5 книг о войне в Чечне — Papaha

Покопались в прошлом и выбрали 5 книг о войне в Чечне — художественных и документальных. Их стоит изучить хотя бы для того, чтобы понять, какой отпечаток оставила война на общественном сознании.

Вторая чеченская / Анна Политковская

Задачей Анны Политковской как специального корреспондента Новой газеты было рассказать о жизни жителей Чечни во время второй военной кампании. Про эту книгу говорят: «Больно и страшно читать». Она о том, о чем никогда не рассказывали в российских СМИ — Политковская не боялась досконально писать об увиденном. Анну застрелили в собственном подъезде в 2006 году. Тираж распродан, но книгу можно найти в интернете.

Канун лета 2002 года, 33-й месяц второй чеченской войны. Беспросветность и непроглядность – во всем, что касается ее финала. «Зачистки» не прекращаются и похожи на массовые аутодафе. Пытки – норма. Бессудные казни – рутина. Мародерство – обыденность.

Похищения людей силами федеральных военнослужащих с целью последующей рабо– (живыми) и трупо– (мертвыми) торговли – тривиальный чеченский быт.

Ритуал а 1а «37-й год» – бесследные ночные исчезновения «человеческого материала».

По утрам – раскромсанные, изуродованные тела на окраинах, подброшенные в комендантский час.

И в сотый, тысячный проклятый раз – слышу, как дети привычно обсуждают на сельских улицах, кого из односельчан и в каком виде нашли… Сегодня… Вчера… С отрезанными ушами, со снятым скальпом, с отрубленными пальцами…

– На руках нет пальцев? – буднично переспрашивает один подросток.

– Нет, у Алаудина – на ногах, – апатично отвечает другой.

 

Забытая Чечня: страницы из военных блокнотов / Юрий Щекочихин

Еще одна книга от корреспондента «Новой» и по совместительству депутата госдумы. Автор пытается разобраться, ради чего все затевалось и привлечь внимание общества к тому, что на самом деле происходило в зоне конфликта. Юрий Щекочихин был отравлен в 2003 году. «Он оставил нам ощущение счастья. И — дела, которые не успел довести до победы.» — говорят про него коллеги из Новой.

Они кричали на меня, как будто я единственный журналист во всей России: «Хватит нас оплевывать! Что, мы самые виноватые?.. Чеченцы — люди, а мы кто? Где же вы были раньше со своими правами человека, когда в Чечне был полный геноцид русского населения? Почему не возмущались, когда русских за бесценок заставляли продавать свои дома?!..»

Я им говорил о разоренном городе, а они мне: «Почему же вы не напишете, как они повесили вниз головой одиннадцать солдат на здании Совмина?» Я о том, как армейский капитан положил из автомата четырех мирных жителей, абсолютно непричастных к тому, что из его батальона в живых осталось только шестеро солдат, а они мне о том, сколько чего они нашли в чеченских домах с ограбленных поездов.

И я понимал их личную правоту — каждого в отдельности, пережившего за эти дни здесь такое, что не приснилось бы и в страшном сне.

Но я знал, что где-то в другом подвале другого дома кто-нибудь из моих коллег точно так же, сидя с чеченскими боевиками, слушает рассказы о пытках, которым русские солдаты подвергают чеченцев, о молодых ребятах, которые, несмотря на ранение, остались в строю, о мужестве и подлости, которые всегда соседствуют на любой войне, и, конечно, о разрушенных домах, об унижении. И обо всем, обо всем, что и они пережили за эти дни войны.

Война | Т1ом / Аркадий Бабченко

Полуавтобиографическое художественное произведение. Аркадий Бабченко прошел две чеченские кампании и впоследствии стал военным корреспондентом. Он говорит: «Человеку не воевавшему не объяснить войну — у него просто нет необходимых органов чувств. Войну можно только пережить». Но все же автор довольно понятно объясняет нам войну.

Ненависть друг к другу взаимная. Ненавидеть есть за что. «Контрачам» офицеров — за то, что тушенку воруют, не стесняясь; продают соляру цистернами; за непрофессионализм и неумение сохранить солдатские жизни; за карьеризм на крови; за то, что грабят направо и налево, разъезжая на трофейных «Паджеро», и забивают палатки кожаной мебелью и коврами; за то, что пьяных «контрачей» избивают сапогами, а сами позволяют себе при этом напиваться в грязь; за самосуд и издевательства; за увольнения без денег; за то, что гуманитарка ни разу так до взводов и не дошла; за трусость в бою.

Офицеры «контрабасов» ненавидят за то же самое, за что те ненавидят их, — за то, что напиваются и продают соляру; за то, что стреляют офицерам в спину; за то, что попадаются на базаре с патронами; за то, что мародеры все как один и все как один алкоголики и шваль подзаборная; за то, что воевать не умеют и не хотят, а умеют только по развалинам шариться и сидора барахлом набивать; за то, что автоматы бросают посреди боя; за то, что все как один хотят уволиться из этой чертовой армии от которой им, кроме денег, ничего не нужно. Ненавидят еще за свою нищету, вечную безнадегу и некормленных детей. Срочников — еще и за то, что дохнут, как мухи, и приходится писать матерям похоронки.

Муравей в стеклянной банке / Полина Жеребцова

Война и жизнь в оккупированном городе глазами ребенка. «Муравей в стеклянной банке» — сборник предельно искренних дневников, которые вела Полина Жеребцова с 1994 по 2004 год. Первая любовь, быт, домашние конфликты. Обычный дневник обычной девочки, только антураж — жестокая война. Книга переведена на многие европейские языки. После публикации Полина не смогла оставаться на территории РФ из-за поступающих угроз. 

Российские военные разгромили рынок. Нет столов. Нет заработка. И совсем нет еды. Люди плачут, рассказывают, что ограбили камеры хранения. Забрали мужчин. Вчера мы пешком шли на рынок посмотреть, есть ли доски или все сожгли? Мы немножко поторговали на ничейных коробках. Купили две буханки хлеба и рыбные консервы.

Под вечер кто-то взорвал БТР у мечети. Началась стрельба «куда попало». Пули так и свистят по рынку! Сильно где-то рядом бабахнуло! Народ бросился бежать! Мы, естественно, тоже.

Патологии / Захар Прилепин

Автор принимал участие в боевых действиях в Чечне в 1996 и 1999 годах. Основываясь на своих впечатлениях, он пишет роман о философствующем спецназовце, отправленном в Чечню. О романе положительно отзываются как критики, так и читатели. «Сначала это был роман про любовь, но постепенно (я работал года три-четыре) он превратился в роман про Чечню как про самый сильный мой жизненный опыт — как говорится, у нас что ни делай, а выходит автомат Калашникова.»

Стояли по пояс в воде, глядя на школу, кривили рты, издававшие сиплые звуки. А в школе уже убили почти всех, кто приехал сюда умереть. Мы, оставшиеся, стояли с обожженными лицами, с обледеневшими ресницами, с больным мозгом, с пьяным зрением, с изуродованными легкими, испытавшими долгий шок…

Вышли к дороге, и нас подобрали.

Горелый черный асфальт растрескался, когда мы на него ступили, как сохлый хлеб. Мимо летела ласточка и коснулась крылом моего лица.

«Мир будет».

Павел Макляровский

5 652

Кавказский Узел | Меч и перо: книги о Чечне (2002-2004 гг.)

К десятой годовщине начала первой чеченской войны конфликт в этой республике стал постоянным фоном не только для большой политики, но и для повседневной жизни в России.

Он въелся в ткань российского общества тревогой за судьбу призывников, несущих службу в Чечне, кровавыми терактами и постоянным страхом перед ними, ограничениями гражданских прав и свобод, цензурой средств массовой информации и ростом расизма и ксенофобии, а также превращением ненависти и жестокости в норму жизни, причем не только в самой Чечне. Для многих жителей сопредельных России стран он стал символом нестабильности и имперских амбиций «большого соседа». Для граждан западных государств, обеспокоенных судьбой чеченцев, война стала олицетворением безвольности и цинизма собственных правительств в отношениях с российским руководством, хотя есть и меньшинство, готовое расценивать действия России в Чечне как звено Международной борьбы с (исламским) терроризмом. Для многих мусульман во всем мире (хотя в наименьшей степени — в России) чеченская война стала очередным свидетельством враждебности христианского (или атеистического) Запада к исламу. А самим жителям Чечни война принесла горе, смерть, искалеченные судьбы.

Но что вообще происходит в Чечне? Каковы причины войны и почему она продолжается? Чем является эта война — вековым противостоянием двух цивилизаций, освободительной войной против имперской оккупации или результатом «цепи ошибок и преступлений»(1), совершенных политическими лидерами России и Чечни? Являются ли все чеченские сепаратисты преступниками, бандитами и террористами? Насколько важен «исламский фактор»? Как велика поддержка борцов с российскими войсками и пророссийским руководством среди населения? Осуществляют ли российские власти «геноцид» чеченского населения или их действия реально направлены на «стабилизацию» ситуации на Северном Кавказе и предотвращение распада Российской Федерации? Как эта война трансформировала российское общество и каковы ее реальные последствия для отношений между Россией и другими странами — восточными и западными, «ближним» и «дальним» зарубежьем?

Тем, кто искренне стремится разобраться в этих вопросах, а не ограничивается раз и навсегда сформированным мнением, мало чем помогут средства массовой информации. Чрезвычайная политизированность темы, активно распространяемая всеми сторонами конфликта дезинформация и крайняя затрудненность работы журналистов — все это приводит к тому, что систематической информации о событиях в Чечне очень мало как в российских, так и в зарубежных СМИ, а в большинстве газетных и интернет-публикаций эмоции преобладают над анализом ситуации и поиском выхода. Приходится обращаться к книжным публикациям. В данном обзоре я попытаюсь оценить, какие ресурсы для осмысления двух войн в Чечне дают читателям книги, опубликованные в разных странах примерно за последние два года — с середины 2002 года(2).

Сперва стоит сказать несколько слов о географическом разбросе этих книг. Кроме России, книги о Чечне активно издаются авторами из Франции, Германии, Великобритании, США и Польши. Во всех остальных странах, где существует интерес к этой проблеме, литература о «чеченском вопросе», за отдельными исключениями, представлена переводами с русского, французского и английского. Примером может послужить сборник под редакцией двух турецких публицистов «Чечня: непризнанная страна»(3) — пестрая смесь из перепечатанных газетных и журнальных статей и текстов с сепаратистских сайтов, зачастую без указания источника. Другой пример — многочисленные переводы книжечки парижского «Комитета «Чечня»», о которой речь пойдет ниже(4).

С некоторой долей условности обсуждаемые книги можно разделить на шесть категорий:

1. обзорные работы о первой, второй или обеих чеченских войнах либо охватывающие еще более продолжительный исторический период, авторы которых стремятся дать всесторонний анализ причин и последствий войны;
2. книги, посвященные отдельным аспектам и эпизодам конфликта;
3. книги журналистов — расследования, сборники статей и так далее;
4. откровенно пропагандистские и апологетические издания;
5. мемуары и свидетельства очевидцев;
6. курьезы.

О болезненном отношении россиян к чеченской трагедии свидетельствует то, что за рассматриваемый период на русском языке опубликована лишь одна книга, способная претендовать на роль общего обзора проблемы: «Время Юга» сотрудников Центра Карнеги Алексея Малашенко и Дмитрия Тренина(5), посвященная не столько причинам чеченской войны, сколько ее последствиям для России — как социальным и внутриполитическим, так и международным. Сотрудничество специалиста по российским мусульманам с бывшим военным, экспертом по международным отношениям и внешней политике оказалось весьма плодотворным. Пожалуй, это то издание, которое следует читать тем, кто хочет в сжатой форме получить максимально точные сведения о чеченском конфликте и его последствиях по состоянию на середину 2002 года. Авторы избегают пространного изложения азов российской политической ситуации и истории чеченцев, с которого начинается большинство зарубежных книг о Чечне. Тем не менее, в этой ясно структурированной и хорошо отредактированной книге анализируются все политические аспекты конфликта, в том числе его исторические истоки, внутренняя динамика чеченской элиты, «религиозный фактор», экономическая составляющая противостояния, вопрос о российском федерализме и угрозе распада страны, а также — в чем состоит уникальность книги — состояние вооруженных сил и отношения между армией и обществом в контексте войны в Чечне. Малашенко и Тренин трезво анализируют вопрос о Чечне в рамках более общей проблемы необходимости выработать более четкую и профессиональную политику по отношению к своим южным соседям — тому самому «Югу», который упоминается в названии книги. В условиях, когда общественная дискуссия о стратегических основах внешней политики колеблется между одинаково нереалистичными крайностями полного изоляционизма и создания новой русской империи с фашизоидными чертами, подобный подход представляется весьма актуальным. Радует также, что авторы обходятся без столь модных сегодня «цивилизационных» обобщений, указывая при этом на то, что «столкновение цивилизаций» могут накликать те, кто непрестанно твердит о якобы принципиальных различиях между «цивилизациями».

В книге, безусловно, есть и слабые места. Так, в своем проницательном в общем и целом анализе причин кавказофобии авторы проявляют склонность к «натурализации» черт «кавказцев», воспроизводя расистские стереотипы вроде представления об «их презрительном отношении к русской женщине» (с. 59, выделено мной. — М.Х.). Однако в основном авторам удается сохранять нейтралитет и не поддаваться соблазну делить участников конфликта на «российскую» и «чеченскую» стороны, обращая внимание на различия внутри российских и чеченских элит, религиозных течений и общественных групп. Особую ценность книге придает попытка ее авторов анализировать все выдвинутые варианты решения, урегулирования или стабилизации конфликта, от наиболее радикальных, экстремистских и фантастических до взвешенных, которых оказывается крайне мало. В этом контексте важен и разбор расхожих исторических сравнений (с кавказскими кампаниями XIX века, войнами в Алжире и Афганистане и конфликтом в Северной Ирландии). Как справедливо отмечают Малашенко и Тренин, все они «хромают» и потому образцов решений чеченского конфликта от них ожидать не стоит.

Гораздо более спорной, чем взвешенные аналитические выкладки двух московских экспертов, многим читателям книги покажется статья Анатоля Ливена «Чечня и законы войны», перевод которой включен в книгу в качестве отдельной главы: осуждая действия российских политиков и многие из решений военного начальства, Ливен тем не менее доказывает, что недопустимо говорить о «геноциде» чеченского населения. Приводя множество примеров из международной военной практики, он показывает, что причиной зверств, совершаемых российскими военными, становится общее разложение армии и связанные с ней психологические факторы. Ливен подробно обсуждает действия российской армии в контексте jus in bello (правил ведения войны) и приходит к выводу, что, хотя военные в ходе второй чеченской кампании совершили множество преступлений против законности и нравственности, к этим преступлениям нельзя отнести такие действия, как бомбардировку Грозного после ультиматума в адрес его жителей, поскольку победа над контролировавшими его боевиками иначе была бы невозможной. Ливен отделяет эту проблему от вопроса jus ad bellum (права на войну) — хотя он считает, что по международному праву попытка подавить чеченский сепаратизм военными средствами является законной (поскольку почти все иностранные государства к тому моменту считали Чечню частью России), это не равнозначно ее моральному оправданию. Не взяв во внимание недавний опыт и состояние своих сил, российское командование действовало безответственно, развязывая вторую войну (не говоря уже о первой). Проводя такие различия, Ливен балансирует на очень призрачной грани. Тем не менее его попытка заново взглянуть на проблему вины и ответственности представляется мне полезной: ведь так же, как нет надежды на мир в Чечне без переговоров с сепаратистами, невозможен он и без — по крайней мере столь же сложного — диалога российского общества с военными, которому вряд ли способствуют радикальные оценки вроде обвинения в геноциде.

В целом книга Малашенко и Тренина намечает основные темы, которые обсуждаются и другими авторами обзорных книг о чеченских войнах:

1. вопрос о том, является ли чеченский сепаратизм «вирусом», способным заразить другие регионы РФ;
2. оценка вторжения Басаева в Дагестан летом 1999 года и вопрос о вовлеченности в него (а также во взрывы того же года) российских спецслужб — центральный вопрос, от ответа на который во многом зависит и оценка оправданности самих военных действий;
3. вопрос о том, следует ли расценивать действия военного командования и простых солдат в Чечне как военные преступления — и если да, то в какой мере;
4. «исламский фактор»;
5. роль «международного сообщества», то есть правительств западноевропейских государств, США и международных организаций.

Практически отсутствует в ней только одна важная тема, центральная для многих других работ, — структура чеченского общества и роль тейпов (см. ниже).

Две наиболее серьезные англоязычные книги, вышедшие за рассматриваемый период, придают этим темам очень разное значение. «Чеченская война России» шотландской исследовательницы Трейси Джермен посвящена исключительно первой войне и ее истокам(6). Работа сперва была написана как диссертация, потом, видимо, долго «лежала», а в процессе подготовки к публикации практически не перерабатывалась. В ней не учтены публикации последних лет, а о «второй чеченской» говорится лишь вкратце в заключении. Ничего принципиально нового в книге не сообщается, а изложение общего политического контекста 1980-х и ранних 1990-х порой излишне подробно, поскольку автор пытается вписать чеченский кризис в общий процесс «трансформации» России или даже ее «перехода» к своего рода демократии. Тем не менее работа Джермен ценна как добротный обзор литературы и высказанных различными участниками интерпретаций причин войны, а также как подробное хронологическое изложение событий в Чечне с начала перестройки. К тому же ее схематизация действий чеченских и московских политических элит (включая оппозицию Дудаеву) в преддверии войны позволяет подробно проследить ступени эскалации конфликта. Автор убедительно доказывает, что отсутствие продуманной политики Ельцина по отношению к чеченским сепаратистам привело к тому, что имеющиеся шансы на переговоры были упущены еще в 1991 году: новое российское руководство просто не понимало всей серьезности положения в Чечне и потому политические инициативы сперва предпринимались вторыми и третьими эшелонами власти. К моменту, когда в конфликт включился Ельцин, противостояние внутри Чечни было уже фактически решено в пользу Дудаева. Такой же цикл эскалации и упущенных возможностей повторился и в 1992-1994 годах, при этом политическая нестабильность и разобщенность элит как в Чечне, так и в России крайне затрудняли переговоры, поскольку ни та, ни другая сторона не имели четкого представления о том, с кем их надо вести.

Джермен фактически не высказывает собственного мнения о том, представлял ли чеченский сепаратизм в какой-либо момент реальную угрозу для территориальной целостности России за пределами самой Чечни. Но именно этот вопрос является определяющим для исследования профессора Корнельского университета Меттью Эванджелисты «Чеченские войны: повторит ли Россия путь Советского Союза?»(7). Эванджелиста гораздо более ангажирован, чем Джермен. Его описание причин первой войны менее подробно, чем анализ британской исследовательницы, зато он обращает больше внимания на роль кремлевских «экспертов» в формировании чеченской политики ельцинской администрации и привлекает более свежую литературу, чем Джермен, хотя его книга вышла годом раньше. В главе о причинах второй войны он уделяет много внимания версии о причастности ФСБ к взрывам в Москве и рейду Басаева в Дагестан, опираясь при этом на известные газетные публикации и расследование Литвиненко и Фельштинского(8). Эванджелиста использует широкий круг источников, но иногда относится к ним менее взвешенно, чем авторы уже упомянутых книг. Его работа стала первой, анализирующей обе войны в рамках единой объяснительной схемы. Но хронологический обзор событий в Чечне занимает не больше половины книги — вторая же часть посвящена вопросам российского федерализма при Путине и Ельцине, военным преступлениям российских войск в Чечне и международным реакциям на конфликт. Одним из аргументов «партии войны» всегда являлась угроза территориальной целостности России, исходящая от чеченского сепаратизма. Чтобы проверить этот тезис, Эванджелиста подробно рассматривает другие потенциально сепаратистские регионы: Дагестан, Татарстан, Башкортостан, Приморье и Сахалин. Автор приходит к выводу, что серьезной опасности «заражения» от чеченского «очага» ни в одном из этих регионов, даже в Дагестане, не было. Этот вывод служит основой для анализа путинской политики централизации, которая, по мнению автора, не решила ни одной из проблем российского федерализма, но зато привела к укреплению авторитаризма и ущемлению свобод даже этнически русских областей. Все это, в общем-то, не ново, а желание автора уместить в одной небольшой книге хронологию и анализ двух чеченских войн, обсуждение «зачисток» в Чечне, обзор проблем российского федерализма да еще и главу об отношениях между Россией и Западом местами приводит к довольно поверхностному изложению и преобладанию риторики над фактами. К тому же слишком много места занимают пространные цитаты. Наибольший интерес в его книге, пожалуй, представляет глава о военных преступлениях, в которой он занимает прямо противоположную позицию по сравнению с Ливеном. Эванджелиста гораздо более критически относится к действиям российских властей и справедливо критикует их за нежелание признать наличие массовых нарушений прав человека. Согласно его интерпретации законов войны, которые Россия должна уважать в силу ее международных обязательств, выходит, что и сами военные действия однозначно нарушали общепринятые нормы уважения к жизни гражданского населения, пусть даже имела место провокация со стороны боевиков, использовавших жителей Грозного и других населенных пунктов в качестве «живых щитов». Основные слабости книги были отмечены американским специалистом по Дагестану Робертом Брюсом Уэром в подробной рецензии под заголовком «Повторят ли исследования Юга России путь советологии?»(9). Уэр не без оснований указывает на то, что значение чеченского конфликта не ограничивается его последствиями для российского федерализма, а страх российского руководства перед распадом страны был не единственным, а в 1999 году — и не главным фактором, приведшим к войне. Вполне реальная проблема массовых похищений и вмешательство чеченских экстремистов в дела Дагестана сыграли здесь не последнюю роль. Хотя аргументация Уэра во многом не менее тенденциозна, чем выкладки Эванджелисты, он прав, указывая на то, что многие исследователи совершенно забывают о региональном измерении конфликта.

Прежде чем перейти к разбору других, не менее ангажированных книг, рассчитанных уже на массового читателя, следует остановиться на монографии Станислава Цесельски «Россия-Чечня: два столетия конфликта»(10). Цесельски предпринял наиболее обстоятельную на сей день попытку изложить весь ход российско-чеченских отношений с начала XIX века. Его оценка этих отношений ясна из названия книги. Тем не менее Цесельски не впадает в крайности этнических стереотипов и мифологизации чеченского сопротивления и справедливо указывает, например, на то, что слабая представленность военных преступлений чеченских боевиков отчасти является следствием их меньшей документированности по сравнению с российскими. В контексте данного обзора интерес представляют подробные и ясно структурированные главы о перестроечной и постсоветской Чечне, занимающие более трети объема книги. Благодаря взвешенному и нейтральному тону автора эта часть книги, пожалуй, из всех имеющихся на сегодняшней день текстов в наибольшей мере может претендовать на роль базового справочника или учебника по двум чеченским войнам. Ничего принципиально нового здесь нет, однако автор больше многих своих коллег использовал многочисленные интернет-источники, от прокремлевских и сепаратистских сайтов до аналитических материалов и отчетов правозащитных организаций.

Формально к разделу общих работ о чеченском вопросе приходится отнести и книгу «Вторжение в Россию», основанную на материалах, опубликованных в «Военном вестнике Юга России» с 1995 по 2002 годы(11). Книга написана с «государственнических» позиций — причем по нынешним временам довольно умеренных, поскольку царская и советская национальная политика указывается как одна из главных причин противостояния и предпринимаются попытки не этнизировать конфликт. Тем не менее книга относится к разряду скорее пропагандистских материалов, чем серьезных попыток осмысления событий. Вина как за первую, так и за вторую войну целиком и полностью возлагается на чеченских сепаратистов. Вполне сочувственная глава о сталинских депортациях заканчивается абзацем, в котором говорится: «Кавказская война XIX века, депортация некоторых народов Северного Кавказа остались в прошлом, здесь смело можно поставить точку». В остальном книга читается как сборник «компромата» на чеченских лидеров, страшилок о чеченских детях-террористах и так далее. О степени готовности автора рассматривать преступления российских военных как серьезный фактор усугубления конфликта говорит подпись к одной из фотографий: «Проверка паспортного режима в Чечне, в просторечии именуемая «зачисткой»».

В другую сторону палку перегибает бывший гэдээровский диссидент Ханс Крех в своей книге о «второй чеченской»(12). Этот панегирик чеченскому сопротивлению (включая Басаева как «антиколониального борца» и потенциального союзника США и ЕС) можно было бы смело отнести к курьезам, не будь здесь подробных материалов о военной стратегии и тактике российской армии и чеченских бойцов, собранных бывшим офицером Крехом по труднодоступной военной периодике разных стран.

Наконец, особый интерес из «обзорных» работ представляют небольшая коллективная монография французских ученых и правозащитников «Чечня: десять ключей к пониманию»(13) и сборник «Теневая война» под редакцией немецкого журналиста Флориана Хасселя, корреспондента газеты «Frankfurter Rundschau» в Москве и Чечне(14). Цель обеих книг, написанных с правозащитной точки зрения, — позволить растерянному западноевропейскому обывателю разобраться в запутанной и противоречивой информации, поступающей из Чечни и России. Обе в общем и целом справляются с этой задачей, хотя налицо неравномерное качество текстов. В немецком сборнике публицистические тексты англоязычных журналистов соседствуют с гораздо более информативными статьями правозащитника Александра Черкасова, главного редактора «Грозненского рабочего» Мусы Мурадова и самого составителя о разных аспектах конфликта и повседневной жизни в Чечне. Огорчают неточности, которых особенно много в разделах о СМИ (так, Йенс Зигерт утверждает, что Глеб Павловский разрабатывал альтернативу либерализму в «Русском журнале» еще в начале 1990-х, когда этого издания еще не существовало, а в списке СМИ в конце сборника сайт «Газета.ру» называется прокремлевским). Французская книга благодаря коллективной работе над текстом читается более ровно и, несмотря на краткость изложения, затрагивает более широкий круг вопросов — в частности, важную проблему связи между чеченской войной и ростом ксенофобии. Попытка ответить на основные вопросы о Чечне на ста страницах неизбежно приводит к упрощениям, и авторы иногда поддаются соблазну этнизации конфликта и монофакторного объяснения причин войны. Тем не менее их введение в чеченскую проблематику получилось гораздо более взвешенным, чем вышедший примерно в то же время сборник под редакцией французского этнолога Фредерик Лонге-Маркс «Чечня: война до последнего?»(15). Эта компиляция крайне ангажированных этнологических и политологических текстов, вопреки названию, не объясняет азов чеченского конфликта, а посвящена в основном теме тейпов и ислама в современной Чечне, причем представлена эта тема, помимо статьи российского исламоведа Михаила Рощина, в основном интервью с чеченцами, живущими во Франции, такими, как бывший представитель Масхадова в Москве, историк Майрбек Вачагаев. «Свободный» стиль интервью приводит к одностороннему и довольно политизированному изложению. Тем не менее в пассажах о тейпах содержится много любопытных сведений о конструировании «тейповой модели» чеченского общества под влиянием фантазий о собственном обществе некоторых чеченских интеллектуалов.

Тема тейповой структуры чеченского общества подводит нас к следующей категории книг: публикациям, посвященным отдельным аспектам конфликта. «Тейповый» мотив играет важную роль в книге «Россия и Чечня: поиски выхода»(16). Этот сборник статей является книжным вариантом дискуссии в журнале «Звезда», посвященной идеям чеченского политического деятеля Хож-Ахмеда Нухаева. Нухаев предлагает разделить Чечню на две части — равнинную, которую, как он считает, можно «утихомирить» сравнительно легко, и горную, «традиционную», которую следует изолировать от внешнего мира и где будет провозглашен некий чеченский «Традиционный Порядок» (с двух заглавных букв). Это предложение строится на представлении о различных направленностях традиционных чеченских тейпов, а также на весьма туманных рассуждениях о якобы несовместимости понятий «государства», «экономики» и так далее с традиционными кораническими устоями. Здесь не место для анализа многочисленных текстов самого Нухаева(17). Книга представляет интерес скорее как симптом состояния сегодняшней российской интеллектуальной среды: больше всего удивляет то, что целый ряд весьма уважаемых интеллектуалов (среди которых кавказовед Сергей Арутюнов, недавно убитый этнолог и антифашист Николай Гиренко и талантливый писатель Равиль Бухараев) готовы посвящать время и умственную энергию обсуждению откровенно бредовых высказываний человека, близкого к околофашистскому неоевразийству Александра Дугина и щеголяющего своим криминальным прошлым. Не в последнюю очередь такое положение дел является печальным свидетельством неспособности либеральной общественности самой инициировать широкое обсуждение чеченской проблемы с привлечением непосредственных участников конфликта.

Немногим более ценна и другая публикация об отдельном аспекте конфликта — книга немецкого политолога Йоханнеса Рау «Дагестанский конфликт и террористические атаки в Москве в 1999 году»(18). Недавний эмигрант из Казахстана, к сожалению, упустил возможность подробно проанализировать различные оценки событий 1999 года, что могло бы стать ключевым вкладом в осмысление всей второй чеченской войны. Вместо этого он написал крайне поверхностную публицистическую книгу. О качестве анализа свидетельствует, например, утверждение, что вторая чеченская война была развязана, чтобы предотвратить вероятную победу «Яблока» на думских и Явлинского — на президентских выборах, соответственно, в 1999 и 2000 годах. Кроме более-менее подробной хронологии взрывов 1999-2001 годов и дагестанских событий 1998-1999 годов, практически ничего в этой книге интереса не представляет.

Другое дело — издание общества «Мемориал» «Здесь живут люди. Чечня: хроника насилия»(19). Книга является первой частью запланированного многотомника — более 500 страниц посвящены только периоду второй половины 2000 года. С привычной для этой организации дотошностью здесь собраны документальные свидетельства — письма и рассказы очевидцев, медицинские справки и так далее — «зачисток», массовых и индивидуальных убийств, похищений и «исчезновений», а также нападений на российских силовиков в Чечне за указанный период. Введение к книге содержит много подробностей о ходе военных действий 1999 и 2000 годов, которые не вошли в хронологии ни одного из упомянутых изданий. Читая аналитические труды о чеченской войне в контексте федерализма, международных отношений и так далее, стоит листать эту хронику, чтобы не дать себе абстрагироваться от страшной фактуры повседневной жизни в республике. Данный сборник, конечно, не дает ответа на вопрос о конкретных виновниках совершаемых в Чечне преступлений (было бы слишком просто возлагать всю вину на одичавших солдат, зачастую следующих негласным указаниям своего начальства), но, несомненно, стал важным шагом на пути к решению этой проблемы, без которого невозможно и какое-либо примирение, если война все же когда-нибудь закончится.

В разряд апологетики и пропаганды попадают две книги 2003 года издания — «Разговор с варваром» Павла (Пола) Хлебникова(20) и «Русский гамбит генерала Казанцева» Максима Федоренко(21). Книга недавно убитого журналиста Хлебникова может быть названа апологетической хотя бы потому, что ее большой тираж (9200 экземпляров) и известность автора стали ключевыми факторами в удивительной «раскрутке» Нухаева в качестве исламского теоретика, представителя Чечни и возможного собеседника для российских интеллектуалов. Книга представляет собой серию комментированных бесед автора с Нухаевым. Искусственный исламский «традиционализм» Нухаева образует гремучую смесь с христианским ультраконсерватизмом и русским национализмом бело-эмигрантского разлива покойного Хлебникова. В результате скандальные и ничем не подтверждаемые рассказы о чеченской мафии, исламском фундаментализме чеченцев, изнасиловании русских девушек и так далее превращаются в «столкновение цивилизаций», обеспечивающее коммерческую выгоду «сталкивающимся» и работающее на укрепление наиболее радикальных и непримиримых идеологий как в России, так и в Чечне. Как говорится в издательской аннотации: «Книга рассчитана на массового читателя». Аналогичная «взаимовыгодная» логика действует и в случае книги Федоренко, выпущенной издательским гигантом «Олма-пресс»: генерал получает рекламу и красивую книгу о себе любимом с цветными фотографиями, а автор (начальник информационно-аналитического управления аппарата того же Казанцева) — широкое распространение собственных «геополитических» выкладок. Федоренко повезло — он успел выпустить свою книгу незадолго до ухода Казанцева с поста президентского полпреда в Южном федеральном округе. Возможно, воспоминания Казанцева, с 1996 по 2004 год имевшего непосредственное отношение к событиям в Чечне, и могли бы представлять интерес для историков. Однако, будучи профильтрованными через дежурные антиамериканские и прочие националистические штампы федоренковской прозы, цитаты из бесед с генералом лишаются даже такой ценности. Информации о собственно чеченских эпизодах деятельности Казанцева практически не остается.

В ситуации, когда авторы аналитических книг о Чечне бывают «на месте» крайне редко или никогда, необыкновенное значение приобретают свидетельства журналистов и прочих очевидцев. Но проблема с книгами военных корреспондентов — в том, что в основном они представляют собой достаточно бессвязные и несистематические повествования, что обусловлено ритмом журналистской работы. Такие книги ценны в первую очередь как попытки передать атмосферу, царящую в Чечне на разных этапах войны. Среди таких книг можно назвать «Забытую Чечню» ныне покойного Юрия Щекочихина(22), «Рабочие дни» тоже погибшей Галины Ковальской(23) и вышедшую на французском языке книгу «Чечня — позор России» Анны Политковской(24). Ранее не публиковавшиеся военные блокноты Щекочихина интересны, в первую очередь, необычным взглядом журналиста: он уделяет очень много внимания сотрудникам силовых структур, работающим в Чечне, от чиновников МВД до бойцов ОМОНа и ФСБ. Приводимые им эпизоды из собственной практики показывают, что среди них много честных людей, старающихся сохранить человеческий облик вопреки бессмысленным приказам высокого начальства и атмосфере вседозволенности в отношении гражданского населения. К тому же заметки Щекочихина наглядно показывают, как сложно даже непосредственному наблюдателю сформировать ясное представление о происходящем и ответить на вопрос о причинах трагедии. Автор самокритично прослеживает, как на протяжении семи лет, с 1995 по 2002 год, менялось его восприятие войны; у него также хватило честности, чтобы сообщить, что некоторые из приведенных им в газетных статьях эпизодов были основаны на непроверенной информации. И, наконец, Щекочихин был не только журналистом, но и политиком, и в отношении Чечни он сочетает опыт корреспондента с опытом депутата Госдумы. В этом смысле его рассказ от первого лица показателен и как пример двойственного отношения наиболее либеральной части российской политической элиты: у него встречается как классическое разделение общества на «нас» (народ) и «их» (власть), так и чувство личной ответственности, как гражданина России, за преступления, совершенные в Чечне. Посмертный сборник Галины Ковальской «Рабочие дни» выдержан в другом жанре — в него вошли опубликованные статьи разных лет, причем непосредственно к Чечне относится чуть больше половины из них. Тексты Ковальской более аналитичны, чем щекочихинские заметки, они больше похожи на хронологию чеченской войны. Этот сборник пригодится как дополнение к работам историков, опирающихся на более поздние воспоминания и проводящих ретроспективный анализ. Французская книга Политковской для российского читателя, знакомого с ее газетными публикациями, вряд ли представляет какой-либо интерес. Ее рассказ об ужасах войны, как всегда, впечатляет и будоражит, но крайняя эмоциональность и бессвязность ее повествования превращает книгу в чистую публицистику.

Наконец, взгляд на войну глазами иностранного военного корреспондента предлагает польский журналист Войцех Ягельски в книге «Каменные башни»(25). Это — стандартный набор «картинок» из Чечни (зикр, каменные башни, жестокие и героические борцы за свободу) плюс подробный рассказ о Масхадове и Басаеве и встречах корреспондента с ними. Публицистика, переходящая в художественную литературу. Более интересны журналистские расследования — «Москва. Норд-Ост» польского же журналиста Анджея Заухи(26) и «Невесты Аллаха» Юлии Юзик(27). Зауха подробно описывает события вокруг «Норд-Оста», основываясь на материалах российской и зарубежной прессы и на интервью со многими из заложников и их родственников; Юзик попыталась раздобыть максимальную информацию о террористках-смертницах, совершивших (или не успевших совершить) теракты в России до 2003 года, и силится показать, как сами они становятся жертвами пропаганды фанатиков. Обе книги, несомненно, послужат ценным материалом для будущих историков чеченского террора в России — жаль только, что оба автора указывают далеко не все источники информации, что сильно затрудняет проверку сообщаемых ими сведений.

Самыми ценными источниками для понимания реалий войны оказываются мемуары. Здесь в первую очередь следует упомянуть «Клятву» известного чеченского врача и спортсмена Хасана Баиева. Книга написана в США с помощью двух американских авторов(28). Не совсем понятно, какова степень «редактуры» и беллетризации ими воспоминаний Баиева. В любом случае эти мемуары стали уникальным документом для понимания того, как воспринимается война образованным, не поддающимся антирусским стереотипам, но тем не менее сепаратистски настроенным чеченцем. В «Клятве» наглядно показано, как в общем-то интегрированный в советское общество молодой чеченец постепенно «обнаруживает» чеченские традиции и становится сторонником независимости. В книге также содержатся любопытные сцены из жизни московской чеченской диаспоры начала 1990-х. Но главная ценность книги, пожалуй, в описании ужасов войны глазами чеченского хирурга, сочетающего профессиональный взгляд с опытом постоянной угрозы собственной жизни со стороны как российских военных, так и чеченских боевиков.

Хорошим дополнением к такому взгляду могут послужить два сборника: собранные редакцией журнала «Звезда» свидетельства солдат, участвовавших в чеченских (и других поздне- и постсоветских) войнах, и комментированное издание сочинений чеченских школьников на исторические темы(29). Последнее заслуживает особого внимания не только потому, что представляет травмированное и израненное восприятие своей истории подрастающим поколением чеченцев, но и потому, что содержит подробные примечания, составленные историками из «Мемориала» на основе собранной ими базы документов о событиях в Чечне как в советскую, так и в постсоветскую эпоху. Таким образом создается объемная картина исторической памяти молодых чеченцев, способная послужить основой для будущего диалога между представителями молодого поколения, разобщенными в силу распада некогда единой образовательной системы. Книга проиллюстрирована недавними фотографиями сцен из повседневной жизни в Чечне и лагерях беженцев в Ингушетии. Эти отражения «нормальной» жизни среди разрушенных домов порой не менее выразительны, чем изданные отдельным альбомом пафосные снимки военного фотографа Стенли Грина(30), на которых запечатлены некоторые из наиболее страшных сцен обеих войн.

Еще один неожиданный взгляд на (первую) чеченскую войну представляет небольшая книга воспоминаний ирано-немецкого (выросшего в России) сотрудника международного Красного Креста(31). Его незатейливый рассказ особо ценен описанием хаоса и бюрократизма, царящих в этой (да и не только в этой) международной организации, и свидетельством полной отчужденности хорошо оплачиваемых сотрудников подобных структур от местного населения, которому они призваны помогать.

Антисобытием на мемуарном «рынке» стал выход в то ли право-, то ли леворадикальном издательстве «Ультра.Культура» воспоминаний вдовы Джохара Дудаева(32). Алла Дудаева полностью находится в плену мифологизированных представлений о собственном муже, ставших результатом им же инициированного культа «чеченского героя». Ее рассказ о противостоянии Дудаева и внутричеченской оппозиции настолько несамостоятелен и тенденциозен, что практически не представляет никакой ценности даже как исторический документ. Интересна ее книга только как невольный социальный автопортрет типичной представительницы советской «образованщины» — восторженный нарратив пронизан трафаретными стихами Дудаевой и бесконечными проникновенными воспоминаниями о собственных литературных и художественных трудах, а также пересказами «вещих снов», размышлениями о карме и т.п.

Переходя, наконец, к откровенным курьезам, можно в качестве примера упомянуть книгу германского собкора «Московских новостей» Александра Сосновского «Чеченский синдром»(33). Сосновский буквально на ломаном немецком языке представляет читателю солянку из этнических и религиозных стереотипов, эпизодов, связанных с различными терактами прошлых лет, и конспирологических теорий об угрозе чеченского терроризма в Германии. В эту же категорию попадает и вышедший в 2003 году американский сборник под редакцией некого Ю.В. Николаева(34), в котором собраны различные тексты середины-конца 1990-х годов (причем отчасти уже публиковавшиеся), в основном пережевывающие отдельные хорошо известные факты и мнения и сконцентрированные на возможных последствиях чеченского конфликта для американской политики. Появление подобных книг свидетельствует только об одном: чеченская тема на Западе остается настолько «горячей», что небольшие «любительские» издательства видят для себя возможность поживиться на этой теме.

Подведем итоги. Сегодня на книжном рынке ряда стран существует несколько серьезных и обстоятельных работ, освещающих чеченскую войну или отдельные ее аспекты, — причем хорошей литературы о «второй чеченской» все еще мало по сравнению с книгами о войне 1994-1996 годов. Есть и ряд хороших журналистских расследований и поучительных документальных изданий. Однако лучшие книги — далеко не всегда самые доступные для широкой читательской аудитории. Возможности таких институций, как издательство Вроцлавского университета и Московский центр Карнеги, да и «Мемориала», крайне ограничены. А наиболее активно рекламируемые и распространяемые книги, такие, как «Разговор с варваром», мемуары Аллы Дудаевой, «Вторжение в Россию» или «Русский гамбит генерала Казанцева», по качеству и информативности занимают последние места в своих категориях — все они воспроизводят примитивные и опасные стереотипы и способствуют скорее накалу страстей, чем информированию российского и других обществ и поиску выходов из лабиринта чеченской войны. Можно предположить, что это положение является одной из причин того, что война в Чечне и возможные решения столь мало обсуждаются даже интеллектуалами в России и на Западе. Общих слов и публицистики по-прежнему намного больше, чем информации и анализа. Издание базовых обзорных работ и документальных сборников большими тиражами и в доступном формате могло бы стать скромным вкладом российских и иностранных издателей в поддержание общественного внимания к чеченской трагедии. Перед лицом чеченской катастрофы трезвой оценке реальных политических возможностей трудно возобладать над эмоциями, но всем нам необходимо сделать такое усилие, если мы хотим хоть когда-нибудь остановить эту жуткую войну.

Примечания

(1)  См.: Орлов О.П., Черкасов А.В. Россия-Чечня: Цепь ошибок и преступлений. М.: Звенья, 1998.

(2)  Именно к этому моменту стало возрастать количество книг, посвященных второй чеченской войне или затрагивающих ее в рамках более широкого исторического обзора. Книги, вышедшие за первые три года «второй чеченской», такие, как «Общество в вооруженном конфликте» антрополога Валерия Тишкова (М.: Наука, 2001) или «Сучья война» журналистки Анн Нива (русский перевод которой сейчас готовится в издательстве «Зебра E»), уже широко обсуждались в периодической печати. См. также обзор зарубежных книг о Чечне и рецензии на ряд российских изданий в «НЗ» (2002. N1(21). С. 124-140).

(3)  Ozen O., Akinhay O. (der.) Cecenistan: yok sayilan ulke. Istanbul: Everest, 2002.

(4)  Автору не удалось найти сведений ни об одной непереводной книге о постперестроечной Чечне, выпущенной на кавказских, ближне- или дальневосточных языках. Буду благодарен за любые указания на такие издания.

(5)  Малашенко А., Тренин Д. Время Юга: Россия в Чечне, Чечня в России. М.: Гендальф, 2002. Стоит отметить, что за предыдущие годы именно в России вышел ряд глубоких исследований чеченской проблематики, среди которых следует выделить уже упомянутую монографию Валерия Тишкова, сборник «Россия и Чечня: общества и государства» (сост. Д. Фурман. М., 1997) и третью главу справочника Тимура Музаева «Этнический сепаратизм в России» (М.: Панорама, 1999).

 

(6)  German T.C. Russia’s Chechen war. London; New York: RoutledgeCurzon, 2003.

(7)  Evangelista M. The Chechen wars: will Russia go the way of the Soviet Union? Washington, D.C.: Brookings Institution Press, 2002.

(8)  Литвиненко А., Фельштинский Ю. ФСБ взрывает Россию. www.somnenie.narod.ru/bl/knigaLF/titul.html.

(9)  Ware R.B. Will Southern Russian Studies Go the Way of Sovietology? // The Journal of Slavic Military Studies. 2003. N 4. См. также: www.untimely-thoughts.com/index.html?cat=3&type=3&art=347.

(10)  Ciesielski S. Rosja-Czeczenia. Dwa stulecia konfliktu. Wroclaw: Wydawnictwo Uniwersytetu Wroclawskiego, 2003.

(11)  Вторжение в Россию / Автор-сост. С. Прыганов. М.: Экспринт, 2003.

(12)  Krech H. (unter Mitarbeit von Steffen Noack). Der zweite Tschetschenien-Krieg (1999-2002). Ein Handbuch. Berlin: Verlag Dr. Koster, 2002.

(13)  Comite Tchetchenie. Tchetchenie. Dix cles pour comprendre. Paris: La Decouverte, 2003.

(14)  Hassel F. (Hrsg.). Der Krieg im Schatten. Russland und Tschetschenien. Frankfurt/Main: Suhrkamp, 2003.

(15)  Longuet-Marx F. (dir.). Tchetchenie: la guerre jusqu’au dernier? Paris: Mille et une nuits, 2003.

(16)  Россия и Чечня. Поиски выхода / Сост. Я.И. Гордин. СПб.: Журнал «Звезда», 2003.

(17)  Из публикаций за последние два года можно отметить, например, брошюру: Нухаев Х.-А. Универсальная формула мира: статьи. М.: Мехк кхел, 2002.

(18)  Rau J. Der Dagestan-Konflikt und die Terroranschlage in Moskau 1999. Ein Handbuch. Berlin: Verlag Dr. Koster, 2002.

(19)  Здесь живут люди. Чечня: хроника насилия / Авторы-сост. У. Байсаев, Д. Грушкин. М.: Звенья, 2003.

(20)  Хлебников П. Разговор с варваром. М.: Детектив-пресс, 2003.

(21)  Федоренко М.А. Русский гамбит генерала Казанцева. М.: Олма-пресс, 2003.

(22)  Щекочихин Ю. Забытая Чечня: страницы из военных блокнотов. М.: Олимп, 2003.

(23)  Ковальская Г. Рабочие дни. М.: ОГИ; Общество «Мемориал», 2003.

(24)  Politkovskaia A. Le deshonneur russe. Paris: Buchet/Chastel, 2003.

(25)  Jagielski W. Wieze z kamienia. Warszawa: W.A.B., 2004.

(26)  Zaucha A. Moskwa. Nord-Ost. Olszanica: Bosz, 2003.

(27)  Юзик Ю. Невесты Аллаха. Лица и судьбы всех женщин-шахидок, взорвавшихся в России. М.: Ультра.Культура, 2003.

(28)  Baiev Kh. (with R. and N. Daniloff). The Oath. A Surgeon Under Fire. New York: Walker & Company, 2003.

(29)  Быть чеченцем. Мир и война глазами школьников / Ред.-сост. И. Щербакова, Г. Шведов. М.: Международное общество «Мемориал»; Новое издательство, 2004.

(30)  Greene S. Open Wound. Chechnya 1994 to 2003. London: Trolley, 2003.

(31)  Schandermani A. Mission in Chechnya. New York: Nova Science Publishers, 2002.

(32)  Дудаева А. Миллион первый. М.: Ультра.Культура, 2003.

(33)  Sosnowski A. Das Tschetschenen-Syndrom. Bekannte und unbekannte Fakten. Rottenburg a/N.: Mauer-Verlag, 2003.

(34)  Nikolaev Yu. K. (Ed.). Chechnya Revisited. New York: Nova Science Publishers, 2003.

Ноябрь-декабрь 2004 г.

Книги о Чечне и не только

Лев Ройтман: В московском издательстве “НЛО” (“Новое литературное обозрение”) вышла антология “Время Ч. Стихи о Чечне и не только”. Под одной обложкой более ста русских поэтов, младшему 18, старшему 89 лет. Елена Фанайлова, лауреат премии имени Андрея Белого, ее стихи также вошли в эту антологию, участвует в передаче из Петербурга. Из Москвы главный редактор издательства “НЛО” Ирина Прохорова и обозреватель “Новой газеты” Анна Политковская. Новейшая литература о Чечне — об этом наш предстоящий разговор. Литература эта, кстати, отнюдь не бедная, но она практически широкому читателю неведома. И вот тому подтверждение — голоса из опроса Вероники Боде, нашего московского координатора: “Я не читала никакой литературы о чеченской войне”. “Я читал Льва Николаевича Толстого, произведение “Набег”, там все это один к одному, тактика такая же осталась, кроме авиации. О нынешней войне только из газет узнаю и из передач Радио Свободы, Андрей Бабицкий”. Ирина Прохорова, передо мной электронная распечатка вашего сборника, к сожалению, я не имею его в твердой обложке. Строки петербургского поэта Станислава Шуляка: “нельзя боком протиснуться мимо войны на соседней улице”. С вашей точки зрения, можно ли протиснуться боком теперь против этих литературных свидетельств? Ирина Прохорова: Невозможно протиснуться боком и невозможно уйти от этой темы. И мне, кажется, сам замысел этой книги, прекрасно выполненной создателем проекта и составителем Николаем Винником, прежде всего осознать и показать, что эта проблема, как бы мы ни пытались от нее уйти сознательно, подсознательно всегда присутствует с нами. Более того, и в творчестве поэтов она в том или ином виде прорывается. Я хотела бы сразу подчеркнуть, что сборник недаром назван “Время Ч. Стихи о Чечне и не только”, идея была значительно шире — показать весь спектр мнений не только в связи с войной в Чечне, хотя она всегда остается как бы на заднем фоне, а вообще попытка осмыслить некоторое трагическое состояние общества в настоящее время, то насилие, которое кажется несбывным и застарелый комплекс проблем, в том или ином виде остающихся с нами. И это не только в политическом плане, это, я бы сказала, в плане психологическом, что не менее важно и не менее трагично. Лев Ройтман: Спасибо, Ирина Прохорова. И я хочу дать сейчас еще один голос из опроса Вероники Боде, но это голос с точным адресом — это Павел Лобков, журналист НТВ, который бывал в Чечне. И вот что он говорит о литературе по поводу Чечни: “Да, конечно, читал “Записки генерала Ермолова” и произведения господина Яндарбиева, в частности, по работе мне это приходилось делать, естественно. И с той, и с другой стороны, вплоть до самых радикальных, что называется, мнений. Художественную — нет. Мне кажется, что для осмысления определенного конфликта, для того, чтобы был осмыслен художественно, чтобы там не было ложной политкорректности, должны пройти лет пятьдесят, я думаю. Ведь “Хаджи-Мурат” появился тоже не как материал в программе “Итоги”, а гораздо позже”. У Павла Лобкова Вероника Боде спросила то же самое, что у случайных московских прохожих — что вы читали о Чечне. И, кстати, в антологии “Время Ч” Виктор Кривулин, великолепный поэт, который скончался после длительной болезни в марте этого года, он широко представлен в этой антологии, он пишет: “Где же наш Толстой?” — это наименование его стихотворения. “Странно, две уже войны минуло и третья на подходе, а Толстого нет как нет ни в натуре, ни в природе”. Мы услышим позднее стихи Виктора Кривулина, которые записаны Еленой Фанайловой. Но сейчас я хочу заметить, что Толстой в общем-то не был Толстым еще с той его нынешней славой, когда написал “Хаджи-Мурат”, когда он писал свои “Казаки”, когда он писал “Набег”. Кто знает, но о Чечне, я уже сказал, написана довольно заметная, не бедная на сегодняшний день литература. И в частности, Григорий Бакланов, широко известный, маститый писатель, опубликовал свой рассказ “Нездешний” о московском репортере, который побывал в Чечне, вернулся, и вот он больше вроде бы для Москвы, для этой праздничной тусовки нездешний. Анна Политковская, вы в Чечне бывали неоднократно, вы знамениты своими репортажами о Чечне, о том, что там происходит. С вашей точки зрения, насколько “Нездешний” Григория Бакланова отражает реальную, скажем, журналистскую ситуацию там? Анна Политковская: Вы знаете, я не могу, конечно, влезть в чужую шкуру и представить себе, как чувствовал тот самый журналист, герой “Нездешнего”, но, мне кажется, что это в общем большие натяжки. Написано это, конечно, мастером нашей советской литературы, но, мне кажется, это написано мастером, который знает совершенно другую войну, предположим, войну Великую отечественную, и не очень понимает, что это не совсем то, что Симонов, вернувшийся в Ташкент, журналист-телевизионщик, вернувшийся из Чечни в Москву. Я не хочу никого обижать, но это не так. Это не так в жизни, но это так, как хочет понимать о нас, о журналистах, возвращающихся с войны, я думаю, массовый читатель. Бакланов написал о том, о чем беседуют в гостиных, мне кажется. Вот человек вернулся, и вот он не может найти себе место. Неправда. Такая жажда жизни после возвращения, ты настолько отвергаешь суету и детали и понимаешь только основное движение жизни, что ты как бы берешь эту жизнь так, как не мог ее взять до того. Лев Ройтман: Спасибо, Анна Политковская. Я уже заметил, что это отнюдь не бедная литература и, например, такой писатель как Анатолий Ким, его в “Дружбе народов” напечатали в 97-м году еще, фактически четыре года назад, тоже июльский номер, там его рассказы о чеченской войне. Кроме того, уже написаны прямые свидетельства, то есть своеобразные мемуары о чеченской войне. Вячеслав Миронов в журнале “Звезда” в марте этого года, называется глава из книги “Я был на этой войне”. Мы вернемся еще к этому. Но действительно на этой войне, Анна, как вы говорите, все происходит не вполне так. В середине июня был награжден указом Путина фоторепортер из Тюмени Александр Ефремов, который в Чечне погиб, и погиб не только он. И им, конечно, было не место в тех столичных праздничных тусовках, в которых как будто бы участвовал герой Бакланова. Елена Фанайлова, Санкт-Петербург, вы участница сборника “Время Ч”. Ваши впечатления от соседства с сотней коллег по поэтическому цеху, как вы это чувствуете? Елена Фанайлова: Главное мое впечатление, главное ощущение, точнее, как мне кажется, главный результат этой книги это демонстрация того, что гуманитарное сообщество озабочено этой проблемой. Это тема, которая волнует литературное сообщество, поэтический мир. И поэзия существует как наиболее тонкий рефлектор, наиболее тонкий отражатель существующего в мире. В этом смысле она, конечно, часть медиа, но она и необыкновенно чувствительный резонатор. И то, что около ста человек моих коллег по поэтическому цеху оказались под одной обложкой, а, точнее сказать, события, связанные с чеченской войной, с военными действиями на Кавказе, как мы бы их ни называли, продемонстрировали страшный кризис. Здесь права Ирина Прохорова, это демонстрация страшного психологического кризиса, в котором общество находится. Но я полагаю, что главное все-таки это совершенно отчетливый жест литературного мира. Он демонстрирует неприятие насилия. У людей, которые писали эти стихи, совершенно разные политические взгляды, в том числе и отношение к тому, как ведет себя Россия на Кавказе. Я разговаривала с несколькими поэтами, которые участвовали в этом сборнике, и доподлинно это знаю, у людей взгляды от абсолютного неприятия России на Кавказе до совершенно такой имперской позиции. Однако война как трагедия — это главное ощущение этого сборника. Лев Ройтман: Вы, Елена, записали голоса нескольких поэтов, участников этого сборника. Я уже говорил о Викторе Кривулине, скончавшемся безвременно в марте этого года. И я предлагаю послушать стихотворение в его собственном чтении из этого сборника. Он не дает заголовок, но это стихотворение “Умирает мартовский снег”: “В марте хриплое зрение.
Такое богатство тонов серого,
Что начинаешь к солдатам относиться иначе — теплее, пофамильно, помордно.
Вот лежит усредненный сугроб Иванов.
Вот свисает с карниза козлом бородатым
Желтый пласт Ливеркус.
Мамашвили у края платформы черной грудой растет.
Ататуев Казбек, переживший сгребание с крыши, трепещет
Лоскутами белья в несводимых казарменных клеймах.
Каждый снег, дотянувший до марта, уже человек
И его окружают ненужные мертвые вещи,
А родители пишут им о каких-то проблемах,
Да и письма их вряд ли доходят”. Стихи Виктора Кривулина в собственном чтении из антологии “Время Ч”. Ирина Прохорова, у вас более ста русских поэтов в этой антологии, но они отнюдь не все российские, там есть и украинские поэты. И я приведу строки одного из них, киевлянин Василий Дробот. Он пишет: “И что нам от жизни взять помимо борьбы за власть? Ведь выше уже не стать и ниже уже не пасть”. По какому критерию вы производили отбор участников антологии? Ирина Прохорова: В данном случае критерий отбора был достаточно простой. Прежде всего Николай Винник опросил огромное количество людей с просьбой прислать стихотворения, которые, с точки зрения самих поэтов, могут иметь прямое или косвенное отношение к этой проблеме. Далее, мы обсуждали это с Николаем, критерий был более-менее приближенность к теме и попытка дать наиболее широкий спектр взглядов, мнений, и что очень важно, и литературных практик. Я хотела бы остановиться на собственно литературном аспекте как сборника, так и вещей, которые мы сегодня разбираем, прозы. Я очень признательна Анне Политковской за то, что она, как человек наблюдательный и тонкий, хорошо охарактеризовала прозаические произведения, значительно тоньше и лучше, как мне кажется, чем если бы это сделал литературный критик. Я бы сказала, что сборник о Чечне поэтический он высветил еще одну большую драму, а именно — это кризис литературы в некотором смысле. Возможности литературного, художественного осмысления современной трагедии. И если посмотреть прежде всего на прозу, которая в этом смысле более показательна, а поэзия, как правильно говорила Елена Фанайлова, организм в этом смысле очень чуткий и тонкий, то проза она абсолютно вторична. При все моем глубоком уважении к всем трем авторам, это не выходит за рамки абсолютно уже заезженной традиции. И недаром, кстати, по опросам на улице, люди, если что-то и читали, то читали классику — Толстого, Лермонтова. О чем стоит задуматься? Я бы сказала, что опора на литературное осмысление Великой Отечественной войны тоже довольно своеобразный момент, потому что мы только сейчас понимаем, что, возможно, и о Великой Отечественной войне еще лучшие вещи не написаны. Отчасти сборник и претендовал на то, чтобы хотя бы вскрыть эту проблему, что требуется какой-то новый язык, какое-то новое понимание, я имею в виду не политическое, а собственно художественное, чтобы то, что мы пишем об этой трагедии, действительно находило отзвук у читателей. Лев Ройтман: Спасибо, Ирина Прохорова. Я предлагаю послушать еще один голос из опроса Вероники Боде: “Нет, художественную литературу я не читала. Но о тех зверствах, которые там происходят в отношении обыкновенного населения, я считаю, что в литературе это должно быть отражено”. В связи с этим, Анна Политковская, передо мной, да и перед вами своеобразный мемуар Вячеслава Миронова “Я был на этой войне”. Он пишет с огромной симпатией к российским солдатам, но и пишет это в сущности как солдат или как командир нижнего звена. С вашей точки зрения, что отразил он? Анна Политковская: Я думаю, что это, безусловно, свидетельства о войне. И по форме, мне кажется, это не литературное сочинение, а скорее большой специальный репортаж. Это картинки с натуры, не более того. Еще осмысления, еще толстовства нет никакого. И в общем-то Толстой не может быть заказан. Вы знаете, прочитав Миронова, я еще раз посмотрела на заголовок “Я был на этой войне”, и первое, о чем я подумала, самое примитивное — ну что с того, что я там был? Ну что, с того, что я там был — это знаменитая строчка. Да, он описал эти ужасы, эти кошмары, которые не первый он описал, многие об этом упоминали, и что с того? Упивается якобы чувством мести, которым наполнены солдаты и офицеры за те зверства, которые чеченцы допустили в отношении них. И что? Что дальше? Вот что я должна как читатель почувствовать? Лев Ройтман: Анна, да, это хороший вопрос, конечно. Я думаю, что вы почувствовали, может быть, как и я, что это две банды, по сути дела, если мы говорим с точки зрения права, законов, обычаев ведения войны, две банды, которые противостоят друг другу. Там, где пленных не берут, пленных истязают, там, где взятых расстреливают и где пленными считаются 12-летние мальчишки, которых также расстреливают на месте безо всякого суда. Но эти 12-летние мальчишки это чеченские в данном случае мальчишки, один мальчишка, хотя там появляются еще 13-15-летние чеченские, скажем, бойцы сопротивления, которых сначала убили, а потом дострелили. Это описание того, как снайпера вешают на вздернутом стволе танка. И когда речь идет о том, что сделал Буданов, так это ведь, помилуйте, все уже и не ново, так было всегда. Но армии регулярные в цивилизованном обществе, которые наводят какой бы то ни было порядок, заслуживающий наименование порядок, тем более конституционный, так не поступают. И об этом свидетельства Миронова. Хотя он и не хватает, я бы сказал, так высоко и так далеко. Он пишет именно в жанре “окопная правда”. Елена Фанайлова, скажите, когда вы записывали голоса поэтов, мы слышали уже Виктора Кривулина, участников альманаха “Время Ч”? Елена Фанайлова: В конце марта я записала Сергея Стратановского во время фестиваля поэтического под эгидой ЮНЕСКО, который происходил в последних числах марта. Это было примерно через две недели после смерти Виктора Борисовича Кривулина. И через несколько дней я записала Дмитрия Александровича Пригова. Процесс над Будановым уже начался, скажу сразу. Лев Ройтман: Лена, спасибо. Сергей Стратановский, Санкт-Петербург, лауреат стипендии за 2000-й год Иосифа Бродского. Давайте послушаем “Ухо” — его стихотворение. “Ухо врага чернолицего, лично убитого в дальней земле некрещенной.
Ухо, отрезанное аккуратно, в ручничок холщовый добротканный завернутое аккуратно,
Воин с фронта вернувшийся дарит.
А потом отбирает и в черном бреду алкогольном поедает прилюдно”. Сергей Стратановский. И еще из аудиозаписи Елены Фанайловой — Дмитрий Пригов, которого нет нужды представлять. “Это было в мае, на рассвете, нарастал у Хасавюрта бой.
Девочку чеченскую заметил наш солдат на пыльной мостовой.
Вся дрожа, несчастная стояла, детский рот перекосил испуг,
А куски свистящего металла смерть и муку сеяли вокруг.
Выло, пело, ухало, шипело, полз солдат
И сердцем заслоня, девочку в коротком платье белом осторожно вынес из огня.
Чтоб жила, чтоб все на свете жило, чтобы только супостат не жил.
Говорят, что генерал Манилов Путину об этом доложил”. Черная ирония Дмитрия Пригова. Анна Политковская: Лев, возможно, вы можете считать, что это черная ирония, но я считаю, что это абсолютно недопустимый столичный стеб на том материале, на котором это вообще не может быть произведено. Пригов в моем понимании, хоть он у нас и культовый, великий и так далее, для меня он закончился, когда я прочитала это стихотворение. Лев Ройтман: Спасибо. Я остаюсь при своем мнении. Ирина Прохорова: Я как-то понимаю реакцию Анны Политковской, но в данном случае это как раз тот вопрос, который требует, наверное, долгих и отдельных дискуссий. Я по поводу Пригова не совсем согласна с ней. Мне кажется, что это не стеб. Очень часто, к сожалению, многие вещи под эту категорию входят. Я имею в виду у Пригова не совсем справедливо. Мне кажется, это довольно трагическая вещь, которая показывает большую лживость всей той как советской, так и постсоветской пропаганды в связи с попытками приукрасить эту чудовищную действительность. И я бы сказала, что, естественно, импульс возмущения Анны он правильный. Я думаю, что он направлен неправильно по отношению к поэту, а не по отношению к той чудовищной риторики, которую он, собственно, и пытается деконструировать. Лев Ройтман: Приведу еще строчку Рафаэля Левчина из того же сборника-антологии “Время Ч”: “Никто не становится убийцей так быстро, как родина”. Это иллюстрация к иронии Дмитрия Пригова. Анна, это то, с чем вы столкнулись в Чечне как репортер.

«Вывернутый наизнанку Грозный» Книга военного репортера Ильяса Богатырева «Цена человека. Заложник чеченской войны»: Библиотека: Lenta.ru

Парадоксальным образом далекие в историческом плане события помнятся в массовом сознании гораздо лучше, нежели близкая история. С первой чеченской войной 1994-1996 годов произошло именно это. Сегодня она практически полностью выкинута из общественного сознания, а между тем опыт этой войны радикально перепахал жизни сотен тысяч людей и в значительной мере предопределил тренды политического развития страны в нулевые годы. В издательстве «Альпина Нон-Фикшн» выходит книга журналиста Ильяса Богатырева «Цена человека. Заложник чеченской войны». Это документальное произведение — автор был специальным корреспондентом телепрограммы «Взгляд». Он занимался сбором материала о торговле людьми в Чечне в 1990-е и сам провел несколько лет в заложниках.

С разрешения издательства «Альпина Нон-Фикшн» «Лента.ру» публикует отрывок из книги Ильяса Богатырева «Цена человека. Заложник чеченской войны», посвященный первой командировке журналиста в Чечню.

Побывав в Черкесске, Нальчике, Владикавказе и Назрани, я оказался в ингушском городке Слепцовском, где остановился со своим оператором в крохотной гостинице с минимальным сервисом, но с чистым бельем. Несколько номеров в ней занимали сотрудники зарубежных изданий, а также корреспонденты CNN и WTN, которые, сменяя друг друга, постоянно выезжали в Грозный с самого начала боевых действий. В этой гостинице у них находился корпункт, оборудованный по последнему слову телевизионной и спутниковой техники. Во дворе слепцовской гостиницы стояла небольшая хозяйственная постройка, которую кое-как приспособили под жилье и отапливали одним огромным, громыхающим воздушным обогревателем. Здесь обосновались несколько правозащитников, среди которых был белобородый Виктор Попков, которого я затем неоднократно встречал в разных районах Чечни. Человек неординарный, кому-то мог показаться странноватым, отличался неким наивным бесстрашием, тысячи раз пересекал невидимую линию фронта чеченской войны с гуманитарными миссиями. Его убили, обстреляв машину, в которой он ехал с врачом-чеченкой, весной 2001-го у села Алхан-Кала (Ермоловка).

За пару дней до нашего с ним знакомства Попков помог вывести из Грозного в Ингушетию раненого солдата, мать которого теперь планировала тайком от военных увезти сына домой, в одну из российских областей. Случай далеко не единичный в ту войну. Ранение парня было тяжелым, пуля раздробила ему бедро, и он не мог передвигаться самостоятельно, лежал, как и все в этом бараке, на полу. Именно этот молоденький раненый боец оказался первым участником той войны, у которого я брал интервью.

Среди обитателей гостиницы были фотокорреспондент «Московского комсомольца» Сергей Тетерин и сотрудница авторского канала «Радио России» Надежда Чайкова (позже она писала репортажи в «Общую газету»). Они уже две-три недели работали в регионе и были до того ошеломлены всем увиденным за это время, что не могли толком ничего рассказать. Они просто предложили мне самому поехать и посмотреть, что творится в Грозном. Надя как раз на следующий день собиралась в ту сторону, и я не мог не воспользоваться такой возможностью.

На следующее утро, однако, мой оператор наотрез отказался ехать с нами. Он сказал, что командировка была не на войну и что он вообще не хочет рисковать жизнью из-за нескольких там видеокадров. Я растерялся: как это человек, нисколько не стесняясь, может проявить такое малодушие. У меня не было слов для дискуссии и уговоров. Расспросив у него об особенностях обращения со старенькой камерой Ikegami, я прихватил с собою тройку получасовых кассет и вышел с Надей на дорогу. Нам предстояло одолеть до Грозного километров семьдесят.

Обычно с транспортом никаких проблем не возникало. Ни один водитель не проезжал мимо голосующего журналиста. Если кто-то и не мог подвезти до конечного пункта, то обязательно помогал подыскать для поездки другую машину. Все верили в журналистов, как в земных богов, имеющих возможность творить чудеса, и надеялись как на действующих политиков, способных остановить нарастающее безумие. Это потом, когда безумие стало нормой, появились расторопные извозчики, зарабатывавшие на журналистах, особенно на извозе зарубежных коллег, до 200 долларов в сутки.

По пути мы с Чайковой попросили нашего водителя остановиться у первой придорожной боевой точки на территории Чечни — блокпоста, разворачивавшегося неподалеку от границы с Ингушетией. Тут перво-наперво в огромное углубление в земле посадили танк с белой буквой «W» на башне — боевая техника советского контингента, вывезенного из Восточной Европы. Рядом дымилась новенькая полевая кухня, которую, по всей видимости, только здесь по-настоящему и раскочегарили. Вокруг нее ходил солдат с ведром, еле передвигавший отяжелевшими от налипшей грязи сапогами: земля здесь, чуть только она намокнет, становится липкой как клей. В «тылу» танка была развернута большая палатка. Командир позиции, высокий, подтянутый офицер, говорил кратко, с расстановкой: «Я не буду говорить с вами о политике. У меня приказ занять и обустроить позицию. Пока непонятно, из какого материала это сделать, но мы с ребятами сообразим. А вообще здесь не хватает четкости в приказах. Враг вроде есть, но его направление не обозначено».

Через час мы с Надей Чайковой были в одном из ближайших от Грозного районных центров — Ачхой-Мартане. Здесь мы с Надей разделились: первым уехал я на стареньком «Форде», перегруженном медикаментами, буханками белого хлеба и… коробками с патронами. В машине кроме меня сидели еще трое немолодых уже мужчин. На чем добралась до Грозного Надя, я так и не узнал. Позже мы пересекались еще несколько раз, и каждый раз быстро разъезжались в разные стороны… Надя была отзывчивым и добродушным человеком. Это проявлялось и в профессии: кажется, для нее никогда не существовало понятия журналистской конкуренции. Именно такие, как она, — гордость и пример редкой нынче честной и открытой журналистики… Надежда Чайкова была зверски убита неизвестными весной 1996 года у чеченского села Гехи.

Лихо объезжая снарядные воронки и колдобины грозненских дорог, мы довольно быстро доехали до городской площади Минутка. Где-то разрывались снаряды, и время от времени слышался приглушенный треск крупнокалиберного пулемета. Площадь сплошь была усеяна гильзами и осколками битого стекла. На нее со всех сторон пустыми черными глазницами глядели окна обезлюдевших квартир. Оставив меня на попечение нескольким боевикам, мои провожатые быстро уехали в сторону грохота и канонады — к Президентскому дворцу. Брать меня с собой они отказались, так что позже пришлось дворами пешком добираться до центра в сопровождении местного коллеги-стрингера.

На Минутке я первый раз увидел пленных российских солдат. Они были захвачены во время жестоких боев за трамвайный парк, несколько раз переходивший из рук в руки. Двенадцать молоденьких чумазых парней с испуганными и растерянными глазами, поджав ноги, сидели вдоль стены подвального помещения бывшего кафе «999». Грязное и оборванное обмундирование на некоторых из них просто висело как на вешалке. На вопросы отвечали очень неохотно, полушепотом, испуганно и сбивчиво. Они ничего не понимали в происходящем вокруг, никак не могли взять в толк, как оказались на настоящей войне, не знали, как реагировать на людей, превосходно понимающих русский, но говорящих еще и на своем языке — как на ненавистных врагов или как на рассорившихся с ними друзей. Но больше всего солдаты страшились будущего, они не знали, что с ними случится завтра, чего ждать от людей, взявших их в плен. Одно можно было сказать вполне определенно: им УЖЕ повезло — они выжили после бойни у трамвайного парка. Переждав с пленными минометный обстрел района, я решил подняться в дом над нами. По этажам меня взялся проводить молодой парень с соседней улицы, вооруженный автоматом, купленным, по его словам, за собственные сбережения месяц назад.

По всему было видно, что люди спешно покидали свои квартиры, беря с собою только самое необходимое. Всюду чувствовалось развеянное и еще не выветрившееся тепло домашней обстановки. Одна из таких квартир меня особенно поразила. В ней везде были книги: в гостиной, спальне, детской и даже на кухне. Стеллажи и полки с разноцветными томами от стены к стене тянулись по самый потолок. И даже на полу вместе с разбитыми кусками мебели валялись книги — Толстой, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Чехов… Среди книг попадались школьные и семейные фотографии, с которых на меня смотрели полные надежд красивые девушки и парни со своими учителями, родители с улыбчивыми детьми, пожелтевшие карточки стариков с умудренными и спокойными взглядами. Холодные зимние сквозняки, свободно гулявшие по всей домашней библиотеке, вздымали эти лица и вместе с мусором загоняли в дальние углы квартиры.

Где-то близко громыхали орудия — то усиливаясь, то стихая. Где-то за оконными проемами поднимались клубы плотного серого дыма и спустя мгновение, сотрясая дом, доносился грохот. Все выглядело нереальным, всего лишь минутным помутнением рассудка, бредовым сном после сумасшедшего дня. Казалось, что вот-вот наступит пробуждение и все встанет на свои места: хозяин квартиры аккуратно вставит стекла, хозяйка вернет на полки книги, соберет фотографии в альбом и скажет дочери приготовить что-нибудь на ужин, на который они обязательно пригласят соседей…

Город был мертв. Все, кто мог, покинули его, а кто остался — прятались по подвалам. Среди последних было много русских, которым, в отличие от чеченцев, уехавших к своим родственникам в села, деваться было некуда. Долгими часами они терпеливо ждали, пока стихнет обстрел, чтобы сбегать за водой и быстренько приготовить у подъезда нехитрую еду на открытом огне. Удивительно при этом, как они не теряли укоренившегося гостеприимства: они умудрялись улыбаться закопченными от керосинок лицами и приглашать нас к своему столу в подвале. Город Грозный, вывернувшийся наизнанку и попрятавший своих обитателей в подземных утробах! В этом городе меня охватывала немая жуть, мне казалось, что очутился в командировке в шальной стране, далекой от России…

В тот раз добраться до дворца мне так и не удалось. Когда мы дошли до района цирка и стали уже продираться к мосту через Сунжу, артиллерийский обстрел усилился, хотя, возможно, нам с Мусой это только показалось, поскольку район Президентского дворца в тот период перманентно обстреливался плотнее всего. В тот день я впервые так близко видел, с какой страшной и яростной силой снаряды распарывают землю в клочья и как легко они превращают дома в руины. Ни в Южной Осетии весной 1992-го, ни в Абхазии летом и осенью 1993 года, ни в Таджикистане летом 1996-го я не видел такого ожесточения! Мы с Мусой сначала отбежали в один подвал, потом перебрались в другой, подальше от центра, который оказался более безопасным и просторным и где вперемешку с боевиками и мирными жителями в духоте, грязи и полутьме вдоль стены лежал с десяток раненых. Некоторые буквально истекали кровью, и, думаю, спасти их вряд ли представлялось возможным. Один из них, мужчина средних лет, бледный и обросший, лежал с закрытыми глазами и все время безмолвно шевелил губами.

Прислонившись к сырой и холодной стене, мы просидели в этом подвале несколько часов. Мы почти не разговаривали. Три и без того еле мерцающих огонька свечей тряслись при каждом разрыве. Содрогались и мы с каждым разорвавшимся снарядом, и каждый раз невольно поднимали взгляд в бетонный потолок, опасаясь, что он может проломиться и рухнуть. Все сидели молча, только маленькая девочка все время плакала, прижимаясь к матери, и временами слышался едва сдерживаемый стон раненых. То стихающий, то заунывный плач этой девочки особенно изводил в моменты затишья над головой. Мне хотелось схватить ее и выбежать отсюда, лишь бы она перестала плакать!

Позже в подвал спустились несколько боевиков и, расчистив мусор ногами, расселись на полу у входа. Все посмотрели на них, ожидая, видимо, что они что-нибудь скажут о происходящем наверху. Но они молчали, один вытащил сигареты из нагрудного кармашка рядом с гранатой, и все боевики закурили короткими нервными затяжками. Неожиданно крайний из них достал откуда-то из подвальной темноты маленькую музыкальную шкатулку, завел ее и поставил на перекосившийся деревянный ящик. Боевики открыли ее крышку и все также молча поочередно стали стряхивать в нее пепел со своих сигарет. «Они, видимо, свихнулись там, под обстрелом, — подумал я. — Зачем стряхивать пепел в шкатулку, когда кругом один мусор и смрад». Скрежеща ржавой пружиной, шкатулка заиграла мелодию полонеза Огинского «Прощание с родиной». Эту шкатулку я забрал с собой.

Роман о насилии в Чечне попал в шортлист литературной премии Германии | Культура и стиль жизни в Германии и Европе | DW

Во Франкфурте-на-Майне назвали шесть финалистов премии Deutscher Buchpreis — немецкого аналога «Букера». Этот приз вручается за лучший роман года на немецком языке. В шорт-лист 2018 года попала и книга Нино Харатишвили «Кошка и Генерал».

Нино Харатишвили, драматург, режиссер и прозаик, лауреат множества литературных и театральных премий, родилась в Тбилиси. В 12-летнем возрасте уехала вместе с матерью в Германию, через несколько лет вернулась в Грузию, позже руководила там театральной группой, которая ставила спектакли на двух языках — грузинском и немецком. Училась в Тбилисском государственном институте театра и кино. Сейчас живет в Германии. Ее пьесы, многие из которых она ставила сама, идут не только в немецких и грузинских театрах, но также, например, в Москве («Игра на клавишах души» в Центральном академическом театре Российской армии).

Что война делает с людьми

«Кошка и Генерал» — уже не первый роман Нино Харатишвили. В нем, как и в предыдущем («Восьмая жизнь»), исторической и психологической подоплекой происходящего становится развал Советского Союза, конфликты, войны и исковерканные судьбы на фоне этого развала. Но роман «Кошка и генерал» — не просто постсоветская хроника или даже постсоветская трагедия. «Нино Харатишвили хотела показать, что война делает с людьми», — написал один из немецких критиков.

Главный герой романа — «Генерал». Именно так, с большой буквы и в кавычках. Потому что это не звание, а прозвище. Александр Орлов (так зовут на самом деле этого человека) — российский олигарх, сколотивший себе состояние на торговле недвижимостью. За двадцать лет до этого у него было другое прозвище: «Малыш». Совершенно невоенный подросток, он поступил в военное училище под давлением матери, мечтавшей о том, чтобы сын продолжил традицию: отец Орлова был героем Второй мировой.

А «Малыш» стал участником войны чеченской. Его дочь не верит, что он совершал там преступления. А Орлова гнетет воспоминание о том, как он и еще трое солдат пытали и насиловали 17-летнюю чеченку Нуру. Она погибла. Нура не выходит у него из головы. Генерала мучает совесть, он мечтает о раскаянии, прощении, которое возможно, по его убеждению, только в том случае, если он и остальные участники преступления понесут наказание за содеянное.

Раздвоение личностей

Фабула романа, который разворачивается как психологический триллер, принимает неожиданный оборот, когда Орлов знакомится с «Кошкой» — юной грузинской актрисой, бежавшей в Германию из охваченной войной Грузии. «Кошкой» ее прозвали еще в детстве за то, что она ловко взбиралась по стене. А еще за то, что после каждого удара судьбы, падая, снова вставала, как кошка, приземляющаяся при падении на все четыре лапы.

Обложка романа

«Кошка» — двойник Нуры. Она как бы воплощает амбивалентность, раздвоенность судьб самых разных персонажей романа. Орловых ведь тоже двое: «Малыш» и «Генерал». И лишь один из героев ведет повествование от первого лица — журналист-разоблачитель Онно Бендер.

Несмотря на основательный объем (более 700 страниц), «Кошка и Генерал» держит в напряжении до самого конца. Это подтверждают и радиослушатели. Дело в том, что канал ARD Radiofestival уже с середины июля начал транслировать радиоспектакль по роману Харатишвили. 39 передач в общей сложности!

Что касается немецкой книжной премии Deutscher Buchpreis, то победителя этого года по традиции объявят в день открытия Франкфуртской международной книжной ярмарки. И случится это 10 октября. Автор лучшего романа года получит 25 тысяч евро, остальные финалисты — по 2500 евро.

Смотрите также:

• Архитектурные символы новой Грузии

  То ли здания, то ли скульптуры

  Юрген Майер и его коллеги построили в Грузии более десятка ярких, необычных объектов. Самые интересные из них — в галерее DW.

• Архитектурные символы новой Грузии

  Контрольно-пропускной пункт

  Когда видишь контрольно-пропускной пункт в Сарпи на границе с Турцией, не верится, что его основное предназначение — осуществлять таможенный контроль. На первый план выходят разноуровневые открытые террасы и обустроенная в башне КПП обзорная площадка, откуда можно любоваться заходом солнца над Черным морем.

• Архитектурные символы новой Грузии

  Больше чем автостоянки

  На автостоянках вдоль нового шоссе, которое соединит Турцию и Азербайджан, можно не только перекусить и заправить машину. Они являются своеобразными центрами местной жизни, где есть возможность даже познакомиться с творчеством современных художников. Сами бетонные постройки напоминают очертания окружающих гор и буквы грузинского алфавита.

• Архитектурные символы новой Грузии

  Аэропорт имени царицы Тамары

  Построенный за три месяца аэропорт имени царицы Тамары находится рядом со средневековым селом Местиа, внесенным в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Раньше туристы приезжали сюда полюбоваться старинными церквями и башнями. Затем здесь открыли горнолыжный курорт, а благодаря новому аэропорту, площадь которого всего 250 квадратных метров, добраться в село теперь можно и по воздуху.

• Архитектурные символы новой Грузии

  Отделение полиции

  Впрочем, Местиа сейчас может похвастаться не только новым аэропортом. Здание полицейского участка, расположенного в самом центре горного села, формой напоминает средневековые каменные башни, характерные для этого региона. А застекленные участки фасада — символ прозрачности работы местной полиции.

• Архитектурные символы новой Грузии

  Дом правосудия

  В 2012 году к ансамблю современных административных зданий в центре Местии добавился Дом правосудия. Из ассиметричных окон двухэтажного бетонного сооружения открывается прекрасный вид на вершины Кавказских гор.

• Архитектурные символы новой Грузии

  Скульптура на берегу Черного моря

  31-метровая скульптура на берегу Черного моря — символ заложенного Саакашвили портового города Лазика, который должен был стать новым экономическим и торговым центром Грузии. Стоя у необычной конструкции из 8-миллиметровых стальных пластин на расстоянии 150 метров от берега, можно насладиться видами будущего мегаполиса. Правда, пока в нем построены только бульвар, мэрия и отель.

  Автор: Екатерина Крыжановская

Чем занять себя на карантине: Топ-4 книг чеченских писателей, обязательных к прочтению по мнению Канты Ибрагимова — ЧГПУ

---

Председатель Союза писателей ЧР Канта Ибрагимов рассказал ИА «Чечня Сегодня», какие произведения чеченских писателей следует прочитать во время карантина, чтобы с пользой провести время. Редакция уверена, что эти произведения Вами уже давно прочитаны и более того, любимы , но если вдруг в бешеном ритме жизни вы не успевали этого сделать, то наступил подходящий момент.

---

 

1. Абузар Айдамиров «Долгие ночи»

«Долгие ночи» (чеч. Еха буьйсанаш) — исторический роман Абузара Айдамирова. В произведении описываются события середины XIX века, происходившие в Чечне, которые привели к переселению части чеченцев в Турцию. Роман является первой частью трилогии, последующими частями которой являются книги «Молния в горах» и «Буря». Трилогия стала классическим произведением чеченской литературы, а автор был признан её прижизненным классиком.

В романе фигурируют десятки реально существовавших персонажей от Кундухова до Лорис-Меликова и от Байсангура Беноевского до Маркса. Автор описывает реальные политические и исторические события того периода и их преломление в судьбах простого народа.

2. Магомет Мамакаев «Зелимхан»

Роман ведущего чеченского писателя Магомета Мамакаева рассказывает о жизни крестьянской бедноты в предреволюционные годы. Главный герой книги — Зелимхан — абрек, человек легендарной храбрости, народный мститель.

3. Раиса Ахматова «Разговор с сердцем»

Избранные стихи и поэма народного поэта Чечено-Ингушетии Раисы Ахматовой. Ее стихи переведены на многие языки народов мира — на арабский, французский, английский, хинди, немецкий, болгарский, венгерский.

4. Муса Ахмадов «Дикая груша у светлой реки»

Повесть на темы современной жизни чеченского народа, пережившего времена, когда чеченцы воевали с российскими войсками, когда чеченский народ покидал свои города и села, когда чеченец стрелял в чеченца, не смотря на месть. Оказывается, что боевики тоже люди, с человеческими чувствами, что среди русских есть люди, которые относятся хорошо к чеченцам.

Публикуя рекомендации всеми нами любимого писателя мы не могли обойти стороной его произведения и хотим посоветовать к прочтению произведение Канты Ибрагимова «Аврора».

 «Аврора» — роман о некоторых реалиях новейшей истории нашей страны. В основе сюжета — судьбы людей, являющихся невольными участниками трагических событий, происходяших в современной России. Герои романа — представители нашего общества, которые страдают, мучаются, верят, любят… и надеются.  

chechnyatoday.com
«Информационное агентство «Чеченская Республика Сегодня»

 

Литература времени «разобщенности людей». Как и что читают в Чечне?

Через несколько лет после того, как Кремль заявил об окончании в Чечне второй военной кампании, американский журнал Foreign Policy при помощи чеченских журналистов провел исследование о том, как и какую литературу читают пережившие две войны жители республики. Выяснилось, что, например, жители Грозного читают уже не так много, как до войны, и что они все больше перешли на так называемую «легкую литературу».

Как оказалось, большинство из числа читающего населения Чечни, которое в советские времена предпочитало классические произведения русской и зарубежной литературы, к тому времени уже перешло на детективы, фантастику и …любовные романы. Кроме того, люди пытались понять причины переживаемых ими испытаний. Поэтому главным образом чеченцы искали и покупали литературу, связанную с психологией человека, книги об истории взаимоотношений России и Чечни на протяжении веков.

Чеченский писатель Абузар Айдамиров

Среди всей этой литературы особняком стояли произведения чеченского писателя Абузара Айдамирова, например, его исторический роман «Длинные ночи». В этом произведении описываются события середины XIX века, происходившие в Чечне, которые привели к переселению части чеченцев в Турцию. Роман – первая часть трилогии, последующими частями которой являются книги «Молния в горах» и «Буря».

Как и что читают в Чечне 15 лет спустя? Об этом рассказывает чеченский журналист, поэт Лема Чабаев:

«Может, это выглядит достаточно странно, но во время войны читавших книги было больше, чем сейчас. Читали при лучине, под грохот орудийной канонады, под взрывы бомб и автоматной стрекотни. В войну лучше и пишется, и читается. Можно сказать, что ты становишься на грань жизни и смерти, срабатывает инстинкт тяги к светлому и чистому. Сейчас население Чечни, можно сказать, находится в странном летаргическом сне.

Люди в бомбоубежище в Грозном, 23 декабря 1994 года

Возможно, этому состоянию есть объяснение. Пропагандисты от власти твердят людям, что войны нет, что восставший из пепла и расцветший Грозный является наглядным доказательством этому. У обывателя на уме одна мечта и надежда: лишь бы не забрали люди с оружием, лишь бы не обвинили в чем-то неугодном Кадырову и его власти. Чрезмерно растянувшаяся надежда – вот она и сушит мозг и душу, не до чтива народу».

Среди чеченских писателей и поэтов, произведения которых известны и любимы среди соотечественников в наши дни, можно назвать, к примеру, большого знатока красот родного языка, мастера короткого и хлесткого рассказа Мусу Бексултанова; поэта, вынужденного покинуть родину и живущего ныне в Германии Апти Бисултанова; Лечи Абдуллаева, проживающего в республике.

«Гоч» — первый журнал, посвященный переводам произведений мировой литературы на чеченский язык

Петимат Петирова является редактором появившегося в Чечне три года назад журнала «Гоч» (Перевод).

Она считает, что вкусы чеченских читателей не сильно изменились за последнее время.

«Современная Чечня сегодня, как и вчера, зачитывается произведениями Абузара Айдамирова, Магомета Мамакаева, Мусы Бексултанова, популярна поэзия Асламбека Тугузова, Исмаила Хабаева», – говорит она.

Между тем среди чеченских писателей появились и новые имена – молодые писатели и поэты, уже привлекшие к себе внимание читателей, отмечает Лема Чабаев.

«Не так уж и безоблачно все в новейшей литературе. Есть молодая поросль, хотя и нет среди них, что называется, звезд. Иса Махмудов, Исмаил Хабаев, Айза Резванова и другие. Махмудов пишет стихи – частично для песен, частично на нейтральные, не преследуемые властью темы, частично заведомо «в стол». Айза – поэтесса. Она пишет о родине, выдает главным образом патриотические вещи. Хабаев – хороший сказитель и автор ряда неплохих вещей о достоинствах и ценностях чеченского этикета. Писатель с любовью относится к родному языку. Но сказать, что чеченская современная литература пышно цветет, я не могу», – поясняет он.

​Чабаев считает, что некоторые произведения, выходящие в последние годы на чеченском языке, не блещут особым содержанием, поэтому с трудом находят своего читателя.

«Сказать откровенно, некоторые, так сказать, произведения не имеют внятного содержания, выстроенного сюжета и идеи. Недавно мне прислали с десяток книг, вышедших в Чечне. В них я ничего не нашел, что могло бы зацепить читателя. Да, автор написал, напечатал тираж, но пользы от таких произведений, на мой взгляд, нет никакой», – уверен он.

В государственной библиотеке Чеченской республики, 2014 год

Айна Хацуева имеет более чем 40-летний стаж работы в библиотеке. Она говорит, что, по ее наблюдениям, буквально перед первой чеченской войной читателей было много.

«Многие спрашивали произведения на чеченском языке, – вспоминает она. – У людей появился интерес к изучению родного языка. До первой чеченской войны (1994–1996), когда республика считала себя независимым государством, у людей появился также большой интерес к своей истории. Дети спрашивали в основном стихи чеченских и русских поэтов, а также сказки. Взрослые же в большей степени предпочитали зарубежную литературу, особенно произведения, в которых раскрывались лучшие человеческие качества – такие как доброта, дружба, самопожертвование, любовь к ближнему».

Несмотря на то что почти все произведения, в частности, американских, британских или французских классиков экранизированы и их можно посмотреть в интернете, у чеченского читателя и сегодня остался интерес в зарубежной литературе, замечает поэт и журналист Чабаев.

«Их имена хорошо известны, – добавляет он, – Уильям Шекспир, Джордж Байрон, Стендаль (Мари Анри Бейль), Эрнест Хемингуэй, Виктор Гюго, Чарльз Диккенс, Джонатан Свифт, Марк Твен. Многие любят читать детективы Джеймса Чейза, рассказы Джека Лондона и, конечно, романы Александра Дюма».

Этот список, во всей видимости, можно дополнить и другими именами – как чеченских, российских, так и зарубежных авторов. К примеру, как пишет сайт «Это Кавказ», по словам владелицы книжной лавки в Грозном Дженнет Умаровой, в одно время лидерами продаж в ее магазине Jeanne books являлись следующие произведения:»1984″ Джорджа Оруэлла, «Шантарам» Грэгори Дэвида Робертса, «До встречи с тобой» Джоджо Мойеса, «Мартин Иден» Джека Лондона, «Тысяча сияющих солнц» Халеда Хоссейни, «Мне тебя обещали» Эльчина Сафарли, «Богатый папа, бедный папа» Роберта Кийосаки, «Пиши, сокращай» Максима Ильяхова и Людмилы Сарычевой, «Из тьмы веков» Идриса Базоркина, «Еха буьйсанаш» (Долгие ночи) Абузара Айдамирова.

По единодушному мнению тех, с кем говорил корреспондент Кавказ.Реалии при подготовке этого материала, наиболее популярным среди современных чеченских писателей является Муса Бексултанов.

Муса Бексултанов

Но сам писатель считает, что в Чечне почти не осталось или осталось очень мало людей, читающих книги на родном языке. В одном из недавних интервью Маршо Радио он даже признался, что ни одной строки не написал бы в расчете на читателя, живущего в Чечне в последние 15–20 лет, потому что «нынешнее время – это время какой-то непостижимой разобщенности людей».

«Я пишу исключительно в надежде на то, что лет через 50 в республике появится читатель, понимающий, что такое язык, отчизна и народ», – пояснял Бексултанов.

Лучшие книги о Чечне

Вы выбрали Толстого первым.

Да. Это история войны 19-го века между колониальной Россией и жесткими, отчаянно независимыми горными племенами, которых они должны были контролировать, чтобы иметь легкий доступ к своей новой территории Грузии, на южной стороне Кавказских гор.В те времена горцы объединились против России под предводительством имама Шамиля. Война Шамиля длилась полжизни. Многие русские писатели того времени участвовали в войне, особенно Пушкин и Лермонтов, и писали об этом; поэтому его помнят по сей день как литературу, а не историю. Книга Толстого о лейтенанте Шамиля Хаджи-Мурате, который переходит на сторону русских, а затем пытается вернуться. Что мне нравится в нем, так это то, что он показывает войну как глубоко неблагородное явление — как ужасное сочетание личных обстоятельств, которые заканчиваются катастрофой для всех.Оказывается, политика племен вынудила Хаджи-Мурата присоединиться к Шамилю и стать его звездным борцом; он обращается к русским, потому что его вынуждает более кровавая племенная политика. Он опасается за свою семью и пытается вернуться, что приводит к катастрофическим последствиям, потому что соперничество между российскими генералами означает, что он не получит от них обещанной честной сделки. Толстой бесстрашно показывает всех на театре войны, пойманных в ловушку между двумя тираниями, русскую тиранию — ужасающей силой, но требования горных армий не менее тиранически.В книге также есть мощное и часто цитируемое описание того, что чувствуют жители чеченских деревень, когда их дома сожжены дотла российскими войсками. «Никто не говорил о ненависти к русским. Чувство, которое испытывали все чеченцы, от младшего до самого старшего, было сильнее ненависти. Это не была ненависть, потому что они не считали этих русских собак людьми … желание истребить их — как желание истребить крыс, ядовитых пауков или волков — было таким же естественным инстинктом, как и инстинкт самосохранения.”

Мари Беннигсен Броксап (ред.)

Читать

Мрачный

.

Это так. Следующая статья представляет собой сборник авторитетных очерков о том, как русские и горские народы Кавказа (среди других мусульман в бывшем советском мире) взаимодействовали с конца войн 19 века до начала современного российско-чеченского конфликта. война 1994 года.Есть сведения о различных преследованиях со стороны России на протяжении всего ХХ века и о том, как они только задушили, но так и не искоренили полностью дух горских народов. Российская политика была направлена ​​на объединение всех советских народов в русскоязычное, пострелигиозное сообщество, свободно вступающее в брак. Это не соответствовало тому, чего хотели горцы. Имеются сведения о жестоком подавлении Россией беспорядков на Кавказе в начале 20 века, а также о массовой депортации чеченцев и других горцев в степи Средней Азии во время Второй мировой войны после того, как Сталин неправдоподобно обвинил чеченцев в сотрудничестве с нацисты.Выжившим чеченцам (многие десятки тысяч погибли) разрешили вернуться после смерти Сталина; но обида, конечно, сохраняется. В этой книге также много говорится о том, как советские мусульмане научились скрывать свою веру, чтобы противостоять русификации; сохранение религиозной веры посредством чего угодно, от тайных собраний до, позднее, кассетных записей проповедей, продаваемых на неряшливых уличных рынках прямо на носу у советских властей. И есть увлекательные описания народной суфийской формы ислама, со святыми, святынями, колодцами желаний и традиционной молитвой в форме хоровода, зикром, который, по крайней мере, до современной войны, был тем, что чеченцы предпочитали. поклоняться.

Томас де Ваал и Карлотта Галл

Читать

А потом первая война?

Первые два. «Маленькая победоносная война» — это очень подробное практическое руководство по первой из двух постсоветских войн в Чечне. Авторы опросили всех, кто связан с войной, кроме, может быть, Бориса Ельцина.В их книге рассказывается о том, как и почему недавно обретшая независимость Россия в 1991 году сначала предоставила различным этническим меньшинствам то, что президент назвал «настолько большой независимостью, которую вы можете проглотить», а затем, пару лет спустя, снова обуздала их — и как Чечня отказалась сдаваться, что привело к войне. С момента обретения независимости Чечней управлял Джохар Дудаев, чей энтузиазм по поводу независимости был, вероятно, искренним, но чьи заявления о том, что его можно легко профинансировать, поскольку в Чечне было достаточно нефти, чтобы сделать ее такой же богатой, как Кувейт, не соответствовали реальности, когда Россия ввела экономическая блокада.Когда президент Ельцин был окружен все более неприятной группой сторонников жесткой линии во главе с его телохранителем Александром Коржаковым, российские генералы почувствовали, что они могут последовать примеру Америки в Гаити и повысить популярность своей администрации с помощью быстрой войны, чтобы свергнуть то, что они считали неприятный маленький режим на их южной границе. Они считали без учета двух столетий накопившейся ненависти чеченцев к своим русским захватчикам; а затем они все испортили и оказались погрязшими в затяжном, кровавом, хаотичном и непопулярном повторении 19 века.

Ваша следующая книга?

«Клятва Баева», вероятно, наименее известная из моих книг, но все же в некотором смысле лучшая. Это свидетельство очевидца обычного чеченского врача, который пошел домой, чтобы зашить раны, и служил в различных импровизированных больницах вокруг Грозного во время обеих современных войн — как ельцинской, так и войны, которая началась при следующем президенте Владимире Путине в 2000 году. Что необычного. Дело не только в том, как он доводит факты обеих войн до ужасающей жизни, но и в том, что Баев решил отбросить обычную сдержанность чеченцев в отношении семьи и личной жизни и пустил в свою жизнь много храбрых, тихо смелых людей, и их прошлое и воспоминания в книгу.Большинство книг о Чечне так или иначе занимают чью-то сторону. Но Баев непоколебимо объективен. Он описывает жгучую российскую несправедливость и жестокость. Но он также показывает, как война дает соседским чеченским хулиганам, таким как семья Бараевых, шанс превратиться в монстров (говорят, что Бараевы принимали участие во многих самых громких убийствах войны, включая обезглавливание четырех британских телекомов. инженеры в 1998 г.). Настаивая на том, чтобы обращаться как с чеченцами, так и с русскими, как того требует Клятва Гиппократа, Баев поссорился с обоими лагерями и имел много проблемных побегов от смерти.В конце концов, ему пришлось бежать в Америку, где он больше не может практиковать врачом. Больше всего на свете я был безропотным, стоическим тоном этой книги, который напомнил мне о пребывании среди чеченцев во время первой войны.

А вот и Анна Политковская.

Нет слишком превосходной степени для Анны Политковской, которая после трех книг и бесчисленных поездок в Чечню с журналистскими расследованиями была убита в стиле казни возле своей московской квартиры в 2007 году.Политковскую, репортера по социальным вопросам, в 2000 году послал в Чечню редактор ее либеральной газеты для освещения второй, путинской войны, войны не потому, что она знала о войнах, а потому, что она была «просто гражданским лицом». Она оказалась лучшим московским интеллектуалом — бесстрашной правдой. Она возражала против чванливых, мачо, кровожадных промосковских лидеров сегодняшней Чечни при премьер-министре Рамзане Кадырове (она выступала против того, чтобы человек Путина в Чечне был назначен руководителем региона, опрашивая людей, которых он допрашивал, и публиковал сообщает, что он был садистом-мучителем, которому нравилось снимать кожу со спины своих жертв).Но и у Политковской не было романтических симпатий к борцам за свободу. В число ее целей также входили дерзкие, мачо, кровожадные антимосковские сепаратисты во главе с уже мертвым Шамилем Басаевым, чей экстремизм вверг Чечню во вторую войну против сил Путина в 1999 году и принес бедствия сотням тысяч простых чеченских граждан. Она очень симпатизировала более ранним умеренным сепаратистам при Аслане Масхадове, которые пытались найти компромисс с Москвой, а также больше свободы для своего народа.Но если Политковская и была на чьей-то стороне, так это на стороне простых граждан. Мирные жители Чечни, разрываемые между двумя соперничающими тиранами, которые не могли услышать свои собственные истории в мире — люди, которых разбудили солдаты, уводящие их дочь-подростка для изнасилования, или те, кто теряет ноги, наступая на мины, или чьи соседям перерезают горло или отрезают пальцы — о чьем затруднительном положении она трогательно рассказывала. И, конечно же, она была на стороне простых россиян — людей, которые все больше стеснялись зашоренной прессой и не знали более серьезных реалий мира.То, что побудило Политковскую и впредь противостоять опасности Чечни, спустя много времени после того, как Путин дал понять, что журналисты не приветствуются на его войне, было больше, чем сострадание. Это было убеждение, что русские должны знать, что делается от их имени на секретном юге, в тылу армии. «Я уверена, что это нужно сделать по одной простой причине», — живо написала она в «Маленьком уголке ада: депеши из Чечни». «Как современники этой войны, мы будем нести за нее ответственность. Классическая советская отговорка — не быть там и лично ни в чем не участвовать — не сработает.Итак, я хочу, чтобы вы знали правду. Тогда ты будешь свободен от цинизма ».

Захватывающий дух ужас и цинизм, которые она обнаружила, дали ей такую ​​важную миссию, что она рассталась с мужем и проигнорировала просьбы сына прекратить ее новую работу. Ее открытия подробно описаны в этой необыкновенной книге, прекрасно написанной, но настолько полной трагедии, что волосы на затылке встают дыбом. Она обнаружила, что коррумпированные российские солдаты работают рука об руку с теневыми чеченскими преступниками и политическими экстремистами.Ее рассказы подтверждают широко распространенное мнение о том, что Чечня — это война для получения прибыли. Российская армия, которой грозит сокращение из-за отсутствия советского блока, который нужно защищать, нашла в Чечне предлог, чтобы увековечить себя — и разбогатеть. Экономика ужасная: гражданское лицо, которого российские солдаты держат живым в яме, стоит выкупа своих родственников; цена трупа намного выше. «Каждый нашел свою нишу», — написала она. «Наемники на блок-постах круглосуточно получают взятки от десяти до 20 рублей.Генералы в Москве и Чечне используют свой военный бюджет в личных целях. Офицеры среднего звена собирают выкуп за временных заложников и трупы. Младшие офицеры становятся мародерцами во время чисток ». Отсюда официальная политика, основанная, в лучшем случае, на возмутительном искажении правды, и картина, в которой нет ни героев, ни победителей.

Открытия Политковской придали ее жизни странный новый облик. Она вела переговоры с чеченскими захватчиками, захватившими в октябре 2002 года московский театр на Дубровке (среди заключенных был друг ее сына).Силовики Чечни подвергли ее инсценировке казни. Отец Кадырова, бывший пророссийский президент Чечни, «публично угрожал убить меня. Он фактически сказал на заседании своего правительства, что Политковская — осужденная женщина ». В 2004 году во время осады чеченскими сепаратистами школы в Беслане на юге России чеченцы попросили ее присоединиться к переговорам. Она летела на юг, надеясь одновременно сообщить о кризисе и выступить в качестве посредника и помочь вывести сотни детей-заключенных из заминированного спортзала.Но ей подсыпали «Микки Финн» [напиток с наркотиками] в самолет. Следующее, что она узнала, она попала в больницу, и это было несколько дней спустя — слишком поздно для детей, которые к тому времени были убиты сотнями. Из этого опыта она вспомнила трех мужчин, которых она заметила в самолете, смотрящих на нее «глазами врагов». Она обвинила в отравлении российские спецслужбы.

Имя убийцы Политковской так и не было названо. Нет и убийцы другого российского осведомителя, Саши Литвиненко, которому месяц спустя подсыпали дозу радиоактивного полония на Пикадилли, или множества других антивоенных активистов, которые столкнулись со странным, преждевременным концом во время президентства Владимира Путина в России.Некоторым утешением является то, что, хотя книги Политковской все еще печатаются, ее голос не был заглушен.

Five Books стремится обновлять свои рекомендации по книгам и интервью. Если вы участвуете в интервью и хотите обновить свой выбор книг (или даже то, что вы о них говорите), напишите нам по адресу [email protected]

Интервью Five Books стоит дорого.Если вам понравилось это интервью, поддержите нас, пожертвовав небольшую сумму.

Книг для понимания: Чечня

---

История Чечни

Горький выбор: верность и предательство при российском завоевании Северного Кавказа
Михаил Ходарковский
ISBN-13: 9780801449727 (ткань)
ISBN-13: 9780801479526 (бумага)
Cornell University Press, 2011
G

Волки ислама: Россия и лица чеченского террора
Пол Мерфи
ISBN-13: 9781574888307 (ткань)
Электронная книга ISBN: 9781612345482
University of Nebraska Press / Potomac Books, 2004
G

В поисках Бога и свободы: суфийские отклики на наступление русских на Северном Кавказе
Анна Зелькина
ISBN-13: 9780814796955 (ткань)
New York University Press, 2000
S

Вернуться к началу

Чеченские войны

Восстановление идентичности: политика идентичности в России и Украине
Доминик Арель, Блэр А.Рубль, редакторы
ISBN-13: 9780801885624 (ткань)
Johns Hopkins University Press и Woodrow Wilson Center Press, 2006
S

Россия противостоит Чечне: корни сепаратистского конфликта
Джон Б. Данлоп
ISBN-13: 9780521631846 (ткань)
ISBN-13: 9780521636193 (бумага)
ISBN eBook: 9780511825231
Cambridge University Press, 1998

Чеченские войны: пойдет ли Россия по пути Советского Союза?
Мэтью Евангелиста
ISBN-10: 0815724985 (ткань)
ISBN-13: 9780815724988 (ткань)
ISBN-13: 9780815724995 (бумага)
Brookings Institution Press, 2002
S

Чечня: Бедствие на Кавказе
Карлотта Галл, Томас де Ваал
ISBN-13: 9780814729632 (ткань)
ISBN-13: 9780814731321 (бумага)
New York University Press, 1998
G

Террор в Чечне: Россия и трагедия гражданского населения в войне
Эмма Гиллиган
ISBN-13: 9780691130798 (ткань)
Princeton University Press, 2009
S

Россия и глобализация: идентичность, безопасность и общество в эпоху перемен
Дуглас У.Хилл, редактор
ISBN-13: 9780801888427 (ткань)
Woodrow Wilson Center Press, 2008
S

Чечня: от национализма к джихаду
Джеймс Хьюз
ISBN-13: 9780812220308 (бумага)
Электронная книга ISBN: 9780812202311
University of Pennsylvania Press, 2008

Хрупкая империя: как Россия влюбилась и разлюбила Владимира Путина
Бен Джуда
ISBN-13: 9780300181210 (ткань)
Yale University Press, 2013
G

Война в Чечне
Стасис Кнежис, Романас Седлицкас
ISBN-13: 9780890968567 (ткань)
Texas A&M University Press, 1999
G

Международное распространение этнических конфликтов: страх, распространение и эскалация
Дэвид А.Лейк, Дональд Ротшильд
ISBN-10: 0691016909 (бумага)
ISBN-13: 9780691016900 (бумага)
Princeton University Press, 1998

Неугомонный рубеж России: фактор Чечни в постсоветской России
Алексей Малашенко, Дмитрий Тренин
ISBN-13: 9780870032035 (бумага)
Brookings Institution Press, 2004

Глобализация мученичества: Аль-Каида, салафитский джихад и распространение атак террористов-смертников
Ассаф Могхадам
ISBN-13: 97808018

(ткань)
ISBN-13: 9781421400587 (бумага)
Johns Hopkins University Press, 2008
S

Современное насилие: постмодернистская война в Косово и Чечне
Cerwyn Moore
ISBN-13: 9780719075995 (ткань)
Manchester University Press, 2010

Россия чеченские войны 1994-2000: Уроки городских боев
Ольга Оликер
ISBN-10: 0833029983 (бумага)
RAND Corporation, 2001
G / S

Патриотизм отчаяния: нация, война и потери в России
Сергей Алекс.Ушакин
ISBN-13: 9780801475573 (бумага)
Cornell University Press, 2009
S

Разрезание предохранителя: взрыв глобального самоубийственного терроризма и как его остановить
Роберт А. Пейп, Джеймс К. Фельдман
ISBN-13: 9780226645605 (ткань)
ISBN-13: 9780226645650 (бумага)
ISBN электронная книга: 9780226645643
Издательство Чикагского университета, 2010 г.

Маленький уголок ада: депеши из Чечни
Анна Политковская
ISBN-13: 9780226674322 (ткань)
ISBN-13: 9780226674339 (бумага)
University of Chicago Press, 2007
G

Режимы и репертуары
Чарльз Тилли
ISBN-13: 9780226803500 (ткань)
University of Chicago Press, 2006
S

Чечня: жизнь в раздираемом войной обществе
Валерий Тишков, предисловие Михаила С.Горбачев
ISBN-13: 9780520238886 (бумага)
ISBN eBook: 9780520930209
University of California Press, 2004

География этнического насилия: идентичность, интересы и неделимость территории
Моника Даффи Тофт
ISBN-13: 9780691123837 (бумага)
Princeton University Press, 2005
S

Постсоветские войны: мятежи, этнические конфликты и государственность на Кавказе
Кристоф Цурчер
ISBN-13: 9780814797099 (ткань)
ISBN-13: 9780814797242 (бумага)
New York University Press, 2007
S

Вернуться к началу

Кавказ

Мусульманский национал-коммунизм в Советском Союзе: революционная стратегия для колониального мира
Александр А.Беннигсен, С. Эндерс Вимбуш
ISBN-13: 9780226042367 (бумага)
University of Chicago Press, 1980
S

Изучение Кавказа в 21 веке: очерки культуры, истории и политики в динамическом контексте
Франуаза Компаньен, Лсл Марц и Лия Верстех, редакторы
ISBN-13: 9789089641830 (статья)
Amsterdam University Press, 2011

The Caucuses: An Introduction
Thomas de Waal
ISBN-13: 9780195399769 (ткань)
ISBN-13: 9780195399776 (бумага)
Oxford University Press, 2010

Тайный поклонник Бурдье на Кавказе: миросистемная биография
Георгий М.Derluguian
ISBN-13: 9780226142821 (ткань)
ISBN-13: 9780226142838 (бумага)
University of Chicago Press, 2005
S

От Персидского залива до Центральной Азии: игроки в новой большой игре
Анушираван Эхтешами, редактор
ISBN-13: 9780859894517 (бумага)
University of Chicago Press, распространено для University of Exeter Press, 1995
S

Пленник и дар: культурные истории суверенитета в России и на Кавказе
Брюс Грант
ISBN-13: 9780801443046 (ткань)
ISBN-13: 9780801475412 (бумага)
Cornell University Press, 2009
G

Кавказ: путешествие в страну между христианством и исламом
Николас Гриффин
ISBN-13: 9780226308593 (бумага)
University of Chicago Press, 2004
G

Нефть, ислам и конфликты: Центральная Азия с 1945 года
Роб Джонсон
ISBN-13: 9781861893390 (бумажный)
ISBN eBook: 9781861894564
University of Chicago Press, распространяется для Reaktion Books, 2007
G

Призрак свободы: история Кавказа
Чарльз Кинг
ISBN-13: 9780195177756 (ткань)
ISBN-13: 9780195392395 (бумага)
Oxford University Press, 2008

Русское евразийство
Марлн Ларуэль
ISBN-13: 9780801890734 (ткань)
Johns Hopkins University Press, 2008
S

Войны на Кавказе, 1990–1995 гг.
Эдгар Обалланс
ISBN-13: 9780814761922 (ткань)
New York University Press, 1997
S

Разломы конфликта в Центральной Азии и на Южном Кавказе: последствия для США.С. Армия
Ольга Оликер
ISBN-10: 0833032607 (бумага)
ISBN-13: 9780833032607 (бумага)
RAND Corporation, 2003
G / S

Атлас этнополитической истории Кавказа
Артур Цуциев, перевод Норы Селигман Фаворов
ISBN-13: 9780300153088 (ткань)
Yale University Press, 2014

Вернуться в топ

террора в Чечне | Издательство Принстонского университета

Террор в Чечне — исчерпывающий отчет о военных преступлениях России в Чечне.Эмма Гиллиган представляет всестороннюю историю второго чеченского конфликта 1999–2005 годов, раскрывая одну из самых ужасных катастроф в области прав человека в современную эпоху — катастрофу, которую международное сообщество еще не полностью осознало. Опираясь на показания очевидцев и интервью с беженцами и ключевыми политическими и гуманитарными деятелями, Гиллиган впервые рассказывает полную историю систематического применения российскими военными пыток, исчезновений, казней и других карательных тактик против чеченского населения.

В Террор в Чечне Гиллиган оспаривает заявления России о том, что жертвы среди гражданского населения в Чечне были неизбежным следствием гражданской войны. Она утверждает, что расизм и национализм были существенными факторами второй войны России против чеченцев и вызванного ею кризиса беженцев. Она не игнорирует военные преступления, совершенные чеченскими сепаратистами и промосковскими силами. Гиллиган прослеживает радикализацию чеченских боевиков и проливает свет на кризисы с заложниками на Дубровке и Беслане, демонстрируя, как они подорвали сепаратистское движение и, в свою очередь, способствовали расовой ненависти к чеченцам в Москве.

Зловещее свидетельство современных преступлений против человечности, Террор в Чечне также рассматривает международный ответ на конфликт, уделяя особое внимание гуманитарным усилиям Европы и правам человека в Чечне.

Награды и признание

• Лауреат Лемкинской премии 2011 г., Институт изучения геноцида

Эмма Гиллиган — доцент кафедры истории России и прав человека в Университете Коннектикута.Она является автором книги «Защита прав человека в России»: Сергей Ковалев, диссидент и уполномоченный по правам человека, 1969-2003 гг. .

»В книге Эммы Гиллиган рассказывается о жестокой реакции Москвы на требование республики о свободе, натиске, который разрушил чеченское общество, спровоцировал вооруженное сопротивление на Кавказе и породил новое поколение воинствующих экстремистов. Она сосредотачивается на второй чеченской войне, начатой ​​Борисом Ельцина осенью 1999 года и преследовали Владимира Путина, когда он ушел с поста премьер-министра в Кремль в 2000 году.. . . Ее тщательное исследование оживлено свидетельствами чеченских жертв российских войск и их местных приспешников ». — Irish Times

«Гиллиган представляет исчерпывающую историю российской политики в отношении Чечни в период с 1999 года по настоящее время. Используя интервью от первого лица и документы российских, американских и международных неправительственных организаций, она рассказывает о событиях Первой и Второй чеченских войн. рост чеченского терроризма и события в Беслане в более широком контексте прав человека, что позволяет сравнивать их с другими ситуациями ХХ века, в том числе в Боснии.. . . Она создала историю, на удивление свободную от технического жаргона и специальной лексики, которая должна послужить хорошим введением в предмет и регион для студентов и ученых, изучающих историю, политологию и международное право ». — Выбор

« Террор в Чечне — это, пожалуй, самая важная книга о чеченской войне, доступная сегодня на английском языке». —Анна Бродская, Русское обозрение

«Книга [Гиллиган] — важный вклад в литературу.Ее многослойный подход, ее способность подчеркивать конкурирующие точки зрения и ее понимание того, как в будущем могут проводиться расследования нарушений прав человека, делают ее работу ценным вкладом в изучение прав человека ».

«[Чеченский конфликт как предмет исследования должен чаще рассматриваться с различных точек зрения. Книга Гиллигана — солидная новаторская работа в этом направлении.» — Кирилл Кашян, Central European Journal of International and Security Studies

»Книга Эммы Гиллиган — бесценный справочник по трагическим последствиям для Чечни — и России — двойной динамики, которая доминировала в постсоветской российской политике: использование насилия для сохранения территориальных размеров государства и устойчивость авторитарных властей. политика.» — Саймон Косгроув, Исследования Европы и Азии

«Эта книга представляет собой большой шаг вперед в изучении военных преступлений и нарушений прав человека во время второй русско-чеченской войны.По мнению Гиллигана, главной целью российского руководства было подчинение и наказание чеченского населения. Ее книга беспрецедентна по размеру. Впредь те, кто интересуется этой темой, будут в первую очередь обращаться к этому сборнику как к сокровищнице информации ». — Джон Б. Данлоп, автор книги Россия противостоит Чечне

«Это важное исследование катастрофы в области прав человека, постигшей народ Чечни в результате возобновления войны между российскими вооруженными силами и сепаратистской республикой в ​​1999 году. Террор в Чечне, — ценный вклад в наше понимание давно забытой трагедии прав человека », — Мэтью Евангелиста, автор книги The Chechen Wars

Внутренняя история. От независимости до войны

1 Чечня: История изнутри. От независимости к войне представляет собой уникальное путешествие в (не) становление Чеченской Республики Ичкерия и ее (не) функционирующее стремление к независимости и выживанию.Благодаря жизненным историям и этнографическим повествованиям, представленным Маирбеком Ватчагаевым, читатель открывает для себя уникальную перспективу российско-чеченских войн и их сложностей. От военного успеха Первой чеченской войны до провала государственного строительства в межвоенный период читатели узнают о скрытом лице сложной борьбы за власть внутри чеченского общества и его государственного аппарата. Вместо того, чтобы подходить к этой теме через традиционный военный или политологический подход, Вачагаев дает человеческий, эмоциональный и личный взгляд на этот жестокий военный конфликт.

2 В качестве генерального представителя Чеченской Республики Ичкерия в Москве, а также пресс-секретаря и первого советника президента Чечни Аслана Масхадова Вачагаев принимал участие практически во всех крупных событиях эфемерного стремления Чечни к независимости. Основываясь на этом уникальном личном видении войны и ее участников, автор дает исторически точный и академически точный отчет об основных событиях Первой чеченской войны. Автор бросает вызов распространенным мифам об историографии чеченской войны, затрагивая многие противоречивые темы, такие как роль и значение салафитов в Чечне, нападение на Буденновск в 1996 году или даже вторжение в Дагестан в 1999 году.Кроме того, Вачагаев подробно описывает преобладающую роль суфийских орденов во всех аспектах социальной и политической жизни Чечни, включая мобилизацию во время войны, выборы 1997 года и путь ко Второй чеченской войне. Кроме того, книга представляет собой уникальный источник эмпирической информации, особенно когда Вачагаев дает подробный отчет о своих отношениях с Асланом Масхадовым и расширяет процесс принятия решений в чеченской администрации во время крупных политических событий, таких как Операция Джихад в 1996 году, Операция Джихад 1997 выборы и политическая напряженность в межвоенный период.В конце книги, кажется, не хватает одной темы в этом захватывающем путешествии в новейшую чеченскую историю; Хотя в книге кратко упоминается Ахмад Кадыров, он остается в основном за пределами повествования Вачагаева. Читатель часто задумывается о роли Ахмада Кадырова в межвоенный период, о том, как ему удалось прийти к власти в хаосе конца 1990-х годов и каковы были его отношения с Асланом Масхадовым или самим Вачагаевым. Судя по самой книге, ответить на эти вопросы по-прежнему сложно.

3 Освежающий подход Ватчагаева к чеченской политике поможет читателям лучше понять его борьбу за сохранение традиционного чеченского образа жизни, его обычаев и традиций, а также внесет свой вклад в создание Чеченской Республики Ичкерия. Читатель может следовать его шаблонам решений, основанным на соблюдении чеченских социальных обычаев и этикета. Читатель узнает, как постсоветский и послевоенный период радикально изменил чеченское культурное наследие, разделив традиционалистов, таких как Вачагаев, на оппортунистических политических деятелей, стремящихся извлечь выгоду из самой войны и политики в целом.Для многих книга Ватчагаева станет первым знакомством с чеченскими обычаями и традициями, такими как важность семьи и клана, социальный долг, этика и честь в чеченской культуре, а также роль гордости горцев, гостеприимство и благотворительные обязанности во время война.

• 1 Ильяс Ахмадов, Мириам Ланской, Чеченская борьба: завоевание и потеря независимости , Палгрейв Макмиллан (…)

4 В заключение, то, что отличает эту книгу от существующей литературы по этой теме и отличает ее от других, так это то, как читатель погружается в академическую и личную траекторию авторов во время катастрофы Первой чеченской войны.Наряду с книгой Ильяса Ахмадова, опубликованной в 2010 году1, эта книга станет классикой для всех, кто хочет лучше понять тонкости борьбы за независимость в Чечне, проблемы, связанные с государственным строительством в постконфликтном контексте, и социально-политическую напряженность. что привело ко Второй чеченской войне. В конце книги читатель жаждет еще большего от уникального таланта Вачагаева рассказывать истории и ищет дальнейшие подробности его ареста и его переживания в Бутырской тюрьме, а также его отъезда из России.Остается только ждать продолжения этой фантастической книги.

Рецензия на книгу: Чеченская борьба

Центр Грозного пересекают огромные, обсаженные деревьями бульвары, а на якоре стоит изысканная мечеть. В июне я сидел в новом кафе на проспекте Путина, потягивая капучино. Это не был необычный способ провести день в европейской столице — Грозный — столица российской республики Чечня — за исключением того, что в этой сцене царила жуткая безмятежность голливудской задворки: люди с потерянными, пустыми глазами бродили под крышей. тень недавно покрашенных многоквартирных домов, лишенных жизни и шума.

Десять лет назад Грозный представлял собой груду завалов. Это было место двух жестоких войн, когда Россия противостояла чеченскому сепаратистскому движению после распада Советского Союза. В результате конфликтов инфраструктура Чечни превратилась в руины, а большая часть населения погибла или оказалась в лагерях беженцев. Восстановление началось при Ахмате Кадырове — муфтии или религиозном лидере чеченских повстанцев до того, как он перешел на другую сторону, чтобы поддержать русских, — которого Москва назначила президентом Чечни в 2003 году.Год спустя он был убит бомбой; его сын Рамзан, которому сейчас 34 года, является президентом с 2007 года. При автократическом правлении Кадырова-младшего Чечня восстановила, по крайней мере, фасад безопасности и экономического роста.

Беспокойная постсоветская история республики является предметом «Чеченской борьбы», мрачной хроники, как говорится в подзаголовке, «завоеванной и проигранной независимости». Автор — Ильяс Ахмадов, бывший чеченский сепаратист, который был министром правительства во время недолгой автономии Чечни от Москвы.Его книга, написанная вместе с Мириам Ланской, представляет собой повествование на местах о том, как неизбирательное насилие и борьба в России внутри повстанческого движения разрушили любую надежду на достижение путем переговоров прекращения затянувшегося конфликта.

Для г-на Ахмадова горькая ирония заключается в том, что сегодня Чечне удалось частично отделиться от России, хотя и не так, как когда-то предполагали сепаратисты. Президент Кадыров, руководствуясь своим искаженным представлением о чеченских традициях и исламском кодексе, превратил республику в свою вотчину.Пытаясь обойти растущую исламскую воинственность в регионе и представить себя защитником религиозных обрядов, г-н Кадыров привнес в свое управление исламский оттенок. Он потребовал, например, чтобы женщины носили платки в правительственных зданиях, и ввел периодические запреты на употребление алкоголя. Он позволил решать многие аспекты семейного права в соответствии с шариатом или исламским правом.

Неофициальная политика амнистии привлекла в чеченские силы безопасности тысячи бывших повстанцев, известных как кадыровцы , которые лояльны не Кремлю, а г-ну.Кадыров. Возможно, еще больше беспокоит Москву то, что Кадыров проводит собственную внешнюю политику. Он посещает страны Персидского залива со всей помпой главы государства, и его режим был связан с убийствами в Австрии, Дубае и Турции.

«Созвездие жизненных явлений», Энтони Марра

В этом повествовании циклически проходят другие главные персонажи: информаторы, историки, художники, отцы, сестры. Мистер Марра — прекрасный писатель о семьях. Он предлагает, возможно, лучшее определение того, что одна сестра означает для другой, из того, что я когда-либо читал: «Она не перешла бы через комнату, но она пересекла континент.

На самом деле он прекрасный писатель о многих вещах. Молодые российские солдаты — «сплошь страх и персиковый пух». Большинство танцевальных движений женщины «состоит из попыток оставаться в вертикальном положении». Он доставляет случайные, похожие на Дж. Г. Балларда видения, такие как «Мерседес», на котором можно ездить только узкими кругами на теннисном корте, потому что нет дорог без кратеров.

Он ловит банальные ужасы ночных стуков в дверь и блокпостов на шоссе. Один человек, занимающийся контрабандой оружия для чеченского сопротивления, думает про себя, пока российские солдаты обыскивают его машину: «Еще несколько секунд, и они найдут пистолеты Макарова, осколочные гранаты, кирпичи Semtex и свинцовые провода, и он умрет здесь, шлепаясь, как проклятое морское млекопитающее, за много километров от дома.

Истории в этом романе движутся вместе и друг от друга и наполнены осознанием «плотности утраты» Чечни. Это проклятое общество, в котором счастье лучше всего можно выразить как «отсутствие — страха, боли, горя».

Г-н Марра был вдохновлен на написание «Созвездия жизненно важных явлений», — сказал он после того, как понял, что англоязычного литературного романа о чеченском конфликте не существует. Хотя он родился в Вашингтоне, округ Колумбия, он жил в Восточной Европе и изучал чеченскую литературную и политическую историю.

Он приложил огромные усилия. Временами я обнаруживал, что его роман надоедает, как иногда бывает и художественная литература мистера Фора. Меня редко убеждали, что я глубоко погружаюсь в мусульманское сознание. Здесь мало религиозной осведомленности.

Но «Созвездие жизненно важных явлений» амбициозно и интеллектуально беспокойно. Это гуманно и абсурдно и редко выходит из-под контроля Джозефа-Хеллера, согласно которому, как выразился г-н Марра, «глупость была единственным неизменным законом Вселенной.”

Литературный костер Чечни — Внешняя политика

29 октября 2009 г., 18:09

Аслан Дукаев — пражский директор Северо-Кавказской службы Радио Свободная Европа / Радио Свобода. Его команда ведет ежедневные трансляции на регион в утренних и вечерних шоу по 20 минут каждое на аварском, чеченском и черкесском языках.

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА: Опишите нынешние читательские привычки чеченцев.

Аслан Дукаев: В Грозном читают не так много, как до войны. В настоящее время они предпочитают эскапистское чтение. Очень популярны детективы, научная фантастика, эзотерическая литература, любовные истории и романсы. Однако в основном, пытаясь понять корни и причины обрушившихся на них проблем, они покупают и берут у себя много книг по психологии человека и истории российско-чеченских отношений. Особой популярностью пользуются книги Абузара Айдамирова.Его трилогия «Длинные ночи», написанная на чеченском языке, представляет собой яркое повествование о Кавказских войнах, развязанных Россией в 19 веке. Интересно, что люди даже читают античеченских авторов, таких как Канта Ибрагимов, проживающий в Москве этнический чеченец, который пишет книги на русском языке, очерняющие Чечню и чеченцев.

Антивоенные книги вообще не доходят до территории, а владение книгами о стремлении Чечни к независимости может быть опасно для жизни. Мы получали сообщения о казнях, когда российские солдаты находили такие книги или видеоматериалы.Учитель на севере Чечни был арестован просто за то, что получил по почте последнюю книгу Аллы Дудаевой, вдовы убитого президента Чечни. Этот учитель провел три дня на допросе у сотрудников Федеральной службы безопасности, российских спецслужб, которые в конечном итоге сожгли книгу перед ним.

FP: Какие зарубежные авторы любят чеченцы?

AD: Многие люди знакомы с классикой Уильяма Шекспира, лорда Байрона (Джордж Гордон), Стендала (Мари Генри Бейл), Эрнеста Хемингуэя, Виктора Гюго, Чарльза Диккенса, Джонатана Свифта и Марка Твена.Гораздо труднее найти современных зарубежных писателей. Молодые чеченцы прилагают кропотливые усилия по приобретению книг японского писателя Харуки Мураками и бразильского писателя Паоло Коэльо.

FP: Кто-нибудь издает книги в Чечне на данный момент?

AD: Все типографии в Грозном разрушены. В 2002 году в северных и юго-восточных районах Чечни были организованы две примитивные типографии, выпустившие несколько книг и монографий.Писатели и исследователи должны издавать свои книги в Москве, Санкт-Петербурге и городах юга России.

FP: Как война повлияла на восприятие чеченцами собственной истории?

AD: Перед началом второй войны в 1999 году, когда Чечня была де-факто независимой страной, ученые и писатели стремились переоценить и заново открыть историю Чечни и тем самым сформировать новую национальную идентичность. Эта волна научных исследований породила несколько провокационных книг по истории, в частности, о кавказских войнах и о депортации чеченцев зимой 1944 года советским лидером Иосифом Сталиным.Возвращение войны еще больше усилило раскол среди чеченской интеллигенции по поводу роли России в Чечне. Те, кто призывает к большей роли России в чеченской жизни, в основном базируются в Грозном и контролируют систему образования и СМИ. Они продолжают предполагать, что чеченцы добровольно присоединились к России в конце 18-го века, концепция, которую сначала продвигали российские историки-националисты, а затем популяризировали коммунистические власти в Чечне в начале 1980-х годов. Эта группа выступает против интеллигенции, выступающей за независимость, часть которой сейчас находится за границей, выражая свои взгляды в основном в Интернете через многоязычные, а иногда и исключительно чеченские веб-сайты.Тем не менее, поскольку телефонные линии в Чечне практически отсутствуют, большинство чеченцев все равно не могут выйти в Интернет, а в компьютерном классе университета студентов встречает табличка, запрещающая доступ к чеченским сайтам, созданным за рубежом.

FP: Находится ли под угрозой чеченский язык?

AD: Естественно, русский язык стал доминирующим в сегодняшней Чечне. Наше языковое наследие так быстро разрушается, что накануне прошлогоднего референдума по конституции пророссийская администрация не смогла найти никого, кто бы переводил бюллетени.Кроме того, перевод проекта конституции был настолько ужасен, что власти решили вообще не переводить на чеченский язык законы о президентских и парламентских выборах.

FP: Какие газеты можно покупать чеченцам?

AD: Самой популярной газетой является московская Новая газета за непредвзятое освещение Чечни. Движение сопротивления распространяет несколько подпольных газет, в том числе Ichkeria («Чечня») и Mexk-Qel («Совет земли»).Мало кто, в том числе представители правительства, читают местные русскоязычные газеты, доступные в Грозном, такие как Вести Республики («Новости Республики»), Столица («Столица») или Голос. Chechenskoi Respubliki («Голос Чеченской Республики»), потому что все эти публикации являются рупорами пророссийской администрации.

FP: Доступны ли теле- и радиоканалы?

AD: Жители Чечни получают один местный и два московских телеканала, каждый из которых отражает точку зрения правительства России.Что касается радио, то есть одна станция, которая передает средние и длинные волны на чеченском языке с российской военной базы в городе Моздок на юге России. Наша многоязычная коротковолновая служба Радио Свободная Европа / Радио Свобода (RFE / RL) по-прежнему воспринимается как вражеское радио. Недавние исследования показывают, что более 10 процентов чеченцев и почти четверть населения юга слушают РСЕ / РС. Когда один из наших корреспондентов хотел взять интервью у пожилой женщины в его городе, она пыталась научить его настраиваться на RFE / RL, не зная, кто он такой.Она всегда заставляет всю свою семью слушать это.

FP: Как насчет библиотек?

от Р. дней. В 1995 году наступающие российские войска разрушили самую большую библиотеку Грозного — Чеховскую библиотеку, а также все четыре здания университета.Мою домашнюю библиотеку дважды грабили русские солдаты. Моей старшей сестре удалось спасти всего несколько книг.

FP: Университет работает сейчас?

AD: Грозненский университет — крупнейшее высшее учебное заведение в Чечне. Раньше у него была особенно хорошая репутация благодаря отделу социальных наук. Университет открылся четыре года назад. Все преподаватели, не являющиеся чеченцами, а также многие этнические чеченцы покинули провинцию, оставив после себя небольшую, но компетентную команду преподавателей, которая поддерживает работу университета.Высшее образование в Грозном сталкивается с серьезными проблемами. Во-первых, многие студенты были задержаны и подвергнуты пыткам, а некоторые продолжают рисковать своей жизнью, пересекая военные контрольно-пропускные пункты по пути в университет. Во-вторых, в университете не хватает всего: от карт до оборудования для химических лабораторий. И, наконец, чеченское интеллектуальное сообщество чувствует себя отключенным и изолированным как от российского, так и от международного академического сообщества.

FP: Интеллектуальная жизнь практически мертва?

AD: Политика, омраченная насилием, почти полностью затмила интеллектуальную жизнь.Тем не менее ученые, ученые и писатели продолжают работать. Некоторые подготовили поминки чеченского писателя Халида Ошаева. В декабре прошлого года на севере Чечни другие участники организовали конференцию, на которой обсуждались «проблемы мира и гуманизма», которые касались Льва Толстого и чеченского шейха XIX века по имени Кунта Хаджи. Чеченский пастух, Хаджи пережил мистическое откровение во время своего путешествия по Ближнему Востоку. Вернувшись домой примерно в 1860 году, он начал проповедовать ненасилие уставшим от войны чеченцам.

Аслан Дукаев — пражский директор Северо-Кавказской службы Радио Свободная Европа / Радио Свобода. Его команда ведет ежедневные трансляции на регион в утренних и вечерних шоу по 20 минут каждое на аварском, чеченском и черкесском языках.

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА: Опишите нынешние читательские привычки чеченцев.

Аслан Дукаев: В Грозном читают не так много, как до войны.В настоящее время они предпочитают эскапистское чтение. Очень популярны детективы, научная фантастика, эзотерическая литература, любовные истории и романсы. Однако в основном, пытаясь понять корни и причины обрушившихся на них проблем, они покупают и берут у себя много книг по психологии человека и истории российско-чеченских отношений. Особой популярностью пользуются книги Абузара Айдамирова. Его трилогия «Длинные ночи», написанная на чеченском языке, представляет собой яркое повествование о Кавказских войнах, развязанных Россией в 19 веке.Интересно, что люди даже читают античеченских авторов, таких как Канта Ибрагимов, проживающий в Москве этнический чеченец, который пишет книги на русском языке, очерняющие Чечню и чеченцев.

Антивоенные книги вообще не доходят до территории, а владение книгами о стремлении Чечни к независимости может быть опасно для жизни. Мы получали сообщения о казнях, когда российские солдаты находили такие книги или видеоматериалы. Учитель на севере Чечни был арестован просто за то, что получил по почте последнюю книгу Аллы Дудаевой, вдовы убитого президента Чечни.Этот учитель провел три дня на допросе у сотрудников Федеральной службы безопасности, российских спецслужб, которые в конечном итоге сожгли книгу перед ним.

FP: Какие зарубежные авторы любят чеченцы?

AD: Многие люди знакомы с классикой Уильяма Шекспира, лорда Байрона (Джордж Гордон), Стендала (Мари Генри Бейл), Эрнеста Хемингуэя, Виктора Гюго, Чарльза Диккенса, Джонатана Свифта и Марка Твена. Гораздо труднее найти современных зарубежных писателей.Молодые чеченцы прилагают кропотливые усилия по приобретению книг японского писателя Харуки Мураками и бразильского писателя Паоло Коэльо.

FP: Кто-нибудь издает книги в Чечне на данный момент?

AD: Все типографии в Грозном разрушены. В 2002 году в северных и юго-восточных районах Чечни были организованы две примитивные типографии, выпустившие несколько книг и монографий. Писатели и исследователи должны издавать свои книги в Москве, Санкт-Петербурге.Петербург и города юга России.

FP: Как война повлияла на восприятие чеченцами собственной истории?

AD: Перед началом второй войны в 1999 году, когда Чечня была де-факто независимой страной, ученые и писатели стремились переоценить и заново открыть историю Чечни и тем самым сформировать новую национальную идентичность. Эта волна научных исследований породила несколько провокационных книг по истории, в частности, о кавказских войнах и о депортации чеченцев зимой 1944 года советским лидером Иосифом Сталиным.Возвращение войны еще больше усилило раскол среди чеченской интеллигенции по поводу роли России в Чечне. Те, кто призывает к большей роли России в чеченской жизни, в основном базируются в Грозном и контролируют систему образования и СМИ. Они продолжают предполагать, что чеченцы добровольно присоединились к России в конце 18-го века, концепция, которую сначала продвигали российские историки-националисты, а затем популяризировали коммунистические власти в Чечне в начале 1980-х годов. Эта группа выступает против интеллигенции, выступающей за независимость, часть которой сейчас находится за границей, выражая свои взгляды в основном в Интернете через многоязычные, а иногда и исключительно чеченские веб-сайты.Тем не менее, поскольку телефонные линии в Чечне практически отсутствуют, большинство чеченцев все равно не могут выйти в Интернет, а в компьютерном классе университета студентов встречает табличка, запрещающая доступ к чеченским сайтам, созданным за рубежом.

FP: Находится ли под угрозой чеченский язык?

AD: Естественно, русский язык стал доминирующим в сегодняшней Чечне. Наше языковое наследие так быстро разрушается, что накануне прошлогоднего референдума по конституции пророссийская администрация не смогла найти никого, кто бы переводил бюллетени.Кроме того, перевод проекта конституции был настолько ужасен, что власти решили вообще не переводить на чеченский язык законы о президентских и парламентских выборах.

FP: Какие газеты можно покупать чеченцам?

AD: Самой популярной газетой является московская Новая газета за непредвзятое освещение Чечни. Движение сопротивления распространяет несколько подпольных газет, в том числе Ichkeria («Чечня») и Mexk-Qel («Совет земли»).Мало кто, в том числе представители правительства, читают местные русскоязычные газеты, доступные в Грозном, такие как Вести Республики («Новости Республики»), Столица («Столица») или Голос. Chechenskoi Respubliki («Голос Чеченской Республики»), потому что все эти публикации являются рупорами пророссийской администрации.

FP: Доступны ли теле- и радиоканалы?

AD: Жители Чечни получают один местный и два московских телеканала, каждый из которых отражает точку зрения правительства России.Что касается радио, то есть одна станция, которая передает средние и длинные волны на чеченском языке с российской военной базы в городе Моздок на юге России. Наша многоязычная коротковолновая служба Радио Свободная Европа / Радио Свобода (RFE / RL) по-прежнему воспринимается как вражеское радио. Недавние исследования показывают, что более 10 процентов чеченцев и почти четверть населения юга слушают РСЕ / РС. Когда один из наших корреспондентов хотел взять интервью у пожилой женщины в его городе, она пыталась научить его настраиваться на RFE / RL, не зная, кто он такой.Она всегда заставляет всю свою семью слушать это.

FP: Как насчет библиотек?

от Р. дней. В 1995 году наступающие российские войска разрушили самую большую библиотеку Грозного — Чеховскую библиотеку, а также все четыре здания университета.Мою домашнюю библиотеку дважды грабили русские солдаты. Моей старшей сестре удалось спасти всего несколько книг.

FP: Университет работает сейчас?

AD: Грозненский университет — крупнейшее высшее учебное заведение в Чечне. Раньше у него была особенно хорошая репутация благодаря отделу социальных наук. Университет открылся четыре года назад. Все преподаватели, не являющиеся чеченцами, а также многие этнические чеченцы покинули провинцию, оставив после себя небольшую, но компетентную команду преподавателей, которая поддерживает работу университета.Высшее образование в Грозном сталкивается с серьезными проблемами. Во-первых, многие студенты были задержаны и подвергнуты пыткам, а некоторые продолжают рисковать своей жизнью, пересекая военные контрольно-пропускные пункты по пути в университет. Во-вторых, в университете не хватает всего: от карт до оборудования для химических лабораторий. И, наконец, чеченское интеллектуальное сообщество чувствует себя отключенным и изолированным как от российского, так и от международного академического сообщества.