Калигула книга: Калигула — Камю Альбер » Онлайн библиотека книг читать онлайн бесплатно и полностью
Калигула — Камю Альбер » Онлайн библиотека книг читать онлайн бесплатно и полностью
Альбер Камю
Калигула
Альбер КАМЮ
КАЛИГУЛА
Пьеса в четырех действиях*
Моим друзьям по театру де Л’Екип
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Калигула
Цезония
Геликон
Сципион
Керея
Сенектий – старший патриций
Метелий – патриций
Лепидий – патриций
Октавий – патриций
Патрициан – управитель
Мерея
Муций
Первый страж
Второй страж
Первый слуга
Второй слуга
Третий слуга
Жена Муция
Шесть поэтов
Действие происходит во дворце Калигулы.
Между первым и вторым действиями проходит три года.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Сцена первая
Несколько патрициев, один из которых довольно стар, собрались в зале дворца. Они явно волнуются.
Первый патриций. Опять ничего.
Старый патриций. Утром ничего, и вечером то же самое.
Второй патриций. Вот уже три дня – ничего.
Старый патриций.
Второй патриций. Мы всё обыскали. Больше нечего предпринять.
Первый патриций. Зачем волноваться раньше времени? Подождем. Быть может, он вернется – как ушел.
Старый патриций. Я видел, как он выходил из дворца. У него был странный взгляд.
Первый патриций. Я тоже был там; я спросил его, что с ним.
Второй патриций. Он ответил?
Первый патриций. Только одно слово: «Ничего».
Пауза. Входит Геликон, жуя лук.
Второй патриций (по-прежнему нервничая). Это не к добру.
Первый патриций. В конце концов, в его годы это обычное дело.
Старый патриций. Конечно. С возрастом это проходит.
Второй патриций. Вы думаете?
Первый патриций. Будем надеяться, он забудет.
Старый патриций. Конечно. Одну потерял – десять найдешь.
Геликон. С чего вы взяли, что дело в любви?
Первый патриций. В чем же еще?
Геликон. Может быть, у него разболелась печень. Или ему просто опротивело созерцать каждый день ваши постные рожи. Своих ближних легче переваривать малыми дозами. И это блюдо к тому же не подсолишь.
Старый патриций. Я предпочитаю думать, что все дело в любви. Это так трогает!
Геликон. И заодно успокаивает. Любовь – болезнь такого сорта, что не щадит ни мудрецов, ни идиотов.
Первый патриций. К счастью, печаль рано или поздно проходит… Вы способны страдать больше года?
Второй патриций. Я? нет.
Первый патриций. Этого никто не может.
Старый патриций. Жизнь была бы непереносима.
Первый патриций. Вы совершенно правы. Год назад моя жена умерла. Я много плакал, но потом я ее забыл. Иногда мне бывает больно. Но в общем все ничего.
Старый патриций. Природа действует разумно.
Геликон. Все же когда я смотрю на вас, мне кажется, что ей это не всегда удается.
Входит Керея.
Первый патриций. Ну что?
Керея. По-прежнему ничего.
Геликон. Спокойствие, господа, спокойствие. Будем соблюдать приличия. Римская империя – это мы. Если мы потеряем лицо, империя потеряет голову. Сейчас не время паниковать! Для начала давайте позавтракаем. И империи сразу полегчает.
Старый патриций. Что правда, то правда. Синица в руках лучше, чем журавль в небе.
Керея. Не нравится мне все это. До сих пор все шло слишком хорошо. Это был идеальный император.
Второй патриций. Он был именно таким, каким надлежит быть императору: неопытным и щепетильным.
Первый патриций. Почему, собственно, «был»? Ничто не мешает ему продолжать в том же духе. Конечно, он любил Друзиллу. Но ведь она была его сестрой. Спать с ней – уже было слишком. Но перевернуть Рим из-за того, что она умерла вообще переходит всяческие границы.
Керея. И тем не менее мне это не по душе. И его бегство не объясняет ничего.
Старый патриций. Да, дыма без огня не бывает.
Первый патриций. Во всяком случае, интересы государства не терпят кровосмешений. Тем более таких, которые оборачиваются трагедией. Пусть кровосмешение. Но тайно.
Геликон. Кровосмешение неизбежно вызывает шум. Кровать скрипит – если можно так выразиться. Впрочем, с чего вы взяли, что все дело в Друзилле?
Второй патриций. В чем же еще?
Геликон. А вы угадайте. И заметьте себе, несчастье подобно женитьбе. Думаешь, что выбираешь, а оказывается, выбрали тебя. Это так, тут ничего не поделаешь. Наш Калигула несчастен, но, может быть, и сам не знает почему. Он просто почувствовал себя прижатым к стене. И тогда он бежал. На его месте мы сделали б то же. Говорю вам, если бы я мог выбирать себе отца, я б не родился.
Входит Сципион.
Сцена вторая
Керея. Ну что?
Сципион. Пока ничего. Крестьяне уверяют, что видели его прошлой ночью неподалеку отсюда, во время грозы. Он бежал сквозь дождь.
Керея вновь подходит к сенаторам. Сципион следует за ним.
Керея. Это длится уже дня три, Сципион?
Сципион. Да. Я, как обычно, был при нем. Он приблизился к телу Друзиллы; коснулся его двумя пальцами. Казалось, он задумался. Потом он повернулся и вышел ровным шагом. С тех пор его ищут.
Керея (качая головой). Этот мальчик слишком любил литературу.
Второй патриций. Что ж, в таком возрасте…
Керея. Но это не соответствует его происхождению. Императору нельзя быть поэтом. Конечно, два-три таких у нас уже было. Но паршивые овцы в любом стаде найдутся. Однако прочим хватило вкуса оставаться государственными мужами.
Первый патриций. Так спокойней.
Старый патриций. Пусть каждый делает свое дело.
Сципион. Что можно предпринять, Керея?
Керея. Ничего.
Первый патриций. Да, императоров хватает. А вот личностей не найти.
Керея. А если он вернется с дурными намерениями?
Первый патриций. О боги! Это еще ребенок. Мы заставим его слушать голос рассудка.
Керея. А если он окажется глух к увещеваниям?
Первый патриций (смеется). Ну что ж! Не я ли писал в свое время трактат о государственных переворотах!
Керея. Да, если переворот потребуется… Но я бы все-таки предпочел, чтобы меня оставили в покое – наедине с моими книгами.
Сципион.
Выходит.
Керея. Сципион явно смутился.
Старый патриций. Он тоже ребенок. А дети всегда заодно.
Геликон. Рано или поздно они становятся взрослыми.
Появляется Страж: «Во дворцовом саду видели Калигулу». Все выходят.
Сцена третья
Некоторое время сцена остается пустой. Слева, крадучись, входит Калигула. Взгляд его блуждает, волосы промокли, ноги в грязи. Несколько раз он подносит руку ко рту. Приближается к зеркалу и, заметив свое отражение, останавливается. Произносит несколько неразборчивых слов. Потом садится с правой стороны сцены, свесив руки между расставленных колен. Слева входит Геликон. Заметив Калигулу, останавливается на краю сцены и молча на него глядит. Калигула оборачивается и видит Геликона. Пауза.
Читать онлайн электронную книгу Калигула Caligula — ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ бесплатно и без регистрации!
Сцена первая
Несколько патрициев, один из которых довольно стар, собрались в зале дворца. Они явно волнуются.
Первый патриций. Опять ничего.
Старый патриций. Утром ничего, и вечером то же самое.
Второй патриций. Вот уже три дня – ничего.
Старый патриций. Гонцы отправляются. Гонцы приходят обратно. Они качают головой и говорят: «Ничего».
Второй патриций. Мы всё обыскали. Больше нечего предпринять.
Первый патриций. Зачем волноваться раньше времени? Подождем. Быть может, он вернется – как ушел.
Старый патриций. Я видел, как он выходил из дворца. У него был странный взгляд.
Первый патриций. Я тоже был там; я спросил его, что с ним.
Второй патриций. Он ответил?
Первый патриций. Только одно слово: «Ничего».
Пауза. Входит Геликон, жуя лук.
Второй патриций ( по-прежнему нервничая ). Это не к добру.
Первый патриций. В конце концов, в его годы это обычное дело.
Старый патриций. Конечно. С возрастом это проходит.
Второй патриций. Вы думаете?
Первый патриций.
Старый патриций. Конечно. Одну потерял – десять найдешь.
Геликон. С чего вы взяли, что дело в любви?
Первый патриций. В чем же еще?
Геликон. Может быть, у него разболелась печень. Или ему просто опротивело созерцать каждый день ваши постные рожи. Своих ближних легче переваривать малыми дозами. И это блюдо к тому же не подсолишь.
Старый патриций. Я предпочитаю думать, что все дело в любви. Это так трогает!
Геликон. И заодно успокаивает. Любовь – болезнь такого сорта, что не щадит ни мудрецов, ни идиотов.
Первый патриций. К счастью, печаль рано или поздно проходит… Вы способны страдать больше года?
Второй патриций. Я? нет.
Первый патриций. Этого никто не может.
Старый патриций. Жизнь была бы непереносима.
Первый патриций. Вы совершенно правы. Год назад моя жена умерла. Я много плакал, но потом я ее забыл. Иногда мне бывает больно. Но в общем все ничего.
Старый патриций. Природа действует разумно.
Геликон. Все же когда я смотрю на вас, мне кажется, что ей это не всегда удается.
Входит Керея.
Первый патриций. Ну что?
Керея. По-прежнему ничего.
Геликон. Спокойствие, господа, спокойствие. Будем соблюдать приличия. Римская империя – это мы. Если мы потеряем лицо, империя потеряет голову. Сейчас не время паниковать! Для начала давайте позавтракаем. И империи сразу полегчает.
Старый патриций. Что правда, то правда. Синица в руках лучше, чем журавль в небе.
Керея. Не нравится мне все это. До сих пор все шло слишком хорошо. Это был идеальный император.
Второй патриций. Он был именно таким, каким надлежит быть императору: неопытным и щепетильным.
Первый патриций. Почему, собственно, «был»? Ничто не мешает ему продолжать в том же духе. Конечно, он любил Друзиллу. Но ведь она была его сестрой. Спать с ней – уже было слишком. Но перевернуть Рим из-за того, что она умерла вообще переходит всяческие границы.
Керея. И тем не менее мне это не по душе. И его бегство не объясняет ничего.
Старый патриций. Да, дыма без огня не бывает.
Первый патриций. Во всяком случае, интересы государства не терпят кровосмешений. Тем более таких, которые оборачиваются трагедией. Пусть кровосмешение. Но тайно.
Геликон. Кровосмешение неизбежно вызывает шум. Кровать скрипит – если можно так выразиться. Впрочем, с чего вы взяли, что все дело в Друзилле?
Второй патриций. В чем же еще?
Геликон. А вы угадайте. И заметьте себе, несчастье подобно женитьбе. Думаешь, что выбираешь, а оказывается, выбрали тебя. Это так, тут ничего не поделаешь. Наш Калигула несчастен, но, может быть, и сам не знает почему. Он просто почувствовал себя прижатым к стене. И тогда он бежал. На его месте мы сделали б то же. Говорю вам, если бы я мог выбирать себе отца, я б не родился.
Входит Сципион.
Сцена вторая
Керея. Ну что?
Сципион. Пока ничего. Крестьяне уверяют, что видели его прошлой ночью неподалеку отсюда, во время грозы. Он бежал сквозь дождь.
Керея вновь подходит к сенаторам. Сципион следует за ним.
Керея. Это длится уже дня три, Сципион?
Сципион. Да. Я, как обычно, был при нем. Он приблизился к телу Друзиллы; коснулся его двумя пальцами. Казалось, он задумался. Потом он повернулся и вышел ровным шагом. С тех пор его ищут.
Керея ( качая головой ). Этот мальчик слишком любил литературу.
Второй патриций. Что ж, в таком возрасте…
Керея. Но это не соответствует его происхождению. Императору нельзя быть поэтом. Конечно, два-три таких у нас уже было. Но паршивые овцы в любом стаде найдутся. Однако прочим хватило вкуса оставаться государственными мужами.
Первый патриций. Так спокойней.
Старый патриций. Пусть каждый делает свое дело.
Сципион. Что можно предпринять, Керея?
Керея. Ничего.
Второй патриций. Подождем. Если он не вернется, заменим его. Между нами говоря, недостатка в императорах нет.
Первый патриций. Да, императоров хватает. А вот личностей не найти.
Керея. А если он вернется с дурными намерениями?
Первый патриций. О боги! Это еще ребенок. Мы заставим его слушать голос рассудка.
Керея. А если он окажется глух к увещеваниям?
Первый патриций ( смеется ). Ну что ж! Не я ли писал в свое время трактат о государственных переворотах!
Керея. Да, если переворот потребуется… Но я бы все-таки предпочел, чтобы меня оставили в покое – наедине с моими книгами.
Сципион. Прошу меня извинить.
Выходит.
Керея. Сципион явно смутился.
Старый патриций. Он тоже ребенок. А дети всегда заодно.
Геликон. Рано или поздно они становятся взрослыми.
Появляется Страж: «Во дворцовом саду видели Калигулу». Все выходят.
Сцена третья
Некоторое время сцена остается пустой. Слева, крадучись, входит Калигула. Взгляд его блуждает, волосы промокли, ноги в грязи. Несколько раз он подносит руку ко рту. Приближается к зеркалу и, заметив свое отражение, останавливается. Произносит несколько неразборчивых слов. Потом садится с правой стороны сцены, свесив руки между расставленных колен. Слева входит Геликон. Заметив Калигулу, останавливается на краю сцены и молча на него глядит. Калигула оборачивается и видит Геликона. Пауза.
Сцена четвертая
Геликон ( не двигаясь с места ). Здравствуй, Кай.
Калигула ( просто ). Здравствуй, Геликон.
Молчание.
Геликон. Ты как будто устал?
Калигула. Я много ходил.
Геликон. Да, тебя долго не было.
Молчание.
Калигула. Это было трудно найти.
Геликон. Что именно?
Калигула. То, что я хотел.
Геликон. Что же ты хотел?
Калигула ( так же просто ). Луну.
Геликон. Что?
Калигула. Я хотел луну.
Геликон. А.
Молчание. Геликон подходит к Калигуле.
Зачем она тебе?
Калигула. Зачем? Это одна из тех вещей, которых у меня нет.
Геликон. Само собой. А теперь что ж – все в порядке?
Калигула. Нет. Я не смог овладеть ею.
Геликон. Это печально.
Калигула. Да, и именно из-за этого я так устал.
Пауза.
Калигула. Геликон!
Геликон. Да, Кай.
Калигула. Ты думаешь, что я сумасшедший.
Геликон. Ты же знаешь, я никогда не думаю. Для этого я слишком умен.
Калигула. Да. И все же. Но я не сумасшедший, более того, я никогда не был так разумен, как сейчас. Просто я вдруг почувствовал потребность в невозможном. ( Пауза. ) Вещи, такие, как они есть, не устраивают меня.
Геликон. Это довольно распространенная точка зрения.
Калигула. Верно. Но я не знал этого раньше. Теперь знаю. ( Так же просто. ) Этот мир, такой, как он есть, невыносим. Следовательно, мне нужна луна, или счастье, или бессмертие, что угодно, пусть даже безумие – но не от мира сего.
Геликон. Этот принцип хорош сам по себе. Но ему невозможно следовать до конца.
Калигула. Ты ничего не знаешь об этом. Потому что еще никому и никогда не удавалось быть последовательным в чем-либо. Но может быть, просто достаточно до конца оставаться логичным.
Смотрит на Геликона.
Я знаю, что ты думаешь. Столько шуму из-за смерти одной женщины. Не в этом дело. Правда, несколько дней я не мог отвязаться от мысли, что женщина, которую я любил, мертва. Но что такое любовь? Такая малость! И эта смерть ничто, уверяю тебя. Она только знак некой правды, которая делает луну необходимой. Эта правда совсем простая и совсем ясная, немного глупая, но ее трудно открыть и тяжело выдержать.
Геликон. И что ж это за правда, Кай?
Калигула ( отвернувшись, равнодушно ). Люди умирают и они несчастны.
Геликон ( после паузы ). Ну, Кай, с этой правдой они научились ладить. Погляди вокруг. Она не портит им аппетита.
Калигула ( неожиданно взорвавшись ). Так вот, всё вокруг меня ложь, а я, я хочу жить только в правде. И у меня как раз есть средство заставить их жить в правде. Ибо я знаю, чего им не достает, Геликон. Они лишены понимания, и им не достает учителя, который бы знал, что он говорит.
Геликон. Не обижайся, Кай. Но вначале ты должен отдохнуть.
Калигула ( кротко ). Это невозможно, Геликон. Это никогда больше не будет возможно.
Геликон. Почему же?
Калигула. Если я буду спать, кто мне даст луну?
Геликон ( после паузы ). В самом деле.
Калигула с видимым усилием встает.
Калигула. Геликон! Я слышу шаги и шум голосов. Молчи и забудь, что только что видел меня.
Геликон. Я тебя понял.
Калигула направляется к выходу. У самых дверей оборачивается.
Калигула. И пожалуйста, помогай мне отныне.
Геликон. У меня нет причин не делать этого, Кай. Но я знаю многое, и меня мало что интересует. В чем я могу тебе помочь?
Калигула. В невозможном.
Геликон. Я буду стараться.
Калигула выходит. Быстро входят Сципион и Цезония.
Сцена пятая
Сципион. Никого нет. Ты не видел его, Геликон?
Геликон. Нет.
Цезония. Геликон, он действительно ничего не сказал тебе перед тем как скрыться?
Геликон. Я не являюсь его доверенным лицом. Я лишь зритель. Это разумней.
Цезония. Умоляю тебя!
Геликон. Дорогая Цезония, Кай идеалист, это известно каждому. Другими словами, он еще не все понял. Я понял все и поэтому не занимаюсь ничем. Но если Кай начнет понимать, он, напротив, со своим добрым сердечком способен заняться всем. И один бог знает, чего нам это будет стоить. Кстати, время обедать.
Уходит.
Сцена шестая
Цезония устало садится.
Цезония. Страж видел, как он прошел. Но весь Рим видит Калигулу повсюду. А Калигула не видит ничего. Он занят одной только мыслью.
Сципион. Какой?
Цезония. Откуда я знаю, Сципион?
Сципион. Друзилла?
Цезония. Кто на это ответит! Он действительно ее любил. Ужасно видеть, как умирает та, которую вчера еще сжимал в объятиях.
Сципион ( неуверенно ). А ты?
Цезония. О! я давняя его любовница.
Сципион. Цезония, нужно его спасти.
Цезония. Так ты его любишь?
Сципион. Люблю. Он был добр ко мне. Он многому меня научил. Некоторые его фразы я помню наизусть. Он говорил мне, что жизнь нелегка, но что есть религия, искусство, любовь, которые поддерживают нас. Единственное заблуждение, говорил он, -заставлять людей страдать. Он хотел быть справедливым.
Цезония ( поднимаясь ). Он был слишком молод.
Подходит к зеркалу и глядит на себя.
У меня никогда не было иного бога, кроме моего тела. И этого бога молю сегодня, чтобы он заставил Кая подчиниться мне.
Входит Калигула. Увидев Цезонию и Сципиона, колеблется и делает несколько шагов назад. В то же мгновение с противоположной стороны входят патриции и управитель дворца. Останавливаются озадаченные. Цезония оборачивается. Она и Сципион бросаются к Калигуле. Калигула останавливает их движением руки.
Сцена седьмая
Управитель ( неуверенно ). Мы… мы искали тебя, Цезарь.
Калигула ( отрывисто, изменившимся голосом ). Вижу.
Управитель. Мы… то есть…
Калигула ( грубо ). Чего вам надо?
Управитель. Мы беспокоились, Цезарь.
Калигула ( приближаясь к нему ). По какому праву?
Управитель. Э-э… гм… ( Внезапно одушевившись, быстро. ) В конце концов ты же знаешь, что должен решить несколько вопросов, касающихся публичной казны.
Калигула ( неудержимо смеясь ). Казна? Да уж, в самом деле, казна – это капитально.
Управитель. Да, Цезарь.
Калигула ( смеясь по-прежнему, Цезонии ). Не правда ли, дорогая, казна – это очень важно.
Цезония. Нет, Калигула, это второстепенный вопрос.
Калигула. Ты в этом ничего не понимаешь. Казна есть весьма могущественный фактор. Важно все: финансы, нравственность, внешняя политика, снабжение армии и аграрные законы. Говорю тебе, все это очень важно. Все имеет равное значение – величие Рима и приступ артрита. О! Я займусь этим всем. Послушай-ка, Управитель.
Управитель. Мы тебя слушаем.
Патриции приближаются.
Калигула. Ты мне верен, не так ли?
Управитель ( с упреком ). Цезарь!
Калигула. Ладно. Я хочу предложить тебе план. Мы с тобой в два счета перевернем политэкономию. Я тебе все растолкую… когда патриции уйдут.
Патриции уходят.
Сцена восьмая
Калигула садится у ног Цезонии.
Калигула. Теперь слушай. Во-первых: все патриции, все граждане Империи, располагающие какими-либо средствами – не важно, большими или малыми, это все равно, – обязаны лишить своих детей наследства, завещав все государству.
Управитель. Но, Цезарь…
Калигула. Я еще не давал тебе слова. Исходя из наших нужд, мы будем этих людей казнить в порядке свободного списка. В нужном случае этот список можно будет изменять – как нам заблагорассудится. И мы унаследуем все эти средства.
Цезония ( высвобождаясь ). Что это ты выдумал?
Калигула ( невозмутимо ). Порядок казней на самом деле не имеет никакого значения. Или, скорей, эти казни имеют равное значение, из чего вытекает, что значения они не имеют. Кстати, все виновны в одинаковой степени. И к тому же заметьте, что ничуть не более безнравственно обворовывать граждан открыто, нежели исподтишка, увеличивая косвенн
Зигфрид Обермайер — Калигула » Книги читать онлайн бесплатно без регистрации
Калигула, Сапожок — так любовно называли римляне юного императора Гая Юлия Цезаря Германика. Плебеи боготворили его за бесплатный хлеб и кровавые зрелища, которыми он щедро одаривал их. Но постепенно Рим захлестнула волна казней, страшных смертей и вынужденных самоубийств. Так Калигула расправлялся с теми, кто осмеливался усомниться в его божественном происхождении. Объявив себя братом-близнецом могущественного Юпитера, тиран стремился к неограниченной власти и требовал почитать себя как бога. Интриги, кинжал, яд и меч палача — вот инструменты, при помощи которых безумный император вершил свою власть.
Зигфрид Обермайер
«Калигула»
Калигула, или Сапожок, — так прозвали его солдаты, когда он трехлетним мальчиком важно прогуливался в больших солдатских сапогах по военному лагерю своего отца. Чудом удалось младшему сыну Германика пережить бесчисленные интриги и покушения, жертвами которых пали все его родственники. Теперь, после смерти защитницы, матери императора, судьба Калигулы казалась предрешенной. Но семнадцатилетний внук императора отправляется на Капри и втирается в доверие к Тиберию. День ото дня старик все больше проникается мыслью, что именно внук мог бы стать его преемником. В конце концов в марте 37 года н. э. это случилось: почти восьмидесятилетний старец умирает (не без помощи Калигулы), и Гая Юлия Цезаря Германика провозглашают императором. Начинается время господства порока, пыток и страшных смертей…
Спустя час после полуночи над Сабинскими горами начала собираться гроза. Последние сентябрьские дни были необычно жаркими, и Рим томился под нещадными лучами солнца, как под раскаленной крышей. Но в эту ночь с Адриатики подул прохладный ветер и принес грозовые тучи, которые висели на вершинах гор, пока их не подхватило штормовыми порывами с моря и не отогнало в Тиберталь. Отдаленные раскаты грома быстро приближались, и вот уже огненные языки молний лизали Моне Пинчиус, а гром стал оглушительным.
Император внезапно проснулся. Лишь к полуночи он лег в постель совершенно пьяный и заснул, но теперь, при ослепительных вспышках молний и раскатах грома, от сна и похмелья не осталось и следа. Со своим страхом перед грозой он ничего не мог поделать, хотя убеждал себя, что здесь, на Палатине, он был в полной безопасности, как на Олимпе, и, даже если бы молния попала в крышу, вокруг достаточно храмов и дворцов, где бы он мог укрыться.
Император приподнялся, вцепившись трясущимися руками в шелковое одеяло.
— Охрана! — пронзительно закричал он срывающимся голосом.
Дверь распахнулась, и два преторианца приветствовали его.
— Только хотел узнать, не сбежали ли вы, перепуганные грозой, — попытался пошутить император.
— Но, император…
— Ладно! Пошли прочь!
Эти люди были единственными, кому он еще доверял. Он чувствовал, что в кругах сенаторов зреют заговоры, в сладострастных речах, которыми они его приветствовали, ощущал всепоглощающую ненависть. Лемуры! Маски, за которыми притаилась смерть. Он казнил их дюжинами, душил заговоры в зародыше, пытал и убивал, отправлял в каменоломни, но их становилось все больше, как голов у гидры. Что он должен был делать? Его посетила привычная мысль: если бы у Рима была одна-единственная шея, он, не задумываясь, перерубил бы ее. Но у этого Рима, этого гниющего зловонного плода на древе империи, было слишком много шей и голов — голов, в которых он часто — с помощью богов — читал мрачные мысли, мысли о том, как уничтожить его — божиего посланника, императора Гая Юлия Цезаря Германика, близнеца Юпитера, властителя мира, которого они так неуважительно, по старой привычке, называли Калигулой — Сапожком. И он позволял им, потому что это ласкательное прозвище появилось в самое счастливое для него время. Долгими ночами, когда сон убегал от него, как от прокаженного, он вызывал в воображении картины прошлого, утешая и успокаивая себя ими. Никто не мог отобрать у него эти воспоминания, они были его самыми драгоценными сокровищами — теплым, уютным убежищем, куда он возвращался снова и снова, где на короткое время на него снисходило ощущение покоя и безопасности.
Но вот наконец полил дождь, и гроза начала отступать. Император упал на подушки, и тут же перед его внутренним взором всплыли так хорошо знакомые картины детства. Гай был еще трехлетним мальчиком, когда его отец служил главнокомандующим римскими войсками в Германии, в двух битвах разбил Арминия, возродив славу римского оружия.
И он с сестрами тоже был там, рядом с отцом. Так случилось, что маленькому Гаю захотелось иметь сапоги, какие носили римские воины, и его отец, всегда расположенный к шутке, приказал сшить ему такие. Они выглядели так же, как у легионеров и трибунов, но были совсем крошечными — как раз впору трехлетнему малышу. Легионеры смеялись, когда он гордо вышагивал по полю, демонстрируя их всем.
— Глядите-ка, вот идет наш Сапожок! — кричали солдаты. — Да он же настоящий маленький легионер!
Отец не сердился и не мешал — он гордился своим сыном и уже тогда видел в нем будущего полководца.
Калигула улыбнулся, подумав: я не разочаровал тебя, отец, поскольку стал не толь
Читать онлайн электронную книгу Калигула Caligula — ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ бесплатно и без регистрации!
Сцена первая
До поднятия занавеса слышны звуки цимбал и барабанов. Занавес открывается; на сцене – балаганное представление. В центре – ширма, перед которой на небольшом возвышении находятся Геликон и Цезония. По обеим сторонам цимбалисты. Спиной к зрителям сидят несколько патрициев и Сципион.
Геликон ( тоном ярмарочного зазывалы ). Подходите! Подходите! ( Цимбалы. ) Снова боги спустились на землю! Кай – Цезарь и бог, прозванный Калигулой, – их воплощение. Подходите, жалкие смертные! Священное чудо совершается у вас на глазах. Особой милостью благословенного правления Калигулы божественные таинства откроются вам!
Цимбалы.
Цезония. Подходите, господа! Восхищайтесь и развязывайте свои кошельки! Небесная тайна доступна сегодня каждому всего за один обол!
Цимбалы.
Геликон. Закулисная жизнь Олимпа! Ночное белье! Слезы! Интриги! Подходите! Подходите! Узнайте всё о своих богах!
Цимбалы.
Цезония. Восхищайтесь и развязывайте кошельки! Подходите, господа! Представление начинается!
Цимбалы. Рабы выносят на эстраду различные предметы.
Геликон. Грандиозное зрелище! Потрясающее воплощение Истины! Величественные картины божественного могущества в земной постановке! Сенсационный, беспримерный аттракцион! Молния! ( Рабы зажигают греческие огни. ) Гром! ( Катят бочку, полную булыжников. ) Судьба собственной персоной в триумфальном марше! Подходите и смотрите во все глаза!
Отодвигается ширма и зрителям предстает Калигула – на пьедестале, одетый в комический костюм Венеры.
Калигула ( любезно ). Сегодня я – Венера.
Цезония. Все охвачены восторгом! Все падают ниц! ( Патриции, кроме Сципиона, бросаются на колени. ) И повторяйте за мной священную молитву Венеры-Калигулы:
«Богиня страдания и танца…»
Патриции. «Богиня страдания и танца…»
Цезония. «Рожденная в волнах, от пены липкая и горькая от соли…»
Патриции. «Рожденная в волнах, от пены липкая и горькая от соли…»
Цезония. «Ты – смех и раскаянье…»
Патриции. «Ты – смех и раскаянье…»
Цезония. «Злость и порыв…»
Патриции. «Злость и порыв…»
Цезония. «Научи нас безразличию, рождающему любовь…»
Патриции. «Научи нас безразличию, рождающему любовь…»
Цезония. «Открой нам Истину этого мира, которой в нем нет…»
Патриции. «Открой нам Истину этого мира, которой в нем нет…»
Цезония. «И дай нам сил жить в величии этой Истины…»
Патриции. «И дай нам сил жить в величии этой Истины…»
Цезония. Пауза.
Патриции. Пауза.
Цезония ( продолжает ). «Осыпь нас дарами своими, освети наши лица огнем твоей жестокости и ненависти, беспристрастной до конца; открой глазам нашим твои руки, полные цветов и трупов…»
Патриции. «…твои руки, полные цветов и трупов…»
Цезония. «Прими блудных твоих сынов, раствори им двери в приют, лишенный твоей безграничной, мучительной любви. Даруй нам твою страсть, не ведающую предмета страсти, мучение, лишенное причины, и радость, у которой нет будущего…»
Патриции. «…и радость, у которой нет будущего…»
Цезония ( очень громко ). Ты – беспредельная и пылающая, бесчеловечная, но такая земная! Напои нас вином Равенства и насыть нас навеки в твоем черном, соленом сердце».
Патриции. «…напои нас вином Равенства и насыть нас навеки в твоем черном, соленом сердце».
Калигула, хранивший молчание все время молитвы, после ее завершения насмешливо фыркает и говорит звучным голосом:
Калигула. Хорошо, дети мои; ваша просьба будет исполнена.
Усаживается на пьедестал по-турецки. Один за другим Патриции становятся на колени, кладут оболы и, прежде чем уйти, выстраиваются в ряд, справа от помоста. Последний от волнения забывает положить обол и хочет отойти. Однако Калигула вскакивает на ноги.
Калигула. Ну-ка, ну-ка! Поди сюда, мой мальчик. Обожать – хорошо, но обогащать – еще лучше. Спасибо. Вот так – хорошо. Если бы у богов не было других богатств кроме любви смертных, они были бы такими же бедными, как бедный Калигула. А теперь, господа, вы можете идти и рассказать в Городе об удивительном чуде, свидетелями которого вам посчастливилось быть. Вы видели Венеру – воистину видели! – своими собственными глазами. И Венера разговаривала с вами. Идите, господа.
Патриции собираются уйти.
Минутку! Выходите левым коридором. В правом поставлена охрана, которой велено вас убить.
Патриции, толкаясь, устремляются к выходу. Рабы и музыканты исчезают.
Сцена вторая
Геликон грозит пальцем Сципион у.
Геликон. Ты все еще строишь из себя анархиста, Сципион.
Сципион ( Калигуле ). Ты богохульствовал, Кай.
Геликон. Что бы это такое значило, а?
Сципион. Ты хочешь изгадить небо после того, как залил кровью землю.
Геликон. Этот юноша любит красивые слова. ( Ложится на диван. )
Цезония ( очень спокойно ). Как у тебя со здоровьем, мой мальчик? Нынче в Риме умирают и за менее пылкие речи.
Сципион. Я решил говорить правду Каю.
Цезония. Гляди, Калигула, в твоей империи вряд ли отыщется еще одна столь высокоморальная личность.
Калигула ( заинтересованно ). Так ты действительно веришь в богов, Сципион?
Сципион. Нет.
Калигула. Тогда я не понимаю, с чего это ты так рьяно взялся обличать богохульство.
Сципион. Я могу отрицать что-либо, но не считаю необходимым очернять или лишать других права верить.
Калигула. Весьма непритязательно. Вот она – истинная скромность. Я восхищаюсь тобой, Сципион, и, как ты знаешь, завидую тебе: скромность единственное, чего во мне никогда не будет.
Сципион. Не мне ты завидуешь – богам.
Калигула. Хочешь, я открою тебе главный секрет моего правления? Все, в чем можно меня упрекнуть на сегодняшний день, – так это то, что я добился кое-какого прогресса в деле могущества и свободы. Человека, который любит власть, несколько раздражает соперничество богов. И потому я упразднил их. Я доказал этим призрачным богам, что человек сильной воли безо всякого труда может справиться с их нелепым ремеслом.
Сципион. Это богохульство, Кай.
Калигула. Нет, Сципион, трезвый взгляд на вещи. Я понял, что есть единственный способ сравниться с богами – стать таким же жестоким, как они.
Сципион. Стать тираном, Кай?
Калигула. Что такое тиран?
Сципион. Слепая душа.
Калигула. Ты не прав, Сципион. Тиран – тот, кто приносит народы в жертву своим желаниям и идеям. У меня нет идей, и мне больше нечего желать – ни власти, ни почестей. И если я пользуюсь властью, то лишь ради компенсации.
Сципион. Компенсации чего?
Калигула. Глупости и ненависти богов.
Сципион. Ненависть не компенсируется ненавистью. Властью вопроса не решишь. И я знаю единственное средство уничтожить вражду в этом мире.
Калигула. И что это за средство?
Сципион. Нищета.
Калигула ( поглаживая ступни ног ). Нужно будет испытать и этот способ.
Сципион. Пока ты собираешься, вокруг тебя умирает множество людей.
Калигула. На самом деле, не так уж много, Сципион. Знаешь, от скольких войн я отказался?
Сципион. Нет.
Калигула. От трех. И знаешь почему?
Сципион. Потому что тебе плевать на величие Рима.
Калигула. Нет. Потому что я ценю человеческую жизнь.
Сципион. Ты смеешься надо мной, Кай.
Калигула. Или, по крайней мере, я ставлю ее выше, чем идеал завоевания. Но правда и то, что не выше, чем собственную жизнь. И мне легко убивать потому, что мне легко умереть. Нет, чем больше я размышляю, тем больше убеждаюсь, что я – не тиран.
Сципион. Какая разница! Нам это стоит столько же, как если бы ты им был.
Калигула ( нетерпеливо ). Если бы ты взялся подсчитать, ты убедился бы, что и самое незначительное военное предприятие рассудительного тирана обошлось бы вам в тысячу раз дороже, чем капризы моей фантазии.
Сципион. По крайней мере, это было бы разумно и, главное, понятно.
Калигула. Судьбу нельзя понять – поэтому я творю судьбу. Я принял личину богов, глупую и непостижимую. И только что твои товарищи учились обожать ее.
Сципион. И это тоже богохульство, Кай.
Калигула. Нет, Сципион, это драматическое искусство. Ошибка всех этих людей в том, что они недооценивают силу театра. Иначе они знали бы, что любому человеку позволено разыграть небесную трагедию и стать богом. Для этого достаточно ожесточить сердце.
Сципион. Может быть это и так, Кай. Но если это правда, то ты сделал первый шаг к тому, чтобы однажды легионы очеловеченных богов восстали вокруг тебя, беспощадные, как и ты, и в один миг потопили в крови твое божество.
Цезония. Сципион!
Калигула ( жестко, с расстановкой ). Помолчи, Цезония! Сципион, ты сам не знаешь, как хорошо ты сказал. Я с трудом представляю себе день, о котором ты говоришь. Но несколько раз я видел его во сне. И на всех лицах, которые подступали ко мне из глубины горькой ночи, в их чертах, искаженных ненавистью и злобой, я с восторгом узнавал единственного бога, которого я признаю в этом мире: подлого и трусливого, как человеческое сердце. ( Раздраженно. ) А теперь убирайся. Ты сказал слишком много. ( Меняя тон. ) Мне еще нужно выкрасить ногти на ногах: вещь совершенно неотложная.
Все выходят, кроме Геликона, который расхаживает вокруг Калигулы, наблюдая, как тот красит ногти.
Сцена третья
Калигула. Геликон!
Геликон. Что?
Калигула. Твоя работа продвигается?
Геликон. Какая работа?
Калигула. Ну какая!. . Луна.
Геликон. Продвигается. Тут вопрос терпения. Но я хотел бы поговорить с тобой.
Калигула. Может быть, терпения у меня бы и хватило. Но у меня мало времени. Нужно действовать быстро, Геликон.
Геликон. Я уже говорил тебе, я буду стараться изо всех сил. Но прежде мне нужно сообщить тебе важные вещи.
Калигула ( словно не слыша его ). Знаешь, что я ее уже имел.
Геликон. Кого?
Калигула. Луну.
Геликон. Да, конечно. Но знаешь ли ты, что против тебя составляют заговор?
Калигула. И все же я ее имел. Правда, всего два или три раза. Но, как бы там ни было – я имел ее.
Геликон. Я уже давно пытаюсь поговорить с тобой.
Калигула. Это было прошлым летом. После того, как я смотрел на нее и сжимал в объятиях в колоннаде сада, она все поняла.
Геликон. Прекратим эту игру, Кай. Мой долг говорить с тобой, даже если ты не хочешь меня слушать. Тем хуже, если ты не слышишь.
Калигула ( по-прежнему занятый окраской ногтей ). Этот лак никуда не годится. Что касается луны, то это произошло ночью, в августе. ( Геликон оборачивается с досадой и замолкает, неподвижно стоя перед Калигулой. ) Я уже лег. Она менялась. Вначале она была у горизонта, вся в крови. Потом стала подниматься все быстрей и легче. И чем выше подымалась она, тем становилась светлее. Она была подобна озеру молочной воды посреди ночи, полной дрожания звезд. И тут она предстала передо мной – пылкая, нежная и голая. Она достигла порога комнаты и медленно и уверенно приблизилась к моей кровати, затопив меня улыбкой своего сияния… Решительно, этот лак никуда не годится! Но ты видишь, Геликон: я могу сказать не хвастаясь, что владел ею.
Геликон. Неужели ты не хочешь услышать, что тебе угрожает?
Калигула ( остановясь и пристально глядя на него ). Я хочу только луну, Геликон. Я с самого начала знал, что меня убьет. Но я не исчерпал еще того, что вынуждает меня жить. И поэтому я хочу луну. Не смей появляться здесь до тех пор, пока не исполнишь моего поручения.
Геликон. Я исполню свой долг и скажу то, что я должен сказать. Против тебя составлен заговор. Керея во главе. Я нашел табличку, в которой ты прочтешь остальное. Я оставляю ее здесь.
Кладет табличку на одно из сидений и уходит.
Калигула. Куда ты, Геликон?
Геликон ( с порога ). Искать тебе луну.
Сцена четвертая
В противоположную дверь тихо скребутся. Калигула резко оборачивается и видит старого патриция.
Старый патриций ( колеблясь ). Ты позволишь, Кай?
Калигула ( нетерпеливо ). Давай, входи. ( Глядя на него. ) Входи, моя радость. Что, пришел еще раз полюбоваться Венерой?
Старый патриций. Нет, я пришел не за этим. Тс-с-с… О, извини, Кай!. . Я хотел сказать… ты знаешь… Я очень тебя люблю… И потом я прошу только одного… Я хочу только одного: спокойно дожить свои дни.
Калигула. Не тяни! Скорей!
Старый патриций. Да, конечно… В конце концов… ( Поспешно. ) Это очень важно, вот и все.
Калигула. Нет, это не важно.
Старый патриций. Как же так, Кай?
Калигула. О чем мы толкуем, моя любовь?
Старый патриций ( озираясь по сторонам ). В общем… то есть… ( Суетится, мнется и наконец выпаливает. ) Заговор против тебя!
Калигула. Вот видишь! Что я говорил? Это совсем не важно.
Старый патриций. Кай, они хотят тебя убить!
Калигула ( подходит к нему и берет за плечи ). Знаешь, почему я не могу верить тебе?
Старый патриций ( отчаянно жестикулируя ). Клянусь всеми богами, Кай!. .
Калигула ( тихо, подталкивая его к двери ). Главное, не надо клясться. Лучше послушай. Если то, что ты сказал, правда, я вынужден допустить, что ты предаешь своих друзей, не так ли?
Старый патриций ( растерянно ). Я хотел сказать, Кай… моя любовь к тебе…
Калигула ( тем же тоном ). Но я не могу смириться с таким предположением. Я так ненавижу подлость, что мне было бы трудно удержаться и не убить предателя. Я знаю, что ты за человек. И уж конечно, ты не захочешь ни предать, ни умереть.
Старый патриций. Конечно, Кай, конечно!. .
Калигула. Итак, ты видишь, что у меня есть причины не верить тебе. Ведь ты не подлец, как ты считаешь?
Старый патриций. Нет, конечно нет!
Калигула. И не предатель?
Старый патриций. Об этом не может быть и речи, Кай!
Калигула. И, следовательно, заговора нет и это только шутка?
Старый патриций ( с искаженным лицом ). Шутка, обыкновенная шутка!. .
Калигула. Значит, никто не хочет меня убить?
Старый патриций. Никто, разумеется, никто!
Калигула ( глубоко вздохнув, медленно ). Тогда исчезни, моя радость! Честный человек в этом мире – столь редкое животное, что
Альбер Камю. Калигула
Моим друзьям по театру де Л’Екип ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Действие происходит во дворце Калигулы. Между первым и вторым действиями проходит три года. ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ Сцена первая Несколько патрициев, один из которых довольно стар, собрались в зале дворца. Они явно волнуются. |
Калигула читать онлайн — Саймон Терни
Саймон Терни
Калигула
Посвящается Трейси, которая поддерживает в моей жизни порядок, а также Маркусу и Кэлли, которые привносят в нее беспорядок
Damnatio Memoriae
В Древнем Риме после смерти императора сенат обычно прославлял имя усопшего и даровал ему божественный статус с соответствующими почестями, но если императора презирали или ненавидели, то сенат мог поступить с точностью до наоборот — проклясть его, а не обожествить. Это и есть damnatio memoriae, что означает «осуждение памяти» (современный термин). Без колебаний и церемоний имя императора удалялось из документов и публичных надписей (этот процесс известен как abolitio nominis), его лицо соскабливали с фресок, посвященные ему статуи разбивались. Порой даже переплавлялись монеты с его изображением. Осужденному императору не только отказывали в восхождении на небеса, но и вычеркивали из истории. Такова была участь порочных, непопулярных или неудачливых правителей.
Сестерций времен правления Калигулы с портретом его сестер на реверсе: слева Агриппина, Друзилла в центре и Ливилла справа
Сначала сверкание вспышек.
Ослепительные, выжигающие глаз сполохи красного и белого постепенно сливаются в багровый купол. Словно клинки, его пронзают сияющие лучи римского солнца. Мир под этим куполом отвратительно алый, и солнечный свет колет и рубит его своими острыми мечами.
Издалека все еще слышен рев толпы.
Я шагаю медленно, спокойно.
На меня нисходит странная апатия, чувствую себя утлой лодкой на бурных волнах моря отчаяния, которое всегда со мной, темное и бескрайнее, грозящее поглотить. Однако неожиданно все меняется. В бесстрастный покой моего ума врываются новые эмоции… неистовые, пугающие.
Внезапный страх. Шок. Даже ужас. Этого не может быть!
Моя рука взмывает, чтобы отвести невидимую угрозу. Нет! Вокруг только самые близкие. Это невозможно. Подобные угрозы исходят от врагов, не от друзей.
Блеск металла. В меня летит голубая норикская сталь, подсвеченная вездесущим ядовитым багрянцем. Я отшатываюсь, и лезвие, которое искало мое горло, утыкается в кость.
Агония. Всплески боли и паники. В это невозможно поверить… Я в ужасе!
Появляется кровь. Передо мной моя рука, нелепо черная посреди красноты смыкающегося мира. О, сколько крови! Я пытаюсь что-нибудь сделать, но мне не дают. Меня держат.
Помощи ждать неоткуда, меня хотят уничтожить самые близкие. Почему? В чем моя вина?
Я кричу, но мой крик не вылетает наружу, вязкий багряный купол ловит его и швыряет обратно. Где-то далеко все еще ликуют мириады голосов, никто не знает, что я в беде.
Теперь остается лишь паника. Я ничего не могу предпринять.
Лезвие, заалевшее еще ярче от моей крови, отодвигается. За ним — звериное лицо, клыки обнажены в оскале, как у волка, который защищает недоеденную добычу от собратьев по стае.
Я все еще стремлюсь действовать, сопротивляться, но мне не дают шевельнуться. Рана, в которой обагрилось лезвие, горит огнем в моей плоти, от нее по всему телу расползаются щупальца боли. Так вот каково это — видеть, как твоя жизнь обволакивает меч… На миг я ловлю в маслянистой красной пленке отражение своего лица. На нем нет паники, нет страдания. Только печаль.
Не этого лезвия следует бояться.
Тот клинок, который забирает у меня мой мир, невидим. Металл проходит сквозь мышцы, и я чувствую, как обрезаются нити, привязывающие жизнь к бренной плоти. Мое сердце замирает — его пронзает стальное острие.
Я широко раскрываю глаза. Ко мне приближается звериный лик. Я уже мертв, но еще стою — еще чувствую, как это чудовище снова втыкает в меня лезвие. Сзади второй удар. И сбоку третий. Каждый удар теперь — это оскорбление, ничего более, поскольку смерть уже наступила. Каждый новый удар — обвинение от тех, кого я люблю и кому доверяю.
Тридцать ударов в итоге. Тридцать ран, которые терзают не только плоть, они режут самую душу.
Теперь я падаю, багровый купол отдаляется, вспышки лучей-кинжалов не в силах меня согреть. Ничто меня больше не согреет.
Я вижу самое родное лицо на свете…
Я распахиваю глаза, подо мной мокрый от пота тюфяк. Что это было — всего лишь сон? Или нечто большее? Теперь я помню. Помню, кто я. И помню, как все начиналось.
Часть первая. Дети Германика
В лагере был он рожден, под отцовским оружием вырос:
Это ль не знак, что ему высшая власть суждена?
Плиний, цитируемый Светонием в «Жизни Калигулы» (перевод М. Л. Гаспарова)
Глава 1. Прах и пустое сердце
Меня зовут Юлия Ливилла, я дочь Германика и сестра императора Гая, известного как Калигула. И полагаю, будет логично начать рассказ с моего первого воспоминания о доблести брата.
Мой отец, великий военачальник, любимый Римом, если не его императором, провел год в Сирии, наводя там порядок. Он покинул сей мир из-за внезапной болезни. Или из-за императорского яда, как полагали некоторые — например, моя мать. У меня, разумеется, не сохранилось воспоминаний о том песчаном крае. Когда отца не стало, я была несмышленым младенцем. Мать, собрав детей, с прахом мужа и пустым сердцем вернулась в Рим.
Итак, я прибыла в Рим, сидя на руках у матери, в год правления консулов Силана и Бальба в сопровождении свиты смерти. Мы явились из дальних земель в скорбящий город с порочным императором. Мы высадились в Остии, перебрались оттуда в столицу и прошествовали по улицам торжественным шагом: безутешное семейство между воющими толпами, собравшимися, чтобы увидеть, как возлюбленный Германик в последний раз приехал домой. Мы хранили холодное безмолвие и строгий вид — Друзилла и Агриппина, Гай и я, мать и многочисленные рабы и слуги. Конечно, я была еще малюткой, потому все собственные воспоминания давно растворились, и от того дня у меня остался лишь один образ: мой брат берет на руки сестру Друзиллу, чтобы поберечь ее ноги, и несет ее через Форум под дивной радугой, возникшей в синем небе.
Единственный фрагмент первых лет жизни: радуга, шумные толпы, похороны и мой брат в наилучшей своей ипостаси.
Прошло четыре года. Мы жили в Риме большой, дружной, пусть и не всегда во всем согласной семьей. Помимо богатого городского дома на Палатине, в котором вырос мой отец, у нас была ухоженная вилла матери с бескрайними садами на дальнем берегу Тибра, откуда виднелся громадный овал театра Помпея. Это почти сельское жилище мать предпочитала городскому. Мне нравилось думать — вероятно, по наивности пятилетнего ребенка, — что в этом выражалось желание матери провести остаток жизни там, где хранились только радостные воспоминания о ее муже. Агриппина и Калигула, куда более проницательные и тонко чувствующие, чем я, полагали: настоящая причина в том, что мать упорствовала в убеждении, будто приказ убить ее мужа исходил от Тиберия, и ей непереносима сама мысль жить с ним бок о бок на Палатине.
Я же в свои пять лет просто радовалась садам и относительно чистому воздуху на нашем берегу реки, вдали от летней вони перенаселенных улиц Рима. Время шло. Я наслаждалась счастливым детством, проводя дни в играх с собаками, обитающими на вилле, и в бесконечных детских развлечениях, в которых частенько рвала и пачкала свою одежду. Мои братья и сестры тоже росли. В Риме Нерон и Друз облачились в тогу вирилис, что в глазах города делало их взрослыми, и оба меланхолично бродили по коридорам виллы в ожидании, когда их пошлют в легионы в качестве трибунов. Агриппина, достигшая восьми лет, уже пробовала себя в играх власти: она постоянно натравливала друг на друга рабов, слуг, бывших подчиненных нашего отца, — ради забавы, но и всегда с выгодой для себя. Друзилла, моложе ее на год, пока довольствовалась тем, что в кружке своих приятелей играла роль императрицы. К нам частенько заглядывал сын бывшего консула Марк Эмилий Лепид, он по уши влюбился в Друзиллу и благоговел перед ней так, будто под ее ногами расцветали розы. Несмотря на нежный возраст, во мне проклюнулись первые ростки зависти к моей безмятежной красавице-сестре: без малейших усилий с ее стороны все взоры обращались к ней, тогда как меня почти не замечали. Ах, надо было мне дружить с Друзиллой, а Агриппины, наоборот, опасаться!
Одно время мы пребывали в напряжении, потому что Калигула, на тот момент голенастый мальчишка одиннадцати лет, начал задирать Лепида, состязаясь с красивым гостем за внимание Друзиллы. Каждый визит Лепида приводил нас с Агриппиной в трепет: затаив дыхание, мы ждали, когда младший из наших братьев набросится на мальчика, отстаивая свое право на близость с Друзиллой. Дело в том, что с ранних лет Гай отличался вспыльчивостью — таким он уродился. Все его чувства были сильными и открытыми, он мгновенно выходил из себя, но при этом горячо любил, умел сопереживать и мог тут же колко, обидно подшутить. В конце концов все разрешилось самым мирным образом. Однажды утром Лепид вошел в наш дом с подарком для задиры — ножом, украшенным драгоценными камнями. Это был маленький сувенир, дорогой и почти бесполезный, несмотря на весь свой блеск. Но его преподнесли в знак дружбы, и наш брат принял подношение. С тех пор Калигулу редко видели без ножа, а Друзиллу он отныне делил с другом. Конфликт между мальчишками был исчерпан, однако мои приступы ревности не ослабели. Меня по-прежнему задевало, что все внимание неизменно достается моей прелестной хрупкой сестре.
Калигула фильм 1979 смотреть онлайн бесплатно в хорошем качестве
Страна: Италия
Жанр: драма, история
Год: 1979
Режиссеры: Тинто Брасс, Боб Гуччионе, Джанкарло Луи
Актеры: Малкольм МакДауэлл, Тереза Энн Савой, Гуидо Маннари, Джон Гилгуд, Питер О’Тул, Джанкарло Бадесси, Бруно Бриве, Адриана Асти, Леопольдо Триесте, Паоло Боначелли
Слоган: «Самый неоднозначный фильм ХХ века только что стал самым противоречивым фильмом ХХI века»
Возрастное ограничение: зрителям, достигшим 18 лет
Время: 156 мин./ 02:36
Перевод: На русском языке
Калигула — это прозвище знаменитого римского императора Рая Юлия Цезаря. Именно он стал настоящим основоположником культа жестоких развлечений. Мало кто знает, что именно он был сторонником безнравственных связей в своё время. Отголоски этого, сохранились эхом и спустя века после его правления. Садизм и разврат, это как-раз то, что было для Цезаря нормой.
Порочность Цезаря проявлялась во многих аспектах, но особенно ярко это воплощалась в отношении с женщинами.Все страшные грехи, которые были бы не уместны для других людей, даже его времени, воспринимались Августом Германиком как нечто запрещенное. Он наслаждался властью над теми, кто оказывался в его сетях.
Человек, который был помешан не только на насилии, но и на войне казнях, также стал основоположником разнообразных оргий. Именно это стало самой тёмной страницей в летописи Древнего Рима. Но что сделало его таким и смог ли он в итоге измениться? Почему он был убит своими же людьми? На все есть ответы, ведь каждый человек, даже с переизбытком власти и ощущением вседозволенности, должен понимать, что богов есть свои планы на жизнь каждого человека.Бесстрашие перед богами и грехами, никогда не заканчивается на теплой ноте.
.Калигула — Posmotre.li
| Калигула | ||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Общая информация | ||||||||||||||||||||||||||||
| Жанр | ||||||||||||||||||||||||||||
| Страна производства США6 | Великобритания, Италия | Режиссёр | Тинто Брасс | Автор сценария | После выхода | 1979 г. | Продолжительность | 134 минуты (сокращённая версия), 156 минут (продюссерская версия без цензуры) | В главных ролях: | Малькольм МакДауэуэлл | a Гай Авлий | Хелен Миррен | Цезония | Питер О’Тул | Тиберий | Тереза Энн Савой | Юлия Хрестилла | 67 Джанкарло Бадесси | Клавдий | Гуидо Маннари | Макрон | Бруно Бриве | Бруно Бриве | | Геммнер 6 | |||
| Я существовал с начала сотворения мира — и буду существовать, пока последняя звезда не упадёт с небес.И хотя я взял себе имя Гая Калигулы, я — не человек. Я — всё и никто. Таким образом, я — бог. | » | |||||||||||||||||||||||||||
| — Калигула | ||||||||||||||||||||||||||||
« Калигула » — историческая антитоталитарная трагедия Тинто Брасса о развесёлом правлении Гая Юлия Цезаря Августа Германика, в истории вошедшего под милым детским провищем Калигула (т. Е. «Сапожок»).
История создания этого фильма по уровню трэша и угара способ, пожалуй, потягаться с правлением самого Калигулы.Вкратце ее можно пересказать так: однажды Боб Гуччоне из прославленного журнала «Пентха», решивший основать собственную продюсерскую компанию с блэк-джеком и девочками, приобрел сценарий видного писателя Гора Видала, якобы намереваясь снять серьезную историческую драму с антитоталитарным уклоном в декорациях Древ Рима. Для благородной цели он пригласил знаменитого итальянского режиссера Тинто Брасса, который, по примеру ряда итальянских киностахановцев, успел перепробовать себя почти во всех жанрах от комедии до вестерна, но особо тяготел к эротике, о чём наглядно показал себя недавно выпущенная им «типа антифашистская» порнушка «Салон Китти» и внушительных размеров сигара, с которой маэстро не расстаётся и по сей день… Словом, лучшая кандидатуры для съемок фильма о загнивающем Древнем Риме с его бесконечными групповушками и представить было нельзя, так что Боб вручил режиссеру астрономическую по тем временам сумму в 17 с половиной миллионов долларов, пригласил на ведущие роли самых видных европейских актёров с великолепным Малькольмом МакДауэллом во главе и, подмигнув, сказал: «Действуй, Тинто!».И шалунишка-куртизан стал действовать, к великому ужасу Боба сняв на выделенный бюджет действительно серьезную историческую драму с антитоталитарным уклоном ! Сдобренную, конечно, изрядным предметом обнажённой натуры, но — строго в рамках сюжетной необходимости! В результате Боб выгнал наглеца на мороз, самолично доснял около 20 минут (!) Уже откровенного порева с участием своего журнала и в таком виде выкатил на экраны, после чего уже его послал Гор Видал, который, конечно, видал некоторые дерьмо и провозглашал принципы свободной любви, но чтоб настолько! Утешением для пострадавших стало, что в большинстве стран порнушку благополучно вырезали по цензурным соображениям, однако кучи под нож пошли и сцены кровавого насилия, необходимые по сюжету, а у борцов за нравственность всех мастей знатно бомбануло.
Таким образом, фильм существует в двух вариантах — откровенно-порнушном и «серьёзном», каковой и следует смотреть, если вы хотите действительно увидеть замысел Брасса и Видала, а не фап-фап-фап.
В высоком Риме, город победил, жил-поживал гарний латинский хлопецъ Гай Германик, нежно любивший свою сестрёнку Друзиллу. Но вот явился его друг, командир преторианской гвардии Макрон, с известием, что двоюродный дед Калигулы, император Тиберий, срочно хочет видеть дражайшего внучка на Капри, где поправляет изрядно пошатнувшееся здоровье.Справедливо полагая, что старый хрыч видит в нём опасного претендента на престол, которого стоит убрать, пока не сплёл какой-нибудь заговор, наш Сапожокком напрягся, но Друзилла убедила брата, что риск — благородное дело, и вполне возможно, наследником.
. самому поторопить события.Последней каплей становится попыткой Тиберия отравить Калигулу на глазах у Геммела. Когда старику становится плохо, Калигула пытается зарубить его, однако не находит в себе сил. За него убийство совершает Макрон, после чего клянётся в верности новому императору. Геммел, ставший свидетелем преступления, молчит из страха перед расправой.
Первым делом Калигула по совету сестры казнит верного Макрона, который слишком много знал — уроки Тиберия не прошли даром. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, император погружается в пучину жестокости и разврата.Издеваясь над благородными патрициями, каждый из которых втайне мечтает вонзить ему нож в спину, Калигула проводит в Сенат своего коня Инцитата, женится на Цезонии, самой распутной женщине в Риме, подвергает придворных бессудным казням и практически открыто сожительствует с сестрой. Вскоре его жертвой становится и Геммел. Ситуацию усугубляет перенесённая императором тяжёлая лихорадка, а потом смерть Друзиллы, которая заразилась, ухаживая за ним. Потеряв самого близкого человека, император окончательно слетает с катушек и уже открыто ищет смерти, провоцируя Сенат самыми абсурдными и оскорбительными распоряжениями.Его старания достигают цели — вместе с женой и дочерью Калигула гибнет от рук мятежных претанцев, а императором становится его трусоватый дядюшка Клавдий…
- Украсть шоу или Воскресить труп — даже те, кто воспринял фильм как порно-халтуру, вынуждены признать, что игра МакДауэлла в роли Калигулы поистине гениальна.
- Фансервис. Это же Древний Рим! Это же Тинто Брасс! Поэтому обнажённой натуры в исполнении красивейших актрис будет не просто много, а очень много.Тем не менее, к вульгарным сценам с несимулированными половыми актами режиссёр отношения не имеет.
- Бедный злодей! — в некотором роде Калигула. А поживите в те времена, когда игра в престолы велась нешуточная, и редкий император умирал своей смертью. Тут поневоле станешь задёрганным параноиком. Да и безумства его больше привлекают развращенных патрициев и придворных лизоблюдов, хотя иногда становятся жертвами и порядочные люди. В то же время, Калигула не мстит простому люду — даже ставелем насмешек над его отношениями с покойной сестрой, да вдобавок был сам по ошибке жестоко избит и обоссан.Если на то пошло, убийцы Калигулы, избавившие Рим от тирана, выглядят ничем не лучше его.
- Полное чудовище, Старик Похабыч и Некропедозоофил — в первую очередь, внезапно, Тиберий. Любитель женщин, детей и уродцев, кровавый тиран и параноик, классий Рим в постоянном страхе. И хотя наш герой вскоре превзойдёт его по уровню «кровавой оргии в марсианском аду», в душе у Тиберия вообще не найти ни одного светлого проблеска. Собственно, сам Калигула — всецело детище Тиберия… а тот, в свою очередь, порождение своей эпохи и своего предательского окружения.
- Злодей-страдалец — гниющий Тиберий.
- Я этого не просил — Тиберий утверждает, что не стал становиться императором, но в силе его бы точно убили.
- Нулевой рейтинг: «Тиберия — в Тибр!» — ревёт толпа. Калигула, кстати, у простого народа был куда популярнее.
- Изнасилование — худшее из — Калигула является на свадьбу солдата Прокла и насилует невесту. А потом и жениха!
- Засунь это себе в… — и на прощание втыкает бедняге в зад цветочек.
- Мания величия — у кого бы вы таки думали?
- Тролль — Калигула. И ещё какой!
| « | Патриций (над стонущим в лихорадке Калигулой): Я отдам жизнь Юпитеру, если он пощадит нашего любимого императора! Калигула (открыв глаза): Юпитер принимает твоё предложение. Казнить его! | » |
| — | ||
| « | Калигула : Геммел, ты обвиняешь меня, что я отравитель? Геммел : Нет, Цезарь. Калигула : Ты принял противоядие перед тем, как сесть за мой стол, что равносильно обвинению в попытке отравления. Логично или нет? Геммел (с ужасом): Калигула! Калигула : Херея! Арестуй Геммела. За измену. Геммел (вырываясь от стражников): Нет, Цезарь, нет! Калигула (самодовольно): Как будто от Цезаря есть какое-то противоядие. | » |
| — | ||
| « | Прокл : О, великий Цезарь, что я сделал? В чём меня обвиняют? Калигула : В измене. Прокл : Я служил тебе верой и правдой! Калигула : В этом и есть твоя измена. Ты честный человек, Прокл, а значит — плохой римлянин. Следовательно, ты — предатель. Простая логика. Ты должен умереть, как Геммел. Как все те, кто предал Рим. | » |
| — | ||
- Это ж надо было додуматься! — способ казни Макрона.
- И у злодея есть любимые — пусть отношения с сестрой у Калигулы не вполне здоровые, всё же его любовь к ней действительно безгранична.Также император обожает своего коня Инцитата и свою дочь Юлию, названную в честь сестры.
- Прикинуться шлангом — дядя Калигулы Клавдий и в фильме и в жизни имел репутацию слабовольного, недалёкого и трусливого обжоры. За это его и провозгласили императором «силовики», рассчитывая всласть порулить империей, и шо бы ви таки думали? Он их всех нагнул и стал одним из самых крутых императоров в истории Рима! В фильме этого показать, естественно, не успели, но слабые намёки, что Клавдий только косит под дурачка, даются.А попробуйте иначе выжить рядом с такими монстрами, как дядюшка Тиберий или племяш Сапожок, которые умников не больно жалуют!
- Мучитель животных — Калигула любуется корчами белой крысы в крысоловке. Хотя коня любит горячо. Возможно, даже слишком горячо.
- Садист — он и людей как-то не очень…
- Попаболь — когда Калигула «пошёл в народ» и услышал, что в говорят о нём и его покойной сестре.
- Несовместимая с жизнью жестокость — у Калигулы и Тиберия.Правда, тут имеет место заколдованный круг: чем больше против императора плетут заговоров, тем сильнее он вынужден свирепствовать. А чем сильнее он свирепствует, тем больше его ненавидят и плетут заговоры.
- Не щадить детей — маленькой дочери Калигулы и Цезонии преторианцы размозжили голову о ступеньку лестницы.
- Распутинская живучесть — получив мечом по башке, Калигула стонет: «Я всё еще жив!». Дабы это исправить, начальник стражи вонзает меч ему в живот. Однако император продолжает трепыхаться — потребовался взвод копейщиков, чтобы он наконец успокоился.
- Реальность нереалистична — Клавдия преторианцы действительно нашли занавеской, за которую он спрятался, думая, что они идут по его, Клавдия, душу.
- Оно того не стоило — да, Калигула избежал гнева Тиберия и добился безграничной власти. Только счастья она ему не принесла, а итог был един.