Военная проза спецназ: ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА —[ Проза ]— Иванов Н. Спецназ, который не вернется
ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА —[ Проза ]— Иванов Н. Спецназ, который не вернется
Глава 3.
В тихом омуте…
Стреляли из трех положений. Сначала три выстрела — в прыжке. Здесь важно не спускать глаз с мишени, а не смотреть на землю и место, куда падаешь. Второе упражнение — перекат. Катишься по земле, пистолет зажат обеими руками над головой. Стреляешь в белый свет, как в копеечку, но шум создается достаточный, чтобы не оставлять противника в благостном вальяжном состоянии.
И — кувырки. Через голову, плечо, вперед, назад и сразу огонь. Не запутаться, в какой стороне враг, и опять-таки думать не о собственном приземлении, а о необходимости нажать на спусковой крючок.
За тренировкой группы Заремба наблюдал издали. Делал это не из желания подсмотреть что-то в замочную скважину, а из чувства самоуважения: его пока никто не представлял как командира. Но глаз уже отмечал главный недостаток, который он не хотел бы видеть у своих подчиненных: группы как таковой еще не существовало.
Стреляли шесть человек, которые занимались на огневом рубеже каждый сам по себе. Патроны снаряжали молча, ждали своей очереди на стрельбу в одиночестве, тем более к стреляющему никто не подходил, мишени не осматривал, советов не давал.
Исключение в какой-то степени составила женщина, возле которой старался находиться поближе высокий светловолосый парень с косичкой в волосах. Но судя по всему, здесь присутствовала не забота о качестве стрельбы, а что-то из области любовной лирики.
— Ну, и как они вам на первый взгляд? — поинтересовался Вениамин Витальевич.
Ни должности своей, ни звания, ни даже фамилии он не назвал при знакомстве. Это из чекистских замашек, а когда он беспрепятственно — милиция и руководство полигона взяли под козырек — про— ехал на закрытый участок «Вымпела», Заремба утвердился окончательно: звания и должности сегодня — ерунда. Главное — от чьего имени ты действуешь.
От чьего имени действовал Вениамин Витальевич, оставалось секретом.
Его фраза «Я из Кремля» — слишком общая. Тот пижон, из-за которого подполковник расстался с погонами, тоже приезжал в Грозный от имени Кремля. На прощальном ужине, обращаясь к офицерам бригады, Заремба с грустью предугадал: — Генералов и начальников снимают и назначают, а воевать будем мы. Теперь уже — вы…
В Чечне он сам уже перестал не то что запоминать в лицо все новых и новых своих начальников, а и фамилии их не записывал. Они менялись как носовые платочки у экзальтированных, слезливых дам. Чтобы спасти лицо в чеченской авантюре, Москва делала отчаянные попытки найти среди военных симбиоз волка и овцы. Хотели спихнуть весь позор на армию, да еще так, чтобы она не взбунтовалась. И одновременно закрыть вспенившиеся рты правозащитников, робко, но уже повякивающих на власть за Чечню. Требовалось учитывать Кремлю и мрачные лица тех, кто жаждал быстрого успеха хоть в чем-нибудь.
В итоге получалось совсем ни к черту, совсем плохо: ни боевых действий, ни мира, одни подлости.
С обеих сторон. В такой ситуации на войнах народу гибнет всегда больше.
— Ну, так что? — напомнил о себе Вениамин Витальевич, увидев, что спецназовец ушел в воспоминания.
— Женщина-то зачем? — Марина? Жила в Грозном, знает язык. И ко всему — чемпионка МВД по пулевой стрельбе.
Остальные?
— Ее светлый ухажер — Иван Волонихин,— не мог не заметить отношений парочки и кремлевский посланник.— Альпинист, мастер по выживанию в экстремальных условиях. А главное — врач. Тот, который снаряжает магазин патрона— ми,— Семен Дождевик. Прапорщик, десантник. Или, как вы нас поправляете — сначала десантник, а потом все остальное,— польстил Зарембе Вениамин Витальевич, увидев на груди у подполковника десантную тельняшку.
— Дальше,— постарался остаться равнодушным спецназовец: ему надо сколачивать команду для боя, а не для пьянки.
— Мишени пинает, недовольный,— капитан Василий Туманов. Пограничник. Всю жизнь на заставах, прекрасно знает горы.
— Горы знают многие,— не удовлетворился кандидатурой Заремба.
— Немногословен,— вытерев пот со лба, добавил плюс Вениамин Витальевич.
Заремба отметил, что он мгновенно потел при малейшей нестыковке с его отработанными планами. Нет, он не из КГБ, там таких не держали. Он в самом деле из Кремля.
Меня это не касается,— снова не согласился подполковник с методом, по которому отбирали кандидатов.— Может кому-то и нужны молчуны, а мне — профессионалы. А там пусть хоть арии поют, хоть «Лебединое озеро» танцуют.
— Отчаянный. Говорит и делает,— выдал последний аргумент собеседник.
— Ладно, посмотрим. Эти двое? — указал спецназовец взглядом на оставшихся парней.
— Левый — капитан Юра Работяжев. Минер: ставит, снимает, подрывает. Был контужен в Таджикистане. Второй — Игорь Чачух, бывший лет— чик. Но…— опередил он новое недовольство спецназовца,— кандидат по всем немыслимым видам спорта.
После увольнения в запас сам обивал пороги военкомата: призовите хоть куда — нибудь. Свой человек.
— Меня представите вы? — Да, пойдемте.
Группа встретила их внешне равнодушно, хотя взоры подчиненных сошлись на Зарембе еще до того, как его представили. Командир — он и щит твой, и меч. Награда и взыскание. Будущее. Кучер твоих нервов. С кем поведешься, от того и наберешься. Пословица старинная, наверняка по другому поводу придуманная, но для армии более всего подходящая. Единственная оговорка — командира не выбирают, его всучивают как конфетку в неизвестной обертке: что-то есть, а вкус и сорт пока неизвестны…
Ну вот вы и все вместе,— произнес Вениамин Витальевич, давая понять и командиру, что замен в группе не предполагается.— Задание в общих офертах вам известно: в отряде Одинокого Волка имеются документы, которые могут пролить свет на многие моменты войны в Чечне. В Кремле очень заинтересованы их получить. Надеемся на вас.
У Зарембы выстраивалась масса вопросов, на которые,— он не был наивен,— ответов получить невозможно.
Задал два вопроса рангом поменьше и значимостью пожиже:
Почему не посылают кадровых офицеров и как нас выведут на отряд Волка? — С ним иногда переговаривается по спутниковой связи один из
влиятельных российских бизнесменов. Так что в нужный момент точка переговоров будет зафиксирована с точностью до метра. А насчет армейского спецназа… Наверное, не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: официальная информация мгновенно становится известна чеченцам. А мы не должны дать им ни одного шанса перепрятать документы. Это пока все, что я могу вам сообщить.
Помолчал, посмотрел на часы, словно именно они отмеряли время на подготовку:
— У нас одна неделя, Все, что необходимо — питание, снаряжение, оружие, — будет выделено по первому требованию.
Поднял, прощаясь, руку, засучил ножками к оставленной на обочине дороги машине. Спецназовцы молча проводили его взглядами. Когда БМВ скрылась за створками полигонных ворот, повернулись к командиру: давай, пробуй командовать. А мы посмотрим.
— Что смотреть,— прекрасно понял их Заремба. Хуже всего, когда командир приходит в группу последним и невольно чувствует себя новичком.— Времени мало, а то, что увидел со стороны, ниже всякой критики. Извините, но буду говорить жестко. Если хотим вернуться живыми.
— И что же у нас… ниже критики? — поинтересовался ухажер Марины.
— Сегодняшняя подготовка позволит бороться с неплохо обученной группой противника, но оставляет мало шансов выйти победителями. Меня же волнует конечный результат.— Чувствуя, что подчиненным неприятно с первой минуты слушать его замечания, тем не менее сказал и о ‘ медлительности, и о разобщенности.
— А сами вы откуда, позвольте поинтересоваться? — продолжал допытываться Волонихин.
— Спецназ ГРУ, Главного разведуправления Генерального штаба.
— А-а,— протянул Иван, и непонятно осталось, удовлетворен он ответом или взыграла-таки ревность, что над ним, «кагэбешником», начальником
встал конкурент по разведке.
— Продолжим тренировку. А с завтрашнего дня переходим на казарменное положение. Состав группы буду утверждать накануне вылета в Чечню.
Здесь Заремба чувствовал себя уверенно. Пусть Вениамин Витальевич хоть весь Кремль привезет ~ на смотрины, он согласится пойти на операцию только с теми, кого сам посчитает нужным взять.
В этом не сомневался и я, успевший узнать Зарембу во время своих предыдущих командировок в его бригаду спецназа. Собирал я материал для женского журнала, которому, если честно, побоку были армейские проблемы. Но читательницы затеяли на его страницах дешевенький, сентиментальный спор: может ли быть настоящая любовь у военных? Редактор почувствовала жилу и уйму новых подписчиц и бросилась на разработку шельфа с восторженными глазами гимназистки.
Я баловал— ся лирическими заметками в военных газетах, там меня и разыскали.
— Надо помочь женщинам.— Давая согласие на командировку от чужого журнала, главный редактор не забыл подмигнуть: — Только ты смотри, держи марку. А если надо, то и покажи, как любят военные. Опыт-то наверняка есть.
Был ли у меня опыт в делах сердечных? А у кого его нет! И погоны особой роли в любви не играют, здесь журнал изначально не тграв. Лично у меня была такая ситуация: комната в коммуналке и соседи — подсматривающая за всеми баба Степанида, пьяница Петро и, конечно, Таня. Муж ее сидел где-то «на химии» за драку, я влюбился в нее по уши, но холостяцкую свободу потерять по— боялся, и мы расстались.
А с просьбой женского журнала я поехал в спецназ ГРУ — к этим разведзверям, вдоволь по— мотавшимся по всем горячим точкам бывшего Союза. Дня два или три лазил вместе со взводами и ротами по чащам и оврагам, пил спирт и болотную воду, ел галеты и мокриц, спал на деревьях привязанным к стволам и не спал вообще.
Про душевные россказни, нужные журналу, временно не заикался, и меня, как говорится, спецназовцы по полной программе водили мордой по стиральной доске, показывая боевое мастерство и умение. Думали, готовлю материал для «Красной звезды». А мне нужны были душа, лирика…
Попался сам комбриг Заремба, и то в последний день. Не усмотрел подвоха в «женском вопросе». После окончания учений и кружки спирта разбередил — не без моей помощи — свою душу. Начал с шуточек, ухмылочек,— как о чем-то дав— нем и несуразном, несущественном для армейской печати. И которое, если уж забывается им самим, наверняка забудется корреспондентом, утром уезжающим из рязанских лесов в благополучненькую столицу.
Только корреспондентом ничего не забывается. Тем более в руки шло как раз то, ради чего затевался весь сыр-бор. И лишь комбриг ушел спать, я вместо своей «спокойной ночи» принялся записывать в блокнот только что услышанное. Про трех лейтенантов, приехавших в первый «афганский» отпуск на берег Черного моря.
Про дежурную — тетю Нину, с которой случилось искупаться в ночном море на женском пляже. Ее слова — «Найди меня», собственно, и оберегали подсознательно Зарембу всю афганскую войну.
* * *
Материал про женский пляж журнал не напечатал. Начались выборы, женщины полезли в политику, в редакционной почте нашлось письмо какой-то истеричной демократки с призывом оставить кастрюли как пережиток коммунистического бреда и идти на баррикады светлого демократического завтра. Новый шельф, на разработку которого поехал уже не я. Я продолжал мотаться по гарнизонам, полигонам, аэродромам и прочим военным точкам. С грустью отмечал: чем больше бушевали митинговые страсти в Москве, тем угрюмее становились лица солдат и офицеров, дырявее их одежда, скуднее пища, холоднее казармы. Несмотря на все уверения властей, светлое демократическое завтра переросло в послезавтра, в ближайшее будущее, в перспективу, в прогноз, в мечту. Разрушалось все, строилось лишь благополучие немногих «новых русских».
Пир во время чумы…
Иногда натыкался на записи, сделанные у Зарембы в спецназе. Даже послал ему подготовленный к печати рассказ. Но ответа не дождался: наверняка подполковник носился по большим и малым войнам, взахлеб глотавшим российских парней. Время от времени пытался угадать, где он тянет свою солдатскую лямку.
Оказалось, совсем рядом, в Балашихе. Телефонный звонок от него раздался совершенно неожиданно. С одной стороны, стало неудобно, что материал не увидел свет, а с другой — я обрадовался, что спецназовец жив. Торопливо напросил— ся на встречу.
— В шесть утра на автобусной остановке около КПП дивизии Дзержинского,— сразу согласился тот, правда, не поинтересовавшись, каким образом я доберусь в такую даль в такую рань.
Добрался. И сразу узнал в одетом в камуфляж подполковнике героя некогда «не разработанного шельфа». Он тоже взглянул на меня наметанным глазом, оценил полевую одежду и тут же, особо не вдаваясь в воспоминания, перебросил в броне— транспортер, урчавший за автобусной останов— кой.
— На полигон,— приказал водителю.
БТР оказался забит людьми. Мне молча кивну— ли, потеснились, высвобождая местечко. Поддавая нам всем под зад, боевая машина помчалась по лесным дорогам, словно желая взбить внутри себя из нас масло. Наше счастье, что путь оказался не долгим.
— Я чего тебя позвал,— отвел меня в сторонку Заремба уже на полигоне, когда вылезли из железного чрева и разминались после дороги.— По— мнишь свой женский пляж?
Пляж был его, но я кивнул.
— Тренируюсь здесь с группой, на все про все — пять дней. Посмотри, может, что-либо тебе подойдет — все бойцы и,— он посмотрел на девушку, кланяющуюся в разминке истыканной ножами сосне,— Марина — в жизни — одиночки. Я предполагаю, почему именно таким образом шел подбор в мою группу, но мои умозаключения все равно ничего не изменят.— Постучал задником ботинка о землю, выдалбливая каблуком бороздку. Признался и в истинной причине своего быстрого согласия на встречу: — Ты должен мне помочь.
Кроме того, что они…— он запнулся и по— правился: — …что мы все одиноки, у нас нет и команды. А ее надо попытаться сколотить. Не хочу командовать будущими посмертными героями, к тому же не особо понятно за что погибши— ми. Вчера перебирал старые записи, наткнулся на твой женский пляж,— он упорно продолжал отнекиваться от него.— И подумал: надо пробовать вариант и с тобой. Извини, что использую, но мне нужно сохранить людей, и поэтому все условности отметаю. Если есть возможность, потолкись тут с нами, расшевели ребят, встряхни их со стороны, так сказать, душевности. Чтобы они помнили, что могут потерять,— не побоялся напомнить и свою неприятную афганскую страницу.
— А меня возьмете? — чувствуя горяченькое, я попробовал поиметь свою журналистскую выгоду
Заремба отрезал сразу, растоптав тщательно выбитую траншейку:
— Нет. Категорически. Ни при каких условиях. Сегодня — только ты мне.
— В Чечню? — безошибочно угадал я четверку в таблице умножения два на два.
— В нее,— подтвердил результат Заремба.
— Что-то серьезное? — задал и тут же понял наивность вопроса: спецназ ГРУ по мелочам в карманах не шарит. Сам же и перебил усмешку подполковника: — Добро. Остаюсь.
Заремба загнал свою группу не просто в казарму. Он завел ее в лес и не разрешил выходить оттуда ни под каким предлогом. Еда — подножный корм, спать — в шалаше, греться — у костра,— здесь он крутился как старый еврей в ломбарде.
Вместе с ним крутились и мы. Стрельбы, марш-броски, походы по карте, рукопашка, перевязка раненых, выход на связь — под эти тренировки, между прочим, неплохо шли и беседы за жизнь. А под вечерний костерок и вообще стелились как сало на черный хлеб — полная гармония и аппетит. А Василий Туманов, вчерашний пограничник, даже попросил:
— Я кажется, очень неожиданно исчез для одной женщины. Будет возможность, позвони ей и скажи, что я скоро вернусь.
История еще более банальная, чем у меня с Татьяной в коммунальной квартирке: во время собственного развода ~Василий познакомился с судьей.
Вернее, сначала галантно назвал ее «Вашей светлостью», а когда она поправила — судей называют «Ваша честь», улыбнулись друг другу.
Между ними, конечно, что-то произошло, но тем не менее судья не развела Тумановых. На повторное заседание в связи с отлетом в Чечню капитан теперь не успевал, но ему важнее был не сам развод, а слово, данное «ее светлости».
…Мы сидим с Мариной в буйстве— летней ночи со всеми ее вздохами и запахами, нас розовато освещает костер, вокруг — лес.
И — Иван Волонихин. Он подобен стаду бизонов, вытаптывающих землю вокруг водопоя. Но я туп и кровожаден. Я впился в свою добычу и ни— чего не желаю замечать: ни топтаний, ни покашливаний, ни треска сучьев. Завтра группа улетает в Чечню, Марина оказалась единственной, кому Заремба сказал категорическое «нет» на участие в операции, и мне важно уловить чувства человека, который не прошел по конкурсу. Пусть даже и не на войну.
Марина расстроена, разговор не поддерживает, но я не перестаю бередить ее рану и лезть в душу.
Когда еще выпадет такой сюжет?
Подленький мы все же народец, журналисты. Сволочи. Выручает Заремба, неслышно подошедший к костру:
— Что, гвардия, не спится? Огонь имеет удивительное свойство отключать людей, завораживать их, погружая в воспоминания. И когда я огляделся, оказалось: группа уже в полном составе сидит рядом и смотрит на пламя. А оно, глупое, рвалось вверх, пытаясь располосовать острыми пиками навалившееся жирное брюхо ночного неба и вырваться к звездам.
Только ночи ли бояться одинокого костра! Она легко отрывала и тут же без следа проглатывала кусочки пламени, придавливая обессиленный огонь к углям. И новые порции хвороста — лишь легкая закуска гурману, после которой аппетит только разыгрывается. Огню весь лес отдай — и окажется мало. Подвигаюсь, давая командиру место на бревне. Но подполковник спустил с поясницы привязанный резинкой кусок поролона, сел на эту само— дельную индивидуальную подстилку. Все, Заремба там, в Чечне.
..
— Завтра в шестнадцать ноль-ноль прибыть на аэродром, в шестнадцать двадцать — колеса самолета в воздухе, — уточнил последние сроки спецназовец.— От участия в задании еще можно отказаться, и без всякого объяснения причин, «Нет»,— и все. Задача предстоит насколько простая, настолько и непредсказуемая.
— Я не согласна с вашим решением насчет меня,— тут же произнесла Марина.
Я не сомневался, что она скажет что-то подобное, и даже откинулся на локти, давая девушке и командиру возможность посмотреть друг на друга.
Заремба смотреть не стал. Ответил в пустоту: — Там не кино. — Знаю. Потому и настаиваю на своем участии.
— А я не меняю своих решений. Чтобы занять руки и не выдавать своего неудовольствия, подполковник вытащил из чехла нож, называвшийся «король джунглей» — тайную зависть всей группы. Подвинул им подгоревшие с одного края, но сумевшие было спастись от центрального огня сучки-коротышки. Потом отвинтил крышку в рукоятке.
Из нее пружиной выдавился пластмассовый патрон, заполненный крючками, булавочками, спичками, карандаши— ком, иголками с ниткой, лейкопластырем, миниатюрным скальпелем, пинцетиком и всякой другой мелочевкой.
Подполковник посмотрел на компас, оказавшийся в отвинченной крышке, словно подрагивающая фосфорная стрелка указывала не только стороны горизонта, но и единственно верный путь в отношениях с командой.
Перепалка не пошла на пользу: у костра затихли. Лишь потрескивали как одиночные выстрелы раскалываемые жаром угли.
— Тогда я тоже говорю «нет»,— неожиданно, может быть и для самого себя, произнес Волонихин.
Вот тут уж Заремба резко вскинул голову. Доктор шел на принцип, лишь бы не оставлять Марину одну. В любом ином случае Ивану можно было аплодировать, но ведь речь и в самом деле шла не о съемках в кино. Ясно же, что Заремба просто ограждает Марину от опасности.
Первым успокоился компас. Спецназовец сверился со светящимися показаниями и с так и не переборенным раздражением принял отставку доктора:
— Хорошо.
Кто еще? — Д-д-давайте с-с-спок-койнее,— торопливо предложил Работяжев, от волнения заикаясь сильнее обычного.
— Что спокойнее? — поинтересовался закусивший удила Заремба. И в очередной раз наверняка пожалел, что согласился принять группу, как кота в мешке.
Л-л-лично я не хочу с-с-ссор,— обескураживающе откровенно отозвался сапер.— И н-нам нужен доктор.
— Нам нужно доверие друг другу и беспрекословное подчинение,— отмел все иное Заремба.— Когда я говорю «нет», значит — нет.
— Скажите «да»,— тихо и жалобно предложи— ла выход из спора Марина.
Все почему-то посмотрели не на нее и не на командира, а на Ивана Волонихина — что предпримет тот? Ох, док-док, загнал ты себя в угол ненужным рыцарством. Моли теперь Бога, чтобы Заремба настоял на своем. Ибо если что-то случится с девушкой, тебе такого креста не вынести…
Иван только сжал губы, зато Заремба вновь взялся за рукоятку «Короля джунглей».
Но чем ему мог помочь нож в мирной обстановке, когда не нужно никого убивать или даже пугать?
Не дай Бог никому оказаться на месте командиров, которые принимают решения. И тем самым вешают на себя души подчиненных…
Хотя, если смотреть с моей, журналистской точки зрения, девушка, как писали раньше в передовицах о победителях социалистического соревнования, являлась связующим и цементирующим звеном группы. По крайней мере, она невольно заставляла заботиться о себе и убирала расхлябанность. Тем самым оберегая мужчин от слишком рискованных или необдуманных решений.
Похоже Заремба и сам это прекрасно просчитывал, потому в нем и боролись благородство и точный расчет. И когда он мгновенно не отреагировал на просьбу Марины, когда сразу не прозвучало жесткого «нет», не только я, но и остальные почувствовали: решение не окончательное, возможны варианты. До взлета самолета уйма времени, и Марина еще может побороться за место под солнцем. В смысле — в строю.
Чтобы пойти под пули. Господи, зачем это ей? Заремба, прояви характер, сдержись и все-таки оставь девушку на Большой земле. Несправедливо это, когда одни женщины лежат под пулями, а другие — в ванной, наполненной шампанским. А ведь и первое, и второе для них создаем мы, мужики.
Давайте оставим пули для себя… — Спокойной ночи,— нашел самый верный выход Заремба.— Отдыхайте. Завтра достаточно напряженный день. И первым ушел в сторону шалаша.
— Отдыхайте,— эхом повторил Волонихин, поднимая за руку Марину.
Он имел на это право после того, что сделал. Взрослые люди, они не стали никого стесняться или делать вид, будто между ними ничего не происходит. Улыбнулись нам всем и исчезли в лесу, не боясь ни многозначительных взглядов, ни осуждений.
* * *
…Совету Зарембы и Волонихина идти спать последовали Работяжев и наша гидрометеорологическая парочка — Дождевик и Туманов.
Я, остающийся в Москве и никуда не спешивший, думал о спецназовцах, а лучше, чем у огня, места для этого на земле не сыскать.
Напротив, в ярком отблеске костра, молча сидел бывший летчик майор Игорь Чачух, как оказалось, мой земляк. Самое яркое событие в его жизни, как мне показалось,— катапультирование из горящего ракетоносна. У военных, впрочем, служба или что— то связанное с ней всегда впереди планеты всей.
Игорь думал о чем-то своем, но лишь я обратил на него внимание, неожиданно спросил:
Как думаешь, Заремба возьмет Марину?
— Пятьдесят на пятьдесят. ‘
— Волонихин зря вылез. Обойдемся без женщин, и командир должен настоять на своем.
Кажется, Зарембу впервые назвали командиром в разговоре. Прогресс..
— Знать бы, что все пройдет нормально,— в свою очередь помечтал я о несбыточном.
На растревоженный Кавказ едут, в амбициозную и раздразненную Чечню — не на Канары. А ведь еще совсем недавно, в проклинаемые кое— кем советские времена о Кавказе пелись иные песни:
Давно не пахнут порохом ущелья,И песен смерти пули не поют.
В горах бывает жарко от веселья,
Когда невесту замуж выдают.
Может, войну развязали те, кому был не нужен этот покой, кто сделал все, чтобы взорвать изнут— ри Союз? Ау, герои, первыми поднявшие руку на Отечество! Вы орете только о реформах, а кровавые мальчики из Таджикистана, Чечни, Приднестровья, октябрьской Москвы в глазах еще не пляшут? Нет? Тогда у вас не то что благородства или сочувствия собственному народу нет, но в первую очередь нет ни стыда, ни совести. А бред— ни о борьбе с партийным тоталитаризмом — задворки антисоветской пропаганды, которая находила как раз тех, кому начхать на Родину.
— На родину давно ездил? — поинтересовался летчик, в данный момент имея в виду Брянщину.
— Давно. Все некогда,— почему-то стал оправдываться я. Виноватые всегда оправдываются, а не объясняют…
— Если вдруг что…— Игорь протянул листок с телефонами и адресами. Почти как перед этим пограничник.
Значит, ребята смотрят на задание достаточно серьезно.
И оценивают его трезво. А я оправдьваюсь потому, что еще более них чувствую серьезность операции…
— Пусть не понадобится,— прячу записку в блокнот.
— Пусть,— согласился Чачух с пожеланием и посмотрел на блокнот так, словно я запрятал туда его судьбу.
Марину и Ивана из леса мы с Игорем так и не дождались. Вроде и не ставили себе такой цели, но перед сном оба посмотрели на часы, оглядели темноту вокруг себя.
От влюбленных одна польза — они не занимают места в шалаше. Значит, ляжем мы, раз не «легла» в блокнот Марина.
|
вы читаете книгу |
|||
|
Профессия — Спецназ Екатерина Михайловна, рассказывая о своём муже, как-то сказала: «Он был очень азартный, взрывной, увлекающийся. И в то же время — очень осторожный, предельно собранный, контролирующий каждое своё слово, каждое движение». Каждая яркая личность отличается такими парадоксальными, на первый взгляд, контрастами. Сколько угодно примеров. Когда сочетаются в одном человеке высота духа, проблеск гения и низменная страсть, отточенный профессионализм и беспринципность и т. д. Сколько людей, столько и вариантов. Только у многих людей крайние полюса своего характера просто не явлены в силу незначительности: иные их приглушают сознательно внутренней боязнью выделиться, трусливо вжимаясь в некую «середину», в уютный безликий «центр». Недаром от этой «середины» слово «посредственность». В противоборстве полюсов не бывает центра. Недаром его давно называют «болотом», мёртвым застоем. У Василия Васильевича удачно боролись эти два начала (азарт и осторожность), создавая цельный характер, возможно, идеальный для разведчика. Профессиональная сторона жизни В. В. Колесника, как уже было отмечено, неотделима от всей его жизни в целом. И, наверное, не будет большим преувеличением сказать, что вся его военная судьба от суворовца до генерала есть хрестоматийный образец офицерского бытия. Причём — (подчеркнём особо) вся его служба от начала до конца проходила в самых профессиональных воинских подразделениях — частях специального назначения. Именно этому поколению «братьев во кадетстве» суждено было создавать советский Спецназ на основе партизанских действий во время Великой Отечественной войны. Днём рождения Спецназа является 24 октября 1950 года, когда Директивой Военного Министра СССР Маршала Советского Союза Василевского А. Уже в следующем 1957 году по указанию министра обороны СССР Маршала Советского Союза Жукова Г. К. проведены организационно-штатные мероприятия в сторону усиления Спецназа. Были сформированы пять отдельных батальонов, переведены на новую оргштатную структуру отдельные роты специального назначения. Эта реорганизация непосредственно коснулась и В. В. Колесника, командовавшего в то время учебным взводом отдельной роты Спецназа, на базе которой был развёрнут отдельный батальон специального назначения в Северной группе войск. Затем там же он стал командовать ротой. То есть начало военной карьеры Василия Васильевича совпадает с рождением Спецназа. Потом появятся и отдельные бригады, одной из которых он будет командовать. Но только в газете военного округа можно было познакомиться с какой-нибудь зарисовкой «Огненные вёрсты», в которой будет подробно описываться мастерство некоего молодого лейтенанта Иванова по выполнению сложного боевого задания в тылу «противника» Лишь посвящённые могли догадаться, что под фамилией Иванова закамуфлирован Колесник. «Вот опять «противник» предпринял атаку. Хоть и темно, а различить цели можно. Лейтенант ставил задачи пулемётчику, автоматчику сержанту Р. Азиеву, вёл огонь сам, и всё большее раздражение появлялось у него по мере того, как возрастал поток вводных… Да, на этом пятачке, омываемом речушкой, не сманеврировать, не удержаться… Иванов оставил засаду, остальной состав группы повёл через водную преграду. Всё это на языке Василия Васильевича называлось «работой отлаженного часового механизма». В той пикировке между «Ироническим обращением к генералу» и «Неироническим ответом» ему со стороны военных отразилась извечная коллизия «видимого миру смеха и невидимых миру слёз», когда обыденному сознанию вольно похихикивать над «безработными» (без войны) генералами, а тем — не до шуток. Слишком строга и коварна «материя», с которой имеют де5ло генералы, чтобы позволить над ней иронию. Теперь, когда вся жизнь В. В. Колесника сотошла в историю, когда на неё уже смотришь как бы со стороны, видишь истинный хрестоматийный пример, достойный занять место в учебных офицерских институтах. Без слов, без нытья, без вранья нести всю жизнь рутинную службу по «поддержанию пороха сухим», чтобы в нужный момент выстрелить в нужную цель. Пусть у большинства офицеров (в идеале — у всех) будт только бои в кавычках, но офицерская профессия на то и существует, чтобы не оплошать, когда «раскроются кавычки». И полковник В. В. Колесник не был застигнут врасплох, когда ему было поручено наиответственнейшее, наисекретнейшее, наисложнейшее задание. Об этой секретной операции под кодовым названием «Шторм-333» есть рассказ самого Василия Васильевича. Пусть он будет отдельной главой нашего очерка. |
|||
|
Содержание: |
|||
| 0 | Батя. Легенда спецназа ГРУ : Сергей Баленко | 1 | Человек совести и долга (очерк) : Сергей Баленко |
| 2 | Родом из войны : Сергей Баленко | 3 | Добрые люди : Сергей Баленко |
| 4 | Братья во кадетстве : Сергей Баленко | 5 | А любовь Катюша сбережёт… : Сергей Баленко |
| 6 | вы читаете: Профессия — Спецназ : Сергей Баленко | 7 | Шторм — 333 : Сергей Баленко |
| 8 | Спасибо за то, что ты был : Сергей Баленко | 9 | продолжение 9 |
| 10 | Родом из войны : Сергей Баленко | 11 | Добрые люди : Сергей Баленко |
| 12 | Братья во кадетстве : Сергей Баленко | 13 | А любовь Катюша сбережёт… : Сергей Баленко |
| 14 | Профессия — Спецназ : Сергей Баленко | 15 | Шторм — 333 : Сергей Баленко |
| 16 | Спасибо за то, что ты был : Сергей Баленко | 17 | Альберт Устинов Всё вокруг напоминает об отце : Сергей Баленко |
| 18 | Ольга Колесник Мысли об ушедшем друге : Сергей Баленко | 19 | Александр Чернявский Слово о брате-ровеснике : Сергей Баленко |
| 20 | А. И. Анцышкин Он весь светился изнутри : Сергей Баленко |
21 | Лобачев Г. А., генерал-майор Как штурмовали дворец Амина : Сергей Баленко |
| 22 | Дроздов Ю. И., генерал-майор Комбриг : Сергей Баленко | 23 | j23.html |
| 24 | О. У. Швец, полковник Чистейшей души человек : Сергей Баленко | 25 | Нас породнила бригада : Сергей Баленко |
| 26 | Н. И. Луцев, генерал-майор Руководитель направления : Сергей Баленко | 27 | Боряков Н. В., полковник О В. В. Колеснике, командире и человеке : Сергей Баленко |
| 28 | Сергей Калиниченко Мысли вслух : Сергей Баленко | 29 | Е. М. Колесник В память о Колеснике : Сергей Баленко |
| 30 | Соболезнования : Сергей Баленко | ||
Да ведь это противоположные чувства! — хочется удивлённо воскликнуть, услышав такую характеристику. Но поразмыслив, признаёшь, как точно она уловила полюса его характера, которые по законам диалектики, хотя и находятся в борьбе как противоположности, но составляют единое целое.
Без азарта, без ослепительной озарённости мгновенного решения и его немедленного исполнения разведчик обречён. Но он ещё более обречён, если этому своему неуёмному механизму не поставит надёжные тормоза. С другой стороны, опять же будет обречён, если всю свою профессиональную жизнь проедет «на тормозах». Такая вот диалектика!
М. дано указание о формировании сорока шести отдельных рот специального назначения. В 1953 году, когда В. В. Колесник заканчивал суворовское училище, произошло сокращение Вооружённых Сил СССР. Осталось 11 рот. В одну из них он и был направлен в 1956 году после окончания пехотного училища.
«Служба шла, как хорошо отлаженный механизм», — только и ответит Василий Васильевич на просьбу журналиста рассказать о своей службе. Немногословие его диктовалось и секретностью спецназовской «работы», и тем самым сдержанным характером. Только и без вопросов ведь ясно: его специальность — «держать порох сухим». А это значит, чтобы не лилась кровь, надо пролить вдвое больше пота на учениях, на смотрах, на повседневной армейской рутине.
И невелика, неширока она, но сил выкачала изрядно. Шатаясь от усталости, выбрались воины на хаотичное нагромождение валунов… И только в машине лейтенант Иванов позволил себе расслабиться».
Сколько «боёв» (в кавычках, без войны) за свою профессиональную жизнь провёл В. В. Колесник и только один — настоящий, но зато как «выстрелил»! «Выстрел», за который он получил высокую степень воинского отличия — звание Героя Советского Союза.правовых вопросов в спецоперациях | Военные операции США: право, политика и практика
Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicСША Военные операции: право, политика и практикаМеждународное публичное правоОксфордская стипендия OnlineBooksJournals Мобильный телефон Введите поисковый запрос
Закрыть
Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicСША Военные операции: право, политика и практикаМеждународное публичное правоОксфордская стипендия OnlineBooksJournals Введите поисковый запрос
Расширенный поиск
Иконка Цитировать Цитировать
Разрешения
- Делиться
- Твиттер
- Подробнее
Укажите
Грант, Мэтью Р.
и Тодд С. Хантли, «Правовые вопросы специальных операций», в книге Джеффри С. Корна, Рэйчел Э. ВанЛэндингем и Шейна Р. Ривза (редакторы), Военные операции США: закон, политика и Практика (2015 г.; онлайн-издание, Oxford Academic, 17 декабря 2015 г.), https://doi.org/10.1093/acprof:oso/9780199328574.003.0017, по состоянию на 12 апреля 2023 г.
Выберите формат Выберите format.ris (Mendeley, Papers, Zotero).enw (EndNote).bibtex (BibTex).txt (Medlars, RefWorks)
Закрыть
Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicСША Военные операции: право, политика и практикаМеждународное публичное правоОксфордская стипендия OnlineBooksJournals Мобильный телефон Введите поисковый запрос
Закрыть
Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicСША Военные операции: право, политика и практикаМеждународное публичное правоОксфордская стипендия OnlineBooksJournals Введите поисковый запрос
Advanced Search
Abstract
В этой главе рассматриваются сложные внутригосударственные и международные правовые вопросы, возникающие при проведении специальных операций, которые отличаются от проблем, возникающих при проведении обычных операций.
В нем дается определение «специальным операциям» и описываются виды деятельности, охватываемые этим термином, а также анализируются соображения внутреннего законодательства, влияющие на такие военные операции. В главе разъясняется различие между специальными операциями и тайными действиями/специальными действиями, чтобы обеспечить лучшее понимание правовых отношений между этими фактически сходными действиями. В нем освещаются вопросы финансового права и требования прав человека, а также рассматриваются правовые вопросы, связанные с проведением специальных операций в Соединенных Штатах. Он применяет наиболее распространенные проблемы права войны в условиях специальных операций, включая вопросы различия и уловки в боевых действиях, связанные с ношением гражданской одежды и нестандартного обмундирования, а также различие в нацеливании на членов негосударственных организованных вооруженных групп и гражданских лиц. непосредственное участие в боевых действиях.
Ключевые слова: специальные, специальные операции, тайные, специальные действия, уловки
Предмет
Международное публичное право
Коллекция: Оксфордская стипендия онлайн
В настоящее время у вас нет доступа к этой главе.
Войти
Получить помощь с доступом
Получить помощь с доступом
Доступ для учреждений
Доступ к контенту в Oxford Academic часто предоставляется посредством институциональных подписок и покупок. Если вы являетесь членом учреждения с активной учетной записью, вы можете получить доступ к контенту одним из следующих способов:
Доступ на основе IP
Как правило, доступ предоставляется через институциональную сеть к диапазону IP-адресов. Эта аутентификация происходит автоматически, и невозможно выйти из учетной записи с IP-аутентификацией.
Войдите через свое учреждение
Выберите этот вариант, чтобы получить удаленный доступ за пределами вашего учреждения. Технология Shibboleth/Open Athens используется для обеспечения единого входа между веб-сайтом вашего учебного заведения и Oxford Academic.
- Щелкните Войти через свое учреждение.
- Выберите свое учреждение из предоставленного списка, после чего вы перейдете на веб-сайт вашего учреждения для входа.
- При посещении сайта учреждения используйте учетные данные, предоставленные вашим учреждением. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
- После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.
Если вашего учреждения нет в списке или вы не можете войти на веб-сайт своего учреждения, обратитесь к своему библиотекарю или администратору.
Войти с помощью читательского билета
Введите номер своего читательского билета, чтобы войти в систему. Если вы не можете войти в систему, обратитесь к своему библиотекарю.
Члены общества
Доступ члена общества к журналу достигается одним из следующих способов:
Войти через сайт сообщества
Многие общества предлагают единый вход между веб-сайтом общества и Oxford Academic.
Если вы видите «Войти через сайт сообщества» на панели входа в журнале:
- Щелкните Войти через сайт сообщества.
- При посещении сайта общества используйте учетные данные, предоставленные этим обществом. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
- После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.
Если у вас нет учетной записи сообщества или вы забыли свое имя пользователя или пароль, обратитесь в свое общество.
Вход через личный кабинет
Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам. См. ниже.
Личный кабинет
Личную учетную запись можно использовать для получения оповещений по электронной почте, сохранения результатов поиска, покупки контента и активации подписок.
Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам.
Просмотр учетных записей, вошедших в систему
Щелкните значок учетной записи в правом верхнем углу, чтобы:
- Просмотр вашей личной учетной записи и доступ к функциям управления учетной записью.
- Просмотр институциональных учетных записей, предоставляющих доступ.
Выполнен вход, но нет доступа к содержимому
Oxford Academic предлагает широкий ассортимент продукции. Подписка учреждения может не распространяться на контент, к которому вы пытаетесь получить доступ. Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этому контенту, обратитесь к своему библиотекарю.
Ведение счетов организаций
Для библиотекарей и администраторов ваша личная учетная запись также предоставляет доступ к управлению институциональной учетной записью. Здесь вы найдете параметры для просмотра и активации подписок, управления институциональными настройками и параметрами доступа, доступа к статистике использования и т.
д.
Покупка
Наши книги можно приобрести по подписке или приобрести в библиотеках и учреждениях.
Информация о покупке
«Веточки» Стоя на узкой тропе на полпути к подножию Скалистых гор, я снова подумал об этом моменте. Солнце рисовало каждую скалу и освещало каждый лист, и сияющая зелень успокаивала меня. Но пока я смотрел, как трясется Аспенс, всплыл четкий момент: маленькие сочные зеленые листья трепетали на маленьких белых веточках на ветру. Воспоминания почти никогда меня не беспокоили, да и зачем? Я был хорошо подготовлен к бою, и, что более важно, мне повезло. Эти инциденты были ничем иным, как обычными вещами, которые происходили каждый день в Афганистане. С отстраненным любопытством я прокрутил в уме эту сцену: Маленькие веточки ломаются у меня над головой. Нежные, белые, маленькие веточки с красивыми зелеными листиками на них. Перегретый, обезвоженный, адреналин в течение нескольких часов — я только что побежал обратно к укрытию бронированного грузовика-эвакуатора. За несколько шагов до его защиты я перешла на шаг. Это была моя первая перестрелка, и через несколько часов я уже стал опасно самодовольным из-за стрельбы. Мое самоуспокоение отчасти было связано с тем, что я еще не до конца понял, какие звуки издают пули, когда они пролетают рядом, и что эти звуки могут вам сказать. Это я узнаю со временем. Безопасный в Колорадо, я не мог вспомнить ни единой эмоции, пока я смотрел, с отвисшей челюстью, как эти крошечные белые веточки трещали и по-летнему сыпались на землю рядом со мной. Я всегда слышал, как ветераны говорили о том, насколько яркими были их воспоминания о первом бою, даже спустя десятилетия после него. Для меня были большие куски моих дней в битвах, которые были в лучшем случае размытыми, и это начинало меня раздражать. Итак, я стоял позади этого бронированного вредителя, глядя через золотое поле на длинные глинобитные стены и комплексы на востоке. Весь день с этого направления велся огонь, и кое-где вражеские орудия все еще трещали пулями. Многое произошло с тех пор, как миссия стартовала вскоре после 03:30 утра. Сейчас было около полудня, и температура поднялась выше 120 градусов по Фаренгейту. Я начал темноту того утра как человек, в которого никогда раньше не стреляли. Теперь, спустя семь часов, непрерывный звук выстрелов казался естественным фоном моего существования. Хотя в тот момент я стоял неподвижно, пытаясь сохранить драгоценные капли энергии, мой разум не был спокоен. Я постоянно сканировал, надеясь мельком увидеть что-то в далеком, грубо сколоченном окне или дыру в стене, во что мне было бы оправданно стрелять. Удивительно, как небрежно жители деревни относились к боям в этом городе. Большинство из них ушли из этого района этим утром, но я видел некоторых и просто принял их как естественную часть этого странного предприятия, в которое я был вовлечен. и все же этот мальчик и женщина сидели почти неподвижно в своем скудном саду, как будто ничего не происходило. Как американскому солдату, мне не пришла бы в голову идея стрелять где-нибудь рядом с мирными жителями, если только это не было прицельной стрельбой по видимому противнику из оружия. Поскольку талибы не носили униформу и, как известно, опускали оружие при перемещении между занятыми боевыми позициями, то идентификация — то, что мы называли PID — может быть довольно сложной задачей. Афганские солдаты, которые сражались вместе с нами, не чувствовали себя связанными теми же принципами. Примерно в пятидесяти метрах слева от меня старший сержант Шафик сидел в башне «Хамви» и с упоением стрелял из пулемета М-240. У него есть фикс на вражеского пулеметчика? Интересно. Только небольшая горстка из нас удерживала этот участок дороги на той поздней и растянутой стадии боя, так что его энергичная дуэль с противостоящим стрелком казалась более чем уместной с моего места. С пустыми глазами я всмотрелся в поле, пытаясь подобрать что-нибудь полезное из происходящего передо мной. Теперь я увидел что-то неправильное даже по меркам того времени. Женщина и мальчик все еще сидели в своем саду, или стояли на коленях? Мое сердце начало колотиться, когда я осознал, что длинные очереди пуль из пулемета Шафика разрывают землю вокруг двух мирных жителей, выбрасывая мгновенные фонтаны грязи в нескольких футах от того места, где они застыли. У меня в голове не осталось предупредительных сигналов, но я все же сказал себе: Я должен пойти и сказать Шафику, что там женщина и ребенок. Да нет. Это не то, что мы делаем. Я должен пойти сказать Шафику. 900:35 Несмотря на то, что в моем мозгу трещали сомнения, я решил двигаться из-за бронетранспортера. То, что я считал своим долгом донести это послание, превзошло все остальные соображения. На войне, которой часто не хватало ясности, одно было ясно для меня. Мы сознательно не причиняем вреда мирным жителям, и наша работа — защищать женщин и детей, откуда бы они ни родом. Это было основой моей веры в то, что американский солдат все еще может принести миру, забитому теневой политикой и скрытыми мотивами. Это было ядром воинского кодекса, который я принял в уме, начиная с 9 лет.0003 Я вырвался из укрытия из-за бронетранспортера и побежал по открытой улице, выходящей на поле. В задней части «хаммера», из которого стрелял Шафик, стоял знакомый мне переводчик. Он был крутым парнем, очень надежным, а еще он оказался самым большим афганцем, которого я или любой другой американец когда-либо видел. Шафик не отвлекался от прицела своего пулемета, пока я приближался к хамви. Эй! — крикнул я, остановившись рядом с машиной. « Тор , там женщина и ребенок. Скажи ему , перестань стрелять в ». Тор отошел от того места, где стоял, и привлек внимание Шафика, чтобы передать мое сообщение. Афганский первый сержант перестал стрелять ровно настолько, чтобы раздраженно взглянуть на меня и дать ответ на языке дари. Тор повернулся ко мне и просто сказал: «Они стреляют в нас оттуда». Он пожал плечами и медленно вернулся на свое место за «Хамви». Когда Шафик снова нажал на спусковой крючок, я перевел свой растерянный взгляд в сторону рассматриваемой цели. Продолжительным сжатием он послал красивую линию пуль, прошивая грязь, прямо мимо женщины и мальчика, в стену позади них с маленькими окнами. Я прищурился, пытаясь разглядеть сквозь несуществующий туман. Я догадался, что вражеский стрелок стрелял из одного из тех окон позади женщины и ребенка, , но почему они не двигались? Я чувствовал себя беспомощным. Здесь все снова становится размытым. Может быть, это была гнетущая жара, или усталость, или головоломка в моей голове. Как быстро я пробежал между двумя машинами? Сколько раз меня подстрелили в тот день, когда я небрежно прошагал последние несколько футов к бамперу эвакуатора? 900:35 Я перестал слышать звуковой треск, который возникает, когда над головой пролетают 7,62-миллиметровые снаряды. Я смотрел в том направлении, в котором бежал, когда остановился, и справа от себя увидел маленькие белые веточки с пухлыми зелеными листиками на них, отламывающимися от веток. Я понял, что должен встать позади грузовика, и я сделал это. Через десять месяцев после той перестрелки и через пять месяцев после возвращения из Афганистана я стоял в одиночестве среди красоты весны в Скалистых горах, прокручивая в голове это любопытное маленькое воспоминание. Теперь я поразился тому факту, что женщина и мальчик, которых я видел стоящими на коленях в поле, прямо перед пулеметной позицией талибов, были манекенами. Были ли они просто пугалами, предназначенными для защиты птиц от овощей, или они были созданы специально для отпугивания американских пуль? Так или иначе, стрелок талибов намеренно занял позицию позади них. Он был настолько уверен в том, что американских солдата не стреляют в женщин и детей , что доверил ложным целям свою жизнь. На что он не рассчитывал, так это на исключительно преданного делу и в меру сумасшедшего афганского старшего сержанта с американским пулеметом, который либо не был впечатлен провокацией, либо просто не собирался позволять паре гражданских лиц на поле боя удерживать его. В Афганистане это было просто еще одной из тех вещей, вроде забавы крошечных веток дерева, крутящихся в воздухе, когда кто-то пытается тебя убить. Например, тот факт, что они стреляли в меня, потому что я вырвался из укрытия, чтобы попытаться защитить то, что я считал афганской женщиной и ребенком. Я пришел к принятию и даже принятию этих вещей. Так я делал свою работу. Работа, которую я откровенно любил. Но теперь я вернулся в то, что мы почему-то называли «реальным миром», слишком надолго, и эти маленькие столкновения со смертью начинали казаться мне более тревожными. Комфорт обыденности начал меркнуть, а теперь эти переживания почему-то требовали осмысленности, только тянуть 9 тяжело.0034 означает Когда я стоял в тысячах миль от поля боя, окруженный красотой Колорадо, я все еще не мог вспомнить никаких существенных эмоций, когда я смотрел, как эти маленькие веточки слетают с ветвей над моей головой. |
Но противник хорошо обустроил свои боевые позиции, и единственными людьми, которых я мог видеть, были женщина в ярком платье и мальчик в черном, работавший рядом с ней. Они задержались на небольшом участке посевов рядом с глинобитным домом с крошечными
Так что, когда с поля все еще летели снаряды, я с надеждой осмотрелся, но придержал огонь, как было уместно.
Где-то по пути кто-то дал ему имя « Тор », и оно прижилось.
Я не мог убить плохих парней, и я не мог защитить невинных, которые явно стояли на коленях и не двигались. А может они сидели? Шафик и талибские артиллеристы, где бы они ни были, не собирались прекращать стрельбу, пока я пытался разобраться. Я был в их мире и мало что знал. Единственное, что я знал, это то, что мне, вероятно, не следует больше стоять там, поэтому я повернулся туда, откуда пришел.
от своего врага.