Я хочу чтобы ты не повторял в жизни моих ошибок часто говорит мама: Русский язык ВПР7 2021: вариант 8
Читать книгу «Позавчера и послезавтра» онлайн полностью📖 — Анатолия Алексина — MyBook.
– Я хочу, чтобы ты не повторял в жизни моих ошибок! – часто говорит мама.
Но, чтобы не повторять ее ошибок, я должен знать, в чем именно они заключаются. И мама мне регулярно об этом рассказывает.
Об одной маминой ошибке мне известно особенно хорошо.
Я знаю, что мама «погибла для большого искусства». Зато в «малом искусстве» она проявила себя замечательно!
«Малым искусством» я называю самодеятельность. Папа спорит со мной.
– Нет больших ролей и нет маленьких! Так утверждал Станиславский. И ты не можешь к нему не прислушиваться, – сказал как-то папа. – В Москве, рядом с Большим театром, находится Малый. Но он так называется вовсе не потому, что хуже Большого.
– Но ведь мама сама говорит, что погибла для большого искусства, – возразил я.
– Она имеет право так говорить, а ты нет. Искусство – это искусство. И талант – это талант!
Папа считает, что почти все люди на свете талантливы.
В той или иной степени… Все, кроме него. Но особенно талантлива мама!
С годами я понял, что в «малом искусстве» можно проявить себя гораздо полнее и ярче, чем в большом.
Ну, например, профессиональные драматические артисты – это артисты и всё. Мама же успела проявить себя и в драматическом кружке, и в хоровом, и даже в литературном.
Иногда, после самодеятельного концерта, мама спрашивает отца, что ему больше всего понравилось. Он пытается спеть, но из этого ничего не выходит, потому что у папы нет слуха. Все песни он исполняет на один и тот же мотив.
У нас дома никогда и ничего не запирают на ключ. Ничего, кроме ящика, в котором папа хранит альбомы. «Мама в ролях» – написано на одной обложке. «Мама поет» – написано на другой. «Мама – в поэзии» – написано на третьей.
Мы довольно часто переезжаем из города в город. Потому что папа строитель, он «наращивает мощности» разных заводов. Мы приезжаем, наращиваем и едем дальше…
Но, прежде чем перебраться на новое место, папа обязательно узнает, есть ли там клуб или Дом культуры.
Когда выясняется, что есть, он говорит:
– Можем ехать!..
Переезжать с места на место – нелегкое дело. Но мама делает вид, что это очень приятно.
– Видишь, там есть хоровой коллектив, – сказала она однажды папе. – А я так давно не пою!
– Кто виноват, что я умею делать только то, что я делаю? – словно бы извинился отец.
– Путешествовать гораздо лучше, чем сидеть на одном месте, – сказала мама. – Об этом пишут в стихах и поют в песнях.
И хоть папа прекрасно знал, что мама успокаивает его, он поверил стихам и песням.
Вот уже около трех с половиной лет мы живем в большом городе, где папа наращивает мощности металлургического завода. Прежде чем переехать, он, как всегда, навел справки насчет Дома культуры. Выяснил, что при нем активно работают все кружки, какие только существуют на свете. И что «детская работа» там тоже прекрасно налажена.
– Я не хочу, чтобы ты повторил мою ошибку и приобщился к миру прекрасного слишком поздно, – сказала мне мама.
– Пора!.. Что ты предпочитаешь: пение или танцы?
Я выбрал пение.
Через несколько дней после приезда мама повела меня в Дом культуры строителей. Предварительно мы узнали, что дирижирует хором «замечательный педагог», которого зовут Виктором Макаровичем.
В большой комнате, на дверях которой было написано «Малый зал», мы увидели девочку. Положив на черную-пречерную крышку рояля ноты, она что-то тихонько мурлыкала.
– Где найти руководителя хора? – спросила мама.
Девочка захлопнула ноты, и я прочел на обложке:
«Иоганн Себастьян Бах».
– Они поют Баха! – успела шепнуть мне мама. И спросила: – Где найти Виктора Макаровича? Вы нам не подскажете?
Девочку, которая общалась с Бахом, мама назвала на «вы».
– Он в коридоре, – ответила девочка. – Идемте… Я вас провожу.
Мы вышли в коридор, увешанный фотографиями. На стенах пели, плясали, изображали купцов из пьесы Островского.
Мама оглядывала Дом культуры так, как, наверное, опытный морской волк, повидавший на своем веку много разных кораблей, осматривает новое судно, на котором ему придется поплавать.
Я чувствовал, что мама боролась с собой. Ей не хотелось ничему удивляться, потому что опытные морские волки не удивляются. Но в то же время она хотела заразить меня своей любовью к самодеятельному искусству и потому время от времени «похлопывала» Дом культуры строителей по плечу:
– Интересно… Это они молодцы! Неплохо придумали.
Девочка с Бахом под мышкой завернула за угол. Там была как бы окраина коридора, заканчивавшаяся двумя туалетными комнатами. – Вон он, сказала девочка. – Прыгает!..
Худощавый седой человек перепрыгнул через одного мальчишку, пригнувшего спину, и сел на спину второму. Тот поднялся, а человек пригнулся и встал на его место.
– Что это… он делает? – спросила мама.
– Играет в чехарду, – объяснила девочка. И, прижав к себе «Иоганна Себастьяна», ушла.
Мы подошли к невысокому пожилому человеку, через которого в этот момент перепрыгивали. Лицо у него было такое, будто он занимался своим самым любимым делом.
– Простите, пожалуйста.
Вы… Виктор Макарович? – неуверенно спросила мама.
Все еще пригнувшись, он взглянул на нее снизу вверх.
– Да, это я. У нас тут… разминка.
– Я понимаю, – сказала мама, будто все знакомые ей дирижеры любили играть в чехарду. – Мой сын хотел бы записаться к вам в хор.
– Прекрасно! – воскликнул Виктор Макарович, точно я был знаменитым певцом и он давно уже ждал моего прихода. Потом, приняв нормальную позу, он спросил: – Как тебя зовут?
– Миша Кутусов…
– Прекрасно! – воскликнул Виктор Макарович. И вдруг как-то смутился, стал заправлять в брюки рубашку, которая вылезла оттуда, когда он прыгал.
Мы с мамой оглянулись и увидели строгую женщину, у которой были очень молодые и красивые волосы. Густые, немного вьющиеся, они были собраны сзади в тяжелый пучок.
Есть лица, которые совсем не напоминают о своем прошлом. А это как бы все время напоминало.
– Не пора ли нам начинать? – спросила женщина.
И я сразу понял, что она тоже дирижирует – всем хором или одним только Виктором Макаровичем.
Точно я в первый момент определить не сумел.
Почувствовав это, Виктор Макарович сообщил:
– Наш аккомпаниатор и дирижер! Маргарита Васильевна…
– Второй дирижер, – пояснила она. Словно хотела сказать: «Не нужно преувеличивать мои звания, потому что не в званиях дело!»
– А вот Миша хочет записаться в наш хор, – сказал Виктор Макарович.
В отличие от него Маргарита Васильевна не воскликнула, что это прекрасно. Она удивленно спросила:
– Сейчас?! В часы репетиций?
– Но ведь нам же нетрудно его послушать? Остальные пусть еще отдохнут.
– Ну, если вы так считаете…
Маргарита Васильевна повернулась и пошла к Малому залу. Виктор Макарович догнал ее и стал на ходу не то извиняться, не то что-то доказывать. При этом он тайком, у нее за спиной, несколько раз махнул нам: дескать, не отставайте!
Мы вошли в Малый зал.
– Возьми себя в руки, – шепнула мама. И мне показалось, что я потерял голос.
Маргарита Васильевна села за рояль, который блестел, как черное зеркало.
В его крышке я увидел свое лицо и лицо Виктора Макаровича. Мама стояла чуть-чуть в стороне, подчеркивая этим, что она меня только сопровождает.
Я подумал, что рояль в таком блестящем порядке, потому что за ним следит Маргарита Васильевна, у которой все было в порядке: и руки, и платье, и волосы.
– Значит, ты у нас – Миша? – сказал Виктор Макарович.
– Миша Кутусов.
– Прекрасно! Почти Кутузов!..
Я и сам не раз думал, что фамилия наша когда-то была «Кутузов», но папа или какой-нибудь его предок (такой же, как он!) из скромности изменил пятую букву.
– Спой что-нибудь, Миша, – предложил Виктор Макарович.
Мама еще дома предупреждала, что я должен буду повторять за руководителем хора разные музыкальные фразы.
Но он попросил меня спеть.
– Он у нас так часто поет! – сообщила мама. Хотя в действительности у нас дома пела только она.
– А что ты любишь петь больше всего? – спросил Виктор Макарович.
– Больше всего? – повторила мама. – Из классики? Или из современного? Он поет и то и другое.
Накануне мы отрепетировали любимую мамину песню «Аист» и песенку мальчиков из «Пиковой дамы».
– Спой что-нибудь из Чайковского, – предложила мне мама таким тоном, словно мне ничего не стоило спеть что-нибудь и из Шуберта, и из Мусоргского, и из Римского-Корсакова. – Ну, вот хотя бы из «Пиковой дамы»! Песенку мальчиков…
Маргарита Васильевна, казалось, только и ждала этой фразы: она сразу ударила по клавишам. Я запел… И тут же остановился.
– Лучше про аиста, – предложил я.
Маргарита Васильевна, не дав мне опомниться, сразу же заиграла. У меня хватило духу на первый куплет.
– Может быть, лучше без аккомпанемента? – точно извиняясь перед Маргаритой Васильевной, предложил дирижер хора.
– Как вам будет угодно, – сказала она.
Я понял, что без аккомпанемента мой голос будет совсем уж беззащитным и одиноким. Со страху я громко, будто конферансье объявил:
| ||||||||||||||
№4
Сначала я нашёл у Цицерона, что Никет высказывал мнение о движении Земли, затем я встретил у Плутарха, что этого взгляда держались и некоторые другие» (учёный).Повторяем ли мы ошибки наших родителей? Да. Это нормально.
8 минут чтения | Jul 2020
Автор:LadyScribe75
Gen X / Progressive / Writer
Женщина размышляет об ошибках своей матери и о том, как они влияют на отношение к ее собственным детям.
Этот нарратив принадлежит:
WomenDoe Печатное значение — StabilityDoe Печатное значение — Близость
Сколько себя помню, я помню это: лестничная площадка, рыдания.
19Зеркальная стена 70-х годов вдоль лестницы отражает мою маму и сестру. Я смотрю, как мама шлепает мою старшую сестру — «трудную» — и ничего не делаю. Я чувствую ужас, наблюдая за тем, о чем я думал, когда мой единственный хороший родитель ударил мою сестру, и мой мир словно разваливается на части.
В моем доме бояться было обычным делом. Мой отец был известен своими ежедневными криками и непрекращающимися угрозами. Он был таким громким и угрожающим, что ему удалось вызвать в дом службу защиты детей, хотя мы жили на участке земли в 20 акров в 20 минутах езды от города. Я до сих пор не уверен, кто сделал этот звонок.
Во взрослом возрасте друзья говорили мне, что не хотят находиться рядом с отцом, потому что не чувствуют себя в безопасности. (Одна тетя не оставила бы своих детей с нами без присмотра.) Это было странно приятно слышать — получить подтверждение того, что то, как мы выросли, было ненормальным, что папа не был хорошим парнем, так много других друзей семьи и родственники до сих пор говорят мне, что он есть.
Но когда я рассказал об этом старшей сестре, она рассердилась. «Если они знали, что все так плохо, — спросила она, — тогда почему они ничего не сделали?»
«»
Страх был обычным явлением в моем доме.Получайте наш информационный бюллетень
Каждый месяц получайте подборку нефильтрованных повествований прямо на ваш почтовый ящик от различных анонимных авторов.
Мои братья и сестры изолировали меня, но у меня всегда была мама
Я рос самым младшим из четырех детей. Трое моих старших братьев и сестер были близки, но я не был частью их группы. Я провел свое детство, плетясь за кем-то, пытаясь принадлежать, только чтобы в конечном итоге стать жертвой розыгрышей и издевательств. Я верил им, когда они жульничали во время наших игр в пенни-покер, и они смеялись над моей доверчивостью.
Но с мамой я чувствовал, что принадлежу ей, что достоин любви. Когда я не мог спать по ночам, я заставал маму бодрствующей на кухне, читающей книгу или разговаривающей по телефону, а маленький черно-белый телевизор составлял ей компанию.
Она улыбалась и делала мне чай, и мы разговаривали, пока мои веки не становились слишком тяжелыми, чтобы беспокоиться о плохих снах. Папа кричал, угрожал и оскорблял нас каждый день, но когда я стал старше, он стал больше похож на шумовую машину — громко, но с такой постоянной громкостью, что я мог ее отключить. Мама была спокойна, но когда ее гнев действительно поднимался, он был настолько большим и неожиданным, что казалось, что может случиться все что угодно.
Я старался не думать о маме ничего плохого. Я не мог. Она была моим спасательным кругом. Она росла самой старшей из семи детей, с мачехой-алкоголичкой в любящей, но оскорбительной семье. От ее сестер — не от моей мамы — я узнал, что она приняла на себя основную тяжесть жестокого обращения, когда они были детьми. В письмах к родителям мама всегда писала «Дорогие мама и папа», и это звучало так, будто она умоляла о любви.
«»
Я старалась не думать о маме ничего плохого.Учиться моей маме, возможно, было так же плохо, как моему папе
Спустя годы после того, как мама погибла в автокатастрофе, я был в гостях у сестры.
Когда мы ехали вдвоем, я рассказал ей о своих воспоминаниях на лестнице, надеясь, что она сможет дополнить его. Хотя она была за рулем, моя сестра повернулась ко мне, чтобы видеть мое лицо. Она была удивлена, что я не помню, сказала она.
Мы должны были убрать дом. Моя сестра была в ярости, потому что я не пылесосил, как должен был. Я был груб и бесполезен, поэтому моя сестра, которая старше меня на шесть с половиной лет, схватила наш старый тяжелый металлический пылесос и швырнула его в меня. Это ударило меня. Жесткий. Я упал и заплакал, потом встал и с криком побежал к маме.
«Для тебя было естественным заполучить маму», — призналась моя сестра. «Я причиняю боль тебе.» Это меня удивило. Моя сестра сильная, умная и могущественная, но обычно не чуткий.
Мама пришла и накричала на нее, вспомнила она. Тогда мама взяла пылесос и швырнула его в мою сестру. Он попал ей в живот и тоже сбил ее с ног.
Когда она сказала мне это, память щелкнула. Я был очарован своей болтовней — брошенный вакуум превратился в пощечину.
Мой мозг сохранил ужас, но преобразовал действие во что-то более управляемое.
Я чувствовал себя виноватым. Я причинил боль моей сестре, даже если я не имел в виду никакого вреда. Вместо того, чтобы учиться с момента, я забыл детали. Однако часть меня держалась.
После того, как умерла моя мама, я возненавидел всех людей, которые твердили мне, какой святой она была. Воспоминание о ней как о доброй и любящей лишило ее тех граней, которые делали ее уникальной. Мне стало труднее вспоминать ее такой, какой она была на самом деле.
Когда мы были детьми и приехала служба защиты детей, моя старшая сестра пошутила, что они беспокоятся не о том родителе. Я выросла, думая, что моя сестра была сложной, всегда нажимала на кнопки, и поэтому она и моя мама постоянно ссорились. Часть меня знала, что я не должна так думать, но другая часть задавалась вопросом, почему она не может просто успокоиться и сделать нашу жизнь проще. Я никогда не задавался вопросом, почему моя сестра злится или что толкает ее на драку.
Когда они столкнулись, я положилась на мамину любовь и уверенность. Мама называла меня своей малышкой, своей помощницей — и я им была. Я не переставал думать, что я только заставляю свою сестру чувствовать себя еще более изолированной, заставляю ее чувствовать себя нелюбимой и незащищенной, усиливая гнев, который она носила. Я просто хотел быть любимым. Я не думал о стоимости.
Я не хотел признавать, что стать вашими родителями — это нормально
Будучи самой младшей, я часто чувствую, что провожу свою жизнь, реагируя на других и их настроение. Даже имея мужа и двоих детей, я не всегда уверена, что чувствую к чему-то, пока не напишу это. Обычно я слишком занят, помогая другим, чтобы заниматься своими эмоциями.
Когда моему сыну было семь месяцев, он заболел гриппом. Он бы спал, только если бы я держал его на руках, поэтому я держал его три дня подряд. Когда ему исполнился год, он выпал из графика роста. Его аденоиды и миндалины были сильно увеличены, и ему было трудно есть или спать.
Его все время рвало, даже когда я чистила ему зубы. Я мало спал в течение его младенческих и юношеских лет, отчаянно ища способы накачать его калориями. Он был милым и счастливым ребенком, но у него бывали жестокие истерики и срывы.
Я повезла его навестить сестру в Швейцарию, когда ему было два года, а я была беременна вторым ребенком. Когда стюардессы выключали свет, чтобы помочь пассажирам уснуть, мой сын плакал и кричал. Я держала его на коленях, пытаясь успокоить настолько, чтобы он заснул. Его глаза скривились от боли, а краска потускнела. Я мог сказать, что ему было больно, и он не мог успокоиться.
Внезапно он перестал суетиться. Он посмотрел на меня, пока выдергивал крошечную горсть моих волос. Он порезал мне щеки ногтями. Он избил меня, а я воспринял это молча, потому что не хотел срывать самолет. Я только хотел, чтобы он спал. Больше всего меня шокировало не то, что он причинял мне боль, а напряженное выражение его лица, когда он это делал. Ему было всего два года, но я мог видеть гнев в его глазах, и я мог сказать, что он чувствовал себя лучше, когда делал мне больно.
Я не чувствовал желания нанести ответный удар. Я только крепко держал его, пытаясь помочь ему успокоиться, пока он, наконец, не уснул.
Как одно решение превратило меня в маму
Год спустя я повела обоих детей в торговый центр с лихорадочной миссией купить сыну обувь. Он был переутомлен, а моя пятимесячная дочь капризничала. Мы были посреди торгового центра, окруженные людьми, с моей дочерью, прикрепленной к моему переду в Babybjörn, когда мой сын растаял. Я опустилась перед ним на колени, пытаясь его успокоить. Он сильно ударил свою младшую сестру прямо у меня на глазах.
Я ударил его в ответ.
Он завыл сильнее. Она тоже. Я был слишком ошеломлен, чтобы что-либо предпринять, испугавшись, что только что сделал то, чего поклялся никогда не делать: ударил своего ребенка. И я сделал это на глазах у многих свидетелей.
Это стало историей, которую я рассказываю избранным людям, включая своих детей, из-за того, что произошло дальше. К нам троим подошла пожилая женщина с сильным европейским акцентом и сказала моему сыну: «Что случилось? Ты больше не любишь свою маму? Хочешь жить со мной?» Она была похожа на злую ведьму из детских сказок — маленькая, сгорбленная и скрюченная.
Она махнула рукой: «Пойдем. Переехать жить со мной.»
Мой сын тут же перестал плакать и схватил меня за талию. Даже моя дочь успокоилась. Когда женщина ушла, я понял, что она сделала. Она напугала и отвлекла моего сына. Инстинктивно он цеплялся за меня, потому что я был его безопасным человеком, хотя я только что показал ему, что это не всегда так.
Я рассказываю эту историю своим детям, потому что она забавная, а также потому, что это момент моего величайшего позора как родителя. Я ясно об этом: я потерял контроль и ударил своего ребенка, чего я никогда не должен был делать. Никаких туманных полувоспоминаний. Нечего им путать или подавлять. Факты настолько ясны, насколько я могу их изложить.
«»
После того, как я ударила своего сына, я была потрясена и подавлена.Я стала мамой, но это тоже нормально
Несколько раз, когда я выходила из себя и кричала на своих детей, я давала им понять, что кричала, потому что потеряла контроль, что я не идеальна, но я никогда не должен кричать на них.
В отличие от моего отца, я не говорю им, что они бесполезны или глупы, или что они никогда ничего не добьются. Даже в минуты величайшего гнева я стараюсь не говорить ничего плохого о том, кто они и кем могут стать. Я знаю, как легко потеряться в момент, когда кажется, что это будет длиться вечность.
После того, как я ударила сына, я была потрясена и подавлена. Я продолжал прокручивать эту сцену в своей голове, удивляясь, почему у меня была такая мгновенная реакция. Я пережила годы лишения сна и истерик и никогда раньше не хотела ударить его. Затем до меня дошло: это потому, что он ударил свою сестру. Если бы он ударил меня еще раз, я бы проигнорировал это. Но знание и видение того, что он ударит ребенка, другого ребенка, которого я любила, заставило меня выбрать чью-то сторону. Это заставило меня увидеть в нем не своего ребенка, а угрожающего другого.
Не знаю, о чем думала моя мама в тот день, когда швырнула пылесосом в мою сестру. Возможно, она даже не помнила, как это делала.
Я знаю, что она была любящей матерью и что, несмотря ни на что, мне повезло с ней. Никто из нас не может быть хорошим все время. Когда мы ошибаемся, нам нужно быть честными в этом и прощать себя, чтобы в следующий раз мы могли поступить лучше.
Обречен ли я повторять ошибки родителей? Часть I
Многие клиенты и друзья рассказывали мне, что в какой-то момент своей жизни они отказывались от брака и рождения детей из-за того, как плохо все складывалось для их семей во время взросления. На поверхности это имеет большой смысл. Многие из нас слишком хорошо осведомлены о циклическом характере жестокого обращения и бедности. Мы знаем, что психические заболевания и злоупотребление психоактивными веществами могут быть наследственными и что развод родителей статистически увеличивает шансы на то, что мы сами разведемся. Так почему бы не разорвать цикл, если это в наших силах?
Нам говорили, что история повторяется, так что, возможно, кажется правильным вообще избегать выбоин на тупиковой улице ваших родителей, держась от нее подальше-далеко.
Однако я думаю, что Марк Твен поступил мудро, переработав эту пословицу, когда сказал: «История не повторяется, но рифмуется». По моим собственным словам, вы , а не обречены повторять ошибки своих родителей в партнерстве или с собственными детьми, но вам, безусловно, придется работать усерднее других, чтобы избежать этих выбоин. Это будет запись в блоге, состоящая из нескольких частей, чтобы вселить надежду и некоторые инструменты, чтобы убедить вас в том, что вы действительно можете вырасти за пределы того, что вы видели и испытали на себе ваши ранние опекуны.
Часть I: Наши «Дорожные карты» или «Чертежи»
Одно из моих первых дел с парами, которых я консультирую, — это изучить «дорожные карты» или «чертежи», которые они привносят в свои отношения. Вы можете выбрать любой из этих визуальных эффектов, который имеет для вас наибольшее значение. По сути, мы исследуем некоторые из самых ранних сообщений, которые каждый партнер получил о том, как справляться с конфликтами, примирением, командной работой, доверием и привязанностью.
Одна из «дорожных карт», которую я чаще всего вижу из детства, — это та, которая говорит нам, что мы должны делать в конфликте. Ссоры ваших родителей были громкими? Может быть, вы помните много проклятий или обзываний. Или, возможно, вы на самом деле не помните, что ваши родители когда-либо ссорились, но вы все еще можете чувствовать то холодное напряжение, которое висит в воздухе в течение нескольких дней, когда мама злилась на папу. Эти стили конфликта, наряду со многими другими по всему спектру, остаются с нами. В детстве мы, естественно, обращаемся к окружающей среде, чтобы научиться делать что-то. Точнее, 
Это эволюционно — так мы остаемся в живых. Итак, если оскорбления казались маме способом снять напряжение после работы или если дни молчаливого обращения были тем, как папа в конечном итоге добился своего, мы это заметим.
Мы заметим и другие закономерности. Даже самые позитивные и благонамеренные «дорожные карты» иногда могут сказаться на наших взрослых отношениях. Могу привести личный пример. В детстве моя мама всегда была самой счастливой и волнующей во время сезонных фестивалей. Я видел, как она загоралась и становилась по-настоящему игривой и нежной с моим отцом, моей сестрой и мной на таких мероприятиях, как тыквенные фестивали, рождественские световые представления и ежегодные художественные ярмарки. Как это может быть плохо? Я узнал, что сезонные ритуалы — это особые пути для любви и связи! Но угадайте, когда мы с мужем вступаем в самые ожесточенные ссоры?
…когда ежегодная художественная ярмарка выпадает на ту же неделю, что и его большая работа световая индикация в городе.
Дважды.
Мы должны убедиться, что наши «дорожные карты» работают на нас, а не против нас, и ключ к этому тройной: признание, общение и гибкость.
1) Распознать: Поразмышляйте над своим прошлым опытом и своим текущим поведением и обратите внимание, когда вы делаете выводы из «дорожной карты».
2) Общайтесь: Расскажите своему партнеру, что эта дорожная карта значит для вас и почему так заманчиво следовать ей. Это может звучать так: «Всякий раз, когда моя мама замораживала моего отца после ссоры, он приходил домой с цветами на следующий день. Я думаю, что это тот результат, к которому я стремлюсь, но, похоже, он не работает. Как нам вернуться к чувству близости?»
3) Будьте гибкими: Знайте, что дорожные карты могут быть хорошими ориентирами как в том, что делать, так и в том, что 