Анна Андреевна Ахматова (настоящая фамилия — Горенко) родилась в семье морского инженера, капитана 2-го ранга в отставке, на станции Большой Фонтан под Одессой.

Мать, Ирина Эразмовна, всецело посвятила себя детям, которых было шестеро.

Через год после рождения Ани семья переехала в Царское Село.

«Мои первые впечатления — царскосельские, — писала она позднее. — Зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пестрые лошадки, старый вокзал и нечто другое, что вошло впоследствии в «Царскосельскую оду». В доме почти не было книг, но мать знала множество стихов и читала их наизусть. Общаясь со старшими детьми, Анна довольно рано начала говорить по-французски.

С Николаем Гумилевым , который стал ее мужем, Анна познакомилась, когда ей было всего 14. 17-летний Николай был поражен ее таинственной, завораживающей красотой: лучистые серые глаза, густые длинные черные волосы, античный профиль делали эту девушку не похожей ни на кого.

На целых десять лет Анна стала источником вдохновения для молодого поэта. Он забрасывал ее цветами и стихами. Однажды, в день ее рождения, он подарил Анне цветы, сорванные под окнами императорского дворца. В отчаянии от неразделенной любви на Пасху 1905 года Гумилев пытался покончить с собой, чем только напугал и разочаровал девушку окончательно. Она перестала с ним встречаться.

Вскоре родители Анны развелись, и она переехала с матерью в Евпаторию. В это время она уже писала стихи, но не придавала этому особого значения. Гумилев, услышав что-то из написанного ею, сказал: «А может быть, ты лучше будешь танцевать? Ты гибкая…» Тем не менее одно стихотворение он опубликовал в небольшом литературном альманахе «Сириус». Анна выбрала себе фамилию прабабушки, чей род восходил к татарскому хану Ахмату.

Гумилев продолжал вновь и вновь делать ей предложение и трижды покушался на собственную жизнь. В ноябре 1909 года Ахматова неожиданно дала согласие на брак, принимая избранника не как любовь, но как судьбу.

«Гумилев — моя судьба, и я покорно отдаюсь ей. Не осуждайте меня, если можете. Я клянусь Вам всем для меня святым, что этот несчастный человек будет счастлив со мной», — пишет она студенту Голенищеву-Кутузову, который нравился ей значительно больше Николая.

Никто из родственников невесты не пришел на венчание, считая брак заведомо обреченным. Тем не менее венчание состоялось в конце июня 1910 года. Вскоре после свадьбы, достигнув того, к чему он так долго стремился, Гумилев охладел к молодой супруге. Он стал много путешествовать и редко бывать дома.

Весной 1912 года вышел первый сборник Ахматовой тиражом в 300 экземпляров. В этом же году у Анны и Николая рождается сын Лев. Но муж оказался совершенно не готов к ограничению собственной свободы: «Он любил три вещи на свете: за вечерней пенье, белых павлинов и стертые карты Америки. Не любил, когда плачут дети. Не любил чая с малиной и женской истерики… А я была его женой». Сына забрала к себе свекровь.

Анна продолжала писать и из взбалмошной девчушки превратилась в величественно-царственную женщину. Ей начали подражать, ее рисовали, ею восхищались, ее окружили толпы воздыхателей. Гумилев полусерьезно-полушутя намекал: «Аня, больше пяти неприлично!»

Когда началась Первая мировая война, Гумилев уехал на фронт. Весной 1915 года он получил ранение, и Ахматова постоянно навещала его в госпитале. За доблесть Николай Гумилев был награжден Георгиевским крестом. При этом он продолжил заниматься литературой, жил в Лондоне, Париже и в Россию вернулся в апреле 1918 года.

Ахматова, чувствуя себя вдовой при живом супруге, попросила его о разводе, сообщив, что выходит замуж за Владимира Шилейко . Позднее она назвала второй брак «промежуточным».

Владимир Шилейко был известным ученым и поэтом.

Некрасивый, безумно ревнивый, неприспособленный к жизни, он, конечно, не мог дать ей счастья. Ее же привлекала возможность быть полезной великому человеку. Она считала, что между ними исключено соперничество, которое помешало браку с Гумилевым. Она часами писала под диктовку переводы его текстов, готовила и даже колола дрова. А он не позволял ей выходить из дома, сжигая нераспечатанными все письма, не давал писать стихи.

Выручил Анну друг, композитор Артур Лурье. Шилейко увезли в больницу для лечения радикулита. А Ахматова за это время устроилась на работу в библиотеку Агрономического института. Там ей дали казенную квартиру и дрова. После больницы Шилейко был вынужден переехать к ней. Но в квартире, где Анна сама была хозяйкой, домашний деспот утих. Однако летом 1921 года они расстались окончательно.

В августе 1921 года умер друг Анны поэт Александр Блок. На его похоронах Ахматова узнала о том, что арестован Николай Гумилев. Его обвиняли в том, что он не донес, зная о якобы готовящемся заговоре.

В Греции почти в это же время покончил с собой брат Анны Андреевны — Андрей Горенко. Через две недели Гумилева расстреляли, а Ахматова оказалась не в чести у новой власти: и корни дворянские, и стихи вне политики. Даже то, что народный комиссар Александра Коллонтай однажды отметила привлекательность стихов Ахматовой для молодых работниц («автор правдиво изображает, как плохо мужчина обращается с женщиной») не помогло избежать травли критиков. Она осталась одна и долгих 15 лет ее не печатали.

В это время она занималась исследованием творчества Пушкина, а ее бедность начала граничить с нищетой. Старую фетровую шляпу и легкое пальто она носила в любую погоду. Один из современников как-то поразился ее великолепному, роскошному наряду, который при более пристальном рассмотрении оказался поношенным халатом. Деньги, вещи, даже подарки от друзей у нее не задерживались. Не имея собственного жилья, она не расставалась лишь с двумя книгами: томиком Шекспира и Библией. Но даже в нищете, по отзывам всех, кто знал ее, Ахматова оставалась царственно величественной и прекрасной.

С историком и критиком Николаем Пуниным Анна Ахматова состояла в гражданском браке.

Для непосвященных людей они выглядели счастливой парой. Но на самом деле их отношения сложились в мучительный треугольник.

Гражданский муж Ахматовой продолжал жить в одном доме с дочерью Ириной и своей первой женой Анной Аренс, которая также страдала от этого, оставаясь в доме на правах близкого друга.

Ахматова много помогала Пунину в его литературных исследованиях, переводя для него с итальянского, французского, английского. К ней переехал сын Лев, которому к тому времени было 16 лет. Позднее Ахматова рассказывала, что Пунин мог вдруг за столом объявить резко: «Масло только Ирочке». А ведь рядом сидел ее сын Левушка…

В этом доме в ее распоряжении были только диван и маленький столик. Если она и писала, то только в постели, обложившись тетрадями. Он ревновал ее к поэзии, опасаясь, что выглядит на ее фоне недостаточно значимым. Как-то в комнату, где она читала друзьям свои новые стихи, Пунин влетел с криком: «Анна Андреевна! Не забывайте! Вы поэт местного царскосельского значения».

Когда началась новая волна репрессий, по доносу одного из сокурсников арестовали сына Льва, затем и Пунина. Ахматова бросилась в Москву, писала письмо Сталину. Их освободили, но только на время. В марте 1938 года сына вновь арестовали. Анна вновь «валялась в ногах у палача». Смертный приговор заменили ссылкой.

В Великую Отечественную войну Ахматова во время тяжелейших бомбежек выступила по радио с обращением к женщинам Ленинграда. Дежурила на крышах, рыла окопы. Ее эвакуировали в Ташкент, а после войны наградили медалью «За оборону Ленинграда». В 1945 году вернулся сын – из ссылки ему удалось попасть на фронт.

Но после небольшой передышки опять начинается черная полоса — сначала ее исключили из Союза писателей, лишили продовольственных карточек, уничтожили книгу, находившуюся в печати. Затем вновь арестовали Николая Пунина и Льва Гумилева, вина которого была лишь в том, что он сын своих родителей. Первый погиб, второй семь лет провел в лагерях.

Опалу сняли с Ахматовой лишь в 1962 году. Но до последних дней она сохранила свое царственное величие. Писала о любви и шутливо предупреждала молодых поэтов Евгения Рейна, Анатолия Неймана, Иосифа Бродского, с которыми дружила: «Только не надо в меня влюбляться! Мне это уже не нужно!»

Источник этого поста: http://www.liveinternet.ru/users/tomik46/post322509717/

А вот информация про других мужчин великой поэтессы, тоже собранная на просторах интернета:

Борис Анреп — русский художник-монументалист, литератор серебряного века, преобладающую часть жизни прожил в Великобритании.

Они познакомились в 1915 году. Познакомил Ахматову с Борисом Анрепом его ближайший друг, поэт и теоретик стиха Н.В. Недоброво. Вот как сама Ахматова вспоминает о первой встрече с Анрепом: «1915г. Вербная Суб. У друга (Недоброво в Ц.С.) офицер Б.В.А. Импровизация стихов, вечер, потом еще два дня, на третий он уехал. Провожала на вокзал».

Позднее он приезжал с фронта в командировки и в отпуск, встречались, знакомство переросло в сильное чувство с её стороны и горячий интерес с его. Как обыденно и прозаично «провожала на вокзал» и как много стихов о любви родилось после этого!

Муза Ахматовой, после встречи с Антрепом, заговорила сразу же. Ему посвящено около сорока стихотворений, в том числе, самые счастливые и светлые стихи Ахматовой о любви из «Белой стаи». Познакомились они накануне отъезда Б.Анрепа в армию. На момент их встречи ему 31 год, ей 25.

Вспоминает Анреп: «При встрече с ней я был очарован: волнующая личность, тонкие острые замечания, а главное — прекрасные, мучительно трогательные стихи… Мы катались на санях; обедали в ресторанах; и всё это время я просил её читать мне стихи; она улыбалась и напевала тихим голосом «.

По словам Б. Анрепа, Анна Андреевна всегда носила чёрное кольцо (золотое, широкое, покрытое чёрной финифтью, с крошечным бриллиантом) и приписывала ему таинственную силу. Заветное «чёрное кольцо» было подарено Анрепу в 1916 году. «Я закрыл глаза. Откинул руку на сиденье дивана. Внезапно что-то упало в мою руку: это было черное кольцо. «Возьмите, — прошептала она — Вам». Я хотел что-то сказать. Сердце билось. Я взглянул вопросительно на ее лицо. Она молча смотрела вдаль «.

Словно ангел, возмутивший воду,

Ты взглянул тогда в мое лицо,

Возвратил и силу и свободу,

А на память чуда взял кольцо.

В последний раз они увиделись в 1917 году накануне окончательного отъезда Б.Анрепа в Лондон.

Артур Лурье — российско-американский композитор и музыкальный писатель, теоретик, критик, один из крупнейших деятелей музыкального футуризма и русского музыкального авангарда XX столетия.

Артур был обаятельным человеком, денди, в котором женщины безошибочно определяли притягательную и сильную сексуальность. Знакомство Артура и Анны произошло во время одного из многочисленных диспутов в 1913 году, где они сидели за одним столом. Ей было 25, ему — 21, и он был женат.

Дальнейшее известно со слов Ирины Грэм, близкой знакомой Ахматовой в то время и в дальнейшем подруги Лурье в Америке. «После заседания все поехали в «Бродячую собаку». Лурье снова очутился за одним столом с Ахматовой. Они начали разговаривать и разговор продолжался всю ночь; несколько раз подходил Гумилев и напоминал: «Анна, пора домой», но Ахматова не обращала на это внимания и продолжала разговор. Гумилев уехал один.

Под утро Ахматова и Лурье поехали из «Бродячей собаки» на острова. Было так, как у Блока: «И хруст песка, и храп коня». Бурный роман продолжался один год. В стихах этого периода с Лурье связан образ царя Давида, древнееврейского царя-музыканта.

В 1919 году отношения возобновились. Ее муж Шилейко держал Ахматову взаперти, вход в дом через подворотню был заперт на ключ. Анна, как пишет Грэм, будучи самой худой женщиной в Петербурге, ложилась на землю и выползала из подворотни, а на улице ее ждали, смеясь, Артур и ее подруга-красавица, актриса Ольга Глебова-Судейкина.

Амадео Модильяни — итальянский художник и скульптор, один из самых известных художников конца XIX — начала XX века, представитель экспрессионизма.

Амадео Модильяни переехал в Париж в 1906 году для того, чтобы заявить о себе, как о молодом, талантливом художнике. Модильяни в ту пору был никому неизвестен и очень беден, но лицо его излучало такую поразительную беззаботность и спокойствие, что юной Ахматовой он показался человеком из странного, непознанного ею мира. Девушка вспоминала, что в их первую встречу Модильяни был одет очень ярко и аляповато, в желтые вельветовые брюки и яркую, такого же цвета, куртку. Вид у него был довольно нелепый, но художник смог так изящно преподать себя, что показался ей элегантным красавцем, одетым по последней парижской моде.

В тот год тоже тогда еще молодому Модильяни едва исполнилось двадцать шесть. Двадцатилетняя Анна за месяц до этой встречи обручилась с поэтом Николаем Гумилевым, и влюбленные отправились в медовый месяц в Париж. Поэтесса в ту юную пору была так красива, что на улицах Парижа все заглядывались на нее, а незнакомые мужчины вслух восхищались ee женским очарованием.

Начинающий художник несмело попросил у Ахматовой разрешение написать ее портрет, и она согласилась. Так началась история очень страстной, но такой короткой любви. Анна с мужем вернулись в Питер, где она продолжала писать стихи и поступила на историко-литературные курсы, а ее муж, Николай Гумилев уехал больше чем на полгода в Африку. Молодой жене, которую все чаще теперь называли «соломенной вдовой», было очень одиноко в большом городе. И в это время, будто бы читая ее мысли, парижский художник-красавец присылает Анне очень пылкое письмо, в котором он признается ей, что так и не смог забыть девушку и мечтает о новой встрече с ней.
Модильяни продолжал писать Ахматовой письма одно за другим и в каждом из них он страстно признавался ей в любви. От друзей, побывавших в это время в Париже, Анна знала, что Амадео за это время пристрастился …к вину и наркотикам. Художник не вынес нищеты и безнадежности, к тому же обожаемая им русская девушка до сих пор оставалась далеко в чужой, непонятной ему стране.

Через полгода Гумилев вернулся из Африки и сразу же супруги крупно поссорились. Из-за этой ссоры обиженная Ахматова, вспомнив о слезных мольбах приехать в Париж своего парижского поклонника, внезапно уехала во Францию. На этот раз своего возлюбленного она увидела совершенно иным — худым, бледным, осунувшимся от пьянства и бессонных ночей. Казалось, что Амадео постарел сразу на много лет. Однако влюбленной Ахматовой страстный итальянец казался все одно самым красивым мужчиной на свете, обжигающим ее, как и прежде, таинственным и пронзительным взглядом.

Они провели вместе незабываемых три месяца. Спустя много лет она рассказывала самым близким, что молодой человек был так беден, что не мог ее никуда пригласить и просто водил гулять по городу. В крохотной комнатке художника Ахматова позировала ему. В тот сезон Амадео написал более десяти ее портретов, которые после, якобы, сгорели во время пожара. Однако до сих пор многие искусствоведы уверяют, что Ахматова просто скрыла их, не желая показать миру, так как портреты могли рассказать всю правду об их страстных отношениях… Лишь много лет спустя, среди рисунков итальянского художника, были найдены два портрета обнаженной женщины, в которых явно угадывалось сходство натурщицы со знаменитой русской поэтессой.

Исайа Берлин- английский философ, историк и дипломат.

Первая встреча Исайи Берлина с Ахматовой состоялась в Фонтанном доме 16 ноября 1945 году.Вторая встреча на следующий день продлилась до рассвета и была полна рассказами об общих друзьях-эмигрантах, о жизни вообще, о литературной жизни. Ахматова прочла Исайе Берлину «Реквием» и отрывки из «Поэмы без героя».

Он заходил еще к Ахматовой 4 и 5 января 1946 года, чтобы проститься. Тогда же она подарила ему свой поэтический сборник. Андронникова отмечает особый талант Берлина как «чарователя» женщин. В нем Ахматова нашла не просто слушателя, а человека, который занял её душу.

Во время второго приезда в в 1956 году, Берлин с Ахматовой не встречались. Из беседы по телефону Исайя Берлин сделал выводы, что Ахматова запрещена.

Еще одна встреча была в 1965 году в Оксфорде. Темой беседы были компания, поднятая против неё властями и лично Сталиным, но и состояние современной русской литературы, пристрастия Ахматовой в ней.

Если их первая встреча произошла, когда Ахматовой было 56 лет,а ему 36,то последняя встреча произошла когда уже Берлину было 56 лет, а Ахматовой 76 .Через год её не стало.

Берлин пережил Ахматову на 31 год.

Исайя Берлин, эта та таинственная личность, кому Анна Ахматова посвятила цикл стихотворений – знаменитое «Cinque» (Пятерица). В поэтическом восприятии Ахматовой существует пять встреч с Исайей Берлиным. Пятерица, это не только пять стихотворений в цикле «Cingue», а возможно это количество встреч с героем. Это цикл любовных стихотворений.

Многие удивляются такой внезапной, и если судить по стихотворениям, трагической любви к Берлину. «Гостем из Будущего» назвала Ахматова Берлина в «Поэме без героя» и возможно ему посвящены стихи из цикла «Шиповник цветет» (из сожженной тетради) и «Полночные стихи» (семь стихотворений). Исайя Берлин переводил русскую литературу на английский язык. Благодаря хлопотам Берлина Ахматова получила почетную степень доктора Оксфордского университета.

С высоких ворот, С шахты … (Анна Ахматова)

С высоких ворот, С шахтинских болот, По диким, Луговым некошеном, Кордон, Сквозь ночь, Под пасхальные колокола, Незваные, не суженые, Приходи ко мне обедать!

Самая скучная вещь на свете — чужие мечты и чужая сексуальная аморальность.

Дьяволу не дано. Мне удалось это сделать. Вот и сила явных знаков. Отнимите от сердца поссамай и голодную собаку. Больше уже ни на что не годится.Нет, я не произносил слов. Нет настоящего — прошлое великолепно захлебнулось от стыда.

Но я предупреждал, что живу в последний раз. Не глотать, не клен, не трость, не звезду, не родниковую воду, не звон колоколов. Я не хотел, чтобы люди сбивали с толку, а чужие мечты видели безнадежный стон.

Что есть. Я желаю тебе другого. Лучше.

Протез хромоты милосердия. Что с ними делать, Когда я прохожу имя звонка в колокольчик? Идите по тропинке в полевалых серых сложенных бревнами.Здесь легкий ветерок в млепо весенне-свежий, грубый. И томное сердце Ласитиу известия о Даламе знает, что он жив, он дышит, Он смеет не грустить.

Тяжело ты любишь память! Я курю твое пение и горю, А остальное просто пламя, Та холодная душа согревает.

Мне есть что осветить сегодня: Нам нужна память до конца, чтобы убить, Необходимо, чтобы душа окаменела, Мы должны снова научиться жить.

Я перестал улыбаться, Морозный ветер устами Студите, Одной надежды стало меньше, Одной песни больше.И с этой песней я стану невольному смехом и насмешкой, а потом эту невыносимо болвую полюблю тишину.

И ты подумал — Я тоже, Чтоб ты меня забыл, И этот рывок, молящийся и плачущий, Под копытами гнедого коня. Или я попрошу знахарок нагорней воды корни, пошлет тебе странный дар — Мой заветный ароматный платок. Будь проклят. Ни стон, ни узглабасанаи души не трогают, Но клянусь садом ангельским, клянусь Чудотворной иконой, И ночами пылкого нашего Чада Я никогда не вернусь.

Вечерний свет широкий и желтый, Нежный, апрельский холод. Ты опоздала на много лет, Но все же тебе я рада. Вот рядом со мной сядь, глаза Веселые Взгляни: эта синяя тетрадь — С моими детскими стихами. Сожалею, что дожила до солнышка, немного порадовалась. Сожалею, что вы взяли слишком много.

Для Бога мертвых нет.

Морозный ветер стучит Ахматову по губам. Анализ стихотворения Ахматовой «Я перестала улыбаться …

Брак Анны Ахматовой и Николая Гумилева с самого начала был обречен на провал.Двум творческим людям было крайне сложно ужиться под одной крышей, хотя во многих взглядах на литературу они совпадали. Тем не менее Гумилев знал, что женится на женщине, которая никогда не согласится стать домохозяйкой в ​​обычном понимании этого слова и не сможет довольствоваться ролью примерной жены и матери. К тому же Анна Ахматова вышла замуж не по любви, а из сострадания к человеку, который испытывал к ней очень сильные чувства. Однако прошло совсем немного времени, и супруги поменялись ролями: Ахматова безумно полюбила своего избранника, а Гумилев потерял интерес к тому, кого когда-то боготворил.В результате Ахматова в отчаянии стала изображать в своих стихах образы воображаемых влюбленных, чтобы скрыть собственные чувства, хотя втайне надеялась, что сможет растопить застывшее сердце мужа. Однако в 1915 году поэтесса отказалась от попыток вернуть Гумилева, который все меньше времени проводил с семьей. Это подтверждает и стихотворение «Я перестала улыбаться …» — одно из немногих, которое поэтесса посетила не с вымышленным персонажем, а с ее отношениями с мужем.

История одной любви в стихах.Анна Ахматова и Николай Гумилев.

Ахматова описывает свою семейную жизнь просто и лаконично: «Одной надежды стало меньше, одной песни будет больше». Теперь она больше не питает иллюзий, что этот брак еще можно спасти. И дело не только в Гумилеве, который при каждом удобном случае просто убегает из дома, маскируя свое нежелание терпеть сильную и целеустремленную супругу любовью к путешествиям. Сама Ахматова ловит себя на мысли, что ее чувства к мужу постепенно угасают.Отсутствие любви так удручает ее, что поэтесса готова выставить на всеобщее обозрение свои отношения с Гумилевым, лишь бы заглушить душевную боль.
Очень скоро Ахматова понимает, что такая тактика не приносит ожидаемых результатов. Ведь на фоне многочисленных стихов, посвященных воображаемым мужчинам, строки, адресованные мужу, просто теряются. Поэтому поэтесса заставит себя переломить ситуацию и забыть о дорогом ей человеке. Гордая и непокорная, она заводит новый роман с женатым мужчиной только для того, чтобы стереть из своей жизни законного супруга, потому что «молчание любви невыносимо больно для души», что делает само существование Ахматовой, поющей любви в каждой строчке бессмысленно.

*****
Я перестал улыбаться

Перестал улыбаться
Морозный ветер холодит губы
На одну надежду меньше
Еще одна песня будет.
И эту песню я непроизвольно
отдам на смех и брань,
Потом ту невыносимо мучительную
Любящая тишина для души.

Ахматова Анна Андреевна. «Я перестала улыбаться …» 1915
Поэма из третьей книги Ахматовой «Белая стая». Вдохновленный знакомством с поэтом и художником Б.В.Анрепом (1883-1969).По его воспоминаниям, знакомство с Ахматовой произошло в 1914 году, но это явно ошибка памяти. Ахматова несколько раз вспоминала, что их ввел Н.В. Недоброво в Царском Селе весной 1915 года, накануне ухода Анрепа в армию. При этом первые стихи были посвящены новому знакомому — «Сон», «Я перестал улыбаться …». В 1915-16 гг. Когда Анреп приехал с фронта в командировки и в отпуск, они познакомились, и знакомство переросло в сильное чувство с ее стороны и, видимо, осталось на уровне пылкого интереса с его стороны.По словам Ахматовой, она посвятила Анрепу 17 стихотворений в «Белой стае» и 14 стихов в Сб. «Подорожник» (для сравнения — в «Подорожнике» всего 30 стихотворений, то есть почти половину занимают стихи, посвященные Анрепу). Анреп также посвятил Ахматовой несколько стихотворений. «Одной надеждой стало меньше. // Одной песни будет больше» — эти строки Ахматова написала Анрепу на экземпляре книги «Вечер», подаренной ему 13 февраля 1916 года, перед отъездом Анрепа на фронт.

В творчестве Анны Ахматовой не очень много стихов, посвященных реальным людям и событиям.В основном речь идет о вымышленных, вымышленных персонажах и сюжетах.

Одно из немногих настоящих творений — произведение «Я перестал улыбаться …». Свои стихотворные строки Ахматова посвятила отношениям с Николаем Гумилевым. В конце концов, их брак был не очень счастливым.

Анна вышла замуж за Николая только из сострадания, потому что мужчина не раз пытался покончить жизнь самоубийством из-за безответной любви. Однако с годами семейной жизни чувства супруга стали остывать, а Анна просто безумно полюбила Николая.

Сейчас она пытается в поэтической форме рассказать ему о своих чувствах, привлечь его внимание, вернуть счастье в их семейные отношения. Но все совершенно напрасно. На фоне таких переживаний в 1915 году было написано стихотворение «Я перестал улыбаться …».

Постепенно поэтесса перестает тешить себя воображаемыми иллюзиями, что все еще можно вернуть. Николай все чаще пропадает из дома, прикрываясь желанием путешествовать.Анна понимает, что ее чувства начали остывать. Она больше не хочет ничего исправлять. Теперь Ахматова готова приоткрыть завесу своих отношений с мужем, чтобы хоть как-то избавиться от угнетенного состояния, в котором она находится.

Однако эта тактика не работает. И вот Ахматова просто решает забыть о супруге. Она начинает флиртовать с мужчинами, заводит роман только для того, чтобы избавиться от мыслей о муже. Другого выхода поэтесса не видела, ведь так тяжело и больно испытывать «любовное молчание» от любимого человека.

«Я перестала улыбаться …» Анна Ахматова

Я перестал улыбаться
Морозный ветер холодит губы
Одной надеждой меньше
Еще одна песня будет.
И эту песню я непроизвольно
отдам на смех и брань,
Потом ту невыносимо мучительную
Любящая тишина для души.

Анализ стихотворения Ахматовой «Я перестала улыбаться …»

Брак Анны Ахматовой и Николая Гумилева с самого начала был обречен на провал.Двум творческим людям было крайне сложно ужиться под одной крышей, хотя во многих взглядах на литературу они совпадали. Тем не менее Гумилев знал, что женится на женщине, которая никогда не согласится стать домохозяйкой в ​​обычном понимании этого слова и не сможет довольствоваться ролью примерной жены и матери. К тому же Анна Ахматова вышла замуж не по любви, а из сострадания к человеку, который испытывал к ней очень сильные чувства. Однако прошло совсем немного времени, и супруги поменялись ролями: Ахматова безумно полюбила своего избранника, а Гумилев потерял интерес к тому, кого когда-то боготворил.В результате Ахматова в отчаянии стала изображать в своих стихах образы воображаемых влюбленных, чтобы скрыть собственные чувства, хотя втайне надеялась, что сможет растопить застывшее сердце мужа. Однако в 1915 году поэт отказался от попыток вернуть Гумилева, который все меньше времени проводил с семьей. Это подтверждает и стихотворение «Я перестала улыбаться …» — одно из немногих, которое поэтесса посетила не с вымышленным персонажем, а с ее отношениями с мужем.

Ахматова описывает свою семейную жизнь просто и лаконично.: «На одну надежду стало меньше, на одну песню будет больше». Теперь она больше не питает иллюзий, что этот брак еще можно спасти. И это не только Гумилев, который при каждом удобном случае просто убегает из дома, маскируя свое нежелание терпеть сильную и целеустремленную супругу любовью к путешествиям. Сама Ахматова ловит себя на мысли, что ее чувства к мужу постепенно угасают. Отсутствие любви ее так угнетает, что поэтесса готова выставить на всеобщее обозрение свои отношения с Гумилевым, лишь бы заглушить душевную боль.

Очень скоро Ахматова понимает, что такая тактика не приносит ожидаемых результатов. Ведь на фоне многочисленных стихов, посвященных воображаемым мужчинам, строки, адресованные мужу, просто теряются. Поэтому поэтесса заставит себя переломить ситуацию и забыть о дорогом ей человеке. Гордая и бунтарская, она заводит новый роман с женатым мужчиной только для того, чтобы стереть из своей жизни законного супруга, потому что «молчание любви невыносимо больно душе», что лишает само существование Ахматовой, воспевающей любовь в каждой строке смысла.

Парижское обозрение — Секреты торговли

Кароли Ференци, Женщина-художник , 1903, холст, масло, 53,5 ″ x 51 ″.

Стихотворение Анны Ахматовой «Секреты торговли», переведенное Джо Энн Кларк с Женей Зафриным, , появилось в нашем зимнем выпуске 1996 года. Ахматова умерла в 1966 году; наш обозреватель Энтони Мадрид недавно написал о ее эпиграмме.

1. Вдохновение

Бывает так: какая-то вялость,
В ушах звон часов,
Вдали стихает гром.
Запертые, неузнаваемые голоса
Вопли и взывали ко мне: закрытие в
Некоего таинственного круга.
Но из этой бездны шепота и колоколов
Поднимается единый всепобеждающий звук,
Несмотря на окружающий лес
Тишина — слышишь, как растет трава,
Послушай, лесного тролля, шагающего с мешком.
И послушайте! Звук слов,
Рифмов, сигнализирующих об их прибытии,
И я начинаю понимать:
Линии просто сняты
Появляются на страницах белыми, как снег.

2.

Мне оды поля боя не нужны,
И прелести замысловатой элегии.
Для меня стихотворение должно быть экспромтом —
Не дело традиции.

Если бы вы знали, что это за хлам
Стихи беззастенчиво растут:
Как сорняк под забором,
Как травка, одуванчики.

Гневный крик, запах свежей смолы,
Таинственная плесень на стене —
И стихотворение начинает звучать задорно, нежно,
Радует всех нас.

3. Муза

Как я могу жить с этим бременем?
И все же ее зовут Муза.
«Она с тобой на лугу…», — говорят они.

Они говорят: «Божественное бормотание!»
Она схватит тебя хуже лихорадки
А потом целый год вообще ничего.

4. Поэт

Вы называете эту работу , эту свежую жизнь:
Подслушивая что-то
В музыке, а затем выдавая это
Полусерьезно как свое собственное.

Отливать чье-то веселое скерцо
На какие-то строчки
Клянусь, это твое бедное сердце
Болит на светлом лугу.

Потом подслушивают в лесу,
На кажущейся безмолвной сосне,
Пока везде туман стоит
Как дымовая завеса.

Беру направо и налево
Без малейшего укола вины:
Немного от озорной жизни,
Все от ночной тишины.

5. Читатель

Поэт не может быть слишком грустным
Или, что еще хуже, слишком лукавым.
Для общего понимания:
Поэт должен быть широко открытым.

Свет рампы перед ним,
Обнаженный и яркий, смертоносный;
Холодный свет центра внимания
Клеймо на лице.

Но каждый читатель — это секрет,
Захороненное сокровище, своего рода —
Даже последний из будущих,
И оставаться немым на всю жизнь.

Есть единственное, что природа скрывает от нас.
Когда бы она ни захотела;
Это тот, кто беспомощно плачет.
В условленный час.

И там (тьма,
теней, зябкий воздух) —
И там — неизвестные глаза
То говорят со мной до рассвета.

В некоторых вещах меня упрекают,
В других — согласны.
И так, как безмолвное признание,
Поток нашего теплого обмена.

Жизнь на земле коротка,
Наша сфера сужалась,
Но неизвестный друг поэта
Постоянен и вечен.

6. Последнее стихотворение

Врывается в дом, как внезапный гром
Первый приходит, задыхается, смеется,
Порхает у меня в горле и крутится
Под звуки собственных аплодисментов.

Другой рождается в полуночной тишине,
Ворует меня неизвестно откуда.
Смотрит на меня из пустого зеркала,
Бормочет что-то безжалостное.

Потом из ниоткуда приходят другие
Которые, кажется, не замечают, что я здесь.
Они текут по белой странице.
Как родниковая вода в овраге.

А есть та, которая бродит тайно —
Нет звука, нет цвета, нет цвета, нет звука —
Он играет светом, как ограненный камень.
Он растет, процветает, и живым его не унесешь.

Одна, капля за каплей, высосала всю мою кровь.
Как юная любовь, эта противная девушка.
Затем, не говоря ни слова,
снова потерял дар речи.

А потом пришла самая ужасная судьба.
Это ушло. Вслед за ним он оставил знаки
В описанную бесконечность.
А без него я со смертью.

7. Эпиграмма

Были ли у Беатрис видения Дантески?
Лаура писала сонеты Петрарчан:
Я научила женщин говорить, о Боже…
Но как я могу научить их молчанию?

8.Стихи

Выжатая бессонница,
Сгусток воска у основания
Сливающаяся свеча,
Первый утренний звук
Из сотни белых колокольчиков.
Теплые пороги под черниговские луны.
Пчелы и клевер, тьма и пыль,
Удушающий жар.

9.

Многие вещи хотят, чтобы мой голос хвалил их,
Многие вещи грохочут, кажутся безмолвными;
Или они грызут камни под землей в темноте,
Или они появляются в кругу дыма,
Но поскольку я не установил свой счет
С ветром, водой и огнем,
Бессонные ночи могут внезапно увести меня
До те самые ворота, которые ведут
К утренней звезде.

— перевод с русского Джо Энн Кларк, с Женей Зафрин

Поэзия Анны Ахматовой. Онлайн-чтение книги Стихи Анны Ахматовой

И ты думал, что я тоже такой
Что ты можешь забыть обо мне
И что я брошусь, молясь и плача,
Под копыта гнедого коня.

Или спрошу у целителей
Напротив воды
И пришлю тебе странный подарок —
Мой заветный ароматный шарф.

Черт побери. Ни стона, ни взгляда
Не коснусь я проклятой души,
Но клянусь тебе ангельским садом
Клянусь чудотворной иконой
И ночами огненных детей —
Я никогда не вернусь к тебе.

Июль 1921 г., Царское Село

Двадцать первая. Ночь. Понедельник.
Очертание столицы в темноте.
И какой-то бездельник сочинил
То, что происходит, есть любовь на земле.

И от лени или от скуки
Все поверили, и живем:
В ожидании свиданий, боясь разлуки
И песни о любви поются.

А другим открывается секрет.
И тишина постигнет их …
Я случайно наткнулся на это
И с тех пор вроде все тошнит.

Сложила руки под темной вуалью …

Сложила руки под темной вуалью …
«Почему ты сегодня бледная?» —
От того, что я терпкий.
Я его напоил.

Как забыть? Он пошатнулся.
Рот больно скривил …
Я убежал, не задевая перил
Я побежал за ним к воротам.

Задыхаясь, крикнул: «Шутка
Все, что было раньше. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И он мне сказал: «Не стой на ветру».

Было душно …

Было душно при горящем свете.
И вид у него как лучи.
Я просто поразился: этот
Может меня приручить.
Наклонился — что-нибудь скажет …
Кровь слилась с ее лица.
Пусть лежит на надгробии
В моей жизни любовь.

Не любишь, смотреть не хочешь?
Ой, как ты красива, черт возьми!
А я не могу взлететь
И с детства крылатой.
Туман закрыл глаза
Вещи и лица сливаются
И только красный тюльпан
Тюльпан в петлице.

Как подсказывает простая вежливость,
Он подошел ко мне, улыбнулся,
Наполовину, наполовину ленив
Поцеловал руки —
И загадочные, древние лица
Мои глаза посмотрели на меня …

Десять лет угасания и криков
Все мои бессонные ночи
Я вставил тихое слово
И она сказала это — напрасно.
Ты ушел и снова стал
На душе и пусто и ясно.

Я перестала улыбаться

Я перестал улыбаться
Морозный ветер замораживает губы
Одной надеждой меньше
Одной песни будет больше.
А эту песню я невольно
Отдам за смех и упрек,
Потом ту невыносимо мучительную
Душа любит тишину.

апрель 1915 г.
Царское Село

Я не прошу твоей любви.

Я не прошу твоей любви.
Она сейчас в безопасном месте …
Поверь, что я Твоя невеста
Я не пишу ревнивых писем.

И этим дуракам нужно
Сознание, полное победы
Чем дружба ярких разговоров
И память о первых нежных днях …

Когда будет счастье копейки
Будешь жить с дорогим другом,
И для сытой души
Все сразу станет так стыдно —

В мою торжественную ночь
Не приходи. Я тебя не знаю.
И чем я могу вам помочь?
От счастья не лечу.

Вечером

В саду звучала музыка.
Так невыразимое горе.
В море пахло свежо и остро.
На блюде устриц во льду.

Он сказал мне: «Я настоящий друг!»
И я прикоснулась к своему платью …
Как не хотелось объятия
Прикосновение этих рук.

Вот так гладят кошек или птиц
Так на всадников смотрят стройные женщины …
Просто смех в его спокойных глазах
Под светлым золотом ресниц.

В окружении людей есть заветная особенность

Есть заветная черта в окружении людей,
Ей не миновать любви и страсти, —
Пусть уста сливаются в страшной тишине
И сердце разрывается от любви на куски.

И дружба тут бессильна, и годы
Высокое и огненное счастье
Когда душа свободна и чужда
Медленная томность сладострастия.

Ищу ее безумную, а ее
Достигнутые поражаются горем …
Теперь ты понимаешь, почему моя
Сердце не бьется под твоей рукой.

Я знаю, что ты моя награда

Я знаю, что ты моя награда
За годы боли и труда
Ради земной радости
Никогда не предал
За то, что я не сказал
Возлюбленный: «Тебя любят.«
За то, что я не всех простила
Ты будешь моим ангелом …

Песня последней встречи

Такая беспомощная грудь была холодной
Но мои шаги были легкими.
Надеваю на правую руку
Перчатка на левую руку.

Вроде много ступенек,
И я знал — их всего три!
Между кленами осенний шепот
Он просил: «Умри со мной!

Меня одурачила моя тупая
Изменчивая злая судьба.
Я ответил: «Милая, дорогая —
И я тоже.Я умру с тобой! ”

Это песня последней встречи.
Я посмотрел на темный дом.
В спальне горели только свечи
Равнодушный желтый огонь.

Последний тост

Пью за разрушенный дом
За свою злую жизнь
За совместное одиночество
И пью за тебя, —
За ложь, которая предала меня
За мертвый холод глаз
За мир жесток и груб
Потому что Бог не спасло.

ГОСТЬ

Все как раньше.В окнах столовой
бьет малая метель.
А я сам не стал новым,
И ко мне мужик пришел.

Я спросил: «Чего ты хочешь?»
Он сказал: «Быть ​​с тобой в аду».
Я засмеялся: «Ах, пророчество.
Возможно, мы оба в беде. ”

Но подняв сухую руку
Он слегка коснулся цветов:
«Скажи мне, как тебя целовать,
Скажи мне, как ты целуешься».

И глаза тусклые
Кольцо не снял.
Ни один мускул не двинулся
Просветлённое злобное лицо.

О, я знаю: его радость —
Напряженная и страстная, чтобы знать
Что ему ничего не нужно
Что мне не в чем ему отказать.

Любовь обманчиво побеждает

Любовь обманчиво побеждает
Мелодия простая, неумелая.
Еще так недавно странно
Ты не был серым и грустным.

И когда она улыбалась
В твоих садах, в доме, в поле,
Тебе везде казалось
Что ты свободен и свободен.

Вы были умны, взяты ею
И выпили ее яд.
Потому что звезды были больше
Потому что трава пахла иначе
Осенняя трава.

Ты всегда загадочный и новый
Я тебе каждый день подчиняюсь.
Но любовь твоя, суровый друг,
Испытание железом и огнем.

Ты запрещаешь петь и улыбаться
Я давно запретил молиться.
Если бы я не мог с тобой расстаться,
В остальном все равно!

Так чужд земле и раю
Я живу и больше не пою
Как ты в аду и раю
Он забрал мою свободную душу.
Декабрь 1917 г.

Все отнято: и сила, и любовь

Отнято все: и сила, и любовь.
В недобром городе заброшенное тело
Не доволен солнцем. Чувствую себя кровью
Мне уже совсем холодно.

Не узнаю смешную Музу:
Она смотрит и не произносит ни слова,
И его голова в темном венке стремится к
Измученная, у меня на груди.

И только совесть хуже с каждым днем.
Колеблясь: великий хочет дани.
Закрыв лицо, я ей ответил …
Но слез и отговорок больше нет.
1916. Севастополь

Я редко тебя вспоминаю

Я редко вспоминаю тебя
А твоя судьба не пленила
Но метка не стерта с души
Незначительная встреча с тобой.

Твой красный дом намеренно миновал
Твой красный дом над мутной рекой
Но я знаю, что сильно переживаю
Твой покой, пронизанный солнцем.

Да не пребудет ты над моими устами
Наклонился молиться о любви
Да не будешь золотыми стихами
Бессмертны мои стремления, —

Я тайно заклинаю будущее,
Если вечер совсем синий
И предвижу вторую встречу,
Неизбежная встреча с тобой.

9 декабря 1913 г.

Самые темные дни в году
Они должны стать светлыми.
Не найду слов для сравнения —
Так у тебя губы нежные.

Не смей поднять глаз,
Сохраняю свою жизнь.
Первые фиалки ярче
Убийственно для меня.

Вот, я понял, что слов незачем,
Снежные ветки легкие …
Сети уже разложили орнитологи
На берегу реки.
Декабрь 1913 г.
Царское Село

Как белый камень глубоко в колодце

Как белый камень глубоко в колодце
Во мне одно воспоминание
Я не могу и не хочу драться:
Это мука и это страдание.

Мне кажется, что тот, кто присмотрится,
В моих глазах сразу его увидит.
Печальнее и задумчивее будет
Слышу заунывную историю.

Я знаю, что боги превратили
Людей в предметы, не убивая сознание,
Чтоб чудесные печали жили вечно.
Вы превратились в мою память.

Столько просьб от любимой всегда!
Милых просьб не бывает …
Как я рада, что сейчас вода
Она замерзает под бесцветным льдом.

И стану — Христос, помоги! —
К этой обложке, легкой и хрупкой,
А ты позаботься о моих письмах,
Чтобы потомки нас судили.

Чтобы было понятнее и яснее
Они видели Тебя, мудрого и храброго.
В биографии
Можно ли оставить пробелы?

Слишком сладкий земной напиток
Слишком плотны любовные сети …
Да будет мое имя когда-нибудь
Дети читают в учебнике,

И узнав печальную историю
Пусть лукаво улыбаются.
Не давая мне мира и любви
Дай мне горькую славу.

Белая ночь

Небо белое от ужасной белизны
И земля подобна углю и граниту.
Под иссохшей луной
Ничего не засияет.

За то, что я тебя поцеловал
Измучилась ли она за любовь
Чтоб теперь спокойно и устало
С отвращением вспоминать тебя?
7 июня 1914 г.
Слепнево

Белая ночь

А, дверь не заперла,
Свечи не зажгла
Ты не представляешь, как устала
Я не решилась лечь.

Смотри, как гаснет полоска
В темноте заката иголки
Опьянены звуком голоса
Подобно твоему.

И знать, что все потеряно
Эта жизнь — проклятый ад!
Ой, я был уверен
Что ты вернешься.
1911

Лебединый ветер дует

Дует лебединый ветер.
Небо синее от крови.
Приходят юбилеи
Первые дни твоей любви.

Ты разрушил мое заклятие.
Лет плавали, как вода.
Почему ты не старый
А как это было тогда?

Еще одна загадочная пружина задушена,

Еще один загадочный источник задушен,
Прозрачный ветер бродил по горам
А озеро глубокое синели —
Чудотворный храм крестителя.

Вы испугались нашей первой встречи
А я уже помолился за вторую, —
А сегодня снова жаркий вечер …
Как низко было солнце над горой …

Ты не со мной, но и не разлука
Каждое мгновение для меня — торжественная новость.
Я знаю, что у вас такие мучения
Что вы не можете сказать ни слова.
1917

Подробнее об этом лете

Отрывок
И потребовал, чтобы кусты
Участвовали в бреду,
Я любил всех, кто не ты
А кто ко мне не идет …
Я облакам сказал:
«Ну ладно, ладно, сдайте рука.»
И тучи не слово
И снова льется дождь.
А в августе зацвел жасмин
А в сентябре — шиповник
А ты мне приснился — один
Во всех моих бедах виноват.
Осень 1962 г. Комарово

Мой голос слаб, но воля не ослабевает

Бессонница ушла к другим
Я не томлюсь над серым пеплом
И башенные часы кривая стрелка
Смертная мне стрелой не кажется.

Как прошлое теряет власть над сердцем!
Релиз близок. Я вас всех прощаю.
Смотрю, как луч бегает вверх-вниз.
По мокрому весеннему плющу.

Он сказал, что у меня нет соперников

Он сказал, что у меня нет соперников.
Я для него не земная женщина,
И солнце зимнее — свет утешительный
И песня — земля дикая родная.
Когда я умру, он не будет грустить,
Не кричать, обезумев: «Воскресите!»
Но вдруг понимает, что жить невозможно.
Без солнца, души и тела без песни.
… И что теперь?

Я сумасшедший, о, мальчик, странный

Я сумасшедший, странный мальчик
, среда, в три часа!
Уколот безымянный палец
У меня звенящая оса.

Сжал нечаянно
А она вроде сдохла
Но конец отравлен жало
Там веретено острее было.

Буду ли я плакать по тебе, странно?
Будет ли твое лицо мне улыбаться?
Взгляните! На безымянном пальце
Так красиво гладкое кольцо.

Настоящую нежность не спутаешь.
Ни с чем, а она тихая.
Вы зря тщательно путаете
Мои плечи и грудь в мехе.

И зря слова послушные
Говорят о первой любви
Откуда мне знать эти упрямые
Твои неудовлетворенные взгляды!

ЛЮБОВЬ

Эта змея, свернувшаяся клубком,
В самом сердце заклинает
Этот голубь целыми днями
На белом окошке ворчит

То в ярком инее вспыхнет,
Кажется, в дремоте Левкой…
Но верой и правдой ведет
От радости и мира.

Умеет сладко рыдать
В молитве тоскующей скрипки
И страшно угадывать ее
В незнакомой улыбке.

Ты мое письмо, Милый, не мнешь.
Прочитай до конца, друг.
Устал быть чужим
Быть чужим на твоем пути.

Не смотри так, не хмурься сердито.
Я любимый, Я твой.
Не пастушка, не королева
И я больше не монахиня —

В сером повседневном платье.
На поношенном каблуке…
Но по-прежнему объятие
Тот же страх в огромных глазах.

Ты мое письмо, родной, не мни,
Не плачь по заветной лжи
Ты ему в бедной кошечке
Положи его на дно.

Ты пришел к морю и увидел меня

Ты пришел к морю, где ты меня увидел
Где, таящей нежностью, я влюбился.

Есть тени обоих: твоей и моей,
Сейчас тоска, утихает печаль любви.

И волны плывут к берегу, как тогда,
Они не могут забыть нас, никогда не забудут нас.

И лодка плывет, презирая веков
Где река впадает в залив.

И этому нет конца
Как запустить вечное солнце-посланник.
1906

И! это снова ты. Не влюбленный мальчик
Но муж дерзкий, суровый, непреклонный
Ты вошел в этот дом и смотришь на меня.
Моя душа боится грозовой тишины.
Ты спрашиваешь меня, что я тебе сделал.
Доверил мне навсегда с любовью и судьбой.
Я предал тебя.И повтори —
Ой, если бы ты мог когда-нибудь устать!
Так говорит покойник, убийцы тревожат сон,
Так ангел смерти ждет у роковой постели.
Простите меня сейчас. Господь научил прощать.
В моем горе томится моя плоть
И свободный дух успокоится безмятежно.
Я помню только сад, сквозь, осень, ласку,
И крики журавлей, и черные поля …
Ах, как сладка была мне земля!
1916

Я плакал смертью мило

Я назвал смерть сладкой
И они умерли один за другим.
О горе мне! Этих могил
Предсказано моим словом.
Как вороны кружатся, чувствуя
Горячая, свежая кровь
Так радуются дикие песни
Моя любовь послала.
С тобой сладко и душно
Ты как сердце в груди.
Протяни руку, слушай спокойно.
Заклинаю: уходи.
И дай мне не знать, где ты.
О Муза, не зови его,
Да будет жива, а не спета
Моя непризнанная любовь.
1921

Высокие своды церкви

Высокие своды церкви
Синее, чем небосвод…
Прости меня, веселый мальчик
То, что я принес тебе смерть —

Для роз на круглой платформе
Для твоих глупых букв
Для дерзкой и смуглой
Грязно-бледной от любви.

Я думал, ты нарочно —
Какими хотят быть взрослые.
Я подумал: темный порочный
Нельзя любить, как невесту.

Но все оказалось напрасно.
Когда наступили холода
Наблюдал за тобой уже беспристрастно
Следуй за мной везде и всегда

Это было похоже на спасительные знаки
Моя неприязнь.Извините!
Почему ты принял обеты
Путь страдания?

И смерть протянула тебе руки …
Скажи, а что было потом?
Я не знала, какое у меня хрупкое горло
Под синим воротничком.

Прости, веселый мальчик
Совенок замучил мою!
Сегодня я из церкви.
Так трудно идти домой.

Ноябрь 1913 г.

Что ты блуждаешь, беспокойный …

Что блуждаешь, беспокойный,
Что смотришь не дыша?
Верно, понял: плотно спаял
На двоих, одна душа.

Утешите меня
Как никому не снилось.
И безумным словом обидишься —
Поранишься.
Декабрь 1921 г.

Приходи ко мне

Приходите ко мне.
Пойдемте. Я жив. Мне больно.
Никто не может согреть эти руки
Эти губы сказали: «Хватит!»

Каждый вечер подносят к окну.
Мой стул. Я вижу дорогу.
Ой, я тебя упрекаю
За последнюю горечь тревоги!

Я ничего не боюсь на земле
В тяжёлых тяжёлых дыханиях.
Страшны только ночи, потому что
Что я вижу во сне твоими глазами

А теперь ты тяжелая и скучная (любовь моя)

А теперь ты тяжелый и унылый
Отрекшийся от славы и мечты
Но для меня непоправимо сладкий
И чем темнее, тем трогательнее ты.

Вино пьешь, ночи нечистые
На самом деле ты не знаешь, что во сне,
Но зеленые глаза болезненны, —
Видно, в вине не нашла покоя.

И сердце только скорой смерти просит,
Клянись медлительностью судьбы.
Все больше и больше западный ветер приносит
Твои упреки и твои мольбы.

Но смею ли я вернуться к вам?
Под бледным небом моей Родины
Я могу только петь и вспоминать
А ты не смеешь меня вспоминать.

Так проходят дни, умножая печали.
Как я могу молиться за тебя Господу?
Как вы уже догадались: моя любовь так сильна.
Что даже вы не смогли бы ее убить.

О, жизнь без завтрашнего дня

О, жизнь без завтрашнего дня!
Лови обман в каждом слове
И убывающая любовь
Для меня звезда встает.

Так улетай незаметно
Почти не узнаешь при встрече,
Но опять ночь. Снова плечи
В томном влажном поцелуе.

Я был неприятен тебе
Ты прислал мне дерьмо. И пытки длились
И как томился преступник
Любовь, полная зла.

Это как брат. Безмолвный, злой.
Но если встретимся глазами —
Клянусь небом
Гранит растает в огне.

Не будем пить из одного стакана
Ни воды, ни сладкого вина,
Не будем целоваться рано утром
А вечером в окно смотреть не будем.
Ты дышишь солнцем, я дышу луной
Но мы живы только любовью.

Со мной всегда мой верный, нежный друг,
Твой веселый друг с тобой.
Но понимаю серые глаза страха
А ты виноват в моем недуге.
Мы не проводим короткие встречи.
Значит, нам суждено защищать наш мир.

В моих стихах поет только твой голос
В твоих стихах у меня перехватывает дыхание.
Ой, есть костер, который не смеет
Прикоснуться ни к забвению, ни к страху.
И если бы ты знал, как меня сейчас любишь
Твои сухие розовые губы!

А.А. Ахматова создала в очень тяжелое время, время катастроф и социальных потрясений, революций и войн. Поэтам в России в ту бурную эпоху, когда люди забыли, что такое свобода, часто приходилось выбирать между свободным творчеством и жизнью.
Но, несмотря на все эти обстоятельства, поэты продолжали творить чудеса: создавались чудесные строки и строфы. Источником вдохновения для Ахматовой стала Родина, Россия, ругали, но от этого становились еще ближе и роднее.Анна Ахматова не смогла уехать в эмиграцию, потому что знала, что только в России она может это сделать, что именно в России нужны ее стихи: «Не с теми, кто ушел из страны
Чтобы враги растерзали меня.
Не приму их грубую лесть,
Я им свои песни не отдам ».
Но давайте вспомним начало пути поэтессы. Первые ее стихи «
» появились в России в 1911 году в журнале «Аполлон», а уже на следующий вечер был опубликован сборник стихов «Вечер».Практически сразу Ахматова была причислена критиками к числу крупнейших русских поэтов. Весь мир ранней и во многом поздней лирики Ахматовой был связан с А. Блоком. Муза Блока была замужем за музой Ахматовой. Герой поэзии Блока был самым значительным и характерным «мужским» героем эпохи, а героиня поэзии Ахматова — представительницей «женской» поэзии. Именно из образов Блока во многом и является герой лирики Ахматова.Ахматова в своих стихах предстает в бесконечном разнообразии женских судеб: ее любовник и жена, вдова и мать, которые обманули и бросили. Ахматова показала в искусстве сложную историю женского образа развитой эпохи, ее истоки, переломы, новообразования. Поэтому в 1921 году, в драматическое время своей и повседневной жизни, Ахматова успела написать ошеломляющие дополнения к строкам:
«Все разграблено, предано, продано,
Крыло черной смерти мелькнуло
Все голодные жаждут голода —
Почему нам стало светло? »
В каком-то смысле Ахматова тоже была поэтом-революционером.
Но она всегда оставалась традиционным поэтом, ставя себя под знамя русских классиков, прежде всего Пушкина. Развитие пушкинского мира длилось всю жизнь.
Есть центр, который как бы притягивает к себе остальной мир поэзии, оказывается главным нервом, идеей и принципом. Это любовь.
Стихия женской души неизбежно должна была начаться с такого признания себя в любви. В одном из стихотворений Ахматова назвала любовь «пятым сезоном года».«Чувство, острое и необычное само по себе, приобретает дополнительную остроту, проявляясь в крайнем, кризисном выражении — подъеме или падении, произошедшей первой встрече или разрыве, смертельной опасности или смертельной тоске, потому что Ахматова так тянется к лирическая новелла с неожиданным, часто причудливым и капризным концом психологического сюжета и до необычной лирической баллады, жуткой и загадочной («Город ушел», «Новогодняя баллада»). Обычно ее стихи являются началом драма, или только ее кульминация, а еще чаще концовка и финал.И здесь она опиралась на богатый опыт русской не только поэзии, но и прозы:
«Слава тебе, безнадежная боль,
Сероглазый царь умер вчера.
…………. ……………..
… А за окном шуршат тополя:
Нет твоего короля на земле. «
Стихи Ахматовой несут в себе особый элемент любовно-жалости:
» О нет, я не любил тебя,
Сладкий пылающий огонь
Так объясни, что за сила
В твоем печальном имени. «
Мир поэзии Ахматовой — трагический мир.Мотивы беды, трагедии звучат в стихотворениях «Клевета», «Последнее», «Спустя 23 года» и других.
В годы репрессий, тяжелейших испытаний, когда муж расстрелян, а сын сидит в тюрьме, творчество будет единственным спасением, «последней свободой». Муза не оставила поэта, и она написала великий Реквием.
Таким образом, в творчестве Ахматовой отразилась сама жизнь; творчество было ее жизнью.

Биография знаменитости — Анна Ахматова

Анна Ахматова (Анна Горенко) — русская и советская поэтесса.

Детство

Анна родилась в многодетной семье 23 июня 1889 года. Творческий псевдоним «Ахматова» она возьмет в память о легендах о своих ордынских корнях.

Детство Анны прошло в Царском Селе под Санкт-Петербургом, и каждое лето семья уезжала в Севастополь. В пятилетнем возрасте девочка научилась говорить по-французски, но учеба в Мариинской гимназии, куда Анна поступила в 1900 году, далась ей тяжело.

Родители Ахматовой развелись, когда ей было шестнадцать лет.Мама, Инна Эразмовна, везет детей в Евпаторию. Семья там пробыла недолго, и Анна заканчивает учебу в Киеве. В 1908 году Анна начала интересоваться юриспруденцией и решила продолжить обучение на Высших женских курсах. Результатом обучения стало знание латыни, что позже позволило ей выучить итальянский.

Детские фото Анны Ахматовой

Начало творческого пути

Увлечение литературой и поэзией началось с детства Ахматовой.Свое первое стихотворение она сочиняет в 11 лет.

Впервые произведения Анны были опубликованы в газетах и ​​журналах в 1911 году, а через год вышел в свет первый сборник стихов «Вечер». Стихи написаны под влиянием гибели двух сестер, умерших от туберкулеза. Ее муж Николай Гумилев помогает публиковать стихи.

Юная поэтесса Анна Ахматова

Карьера

В 1914 году вышел сборник «Четки», прославивший поэтессу.Читать стихи Ахматовой становится модным, им восхищаются молодые Цветаева и Пастернак.

Анна продолжает писать, появляются новые коллекции «Белая упаковка», «Подорожник». Стихи отразили переживания Ахматовой о Первой мировой войне, революции, гражданской войне. В 1917 году Анна заболела туберкулезом и долго выздоравливала.

Начиная с двадцатых годов, стихи Анны стали подвергаться критике, цензуре как несоответствующим эпохе. В 1923 году ее стихи перестали печататься.

Тридцатые годы ХХ века стали для Ахматовой тяжелым испытанием — арестовывают ее мужа Николая Пунина и сына Льва. Долгое время Анна проводит возле тюрьмы Крестов. В эти годы она пишет стихотворение «Реквием», посвященное жертвам репрессий.

В 1939 году поэтесса была принята в Союз советских писателей.
Во время Великой Отечественной войны Ахматова из Ленинграда была эвакуирована в Ташкент. Там она создает стихи на военную тематику.После снятия блокады он возвращается в родной город. Во время путешествий многие произведения поэта были утеряны.

В 1946 году Ахматова была исключена из Союза писателей после резкой критики ее работы постановлением Оргбюро ЦК ВКП (б). Одновременно с Анной критикуют Зощенко. Ахматова восстановлена ​​в Союзе писателей в 1951 году с подачи Александра Фадеева.

Поэтесса много читает, пишет статьи.Время, в которое она творила, наложило отпечаток на ее творчество.

В 1964 году Ахматова была удостоена премии Этна Таормина в Риме за вклад в мировую поэзию.
Память о русской поэтессе увековечена в Санкт-Петербурге, Москве, Одессе, Ташкенте. Ее именем названы улицы, памятники, мемориальные доски. При жизни поэтессы писали ее портреты.

Портреты Ахматовой: художники Натан Альтман и Ольга Кардовская (1914)

Личная жизнь

Ахматова была замужем трижды.С первым мужем, Николаем Гумилевым, Анна познакомилась в 1903 году. В 1910 году они поженились, в 1918 году развелись. Брак со вторым мужем Владимиром Шилейко продлился 3 года, последний муж поэтессы Николай Пунин долгое время отсидел в тюрьме.

На фото: поэтесса с мужем и сыном.

Лев со своей знаменитой мамой

Сын Лев родился в 1912 году. Более десяти лет провел в тюрьме.Он был оскорблен своей матерью, полагая, что она может помочь избежать заключения, но не сделал этого.

Лев Гумилев провел в тюрьмах и лагерях почти 14 лет, в 1956 году он был реабилитирован и признан невиновным по всем статьям.

Из интересных фактов можно отметить дружбу с известной актрисой Фаиной Раневской. 5 марта 1966 года Ахматова скончалась в подмосковном санатории, в Домодедово. Похоронена под Ленинградом на Комаровском кладбище.

Могила Анны Ахматовой

А нна Ахматова писала о себе, что родилась в том же году, что и Чарли Чаплин, «Крейцерова соната» Толстого и Эйфелева башня. Она стала свидетельницей смены эпох — пережила две мировые войны, революцию и блокаду Ленинграда. Свое первое стихотворение Ахматова написала в 11 лет — с тех пор и до конца жизни продолжала заниматься поэзией.

Литературное имя — Анна Ахматова

Анна Ахматова родилась в 1889 году под Одессой в семье потомственного дворянина, механика флота в отставке Андрея Горенко. Отец боялся, что поэтические увлечения дочери опозорят его фамилию, поэтому в юном возрасте будущая поэтесса взяла творческий псевдоним — Ахматова.

«Меня назвали Анной в честь бабушки Анны Егоровны Мотовиловой. Ее матерью была чингизид, татарская царевна Ахматова, по фамилии которой, не понимая, что собираюсь стать русским поэтом, я произвела свое литературное имя.»

Анна Ахматова

Детство Анны Ахматовой прошло в Царском Селе. Как вспоминала поэтесса, она научилась читать по Азбуке Льва Толстого, говорила по-французски, слушая, как учитель работал со старшими сестрами. Свое первое стихотворение юная поэтесса написала в 11 лет.

Анна Ахматова в детстве. Фото: maskball.ru

Анна Ахматова. Фото: maskball.ru

Семья Горенко: Инна Эразмовна и дети Виктор, Андрей, Анна, Ия.Фото: maskball.ru

Ахматова училась в Царскосельской гимназии «Сначала плохо, потом намного лучше, но всегда неохотно» . В 1905 году она училась на дому. Семья жила в Евпатории — мать Анны Ахматовой рассталась с мужем и уехала на южный берег лечить обострение туберкулеза у детей. В последующие годы девушка переехала к родственникам в Киев — там она окончила Фундуклеевскую гимназию, а затем поступила на юридический факультет Высших женских курсов.

В Киеве Анна начала переписываться с Николаем Гумилевым, ухаживавшим за ней в Царском Селе. В то время поэт находился во Франции и издавал парижский русский еженедельник «Сириус». В 1907 году на страницах «Сириуса» вышло первое опубликованное стихотворение Ахматовой «На руке много блестящих колец …». В апреле 1910 года Анна Ахматова и Николай Гумилев поженились — под Киевом, в деревне Никольская Слободка.

Как писала Ахматова, «Ни одному поколению не постигла такая участь» .В 30-е годы арестовывали Николая Пунина, дважды арестовывали Льва Гумилева. В 1938 году он был приговорен к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. О чувствах жен и матерей «врагов народа» — жертв репрессий 30-х годов прошлого века Ахматова написала одно из своих знаменитых произведений — автобиографическую поэму «Реквием».

В 1939 году поэтесса была принята в Союз советских писателей. Перед войной был издан шестой сборник Ахматовой «Шесть книг». «Отечественная война 1941 года застала меня в Ленинграде» — написала поэт в своих воспоминаниях.Ахматову эвакуировали сначала в Москву, потом в Ташкент — там она выступала в госпиталях, читала стихи раненым солдатам и «ждала новостей Ленинграда, фронта». Поэтесса смогла вернуться в северную столицу только в 1944 году.

«Ужасное привидение, притворившееся моим городом, так поразило меня, что я описал эту мою встречу с ним в прозе … Проза мне всегда казалась и секрет, и соблазн. Я с самого начала знал все о поэзии — я никогда ничего не знал о прозе.”

Анна Ахматова

«Декадент» и номинант Нобелевской премии

В 1946 году специальным Распоряжением ЦК ВКП (б) изданы журналы «На Звезде» и «Ленинград» — за «обеспечение литературная трибуна »за« беспринципные, идеологически вредные произведения ». Это касалось двух советских писателей — Анны Ахматовой и Михаила Зощенко. Оба они были исключены из Союза писателей.

Кузьма Петров-Водкин.Портрет А.А. Ахматова. 1922. Государственный Русский музей

Наталья Третьякова. Ахматова и Модильяни у незаконченного портрета

Ринат Курамшин. Портрет Анны Ахматовой

«Зощенко изображает советский строй и советских людей в уродливой карикатуре, клеветнически изображая советских людей как примитивных, монокультурных, глупых, с мещанскими вкусами и нравами. Злобно хулиганское изображение нашей действительности Зощенко сопровождается антисоветскими выпадами.

Ахматова — типичный представитель чуждой нашему народу пустой поэзии. Ее стихи, пропитанные духом пессимизма и декаданса, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшие на позициях буржуазно-аристократической эстетики и декаданса, «искусство для искусства», не желающие угнаться за своим народом, вредят делу. воспитания нашей молодежи и недопустима в советской литературе. »

Выдержка из Постановления Оргбюро ЦК ВКПБ« О журналах Звезда и Ленинград »

Лев Гумилев, который после отбытия наказания добровольцем ушел на фронт и добрался до Берлина, был снова арестован и приговорен к десяти годам исправительно-трудовых лагерей.Все годы заключения Ахматова пыталась добиться освобождения сына, но Льва Гумилева освободили только в 1956 году.

В 1951 году поэтессу восстановили в Союзе писателей. Не имея собственного жилья, в 1955 году Ахматова получила из Литературного фонда дачу в селе Комарово.

«Я не переставал писать стихи. Для меня в них моя связь со временем, с новой жизнью моего народа. Когда я их писал, я жил ритмами, которые звучали в героической истории моей страны.Я счастлив, что прожил эти годы и увидел события, которым не было равных. ”

Анна Ахматова

В 1962 году поэтесса завершила работу над «Поэмой без героя», которую писала 22 года. Как отмечал поэт и мемуарист Анатолий Найман, «Поэма без героя» была написана Ахматовой поздно, об Ахматовой рано — она ​​вспомнила и задумалась об эпохе, которую она нашла.

В 1960-е годы творчество Ахматовой получило широкое признание — поэтесса стала номинантом Нобелевской премии, получила литературную премию «Этна-Таормина» в Италии.Оксфордский университет присвоил Ахматовой звание почетного доктора литературы. В мае 1964 года в Музее Маяковского в Москве прошел вечер, посвященный 75-летию поэтессы. В следующем году вышел последний прижизненный сборник стихов и стихов — «Время бега».

Болезнь вынудила Анну Ахматову в феврале 1966 года переехать в подмосковный кардиологический санаторий. В марте она скончалась. Похоронена в Николо-Морском соборе Ленинграда, похоронена на Комаровском кладбище.

Славянский профессор Никита Струве

И не просто хан, а именно Ахмат — последний хан Золотой Орды, потомок Чингисхана. Этот популярный миф начал создаваться самой поэтессой в конце 1900-х годов, когда возникла потребность в литературном псевдониме (настоящая фамилия Ахматовой — Горенко). «И только семнадцатилетняя сумасшедшая могла выбрать русской поэтессе татарскую фамилию… »- вспомнила свои слова Лидия Чуковская. Однако такой шаг для эпохи Серебряного века был не таким безрассудным: время требовало от писателей нового артистического поведения, ярких биографий и звучных имен. В этом смысле имя Анна Ахматова идеально соответствовало всем критериям (поэтическое — оно создавало ритмический узор, двуногий дактиль и имело созвучие на «а», а животворящее — несло в себе чутье таинственности).

Что касается легенды о татарском хане, то она сложилась позже. Настоящая родословная не укладывалась в поэтическую легенду, поэтому Ахматова ее трансформировала.Следует выделить биографический план и мифологический. Биография такова, что Ахматовы действительно были в семье поэтессы: Прасковья Федосеевна Ахматова была прабабушкой по матери. В стихах линия родства немного ближе (см. Начало «Сказок Черного кольца»: «Мне от татарской бабушки / Подарки были редкостью; / А почему меня крестили / Она сильно разозлилась»). Легендарный план связан с ордынскими князьями. Как показал исследователь Вадим Черных, Прасковья Ахматова была не татарской принцессой, а русской дворянкой («Ахматовы — старинный дворянский род, скорее всего, потомки служивших татар, но давно обрусевший»).Данных о происхождении рода Ахматовых от хана Ахмата или вообще от ханского рода Чингизидов нет.

Миф второй: Ахматова была признанной красавицей

Во многих мемуарах действительно есть восторженные отзывы о внешности молодой Ахматовой («Из поэтесс … Больше всего запомнилась Анна Ахматова. Худенькая, высокая, стройная, с горделивым поворотом маленькой головы, закутанная в цветочную шаль. Ахматова была как гитара … Ее нельзя было пройти мимо, не любуясь ею, — вспоминала Ариадна Тыркова; — Она была очень красива, все на улице смотрели на нее, — пишет Надежда Чулкова).

Тем не менее, близкие люди поэтессы оценили ее как женщину не сказочно красивой, а выразительной, с броскими чертами лица и особенно привлекательным шармом. «… Красивой ее не назовешь, / Но все мое счастье в ней», — писал Гумилев об Ахматовой. Критик Георгий Адамович вспомнил:

«Теперь в ее воспоминаниях ее иногда называют красавицей: нет, красавицей она не была. Но она была больше, чем красавица, лучше, чем красавица. «Мне никогда не приходилось видеть женщину, чье лицо и весь внешний вид везде, среди каких-либо красот, выделялись бы своей выразительностью, неподдельной одухотворенностью, чем-то, что сразу привлекало бы внимание».

Сама Ахматова оценивала себя так: «Я могла всю жизнь смотреть как угодно, от красавицы до чудака».

Миф третий: Ахматова довела фанатку до самоубийства, что позже описала в стихе

Это обычно подтверждается цитатой из стихотворения Ахматова «Высокие своды храма …»: «Высокие своды храма / Синее, чем твердь небесная … / Прости меня, веселый мальчик, / То, что я принес. ты смерть … »

Все это правда и ложь одновременно. Как показала исследователь Наталья Крайнева, у Ахматовой действительно было «свое» самоубийство — Михаил Линдеберг, покончивший с собой из-за несчастливой любви к поэтессе 22 декабря 1911 года. Но стихотворение «Высокие своды церкви …» было написано в 1913 год под впечатлением самоубийства другого молодого человека, Всеволода Князева, несчастно влюбленного в свою подругу Ахматову, танцовщицу Ольгу Глебову-Судейкину. Этот эпизод будет повторяться в других стихах, например, в «».В «Поэме без героя» Ахматова сделает самоубийство Князева одним из ключевых эпизодов произведения. Общность событий, произошедших с друзьями в историософской концепции Ахматовой, впоследствии могла быть объединена в одно воспоминание: недаром на полях либретто балета появляется записка с именем Линдеберга и датой его смерти. автограф.

Миф четвертый: Ахматову преследовала несчастная любовь

Подобный вывод напрашивается после прочтения практически любого сборника стихов.Наряду с лирической героиней, добровольно покидающей любовников, в стихах присутствует и лирическая маска женщины, страдающей от безответной любви («», «», «Сегодня мне писем не приносили …», «Вечером», цикл «Путаница» и др. Г). Однако лирические очертания сборников стихов не всегда отражают биографию автора: возлюбленные поэтессы Борис Анреп, Артур Лурье, Николай Пунин, Владимир Гаршин и другие отвечали взаимностью.

Миф пятый: Гумилев — единственная любовь Ахматовой

Брак Ахматовой с поэтом Николаем Гумилевым. С 1918 по 1921 год она была замужем за ученым и ассириологом Владимиром Шилейко (официально они развелись в 1926 году), а с 1922 по 1938 год — в гражданском браке с искусствоведом Николаем Пуниным. Третий брак, так и не оформленный в силу специфики времени, имел свою странность: после разлуки супруги продолжали жить в одной коммунальной квартире (в разных комнатах) — причем даже после смерти Пунина, находясь в В Ленинграде Ахматова продолжала жить с семьей.

Гумилев также женился повторно в 1918 году — на Анне Энгельгардт. Но в 1950-1960-х годах, когда «Реквием» постепенно дошел до читателей (стихотворение вышло в Мюнхене в 1963 году) и начал пробуждаться интерес к запрещенному в СССР Гумилеву, Ахматова взяла на себя «миссию» вдовы поэта (время Энгельгардта). тоже уже не было в живых). Аналогичную роль сыграли Надежда Мандельштам, Елена Булгакова и другие жены ушедших писателей, хранящие их архив и заботящиеся о посмертной памяти.

Миф шестой: Гумилев победил Ахматова

К такому выводу неоднократно приходили не только более поздние читатели, но и некоторые современники поэтов. Это неудивительно: почти в каждом третьем стихотворении поэтесса признавалась в жестокости мужа или любовника: «… Мой муж — палач, а его дом — тюрьма», «Все равно, что ты высокомерный и злой. … »,« Отметил углем слева / Место, куда стрелять, / Выпустить птицу — моя тоска / Опять пустынная ночь./ Милая! ваша рука не будет дрожать. / И долго не терплю … »,«, / Двойной пояс »и т. Д.

Поэтесса Ирина Одоевцева в своих воспоминаниях «На берегу Невы» вспоминает возмущение Гумилева по этому поводу:

«Он [поэт Михаил Лозинский] сказал мне, что студенты его постоянно судят, правда ли, что я из зависти не давал Ахматовой печатать … Лозинский, конечно, их отговаривал.
Может быть, вы, как и все, повторяли: Ахматова — мученик, а Гумилев — чудовище.
Господи, что за чушь! … Когда я понял, насколько она талантлива, даже в ущерб себе, я постоянно ставил ее на первое место.
Сколько лет прошло, а теперь я чувствую обиду и боль. Как это несправедливо и подло! Да, конечно, были стихи, которые я не хотел, чтобы она печатала, и довольно много. Хотя бы здесь:
Муж сбил меня узорчатым
Ремешок, сложенный вдвое.
Ведь, думаю, из-за этих строк меня слыли садистом. Ходили слухи, что я, одетый во фрак (а у меня в то время даже пальто не было) и цилиндр (у меня действительно был цилиндр), пристегивал узорчатый, сложенный вдвое пояс не только своей жене. Ахматовой, но и моим юным фанатам, раздевшим их догола.«

Примечательно, что после развода с Гумилевым и после брака с Шилейко «побои» не прекращались: «От твоей загадочной любви, / Как от боли, кричу, Я пожелтела и подтянулась, / Я волочу ноги. еле »,« А в пещере дракон / Ни пощады, ни закона. / И на стену вешать плетью, / Чтоб не пела песни »- и т. Д.

Миф седьмой: Ахматова была принципиальным противником эмиграции

Этот миф был создан самой поэтессой и активно поддерживается школьным каноником.Осенью 1917 года Гумилев рассматривал возможность переезда Ахматовой за границу, о чем она сообщила ей из Лондона. Борис Анреп посоветовал покинуть Петроград. Ахматова ответила на эти предложения стихотворением, известное в школьной программе как «У меня был голос …».

Поклонники творчества Ахматовой знают, что этот текст на самом деле является второй, менее однозначной по содержанию частью поэмы — «Когда в суицидальной тоске …», где поэтесса рассказывает не только о своем принципиальном выборе, но и об ужасах, против которых принято решение.

«Думаю, я не могу описать, как мучительно хочу прийти к вам. Умоляю — устрой, докажи, что ты мой друг …
Я здоров, очень скучаю по деревне и с ужасом думаю о зиме в Бежецке. Как странно мне вспоминать, что зимой 1907 года вы в каждом письме звали меня в Париж, а теперь я совершенно не знаю, хотите ли вы меня видеть. Но всегда помни, что я тебя хорошо помню, очень тебя люблю и что без тебя мне всегда как-то несчастливо.«С тоской смотрю на то, что происходит в России, Господь сурово наказывает нашу страну».

Соответственно, осеннее письмо Гумилева — это не предложение поехать за границу, а отчет по ее просьбе.

Поспешив уехать, Ахматова довольно скоро решила остаться и не передумала, что видно в других ее стихотворениях (например, «Ты отступница: остров зеленый …», «Твой» дух омрачен высокомерием … »), и в рассказах современников.По воспоминаниям, в 1922 году Ахматова снова имела возможность покинуть страну: Артур Лурье, поселившись в Париже, настойчиво зовет ее туда, но она отказывается (по свидетельству президента Ахматовой Павла Лукницкого, у нее было 17 писем с этим запрос) .

Миф 8: Сталин завидовал Ахматовой

Сама поэтесса и многие ее современники считали появление постановления ЦК 1946 года «О журналах« Звезда »и« Ленинград », в которых клеветали на себя Ахматова и Зощенко, следствием происшедшего события. литературный вечер.«Это я издаю указ», — сказала Ахматова о фотографии, сделанной на одном из вечеров в Москве весной 1946 года. По слухам, Сталина взбесил пылкий прием, оказанный слушателями Ахматовой. По одной из версий, однажды вечером Сталин спросил: «Кто организовал восстание?», — вспоминает Ник Глен. Лидия Чуковская добавляет: «Ахматова считала, что … Сталин завидовал ее аплодисментам … Стоящие аплодисменты должны были, по словам Сталина, только ему одному — и вдруг толпа аплодировала стоя какой-то поэтессе.«

Как уже отмечалось, все воспоминания, связанные с этим сюжетом, характеризуются типичными оговорками («ходят слухи», «полагают» и т. Д.), Что является вероятным признаком домыслов. Реакция Сталина, а также «процитированная» фраза о «вставании» не имеют документальных подтверждений или опровержений, поэтому этот эпизод следует рассматривать не как абсолютную правду, а как одну из популярных, вероятных, но не полностью подтвержденных версий.

Миф девятый: Ахматова не любила сына

А это не так. В непростой истории отношений Ахматовой и Льва Гумилева есть много нюансов. В ранних текстах поэтесса создавала образ нерадивой матери («… я плохая мать», «… согреваю и ребенка, и друга…», «Да ну, бросив друг / и кудрявый ребенок … »), в котором была доля биографии: детство и юность Лев Гумилев провел не с родителями, а с бабушкой, Анной Гумилевой, к ним лишь изредка приходили мама и папа.Но в конце 1920-х Лев переехал в Фонтанный дом, в семью Ахматовой и Пуниных.

Серьезная ссора произошла после возвращения Льва Гумилева из лагеря в 1956 году. Он не мог простить матери, как ему казалось, легкомысленное поведение в 1946 году (см. Восьмой миф) и некоторый поэтический эгоизм. Однако именно ради него Ахматова не только «простояла триста часов» в тюремных очередях с переводом и просила каждого более-менее влиятельного знакомого помочь освободить ее сына из лагеря, но и пошла на шаг вопреки всякому эгоизму: переступив через свои убеждения ради свободы сына, Ахматова написала и издала серию «Слава миру!», в которой прославляла советский строй. Когда в 1958 году после значительного перерыва вышла первая книга Ахматовой, в подлинных экземплярах она записанные страницы со стихами из этого цикла..

В последние годы Ахматова неоднократно говорила родственникам о своем желании восстановить прежние отношения с сыном. Эмма Герштейн пишет:

«… она мне сказала:« Я хочу помириться с левыми. Я ответил, что он, наверное, этого хочет, но он боится чрезмерного волнения за нее и за себя при объяснении. «Не надо объяснять», — живо возразила Анна Андреевна. — Он приходил и говорил: «Мама, пришли мне кнопку« »».

Вероятно, переживания ссоры с сыном сильно ускорили смерть поэтессы.В последние дни ее жизни возле больничной палаты Ахматовой происходило театрализованное действо: родственники решали, отпустить Льва Николаевича к матери или нет, приблизит ли их встреча смерть поэтессы. Ахматова умерла, не примирившись с сыном.

Миф 10: Ахматова поэтесса; ее нельзя назвать поэтессой

Часто обсуждения творчества Ахматовой или других аспектов ее биографии заканчиваются жаркими терминологическими спорами — «поэт» или «поэтесса».Те, кто спорят, неоправданно ссылаются на мнение самой Ахматовой, которая подчеркнула себя как поэт (как записали многие мемуаристы), и призывают к продолжению этой традиции.

Однако стоит вспомнить контекст, в котором использовались эти слова столетие назад. Поэзия, написанная женщинами, только начинала появляться в России и редко воспринималась всерьез (см. Характерные названия рецензий на книги женщин-поэтов начала 1910-х годов: «Женское рукоделие», «Любовь и сомнение»).Поэтому многие писательницы либо выбрали себе мужские псевдонимы (Сергей Гедройц, псевдоним Веры Гедройц., Антон Крайний, псевдоним, под которым Зинаида Гиппиус публиковала критические статьи., Андрей Полянин, Имя, взятое Софьей Парнок для публикации критики), либо написала от имени человека (Зинаида Гиппиус, Поликсен Соловьева). Творчество Ахматовой (и во многом Цветаевой) полностью изменило ее отношение к женской поэзии как к «второстепенному» направлению. Еще в 1914 году в рецензии на Розарий Гумилев сделал символический жест.Несколько раз назвав Ахматову поэтессой, в конце отзыва он называет ее именем поэта: «Связь с миром, о котором я говорил выше и которая является уделом каждого настоящего поэта, Ахматова почти достигнута».

В нынешней ситуации, когда достоинства женской поэзии уже не нужно никому доказывать, в литературной критике Ахматову принято называть поэтессой, в соответствии с общепринятыми нормами русского языка.

После десятилетий страданий и репрессий при Сталине Анна Ахматова дожила до прославления своих стихов. После десятилетий страданий и репрессий при Сталине Анна Ахматова дожила до прославления своих стихов.

«Нас четверо», — написала Анна Ахматова в одном из своих последних стихотворений. Эта «четверка» относится к Осипу Мандельштаму, Марине Цветаевой, Борису Пастернаку и ей самой, которых все считают величайшими поэтами Советской России. Увы, поскольку простой гений не мог защитить себя, каждый из них стал жертвой своего злого правительства.Мандельштам (1891-1938) умер от недоедания, переутомления и болезни в одном из сталинских лагерей. Сломленная Цветаева (1892-1941) в отчаянии повесилась. Относительно удачливый Пастернак (1890-1960) смог выпустить свой роман «Доктор Живаго» только на Западе и впоследствии был вынужден отказаться от капиталистически извращенной Нобелевской премии. Что касается Ахматовой (1889-1966), то ей попросту запретили что-либо публиковать более 40 лет.

Какая трата! Какая глупая, ужасная трата! В конце концов, примерно между 1910 и 1930 годами эти четверо и их не менее одаренные коллеги из других искусств произвели революцию в поэзии, художественной литературе, драме, музыке, танцах — и не только для России, но и для всего мира.А затем, почти так же внезапно, их заставили замолчать, в некоторых случаях навсегда расстреляв, как и первого мужа Ахматовой, великого поэта-акмеиста Николая Гумилева (1886-1921). Более того, даже когда чистки и террор уничтожали самих художников, навязанная Коммунистической партией доктрина «социалистического реализма» постепенно сужала допустимый диапазон любого творческого выражения до возвышенного, дидактического и скучного. Лишь в 1960-х годах (и позже) русская литература снова стала достойной чтения, когда многие из лучших, которые появлялись, включали романы, тайно написанные в сталинские годы, такие как « Мастер и Маргарита » Михаила Булгакова (1966-67), или стихотворения, тщательно выученные наизусть. друзьями, как, например, элегия Ахматовой 1930-х годов «Реквием» (1988).«Это было тогда, когда те, кто улыбались / Были мертвыми, были рады отдыху».

Для многих Реквием представляет Ахматову, которую мы знаем лучше всего — голос страдающей России, поношенного поэта, стоявшего 300-м в очереди «на лютом морозе … под этой слепой красной стеной», чтобы узнать новости о ее заключении в тюрьму. сын, который сжег ее рукописи, чтобы не обвинить друзей или семью, который был там в тот вечер, когда тайная полиция впервые арестовала Мандельштама. Благодаря удаче и милосердию ей самой удалось пережить голод, приступы туберкулеза, сердечные заболевания, потерю почти всего, что имеет значение в жизни человека: «Так много дел сегодня: / убить память, убить боль, / превратить сердце в камень, / и все же готовиться к жизни снова.«Только к старости Ахматова выросла круглолицой и матроной, бабушкой stada baba, в окружении молодых людей вроде Анатолия Наймана и Иосифа Бродского, мечтавших стать поэтами. К тому времени история сделала ее символом, единственным реликт великого и обреченного литературного поколения.

Но, как показывает нам Элейн Файнштейн в этой увлекательной, богатой анекдотами биографии, Ахматова не была такой политической фигурой, кроме как по необходимости, и не всегда была такой величественной (величественной). или величественный).Она была, в точном выражении Бродского, «по сути, поэт человеческих связей: лелеемых, напряженных, разорванных. Она показывала эти эволюции через призму индивидуального сердца, а затем через призму истории». На протяжении всей своей жизни она была очень страстной женщиной — и даже могла называть себя «самой непослушной девушкой пушкинского городка».

Вирджиния Вульф известна своим замечанием о том, что мир изменился примерно в 1910 году. В России высокая и стройная, красивая, но несколько властная Анна Ахматова была ведущей леди этого изменения, лучшим любовным поэтом своего поколения.Она могла быть потрясающе прямой и чувственной, поразительно смелой: «Разве ты не любишь меня и не хочешь на меня смотреть? / О, ты такой красивый, черт тебя побери». «Я надела самую узкую юбку / Чтобы выглядеть еще стройнее». «Но подняв сухую руку / Он слегка погладил цветы: /« Скажи мне, как мужчины тебя целуют, Скажи мне, как ты целуешься ». «Вы пьете мою душу через соломинку». «Рукой почти не дрогнув / Еще раз коснулся моих колен».

Александр Блок (1880-1921), ведущий поэт предыдущего поколения, сказал об этой ранней поэзии, что Ахматова «пишет стихи, как если бы она стояла перед мужчиной.«И не, казалось бы, просто стоя. Иногда ее стихи намекают на пристрастие к мазохизму. Безусловно, артистическая публика легендарного петербургского кабаре« Бродячая собака »могла соперничать в сексуальных свободах даже с современным Блумсбери.

« Мы здесь все пьяницы и блудницы », — заявила однажды Ахматова, а потом заявила, что« институт развода — лучшее, что человечество когда-либо изобретало ». Открытые браки, однополые пары, бисексуалы, вереницы любовников, menages á trois — Ахматова и ее друзья перепробовали все.«Простите меня, — хладнокровно написала она одному любовнику, — за то, что так часто принимаю / других людей за вас». В «Вечерке» (1912 г.), «Розарии» (1914 г.) и «Белой стае» (1917 г.) поэт превратила свои серьезные дела и преходящие фантазии в лирику непреходящей красоты.

Молодая Анна (в девичестве Горенко) была привилегированным сорванцом, которая выросла в свободолюбивую школьницу (потеряв девственность в 16 лет), а затем и в еще более свободолюбивую женщину. В 1910 году она вышла замуж за поэта Николая Гумилева, сохранив псевдоним Анна Ахматова.Брак не был счастливым, и вскоре у обоих начались романтические отношения. Еще во время медового месяца в Париже молодая невеста познакомилась с неизвестным тогда художником по имени Модильяни, с которым гуляла по люксембургскому саду, покупала для него розы и позировала обнаженной.

Пока Гумилев отсутствовал на полгода, путешествуя по Абиссинии, его новая жена начала серьезно работать над своими стихами. Когда Ахматова показала свои записные книжки мужу, Гумилев удивился и сразу нашел издателя.Вскоре они вместе со своим другом Мандельштамом провозгласили новую поэзию ясности, резкости и простоты, которую они назвали акмеизмом. Между тем, в 1912 году Анна родила сына Льва, оставила его на попечение бабушки, влюбилась в художника, развелась по-хорошему, вышла замуж за ассириолога (который представил перевод Гильгамеша ее бывшим мужем), вела несколько дел. , жил с композитором и актрисой, писал, писал, писал, даже когда Первая мировая война, Октябрьская революция и Гражданская война постепенно разрушали ткань общества и цивилизованности.«К началу 1917 года, — отмечает Файнштейн, — в среднем женщина тратила около сорока часов в неделю в очереди за продуктами первой необходимости»; к 1920-м годам экономика была в руинах, и люди голодали.

Ахматова хоть и была жесткой, но вряд ли была способной или компетентной. Она не могла разжечь огонь и никогда особо не занималась ничем, кроме писательского ремесла. (За годы молчания она заработала немного денег на поверхностных переводах, от писем Рубенса к корейской поэзии.) В середине 1920-х она познакомилась с женатым профессором искусства по имени Владимир Пунин, который признался в своем дневнике: «Я не знаю. Не знаю никого, в ком жил бы такой большой и чистый ангел, в таком темном и грешном теле.В конце концов Пунин дал Ахматовой комнату в своей маленькой квартире, где она жила не только с ним, но и с его несчастной женой и маленькой дочерью.

Примерно в это время ее сын внезапно снова вошел в жизнь Ахматовой. После многих лет пренебрежения, Неудивительно, что 16-летний Лев не особенно любил свою мать. И никогда не будет. В годы ссылки в Сибирь, во многом из-за того, что он носил фамилию предателя Гумилева, Лев убеждал себя, что великий поэт не делал достаточно, чтобы облегчить свои страдания.По правде говоря, Ахматова обращалась к чиновникам, писала письма, стояла в очередях, бросалась «к ногам палача» и в конце концов (в начале 1950-х) сочинила несколько откровенно рабских стихов, восхваляющих Сталина. Несмотря на все эти усилия, Лев не был полностью реабилитирован до 1956 года, проведя более половины своей взрослой жизни в изгнании.

В конце 1930-х годов Ахматова окончательно порвала с Пуниным ради врача, получила короткую передышку от критического пренебрежения во времена пакта Гитлера-Сталина, узнала, что Мандельштам умер (корреспондент осторожно написал: «Наша подруга Надя овдовел »), а затем решил остаться в Ленинграде, когда немцы вторглись.По какой-то загадочной причине она была среди тех, кого правительство перебросило в Ташкент, где она провела военные годы. В этом центральноазиатском городе она много пила, писала о тех, кто пострадал во время чисток, сочинила пьесу (которую разрушила из страха) и, в конце концов, начала «Поэму без героя», фантасмагорическое видение о 1913 году и мире, в котором есть исчезла навсегда, кроме как в ее памяти. «Рождественские праздники согревали костры, / И экипажи соскальзывали с мостов …»

В середине 1940-х годов русский философ Исайя Берлин, «гость из будущего», сумел навестить ее, и они провели ночь, обсуждая искусство, поэзию и знакомых в изгнании.К сожалению, Сталин решил, что эта «наполовину монахиня, наполовину блудница» теперь общается с английскими шпионами, и в течение следующего десятилетия она снова попала в черный список. Только в конце 1950-х годов, после того, как Хрущев выступил с критикой эксцессов сталинской эпохи, Ахматова обнаружила, что ее сочинения вновь открыты и открыто почитаются. В конце концов, ей была назначена государственная пенсия и даже небольшая дача в деревне, где она проводила сидячие дни с потоком посетителей, желая увидеть живую легенду. Поздний отрывок гласит: «Молитесь ночью, чтобы вы не проснулись для внезапной славы».»

Файнштейн написал очень увлекательную биографию этой великой поэтессы и целеустремленной женщины, прекрасное дополнение к ее прошлой жизни Марины Цветаевой. Это превосходное знакомство с Ахматовой и ее миром. Тем не менее, Анна Ахматова: Поэт и Пророк остается более полной, более научной жизнью, хотя и несколько устрашающей в своих деталях. Читатели, желающие исследовать поэзию, найдут множество различных отрывков и переводов, но ни один из них не может по-настоящему заменить Полное собрание стихов Анны Ахматовой в переводе Джудит Хемшемейер — красиво изложенное выходит, предваряется важными воспоминаниями (Анатолий Найман, Исайя Берлин), изобилует фотографиями и иллюстрациями.·

Майкл Дирда — критик «Книжного мира». Его адрес электронной почты — [email protected], а онлайн-обсуждение книг проходит каждую среду в 14:00. на Wingtonpost.com

Против забвения: Самира аль-Халил и Анна Ахматова в Думе

Прочитать записи, которые Самира аль-Халил написала во время осады в Аль-Гуте, к востоку от Дамаска, означает испытать шок нового, безукрашенный голос. Простота языка передает грубость образов: материализуются холод, голод, ужас и беспомощность; ваша комната темнеет, ясный голос продолжает напевать: настоящее ужасно, прошлое — каким бы трудным оно ни было — теперь утешительное воспоминание, а будущее видится ясновидением свободного, неослепленного субъекта.

Что я знаю о тебе, Самира?

Что вы в прошлом сидели в тюрьмах Асада по политическим мотивам. Я никогда не слышал о женщине, которая попала бы в тюрьму за политические взгляды, не говоря уже о тюрьмах Асада.

Что вы вышли из тюрьмы и жили с таким прошлым при режиме, который вас заключил в тюрьму. Могу ли я представить эту жизнь? Нет, не знаю.

Что вы встретили и вышли замуж за Ясина — выпускника моего университета, который, пока я строил свободную жизнь, провел свою юность в тюрьмах Асада из-за своих политических взглядов.

Что вас похитили после переезда в «освобожденный район», думая, что вы в безопасности в Аль-Гуте.

Что вы «пропали без вести» уже почти четыре года, и что Ясин ждет вас.

Вы оставили записки, написанные вами во время пребывания в Аль-Гуте, которые позже были доставлены Ясину, который опубликовал их в книге, чтобы поделиться с друзьями против забвения.

Ясин предложил мне вашу книгу в Берлине. Несмотря на внешность, Берлин — хорошее место, чтобы вызвать ужас, крайности жестокости и упадка — он настойчиво и непрестанно рассказывает о жестоком прошлом тем, кто хочет слышать.Неудивительно, что многие из нас комфортно чувствуют себя на его улицах.

Когда я начал читать ваши записи, они вызвали голос Анны Ахматовой: вы двое встретились у меня в голове. Я научился уважать эти, казалось бы, случайные связи; у них глубокие корни.

Голос Анны Ахматовой звучит настойчиво, морально и националистично. Она тоже пережила десятилетия личных и профессиональных трагедий, попадая в немилость Сталина и теряя его. Ее друзья были казнены; ее сына неоднократно сажали в тюрьму, сослали в Сибирь, а затем бросили на фронт во время Второй мировой войны.

Между 1935 и 1940 годами Ахматова написала цикл стихов « Реквием », который был слишком опасен для печати и должен был быть запомнен ее друзьями; не публиковался до 1963 года в Мюнхене.

Как и в «Реквиеме » и других стихотворениях, заметки Самиры рисуют мир черным и белым — суровое скелетное описание повседневной жизни в суровом угнетении лишает мир красок. Обе женщины пишут о безмолвном внешнем мире; страдания окружающих; фрагменты разговоров; религия народа; попытки найти объяснения и причинно-следственные связи — прежде всего, оба яростно влюблены в свою страну и не подвергают сомнению цену, которую взыскивают.

Вот Ахматова:

Не под чужим небом

Ни под чужими крыльями —

Я поделился всем этим со своими людьми

Туда, где нас покинула беда.

А вот и Самира:

«Моя революция — это война, в которой страна и ее явные и тайные союзники ведут войну против народа, — это Третья мировая война: с одной стороны — страны, а с другой — народы, которые хотят свободы.Враг — это народ ».

Ахматова:

Так было когда только дохлый

Улыбались, радовались их освобождению.

Самира:

«Люди, которые ежедневно умирают от голода, болезней и горя, от снаряда, который пролетает над их домом, убивая их, пока они готовят еду для своих детей и беспокоятся о следующем приёме пищи. Снаряд, избавляющий их от повседневных страданий ».

Ахматова:

В темном доме плакали дети

Самира:

«Мамы, дети, сказки.”

Ахматова:

Без звука сколько невинных

Отнимают безупречные жизни

Самира:

«Пытки видеть, как убивают своих близких […] В домах нет мужчин […] нет отцов, нет мужей […] Люди работают вокруг всего и находят способы выжить […], но не могут найти способ обойти проблему». снаряд или ракета, летящая с небес аль-Гута на его землю ».

Ахматова:

Я узнал, как падают лица

Как ужас может вырваться из-под опущенных век,

Как страдание может запечатлеть жестокие страницы

Клиноподобных следов на щеках

Самира:

«Невеста, на которую напал снайпер, пережила две пули, прошедшие сквозь ее ноги, молодой человек, прыгнувший, чтобы спасти ее, был застрелен.Ее отец был убит, его тело не найдено. Невеста танцевала и фотографировалась гибкой в ​​белом платье; улыбка ее глаз — это радость и печаль ».

Ахматова:

Птицы смерти у Зенита

Самира:

«Рано утром усердный пилот преследуется глазами детей, которые остановили велосипедные соревнования и устремили взгляд в небо, чтобы увидеть, куда пилот сбросит свои бомбы […] самолет улетел с места, возможно, пилот видел глаза одного из детей, как глаза одного из своих детей.Самолет улетел и разрядил свой смертоносный груз где-то еще […] »

Ахматова:

Как из глубины его доносятся крики: хлеб!

То, что до небосвода…

Но эта твердая земля безжалостна.

И глядеть из всех окон — смерть.

Самира:

«Голод — убийца, холод — убийца, а отсутствие лекарств — убивает»

Ахматова:

Я провел семнадцать месяцев в ожидании тюремных очередей в

Ленинград…

Позади меня стояла женщина,

Ее губы посинели от холода…

Она сказала мне на ухо

(Там все шептали) — «Можно ли когда-нибудь описать

?

это? » И я ответил — «Могу»

Самира:

«Мир не вмешивается в тот факт, что мы умираем, он контролирует способы, которыми мы умираем: он не хочет, чтобы мы умерли с помощью химического оружия, но не протестует против нашего убийства голодом, закрывает границы перед лицом тех, кто которые спасаются от верной смерти вместе со своими детьми. Это заставляет их тонуть в своих хлипких лодках — коллективная смерть в море, подобная общей смерти от химического оружия.”

Карл Ясперс писал: «То, что можно было ожидать при тоталитарном правлении, сбивает с толку воображение, потому что его природа кажется человечески невозможной и, соответственно, не верится в реальность».

Книга Самиры аль-Халиля Yawmiyyat al-Hisar fi Douma 2013 («Журнал осады Думы 2013 года») под редакцией Ясина аль-Хаджа Салеха, была опубликована на арабском языке в 2016 году Арабским институтом исследований и публикаций. .

Реквием | Обзор Хопкинса

Анны Ахматовой

Перевод с русского Алекса Цигале

Нет, ни под чужим небом, ни
Под защитой чужих крыльев —
Я тогда остался со своим народом,
Там, где мой народ в своем несчастье был.

1961

Вместо предисловия

В страшные годы ежовских репрессий я провел семнадцать
месяцев в ленинградских тюрьмах. Однажды кто-то подумал, что
узнают меня. Затем женщина, стоявшая позади меня, которая, конечно же,
никогда не слышала моего имени, пошевелилась от своего, хотя и общего для всех
нас, ступора и спросила мне на ухо (там все говорили шепотом):
— Не могли бы вы описать это?
И я сказал:
— Могу.
Затем что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что когда-то было
ее лицом.

1 апреля 1957 г., Ленинград

ПОСВЯЩЕНИЕ
Перед такими испытаниями рушатся все горы,
Могучая река перестает течь в море,
И все же зарешеченные ворота темницы остаются непоколебимыми,
За которыми зияют камеры заключенных
И смертельная изоляция одиночества.
Для кого-то живого, свежий ветер, свежий веера,
Для кого-то сладкая ласка заката —
Ничего из этого мы не знаем, везде одно и то же:
Мы слышим только тихий скрип ключей
И грохочущие шаги стражи .
Возникновение, как будто для ранней мессы
Мы шагали по столице, возвращаясь к дикой природе,
Чтобы встретиться с бездыханными мертвыми,
Солнце встало ниже, Нева более затуманена,
С сиренами надежды поют незримо далекий.
Приговор вынесен. . . Шлюзы распахнулись;
Она теперь уже отрезана от всего остального,
Как будто от боли, жизнь вырезана из сердца,
Как будто грубо опрокинута на спину,
Она идет. . . Потрясающе.. . Совершенно один. . . .
Где они сейчас, мои невольные подруги
Из этих двух ушедших от дьявола последних двух лет?
Какая галлюцинация в сибирской метели,
Какое привидение преследует их лунный диск?
Им я передаю привет, это последнее прощание.

март 1940

ПРОЛОГ
Это произошло, когда только мертвец
Улыбался, получая удовольствие от отдыха.
И как бесполезный придаток Ленинград
Колыхался в окрестностях своих тюрем.
Когда, лишенные разума от пыток,
Уже осужденные маршевые дивизии,
Короткая и сладкая песня разлуки
И свист перил поездов,
Звезды смерти нависли над нами,
Извиваясь от боли, невинная Россия
Под окровавленные подошвы сапог,
Под шинами Черных Марий.

1

Они увели вас до восхода солнца.
За тобой, как при выносе, я плелся,
В темной камере хныкали дети,
И свеча Марии погасла.
На устах твоих был ледяной леденец,
И пот смерти выступил на твоем лбу.
Не забывайте! Я буду плакать, как
жен мятежников под кремлевскими оппонентами.

[ноябрь] 1935 г., Москва

2

Тихий Дон тихо течет
И желтая луна входит в мой дом.

Он входит в шляпе с перекосом и
Встречает тень, желтую луну.

Эта женщина нездорова,
Эта женщина совсем одна.

Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь за меня, пожалуйста.

1938

3

Это не я, страдает кто-то другой.
Я не мог этого пережить. И что случилось,
Да будет покрыто грубой черной тканью,
Пусть уносят уличные фонари. . .
Ночь.

1939

4

Тогда покажу тебе, мой милый насмешник
И любимый всеми твоими друзьями,
Ты, беззаботный грешник Царскосельского,
Что скоро станет с твоей жизнью —
Триста в очереди, посылка в руке,
Под стеной тюрьмы Крестов ты будешь
И горячими водами твоих слез
Раствори поверхность рождественского льда.
Как тюремный тополь качается из стороны в сторону
Без звука — сколько невинных жизней
Вот этот самый момент подходит к концу. . . .

1938

5

Семнадцать месяцев подряд я кричу,
Зову тебя домой, пожалуйста,
Бросаюсь к ногам палача;
Ты мой сын и мой кошмар.
Теперь все перепутано веками.
Теперь мне никогда не удастся распутать
Кто животное, а кто человек,
И как долго я буду ждать исполнения смертного приговора
.Только цветы, покрытые пылью,
И звон кадильницы, и следы
В какую-то неведомую область неопределенности.
Смотря мне в лицо, прямо в глаза,
Это грозит мне неминуемой смертью,
Та всепоглощающая и насыщенная звезда.

1939

6

Пролетают беззаботные недели,
Что случилось, я никогда не пойму.
Как белые ночи, родной сын,
Заглянули в окно твоей камеры,
А теперь как снова смотрят
Хищными воспаленными глазами
На крест твой, там на высоте,
И бормочут про конец твоих дней.

Весна 1939 г.

7

ПРЕДЛОЖЕНИЕ
И каменные логотипы исчезли
На моей все еще живой груди.
Как бы то ни было, я был готов,
Я бы выжил с этим как-нибудь.

У меня так много дел сегодня.
Я должен убить память до конца,
Мне нужно, чтобы моя душа обратилась в камень,
Я должен снова научиться жить.

Но не то. . . Лихорадочный шорох лета,
Как будто праздник за моим окном.
Так давно я предчувствовал это,
Ясный день и дом опустел.

[22 июня] 1939 г., дом на Фонтанке

8

К СМЕРТИ
Вы все равно придете — почему не сегодня?
Жду тебя — с большим трудом.
Я выключил свет и открыл дверь.
Для тебя так просто и в то же время так загадочно.
Вы можете маскироваться под любую, какую захотите.
Ворваться как бомба с отравляющим газом
Или как преступник с гантелью.
Или заразить меня дозой тифа.
Или давай, сказка, придуманная тобой
И такая знакомая вызывает тошноту —
Чтоб я видела верх синей шапки,
И бледная от испуга квартира супер.
Теперь мне все равно. Ярко светит Енисей
Вихри и Полярная звезда.
Как небесно-голубая искра в любимых глазах
Последний ужас уводит меня под свое покров.

19 августа 1939 г., дом на Фонтанке

9

Уже безумие своим крылом
Покрыло половину моей души
И кормит меня своим огненным вином,
И соблазняет в свою черную долину.

Я понял, что должен уступить
Ему, должен признать свою победу,
Внимательнее относиться к своей собственной,
Как будто к чужому бреду.

Это не позволит мне ни унести с собой
, ни оставить себе что-либо.
(Как бы я его ни уговаривал,
Как бы я ни приставал с мольбами):

Нет, не ужасающие глаза моего сына —
Страдания, ставшие каменными,
Не в тот день, когда пришел гром,
Не в час посещения тюрьмы,

Не дорогая мне прохлада рук,
Не трепещущая тень лип,
Не далекий и освобождающий звук —
Слова его последнего утешения.

4 мая 1940 г., дом на Фонтанке

10

РАСПЯТИЕ
Не плачь обо Мне, Мать,
видя, как Я в могиле.

Хор ангелов прославил час благословенный,
И небеса растворились в пламени живом.
Он Своему Отцу: «Для чего Ты оставил Меня!»
И Его Матери: «Не плачьте обо Мне. . . . »

1938

Мария Магдалина била себя в грудь и плакала,
Возлюбленный ученик побелел, как камень,
И там, где Его Мать стояла безмолвно,
Ни одна душа не осмелилась бросить взгляд.

1940, дом Фонтанки

ЭПИЛОГ

Я

Теперь я знаю, как упали лица,
Как из-под век выглядывает ужас,
Как грубые страницы клинописи
Надрезаны страданиями на щеках,
Как пепельно-черные завитки превращаются в
В одно мгновение полностью серебристые,
И на побежденных губах увядает улыбка,
И в сухом смехе содрогается страх.
Так что теперь я молюсь не только за себя
Но за всех нас, кто стоял там со мной
В сильный мороз и в июльскую жару
Под той красной и слепой стеной.

II

И снова приближается похоронный час.
Я вижу, слышу, чувствую, что вы все здесь.

Тот, которого едва подвели к окну,
Тот, кто хоть и родился, но не ходит по земле,

Та, которая, покачав своей красивой головой,
Сказала: «Я прихожу сюда, как будто я дома».

Как бы я хотел назвать их всех,
Но список, конфискованный, не найти.

Для них я сшил эту широкую пелену из
слов, хоть и убогих, но позаимствованных у них.

Я помню их всегда и везде,
И не забуду их в новый час нужд.

И закроют ли они мой измученный рот
Из чего кричат ​​сто миллионов человек,

Тогда пусть вспомнят и меня
В годовщину моих похорон.

И если они когда-нибудь в этой, нашей стране,
Считают, что мне поставят памятник,

Даю свое полное согласие,
Но с одним условием — не

Положи его у моря, где я родился;
Моя последняя связь с морем разорвана.

Не в Царском саду, у знаменитого пня,
Где меня безответная тень ищет,

Но вот, где я стоял триста часов
А где у меня ворота не открывались ни разу.

Потому что даже в благословенной смерти я боюсь
Я забуду гром Черной Марии.

Забудьте, как замёрзшая дверь захлопнулась,
Выла старуха, как раненый зверь.

И пусть из-под неподвижных бронзовых крышек
Слезы текут ручьем талого снега,

И вдали воркнет пленная голубь,
А по Неве тихо плывут кораблики.