из спутников коснулся моей руки:

– Смотрите! Isten szek! Престол Божий! – и благоговейно перекрестился.

Мы продолжали наше бесконечное путешествие, а солнце за спиной спускалось все ниже и ниже, и вечерние тени начали стлаться вокруг. Это состояние усиливалось тем, что снежные вершины еще удерживали предзакатный свет и, казалось, испускали слабое розовое сияние. По дороге нам встречались чехи и словаки, всегда в живописной одежде, но я заметил, что у многих из них болезненно большой зоб. По обочинам стояло множество крестов, минуя которые мои спутники неизменно крестились. Здесь и там деревенский житель или жительница преклоняли колени у святого образа, нисколько не обращая внимания на наше приближение, забывшись в молитве, слепые и глухие ко всему внешнему миру. Многое мне было в новинку – например, скирды сена на деревьях и дивные рощи плакучих берез, их белоснежные стволы, серебристо просвечивающие сквозь нежную зелень листвы. Время от времени нам попадался leiterwagon – обычная деревенская повозка, с ее длинной, состоящей как бы из отдельных звеньев оглоблей, приспособленной к неровностям дороги. В них располагались живописные группы возвращающихся домой крестьян – чехи в своих белых, а словаки в крашеных овчинах; последние вооружены посохами с топориком на конце, которые они носят на манер копья. По мере того как вечерело, становилось все холоднее, и в сгущающихся сумерках мрачные купы деревьев – буки, дубы и сосны – сливались в единую темную мглу, хотя в долинах, глубоко утопавших между отрогами гор, на фоне все еще не стаявшего снега, то тут, то там выделялись сумрачные ели. Временами дорога шла через сосновые леса, в темноте готовые, казалось, поглотить нас, какие-то плотные сгустки мглы между деревьями нагоняли некую особую темную, потустороннюю жуть, которая возбуждала зловещие фантазии и мысли, порожденные еще раньше причудливой формой подсвеченных гаснущим закатом облаков, подобно призракам, неустанно несущихся над карпатскими горными долинами.

Местами холмы были до того круты, что лошади, сколько ни погонял их кучер, могли двигаться только шагом. Я хотел, как это принято у нас дома, сойти и помочь лошадям, но кучер и слышать не желал об этом. «Нет, нет, – говорил он. – Вы не должны здесь ходить, тут бродят слишком свирепые собаки. – И затем добавил, явно намереваясь зловеще пошутить: – Вы еще тут и не такого насмотритесь, прежде чем отойдете ко сну». Он только раз остановился, и то лишь для того, чтобы зажечь фонари.

Когда стало темнеть, пассажиры как будто заволновались и один за другим стали просить кучера ехать быстрее. Безжалостными ударами своего длинного кнута и дикими выкриками кучер заставил лошадей буквально лететь. Потом я увидел в темноте впереди нас какое-то мутное пятно света, будто холмы расступились. Волнение среди пассажиров все увеличивалось; шаткая наша повозка подскакивала на своих больших кожаных рессорах и раскачивалась во все стороны, как лодка в бурном море. Мне пришлось крепко держаться. Затем дорога выровнялась, и мы словно летели по ней. Теперь горы, казалось, наступали на нас с обеих сторон, хмуро нависая над нами, – мы въезжали в ущелье Борго. Некоторые мои спутники по очереди стали одаривать меня, вручая подарки с такой глубокой серьезностью, которая просто не допускала отказа; подарки, надо сказать, были причудливые и разнообразные, но каждый давался в простоте душевной, сопровождался добрым словом, благословением и той странной смесью выдающих страх жестов, которые я видел в Бистрице, – люди крестились и выставляли два пальца от дурного глаза. Потом, несясь в повозке все дальше, кучер подался всем телом вперед, а пассажиры перегнулись через борта и нетерпеливо всматривались в окружающую мглу. Ясно было, что впереди происходило или ожидалось что-то необыкновенное, хотя, сколько я ни расспрашивал пассажиров, никто мне не дал ни малейшего объяснения. Это всеобщее волнение продолжалось еще некоторое время, пока наконец мы не увидели перед собой выезд из ущелья. Над головой клубились черные тучи, тяжелый, душный воздух предвещал грозу. Казалось, горная цепь разделила атмосферу надвое и теперь мы попали в грозовую. Я внимательно смотрел на дорогу в ожидании экипажа, который повезет меня к графу. Каждую минуту я ожидал увидеть во мраке свет фонарей; но всюду было темно. Единственным светом были дрожащие лучи наших собственных фонарей, в которых белым облаком над взмыленными лошадями поднимался пар. Теперь стала явственно видна белевшая перед нами песчаная дорога, но на всем ее протяжении даже и намека не было на какой-либо экипаж. Пассажиры, точно в насмешку над моим разочарованием, облегченно вздохнув, откинулись на сиденьях. Я задумался над тем, что предпринять, когда кучер, взглянув на часы, сказал другим что-то таким тихим приглушенным голосом, что я едва расслышал; кажется, это было: «На час раньше времени». Затем он повернулся ко мне и сказал на отвратительном немецком языке, еще хуже моего: «Нет никакой кареты. По-видимому, господина не ждут. Лучше пусть он поедет с нами сейчас в Буковину, а завтра вернется обратно или на следующий день – даже лучше на следующий день». Пока он говорил, лошади начали ржать, фыркать и дико рыть землю, так что кучеру пришлось сдерживать их.

Пассажиры дружно вопили и крестились, а тем временем позади показалась запряженная четверкой лошадей коляска, которая, догнав нас, остановилась возле дилижанса. Когда лучи от наших фонарей упали на коляску, я увидел великолепных породистых лошадей, черных как уголь. На козлах сидел человек с длинной каштановой бородой, в широкой черной шляпе, которая как бы скрывала его лицо. Я мог разглядеть лишь блеск пылающих глаз, показавшихся красными в свете фонарей, когда он повернулся. Он обратился к кучеру:

– Ты что-то рано сегодня приехал, друг мой.

Возница, заикаясь, ответил:

– Господин англичанин очень торопил.

На что незнакомец возразил:

– Верно, потому ты и посоветовал ему ехать в Буковину! Ты меня не обманешь, друг мой; я слишком многое знаю, да и лошади у меня быстрые.

При этом он улыбнулся, и луч фонаря осветил его резко очерченный жестокий рот, ярко-красные губы и острые зубы, белые, как слоновая кость. Один из моих спутников прошептал своему соседу строку из «Леноры» Бюргера:

«Denn die Todten reiten schnell».

 

Незнакомец, очевидно, расслышал эти слова и, сверкнув улыбкой, посмотрел на говорившего. Пассажир отвернулся, перекрестившись и выставив два пальца. «Подай мне багаж господина», – сказал незнакомец, и с необычайной быстротой мои вещи были вынуты из дилижанса и положены в коляску. Потом я перешагнул через борт дилижанса, поскольку коляска стояла бок о бок с нами; кучер, помогая мне, подхватил меня под руку, хватка была у него стальная, должно быть, он обладал чудовищной силой. Он молча дернул вожжами, лошади повернули, и мы понеслись во мрак ущелья. Оглянувшись, я увидел при свете фонарей поднимавшийся над лошадьми пар и чернеющие на этом фоне силуэты моих недавних спутников, которые крестились. Потом наш кучер щелкнул бичом, гикнул, и вот уже лошади мчат своей дорогой в Буковину. Как только они канули во мрак, меня охватило чувство одиночества и странный озноб; но мне на плечи сейчас же был накинут плащ, колени укрыты пледом, и кучер обратился ко мне на прекрасном немецком языке:

– Ночь холодна, mein Herr, а господин мой, граф, приказывал окружить вас особым вниманием. Под сиденьем приготовлена для вас, если захотите, фляжка сливовицы.

Я не прикоснулся к ней, но приятно было сознавать, что она под рукой. Я чувствовал себя немного странно и был немало напуган.

Думаю, будь у меня хоть какая-нибудь возможность выбора, я бы ею воспользовался, вместо того чтобы пускаться в это неведомое ночное путешествие. Коляска с бешеной скоростью неслась прямо вперед, потом мы сделали полный разворот и снова понеслись, никуда не сворачивая. Мне сдавалось, что мы снова и снова колесим по одним и тем же местам; тогда я выбрал себе ориентир и обнаружил, что так оно и есть. Мне очень хотелось спросить возницу, что это значит, но я определенно боялся так поступить, полагая, что, если задержка была предумышленной, в моих обстоятельствах никакие протесты ни к чему бы не привели. Вскоре, однако, желая узнать, который час, я чиркнул спичкой и при свете ее взглянул на часы; до полуночи оставалось несколько минут. Это было для меня своего рода ударом, – полагаю, недавние мои впечатления усугубили всеобщий суеверный страх перед полуночью. Я ждал с болезненным чувством жуткой неопределенности.

Вдруг где-то вдалеке, на крестьянском дворе, завыла собака – долгий, тягучий, жалобный вой, словно в агонии ужаса. Ее поддержала другая собака, потом еще одна и еще, пока, подхваченный ветром, проснувшимся в ущелье, их вой не слился в дикую какофонию, разносимую, казалось, по всей окрестности, насколько хватало воображения представить ее в ночной мгле. При первых этих звуках лошади стали беситься и вставать на дыбы, но возница заговорил с ними, успокаивая, и они притихли, однако дрожали и роняли капли пота, как будто избежав неожиданной угрозы. Потом в отдалении, с гор, по обе стороны от нас раздался вой еще громче и пронзительней – на этот раз уже вой волков, который повлиял одинаково как на меня, так и на лошадей, ибо я был склонен выпрыгнуть из коляски и удрать, между тем как лошади опять взвились на дыбы и бешено бросились вперед, и кучеру пришлось употребить всю свою громадную силу, чтобы сдержать их и не дать понести. Через несколько минут, однако, мое ухо привыкло к вою, а лошади настолько успокоились, что возница имел возможность сойти и встать перед ними. Он гладил их, успокаивал и шептал что-то им на ухо, как делают, я слышал, объездчики лошадей, причем успех был необычайный, и лошади под его ласками опять стали смирными, хотя и продолжали дрожать. Возница снова уселся на козлы и, взяв вожжи, тронулся в путь крупной рысью. Наконец, миновав ущелье, он внезапно свернул на узкую темную дорогу, которая резко поворачивала направо.

Вскоре нас окружили деревья, которые местами образовывали свод, так что мы ехали как бы сквозь туннель; а потом опять с двух сторон открылись перед нами мрачные утесы. Хотя мы были под их защитой, но все же слышали завывание ветра, который со стоном и свистом проносился по утесам, ломая ветви деревьев. Становилось все холоднее и холоднее, и наконец пошел редкий, крупный снег, который вскоре укрыл и нас, и все окружающее белой пеленой. Резкий ветер доносил до нас лай собак, который, однако, становился все слабее по мере того, как мы удалялись. Зато вой волков раздавался ближе и ближе, и казалось, что мы были окружены ими со всех сторон. Мне стало необычайно страшно, и лошади разделяли мой испуг. Возница не выказывал ни малейшей тревоги; он постоянно поглядывал то направо, то налево, я же не мог ничего различить во мраке.

Вдруг слева показался слабый мерцающий голубой огонек. Возница в тот же миг заметил его; он сейчас же придержал лошадей и, спрыгнув на землю, исчез во мраке. Я не знал, что делать, тем более что волчий вой приближался, но, пока я недоумевал, возница неожиданно возник снова и, ни слова не говоря, уселся на место, и наше путешествие продолжалось. Я, должно быть, заснул и во сне вновь и вновь обращался к этому эпизоду, потому что, казалось, повторялся он бесконечно и, если теперь оглянуться назад, он больше походил на жуткий ночной кошмар. Как-то раз огонек показался так близко от дороги, что, несмотря на полный мрак, окружавший нас, я мог совершенно ясно различить все движения кучера. Он быстро направился к месту, где появился голубой огонек, и, набрав немного камней, выложил из них какую-то фигуру (огонек, должно быть, был очень слаб, он, казалось, нисколько не освещал пространство вокруг себя). Раз возник странный оптический феномен: оказавшись между мной и огоньком, возница не загородил его собой, я все так же различал призрачное мерцание. Это явление поразило меня, но так как это продолжалось лишь одно мгновение, то я решил, что это обман утомленного зрения, уставшего от напряжения в абсолютной тьме. Потом на время мерцание синего пламени прекратилось, и мы поспешно двинулись вперед сквозь мрак, под удручающий аккомпанемент воя волков, которые, как бы держась полукругом, преследовали нас.

Наконец наступил момент, когда возница отошел дальше, чем прежде, и в его отсутствие лошади начали дрожать, как никогда, храпеть и пронзительно ржать от ужаса. Я никак не мог понять причины этого – вой волков совершенно прекратился; но в этот самый миг луна, выплыв из темных туч, появилась над изорванным гребнем нависающей, поросшей соснами скалы, и в ее свете я увидел вокруг нас кольцо волков с белыми зубами, высунутыми красными языками и длинными мускулистыми ногами, поросшими грубой шерстью. Они были во сто раз страшнее теперь, в охватившем их ужасном молчании, даже страшнее, чем тогда, когда выли. Что касается меня, то я от страха не мог пошевелить ни рукой, ни ногой и потерял голос. Лишь очутившись лицом к лицу с подобным ужасом, может человек постичь его подлинную сущность.

Вдруг волки разом снова пронзительно завыли, как будто лунный свет производил на них какое-то особое действие. Лошади вскидывались на дыбы, брыкались и беспомощно поводили глазами, так что больно было смотреть, но живое кольцо ужаса окружало их со всех сторон и поневоле заставляло оставаться в центре его. Я начал звать возницу; мне казалось, что единственным спасением было прорваться сквозь кольцо и помочь ему добраться до нас. Я кричал и стучал, надеясь этим шумом отпугнуть волков с этой стороны и дать ему таким образом возможность подойти к дверце.

Откуда он вдруг появился – не знаю, но я услышал его голос, который прозвучал повелительным приказом, и, повернувшись на звук, я увидел его на дороге. Он протянул свои длинные руки, как бы отстраняя неосязаемое препятствие, и волки начали медленно отступать, но тут большое облако заволокло лик луны, и мы опять очутились во мраке.

Когда луна выглянула снова, я увидел возницу, взбиравшегося на сиденье, а волков и след простыл. Все это было так странно и жутко, что я почувствовал безумный страх и боялся пошевелиться или заговорить. Время тянулось бесконечно. Мы продолжали путешествие уже почти в совершенной тьме, так как проносившиеся облака совсем закрывали луну. Мы поднимались в гору, только изредка, время от времени, спускаясь, но потом поднимались опять. Я не помню, сколько времени это продолжалось… Неожиданно я осознал, что возница останавливает лошадей во дворе необъятного полуразрушенного замка, из чьих высоких слепых окон не пробивалось ни единого лучика света, а разбитые крепостные стены рваной линией рисовались на залитом лунным светом небе.

1. «Ибо скор у мертвых шаг» (нем.).2. Мой господин (нем.).

Книги про графа Дракулу список лучших

Вампиры уже долгое время пользуются невероятной популярностью. Книги, фильмы, исследовательские работы… А началось все с книги про графа Дракулу, прототипом которого был Влад III Басараб, прозванный Цепешем, господарь Валахии, живший в 15 веке. В разделе книг про Дракулу можно познакомиться с художественной и исследовательской литературой, любовными, фантастическими и историческими романами, страшными и не очень, героем которых является как Дракула — жестокий вампир, мечтающий о создании новой расы и уничтожении человечества, так и Дракула-человек — бесстрашный воин, прославившийся своей жестокостью.Дракула — Брэм Стокер
Классический роман о вампире. Книга написана в виде дневников и заметок разных людей, которым не посчастливилось столкнуться с Дракулой: адвокатом, его невестой Миной, охотником на вампиров Ван Хельсингом и Люси, которую им не удалось спасти.

Дракула. Последняя исповедь — Крис Хамфрис
Биографический роман о жизни Влада Дракулы, господаря Валахии. История, рассказанная людьми, знавшими его при жизни. Они собираются в его замке, чтобы рассказать о правду о наполненной жестокостью жизнью не монстра, а человека, прозванного Цепешом, что значит пронзающий.

Дракула — Матей Казаку
Книга румынского историка М. Казаку о его знаменитом соотечественнике, ставшим прообразом одного из самых ужасных литературных героев за последние 100 лет. Это рассказ о жизни бесстрашного воина, воспитывавшегося в Турции, правителя Валахии, жестоко расправляющегося с врагами

Исповедь Дракулы — Елена Артамонова
Роман-исследование, в котором автор задается целью на основе архивных документов воссоздать образ Дракулы-человека, рассказать его биографию и ответить на вопрос, почему он считается одним из самых жестоких мучителей 16 века. Возможно, он не тиран, а жертва заговоров и подлога.

Дракула бессмертен — Дейкр Стокер, Йен Холт
Произведение, ставшее эталоном готического романа, продолжает историю о кровожадном Дракуле Брэма Стокера. Он возвращается спустя 25 лет, чтобы снова превратить жизнь людей в кошмар. Мина, Ван Хельсинг, Артур станут героями этой истории так же, как Элизабет Батори и Джек Потрошитель

Дракула, любовь моя — Сири Джеймс
Николае Дракула, обращенный своим жестоким братом, влюблен в прекрасную белокурую цыганку, очень похожую на его жену. Он готов ждать ее столько, сколько ей потребуется, чтобы принять его любовь и бессмертие. Их роман развивается, но однажды она понимает, что не перестала любить мужа.

Эра Дракулы — Ким Ньюман
Женитьба Дракулы на королеве позволила вампирам безнаказанно бесчинствовать в Англии и обращать все больше людей. Но начавшиеся убийства вампирш-проституток пошатнули установившуюся \»стабильность\». Их расследуют вампирша Женевьева и Чарльз Борегар — член организации \»Диоген\»

Досье Дракулы — Джеймс Риз
Главный герой романа — Брэм Стокер. Дневники и вырезки из газет, собранные им, рассказывают мистическую историю, произошедшую с ним в 1888 году. Брэма подозревают в убийстве, и он начинает расследование. Тамблти приводит его в тайное общество, где во время обряда случается нечто ужасноеКнязь вампиров — Джинн Калогридис
Противостояние Дракулы и охотника на вампиров Ван Хельсинга становится все ожесточеннее. Убивая его сородичей, профессор делает своего врага слабее. Но однажды граф становится обладателем свитка, благодаря которому его мечта о мировом господстве может осуществиться.

Договор с вампиром — Джинн Калогридис
Происходящее в романе описывается в дневниках Аркадия Цепеша, его жены и сестры. Аркадий возвращается в родовой замок после смерти отца, где начинает твориться что-то невообразимо жуткое. Он старается понять, что происходит. Правда оказывается намного ужаснее, чем он мог себе вообразить.

Подлинные дневники Вампира. Граф Дракула
Кто может рассказать о Дракуле лучше, чем его собственный дневник, в котором он ведет свои записи, рисует генеалогическое древо, вклеивает фотографии игравших его актеров, подсчитывает, во сколько ему обошлась генеральная уборка замка и сетует на гемоглобиновую зависимость.

Вампиры. Из семейной хроники графов Дракула-Карди — Барон Олшеври
Книга, написанная в начале прошлого века, заставит поволноваться даже заядлого любителя ужасов. Дракула — кровожадный вампир, несущий ужас и смерть. Книга расскажет, с чего началась его история, кого он любил и кто веками оставался верен своему господину.

Влюбленный Дракула — Карин Эссекс
Произведение, продолжающее сюжетную линию романа Стокера. Любовью Дракулы становится прекрасная англичанка Мина Мюррей, наделенная от рождения сверхъестественной силой. Эта любовь соединит их навеки. Захочет ли она принять то, чем хочет одарить ее возлюбленный?

Графиня Дракула. Невероятная история Элизабет Батори — Габриэль Готье
История жизни красавицы Элизабет Батори, прозванной Графиней Дракула. Кем она была? С какой целью таким жестоким способом умерщвляла молодых девушек? Читатель увидит ее глазами слуг, родственников и знакомых. А тайна Элизабет окажется очень неожиданной.

7 398

Дракула (роман) — это… Что такое Дракула (роман)?

«Дра́кула» (англ. Dracula) — роман ирландского писателя Брэма Стокера, впервые опубликованный в 1897 году. Главный герой — вампир-аристократ граф Дракула. По воспоминаниям сына Брэма Стокера, отец во сне видел встающего из гроба Короля Вампиров, который послужил идеей к началу написания романа.[1] Л.Вольф выпустил огромный том иллюстрированного «Дракулы» с подробнейшими примечаниями.

Сюжет

Лондонский юрист Джонатан Харкер отправляется в замок Дракулы, чтобы оформить документы на собственность в Лондоне, но попадает в ловушку, и ему начинает казаться, что он сходит с ума, настолько ужасно всё происходящее. Позже стечения обстоятельств приводят к тому, что что-то странное происходит и с Люси Вестенра, и объяснить это берется лишь доктор Абрахам Ван Хельсинг, потому что причина всех событий одна — древний род нежити, вампиры, в которых, казалось бы, никто уже не верит. Несмотря на все усилия, Люси, увы, спасти не удается, погибает и сумасшедший Ренфилд, как-то связанный с Дракулой… И теперь трое мужчин, любивших Люси, её лучшая подруга Мина с мужем Джонатаном Харкером и Ван Хельсинг, питающий ко всем отцовские чувства, должны отправиться в опаснейший путь, чтобы избавить Землю от тяжкой печати рода Дракулы и спасти его про́клятую душу…

Герои романа

  • Абрахам Ван Хельсинг (в некоторых переводах известен также как Ван Гельсинг) — доктор, метафизико-философ, специалист по оккультной магии. Насколько можно судить по характеристике, данной ему его учеником Сьюардом, глубоко верующий человек.
  • Джонатан Харкер — юрист, специалист по стенографическому письму. Жених, впоследствии — муж Вильгельмины Харкер. В начале романа, Джонатан приезжает в Трансильванию с целью оформления покупки графом Дракулой аббатства Карфакс. Впоследствии был пленен Дракулой, но выбрался. После этого занялся уничтожением Дракулы.
  • Вильгельмина Харкер (в девичестве Мюррей). Сначала невеста, а потом жена Джонатана Харкера. Сирота. Из контекста следует, что она по профессии школьная учительница. Лучшая подруга Люси Вестенра.
  • Доктор Джон Сьюард — врач-психотерапевт.
  • Люси Вестенра — лучшая подруга Мины Харкер, не названого состояния, но очевидно из состоятельной семьи. Жертва Дракулы.
  • Квинси Моррис — богатый путешественник из США, поклонник Люси. После ее смерти поклялся найти убийцу и отомстить. Погибает от ран в конце романа.
  • Ренфилд — пациент лечебницы для душевнобольных, главой которой является Джон Сьюард. Поклоняется Дракуле. Чрезвычайно умён.
  • Мистер Хокинс — глава юридической компании, в которой работает Джонатан Харкер.
  • Артур Холмвуд (позже лорд Годалминг) — жених Люси Вестенра.
  • Граф Дракула — вампир.

Жанр и художественные особенности

Роман причисляли к самым различным жанровым разновидностям, чаще всего — к так называемой «литературе ужаса» и готическому роману. С композиционной точки зрения «Дракула» является эпистолярным романом: повествование складывается из писем и записей в дневниках.

Стокер изобразил вампиризм как заболевание (заразная демоническая одержимость), с оттенками секса, крови и смерти, задев чувствительные струнки в Викторианской Британии, где сифилис и туберкулёз были обычным явлением.

Успех

Хотя Стокер не был первым писателем, сделавшим вампира героем своего произведения, роман оказал исключительное влияние на складывание и популяризацию «вампирского мифа» и стал наиболее полным описанием вампира в популярной литературе до XX столетия. Огромное количество посвященных вампирам книг и фильмов, появившихся в XX и XXI веке, обязано своим существованием «Дракуле».

Работа над романом

Стокер начал работать над романом в начале весны 1890 года, уже тогда были созданы некоторые герои романа: оживающий старик, девушка, которая обняв любимого тянется к его горлу. В первоначальном замысле романа главный герой (Дракула) уже был графом, однако самого имени Дракула ещё нет.[2] Действие романа развивалось не в Трансильвании, а в Штирии.

Создание Дракулы

Однако летом этого же года замысел романа меняется — Стокер отдыхал в небольшом городке Уайтби (этот же город можно встретить в романе, этот город стал местом высадки Дракулы в образе гигантского пса на английскую землю), в библиотеке города Стокер постоянно брал книги по истории и фольклору Трансильвании, одна из которых была книга английского консула Уилкинсона о правителях Молдавии и Валахии. Он выписывает все сведения, касающиеся рода валашского князя Влада Дракулы. Многие исследователи связывают перемену в замысле романа со встречей Стокера с венгерским учёным-ориенталистом, путешественником и краеведом Арминием Вамбери, который рассказывал Стокеру о различных эпизодах истории Подунавья.[2] Сюжет романа имеет отсылку на имя этого учёного — профессор Ван Хельсинг постоянно ссылается на сведения, полученные им от близкого друга профессора Арминия из Будапешта.

Имя «Граф Дракула» было заимствованно у реально жившего человека — Влада Цепеша. Цепеш был печально известным румынским князем в XV веке. Он также был известен под именем Влад III Дракул (то есть сын дракона). Но в отличие от исторического персонажа, граф Дракула разместился в замке неподалёку от Прохода Борго в Трансильвании, и Стокер приписал этому месту сверхъестественную атмосферу, которая до сих пор сохранилась в современных историях.

Скорее всего, Стокер черпал вдохновение в ирландских мифах о кровососущих существах. На него также повлияло произведение того века «Кармилла» Шеридана ле Фаню. Ле Фаню был редактором Стокера, когда тот был театральным критиком в Дублине (Ирландия). Как и Ле Фаню, Стокер создал неотразимых женских персонажей-вампиров, например, Люси Вестенра и Невест Дракулы.

Дракула в популярной культуре

Отзывы

…прочёл я «Вампира — графа Дракула». Читал две ночи и боялся отчаянно. Потом понял ещё и глубину этого, независимо от литературности и т. д. Написал в «Руно» юбилейную статью о Толстом под влиянием этой повести. Это — вещь замечательная и неисчерпаемая, благодарю тебя за то, что ты заставил меня, наконец, прочесть её.

— А. А. Блок из письма близкому другу поэта Е. П. Иванову от 3 сентября 1908 года.[3][4]

Примечания

  1. Там же, стр. 335
  2. 1 2 Статья «Граф Дракула, философия истории и Зигмунд Фрейд». Книга «Вампир (Граф Дракула)». Издательство «Ада», Москва, 1990 год. Дополненный перевод с английского осуществлён по изданию М. Г. Корнфельда, Санкт-Петербург — 1913 год. ISBN 5-85202-039-3 Стр. 336
  3. Там же, стр. 334
  4. Написанная Блоком в «Руно» статья называлась «Солнце над Россией» и повествовала о вампирических силах, которые всегда таятся в истории России и подстерегают её лучших людей. По мнению автора статьи «Граф Дракула, философия истории и Зигмунд Фрейд» (источник указан выше) В.Цымбурского впечатления от прочтения романа Блоком отразились в его цикле стихов «Чёрная кровь»

Электронная книга «Проект Гутенберг о Дракуле» Брэма Стокера.

Электронная книга проекта Гутенберга о Дракуле Брэма Стокера.

Проект Гутенберг Электронная книга Дракулы Брэма Стокера

Эта электронная книга предназначена для использования кем угодно и где угодно бесплатно и с
почти никаких ограничений. Вы можете скопировать, отдать или
повторно использовать его в соответствии с условиями лицензии Project Gutenberg, включенной
в этой электронной книге или на сайте www.gutenberg.организация / лицензия


Название: Дракула

Автор: Брэм Стокер

Дата выпуска: 16 августа 2013 г. [Электронная книга № 345]

Язык: Английский

Кодировка набора символов: UTF-8

*** НАЧАЛО ЭТОГО ПРОЕКТА GUTENBERG EBOOK DRACULA ***




Произведенный Чаком Грейфом и Online Distributed
Группа корректуры на http://www.pgdp.net (Этот файл был
созданный из изображений, щедро предоставленных The
Интернет-архив)






 

Были предприняты все попытки воспроизвести отпечатанный оригинал.Исправлены некоторые типографские ошибки; список следует за текстом.
(примечание переводчика etext)

Д Р А К У Л А

по
Брэм Стокер

НЬЮ-ЙОРК
GROSSET & DUNLAP
Издательство

Авторское право, 1897 г., в Соединенных Штатах Америки, согласно
к Акту Конгресса, Брэм Стокер

[ Все права защищены.]

НАПЕЧАТАНО В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ
AT
THE COUNTRY LIFE PRESS, GARDEN CITY, N.Y.

К

МОЙ ДОРОГОЙ ДРУГ

HOMMY-BEG

СОДЕРЖАНИЕ


ГЛАВА I

ЖУРНАЛ ДЖОНАТАНА ХАРКЕРА

( Сохранено стенографией.)

3 мая. Bistritz. — вылетел из Мюнхена в 20:35 1 мая, прибыл в Вена рано утром следующего дня; должен был прибыть в 6:46, но поезд был на час позже. Буда-Пест кажется прекрасным местом, с первого взгляда, который я получил это из поезда, и то немногое, что я мог пройти через улицы. Я боялся уходить очень далеко от вокзала, так как мы приехали поздно и начнется как можно ближе к правильному времени. В у меня сложилось впечатление, что мы покидаем Запад и вступаем в Восток; самый западный из великолепных мостов через Дунай, здесь благородной ширины и глубины, перенесшие нас среди традиций турецкого правило.

Мы уехали очень вовремя и после наступления темноты прибыли в Клаузенбург. Здесь я остановился на ночлег в отеле «Рояль». Я ел на ужин, или скорее ужином, курица, приправленная красным перцем, очень хорошо, но хочется пить. ( Mem. , получите рецепт Мины.) Я спросил официант, и он сказал, что это называлось «паприка хендл», и что, поскольку это был национальное блюдо, я смогу достать его где угодно Карпаты. Я нашел здесь свое знание немецкого языка очень полезным; действительно, я не знаю, как мне обойтись без этого.

Имея в своем распоряжении некоторое время в Лондоне, я посетил Британский музей и поискал среди книг и карт в библиотеке. относительно Трансильвании; меня поразило то, что некоторое предвидение страна не могла не иметь некоторого значения в решении дворянин этой страны. Я обнаружил, что названный им район находится в крайний восток страны, на границе трех государств, Трансильвания, Молдавия и Буковина, посреди Карпат. горы; одна из самых диких и наименее известных частей Европы.я был не может осветить любую карту или работать с точным местонахождением Замок Дракулы, так как карты этой страны еще нет для сравнения с нашими собственными картами Ordnance Survey; но я обнаружил, что Bistritz, сообщение Городок, названный графом Дракулой, является довольно известным местом. Я войду вот некоторые из моих заметок, так как они могут освежить мою память, когда я говорю путешествует с Миной.

Население Трансильвании состоит из четырех различных национальностей: Саксов на юге и смешанных с ними валлахов, которые потомки даков; Мадьяры на Западе и Секели на Восток и Север.Я иду к последним, которые утверждают, что произошли от Аттилы и гуннов. Это может быть так, потому что когда мадьяры завоевали страну, в одиннадцатом веке они обнаружили, что в ней поселились гунны. я прочитал, что все известные суеверия в мире собраны в подкова Карпат, как будто это центр некоего образный водоворот; в таком случае мое пребывание может быть очень интересным. ( Mem. , I должен спросить о них у графа.)

Я плохо спал, хотя моя кровать была достаточно удобной, так как я всякие странные сны.Всю ночь под моим окно, которое могло иметь какое-то отношение к этому; или это могло быть перец, потому что мне пришлось выпить всю воду из графина, и я все еще хочется пить. К утру я заснул и был разбужен непрерывным стучится в мою дверь, так что, наверное, я тогда крепко спал. Я съел на завтрак еще паприки и что-то вроде каши из кукурузной муки. который, по их словам, был «мамалыга», а баклажаны с фаршем, отличное блюдо, которое они называют имплетата.”( Mem. , получить рецепт для этого тоже.) Мне пришлось поторопиться с завтраком, потому что поезд немного тронулся. раньше восьми, или, скорее, это должно было быть, потому что после того, как вокзал в 7:30 пришлось просидеть в вагоне больше часа прежде, чем мы начали двигаться. Мне кажется, что чем дальше на восток, тем более непунктуальны поезда. Чем они должны быть в Китае?

Целый день мы, казалось, бродили по стране, полной красота всякого рода.Иногда мы видели маленькие городки или замки на вершина крутых холмов, какие мы видим в старых миссалах; иногда мы пробегали мимо реки и ручьи, которые казались с широкой каменистой окраины с каждой стороны из них подвергнуться большим наводнениям. Требуется много воды, и сильный бег, чтобы очистить внешний край реки. На каждом станции были группы людей, иногда толпы, и всякие одежды. Некоторые из них были похожи на крестьян дома или тех, кого я видел, как проходил через Францию ​​и Германию, в коротких куртках и круглых шляпах и самодельные брюки; но другие были очень живописны.Женщины выглядели красиво, кроме случаев, когда вы подходили к ним, но они были очень неуклюжими о талии. У всех были какие-то полные белые рукава, и у большинства из них были большие пояса с множеством полосок чего-то развевается с них, как платья в балете, но конечно есть под ними были юбки. Самыми странными фигурами, которые мы видели, были Словаки, которые были более варварскими, чем остальные, со своим большим пастушком шляпы, большие мешковатые грязно-белые брюки, белые льняные рубашки и огромные тяжелые кожаные ремни, шириной почти в фут, все обшиты медью гвозди.На них были высокие сапоги, заправленные в них штаны, и были длинные черные волосы и густые черные усы. Они очень колоритно, но не трогательно. На сцене они будут сразу же представился как какая-то старая восточная банда разбойников. Они есть, однако, как мне сказали, он очень безобиден и не имеет естественных самоутверждение.

Это было на темной стороне сумерек, когда мы добрались до Бистрица, очень интересное старое место. Практически на границе — для От него перевал Борго ведет в Буковину — здесь был очень штормовой существование, и это, безусловно, показывает его следы.Пятьдесят лет назад сериал великих пожаров, которые нанесли ужасный ущерб пяти отдельным поводов. В самом начале семнадцатого века он претерпел осада в течение трех недель и потеряли 13000 человек, жертвы войны надлежащая помощь от голода и болезней.

Граф Дракула направил меня в гостиницу «Золотая корона», которую я обнаружил, к моему большому удовольствию, полностью старомодным, поскольку Конечно, я хотел увидеть все, что мог, о жизни в стране.я был очевидно, ожидал, потому что, когда я подошел к двери, я столкнулся с жизнерадостная пожилая женщина в обычном крестьянском платье — белом нижнее белье с длинным двойным фартуком спереди и сзади из цветного материала почти слишком тугая для скромности. Когда я подошел ближе, она поклонилась и сказал: «Герр англичанин?» «Да, — сказал я, — Джонатан Харкер». она улыбнулся и передал какое-то сообщение пожилому мужчине в белых рукавах рубашки, который последовал за ней до двери. Он пошел, но сразу вернулся с письмо: —

«Друг мой.- Добро пожаловать в Карпаты. Я с нетерпением жду вы. Спи спокойно сегодня ночью. Завтра в три часа усердие старт на Буковину; место на нем отведено для вас. В Борго Пройдите, моя карета будет ждать вас и доставит вас ко мне. я доверяю что ваше путешествие из Лондона было счастливым, и что вы буду наслаждаться вашим пребыванием на моей прекрасной земле.

«Ваш друг,
«Дракула».

4 мая. — Я обнаружил, что мой домовладелец получил письмо от графа, указание ему обеспечить мне лучшее место в тренере; но на наводя справки о деталях, он казался несколько сдержанным и делал вид, что не понимает моего немецкого.Этого не могло быть правда, потому что до этого он прекрасно это понимал; по крайней мере, он ответил на мои вопросы точно так же, как если бы он это сделал. Он и его жена, старая дама, принявшая меня, посмотрели друг на друга испуганно путь. Он пробормотал, что деньги были отправлены письмом, и что было все, что он знал. Когда я спросил его, знает ли он графа Дракулу и может ли он расскажи мне что-нибудь о его замке, он и его жена перекрестились, и, заявив, что вообще ничего не знают, просто отказались говорить в дальнейшем.Время было так близко, что у меня не было времени спросить любой другой, потому что все это было очень загадочно и никоим образом не утешительный.

Незадолго до того, как я уходил, в мою комнату подошла старушка и сказала очень истерично:

«Тебе нужно идти? Ой! молодой герр, вы должны идти? Она была в таком возбуждении заявляют, что она, похоже, потеряла контроль над тем, что знала немецкий, и перепутал все это с каким-то другим языком, которого я совсем не знал.я просто мог следовать за ней, задавая много вопросов. Когда я сказал ей что я должен идти немедленно и что я занят важным делом, она спросила еще раз:

«Вы знаете, какой сегодня день?» Я ответил, что это было четвертое мая. Она покачала головой и снова сказала:

.

«О да! Я знаю это! Я знаю это, но ты знаешь, какой сегодня день? » На мои слова, которые я не понял, она продолжила:

«Сегодня канун св.День Святого Георгия. Разве вы не знаете, что сегодня вечером, когда часы бьют полночь, все зло в мире будет полное влияние? Вы знаете, куда идете и что собираетесь? » Она была в таком явном огорчении, что я попытался ее утешить, но без эффекта. Наконец она опустилась на колени и умоляла меня не идти; хотя бы подождать день-два перед запуском. Все было очень смешно, но мне было неудобно. Однако был бизнес должно быть сделано, и я не мог позволить ничему этому помешать.Я поэтому попытался поднять ее и сказал так серьезно, как мог, что поблагодарил ее, но мой долг был императивом, и я должен идти. Затем она встала и вытерла ей глаза и, сняв с шеи распятие, протянула его мне. я не знал, что делать, потому что, как английский церковник, я был учили рассматривать такие вещи как в некоторой степени идолопоклонство, и все же казалось таким нелицеприятным отказать старушке в таком хорошем и таком душевное состояние. Она видела, я полагаю, сомнение на моем лице, потому что она четки вокруг моей шеи, и сказал: «Ради твоей матери», и вышел комнаты.Я пишу эту часть дневника, пока жду тренеру, который, конечно, опаздывает; и распятие все еще вокруг моей шеи. Будь то страх старушки или многих призрачных традиции этого места, или само распятие, я не знаю, но я Я чувствую себя не так легко, как обычно. Если эта книга должна когда-нибудь доберусь до Мины раньше меня, пусть она принесет мне до свидания. А вот и тренер!

5 мая.Замок. — Утренняя серость прошла, и солнце высоко над далеким горизонтом, который кажется неровным, будь то деревья или холмов я не знаю, потому что это так далеко, что большие и маленькие смешанный. Я не сонный, и, поскольку меня нельзя звать, пока я не проснусь, естественно, я пишу до сна. Есть много лишних вещей вниз, и, чтобы читающий их не подумал, что я слишком хорошо пообедал, прежде чем уехал из Бистрица, позвольте мне точно отложить ужин.Я обедал на том, что они «грабительский стейк» — кусочки бекона, лука и говядины, приправленные красным перец, нанизанный на палочки и обжаренный на огне, в простом стиль мяса лондонской кошки! Вино было Golden Mediasch, которое вызывает странный укус в язык, который, однако, не неприятный. Я выпила всего пару стаканов этого и больше ничего.

Когда я сел в автобус, водитель не сел, и я его увидел. разговаривает с хозяйкой.Очевидно, они говорили обо мне, ибо каждый время от времени они смотрели на меня, и некоторые из сидящих на скамейке за дверью, которую они называют именем, означающим «Несущий слово» — приходили, слушали, а потом смотрели на меня, большинство из них жалко. Я слышал много часто повторяемых слов, странных слов, для в толпе было много национальностей; так что я спокойно получил свой полиглот словарь из моей сумки и поискал их. Я должен сказать, что они не были аплодируя мне, потому что среди них были «Ордог» — Сатана, «покол» — оболочка, «Stregoica» — ведьма, «vrolok» и «vlkoslak» — оба означают одно и то же один словацкий, а другой сервианский для чего-то либо оборотень-волк, либо вампир.( Mem. , я должен спросить графа об этих суеверия)

Когда мы начали, толпа у двери гостиницы, которая к этому времени раздулись до значительных размеров, все перекрестились и указал на меня двумя пальцами. С трудом получил попутчик, чтобы сказать мне, что они имели в виду; он не ответил бы сначала, но узнав, что я англичанин, он объяснил, что это очаровывать или оберегать от сглаза. Мне это было не очень приятно, только отправляемся в неизвестное место для встречи с неизвестным мужчиной; но каждый казался таким добрым, таким печальным и таким сочувствующим, что я нельзя было не трогать.Я никогда не забуду последний взгляд, который я двора гостиницы и толпы живописных фигур, пересекающих сами, когда они стояли вокруг широкой арки, на фоне которой богатая листва олеандра и апельсиновых деревьев в зеленых кадках, сгруппированных в центр двора. Тогда наш водитель, широкие бельевые комоды которого покрывали вся передняя часть ложа — они их называют «готца» — треснула его большой хлестнули его четырех маленьких лошадей, которые бежали в ряд, и мы двинулись в путь. наше путешествие.

Вскоре я потерял зрение и вспомнил о призрачных страхах в красоте сцены, когда мы ехали, хотя знал ли я язык, или, вернее, языков, на которых говорили мои попутчики, я мог не знать смог так легко сбросить их. Перед нами лежал зеленый пологий земля полная лесов и лесов, с кое-где крутыми холмами, увенчанными с группами деревьев или с фермерскими домами, глухой фронт Дорога. Повсюду была ошеломляющая масса цветущих плодов — яблони, слива, груша, вишня; и когда мы проезжали мимо, я видел зеленую траву под деревья усеяны опавшими лепестками.В и из этих зеленые холмы того, что они называют здесь «землей Миттель», тянулись вдоль дороги, теряясь, когда он мчался по травянистому изгибу, или был закрыт разбросанные концы соснового леса, который кое-где спускался по склоны холмов, как языки пламени. Дорога была труднопроходимой, но все же мы казалось, летит над ним с лихорадочной поспешностью. Я тогда не мог понять что означало поспешность, но водитель явно хотел не потерять время в достижении Борго Прунд.Мне сказали, что эта дорога летом отлично, но что после зимы его еще не привели в порядок снега. В этом отношении он отличается от общего пробега дорог в Карпаты, потому что это старая традиция, что их нельзя хранить в слишком хорошем состоянии. Раньше хоспадары не хотели их ремонтировать, чтобы Турки должны думать, что они готовились ввести иностранные войска, и таким образом ускорить войну, которая всегда была на грани разгрузки.

За зелеными вздымающимися холмами Миттель-Лэнда возвышались могучие склоны леса до высоких обрывов самих Карпат.Правильно и слева от нас они возвышались, и полуденное солнце падало на их и раскрывая все великолепные цвета этой прекрасной коллекции, темно-синий и фиолетовый в тени пиков, зеленый и коричневый, где трава и камни смешались, и бесконечная перспектива зубчатых скал и заостренные скалы, пока они сами не потерялись вдали, где снежные вершины величественно вздымались. То тут, то там в горы, сквозь которые, когда солнце начало садиться, мы то и дело видели белый отблеск падающей воды.Один из моих товарищей коснулся моей руки, когда мы обошли подножие холма и открыли высокие, заснеженные вершина горы, которая, когда мы петляли по серпантину, казалось, будь прямо перед нами: —

«Смотри! Истен сек! »-« Престол божий! »- и благоговейно перекрестился.

Как мы извивались в бесконечном пути, и солнце садилось все ниже и ниже позади нас стали ползать вечерние тени. Это было подчеркивается тем фактом, что снежная вершина все еще удерживала закат и, казалось, светился нежным прохладным розовым светом.Здесь и там мы проезжали чехов и словаков, все в живописной одежде, но я заметил этот зоб был очень распространен. У дороги много крестов, и когда мы проносились мимо, все мои товарищи перекрестились. Здесь и там был крестьянином, стоявшим на коленях перед святыней, который даже не обернуться, когда мы подошли, но казалось, что в самоотдаче преданность не иметь ни глаз, ни ушей для внешнего мира. Были много нового для меня: например, сенокосы на деревьях, а здесь и там очень красивые массы плакучих березов, их белые стебли сияющий, как серебро, сквозь нежную зелень листьев.Сейчас и снова мы миновали leiter-повозку — обычную крестьянскую телегу — с ее длинный, похожий на змею позвонок, рассчитанный с учетом неравенства Дорога. На этом месте наверняка сидела целая группа возвращающихся домой крестьяне, чешки со своими белыми, а словаки со своими цветные, овчины, последние несут в себе длинные посохи, с топором на конце. С наступлением вечера стало очень холодно, и сгустившиеся сумерки, казалось, слились в одну темную мглу мрак деревьев, дуба, бука и сосны, хотя в долинах, бежал глубоко между отрогами холмов, когда мы поднимались по Пройдите, темные ели то тут, то там выделялись на фоне поздно залегающий снег.Иногда, когда дорога прорезалась сосновым лесом казалось в темноте приближаться к нам, огромные массы серость, которая кое-где украшала деревья, произвела необычайно странный и торжественный эффект, который продолжал мысли и мрачные фантазии возникли раньше вечером, когда закат бросали в странное облегчение призрачные облака, которые среди Карпаты, кажется, непрестанно петляют по долинам. Иногда холмы были настолько крутыми, что, несмотря на поспешность нашего возницы, лошади могли только ехать медленно.Я хотел спуститься и пройти по ним, как мы дома, но водитель не слышал об этом. «Нет, нет», — сказал он; «ты не должен иди сюда; собаки слишком свирепы »; а затем добавил, с чем он очевидно предназначалось для мрачной шутки — потому что он оглянулся, чтобы поймать одобрительная улыбка остальных — «и тебе может хватить таких дел перед сном. Единственная остановка, которую он мог сделать, — это мгновение сделайте паузу, чтобы зажечь его лампы.

Когда стемнело, казалось, что пассажиров, и они продолжали говорить с ним, один за другим, как хотя и побуждает его двигаться дальше.Он безжалостно хлестал лошадей своим длинным кнутом и дикими криками ободрения подгонял их к дальнейшим нагрузкам. Затем в темноте я увидел своего рода пятно серого света впереди нас, как будто в расщелине холмы. Волнение пассажиров росло; сумасшедший тренер качался на своих огромных кожаных рессорах и раскачивался, как лодка, брошенная на бурное море. Пришлось держаться. Дорога стала более ровной, и мы оказались лететь вместе.Тогда горы, казалось, приближались к нам на каждом сторону и хмуриться на нас; мы входили на перевал Борго. Один через одного несколько пассажиров предложили мне подарки, на которые они нажали на меня с серьезностью, не терпящей отрицания; это были конечно, странного и разнообразного вида, но каждый из них давался в простых хороших веры, добрым словом, благословением и этой странной смесью означающие страх движения, которые я видел за пределами отеля в Бистриц — крестное знамение и оберег от сглаза.Затем, пока мы летели, водитель наклонился вперед, и по бокам пассажиры, перегнувшись через край вагона, нетерпеливо вглядывались в тьма. Было очевидно, что было что-то очень волнующее. происходит или ожидалось, но хотя я просил каждого пассажира, никто не дайте мне малейшее объяснение. Это возбуждение продолжалось немного времени; и наконец мы увидели перед собой проход, открывающийся на восточная сторона. Над головой клубились темные облака, а в Воздух тяжелое, гнетущее чувство грома.Казалось, что горный хребет разделял две атмосферы, и теперь мы получили в грозовой. Я теперь сам высматривал перевозку который должен был отвести меня к графу. Каждый момент я ожидал увидеть сияние ламп в темноте; но все было темно. Единственный свет мерцали лучи наших собственных фонарей, в которых пар от наших тяжелые лошади поднялись в белом облаке. Теперь мы могли видеть песчаный Перед нами лежала белая дорога, но на ней не было никаких следов машины.Пассажиры отступили со вздохом радости, который, казалось, издевался над мое собственное разочарование. Я уже думал, что мне лучше делать, когда водитель, глядя на часы, сказал остальным то, что я едва мог слышать, это было сказано так тихо и так тихо; я думал, что это «на час меньше, чем время». Затем повернувшись ко мне, он сказал на немецком хуже моего: —

«Здесь нет вагона. В конце концов, герра не ждут.Он будет теперь приезжай на Буковину и возвращайся завтра или на следующий день; лучше На следующий день.» Пока он говорил, лошади ржали и фыркают и дико ныряют, так что водителю пришлось их задержать. Затем, среди хора крестьянских криков и всеобщего перехода сами по себе, калеша с четырьмя лошадьми подъехала за нами, догнала нас, и остановился возле кареты. Я мог видеть во вспышке нашего лампы, поскольку лучи падали на них, что лошади были угольно-черными и великолепные животные.Их вел высокий мужчина с длинным коричневым борода и большая черная шляпа, которая, казалось, скрывала от нас его лицо. я мог видеть только блеск пары очень ярких глаз, которые казались красными в свете лампы, когда он повернулся к нам. Он сказал водителю: —

.

«Ты сегодня рано, друг мой». Человек в ответ запнулся: —

.

«Английский герр очень спешил», на что незнакомец ответил: —

«Поэтому, я полагаю, вы хотели, чтобы он уехал на Буковину.Вы не можете обмануть меня, мой друг; Я слишком много знаю, а мои лошади быстрые. Как он заговорил он улыбнулся, и свет лампы упал на суровый рот, с очень красные губы и острые зубы, белые, как слоновая кость. Один из моих товарищи шептали другому строчку из Burger’s «Lenore»: —

«Denn die Todten reiten schnell» —
(«Для мертвых путешествуют быстро.»)

Странный водитель, очевидно, слышал эти слова, потому что взглянул сияющая улыбка.Пассажир одновременно отвернулся. протягивая два пальца и крестясь. «Дайте мне герра» багаж, — сказал водитель; и с необычайной быстротой мои сумки были раздал и положил в калеш. Затем я спустился со стороны тренер, так как калеш был рядом, водитель помогал мне с рука, схватившая мою руку стальной хваткой; его сила должна была быть потрясающе. Не говоря ни слова, он потряс поводьями, лошади повернулись, и мы пронесся во тьму перевала.Оглянувшись, я увидел пар от лошадей кареты при свете фонарей и проецировал против него крестятся фигуры моих покойных товарищей. затем возница щелкнул хлыстом и позвал лошадей, и они понесли по пути на Буковину. Когда они погрузились в темноту, я почувствовал странный холод и чувство одиночества охватило меня; но был брошен плащ через мои плечи, и коврик на коленях, и водитель сказал в отличный немецкий: —

«Ночь холодная, мой господин, и мой господин граф приказал мне взять все заботиться о тебе.Есть фляжка сливовица (сливовый бренди страна) под сиденьем, если вам это нужно ». Я не взял любой, но было приятно знать, что он все равно был там. Я почувствовал немного странно и немножко напугано. Я думаю, что было любую альтернативу я должен был принять, вместо того, чтобы преследовать неизвестное ночное путешествие. Карета ехала тяжелым шагом прямо, затем мы сделали полный поворот и пошли по другой прямой дороге.Это мне казалось, что мы просто снова и снова ходим по одной и той же земле еще раз; и поэтому я обратил внимание на некоторые важные моменты и обнаружил, что это так. Я бы хотел спросить водителя, что все это значит, но Я действительно боялся сделать это, потому что думал, что если я был протест не имел бы никакого эффекта, если бы имелось намерение задержка. Однако постепенно, поскольку мне было любопытно узнать, сколько времени Проходя мимо, я чиркнул спичкой и по ее пламени посмотрел на свои часы; это было в течение нескольких минут до полуночи.Это было для меня своего рода шоком, потому что я Предположим, общее суеверие насчет полуночи было усилено моим недавний опыт. Я ждал с болезненным ожиданием.

Тогда где-то в сельском доме далеко по дороге завыла собака — долгие мучительные вопли, словно от страха. Звук был подхвачен другая собака, потом еще и еще, пока не понесла ветер, тихо вздохнул через перевал, начался дикий вой, приехать со всей страны, насколько хватило воображения это сквозь мрак ночи.При первом вою лошади закричали. напрягаться и задавать, но водитель успокаивающе заговорил с ними, и они успокоился, но вздрогнул и вспотел, как будто после побега из внезапный испуг. Потом вдалеке, с гор на каждом сторона нас завыла все громче и резче — волчьей, — что одинаково повлияло и на лошадей, и на меня — потому что я хотел прыгать с калеша и бегать, а они снова встали на дыбы и нырнули безумно, так что водителю пришлось приложить все свои силы, чтобы удержать их от болтового крепления.Однако за несколько минут мои собственные уши привыкли звук, и лошади настолько затихли, что кучер смог спуститься и встать перед ними. Он гладил и успокаивал их, и что-то прошептал им на ухо, как я слышал про укротителей лошадей делали и с необычайным эффектом, потому что под его ласками они стали снова вполне управляемы, хотя они все еще дрожали. Водитель снова занял свое место и, потрясая поводьями, двинулся вперед в большом темпе.Этот раз, пройдя на дальнюю сторону перевала, он внезапно свернул узкая проезжая часть, которая резко уходила направо.

Вскоре нас окружили деревья, которые местами свисали прямо над дорога, пока мы не прошли как через туннель; и снова сильно нахмурился скалы храбро охраняли нас с обеих сторон. Хотя мы были в приюте, мы слышал поднимающийся ветер, потому что он стонал и свистел сквозь камни и ветви деревьев грохотали, пока мы ехали.Становилось все холоднее и холоднее, и пошел мелкий рыхлый снег, так что вскоре мы и все вокруг накрылись белым одеялом. В острый ветер все еще доносил вой собак, хотя слабее по мере того, как мы шли. Лай волков звучал ближе и все ближе, как будто они приближались к нам со всех сторон. я ужасно испугался, и лошади разделили мой страх. Водитель, однако это нисколько не беспокоило; он продолжал поворачивать голову, чтобы налево и направо, но я ничего не видел в темноте.

Вдруг слева от нас я увидел слабое мерцающее синее пламя. В водитель увидел это в тот же момент; он сразу проверил лошадей, и, спрыгнув на землю, исчез в темноте. Я не знала что делать, тем меньше по мере того, как вой волков становился все ближе; но пока Я подумал, что водитель вдруг снова появился, и, не говоря ни слова, взял его место, и мы продолжили наше путешествие. Думаю, я, должно быть, заснул и продолжал мечтать об инциденте, потому что он, казалось, повторяется бесконечно, а теперь, оглядываясь назад, это похоже на какой-то ужасный кошмар.Однажды пламя появилось так близко от дороги, что даже в темноте вокруг нас я мог наблюдать за движениями водителя. Он быстро пошел туда, где возникло синее пламя — должно быть, оно было очень слабым, потому что не казалось чтобы вообще осветить место вокруг — и собрав несколько камней, превратили их в какое-то устройство. Однажды появился странный оптический эффект: когда он стоял между мной и пламенем, он не препятствовал ему, потому что я все равно видел его призрачное мерцание.Это меня поразило, но так как эффект был кратковременным, я понял, что мои глаза обманывают меня пробираясь сквозь тьму. Тогда какое-то время не было синего пламя, и мы устремились вперед сквозь мрак, с воем волки вокруг нас, как если бы они следовали по движущемуся кругу.

Наконец настало время, когда кучер уехал дальше, чем он еще не ушел, и во время его отсутствия лошади стали хуже дрожать чем когда-либо, фыркать и кричать от страха.Я не видел причины за это, потому что вой волков совсем прекратился; но просто затем луна, плывущая сквозь черные тучи, показалась за зубчатый гребень скалы, поросшей соснами, и в ее свете я увидел вокруг нас кольцо волков с белыми зубами и красными языками, с длинными жилистыми конечностями и лохматыми волосами. Их было в сто раз больше ужасно в мрачной тишине, в которой они жили, чем даже когда они выли. Что касается себя, я чувствовал своего рода паралич страха.Только когда мужчина чувствует себя лицом к лицу с такими ужасами, что он может понять их истинный смысл.

Внезапно волки завыли, как будто лунный свет какое-то своеобразное воздействие на них. Лошади прыгали и вставали на дыбы, и беспомощно огляделась, глаза закатились так, что было больно смотреть; но живое кольцо ужаса окружало их со всех сторон; И они вынужден был оставаться в нем. Я позвал кучера, чтобы мне казалось, что наш единственный шанс — это попытаться вырваться из кольцо и помочь ему приблизиться.Я кричал и бил в сторону Калеше, надеясь шумом напугать волков с той стороны, чтобы чтобы дать ему шанс добраться до ловушки. Как он туда попал, я знаю нет, но я услышал, как его голос повысился в тоне властной команды, и глядя на звук, увидел, что он стоит на проезжей части. Когда он подметал длинные руки, словно отмахиваясь от неосязаемого препятствия, волки упал назад и еще дальше. В этот момент тяжелое облако прошло лик луны, так что мы снова были во тьме.

Когда я снова стал видеть, водитель забирался в калеш, и волки исчезли. Все это было так странно и жутко, что ужасный страх охватил меня, и я боялся говорить или двигаться. Время казалось бесконечным, пока мы несли свой путь, теперь почти полностью темнота, потому что катящиеся облака закрывали луну. Мы продолжали восходящий, с редкими периодами быстрого спуска, но в основном всегда по возрастанию. Внезапно я осознал, что возница подгонял лошадей во дворе огромный разрушенный замок, из высоких черных окон которого не проникал луч света, и чьи сломанные зубчатые стены показывали неровную линию на фоне залитого лунным светом небо.

ГЛАВА II

ЖУРНАЛ ДЖОНАТАНА ХАРКЕРА — продолжение

5 мая. — Должно быть, я спал, потому что если бы я был полностью проснувшись, я, должно быть, заметил приближение такого замечательного места. В во мраке двор выглядел значительным и как несколько темных дороги вели от него под большими круглыми арками, он, возможно, казался больше, чем это действительно так. При дневном свете я пока не видел.

Когда калеш остановился, водитель спрыгнул и протянул руку чтобы помочь мне сойти. Я снова не мог не заметить его потрясающий прочность. Его рука на самом деле казалась стальными тисками, которые могли раздавил мою, если бы он выбрал. Затем он достал мои ловушки и поставил их на земле рядом со мной, когда я стоял у большой двери, старый и усыпана большими железными гвоздями и вставлена ​​в выступающий дверной проем массивный камень. Я мог видеть даже в тусклом свете, что камень был массивная резьба, но эта резьба была сильно изношена временем и Погода.Когда я встал, водитель снова вскочил на свое место и встряхнул поводья; лошади двинулись вперед, и ловушка, и все исчезли темных отверстий.

Я молча стоял на месте, потому что не знал, что делать. Колокола или молотка не было знака; сквозь эти хмурые стены и тьму оконные проемы вряд ли мог проникнуть мой голос. В время, которое я ждал, казалось бесконечным, и я чувствовал, что сомнения и страхи сгущаются мне. В какое место я попал и среди каких людей? Что это за мрачное приключение, в которое я отправился? Было ли это обычный случай в жизни клерка поверенного, посланного в объяснить иностранцу покупку лондонской недвижимости? Солиситора клерк! Мине это не понравится.Адвокат — перед отъездом Лондон Мне сообщили, что экзамен сдан успешно; и я теперь солиситор! Я начал тереть глаза и ущипнуть себя, чтобы посмотреть, не Я проснулся. Мне все это казалось ужасным кошмаром, и я ожидал, что я внезапно проснусь и окажусь дома с рассвет пробивается сквозь окна, как я то и дело чувствовал утром после дня переутомления. Но моя плоть ответила на щипковый тест, и мои глаза не обманули.Я действительно проснулся и среди Карпат. Все, что я мог теперь сделать, это набраться терпения и ждать наступления утра.

Когда я пришел к такому выводу, я услышал приближающийся тяжелый шаг. за большой дверью, и сквозь щели увидел отблеск приближающегося легкий. Затем послышался грохот цепей и лязг массивные болты отведены назад. Ключ повернулся с громким скрипом долгого неиспользования, и большая дверь распахнулась.

Внутри стоял высокий старик, чисто выбритый, не считая длинного белого усы, одетые в черное с головы до пят, без единого пятнышка цвета о нем где угодно. Он держал в руке старинное серебро лампа, в которой горит пламя без дымохода или шара любого вида, отбрасывая длинные дрожащие тени, мерцая на сквозняке открытая дверь. Старик жестом жестом пригласил меня войти правой рукой. жест, скажем

Дракула Брэма Стокера — Бесплатная электронная книга

Формат URL Размер
Прочитать эту книгу онлайн: HTML https: // www.gutenberg.org/files/345/345-h/345-h.htm 918 Кбайт
EPUB (с изображениями) https://www.gutenberg.org/ebooks/345.epub.images 390 Кбайт
EPUB (нет изображений) https://www.gutenberg.org/ebooks/345.epub.noimages 388 Кбайт
Kindle (с изображениями) https: // www.gutenberg.org/ebooks/345.kindle.images 1,5 МБ
Kindle (нет изображений) https://www.gutenberg.org/ebooks/345.kindle.noimages 1,5 МБ
Обычный текст UTF-8 https://www.gutenberg.org/ebooks/345.txt.utf-8862 Кбайт
Другие файлы… https: // www.gutenberg.org/files/345/

Дракула Брэма Стокера

  • Домой
  • Мои книги
  • Обзор ▾
    • Рекомендации
    • Choice Awards
    • Жанры
    • Подарки
    • Новые релизы
    • Списки
    • Изучить
    • Биография 902 902 9329
    • Бизнес
    • Детский
    • Христиан
    • Классика
    • Комиксы
    • Поваренные книги
    • Электронные книги
    • Фэнтези
    • Художественная литература
    • Графические романы
    • 9032 Музыка
    • Историческая музыка
    • Ужасы
    • Тайна
    • Документальная литература
    • Поэзия
    • Психология
    • Романтика
    • Наука
    • Научная фантастика

Лучшие книги с участием Дракулы (162 книги)

  • Домой
  • Мои книги
  • Обзор ▾
    • Рекомендации
    • Награды Choice Awards
    • Жанры
    • Подарки
    • Новые выпуски
    • Списки
    • Изучите
    • Биография 902 902 903 902 903
    • Бизнес
    • Детский
    • Христиан
    • Классика
    • Комиксы
    • Поваренные книги
    • Электронные книги
    • Фэнтези
      • Художественная литература
      • Графические романы
    • Графические романы
  • Историческая музыка
Историческая музыка Ужас
  • Историческая музыка 9046
  • Тайна
  • Документальная литература
  • Поэзия
    • Психология
    • Романтика
    • Наука
    • Научная фантастика
    • Самопомощь
    • Спорт
    • Триллер
    • 2
    • Молодежь 343
    • Сообщество ▾
      • Группы
      • Обсуждения
      • Цитаты
      • Задать вопрос автору
    • Войти
    • Присоединиться
    Зарегистрироваться
    • 9034 Профиль 905
    • Друзья
    • Группы
    • Обсуждения
    • Комментарии
    • Задание по чтению
    • Kindle Заметки и основные моменты
    • Цитаты
    • Любимые жанры
    • Рекомендации друзей
    • Настройки учетной записи
    • 9055 9034 Выйти 9055 902
    • Мои книги
    • Обзор ▾
      • Рекомендации
      • Награды Choice Awards
      • Жанры
      • Подарки
      • Новые выпуски
      • Списки
      • Изучить
      • Новости и интервью

      88 Бизнес

    • 902

    88 22

  • Детский
  • Христиан
  • Классика
  • Комиксы
  • Поваренные книги
  • Электронные книги
  • Фэнтези
    • Художественная литература
    • Графические романы
    • Историческая фантастика
      • Историческая литература
      • Музыка
      • Музыка
      • История
      • Ужасы
      • Документальная литература
      • Поэзия
      • Психология
      • Романтика

    Граф Дракула — Дракула

    Граф Дракула — персонаж тьмы, напугавший миллионы людей, поднявший миф о вампирах на небывалый уровень в современном искусстве.Дракула (также известный как Носферату) суммирует наши страхи в кровавом сверхъестественном вампире.

    Граф Дракула впервые появляется в литературе в романе, написанном в 1897 году ирландским автором — Брэмом Стокером по имени Дракула , в котором он является известным персонажем-вампиром.

    • Бела Лугоши (он же Дракула)

    Никто не знает, почему Брэм Стокер выбрал румынского принца пятнадцатого века в качестве модели для своего вымышленного персонажа.Некоторые ученые предположили, что у Стокера были дружеские отношения с венгерским профессором Будапештского университета Арминиусом Вамбери (Герман Вамбергер), и вполне вероятно, что этот человек дал Стокеру некоторую информацию о Владе Цепеше Дракуле. Более того, тот факт, что доктор Абрахам Ван Хельсинг упоминает своего «друга Арминия» в романе 1897 года как источник своих знаний о Владе, кажется, поддерживает эту гипотезу.

    Следует отметить, что единственная реальная связь между историческим Дракулой (1431-1476) и современным литературным мифом о вампире — это роман 1897 года; вдохновленный фольклорные источники, исторические ссылками и некоторые из его собственной жизни испытывает Стокер создал свой спорный характер.С другой стороны, стоит упомянуть, что политические недоброжелатели Влада Дракулы — в основном немецкие саксы — использовали другое значение румынского слова «Дракул» — «дьявол» — чтобы очернить репутацию принца.

    Между книжным персонажем и историческим персонажем не так много общего. Единственное сходство, которое вы можете найти, — это жажда крови. Говорят, что в течение шестилетнего правления Влада III (1456 — 1462) « Влад Цепеш » он убил от 20 000 до 40 000 европейских гражданских лиц (политических соперников, преступников и всех, кого он считал «бесполезными для человечества»). «) и более 100 000 турецких мусульман, в основном с помощью своего любимого метода протыкания их острым шестом.

    • Влад Цепеш Германская иллюстрация

    Излюбленным методом пыток и казней Дракулы было заколачивание на кол. Для этого Дракула обычно прикреплял лошадь к каждой ноге жертвы, и заостренный кол постепенно вставлялся в тело. Чтобы жертва не умерла слишком быстро от шока, конец кола (не слишком острый) обычно смазывали маслом. Обычно кол вводили в тело через ягодицы и часто проталкивали через тело, пока он не вышел изо рта.Однако было много случаев, когда жертв пронзали через другие телесные отверстия, живот или грудь. Иногда младенцев насаживали на кол, протыкавший грудь их матери. Записи показывают, что жертвы иногда пронзали так, что они висели на коле вверх ногами, и что Дракула часто располагал колья в виде различных геометрических узоров (наиболее распространенным узором было кольцо из концентрических кругов).

    Но колоть на колы не был его единственным методом пыток.Список пыток, применявшихся этим жестоким принцем, читается как перечень инструментов ада: гвозди в головы, отрезание конечностей, ослепление, удушение, сжигание, отрезание носов и ушей, снятие скальп, снятие шкуры, воздействие стихии или дикой природы. животные и кипячение заживо, увечья половых органов (особенно у женщин). Похоже, что Дракулу особенно заботило женское целомудрие. Девы, потерявшие девственность, прелюбодейные жены и распутные вдовы, были жертвами жестокости Дракулы.У таких женщин часто вырезали половые органы или отрезали грудь. Их также часто протыкали через влагалище на раскаленных кольях, которые продвигали через тело, пока они не выходили изо рта. В одном из отчетов рассказывается о казни неверной жены. Дракуле отрезал грудь женщины, а затем с нее сняли кожу и проткнули на площади в Тырговиште, а ее кожа лежала на соседнем столе.

    Подробнее о: Влад Цепеш

    Фильмы о Дракуле

    В 1920 году в России снимается первый фильм «Дракула» по одноименному роману Брэма Стокера.К сожалению, копии не сохранились. Второй фильм, названный Дракула, снят в 1921 году в Венгрии, а в 1922 году появляется третья попытка снять Дракулу (на самом деле названного Носферату, eine Symphonie des Grauens aka Terror of Dracula), немого фильма, произведенного Prana Films в Германии и Режиссер-экспрессионист Ф. В. Мурнау.

    Действие фильма происходит в Трансильвании и Германии. По сюжету роль Дракулы была изменена на графа Орлока, одну из самых отвратительных версий вампира, когда-либо созданных для фильма, которую сыграл Макс Шрек (чье имя буквально означает «испуг»).

    • Дракула 1931 — Постер фильма

    В 1931 году Дракула стал известен во всем мире благодаря фильму Дракула производства Universal Studios по одноименному роману Брэма Стокера. после фильма люди пытались выяснить, кто был настоящим Дракулой, поэтому появилось так много книг и документальных фильмов, чтобы дать больше информации о человеке, который вдохновил персонажа Дракулы из романа: Влад Цепеш.

    Подробнее о: Фильмы о Дракуле

    Сверхъестественные силы графа Дракулы:

    • он потенциально бессмертен
    • он пьет кровь других, чтобы выжить
    • у него сила двадцати человек
    • он может принимать форму волка или летучей мыши
    • он может выглядеть как туман или элементарная пыль
    • у него нет отражения в зеркале
    • он не отбрасывает тени
    • он обладает гипнотической властью над своими жертвами
    • он может превращать жертв в вампиров

    Ограничения графа Дракулы:

    • он не может входить в дом, если он не приглашен в
    • он теряет свои сверхъестественные способности в светлое время суток
    • он должен спать на земле родной земли
    • он может пересечь проточную воду только при слабом течении или приливе
    • его отталкивают чеснок и святые символы (распятие, святая вода)
    • его можно уничтожить, проткнув его сердце колом и обезглавив его

    Дракула был источником вдохновения для многих литературных дани или пародий, таких как Участок Салема Стивена Кинга, Кима Ньюмана Анно Дракула , Интервью Анны Райс с вампиром , Элизабет Костова Историк Саберхаген «Дракула» , эротическая пародия Венди Суонскомб «Вамп » и Дэна Симмонса «Дети ночи» .

    • Бэтмен против Дракулы

    Дракула был персонажем многих комиксов, таких как Гигантский Дракула , Реквием по Дракуле , Дикие Возвращение Дракулы , все они опубликованы Marvel, но самым известным из них является комикс Marvel Tomb of Dracula. , написанный в основном Марвом Вольфманом и нарисованный Джином Коланом для Marvel Comics в 1970-х годах. Дракула также появился в анимационном фильме под названием The Batman vs.Дракула , который натравливает двух персонажей друг против друга, транслировался по Cartoon Network и был выпущен на DVD.

    Подробнее о: Книги Дракулы

    Автор статьи: Dracula.cc Research Team
    Последнее обновление: 6 сентября 2006 г.

    .

    Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *