Михаил Булгаков | Цитаты | Белая гвардия

Вернуться к Цитаты

Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская — вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс.

* * *

Целых лет двадцать человек занимается каким-нибудь делом, например читает римское право, а на двадцать первом — вдруг оказывается, что римское право ни при чем, что он даже не понимает его и не любит, а на самом деле он тонкий садовод и горит любовью к цветам. Происходит это, надо полагать, от несовершенства нашего социального строя, при котором сплошь и рядом попадают на свое место только к концу жизни.

* * *

А зачем оно было? Никто не скажет. Заплатит ли кто-нибудь за кровь? Нет. Никто. Просто растает снег, взойдет зеленая украинская трава, заплетет землю… выйдут пышные всходы… задрожит зной над полями, и крови не останется и следов.

Дешева кровь на червонных полях, и никто выкупать ее не будет. Никто.

* * *

Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?

* * *

Николка еще не знал, что все, что ни происходит, всегда так, как нужно, и только к лучшему.

* * *

Может быть, деньги мешают быть симпатичным. Вот здесь, например, ни у кого нет денег, и все симпатичные.

* * *

Революционная езда. Час едешь, два стоишь.

* * *

Никогда. Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен. Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности. У абажура дремлите, читайте — пусть воет вьюга, — ждите, пока к вам придут.

* * *

Но честного слова не должен нарушать ни один человек, потому что нельзя будет жить на свете.

* * *

Вот бывают же такие письма. Только возьмешь в руки конверт, а уже знаешь, что там такое.

* * *

Достаточно погнать человека под выстрелами, и он превращается в мудрого волка; на смену очень слабому и в действительно трудных случаях ненужному уму вырастает мудрый звериный инстинкт.

* * *

Да-с, смерть не замедлила. Она пошла по осенним, а потом зимним украинским дорогам вместе с сухим веющим снегом. Стала постукивать в перелесках пулеметами. Самое ее не было видно, но явственно видный предшествовал ей некий корявый мужичонков гнев. Он бежал по метели и холоду, в дырявых лаптишках, с сеном в непокрытой свалявшейся голове и выл. В руках он нес великую дубину, без которой не обходится никакое начинание на Руси.

* * *

Если тебе скажут, что союзники спешат к нам на выручку, — не верь. Союзники — сволочи.

* * *

— Господин полковник, разрешите спросить? — Знаю-с, что вы хотите спросить.

Можете не спрашивать. Я сам вам отвечу — погано-с. Бывает хуже, но редко. Теперь понятно?

* * *

Я позавчера спрашиваю эту каналью, доктора Курицького, он, извольте ли видеть, разучился говорить по-русски с ноября прошлого года. Был Курицкий, а стал Курицький… Так вот спрашиваю: как по-украински «кот»? Он отвечает: «Кит». Спрашиваю: «А как кит?» А он остановился, вытаращил глаза и молчит. И теперь не кланяется. Николка с треском захохотал и сказал: — Слова «кит» у них не может быть, потому что на Украине не водятся киты, а в России всего много. В Белом море киты есть…

* * *

…каждому порядочному человеку, участвовавшему в революции, отлично известно, что обыски при всех властях происходят от двух часов тридцати минут ночи до шести часов пятнадцати минут утра зимой и от двенадцати часов ночи до четырех утра летом.

* * *

О, только тот, кто сам был побежден, знает, как выглядит это слово! Оно похоже на вечер в доме, в котором испортилось электрическое освещение. Оно похоже на комнату, в которой по обоям ползет зеленая плесень, полная болезненной жизни. Оно похоже на рахитиков демонов ребят, на протухшее постное масло, на матерную ругань женскими голосами в темноте. Словом, оно похоже на смерть.

* * *

Есть же такая сила, что заставляет иногда глянуть вниз с обрыва в горах… Тянет к холодку… к обрыву…

* * *

«Войну и мир» читал… Вот, действительно, книга. До самого конца прочитал — и с удовольствием. А почему? Потому что писал не обормот какой-нибудь, а артиллерийский офицер.

* * *

Часовые ходили и охраняли, ибо башни, тревоги и оружие человек воздвиг, сам того не зная, для одной лишь цели — охранять человеческий покой и очаг. Из-за него он воюет, и, в сущности говоря, ни из-за чего другого воевать ни в коем случае не следует. 



Критика о романе «Белая гвардия» Булгакова, отзывы современников

Н. Осинский:

«Рассказано всё очень живо, выпукло, «объективно». Претензии автору за то, что он белых юнкеров показал не злодеями, а обыкновенными юнцами из определенной классовой среды, терпящими крушение со своими дворянско-офицерскими «идеалами», предъявлять не приходится. Но чего-то, изюминки какой-то не хватает. А не хватает автору, печатающемуся в «России», — писательского миросозерцания, тесно связанного с ясной общественной позицией, без которой, увы, художественное творчество оказывается кастрированным.»
(Н. Осинский (псевдоним В.В. Оболенского, 1925 г.)

М. Б. Загорский:

«Как бы ни относиться к «Белой гвардии» М. Булгакова, печатающейся в журнале «Россия», всё же надо признать, что перед нами были интересно сработанные страницы романа, широко охватывающего эпизоды гражданской войны на Украине периода гетманщины и петлюровщины, причем главная ценность этой своеобразной историко-художественной эпопеи заключалась не в «героях» и не в отдельных персонажах романа, а в бытовой и психологической насыщенности той весьма напряженной социально-политической атмосферы так, как понимал ее автор.

В этом воздухе эпохи пропадали или делались не особенно заметными некоторые затаенные тенденции автора и почти пропадали поступки и разговорчики маленькой группы глупых людей, отдававших свою жизнь за победу «белой идеи».»
(М. Б. Загорский, журнал «Новый зритель», 1926, №42)

И. М. Нусинов:

«Булгаков в романе старался показать, как заслуженна была гибель его класса. <…> Булгаков тогда замечал живые силы украинского движения, живые силы народа. Он ясно видел, что с одной стороны немцы и их трусливые белогвардейские лакеи, а с другой стороны народ, героический, сопротивляющийся, мученически погибающий в этой борьбе. Он видел неминуемую гибель немцев, неминуемую гибель гетмана, неминуемую гибель белогвардейцев.
Нам сейчас становится понятным эпиграф автора «По делам». В этом эпиграфе сказалось отношение автора к тому, что случилось. <…> Всё то, что случилось, справедливо. Булгаков сознает, что гибель его класса была не только неизбежной, он сознает, что она справедлива, что она к лучшему. <…> Булгаков и все те, кто вместе с ним переменил вехи, вся та масса его класса, которая служит Советской власти, не рабы и трусы, они, умудренные опытом истории, служат своему народу. <…>

«Белая гвардия» представляет собой среднюю книгу.

У нас за последние годы чрезвычайно легко создавались литературные репутации, и что особенно поразительно — литературные репутации правых писателей, и такой фальшивой репутацией является прославление Булгакова. По существу его роман написан по трафарету. Книга «Белая гвардия» состоит из двух частей: первая часть — это, без сомнения, воспоминания талантливого журналиста, который создает общую картину того, что представлял собой Киев в 1918 году. Это, по существу, наиболее интересная часть книги, но здесь больше беллетристической публицистики, чем подлинного художественного произведения. То, что в этой книге характеристики составлены из штампованных рассказов старых дворянских романов, пересказов, которые выдают эпигонство Булгакова, — это несомненно. «
(И. М. Нусинов, доклад «Творчество Михаила Булгакова как путь к его драме “Дни Турбиных”», прочитан 25 октября 1926 г. в секции «Литература и искусство» при Комакадемии)

«Роман рисует жизнь белогвардейцев — семьи Турбиных, в Киеве за период лето 1918 — зима 1919 (немецкая оккупация, гетманщина, петлюровская директория) до занятия Киева Красной армией в начале 1919. Опыт этого года убедил автора в том, что гибель его класса неизбежна и вполне заслуженна. Булгаков эту свою идейную установку дает в эпиграфе к роману: «и судимы были мертвые по написанному в книгах сообразно с делами своими». Погибающие классы ненавидят свой восставший народ, трусливо прячутся за спину немецкого империалистического насильника и злорадствуют при виде жестокой расправы немецких юнкеров над украинской деревней. Героически, с великой жертвенностью борются против своих и чужеземных насильников лишь украинский крестьянин, русский рабочий — народ, который «белые» ненавидят и презирают. <…> Булгаков вошел в литературу с сознанием гибели своего класса и необходимости приспособления к новой жизни. Булгаков приходит к выводу: «Всё, что ни происходит, происходит всегда так, как нужно и только к лучшему». Этот фатализм — оправдание для тех, кто сменил вехи. Их отказ от прошлого не трусость и предательство. Он диктуется неумолимыми уроками истории. Примирение с революцией было предательством по отношению к прошлому гибнущего класса. Примирение с большевизмом интеллигенции, которая в прошлом была не только происхождением, но и идейно связана с побежденными классами, заявления этой интеллигенции не только об ее лояльности, но и об ее готовности строить вместе с большевиками — могло быть истолковано как подхалимство. Романом «Белая гвардия» Булгаков отверг это обвинение белоэмигрантов и заявил: смена вех не капитуляция перед физическим победителем, а признание моральной справедливости победителей. Роман «Белая гвардия» для Булгакова не только примирение с действительностью, но и самооправдание. Примирение вынужденное. Булгаков пришел к нему через жестокое поражение своего класса.»
(И. М. Нусинов, статья о Булгакове в «Литературной энциклопедии», 1929 г.)

Г. Е. Горбачев:

«В «Белой гвардии»… Булгаков тенденциозен. Изображая целую группу офицеров-монархистов в Киеве в 1918 году, в эпоху гетмана Скоропадского и наступления на Киев петлюровцев и большевиков, Булгаков умалчивает о зверствах, грабежах, одичании и моральном распаде белого офицерства… <…> Если Булгаков выбрал героями исключительно честных, наименее деклассированных белых офицеров, то во имя художественной правды он должен был показать их резкое отличие от окружающей среды и неизбежность того падения в бездну подлостей и зверств по отношению к своему народу, которое логически вытекало из их монархизма и понятий об офицерской чести и благе родины.

Этого Булгаков не сделал. Получилась апологетика памяти монархического офицерства.

Изображать же трусость и неумелость высшего командования белых отрядов, жадность
обывательских толп тыловых буржуа, дворян и интеллигентов, а всех юнкеров, младший и частично средний офицерский состав изображать рыцарями без страха и упрека — это значит возвыситься в критике белого движения. .. <…> лишь до фронды недовольного начальством врангелевского капитана.

Булгаков рассуждает в «Белой гвардии» о неизбежности крестьянского бунта на Украине, сметающего и белых, и большевиков, но нигде не показал он нам исторической «вины» перед народными массами своих «милых» интеллигентов, офицеров-монархистов <…>

Булгаков предусмотрительно не сталкивает «Турбиных» (то есть всех офицеров-героев «Белой гвардии») с большевиками, противопоставляя белым враждебные к большевизму сепаратистские, буржуазно-кулацкие силы или иностранных агентов: петлюровцев и гетмановцев. Те и другие представлены в таком подлом, зверском, омерзительном виде, что на их фоне единственные честные и храбрые люди, офицеры-монархисты, кажутся героями, концентрируют на себе… <…> симпатии читателя и зрителя, примиряют его с собой. <…> Пафос «Белой гвардии» — в попытке примирить читателя с монархическим, черносотенным офицерством. <…> Но всё же было бы неверным утверждать, что «Белая гвардия» и «Дни Турбиных» — тенденциозно-монархические и активно-белогвардейские произведения. <…> У Булгакова <…> есть <…> настроение какого-то всепрощения, признания конечной моральной правоты, жертвенности, героизма, права на славу и покой за обеими героически боровшимися в гражданской войне сторонами — большевиками и белыми (сон Алексея Турбина), и право цветения за «новой жизнью» на советской земле (конец пьесы).»
(Г. Е. Горбачев «Творчество М. Булгакова» // Красная газета: вечерний выпуск, 24 мая 1927 г.)

В. Зархин:

«Казалось бы, что если автор наделяет свое произведение громким и обязывающим названием «Белая гвардия», то этим самым он ставит себя в необходимость дать серьезнейшие образы быта, общественной и социальной деятельности этой «гвардии». Но ведь возьми Булгаков «Белую гвардию» в таком разрезе, ему никогда бы не удалось реабилитировать белую офицерщину, которая для нас была и будет злейшим врагом. И вот Булгаков делает маневр: он «отвлекается» от социальной сущности белогвардейщины и подменяет персонажи «Белой гвардии» «просто людьми», имеющими, конечно, некоторые недостатки, но в общем умными, милыми, добрыми и симпатичными борцами «за идеалы». Механизм этого превращения удивительно прост и состоит в том, что Булгаков проникается «объективизмом». Ему, мол, «безразлично», что белые — это белые, а важно лишь то, что белые — это-де «люди». Причем люди эти интеллигентны, культурны и приятны во всех отношениях, а посему Булгаков считает себя обязанным рисовать их в нежно-розовых сочувственных красках.»
(Зархин Влад. На правом фланге // Комсомольская правда, 10 апреля 1927 г.)

М. Г. Майзель:

«Это была удивительная попытка оправдать белое движение путем введения в роман субъективно честных белогвардейцев… <…> Из «Белой гвардии» можно сделать тот единственный вывод, что монархическое движение было обречено на гибель благодаря измене вождей. Самая же белая идея рисуется Булгаковым как идея высокого пафоса. Апология чистой белогвардейщины — таков внутренний смысл романа Булгакова.»
(М. Г. Майзель, Новобуржуазное течение в советской литературе. Л., 1929 г.)

Статья о Булгакове в «Большой советской энциклопедии»:

«В «Белой гвардии» и «Днях Турбиных», изображая белогвардейщину на Украине, лично пережитую автором, он пытается свалить «вину белогвардейства» на генералитет и других руководителей движения, изображая рядовых белогвардейцев доблестными и политически честными. »
(Статья о Булгакове в «Большой советской энциклопедии», 1929 г.)

Статья в газете «Возрождение» (г. Париж):

«Вышел номер 5-й журнала «Россия», редактируемого Лежнёвым. В журнале напечатано продолжение повести Михаила Булгакова «Белая гвардия», описывающей борьбу за Киев в конце 1918 года и занятие Киева Петлюрой. Повесть Булгакова, художественно значительная, будто бы лишена всякой советской тенденции.»
(статья в газете «Возрождение» (г. Париж), 9 ноября 1925 г.)

П. М. Пильский:

«Литературное счастье сразу осыпало Булгакова своими щедротами. Его имя прогремело. Роман «Белая гвардия» («Дни Турбиных») привлек и захватил общее внимание. Потом советская цензура, нападки большевиков на его пьесу, запреты, купюры, борьба, широчайший успех еще выше подняли интерес к молодому автору.

Литературный бог благословил Булгакова счастливой темой. И роман, и пьеса развертывают одну из самых жутких и трагических картин российской революции. Оба заглавия уместны. Своим двойным наименованием произведение Булгакова вскрывает его авторские цели: на этих страницах встает не только борьба, не только история, но и частная, личная жизнь Турбиных, революция проходит в своих отражениях на простой человеческой психике.

И в книге, и на сцене живут люди, потрясенные грозным шквалом, революционной бурей, вихрями российского бунта. Турбины — обыкновенная, средняя интеллигентская семья. В обрисовке этих лиц Булгаков нигде не грешит ни лишним идеализированием, ни односторонностью. Его отношение к своим героям сдержанно и объективно. <…>

В сущности, что рассказывает Булгаков? Он набрасывает картину страданий и мук русского человека, его жертвенность и гибель, трагедию скромного семейства, развал быта под ударами революционных громов. Своих скромных героев он не хочет освещать непременно розовым светом, не скрывает их недостатков, не заставляет нас сочувствовать офицеру Тальбергу, не украшает дела и личную жизнь Мышлаевского, не дарит ни одной лишней красивой черты ни Алексею, ни Николаю Турбиным, ничем не выделяет и не расцвечивает образа Елены. Ее женственность не подчеркнута, ее душа ни на минуту не окрылена одушевлением борьбы и протеста, а все действия, поступки, решения офицеров Турбиных предстают только выполнением долга и спокойного, постороннего зрителя не поражают ни исключительностью, ни картинностью, ни пламенным героизмом, ни безумием отваги. Рисунок Булгакова целомудрен. Его нигде не покидает чувство меры. Он ни в кого не влюблен, ни одно из действующих лиц не вызывает его преклонения и безотчетных хвал.

Вот почему так характерны борьба и гнев большевиков. Их гонения воздвигаются не только против явно враждебных книг, они преследуют не искажение действительности — им нужна льстивая покорность, лобзающая ложь, подкрашенная и разукрашенная тенденциозность, наигранный восторг. С правдой они воюют. Быть честным там — значит быть гонимым. <…>
Решительно: большевикам нечего было страшиться. Они устранены и со сцены, и со страниц книги. И все-таки Булгаков напугал. Чем? Только правдой. Даже скромное, даже осторожное проявление обычных чисто человеческих черт у «белогвардейцев» возмущает советскую власть, возбуждает ее неистовое, бешеное негодование. Большевики не могут допустить даже простой человечности у своего «классового» врага. А Турбины — трогательны.

Их судьба, их приговоренность, их душевные терзания должны вызывать глубокое волнение не только у тех, кто был свидетелем и участником тех дней, но и у всякого способного сочувствовать чужому страданию, чужой непоправимой беде и чужому великому горю.»
(П.М. Пильский, предисловие к роману «Белая гвардия», изданному в Риге в ноябре 1927 г.)

М. А. Осоргин:

«В появившемся в Париже издании роман Булгакова не окончен. Что он представляет собою в целом — говорить пока трудно; о том же, как он написан, можно судить уже и по напечатанным двум частям.

Фон романа — гражданская война, ее киевский этап (Скоропадский — Петлюра). Скорее всего, это даже не фон, а главное содержание; семья Турбиных, молодых и искренних активных участников белого движения, участвует в романе как бы лишь для оживления его, для того, чтобы не сделать его историческим, не превратить в беллетристическую запись изумительных и тяжких дней Киева накануне взятия его войсками Петлюры. Эпоха гражданской войны в обработке, пытающейся быть художественной, уже заполнила шкапы современной российской литературы; но художественности всегда мешало отсутствие перспективной дали, невозможность для писателя быть объективным в оценке событий эпохи и в обрисовке характеров ее деятелей. И прежде всего мешала, разумеется, цензура, сквозь сито которой свободно процеживался благородный коммунист, но не мог протискаться его честный противник. Плохо было и то, что за темы эти охотно брались, главным образом, перья беллетристов-агитаторов, коммунистически настроенных, литературно — дешевые, идейно — ничтожные, неспособные к художественному беспристрастию. Еще хуже было, когда по их стопам шли писатели, пытавшиеся приобрести себе паспорт благонадежности печатным отказом от собственного вчерашнего «белогвардейства» и расквитаться с «заблуждениями прошлого» путем цинической над ним издевки; таково, например, «Хождение по мукам» Алексея Толстого, худшее из произведений этого морально нестойкого таланта.

М. Булгакова ни в чем подобном упрекнуть нельзя. Он — по мере сил и таланта — старается быть объективным. Его герои — не трафаретные марионетки в предписанных костюмах, а живые люди. Он усложняет свою задачу тем, что всё действие романа переносит в стан «белых», стараясь именно здесь разобраться и отделить овец от козлищ, искренних и героев — от шкурников и предателей идеи белого движения. Он рисует картину страшного разложения в этом стане, корыстного и трусливого обмана, жертвой которого явились сотни и тысячи юнкеров, офицеров, студентов, честных и пылких юношей, по-своему любивших родину и беззаветно отдававших ей жизнь. Живописуя трагическую обреченность самого движения, он не пытается лишить его чести и не поет дифирамбов победителям, которых даже не выводит в своем романе (по крайней мере, в первых двух его частях). В условиях российских такую простую и естественную писательскую честность приходится отметить как некоторый подвиг — или же, с еще большим удовлетворением, признать, что российская цензура, не перестав быть партийной и охранной, умеет иногда не быть чрезмерно глупой. Впрочем, запрещение пьесы «Дни Турбиных», из романа переделанной, на сцене Моск<овского> Худож<ественного> театра, вызванное ее чрезмерным успехом у публики, свидетельствует о некоторой преждевременности подобных надежд.»
(Михаил Осоргин. «Дни Турбиных» // Последние новости. Париж, 20 октября 1927 г.)

М.О. Цетлин:

«Роман «Дни Турбиных» (по крайней мере, в первой своей части, вышедшей за границей) посвящен борьбе добровольцев с петлюровцами за Киев, еще находившийся под властью гетмана. Автор взял два эпиграфа к своему произведению. Один, из «Капитанской дочки» <…> Этот эпиграф очень подходит и к общему состоянию России в то время, и особенно к этим страшным дням киевской зимы 1918 года. Словно реальный холод с замерзающими борцами и символическая метель революции сливаются в одно. Другой эпиграф: «И судимы были мертвые по написанному в книгах сообразно делам своим…» (так в тексте. — Е.Я.), — не лишен, пожалуй, некоторой моральной гордыни. Автор сознает, что пишет не безответственную повестушку, не «беллетристику», не то, что англичане называют fiction. Книга его — художественный документ, свидетельство и суд.

Надо признать, что право на этот гордый эпиграф автор имеет: свидетельство его нелицеприятно, и суд праведен. И если вспомнить, что роман написан в Советской России, еще задыхающейся от ненависти к «белогвардейцам», — то художественное нелицеприятие представляется почти что моральным подвигом. Турбины и другие «белогвардейцы» не сусальные герои, но и не изверги рода человеческого, а обыкновенные хорошие русские люди, ставшие в эти трудные дни героями. Может быть, автору облегчило его подвиг, подвиг объективности, то, что в Киеве Турбины (если взять это имя как собирательное) боролись не с большевиками, а с столь же ненавистными большевикам, как и сами «белогвардейцы», петлюровцами. Может быть, этим последним обстоятельством и объясняется столь необычный либерализм советской цензуры, пропустившей этот роман. Нам думается, что автором руководила отнюдь не нравственная или политическая, а только художественная совесть. Он правдиво описал то, что видел, пережил, потому что художник, оставаясь художником, не может лгать. Только две-три фальшивые ноты удалось нам уловить в романе. Тема его — даром растраченный героизм молодежи, предаваемой дурными вождями. Нераспорядительность и трусость представителей командования и буржуазии кое-где художественно показаны. Но не надо было автору, уклоняясь от роли художника, прямо «от себя» называть их гадами или выражать сожаление, что они не повешены. Нехудожественным показался нам и пророческий сон доктора Турбина, эти разговоры с Богом о попах, эти большевики в раю, убранном в красное. Такой сон мог видеть солдат, с которым во сне разговаривает Турбин, но не сам Турбин.

Правдиво увидеть и передать то значительное, чем полна эта книга, было задачей нелегкой, требовавшей большого напряжения творческой энергии автора. Порой кажется, что для того чтобы не растрачивать ее, не отвлекать от главной задачи, автор не искал оригинальной формы, а умело приспособил для своей цели разнообразные, взятые у других, приемы. Форма его немного «компилятивна», он пользуется приемами не только крупных писателей, Белого или Ремизова, но и более слабых, вроде Пильняка или Артема Веселого. Острые углы и резкая безвкусица этих приемов как бы слегка отполированы, немного обесцвечены у Булгакова и благодаря этому более приемлемы. Он как бы популяризует Белого или Ремизова и смягчает выверты Пильняка. Как почти у всех, кто писал в России о революции, мы видим у Булгакова шпигующие рассказ обрывки слов, разговоров, песенок. И у него повествование разорвано, как бы прослоено вводными эпизодами, быстрыми мазками, лапидарными общими характеристиками, звукоподражаниями, отрывками из газет, словом, всем тем, что стало расхожей монетой у авторов революционного времени, что идет от Белого и переполняет книги Пильняка, Эренбурга, Артема Веселого и стольких других. Но, очевидно, эти приемы подходят к теме революции: словно революционный хаос писатели хотят выразить хаосом типографским. Надо признать, что приемы эти применяются Булгаковым со вкусом и чувством меры. »
(М. О. Цетлин «Михаил Булгаков. Дни Турбиных (Белая Гвардия). Роман.», издательство «Concordia», Париж, 1927 г. // Современные записки. Париж, 1927 г.,  т. 33)

Ю. И. Айхенвальд:

«Это — произведение ярко талантливое, оставляющее после себя глубокий след впечатления. Роман сделан очень искусно; легка его постройка, и как прихотливо ни разбросаны его части, прерываясь одна другой, все-таки они собираются сами собою в одно внутреннее целое, и зигзаги писательского каприза не раздражают читателя, а удовлетворяют. Отдельные образы и отдельные сцены необычайно сильны. Фоном для них является Киев в 1918 году — зимний Киев; и город этот оказывается у Мих<аила> Булгакова не только фоном: он живет и самостоятельной жизнью, как особое существо, так что недаром и величают его — слово Город пишут с большой буквы. В сознании, в представлении большинства Киев рисуется летним, зеленым, южным; оттого зимняя оболочка, в которую он одет у автора, и частое, почти как у Блока, упоминание о снеге вызывает в нас сначала какое-то сопротивление, какое-то ощущение, что не к лицу матери городов русских эта необычная белая одежда. Но ничего не поделаешь: именно зимою устроила история то, что описывают «Дни Турбиных» , и уклониться от этого было нельзя, тем более что весь роман соткан одновременно как из нитей вымысла, так и из кровавых нитей реальности. Придуманные, только внешне придуманные, психологически живые фигуры связаны в своих судьбах с такими подлинниками, как гетман Скоропадский, Петлюра, полковник Болботун. И вообще, главное действующее лицо «Дней» — это история, русская история, недавняя, еще не остывшая, такая, к которой больно притрагиваться. Болью, телесной и душевной, также насыщены страницы Булгакова, как и та действительность, которой они посвящены. С1914 года миром, который и без того давно облюбован страданием, овладело человеческое страдание исключительное. Оно составило жизненный нерв истории и в эту историю, то есть в неслыханные несчастья, вовлекло огромное количество людей — и детей в том числе. «Детей зачем-то ввязали в это… — послышался женский голос»: так сказано в «Белой Гвардии» по поводу нашей междоусобицы, и этот неизвестно чей женский голос мог бы представлять собою голос совести всего человечества. В страшно горячую, в самую опасную минуту, когда Петлюра уже взял Город и сопротивляться больше нельзя было, и бежал Скоропадский, и немцы не заступились, торжественно вышел из одного дома кадетик, у которого нос был пуговицей и у которого с левой стороны недоставало одного зуба, и большая винтовка сидела у него за спиной на ремне. Этот маленький был один из защитников Великой России. Что лично с ним стало, не досказывает Мих<аил> Булгаков; но гибель его ровесников и тех, кто несколько постарше, видна отчетливо. В этой гибельной междоусобице — на чьей стороне изобразитель «Белой Гвардии», белогвардейской семьи Турбиных? Художника об этом спрашивать не совсем законно, потому что он должен бы быть над обеими сторонами, на высоте объективности. Неделикатно спрашивать об этом именно Мих<аила>Булгакова, напечатавшего свою книгу в России, в стране — не правда ли? — не совсем свободной. Но и без вопросов ясно, к чести автора, что на своих белых героев он, подданный красной власти, сумел посмотреть открытыми и непредвзятыми глазами, сумел увидеть в них просто людей и осветить их не от себя, а из их собственной глубины, имманентно, отнесся к ним по законам их собственного внутреннего мира. Если он их и не принял, то во всяком случае он их понял. Этому соответствует и та характеристика, которую наш романист дает Киеву, когда зимою 1918 года его наполнили толпы беженцев с севера, от ужасов большевизма. Темные краски уделены этим беглецам, среди которых были, между прочим, и «журналисты московские и петербургские, продажные, алчные, трусливые». Но «бежали и честные дамы из аристократических фамилий». Праздную и развратную жизнь вели эти люди, и большевиков ненавидели они «ненавистью трусливой, шипящей, из-за угла, из темноты». Но зато «ненавистью горячей и прямой, той, которая может двинуть в драку» ненавидели большевиков армейские офицеры, и вот им всю честь и внимание справедливо воздает Мих<аил> Булгаков. От прикосновений его пера оживают перед нами образы этих прапорщиков и подпоручиков, бывших студентов, «сбитых с винтов жизни войной и революцией… в серых потертых шинелях, с еще не зажившими ранами, с ободранными тенями погон на плечах» — сами тени, живые осколки разбитой армии, разбитой России. Судьбу некоторых из этих офицеров прослеживает автор. Он делает это в каком-то особом тоне, будто бы слегка развязном, лирико-ироническом, но звучащем все-таки нотою душевного надрыва. Первая же страница романа овеяна элегическим настроением — печалью об умершей «маме»: «мама, мама (так в тексте. — Е.Я.), светлая королева, где же ты?» И тихой грустью дышит изображение разоренного человеческого гнезда, биография семьи, в которой молодежи «перебило жизнь на самом рассвете». «Давно уже начало мести с севера, и метет, и не перестает, и чем дальше, тем хуже», и обыкновенная, не военная, а человеческая жизнь с книгами, с Наташей Ростовой и Капитанской дочкой, с голландским изразцом жаркой печки, с абажуром и стенными часами, с тонкими духами от женских рук — эта уютная жизнь, о которой мечталось на полях мировой войны, не только не начинается, а, наоборот, кругом становится всё страшнее и страшнее. «На севере воет и воет вьюга… восемнадцатый год летит к концу и день ото дня глядит всё грозней и щетинистей». Недаром священник, раскрыв заветную книгу, при последнем свете, упадавшем из окна, прочитал таинственное страшное слово: «третий ангел вылил чашу свою в реки и источники вод; и сделалась кровь». Эпопею крови рассказывает Мих<аил> Булгаков. Содержание этой эпопеи таково, что к нему нравственно трудно подходить с эстетическим мерилом, и лишь содрогание можно, кажется, испытывать перед повестью о кровавом человеческом вареве, которое себе на потеху состряпал дьявол. И все- таки невольно подмечаешь у автора большие художественные достоинства, чувство меры, внешнюю и внутреннюю живописность, искусство тонкого портретиста, ряд примечательных тонкостей вообще. Как хорош, например, сон, который видится одному из Турбиных, — разговор вахмистра Жилина с апостолом Петром и Богом! Сдержанной страстностью отличается изложение Мих<аила> Булгакова, богато оно психологизмом и драматизмом. И, бесспорно, не только обыкновенный читатель, но и историк обратится к этой книге, когда ему надо будет восстановлять эпоху 1918 года на Украине — гетманщину и ее падение, всевозможные трагические эпизоды, связанные с тогдашними событиями, благородство и героизм иных, низость многих, а главное, главное — эту бесконечную, щедрую гибель молодых и старых, мужских и женских жизней. И еще, сквозь галерею весьма разнообразных и весьма выразительных лиц, написанных даровитой кистью Булгакова, мы, как я уже упоминал, подходим и к лицу Города, к удивительной картине Киева. С увлечением изображены его красоты <…> Но особое впечатление производит сверкающий электрический белый крест «в руках громаднейшего Владимира на Владимирской горке». <…> В той жути, которой проникнута книга Мих<аила> Булгакова, вообще за фактами показывающая мистику, особенное значение приобретает белый сияющий крест Владимира. Вероятно, теперь свет креста потушили и ночью Владимир больше не сияет. Темнее стало на Руси. Не только история, но и художество говорит об этом. Среди других произведений также и «Дни Турбиных» свидетельствуют о том, какие уроны и ущербы, какую страшную убыль нанесла революция не только людям, но и городам России, самому пейзажу ее и природе. Большевизм ударил Россию по лицу. По лицу земли русской разостлалась обида, и клюет русскую землю Птица-Обида.»
(Айхенвальд Ю. И. Литературные заметки // Руль. Берлин, 2 ноября 1927 г.)

Е.В. Рышков:

«Если есть среди советских писателей большой талант, которого советская тирания губит и, без сомнения, в конце концов погубит, — то это — Михаил Булгаков.

Булгаков органически не может вывернуть шиворот-навыворот по «марксистскому» образцу свою талантливую и чуткую душу.

Угрозами, доносами и ненавистью встретила советская наемная критика первую часть «Белой гвардии», романа, под которым, за малыми купюрами — подписался бы любой белогвардейский писатель. Красная власть потребовала от Булгакова «отдать дань». Бог знает где и как потребовала — быть может, в подвалах Чека. Он дал советскому театру какую-то бездушную, сырую агитмелодраму, а весь пафос своей души отдал второй части «Дней Турбиных». С душевным волнением берет читатель в руки эту книгу — дальнейшая судьба героев (с которыми он свыкся и так полюбил в первой части) всего этого милого, глубоко несчастного «турбинского окружения» — не может не волновать и не захватывать. Как и в первой части, весь роман написан удивительно ровно, с мягким жизненным юмором в самых трагических местах. Ряд отдельных сцен и картин достигают высокого художественного уровня.
П-я часть «Дней Турбиных» запрещен<а> в СССР. Тем больший интерес и значение она имеет для нас.»
(Е. Т. [Рышков Е.В.] Михаил Булгаков — «Дни Турбиных» («Белая гвардия»), роман, т. II, стр. 159. Париж, 1929 // Часовой. Париж, 1929, №19)

М.Л. Гофман:

«Второй том «Дней Турбиных» изображает кратковременную, но беспокойно-насыщенную, напряженную, тяжелую эпоху петлюровщины — «Пэтурры», эпоху, когда была дешева кровь на червонных полях, когда дикая и жестокая неразбериха царствовала в растревоженной стране, когда пассажиров второго класса высаживали из вагонов и тут же на месте расстреливали только за то, что они ехали во втором классе.

Стихия петлюровской эпохи с погромами, с ее самочинными воровскими обысками, с ее «трьіманіями» (погонями, арестами; от укр. «тримати» — держать. — Е.Я.), жестокой ловлей офицеров — составляет тот фон, на котором протекают страшные дни Турбиных; и нужно признать, что автору удались не только отдельные сцены, отдельные эпизоды петлюровщины (ярка картина обыска, петлюровского парада, ловли «шпиона» и проч.), но удалась прежде всего самая стихия жизни и ее тревожный пульс. И всё же роман верно назван «Дни Турбиных»: отдельные люди, отдельная семья, семья Турбиных приковывает к себе внимание читателя, и в описании «Дней Турбиных» более всего сказывается талант Мих<аила> Булгакова. Нельзя без трепетного волнения читать, как волком бежал раненый Турбин и как его спасла Рейсс. Драматизм «Дней Турбиных» около умирающего Алексея Турбина нарастает с первых страниц второго тома — с бреда Алексея <…> В постоянном нарастании тревоги, в большем и большем напряжении та сила художника, которою он держит читателя. Эта напряженность и тревога (и в семье Турбиных, и вне ее — в петлюровском Киеве) доходят до высшей степени при описании умирания Турбина <. ..> Елена молится (молитва ее, несомненно, самое сильное место в романе) — и по молитве ее совершается чудо — кризис, из которого вышел живым Турбин. Разрешился и кризис романа, закончились и те 47 дней жития «Пэтурры» в Киеве, которые болел Турбин. Последние 20 страниц романа написаны хорошо, но они уже не волнуют так, не приковывают — «Пэтурра» и «Дни Турбиных» кончились, и последние страницы производят впечатление только приставки-концовки.»
(Гофман М. Л. «Дни Турбиных» («Белая гвардия»). Роман. Том второй. Париж, 1929 // Руль. Берлин, 26 июня 1929 г.)

Анонимный рецензент, газета «Неделя» (г. Прага):

«Как и в первом томе, здесь «белые» изображены прежде всего как люди, и люди неплохие; есть лучше, есть хуже…

Как и в первом томе, тут тоже льется кровь, кровь белых и красных, кровь человеческая…

«А зачем это было? Никто не скажет. Заплатит ли кто-нибудь за кровь? Нет. Никто.

Просто растает снег, взойдет зеленая украинская трава, заплетет землю. .. выйдут пышные всходы… задрожит зной над полями и крови не останется и следов. Дешева кровь на червоных полях и никто выкупать ее не будет. Никто».

Так заканчивает свой роман М. Булгаков, первый из советских писателей, осмелившийся подойти к «белым» как к людям и вызвавший тем всем известную бурю.»
((анонимный автор) газета «Неделя», г. Прага, 6 сентября 1929 г.)

П. Н. Милюков:

«…написанный с той же точки зрения и с однородным содержанием, роман Мих<аила> Булгакова, тоже побывавшего в эмиграции*, переделанный в пьесу «Дни Турбиных», имел очень большой успех у публики, тогда еще состоявшей в значительной части из членов среды, описанной в романе. Сенсация была вызвана тем, что в объективное изложение Булгаков всё же внес ноту теплого сочувствия жертвам переворота.»
(П. Н. Милюков «Очерки по истории русской культуры», Париж, 1931 г.)

Белая гвардия Булгаков читать, Белая гвардия Булгаков читать бесплатно, Белая гвардия Булгаков читать онлайн

Белая гвардия

Белая гвардия

Михаил Афанасьевич Булгаков

Классическая и современная проза

Место действия в романе М. А.Булгакова «Белая гвардия» — Киев, время — «страшный год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй», герой — молодой врач Алексей Турбин, волею судьбы попавший в водоворот страшных событий Гражданской войны. Семья Турбиных до последнего старается сохранить в своем доме старый уклад, собственный духовный мир… Но в переходящем из рук в руки Киеве это невозможно… В книгу также вошла пьеса «Дни Турбиных» и рассказы писателя, сюжеты которых во многом автобиографичны.

Михаил Булгаков. Белая гвардия

Посвящается Любови Евгеньевне Белозерской

Пошел мелкий снег и вдруг повалил хлопьями.

Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение

темное небо смешалось с снежным морем. Все

исчезло.

– Ну, барин, – закричал ямщик, – беда: буран!

«Капитанская дочка»

И судимы были мертвые по написанному в книгах

сообразно с делами своими…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская – вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс.

Но дни и в мирные и в кровавые годы летят как стрела, и молодые Турбины не заметили, как в крепком морозе наступил белый, мохнатый декабрь. О, елочный дед наш, сверкающий снегом и счастьем! Мама, светлая королева, где же ты?

Через год после того, как дочь Елена повенчалась с капитаном Сергеем Ивановичем Тальбергом, и в ту неделю, когда старший сын, Алексей Васильевич Турбин, после тяжких походов, службы и бед вернулся на Украину в Город, в родное гнездо, белый гроб с телом матери снесли по крутому Алексеевскому спуску на Подол, в маленькую церковь Николая Доброго, что на Взвозе.

Когда отпевали мать, был май, вишневые деревья и акации наглухо залепили стрельчатые окна. Отец Александр, от печали и смущения спотыкающийся, блестел и искрился у золотеньких огней, и дьякон, лиловый лицом и шеей, весь ковано-золотой до самых носков сапог, скрипящих на ранту, мрачно рокотал слова церковного прощания маме, покидающей своих детей.

Алексей, Елена, Тальберг и Анюта, выросшая в доме Турбиной, и Николка, оглушенный смертью, с вихром, нависшим на правую бровь, стояли у ног старого коричневого святителя Николы. Николкины голубые глаза, посаженные по бокам длинного птичьего носа, смотрели растерянно, убито. Изредка он возводил их на иконостас, на тонущий в полумраке свод алтаря, где возносился печальный и загадочный старик бог, моргал. За что такая обида? Несправедливость? Зачем понадобилось отнять мать, когда все съехались, когда наступило облегчение?

Улетающий в черное, потрескавшееся небо бог ответа не давал, а сам Николка еще не знал, что все, что ни происходит, всегда так, как нужно, и только к лучшему.

Отпели, вышли на гулкие плиты паперти и проводили мать через весь громадный город на кладбище, где под черным мраморным крестом давно уже лежал отец. И маму закопали. Эх… эх…

Много лет до смерти, в доме N13 по Алексеевскому спуску, изразцовая печка в столовой грела и растила Еленку маленькую, Алексея старшего и совсем крошечного Николку. Как часто читался у пышущей жаром изразцовой площади «Саардамский Плотник», часы играли гавот, и всегда в конце декабря пахло хвоей, и разноцветный парафин горел на зеленых ветвях. В ответ бронзовым, с гавотом, что стоят в спальне матери, а ныне Еленки, били в столовой черные стенные башенным боем. Покупал их отец давно, когда женщины носили смешные, пузырчатые у плеч рукава. Такие рукава исчезли, время мелькнуло, как искра, умер отец-профессор, все выросли, а часы остались прежними и били башенным боем. К ним все так привыкли, что, если бы они пропали как-нибудь чудом со стены, грустно было бы, словно умер родной голос и ничем пустого места не заткнешь. Но часы, по счастью, совершенно бессмертны, бессмертен и Саардамский Плотник, и голландский изразец, как мудрая скала, в самое тяжкое время живительный и жаркий.

Вот этот изразец, и мебель старого красного бархата, и кровати с блестящими шишечками, потертые ковры, пестрые и малиновые, с соколом на руке Алексея Михайловича, с Людовиком XIV, нежащимся на берегу шелкового озера в райском саду, ковры турецкие с чудными завитушками на восточном поле, что мерещились маленькому Николке в бреду скарлатины, бронзовая лампа под абажуром, лучшие на свете шкапы с книгами, пахнущими таинственным старинным шоколадом, с Наташей Ростовой, Капитанской Дочкой, золоченые чашки, серебро, портреты, портьеры, – все семь пыльных и полных комнат, вырастивших молодых Турбиных, все это мать в самое трудное время оставила детям и, уже задыхаясь и слабея, цепляясь за руку Елены плачущей, молвила:

– Дружно… живите.

Но как жить? Как же жить?

Алексею Васильевичу Турбину, старшему – молодому врачу – двадцать восемь лет. Елене – двадцать четыре. Мужу ее, капитану Тальбергу – тридцать один, а Николке – семнадцать с половиной. Жизнь-то им как раз перебило на самом рассвете. Давно уже начало мести с севера, и метет, и метет, и не перестает, и чем дальше, тем хуже. Вернулся старший Турбин в родной город после первого удара, потрясшего горы над Днепром. Ну, думается, вот перестанет, начнется та жизнь, о которой пишется в шоколадных книгах, но она не только не начинается, а кругом становится все страшнее и страшнее. На севере воет и воет вьюга, а здесь под ногами глухо погромыхивает, ворчит встревоженная утроба земли. Восемнадцатый год летит к концу и день ото дня глядит все грознее и щетинистей.

Упадут стены, улетит встревоженный сокол с белой рукавицы, потухнет огонь в бронзовой лампе, а Капитанскую Дочку сожгут в печи. Мать сказала детям:

– Живите.

А им придется мучиться и умирать.

Как-то, в сумерки, вскоре после похорон матери, Алексей Турбин, придя к отцу Александру, сказал:

– Да, печаль у нас, отец Александр. Трудно маму забывать, а тут еще такое тяжелое время… Главное, ведь только что вернулся, думал, наладим жизнь, и вот…

Он умолк и, сидя у стола, в сумерках, задумался и посмотрел вдаль. Ветви в церковном дворе закрыли и домишко священника. Казалось, что сейчас же за стеной тесного кабинетика, забитого книгами, начинается весенний, таинственный спутанный лес. Город по-вечернему глухо шумел, пахло сиренью.

– Что сделаешь, что сделаешь, – конфузливо забормотал священник. (Он всегда конфузился, если приходилось беседовать с людьми.) – Воля божья.

– Может, кончится все это когда-нибудь? Дальше-то лучше будет? – неизвестно у кого спросил Турбин.

Священник шевельнулся в кресле.

– Тяжкое, тяжкое время, что говорить, – пробормотал он, – но унывать-то не следует…

Потом вдруг наложил белую руку, выпростав ее из темного рукава ряски, на пачку книжек и раскрыл верхнюю, там, где она была заложена вышитой цветной закладкой.

– Уныния допускать нельзя, – конфузливо, но как-то очень убедительно проговорил он. – Большой грех – уныние… Хотя кажется мне, что испытания будут еще. Как же, как же, большие испытания, – он говорил все увереннее. – Я последнее время все, знаете ли, за книжечками сижу, по специальности, конечно, больше все богословские…

Он приподнял книгу так, чтобы последний свет из окна упал на страницу, и прочитал:

– «Третий ангел вылил чашу свою в реки и источники вод; и сделалась кровь».

2

Итак, был белый, мохнатый декабрь. Он стремительно подходил к половине. Уже отсвет рождества чувствовался на снежных улицах. Восемнадцатому году скоро конец.

Над двухэтажным домом N13, постройки изумительной (на улицу квартира Турбиных была во втором этаже, а в маленький, покатый, уютный дворик – в первом), в саду, что лепился под крутейшей горой, все ветки на деревьях стали лапчаты и обвисли. Гору замело, засыпало сарайчики во дворе – и стала гигантская сахарная голова. Дом накрыло шапкой белого генерала, и в нижнем этаже (на улицу – первый, во двор под верандой Турбиных – подвальный) засветился слабенькими желтенькими огнями инженер и трус, буржуй и несимпатичный, Василий Иванович Лисович, а в верхнем – сильно и весело загорелись турбинские окна.

В сумерки Алексей и Николка пошли за дровами в сарай.

– Эх, эх, а дров до черта мало. Опять сегодня вытащили, смотри.

Из Николкиного электрического фонарика ударил голубой конус, а в нем видно, что обшивка со стены явно содрана и снаружи наскоро прибита.

– Вот бы подстрелить чертей! Ей-богу. Знаешь что: сядем на эту ночь в караул? Я знаю – это сапожники из одиннадцатого номера. И ведь какие негодяи! Дров у них больше, чем у нас.

– А ну их… Идем. Бери.

Ржавый замок запел, осыпался на братьев пласт, поволокли дрова. К девяти часам вечера к изразцам Саардама нельзя было притронуться.

Замечательная печь на своей ослепительной поверхности несла следующие исторические записи и рисунки, сделанные в разное время восемнадцатого года рукою Николки тушью и полные самого глубокого смысла и значения:

«Если тебе скажут, что союзники спешат к нам на выручку, – не верь. Союзники – сволочи.

Он сочувствует большевикам.»

Рисунок: рожа Момуса.

Подпись:

«Улан Леонид Юрьевич».

«Слухи грозные, ужасные,

Наступают банды красные!»

Рисунок красками: голова с отвисшими усами, в папахе с синим хвостом.

Подпись:

«Бей Петлюру!»

Руками Елены и нежных и старинных турбинских друзей детства – Мышлаевского, Карася, Шервинского – красками, тушью, чернилами, вишневым соком записано:

«Елена Васильевна любит нас сильно,

Кому – на, а кому – не.»

«Леночка, я взял билет на Аиду.

Бельэтаж N8, правая сторона.»

«1918 года, мая 12 дня я влюбился.»

«Вы толстый и некрасивый.»

«После таких слов я застрелюсь.»

(Нарисован весьма похожий браунинг.)

«Да здравствует Россия!

Да здравствует самодержавие!»

«Июнь. Баркарола.»

«Недаром помнит вся Россия

Про день Бородина.»

Печатными буквами, рукою Николки:

«Я таки приказываю посторонних вещей на печке не писать под угрозой расстрела всякого товарища с лишением прав. Комиссар Подольского райкома. Дамский, мужской и женский портной Абрам Пружинер,

1918 года, 30-го января. »

Пышут жаром разрисованные изразцы, черные часы ходят, как тридцать лет назад: тонк-танк. Старший Турбин, бритый, светловолосый, постаревший и мрачный с 25 октября 1917 года, во френче с громадными карманами, в синих рейтузах и мягких новых туфлях, в любимой позе – в кресле с ногами. У ног его на скамеечке Николка с вихром, вытянув ноги почти до буфета, – столовая маленькая. Ноги в сапогах с пряжками. Николкина подруга, гитара, нежно и глухо: трень… Неопределенно трень… потому что пока что, видите ли, ничего еще толком не известно. Тревожно в Городе, туманно, плохо…

На плечах у Николки унтер-офицерские погоны с белыми нашивками, а на левом рукаве остроуглый трехцветный шеврон. (Дружина первая, пехотная, третий ее отдел. Формируется четвертый день, ввиду начинающихся событий.)

Но, несмотря на все эти события, в столовой, в сущности говоря, прекрасно. Жарко, уютно, кремовые шторы задернуты. И жар согревает братьев, рождает истому.

Старший бросает книгу, тянется.

– А ну-ка, сыграй «Съемки»…

Трень-та-там… Трень-та-там…

Сапоги фасонные,

Бескозырки тонные,

То юнкера-инженеры идут!

Старший начинает подпевать. Глаза мрачны, но в них зажигается огонек, в жилах – жар. Но тихонько, господа, тихонько, тихонечко.

Здравствуйте, дачники,

Здравствуйте, дачницы…

Гитара идет маршем, со струн сыплет рота, инженеры идут – ать, ать! Николкины глаза вспоминают:

Училище. Облупленные александровские колонны, пушки.

Анализ 1 главы 1 части романа М. А. Булгакова «Белая гвардия» (Белая гвардия Булгаков)

«Роман этот я люблю больше всех других моих вещей», — так напишет Михаил Афанасьевич Булгаков о «Белой гвардии» в автобиографии. Вся современная ему литература, все писатели, призывали отказаться от прошлого. Булгаков же, напротив, любил то время, когда родился, воспитывался, рос, учился… Отказ от него означал отказ от прежней счастливой жизни… Поэтому во многих его произведениях, а особенно, в «Белой гвардии», нашли отражение многие автобиографические моменты, прежняя Россия.

Первой части предшествуют два эпиграфа. Первый из них взят из «Капитанской дочки» А. С. Пушкина: «Пошел мелкий снег и, вдруг, повалили хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось с снежным морем. Все исчезло.

— Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран». Этим автор хочет подчеркнуть свою связь с великим писателем, а именно — с историзмом Пушкина. В романе делается четкое разделение сил (это видно уже из названия романа), указываются точные, достоверные даты. Читатель сразу вспоминает, прочитав эпиграф, сюжет «Капитанской дочки», о тех кровавых временах пугачевщины. Но уже о других пугачевых пойдет речь в произведении Булгакова — они умны, современны, образованны.

«Велик был год и страшен по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская — вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс». Не случайно упоминание двух этих планет, не случайно подобраны им именно такие определения… Марс и Венера — указание на разделение народа в эту пору. Венера не зря названа пастушеской — это символ мира, мирного труда, Марс, как известно, — бог войны, поэтому он красный (цвет крови, агрессии), дрожащий (беспокойный).

Михаил Афанасьевич знакомит нас с семьей Турбиных, их домом, историей их семьи до начала повествования. Мать похоронена… Но именно сейчас бы и начаться новой жизни — дочь Елена повенчалась с капитаном Сергеем Ивановичем Тальбергом, из долгих походов вернулся старший сын Алексей Васильевич Турбин. Немногим позднее мы узнаем, что есть еще Анюта, выросшая в доме Турбиной, и Николка — младший сын в семье. Маленький мальчик не понимает, почему Господь отнял у него маму сейчас, когда вся семья вместе, вновь воссоединилась. А еще он «не знал, что все, что ни происходит, всегда так, как нужно, и только к лучшему. Мать отнесли на кладбище, где давно уже лежал отец…»

Их жизнь — это отражение той эпохи, когда жилось им хорошо и спокойно. Много внимания уделяется описанию вещного окружения семьи Турбиных. Через эти описания дается характеристика и героев. Уютный дом, старинная мебель, изразцовая печка, часы, непременный запах хвои в конце декабря и цветные свечи на зеленых ветвях ели. Часы купил еще живой тогда отец давно, «когда женщины носили смешные, пузырчатые у плеч рукава». К часам все так привыкли, что, кажется, остановись они или пропади куда-нибудь, «грустно было бы, словно умер родной голос и ничем пустого места не заткнешь». Писатель легко вводит читателя в то время, когда происходит действие романа, «окружая» его вещами, «обитающими» в доме героев, — описания реалистичны и детальны.

Мать завещала жить дружно… Но как? Ведь все почувствовали, что «давно уже начало мести с севера, и метет, и не перестает, и чем дальше, тем хуже», что грядут перемены, страшные перемены…

У первой части есть еще один эпиграф, который взят из Откровения Иоанна Богослова, проще — «Апокалипсиса»: «И судимы были мертвые по написанному в книгах сообразно с делами своими…». Через весь роман проходит мысль Булгакова о величии этой книги. В конце главы отец Александр зачитывает наугад фразу из открытой книги: «Третий ангел вылил чашу свою в реки и источники вод; и сделалась кровь», и тогда невольно вспоминается эпиграф.

Роман Булгакова пронизан образами-символами. Полна ими и первая глава. «Давно уже начало мести с севера, и метет, и не перестает, и чем дальше, тем хуже» — грядет что-то страшное, холодное, чужое до этого времени. «Упадут стены, улетит встревоженный сокол с белой рукавицы, потухнет огонь в бронзовой лампе, а «Капитанскую дочку» сожгут в печи». Это напоминает пророчество из «Апокалипсиса», но осовремененное, приуроченной именно к этой ситуации. Булгаков явно тревожится за судьбу пушкинского наследия, традиции, дорогого не только самому писателю, но и незаменимого для литературы вообще. Во время разговора с отцом Александром, Алексей смотрит в окно: «Ветви в церковном дворе закрыли и домишко священника. Казалось, что сейчас же за стеной тесного кабинетика, забитого книгами, начинается весенний, таинственный спутанный лес». Будущее у Турбиных такое же темное, непонятное, как и этот лес за стеклом… Ясно, что придется пройти через множество лишений, реки крови и смерть, прежде чем понять и увидеть, что же ждет за темными лесами, тогда, когда перестанет дуть холодный северный ветер, перестанет крутить буран и погромыхивать земля.

А при чём здесь Булгаков? — Статьи

ФУНКЦИОНИРУЕТ ПРИ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКЕ МИНИСТЕРСТВА ЦИФРОВОГО РАЗВИТИЯ, СВЯЗИ И МАССОВЫХ КОММУНИКАЦИЙ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ.

---

Реклама.

ЛГ online

Рефлексия начнется завтра

20.09.2022
Писатель Игорь САВЕЛЬЕВ открыто называет себя человеком с антивоенной позицией.

Мы в Telegram

16.09.2022
Читайте «ЛГ» и ее главреда Максима ЗАМШЕВА в популярном мессенджере.

«Сомнений в правоте России нет…» Часть вторая

12.09.2022
«Литературная газета» продолжает интересоваться позицией писателей, задавая им все те же три вопроса о специальной военной операции.

ЛГ плюс

«Ты будешь жить с моей племянницей?»

16.09.2022
Рассказы Саши ЛИБУРКИНА, как обычно, грустные и веселые, глубокие и шаловливые.

Те, кто живет войной

10.09.2022
Многие стихи Алексея ШОРОХОВА уникальны тем, что написаны непосредственно в зоне боевых действий.

Другое время

03.09.2022
Представляем читателям «Литературной газеты» новые стихи Полины ОРЫНЯНСКОЙ.

---

Спецформат

Театр одного хора

21.09.2022
В  Большом зале консерватории состоялся концерт Камерного хора Московской консерватории под управлением Александра Соловьева.

«Минувшее меня объемлет живо…»

19.09.2022
Виталий МОЛЧАНОВ рассказывает о  поездке в Михайловское.

Первая леди русской словесности

17.09.2022
К незамеченному 210-летию Натальи ГОНЧАРОВОЙ. Калуга считает ПУШКИНА более своим, нежели  его законную супругу.

ОПРОСНИК

1. 1. Постоянно
   2. Иногда
   3. Никогда

Позиция

Отношение к первопрестольной

13.09.2022
Поэт, композитор, исполнитель Юрий ЛОЗА о выступлении С.Шнурова на Дне рождения Москвы

Пришла пора разобраться

10.09.2022
Виктор АЛКСНИС о том, каким образом Латвия может оставить без газа Санкт-Петербург, Ленинградскую, Новгородскую и Псковскую области.

СССР – не РИ

04.09.2022
Социолог Филипп ГРИЛЬ считает, что Советский Союз ни в коем случае не нужно называть Империей.

---

Политика / Общество / Параллели

Судьба этого памятника сейчас под вопросом…

Фото: РИА Новости

Теги: А при чём здесь Булгаков , Борис Сергеев

Оценить:

Оценка: 8.33 — Голосов: 18

 

---

---

Новости

21.09.2022

Прошел форум переводчиков

Трехдневный сбор в Переделкино завершился 20 сентября.

20.09.2022

Погиб Сергей Пускепалис

Известный актер и режиссер попал в ДТП, перегоняя купленный для Донбассса «броневик».

20.09.2022

Место встречи: Тунис

В Хаммамете пройдёт Региональная молодёжная конференция российских соотечественников стран Африки и Азии

19.09.2022

Стихи и музыка сольются воедино

МДК на Новом Арбате приглашает на театрально-поэтический вечер

18. 09.2022

Волшебное слово

Завершился VIII Всероссийский конкурс детских СМИ

Все новости

Книга недели

Николай Долгополов. Легендарные разведчики 3. – М.: Молодая гвардия, 2020. – 352 с. – 7000 экз.

Колумнисты ЛГ

Культура

В ожидании музыки

Трудно отвыкать от хорошего – многие филармонические сезоны последних лет открыв…

События и мнения

Головы на Восток

Никогда ранее саммиты Шанхайской организации сотрудничества не привлекали такого…

События и мнения

Кипр и Маныч

В моё детство, придя в школу после каникул, мы неизменно писали сочинение на сак…

События и мнения

Кто в США фашист?

В Америке начало сентября – старт политического сезона и выход на финишную пряму…

Литература

Фёдор Михайлович не придёт

Конечно, об этом знают все. В 1869 году Толстой поехал в Пензенскую губернию, чт…

«Охота на ведьм» началась.

На Украине «отменили» Булгакова

https://inosmi.ru/20220822/bulgakov-255611425.html

«Охота на ведьм» началась. На Украине «отменили» Булгакова

«Охота на ведьм» началась. На Украине «отменили» Булгакова

«Охота на ведьм» началась. На Украине «отменили» Булгакова

В Киеве убрали мемориальную доску в честь писателя Михаила Булгакова, сообщает «Страна». Попытки «отменить» его в столице и по всей Украине уже делались. Так… | 22.08.2022, ИноСМИ

2022-08-22T12:02

2022-08-22T12:02

2022-08-22T14:58

страна.ua

михаил булгаков

украина

снос памятника

общество

/html/head/meta[@name=’og:title’]/@content

/html/head/meta[@name=’og:description’]/@content

https://cdnn1.inosmi.ru/img/07e6/08/16/255618660_0:0:3191:1796_1920x0_80_0_0_b45be374c18c4a963d798e5c480f92f9.jpg

В Киеве демонтировали мемориальную доску, которая пять лет висела на здании бывшей гимназии, где учился автор «Мастера и Маргариты» и «Белой гвардии». В столице остается еще много напоминаний о знаменитом литераторе, который жил в Киеве и писал о нем. Это и памятник, и улица, и дом-музей, и еще одна мемориальная доска. Что это значит, и почему «дерусификация» коснулась коренного киевлянина Михаила Булгакова – разбиралась «Страна».Как «отменяют» БулгаковаВ апреле – то есть после начала спецоперации России – в Киеве начались разговоры о сносе памятника писателю у его дома на Андреевском спуске. Отдельные депутаты Киевсовета – Алина Михайлова («Голос») и Ксения Семенова («Слуга народа») – внесли проект решения о сносе памятных знаков, «связанных с Российской Федерацией и колониальным наследием». В список попал и монумент Булгакову.Против этого выступили многие киевляне, и с тех пор идею так и не реализовали. Хотя сейчас памятник все равно скрыт от глаз: как и многие другие, его укрыли от обстрелов. Но цветы продолжают приносить. Тем не менее тезис о том, что нужно избавляться от любых связей с русской культурой, никуда не делся, и Булгакова попытались вычеркнуть из киевской топонимики. Почва для этого уже подготовлена голосованием в приложении «Киев цифровой». Результаты этого «референдума», который прошел в июне, пока не имплементированы Киевсоветом. Но если это произойдет, то Булгакова в Киеве станет меньше (голосование может пройти до конца августа, как ранее сообщали отдельные депутаты). Его улицу в Святошинском районе столицы смогут переименовать в честь Гулака-Артемовского.Интересно, что механизм опроса в принципе не подразумевал оставить среди опций прежнее название или опции «против всех» – можно было поддержать лишь те или иные варианты переименования. В июне против Булгакова начались движения и в украинском образовании. Рабочая группа при профильном министерстве предложила убрать из программы 9 класса роман «Собачье сердце», из 11-го – «Мастера и Маргариту». Из дополнительной литературы захотели изъять «Белую гвардию».Это также вызвало у многих вопросы, поэтому в августе глава управления общего среднего и дошкольного образования МОН Юрий Кононенко заявил, что русских писателей, связанных с Украиной в программе оставят. Конкретно по Булгакову он пообещал, что школьники продолжат изучать «Собачье сердце». Что ждет «Мастера и Маргариту» и особенно «Белую гвардию» (где в довольно негативном свете изображаются деятели украинского Гетманата и Директории) – чиновник не уточнил.То есть пока попытки вычеркнуть писателя из истории Украины и Киева имели место, но оставались лишь попытками. Но вчера борцы с Булгаковым впервые ощутимо продвинулись вперед. В Киеве сняли мемориальную доску Булгакова со здания Первой мужской гимназии, где он когда-то учился с 1901 по 1909 годы. Сейчас здесь расположен Гуманитарный корпус Киевского университета имени Тараса Шевченко. Доску Булгакову там установили в 2017 году. Понятно, что без одобрения университета сделать это было бы невозможно. Причину демонтажа озвучила активистка общественной организации «Экспертный корпус» Татьяна Швыдченко. По ее словам, памятная доска писателю является «маркером российской оккупации». А самого классика она называет украинофобом.»29 июля ОО „Экспертный корпус” подала официальное обращение с просьбой демонтировать со стен КНУ два маркера российской оккупации. Спасибо Киевскому национальному университету имени Тараса Шевченко за пример и ценностную и достойную позицию! Ждем демонтажа второй доски», – написала она. Речь о мемориальной доске в честь преподавателей и студентов КНУ, погибших в 1941-1945 годы. Пока она висит на главном корпусе университета. «Ждем демонтажа второй доски, посвященной мифу о „советской родине”, а по сути – разрушителям украинской государственности в 1921 году», – написала активистка.После этой «перемоги» неправительственная организация «Декоммунизация. Украина» призвала убрать мемориальную доску писателя со здания медуниверситета Богомольца, где Булгаков учился на врача. А также снести памятник с цитатой писателя в Буче. На монументе фраза из «Белой гвардии»: «Все, что ни происходит, всегда так, как нужно, и только к лучшему».Откуда взялись претензии к Булгакову?С одной стороны, автор «Мастера и Маргариты» попал под каток дерусификации, которая не щадит ни Толстого, ни Достоевского. С другой – речь о давнем идейном конфликте националистов с Булгаковым. Автор «Белой гвардии», судя по его творчеству, очевидно не жаловал тех, кого сегодня считают основоположниками украинской государственности (например, Петлюру и других деятелей революционных событий в Киеве 1917-1918 годов). Также в его книгах звучит неприятие украинизации, которую внедряли в Киеве в период УНР и Директории.Впрочем, бороться с Булгаковым у дерусификаторов пока не до конца получается из-за его происхождения – писатель родился и жил в Киеве, посвятил ему обширную часть своего творчества и по-прежнему имеет в столице большую «группу поддержки». Многие киевляне – и не только они – против того, чтобы вымарывать Булгакова из истории города, с которой он неразрывно связан. Да и в целом это слишком крупная фигура в литературе, чтобы предать ее забвению. Поэтому пока что улица Булгакова в Киеве остается, как и памятник у его дома-музея на Андреевском спуске. Но неизвестно, надолго ли.Реакция соцсетейСнос мемориальной доски Булгакову вызвал новую волну реакций. Кто-то воспринял позитивно. «Булгаков – замечательный русский писатель. Но… наши пути разошлись навсегда», – написал киевский айтишник Андрей Дума.Бурная дискуссия развернулась в комментариях к посту депутата Киевсовета Ксении Семеновой, которая ранее призывала снести памятник Булгакову на Андреевском спуске. А теперь поддержала демонтаж доски со здания КНУ. Она сначала написала благодарственный пост ректору КНУ Владимиру Бугрову. А потом добавила свое развернутое мнение, почему Булгакову не место в Киеве. Как пример она привела отрывок из «Белой гвардии», где изображается въезд Директории в Киев. По мнению Семеновой, в тексте автора «читается откровенное российское отвращение к любым массовым политическим собраниям, а тем более украинским».Но в комментариях Семеновой начали возражать люди с вполне проукраинскими взглядами. «Путин рад. На Украине теперь мракобесие, сожжение ведьм и заодно и книг. Он своего добился. Потирает ручки и хихикает в кулачок. А господин Бугров (Ректор университета. – Прим. ИноСМИ.) и вправду профессор? Или он тот, кто проливает подсолнечное масло на рельсы трамваев? Спасибо Булгакову. Предупредил, что такое вполне возможно», – написала медик-волонтер Ирина Савенко.Претензии к ректору КНУ Владимиру Бугрову звучали и от других пользователей. «Очень стыдно профессору потакать Шариковым во власти. Вам не хватает понимания киевского контекста и смыслов для занимаемой должности», – написала киевлянка Екатерина Гезелева. Автору поста – депутату Семеновой – напомнили, что Булгаков родился в Киеве и задолго до Путина и Скабеевой. Депутат ответила, что они «у него учились».»И Гоголя надо запретить – он же писал на русском и, кстати, получал пенсию от царя. И, чуть не забыл, Тарас Шевченко личный дневник вел также по-русски – потому и его немедленно запретить, как особо опасного московита», – написал киевский активист Александр Дядюк.Другие украинцы восприняли историю со сносом таблички с Булгаковым однозначно негативно. «Охота на ведьм началась. В общем, незачем читать классиков. Так решили в каком-то „Экспертном корпусе” и демонтировали мемориальную доску. И правильно. Зачем нам быть образованными? И зачем нам быть едиными? Будем не с коррупцией бороться и некомпетентностью, а с культурой, литературой и наукой. Прямой путь к шариковщине. И по ночам петь что-нибудь вдохновляющее. Плохая тенденция. Не делающая нас сильнее и сплоченнее. Охота на ведьм никогда не объединяет людей. Это не патриотизм. И не стремление быть цивилизованными. Да и „Мастера и Маргариту” не мешало бы прочитать любому современному человеку», – написал телеведущий Дмитрий Спивак.

/20220401/energetika-253632717.html

украина

ИноСМИ

[email protected]

+7 495 645 66 01

ФГУП МИА «Россия сегодня»

2022

ИноСМИ

[email protected]

+7 495 645 66 01

ФГУП МИА «Россия сегодня»

Новости

ru-RU

https://inosmi.ru/docs/about/copyright.html

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/

ИноСМИ

[email protected]

+7 495 645 66 01

ФГУП МИА «Россия сегодня»

1920

1080

true

1920

1440

true

https://cdnn1.inosmi.ru/img/07e6/08/16/255618660_314:0:3043:2047_1920x0_80_0_0_12dba2496e663f8b80c9ad9bc876385a. jpg

1920

1920

true

ИноСМИ

[email protected]

+7 495 645 66 01

ФГУП МИА «Россия сегодня»

ИноСМИ

[email protected]

+7 495 645 66 01

ФГУП МИА «Россия сегодня»

страна.ua, михаил булгаков, украина, снос памятника, общество

Заметки о медицине и Булгакове — Стивен Р. Крайевельд

08 апреля 2019 г. по литературе, медицине

Изображение © Википедия

Я сижу в клинически чистом вестибюле больницы, где дерево разноцветных воздушных шаров, торчащее из ведра, не может развеселить большое пустое пространство. Внутренняя часть моей левой руки пульсирует — эпицентр спазмов, на мягкой внутренней стороне локтя, находится там, где игла сначала проткнула мою кожу, а затем вену. Часть меня осталась в маленьком кабинете, спрятанном в чреве больницы. Флакон с моей кровью — это все еще моя кровь? Он поделится сокровенными подробностями обо мне, как только будет обработан в лаборатории. Но это больше не часть моей системы. Это больше не помогает моему телу функционировать.

Первое впечатление о больнице создается большим блестящим рядом окон, образующих главный вход. Прозрачность. Второе впечатление, в такой погожий день, производит ряд людей, сидящих снаружи, перед окнами, курящих, в удобной одежде, с чередой входящих и выходящих из тела трубок и лоскутами марли на голове. головы. Пусть солнце согреет их лица и смягчит мысли.

— Да, человек смертен, но это было бы еще пол беды. Хуже всего то, что он иногда оказывается неожиданно смертным — вот в чем хитрость!

— Михаил Булгаков, Мастер и Маргарита

Сюда приходят люди, когда они больны. Если им станет лучше, они уйдут в другое место. (Многие больные, конечно, сюда не приходят — потому что не знают, что они больны, или потому, что не хотят.)

Лица окружающих меня людей торжественны, сдержанны. Радости мало, если не считать связки детей, которые время от времени проносятся мимо. Слишком молод, чтобы усвоить идею больницы как серьезного места , здесь они играют в свои игры, как и везде, отчего их родители выглядят усталыми. Однако внутри эти родители должны быть благодарны за энергию своих детей.

«Умные люди давно подсказали, что счастье похоже на хорошее здоровье: когда оно есть, его не замечаешь. Но когда прошли годы, как ты вспоминаешь о счастье, о, как ты вспоминаешь его!

— Михаил Булгаков, Морфий

Мимо проходит женщина, положив руку на выступающий живот, и на ее лице расплылась довольная улыбка. Кажется, она не обращает внимания на все, что находится вне ее. Вот еще одна радость, которую можно найти в больнице — для потенциала, того, что грядет. Это не компенсирует печали о том, что было. Он ничего не заменяет и не возвращает. Исчисление не применимо в пределах больницы, в жизни людей здесь и сейчас. Но, отступив на мгновение назад, это одно из мест, через которые приходит и уходит человеческий род.

У меня болит рука, но я принимаю это; Я предложил это охотно, целенаправленно. Я доверял медсестре. Ошибки случаются везде, но в этой больнице я чувствую себя в безопасности. Сидя здесь, глядя в массивный потолок, кажется странным думать, что больница — это относительно новое учреждение. Такое ощущение, что он всегда был там или должен был быть.

Мне вспоминается рассказ Михаила Булгакова Метель , в том блестящем сборнике под названием Записная книжка земского врача . Основываясь на его опыте молодого врача в сельской России, например (что особенно запомнилось) с пристрастием к морфию, которое у него развилось в то время, эти рассказы представляют другую динамику медицины.

(Слишком краткое отступление: существует тесная связь между медициной и актом письма — или, по крайней мере, некоторые из величайших писателей вышли из медицины. Кроме Булгакова, есть Антон Чехов, величайший когда-либо рассказчик, чье единственное несчастье, насколько известно народному воображению, состоит в том, что он не написал романа. Другие примеры включают Артура Шницлера, Франсуа Рабле, У. Сомерсета Моэма и Фридриха Шиллера.)

В The Blizzard переутомленный врач получает отсрочку от своих обременительных обязанностей из-за снежной бури — по крайней мере, так кажется. Вместо того, чтобы насладиться небольшой свободой от бесконечного потока пациентов, которых он посещает по сельской местности, он получает просьбу о помощи от коллеги-врача, которую он не может игнорировать. Его долгое путешествие оказывается напрасным — пациентка, предполагаемая невеста, выпавшая из саней, практически мертва. Вместо того, чтобы провести ночь у коллеги-врача, он решает вернуться домой; по возвращении он попадает в ужасную метель, и его сани теряются в метели. С большим усилием сани наконец освобождаются, и только после того, как его преследуют волки, ему наконец удается вернуться в свой дом в больнице.

Его больница была, конечно, совсем не похожа на ту, в которой я сейчас сижу. Это было больше похоже на практику врача, с кладовой для расходных материалов. И задача врача сегодня уже не в том, чтобы ходить на дом. Вместо этого мы, пациенты, посещаем врачей. Нам даже не нужно углубляться в прошлое, чтобы добраться до времени, когда не было врачей как таковых или организованной медицинской практики.

Я смотрю на указатель вдалеке с множеством рядов пронумерованных мест, организованных по отделам и специализациям. Пациенту эта больница вполне может напоминать своей громоздкостью русскую деревню. Возможно, у многих есть ностальгия по дружелюбному семейному врачу, который объезжает деревню. Для меня, несмотря ни на что, я рад, что эта больница есть.

Некоторые люди хранят свои души в церкви. В конце концов, я готов поместить здесь свое тело с той же целью, даже если в этом нет уверенности. Возможно, как и в случае с религией, нам нужно принять в медицине то, что Кьеркегор называл прыжком веры. Повсюду метель.

Партнерская ссылка

Вы можете найти Записная книжка сельского врача , которая включает The Blizzard и ряд других замечательных историй, здесь.

( Примечание : если вы купите любую книгу(-ы) по вышеуказанной ссылке или любую книгу из Книгохранилища по этой ссылке, я получу небольшую комиссию. Это не будет стоить вам ничего дополнительно, и вы помогу мне вести этот блог.)

Источник: https://stevenrkraaijeveld.com Теги: литература, русская литература, булгаков, здоровье, медицина, больница, метель

Мастер и Маргарита Михаила Булгакова

Мастер и Маргарита by Михаил Булгаков — одна из моих любимых книг, которые я когда-либо читал. Эта книга занимает особое место в моем сердце, так как в ней прекрасно и со всеми необходимыми нюансами изображены важнейшие характеристики, связанные с Россией и Восточной Европой на протяжении трагического 20 века. Имея восточноевропейское наследие, книга Булгакова всегда находила во мне отклик на личном уровне, как ни одна другая книга.

Мастер и Маргарита — это многослойная книга с множеством символических отсылок. Это помогает углубиться в историю России и Восточной Европы 1920-х и 1930-х годов, чтобы лучше понять всю символику булгаковского шедевра.

Изображение человеческой природы, Добра и Зла

Воланд, Дьявол в книге неоднозначный персонаж; он похож на человеческий характер. Когда дело доходит до его поступков, нет четкой границы между хорошим и плохим. Здесь Дьявол — дотошный наблюдатель за человечеством, из современная Москва и древний Иерусалим . Воланд делает вывод, что жители Москвы, живущие в 1930-е годы, и жители Иерусалима, живущие во времена Иешуа (Иисуса) обладают одинаковыми качествами – сущность человеческой природы не меняется даже если меняется структура государства — преобразовать «человеческую душу» пока невозможно. Времена меняются, открытия случаются, но человеческая природа остается неизменной, независимо от того, какая политическая система или религия существует.

В книге Воланд выражает эти чувства так:

«(…) они такие же люди, как и все люди, они любят деньги (…)».

Воланд относится к человеческой жадности, всегда существующему качеству человеческого характера, независимо от времени и места, в котором он живет. поведение как чувство превосходства над другими, любовь к зрелищу.

В древнем Иерусалиме распятие Иешуа изображается как зрелище, на которое, несмотря на палящую погоду, приходят посмотреть более тысячи человек. Пилат ставит свою карьеру выше жизни невинного человека; он идет против собственных ценностей ради личной выгоды – для удовлетворения собственной жадности.

Во время Карнавала «Дебют черной магии» в современной Москве была двойная очередь, когда один из помощников Воланда обрушивал на людей деньги. Согласно идеологии Советского Союза, люди должны были не заботиться о личной выгоде, но реальность часто была противоположной, как показано в книге.

Трусость — еще одна человеческая черта, описанная в Мастер и Маргарита , которая не меняется с течением времени.

В Москве Мастер предал свои ценности, опасаясь последствий. Свой роман он сжег, и тот попал в психиатрическую лечебницу. Он не отстаивал то, во что верил. Мастер предал свою художественную свободу – то, что Булгаков называет основой цивилизации.

В древнем Иерусалиме Пилат также предал свои ценности, опасаясь последствий со стороны Цезаря. Он предпочел пожертвовать жизнью Иешуа.

В то же время есть положительных свойств человеческой натуры проявляемых Булгаковым, таких как сострадание.

В древнем Иерусалиме во время распятия существовала традиция даровать свободу одному из преступников. В современной Москве Маргарита предпочитает сострадание к Фриде своей любви к Учителю.

Добро и Зло должны сосуществовать, как показано в разговоре Воланда с Матфеем Левитом:

«Что было бы, если бы не было ни зла, ни тени, у каждого есть тень».

Оба должны существовать, чтобы ценить хорошее.

Идеология Советского Союза обращалась к великим идеям, таким как трудолюбие, единство, солидарность, но полностью игнорировала многообразие человеческой природы, в которой есть и добро, и зло. Несмотря на высокие идеалы коммунизма, были еще эгоистичные и жадные люди. Коммунизм в своей идеологии игнорировал злую сторону человеческой природы. Стоит помнить, что не у всех есть злая сторона — это может быть всего лишь тень, по словам Воланда.

Булгаков использовал цитату из Фауста Гёте в самом начале книги. Важно отметить, что Фауст рассматривается как архетип мага , который продает свою душу Дэви в обмен на материальные и нематериальные удовольствия . Ссылка на Фауста в Мастер и Маргарита служит напоминанием о том, что сосуществование добра и зла всегда было частью человеческой природы.

Мастер и Маргарита показывает нам, что нет четкой границы между добром и злом; границы часто размыты. Ту неоднозначность реальности, в которой живешь, тоже прекрасно показывает Булгаков. В Советском Союзе невиновного человека могли заклеймить плохим и исчезнуть, убить. Точно так же в древние времена Иешуа был приговорен к смерти только за то, что он думал по-другому; тогда общество дарует свободу одному из преступников, а не невиновному человеку.

Как упоминалось ранее, Воланд — это неоднозначный персонаж , способный испытывать жалость и сострадание после убийства Берлиоза. Мастер , так же как и Воланд неоднозначный персонаж . Он отстранен от коллективного общества и мыслит самостоятельно, но в то же время не может отстаивать свои идеалы по трусости. Мастер напоминает людям о том, что сила слова важна в борьбе с тиранией любого рода, истории могут изменить ход истории. Пилат тоже неоднозначный персонаж . У него муки совести, потому что он не отстаивал свои убеждения, чтобы спасти Иешуа.

Все персонажи Мастер и Маргарита имеют обе стороны: добро и зло, которые сосуществуют вместе, и это суть человеческой природы. Излишне говорить, что это реальность, в которой жило большинство людей во время самых трагических событий в истории человечества.

Свобода творчества и вероисповедания | Значение слов, историй как основы цивилизации

Эти знаменитые слова из Мастер и Маргарита : «Рукописи не горят» служат напоминанием о силе историй над угнетением и террор. Слова могут выходить за пределы многих сфер и влиять на ход истории.   Письмо есть выражение свободы , которая является основой цивилизации.

Если люди забудут, что составляет основу цивилизации, то это путь к торжеству зла и тирании. Булгаков напоминает нам о том, что Иешуа умер, но его слова живут, потому что он верил в свою свободу и отстаивал свои ценности.

Власть либо навязанная государством, либо религиозной организацией разрушает духовную и творческую свободу. В Советском Союзе и Иерусалиме , свобода вероисповедания не существовала из-за страха власть имущих перед конкурентными идеями.

Чтобы отстаивать собственные идеалы, нужно понимать смысл свободы. В обоих случаях, как показано в Мастер и Маргарита , в Москве и Иерусалиме люди не настолько любили свободу, чтобы противостоять тирании.

Значение исторической достоверности и ее влияние на создание тоталитарного режима

Мастер и Маргарита напоминает нам о том, что ложное повествование всегда было частью публичного дискурса с библейских времен.

История Иешуа в изложении Булгакова — это удар по библейскому повествованию. Булгаков изображает Иешуа слабым и хрупким, то есть очень человечным. С другой стороны, Иешуа в Библии не что иное, как Бог – он и есть Бог.

В Мастер и Маргарита Иешуа говорит, что кто-то записал что-то, что он сказал, но затем прочитанное совсем не походило на то, что он проповедовал : «Эти люди необразованные и перепутали все, что я сказал. Я начинаю опасаться, что эта путаница продлится очень долго. А все потому, что он неправду записал то, что я сказал».

Существует несоответствие между реальностью и письменной записью – ложность записанной истории. Во времена коммунизма нарратив использовался для демонстрации идеологии как лучшей утопической системы. Ложный нарратив может создать новую политическую систему или религию, влияющую на жизнь людей на протяжении столетий. Булгаков напоминает нам о необходимости знать и быть начеку в отношении ложных утверждений . Это напоминает « фальшивые новости» в текущих мировых делах.

В реальности Советского Союза и стран при коммунистическом режиме (как и во многих других режимах) вопросы и сомнения не допускались. В Мастер и Маргарита тоталитарный режим Москвы 1930-х годов настолько плох, что даже Дьявол в лице Воланда кажется хорошим и мягким по сравнению с ним.

В Советском Союзе аресты, исчезновения, депортации в ГУЛАГ, постоянное чувство страха было частью повседневной жизни. Никто не был уверен в своей вере. Это показано в рассказе Степы Лиходеева. Также, Мастер потерпел поражение из-за страха быть арестованным, депортированным или убитым. Он сжег свою рукопись до того, как «постучались в дверь».

Истина в тоталитарной реальности состоит из бумаги и штампа. Для всего нужно удостоверение личности и подпись. Один из участников бала черной магии, 9 лет.0053 Николаю Ивановичу нужна была письменная записка, подтверждающая его присутствие на балу, чтобы он мог предъявить ее жене и полиции. Когда он получает записку, в которой говорится, что он присутствовал на Балу Сатаны, он ставит под сомнение только дату, и упоминание Сатаны кажется совершенно нормальным.

«Убери документ — и ты уберешь человека» Слова, произнесенные Коровьевым , показали, что в тоталитарном режиме есть превосходство числа над человеком. Это норма для всех тоталитарных режимов. Его использовали не только в Советском Союзе, странах под властью коммунизма, но и в нацистской Германии и многих других странах. В такой реальности у людей нет прав; власть достается самым жадным, а другие безнадежно сдаются в отставку. Это можно увидеть и в настоящее время, когда речь идет о беженцах, иммигрантах — документы, которые человек получает в результате случайного рождения, диктуют ход его жизни, то, как его воспринимают и какие права он имеет.

Талант в жизни не главное – только поддержка идей режима может продвинуть человека по жизни. Если бы ваше письмо не соответствовало идее коммунизма, вы не могли бы творить. Те, кто пошли на компромисс со своими ценностями, жили хорошо, например, Муж Маргариты в Москве или Пилат в древнем Иерусалиме . Мастер тоже скомпрометирован – не отстаивал собственные убеждения и в результате не мог творить. Однако его отношение было куда более двусмысленным в нравственном смысле.

Тоталитарный режим монополизирует то, как человек думает, и влияет на все сферы жизни.

По отношению к существующему злу, Мастер говорит в какой-то момент: «Если бы все было так просто» . Если бы только этих злых людей, совершающих злые дела, можно было бы отделить от остальных из нас, но реальность никогда не бывает такой упрощенной. Как упоминалось ранее, различие между злом и добром часто размыто и является частью человеческой природы. Это заставляет нас вспомнить известные слова Солженицын:

«Линия, разделяющая добро и зло, проходит через сердце каждого человека. И кто готов уничтожить кусочек собственного сердца».

Моральные дилеммы при тоталитарном режиме

Мастер и Маргарита изображает ряд моральных дилемм, с которыми сталкиваются люди, живущие при режиме.

Примеры этих дилемм: Маргарита вступает в сговор со злом, чтобы спасти Мастера; Маргарита предпочитает сострадание к Фриде своей любви к Учителю; снова Маргарита была замужем в то время, когда она встретила Мастера, но ее муж был частью государства (есть упоминание, что ее муж виновен в убийстве другого человека) ; и Мастер не отстаивал свои убеждения.

Булгаков указывает на трагедию человеческого существования, где часто сосуществуют добро и зло, и выбор между ними не всегда легок, а часто и невозможен.

Насаждение идей в условиях тоталитарного режима

В поисках мира, Мастер отправляется в психиатрическую больницу, которая символизирует Сердце Ада .

В Советском Союзе врагов государства отправляли в психушки, их считали сумасшедшими, потому что они думали иначе. Также есть ссылка на Иешуа, которого называли «сумасшедшим» за то, что он думал иначе, чем остальные. В Москве 1930-х годов психиатрическая больница, как показано в книге, вполне нормальное место, с добрыми и грамотными людьми и прекрасным обслуживанием . Кажется, это единственное место в книге, которое «хорошо» . Однако это только фасад. Пациенты в больнице вынуждены адаптировать «новое» по всему миру а те, кто осмеливается «сомневаться» нравится Мастер или Иван Бездомный попадают в психиатрическую больницу, чтобы они перестали расспрашивать коллектив идеи, навязанные государством.

Несмотря на внешний вид профессиональной, психиатрическая больница представляет собой инструмент реализации государственной идеологии, она, как было сказано выше, Сердце Ада .

В Мастер и Маргарита даже Воланд удивляется, насколько сильно пострадал Мастер после пребывания в психиатрической больнице.

Вывод таков, что система, которая кажется логичной, компетентной, если не подлежит сомнению, то это тирания, это зло.

Отношение к тоталитарному режиму

Иешуа символ духовной свободы — он боец. Он единственный положительный человек в Мастер и Маргарита. Он показан без своих божественных качеств – он просто хороший и благородный человек с сильными моральными ориентирами, который сомневается и ставит под сомнение окружающую действительность . Он отстаивал свои убеждения и не подчинялся власти, а сопротивлялся, даже если это означало смерть. Духовная вера Иешуа привела к свету — сострадание и мужество — самые важные качества. Его слова живут и повлияли на ход истории. Иешуа показан как человек, как один из нас, чтобы мы могли общаться с ним, но, в конечном счете, в этом мире нет места таким благородным людям, как он.

Пилат показан как слабый и растерянный , подобно Учителю. Он символ нищеты, несвободы . Он очень человечный – у него хорошие идеалы, но он слишком слаб, чтобы отстаивать то, во что верит, даже когда на карту поставлена ​​жизнь невиновного человека . Он страдает из-за своей неспособности следовать своему моральному компасу. Он не свободен — он подчиняется власти. Пилат не борется – он ставит себя, свою жадность выше своих ценностей.

Мастер является символом творческой свободы, но он не так свободен, как Иешуа . Он чувствительный, но слабый и растерянный – как Пилат, но в отличие от него – Учитель имеет твердые убеждения и независимо мыслит, но этого недостаточно, чтобы приблизиться к «свету», как Иешуа. Мастер все еще сломан системой. Страх преследования и малодушие не позволяет Мастеру постоять за себя. Он не борется с системой — он подчиняется власти . Он не хранит свободу творчества как путь, ведущий к «свету» . Он выбирает смерть — символ мира, но без творческой свободы. Мастер хочет спасти себя, но свобода имеет более высокую цену. В конце концов, как и в случае с Иешуа, , в мире нет места таким людям, как Мастер, с сильным моральным компасом, но слишком слабым, чтобы следовать ему.

Выводы

Мастер и Маргарита показывает, что для обретения «света» — свободы духовной, творческой, можно сбиться с пути, так как жизнь полна нравственных дилемм. Без людей нет зла. Дьявол не мог забрать силу Иешуа, поскольку он отстаивал свои ценности. Зло существует потому, что люди его допускают. Мы можем отнести его не только к Советскому Союзу, но и к нацистской Германии и другим режимам. Эти режимы создавались людьми, которые позволяли злу процветать в своих сердцах, и людьми, которые не противостояли ему в силу своей моральной слабости, проявлявшейся в равнодушии и неспособности противостоять рукотворному злу. Люди часто недостаточно любят свободу, чтобы противостоять тирании.

Парадокс в Мастер и Маргарита заключается в том, что Воланд более человечен, чем Бог, а люди более злы, чем благочестивы. Воланду нужны люди для воплощения зла, чтобы зло процветало. На ум приходят слова Эдмунда Бёрка :

«Единственное, что необходимо для торжества зла, это чтобы хорошие люди ничего не делали».

Булгаков показывает читателю, что Бог и Зло не обладают абсолютной властью над людьми, но готовы сделать все, чтобы получить власть: Бог пожертвует своим сыном (символ жадности) и Зло будет смотреть в другую сторону, когда случится страдание (символ трусости) . Все очень по-человечески.

Мастер и Маргарита Булгакова — замечательная книга, в которой много размышлений о природе человечества. Всем рекомендую этот шедевр. Чтение этой книги вместе с другими историческими книгами может помочь понять трагические времена 20 ^го века в Центральной и Восточной Европе. Для тех, кто заинтересован, я бы порекомендовал вам следующие книги:

Происхождение тоталитаризма Ханны Арендт

Плоть умом от Czeslaw Milosz

Обычные мужчины от Robert Browning

At The Mind’s Limits от Jean Amery

At The Mind’s Limits от Jean Amery

At The Mind’s Limits от Jean Amery

.

О тирании: Двадцать уроков двадцатого века

Нравится:

Нравится Загрузка…

Майкл Вуд · Симпатия к дьяволу · LRB 16 19 октября97

В одной из первых глав смешного и пугающего романа Михаила Булгакова « Мастер и Маргарита », написанного между 1928 и 1940 годами и доступного сейчас в четырех разных английских переводах, персонаж буквально теряет голову. Он поскользнулся на московской улице и попал под трамвай. Его последняя мысль: «Может ли это быть?», и его отрубленная голова отскакивает от булыжника. Вопрос и жуткое представление ответа характерны для этой замечательной книги, которую Булгаков назвал своим «романом о закате». Он писал ее, не надеясь и не думая о публикации, в то время и в том месте, где произвольные аресты и исчезновения были обычным явлением, и все же когда люди ухитрились придумать для себя, как им было нужно, басню о нормальности. Булгаков противопоставляет эту басню другой басне, фиксирует фантастическую природу своего исторического мира, смешивая его с изобретательскими вариантами более традиционных форм фантазии, которые мы можем ассоциировать с Гофманом или Гоголем. Человек, потерявший голову, также встретился с дьяволом часом раньше или около того — напряженный день для человека, которого описывают как «непривычного к необычным событиям». Когда один из помощников дьявола говорит молодой женщине, что он послан к ней «по какому-то малому делу», она тотчас же понимает его, хотя и неправильно. Очевидно, он пришел, чтобы арестовать ее. Какое облегчение, когда она узнает, что это не так; лучше дьявол, чем тайная полиция.

Не то чтобы дьявол предлагал легкий вариант. Говорят, что если мы будем ужинать с ним, нам понадобится длинная ложка, но это еще не все, что нам нужно, и в Мастер и Маргарита есть много намеков на характер наших дальнейших требований. Например, нам нужно бояться дьявола, осознавать ущерб, который он может нанести, и держаться за свой страх. Нам нужно ждать его благосклонности, а не приставать к нему со своими просьбами. Мы должны признать отчаяние, которое привело его к нам, бессильного войти в мир, который не более чем готов для него. Прежде всего, нам нужно избавиться от рационалистического, гуманистического суеверия, согласно которому дьявола не существует. Дьявол приходит к зовущим его, конечно, охотится на доверчивых; но он, кажется, нисходит с особой силой на тех, кто отрицает его, кто, так сказать, призывает его, утверждая, что такого существа не существует.

Булгаков очень четко указывает на это ближе к середине своего романа — «Это несуществующее существо действительно сидело на кровати», — но также блестяще и деликатно обыгрывает эту мысль в первых главах, где спор о небытии Существование Иисуса Христа вызывает в воображении врага Христа, как будто дьяволу есть что терять из-за атеизма больше, чем Богу. Догматический атеизм слишком человечен, полагает Булгаков, его поверхностность и высокомерие — все это его собственные черты, приглашение к катастрофе. А гуманизм слишком вялый и слишком добрый, слишком не желает созерцать чистую энергию зла. Это не рекомендация вернуться к вере или флирт со сверхъестественным, а лишь напоминание о том, что есть силы, которые мы не понимаем и не можем контролировать. Другими словами, это было бы утверждением, как имплицитно делает Булгаков, радостно осыпая свой роман целым набором восклицаний — черт его знает , что за черт , черт меня возьми , иди к черту и так далее – там, где идиома имеет продолжающуюся жизнь, она соответствует какой-то реальности, не обязательно буквальной, но не просто, надежно метафорически либо.

История была бы такой реальностью или такой силой, и первое, что делает дьявол в Мастер и Маргарита , это демонстрирует, что история длиннее и долговечнее, чем мы думаем. Он является в образе иностранного денди по имени Воланд к двум литераторам в московском парке 30-х годов, заводит разговор, вскоре обмолвится, что однажды завтракал с Кантом, и тут же рассказывает рассказ о дне казни Христа, с точки зрения Понтия Пилата. Затем Воланд с поразительной точностью предсказывает подробности трамвайной аварии и отрубленной головы. Буквальная невозможность этой истории в нефантастическом мире — единственное связное объяснение присутствия и поведения этого иностранца, который так много знает, — это то, что он просто дьявол — вызывает большинство диких откликов в романе и многих его лучшие шутки, но воспоминания Воланда также представляют в жуткой гиперболической форме вполне возможное сохранение политики Римской империи в Советской России. То, что черт знает о Пилате, согласуется с тем, что Булгаков подозревает о своих современниках, а может быть, и о себе самом.

В « Фаусте » Марлоу доктор спрашивает Мефистофеля о его личности и его отношении к аду:

ФАУСТ: А кто ты такой, что живешь с Люцифером?

МЕФИСТОФЕЛЬ: Несчастные духи, что пали с Люцифером,
Сговорились против нашего Бога с Люцифером,
И навеки прокляты с Люцифером.

ФАУСТ: Где ты, черт возьми?

МЕФИСТОФЕЛЬ: В аду.

ФАУСТ: Как же случилось, что ты из ада?

МЕФИСТОФЕЛЬ: Почему это ад, и я не из него.

Что захватывает дух в последнем ответе Мефистофеля, так это разоблачение самоуверенной бойкости Фауста, его легкомысленного представления о том, что пребывание в аду — это вопрос каверзных схоластических споров, а не душевных ужасов. Сам Мефистофель называет вопросы Фауста «легкомысленными». Двумя сценами позже Фауст все еще говорит, что считает ад басней, а Мефистофель, начиная терять терпение, делает то же самое, что и Булгаков.

Но я пример, чтобы доказать обратное;
Ибо я говорю тебе, что я проклят, и теперь в аду.

Как мы могли подумать, что ад — это постоянное место? Или, вернее, что это должно быть место, а не что-то другое? Мефистофель определяет ад как лишение зрения лица Бога, то есть память о блаженстве и знание его утраты. Точно так же Мастер и Маргарита предполагает, что дьявол может быть фигурой постоянного кровавого восстания, сюзереном тех, кто восстает (напрасно) против божественного порядка и не может смириться с мучениями своего изгнания. Такие персонажи суть дух отрицания, как предполагает Гёте, говорящего «нет» всему существующему. Но бывают времена и состояния, когда бунт Люцифера выглядит как стремление к свободе не потому, что Бог тиран, а потому, что какой-то тиран обратился в Бога, и булгаковский эпиграф из строки или двух ранее у Гёте вызывает дьявола, который должен делать грязную работу Бога: «часть той силы / Которая всегда желает зла ​​и всегда делает добро». Подразумевается, что всегда делает добро после длительного периода не только желания, но и создания и организации изрядного количества зла. Когда дьявол немедленно делает добро, как в последних частях романа Булгакова, это мера того, насколько все стало плохо.

История, рассказанная Воландом, касается встречи Пилата с арестованным Иисусом. Пилат — жестокий, болезненный, циничный человек, любопытно тронутый простотой веры Иисуса в человеческую доброту в сочетании с быстротой его проницательности в других. Святой Матфей, ​​называемый здесь Левий Матвей или Матфей Леви, является фанатичным последователем, бесконечно записывающим высказывания мастера и ошибающимся в них. Воланд переходит к другому делу: а именно к волшебному шоу, которое состоит в осыпании публики рублями и раздаче платьев, туфель и духов, — все это оказывается иллюзорным, когда представление и сопровождающая его истерия заканчиваются, — и великое сатанинское бал, своего рода русская Вальпургиева ночь, где под звуки вальсов Штрауса, дирижируемых самим Иоганном, перед Князем Тьмы шествуют толпы знаменитых злодеев прошлого. Тем временем помощники Воланда, падший ангел, обманщик, прекрасная ведьма и кот, устраивают хаос по всей Москве. Но история с Пилатом не закончилась.

В психиатрической больнице, где сейчас находится писатель, переживший первые главы, находится еще один заключенный, написавший роман о Пилате. Эта новая фигура появляется где-то на 110 (Пикадор) или 130 (Пингвин) страницах романа, в главе под названием «Выход в героя». Вы писатель? его спрашивают. «Я хозяин», — говорит он, отказываясь, как это делают русские, опускаться до статьи. В переводе Пикадора есть «Я Мастер»; Пингвин: «Я мастер». В любом случае он слишком истощен и побежден, чтобы быть больше чем наполовину героем. Он — грустный мягкий фокус романа, отчаявшийся автор как благое дело, которому даже дьявол должен помочь — или, что более драматично, кто не может ждать помощи ни от кого, кроме дьявола. Его роман, развивающий сказку о Пилате/Иисусе там, где ее оставил Воланд, проникает в сны человека, которому он рассказал об этом, выжившего писателя, и, наконец, снова читается любовницей Учителя: Левий Матвей ведет Иисуса на крест, Иисус умирает, а Иуда Искариот убит римлянами, чтобы поставить евреев в неловкое положение. Сцена, в которой Пилат, преследуемый своей ролью в смерти Иисуса, тем не менее хладнокровно замышляет подставить Иуду, действительно виртуозна. Подобно некоему макиавеллистскому злодею из Шекспира, Пилат точно указывает главе своей секретной службы, что делать, но в риторической моде отрицания и мнимого предотвращения, где «не допустить этого» означает и понимается как: Удостоверьтесь, что это произойдет». То, что делает Пилат — и подразумевается ссылка не только на Сталина и Россию, но также и на многие другие времена и места — потворствует удовольствиям коррумпированной и деспотической власти и подавляет свое понимание собственного поведения. , так как он действительно хотел освободить Иисуса и не осмелился. Пока Иисус должен был возбуждать толпы, Пилат был готов отпустить его. Затем Пилат узнает, что Иисус говорил о том, что царствование Цезаря (и всех других царствований) подходит к концу, и приходит в ужас от мысли, что может показаться, что он потворствует таким опасным вещам. «Нет большего порока, чем трусость», — повторяет он про себя потом так убедительно, что, когда он читает среди переложенных Левием Матвеем слов Иисуса, «больший порок… трусость», ни он, ни мы не сомневаемся в пропущенных словах.

Здесь есть еще пара интересных трюков, и они не дьявольские и не Пилатовы. Мастер, обескураженный критическим приемом своей рукописи, сжег свой роман, так как же его любовница или кто-либо еще мог перечитать его? Воланд говорит, что хотел бы это увидеть, и Мастер объясняет, почему это невозможно. «Простите, я вам не верю», — говорит Воланд, а затем произносит самую известную строчку романа, много цитируемую и обсуждаемую, которая образует название очень хорошей книги о Булгакове Джули Кертис: «Рукописи не горят. Он указывает на стул, на котором лежит полная рукопись. Говорит ли он о «бессмертии созданного произведения», как говорит Эллендеа Проффер в своем комментарии к переводу Пикадора? Выражая «абсолютную веру в торжество поэзии, воображения, свободного слова над террором и угнетением», как говорит Ричард Пивер в своем «Введении к тексту Пингвина»? Оба критика продолжают говорить, что Булгаков знал, что рукописи горят, поскольку он сжег некоторые из своих собственных. Но, конечно, великолепие и бравурность строки зависят не от фактической горючести (или нет) рукописей или от окончательной победы искусства, а от сложного чуда, сотворенного дьяволом.

Подобное чудо происходит в романе Булгакова « Черный снег » (неоконченном), который он написал о своем опыте работы в МХАТе, месте, которое он назвал «кладбищем моих пьес». Новое произведение, изначально принятое театром, исчезает в перекрестном огне закулисной политики и суеты, а друг говорит писателю, что никогда не будет поставлен, «если не случится чуда». И вот чудо действительно происходит, спектакль идет в постановку. Мы можем придумать много таких чудес после долгой оттепели коммунизма в России, но точка зрения Булгакова, как я понимаю, как раз и состоит в том, что все может пойти по любому пути. Фразу «Рукописи не горят» нужно поставить рядом с прекрасной булгаковской шуткой о бессмертии Достоевского, например. Двум прихвостням Воланда, обманщику и коту, не пускают в клуб писателей, потому что у них нет удостоверений личности. Они протестуют. Было ли у Достоевского удостоверение личности? Регистратор выглядит сомнительно. «Ты не Достоевский, — говорит она. «Откуда ты знаешь?» — спрашивает обманщик. «Достоевский умер», — говорит портье, после чего кот возмущается. «Я протестую. Достоевский бессмертен». И, конечно же, надо поставить несожженные рукописи рядом с дьявольскими воспоминаниями о Канте и Распятии. Дьявол кажется тем, для кого ничего не потеряно. Рукописи для него не горят. Значит ли это, что дьявол помнит то, что забывают люди? Что ж, можно сказать, что мир, в котором мы живем, часто выглядит так, как будто Бог забыл о нем, а дьявол, кажется, все помнит. И что жизнь и работа людей кажутся одновременно бесконечно разрушаемыми и удивительно стойкими, хотя, увы, не тем и другим одновременно. Сжигать рукописи (и убивать людей) легко: очень трудно, как мы каждый день учимся, делать эти вещи, не оставляя какого-либо следа, для которого память дьявола была бы спасительным образом.

Если Мастер наполовину герой, то Маргарита — сплошь героиня. Она любит Мастера и его работу, последнюю, быть может, даже больше, чем первую, и с радостью отдает душу дьяволу, чтобы спасти то, что она любит. Ее обязанности тяжелы и страшны — она должна председательствовать на грандиозном балу Сатаны и приветствовать огромное количество предателей и отравителей мира. Ее особенно потрясает версия ее тезки из Фауста , женщины, которая никогда, на протяжении всей вечности, не может забыть ребенка, которого она убила, или получить прощение за свое преступление. Но есть компенсации. Маргарита, изначально не старая, снова становится очень молодой и любит летать над Москвой на метле. Она без сожаления громит квартиру одного из критиков Мастера. Встреча с дьяволом, конечно, изменила ее, но далеко не разрушила, и когда она и Мастер умирают, чтобы войти в другую жизнь, это происходит потому, что Христос прочитал роман Мастера и посылает посланника просить дьявола дайте писателю покой. Почему бы не вывести его на свет? — спрашивает дьявол. Посланник, не кто иной, как Левий Матвей в более позднем воплощении, говорит: «Он не заслужил света, он заслужил покой». было даровано освобождение детоубийцы от ее вечных мук.

Я не совсем уверен, почему существует четыре английских версии Мастер и Маргарита , хотя, вероятно, есть читатели LRB , которые могут нам сказать. Версия Мирры Гинзбург, до сих пор доступная в Grove Press, была впервые опубликована в 1967 году. Версия Майкла Гленни также была впервые опубликована в 1967 году издательством Harvill и вновь появилась в 1992 году как книга для обычных людей. Версия Бургина и О’Коннора была впервые опубликована в США в 1995 году и в Великобритании в этом году; а у Певира и Волохонского появляется в этом году впервые. Начало ответа на загадку должно лежать в истории российского издания книги.

Булгаков завершил «Мастер и Маргарита » в 1939 году, но он все еще работал над изменениями вплоть до своей смерти в 1940 году. Роман был впервые опубликован в России в 1966-67 годах, с сокращениями «на шестьдесят машинописных страниц», Пивер и Волохонский говорят в своих примечаниях к тексту. Это издание было у Гинзбурга и Гленни, хотя Гленни, возможно, видел бернское издание 1967 года, содержащее вырезанный материал. Московское издание 1973 года восстановило вырезанные части и использовало другие рукописи; и 19Версия 90 внешне ближе к более ранней версии, но без сокращений. Это делает дело для нового перевода, но, возможно, не для двух. «Ввиду отсутствия окончательного авторского текста, — говорят Пивер и Волохонский, — этот процесс пересмотра практически бесконечен. Однако он включает в себя изменения, которые в большинстве случаев не имеют большого значения для переводчика». существует из данного раздела.» Она ознакомилась с обоими более поздними русскими изданиями, и «там, где прочтение строк существенно различается», «выбрала одно, наиболее соответствующее общему употреблению Булгакова».

Здесь не место (и я не тот человек) для подробного сравнения четырех переводов, но интересно отметить различные версии ключевых фраз, и есть пара замечаний, которые может сделать любитель. Во всех четырех переводах есть знаменитое «рукописи не горят» именно в такой форме. Но там, где у Бургина и О’Коннора психиатр по имени Стравинский говорит: «Можно рассказывать всякие истории!» Не всем надо верить, — говорят Пивер и Волохонский, — говорят всякое! Нельзя всему верить», в то время как Гленни сказал: «Если вы будете твердить об этой истории, я не думаю, что многие люди поверят вам», а Гинзбург: «Люди будут рассказывать вам всякие истории! Мы не можем верить всему, что слышим».

Первый пункт дилетанта касается самого сложного и головокружительного метафантастического анекдота Булгакова. Когда Мастер описывает свой роман о Пилате своему сокамернику в психиатрической больнице, он говорит, что знал, как только написание пойдет хорошо, как именно закончится книга: словами «пятый прокуратор Иудеи, рыцарь Понтий Пилат». (Пикадор), «пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат» (Пингвин). Роман Булгакова заканчивается одними и теми же словами — дважды, один раз в конце 32 главы и один раз в конце Эпилога. Тем не менее, 1973 Русский текст, говорит нам Проффер, показывает небольшое различие между формулировками в главе 32 и в Эпилоге: «главное различие состоит в том, что имя Понтий пишется по-другому — Понтийский вместо Понтий ». описка, но, как говорит Проффер, «трудно поверить, что Булгаков не запомнил бы такой существенной фразы». и не так уж сложно представить, как он дразнит нас различиями.

Значит, весь роман предположительно принадлежит Мастеру? Это то, что предлагают оба новых перевода. Версия Гинзбурга теряет одно или два предложения в конце главы 32, так что эхо теперь касается только более раннего высказывания Учителя и Эпилога. Булгаков в любом случае исчезает, его вымысел становится автором, а книга, о которой мы читали, становится книгой, которую мы читали. Версия Гленни делает небольшое различие между главой 32 и Эпилогом («пятый прокуратор Иудеи, жестокий Понтий Пилат»/«пятый в этой должности, рыцарь Понтий Пилат»), но более ранняя версия фразы, когда Магистр говорит о его романе, опять немного другое («пятый прокуратор Иудеи, витязь Понтий Пилат»). Так не заканчивается ли произведение Мастера на 32-й главе, оставляя последнее слово, тонко обозначенное как таковое разницей в написании, Булгакову? Было бы заблуждением думать, что мы можем получить правильный ответ на этот вопрос, и не только из-за неопределенности текстовой ситуации.

Мастер не мог написать этот роман или любой другой роман, который мы могли бы прочитать, потому что он всего лишь вымысел, как сказал бы Вуди Аллен, а у вымышленных авторов еще больше проблем с поиском настоящих издателей, чем у авторов из плоти и костей. Но затем представление о том, что Мастер написал роман, выдумывает нас, втягивает нас в его мир, а не помещает его в наш. В этом мире мы можем встретить дьявола и, вероятно, встретимся, и наше путешествие между мирами заставляет нас задуматься о дорогах, ведущих из одного в другой. Если бы этот вымышленный мир был нашим, нам не пришлось бы его воображать; но мы не могли бы представить его, если бы он не был связан с нашим бесчисленным множеством способов. Художественная литература восемнадцатого века полна таких приколов, и Булгаков использует один в конце 9 века.0017 Черный снег . Подробный и веселый портрет Станиславского и других сменяется категорическим отрицанием. Из ниоткуда появляется редактор и говорит, что все, что мы читаем, выдумано, что писатель «не имел в своей жизни никакого отношения ни к драматургии, ни к театру». И рукописи не горят.

Второй пункт проще. Вот первый абзац главы 32 книги Мастер и Маргарита во всех четырех английских версиях:

Боги, боги! Как печальна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами! Кто бродил в этих туманах, кто глубоко страдал перед смертью, кто летал над этой землей, обремененный сверх человеческих сил, знает это. Усталый знает это. И он без сожаления оставляет туманы земли, ее болота и реки, и с легким сердцем отдается в руки смерти, зная, что она одна может принести конец.

Гинзбург

Как грустно, боги, как печален вечерний мир, как таинственны туманы над болотами. Ты узнаешь это, когда блуждаешь в этих туманах, когда сильно страдаешь перед смертью, когда идешь по миру, неся невыносимую ношу. Вы тоже это знаете, когда устали и готовы покинуть эту землю без сожаления; его туманы, его болота и его реки; готов с легким сердцем отдаться в объятия смерти, зная, что только смерть может утешить тебя.

Гленни

Боги, мои боги! Как печальна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами! Тот, кто бродил в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летал над этой землей, неся на себе слишком тяжелую ношу, знает это. Усталый человек знает это. И без сожаления покидает он туманы земли, ее болота и реки, с легким сердцем отдает себя в руки смерти, зная, что она одна может принести ему покой.

Пивер и Волохонский

Боги, мои боги! Как печальна земля вечером! Как таинственны туманы над болотами. Кто бродил в этих туманах, кто много страдал перед смертью, или летал над землей, неся непосильную ношу, знает это. Тот, кто устал, знает это. И без сожаления покидает он туманы земли, ее болота и реки, и с легким сердцем погружается в объятия смерти, зная, что смерть одна…

Бергин и О’Коннор

Различия здесь кажутся совсем небольшими — еще одна причина задуматься о существовании четырех переводов — но затем мы замечаем, что последняя версия не завершает последнее предложение. Проффер говорит нам, что «окончание этого абзаца… видимо, Булгаков не доделал» — в других версиях принимается стандартное и действительно очевидное добавление. Дело не в том, что смысл меняется из-за незавершенности, а в том, что незавершенность может быть смыслом. Незаконченность (или решение не заканчивать) предложения, ход которого не вызывает сомнений, меняет всю мешковатую романтику предсмертного падения, пейзаж немецкого романтизма, скрещенный с итальянской оперой. Что страшного в смерти — Булгаков написал этот абзац, когда знал, что близок к смерти, и, видимо, думал о любовном дуэте в Аида — это не то, что ты должен спеть свою последнюю арию, а то, что тебя обрывают на середине прогона. Мы не только смертны, но и «неожиданно смертны», как выразился Воланд, думая о человеке, который вот-вот попадет под трамвай. Булгакову не было и 49 лет, когда он умер.

«Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова – Нель и Вель читают книги

Взгляд Веля:

Чтение русской литературы для меня всегда странный опыт, даже когда я знаю, что произойдет что-то странное, я все равно поражаюсь тому, что как странно все становится. Прочитав сборник рассказов Гоголя, я подумал, что готов ко всему, и, конечно же, не был. Теперь, после «Мастера и Маргариты», я отказался от всех ожиданий и просто наслаждаюсь воображением и талантом русских авторов, чтобы придать смысл кажущейся чепухе.

Мастер и Маргарита, если вы не догадались, странная. Блестящий, остроумный, провокационный и очень, очень странный. В отличие от других классических русских романов и рассказов, которые я читал, в нем, к счастью, не было слишком длинных и потому скучных описаний пейзажей, и он не угнетал меня. Наоборот, эта книга часто заставляла меня смеяться и умиротворяла, когда силы «добра» и «зла» работали вместе для достижения общей цели.

Мы входим в историю в неверной Москве, где редактор читает лекцию своему другу-поэту о том, что Иисуса никогда не существовало. Поэту было поручено написать остроумную статью для предстоящего выпуска газеты редактора, и статья написана мастерски, но вместо того, чтобы акцентировать внимание на несуществовании Иисуса, она фокусируется на том, как невозможно было для него быть сыном. Бога. Это, конечно, привлекает внимание вновь поселившегося в Москве Воланда, как вы уже догадались (если вы читали «Фауста»), Дьявола, который, естественно, находит их разговор забавным и присоединяется к нему. Дьявола тоже не существует – как мог бы он, когда нет Иисуса, – что приводит к развертыванию шокирующей, комичной и причудливой череды событий, в центре которых находится тогдашняя литературная и театральная элита. Что еще более важно, это побуждает Дьявола рассказать нам начало (или середину?) истории об Иисусе и Понтии Пилате, автором которой является Учитель.

С самим Мастером мы встречаемся только в середине книги. Вскоре после этого мы встречаем Маргариту и переходим к следующей части истории Мастера. Окончание, как вы понимаете, приходит позже, и еще есть что написать.

В целом, для меня книга призвана показать нам силу прощения и милосердия. Маргарита, когда ее просят назвать желание, которое Дьявол должен исполнить для нее, оставляет в стороне свои личные желания и дарует свое милосердие Фриде, историю которой мы узнаем на Балу Дьявола. И все же это не Дьявол снимает проклятие с Фриды, это сама Маргарита, предположительно в ее власти как Королевы ведьм (на ночь), ее королевская кровь (на которую я могу только закатить глаза), но на самом деле в ее власти как женщины. Точно так же Мастер освобождает Понтия Пилата.

Несколько вещей, которые оказали на меня огромное влияние, это стиль написания и время событий. Первая – рыхлая, расслабленная, часто ломающая линию «4-я стена». Читатель — не просто наблюдатель, он — активный участник, и автор часто побуждает его идти вместе с ним, следовать за автором в неформальной и непринужденной манере, как можно вести друга в любимую кофейню через многолюдная улица. Что касается первого, я просто хочу отметить, что события происходят в первое весеннее полнолуние — священное время для христиан, когда Иисус распят, а затем воскресает, — что совпадает с вышеупомянутым Дьявольским балом.

Хотел ли Булгаков написать рассказ о встрече Иисуса с самим Понтием Пилатом? Критики широко признают, что Мастер представляет Булгакова, как многие персонажи литературной и театральной элиты представляют многих современников Булгакова. Возможно, автор знал, что его будут сторониться, если он будет писать на тему, считающуюся религиозной, поскольку она не соответствовала повестке дня его времени, и поэтому завернул свой рассказ в более широкую и странную тему, где Дьявол действует в соответствии с силами добра, и — через много озорства, обмана и глупости — исправляет положение для Учителя и его любви. Концовка рассказов Мастера и Булгакова одинакова.

P.S.: Сочувствую всем черным котам, которые в итоге пострадали из-за шалостей и проделок Бегемота.

 

Точка зрения Нель:

«Мастер и Маргарита», вероятно, был первым моим знакомством с русской литературой на собственных условиях. Было несколько рассказов Гоголя и Чехова, которые нам приходилось читать в школе, но, как сказал Вел, каждое знакомство с русской литературой до тех пор очень угнетало. Это не значит, что в этих историях нет никакой ценности. Наоборот. Но приятно, когда наткнешься на то, чего не ожидал, и это тебя приятно удивляет.

Когда я впервые прочитал «Мастера и Маргариту», мне показалось, что основное повествование идет о борьбе «добра» и «зла», реального и нереального. И в некотором роде, между советским государством и простым гражданином России, пытающимся выжить в многочисленных «правдах», которые каждый день проталкивает Департамент агитации и пропаганды (Агитпроп). Поскольку религия и духовность были табуированы и местами прямо высмеивались, о чем свидетельствует беседа Михаила Александровича Берлиоза, председателя литературного бюро МАССОЛИТ, с Иваном Николаевичем Поныревым (Бездомным), начинающим поэтом, которому поручили написать книгу против Иисуса и его существования. . Как заявил Вел, проблема Берлиоза с книгой Ивана заключалась не только в том, что Иван не отрицал сверхспособностей и существования Иисуса, но и относился к нему как к исторической фигуре. Точно так же Булгаков пытается сделать, казалось бы, непредвзятый комментарий о современной России, используя при этом инструменты, которые были в его распоряжении в то время, — фантазию. Вы можете писать почти все, что угодно, если это представлено как комедия и фэнтези.

Булгаков задает много разных вопросов – Что реально, а что иллюзия? Что такое добро и что такое зло? Зло действительно зло? Как поступит человек, если его базовое понимание мира рухнет? Что делать, когда вдруг происходит непредвиденное? Как общество относится к проблемным людям? Что значит выжить? Кто распоряжается своей судьбой и что происходит, когда человек «внезапно становится смертным»? Воланд (Дьявол) и его окружение прибывают в Москву, чтобы оценить состояние человечества на данном этапе истории и вмешаться, если нужны какие-то коррективы. Как утверждает Воланд, люди на самом деле не сильно изменились с тех пор, как он в последний раз посещал Землю. Они высокомерны, испорчены, жадны и жестоки по отношению к тем, кто слабее их. Они также стараются сказаться друг на друге, чтобы сохранить свой праведный образ перед обществом. А столкнувшись с чем-то неожиданным, они либо закрываются; яростно все отрицать; отчаянно пытаются спастись; или обратиться к табу, как это сделал Иван, когда он схватил икону и церемониальную свечу, чтобы бороться с Дьяволом. Это было реальностью и для Булгакова. Репортаж, критика и запрет работ друг друга, потому что они не соответствуют статус-кво.

Многие согласны с тем, что «Мастер и Маргарита» был полубиографическим: Мастером был сам Булгаков, а Маргарита была отсылкой к его третьей жене – Елене Сергеевне Булгаковой (Елена Сергеевна Булгакова). Меня заинтриговала материнская защита Маргариты Учителя и его книги, а также ее попытки воспитать Учителя, который к этому моменту потерял желание писать и жить. Я был удивлен, узнав позже, просматривая подробные примечания в конце этого издания, что причина, по которой Маргарита рассматривалась как королевская особа в этой истории, заключается в том, что помимо своей жены Булгаков черпает вдохновение у Маргариты Валуа и Маргариты Наваррской. , которые в свое время выступали в качестве меценатов среди прочего. Было ли это предсказанием или нет, но Булгаков не дожил до публикации «Мастера и Маргариты». Усилия его жены и защита его литературных произведений сделали возможным публикацию.

Здесь меня щелкнуло еще кое-что. Читая «Мастера и Маргариту» на этот раз, я понял, что это история о борьбе добра и зла и их зависимости друг от друга. Это также история борьбы человека с обществом, со сверстниками и с самим собой, и, самое главное, обретения мира в конце дня. Мечтой Мастера было увидеть опубликованную книгу о Понтии Пилате, и чтобы осуществить свою мечту, он жил на свои сбережения в течение двух лет. Когда он наконец остался доволен своей работой, он представил ее многим редакторам, в том числе и Берлиозу. После быстрого отказа и почти полного отсутствия денег он теряет всякую надежду добиться чего-то значимого в своей жизни. Он не хочет быть обузой для Маргариты, поэтому одной холодной зимней ночью отправляется в сумасшедший дом, где намерен дожить остаток жизни пустой оболочкой, измученной психическим заболеванием.

При жизни произведения Булгакова часто подвергались запрету или критике, и это видно и по тому, как Мастер говорит о своей душевной болезни. Чувствуя себя бесполезным и подавленным из-за того, что его книгу отвергли, Мастер добровольно запирается в лечебнице. Холодные щупальца осьминога, беспощадно следующего за Мастером, — отсылка к тому, как государство, ровесники Булгакова и цензура искалечили его творчество. Изображение МАССОЛИТа и его штаб-квартиры, дома Грибоедова, является комментарием к литбюро и тому, как отбирали членов бюро. Весьма показательна беседа Коровьева с Бегемотом (Бегемотом), входившим в окружение Воланда. Поэтов и писателей в доме Грибоедова сравнивают с ананасами, растущими в хуторе, мало чем отличающимися друг от друга. А потом, когда их останавливают у входа в дом, потому что у них нет писательского пропуска для входа, они задают вопрос, действительно ли настоящему писателю нужен пропуск, чтобы считаться писателем.

Мастер и Маргарита – это тоже история прощения – Коровьев и Московское общество, Понтий Пилат, Мастер и Иешуа Га-Ноцри (Иисус), Маргарита и Фрида. Когда я впервые прочитал книгу, я был озадачен некоторыми актами прощения, в частности, почему только Маргарита могла даровать прощение Фриде. И мне кажется, я нашла ответ — потому что Маргарита — женщина, и только женщина может прощать преступления против женственности.

Мне определенно понравилось перечитывать книгу, и я был очень приятно удивлен, что в этом издании почти 50 страниц подробных заметок! Они дали мне другой взгляд на некоторых персонажей и объяснили некоторые вопросы, которые у меня возникали по поводу определенных сцен. Я всегда рекомендую эту книгу всем, кто ее не читал.

Вы читали? о чем ты думаешь?

Издание Опубликовано:  2018 , Впервые опубликовано: 1967

Язык чтения книги:  Болгарский

Нравится:

00kov migkhail 05 | 90 Нравится Загрузка. .. 90 90 Нравится Загрузка… Гай Салвидж

Архив

Сообщения с тегами «михаил булгаков»

Если вы попросите кого-нибудь назвать произведение русской литературы, вам, вероятно, дадут Война и мир , и если вы спросите на секунду, ответ, вероятно, будет Преступление и наказание , но в русской литературе есть нечто большее, чем произведения гигантов девятнадцатого века в лице Толстого и Достоевского. В этом году я прочитал более 40 книг русских и украинских писателей (последние из которых и так часто называют русскими), открыв для себя ряд известных писателей и несколько малоизвестных писателей. Далее следует краткий обзор этих авторов и некоторых из их наиболее доступных работ в английском переводе. Я сосредоточусь здесь на более коротких работах и ​​на тех, которые находятся в печати. Я знаю о нехватке женщин-писателей в этом списке, поэтому я с нетерпением жду рекомендаций.

Михаил Булгаков (1891-1940) — один из величайших русских писателей ХХ века, наиболее известный своим опусом Мастер и Маргарита . Однако моя любимая его работа — это восхитительная Записная книжка сельского врача (также переводится как Записная книжка молодого врача) . Это серия полуавтобиографических рассказов, основанных на опыте Булгакова в медицинской профессии в российских глубинках во время революции. Книга также является предметом столь же замечательного мини-сериала BBC с Дэниелом Рэдклиффом в главной роли. Еще одним доступным произведением является новелла  Сердце собаки .

Николай Гоголь (1809-1852) больше всего запомнился своим сатирическим романом Мертвые души и рассказом «Шинель», последний из которых включен здесь в Петербургские повести . Мне нравилась не только «Шинель», но и «Невский проспект», и веселый «Нос». Я определенно начал бы здесь с Гоголя, прежде чем перейти к «Мертвые души» и его самой известной пьесе « Ревизор».

Василий Гроссман (1905-1964) является автором существенного  Жизнь и судьба , здоровенного тома, заслуживающего пристального внимания, но первая книга, которую я прочитал о нем, оказалась его последней и, вероятно, самой короткой,  An Армянский блокнот . Написанная в результате поездки автора в Армению незадолго до своей смерти в 1964 году, эта книга представляет собой восхитительное размышление о жизни одного из самых значительных писателей двадцатого века.

Андрей Платонов (1899 г.р.)-1951) может быть моим любимым русским писателем из всех. Подавленный властью и по большей части малоизвестный при жизни и долгое время после смерти, Платонов является автором «Котлован », «Счастливая Москва » и ряда прекрасно-грустных и элегических рассказов. Мой абсолютный фаворит из них — «Среди животных и растений», который вы можете прочитать бесплатно здесь, по адресу The New Yorker, , а лучшее собрание его более коротких работ можно найти в Soul and Other Stories.

 

Роберт Чандлер — один из главных английских переводчиков произведений Платонова, а также редактор этого действительно важного сборника Penguin Classics. Здесь вы найдете не только признанных деятелей русской литературы и некоторые из их самых известных произведений (например, «Пиковую даму» Пушкина), но и несколько не менее восхитительных произведений гораздо менее известных авторов, таких как Михаил Зощенко, Лидия Зиновьева-Аннибал и Сергей Довлатов. (Примечание: в настоящее время в Книгохранилище стоит 11 долларов, так что поторопитесь!)

Я мог бы продолжать, но это должно быть букварем, и поэтому я полагаю, что пяти книг достаточно. Вот несколько почетных упоминаний:

Колымские рассказы  Варлама Шаламова

Недавно опубликованное New York Review of Books Classics, это потрясающее произведение литературы – более 600 страниц рассказов о лагерях глухой Сибири.

Чемодан Сергея Довлатова

Милая и забавная коллекция от «русского Курта Воннегута». Есть также фильм Netflix об авторе (название, как и ожидалось, Довлатов ).

Красавицы Антона Чеккова

Пушкинская типография выпускает прекрасные книги, и эта, безусловно, одна из лучших.

Записные книжки Москвы и Воронежа Осипа Мандельштама

Русской поэзии я еще мало читал, но Мандельштам очень впечатляет.

Пикник на обочине Аркадия и Бориса Стругацких

Если вы когда-либо играли в шутер от первого лица STALKER, вы играли в адаптацию Пикник на обочине.

Категории: Рецензии на книги, Россия Теги: андрей платонов, михаил булгаков, николай гоголь, русская литература, сергей довлатов, украинская литература, василий гроссман

За последний месяц или около того я наелся «русской» литературы девятнадцатого и двадцатого веков — кавычки потому, что многие из этих авторов украинцы. Я впервые столкнулся с термином «Малороссия» в творчестве Николая Гоголя, удивительного и забавного писателя, не нуждающегося в представлении. Гоголь родился в селе в центральной Украине в 1809 году., но сделал себе имя в Петербурге. Я читал его рассказы — менее известные Украинские сказки и более известные Петербургские сказки — а также его роман Мертвые души , предполагая, что Гоголь считал «Малороссию» того времени (нынешняя Украина) стать частью более широкой Российской империи царей.

Николай Гоголь

Я поклонник Гоголя, но мой самый любимый «русский» родился лет через восемьдесят, в 1891 году. Впервые я прочитал превосходную степень Михаила Булгакова Мастер и Маргарита в 2014 году, а затем практически все его творчество (романы, рассказы, пьесы, письма и пара биографий). Родившийся в Киеве роман Булгакова « Белая гвардия » ярко иллюстрирует перетягивание каната между Германией и Россией во время Первой мировой войны, где Киев был эпицентром. По иронии судьбы, пьеса, написанная Булгаковым по этому поводу («День Турбиных»), в ранний советский период пользовалась огромной популярностью у русских театралов, в том числе у самого Сталина. Булгаков так и не вернулся в Киев и умер в 19 г.40, за год до того, как немцы снова вторглись.

Михаил Булгаков

Еще один великий «русский» писатель, возможно, самый важный из всех, — Василий Гроссман. Гроссман родился в городе Бердичеве в Центральной Украине в 1905 году и имел еврейское происхождение. Он сделал себе имя во время Второй мировой войны как журналист Красной Армии. Находясь в Сталинграде, Курске и на руинах Треблинки, военная переписка Гроссмана имеет огромное историческое, а также литературное значение. Его великий роман  Жизнь и судьба , был «арестован» советскими властями в 1961 году и опубликован только спустя много времени после его смерти, а другой его поздний роман Все течет обращает свой взор на другой холокост, спланированный Советским Союзом «Голодомор» или Великий голод. которая убила миллионы украинцев в начале 1930-х годов. Крайне трогательно эта тема раскрыта и в пьесе Андрея Платонова «Четырнадцать красных избушек».

Василий Гроссман

Советские репрессии и Голодомор, кажется, дают некоторое объяснение тому, почему украинцы сотрудничали с нацистами в большей степени, чем другие оккупированные народы после 19-го века.41, тема, которая широко обсуждается в биографии Гроссмана, которую я сейчас читаю, Жизнь и судьба Василия Гроссмана . Это было предметом разногласий для советских властей, стремившихся преуменьшить значение как еврейского Холокоста, так и сотрудничества Украины с нацистами, что привело к гибели сотен тысяч евреев только на Украине, включая мать Гроссмана. Перенесемся в наши дни, и Украина окажется в очередном перетягивании каната, на этот раз между Россией и Западом. Об этом говорят произведения «украинского» писателя Андрея Куркова, родившегося в Петербурге в 1961, но давний житель Киева и гражданин Украины. Я читал Куркова Смерть и Пингвин ранее, но не его отчет о недавних беспорядках в этом регионе, Дневники Украины , которые охватывают период беспорядков в 2013-14 годах и последующую аннексию Крыма Россией.

Андрей Курков

Здесь, в Австралии, далеко от рассматриваемого региона, наши СМИ предлагают очень упрощенный анализ борьбы (в основном, прозападники = хорошо, Путин = плохо), но мне остается только гадать:  существует ли независимая Украина и будет ли она в будущем? Меня интересует русская литература или украинская? Я знаю, что словосочетание «Малороссия» сегодня считается устаревшим и даже уничижительным термином, но для посторонних оно дает исторический контекст. Разделится ли Украина в конце концов на пророссийский восток и прозападный запад с Киевом в качестве геополитической точки разлома, как, кажется, пророчит Курков? Булгаков изобразил Киев в 1918 году постоянно захваченным и вновь захваченным противоборствующими силами. Спустя сто лет, что изменилось?

 

Категории: Рецензии на книги Теги: андрей курков, андрей платонов, маленькая россия, михаил булгаков, николай гоголь, украина, василий гроссман

Последние несколько лет я читаю русских писателей ХХ века, мой любимый Михаил Булгаков, так что это было только естественно, что в конце концов я доберусь до Василия Гроссмана и его эпопеи «Жизнь и судьба ». Гроссман опубликовал рассказы и несколько романов при советском режиме, но все больше расстраивался из-за зверств, которые он видел во время Второй мировой войны. Присутствовавший в Сталинградской битве, Гроссман был одним из первых посторонних, увидевших ад, который нацисты устроили в своих лагерях смерти, вдвойне или втройне противостоя ему, поскольку он сам был евреем, а его мать была убита нацистами. Он написал об этом в «Аде Треблинки», который был использован на Нюрнбергском процессе для судебного преследования виновных в этих гнусных действиях.

Первая из прочитанных мной книг Гроссмана оказалась и его последней, написанной незадолго до его смерти от рака в 1964 году. Это ироничное, медитативное произведение, пронизанное проницательными наблюдениями за обычными людьми и размышлениями о жизни и смерти. Это отличное знакомство с Гроссманом, дегустация перед тем, как приступить к основным блюдам, так же, как Записная книжка сельского врача — отличное место, чтобы начать с Булгакова, прежде чем пытаться Мастер и Маргарита. Одна глава представляет собой удивительный рассказ о том, как Гроссман чувствовал, что в ту ночь он вот-вот умрет — он отсутствовал всего несколько месяцев.

Дорога представляет собой сборник рассказов и эссе, в том числе «Ад Треблинки». Возможно, он не такой милый, как Армянский блокнот , тем не менее, он является хорошим введением в Гроссмана и его мысли.

Жизнь и судьба опус Гроссмана, предположительно советский Война и мир . На 850+ страницах это сложное, но полезное чтение. Местами разрозненный и непослушный из-за того, что Гроссману никогда не разрешалось публиковать его при жизни (его книга была «арестована»), Жизнь и судьба рассказывает о большом количестве персонажей, многие из которых связаны друг с другом. по рождению или браку, в Сталинграде и его окрестностях во время немецкого вторжения и последующего выселения. Здесь выделяется простой, порядочный гуманизм Гроссмана, глубоко противоположный бессердечному варварству советского государства. Это документ по истории времени и места, а также вынужденная критика и осуждение социализма. Гроссман был советским человеком, каким никогда не был Булгаков, но его вера в режим не смогла пережить многих зверств, свидетелем которых он стал. Чистки 1937, бессердечное пренебрежение к человеческой жизни при защите Родины и растущий антисемитизм советского государства положили этому конец. Главы о нацистских лагерях смерти — лучшее, что я читал, кроме «Ночи 90 053» Эли Визеля.

Книга, которую я еще не получил, это Все течет , написанная после Жизнь и судьба , но также запрещенная к публикации. Если не считать Армянский блокнот , это последняя книга Гроссмана.

Еще одна книга, которую я еще не прочитал, но очень хочу в нее вникнуть, — это  Писатель на войне , сборник сочинений Гроссмана во время войны. Мне любопытно, в какой степени это совпадает с Дорога . Я также слышал, что ряд событий в Жизнь и Судьба основаны на реальных событиях, описанных здесь.

И, наконец, Жизнь и судьба Василия Гроссмана , биография Джона и Кэрол Гарранд. Обычно, обращаясь к писателю такого уровня, я предпочитаю сначала прочитать его биографию, но, похоже, в случае с Гроссманом я могу подойти к биографии в последнюю очередь.

Таким образом, Василий Гроссман просто один из самых важных писателей двадцатого века и имеет решающее значение для любого понимания Советского государства. Иди прочитай его.

Категории: Рецензии на книги, Интересные писатели Теги: писатель на войне, все течет, жизнь и судьба, михаил булгаков, василий гроссман

2014 год стал для меня переломным по количеству прочитанных книг: впервые с тех пор, как я начал их записывать в 2008 году я написал 100 книг. Большинство людей изумляются, когда я говорю им, что читаю столько книг за год, но я предпочитаю более короткие романы, и, вероятно, в среднем это составляет около одного часа чтения в день в течение всего года. Это час, который, скажем, многие другие люди потратили бы на просмотр телевизора. Дело не в том, что я не трачу время на тривиальные занятия — конечно, трачу — но моя приверженность охоте, покупке и чтению книг такова, что у меня всегда есть список из 10–15 наименований, которые нужно прочитать немедленно.

Я, как правило, «авторский читатель», под которым я подразумеваю, что как только я решу, что мне особенно нравится работа определенного автора, я буду искать каждую книгу этого автора и, надеюсь, прочитаю каждое слово. Это не всегда работает таким образом; временами я решаю, что какой-то писатель меня не так уж и интересует, и в итоге у меня остается куча их книг, которые я больше не хочу читать. В 2014 году я прочитал три или более книг таких авторов, как Пэт Баркер, Ларри Браун, Михаил Булгаков, Майкл Чабон, М. Джон Харрисон, Харуки Мураками, Питер Темпл и Алан Уорнер. Большинство из этих писателей обычно классифицировались бы как авторы художественной литературы или криминала, и это справедливое представление о том, где сейчас лежат мои читательские интересы. В рамках своей работы учителем английского языка я прочитал несколько романов для молодежи, некоторые из них по нескольку раз, что несколько увеличивает мои общие цифры. Моим автором года должен быть Михаил Булгаков. До этого года я не читал о нем ни слова, а теперь прочитал всю его опубликованную прозу.

2014 год стал переломным с точки зрения количества, но как насчет качества? Согласно моим звездным рейтингам Goodreads (которые я очень усердно заполнял в этом году), 21 книга получила пятизвездочный рейтинг. Из них я выбрал десятку лучших прочтений за год, ограничившись лишь одной книгой от каждого автора. Вот десять в произвольном порядке. Все приходят очень рекомендуется от меня. Нажав на обложку, вы перейдете к списку книг на Goodreads.

Union Street Пэт Баркер

Я прочитал почти всю Баркер, за исключением ее романа Двойное видение , в который я не могу вникнуть. Этот роман, ее первый роман, является лучшим из ее произведений, не относящихся к Первой мировой войне. Мрачный, темный и необычайно мощный.

«Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова

По правде говоря, Записная книжка сельского врача мне, возможно, даже больше понравился, но это величайшее произведение, и почти все начинают с Булгакова. Я не жалею, что обратил внимание на эту дьявольскую сатиру на сталинскую Россию.

«Мое лето любви» Хелен Кросс

Друг порекомендовал это, и я рад, что она это сделала. Я думал, что это намного лучше, чем второй роман Кросса, Секреты, которые она хранит . Мне понравился сценарий в этом, и в сюжете тоже было несколько настоящих кикеров.

«Железная роза» Питера Темпла

Питер Темпл — австралийский мастер криминальной фантастики, и это один из его лучших, а может быть, и лучший из всех.

Темная дорога Ма Цзяня

Ма Цзянь — мой любимый китайский писатель, и я терпеливо ждал несколько лет продолжения книги Пекинская кома . Что ж, ожидание того стоило. Не для слабонервных, щепетильных или склонных к депрессии. Это так темно.

«Клан Сопрано» Алана Уорнера

В этом году я прочитал много Уорнера, возможно, две трети его опуса, но этот заставил меня смеяться больше всего, а такое случается нечасто, когда я читаю. Продолжение, Звезды в ярком небе — бледная имитация.

Грязная работа Ларри Брауна

У меня смешанные чувства к Брауну, но я не могу не похвалить его первый роман. Книга состоит из двух глубоко раненых ветеранов войны во Вьетнаме, которые жуют жир, но этот жир стоит того, чтобы его пожевать. Вот книга с душой.

«Я ненавижу смотреть, как закатывается вечернее солнце» Уильяма Гэя

Я люблю кантри-нуар: Гарри Крюс, Дэниел Вудрелл, Дональд Рэй Поллок, Ларри Браун, Ларри Уотсон и Кормак Маккарти — все пишут и пишут это хорошо, но, по моему мнению, никто из них не делает это лучше, чем Гей в этом изысканном сборнике коротких рассказов. Я бы даже сказал, что это моя книга номер один в этом году.

Хозяин Петербурга Дж. М. Кутзи

Мне нравится Кутзи: он чрезвычайно искусный писатель, но иногда я нахожу его слишком сухим, и это оттолкнуло меня от него на пару лет. Хозяин Петербурга не сух, и я думаю, что это даже лучше, чем его самый известный роман, Позор . Русская обстановка помогает, но я не думаю, что неразумно предположить, что Кутзее — величайший из ныне живущих англоязычных писателей.

Он умер с открытыми глазами Дерек Рэймонд

В целом мне нравились, но не нравились романы Фабрики, но этот, первый, действительно очень хорош. Мне довелось прочитать это после книг 2, 3 и 4, и в некотором смысле я рад, что сделал это, потому что отсюда все шло под гору (правда, по пологому склону).

Nova Swing М. Джона Харрисона

Вот это было неожиданностью. Я любил Харрисона в молодости, особенно его роскошную девятку. 0017 Climbers , но он опять начал писать НФ и вообще я к нему не грелся. Я презирал Light , когда он впервые появился, и поэтому он пролежал на моей книжной полке нелюбимым почти десять лет, что очень жаль, поскольку я получил огромное удовольствие от него, когда наконец добрался до него. Чего нельзя сказать о последнем томе серии «Пустое пространство» из серии «Кефахучи Тракт», который я нашел практически нечитаемым.

Категории: Рецензии на книги Теги: Алан Уорнер, железная роза, Дерек Рэймонд, грязная работа, он умер с открытыми глазами, Хелен Кросс, я ненавижу смотреть, как садится вечернее солнце, Джей М Кутзи, Ларри Браун, м. джон харрисон, ма цзянь, михаил булгаков, мое лето любви, нова свинг, пэт баркер, питер храм, темная дорога, мастер и маргарита, хозяин петербурга, сопрано, юнион стрит, уильям гей

Я прочитал много книг и всегда ищу «новых» авторов, которыми мог бы стать одержим. Раз или два в год я нахожу автора, который особенно мне нравится. Желательно, чтобы они написали достаточное количество книг (не менее 5), но не более 20–30, иначе мне понадобится целая вечность, чтобы прочитать все, что они написали (см. Элмора Леонарда). Они могут быть живыми, но мне все равно, если они мертвы. По крайней мере, таким образом вы, вероятно, получите биографию или две. «Новые» авторы должны следовать моему «Правилу 1918 года», которое просто гласит, что они должны публиковать свои книги после окончания Первой мировой войны (начало современной эпохи). Я особенно неравнодушен к американским авторам, но я читал писателей со всего (в основном западного) мира. В последние годы я был особенно очарован работами Рэймонда Карвера, Дэниела Вудрелла и Меган Эбботт, если назвать только трех. Лучший «новый» автор 2014 года для меня — Михаил Булгаков, умерший в сталинской России в 1940.

На протяжении многих лет я читал немного русской литературы, но, как правило, это были отдельные книги известных авторов, таких как Солженицын и Пастернак. Раньше я не очень дружил с русским писателем. В какой-то момент я думал, что мне понравится Андрей Курков (ну ладно, значит он украинец), но через 3-4 книги мой пыл к его творчеству остыл. Я не слышал о Булгакове до тех пор, пока не прочитал эссе о нем в журнале Overland , и это вдохновило меня на покупку экземпляра его самого известного произведения, Мастер и Маргарита .

Этот роман не похож ни на что другое, что я читал в русской литературе, которая обычно состоит исключительно из мрачного реализма, хотя я ничего против этого не имею. Только что прочитав этот роман, я заказал экземпляр тома писем и дневников Булгакова, который также служит квазибиографией. Я очень рекомендую это.

К настоящему времени я зацепился и решил прочитать остальные произведения Булгакова. К счастью для меня, у «Винтажа» есть шесть томов его романов и рассказов (но не его пьес), а это значит, что я могу получить однородные издания, которые красиво смотрятся на полке с красными корешками. Собачье сердце (также известное в другом переводе как Собачье сердце ) тоже было забавным чтением.

Черный снег: Театральный роман (непонятно, также известный как Мемуары мертвеца ) — интересная, хоть и незаконченная и не совсем удовлетворяющая сатира о московском театре 20-х годов. Это стоило прочтения.

Записная книжка сельского врача (или Записная книжка юного врача ) — мой любимый Булгаков после Мастер и Маргарита . Я думал, что это какой-то дневник времен работы сельским врачом автора во время ПМВ, а оказалось, что рассказы написаны в 20-е годы и сильно отшлифованы. Это очень хорошо и очень доступно, пожалуй, отличное место для начала с Булгакова. Оказывается, по нему тоже сняли сериал.

Единственный сборник рассказов Булгакова  Дьяволиада был запрещен при жизни автора вместе с большей частью остальных его произведений. Как ни странно, некоторые издания (к счастью, не «Винтаж») НЕ содержат новеллы «Роковые яйца», которая также доступна как отдельное название. Учитывая, что «Роковые яйца» составляют около 2/3 страниц в винтажном издании, это было бы действительно отстойно. Мне не очень понравились три более поздние истории в Diaboliad , но мне понравились «Роковые яйца» (фантастическая история, напоминающая Герберта Уэллса) и особенно заглавная история, которая является чем-то вроде прототипа для «Мастер и Маргарита».

Шестая и последняя книга в «Винтаже» (все переведены Майклом Гленни) — это первый роман Булгакова «Белая гвардия », основанный на военном опыте автора. На этом основана самая известная и успешная прижизненная пьеса Булгакова «День Турбиных». У меня еще не было времени купить этот шестой том Vintage, но я это сделаю.

В дополнение к этим шести томам Vintage есть еще несколько малоизвестных изданий, недоступных в Vintage. Есть что-то под названием « Записки из манжеты» , которые, как мне кажется, больше рассказы, есть сборники сохранившихся пьес Булгакова и даже биография Мольера, которая, кажется, уже не издается. Надеюсь, однажды я до них доберусь. Дайте мне знать, если вы читали какие-либо из этих малоизвестных заголовков (или вообще какого-нибудь Булгакова). Мне трудно определить, что именно мне так нравится в Булгакове. Он, конечно, кажется нетипичным для русского писателя, более континентального по характеру. Его работа очень мрачная и очень забавная, а история его жизни — это история стойкости перед лицом самых суровых невзгод. В Интернете гуляет всего несколько фотографий Булгакова. На этом он и его третья жена, сделанные незадолго до его преждевременной смерти в 1940, я нахожу особенно навязчивым.

Категории: Рецензии на книги, Интересные писатели Теги: тетрадь земского врача, черный снег, диаболия, рукописи не горят, михаил булгаков, собачье сердце, мастер и маргарита, белая гвардия

Мастер и Маргарита Михаил Булгаков

Дьявол В Москве

Мастер и Маргарита.
Михаила Булгакова.
Перевод Майкла Гленни. Харпер и Роу. 284 стр. 6,9 долл. США5.

Мирры Гинзбург.
Роща. 402 стр. 5,95 долл. США.

Михаилу Булгакову было уже двенадцать лет, когда Чехов умер в 1904 году, и это совпадение, кажется, исключает реинкарнацию как возможный ключ к сверхъестественной близости между двумя мужчинами. Оба были врачами, явно неспособными излечить себя, безнадежно зависимыми от сцены, плодовитыми в своей работе. Оба получили раннее признание благодаря своим рассказам и прославились как драматурги, написали чрезвычайно популярные пьесы и заплатили непомерную цену за свою популярность. Чехов умер в сорок четыре года; Булгаков прожил на четыре года дольше.

За этими интригующими, хотя и поверхностными параллелями вырисовываются важные точки соприкосновения, затрагивающие их творчество, и здесь доказательства более сложны. Ибо их более глубокое родство основано главным образом на скептическом гуманизме и сострадательной иронии, которые, хотя и являются общими для обоих, неизбежно сформированы и травмированы их соответствующими временами. Мир Чехова был миром России XIX века; он умер до падения Порт-Артура. Булгаков начал заниматься медициной во время Первой мировой войны, начал писать после Октябрьской революции, достиг пика своей славы в 20-х годах и умер накануне Великой Отечественной войны нечеловеком до такой степени, что даже не оценил некролог. в советской печати. Он представляет дух и судьбу Чехова в сталинскую эпоху.

Затмение Булгакова, как и большинства замалчиваемых вместе с ним писателей, конечно, всегда было относительным. В недавно опубликованной и глубоко личной дань уважения ему советский писатель Виктор Некрасов подсчитал, что по крайней мере миллион человек посмотрели «Дни Турбиных » , самую известную пьесу Булгакова за тринадцать лет ее существования, одну из зрители — Сталин, который, согласно архивам театра, за эти годы посетил не менее пятнадцати спектаклей. Инсценировка первого романа Булгакова, она фокусируется на тяжелом испытании киевской семьи из среднего класса — типичных чеховских либералов, говоря языком советской критики, — оказавшейся втянутой в гражданскую войну и столкнувшейся, помимо ее физических ужасов, с мучительным моральным выбором, заложенным в такая братоубийственная бойня. Это был первый случай, когда советский драматург осмелился затронуть центральные темы революционной иконографии с моральной, а не с политической точки зрения, избегая стандартных красно-белых клише послереволюционной сцены и создавая персонажей, сложная индивидуальность которых превращала их в прототипы целого поколения.

В целом огромная популярность пьесы оказалась для ее автора более чем сомнительным благом. Его явно амбивалентная неактивность фатально спровоцировала шакалов пролеткульта и ищейок ГПУ, чьи проверенные временем методы быстро превратили «неродившегося буржуазного писателя» в неписателя простым приемом отсечения его от публики. Из одиннадцати сохранившихся пьес Булгакова (около трети его произведений) только шесть были поставлены при его жизни; первое собрание его рассказов и новелл — далеко не полное — появилось в 1966. Тем не менее, некоторые аспекты его работы, по-видимому, вызывали у Сталина странное очарование, не слишком известного как меценат; хотя и отклонив его ходатайство о выездной визе, диктатор в 1932 году лично прекратил преследование Булгакова ГПУ и, вероятно, спас его от тюрьмы, ссылки или чего похуже. Это было не первое и не последнее вмешательство такого рода со стороны Сталина, оно выявило некоторые загадочные аспекты, на которые Булгаков, в свою очередь, ответил двойственностью, ясно отраженной на страницах его последнего крупного романа.

Смертельно больной, ослепший к концу, Булгаков посвятил последние двенадцать лет своей жизни Мастеру и Маргарите , полностью осознавая, что, если не случится чуда, он никогда не доживет до его публикации. И я не думаю, что он верил в чудеса — что, возможно, было одной из причин, почему он мог писать о них с таким захватывающим воодушевлением.

Книга состоит из трех романов на разные, хотя и связанные между собой темы, объединенных в своего рода триптих. Петли скрипят, панели провисают, а обилие деталей часто затрудняет прослеживание их замысловатой взаимосвязи. Это еще один способ сказать, что, как и все действительно значимые литературные произведения, это живое, а значит, ошибочное.

Центральное место в нем занимает история черта в Москве. Под видом профессора черной магии и в сопровождении подходящей свиты, включающей ведьму и стрелкового кота, циничный, но не лишенный обаяния сатана прибыл в город, чтобы выяснить для себя, какие изменения принесла революция и они затрагивают сердца и умы москвичей или только схему движения троллейбусов. Этот исследовательский проект вовлекает его в серию ужасно веселых ситуаций. Официозные бюрократы и фразерские партийные писаки раздеваются в своих встречах с ним, чаще всего не застигнутые буквально со спущенными штанами, но самые свирепые выпады булгаковского комического гения, по понятным причинам, он приберегает для корифеев беллетристики. литературное заведение. Лицемерие, глупость, жадность и разврат проносятся по всему городу, когда дьявол доказывает то, в чем он никогда не сомневался — плюс изменение . . . . Его случайные демонстрации сверхъестественных способностей заполняют психиатрические отделения, потрясают Государственный клуб писателей до его роскоши, парализуют полицию и, в конечном итоге, вызывают общегородские кризисные состояния. А поскольку дьявол вместе с Богом официально объявлен мертвым, то его рудиментарные шалости также порождают бешеный поток официальных объяснений, ничего не объясняющих. Однако дьявол далеко не всемогущ. Подобно гетевскому Мефисто, булгаковский профессор Воланд «желает вечно зла, но делает вечно добро». Более того, его власть ограничена возвышенными силами, воплощенными в мифах о Фаусте и о Распятии. Именно эти два мифа, переработанные Булгаковым, составляют в романе контрапункт приключениям сатаны в пролетарской стране чудес.

В булгаковской версии Понтию Пилату не удается спасти жизнь человека, которого он полюбил и, возможно, даже поверил, тем самым драматизируя вопросы мужества, целеустремленности и личной ответственности. В самом деле, последние слова Христа в Евангелии от Булгакова — «Один из величайших грехов человека есть малодушие» — не только обрекают Пилата на вечные муки, но, по-видимому, сохранили достаточную актуальность, чтобы обеспокоить его прямых потомков в современной Москве, ибо они отсутствует в версии, изданной в России (а также в основанном на ней издании Grove Press).

Последний сегмент, вариация на тему Гёте, содержит ядро ​​булгаковской веры и, то ли потому, то ли вопреки этому, кажется мне наименее удачным из трех. Его Фауст — романист, которого называют Мастером, чей завершающий труд о жизни Понтия Пилата был отвергнут и высмеян всеми литературными палачами и палачами в городе. В конце концов он сжигает свою рукопись и уходит в психбольницу, традиционное последнее убежище здравомыслящих. Но на помощь приходит любовь; его Маргарита — она ​​не Гретхен, а скорее бычья Бовари — заключает сделку с дьяволом и в обмен на короткое, но очень волнующее пребывание в роли ведьмы убеждает его спасти душу Мастера, то есть его рукопись. Но «бумага не горит», как довольно пророчески декламирует дьявол, уверяя Мастера, что его роман еще вступит в свои права.

Шутка, конечно, на нас, напоминание о том, что даже в нашей вселенной абсурда иногда абсурд может перейти крайние пределы и превратиться в свою античастицу. Ибо видение, которое, должно быть, поддерживало Булгакова в эти последние отчаянные годы, принятие желаемого за действительное, которое вместе с такой горькой иронией, юмором и нравственным мужеством вложено в написание этой повести, на этот раз сбылись. Иногда кажется, что бумага действительно не горит; Всего через двадцать семь лет после его смерти роман Булгакова сделал его литературным деятелем того времени — ловкий поворот, который обратился бы к его чувству иронии. Обнаружение закопанного литературного шедевра — достаточно редкое событие, чтобы оправдать волнение. То, что это событие имело политический подтекст — как и многое другое в Советском Союзе, — подтверждается сокращениями, сделанными в опубликованной версии, хотя в целом цензоры, похоже, были более аллергичны к булгаковской анти-сквернословию, чем к его во многом устаревшему политическому подтексту. высмеивание.

Советская цензура все эти годы щедро дарила самодовольное утешение американцам всех убеждений, и, может быть, кощунством было бы предположить, что, возможно, наконец-то требуется капля зависти. Не то чтобы я защищал репрессии; но цензор символизирует тщеславие, все еще распространенное в Советском Союзе, а именно убежденность в том, что литература имеет значение. Тенденция в США все больше смещается в сторону производства книг гигантскими коммерческими организациями, ориентированными на массовое распространение потребительских товаров. И хотя, если не считать россыпи склеротических синеносых и бдительных девственниц, цензоров у нас больше не будет, вопрос в том, есть ли у нас еще читатели и как долго те немногие выжившие смогут сопротивляться автоматизированному натиску идей, задуманных в безразличии, созданных равными, совершенно одноразовые и продаются со скидкой.

История публикации «Мастер и Маргарита » — косвенный, но печальный пример. Подстрекаемая отсутствием соглашений об авторском праве между США и СССР, Grove Press поспешила с собственным переводом романа, полностью осознавая тот факт, что Harper & Row через официальные советские каналы получила и заплатила за права на публикацию. Этот неверный рывок инициативы в области, не отличавшейся обилием видения и энергии, дал осечку, как и должно было; беспощадные методы плащей и костюмов, применяемые для публикации заклинаний убийства здесь и там, жертвами которых были книга, автор и читатель.