Я спешу над всем посмеяться иначе мне пришлось бы заплакать: Пьер де Бомарше цитата: Я спешу посмеяться над всем, иначе мне пришлось бы заплакать.
«Я спешу посмеяться над всем, иначе мне пришлось бы заплакать» П. де Бомарше (По произведениям Н. В. Гоголя)
1. Разноликий внутренний мир Гоголя.
2. Двойственность гоголевского творчества.
3. Юмор писателя.
Н. В. Гоголь одна из таинственных фигур в русской литературе. Вся его жизнь без каких-либо серьезных трудностей и гонений воспринимается через призму его пронзительных душевных переживаний. Смерть же вообще окутана просто мистической тайной, начиная с того, что свое завещание писатель опубликовал за шесть лет до своей кончины и заканчивая вот уже столетие не смолкающими слухами о том, что Николай Васильевич был захоронен живым, пребывающим в глубоком летаргическом сне: «Завещаю тела моего не погребать по тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться…».
Несмотря на то что внешне биография Гоголя бедна событиями, он смог создать целую вереницу оригинальных, живых и сильных характеров. По собственному признанию автора, весь материал для своих персонажей он брал почти исключительно из своего внутреннего мира, несколько преувеличивая пороки, которые в себе находил. Получается, его душа в какой-то момент рассыпалась перед глазами читателя разномастной свитой всевозможных лиц и характеров, каждый из которых нес в себе определенное качество своего хозяина. Несомненно, это играло решающую роль в творчестве Гоголя. Известный литературовед А. Д. Синявский писал: «Не исключено, что рано начавшиеся умирание, обеспечивая его сочинения энергией и сырьем, стимулировало этот процесс распада, именуемый психологией творчества, в котором душа, витающая между жизнью и смертью, вступала в раздор с собою и «новый» Гоголь уже не узнавал «старого» и пугался своей же тени, как мы пугаемся привидений». Вместе с тем писатель обладал и некоторым пророческим даром. Никто иной, как Гоголь, первым представил России нового человека-предпринимателя — Чичикова из поэмы «Мертвые души», тогда как и в помине еще не было никакого развития капитализма.
Так случилось, что именно этот писатель больше других запугал российскую публику своими страшными рассказами о ведьмах, чертях и всякой другой нечисти, однако именно он мог сильнее всех остальных ее рассмешить. Более того, в определенные моменты гоголевский смех вдруг вызывает тоску и ужас, а затем плавно перетекает в слезы, а потом вновь возвращается к своему началу, смеша читателя и замыкая круг. Причем совершенно неясно, что у писателя первично: необузданная веселость или всепоглощающая меланхолия.
Способность смешить в Гоголе проявилась как признак более тонкой душевной организации, которая с преувеличенной чуткостью реагирует на все проявления окружающего мира. Часто смешащих людей русский человек воспринимается более благоприятно, поскольку издревле у нас под маской юродивого скрывался умный человек, которому можно доверять. Возможно, именно поэтому Николай Васильевич так любим на родине. Смех у Гоголя неотрывно связан с чудом, волшебным образом оборачивая даже самые серьезные обстоятельства в комические. Пока правило зло только смех был способен безнаказанно выйти на сцену и подчинить ситуацию своим законам: «Я пригласил вас, господа, с тем чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор».
Писатель сознательно ищет смешные сюжеты, чтобы его смех зазвучал во всю российскую ширь. Если от комедии А. С. Грибоедова веет некоторым отчаянием, то у Гоголя проявляется чисто русская особенность махать на все рукой и отшучиваться. Городничий подлец. Все его подчиненные, причем и высшие, и низшие классы глубоко порочны, даже ревизор на поверку оказывается обманщиком. Целый город погряз в фальши, а зритель тем не менее смеется. Синявский писал: «Перевертыш, лже-ревизор Хлестаков оказался ключом, от завода которым (в обратную сторону) «Ревйзор» играет, наподобие чудесной шарманки, исполняющей административный мотив с бурностью польки-мазурки». Однако это не умаляет достоинства комедии, по мнению некоторых литературоведов, являющейся единственным образцом классической русской комедии.
В Гоголе как нельзя полно в единое целое слились художник и комик, а потому юмор значительно превосходит его невидимые миру слезы. Смех для писателя являлся проявлением чувства, жизненной и поэтической силой. Именно поэтому можно сказать, что и сквозь его слезы, до читателей доносился бездонный и заливистый смех.
«Небо, зеленые и синие леса. Люди, возы с горшками, мельницы — все опрокинулось, стояло и ходило вверх ногами, не падая в голубую прекрасную бездну».
Back a Page | ||||||||||||||||||||||||||||||||
Пьер Бомарше, изречения, стр. 2.
Изречения Пьера Бомарше, стр. 2.
Пьер Бомарше (24 января 1732 — 18 мая 1799) французский драматург, публицист
Пьер Бомарше — краткая биография
Показано 31-60 из 70
Сортировка: Нет Популярность А-Я Длина ↑
Like
+
82
−
В жизни надо быть и Богом и свиньей, но всегда с грацией!
Жизнь
Like
+
80
−
. ..Любви только сладостна тайна, придает она прелести ей!
Сговор, Тайна
Like
+
80
−
Когда женщина сердится, здравого смысла в ее речах не ищи!
Гнев, Женщины, Жизненные цитаты, Здравый смысл, Злость, Оратор, Ссора
Like
+
91
−
Если начальник не делает нам зла, то это уже немалое благо.
Благо, Дело и Труд, Карьера, Работа
Like
+
65
−
Наиболее виновные — наименее великодушны, это общее правило.
Осуждение
Like
+
79
−
Я спешу посмеяться над всем, иначе мне пришлось бы заплакать.
Жизнь, Слезы, Смех
Like
+
105
−
Не нужно что-либо знать, чтобы дискутировать о чем бы то ни было.
Спор
Like
+
97
−
Где нет свободы критики, там никакая похвала не может быть приятна.
Критика, Мудрые цитаты, Похвала
Like
+
87
−
Умному человеку нет смысла слушать все подряд, он и так догадается.
Разговор, Смысл, Ум, Человек
Like
+
91
−
Ревность — всего только глупое дитя гордости или же болезнь безумца.
Любовь, Мудрые цитаты, Ревность
Like
+
86
−
Любовь к изящной словесности несовместима с усердием к делам службы.
Изящество, Несовместимость, Оратор, Усердие
Like
+
74
−
Чтобы рассуждать о предмете, вовсе не обязательно быть его обладателем.
Рассуждения
Like
+
99
−
Исправить людей можно, лишь показав их такими, каковы они на самом деле.
Люди
Like
+
73
−
Для достижения поставленной цели деловитость нужна не менее, чем знание.
Достижения, Цель и Идеал
Like
+
74
−
Приятное волнение радости никогда не влечет за собой опасных последствий.
Волнение, Радость
Like
+
71
−
Гнев добрых людей — это не что иное, как настоятельная потребность прощать.
Гнев, Потребности, Прощение
Like
+
76
−
Когда поддаешься страху перед злом, то уже начинаешь чувствовать зло страха.
Зло, Опасность
Like
+
93
−
Получать, брать и просить — в этих трех словах заключена вся тайна царедворца.
Деньги, Имущество
Like
+
79
−
Утверждать что-либо, не имея возможности доказать это законным путем, означает клеветать.
Клевета, Путь
Like
+
80
−
Глупости, проникающие в печать, приобретают силу лишь там, где их распространение затруднено.
Сила
Like
+
86
−
Известно, что суть дела — это область самих тяжущихся, меж тем как форма — это достояние судей.
Суть, Форма
Like
+
88
−
Чистосердечное раскаяние ничем не отличается от любого хорошего поступка: оно тоже приносит награду.
Награда, Отличие, Раскаяние
Like
+
93
−
Ох уж эти женщины! Если вам нужно, чтобы самая из них простодушная научилась лукавить, — заприте ее.
Женщины, Мужчина и Женщина
Like
+
94
−
Для того, чтобы нажить состояние, не нужно проходить курс наук, а нужно развить в себе ловкость рук.
Деньги, Имущество, Курс, Ловкость
Like
+
71
−
Обладание всякого рода благами — это еще не все. Получать наслаждение от обладания ими — вот в чем состоит счастье.
Наслаждение, Счастье и несчастье
Like
+
85
−
Заставьте самого беспристрастного судью разбирать своё собственное дело, и посмотрите, как он начнёт толковать законы!
Закон, Судья
Like
+
95
−
Природа сказала женщине: будь прекрасной, если можешь, мудрой, если хочешь, но благоразумной ты должна быть непременно.
Благоразумие, Женщины, Мудрость, Мужчина и Женщина
Like
+
72
−
Если принять в рассуждение все добродетели, которых требуют от слуги, то много ли найдется господ, способных быть слугами?
Рассуждения
Like
+
64
−
Политика — искусство создавать факты, шутя подчинять себе события и людей. Выгода — ее цель, интрига — средство… Победить ее может только порядочность.
Власть, Искусство, Политика
Like
+
70
−
Умение мужественно преодолевать самого себя — вот что всегда казалось мне одним из самых величайших достижений, которыми может гордиться разумный человек.
Мораль, Мужественность, Нравственность, Самообладание
Биография Пьера Бомарше
Топ 10 авторов
Омар Хайям | 525 |
Станислав Е. Лец | 805 |
Игорь М. Губерман | 726 |
Уильям Шекспир | 410 |
Сенека Луций Анней | 421 |
Оскар Уайльд | 459 |
Марина И. Цветаева | 410 |
Марк Твен | 343 |
Лев Н. Толстой | 436 |
Марк Туллий Цицерон | 410 |
Больше популярных авторов
Топ 10 тем
Мотивирующие цитаты | 880 |
Любовь | 3807 |
Женщины | 1898 |
Человек | 1855 |
Отношения | 1210 |
Мужчина | 922 |
Учителя | 82 |
Жизнь | 5731 |
Мудрые цитаты | 3145 |
Счастье | 1015 |
Больше популярных тем
Акт 3, сцена 2 Перевод
- Home /
- Литература /
- Гамлет /
- Современный английский /
- Акт 3, сцена 2
- Современный английский /
- Акт 3, сцена 2
Сумма
.- Введение
- Резюме
- Современный английский
- Акт 1, сцена 1
- Акт 1, сцена 2
- Акт 1, сцена 3
- Акт 1, сцена 4
- Акт 1, сцена 5
- Акт 2, сцена 1
- Акт 3, сцена 1
- Акт 3, сцена 2
- Акт 3, сцена 2 Краткое содержание
- Акт 3, сцена 3
- Акт 3, сцена 4
- Акт 4, сцена 1
- Акт 4, сцена 2
- Акт 4, сцена 3
- Акт 4, сцена 4
- Акт 4, сцена 5
- Акт 4, сцена 6
- Акт 4, сцена 7 9,001 Акт
- Акт 5, Сцена 2
- Темы
- Котировки
- Персонажей
- Анализ
- Вопросы
- Фотографии
- Викторины
- Карточки
- Фильм
- Лучшее из Интернета
- Написать эссе
- Инфографика
- Обучение
- Горит Глоссарий
- Содержание
Акт
- НАЗАД
- СЛЕДУЮЩИЙ
Параллельный перевод Акта 3, Сцены 2 Гамлета из оригинального Шекспира на современный английский язык.
Исходный текст | Переведенный текст |
---|---|
Источник: Библиотека Шекспира Фолгера | |
Входят Гамлет и трое игроков. ГАМЛЕТ Скажи речь, молю тебя, как я произнес ИГРОК Гарантирую вашу честь. ГАМЛЕТ Не будь слишком ручным, но пусть твоя собственная ИГРОК Я надеюсь, что мы преобразовали этот безразличный | Гамлет в режиме режиссера говорит актерам, как он хочет, чтобы они разыграли пьесу. Он хотел бы, чтобы это происходило естественно, а это значит, что они не должны быть слишком громкими или слишком много жестикулировать (жестикулировать), как это часто делают плохие актеры. Вместо этого они должны использовать свое усмотрение, чтобы создать неопределенность своими действиями. Обратите внимание, что Гамлет дает указания так, как будто сам немного знаком с актерским мастерством. .. Хм. |
ГАМЛЕТ О, переделайте его совсем. И пусть те, кто играет 40 Игроки уходят. Входят Полоний, Гильденстерн и Розенкранц. Как теперь, милорд, король услышит эту работу ПОЛОНИЙ И королева тоже, и это сейчас. 50 ГАМЛЕТ Прикажите игрокам поторопиться. Полоний уходит. РОЗЕНКРАНЦ Да, милорд. 901:53 Они уходят. | Гамлет дает игрокам последний совет: не поддавайтесь искушению дешево посмеяться, так как смех публики может заглушить важные моменты. С этими словами он отправляет игроков готовиться, а затем говорит Полонию, Розенкранцу и Гильденстерну, чтобы они соблюдали график. Время шоу! |
ГАМЛЕТ Привет, Горацио! Входит Горацио. ГОРАЦИО Вот, милостивый государь, к вашим услугам. 55 ГАМЛЕТ ГОРАЦИО ГАМЛЕТ Нет, не думай, что я льщу, ГОРАЦИО Ну, милорд. Звучит красиво. ГАМЛЕТ Они идут на спектакль. Я должен бездействовать. | Когда все уселись, Гамлет отводит Горацио в сторону и говорит, что он один из лучших людей, которых Гамлету посчастливилось знать, и, кстати, ему нужна услуга: ему нужно, чтобы он наблюдал за реакцией Клавдия на пьесу, особенно во время сцены, которая воспроизводит убийство короля точно так же, как Клавдий убил бы короля Гамлета. Вместе они смогут выяснить, действительно ли Клавдий убил короля Гамлета. Конечно, говорит Горацио, и тогда Гамлету пора бежать и снова вести себя как сумасшедшая утка. |
Введите трубы и барабаны чайника. Входят король, королева, 90 159 Полоний, Офелия, Розенкранц, Гильденстерн и другие 90 159 лордов в сопровождении королевской гвардии с 90 159 факелами. КОРОЛЬ Как поживает наш кузен Гамлет? ГАМЛЕТ Отличное, я полагаю, блюдо из хамелеона. Я КОРОЛЬ Я ничего не имею с этим ответом, Гамлет. Эти | Устраиваясь, Клавдий спрашивает Гамлета, как у него дела. Гамлет говорит, что ест так же, как хамелеон (существа, которые, как считалось, жили на воздушной диете). Говоря это, Гамлет каламбурит насчет воздуха/наследника, поскольку он был (и остается) наследником престола. Затем он говорит, что каплунов так кормить нельзя. А? Да, мы знаем. В этом маленьком обменнике много всего. Потерпите нас. Каплун — это цыпленок мужского пола, которого кастрируют в молодом возрасте, а затем откармливают для употребления в пищу. Гамлет предполагает, что Клавдий думает, что он «кастрировал» Гамлета, сделав его меньше, чем человеком, что, ну… он как бы сделал, убив своего отца и украв его право на трон, женившись на его матери. Но Гамлет как бы говорит ему, что он не преуспел. Он такой загадочный, что Клавдий этого не понимает, но, с другой стороны, это похоже на манеру Гамлета. |
ГАМЛЕТ Нет, не мой сейчас. К Полонию. Милорд, вы ПОЛОНИЙ Я так и сделал, милорд, и слыл ГАМЛЕТ Что ты разыграл? ПОЛОНИЙ Я разыграл Юлия Цезаря. Я был убит в Капитолии ГАМЛЕТ Это была грубая часть его души, убить так капитально РОЗЕНКРАНЦ Да, милорд. Они зависят от вашего терпения. КОРОЛЕВА Подойди сюда, мой милый Гамлет, сядь рядом со мной. 115 ГАМЛЕТ Нет, добрая мать. Вот металл более ПОЛОНИЙ , королю О, хо! Вы отмечаете это? | После жестокого обращения с Клавдием Гамлет переходит к Полонию и Офелии. Это должен быть веселый день. Сначала он заводит Полония, когда тот говорит, что хочет сесть рядом с Офелией вместо своей мамы. |
ГАМЛЕТ Госпожа, мне лечь к вам на колени? ОФЕЛИЯ Нет, милорд. 120 ГАМЛЕТ Я имею в виду, моя голова у тебя на коленях? ОФЕЛИЯ Да, милорд. ГАМЛЕТ Вы думаете, я имел в виду деревенские дела? ОФЕЛИЯ Я ничего не думаю, милорд. ГАМЛЕТ Прекрасная мысль лежать между служанками 125 ОФЕЛИЯ Что такое, милорд? ГАМЛЕТ Ничего. ОФЕЛИЯ Вы веселы, милорд. ГАМЛЕТ Кто, я? 130 ОФЕЛИЯ Да, милорд. | Гамлет начинает флиртовать с Офелией, ну, в самом деле, беспокоить ее, спрашивая, может ли он лечь к ней на колени, и грязно каламбурит слово «ничего», которое на елизаветинском сленге означает «вагина». В любом случае, Офелия тактично возражает, говоря Гамлету, что он кажется довольно оптимистичным. |
ГАМЛЕТ О Боже, твой единственный джигмейкер. Что должен делать человек ОФЕЛИЯ Нет, это дважды два месяца, милорд. ГАМЛЕТ Так долго? Нет, так пусть черт носит черное, | Гамлет шутит, что он не может быть несчастным. В конце концов, его отец умер всего два часа назад, а мама кажется вполне счастливой. Офелия отмечает, что на самом деле прошло четыре месяца. Гамлет говорит: «Вау, ты имеешь в виду, что кто-то может умереть и не быть забытым через два месяца? Это удивительно». Конечно, если человек действительно хочет, чтобы его помнили, скажем, на полгода, говорит Гамлет, ему придется строить церкви, иначе он рискует быть забытым, как конюшня. Это собственная шутливая ссылка Шекспира на тот факт, что обычные елизаветинские деревенские жители были изрядно расстроены пуританским подавлением спорта на языческих праздниках, на которых часто были такие забавные вещи, как костюмированные лошади и танцы. |
Звучат трубы. Тупое шоу следует. С любовью входят Король и Королева, Королева 145 Выход игроков. ОФЕЛИЯ Что это значит, милорд? ГАМЛЕТ Женись, это miching mallecho. Это означает ОФЕЛИЯ Вероятно, это шоу импортирует аргумент из пьесы 160 Вход в пролог. ГАМЛЕТ Мы узнаем по этому парню. Игроки ОФЕЛИЯ Расскажет ли он нам, что означало это шоу? ГАМЛЕТ Да, или любое шоу, которое вы ему покажете. Будь 165 ОФЕЛИЯ Ты ничто, ты ничто. Я отмечу пьесу | Ладно, теперь самое время для шоу. Спектакль, который играют актеры, представляет собой вариант «Убийства Гонзаго». Он начинается с «тупого шоу», в котором игроки молча разыгрывают основное действие пьесы. Лично мы считаем, что эта часть должна начинаться с серьезного предупреждения о спойлерах. |
ПРОЛОГ ГАМЛЕТ Это пролог или букет из кольца? ОФЕЛИЯ Это кратко, милорд. ГАМЛЕТ Как женская любовь. 175 Введите короля и королеву игрока. PLAYER KING КОРОЛЕВА ИГРОКА PLAYER KING PLAYER QUEEN О, к черту остальных! 200 ГАМЛЕТ Это полынь! КОРОЛЕВА ИГРОКА | Разговорная часть пьесы начинается с очень короткого пролога — краткого, как женская любовь, по выражению Гамлета. Затем два игрока входят как король и королева. Король говорит о том, что однажды, когда его не станет, его жена снова выйдет замуж, но она настаивает, что не выйдет. Она говорит, что женщина снова выходит замуж только тогда, когда она участвовала в убийстве своего первого мужа. Затем она добавляет, что она убьет своего первого мужа во второй раз, поцеловав второго мужа. (Гм… мы думаем, что нашли некоторые строки, которые Гамлет добавил в пьесу.) |
PLAYER KING PLAYER QUEEN ГАМЛЕТ Если она сломает его сейчас! PLAYER KING PLAYER QUEEN Спи, качай свой мозг, Королева игроков уходит. | Король в пьесе говорит, что он уверен, что она верит в это сейчас, но она может обнаружить, что чувствует себя по-другому, когда он умрет. Королева говорит ему, что он не прав. Она никогда больше никогда не выйдет замуж. Всегда. Король говорит хорошо и говорит ей оставить его в покое. Он собирается вздремнуть. |
ГАМЛЕТ Мадам, как вам эта пьеса? КОРОЛЕВА Дама слишком много протестует, мне кажется. ГАМЛЕТ О, но она сдержит слово. 255 КОРОЛЬ Вы слышали аргумент? Нет ли в этом проступка? ГАМЛЕТ Нет, нет, они только шутят, яд в шутку. Нет КОРОЛЬ Как вы называете пьесу? 260 ГАМЛЕТ «Мышеловка». Жениться, как? Тропический. Входит Люциан. Это некий Луциан, племянник короля. ОФЕЛИЯ Вы так же хороши, как хор, милорд. ГАМЛЕТ Я мог бы интерпретировать между тобой и твоей любовью, 270 ОФЕЛИЯ Вы увлечены, милорд, вы увлечены. ГАМЛЕТ Вам стоило бы стонать, чтобы снять мой ОФЕЛИЯ Все лучше и хуже. 275 ГАМЛЕТ Значит, вы неверно принимаете своих мужей. — Начинайте, | Все эти настойчивые заявления Королевы Игроков о том, что было бы неправильно снова выйти замуж, если бы ее муж умер, явно оскорбительны для Гертруды, но она по-прежнему сохраняет хладнокровие. Когда Гамлет спрашивает, нравится ли ей пьеса, она отвечает: «Мне кажется, дама слишком много протестует». Гамлет говорит, что пьеса под названием «Мышеловка» — скверная работа, но с чистой совестью она никому не помешает. Затем он вступает в еще несколько сексуальных намеков с Офелией, когда начинается следующая сцена. |
ЛЮЦИАН ГАМЛЕТ Он отравляет его в саду своего имения. Его Клавдий поднимается. ОФЕЛИЯ Король встает. ГАМЛЕТ Что, ложного огня испугались? КОРОЛЕВА Как дела, милорд? ПОЛОНИЙ Давай играть. КОРОЛЬ Дай мне немного света. Прочь! 295 ПОЛОНИУС Свет, свет, свет! Все, кроме Гамлета и Горацио, уходят. | А вот и фейерверк. Муж/король дремлет, когда его племянник прокрадывается и вливает яд ему в ухо — именно то, что Клавдий сделал с отцом Гамлета. Увидев это, король Клавдий вскакивает со своего места и выбегает из комнаты. Продано! Гамлет доказал вину Клавдия — самому себе. |
ГАМЛЕТ ГОРАЦИО Полдоли. 305 ГАМЛЕТ Целый, I. ГОРАЦИО Возможно, вы рифмовали. ГАМЛЕТ О добрый Горацио, я поверю призраку на слово за ГОРАЦИО Очень хорошо, милорд. ГАМЛЕТ Насчет отравления? 315 ГОРАЦИО Я очень хорошо его заметил. ГАМЛЕТ Ага! Давай, немного музыки! Приходите, регистраторы | Оставшись наедине с Горацио, Гамлет злорадствует по поводу своего блестящего выступления. Да, его блестящее исполнение. Он считает, что отлично справился со всей этой пьесой — так здорово, что он заслуживает место в театре. И призрак, должно быть, говорил правду! Понятно, что Король взбесился, когда дошли до яда, а значит, он виновен. Верно? Гамлет готов отпраздновать с музыкой. |
Входят Розенкранц и Гильденстерн. ГИЛЬДЕНШТЕРН Добрый мой господин, удостойте меня словечком ГАМЛЕТ Сэр, целая история. ГИЛЬДЕНСТЕРН Король-с… 325 ГАМЛЕТ Да, сэр, что с ним? ГИЛЬДЕНШТЕРН Находится на пенсии чудесный ГАМЛЕТ С выпивкой, сэр? ГИЛЬДЕНШТЕРН Нет, милорд, с холерой. 330 ГАМЛЕТ Ваша мудрость должна показать себя богаче ГИЛЬДЕНШТЕРН Боже мой, поместите свою речь в 335 ГАМЛЕТ Я ручной, сэр. Произнести. ГИЛЬДЕНШТЕРН Королева, ваша мать, в величайшем ГАМЛЕТ Добро пожаловать. ГИЛЬДЕНШТЕРН Нет, милорд, эта любезность ГАМЛЕТ Сэр, я не могу. РОЗЕНКРАНЦ Что, милорд? ГАМЛЕТ Дай тебе дельный ответ. Мое остроумие РОЗЕНКРАНЦ Тогда вот что она говорит: ваше поведение поразило ее | Но пришли Розенкранц и Гильденстерн, чтобы убить его настроение. Гильденстерн начинает с того, что сообщает Гамлету, что король очень зол. Затем Гильденстерн и Розенкранц сообщают, что Гертруда очень расстроена поведением Гамлета. |
ГАМЛЕТ О чудесный сын, который может так «удивить мать! | Ха! Это богато, говорит Гамлет. Мое поведение удивило ее ? Что еще она сказала? |
РОЗЕНКРАНЦ Она желает поговорить с вами в своем шкафу ГАМЛЕТ Мы будем повиноваться, Будь она десять раз наша мать. РОЗЕНКРАНЦ Милорд, вы когда-то любили меня. ГАМЛЕТ И еще, этими сборщиками и воровками. РОЗЕНКРАНЦ Боже мой, что у вас за причина 365 ГАМЛЕТ Сэр, мне не хватает продвижения. РОЗЕНКРАНЦ Как это может быть, когда у вас есть ГАМЛЕТ Да-с, но «Пока трава растет» — Войдите в плееры с рекордерами. О регистраторы! Позвольте мне увидеть один. Он берет диктофон ГИЛЬДЕНСТЕРН О, милорд, если мой долг слишком смел, моя ГАМЛЕТ Я плохо понимаю. ты будешь играть 380 ГИЛЬДЕНШТЕРН Милорд, я не могу. ГАМЛЕТ Молю тебя. ГИЛЬДЕНШТЕРН Поверь мне, я не могу. ГАМЛЕТ Умоляю вас. 385 ГИЛЬДЕНШТЕРН Я ничего не знаю, милорд. ГАМЛЕТ Это так же просто, как соврать. Управляйте этими отверстиями ГИЛЬДЕНШТЕРН Но я не могу приказать ни к какому ГАМЛЕТ Ну, посмотри же, каким недостойным Входит Полоний. Да благословит вас Бог, сэр. | Розенкранц и Гильденстерн говорят Гамлету, что его мама хочет поговорить с ним, и Гамлет соглашается. В том, что все? Он увольняет их, и они притворяются обиженными. Разве они не друзья? Почему он так к ним относится. Гамлет обвиняет их в попытке манипулировать им, а затем оскорбляется, когда они говорят, что не могут играть на магнитофонах музыкантов, потому что не умеют. Ну тогда, говорит, зачем ты пытаешься меня разыграть? Вы думаете, я проще диктофона? (Он довольно ловко загоняет их в этот угол.) |
ПОЛОНИЙ Милорд, Королева будет говорить с вами, ГАМЛЕТ Видишь вон то облако, которое почти ПОЛОНИЙ Клянусь мессой, и это действительно похоже на верблюда. ГАМЛЕТ Мне кажется, это как ласка. ПОЛОНИУС У него спина как у ласки. 410 ГАМЛЕТ Или как кит. ПОЛОНИУС Очень похоже на кита. ГАМЛЕТ Тогда я скоро приду к маме. ПОЛОНИЙ Скажу так. | Затем входит Полоний и говорит ему пойти к матери. Гамлет проводит с Полонием небольшое упражнение, в котором Гамлет притворяется, что видит облако, похожее на верблюда — о, подождите, на самом деле оно похоже на ласку. Сделай это китом. Полоний соглашается с ним на каждом шагу, очевидно, просто пытаясь задобрить Гамлета, который хорошо справляется с тем, чтобы вести себя как сумасшедший. Гамлет говорит, что он пойдет к своей матери… в конце концов. |
ГАМЛЕТ «Мало-помалу» легко сказать. Оставь меня, Он уходит. | Наконец, Гамлет распускает всех, чтобы провести небольшой монолог о том, что происходит в темных уголках его разума. Ночь, и Гамлет чувствует себя так хорошо и жестоко, что готов пить кровь, но он немного беспокоится: он надеется, что его твердая грудь никогда не уступит место душе Нерона, римского императора, убившего собственную мать. (Помните, призрак велел ему не применять никаких физических наказаний к своей матери.) Гамлет говорит, что будет говорить с ней кинжалами, но не будет использовать их против нее. |
- НАЗАД
- СЛЕДУЮЩИЙ
Процитировать эту страницу
Интервью с Томасом Дишем
№29 = Том 10, часть 1 = март 1983 г.Джозеф Франкавилла
Разоблачение: интервью с Томасом Дишем
Томас М. Диш — писатель, потому что он заставляет других авторов завидовать его рассказы и поэзия. Тем не менее, многие читатели часто неправильно понимают художественную литературу Диша и найти его трудным, загадочным, тревожным и даже кощунственным, потому что Диш стремится быть ироничным и клоунским шутливым намеком на темы, которые некоторые считать священным. Как сказал Камю о Франце Кафке, все искусство Фомы Диш должен заставить читателя перечитать его: взглянуть еще раз, пристальнее. А также то, может быть, из-за того, что кажется невинной лирической сценой, демонический оскал язвительной сатиры будет вглядываться в читателя. Или то, что кажется несложная, стереотипная ситуация внезапно превращается в что-то замысловатое, зажатое в тисках юмора и иронии Диша. признание этого полного эффекта может заставить читателя смеяться, плакать и восхищаться в то же время.
Хотя его иногда называют американским апостолом Британского Нового
Волна 60-х, Диш следует своему собственному кредо, и его творчество чрезвычайно разнообразно.
Он написал романы-саспенсы, такие как «Черная Алиса» (в соавторстве с Джоном
Sladek, 1968) и The Prisoner (1969), готические романы, такие как
Дом, Который
Fear Built (в соавторстве с Джоном Сладеком, 1966) и
Клара Рив (1975), ужасы
романы, такие как «Бизнесмен» (1984), и сборники стихов, такие как
Право
Путь к сантехнике (1972).
Но больше всего Диш известен своей спекулятивной фантастикой и научной фантастикой.
включая такие сборники, как Fun with Your New Head (1968),
Вхождение в смерть
(1976), Fundamental Disch (1980) и
Человек, который понятия не имел (1982) и
романы Геноцид (1965),
Эхо вокруг его костей (1967),
Концентрация лагеря
(1968), 334 (1972) и
На крыльях песни , победитель конкурса Джона У. Кэмпбелла 1980 года.
награда. Его работы публиковались в самых разных журналах, таких как Triquarterly,
Transatlantic Review, Omni, Antaeus, The Paris Review, Playboy, Penthouse и
Американский обзор.
Томас Майкл Диш родился 2 февраля 1940 года в Де-Мойне, штат Айова. в Миннеаполисе Сент-Пол. Окончил школу при монастыре Святого Павла в г. Фэрмонт, Миннесота и Центральная средняя школа в Сент-Поле. Он провел короткое время в архитектурная школа Cooper Union. После двух с половиной лет в Нью-Йорке университете, где он специализировался на истории, некоторое время работал в банке и в реклама. Когда его первый научно-фантастический рассказ «Двойной таймер» был опубликован в Фантастика в 19В 62 года он бросил колледж, чтобы больше времени уделять писательству. Его последующие путешествия включали Лондон, Рим, Северную Африку, Испанию, Австрию и Стамбул — места, которые, как и его домашняя база в Нью-Йорке, часто являются настройки для его уникальной фантастики.
Одна из первых серий колонок Томаса Диша называлась «Disching It Out». в этом интервью, проведенном в Буффало (в 1981 г.) и на Ниагарском водопаде (в 1982 г.), он все еще делает именно это.
JF: Давайте поговорим о ваших идеях о процессе написания и пересмотре. Существует неоплатоническая идея, о которой я часто слышал, что художник что-то вроде трубопровода, бессознательно получающего вдохновение и не могущего сказать очень много о том, почему или как происходит акт творения. Противоположная идея – что художник реализует структуру в обоих смыслах этого слова и продолжает, более или менее аналитически в отношении формы.
Disch: У меня довольно последовательное представление о том, как форма и структура работают для художник, и особенно то, как они работают для меня. у меня очень аналитический склад ума к письму в целом, хотя я не думаю, что я механистичен в своих пишу. Но у меня есть свои собственные сформулированные теории, и они, безусловно, затрагивают работы на каждом этапе творческого процесса. я думаю о макроструктуры и микроструктуры в любой работе, с которой я связан. Я имею в виду, Я пишу много очень формальной поэзии, а формальную поэзию невозможно написать без большое самосознание в отношении того, как работают формы и структуры. В в то же время, если вы делаете это достаточно, вы развиваете инстинктивную способность ускоряться процесс вдохновения, исправления и самокритики. Я имею в виду, просто вычеркивание слова является структуралистским решением.
JF: Как вы собираетесь ускорить процесс написания и редактирования?
Disch: Когда вы начинаете заниматься искусством, существует очень много визуализаций. нюансов, над которыми нужно подумать и возиться. Таким же образом, когда вы сначала пишете официальную поэзию, это медленный, довольно неуклюжий процесс. В качестве ты пишешь об этом все больше и больше, ты учишься. . .импровизировать контрапункт. Бах, например, сидел за клавиатурой и импровизировал контрапункт. Вероятно, это было очень хороший контрапункт, но я уверен, что когда он запишет его, он найдет технические вопросы, которые нужно было исправлять пером и тушью. Аналогично с картина. Весь вопрос нюансов мазков является чем-то, что, как начинающий художник, вы плаваете; у вас нет такого контроля. больше вы рисуете, и чем более вы одарены, тем больше этот контроль становится бессознательный механизм.
Так, например, когда Харлан Эллисон говорит, что процесс написания для него все инстинктивно, он имеет в виду, что пишет так долго, что не хочет вспоминать, как он, как многоножка, ходит. И я обычно не плачу столько внимания к моей работе ног как многоножки, с точки зрения микрорешения нюансов в прозе, только правильное слово, только правильный ритм. я не мыслите в терминах: «Ямб здесь или анапест там?» В работа с макроструктурами, такими как баланс одного раздела книги против другого, это как езда на велосипеде. Вы должны дать более сознательный думали о более крупных структурах, и большинство писателей так и делают. Если они пишут роман, большинство писателей, если они написали девять страниц, просто описывая что-то без любой диалог, у них в голове прозвенит колокольчик, говорящий им: «Эй! Вы должны изменить темп или тон здесь». Я имею в виду, что это самый простой способ структурного решения.
Моя книга 334 имеет амбициозную, сознательную, формальную структуру. Последняя часть этого имеет трехмерную систему сетки, которая относится ко всем элементам и упорядочивает их. в последней новелле книги. И если вы сядете и поймете, что это система сетки представляет с точки зрения того, как она определяет ход истории, а затем посмотрите на историю, она делает то, что делает великая формальная поэзия. Ты не знаю, что вами управляет этот невероятный, интеллектуальный совершенно искусственный аппарат — вы просто читаете его. И вызов и вознаграждение за работу с искусственной формой в том, что вы должны платить такие внимание на плавность непрерывности «метра», так сказать, что читатель скользит мимо этих моментов. Таким образом, сложная форма просто имеет тенденцию создавать большая проблема, и если эта проблема будет решена, форма исчезнет раньше, чем читатель. Но я все равно не мог удержаться от того, чтобы не поместить схему в книгу. Это должно было стать пятничным следом на песке. Никто никогда не брался за это определенный элемент книги; никто никогда не указывал на то, что он делает или что это представляет.
JF: Как насчет одновременности этого понимания формы с реальным процессом? письма? Является ли форма в каком-либо смысле предшествующей акту письма? Кто-то как Джон Барт, например, сказал, что он воображает, что пишет рассказ с форму логарифмической спирали, а затем намеревается сделать это. Вы, кажется, предлагаете что вы нащупываете свой путь от этой первой вспышки вдохновения к форме.
Disch: Это зависит. Есть свободный стих и есть строгие формы. И то же самое получается для каждого искусства. Есть фантазия и есть контрапункт. Тот же основной применяются структурные правила языка, и это те, которые действительно выходят за рамки сознательное схватывание, то есть то, как язык «означает», вид вещей возятся семиологи и лингвисты. Писатели, конечно, не пишут с ничего подобного в виду. Даже Сэмюэля Беккета, например, это не волнует. с таким заказом. Он пишет с невероятным чувством нюансов, но я не думаю, что у него есть как бы «программа» для написания структуралистским принципы.
JF: Одно из прозаических произведений Беккета, Lessness , начинается с ряда предложений. и изображения, которые программно повторяются в остальной части произведения.
Disch: Это формальное задание, но я не думаю, что оно основано на теориях, связанных с структурализм в том смысле, в каком это слово используют критики. Для меня это формальность, поэтический вызов. Вы ставите конкретную задачу, скажем, использование чрезвычайно ограниченный словарный запас, а затем вы работаете в рамках этой структуры.
Когда я только учил итальянский, я однажды попытался написать итальянский текст с немного итальянский я знал. Я вообще не очень далеко ушел. Писатели играют словами, да, и они думают о своего рода ментальном поле энергии, которое кластер и группировка слов будет представлять. Но это поле все еще что-то то, что существует и что постигается в бессознательном, вне анализа.
Даже позднеримская поэзия Серебряного века, полная таких вещей, как правила алфавита и макаронический стих и т. д. по-прежнему носит характер поэтического вызова. Потому что, как только вы определили проблему, вы должны прийти к утверждению, которое можно сделать в рамках параметров этой задачи. И когда вы достигаете заявление, вы тянетесь к поэзии, и это не может быть создано программа. Вы можете продолжать делать область, к которой вы стремитесь, все больше и больше сложно, так что приходится тянуться не к первому попавшемуся смыслу разум, но вторичное или третичное значение. И это для меня всегда преимущество любой формальной проблемы, поставленной таким образом. Если у вас есть формальная проблема решение того, что кажется непреодолимым, вызывает более глубокое, более поэтическое решение. Но Я думаю, что действительный момент достижения всегда есть нисхождение в хаос сырая поэзия.
Вы также достигаете точки убывающей отдачи с этими формальными ограничениями. Римляне, конечно, были, и в наши дни они не наши любимые латинские поэты. я подумал бы, что такое письмо — это очень писательская вещь, которая всегда обращается только к другим писателям, которые должны сидеть в изумлении, чтобы подумать, что любой осмысленное заявление может быть выполнено в рамках таких строгих параметров. Чем больше и чем больше вы определяете правила игры, тем меньше и меньше вы быть в состоянии написать, скажем, Анну Каренину. Потому что это обратная сторона фантастики. Писатели-фантасты настаивают на том, что они не знают, как они что делают. они делают. В основном потому, что им не нравится думать об этом. Им просто нравится заниматься рассказыванием историй, что что-то, что они знают, они знают, как делать.
JF: Даже в таких произведениях, как « Потерянные» Сэмюэля Беккета , в которых люди оказавшись в ловушке внутри гигантского цилиндра, ему удается рассказать историю, несмотря на строгие правила поведения, которые он устанавливает, включая людей, карабкающихся вверх и вниз по лестницы по определенной схеме.
Disch: Мне всегда нравится колебаться между двумя крайностями. мое воображение Ответ на ваше описание истории Беккета состоял в том, чтобы связать ее с моим последним замечание о Анна Каренина , и у Анны и Вронского на лестницах, вынужденных справляться с правилами Беккета и, тем не менее, сохраняя импульс своих дело в обстоятельствах. Это золотая середина, которую я пытаюсь занять.
И по мере того, как вы устраняете все больше и больше тех областей, которые могут иметь значение и ссылка, тем меньше историй вы можете рассказать и, по крайней мере, тем меньше шуток ты можешь сделать. Что замечательно в Беккете, так это то, что ему удается сделать так много большие шутки внутри этой ограниченной структуры, и эти шутки всегда основанный на нюансах разговорной речи, которые усваиваются при общении с другими людей, на улицах, на вечеринках и так далее. Что продолжает быть так очеловечивание в Беккете — это как раз то, как он может поднять свою минимальную бровь до великого эффект. И эта часть не является частью программы. Эта часть просто ерунда художника чуши, знающего, как говорить и как кого-то выложить с одним вкладышем.
JF: Дональд Бартельм однажды упомянул, что сегодня невозможно ни одно серьезное писатель написать хороший роман без иронии. Я полагаю, что любой, кто придет к вам произведения впервые окажутся пропитанными иронией.
Disch: Джоанна Русс, в обзоре, сделала комментарий, что она хотела бы, чтобы я не иногда так неустанно иронично. И я думаю, что я просто не могу избежать этого. Мой корни есть. Я думаю, что, возможно, в последнее время я прочитал несколько хороших книг, которые не были ироничными, но не просите меня назвать их.
JF: Не опасно ли так много иронизировать, так неустанно ирония в том, что все в произведении сводится к некоему бесконечному абсолютному негативность, пустота, затемняющая смысл?
Disch: Вы не используете иронию; у тебя ирония. Это часть вашего мировоззрения. А также кто может удержаться от иронии по поводу некоторых основных вещей? Разве не иронично думать что мы умрем, а сегодня едим, пьем и веселимся? Или возьмите идея «смерти Бога». Я определенно писатель «смерти Бога». Моя история «Новый я» — это шутка о смерти Бога. Теперь эта идея не что-то это обязательно забава. Эта история, по сути, выросла из одного из худших кошмары, которые когда-либо были в моей жизни. Моей первой попыткой было написать вызывающее воспоминания прозаическое содержание сна. Но это прозаическое резюме могло бы иметь смысл только мне. Оно было слишком неоформленным. Далее я попробовал стихотворение, в котором было много более формальная упорядоченность и множество отступлений от конкретных образов сновидения, просто пытаюсь удержать структуру сна, как я ее понял, и сохранение настроения ужаса и бедствия. Наконец я понял, что могу это как история и принять драматические события проблемы доверия, предательства, недостоверность и представление о том, насколько на самом деле уныл мир, и я мог бы сделать из этого веселую историю. Это заставляет людей, которых я читал, смеяться, и смех — это просто замедленный крик ужаса.
JF: Не становится ли сложнее контролировать смысл, когда ты заперт в ироничный режим? Например, утверждения, которые вы намерены не нести в себе иронию, имеют тенденцию восприниматься иронически в этом ироническом контексте.
Disch: Голос — это ключ. Если каждая хорошая шутка — это замедленный крик ужаса, внутри каждой хорошей шутки есть чувство. И чувство — это то, что регистрируется, но не по иронии судьбы. Чувства не ироничны. Выражение чувств может быть , потому что это очень сложно, и вы можете объединить несколько противоречивых чувств в любое интересное заявление. Это отличается от иронии первой стадии, которая просто говоря одно, а подразумевая другое. Все говорят одно и имеют в виду еще один. Язык не может избежать этого. Два значения всегда действуют в любом утверждение. То, что выражено, и то, что не может быть выражено. Это диалектика, с которой приходится жить постоянно. Но я не думаю, что кто-то может избежать сложных чувств. О них можно написать с иронией.
Например, многие рассказы Франца Кафки, которые я люблю, начиная с его позднего, мягкого дни, действительно блаженные истории, рассказанные кем-то, кто понимает, что за дерьмо мир есть. Как вы можете писать об этих небесных видениях, живущих там в желоб? Каждый художник всегда сталкивается с этим основным противоречием. слишком. Потому что искусство — это один из путей доступа к радости, а радость всегда проблематично в тот момент, когда это перестает происходить. Вы всегда спрашиваете: «Где это? Почему его нельзя вернуть?»
А в шутках Кафки ужас или, по крайней мере, страх, один из четырех основных
эмоции. Возможно, сложный страх перед отцом в сочетании с
противоречивая любовь и отождествление. Вот почему отцовский голос
власть у Кафки так парадоксальна и иронична.
Всякий раз, когда я беру в своей прозе то, что считаю отцовским голосом
авторитет, вы знаете, «голос своего хозяина», это обычно с чувством ликования.
Вот почему мы идентифицируем себя со злодеями в историях, злодеями в основном являются отцы.
цифры. Я всегда схожу с ума от своих злодеев, так как есть чувство восторга
когда я пишу роль плохого парня.
В основном в художественной литературе я квеч о моем отце. Он действительно был довольно чмо. В конце концов я пришел к выводу, что он был трудолюбивым, послушным, и иногда любящий чмо , но он все равно был чмо . И я никогда простила его за это. Я никогда не мог вынести мысли, что в этот человек, с которым я хотел идентифицировать себя. Но, конечно, у меня есть.
Я воспринял его идеал поведения продавца – всегда очаровывать людей, не сердиться, рассказывать хорошие анекдоты, одеваться с завышенной талией, чтобы очаровать миру, говоря, что я добьюсь успеха. Всякий раз, когда я собираюсь появиться в общественный, я всегда ношу костюм. Я никогда не ношу синие джинсы. ношу их только в окрестности как камуфляж, чтобы меня не ограбили. Все это отношение от моего отца. Он ни разу не выходил из дома без шапки, как шляпа, которую я ношу. Итак, вы думаю что вы избегаете идентификации, но никто делает.
JF: В обзоре Foundation вы отдали предпочтение позднему Кафлке, например такие рассказы, как «Исследования собаки» и «Голодный художник», по сравнению с ранними рассказами как «Превращение» или «Суд».
Disch: Что ж, «Правосудие» слишком коротко, чтобы о нем много говорить. Позвольте мне сделать сравнение. Я люблю картины гораздо больше, чем рисунки. я знаю, что есть целая школа искусствоведов, которые говорят, что рисовальное мастерство лучше всего раскрывается в малейший набросок, чем в картинах «большая машина». Я все же предпочитаю «большой машины» картин. Когда я в музее, я прохожу мимо всех аккуратненьких, сдержанные рисунки, отображающие мастерство в миниатюре. И я так чувствую о «Судном приговоре». Это слишком мало, чтобы выразить что-то большее, чем первобытное крик. Любой может издать первобытный крик — просто выпустите его. Может быть, эта история исторически важным, потому что он издавал один очень высокий децибел за заметным образом. Но это не делает его великим искусством; что придает ему историчность значение. В отличие от «Метаморфозы», которая является полномасштабным, большим работа, с которой я не спорю. Однако…. Людям, склонным к чтению образное письмо, как правило, молодое. Они в школе, все еще открыты для опыт, и они бросают о. Чем старше становишься, тем меньше писателей Есть те, кто продолжают говорить о вашем состоянии. И что я люблю в старшем Кафка в том, что он вырос, и поэтому он обращается к старшему читателю.
Например, последним произведением Кафки, которое я прочитал и которое мне понравилось, был «Голодный художник». Прочитал в тему. Я думал написать что-то подобное строк, и я хотел посмотреть, что он сделал с этим, потому что я не мог этого вспомнить.
JF: Давайте поговорим о вашем романе, Концентрационный лагерь . Финал этого романа подвергся критике. Сэмюэл Делани в своей книге «Откидная челюсть драгоценного камня» г., повторяет критика за то, что финал внезапно возвращает историю в оптимистическую страну Роджера Желязны. Другая критика исходила от Станислава Лема, который считал концовку было ненужно. Мне казалось, что нравственная проблема выбора, которую роман поднимает в начале — у Саккетти и заключенных нет выбора введение препарата для повышения интеллекта — не решено. Если Начальная ситуация — обвинение похитителей, отнимающих свободу, затем концовка позволяет бывшим узникам отобрать свободу и выбор в точно так же.
Номер телефона: Да. Именно в этом суть истории. Люди, которые возражают против окончание рассказа возражают против смысла, который я поднял, потому что то, что я говоря, что способ выжить состоит в том, чтобы принять участие в соучастии в социальном структура, которая является злом. Если вам не нравится этот смысл, вам это не понравится окончание.
JF: Итак, в некотором смысле мы должны читать последнее утверждение Мардохея в книге с побольше цинизма и иронии? Его утверждение является последней записью: «Многое из того, что ужасного мы не знаем. Много прекрасного мы еще откроем. Давайте плыви, пока не подойдем к краю».0003
Disch: Разве Саккетти так не говорит? Разве это не часть записи в журнале?
JF: Нет, Саккетти цитирует Мардохея в своей дневниковой записи. И это очень заявление, не похожее на Мардохея, учитывая его цинизм в остальной части книги. Что я вопрос заключается в том, должны ли мы увидеть то утверждение, которым заканчивается книга? по иронии судьбы?
Номер: О, нет. Нисколько. «Многого ужасного мы не знаем». А также по-видимому, они скоро это обнаружат. Да, это имеет смысл для людей, которые в соучастии с существующей социальной системой. Аналогично для красоты. Современный искусство не испугалось того, что ему пришлось жить в плену у общественный строй разрушительный, губительный. Действительно, красота, наверное, противоядие от зла — в практическом смысле для художника. Хотя кто что скажет объективная ценность красоты? Но, по крайней мере, это не противоречит зло. Мы знаем это из слишком многих примеров. Симфонические оркестры в г. концлагеря могли бы прекрасно сыграть Малера. есть Квартет для Конец Времени , который был написан в концлагере и не мог иметь было написано в другом месте. Это не аргумент в пользу концентрационных лагерей. Я просто означают, что они выдвигают проблему зла за рамки того, что Достоевский ставит ее как несправедливость детей, я имею в виду вызов Ивана Карамазова Богу. Лагерь Концентрация использует концлагеря как метафору вселенной в Подобный способ. Вопрос действительно в том, выиграет ли Скилиман дебаты. Он нет. Потому что я думаю, что человеческая природа не потерпит таких нарушений. Вера книги, счастливый конец книги, это попытка Скилимана выстрелить звезды с ружьем. Тщетность, безнадежность и безрассудство этого жеста оптимистическая часть книги. Финал — пессимистичная часть.
И именно поэтому эпиграф Баньяна из Путешествие пилигрима установлен в начало: «Теперь, читатель, я рассказал тебе свой сон; / Посмотри, сможешь ли ты растолкуй мне ее». Потому что эта книга является набором для толкования аллегории.
Во всяком случае, я стою на конце Концентрационный лагерь . Одна вещь, которую Чип Делани сказал, что в нем есть элемент спешки к концу. Но я опередил против такой возможности, потому что я перестал писать самую важную середину часть книги, пока я не закончил писать окончание, просто чтобы я знал, что я не спешил бы с концом. И чтобы я знал, что все еще будет большая часть сочинить в середине, что было бы моим настоящим, физическим сочинением конца книга. Последним, что я написал в книге, был сон Аквината, потому что я знал, что все будет зависеть от этого и что конденсация поэзия должна была быть там на высоте.
JF: Во второй части есть раздел после пьесы «Фауст» и эпизода сна, после того, как мы узнаем, что Саккетти ввели наркотик, который сделал его гением, где его словарный запас переходит на более низкий уровень. Почему? я бы подумал, что его постепенное развитие гениальности отразилось бы в экспоненциальном увеличение словарного запаса и абстрактности.
Disch: Это было бы невозможно сделать. Разрезная секция, первая Часть второй части, где Саккетти выходит из-под контроля, призвана предложить возможность экспоненциального роста.
JF: Это достигается за счет использования фрагментов, потому что соединения теряются между фрагментами, и то, что может сойти за гениальность со стороны рассказчик — это безуспешная попытка читателя установить связи, сделать скачки.
Номер: Да. Это было все сценическое волшебство. Я должен был утверждать, что он намеренно обуздать свою гениальность и рассказать свою историю, чтобы люди могли понять Это. Это похоже на то, как инопланетяне с Альфы Центавра разговаривают с землянами, изучая их язык и говорить так, чтобы земляне могли понять. Так что сокращение риторика должна была произойти, чтобы сделать историю возможной для продолжения написания. А сценический фокус делается для того, чтобы намекнуть на сам факт, что он должен сделать то сокращение.
JF: Я помню, что Сэмюэл Делани процитировал слова какого-то редактора о том, что он ненавидит . ваш ранний рассказ «По убыванию» и что редактор изо всех сил старался его сократить но не мог удалить слово.
Disch: Некоторые писатели и читатели реагируют на все мое, как на личное посягательство на их рассудок. Один писатель на самом деле сказал о моей истории «Понятия», что если бы он думал, что жизнь такая, он бы покончил жизнь самоубийством. И все же он знает , такова жизнь.
JF: Вы упоминали ранее, как вы были расстроены тем, что такие книги, как ваша, не обычно просматривается в определенных местах, таких как New York Times или New York. Обзор книг .
Disch: Дело не в деньгах, и я не хочу, чтобы знатоки быть в курсе книг. Можно ожидать, что знатоки справятся сами и узнайте, что хорошо, и обычно они это делают. Это большая читательская аудитория, которую я знаю, что мне понравятся мои книги, о которых я беспокоюсь. Когда я слышу целое аудитория, полная людей, смеющихся над шутками в одном из моих рассказов или стихи, я знаю, что это хорошие шутки. И я знаю, что другие люди тоже расстроятся. Если книги не издаются и не рекламируются в месте, где достаточное количество людей может обнаружить их и посмеяться над ними, тогда меня обманывают в моей аудитории. Вот что меня возмущает. Меня возмущает читательская аудитория, в которой мне отказано кучей засранцы, которые принадлежат к одному и тому же старому клубу и ходят в одни и те же школы.
В Нью-Йорке я видел, как люди из очень небольшого интеллектуального капитала такой фон в литературной репутации. Их успех не потому, что таланта, а из-за того, кем были их родители, сколько у них было денег и смогут ли эти писатели купить свой социальный путь и стать частью бомонда . Литературный истеблишмент, считающий себя красавчик monde такой же продажный, своекорыстный, клубный и лицемерный, как любой баптист. Церковь.
Трудно иметь литературную совесть, потому что это означает, что вы должны отрицать друзья, с которыми вы выросли. У каждого успешного писателя есть 60 или 70 процентов его друзья, которые не являются хорошими писателями, и эти успешные писатели в конечном итоге для своих друзей, поместив этих подхалимов в одни и те же списки издателей и давая свои паршивые книги восторженные отзывы. Все просто сосут всех остальных в одну большую литературную цепочку, не имеющую ничего общего с качественный.
Писатель не может поддаться такому искушению, и поэтому я начал быть рецензентом. Лучший способ защитить свою честность — это «смириться или заткнись» ситуация, когда вам предлагают книги для рецензирования, а вы говорите то, что хотите действительно думать о них, даже если вы знаете автора.
Я написал исторический роман, Клара Рив (под псевдонимом), который был продан больше в твердом переплете, чем любая книга научной фантастики, которую я когда-либо издавал. Также стало больше внимание, обзоры, стал альтернативной Книгой месяца [Клуб] и так далее. Это только потому, что к моим книгам прикреплен ярлык «научная фантастика», читателям отказывают.
Я не всегда хочу публично говорить, что мне горько из-за таких вещей. Знаешь, мне не нужна эта личность. Я чувствую это, но я также могу чувствовать многое радоваться и радоваться тому хорошему, что произошло, и я полон решимости что хорошего будет больше, чем плохого. И я хочу, чтобы забыл горечь. Я не хочу жить с этим все время.
Есть отношение, в котором поэзия представляет высший идеализм литература. Поэты в своих лучших проявлениях, а всегда есть гнусные исключения, должны похвалить за их стоическое отношение. Идеал поэзии в том, что ты не обеспокоены рынком, и вы не должны быть. Господь знает, что есть Поэтическое заведение столь же продажно, сколь малы награды. Поэты могут жить за счет финансирования поэзии или связываться с академическими кругами. позиции, или сделать схемы чтения. Есть поэты, которые готовы поддержать себя в том, что они считают почетной нищетой, просто читая схемы. Но потом они жалуются, потому что схема чтения не делает их миллионеры. Сам факт его существования не приходит им в голову как к чему-то чудесный и своеобразный, и дань уважения. В наши дни поэзия очень похожа на религию. Тот факт, что епископальный священник, не имеющий прихожан, тем не менее может зарабатывать жизнь никогда не кажется людям удивительной. Он не спрашивает, где деньги приходят из. Люди все еще имеют эту ностальгическую веру в идеализм и думают что если люди захотят объявить себя каким-то образом отстраненными от порока и злые, за это можно чествовать с минимальным доходом. Поэты находятся в одна и та же ситуация, и все они развивают манеры и лицемерие епископальной священники. На эту тему я написал стихотворение под названием «Литература как Карьера».
JF: Читаете ли вы книги Уолтера Абиша, Алфавитная Африка , В будущем Perfect и How German Is It или книги Гарри Мэтьюза, такие как Tlooth и Преобразование ?
Disch: Я не читал Абиша. Мне нравятся работы Мэтьюза, но я бы не стал путать их с СФ. Так же, как я бы не стал путать произведения Кафки, как правило, с НФ. Есть несколько произведений Кафки, таких как «В исправительной колонии», близких к научной фантастике.
Я думаю, что есть простое различие. Можно сделать словесный постулат, скажем, как это делает Раймонд Руссель, это описывает то, что не может существовать. Пока что словесная структура позволяет сформировать мысленный образ. Но эти писатели изображения не подчиняются правилам непрерывности. Когда эта сюрреалистическая формула происходит, писатель может переключиться на другую интересную словесную позицию. генерируются из языка.
JF: Вот как Руссель построил свой роман Впечатления об Африке .
Бюллетень: Право. Вот как работает Гарри Мэтьюз. Я могу наслаждаться таким иногда пишу, но это не НФ. И я не проявляю к этому такого же интереса, как Я делаю это в научной фантастике, потому что у научной фантастики есть внутренняя совесть, которая говорит: «Учитывая сингл, фантастическое, спекулятивное положение о структуре реальности, я буду использовать правила натурализма для его описания». 0003
JF: Начав с этого спекулятивного постулата, с этой деформации реальности, а затем придерживаясь правил натурализма, описывая это «реалистично», Разве вы не предполагаете, что научная фантастика представляет собой сочетание немиметической и миметической фантастики?
Номер: Нет, это не так. Не всегда нужно развивать историю натуралистично. Существует последовательный мир, который развивается в истории научной фантастики. мир всегда можно «нарушить» в сюрреалистическом рассказе. Последовательный мир научной фантастики остается, даже если вы используете немиметические приемы письма. Например, мой рассказ «Новый я» имеет совершенно неестественные диалоги. Ни один психиатр не скажет что мы идем «глубоко в подвал, где кости твоих родителей похоронен.» Это сдвиг в другую передачу поэзии, которую не может себе позволить ни один психоаналитик. способен, потому что он или она не говорит стихами. Что подразумевает эта строка, так это высокомерие психоанализа, говорящего: «Мы обладаем знанием сверхважных важно, и поэтому вы должны уделить нам внимание». Это был очень быстрый способ проткнуть мою бабочку, и это был просто словесный троп. Но это случилось в контекст мира, который продолжал соблюдать свои собственные неизменные правила. Ты мог бы проиллюстрировать всю историю в том же визуальном стиле. Ты не мог этого сделать с сюрреализмом. Сюрреализм меняется внутри одной и той же истории даже внутри одного и того же линия.
Критическое эссе, которое я пишу, посвящено всей природе визуализации. Традиционные критики пишут о сюжете, стиле и персонажах — категориях, которые мы всем известно, столько же вымыслов, сколько и вымыслов. Это люди, которые приостановили их неверие и писать о вымысле, как будто это событие, которое получилось. Теперь произошедшее событие — это визуализация в сознании читателя. мысли о событиях рассказа. Как происходит эта визуализация и природа этой визуализации и связанного с ней аффекта являются промежуточным звеном между структуралистской критикой, говорящей о «семах» текста, в смысл каламбура, и реальное, важное событие, которое происходит в вашем уме как рассказ визуализируется. Я пишу об этом важном процессе визуализации и как слова приводят нас туда.
Не кажется ли странным, что очень немногие критики обращались к этому центральный образный акт чтения книги?
JF: Да, это это странно. И, пожалуй, иронично, что только такие фантасты, как ты, и Чип Делани склонны сосредотачиваться на этом аспекте в критике. Большое спасибо.
Возвращение домой
Федор Достоевский: Братья Карамазовы — Христианская классика Эфирная библиотека
АЛЕША некоторое время оставался в нерешительности, услышав команду, которую отец крикнул ему из кареты. Но, несмотря на свое беспокойство, он не стоял на месте. Это был не его путь. Он сразу пошел на кухню, чтобы узнать, что его отец делал наверху. Тогда он отправился в путь, надеясь, что по пути найдет какой-нибудь ответ на мучившее его сомнение. Спешу добавить, что крики отца, приказавшего ему вернуться домой «со своим тюфяком и подушкой», нисколько его не испугали. Он прекрасно понимал, что эти безапелляционные выкрики были лишь «росчерком» для того, чтобы произвести эффект. Точно так же у нас в городе мещанин, праздновавший свои именины в кругу друзей, рассердившись, что ему отказали еще водки, разбил свою посуду и мебель, порвал одежду на себе и на жене и, наконец, порвал себе одежду. окна, все ради эффекта. На следующий день, конечно, когда он был трезв, он сожалел о разбитых чашках и блюдцах. Алеша знал, что отец отпустит его в монастырь на другой день, может быть, даже сегодня вечером. Более того, он был полностью убежден, что его отец может обидеть кого-то другого, но не причинит вреда ему. Алеша был уверен, что никто и никогда на всем свете не захочет его обидеть, и, более того, он знал, что никто не может его обидеть. Это было для него аксиомой, принятой раз и навсегда без вопросов, и он без колебаний шел своей дорогой, опираясь на нее.
Но в этот момент его беспокоила какая-то тревога, и беспокоила его тем более, что он не мог ее сформулировать. Это был страх женщины, Катерины Ивановны, которая так настойчиво умоляла его в записке, переданной ему госпожой Хохлаковой, прийти к ней по поводу чего-нибудь. Эта просьба и необходимость ехать сразу возбудили в его сердце тревожное чувство, и это чувство становилось все более и более мучительным все утро, несмотря на сцены в скиту и у игумена. Он беспокоился не потому, что не знал, о чем она будет говорить и что он должен будет ответить. И он не боялся ее просто как женщину. Хотя он мало знал женщин, всю свою жизнь, с раннего детства и до поступления в монастырь, он провел исключительно с женщинами. Он боялся этой женщины, Катерины Ивановны. Он боялся ее с тех пор, как впервые увидел. Он видел ее всего два или три раза и только случайно сказал ей несколько слов. Он думал о ней как о красивой, гордой, властной девушке. Его смущала не ее красота, а что-то другое. И смутность его предчувствия усилила само опасение. Цели девушки были самыми благородными, он знал это. Она пыталась спасти его брата Дмитрия просто из великодушия, хотя он и так плохо с ней поступил. Однако, хотя Алеша сознавал и отдавал должное всем этим прекрасным и великодушным чувствам, дрожь начинала бегать по его спине, как только он приближался к ее дому.
Он подумал, что не застанет Ивана, такого близкого друга, с ней, потому что Иван теперь наверняка с отцом. Дмитрия он тем более был уверен, что не найдет там, и предчувствовал причину. И поэтому его разговор будет с ней наедине. Ему очень хотелось сбежать к своему брату Дмитрию перед тем судьбоносным свиданием. Не показывая ему письмо, он мог поговорить с ним об этом. Но Дмитрий жил далеко и наверняка тоже был далеко от дома. Постояв еще минуту, он принял окончательное решение. Быстро и привычно перекрестившись и тотчас улыбнувшись, он решительно повернулся в сторону своей страшной дамы.
Он знал ее дом. Если он пойдет по Главной улице, а затем через рыночную площадь, это будет долгий обходной путь. Наш город хоть и небольшой, но разбросанный, и дома далеко друг от друга. А между тем отец ждал его и, может быть, еще не забыл своего приказа. Он мог быть неразумным, поэтому ему приходилось торопиться, чтобы добраться туда и обратно. Поэтому он решил срезать путь по окольному пути, потому что знал каждый дюйм земли. Это означало обходить заборы, перелезать через препятствия и пересекать чужие дворы, где все, кого он встречал, знали его и приветствовали. Таким образом, он мог добраться до Хай-стрит вдвое быстрее.
Он должен был пройти мимо сада, примыкавшего к отцовскому и принадлежавшего маленькому ветхому домику с четырьмя окнами. Хозяйкой этого дома, как знал Алеша, была прикованная к постели старуха, жившая с дочерью, бывшей благородной горничной в петербургских генеральских семьях. Теперь она провела дома год, ухаживая за больной матерью. Она всегда наряжалась в красивое платье, хотя она и ее старая мать впали в такую нищету, что каждый день ходили на кухню к Федору Павловичу за супом и хлебом, которые Марфа охотно давала. Впрочем, барышня хоть и приходила за супом, но ни одного своего платья не продала, а одно из них даже имело длинный шлейф, чему Алеша узнал от Ракитина, всегда знавшего все, что делалось в городе. . Он забыл об этом, как только услышал, но теперь, дойдя до сада, вспомнил о платье со шлейфом, поднял голову, склоненную в задумчивости, и наткнулся на нечто совершенно неожиданное.
Над плетнем в саду Дмитрий, восседая на чем-то, наклонился вперед, яростно жестикулируя, подзывая к себе, явно боясь произнести слово из боязни быть услышанным. Алеша подбежал к барьеру.
— Хорошо, что ты посмотрел. Я чуть не кричал тебе, — радостным, торопливым шепотом сказал Митя. «Лезите скорее сюда! Как хорошо, что вы приехали! Я как раз думал о вас»
Алеша тоже обрадовался, но не знал, как преодолеть барьер. Митя подставил свою мощную руку под локоть, чтобы помочь ему прыгнуть. Подобрав рясу, Алеша перепрыгнул через барьер с ловкостью босоногого уличного мальчишки.
— Молодец! А теперь пойдем, — восторженным шепотом сказал Митя.
«Где?» — прошептал Алеша, оглядываясь кругом и находя себя в пустынном саду, где никого нет рядом, кроме них самих. Сад был маленьким, а до дома не меньше пятидесяти шагов.
«Здесь никого нет. Почему ты шепчешь?» — спросил Алеша.
«Почему я шепчу? Черт возьми!» — закричал Дмитрий во весь голос. — Вот видишь, какие глупости проделывает природа. Я здесь тайно и на страже. Я потом объясню, но, зная, что это тайна, я начал шептать, как дурак, когда не надо. …Вон там. А пока молчи. Я хочу тебя поцеловать.
Слава Богу в мире,
Слава Богу во мне…
Я просто повторял это, сидя здесь до того, как ты пришел.»
Сад был площадью около трех акров и засажен деревьями. только вдоль забора с четырех сторон. Там росли яблони, клены, липы и березы. Посередине сада была пустая лужайка, с которой летом возили несколько центнеров сена. Сад был сдан в аренду. за несколько рублей на лето, а по бокам были разложены насаждения малины, смородины и крыжовника, недавно возле дома был посажен огород.0003
Дмитрий отвел брата в самый укромный уголок сада. Там, в чаще лип и старых кустов черной смородины, бузины, калины и сирени, стояла ветхая зеленая беседка; почернел от старости. Его стены были решетчатыми, но все еще была крыша, которая могла служить убежищем. Бог знает, когда была построена эта дача. Существует предание, что его поставил около пятидесяти лет назад отставной полковник по имени фон Шмидт, которому в то время принадлежал этот дом. Все было в ветхом состоянии, пол прогнил, доски расшатались, деревянные изделия пахли затхлым. В беседке стоял вкопанный в землю зеленый деревянный стол, а вокруг него несколько зеленых скамеек, на которых еще можно было сидеть. Алеша тотчас заметил возбужденное состояние брата и, войдя в беседку, увидел на столе полбутылки водки и рюмку.
— Это коньяк, — засмеялся Митя. «Я вижу твой взгляд: «Он снова пьет» Не доверяй привидению.
Не доверяй бесполезной, лживой толпе,
И отбрось сомнения.
Я не пью, я только «балуюсь», как говорит этот поросенок, ваш Ракитин. Когда-нибудь он станет гражданским советником, но всегда будет говорить о «потворстве». Садиться. Я мог бы взять тебя на руки, Алеша, и прижать тебя к своей груди, пока я не раздавлю тебя, ибо на всем свете- в действительности- в действительности—и- (можешь ли ты принять это?) я никого не люблю, кроме ты!
Последние слова он произнес с некоторым воодушевлением.
«Никого, кроме тебя и одной «Джейд», в которую я влюбился, к своей погибели. Но быть влюбленным не значит любить. Ты можешь любить женщину и все же ненавидеть ее. Помни это! Я можно еще говорить об этом весело. Садись сюда за стол, а я буду сидеть рядом с тобой, смотреть на тебя и говорить дальше. Ты молчи, а я буду говорить, ибо время пришло. размышление, знаете ли, я лучше буду говорить тихо, ибо здесь-здесь-никогда не скажешь, какие уши слушают. .. Я все объясню, как говорится, «история будет продолжена». Почему я тосковал по тебе? Почему я жаждал тебя все эти дни и только что теперь? (Пять дней как я бросил здесь якорь.) Потому что только тебе я могу все рассказать, потому что я должен, потому что ты мне нужен, потому что завтра я улечу с облаков, потому что завтра жизнь кончается и начинается… Чувствовал ли ты когда-нибудь, мечтал ли ты когда-нибудь упасть с пропасти в яму? падаю, но не во сне. И я не боюсь, и ты не бойся. По крайней мере, я боюсь, но я наслаждаюсь этим. Это не наслаждение хоть, а экстаз. Черт бы побрал все это, что бы это ни было Сильный дух, слабый дух, женственный дух — что бы это ни было! Похвалим природу: вы видите, какое солнце, какое ясное небо, листья все зеленые, еще лето; четыре часа в полдень и тишина! Куда вы шли?
«Я собирался к отцу, а хотел сначала к Катерине Ивановне».
«К ней и к отцу! У-у! какое совпадение! Зачем я ждал тебя? Алчась и жаждая тебя во всех закоулках моей души и даже в моих ребрах? Зачем, чтобы послать тебя к отцу и к ней , Катерина Ивановна, чтобы покончить с нею и с отцом. Послать ангела. Я мог бы послать кого угодно, но я хотел послать ангела. И вот вы едете к отцу и к ней».
«Вы действительно хотели послать меня?» — с огорченным видом вскричал Алеша.
«Стой! Ты знал это И я вижу, ты сразу все понял. Но помолчи, помолчи на время. Не жалей и не плачь.»
Дмитрий встал, подумал и приложил палец ко лбу.
«Она тебя спросила, написала тебе письмо, что ли, поэтому ты к ней едешь? Иначе бы не поехал?»
«Вот ее записка.» Алеша вынул его из кармана. Митя быстро просмотрел.
«А ты шел задним ходом! О боги, благодарю тебя, что ты его задним ходом послал, а он ко мне пришел, как золотая рыбка к глупым старым рыбакам в басне! Слушай, Алеша, слушай, брат! Теперь я хочу сказать тебе все, потому что я должен сказать кому-то. Ангелу на небе я уже сказал, но я хочу сказать ангелу на земле. Ты ангел на земле. Ты услышишь, и осудишь, и простишь. вот что мне нужно,чтобы кто-то выше меня простил.Слушай!Если два человека оторвутся от всего на земле и улетят в неизвестность,или хотя бы один из них,и прежде чем улететь или погибнуть он придет к другому и говорит: «Сделай это для меня» — о какой-то услуге, о которой никогда раньше не просили, о которой можно было попросить только на смертном одре — отказался бы тот другой, будь он другом или братом?»
— Я сделаю, но скажи мне, что это такое, и поскорее, — сказал Алеша.
«Поспеши! Гм!.. Не торопитесь, Алеша, вы торопитесь и беспокоитесь сами. Теперь нечего торопиться. Теперь мир сделал новый поворот. Ах, Алеша, какой Жаль, что ты не понимаешь экстаза. Но что я ему говорю? Как будто ты этого не понимаешь. Какой я осел! Что я говорю? «Будь благороден, о человек!» — кто это говорит? »
Алеша решил подождать. Он чувствовал, что, может быть, и в самом деле здесь лежит его работа. Митя на мгновение задумался, облокотившись на стол и подперев голову рукой. Оба молчали.
— Алеша, — сказал Митя, — ты один не смеешься. Я хотел бы начать — свою исповедь — с Шиллеровского гимна радости, An die Freude! Я не знаю немецкого, я только Знай, что это так называется. Не думай, что я говорю глупости, потому что я пьян. Я совсем не пьян. Бренди очень хорош, но мне нужно две бутылки, чтобы напиться:
Силен с его розовой физиономией
На спотыкающегося осла. … Простите мне каламбур, вам придется простить меня сегодня гораздо больше, чем каламбур. Не беспокойтесь. Я не плету. через минуту. Не буду держать вас в напряжении. Постой, как дела?
* По русски молч.
Он поднял голову, подумал и начал с энтузиазмом:
Дикий и страшный в своей пещере
Спрятал нагого троглодита,
И бродил бездомный кочевник
Опустошая плодородную равнину.
Грозный копьем и стрелой
В лесу заблудился охотник….
Горе всем несчастным, застрявшим
На этих жестоких и враждебных берегах!
С вершины высокого Олимпа
Спустилась мать Церера,
Ища в этих диких краях
Потерянную дочь Прозерпину.
Но Богиня не нашла убежища,
Не нашла там радушного приема,
И храма,
Свидетеля поклонения богам.
С полей и с виноградников
Плоды не приходили на пиры,
Только плоть окровавленных жертв
Тлела на алтарных огнях,
И куда скорбящая богиня
Обратит печальный взор свой,
Погрязнув в гнуснейшей деградации
Человек свою омерзительность показывает
Митя разрыдался и схватил Алешу за руку.
«Милый, батенька, в деградации, в деградации теперь тоже. Ужасно много страданий для человека на земле, ужасно много бед. Не думайте, что я всего лишь скотина в офицерской форме, валяясь в грязи и пьянстве. Я почти ни о чем не думаю, кроме этого униженного человека, — если только я не лгу. Молю Бога, чтобы я не лгал и не хвастался. Я думаю об этом человеке, потому что я сам этот человек.
Очистил бы он свою душу от мерзости
И достиг бы света и ценности,
Он должен повернуться и прилепиться навеки
К своей древней Матери-Земле.
Но трудность в том, как мне вечно цепляться за Мать-Землю. Я не целую ее. Я не прильну к ее груди. Мне стать крестьянином или пастухом? Я иду дальше и не знаю, буду ли я к стыду или к свету и радости. Вот беда, ибо все на свете загадка! И всякий раз, когда мне случалось впадать в гнуснейшую деградацию (а так всегда случалось), я всегда читал это стихотворение о Церере и человеке. Изменил ли он меня? Никогда! Ведь я Карамазов. Ибо когда я прыгаю в яму, я иду сломя голову с поднятыми каблуками, и мне приятно падать в таком унизительном положении, и я горжусь этим. И в самой глубине этой деградации я начинаю восхваляющий гимн. Да буду я проклят. Пусть я буду гнусным и подлым, только дай мне поцеловать край завесы, которой окутан мой Бог. Хотя я и следую дьяволу, но я сын Твой, Господи, и я люблю Тебя, и я чувствую радость, без которой мир не может стоять.
Радость вечная воспитает
Душа всего творения,
Это ее тайное брожение огня
Чаша жизни с пламенем.
Трава повернулась к ней
Каждая травинка к свету
И возникли солнечные системы
Из хаоса и темной ночи,
Заполнив царства бескрайнего космоса
За пределами взора мудреца.
У ласковой груди щедрой Природы,
Все, что дышит, пьет Радость,
И птицы, и звери, и пресмыкающиеся
Все идут туда, куда Она ведет.
Ее дары человеку — друзья в нужде,
Венок, пенящееся сусло,
Ангелам — видение Божьего престола,
Насекомым — чувственная похоть.
Но довольно поэзии! я в слезах; позволь мне поплакать. Это может быть глупостью, над которой все будут смеяться. Но ты не будешь смеяться. Твои глаза тоже сияют. Достаточно поэзии. Я хочу рассказать вам сейчас о насекомых, которым Бог дал «чувственную похоть».
Насекомым — чувственная похоть.
Я и есть это насекомое, брат, и обо мне говорится специально. Все мы, Карамазовы, такие насекомые, и, как ты ангел, это насекомое живет и в тебе и поднимет бурю в твоей крови. Бури, потому что чувственная похоть — это буря хуже бури! Красота — страшная и ужасная вещь! Страшно оно тем, что не понято и никогда не может быть понято, ибо Бог задает нам одни загадки. Здесь сходятся границы и все противоречия существуют бок о бок. Я культурный человек, брат, но я много думал об этом. Ужас, какие тайны! Слишком много загадок тяготят людей на земле. Мы должны решить их, как можем, и постараться сохранить сухую шкуру в воде. Красота! Я не могу вынести мысли, что человек высокого ума и сердца начинается с идеала Мадонны и кончается идеалом Содома.