Военная художественная литература: самое интересное о книгах, писателях, литературных жанрах и течениях
ОБЗОР ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ О ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ
Люди!
Покуда сердца стучатся, —
Помните!
Какой ценой завоевано счастье, — 8.5pt»>
Пожалуйста, помните! (Р. Рождественский)
22 июня 1941 года — одна из самых печальных дат в нашей истории, дата начала Великой Отечественной войны. Великая Отечественная война с немецкими захватчиками 1941-1945 годов – великая страница новейшей истории России XX века. В исторической памяти народа она сохранилась как символ горя и бедствий, мужества и Победы, доставшейся нашим соотечественникам ценой огромных потерь. Она явилась не только величайшей трагедией советского народа, но и взлетом человеческого духа, и патриотизма. Тема Великой Отечественной войны была и остается одной из ведущих в литературе прошлого и настоящего. Чем дальше уходят от нас события Великой Отечественной войны, тем ценнее становятся художественные произведения – свидетельства страниц нашей истории. Предлагаем вашему вниманию произведения авторов, пришедших в литературу непосредственно с переднего края, а также произведения, созданные современниками.
Виктор Петрович Астафьев — выдающийся русский писатель, лауреат Государственных премий СССР и РСФСР. В 1942 году ушел добровольцем на фронт, в 1943 году, после окончания пехотного училища, был отправлен на передовую и до самого конца войны оставался рядовым солдатом. На фронте был награжден орденом «Красной Звезды» и медалью «За отвагу». Пережитое на войне, война, какой видел ее Виктор Астафьев на передовой, стали центральной темой творчества писателя.
Я не был на той войне, что описана в сотнях романов и повестей…
Я был на совершенно другой войне…
В. Астафьев.
Роман В. Астафьева «Прокляты и убиты» — это «взгляд в прошлое»: о событиях Великой Отечественной войны писатель рассказывает в произведении 1990-ых годов. Однако «давность» романа почти незаметна – настолько яркие и детализированные картины создает здесь автор. Кажется, будто сам присутствуешь там, в Сибири 1942-43 годов, вместе с мальчишками 21 запасного пехотного полка, вырванными из дома для подготовки к «смертельной» операции – форсированию Днепра. Многие из этих ребят больны и долго в казарменных условиях они просуществовать не смогут. Все критики отмечают, что самым подходящим эпитетом для романа «Прокляты и убиты» является слово «немилосердный». И действительно, в произведении жизнь описана «немилосердно» — автор погружает нас в атмосферу голода, холода, страшных болезней, грязи и вони бараков, нужников, обовшивевших в коросте тел, отрепьев одежды, заскорузлой обуви, истлевших портянок. Параллельно развернуты ужасающие «деяния» офицеров: тупого политотдельца капитана Медведева; «дубаря», «оболдуя» лейтенанта Пшенного, из-за которого раньше времени погиб несчастный «доходяга» Попцов; «очкастого майора», зачитавшего приказ о расстреле «двух пацанов», братьев Снегиревых; «мерзавца»-лейтенанта, спокойно приведшего в исполнение этот приговор; полковника, «домашним» голосом приговорившего «к высшей мере» солдата за дружескую потасовку.
Герои Б.Горбатова в повести «Непокоренные» просто списаны с натуры. Писатель их знал. После освобождения Сталинграда он освобождал свой родной Донбасс. Начинается повесть с того, как наши войска отступают, и заканчивается их наступлением, а между этими событиями год жизни заводского поселка, оккупированного фашистами. Данная повесть — это первая попытка описать, что происходило на оккупированной территории, как люди бедствовали и боялись.
В повести три главных персонажа. Отец — Тарас Яценко и сыновья Степан и Андрей (как у Тараса Бульбы Гоголя). Сам глава семейства отказывается для немцев восстанавливать завод, занимается саботажем. Старший сын Степан — организует подпольную организацию. Подпольщицей становится дочь Тараса Настя, только что закончившая школу.
Несомненно, автору было непросто открывать всю правду о войне, мешали идеологические шоры, касаться такого материала было немного охотников.
Например, описание работы подпольной группы под руководством Степана. Создав подпольную группу, Степан приходит к выводу, что среди тех, кто в мирное время пользовался официальным доверием, оказались и трусы и предатели, а среди неприметных и строптивых немало до конца верных Родине, подлинных героев.
«Волоколамское шоссе» —
Первые произведения
О творческом писательском таланте К.Симонова говорили, что у него острота зрения и повадка прозаика. Книгу «Разные дни войны» составили военные дневники К. М. Симонова, в то время корреспондента «Красной звезды», охватывающие события 1941 года. Подзаголовок этой книги «Дневник писателя» во многом определяет ее характер. В предисловии к книге К. Симонов писал: «Что касается писателей, то, по моему мнению, сразу же, как кончится война, им нужно привести в порядок свои дневники. Что бы они ни писали во время войны и как бы их за это ни хвалили читатели, все равно на первый же день после окончания войны самым существенным, что они сделали на войне за войну, окажутся именно их дневники».Константин Симонов за войну, в промежутках между поездками на фронт в качестве военного корреспондента, написал две книги стихов, три пьесы и повесть «Дни и ночи», но как говорил он сам, «успевая одно – не успевал другого». Книга «Разные дни войны» была написана писателем через тридцать лет после окончания войны. Она вобрала в себя не только военные записки, корреспонденции, фронтовые блокноты и дневники, но и личные воспоминания писателя, его размышления о войне, навеянные работой с архивными материалами. «Разные дни войны» – это в первую очередь портрет «без прикрас» и самого Константина Симонова, это трезвый, а порой до жесткости правдивый взгляд на самого себя и на то время, в которое он жил.
Так уж случилось, что все наши представления о войне связаны с образом мужчины-солдата. Однако и женщины много сделали для победы…
В годы Великой Отечественной войны они не только спасали и перевязывали раненых, но и стреляли из «снайперки», подрывали мосты, ходили в разведку, летали на самолетах. Об этих женщинах-солдатах идет речь в
Вот отрывок из рассказа Клавдии Григорьевны Крохиной, старшего сержанта, снайпера:
«Мы залегли, и я наблюдаю. И вот я вижу: один немец приподнялся. Я щелкнула и он упал. И вот, знаете, меня всю затрясло, меня колотило всю…». И не единственная она была такая. Не женское это дело — убивать.
А Вера Данильцева мечтала стать актрисой, готовилась в театральный институт, но началась война и она ушла на фронт, где стала снайпером, Кавалером двух орденов Славы.
Конечно, война — это не женское дело, но эти «обыкновенные девушки» были нужны на фронте. Они были готовы к подвигу, но не знали девчонки, что такое армия и что такое война.
Светлана Катыхина рассказала, как перед самой войной мать не отпускала ее без провожатого даже к бабушке, а через два месяца эта девочка стала санинструктором и ушла на фронт.
Именно для того, чтобы мы жили беззаботно и счастливо, чтобы для нас состоялось будущее, те девушки много лет назад воевали.
Повесть Бориса Васильева «А зори здесь тихие» (1942 г.).
Действие повести происходит на Синюхиной горе. В расположение зенитно-пулеметной батареи заброшены шестнадцать диверсантов и старшине Васкову с пятью девушками- зенитчицами необходимо их уничтожить.
Девушки Комелькова, Осянина, Четвертак, Гурвич и Бричкина — очень разные, у каждой из них до войны была своя жизнь, свои интересы.
Галя Четвертак была из детского дома. Она была подкидышем. Это ей в детском доме дали фамилию Четвертак, потому что меньше всех в четверть ростом вышла. Соня Гурвич — из большой дружной семьи участкового врача, училась в университете, донашивала перешитые платья сестер и бегала вместо танцев в читалку и театр, Рита Осянина — вдова героя — пограничника, погибшего во второй день войны в утренней контратаке. Ее пытались отправить в тыл, но она настояла, чтоб ее взяли санитаркой, а через полгода послали в полковую зенитную школу, а затем отправили на тот — же участок, где погиб ее супруг. Лиза Бричкина — все свои девятнадцать лет прожила в ожидании завтрашнего дня. Подружки ее уже давно окончили школу: кто уехал учиться, кто вышел замуж, а Лиза ухаживала за больной матерью, помогала отцу по хозяйству и ждала завтрашнего дня. .., Евгения Комелькова — несмотря на все свои жизненные трагедии, осталась чрезвычайно общительной, веселой и озорной.
Защищая Родину, спасая друг друга, девушки все погибают.
В конце произведения, когда старшина Васков поймал немцев, в отчаянии, ругаясь черными словами, трясясь в ознобе, он кричал:
«Что, взяли?.. Взяли, да?.. Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро! А не прошли вы, никуда не прошли и сдохнете здесь, все сдохнете!… Он рычал и плакал: обессилел, видно, вконец».
Одной из первых повестей В. Некрасова была повесть «В окопах Сталинграда» (1946). Ей суждено было стать этапной для литературы, открывающей войну, а таким образом в определенном смысле и мир, в котором люди жили до войны, и будут жить после нее. Действительно, автор описал войну такой, какой он видел ее своими глазами. Сталинградская битва начиналась для него на перепутьях летнего отступления 1942-го года, под бомбами первого налета на город. Потом бои на Украине, в Польше, одно ранение, второе, госпиталь. На защитников навалилась война, тянувшаяся уже второй год, оба летних отступления, но, несмотря на все трудности фронтовых будней, отношения между героями повести простые и сердечные. Кто бы ни вошел в повесть, какую бы должность ни занимал, в каком бы ни выступал качестве, Некрасов обязательно испытывает его на смелость, испытывает придирчиво: «На войне узнаешь людей по-настоящему. Мне теперь это ясно. Она — как лакмусовая бумажка, как проявитель какой-то особенный. Валера вот читает по складам, в делении путает, не знает, сколько будет семью восемь, и спроси его, что такое социализм или родина, он, ей богу ж, толком не объяснит: слишком для него трудно определяемые словами понятия. Но за эту родину — за меня, Игоря, за товарищей своих по полку, за свою покосившуюся хибарку где-то на Алтае — он будет драться до последнего патрона. А кончатся патроны — кулаками, зубами… Вот это и есть русский человек. Сидя в окопах, он будет больше старшину ругать, чем немцев, а дойдет до дела — покажет себя». Герои повести не чувствуют себя пешками в руках всеведущего старшего. Они утвердились в гордом сознании своего достоинства. С таким чувством вернулись с войны солдаты, с таким чувством Некрасов писал повесть о Сталинграде.
Повесть «Звезда» была задумана Э. Казакевичем в 1944 году под Ковелем, где готовилась крупная наступательная операция советских войск, приобрела всемирную известность, переиздавалась более пятидесяти раз.
События в повести сгущены до предела. Она поэтична и лирична, насколько может быть лирично произведение, повествующее о гибели отряда разведчиков.
Молчаливый, весь отдающийся делу разведчик лейтенант Травкин уводит самых лучших своих разведчиков — веселого сибиряка Аниканова и крымчанина Мамочкина, старых разведчиков Бражникова и Быкова, семнадцатилетнего Юру Голуба, который сам себя называл Голубем, высокого красавца Феоктистова на выполнение особо важного задания. Они уходят в глубокий тыл к немцам и оказываются в самой гуще отборных немецких дивизий, с предельной осторожностью сосредоточившихся для нанесения неожиданного удара под Ковелем, чтобы сорвать наступление на Польшу. Разведчики проявляют смелость, решительность, берут нескольких «языков» и, выяснив секретнейшие замыслы немецкого командования, успевают передать их по рации своему командованию. Но уже брошены группировки прочесывания группенфюрером СС дивизии «Викинг», в схватке с одним из таких отрядов все разведчики гибнут.
«Звезда, Звезда!- громко закричала Катя.- Я Земля. Я слушаю тебя, слушаю, слушаю тебя …, но Звезда молчала. Молчала Звезда и на следующий день и позднее…»
Есть произведения, которые, как бы вырывают из истории судьбу одного или нескольких людей и рассказывают об их жизни на фоне военных событий. Это повесть «Сашка» Вячеслава Кондратьева, писателя — фронтовика, имя которого стало известно после публикации повести. Повесть посвящена нескольким дням солдатской жизни, связанных в памяти с Ржевом, где автор начинал войну. Главный герой повести деревенский паренек Сашка подобно тысячам и тысячам своих сверстников стоит насмерть под Ржевом. Эта повесть — суровый, правдивый рассказ из жизни солдата. Сашка по-юношески любопытен (любопытствует, сколько табаку и рому выдают немецким солдатам в день), ему знаком страх, знакомо ему и сострадание. Со всем народом он готов громить фашистов «…и уничтожать безжалостно! Но, когда брал он этого фрица, дрался с ним, ощущая тепло его тела, силу мышц, показался он Сашке обыкновенным человеком, таким же солдатом, как и он, только одетым в другую форму, только одураченным и обманутым…»
Рассказ Шолохова «Судьба человека» — о нелегкой жизни солдата, который страдая и погибая прошел войну, он шел к победе не щадя жизни и в итоге оказалось, что он потерял всю семью. У него изранена душа, но он хочет быть кому-то нужным, полезным и любить. Он берет себе в сыновья мальчишку-сироту и заботится о нем. А мальчик счастлив! Он думает, что это его настоящий отец нашелся.
«Папка, ты куда свое кожаное пальто дел?»- В жизни у меня никогда не было кожаного пальто! Пришлось изворачиваться: «В Воронеже осталось», — говорю я ему».
«Нет, не только во сне плачут пожилые, поседевшие за годы войны мужчины. Плачут они и наяву. Тут главное — уметь вовремя отвернуться. Тут самое главное не ранить сердце ребенка, чтобы он не увидел, как бежит по твоей щеке жгучая и скупая мужская слеза…»
Лирическая поэзия — самый яркий и объективный показатель душевного состояния общества в годы войны. Замечательные стихи Константина Симонова, Алексея Фатьянова, Иосифа Уткина, Ольги Бергольц, ставшей душой сопротивления блокадного Ленинграда, молодого поэта Семена Гудзенко, Алексея Суркова, Дмитрия Кедрина, Павла Шубина, Михаила Львова, Семена Кирсанова, Юлии Друниной, Михаила Светлова, сложивших свои головы боях Михаила Кульчицкого, Павла Когана, Николая Майорова, Ильи Лапшина, Всеволода Багрицкого, Бориса Смоленского и др. Все они писали проникновенные стихи о войне, о героизме, о смелости, о дружбе, о любви… и о Родине и Победе.
Живое, глубоко личное восприятие Родины и ее истории, чувство преемственности героических, нравственных и культурных национальных традиций, святая ненависть к врагу – вот основные мотивы поэзии военных лет.
Сборник стихов о войне «Идет война народная…» состоит из двух разделов. Первый – «Нам дороги эти позабыть нельзя…» – открывается стихами Анны Ахматовой и включает стихи всех известных поэтов-фронтовиков и тех, кто работал в тылу (Алексея Суркова, Александра Твардовского, Константина Симонова, Давида Самойлова, Юлии Друниной, Булата Окуджавы и др.). Во втором разделе – «Война вошла в мальчишество мое…» – собраны стихи поэтов, чье детство совпало с военным временем (Андрея Вознесенского, Владимира Высоцкого, Роберта Рождественского, Евгения Евтушенко и др.), а также родившихся после войны (Николая Дмитриева, Юрия Полякова, Олега Хлебникова). В конце книги приведены краткие биографические справки обо всех поэтах, чьи стихи включены в сборник.
Особая и важная часть творчества поэта и писателя Булата Окуджавы — поэзия и проза о войне. Эта территория священна для поэта и осваивает ее он с чувствами мальчика-добровольца, солдата из повести «Будь здоров, школяр» (1960-1961). Обнажены израненные души все видевших и переживших лирических героев его стихов: «Проводы у военкомата», «А мы с тобой, брат, из пехоты», «Ах, война, что ты, подлая, сделала?», «От войны войны не ищут», «До свидания, мальчики», «Воспоминание о Дне Победы», «Земля изрыта вкривь и вкось», «Дерзость, или Разговор перед боем», «Мое поколение», «Ах, оркестры духовые», «Послевоенное танго». В текстах песен – горечь и боль утрат, отрицание войны, живая память об ушедших и не вернувшихся с полей сражений…
А. Твардовский писал поэму «Василий Теркин» будучи фронтовым корреспондентом. Герой поэмы А. Твардовского Василий Теркин стал символом русского солдата, его образ предельно обобщенный, собирательный народный характер в лучших его проявлениях. Это не абстрактный идеал, а живой человек, веселый лукавый собеседник. В его образе соединены богатейшие фольклорные и литературные традиции и современность. Теркин — боец, который совершает фантастические подвиги, человек необычайной стойкости (переплывает ледяную реку), он умелец на все руки (помогает старику починить старую пилу), шутник, за словом в карман не полезет. Произведение насыщено пословицами и поговорками, которые усиливают художественный эффект произведения. Однако не все весело во фронтовой жизни героя. Ему известна тоска по родным, оставшимся в смоленской стороне, он горевал, когда было отступление и прятал глаза от хозяек, заходя в крестьянские хаты при отступлении, как будто он виноват в поражении в первые месяцы войны. Судьба Теркина — судьба рядового солдата, одного из тех, кто вынес на своих плечах всю тяжесть войны, олицетворение силы духа и воли к жизни. Произведение имеет большую жизнеутверждающую силу.
Уже после войны в 1945-46 годах Твардовский создает свое самое сильное произведение о войне «Я убит подо Ржевом…». Бои подо Ржевом были самыми кровопролитными в истории войны. Все стихотворение — страстный монолог мертвого к живым, монолог-обращение с того света, обращение, на которое имеет право лишь мертвый.
…И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали.
Но она – спасена.
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас,
На земле на поверке
Выкликают не нас.
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам – все это, живые.
Нам – отрада одна:
Что недаром боролись
Мы за Родину-мать.
Пусть не слышен наш голос, –
Вы должны его знать…
Родина, война, смерть, любовь, ненависть к врагу, боевое братство, мечта о победе, раздумья о судьбе народа — основные мотивы литературы о войне. Многие из них — подлинные шедевры и, несомненно, не утратят своего значения в будущем, будут правдивыми свидетельствами подвигов нашего народа и замечательным примером для поколений, не знающих войны.
Со всеми книгами, представленными в обзоре, вы можете ознакомиться в библиотеке ИФОМК, где проходит выставка художественных произведений о Великой Отечественной войне: корпус № 3, каб. 214.
Список литературы, использованной при подготовке обзора:
Алексиевич, С. А. У войны-не женское лицо / Светлана Александровна ; С.Алексиевич. — М. : Пальмира, 2004. — 314 с.
Астафьев, В. П. Прокляты и убиты: [роман] / Виктор Петрович ; В. П. Астафьев. — М. : Эксмо, 2007. — 800 с. — (Русская классика ХХ века).
Бек, А. А. Волоколамское шоссе / А. А. Бек ; А. А. Бек. — Москва : Государственное издательство художественной литературы , 1960.
Васильев, Б. Л. А зори здесь тихие… : Повесть / Борис Львович ; Б.Васильев. — М. : Детская литература, 1972. — 191 с. : ил.
Воробьев, К. Д. Убиты под Москвой : Повести и рассказы / Константин Дмитриевич ; Сост.В.Чалмаева. — М. : Детская литература, 2002. — 286 с. : ил. — (Школьная библиотека).
Горбатов, Б. Л. Непокоренные : повести / Б. Л. Горбатов, Э. Казакевич ; Б. Горбатов. Звезда : повесть / Э.Казакевич ; послесл. А. Г. Когана. — М. : Просвещение, 1988.
«Идет война народная…» : Стихи о Великой Отечественной войне / Сост.Н.И.Горбачева. — М. : Детская литература, 2002. — 329 с. : ил. — (Школьная библиотека).
Казакевич, Э. Г. Звезда: избранное / Эммануил Генрихович ; Э. Г. Казакевич . — М. : Эксмо, 2003. — 736 с. — (Красная книга русской прозы).
Кондратьев, В. Л. Сашка ; Отпуск по ранению: повести / Вячеслав Леонидович ; В. Л. Кондратьев. — М. : Детская литература, 2002. — 285 с. : ил. — (Школьная библиотека).
Некрасов, В. П. В окопах Сталинграда [Текст] / Виктор Платонович ; В. П. Некрасов. — М. : АСТ : Астрель ; Владимир : ВКТ, 2011. — 360 с. — (Библиотека школьника).
Окуджава, Б. Ш. Стихи. Рассказы. Повести [Текст] / Булат Шалвович ; Б. Ш. Окуджава. — Екатеринбург : У-Фактория, 1999. — 573 с.
Симонов, К. М. Разные лица войны: дневники, стихи, проза / Константин Михайлович ; Константин Симонов ; [авт. вступ. ст. А. Симонов]. — М. : Эксмо, 2004. — 639 с.
Твардовский, А. Т. Василий Теркин; Теркин на том свете : [Поэмы]; Стихотворения / Александр Трифонович ; Александр Твардовский. — М. : ЭКСМО, 2003. — 351 с. : портр.
Шолохов, М.А. Судьба человека: рассказ /М. Шолохов. — М.: Детская литература, 1985.
Великая Отечественная война в художественной литературе
Много лет отделяют нас от Великой Отечественной войны (1941-1945). Но время не снижает интереса к этой теме, обращая внимание сегодняшнего поколения к далёким фронтовым годам, к истокам подвига и мужества советского солдата — героя, освободителя, гуманиста. Да, слово писателя на войне и о войне трудно переоценить; Меткое, разящее, возвышающее слово, стихотворение, песня, частушка, яркий героический образ бойца или командира- они вдохновляли воинов на подвиги, вели к победе. Эти слова и сегодня полны патриотического звучания, они поэтизируют служение Родине, утверждают красоту и величие наших моральных ценностей. Вот почему мы вновь и вновь возвращаемся к произведениям, составившим золотой фонд литературы о Великой Отечественной войне.Как не было ничего равного этой войне в истории человечества, так и в истории мирового искусства не было такого количества различного рода произведений, как об этом трагическом времени. Особенно сильно тема войны прозвучала в советской литературе. С первых же дней грандиозной битвы наши писатели встали в один строй со всем сражающимся народом. Более тысячи писателей принимали участие в боевых действиях на фронтах Великой Отечественной войны, «пером и автоматом» защищая родную землю. Из 1000 с лишним писателей, ушедших на фронт, более 400 не вернулись с войны, 21 стали Героями Советского Союза.
Известные мастера нашей литературы (М. Шолохов, Л. Леонов, А. Толстой, А. Фадеев, Вс. Иванов, И. Эренбург, Б. Горбатов, Д. Бедный, В. Вишневский, В. Василевская, К. Симонов, А.Сурков, Б. Лавренёв, Л. Соболев и многие другие) стали корреспондентами фронтовых и центральных газет.
«Нет большей чести для советского литератора, — писал в те годы А. Фадеев, — и нет более высокой задачи у советского искусства, чем повседневное и неустанное служение оружием художественного слова своему народу в грозные часы битвы».
Когда гремели пушки, музы не молчали. На протяжении всей войны — и в тяжёлое время неудач и отступлений, и в дни побед — наша литература стремилась как можно полнее раскрыть моральные качества советского человека. Воспитывая любовь к Родине, советская литература воспитывала и ненависть к врагу. Любовь и ненависть, жизнь и смерть — эти контрастные понятия в то время были неразделимы. И именно этот контраст, это противоречие несли в себе высшую справедливость и высший гуманизм. Сила литературы военных лет, секрет её замечательных творческих успехов — в неразрывной связи с народом, героически сражающимся с немецкими захватчиками. Русская литература, издавна славившаяся своей близостью к народу, пожалуй, никогда не смыкалась так тесно с жизнью и не была столь целеустремлённой, как в 1941-1945 годах. В сущности, она стала литературой одной темы — темы войны, темы Родины.
Писатели дышали одним дыханием с борющимся народом и чувствовали себя «окопными поэтами», а вся литература в целом, по меткому выражению А. Твардовского, была «голосом героической души народа» (История русской советской литературы /Под ред. П. Выходцева.-М., 1970.-С.390).
Советская литература военного времени была многопроблемной и многожанровой. Стихотворения, очерки, публицистические статьи, рассказы, пьесы, поэмы, романы создавались писателями в годы войны. Причём, если в 1941 году преобладали малые — «оперативные» жанры, то с течением времени значительную роль начинают играть произведения более крупных литературных жанров (Кузьмичёв И. Жанры русской литературы военных лет.- Горький, 1962).
Значительна в литературе военных лет роль прозаических произведений. Опираясь на героические традиции русской и советской литературы, проза Великой Отечественной войны достигла больших творческих вершин. В золотой фонд советской литературы вошли такие произведения, созданные в годы войны, как «Русский характер» А. Толстого, «Наука ненависти» и «Они сражались за Родину» М. Шолохова, «Взятие Великошумска» Л. Леонова, «Молодая гвардия» А. Фадеева, «Непокорённые» Б. Горбатова, «Радуга» В. Василевской и другие, ставшие примером для писателей послевоенных поколений.
Традиции литературы Великой Отечественной войны — это фундамент творческих поисков современной советской прозы. Без этих, ставших классическими, традиций, в основе которых лежит ясное понимание решающей роли народных масс в войне, их героизма и беззаветной преданности Родине, невозможны были бы те замечательные успехи, что достигнуты советской «военной» прозой сегодня.
Своё дальнейшее развитие проза о Великой Отечественной войне получила в первые послевоенные годы. Писал «Костёр» К. Федин. Продолжал работу над романом «Они сражались за Родину» М. Шолохов. В первое послевоенное десятилетие появился и ряд произведений, которые принято за ярко выраженное стремление к всеобъемлющему изображению событий войны называть «панорамными» романами (сам термин появился поздней, когда, были определены общие типологические черты этих романов). Это «Белая берёза» М. Бубённова, «Знаменосцы» О. Гончара, «Битва при Берлине» Вс. Иванова, «Весна на Одере» Э. Казакевича, «Буря» И. Эренбурга, «Буря» О. Лациса, «Семья Рубанюк» Е. Поповкина, «Незабываемые дни» Лынькова, «За власть Советов» В. Катаева и др.
Несмотря на то, что многим из «панорамных» романов были свойственны существенные недостатки, такие, как некоторая «лакировка» изображаемых событий, слабый психологизм, иллюстративность, прямолинейное противопоставление положительных и отрицательных героев, определённая «романтизация» войны, эти произведения сыграли свою роль в развитии военной прозы.
Большой вклад в развитие советской военной прозы внесли писатели так называемой «второй волны», писатели-фронтовики, вступившие в большую литературу в конце 1950-х — начале 1960-х годов. Так, Юрий Бондарев под Сталинградом жёг танки Манштейна. Артиллеристами были также Е. Носов, Г. Бакланов; поэт Александр Яшин сражался в морской пехоте под Ленинградом; поэт Сергей Орлов и писатель А. Ананьев — танкистами, горели в танке. Писатель Николай Грибачёв был командиром взвода, а затем командиром сапёрного батальона. Олесь Гончар воевал в миномётном расчёте; пехотинцами были В.Быков, И. Акулов, В. Кондратьев; миномётчиком — М. Алексеев; курсантом, а затем партизаном — К. Воробьёв; связистами — В. Астафьев и Ю. Гончаров; самоходчиком — В. Курочкин; десантником и разведчиком — В. Богомолов; партизанами — Д. Гусаров и А. Адамович…
Что же характерно для творчества этих художников, пришедших в литературу в пропахших порохом шинелях с сержантскими и лейтенантскими погонами? Прежде всего — продолжение классических традиций русской советской литературы. Традиций М. Шолохова, А. Толстого, А. Фадеева, Л. Леонова. Ибо невозможно создать что-то новое без опоры на то лучшее, что было достигнуто предшественниками, Исследуя классические традиции советской литературы, писатели-фронтовики не просто механически их усваивали, но и творчески развивали. И это естественно, ибо в основе литературного процесса всегда лежит сложное взаимовлияние традиций и новаторства.
Фронтовой опыт у разных писателей неодинаков. Прозаики старшего поколения вступили в 1941 год, как правило, уже сложившимися художниками слова и пошли на войну, чтобы писать о войне. Естественно, они могли видеть события тех лет шире и осмыслить их глубже, чем писатели среднего поколения, воевавшие непосредственно на передовой и вряд ли думавшие в то время, что они когда-нибудь возьмутся за перо. Круг видения последних был довольно узок и ограничивался часто пределами взвода, роты, батальона. Эта «узкая полоса через всю войну», по выражению писателя-фронтовика А. Ананьева, проходит и через многие, особенно ранние, произведения прозаиков среднего поколения, такие, например, как «Батальоны просят огня» (1957) и «Последние залпы» (1959) Ю. Бондарева, «Журавлиный крик» (1960), «Третья ракета» (1961) и все последующие произведения В. Быкова, «Южнее главного удара» (1957) и «Пядь земли» (1959), «Мёртвые сраму не имут» (1961) Г. Бакланова, «Крик» (1961) и «Убиты под Москвой» (1963) К. Воробьёва, «Пастух и пастушка» (1971) В. Астафьева и другие.
Но, уступая писателям старшего поколения в литературном опыте и «широком» знании войны, писатели среднего поколения имели своё явное преимущество. Все четыре года войны они провели на переднем крае и были не просто очевидцами боёв и сражений, но и их непосредственными участниками, лично испытавшими все тяготы окопной жизни. «Это были люди, которые все тяготы войны вынесли на своих плечах — от начала её и до конца. Это были люди окопов, солдаты и офицеры; они сами ходили в атаки, до бешеного и яростного азарта стреляли по танкам, молча хоронили своих друзей, брали высотки, казавшиеся неприступными, своими руками чувствовали металлическую дрожь раскалённого пулемёта, вдыхали чесночный запах немецкого тола и слышали, как остро и брызжуще вонзаются в бруствер осколки от разорвавшихся мин» (Бондарев Ю. Взгляд в биографию: Собр. соч.-М., 1970.- Т. 3.- С. 389-390.).Уступая в литературном опыте, они имели определённые преимущества, так как познали войну из окопов (Литература великого подвига. — М., 1975.- Вып. 2.- С. 253-254).
Вот это преимущество — непосредственное знание войны, переднего края, окопа, позволило писателям среднего поколения дать картину войны чрезвычайно ярко, высветив мельчайшие подробности фронтового быта, точно и сильно показав самые напряжённые минуты — минуты боя — всё то, что они видели своими глазами и что сами пережили за четыре года войны. «Именно глубокими личными потрясениями можно объяснить появление в первых книгах писателей-фронтовиков обнажённой правды войны. Книги эти стали откровением, какого ещё не знала наша литература о войне» (Леонов Б. Эпос героизма.-М., 1975.-С.139.).
Но не сражения сами по себе интересовали этих художников. И писали они войну не ради самой войны. Характерная тенденция литературного развития 1950-60-х годов, ярко проявившаяся в их творчестве, заключается в усилении внимания к судьбе человека в её сопряжённости с историей, к внутреннему миру личности в её нерасторжимости с народом. Показать человека, его внутренний, духовный мир, наиболее полно раскрывающийся в решающую минуту, — вот главное, ради чего брались за перо эти прозаики, которым, несмотря на своеобразие их индивидуального стиля, присуща одна общая черта — чуткость к правде.
Ещё одна интересная отличительная черта характерна для творчества писателей-фронтовиков. В их произведениях 50-60-х годов, по сравнению с книгами предшествующего десятилетия, усилился трагический акцент в изображении войны. Книги эти «несли заряд жестокого драматизма, нередко их можно было определить как «оптимистические трагедии», главными героями их являлись солдаты и офицеры одного взвода, роты, батальона, полка, независимо от того, нравилось это или не нравилось неудовлетворённым критикам, требующим масштабно широких картин, глобального звучания. Книги эти далеки были от какой-либо спокойной иллюстрации, в них отсутствовали даже малейшая дидактика, умиление, рациональная выверенность, подмена внутренней правды внешней. В них была суровая и героическая солдатская правда (Бондарев Ю. Тенденция развития военно-исторического романа.- Собр. соч.-М., 1974.-Т. 3.-С.436.).
Война в изображении прозаиков-фронтовиков—это не только, и даже не столько, эффектные героические подвиги, выдающиеся поступки, сколько утомительный каждодневный труд, труд тяжёлый, кровавый, но жизненно необходимый, и от этого, как его будет выполнять каждый на своём месте, в конечном счёте и зависела победа. И именно в этом каждодневном ратном труде и видели героизм советского человека писатели «второй волны». Личный военный опыт писателей «второй волны» определил в значительной степени как само изображение войны в их первых произведениях (локальность описываемых событий, предельно сжатых в пространстве и времени, очень незначительное число героев и т.д.), так и жанровые формы, наиболее Соответствующие содержанию этих книг. Малые жанры (повесть, рассказ) позволяли этим писателям наиболее сильно и точно передать всё, что они лично видели и пережили, чем до краёв были переполнены их чувства и память.
Именно в середине 50-х — начале 60-х годов рассказ и повесть заняли ведущее место в литературе о Великой Отечественной войне, значительно потеснив роман, занимавший главенствующее положение в первое послевоенное десятилетие. Столь ощутимое подавляющее количественное превосходство произведений, написанных в форме малых жанров, заставило некоторых критиков с поспешной горячностью утверждать, что роману уже не восстановить своего былого ведущего положения в литературе, что это жанр прошлого и что сегодня он не отвечает темпу времени, ритму жизни и т. д.
Но время и жизнь сами показали неосновательность и чрезмерную категоричность подобных заявлений. Если в конце 1950-х — начале 60-х годов количественное превосходство повести над романом было подавляющим, то с середины 60-х годов роман постепенно возвращает себе утраченные позиции. Причём роман претерпевает определённые изменения. Он более, чем раньше, опирается на факты, на документы, на действительные исторические события, смелея вводит в повествование реальные лица, стремясь нарисовать картину войны, с одной стороны, как можно более широко и полно, а с другой — исторически предельно точно. Документы и художественный вымысел идут здесь рука об руку, являясь двумя основными слагаемыми.
Именно на сочетании документа и вымысла были построены такие, ставшие серьёзными явлениями нашей литературы, произведения, как «Живые и мёртвые» К. Симонова, «Истоки» Г.Коновалова, «Крещение» И. Акулова, «Блокада», «Победа» А.Чаковского, «Война» И. Стаднюка, «Всего одна жизнь» С.Барзунова, «Капитан дальнего плавания» А. Крона, «Полководец» В. Карпова, «Июль 41 года» Г.Бакланова, «Реквием каравану PQ-17» В. Пикуля и др. Их появление было вызвано усилившимися в общественном мнении требованиями объективно, в полном объёме представить степень подготовленности нашей страны к войне, причины и характер летнего отступления до Москвы, роль Сталина в руководстве подготовкой и ходом военных действий 1941-1945 годов и некоторые другие общественно-исторические «узлы», привлёкшие пристальный интерес, начиная с середины 1960-х годов и особенно в период перестройки.
Последнее обновление: 13 мая 2014 г., 14:41
Список из 212 книг военной фантастики
//=css_include(‘/css/bootstrap_col.css’)?>
Мы видим, что javascript отключен или не поддерживается вашим браузером — javascript нужен для важных действий на сайте. Читать далее
Перейти к основному содержанию
Хотите меньше рекламы?
1 — 10 из 212
102550100 на страницу — Страница: 12345678910111213141516171819202122
Air Battle Force (Патрик Макланахан, Bk 11)
54 | |
Тегивоенная фантастика, Дейл Браун, военный триллер | |
Дочь генерала (Пол Бреннер, кн. 1)
211 | |
Тегивоенная фантастика | |
Ранним светом рассвета
16 | |
Тегивоенная фантастика | |
Under Fire (Corps, #9)
52 | |
ТегиКорпус, военная фантастика | |
Biowar (Deep Black, Bk 2)
57 | |
Метки: Стивен Кунтс, приключенческий боевик, военная фантастика | |
Deep Black (Deep Black, Bk 1)
74 | |
ТегиDeep Black, Стивен Кунтс, Триллер, приключенческий боевик, военная фантастика | |
Call to Treason (Tom Clancy’s Op Center, Bk 11)
54 | |
ТегиОперцентр, Оперцентр серия, Том Клэнси, военная фантастика | |
Bio-Strike (Tom Clancy’s Power Plays, Bk 4)
62 | |
ТегиТом Клэнси, биологическое оружие, биотерроризм, военная фантастика | |
Класс воина (Патрик Макланахан, Bk 9)
51 | |
ТегиДейл Браун, военная фантастика | |
Carthage Ascendant (Книга пепла, № 2)
16 | |
ТегиФэнтези, Историческая фантастика, книга пепла, фэнтезийный эпос, военная фантастика | |
1 — 10 из 212
102550100 на страницу — Страница: 12345678910111213141516171819202122
Хотите меньше рекламы?
Вернуться к началу ↑
5 лучших военных художественных книг, которые стоит прочитать сегодня [июнь 2022 года]
5 лучших военных художественных книг для чтения сегодня [июнь 2022]
Следующая глава
Историческая фантастика
Ищете следующую военную фантастику? Вы нашли это. На этой странице мы собрали пять лучших романов военной фантастики Next Chapter, которые теперь доступны во всех крупных книжных магазинах. Будь то исторические или современные, мы верим, что одна из книг на этой странице будет именно тем, что вы ищете!
Если вам понравилась одна из книг на этой странице, не забудьте оставить автору отзыв 🙂 Не согласны с нашим выбором? Пожалуйста, оставьте комментарий и дайте нам знать, какая книга о войне вам нравится больше всего!
Отрывок из книги
«Наши артиллеристы расставят здесь орудия», — сказал Чисхолм, стоя на недавно захваченном Маяке. «Отличное место, чтобы разбить французов».
— Странный угол удара по городу, — сказал МакКим.
«Мы не будем нацеливаться на город. Видишь артиллерийскую батарею на том острове внизу? Чисхолм указал на трепещущую на ветру синеву гавани. — Их орудия защищают гавань. Отсюда наши орудия могут заглушить французскую батарею, и это позволит нашим кораблям приблизиться, может быть, перерезать французские корабли. Осада похожа на шахматы, каждый ход рассчитан на то, чтобы нейтрализовать фигуры противника и приблизиться к захвату его короля».
— Он очень хладнокровен, — сказал МакКим.
«Война хладнокровна. Двигайтесь и контратакуйтесь, тщательно планируя, так же важно, как и смелость». Чисхолм вздохнул. — Старые времена безумной атаки на мечах прошли, МакКим. Мы узнали это на Каллоден Мур. Теперь нам предстоит сражаться маневром. Дисциплинированная храбрость и огневая мощь побеждают в битвах, а не несколько мгновений безрассудства. Мужество ничего не стоит перед массированной стрельбой».
19 июня, когда все орудия были на позициях, батареи на мысе Маяк открыли огонь по острову.
«Сколько у нас оружия?» — спросил Макким.
— Семьдесят, — Чизхолм знал все ответы, — включая пушки и минометы. Конечно, не все на Лайтхаус-Пойнт.
Через несколько мгновений пороховой дым скрыл все из виду, а постоянный грохот орудий мешал разговору. Только когда пушки замолчали и ветер унес дым с берега, Макким увидел, что пушки незначительно повредили стену Луисбурга и пробили крыши некоторых из наиболее заметных зданий. Это казалось незначительным результатом для таких больших усилий.
«Что будет дальше?»
«Мы должны сделать брешь в стене», — объяснил Чисхолм. «Когда мы это сделаем, мы попросим французов сдаться. Если французский командующий решит, что не сможет сдержать атаку, он сдастся, а мы овладеем».
Купить сейчас
Читайте отзывы в Goodreads
Отрывок из книги
Рочестер, Кент, 830 г. н.э.
По иронии судьбы, Аскалф не смог начать ремонтные работы на мосту по той же причине, которая позже привела их к блестящему завершению. Неожиданная задержка в его планах произошла, когда прибыл гонец от Этельвульфа в Кентербери. Король приказал ему как можно быстрее собрать как можно больше вооруженных людей, так как они должны были идти на Винчестер.
Потрясенный тем, что сообщение не содержало мотивов для приказа, олдормен требовал от посланника информации, но ничего не последовало, поскольку извиняющийся всадник был так же невежественен в этом вопросе, как и он сам. Всякие странные мысли терзали его, когда он приступил к сбору. То, что он не хотел участвовать в экспедиции по свержению короля Эгберта, было его самой безумной мыслью. Восстание? Мог ли этелинг замышлять узурпацию своего отца? На самом деле кровавая баня за династическое превосходство была далека от мыслей Этельвульфа, как это обнаружил Аскульф, когда его отряд присоединился к другим в Кентербери.
«Привет, Аскалф! Твой клинок хорошо заточен, мой друг? Сегодня мы маршируем в Винчестер по приказу моего отца. Он обратил свое внимание на валлийцев. Кажется, что Мерфин, правитель Мана, стал королем Гвинеда. Этот человек является клиентом викингов, действующих за пределами Ирландии. Валлийцы пытаются свергнуть господство Мерсии. Ты знаешь, что это значит, не так ли, Аскалф?
«Не знаю. Скажи мне.»
Этельвульф фыркнул. «Отец устранил мерсийскую угрозу нашим северным границам и покорил Нортумбрию, не проливая крови, только для того, чтобы валлийцы подняли свои гербы на наших северо-западных границах. Британцы в Корнуолле находятся в постоянном напряжении, поддерживаемом викингами в Ирландии, а это означает, что эту угрозу нужно пресечь в зародыше».
«А, теперь понятно. Итак, мы присоединим наши кентские силы к силам Уэссекса и двинулись в Уэльс.
«Ты такой же острый, как твой клинок, олдормен».
«Руны победы никогда не предавали мою семью».
«Да будет так, и по этому поводу!»
Армия Кента следовала по естественной дамбе, идущей с востока на запад по южным склонам Норт-Даунс. Таким образом, они добились хорошего прогресса, избегая как приторной глины земли внизу, так и более жесткой глины, коварной с кремнями, наверху. Далеко за Рочестером Этельвульф повернулся к Аскалфу и сказал: «Это хорошо протоптанный маршрут — в Уэссексе мы называем его Харроуэй. Это было здесь до римлян, но вы увидите, что в некоторых местах их строители дорог оставили свой след».
Купить сейчас
Читайте отзывы в Goodreads
Отрывок из книги
Ален прошел по выбеленному коридору к черному ходу и в сад. Пот на спине. Покалывание в позвоночнике. Сильная позиция, быстрая. Бороться с этим.
Он глубоко вдохнул влажный ночной воздух и ощутил нарастающую ригидность верхних позвонков.
Дыши. Это пройдет.
«Ален».
Он продолжал втягивать воздух в легкие и не оглядывался через плечо. Через окно гостиной дедушка видел, как он выходил из дома через заднюю дверь. Ив Ален последовал за внуком, подозревая, что вот-вот произойдет. Почти год назад он впервые нашел Алена, корчившегося на земле, с горящими глазами, с пеной на губах. Своими крепкими солдатскими руками он вытащил распухший язык мальчика из горла.
«Ален, ты простудишься, если останешься здесь».
Ален попытался сосредоточиться на этом обыденном комментарии и почувствовал, что угроза атаки стихает.
«Иди внутрь, Ален». Ив положил руку на плечи внука.
«Да, Пепер».
«Пойдем».
— Пепер, — сказал Ален сжатым ртом, — я бы предпочел быть там. Он указал на луну.
Ив медленно повернул внука. Мальчик уже должен был спать. Вероятно, он снова прокрался на чердак, чтобы почитать книги отца. Он должен поручить деревенскому кузнецу поставить замок на эту чердачную дверь.
«Говорят, на Луне ужасно холодно». Это было задумано как шутка, но прозвучало не так.
— Там был месье Верн, — сказал Ален. «Он стоял на Луне и видел наш мир под собой».
Ив покачал головой. — Мсье Верн не был на Луне, мальчик. De la Terre à la Lune — это фантастическая сказка. Верн пишет о нереальных вещах; он их просто выдумывает. Вам не следует читать его книги».
— Я думаю, он был там, — сказал Ален. — И я тоже хочу туда.
«Почему вы должны хотеть быть на поверхности Луны?»
«Потому что тогда все будут знать мое имя».
Купить сейчас
Читайте отзывы в Goodreads
Отрывок из книги
Ушел в ту же ночь, следуя за барабаном.
Когда Джек Гарфорт и другие горняки шли к карьерам, чтобы начать утреннюю смену, Джеб Фулчер с легкостью открыл покоробленную заднюю дверь своего привязанного фермерского коттеджа и выскользнул в темную предрассветную тишину, тишину, которая окутывала сама себя. вокруг ряда запущенных рабочих лачуг фермы Хайфилд, как холодная мокрая тряпка.
Как следует из названия, ферма Хайфилд стояла высоко на юге, лицом к склонам долины, и все еще была укрыта глубокой тенью, когда Джеб перелез через сухую каменную стену в углу домов и спрыгнул в поля, а затем проезжал мимо стада шортгорнов, которые составляли гордость Хайфилда. Джебу иногда казалось, что Гектор Уайтхед, владелец Хайфилда, думал о своих шортхорнах больше, чем о жене и детях, — он, конечно, проводил с ними больше времени и, казалось, больше заботился о них, вечно проверяя их и записывая все. подробности в его биржевой книге.
Стремясь крабом вниз по склону к роще у подножия долины, Джеб сгорбился, как Квазимодо с кротовой кожей, в надежде, что это сделает его менее заметным.
Джеб Фулчер был коренастым низкорослым мужчиной с непропорционально длинными руками, корявой внешностью и цветом лица древнего оливкового дерева. Пучки мышиных волос росли на макушке и по бокам его головы, как пучки болотной травы на болоте, а самой заметной чертой его лица был большой крючковатый нос, выступавший на невзрачном лице, как гранитная скала на скале. песчаная равнина. Он считал этот нос благородным украшением, романским, даже патрицианским, отличительной чертой импозантного облика, тогда как все остальные просто думали, что у него большая морда, и называли его за спиной Небби Джеб или Джеб Наб.
Джеб Неб пересек еще семь полей, еще восемь стен, так что к тому времени, когда он достиг рощицы, он покинул владения Хайфилда и оказался на землях Эксхэма. Как всегда, он почувствовал, как на его лице расползлась легкая мрачная улыбка удовлетворения; Джеб любил переманивать у Его Светлости, даже несмотря на то, что это означало бы большой штраф или даже тюрьму, если бы его когда-нибудь поймали. Он ничего не имел против Его Светлости, просто его старший брат Сэмюэл, жалкий старый ублюдок, был главным егерем лорда Эксхэма, и Джеб всегда стремился переиграть его. Джеб и Сэмюэл никогда не ладили, даже будучи детьми, и хотя они все еще жили всего в четырех милях друг от друга, они почти никогда не виделись и едва могли вежливо разговаривать друг с другом, когда встречались.
Между ними всегда были проблемы; они вечно ссорились в окровавленных потасовках ни из-за чего, ни из-за чего, кроме того, что не любили друг друга, никогда не любили друг друга и никогда не полюбят друг друга. Кровь может быть гуще воды, но в их случае братоубийственная кровь свернулась — густая, кислая и прогорклая.
Сэмюэл покинул ферму Хайфилд в 14 лет, чтобы пойти работать к лорду Эксхэму в качестве подмастерья егеря, и с тех пор Джеб извращенно гордился браконьерством на земле Эксхэма, браконьерством прямо из-под носа своего брата, устанавливая проволочные силки вдоль кролика. бегает, ловя фазана-другого то здесь, то там, и всегда ловит тетеревов с высоких болот за долиной до 12 июля, славного двенадцатого, когда все дворяне пришли погостить у лорда Эксхэма и пострелять.
Джеб достиг края рощицы и стоял неподвижно добрых пять минут, прислушиваясь к чужеродным звукам, которые могли указывать на егерей, не то чтобы он ожидал, Сэмюэл еще не уловил его, но осторожность и острый слух были отличительными чертами хорошего браконьера, а Джеб Фулчер был лучшим в долине.
— Да уж, наверное, педераст Сэм все еще пашет эту тощую куриную сучку своей благоверной, а то храпит свою большую глотку, — кисло сказал себе Джеб и, удовлетворившись наконец, бесшумно проскользнул в рощу, двигаясь вперед. плавно, как тень на полированном мраморе, и проверил свои силки.
Купить сейчас
Читайте отзывы в Goodreads
Отрывок из книги
Генерал Ридинг поднял голову, когда Джек проковылял через комнату к своему столу. — Я слышал, что прошлой ночью недалеко от гавани были беспорядки. Надеюсь, вас никто не поймал.
«Нет, сэр». Джек положил стопку документов на стол Рединга. — Я взял все, что смог найти, сэр. Вот те бумаги, которые мне показались наиболее интересными.
Рединг быстро перетасовал их и позвонил в свой медный колокольчик. Появился тот же самый молодой лейтенант, посмотрел на Уиндраша свысока своим аристократическим носом и тут же вытянулся по стойке смирно. ‘Сэр?’
‘Вызовите мистера Буллока.’
Мгновение спустя появился Буллок. — Доброе утро, генерал, утро, Виндраш. Поднял документы. — Я вижу, вы добились успеха. Он пролистал их. — Вас кто-нибудь видел?
‘Да, сэр; когда мы уходили, — сказал Джек, — но я не верю, что они видели наши лица. Рядовой Райли проделал большую часть работы, сэр.
‘Действительно ли он был?’ Буллох поднял бровь. — А где он научился вламываться в дом?
— Я думаю, он был грабителем, сэр, — сказал Джек.
‘Бьюсь об заклад, не под этим именем.’ Буллох нахмурился, глядя на один из листов бумаги. — А еще меня интересует настоящее имя Стивенсена. Ни одна из этих статей не на шведском языке. Да, они на английском, мальтийском, русском и французском языках, но не на шведском. Он положил их в свой кожаный футляр. — Ты заметил что-нибудь необычное в доме, Уиндраш?
— Только то, что патрулировали трое мужчин, и они тоже говорили по-английски, сэр.
— Английский язык использовался в качестве лингва-франка на Мальте с тех пор, как мы оккупировали остров, — сказал Буллох, — так что говорить по-английски — обычное дело.
— Они говорили на нем не так, как на мальтийском, сэр, — сказал Джек. — Думаю, они говорили на нем как носители языка.
‘Как англичане?’ — спросил Ридинг.
— Нет, — на мгновение задумался Джек. ‘Не совсем. Я не узнал акцент, сэр. Возможно, он был из одной из колоний; Возможно, Канада или Земля Ван-Димена.
‘Демонианин?’ Буллок внезапно заинтересовался. — Это может быть отгул — или беглый каторжник. Он глубоко вздохнул. ‘Каким он был?’
‘Я видел троих. Двое были обычными людьми, которых не заметишь в толпе; другой был высоким с повязкой на глазу. Он говорил больше.
‘Он был высоким, с повязкой на глазу и колониальным акцентом.’ Буллох изменил голос и сказал: «Он говорил так же растягивающе, неторопливо и мягко?»
— Да, это так, — согласился Джек.
— Я буду ждать их, — сказал Буллок. — Тебя, конечно, здесь не будет. Он посмотрел на Рединг. — Теперь, когда лейтенант Уиндраш более чем выполнил то, что вы приказали, генерал, я уверен, что вы вскоре выполните свою часть соглашения.