Красивые изречения о жизни омар хайям. Омар Хайям – самые лучшие цитаты и афоризмы, книги, стихи…

Образ великого поэта Востока Омара Хайяма овеян легендами, а биография полна тайн и загадок. Древний Восток знал Омара Хайяма в первую очередь как выдающегося ученого: математика, физика, астронома, философа. В современном мире Омар Хайям известен более как поэт, создатель оригинальных философско-лирических четверостиший – мудрых, полных юмора, лукавства и дерзости рубаи.

Рубаи — одна из самых сложных жанровых форм таджикско-персидской поэзии. Объем рубаи — четыре строки, три из которых (редко четыре) рифмуются между собой. Хайям — непревзойденный мастер этого жанра. Его рубаи поражают меткостью наблюдений и глубиной постижения мира и души человека, яркостью образов и изяществом ритма.

Живя на религиозном востоке, Омар Хайям размышляет о Боге, но решительно отвергает все церковные догмы. Его ирония и свободомыслие отразились в рубаи. Его поддерживали многие поэты своего времени, но из-за страха преследований за вольнодумство и богохульство они приписывали и свои сочинения Хайяму.

Омар Хайям – гуманист, для него человек и его душевный мир превыше всего. Он ценит удовольствие и радость жизни, наслаждение от каждой минуты. А его стиль изложения давал возможность выражать то, чего нельзя было сказать вслух открытым текстом.

Омар Хайям – великий персидский поэт и философ, который во всем мире прославился своими мудрыми изречениями. На родине он также известен как математик, астроном и астролог. В математических трактатах ученый представил способы решения сложных уравнений. В круг его научных достижений входит также разработка нового солнечного календаря.

Больше всего Омара Хайяма прославила его литературно-философская деятельность. Омар Хайям – автор стихотворений-четверостиший – рубаи. Они написаны на языке фарси. Существует мнение, что изначально рубаи были переведены на английский язык, и только потом на другие языки мира, в том числе и русский.

Наверное, нет такой темы, которой Омар Хайям не посвятил бы свое творчество. Он писал о жизни, о любви, о друзьях, о счастье, о судьбе. В творчестве поэта есть также размышления о перевоплощении, о душе, о роли денег, в своих стихотворениях (рубаи), он описывал даже вино, кувшин и знакомого гончара. Изначально, творчество поэта вызывало много споров, одни считали его вольнодумцем и гулякой, вторые видели в нем глубокого мыслителя. На сегодняшний день Омар Хайям признан наиболее талантливым автором рубаи, а его творчество, несомненно, заслуживает внимания.

Не смешно ли весь век по копейке копить,
Если вечную жизнь все равно не купить?
Эту жизнь тебе дали, мой милый, на время, —
Постарайся же времени не упустить!

Жизнь нужно ценить.

Будь проще к людям. Хочешь быть мудрей —
Не делай больно мудростью своей.

Умный — не значит мудрый.

Ты скажешь, эта жизнь — одно мгновенье.

Ее цени, в ней черпай вдохновенье.
Как проведешь ее, так и пройдет,
Не забывай: она — твое творенье.

Жизнь дается одна, и ее нужно любить.

Упавший духом гибнет раньше срока.

Пока ты веришь в себя — пока ты и живешь.

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

В жизни нужно разбираться, а не действовать по инерции.

Про любовь

Сорванный цветок должен быть подарен, начатое стихотворение – дописано, а любимая женщина – счастлива, иначе и не стоило браться за то, что тебе не по силам.

Не уверен в своих силах, лучше не берись.

Словно солнце, горит, не сгорая, любовь.
Словно птица небесного рая — любовь.
Но еще не любовь — соловьиные стоны.
Не стонать, от любви умирая, — любовь!

Любовь — как пламя, которое согревает души.

Знайте, главный источник бытия — это любовь.

Смысл жизни есть у того, кто любит.

В этом мире любовь — украшенье людей,
Быть лишенным любви — это быть без друзей.
Тот, чье сердце к напитку любви не прильнуло,
Тот — осел, хоть не носит ослиных ушей!

Не любить — значит не жить, а существовать.

В любимом человеке нравятся даже недостатки, а в нелюбимом раздражают даже достоинства.

С нелюбимым человеком счастья не сыскать.

Можно соблазнить мужчину у которого есть жена, можно соблазнить мужчину у которого любовница, но нельзя соблазнит мужчину у которого есть любимая женщина!

Быть женой и любимой женщиной — не всегда одно и то же.

Про дружбу

Если ты не поделишься вовремя с другом —
Все твое состояние врагу отойдет.

Для друга ничего нельзя жалеть.

Имей друзей поменьше, не расширяй их круг.
И помни: лучше близкий, вдали живущий друг.

Чем меньше общих дел, тем больше доверия.

Настоящий друг — это человек, который выскажет тебе в глаза все, что о тебе думает, а всем скажет,что ты — замечательный человек.

А в жизни все совсем наоборот.

Обидишь друга — наживешь врага ты,
Врага обнимешь — друга обретешь.

Главное не перепутать.

Самые остроумные

Если подлый лекарство нальет тебе — вылей!
Если мудрый нальет тебе яду — прими!

К мудрым нужно прислушиваться.

Лучше кости глодать, чем прельститься сластями
За столом у мерзавцев, имеющих власть.

Не стоит поддаваться соблазну, власть — штука мерзкая.

Не искавшему путь вряд ли путь и укажут —
Постучись — и откроются двери к судьбе!

Кто ищет, тот всегда найдет!

Один не разберет, чем пахнут розы…
Другой из горьких трав добудет мед…

Кому-то мелочь дашь, навек запомнит…
Кому-то жизнь отдашь, а он и не поймет…

Все люди разные, здесь спору нет.

Творчество Омара Хайама наполнено смыслами. Все изречения великого мыслителя и поэта заставляют задуматься и переосмыслить жизнь.

Жизнь – это миг. Цени его, пока жив, черпая вдохновение. Жизнь – только твое творение. Как запряжешь, так и поедешь.

Всегда говори кратко – только суть. Такова беседа настоящего мужчины. Пара ушей – одинокий язык. Два раза внимай и слушай – рот открывай лишь раз. – Омар Хайям

Налей, не жалей мне текучего огня, плесни в бокал рубиновых искр, массивный кубок подай мне, наполни емкость радостью играющих огней.

Звезды украсили наш небосклон. Сияют на небе, встревожили покой и сон. Мы в ожидании тысяч персон. Стол сервирован, но мертвый сезон.

Признаешь чужое превосходство, значит – взрослый муж. Коль хозяин истинный своим поступкам и обещаниям, значит – вдвойне мужчина. В унижении слабого, нет чести и славы. Если сострадаешь в несчастье, помогаешь в беде – тоже достоин признания и уважения. О. Хайям

Себя ублажить и удовлетворить без последствий и разочарований не удавалось, к счастью, пока ни кому и никогда.

Источник радости и море скорби – это люди. Как и емкость скверны, и прозрачный родник. Человек отражается в тысяче зеркал – он меняет личину, как хамелеон, одновременно являясь ничтожеством и безмерно великим.

Продолжение цитат Омара Хайяма читайте на страницах:

Не искавшему путь вряд ли путь и укажут — Постучись — и откроются двери к судьбе!

Страсть не может с глубокой любовью дружить, если сможет, то вместе недолго им быть.

Если подлый лекарство нальет тебе — вылей! Если мудрый нальет тебе яду — прими!

Упавший духом гибнет раньше срока.

Никто не лицезрел ни рая, ни геенны; вернулся ль кто оттуда в мир наш тленный? Но эти призраки бесплодные для нас и страхов и надежд источник неизменный.

ревозносить себя, Да так ли ты велик и мудр? – сумей спросить себя. Примером служат пусть глаза – огромный видя мир, Они не ропщут от того, что им не зрить себя.

Меняем реки, страны, города. Иные двери. Новые года. А никуда нам от себя не деться, а если деться – только в никуда.

Не рождается зло от добра и обратно. Различать их нам взгляд человеческий дан!

Я научу тебя, как всем прийтись по нраву, улыбки расточай налево и направо, евреев, мусульман и христиан хвали – и добрую себе приобретешь ты славу.

Страсть не может с глубокой любовью дружить, Если сможет, то вместе недолго им быть.

Благородство страданием, друг, рождено, стать жемчужиной – всякой ли капле дано? Можешь всё потерять, сбереги только душу, – чаша снова наполнится, было б вино.

Не искавшему путь вряд ли путь и укажут – постучись – и откроются двери к судьбе!

От притворной любви – утоления нет, Как ни светит гнилушка – горения нет. Днём и ночью влюблённому нету покоя, Месяцами минуты забвения нет!

Ты, всевышний, по-моему, жаден и стар. Ты наносишь рабу за ударом удар. Рай – награда безгрешным за их послушанье. Дал бы что-нибудь мне не в награду, а в дар!

Саки! Любуюсь я рассветом скоротечным, я радуюсь любым мгновениям беспечным. Коль за ночь выпили не все вино, налей. “Сегодня” – славный миг! А “завтра” будет… вечным.

Хоть мудрец – не скупец и не копит добра, Плохо в мире и мудрому без серебра. Под забором фиалка от нищенства никнет, А богатая роза красна и щедра!

Не жалуйся на боль – вот лучшее лекарство.

Растить в душе побег уныния – преступление.

Из тех, что мир прошли и вдоль и поперек, из тех, кого Творец на поиски обрек, нашел ли хоть один хоть что-нибудь такое, чего не знали мы и что пошло нам впрок?

Ты лучше голодай, чем что попало есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Все, что видим мы, – видимость только одна. Далеко от поверхности мира до дна. Полагай несущественным явное в мире, ибо тайная сущность вещей – не видна.

Жизнь – пустыня, по ней мы бредем нагишом. смертный, полный гордыни, ты просто смешон!

Тот усердствует слишком, кричит: “Это – я!” В кошельке золотишком бренчит: “Это – я!” Но едва лишь успеет наладить делишки – Смерть в окно к хвастунишке стучит: “Это – я!”.

Ты скажешь: эта жизнь – одно мгновенье. Её цени, в ней черпай вдохновенье. Как проведёшь её, так и пройдёт, не забывай: она – твоё творенье.

Если мельницу, баню, роскошный дворец Получает в подарок дурак и подлец, А достойный идет в кабалу из-за хлеба – Мне плевать на твою справедливость, творец!

Лучше кости глодать, чем прельститься сластями за столом у мерзавцев, имеющих власть.

Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже. Мы такие, какими нас создал Аллах!

С людьми ты тайной не делись своей, ведь ты не знаешь, кто из них подлей. Как сам ты поступаешь с Божьей тварью, того же жди себе и от людей.

Лучше пить и веселых красавиц ласкать, чем в постах и молитвах спасенья искать. Если место в аду для влюбленных и пьяниц, то кого же прикажете в рай допускать?

Трудно замыслы бога постичь, старина. Нет у этого неба ни верха, ни дна. Сядь в укромном углу и довольствуйся малым: лишь бы сцена была хоть немного видна!

В божий храм не пускайте меня на порог. Я – безбожник. Таким сотворил меня бог. Я подобен блуднице, чья вера – порок. Рады б грешники в рай – да не знают дорог.

Знай: в любовном жару – ледяным надо быть. На сановном пиру – нехмельным надо быть.

Один не разберет чем пахнут розы. Другой из горьких трав добудет мед. Дай хлеба одному – на век запомнит. Другому жизнь пожертвуй – не поймет…

Общаясь с дураком, не оберёшься срама, поэтому совет ты выслушай Хайяма: яд, мудрецом тебе предложенный, прими, из рук же дурака не принимай бальзама.

Человек – это истина мира, венец, знает это не каждый, а только мудрец.

В этой тленной Вселенной в положенный срок превращаются в прах человек и цветок, кабы прах испарялся у нас из под ног – с неба лился б на землю кровавый поток.

Не пристало хороших людей обижать, не пристало, как хищник в пустыне, рычать. Не умно похваляться добытым богатством, не пристало за званья себя почитать!

Тот, кто с юности верует в собственный ум, стал в погоне за истиной сух и угрюм. Притязающий с детства на знание жизни, виноградом не став, превратился в изюм.

Если подлый лекарство нальет тебе – вылей! Если мудрый нальет тебе яду – прими!

Вино запрещено, но есть четыре “но”:
Смотря кто, с кем, когда и в меру ль пьет вино.
При соблюдении сих четырех условий
Всем здравомыслящим вино разрешено.

Не ставь ты дураку хмельного угощенья,
Чтоб оградить себя от чувства отвращенья:
Напившись, криками он спать тебе не даст,
А утром надоест, прося за то прощенья.

Не смотри, что иной выше всех по уму,
А смотри, верен слову ли он своему.
Если он своих слов не бросает на ветер –
Нет цены, как ты сам понимаешь, ему.

Коль хочешь, подскажу, как в жизни клад искать,
Средь бедствий мировых душевный лад искать:
Лишь надо от вина ничем не отвлекаться,
Лишь наслаждение весь век подряд искать.

Один всегда постыден труд

Так как собственной смерти отсрочить нельзя,
Так как свыше указана смертным стезя,
Так как вечные вещи не слепишь из воска –
То и плакать об этом не стоит, друзья!

Величие мира всегда находится в соответствии с величием духа, смотрящего на него. Добрый находит здесь на земле свой рай, злой имеет уже здесь свой ад.

Часть людей обольщается жизнью земной,
Часть — в мечтах обращается к жизни иной.
Смерть — стена. И при жизни никто не узнает
Высшей истины, скрытой за этой стеной.

Все пройдет – и надежды зерно не взойдет,
Все, что ты накопил, – ни за грош пропадет:
Если ты не поделишься вовремя с другом –
Все твое достоянье врагу отойдёт

Смерти я не страшусь, на судьбу не ропщу,
Утешенья в надежде на рай не ищу.
Душу вечную, данную мне ненадолго,
Я без жалоб в положенный час возвращу.

Ведь совсем неважно – от чего умрёшь,
Ведь куда важней – для чего родился.

Земля в конце времен рассыпаться должна.
Гляжу в грядущее и вижу, что она,
Недолговечная, не даст плодов нам…
Кроме Прекрасных юных лиц и алого вина.

Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже.
Мы такие, какими нас создал Аллах!

Благородство и подлость, отвага и страх —
Все с рожденья заложено в наших телах.

Если ты не поделишься вовремя с другом —
Все твое состоянье врагу отойдет.

В этом мире любовь — украшенье людей,
Быть лишенным любви — это быть без друзей.
Тот, чье сердце к напитку любви не прильнуло,
Тот — осел, хоть не носит ослиных ушей!

Если б мне всемогущество было дано –
Я бы небо такое низринул давно
И воздвиг бы другое, разумное небо
Чтобы только достойных любило оно.

Все, что видим мы, – видимость только одна.
Далеко от поверхности мира до дна.
Полагай несущественным явное в мире,
Ибо тайная сущность вещей – не видна.

Ты, Всевышний, по-моему, жаден и стар.
Ты наносишь рабу за ударом удар.
Рай — награда безгрешным за их послушанье.
Дал бы что-нибудь мне не в награду, а в дар!

Ты не очень-то щедр, всемогущий Творец:
Сколько в мире тобою разбитых сердец!
Губ рубиновых, мускусных локонов сколько
Ты, как скряга, упрятал в бездонный ларец!

Один не разберет чем пахнут розы. Другой из горьких трав добудет мед. Дай хлеба одному – на век запомнит. Другому жизнь пожертвуй – не
поймет…

В день завтрашний нельзя сегодня заглянуть,
Одна лишь мысль о нем стесняет мукой грудь.
Кто знает, много ль дней тебе прожить осталось?
Не трать их попусту, благоразумен будь.

Вода… Я пил её однажды. Она не утоляет жажды

Смысла нет перед будущим дверь запирать,
Смысла нет между злом и добром выбирать.
Небо мечет вслепую игральные кости —
Все, что выпало, надо успеть проиграть!

Не завидуй тому, кто сильней и богат, за рассветом всегда наступает закат, с этой жизнью-короткою, равною вздоху, обращайся как с данной
тебе на прокат.

Я мир сравнил бы с шахматной доской-
то день, то ночь, а пешки мы с тобой.
Подвигают тихонько и побили
и в темный ящик сунут на покой!

Не оплакивай смертный вчерашних потерь … День сегодняшний, завтрашней меркой не мерь… Ни былой, ни грядущей минуте не верь… Верь минуте
текущей — будь счастлив теперь…

Меняем реки, страны, города. Иные двери. Новые года. А никуда нам от себя не деться, а если деться — только в никуда.

Бог дает, Бог берет — вот и весь тебе сказ.
Что к чему — остается загадкой для нас.
Сколько жить, сколько пить — отмеряют
на глаз, да и то норовят не долить каждый раз.

Свою слепить бы жизнь из самых умных дел
Там не додумался, тут вовсе не сумел.
Но Время — вот у нас учитель расторопный!
Как подзатыльник даст, ты малость поумнел.

Океан, состоящий из капель, велик.
Из пылинок слагается материк.
Твой приход и уход не имеет значенья.
Просто муха в окно залетела на миг…

Кто урод, кто красавец — не ведает страсть,
В ад согласен безумец влюбленный попасть.
Безразлично влюбленным, во что одеваться,
Что на землю стелить, что под голову класть!

Лучше пасть в нищету, голодать или красть,
Чем в число блюдолизов презренных попасть.
Лучше кости глодать, чем прельститься сластями
За столом у мерзавцев, имеющих власть.

Будь проще к людям. Хочешь быть мудрей —
Не делай больно мудростью своей.

Имей друзей поменьше, не расширяй их круг.
И помни: лучше близких, вдали живущий друг.
Окинь спокойным взором всех, кто сидит вокруг.
В ком видел ты опору, врага увидишь вдруг.

Общаясь с дураком, не оберешься срама.
Поэтому совет ты выслушай Хайяма:
Яд, мудрецом тебе предложенный, прими,
Из рук же дурака не принимай бальзама.

Показывать можно только зрячим.
Петь песню — только тем, кто слышит.
Дари себя тому, кто будет благодарен,
Кто понимает, любит и ценит.

И с другом и с врагом ты должен быть хорош! Кто по натуре добр, в том злобы не найдешь. Обидишь друга — наживешь врага ты, Врага обнимешь — друга обретешь.

В этом мире неверном не будь дураком: Полагаться не вздумай на тех, кто кругом. Твердым оком взгляни на ближайшего друга -Друг, возможно, окажется злейшим врагом.

Прошло уже много веков, а рубаи про любовь, ученого, а также философа Омара Хайяма у многих на устах. Цитаты о любви к женщине, афоризмы из его маленьких четверостиший довольно часто выставляются как статусы в соцсети, так как несут глубокий смысл, мудрость веков.

Стоит отметить, что Омар Хайям вошел в историю, прежде всего, как ученый, который сделал ряд важных научных открытий, тем самым ушел далеко вперед своего времени.

Видя статусы, взятые из творчества великого азербайджанского философа, можно уловить некий пессимистичный настрой, но глубоко анализируя слова, а также фразы, улавливается скрытый подтекст цитаты, можно увидеть горячую глубокую любовь к жизни. Всего несколько строчек могут донести явный протест против несовершенства окружающего мира, таким образом, статусы могут указать на жизненную позицию выставившего их человека.

Стихи известного философа, описывающие любовь к женщине и, собственно, к самой жизни, можно без особого труда найти во всемирной паутине. Крылатые высказывания, афоризмы, а также фразы в картинках несут веков, в них так тонко прослеживаются раздумья о смысле жизни, предназначении человека на Земле.

Книга Омар Хайям «Рубаи о любви» – это емкое сочетание мудрости, лукавости, а также утонченного юмора. Во многих четверостишиях можно читать не только о высоких чувствах к женщине, но и суждения о Боге, высказывания о вине, смысле жизни. Все это неспроста. Древнейший мыслитель мастерски отшлифовал каждую строку четверостишия, словно искусный ювелир отшлифовывает грани драгоценного камня. Но как сочетаются высокие слова о верности и чувствах к женщине со строками о вине, ведь Коран на то время строго запрещал употреблять вино?

В стихах Омара Хайяма пьющая личность являлась своеобразным символом свободы, в рубаях четко прослеживается отхождение от установленных рамок – религиозных канонов. Строки мыслителя о жизни несут тонкий подтекст, вот почему мудрые цитаты, а также фразы актуальны и по сей день.

Омар Хайям не воспринимал свою поэзию всерьез, скорее всего рубаи писались для души, позволяли немного отвлечься от научных трудов, взглянуть на жизнь по-философски. Цитаты, а также фразы из рубаи, говорящие про любовь, превратились в афоризмы, крылатые высказывания и по прошествии многих веков продолжают жить, об этом свидетельствуют статусы в соцсетях. Но поэт вовсе не жаждал такой славы, ведь его призванием были точные науки: астрономия и математика.

В скрытом смысле стихотворных строк таджико-персидского поэта человек считается высшей ценностью, основной целью пребывания в этом мире, по его мнению, является обретение собственного счастья. Вот почему стихи Омара Хайяма содержат так много рассуждений о верности, дружбе, отношениях мужчин к женщине. Поэт протестует против эгоизма, богатства и власти, об этом говорят емкие цитаты и фразы из его произведений.

Мудрые строки, которые со временем превратились в крылатые высказывания, советуют как мужчине, так и женщине найти любовь всей жизни, вглядеться во внутренний мир, поискать невидимый другим свет и таким образом понять смысл своего существования на Земле.

Богатством человека является его духовный мир. Мудрые мысли, цитаты, а также фразы философа не стареют с веками, а скорее наполняются новым смыслом, вот почему их довольно часто используют как статусы соцсетей.

Омар Хайям выступает гуманистом, он воспринимает человека вместе с его душевными ценностями как нечто ценное. Он побуждает получать удовольствие от жизни, обрести любовь, получать наслаждение от каждой прожитой минуты. Своеобразный стиль изложения позволяет поэту выражать то, что невозможно передать открытым текстом.

Статусы из соцсетей дают понятие о мыслях и ценностях человека, даже не видя его ни разу. Мудрые строки, цитаты и фразы говорят о тонкой душевной организации человека, выставившего их как статусы. Афоризмы о верности, говорят о том, что обрести любовь – огромная награда от Бога, ее необходимо ценить, трепетно относится как женщине, так и мужчине на протяжении всей жизни.

© ООО «Издательство АСТ», 2016

* * *

* * *

Без хмеля и улыбок – что за жизнь?
Без сладких звуков флейты – что за жизнь?
Все, что на солнце видишь, – стоит мало.
Но на пиру в огнях светла и жизнь!

* * *

Один припев у Мудрости моей:
«Жизнь коротка, – так дай же волю ей!
Умно бывает подстригать деревья,
Но обкорнать себя – куда глупей!»

* * *

Живи, безумец!.. Трать, пока богат!
Ведь ты же сам – не драгоценный клад.
И не мечтай – не сговорятся воры
Тебя из гроба вытащить назад!

* * *

Ты обойден наградой? Позабудь.
Дни вереницей мчатся? Позабудь.
Небрежен Ветер: в вечной Книге Жизни
Мог и не той страницей шевельнуть…

* * *

Что там, за ветхой занавеской Тьмы
В гаданиях запутались умы.
Когда же с треском рухнет занавеска,
Увидим все, как ошибались мы.

* * *

Мир я сравнил бы с шахматной доской:
То день, то ночь… А пешки? – мы с тобой.
Подвигают, притиснут – и побили.
И в темный ящик сунут на покой.

* * *

Мир с пегой клячей можно бы сравнить,
А этот всадник, – кем он может быть?
«Ни в день, ни в ночь, – он ни во что не верит!»
– А где же силы он берет, чтоб жить?

* * *

Умчалась Юность – беглая весна —
К подземным царствам в ореоле сна,
Как чудо-птица, с ласковым коварством,
Вилась, сияла здесь – и не видна…

* * *

Мечтанья прах! Им места в мире нет.
А если б даже сбылся юный бред?
Что, если б выпал снег в пустыне знойной?
Час или два лучей – и снега нет!

* * *

«Мир громоздит такие горы зол!
Их вечный гнет над сердцем так тяжел!»
Но если б ты разрыл их! Сколько чудных,
Сияющих алмазов ты б нашел!

* * *

Проходит жизнь – летучий караван.
Привал недолог… Полон ли стакан?
Красавица, ко мне! Опустит полог
Над сонным счастьем дремлющий туман.

* * *

В одном соблазне юном – чувствуй все!
В одном напеве струнном – слушай все!
Не уходи в темнеющие дали:
Живи в короткой яркой полосе.

* * *

Добро и зло враждуют: мир в огне.
А что же небо? Небо – в стороне.
Проклятия и яростные гимны
Не долетают к синей вышине.

* * *

На блестку дней, зажатую в руке,
Не купишь Тайны где-то вдалеке.
А тут – и ложь на волосок от Правды,
И жизнь твоя – сама на волоске.

* * *

Мгновеньями Он виден, чаще скрыт.
За нашей жизнью пристально следит.
Бог нашей драмой коротает вечность!
Сам сочиняет, ставит и глядит.

* * *

Хотя стройнее тополя мой стан,
Хотя и щеки – огненный тюльпан,
Но для чего художник своенравный
Ввел тень мою в свой пестрый балаган?

* * *

Подвижники изнемогли от дум.
А тайны те же сушат мудрый ум.
Нам, неучам, – сок винограда свежий,
А им, великим, – высохший изюм!

* * *

Что мне блаженства райские – «потом»?
Прошу сейчас, наличными, вином…
В кредит – не верю! И на что мне Слава:
Под самым ухом – барабанный гром?!

* * *

Вино не только друг. Вино – мудрец:
С ним разнотолкам, ересям – конец!
Вино – алхимик: превращает разом
В пыль золотую жизненный свинец.

* * *

Как перед светлым, царственным вождем,
Как перед алым, огненным мечом —
Теней и страхов черная зараза —
Орда врагов, бежит перед вином!

* * *

Вина! – Другого я и не прошу.
Любви! – Другого я и не прошу.
«А небеса дадут тебе прощенье?»
Не предлагают, – я и не прошу.

* * *

Ты опьянел – и радуйся, Хайям!
Ты победил – и радуйся. Хайям!
Придет Ничто – прикончит эти бредни…
Еще ты жив – и радуйся, Хайям.

* * *

В словах Корана многое умно,
Но учит той же мудрости вино.
На каждом кубке – жизненная пропись:
«Прильни устами – и увидишь дно!»

* * *

Я у вина – что ива у ручья:
Поит мой корень пенная струя.
Так Бог судил! О чем-нибудь он думал?
И брось я пить, – его подвел бы я!

* * *

Блеск диадемы, шелковый тюрбан,
Я все отдам, – и власть твою, султан,
Отдам святошу с четками в придачу
За звуки флейты и… еще стакан!

* * *

В учености – ни смысла, ни границ.
Откроет больше тайный взмах ресниц.
Пей! Книга Жизни кончится печально.
Укрась вином мелькание границ!

* * *

Все царства мира – за стакан вина!
Всю мудрость книг – за остроту вина!
Все почести – за блеск и бархат винный!
Всю музыку – за бульканье вина!

* * *

Прах мудрецов – уныл, мой юный друг.
Развеяна их жизнь, мой юный друг.
«Но нам звучат их гордые уроки!»
А это ветер слов, мой юный друг.

* * *

Все ароматы жадно я вдыхал,
Пил все лучи. А женщин всех желал.
Что жизнь? – Ручей земной блеснул на солнце
И где-то в черной трещине пропал.

* * *

Для раненой любви вина готовь!
Мускатного и алого, как кровь.
Залей пожар, бессонный, затаенный,
И в струнный шелк запутай душу вновь.

* * *

В том не любовь, кто буйством не томим,
В том хворостинок отсырелых дым.
Любовь – костер, пылающий, бессонный…
Влюбленный ранен. Он – неисцелим!

* * *

До щек ее добраться – нежных роз?
Сначала в сердце тысячи заноз!
Так гребень: в зубья мелкие изрежут,
Чтоб слаще плавал в роскоши волос!

* * *

Пока хоть искры ветер не унес, —
Воспламеняй ее весельем лоз!
Пока хоть тень осталась прежней силы, —
Распутывай узлы душистых кос!

* * *

Ты – воин с сетью: уловляй сердца!
Кувшин вина – и в тень у деревца.
Ручей поет: «Умрешь и станешь глиной.
Дан ненадолго лунный блеск лица».

* * *

«Не пей, Хайям!» Ну, как им объяснить,
Что в темноте я не согласен жить!
А блеск вина и взор лукавый милой —
Вот два блестящих повода, чтоб пить!

* * *

Мне говорят: «Хайям, не пей вина!»
А как же быть? Лишь пьяному слышна
Речь гиацинта нежная тюльпану,
Которой мне не говорит она!

* * *

Развеселись!.. В плен не поймать ручья?
Зато ласкает беглая струя!
Нет в женщинах и в жизни постоянства?
Зато бывает очередь твоя!

* * *

Любовь вначале – ласкова всегда.
В воспоминаньях – ласкова всегда.
А любишь – боль! И с жадностью друг друга
Терзаем мы и мучаем – всегда.

* * *

Шиповник алый нежен? Ты – нежней.
Китайский идол пышен? Ты – пышней.
Слаб шахматный король пред королевой?
Но я, глупец, перед тобой слабей!

* * *

Любви несем мы жизнь – последний дар?
Над сердцем близко занесен удар.
Но и за миг до гибели – дай губы,
О, сладостная чаша нежных чар!

* * *

«Наш мир – аллея молодая роз,
Хор соловьев и болтовня стрекоз».
А осенью? «Безмолвие и звезды,
И мрак твоих распушенных волос…»

* * *

«Стихий – четыре. Чувств как будто пять,
И сто загадок». Стоит ли считать?
Сыграй на лютне, – говор лютни сладок:
В нем ветер жизни – мастер опьянять…

* * *

В небесном кубке – хмель воздушных роз.
Разбей стекло тщеславно-мелких грез!
К чему тревоги, почести, мечтанья?
Звон тихий струн… и нежный шелк волос…

* * *

Не ты один несчастлив. Не гневи
Упорством Неба. Силы обнови
На молодой груди, упруго нежной…
Найдешь восторг. И не ищи любви.

* * *

Я снова молод. Алое вино,
Дай радости душе! А заодно
Дай горечи и терпкой, и душистой…
Жизнь – горькое и пьяное вино!

* * *

Сегодня оргия, – c моей женой,
Бесплодной дочкой Мудрости пустой,
Я развожусь! Друзья, и я в восторге,
И я женюсь на дочке лоз простой…

* * *

Не видели Венера и Луна
Земного блеска сладостней вина.
Продать вино? Хоть золото и веско, —
Ошибка бедных продавцов ясна.

* * *

Рубин огромный солнца засиял
В моем вине: заря! Возьми сандал:
Один кусок – певучей лютней сделай,
Другой – зажги, чтоб мир благоухал.

* * *

«Слаб человек – судьбы неверный раб,
Изобличенный я бесстыдный раб!»
Особенно в любви. Я сам, я первый
Всегда неверен и ко многим слаб.

* * *

Сковал нам руки темный обруч дней —
Дней без вина, без помыслов о ней…
Скупое время и за них взимает
Всю цену полных, настоящих дней!

* * *

На тайну жизни – где б хотя намек?
В ночных скитаньях – где хоть огонек?
Под колесом, в неугасимой пытке
Сгорают души. Где же хоть дымок?

* * *

Как мир хорош, как свеж огонь денниц!
И нет Творца, пред кем упасть бы ниц.
Но розы льнут, восторгом манят губы…
Не трогай лютни: будем слушать птиц.

* * *

Пируй! Опять настроишься на лад.
Что забегать вперед или назад! —
На празднике свободы тесен разум:
Он – наш тюремный будничный халат.

* * *

Пустое счастье – выскочка, не друг!
Вот с молодым вином – я старый друг!
Люблю погладить благородный кубок:
В нем кровь кипит. В нем чувствуется друг.

* * *

Жил пьяница. Вина кувшинов семь
В него влезало. Так казалось всем.
И сам он был – пустой кувшин из глины…
На днях разбился… Вдребезги! Совсем!

* * *

Дни – волны рек в минутном серебре,
Песка пустыни в тающей игре.
Живи Сегодня. А Вчера и Завтра
Не так нужны в земном календаре.

* * *

Как жутко звездной ночью! Сам не свой.
Дрожишь, затерян в бездне мировой.
А звезды в буйном головокруженье
Несутся мимо, в вечность, по кривой…

* * *

Осенний дождь посеял капли в сад.
Взошли цветы. Пестреют и горят.
Но в чашу лилий брызни алым хмелем —
Как синий дым магнолий аромат…

* * *

Я стар. Любовь моя к тебе – дурман.
С утра вином из фиников я пьян.
Где роза дней? Ощипана жестоко.
Унижен я любовью, жизнью пьян!

* * *

Что жизнь? Базар… Там друга не ищи.
Что жизнь? Ушиб… Лекарства не ищи.
Сам не меняйся. Людям улыбайся.
Но у людей улыбок – не ищи.

* * *

Из горлышка кувшина на столе
Льет кровь вина. И все в ее тепле:
Правдивость, ласка, преданная дружба —
Единственная дружба на земле!

* * *

Друзей поменьше! Сам день ото дня
Туши пустые искорки огня.
А руку жмешь, – всегда подумай молча:
«Ох, замахнутся ею на меня!..»

* * *

«В честь солнца – кубок, алый наш тюльпан!
В честь алых губ – и он любовью пьян!»
Пируй, веселый! Жизнь – кулак тяжелый:
Всех опрокинет замертво в туман.

* * *

Смеялась роза: «Милый ветерок
Сорвал мой шелк, раскрыл мой кошелек,
И всю казну тычинок золотую,
Смотрите, – вольно кинул на песок».

* * *

Гнев розы: «Как, меня – царицу роз —
Возьмет торгаш и жар душистых слез
Из сердца выжжет злою болью?!» Тайна!..
Пой, соловей! «День смеха – годы слез».

* * *

Завел я грядку Мудрости в саду.
Ее лелеял, поливал – и жду…
Подходит жатва, а из грядки голос:
«Дождем пришла и ветерком уйду».

* * *

Я спрашиваю: «Чем я обладал?
Что впереди?.. Метался, бушевал…
А станешь прахом, и промолвят люди:
«Пожар короткий где-то отпылал».

* * *

– Что песня, кубки, ласки без тепла? —
– Игрушки, мусор детского угла.
– А что молитвы, подвиги и жертвы?
– Сожженная и дряхлая зола.

* * *

Ночь. Ночь кругом. Изрой ее, взволнуй!
Тюрьма!.. Все он, ваш первый поцелуй,
Адам и Ева: дал нам жизнь и горечь,
Злой это был и хищный поцелуй.

* * *

– Как надрывался на заре петух!
– Он видел ясно: звезд огонь потух.
И ночь, как жизнь твоя, прошла напрасно.
А ты проспал. И знать не знаешь – глух.

* * *

Сказала рыба: «Скоро ль поплывем?
В арыке жутко – тесный водоем».
– Вот как зажарят нас, – сказала утка, —
Так все равно: хоть море будь кругом!»

* * *

«Из края в край мы к смерти держим путь.
Из края смерти нам не повернуть».
Смотри же: в здешнем караван-сарае
Своей любви случайно не забудь!

* * *

«Я побывал на самом дне глубин.
Взлетал к Сатурну. Нет таких кручин,
Таких сетей, чтоб я не мог распутать…»
Есть! Темный узел смерти. Он один!

* * *

«Предстанет Смерть и скосит наяву,
Безмолвных дней увядшую траву…»
Кувшин из праха моего слепите:
Я освежусь вином – и оживу.

* * *

Гончар. Кругом в базарный день шумят…
Он топчет глину, целый день подряд.
А та угасшим голосом лепечет:
«Брат, пожалей, опомнись – ты мой брат!..»

* * *

Сосуд из глины влагой разволнуй:
Услышишь лепет губ, не только струй.
Чей это прах? Целую край – и вздрогнул:
Почудилось – мне отдан поцелуй.

* * *

Нет гончара. Один я в мастерской.
Две тысячи кувшинов предо мной.
И шепчутся: «Предстанем незнакомцу
На миг толпой разряженной людской».

* * *

Кем эта ваза нежная была?
Вздыхателем! Печальна и светла.
А ручки вазы? Гибкою рукою
Она, как прежде, шею обвила.

* * *

Что алый мак? Кровь брызнула струей
Из ран султана, взятого землей.
А в гиацинте – из земли пробился
И вновь завился локон молодой.

* * *

Над зеркалом ручья дрожит цветок;
В нем женский прах: знакомый стебелек.
Не мни тюльпанов зелени прибрежной:
И в них – румянец нежный и упрек…

* * *

Сияли зори людям – и до нас!
Текли дугою звезды – и до нас!
В комочке праха сером, под ногою
Ты раздавил сиявший юный глаз.

* * *

Светает. Гаснут поздние огни.
Зажглись надежды. Так всегда, все дни!
А свечереет – вновь зажгутся свечи,
И гаснут в сердце поздние огни.

* * *

Вовлечь бы в тайный заговор Любовь!
Обнять весь мир, поднять к тебе Любовь,
Чтоб, с высоты упавший, мир разбился,
Чтоб из обломков лучшим встал он вновь!

* * *

Бог – в жилах дней. Вся жизнь —
Его игра. Из ртути он – живого серебра.
Блеснет луной, засеребрится рыбкой…
Он – гибкий весь, и смерть – Его игра.

* * *

Прощалась капля с морем – вся в слезах!
Смеялось вольно Море – все в лучах!
«Взлетай на небо, упадай на землю, —
Конец один: опять – в моих волнах».

* * *

Сомненье, вера, пыл живых страстей —
Игра воздушных мыльных пузырей:
Тот радугой блеснул, а этот – серый…
И разлетятся все! Вот жизнь людей.

* * *

Один – бегущим доверяет дням,
Другой – туманным завтрашним мечтам,
А муэдзин вещает с башни мрака:
«Глупцы! Не здесь награда, и не там!»

* * *

Вообрази себя столпом наук,
Старайся вбить, чтоб зацепиться, крюк
В провалы двух пучин – Вчера и Завтра…
А лучше – пей! Не трать пустых потуг.

* * *

Влек и меня ученых ореол.
Я смолоду их слушал, споры вел,
Сидел у них… Но той же самой дверью
Я выходил, которой и вошел.

* * *

Таинственное чудо: «Ты во мне».
Оно во тьме дано, как светоч, мне.
Брожу за ним и вечно спотыкаюсь:
Само слепое наше «Ты во мне».

* * *

Как будто был к дверям подобран ключ.
Как будто был в тумане яркий луч.
Про «Я» и «Ты» звучало откровенье…
Мгновенье – мрак! И в бездну канул ключ!

* * *

Как! Золотом заслуг платить за сор —
За эту жизнь? Навязан договор,
Должник обманут, слаб… А в суд потянут
Без разговоров. Ловкий кредитор!

* * *

Чужой стряпни вдыхать всемирный чад?!
Класть на прорехи жизни сто заплат?!
Платить убытки по счетам Вселенной?!
– Нет! Я не так усерден и богат!

* * *

Во-первых, жизнь мне дали, не спросясь.
Потом – невязка в чувствах началась.
Теперь же гонят вон… Уйду! Согласен!
Но замысел неясен: где же связь?

* * *

Ловушки, ямы на моем пути.
Их Бог расставил. И велел идти.
И все предвидел. И меня оставил.
И судит тот, кто не хотел спасти!

* * *

Наполнив жизнь соблазном ярких дней,
Наполнив душу пламенем страстей,
Бог отреченья требует: вот чаша —
Она полна: нагни – и не пролей!

* * *

Ты наше сердце в грязный ком вложил.
Ты в рай змею коварную впустил.
И человеку – Ты же обвинитель?
Скорей проси, чтоб он Тебя простил!

* * *

Ты налетел, Господь, как ураган:
Мне в рот горсть пыли бросил, мой стакан
Перевернул и хмель бесценный пролил…
Да кто из нас двоих сегодня пьян?

* * *

Я суеверно идолов любил.
Но лгут они. Ничьих не хватит сил…
Я продал имя доброе за песню,
И в мелкой кружке славу утопил.

* * *

Казнись, и душу Вечности готовь,
Давай зароки, отвергай любовь.
А там весна! Придет и вынет розы.
И покаянья плащ разорван вновь!

* * *

Все радости желанные – срывай!
Пошире кубок Счастью подставляй!
Твоих лишений Небо не оценит.
Так лейтесь, вина, песни, через край!

* * *

Монастырей, мечетей, синагог
И в них трусишек много видел Бог.
Но нет в сердцах, освобожденных солнцем,
Дурных семян: невольничьих тревог.

* * *

Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой.
Не в жажде чуда я и не с мольбой:
Когда-то коврик я стянул отсюда,
А он истерся. Надо бы другой…

* * *

Будь вольнодумцем! Помни наш зарок:
«Святоша – узок, лицемер – жесток».
Звучит упрямо проповедь Хайяма:
«Разбойничай, но сердцем будь широк!»

* * *

Душа вином легка! Неси ей дань:
Кувшин округло-звонкий. И чекань
С любовью кубок: чтобы в нем сияла
И отражалась золотая грань.

* * *

В вине я вижу алый дух огня
И блеск иголок. Чаша для меня
Хрустальная – живой осколок неба.

«Легкой жизни я просил у Бога»

Легкой жизни я просил у Бога:
Посмотри, как мрачно все кругом.
Бог ответил: подожди немного,
Ты еще попросишь о другом.

Вот уже кончается дорога,
С каждым годом тоньше жизни нить. ..
Легкой жизни я просил у Бога,
Легкой смерти надо бы просить.

Иван Тхоржевский, вольный перевод из восточной поэзии, 1940-е

Когда читаешь то немногое, что написано об Иване Тхоржевском, то кажется, что в его биографии смешаны судьбы двух совершенно разных людей. Один — правительственный чиновник, был произведен в действительные статские советники, и камергер, знаток конституций всех стран и народов, скептик и консерватор, автор фундаментального историко-статистического труда «Азиатская Россия». Другой — изысканный поэт-затворник, кабинетный филолог, переводчик с английского, французского, немецкого… Как эти двое уживались в одной душе — постичь невозможно. И еще труднее понять, отчего столь яркая и бурная жизнь была так стремительно унесена волнами забвения, что из всего написанного Иваном Ивановичем Тхоржевским в памяти потомков остались лишь две строчки («Легкой жизни я просил у Бога, // Легкой смерти надо бы просить…») да слабо мерцающее имя автора. Что это — удача или беда: прослыть «поэтом одного стихотворения»?

Родился Иван Тхоржевский в Ростове-на-Дону, детство и отрочество провел в Грузии. Окончив с отличием Тифлисскую гимназию, он поступил на юридический факультет Петербургского университета и сделал стремительную карьеру. Осенью 1905 года Витте привлек 27-летнего юриста к экспертизе новой редакции Основных законов Российской империи. Через год он был назначен Столыпиным помощником начальника переселенческого управления, которое должно было координировать переселение десятков тысяч людей на восток страны. Иван Тхоржевский стал одним из ближайших помощников Столыпина в проведении давно назревшей аграрной реформы, свидетелем его самоотверженности и бесстрашия. Когда после одиннадцатого покушения Столыпин погиб, Тхоржевский посвятил его памяти скорбные и чеканные строки: «Уже забытою порой // Полубезумного шатанья // Вернул он к жизни — твердый строй, // Вернул он власти — обаянье…»

Трудно понять, как при такой занятости Тхоржевский успевал следить за всем, что происходит в мировой литературе, и готовить одну книгу переводов за другой. В 1901 году он дебютирует с книгой французского философского лирика Жана Мари Гюйо. В 1906 году выпускает сборник переводов из Верхарна, Метерлинка и Верлена. В 1908-м в переводах Ивана Тхоржевского выходит в свет Леопарди. В 1911 году в его переводе в России выходят сочинения первого лауреата Нобелевской премии Армана Сюлли-Прюдома. Тхоржевский переводит «Западно-Восточный Диван» Гёте, готовит сборник переводов поэта-аристократа принца Эмиля Шенайх-Каролата. А еще выпускает два сборника собственных стихотворений — в 1908 и 1916-м.

После революции Иван Иванович пережил все этапы Белого движения, вплоть до эвакуации из Крыма. Незадолго до трагического исхода Тхоржевский (находясь в должности управляющего делами Совета министров врангелевского правительства) собрал представителей русских финансово-промышленных кругов, проживавших за границей, чтобы заручиться их поддержкой. Олигархи патриотических слов не жалели, а вот денег на спасение армии и многочисленных беженцев не дали.

В эмиграции Тхоржевский многое сделал для помощи соотечественникам. Одновременно продолжались и его переводческие труды. В 1928 году в переводах Тхоржевского вышли рубаи Омара Хайяма. В 1930-х годах Иван Иванович переводил американскую поэзию и составил антологию «Поэты Америки». В годы Второй мировой войны написал книгу «Русская литература».

Скончался Иван Иванович Тхоржевский 11 марта 1951 года в Париже и был похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

В Советском Союзе о Тхоржевском так ничего бы и не узнали, если бы не две его строчки, обладавшие загадочной силой. Константин Ваншенкин вспоминал: «В 1960-е годы очень многих неожиданно привлекли и задели две строчки: «Легкой жизни я просил у Бога. // Легкой смерти надо бы просить…» Было непонятно, откуда они взялись. Стали говорить, что будто бы Бунин, искали у него — не нашли. Потом появилась версия, что это — перевод. Переводчиком называли Ивана Тхоржевского. Позже некоторые стали утверждать, что он не переводчик, а непосредственно автор. Характерна вспышка чуть ли не всеобщего прочного интереса к этому явившемуся афоризму. Что-то было здесь личное, кровное. Некий толчок, заставляющий по-иному посмотреть вокруг, задуматься…»

Дата

140 лет назад, 19 сентября 1878 года, в Ростове-на-Дону родился поэт и государственный деятель Иван Иванович Тхоржевский.

Дословно

Иван Тхоржевский.
Переводы из Омара Хайяма

Мир — я сравнил бы с шахматной доской:
То день, то ночь. А пешки? Мы с тобой.
Подвигали, притиснут — и побили;
И в темный ящик сунут, на покой.

* * *

Ты обойдён удачей? — Позабудь!
Дни вереницей мчатся; позабудь!
Небрежен ветер: в вечной книге
Жизни
Мог и не той страницей шевельнуть.

Омар Хайям и его «творчество»

Если кого-то спросить: «Вы знаете, кто такой Омар Хайям?» — в большинстве случаев отвечают, что он поэт, автор рубаи. Я осмелюсь не поверить, что эти идиотские, богохульнические четверостишия, так называемые рубаи, писал Омар Хайям. В этих рубаи прославляются, прежде всего, алкоголизм, разврат, мракобесие, наслаждение ничегонеделанием и т. д. и т.п. в таком же духе. Именно этим они и притягивали некоторых людей, которые были рады, что выдающийся ученый, оказывается, писал такие стихи. Другие же считали, что раз Хайям писал такие стихи, то он — богоотступник. Третьи говорили, что Хайям подразумевал совсем другое и все эти стихи имеют символическое значение, другой смысл.

Ученый или поэт?

Эти рубаи печатались и распространялись. Но никто всерьез не задумывался и не проводил научных исследований о происхождении этих стихов, якобы принадлежавших Омару Хайяму. И только в 1956 году увидела свет книга узбекского ученого Абу Насра Мубашшира ат-Тарази «Приподнять завесу над рубаи Омара Хайяма», в которой автор научно доказал, что эти рубаи не принадлежат Омару Хайяму. Ученый провел уникальное научное исследование жизни и деятельности Хайяма, изучил его труды, ознакомился со всеми воспоминаниями современников, которые свидетельствовали, что Омар был богобоязненным человеком, жил, соблюдая все требования ислама, никакого богохульничества не допускал. Самое интересное, никто из современников ученого не говорил о том, что Хайям писал стихи. Основной его деятельностью была не поэзия, а математика, астрономия, философия, медицина.

Омар Хайям был видным человеком. Он жил при султане, общался с эмирами, учеными и другими видными людьми. Если бы он писал эти рубаи, то это не было бы обойдено вниманием людей рядом с ним, они выразили бы свое отношение к его «творчеству».

Тогда кто же, если не Омар Хайям?

Ат-Тарази в своей книге отвечает на этот вопрос. По его мнению, впервые про Омара Хайяма стал писать в 1700 году некто Томас Гайд, британский преподаватель из Оксфорда. После него о нем стали писать Ф. Биргестель и М. Николас.

В 1856 году скромный английский литератор Эдвард Фицджеральд прославился тем, что перевел 70 рубаи и опубликовал их. По поводу этих переводов Фицджеральд в письме своему наставнику Гоулу писал, что он несколько исказил их смысл, но при этом форму стихов сохранил. В его переводах много вольных обработок мотивов и контаминаций, смещены некоторые смысловые акценты, усилена эмоциональная тональность. Однако данные переводы многократно перепечатали и приняли за подлинные рубаи. Их перевели на арабский, урду, турецкий и другие восточные языки мира. Были созданы «клубы Омара Хайяма», в которых царило пьянство и веселое времяпрепровождение. Эти рубаи стали своеобразным лозунгом безбожничества, разврата, вероотступничества и алкоголизма.

До своей смерти скромный литератор Э. Фицджеральд еще не раз успел совершить свой гнусный подвиг — опубликовал три измененных издания в 1868, 1872 и 1879 гг.

Ат-Тарази задается вопросом: если западные поэты бескорыстно увлекались восточной поэзией, то почему они не увлекались творчеством таких выдающихся восточных поэтов, как Фирдоуси, Фахриддин Аттор, Хафиз Шерози, Аттар, Джалал ад-дин Руми, Абдаллах Ансари и др.? Почему именно никому неизвестные рубаи и почему был выбран именно Омар Хайям?

А потому, что тем самым они хотели показать, что такие выдающиеся ученые, как Омар Хайям, не верят в ислам и не соблюдают его. Стало быть, раз такой ученый не верит, то, значит, ислам — это не совсем то, чему нужно верить и следовать.

Утверждали, что Омар Хайям — выдающийся ученый, но вместо публикации его научных трудов печатались не принадлежащие ему рубаи.

Откуда они брали эти рубаи?

Точное количество рубаи до сих пор неизвестно.

Ат-Тарази, основываясь на воспоминаниях современников, пишет, что настоящее имя Омара Хайяма — не Хайям, а Хайями. А Хайям — это псевдоним другого персидского поэта, Алауддина Али ибн Мухаммада ибн Ахмада ибн Халоф ал-Харасани. Не исключено, что рубаи на самом деле могли принадлежать этому персидскому поэту, а приписаны ученому.

Свою точку зрения автор обосновывает тем, что ученый Омар Хайям был другом Низами ал-Мулка, который в свое время вел непримиримую борьбу против вероотступников. Ат-Тарази считает, что вероотступники, дабы скомпрометировать ученого Хайяма, в отместку Низами ал-Мулку могли написать эти рубаи и приписать их ученому.

В подтверждение правоты своих мыслей автор приводит тот факт, что издатели этих рубаи сами признавали, что они были написаны спустя 350 лет после смерти ученого Омара Хайяма. На это явление обращает свое внимание А.Н. Болдырев, который предполагает, что некоторые из подобных четверостиший принадлежат, возможно, к эпохе Омара Хайяма, но написаны вскоре после его смерти. Они были расчетливо внедрены и помечены его именем, являя собой акт непримиримой идеологической борьбы.

Позднее в поддержку Абу Насра Мубашшир ат-Тарази и его книги было опубликовано множество статей таких авторов, как ученый-критик Али Дашти, историки-религиоведы Саид ал-Омудий, Анвар Джунди, Абдуллатиф ал-Жавхарий и др.

В номере каирской газеты «Аль-Ахрам» от 6 декабря 1978 года была опубликована статья, в которой говорилось, что проведенные исследования показали — рукописи рубаи, которые хранятся в Кембриджском университете, не являются подлинными. Рукописи, датировавшиеся 1200 годом, были написаны всего 100 лет назад, т.е. в 1878 году, Кембриджский университет купил их у одного иранца.

Ученый Омар Хайям НЕ ПИСАЛ подобных стихов. Мало кто знает, что он автор трактатов «О доказательствах проблем алгебры», «Об истолковании темных положений у Евклида», «О бытии и долженствовании», «О трудности арифметики» и др.

Сочинение. Размышления о смысле человеческой жизни в рубаях Омара Хайяма

Омар Хайям — уникальный персидский поэт, который творил непревзойденные четверостишья. Его стихами – рубаями — зачитываются, восхищаются и цитируют наизусть. Рубаи имеют глубокий жизненный смысл.  Каждый человек находить в них что-то свое личное. Многие люди выбирают некоторые четверостишья, как «правила», которыми надо руководствоваться по жизни.

Сам Омар Хайям был человеком необыкновенным, образованным и мудрым. Он не только непревзойденный поэт, а и физик, уникальный астроном, математик и прекрасный  философ. Он умел предсказывать по звездам, и еще был неплохим врачом.

В своих четверостишьях Хайям много размышляет о смысле и предназначении человеческой жизни. Он очень метко наблюдал за жизнью, и как результат, делал выводы и дерзкие высказывания, которые оформил в виде замечательных стихов. Философский поэт искренне верил, что человеческой жизнью управляет нечто свыше. И не смотря на это, он мог позволить себе богохульствовать.

Омар Хайям видит человека, как маленькую частицу, крупицу Вселенной. Поэтому он осознает малость и ничтожность человеческой жизни в масштабах бесконечной Вселенной. Основываясь на таком выводе, многие рубаи творца печальны и унылы.

Но существует у поэта множество четверостиший, которые являются жизнеутверждающими. Они несут в себе позитив, любовь к жизни и к самому себе. Философ верит в добро, справедливость и любовь, верить в то, что они всегда побеждают зло. Поэт призывает людей быть веселыми, добрыми, мягкими, искренними и мудрыми.   Ведь эти качества делают смысл человеческой жизни весомым и значимым.

Ученые и литераторы говорят, что Омар Хайям писал свои рубаи для себя лично и для своих родных, друзей, для своих учеников. Я думаю, что все мы, люди нашего времени, тоже являемся учениками великого и непревзойденного творца и учителя. Мне кажется, что через века многие строки обращены к современному человечеству.

Столько смыла, мудрости, наставлений и правды в уникальных четверостишьях Омар Хайяма. Думаю, рубаи Омара Хайяма будут актуальны и востребованы всегда. Ими будут зачитываться, восхищаться и учить наизусть еще многие века.

Омар Хайям. Рубаи | GreyLib: библиотека Хуршида Даврона

    О поэзии Омара Хайяма исследователи судят по-разному. Некоторые считают, что поэтическое творчество было для него просто забавой, которой он предавался в свободное от основных научных занятий время. И все же рубаи Хайяма, не зная ни временных, ни национальных границ, пережили века и династии, дошли до наших дней.

Омар Хайям

РУБАИ

Содержание
• РУБАИ 1-190. Перевел О.Румер
• РУБАИ 191-202. Перевел И.Тхоржевский
• РУБАИ 203-222. Перевел В.Державин
• РУБАИ 223-350. Перевел Г.Плисецкий
• РУБАИ 351-380. Перевел Н.Стрижков
• От составителя. Перевел В.Державин
• Комментарии

________________________________________

1

Вот снова день исчез, как ветра легкий стон,
Из нашей жизни, друг, навеки выпал он.
Но я, покуда жив, тревожиться не стану
О дне, что отошел, и дне, что не рожден.
2

Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?
В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.
Как много чистых душ под колесом лазурным
Сгорает в пепел, в прах, а где, скажите, дым?
3

Лепящий черепа таинственный гончар
Особый проявил к сему искусству дар:
На скатерть бытия он опрокинул чашу
И в ней пылающий зажег страстей пожар.
4

Будь все добро мое кирпич одна, в кружало
Его бы я отнес в обмен на полбокала.
Как завтра проживу? Продам чалму в плащ,
Ведь не святая же Мария их соткала.
5

Гора, вина хлебнув, и то пошла бы в пляс.
Глупец, кто для вина лишь клевету припас.
Ты говоришь, что мы должны вина чураться?
Вздор! Это дивный дух, что оживляет нас.
6

Как надоели мне несносные ханжи!
Вина подай, саки, и, кстати, заложи
Тюрбай мой в кабаке и мой молельный коврик;
Не только на словах я враг всей этой лжи.
7

Благоговейно чтят везде стихи корана,
Но как читают их? Не часто и не рьяно.
Тебя ж, сверкающий вдоль края кубка стих,
Читают вечером, и днем, и утром рано.
8

Дивлюсь тебе, гончар, что ты имеешь дух
Мять глину, бить, давать ей сотни оплеух,
Ведь этот влажный прах трепещущей был плотью.
Покуда жизненный огонь в ней не потух.
9

Знай, в каждом атоме тут, на земле, таится
Дышавший некогда кумир прекраснолицый.
Снимай же бережно пылинку с милых кос:
Прелестных локонов была она частицей.
10

Увы, не много дней нам здесь побыть дано,
Прожить их без любви и без вина — грешно.
Не стоит размышлять, мир этот стар иль молод:
Коль суждено уйти — не все ли нам равно?
11

О, если б, захватив с собой стихов диван
Да в кувшине вина и сунув хлеб в карман,
Мне провести с тобой денек среди развалин, —
Мне позавидовать бы мог любой султан.
12

Будь глух к ученому о боге суесловью,
Целуй кумир, к его прильнувши изголовью.
Покуда кровь твою не пролил злобный рок,
Свой кубок наполняй бесценных гроздий кровью.
13

Кумир мой, вылепил тебя таким гончар,
Что пред тобой луна своих стыдится чар.
Другие к празднику себя пусть украшают,
Ты — праздник украшать собой имеешь дар.
14

Кумир мой — горшая из горьких неудач!
Сам ввергнут, но не мной, в любовный жар и плач.
Увы, надеяться могу ль на исцеленье,
Раз тяжко занемог единственный мой врач?
15

Ты сердце бедное мое, господь, помилуй,
И грудь, которую томит огонь постылый,
И ноги, что всегда несут меня в кабак,
И руку, что сжимать так любит кубок милый.
16

Растить в душе побег унынья — преступленье,
Пока не прочтена вся книга наслажденья.
Лови же радости и жадно пей вино:
Жизнь коротка, увы! Летят ее мгновенья.
17

Скорей вина сюда! Теперь не время сну,
Я славить розами ланит хочу весну.
Но прежде Разуму, докучливому старцу,
Чтоб усыпить его, в лицо вином плесну.
18

День завтрашний — увы! — сокрыт от наших глаз!
Спеши использовать летящий в бездну час.
Пей, луноликая! Как часто будет месяц
Всходить на небосвод, уже не видя нас.
19

Лик розы освежен дыханием весны,
Глаза возлюбленной красой лугов полны,
Сегодня чудный день! Возьми бокал, а думы
О зимней стуже брось: они всегда грустны.
20

Друзья, бокал — рудник текучего рубина,
А хмель — духовная бокала сердцевина.
Вино, что в хрустале горит, — покровом слез
Едва прикрытая кровавая пучина.
21

Спросил у чаши я, прильнув устами к ней:
«Куда ведет меня чреда ночей и дней?»
Не отрывая уст, ответила мне чаша:
«Ах, больше в этот мир ты не вернешься. Пей!»
22

Бокала полного веселый вид мне люб,
Звук арф, что жалобно при том звенит, мне люб,
Ханжа, которому чужда отрада хмеля, —
Когда он за сто верст, горами скрыт, — мне люб.
23

Разумно ль смерти мне страшиться? Только раз
Я ей взгляну в лицо, когда придет мой час.
И стоит ли жалеть, что я — кровавой слизи,
Костей и жил мешок — исчезну вдруг из глаз?
24

Призыв из кабака поднял меня от сна:
«Сюда, беспутные поклонники вина!
Пурпурной влагою скорей наполним чаши,
Покуда мера дней, как чаша, не полна».
25

Ах, сколько, сколько раз, вставая ото сна,
Я обещал, что впредь не буду пить вина,
Но нынче, господи, я не даю зарока:
Могу ли я не пить, когда пришла весна?
26

Смотри: беременна душою плоть бокала,
Как если б лилия чревата розой стала,
Нет, это пригоршня текучего огня
В утробе ясного, как горный ключ, кристалла.
27

Влюбленный на ногах пусть держится едва,
Пусть у него гудит от хмеля голова.
Лишь трезвый человек заботами снедаем,
А пьяному ведь все на свете трын-трава.
28

Мне часто говорят: «Поменьше пей вина!
В том, что ты пьянствуешь, скажи нам, чья вина?»
Лицо возлюбленной моей повинно в этом:
Я не могу не пить, когда со мной она.
29

В бокалы влей вина и песню затяни нам,
Свой голос примешав к стенаньям соловьиным!
Без песни пить нельзя, — ведь иначе вино
Нам разливалось бы без бульканья кувшином.
30

Запрет вина — закон, считающийся с тем,
Кем пьется, в когда, и много ли, и с кем.
Когда соблюдены все эти оговорки,
Пить — признак мудрости, а не порок совсем.
31

Как долго пленными наш быть в тюрьме мирской?
Кто сотню лет иль день велит нам жить с тоской?
Так лей вино в бокал, покуда сам не стал ты
Посудой глиняной в гончарной мастерской.
32

Налей, хоть у тебя уже усталый вид,
Еще вина: оно нам жизнь животворит,
О мальчик, поспеши! Наш мир подобен сказке,
И жизнь твоя, увы, без устали бежит.
33

Пей, ибо скоро в прах ты будешь обращен.
Вез друга, без жены твой долгий будет сон.
Два слова на ухо сейчас тебе шепну я:
«Когда тюльпан увял, расцвесть не может он».
34

Все те, что некогда, шумя, сюда пришли
И обезумели от радостей земли, —
Пригубили вина, потом умолкли сразу
И в лоно вечного забвения легли.
35

Я к гончару зашел: он за комком комок
Клал гляну влажную на круглый свой станок:
Лепил он горлышки и ручки для сосудов
Из царских черепов и из пастушьих ног.
36

Пускай ты прожил жизнь без тяжких мук, — что дальше?
Пускай твой жизненный замкнулся круг, — что дальше?
Пускай, блаженствуя, ты проживешь сто лет
И сотню лет еще, — скажи, мой друг, что дальше?
37

Приход наш и уход загадочны, — их цели
Все мудрецы земли осмыслить не сумели,
Где круга этого начало, где конец,
Откуда мы пришли, куда уйдем отселе?
38

Хоть сотню проживи, хоть десять сотен лет,
Придется все-таки покинуть этот свет,
Будь падишахом ты иль нищим на базаре, —
Цена тебе одна: для смерти санов нет.
39

Ты видел мир, но все, что ты видал, — ничто.
Все то, что говорил ты и слыхал, — ничто.
Итог один, весь век ты просидел ли дома,
Иль из конца в конец мир исшагал, — ничто.
40

От стрел, что мечет смерть, нам не найти щита:
И с нищим, и с царем она равно крута.
Чтоб с наслажденьем жить, живи для наслажденья,
Все прочее — поверь! — одна лишь суета.
41

Где высился чертог в далекие года
И проводила дни султанов череда,
Там ныне горлица сидит среди развалин
И плачет жалобно: «Куда, куда, куда?»
42

Я утро каждое спешу скорей в кабак
В сопровождении товарищей-гуляк.
Коль хочешь, господи, сдружить меня с молитвой,
Мне веру подари, святой податель благ!
43

Моей руке держать кувшин вина — отрада;
Священных свитков ей касаться я не надо:
Я от вина промок; не мне, ханжа сухой,
Не мне, а вот тебе опасно пламя ада.
44

Нас, пьяниц, не кори! Когда б господь хотел,
Он ниспослал бы нам раскаянье в удел.
Не хвастай, что не пьешь — немало за тобою,
Приятель, знаю я гораздо худших дел.
45

Блуднице шейх сказал: «Ты, что ни день, пьяна,
И что ни час, то в сеть другим завлечена!»
Ему на то: «Ты прав; но ты-то сам таков ли,
Каким всем кажешься?» — ответила она.
46

За то, что вечно пьем и в опьяненье пляшем,
За то, что почести оказываем чашам,
Нас не кори, ханжа! Мы влюблены в вино,
И милые уста всегда к услугам нашим.
47

Над краем чаши мы намазы совершаем,
Вином пурпуровым свой дух мы возвышаем;
Часы, что без толку в мечетях провели,
Отныне в кабаке наверстывать решаем.
48

Ужели бы гончар им сделанный сосуд
Мог в раздражении разбить, презрев свой труд?
А сколько стройных ног, голов и рук прекрасных,
Любовно сделанных, в сердцах разбито тут!
49

Небесный свод жесток и скуп на благодать,
Так пей же и на трон веселия воссядь.
Пред господом равны и грех и послушанье,
Бери ж от жизни все, что только можешь взять.
50

День каждый услаждай вином, — нет, каждый час:
Ведь может лишь оно мудрее сделать нас,
Когда бы некогда Ивлис вина напился,
Перед Адамом он склонился б двести раз.
51

Мудрец приснился мне. «Веселья цвет пригожий
Во сне не расцветет, — мне молвил он, — так что же
Ты предаешься сну? Пей лучше гроздий сок,
Успеешь выспаться, в сырой могиле лежа».
52

Жестокий этот мир нас подвергает смене
Безвыходных скорбей, безжалостных мучений.
Блажен, кто побыл в нем недолго и ушел,
А кто не приходил совсем, еще блаженней.
53

От страха смерти я, — поверьте мне, — далек:
Страшнее жизни что мне приготовил рок?
Я душу получил на подержанье только
И возвращу ее, когда наступит срок.
54

С тех пор, как на небе Венера и Луна,
Кто видел что-нибудь прекраснее вина?
Дивлюсь, что продают его виноторговцы:
Где вещь, что ценностью была б ему равна?
55

Твои дары, о жизнь, — унынье и туга;
Хмельная чаша лишь одна нам дорога.
Вино ведь — мира кровь, а мир — наш кровопийца,
Так как же нам не пить кровь кровного врага?
56

Поток вина — родник душевного покоя,
Врачует сердце он усталое, больное.
Потоп отчаянья тебе грозит? Ищи
Спасение в вине: ты с ним в ковчеге Ноя.
57

Венец с главы царя, корону богдыханов
И самый дорогой из пресвятых тюрбанов
За песнь отдал бы я, на кубок же вина
Я б четки променял, сию орду обманов.
58

Не зарекайся пить бесценных гроздий сок,
К себе раскаянье ты пустишь на порог.
Рыдают соловьи, и расцветают розы…
Ужели в час такой уместен твой зарок?
59

Друг, в нищете своей отдай себе отчет!
Ты в мир ни с чем пришел, могила все возьмет.
«Не пью я, ибо смерть близка», — мне говоришь ты;
Но пей ты иль не пей — она в свой час прядет.
60

Тревога вечная мне не дает вздохнуть,
От стонов горестных моя устала грудь.
Зачем пришел я в мир, раз — без меня ль, со мной ли —
Все так же он вершит свой непонятный путь?
61

Водой небытия зародыш мой вспоен,
Огнем страдания мой мрачный дух зажжен;
Как ветер, я несусь из края в край вселенной
И горсточкой земли окончу жизни сон.
62

Несовместимых мы всегда полны желаний:
В одной руке бокал, другая — на коране.
И так вот мы живем под сводом голубым,
Полубезбожники и полумусульмане.
63

Из всех, которые ушли в тот дальний путь.
Назад вернулся ли хотя бы кто-нибудь?
Не оставляй добра на перекрестке этом:
К нему возврата нет, — об этом не забудь.
64

Нам с гуриями рай сулят на свете том
И чаши, полные пурпуровым вином.
Красавиц и вина бежать на свете этом
Разумно ль, если к ним мы все равно придем?
65

От вешнего дождя не стало холодней;
Умыло облако цветы, и соловей
На тайном языке взывает к бледной розе:
«Красавица, вина пурпурного испей!»
66

Вы говорите мне: «За гробом ты найдешь
Вино и сладкий мед. Кавсер и гурий». Что ж,
Тем лучше. Но сейчас мне кубок поднесите:
Дороже тысячи в кредит — наличный грош.
67

В тот час, как свой наряд фиалка расцветит
И ветер утренний в весенний сад влетит,
Блажен, кто сядет лить вдвоем с сереброгрудой
И разобьет потом бокал о камень плит.
68

Я пьяным встретил раз пред дверью кабака
С молельным ковриком и кубком старика;
Мой изумленный взор заметив, он воскликнул:
«Смерть ждет нас впереди, давай же пить пока!»
69

Сей жизни караван не мешкает в пути:
Повеселившись чуть, мы прочь должны уйти.
О том, что завтра ждет товарищей, не думай,
Неси вина сюда, — уж рассвело почти.
70

Пред взором милых глаз, огнем вина объятый,
Под плеск ладоней в пляс лети стопой крылатой!
В десятом кубке прок, ей-ей же, не велик:
Чтоб жажду утолить, готовь шестидесятый.
71

Увы, от мудрости нет в нашей жизни прока,
И только круглые глупцы — любимцы рока.
Чтоб ласковей ко мне был рок, подай сюда
Кувшин мутящего нам ум хмельного сока.
72

Один Телец висит высоко в небесах,
Другой своим хребтом поддерживает прах.
А меж обоими тельцами, — поглядите, —
Какое множество ослов пасет аллах!
73

Общаясь с дураком, не оберешься срама,
Поэтому совет ты выслушай Хайяма:
Яд, мудрецом тебе предложенный, прими,
Из рук же дурака не принимай бальзама.
74

Чтоб угодить судьбе, глушить полезно ропот.
Чтоб людям угодить, полезен льстивый шепот.
Пытался часто я лукавить и хитрить,
Но всякий раз судьба мой посрамляла опыт.
75

О чадо четырех стихий, внемли ты вести
Из мира тайного, не знающего лести!
Ты зверь и человек, злой дух и ангел ты;
Все, чем ты кажешься, в тебе таится вместе.
76

Прославься в городе — возбудишь озлобленье,
А домоседом стань — возбудишь подозренье,
Не лучше ли тебе, хотя б ты Хызром был,
Ни с кем не знаться, жить всегда в уединенья?
77

В молитве и посте я, мнилось мне, нашел
Путь к избавлению от всех грехов и зол;
Но как-то невзначай забыл про омовенье,
Глоток вина хлебнул — и прахом пост пошел.
78

Молитвы побоку! Избрав благую часть,
В беспутство прежнее решил я снова впасть
И, шею вытянув, как горлышко сосуда,
К сосудам кабака присасываюсь всласть.
79

Мы пьем не потому, что тянемся к веселью,
И не разнузданность себе мы ставим целью.
Мы от самих себя хотим на миг уйти
И только потому к хмельному склонны зелью.
80

Ко мне ворвался ты, как ураган, господь,
И опрокинул мне с вином стакан, господь!
Я пьянству предаюсь, а ты творишь бесчинства?
Гром разрази меня, коль ты не пьян, господь!
81

Скорее пробудись от сна, о мой саки!
Налей пурпурного вина, о мой саки!
Пока нам черепа не превратили в чаши,
Пусть будет пара чаш полна, о мой саки!
82

Огню, сокрытому в скале, подобен будь,
А волны смерти все ж к тебе разыщут путь.
Не прах ли этот мир? О, затяни мне песню!
Не дым ли эта жизнь? Вина мне дай хлебнуть!
83

Усами я мету кабацкий пол давно,
Душа моя глуха к добру и злу равно.
Обрушься мир, — во сне хмельном пробормочу я:
«Скатилось, кажется, ячменное зерно».
84

Сей пир, в котором ты живешь, — мираж, не боле,
Так стоит ли роптать и жаждать лучшей доли?
С мученьем примирись и с роком не воюй:
Начертанное им стереть мы в силах, что ли?
85

Ты все пытаешься проникнуть в тайны света,
В загадку бытия… К чему, мой друг, все это?
Ночей и дней часы беспечно проводи,
Ведь все устроено без твоего совета.
86

Пред пьяным соловьем, влетевшим в сад, сверкал
Средь роз смеющихся смеющийся бокал,
И, подлетев ко мне, певец любви на тайном
Наречии: «Лови мгновение!» — сказал.
87

Мне чаша чистого вина всегда желанна,
И стоны нежных флейт я б слушал неустанно.
Когда гончар мой прах преобразит в кувшин,
Пускай наполненным он будет постоянно.
88

Увы, нас вычеркнет из книга жизни рок,
И смертный час от нас, быть может, недалек.
Не медли же, саки, неси скорее влагу,
Чтоб ею оросить наш прах ты завтра мог.
89

Доколе будешь нас корить, ханжа ты скверный,
За то, что к кабаку горим любовью верной?
Нас радуют вино и милая, а ты
Опутан четками и ложью лицемерной.
90

Поменьше размышляй о зле судьбины нашей,
С утра до вечера не расставайся с чашей,
К запретной дочери лозы присядь, — она
Своей дозволенной родительницы краше.
91

Охотно платим мы за всякое вино,
А мир? Цена ему — ячменное зерно.
«Окончив жизнь, куда уйдем?» Вина налей мне
И можешь уходить, — куда, мне все равно.
92

С друзьями радуйся, пока ты юн, весне:
В кувшине ничего не оставляй на дне!
Ведь был же этот мир водой когда-то залит,
Так почему бы нам не утонуть в вине?
93

Отречься от вина? Да это все равно,
Что жизнь свою отдать! Чем возместишь вино?
Могу ль я сделаться приверженцем ислама,
Когда им высшее из благ запрещено?
94

На мир — пристанище немногих наших дней —
Я долго устремлял пытливый взор очей.
И что ж? Твое лицо светлей, чем светлый месяц;
Чем стройный кипарис, твой чудный стан прямей.
95

Чье сердце не горит любовью страстной к милой, —
Без утешения влачит свой век унылый.
Дни, проведенные без радостей любви,
Считаю тяготой ненужной и постылой.
96

Скажи, за что меня преследуешь, о небо?
Будь камни у тебя, ты все их слало, мне бы.
Чтоб воду получить, я должен спину гнуть,
Бродяжить должен я из-за краюхи хлеба.
97

Богатством, — слова нет, — не заменить ума,
Но неимущему и рай земной — тюрьма.
Фиалка нищая склоняет лик, а роза
Смеется: золотом полна ее сума.
98

Тому, на чьем столе надтреснутый кувшин
Со свежею водой и только хлеб один,
Увы, приходится пред тем, что ниже, гнуться
Иль называть того, кто равен, «господин».
99

О, если б каждый день иметь краюху хлеба,
Над головою кров и скромный угол, где бы
Ничьим владыкою, ничьим рабом не быть!
Тогда благословить за счастье можно б небо.
100

На чьем столе вино, н сладости, и плов?
Сырого неуча. Да, рок — увы — таков!
Турецкие глаза — красивейшие в мире —
Находим у кого? Обычно у рабов.
101

Я знаю этот вид напыщенных ослов:
Пусты, как барабан, а сколько громких слов!
Они — рабы имен. Составь себе лишь имя,
И ползать пред тобой любой из них готов.
102

О небо, я твоим вращением утомлен,
К тебе без отклика возносится мой стон.
Невежд и дурней лишь ты милуешь, — так знай же:
Не так уже я мудр, не так уж просвещен.
103

Напрасно ты винишь в непостоянстве рок;
Что не в накладе ты, тебе и невдомек.
Когда б он в милостях своих был постоянен,
Ты б очереди ждать своей до смерти мог.
104

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало.
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
105

Чтоб счастье испытать, вина себе налей,
День нынешний презри, о прошлых не жалей,
И цепи разума хотя б на миг единый,
Тюремщик временный, сними с души своей.
106

Мне свят веселый смех иль пьяная истома,
Другая вера, мне иль ересь незнакома.
Я спрашивал судьбу: «Кого же любишь ты?»
Она в ответ: «Сердца, где радость вечно дома».
107

Пусть не томят тебя пути судьбы проклятой,
Пусть не волнуют грудь победы и утраты.
Когда покинешь мир — ведь будет все равно,
Что делал, говорил, чем запятнал себя ты.
108

День завтрашний от нас густою мглой закрыт,
Одна лишь мысль о нем пугает и томит.
Летучий этот миг не упускай! Кто знает,
Не слезы ли тебе грядущее сулит?
109

Что б ты ни делал, рок с кинжалом острым — рядом,
Коварен и жесток он к человечьим чадам.
Хотя б тебе в уста им вложен пряник был, —
Смотри, не ешь его, — он, верно, смешан с ядом.
110

О, как безжалостен круговорот времен!
Им ни один из всех узлов не разрешен:
Но, в сердце чьем-нибудь едва заметив рану,
Уж рану новую ему готовит он.
111

Под этим небом жизнь — терзаний череда,
А сжалится ль оно над нами? Никогда.
О нерожденные! Когда б о наших муках
Вам довелось узнать, не шли бы вы сюда.
112

Мужи, чьей мудростью был этот мир пленен,
В которых светочей познанья видел он,
Дороги не нашли из этой ночи темной,
Посуесловили и погрузились в сон.
113

Мне так небесный свод сказал: «О человек,
Я осужден судьбой на этот страшный бег.
Когда б я властен был над собственным вращеньем,
Его бы я давно остановил навек».
114

Мы чистыми пришли, — с клеймом на лбах уходим,
Мы с миром на душе пришли, — в слезах уходим,
Омытую водой очей и кровью жизнь
Пускаем на ветер и снова в прах уходим.
115

Когда б в желаниях я быть свободным мог
И власть бы надо мной утратил злобный рок,
Я был бы рад на свет не появляться вовсе,
Чтоб не было нужды уйти чрез краткий срок.
116

Однажды встретился пред старым пепелищем
Я с мужем, жившим там отшельником и нищим;
Чуждался веры он, законов, божества:
Отважнее его мы мужа не отыщем.
117

Будь милосердна, жизнь, мой виночерпий злой!
Мне лжи, бездушия и подлости отстой
Довольно подливать! Поистине, из кубка
Готов я выплеснуть напиток горький твой.
118

О сердце, твой удел, — вовек не зная сна,
Из чаши скорби пить, испить ее до дна.
Зачем, душа, в моем ты поселилась теле,
Раз из него уйти ты все равно должна?
119

Кого из нас не ждет последний, Страшный суд,
Где мудрый приговор над ним произнесут?
Предстанем же в тот день, сверкая белизною:
Ведь будет осужден весь темноликий люд.
120

Кто в тайны вечности проник? Не мы, друзья,
Осталась темной нам загадка бытия,
За пологом про «я» и «ты» порою шепчут,
Но полог упадет — и где мы, ты и я?
121

Никто не лицезрел ни рая, ни геенны;
Вернулся ль кто-нибудь оттуда в мир наш тленный?
Но эти призраки бесплотные — для нас
И страхов и надежд источник неизменный.
122

Для тех, кто искушен в коварстве нашей доли,
Все радости и все мученья не одно ли?
И зло и благо нам даны на краткий срок, —
Лечиться стоит ли от мимолетной боли?
123

Ты знаешь, почему в передрассветный час
Петух свой скорбный клич бросает столько раз?
Он в зеркале зари увидеть понуждает,
Что ночь — еще одна — прошла тайком от нас.
124

Небесный круг, ты — наш извечный супостат!
Нас обездоливать, нас истязать ты рад.
Где б ни копнуть, земля, в твоих глубинах, — всюду
Лежит захваченный у нас бесценный клад.
125

Ответственность за то, что краток жизни сон,
Что ты отрадою земною обделен,
На бирюзовый свод не возлагай угрюмо:
Поистине, тебя беспомощнее он.
126

Свод неба, это — горб людского бытия,
Джейхун — кровавых слез ничтожная струя,
Ад — искра из костра безвыходных страданий,
Рай — радость краткая, о человек, твоя!
127

Мне без вина прожить и день один — страданье.
Без хмеля я с трудом влачу существованье.
Но близок день, когда мне чашу подадут,
А я поднять ее не буду в состоянье.
128

Ты, книга юности, дочитана, увы!
Часы веселия навек умчались вы!
О птица-молодость, ты быстро улетела,
Ища свежей лугов и зеленей листвы.
129

Недолог розы век: чуть расцвела — увяла,
Знакомство с ветерком едва свела — увяла.
Недели не прошло, как родилась она,
Темницу тесную разорвала — увяла.
130

Лишь на небе рассвет займется еле зримый,
Тяни из чаши сок лозы неоценимой!
Мы знаем: истина в устах людей горька, —
Так, значит, истиной вино считать должны мы.
131

Прочь мысли все о том, что мало дал мне свет.
И нужно ли бежать за наслажденьем вслед!
Подай вина, саки! Скорей, ведь я не знаю,
Успею ль, что вдохнул, я выдохнуть иль нет.
132

С, тех пор, как отличать я руки стал от ног,
Ты руки мне связал, безмерно подлый рок,
Но взыщешь и за дни, когда мне не сверкали
Ни взор красавицы, ни пьяных гроздий сок.
133

Наполнил зернами бессмертный Ловчий сети,
И дичь попала в них, польстясь на зерна эти.
Назвал он эту дичь людьми и на нее
Взвалил вину за зло, что сам творит на свете.
134

Раз божьи и мои желания несходны,
Никак не могут быть мои богоугодны.
Коль воля господа блага, то от грехов
Мне не спастись, увы, — усилия бесплодны.
135

Хоть мудрый шариат и осудил вино,
Хоть терпкой горечью пропитано оно, —
Мне сладко с милой пить. Недаром говорится:
«Мы тянемся к тому, что нам запрещено».
136

Я дня не провожу без кубка иль стакана,
Но нынешнюю ночь святую Рамазана
Хочу — уста к устам и грудь прижав к груди
Не выпускать из рук возлюбленного жбана.
137

Обета трезвости не даст, кому вино —
Из благ сладчайшее, кому вся жизнь оно.
Кто в Рамазане дал зарок не пить, — да будет,
Хоть не свершать намаз ему разрешено.
138

Владыкой рая ли я вылеплен иль ада,
Не знаю я, но знать мне это и не надо:
Мой ангел, и вино, и лютня здесь, со мной,
А для тебя они — загробная награда.
139

Налей вина, саки! Тоска стесняет грудь;
Не удержать нам жизнь, текучую, как ртуть.
Не медли! Краток сон дарованного счастья.
Не медли! Юности, увы, недолог путь.
140

Увы, глоток воды хлебнуть не можешь ты,
Чтоб не прибавил рок и хмеля маеты;
Не можешь посолить ломоть ржаного хлеба,
Чтоб не задели ран соленые персты.
141

Сказала роза: «Ах, на розовый елей
Краса моя идет, которой нет милей!» —
«Кто улыбался миг, тот годы должен плакать»,
На тайном языке ответил соловей.
142

На происки судьбы злокозненной не сетуй,
Не утопай в тоске, водой очей согретой!
И дни и ночи пей пурпурное вино,
Пока не вышел ты из круга жизни этой.
143

Трава, которою — гляди! — окаймлена
Рябь звонкого ручья, — душиста и нежна.
Ее с презрением ты не топчи: быть может,
Из праха ангельской красы взошла она.
144

Фаянсовый кувшин, от хмеля как во сне,
Недавно бросил я о камень; вдруг вполне
Мне внятным голосом он прошептал: «Подобен
Тебе я был, а ты подобен будешь мне».
145

Вчера в гончарную зашел я в поздний час,
И до меня горшков беседа донеслась.
«Кто гончары, — вопрос один из них мне задал, —
Кто покупатели, кто продавцы средь нас?»
146

Когда, как деревцо, меня из бытия
С корнями вырвет рок и в прах рассыплюсь я,
Кувшин для кабака пусть вылепят из праха, —
Наполненный вином, я оживу, друзья.
147

Нам жизнь навязана; ее водоворот
Ошеломляет нас, но миг один — и вот
Уже пора уйти, не зная цели жизни,
Приход бессмысленный, бессмысленный уход!
148

То слышу я: «Не пей, сейчас у нас Шабан»,
А то: «Реджеб идет, не напивайся пьян».
Пусть так: то месяцы аллаха и пророка;
Что ж, изберу себе для пьянства Рамазан.
149

Когда ты для меня слепил из глины плоть,
Ты знал, что мне страстей своих не побороть;
Не ты ль тому виной, что жизнь моя греховна?
Скажи, за что же мне гореть в аду, господь?
150

Ты к людям милосерд? Да нет же, непохоже!
Изгнал ты грешника из рая отчего же?
Заслуга велика ль послушного простить?
Прости ослушника, о милосердный боже!
151

Когда-нибудь, огнем любовным обуян,
В душистых локонах запутавшись и пьян,
Паду к твоим ногам, из рук роняя чашу
И с пьяной головы растрепанный тюрбан.
152

Шабан сменяется сегодня Рамазаном, —
Расстаться надобно с приятелем-стаканом.
Я пред разлукой так в последний раз напьюсь,
Что буду месяц весь до разговенья пьяным.
153

Хоть я и пьяница, о муфтий городской,
Степенен все же я в сравнении с тобой;
Ты кровь людей сосешь, — я лоз. Кто кровожадней,
Я или ты? Скажи, не покривив душой.
154

Пусть будет, пьяницы, кабак наполнен вами,
Плащи ханжей святых пускай охватит пламя,
Клочки почтенных ряс из шерсти голубой
Пускай волочатся под пьяными ногами!
155

Что я дружу с вином, не отрицаю, нет,
Но справедливо ли хулишь меня, сосед?
О, если б все грехи рождали опьяненье!
Тогда бы слышали мы только пьяный бред.
156

Прошу могилу мне с землей сровнять, да буду
Смиренья образцом всему честному люду;
Затем, смесив мой прах с пурпуровым вином,
Покрышку вылепить к кабацкому сосуду.
157

Дух рабства кроется в кумирне и в Каабе,
Трезвон колоколов — язык смиренья рабий,
И рабства черная печать равно лежит
На четках и кресте, на церкви и михрабе.
158

Бушуют в келиях, мечетях и церквах,
Надежда в рай войти и перед адом страх.
Лишь у того в душе, кто понял тайну мира,
Сок этих сорных трав весь высох и зачах.
159

Неправ, кто думает, что бог неумолим.
Нет, к нам он милосерд, хотя мы и грешим.
Ты в кабаке умри сегодня от горячки, —
Сей грех он через год простит костям твоим.
160

В глуби небес — бокал, невидимый для глаз;
Он уготован там для каждого из нас.
Поэтому, мой друг, к его краям устами
Прильни безропотно, когда придет твой час.
161

Что плоть твоя, Хайям? Шатер, где на ночевку,
Как странствующий шах, дух сделал остановку.
Он завтра на зар свой путь возобновит,
И смерти злой фарраш свернет шатра веревку.
162

Цветам н запахам владеть тобой доколе?
Доколь добру и злу твой ум терзать до боли:
Ты хоть Земземом будь, хоть юности ключом,
В прах должен ты уйти, покорен общей доле.
163

Не унывай, мой друг! До месяца благого
Осталось мало дней, — нас оживит он снова,
Кривится стан луны, бледнеет лик его, —
Она от мук поста сойти на нет готова.
164

Чем омываться нам, как не вином, друзья?
Мила нам лишь в кабак ведущая стезя.
Так будем пить! Ведь плащ порядочности нашей
Изодран, заплатать его уже нельзя.
165

Хмельная чаша нам хотя запрещена,
Не обходись и дня без песни и вина;
На землю выливай из полной чаши каплю,
А после этого всю осушай до дна.
166

Пусть пьяницей слыву, гулякой невозможным,
Огнепоклонником, язычником безбожным, —
Я, верен лишь себе, не придаю цены
Всем этим прозвищам — пусть правильным, пусть ложным.
167

Коль ты мне друг, оставь словесную игру
И мне вина налей; когда же я умру,
Из праха моего слепив кирпич, снеси ты
Его в кабак и там заткни в стене дыру.
168

Когда последний вздох испустим мы с тобой,
По кирпичу на прах положат мой и твой.
А сколько кирпичей насушат надмогильных
Из праха нашего уж через год-другой!
169

Про вечность и про тлен оставим разговор,
В потоке мыслей я почувствовал затор.
Что может заменить вино в часы веселья?
Мгновенно перед ним стихает всякий спор.
170

Хочу упиться так, чтоб из моей могилы,
Когда в нее сойду, шел винный запах милый,
Чтоб вас он опьянял и замертво валил,
Мимоидущие товарищи-кутилы!
171

Упиться торопись вином: за шестьдесят
Тебе удастся ли перевалить? Навряд.
Покуда череп твой в кувшин не превратили,
Ты с кувшином вина не расставайся, брат.
172

Сегодня пятница: поэтому смени
На чашу кубок твой, а ежели все дни
И так из чаши пьешь, удвой ее сегодня:
Священный этот день особо помяни!
173

Полету ввысь, вино, ты учишь души наши,
С тобой, как с родинкой, красавец Разум краше.
Мы трезво провели весь долгий Рамазан, —
Вот наконец Шавваль. Наполни, кравчий, чаши!
174

Шавваль пришел. Вино, глушителя забот,
Пусть виночерпий нам по чашам разольет.
Намордник строгого поста, узду намазов
С ослиных этих морд благой Шавваль сорвет.
175

Когда бываю трезв, не мил мне белый свет.
Когда бываю пьян, впадает разум в бред.
Лишь состояние меж трезвостью и хмелем
Ценю я, — вне его для нас блаженства нет.
176

У мира я в плену, — я это вижу ясно:
Своею тягощусь природою всечасно.
Ни тот, ни этот мир постичь я не сумел, —
Пытливый разум свой я напрягал напрасно.
177

Скудеет в жилах кровь, скудеют наши силы;
Ах, мало ли сердец убил ты, рок постылый!
Кто в дальний путь ушел, тот навсегда исчез,
Нам некого спросить о крае за могилой.
178

Унылых осеней прошел над нами ряд,
И нашей жизни дни развеял листопад.
Пей! Ведь сказал мудрец, что лишь вина дурманом
Мы можем одолеть тоски душевной яд.
179

Саки, тоска моя кричит в припадке яром.
Чем излечить ее, как не хмельным угаром?
Седая борода мне не мешает пить:
Твое вино весну рождает в сердце старом.
180

Когда б я отравил весь мир своею скверной —
Надеюсь, ты б меня простил, о милосердный!
Но ты ведь обещал в нужде мне руку дать:
Не жди, чтоб сделалась нужда моя безмерной.
181

Когда от жизненных освобожусь я пут
И люди образ мой забвенью предадут,
О, если бы тогда — сказать ли вам? — для пьяниц
Из праха моего был вылеплен сосуд!
182

Когда б ты жизнь постиг, тогда б из темноты
И смерть открыла бы тебе свои черты.
Теперь ты сам в себе, а нечего не знаешь, —
Что ж будешь знать, когда себя покинешь ты?
183

Вплоть до Сатурна я обрыскал божий свет.
На все загадки в нем сумел найти ответ,
Сумел преодолеть все узы и преграды,
Лишь узел твой, о смерть, мной не распутан, нет!
184

Ученью не один мы посвятили год,
Потом других учить пришел и нам черед.
Какие ж выводы из этой всей науки?
Из праха мы пришли, нас ветер унесет.
185

Умом ощупал я все мирозданья звенья,
Постиг высокие людской души паренья,
И, несмотря на то, уверенно скажу:
Нет состояния блаженней опьяненья.
186

Джемшида чашу я искал, не зная сна,
Когда же мной земля была обойдена,
От мужа мудрого узнал я, что напрасно
Так далеко ходил, — в моей душе она.
187

Пришел он, моего жизнекрушенья час,
Из темных волн, увы, я ничего не спас!
Джемшида кубок я, но миг — и он разбился;
Я факел радости, но миг — и он погас.
188

Палаток мудрости нашивший без числа,
В горнило мук упав, сгорел Хайям дотла.
Пресеклась жизни нить, и пепел за бесценок
Надежда, старая торговка, продала.
189

Когда вы за столом, как тесная семья,
Опять усядетесь, — прошу вас, о друзья,
О друге вспомянуть и опрокинуть чашу
На месте, где сидел средь вас, бывало, я.
190

Когда вселенную настигнет день конечный,
И рухнут небеса, и Путь померкнет Млечный,
Я, за полу схватив создателя, спрошу:
«За что же ты меня убил, владыка вечный?»
191

От веры к бунту — легкий миг один.
От правды к тайне — легкий миг один.
Испей полнее молодость и радость!
Дыханье жизни — легкий миг один.
192

Хотя стройнее тополя мой стан,
Хотя и щеки — огненный тюльпан,
Но для чего художник своенравный
Ввел тень мою в свой пестрый балаган?!
193

Подвижники изнемогли от дум.
А тайны те же душат мудрый ум.
Нам, неучам, — сок винограда свежий;
А им, великим, — высохший изюм.
194

«Вино пить — грех». Подумай, не спеши!
Сам против жизни явно не греши.
В ад посылать из-за вина и женщин?
Тогда в раю, наверно, ни души.
195

Сегодня — оргия. С моей женой,
Бесплодной дочкой Мудрости пустой,
Я развожусь! Друзья, и я в восторге.
И я женюсь — на дочке лоз простой.
196

Где вы, друзья! Где вольный ваш припев?
Еще вчера, за столик наш присев,
Беспечные, вы бражничали с нами…
И прилегли, от жизни охмелев!
197

Сияли зори людям — и до нас!
Текли дугою звезды — и до нас!
В комочке праха сером, под ногою.
Ты раздавил сиявший юный глаз.
198

Ловушки, ямы на моем пути —
Их бог расставил и велел идти.
И все предвидел. И меня оставил.
И судит! Тот, кто не хотел спасти!
199

Наполнив жизнь соблазном ярких дней,
Наполнив душу пламенем страстей,
Бог отреченья требует? Вот чаша,
Она полна. Нагни — и не пролей!
200

В полях — межа. Ручей. Весна кругом.
И девушка идет ко мне с вином.
Прекрасен миг! А стань о вечном думать,
И кончено: поджал бы хвост щенком!
201

Вчера на кровлю шахского дворца
Сел ворон. Череп шаха-гордеца
Держал в когтях и спрашивал: «Где трубы?
Трубите шаху славу без конца!»
202

Жизнь отцветает, горестно легка,
Осыплется от первого толчка.
Пей! Хмурый плащ — луной разорван в небе.
Пей! После нас — луне снять века.
203

Где теперь эти люди мудрейшие нашей земли?
Тайной нити в основе творенья они не нашли.
Как они суесловили много о сущности бога, —
Весь свой век бородами трясли — и бесследно ушли.
204

За мгновеньем мгновенье — и жизнь промелькнет…
Пусть весельем мгновение это блеснет!
Берегись, ибо жизнь — это сущность творенья,
Как ее проведешь, так она и пройдет.
205

Беспечно не пил никогда я чистого вина,
Пока мне чаша горьких бед была не подана.
И хлеб в солонку не макал, пока не насыщался
Я сердцем собственным своим, сожженным дочерна.
206

О кравчий! Цветы, что в долине пестрели,
От знойных лучей за неделю сгорели.
Пить будем, тюльпаны весенние рвать,
Пока не осыпались и не истлели.
207

Боюсь, что в этот мир мы вновь не попадем,
И там своих друзей — за гробом — не найдем.
Давайте ж пировать в сей миг, пока мы живы.
Быть может, миг пройдет — мы все навек уйдем.
208

Пей с мудрой старостью златоречивой,
Пей с юностью улыбчиво красивой.
Пей, друг, но не кричи о том, что пьешь,
Пей изредка и тайно — в миг счастливый.
209

На розах блистанье росы новогодней прекрасно,
Любимая — лучшее творенье господне — прекрасна.
Жалеть ли минувшее, бранить ли его мудрецу?
Забудем вчерашнее! Ведь наше Сегодня — прекрасно.
210

Ты сегодня не властен над завтрашним днем,
Твои замыслы завтра развеются сном!
Ты сегодня живи, если ты не безумен.
Ты — не вечен, как все в этом мире земном.
211

Ты не мечтай перевалить за семь десятков лет,
Так пусть же пьяным застает всегда тебя рассвет,
Пока из головы твоей не сделали кувшин.
Кувшину с чашей дай любви и верности обет.
212

Подыми пиалу и кувшин ты, о свет моих глаз,
И кружись на лугу, у ручья в этот радостный час,
Ибо многих гончар-небосвод луноликих и стройных
Сотни раз превратил в пиалу, и в кувшин — сотни раз.
213

Вино — прозрачный рубин, а кувшин — рудник.
Фиал — это плоть, а вино в нем — души родник,
В хрустальной чаше искрится вино огневое, —
То — ливень слез, что из крови гроздий возник.
214

Чтоб обмыть мое тело, вина принесите,
Изголовье могилы вином оросите.
Захотите найти меня в день воскресенья.
Труп мой в прахе питейного дома ищите.
215

Ты — творец, и таким, как я есть, — я тобой сотворен.
Я в вино золотое, и в струны, и в песни влюблен.
В дни творенья таким ты создать и задумал меня.
Так за что же теперь я в геенне гореть обречен?
216

Коль можешь, не тужи о времени бегущем,
Не отягчай души ни прошлым, ни грядущим.
Сокровища свои потрать, пока ты жив;
Ведь все равно в тот мир предстанешь неимущим.
217

Где б ни алел тюльпан и роза ни цвела,
Там прежде кровь царей земля в себя впила.
И где бы на земле ни выросла фиалка,
Знай — родинкой она красавицы была.
218

Небо! Что сделал я? Что ты терзаешь меня?
Ты беготне целый день подвергаешь меня.
Город заставишь обегать за черствый кусок,
Грязью за чашку воды обливаешь меня.
219

Звездный купол — не кровля покоя сердец,
Не для счастья воздвиг это небо творец.
Смерть в любое мгновение мне угрожает.
В чем же польза творенья? — Ответь, наконец!
220

Радуйся! Снова нам праздник отрадный настал!
Стол серебром, хрусталем и вином заблистал.
На небе месяц поблек, исхудал и согнулся,
Будто он сам от пиров непрерывных устал.
221

Пей вино! В нем источник бессмертья и света,
В нем — цветенье весны и минувшие лета.
Будь мгновение счастлив средь цветов и друзей,
Ибо жизнь заключилась в мгновение это.
222

Будь жизнь тебе хоть в триста лет дана
Но все равно она обречена,
Будь ты халиф или базарный нищий,
В конечном счете — всем одна цена.
223

Я — школяр в этом лучшем из лучших миров.
Труд мой тяжек: учитель уж больно суров!
До седин я у жизни хожу в подмастерьях,
Все еще не зачислен в разряд мастеров…
224

И пылинка — живою частицей была.
Черным локоном, длинной ресницей была.
Пыль с лица вытирай осторожно и нежно:
Пыль, возможно, Зухрой яснолицей была!
225

Я однажды кувшин говорящий купил.
«Был я шахом! — кувшин безутешно вопил. —
Стал я прахом. Гончар меня вызвал из праха
Сделал бывшего шаха утехой кутил».
226

Этот старый кувшин на столе бедняка
Был всесильным везиром в былые века.
Эта чаша, которую держит рука, —
Грудь умершей красавицы или щека…
227

Был ли в самом начале у мира исток?
Вот загадка, которую задал нам бог,
Мудрецы толковали о ней, как хотели, —
Ни один разгадать ее толком не смог.
228

Месяца месяцами сменялись до нас,
Мудрецы мудрецами сменялись до нас.
Эти мертвые камни у нас под ногами
Прежде были зрачками пленительных глаз.
229

Лучше впасть в нищету, голодать или красть,
Чем в число блюдолизов презренных попасть.
Лучше кости глодать, чем прельститься сластями
За столом у мерзавцев, имеющих власть.
230

Если труженик, в поте лица своего
Добывающий хлеб, не стяжал ничего —
Почему он ничтожеству кланяться должен
Или даже тому, кто не хуже его?
231

Не одерживал смертный над небом побед.
Всех подряд пожирает земля-людоед.
Ты пока еще цел? И бахвалишься этим?
Погоди: попадешь муравьям на обед!
232

Даже самые светлые в мире умы
Не смогли разогнать окружающей тьмы.
Рассказали нам несколько сказочек на ночь
И отправились, мудрые, спать, как и мы.
233

Удивленья достойны поступки творца!
Переполнены горечью наши сердца,
Мы уходим из этого мира, не зная
Ни начала, ни смысла его, ни конца.
234

Тот, кто следует разуму, — доит быка,
Умник будет в убытке наверняка!
В наше время доходней валять дурака,
Ибо разум сегодня в цене чеснока.
235

Где Бахрам отдыхал, осушая бокал,
Там теперь обитают лиса и шакал.
Видел ты, как охотник, расставив калканы,
Сам, бедняга, в глубокую яму попал?
236

Если низменной похоти станешь рабом —
Будешь в старости пуст, как покинутый дом.
Оглянись на себя и подумай о том,
Кто ты есть, где ты есть и — куда же потом?
237

Эй, гончар! И доколе ты будешь, злодей,
Издеваться над глиной, над прахом людей?
Ты, я вижу, ладонь самого Фаридуна
Положил в колесо. Ты — безумец, ей-ей!
238

Слышал я: под ударами гончара
Глина тайны свои выдавать начала:
«Не топчи меня! — глина ему говорила,
Я сама гончаром была лишь вчера».
239

Поутру просыпается роза моя,
На ветру распускается роза моя.
О жестокое небо! Едва распустилась
Как уже осыпается роза моя.
240

Книга жизни моей перелистана — жаль!
От весны, от веселья осталась печаль.
Юность — птица: не помню, когда прилетела
И когда унеслась, легкокрылая, в даль.
241

Мы — послушные куклы в руках у творца!
Это сказано мною не ради словца.
Нас по сцене всевышний на ниточках водит
И пихает в сундук, доведя до конца.
242

Жизнь уходит из рук, надвигается мгла,
Смерть терзает сердца и кромсает тела,
Возвратившихся нет из загробного мира,
У кого бы мне справиться: как там дела?
243

Я нигде преклонить головы не могу.
Верить в мир замогильный — увы! — не могу.
Верить в то, что, истлевши, восстану из праха
Хоть бы стеблем зеленой травы, — не могу.
244

Ты не очень-то щедр, всемогущий творец:
Сколько в мире тобою разбитых сердец!
Губ рубиновых, мускусных локонов сколько
Ты, как скряга, упрятал в бездонный ларец!
245

Вместо солнца весь мир озарить — не могу,
В тайну сущего дверь отворить — не могу.
В море мыслей нашел я жемчужину смысла,
Но от страха ее просверлить не могу.
246

Ухожу, ибо в этой обители бед
Ничего постоянного, прочного нет.
Пусть смеется лишь тот уходящему вслед,
Кто прожить собирается тысячу лет.
247

Мы источник веселья — и скорби рудник.
Мы вместилище скверны — и чистый родник.
Человек, словно в зеркале мир — многолик.
Он ничтожен — и он же безмерно велик!
248

Изваял эту чашу искусный резец
Не затем, чтоб разбил ее пьяный глупец.
Сколько светлых голов и прекрасных сердец
Между тем разбивает напрасно творец!
249

О кумир! Я подобных тебе не встречал.
Я до встречи с тобой горевал и скучал.
Дай мне полную чарку и выпей со мною,
Пока чарок из нас не наделал гончар!
250

Мой совет: будь хмельным и влюбленным всегда.
Быть сановным и важным — не стоит труда.
Не нужны всемогущему господу-богу
Ни усы твои, друг, ни моя борода!
251

Хорошо, если платье твое без прорех.
И о хлебе насущном подумать не грех.
А всего остального и даром не надо —
Жизнь дороже богатства и почестей всех.
252

Я страдать обречен до конца своих дней,
Ты же день ото дня веселишься сильней.
Берегись! На судьбу полагаться не вздумай:
Много хитрых уловок в запасе у ней.
253

Океан, состоящий из капель, велик.
Из пылинок слагается материк.
Твой приход и уход — не имеют значенья.
Просто муха в окно залетела на миг…
254

Каждый розовый, взоры ласкающий куст
Рос из праха красавиц, из розовых уст.
Каждый стебель, который мы топчем ногами,
Рос из сердца, вчера еще полного чувств.
255

Нищим дервишем ставши — достигнешь высот,
Сердце в кровь изодравши — достигнешь высот,
Прочь, пустые мечты о великих свершеньях!
Лишь с собой совладавши — достигнешь высот.
256

Как нужна для жемчужины полная тьма
Так страданья нужны для души и ума.
Ты лишился всего, и душа опустела?
Эта чаша наполнится снова сама!
257

До того, как мы чашу судьбы изопьем,
Выпьем, милая, чашу иную вдвоем.
Может статься, что сделать глотка перед смертью
Не позволит нам небо в безумье своем.
258

До рождения ты не нуждался ни в чем,
А родившись, нуждаться во всем обречен.
Только сбросивши гнет ненасытного тела,
Снова станешь свободным, как бог, богачом.
259

Из допущенных в рай и повергнутых в ад
Никогда и никто не вернулся назад.
Грешен ты или свят, беден или богат —
Уходя, не надейся и ты на возврат.
260

Жизни стыдно за тех, кто сидит и скорбит,
Кто не помнит утех, не прощает обид.
Пой, покуда у чанга не лопнули струны!
Пей, покуда об камень сосуд не разбит!
261

Старость — дерево, корень которого сгнил.
Возраст алые щеки мои посинил.
Крыша, дверь и четыре стены моей жизни
Обветшали и рухнуть грозят со стропил.
262

Двести лет проживешь — или тысячу лет
Все равно попадешь муравьям на обед.
В шелк одет или в жалкие тряпки одет,
Падишах или пьяница — разницы нет!
263

Этот мир красотою Хайяма пленил,
Ароматом и цветом своим опьянил.
Но источник с живою водою — иссякнет,
Как бы ты бережливо его ни хранил!
264

Если гурия страстно целует в уста,
Если твой собеседник мудрее Христа,
Если лучше небесной Зухры музыкантша —
Все не в радость, коль совесть твоя не чиста!
265

Шел я трезвый — веселья искал и вина.
Вижу: мертвая роза — суха и черна.
«О несчастная! В чем ты была виновата?»
«Я была чересчур весела и пьяна!»
266

Если мельницу, баню, роскошный дворец
Получает в подарок дурак и подлец,
А достойный идет в кабалу из-за хлеба —
Мне плевать на твою справедливость, творец!
267

Неужели таков наш ничтожный удел:
Быть рабами своих вожделеющих тел?
Ведь еще ни один из живущих на свете
Вожделений своих утолить не сумел!
268

То, что бог нам однажды отмерил, друзья,
Увеличить нельзя и уменьшить нельзя.
Постараемся с толком истратить наличность,
На чужое не зарясь, взаймы не прося.
269

Принеси заключенный в кувшине рубин —
Он один мой советчик и друг до седин.
Не сиди, размышляя о бренности жизни, —
Принеси мне наполненный жизнью кувшин!
270

Встанем утром и руки друг другу пожмем,
На минуту забудем о горе своем,
С наслажденьем вдохнем этот утренний воздух,
Полной грудью, пока еще дышим, вздохнем!
271

Мой закон: быть веселым и вечно хмельным,
Ни святошей не быть, ни безбожником злым.
Я спросил у судьбы о размере калыма.
«Твое сердце, — сказала, — достойный калым!»
272

Виночерпий, бездонный кувшин приготовь!
Пусть без устали хлещет из горлышка кровь.
Эта влага мне стала единственным другом,
Ибо все изменили — и друг, и любовь.
273

Рыба утку спросила: «Вернется ль вода,
Что вчера утекла? Если — да, то — когда?»
Утка ей отвечала: «Когда нас поджарят —
Разрешит все вопросы сковорода!»
274

Встань и полную чашу налей поутру,
Не горюй о неправде, царящей в миру.
Если б в мире законом была справедливость
Ты бы не был последним на этом пиру.
275

Чем стараться большое уменье нажить,
Чем себе, закочнев в самомненье, служить,
Чем гоняться до смерти за призрачной славой —
Лучше жизнь, как во сне, в опьяненье прожить!
276

Словно ветер в степи, словно в речке вода,
День прошел — и назад не придет никогда.
Будем жить, о подруга моя, настоящим!
Сожалеть о минувшем — не стоит труда.
277

Не таи в своем сердце обид и скорбей,
Ради звонкой монеты поклонов не бей.
Если друга ты вовремя не накормишь —
Все сожрет без остатка наследник-злодей.
278

Если сердце мое отобьется от рук —
То куда ему деться? Безлюдье вокруг!
Каждый жалкий дурак, узколобый невежда,
Выпив лишку — Джемшидом становится вдруг.
279

Вереницею дни-скороходы идут,
Друг за другом закаты, восходы идут.
Виночерпий! Не надо скорбеть о минувшем.
Дай скорее вина, ибо годы идут.
280

Всем сердечным движениям волю давай,
Сад желаний возделывать не уставай,
Звездной ночью блаженствуй на шелковой травке:
На закате — ложись, на рассвете — вставай.
281

Если есть у тебя для житья закуток —
В наше подлое время — и хлеба кусок,
Если ты никому не слуга, не хозяин —
Счастлив ты и воистину духом высок.
282

Трезвый, я замыкаюсь, как в панцире краб.
Напиваясь, я делаюсь разумом слаб.
Есть мгновенье меж трезвостью и опьяненьем.
Это — высшая правда, и я — ее раб!
283

Разум к счастью стремится, все время твердит:
«Дорожи каждым мигом, пока не убит!
Ибо ты — не трава, и когда тебя скосят —
То земля тебя заново не возродит».
284

Если жизнь твоя нынче, как чаша, полна —
Не спеши отказаться от чаши вина.
Все богатства судьба тебе дарит сегодня —
Завтра, может случиться, ударит она!
285

Если все государства, вблизи и вдали,
Покоренные, будут валяться в пыли —
Ты не станешь, великий владыка, бессмертным.
Твой удел не велик: три аршина земли.
286

Дай вина, чтоб веселье лилось через край,
Чтобы здесь, на земле, мы изведали рай!
Звучный чанг принеси и душистые травы.
Благовония — жги, а на чанге — играй.
287

Сбрось обузу корысти, тщеславия гнет,
Злом опутанный, вырвись из этих тенет,
Пей вино и расчесывай локоны милой:
День пройдет незаметно — и жизнь промелькнет.
288

Немолящимся грешником надобно быть —
Веселящимся грешником надобно быть.
Так как жизнь драгоценная кончится скоро —
Шутником и насмешником надобно быть.
289

Я в мечеть не за праведным словом пришел,
Не стремясь приобщиться к основам пришел.
В прошлый раз утащил я молитвенный коврик,
Он истерся до дыр — я за новым пришел.
290

Ты не верь измышленьям непьющих тихонь,
Будто пьяниц в аду ожидает огонь.
Если место в аду для влюбленных и пьяных
Рай окажется завтра пустым, как ладонь!
291

Когда вырвут без жалости жизни побег,
Когда тело во прах превратится навек —
Пусть из этого праха кувшин изготовят
И наполнят вином: оживет человек!
292

Если ночью тоска подкрадется — вели
Дать вина. О пощаде судьбу не моли.
Ты не золото, пьяный глупец, и едва ли,
Закопав, откопают тебя из земли.
293

В этом мире на каждом шагу — западня.
Я по собственной воле не прожил и дня.
Без меня в небесах принимают решенья,
А потом бунтарем называют меня!
294

Благородство и подлость, отвага и страх —
Все с рожденья заложено в наших телах.
Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже
Мы такие, какими нас создал аллах!
295

От нежданного счастья, глупец, не шалей.
Если станешь несчастным — себя не жалей.
Зло с добром не вали без разбора на небо:
Небу этому в тысячу раз тяжелей!
296

Все, что будет: и зло, и добро — пополам —
Предписал нам заранее вечный калам.
Каждый шаг предначертан в небесных скрижалях.
Нету смысла страдать и печалиться нам.
297

Словно солнце, горит, не сгорая, любовь.
Словно птица небесного рая — любовь.
Но еще не любовь — соловьиные стоны.
Не стонать, от любви умирая, — любовь!
298

Небо сердцу шептало: «Я знаю — меня
Ты поносишь, во всех своих бедах виня.
Если б небо вращеньем своим управляло —
Ты бы не было, сердце, несчастным ни дня!»
299

В день, когда оседлали небес скакуна,
Когда дали созвездиям их имена,
Когда все наши судьбы вписали в скрижали —
Мы покорными стали. Не наша вина.
300

Много ль проку от наших молитв и кадил?
В рай лишь тот попадет, кто не в ад угодил.
Что кому на роду предначертано будет —
До начала творенья господь утвердил!
301

«Надо жить, — нам внушают, в постах и труде.
Как живете вы — так и воскреснете-де!»
Я с подругой и с чашей вина неразлучен —
Чтобы так и проснуться на Страшном суде.
302

Назовут меня пьяным — воистину так!
Нечестивцем, смутьяном — воистину так!
Я есмь я. И болтайте себе, что хотите:
Я останусь Хайямом. Воистину так!
303

Муж ученый, который мудрее муллы,
Но бахвал и обманщик, — достоин хулы.
Муж, чье Слово прочнее гранитной скалы, —
Выше мудрого, выше любой похвалы!
304

Кто урод, кто красавец — не ведает страсть.
В ад согласен безумец влюбленный попасть.
Безразлично влюбленным, во что одеваться,
Что на землю стелить, что под голову класть.
305

Небо — пояс загубленной жизни моей.
Слезы падших — соленые волны морей,
Рай — блаженный покой после страстных усилий,
Адский пламень — лишь отблеск угасших страстей.
306

Хоть мудрец — не скупец и не копит добра,
Плохо в мире и мудрому без серебра.
Под забором фиалка от нищенства никнет,
А богатая роза красна и щедра!
307

Я к неверной хотел бы душой охладеть,
Новой страсти позволить собой овладеть.
Я хотел бы — но слезы глаза застилают,
Слезы мне не дают на другую глядеть!
308

Когда песню любви запоют соловьи —
Выпей сам и подругу вином напои.
Видишь: роза раскрылась в любовном томленье?
Утоли, о влюбленный, желанья свои!
309

«Ад и рай — в небесах», — утверждают ханжи.
Я, в себя заглянув, убедился во лжи:
Ад и рай — не круги во дворце мирозданья,
Ад и рай — это две половины души.
310

Попрекают Хайяма числом кутежей
И в пример ему ставят непьющих мужей.
Были б столь же заметны другие пороки —
Кто бы выглядел трезвым из этих ханжей?
311

Для того, кто за внешностью видит нутро,
Зло с добром — словно золото и серебро.
Ибо то и другое — дается на время,
Ибо кончатся скоро и зло, и добро.
312

Вновь на старости лет я у страсти в плену.
Разве иначе я пристрастился б к вину?
Все обеты нарушил возлюбленной ради
И, рыдая, свое безрассудство кляну.
313

Дай вина! Здесь не место пустым словесам.
Поцелуи любимой — мой хлеб и бальзам,
Губы пылкой возлюбленной — винного цвета,
Буйство страсти подобно ее волосам.
314

Если жизнь все равно неизбежно пройдет —
Так пускай хоть она безмятежно пройдет!
Жизнь тебя, если будешь веселым, утешит,
Если будешь рыдать — безутешно пройдет.
315

В этом мире не вырастет правды побег
Справедливость — не правила миром вовек.
Не считай, что изменишь течение жизни.
За подрубленный сук не держись, человек!
316

Каждый молится богу на собственный лад.
Всем нам хочется в рай и не хочется в ад.
Лишь мудрец, постигающий замысел божий,
Адских мук не страшится и раю не рад.
317

Вы, злодейству которых не видно конца,
В Судный день не надейтесь на милость творца!
Бог, простивший не сделавших доброго дела,
Не простит сотворившего зло подлеца.
318

Без меня собираясь в застолье хмельном,
Продолжайте блистать красотой и умом.
Когда чашу наполнит вином виночерпий
Помяните ушедших чистым вином!
319

Если вдруг на тебя снизошла благодать —
Можешь все, что имеешь, за правду отдать.
Но, святой человек, не обрушивай гнева
На того, кто за правду не хочет страдать!
320

Стоит царства китайского чарка вина,
Стоит берега райского чарка вина.
Горек вкус у налитого в чарку рубина
Эта горечь всей сладости мира равна.
321

Не моли о любви, безнадежно любя,
Не броди под окном у неверной, скорбя.
Словно нищие дервиши, будь независим —
Может статься, тогда и полюбят тебя.
322

В мире временном, сущность которого — тлен,
Не сдавайся вещам несущественным в плен,
Сущим в мире считай только дух вездесущий,
Чуждый всяких вещественных перемен.
323

Не завидуй тому, кто силен и богат.
За рассветом всегда наступает закат.
С этой жизнью короткою, равною вздоху,
Обращайся как с данной тебе напрокат.
324

Горе сердцу, которое льда холодней,
Не пылает любовью, не знает о ней.
А для сердца влюбленного — день, проведенный
Без возлюбленной, — самый пропащий из дней!
325

Пусть я плохо при жизни служил небесам,
Пусть грехов моих груз не под силу весам
Полагаюсь на милость Единого, ибо
Отродясь никогда не двуличничал сам!
326

Утром лица тюльпанов покрыты росой,
И фиалки, намокнув, не блещут красой.
Мне по сердцу еще не расцветшая роза,
Чуть заметно подол приподнявшая свой.
327

Не давай убаюкать себя похвалой —
Меч судьбы занесен над твоей головой.
Как ни сладостна слава, но яд наготове
У судьбы. Берегись отравиться халвой!
328

Смерти я не страшусь, на судьбу не ропщу,
Утешенья в надежде на рай не ищу,
Душу вечную, данную мне ненадолго.
Я без жалоб в положенный срок возвращу.
329

Из всего, что аллах мне для выбора дал,
Я избрал черствый хлеб и убогий подвал,
Для спасенья души голодал и страдал,
Ставши нищим, богаче богатого стал.
330

Что сравню во вселенной со старым вином,
С этой чашею пенной со старым вином?
Что еще подобает почтенному мужу,
Кроме дружбы почтенной со старым вином?
331

Пить аллах не вели! не умеющим пить,
С кем попало, без памяти смеющим пить,
Ио не мудрым мужам, соблюдающим меру,
Безусловное право имеющим пить!
332

Тот, кто с юности верует в собственный ум,
Стал, в погоне за истиной, сух и угрюм.
Притязающий с детства на знание жизни,
Виноградом не став, превратился в изюм.
333

Волшебства о любви болтовня лишена,
Как остывшие угли — огня лишена,
А любовь настоящая жарко пылает,
Сна и отдыха, ночи и дня лишена.
334

Вместо злата и жемчуга с янтарем
Мы другое богатство себе изберем:
Сбрось наряды, прикрой свое тело старьем,
Но и в жалких лохмотьях — останься царем!
335

Для достойного — нету достойных наград,
Я живот положить за достойного рад.
Хочешь знать, существуют ли адские муки?
Жить среди недостойных — вот истинный ад!
336

Ты задался вопросом: что есть Человек?
Образ божий. Но логикой бог пренебрег:
Он его извлекает на миг из пучины —
И обратно в пучину швыряет навек.
337

В этом мире глупцов, подлецов, торгашей
Уши, мудрый, заткни, рот надежно зашей,
Веки плотно зажмурь — хоть немного подумай
О сохранности глаз, языка и ушей!
338

Увидав черепки — не топчи черепка.
Берегись! Это бывших людей черепа.
Чаши лепят из них — а потом разбивают.
Помни, смертный: придет и твоя череда!
339

Ты у ног своих скоро увидишь меня,
Где-нибудь у забора увидишь теня,
В куче праха и сора увидишь меня,
В полном блеске позора увидишь теня!
340

Хочешь — пей, но рассудка спьяна не теряй,
Чувства меры спьяна, старина, не теряй,
Берегись оскорбить благородного спьяну,
Дружбы мудрых за чашей вина не теряй.
341

Если ты не впадаешь в молитвенный раж,
Но последний кусок неимущим отдашь,
Если ты никого из друзей не предашь —
Прямо в рай попадешь… Если выпить мне дашь!
342

Жизнь с крючка сорвалась и бесследно прошла,
Словно пьяная ночь, беспросветно прошла.
Жизнь, мгновенье которой равно мирозданью.
Как меж пальцев песок, незаметно прошла!
343

Миром правят насилие, злоба и месть.
Что еще на земле достоверного есть?
Где счастливые люди в озлобленном мире?
Если есть — их по пальцам легко перечесть.
344

Жизнь мгновенная, ветром гонима, прошла,
Мимо, мимо, как облако дыма, прошла.
Пусть я горя хлебнул, не хлебнув наслажденья, —
Жалко жизни, которая мимо прошла.
345

Опасайся плениться красавицей, друг!
Красота и любовь — два источника мук.
Ибо это прекрасное царство не вечно:
Поражает сердца и — уходит из рук.
346

Так как вечных законов твой ум не постиг
Волноваться смешно из-за мелких интриг.
Так как бог в небесах неизменно велик —
Будь спокоен и весел, цени этот миг.
347

О мудрец! Если тот или этот дурак
Называет рассветом полуночный мрак, —
Притворись дураком и не спорь с дураками.
Каждый, кто не дурак, — вольнодумец и враг!
348

Мне, господь, надоела моя нищета,
Надоела надежд и желаний тщета.
Дай мне новую жизнь, если ты всемогущий!
Может, лучше, чем эта, окажется та.
349

Если б я властелином судьбы своей стал,
Я бы всю ее заново перелистал
И, безжалостно вычеркнув скорбные строки,
Головою от радости небо достал!
350

Дураки мудрецом почитают меня,
Видит бог: я не тот, кем считают меня,
О себе и о мире я знаю не больше
Тех глупцов, что усердно читают меня.
351

Листья дерева жизни, отпущенной мне,
В зимней стуже сгорают и в вешнем огне.
Пей вино, не горюй. Следуй мудрым советам:
Все заботы топи в искрометном вине.
352

Я пришел — не прибавилась неба краса,
Я уйду — будут так же цвести небеса.
Где мы были, куда мы уйдем — неизвестно:
Глупы домыслы всякие и словеса.
353

Гонит рок нас по жизни битой, как мячи,
Ты то влево, то вправо беги — и молчи!
Тот, кто бешеный гон в этом мире устроил,
Он один знает смысл его скрытых причин,
354

Не запретна лишь с мудрыми чаша для нас
Или с милым кумиром в назначенный час.
Не бахвалься пируя и после пирушки:
Пей немного. Пей изредка. Не напоказ.
355

Раз желаньям, творец, ты предел положил,
От рожденья поступки мои предрешил,
Значит, я и грешу с твоего позволенья
И лишь в меру тобою отпущенных сил.
356

Пусть будет сердце страстью смятено.
Пусть в чаше вечно пенится вино.
Раскаянье творец дарует грешным —
Я откажусь: мне ни к чему оно.
357

Если мудрость начертана в сердце строкой,
Значит, будет в нем ясность, любовь и покой.
Надо либо творцу неустанно молиться,
Либо чашу поднять беззаботной рукой.
358

Чтоб добиться любви самой яркой из роз,
Сколько сердце изведало горя и слез.
Посмотри: расщепить себя гребень позволил,
Чтобы только коснуться прекрасных волос.
359

В прах и пыль превратились цари, короли
Все, кто спрятан в бездонное лоно земли,
Видно, очень хмельным их вином опоили,
Чтоб до Судного дня они встать не смогли.
360

Я хотел и страстей не сумел побороть;
Над душою царит ненасытная плоть.
Но я верю в великую милость господню:
После смерти простит мои кости господь.
361

Да, лилия и кипарис — два чуда под луной,
О благородстве их твердят любой язык земной,
Имея двести языков, она всегда молчит,
А он, имея двести рук, не тянет ни одной.
362

От горя разлуки с тобою я вяну.
Куда бы ни шла, от тебя не отстану.
Уйдешь — все сердца погибают в печали,
Вернешься — они твоей жертвою станут.
363

Грех Хайям совершил и совсем занемог,
Пребывает в плену бесполезных тревог,
Верь, господь потому и грехи позволяет,
Чтоб потом нас простить он по-божески мог.
364

За любовь к тебе пусть все осудят вокруг,
Мне с невеждами спорить, поверь, недосуг.
Лишь мужей исцеляет любовный напиток,
А ханжам он приносит жестокий недуг.
365

Этот мастер всевышний — большой верхогляд:
Он недолго мудрит, лепит нас наугад.
Если мы хороши — он нас бьет и ломает,
Если плохи — опять же не он виноват!
366

Тайны мира, как я записал их в тетрадь,
Головы не сносить, коль другим рассказать.
Средь ученых мужей благородных не вижу,
Наложил на уста я молчанья печать.
367

Сокровенною тайной с тобой поделюсь,
В двух словах изолью свою нежность и грусть.
Я во прахе с любовью к тебе растворюсь,
Из земли я с любовью к тебе поднимусь.
368

Раз не нашею волей вершатся дела,
Беззаботному сердцу и честь и хвала.
Не грусти, что ты смертен, не хмурься в печали,
А не то тебе станет и жизнь не мила.
369

Кто на свете не мечен грехами, скажи?
Мы безгрешны ли, господи, сами, скажи?
Зло свершу — ты мне злом воздаешь неизменно, —
Значит, разницы нет между нами, скажи!
370

Знает твердо мудрец: не бывает чудес,
Он не спорит — там семь или восемь небес.
Раз пылающий разум навеки погаснет,
Не равно ль — муравей или волк тебя съест?
371

Влекут меня розам подобные лица
И чаша, чтоб влагой хмельной насладиться;
Хочу всем усладам земным причаститься,
Пока не настала пора удалиться.
372

Если к чаше приник — будь доволен, Хайям!
Если с милой хоть миг — будь доволен, Хайям!
Высыхает река бытия, но покуда
Бьет еще твой родник — будь доволен, Хайям!
373

Дверь насущного хлеба мне, боже, открой:
Пусть не подлый подаст — сам дай щедрой рукой.
Напои меня так, чтобы был я без памяти,
Потому и заботы не знал никакой.
374

Я для знаний воздвиг сокровенный чертог,
Мало тайн, что мой разум постигнуть не смог.
Только знаю одно: ничего я не знаю!
Вот моих размышлений последний итог,
375

Зерна наших надежд до конца не сберем,
Уходя, не захватим ни сад и ни дом.
Не жалей для друзей своего достоянья,
Чтобы недруг его не присвоил потом.
376

Не по бедности я позабыл про вино,
Не из страха совсем опуститься на дно.
Пил вино я, чтоб сердце весельем наполнить,
А теперь мое сердце тобою полно.
377

Порою некто гордо мечет взгляды: «Это — я!»
Украсит золотом свои наряды: «Это — я!»
Но лишь пойдут на лад его делишки,
Внезапно смерть выходит из засады: «Это — я!»
378

Трясу надежды ветвь, но где желанный плод?
Как смертный нить судьбы в кромешной тьме найдет?
Тесна мне бытия печальная темница, —
О, если б дверь найти, что к вечности ведет!
379

От земной глубины до далеких планет
Мирозданья загадкам нашел я ответ.
Все узлы развязал, все оковы разрушил,
Узел смерти одной не распутал я, нет!
380

Цель творца и вершина творения — мы,
Мудрость, разум, источник прозрения — мы,
Этот круг мироздания перстню подобен, —
В нем граненый алмаз, без сомнения, мы.

От составителя

Шаислам Шамухамедов

Гиясаддун Абуль Фатх ибн Ибрахим Омар Хайям Нишапури родился в 1048 году в Нишапуре, учился в этом городе, затем в крупнейших центрах науки того времени, в том числе в Балхе и Самарканде.
По оставшимся его научным трудам и сообщениям современников установлены некоторые детали биографии. Около 1069 г. он, находясь в Самарканде, написал трактат «О доказательствах задач алгебры и алмукабалы». А до этого были написаны два математических трактата. В 1074 г. возглавил крупнейшую астрономическую обсерваторию в Исфахане, в 1077 г. завершил работу над книгой «Комментарии к трудным постулатам книги Евклида», в 1079 г. вместе со своими сотрудниками ввел в действие календарь.
В середине 90-х годов XI в., после закрытия обсерватории, вызванного сменой правителей, Хайям совершил паломничество в Мекку. Об этом сообщает один из его недружелюбных биографов Ибн Ал-Кифти следующими словами: что он совершил паломничество «… придержав поводья своего языка и пера, из страха, а не из благочестия».
Около 1097 г. Хайям работает врачом при наместнике Хорасана. Возможно в это время он написал свой философский трактат на языке фарси — «О всеобщности бытия».
Последние 10-15 лет жизни Хайям провел в уединении в Нишапуре. Он мало общался с людьми. Об этом сообщает историк Бейхаки: «Был скуп в сочинении книг и преподавании…»
По-видимому, последние годы жизни Хайяма проходили тяжело. Он пишет:

Трясу надежды ветвь, но где желанный плод?
Как смертный нить судьбы в кромешной тьме найдет?
Тесна мне бытия печальная темница, —
О, если б дверь найти, что к вечности ведет.

Он дружил в эти годы только с книгой. Как сообщает Вейхаки, в последние часы своей жизни Хайям читал «Книгу исцеления» Ибн Сины. Он дошел до раздела «О единстве и всеобщности, философского сочинения, положил на это место зубочистку, встал, помолился и умер.
Таким образом, его биография мало отличается от типичной биографии ученого, стремительно поднятого на вершину служебной лестницы при одних правителях, интересы которых совпадают с его научными познаниями, и терпящего тяготы, опалу, когда на смену приходят другие правители.
Биографы, достаточно близкие к нему по времени, говорят в основном о его учености и научных трактатах.
Только Ибн Ал-Кифти пишет о стихах, «жалящих как змея».
В трудах советских исследователей на богатом фактическом материале неопровержимо доказаны исторические заслуги Омара Хайяма как ученого, который сделал ряд важнейших открытий в области астрономии, математики, физики и других наук. Например, математические исследования Хайяма и теперь имеют определенную ценность и переведены на разные языки.
Открытия Омара Хайяма впоследствии были подробно разработаны азербайджанским математиком Насреддином Туси и в его трудах дошли до европейских ученых.
Творчество Хайяма — это одно из удивительных явлений в истории культуры народов Средней Азии и Ирана, и, пожалуй, всего человечества.
Если его труды принесли огромную пользу в развитии наук, то замечательные четверостишия до сих пор покоряют читателей своей предельной емкостью, лаконичностью, простотой изобразительных средств, гибким ритмом.
О поэзии Омара Хайяма исследователи судят по-разному. Некоторые считают, что поэтическое творчество было для него просто забавой, которой он предавался в свободное от основных научных занятий время. И все же рубаи Хайяма, не зная ни временных, ни национальных границ, пережили века и династии, дошли до наших дней.
Маленькая книжечка живет на его родине, в соседних странах, во всем мире, переходит из рук в руки, из дома в дом, из страны в страну, из века в век, будоражит мысли, заставляет людей размышлять и спорить о мире, о жизни, о счастье, ограждает от религиозного дурмана, срывает маску благочестия со святош-ханжей.
Прежде всего необходимо подчеркнуть, что Хайям в своих строках очень высоко ценит человека:

Цель творца и вершина творения — мы.
Мудрость, разум, источник прозрения — мы
Этот круг мироздания перстню подобен. —
В нем граненый алмаз, без сомнения, мы.

Не сближает ли это Хайяма с деятелями эпохи Возрождения? Великие гуманисты, деятели Ренессанса считали, что «человек — мера всех вещей», он — «венец вселенной», и боролись за возвращение человеку утраченного достоинства.
Хайям страстно желал переустройства мира и делал для этого все, что в его силах: открывал законы природы, устремлял взгляд на звезды, вникал в тайны мироздания и помогал людям освобождаться от духовного рабства. Он видел, что величайшее зло для человека — это религиозное заблуждение, что все религии сковывают человеческий дух, силу его разума. Хайям понимая, что только освободившись от этого, человек сможет жить свободно, счастливо.
Однако в творчестве Омара Хайяма немало сложных и противоречивых проблем.
Ученый, который в области математики, астрономии и физики сумел уйти намного вперед свое времени, отставал в понимании законов развития человеческого общества. В результате этого поэт, встретивший в жизни много трудностей, о которые одна за другой разбивались его благородные мечты, переживший немало трагических моментов, в ряде своих рубай уступает место фатализму, говорит о непредотвратимости судьбы, порой впадает в пессимизм.

Что миру до тебя? Ты перед ним — ничто:
Существование твое лишь дым, ничто.
Две бездны с двух сторон небытия зияют
И между ними ты, подобно им — ничто.

Скептическое отношение к жизни на земле, отрицание этой жизни, отшельничество было широко распространено на средневековом Востоке.
Этот мир считался временным, преходящим… Сотни, тысячи богословов и философов проповедовали, что вечную жизнь и блаженство можно найти только после смерти.
Однако даже в тех четверостишиях Хайяма, в которых на первый взгляд очень сильны пессимистические мотивы, мы в подтексте видим горячую любовь к реальной жизни и страстный протест против ее несовершенства.
Творчество Хайяма — еще одно доказательство того, что в средние века, в период инквизиции, всеобщего гнета темных религиозных сил, духовное развитие человеческого общества не останавливалось и не могло остановиться.
Научное и литературное наследие Омара Хайяма служило и служит Человеку, являясь яркой страницей в культуре народов мира.

Комментарии

БАХРАМ — сасанидский шах Варахран V (421-438). Популярный персонаж героических и романтических произведений.
ДЖЕЙХУН — старое арабское название Амударьи.
ДЖЕМШИД — легендарный царь древнего иранского эпоса, обладавший чашей, в которой отражался весь мир.
ДИВАН — собрание стихов.
ЗЕМЗЕМ — название колодца в Мекке, воду которого верующие считают святой, обладающей чудотворной силой.
ЗУХРА — планета Венера. По легенде, женщина за красоту и игру на чанге взлетела на небо.
ИВЛИС — по легенде, ангел, проклятый за отказ подчиниться Адаму.
КАЛАМ — тростниковое перо.
КАВСЕР — по легенде, источник в раю.
КААБА — мусульманская святыня в Мекке.
КОРАН — священное писание мусульман.
МИХРАБ — сводчатая ниша в мечети, указывающая направление к Мекке.
МУФТИЙ — толкователь вопросов мусульманского права на основе шариата, свода религиозных правил.
НАМАЗ — мусульманская молитва.
РАМАЗАН — месяц поста, когда от восхода до захода солнца запрещено есть и пить.
РЕДЖЕБ — седьмой месяц мусульманского лунного календаря.
САКИ — кравчий, виночерпий.
СИМУРГ — сказочная птица.
ТЕЛЕЦ — созвездие. Телец под землею — бык, на котором, по мусульманским поверьям, держится земля.
ФАРИДУН — имя мифического царя.
ФАРРАШ — слуга, расстилающий молитвенный коврик.
ХЫЗР — чудотворец, хранитель источника живой воды.
ЧАНГ — струнный ударный музыкальный инструмент.
ШАБАН — восьмой месяц мусульманского лунного календаря.
ШАВВАЛЬ — десятый месяц мусульманского лунного календаря, следует за Рамазаном.

Омар Хайям о дружбе | Нетворкинг 24

автор статьи:
Алексей Бабушкин,
эксперт по нетворкингу,
бизнес-тренер

Все знают Омара Хайяма как мудреца и философа, тонко понимающего глубину души и человеческих отношений. Но великий мудрец, чьи высказывания каждый слышал хотя бы раз в жизни, был еще музыкантом, астрономом, поэтом и выдающимся математиком, внесшим значительный вклад в алгебру. Омар Хайям также известен составлением календаря (Иранский календарь или Солнечная хиджра), одного из самых точных, которым пользуются по сей день в Иране и Афганистане.

Омар Хайям родился 18 мая 1048 года в Персии. Сейчас это территория современного Ирана. Там и прошла вся жизнь Хайяма, где и за свои долгие 83 года он написал значительное число трудов, многие из которых носят стихотворную форму.

При жизни Хайям был известен больше как ученый, чем поэт. Но на сегодняшний день известно более 5000 рубаи, приписываемых Омару Хаяму. Написал ли все эти стихи сам перс или кто-то творил под его псевдонимом — до конца не известно. Некоторые исследователи считают, что самому Хайяму принадлежит авторство лишь десятой части из них. Тем не менее, важнее познать смысл и мудрость справедливого высказывания, чем разбираться в его авторстве.

Несмотря на то, что Омар Хайям жил почти 1000 лет назад, истины, о которых писал древний мудрец, до сих пор сохраняют свою актуальность. В Астрахани в 2016 году был установлен первый памятник Омару Хайяму в России. Это лишь подтверждает, что известный перс и у нас в стране считается символом мудрости, духовности и доброты.

Вот подборка некоторых рубаи Омара Хайяма, посвященных взаимоотношениям, у дружбе и установлению полезных связей.

Омар Хайям про дружбу и общение

-1-

Добросовестных и умных
Уважай и посещай —
И подальше, без оглядки
От невежды убегай!

-2-

Не делай зла — вернется бумерангом,

Не плюй в колодец — будешь воду пить,

Не оскорбляй того, кто ниже рангом,
А вдруг придется, что-нибудь просить.

-3-

Как часто, в жизни ошибаясь,
Теряем тех, кем дорожим.
Чужим понравиться стараясь,
Порой от ближнего бежим.

-4-

Путями поисков ты, разум мой, идешь
И по сто раз на дню твердить не устаешь:
«Цени мгновение общения с друзьями!
Ты — луг! Но скошенный, — опять не прорастешь!»

-5-

Отзывчивых людей сравню я с зеркалами.
Как жаль, что зеркала себя не видят сами!
Чтоб ясно разглядеть себя в своих друзьях,
Вначале зеркалом предстань перед друзьями.

-6-

О нас думают плохо лишь те, кто хуже нас,
а те кто лучше нас… Им просто не до нас

Омар Хайям против расширения полезных связей

А вот несколько высказываний, которые даже удивляют, демонстрируя фанатичную подозрительность, мнительность и неверие автора в людей. Тем не менее, возможно, для кого-то и в этих строках найдется доля истины.

-7-

Имей друзей поменьше, не расширяй их круг.
И помни: лучше близкий, вдали живущий друг.
Окинь спокойным взором всех, кто сидит вокруг.
В ком видел ты опору, врага увидишь вдруг.

-8-

Много зла и коварства таится кругом,
Ты друзей не найдешь в этом стаде людском.
Каждый встречный тебе представляется другом,
Подожди: он окажется лютым врагом.

Правила общения Омара Хайяма

Все же хочется верить, что персидский мудрец ошибается и хороших и добрых людей в нашем мире значительно больше, чем злых и подлых. Впрочем, Омар Хайям сам показывает универсальное правило отношений с другими людьми и способ превратить врагов в друзей.

-9-

И с другом и с врагом ты должен быть хорош!
Кто по натуре добр, в том злобы не найдешь.
Обидишь друга — наживешь врага ты,
Врага обнимешь — друга обретешь.

В заключении приведу еще одно высказывание, приписываемое Омару Хайяму о настоящем друге.

-10-

Настоящий друг — это человек, который выскажет тебе в глаза все, что о тебе думает, а всем скажет, что ты — замечательный человек.

Остается пожелать каждому верных и надежных людей, которые будут опорой и поддержкой в трудную минуту, а также будут искренне рады разделить радость побед, и даже сделают все, чтобы привести вас к этому успеху!

рисунок автора

Алексей Бабушкин, эксперт по нетворкингу

---

© Данный материал авторский. При перепечатке или цитировании обязательно указание автора и активная, открытая для индексации гиперссылка на networking24.ru.

Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Тема выпуска: изречения, высказывания Омар Хайям, цитаты о жизни короткие и длинные. Читать знаменитые изречения великого философа — это великий дар:

• Мне известно, что мне ничего не известно, —
  Вот последний секрет из постигнутых мной.
• Молчанье — щит от многих бед,
  А болтовня всегда во вред.
  Язык у человека мал,
  Но сколько жизней он сломал.
• Полагай несущественным явное в мире,
  Ибо тайная сущность вещей — не видна.

• Долго ли будешь ты всяким скотам угождать?
  Только муха за харч может душу отдать!
  Лучше слезы глотать, чем объедки глодать.
• День в день на Новый год — и Рамазан настал,
  Поститься вынудил, как в цепи заковал.
  Всевышний, обмани, но не лишай застолья,
  Пускай все думают, что наступил Шаввал! (месяц мусульманского календаря)
• Ко мне ворвался ты, как ураган, Господь,
  И опрокинул мне с вином стакан, Господь!
  Я пьянству предаюсь, а ты творишь бесчинства?
  Гром разрази меня, коль ты не пьян, Господь!
• Не хвастай, что не пьешь — немало за тобою,
  Приятель, знаю я гораздо худших дел.
• В детстве ходим за истиной к учителям,
  После — ходят за истиной к нашим дверям.
  Где же истина? Мы появились из капли,
  Станем — ветром. Вот смысл этой сказки, Хайям!
• Для того, кто за внешностью видит нутро,
  Зло с добром — словно золото и серебро.
  Ибо то и другое — дается на время,
  Ибо кончится скоро и зло, и добро.
• Все тугие узлы я распутал на свете,
  Кроме смерти, завязанной мёртвым узлом.
• Для достойного — нету достойных наград,
  Я живот положить за достойного рад.
  Хочешь знать, существуют ли адские муки?
  Жить среди недостойных — вот истинный ад!
• Один всегда постыден труд — превозносить себя,
  Да так ли ты велик и мудр? — сумей спросить себя.
• Всем сердечным движениям волю давай,
  Сад желаний возделывать не уставай,
  Звездной ночью блаженствуй на шелковой травке:
  На закате — ложись, на рассвете — вставай.
• Хоть мудрец — не скупец и не копит добра,
  Плохо в мире и мудрому без серебра.
• Благородные люди, друг друга любя,
  Видят горе других, забывают себя.
  Если чести и блеска зеркал ты желаешь, —
  Не завидуй другим, — и возлюбят тебя.
• Можешь всё потерять, сбереги только душу, —
  Чаша снова наполнится, было б вино.

• Изначальней всего остального — любовь,
  В песне юности первое слово — любовь.
  О, несведущий в мире любви горемыка,
  Знай, что всей нашей жизни основа — любовь! (мудрые изречения о жизни Омар Хайям)
• Кровью сердца питайся, но будь независим.
  Лучше слёзы глотать, чем объедки глодать.
• Чем за общее счастье без толку страдать —
  Лучше счастье кому-нибудь близкому дать.
• О жестокое небо, безжалостный Бог!
  Ты еще никогда никому не помог.
  Если видишь, что сердце обуглено горем, —
  Ты немедля еще добавляешь ожог.
• Ты лучше голодай, чем что попало есть,
  И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
• Посмотри на себя меж людей проходящих,
  О надеждах молчи до конца — их скрывай!
• Мертвецам все равно: что минута — что час,
  Что вода — что вино, что Багдад — что Шираз.
  Полнолуние сменится новой луною
  После нашей погибели тысячи раз.
• Уха два, а язык дан один не случайно —
  Дважды слушай и раз лишь один — говори!
• У занимающих посты больших господ
  Нет в жизни радостей от множества забот,
  А вот подите же: они полны презренья
  Ко всем, чьи души червь стяжанья не грызет. (Изречения Омара Хайяма о жизни)
• Вино запрещено, но есть четыре «но»:
  Смотря кто, с кем, когда и в меру ль пьёт вино.
• Я терплю издевательства неба давно.
  Может быть, за терпенье в награду оно
  Ниспошлет мне красавицу легкого нрава
  И тяжелый кувшин ниспошлет заодно.
• Чести нет в униженье того, кто повержен,
  Добр к упавшим в несчастии их, значит — муж!
• Нет благороднее растений и милее,
  Чем черный кипарис и белая лилея.
  Он, сто имея рук, не тычет их вперед;
  Она всегда молчит, сто языков имея.
• Рай — награда безгрешным за их послушанье.
  Дал бы [Всевышний] что-нибудь мне не в награду, а в дар!
• Любовь — роковая беда, но беда — по воле Аллаха.
  Что ж вы порицаете то, что всегда — по воле Аллаха.
  Возникла и зла и добра череда — по воле Аллаха.
  За что же нам громы и пламя Суда — по воле Аллаха? (Омар Хайям цитаты о любви)
• Если место в аду для влюблённых и пьяниц,
  То кого же прикажете в рай допускать?
• Дай кувшин вина и чашу, о, любимая моя,
  Сядем на лугу с тобою и на берегу ручья!
  Небо множество красавиц, от начала бытия,
  Превратило, друг мой, в чаши и в кувшины — знаю я.
• Когда б я властен был над этим небом злым,
  Я б сокрушил его и заменил другим…
• На зелёных коврах хорасанских полей
  Вырастают тюльпаны из крови царей,
  Вырастают фиалки из праха красавиц,
  Из пленительных родинок между бровей.
• Но эти призраки бесплодные (ад и рай) для нас
  И страхов и надежд источник неизменный.

Тема подборки: мудрости жизни, о любви к мужчине и женщине, Омар Хайям цитаты и знаменитые изречения о жизни короткие и длинные, про любовь и людей… Гениальные высказывания Омара Хайяма о различных аспектах жизненного пути человека стали знамениты на весь мир.

Коль властвовать собой ты можешь — ты мужчина.
Судьбой калек себя тревожишь — ты мужчина.
Совсем не мужество — упавшего пинать.

Коль ты гордыню сам стреножишь — ты мужчина.
Коль над собою власть устрожишь — ты мужчина.
Уж это ль мужество — упавшего пинать!
Коль встать упавшему поможешь — ты мужчина.

Кто всячески себе наводит красоту,
Мечтая всем в глаза бросаться за версту,
Тому и невдомек, в чем красота мужская.
А ну как я его за женщину сочту!..

Муж ученый, который мудрее муллы.
Но бахвал и обманщик, — достоин хулы.
Муж, чье слово прочнее гранитной скалы, —
Выше мудрого, выше любой похвалы!

Мужчина только тот, кто пемзой черных дней
Сдирает ржавчину и грязь с души своей.
На то и мужество: чем чище, тем трудней,
Светлее белизна — заметней пыль на ней.

Не мужчина, кто холить свой облик привык,
Кто стремится понравиться каждый свой миг.
Будь же мужествен всюду, укрась свою душу,
Ибо женщина — муж, украшающий лик!

О сердце! Не спеши, умерь свои мечты,
Испей вина, избавь себя от суеты,
Из одиночества создай себе свободу,
Тогда воистину мужчиной станешь ты.

Признаешь превосходство других, значит — муж,
Коль хозяин в поступках своих, значит — муж.
Чести нет в униженье того, кто повержен,
Добр к упавшим в несчастии их, значит — муж!

© ООО «Издательство АСТ», 2017

* * *

Без хмеля и улыбок – что за жизнь?

Без сладких звуков флейты – что за жизнь?

Все, что на солнце видишь, – стоит мало.

Но на пиру в огнях светла и жизнь!

* * *

Один припев у Мудрости моей:

«Жизнь коротка, – так дай же волю ей!

Умно бывает подстригать деревья,

Но обкорнать себя – куда глупей!»

* * *

Живи, безумец!.. Трать, пока богат!

Ведь ты же сам – не драгоценный клад.

И не мечтай – не сговорятся воры

Тебя из гроба вытащить назад!

* * *

Ты обойден наградой? Позабудь.

Дни вереницей мчатся? Позабудь.

Небрежен Ветер: в вечной Книге Жизни

Мог и не той страницей шевельнуть…

* * *

Что там, за ветхой занавеской Тьмы

В гаданиях запутались умы.

Когда же с треском рухнет занавеска,

Увидим все, как ошибались мы.

* * *

Мир я сравнил бы с шахматной доской:

То день, то ночь… А пешки? – мы с тобой.

Подвигают, притиснут – и побили.

И в темный ящик сунут на покой.

* * *

Мир с пегой клячей можно бы сравнить,

А этот всадник, – кем он может быть?

«Ни в день, ни в ночь, – он ни во что не верит!» —

А где же силы он берет, чтоб жить?

* * *

Умчалась Юность – беглая весна —

К подземным царствам в ореоле сна,

Как чудо-птица, с ласковым коварством,

Вилась, сияла здесь – и не видна…

* * *

Мечтанья прах! Им места в мире нет.

А если б даже сбылся юный бред?

Что, если б выпал снег в пустыне знойной?

Час или два лучей – и снега нет!

* * *

«Мир громоздит такие горы зол!

Их вечный гнет над сердцем так тяжел!»

Но если б ты разрыл их! Сколько чудных,

Сияющих алмазов ты б нашел!

* * *

Проходит жизнь – летучий караван.

Привал недолог… Полон ли стакан?

Красавица, ко мне! Опустит полог

Над сонным счастьем дремлющий туман.

* * *

В одном соблазне юном – чувствуй все!

В одном напеве струнном – слушай все!

Не уходи в темнеющие дали:

Живи в короткой яркой полосе.

* * *

Добро и зло враждуют: мир в огне.

А что же небо? Небо – в стороне.

Проклятия и яростные гимны

Не долетают к синей вышине.

* * *

На блестку дней, зажатую в руке,

Не купишь Тайны где-то вдалеке.

А тут – и ложь на волосок от Правды,

И жизнь твоя – сама на волоске.

* * *

Мгновеньями Он виден, чаще скрыт.

За нашей жизнью пристально следит.

Бог нашей драмой коротает вечность!

Сам сочиняет, ставит и глядит.

* * *

Хотя стройнее тополя мой стан,

Хотя и щеки – огненный тюльпан,

Но для чего художник своенравный

Ввел тень мою в свой пестрый балаган?

* * *

Подвижники изнемогли от дум.

А тайны те же сушат мудрый ум.

Нам, неучам, – сок винограда свежий,

А им, великим, – высохший изюм!

* * *

Что мне блаженства райские – «потом»?

Прошу сейчас, наличными, вином…

В кредит – не верю! И на что мне Слава:

Под самым ухом – барабанный гром?!

* * *

Вино не только друг. Вино – мудрец:

С ним разнотолкам, ересям – конец!

Вино – алхимик: превращает разом

В пыль золотую жизненный свинец.

* * *

Как перед светлым, царственным вождем,

Как перед алым, огненным мечом —

Теней и страхов черная зараза —

Орда врагов, бежит перед вином!

* * *

Вина! – Другого я и не прошу.

Любви! – Другого я и не прошу.

«А небеса дадут тебе прощенье?»

Не предлагают, – я и не прошу.

* * *

Ты опьянел – и радуйся, Хайям!

Ты победил – и радуйся. Хайям!

Придет Ничто – прикончит эти бредни…

Еще ты жив – и радуйся, Хайям.

* * *

В словах Корана многое умно,

Но учит той же мудрости вино.

На каждом кубке – жизненная пропись:

«Прильни устами – и увидишь дно!»

* * *

Я у вина – что ива у ручья:

Поит мой корень пенная струя.

Так Бог судил! О чем-нибудь он думал?

И брось я пить, – его подвел бы я!

* * *

Блеск диадемы, шелковый тюрбан,

Я все отдам, – и власть твою, султан,

Отдам святошу с четками в придачу

За звуки флейты и… еще стакан!

* * *

В учености – ни смысла, ни границ.

Откроет больше тайный взмах ресниц.

Пей! Книга Жизни кончится печально.

Укрась вином мелькание границ!

* * *

Все царства мира – за стакан вина!

Всю мудрость книг – за остроту вина!

Все почести – за блеск и бархат винный!

Всю музыку – за бульканье вина!

* * *

Прах мудрецов – уныл, мой юный друг.

Развеяна их жизнь, мой юный друг.

«Но нам звучат их гордые уроки!»

А это ветер слов, мой юный друг.

* * *

Все ароматы жадно я вдыхал,

Пил все лучи. А женщин всех желал.

Что жизнь? – Ручей земной блеснул на солнце

И где-то в черной трещине пропал.

* * *

Для раненой любви вина готовь!

Мускатного и алого, как кровь.

Залей пожар, бессонный, затаенный,

И в струнный шелк запутай душу вновь.

* * *

В том не любовь, кто буйством не томим,

В том хворостинок отсырелых дым.

Любовь – костер, пылающий, бессонный…

Влюбленный ранен. Он – неисцелим!

* * *

До щек ее добраться – нежных роз?

Сначала в сердце тысячи заноз!

Так гребень: в зубья мелкие изрежут,

Чтоб слаще плавал в роскоши волос!

* * *

Пока хоть искры ветер не унес, —

Воспламеняй ее весельем лоз!

Пока хоть тень осталась прежней силы, —

Распутывай узлы душистых кос!

* * *

Ты – воин с сетью: уловляй сердца!

Кувшин вина – и в тень у деревца.

Ручей поет: «Умрешь и станешь глиной.

Дан ненадолго лунный блеск лица».

* * *

«Не пей, Хайям!» Ну, как им объяснить,

Что в темноте я не согласен жить!

А блеск вина и взор лукавый милой —

Вот два блестящих повода, чтоб пить!

* * *

Мне говорят: «Хайям, не пей вина!»

А как же быть? Лишь пьяному слышна

Речь гиацинта нежная тюльпану,

Которой мне не говорит она!

* * *

Развеселись!.. В плен не поймать ручья?

Зато ласкает беглая струя!

Нет в женщинах и в жизни постоянства?

Зато бывает очередь твоя!

* * *

Любовь вначале – ласкова всегда.

В воспоминаньях – ласкова всегда.

А любишь – боль! И с жадностью друг друга

Терзаем мы и мучаем – всегда.

* * *

Шиповник алый нежен? Ты – нежней.

Китайский идол пышен? Ты – пышней.

Слаб шахматный король пред королевой?

Но я, глупец, перед тобой слабей!

* * *

Любви несем мы жизнь – последний дар?

Над сердцем близко занесен удар.

Но и за миг до гибели – дай губы,

О, сладостная чаша нежных чар!

* * *

«Наш мир – аллея молодая роз,

Хор соловьев и болтовня стрекоз».

А осенью? «Безмолвие и звезды,

И мрак твоих распушенных волос…»

* * *

«Стихий – четыре. Чувств как будто пять,

Сыграй на лютне, – говор лютни сладок:

В нем ветер жизни – мастер опьянять…

* * *

В небесном кубке – хмель воздушных роз.

Разбей стекло тщеславно-мелких грез!

К чему тревоги, почести, мечтанья?

Звон тихий струн… и нежный шелк волос…

* * *

Не ты один несчастлив. Не гневи

Упорством Неба. Силы обнови

На молодой груди, упруго нежной…

Найдешь восторг. И не ищи любви.

* * *

Я снова молод. Алое вино,

Дай радости душе! А заодно

Дай горечи и терпкой, и душистой. .

Жизнь – горькое и пьяное вино!

* * *

Сегодня оргия, – c моей женой,

Бесплодной дочкой Мудрости пустой,

Я развожусь! Друзья, и я в восторге,

И я женюсь на дочке лоз простой…

* * *

Не видели Венера и Луна

Земного блеска сладостней вина.

Продать вино? Хоть золото и веско, —

Ошибка бедных продавцов ясна.

* * *

Рубин огромный солнца засиял

В моем вине: заря! Возьми сандал:

Один кусок – певучей лютней сделай,

Другой – зажги, чтоб мир благоухал.

* * *

«Слаб человек – судьбы неверный раб,

Изобличенный я бесстыдный раб!»

Особенно в любви. Я сам, я первый

Всегда неверен и ко многим слаб.

* * *

Сковал нам руки темный обруч дней —

Дней без вина, без помыслов о ней…

Скупое время и за них взимает

Всю цену полных, настоящих дней!

* * *

На тайну жизни – где б хотя намек?

В ночных скитаньях – где хоть огонек?

Под колесом, в неугасимой пытке

Сгорают души. Где же хоть дымок?

* * *

Как мир хорош, как свеж огонь денниц!

И нет Творца, пред кем упасть бы ниц.

Но розы льнут, восторгом манят губы…

Не трогай лютни: будем слушать птиц.

* * *

Пируй! Опять настроишься на лад.

Что забегать вперед или назад! —

На празднике свободы тесен разум:

Он – наш тюремный будничный халат.

* * *

Пустое счастье – выскочка, не друг!

Вот с молодым вином – я старый друг!

Люблю погладить благородный кубок:

В нем кровь кипит. В нем чувствуется друг.

* * *

Жил пьяница. Вина кувшинов семь

В него влезало. Так казалось всем.

И сам он был – пустой кувшин из глины…

На днях разбился… Вдребезги! Совсем!

* * *

Дни – волны рек в минутном серебре,

Песка пустыни в тающей игре.

Живи Сегодня. А Вчера и Завтра

Не так нужны в земном календаре.

* * *

Как жутко звездной ночью! Сам не свой.

Дрожишь, затерян в бездне мировой.

А звезды в буйном головокруженье

Несутся мимо, в вечность, по кривой…

* * *

Осенний дождь посеял капли в сад.

Взошли цветы. Пестреют и горят.

Но в чашу лилий брызни алым хмелем —

Как синий дым магнолий аромат…

* * *

Я стар. Любовь моя к тебе – дурман.

С утра вином из фиников я пьян.

Где роза дней? Ощипана жестоко.

Унижен я любовью, жизнью пьян!

* * *

Что жизнь? Базар… Там друга не ищи.

Что жизнь? Ушиб… Лекарства не ищи.

Сам не меняйся. Людям улыбайся.

Но у людей улыбок – не ищи.

* * *

Из горлышка кувшина на столе

Льет кровь вина. И все в ее тепле:

Правдивость, ласка, преданная дружба —

Единственная дружба на земле!

* * *

Друзей поменьше! Сам день ото дня

Туши пустые искорки огня.

А руку жмешь, – всегда подумай молча:

«Ох, замахнутся ею на меня!..»

* * *

«В честь солнца – кубок, алый наш тюльпан!

В честь алых губ – и он любовью пьян!»

Пируй, веселый! Жизнь – кулак тяжелый:

Всех опрокинет замертво в туман.

* * *

Смеялась роза: «Милый ветерок

Сорвал мой шелк, раскрыл мой кошелек,

И всю казну тычинок золотую,

Смотрите, – вольно кинул на песок».

* * *

Гнев розы: «Как, меня – царицу роз —

Возьмет торгаш и жар душистых слез

Из сердца выжжет злою болью?!» Тайна!..

Пой, соловей! «День смеха – годы слез».

* * *

Завел я грядку Мудрости в саду.

Ее лелеял, поливал – и жду…

«Дождем пришла и ветерком уйду».

* * *

Я спрашиваю: «Чем я обладал?

Что впереди?.. Метался, бушевал…

А станешь прахом, и промолвят люди:

«Пожар короткий где-то отпылал».

* * *

Что песня, кубки, ласки без тепла? —

Игрушки, мусор детского угла.

А что молитвы, подвиги и жертвы?

Сожженная и дряхлая зола.

* * *

Ночь. Ночь кругом. Изрой ее, взволнуй!

Тюрьма!.. Все он, ваш первый поцелуй,

Адам и Ева: дал нам жизнь и горечь,

Злой это был и хищный поцелуй.

* * *

Как надрывался на заре петух!

Он видел ясно: звезд огонь потух.

И ночь, как жизнь твоя, прошла напрасно.

А ты проспал. И знать не знаешь – глух.

* * *

Сказала рыба: «Скоро ль поплывем?

В арыке жутко – тесный водоем».

– Вот как зажарят нас, – сказала утка, —

Так все равно: хоть море будь кругом!»

* * *

«Из края в край мы к смерти держим путь.

Из края смерти нам не повернуть».

Смотри же: в здешнем караван-сарае

Своей любви случайно не забудь!

* * *

«Я побывал на самом дне глубин.

Взлетал к Сатурну. Нет таких кручин,

Таких сетей, чтоб я не мог распутать…»

Есть! Темный узел смерти. Он один!

* * *

«Предстанет Смерть и скосит наяву,

Безмолвных дней увядшую траву…»

Кувшин из праха моего слепите:

Я освежусь вином – и оживу.

* * *

Гончар. Кругом в базарный день шумят…

Он топчет глину, целый день подряд.

«Брат, пожалей, опомнись – ты мой брат!..»

* * *

Сосуд из глины влагой разволнуй:

Услышишь лепет губ, не только струй.

Чей это прах? Целую край – и вздрогнул:

Почудилось – мне отдан поцелуй.

* * *

Нет гончара. Один я в мастерской.

Две тысячи кувшинов предо мной.

И шепчутся: «Предстанем незнакомцу

На миг толпой разряженной людской».

* * *

Кем эта ваза нежная была?

Вздыхателем! Печальна и светла.

А ручки вазы? Гибкою рукою

Она, как прежде, шею обвила.

* * *

Что алый мак? Кровь брызнула струей

Из ран султана, взятого землей.

А в гиацинте – из земли пробился

И вновь завился локон молодой.

* * *

Над зеркалом ручья дрожит цветок;

В нем женский прах: знакомый стебелек.

Не мни тюльпанов зелени прибрежной:

И в них – румянец нежный и упрек…

* * *

Сияли зори людям – и до нас!

Текли дугою звезды – и до нас!

В комочке праха сером, под ногою

Ты раздавил сиявший юный глаз.

* * *

Светает. Гаснут поздние огни.

Зажглись надежды. Так всегда, все дни!

А свечереет – вновь зажгутся свечи,

И гаснут в сердце поздние огни.

* * *

Вовлечь бы в тайный заговор Любовь!

Обнять весь мир, поднять к тебе Любовь,

Чтоб, с высоты упавший, мир разбился,

Чтоб из обломков лучшим встал он вновь!

* * *

Бог – в жилах дней. Вся жизнь – Его игра.

Из ртути он – живого серебра.

Блеснет луной, засеребрится рыбкой…

Он – гибкий весь, и смерть – Его игра.

* * *

Прощалась капля с морем – вся в слезах!

Смеялось вольно Море – все в лучах!

«Взлетай на небо, упадай на землю, —

Конец один: опять – в моих волнах».

* * *

Сомненье, вера, пыл живых страстей —

Игра воздушных мыльных пузырей:

Тот радугой блеснул, а этот – серый…

И разлетятся все! Вот жизнь людей.

* * *

Один – бегущим доверяет дням,

Другой – туманным завтрашним мечтам,

А муэдзин вещает с башни мрака:

«Глупцы! Не здесь награда, и не там!»

* * *

Вообрази себя столпом наук,

Старайся вбить, чтоб зацепиться, крюк

В провалы двух пучин – Вчера и Завтра…

А лучше – пей! Не трать пустых потуг.

* * *

Влек и меня ученых ореол.

Я смолоду их слушал, споры вел,

Сидел у них… Но той же самой дверью

Я выходил, которой и вошел.

* * *

Таинственное чудо: «Ты во мне».

Оно во тьме дано, как светоч, мне.

Брожу за ним и вечно спотыкаюсь:

Само слепое наше «Ты во мне».

* * *

Как будто был к дверям подобран ключ.

Как будто был в тумане яркий луч.

Про «Я» и «Ты» звучало откровенье…

Мгновенье – мрак! И в бездну канул ключ!

* * *

Как! Золотом заслуг платить за сор —

За эту жизнь? Навязан договор,

Должник обманут, слаб… А в суд потянут

Без разговоров. Ловкий кредитор!

* * *

Чужой стряпни вдыхать всемирный чад?!

Класть на прорехи жизни сто заплат?!

Платить убытки по счетам Вселенной?!

– Нет! Я не так усерден и богат!

* * *

Во-первых, жизнь мне дали, не спросясь.

Потом – невязка в чувствах началась.

Теперь же гонят вон… Уйду! Согласен!

Но замысел неясен: где же связь?

* * *

Ловушки, ямы на моем пути.

Их Бог расставил. И велел идти.

И все предвидел. И меня оставил.

И судит тот, кто не хотел спасти!

* * *

Наполнив жизнь соблазном ярких дней,

Наполнив душу пламенем страстей,

Бог отреченья требует: вот чаша —

Она полна: нагни – и не пролей!

Образ великого поэта Востока Омара Хайяма овеян легендами, а биография полна тайн и загадок. Древний Восток знал Омара Хайяма в первую очередь как выдающегося ученого: математика, физика, астронома, философа. В современном мире Омар Хайям известен более как поэт, создатель оригинальных философско-лирических четверостиший – мудрых, полных юмора, лукавства и дерзости рубаи.

Рубаи — одна из самых сложных жанровых форм таджикско-персидской поэзии. Объем рубаи — четыре строки, три из которых (редко четыре) рифмуются между собой. Хайям — непревзойденный мастер этого жанра. Его рубаи поражают меткостью наблюдений и глубиной постижения мира и души человека, яркостью образов и изяществом ритма.

Живя на религиозном востоке, Омар Хайям размышляет о Боге, но решительно отвергает все церковные догмы. Его ирония и свободомыслие отразились в рубаи. Его поддерживали многие поэты своего времени, но из-за страха преследований за вольнодумство и богохульство они приписывали и свои сочинения Хайяму.

Омар Хайям – гуманист, для него человек и его душевный мир превыше всего. Он ценит удовольствие и радость жизни, наслаждение от каждой минуты. А его стиль изложения давал возможность выражать то, чего нельзя было сказать вслух открытым текстом.

Великие о стихах:

Поэзия — как живопись: иное произведение пленит тебя больше, если ты будешь рассматривать его вблизи, а иное — если отойдешь подальше.

Небольшие жеманные стихотворения раздражают нервы больше, нежели скрип немазаных колес.

Самое ценное в жизни и в стихах — то, что сорвалось.

Марина Цветаева

Среди всех искусств поэзия больше других подвергается искушению заменить свою собственную своеобразную красоту украденными блестками.

Гумбольдт В.

Стихи удаются, если созданы при душевной ясности.

Сочинение стихов ближе к богослужению, чем обычно полагают.

Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда… Как одуванчик у забора, Как лопухи и лебеда.

А. А. Ахматова

Не в одних стихах поэзия: она разлита везде, она вокруг нас. Взгляните на эти деревья, на это небо — отовсюду веет красотой и жизнью, а где красота и жизнь, там и поэзия.

И. С. Тургенев

У многих людей сочинение стихов — это болезнь роста ума.

Г. Лихтенберг

Прекрасный стих подобен смычку, проводимому по звучным фибрам нашего существа. Не свои — наши мысли заставляет поэт петь внутри нас. Повествуя нам о женщине, которую он любит, он восхитительно пробуждает у нас в душе нашу любовь и нашу скорбь. Он кудесник. Понимая его, мы становимся поэтами, как он.

Там, где льются изящные стихи, не остается места суесловию.

Мурасаки Сикибу

Обращаюсь к русскому стихосложению. Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает непременно искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудный и чудный, верный и лицемерный, и проч.

Александр Сергеевич Пушкин

— …Хороши ваши стихи, скажите сами?
– Чудовищны! – вдруг смело и откровенно произнес Иван.
– Не пишите больше! – попросил пришедший умоляюще.
– Обещаю и клянусь! – торжественно произнес Иван…

Михаил Афанасьевич Булгаков. «Мастер и Маргарита»

Мы все пишем стихи; поэты отличаются от остальных лишь тем, что пишут их словами.

Джон Фаулз. «Любовница французского лейтенанта»

Всякое стихотворение — это покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся, как звёзды, из-за них и существует стихотворение.

Александр Александрович Блок

Поэты древности в отличие от современных редко создавали больше дюжины стихотворений в течение своей долгой жизни. Оно и понятно: все они были отменными магами и не любили растрачивать себя на пустяки. Поэтому за каждым поэтическим произведением тех времен непременно скрывается целая Вселенная, наполненная чудесами — нередко опасными для того, кто неосторожно разбудит задремавшие строки.

Макс Фрай. «Болтливый мертвец»

Одному из своих неуклюжих бегемотов-стихов я приделал такой райский хвостик:…

Маяковский! Ваши стихи не греют, не волнуют, не заражают!
— Мои стихи не печка, не море и не чума!

Владимир Владимирович Маяковский

Стихи — это наша внутренняя музыка, облеченная в слова, пронизанная тонкими струнами смыслов и мечтаний, а посему — гоните критиков. Они — лишь жалкие прихлебалы поэзии. Что может сказать критик о глубинах вашей души? Не пускайте туда его пошлые ощупывающие ручки. Пусть стихи будут казаться ему нелепым мычанием, хаотическим нагромождением слов. Для нас — это песня свободы от нудного рассудка, славная песня, звучащая на белоснежных склонах нашей удивительной души.

Борис Кригер. «Тысяча жизней»

Стихи — это трепет сердца, волнение души и слёзы. А слёзы есть не что иное, как чистая поэзия, отвергнувшая слово.

натюрморт со смыслом лобстера

Натюрморт после 1517 года: Северное Возрождение и голландский реализм. Способность Хеды изображать реальные объекты красками очевидна — вещи мерцают, отражаются или светятся. Не пропустите, нажмите ссылку в нашей биографии, чтобы забронировать билет прямо сейчас! В Яне Давидсе. Крупинки каменной соли сверкают, как драгоценности в серебряной подставке. Это изделие, которое упивается контрастом между элегантностью и базовой сексуальностью, мягкой женственностью и ее жестким мужским аналогом. Самым культовым художественным омаром является произведение Сальвадора Дали «Телефон лобстера» (1936), в котором ракообразные используются в качестве рупора для игривого сексуального выражения.Нью-Йорк, 1980, стр. Печать ограниченного тиража Печать ограниченного выпуска — это одна из множества отпечатков, сделанных одновременно с одной формы для печати. или рукотворные (стаканы, книги, вазы, украшения, монеты, трубки и т. д.). Загрузите копию этого изображения с низким разрешением для личного использования. Сезанн, Натюрморт с гипсовым купидоном Наша миссия — дать бесплатное образование мирового уровня каждому и в любом месте. То, что морской падальщик, такой как омар, стал модным символом, свидетельствует о его повсеместной привлекательности, хотя современные итерации тяготеют к лагерным, мультяшным изображениям: новая сумочка нью-йоркского дизайнера Кейт Спейд больше похожа на Disney, чем на Дали.Их руки покрыты мягкими латексными когтями (как боксерские перчатки), а их юбки переходят в хвосты, которые плывут за ними во время плавания. Классический натюрморт, омар также является memento mori, символом жизни и смерти. Печать ограниченного тиража? Это отличается от других насекомых, изображенных на натюрмортах, пожирающих плоды или мертвых животных, что означает смерть и «memento mori». Если они служили вам в прошлом, они, вероятно, все еще актуальны. Кертисс (который считает, что Рене Магритт и Луиза Буржуа оказали влияние) рисует сюрреалистический текстурированный мир, в котором повторяющиеся мотивы — это толстые пряди волос и накрашенные ногти.Натюрморт с фруктами и омаром 1648-49 Холст, масло, 95 x 120 см Государственный музей, Берлин: Де Хем написал этот натюрморт во время своего первого антверпенского периода. Это был обычный метод разделения специй и иногда на картинах, как в данном случае, сделанных со страницы, взятой из альманаха. При ношении веером сказка существа вызывающе сидит над вульвой, а его тело простирается до подола, как огромный красный фаллос. Натюрморт в большей степени, чем пейзаж или историческая живопись, обязан своей композицией художнику, но в большей степени, чем они, кажется, представляет собой часть повседневной реальности.«Считающийся и пересматриваемый как художниками, так и писателями, омар был сюрреалистическим талисманом, модным аксессуаром и теперь вступает в новую фазу в качестве символа идеологии правого крыла. -белое фарфоровое блюдо из Китая и перец из Ост-Индии. Хотя его европейский аналог всегда был более редким и дорогим, а в семнадцатом веке лобстеры стали появляться в натюрмортах как символ богатства и снисходительности.На другой картине, «Натюрморт: оловянные, серебряные сосуды и краб», конус альманаха безупречный, но горошины перца все еще просыпаются. «Смысловые аранжировки: голландский и фламандский натюрморт». В его состав входит яркий красный лобстер — деликатес, который характеризует роскошный образ жизни его владельца. Это состояние зависания для последнего выпуска. Де Хем. Пчела на натюрмортах означает хрупкость жизни и нашу беспомощность перед судьбой, а также поощряет трудолюбие.Фиксированное число составляется и подписывается художником, указывая порядок печати, в формате 1/10, что означает «первый из десяти отпечатков». Это латинское слово переводится примерно как «пустота» и относится к преходящей природе земной жизни. Физическое описание. Джули Кертисс — еще одна художница, которая помещает омара в женский символ. В основном наряды бывают разных оттенков красного, оранжевого или розового, но в Masshole Love Гойетт предстает в образе могущественной королевы голубых омаров. Порнографические пародии, что след границы между потреблением и сексом, удовольствием и насилием, юмором и щекотанием, фильмы отмечают извращения-актеры омара носят Speedos с несколькими шелковых пенисами прикрепленных или экстравагантной розовой вульвой.На скатерти вышит шифр, который, кажется, относится к торговой гильдии, возможно, подразумевая, что картина была заказана такой компанией. В Link (2018) крупный план — коготь омара и женская рука, встречающая клешню с пурпурным когтем. Натюрморт Абрахама ван Бейерена с омаром и фруктами (ок. Секстон замечает, что мы «берем его идеальное зеленое тело / красим его в красный цвет», напоминание о том, что алая раковина, которую мы так часто видим в изобразительном искусстве, является результатом насильственного вмешательства человека : только после варки лобстер меняет цвет.Центральный мотив этого натюрморта — характерный красный лобстер, который выступает за край тарелки и входит в иллюзорное пространство зрителя. Этот натюрморт — один из самых популярных жанров в Голландии семнадцатого века — посвящен проблемам изображения игры света на различных поверхностях и фактурах. Нажмите «Принять», и это сообщение исчезнет. Здесь насилие омара кастрировано: подвешенное вверх ногами на стальной цепи, это, с одной стороны, надувная фаллическая игрушка, а с другой — йонический веер его хвоста намекает на сексуальную двойственность, напоминая о том же намерении Нарядный намек Дали и Скиапарелли.Мы встречаемся с четырьмя художниками и одним коллективом, которые исследуют оптимизм и пессимизм непосредственно в своей практике, часто стирая грань между ними. Хотя палитра картины искусственна, даже китчна — панцирь омара — кремово-желтый, — возникает вопрос, когда и как живые существа становятся неодушевленными предметами: из-за его неестественного цвета невозможно определить, жив этот омар или мертв. Другие предметы происходят из Голландской республики, но по-прежнему были очень дорогими: лобстер, подставка, поддерживающая ремешок (толстый стакан с цветочками на ножке) и искусно изготовленный золотой кубок с римским воином, возможно, богом Марсом на вершине.Короче говоря, учение Петерсона предполагает, что, поскольку мы разделяем некую древнюю ДНК с ракообразными, такая же жесткая социальная организация лучше всего подходит и для нас, людей. де Хем. 1974. Он является крупным представителем этого жанра в живописи голландского и фламандского барокко. Анн Валлайер-Костер (21 декабря 1744 — 28 февраля 1818), французская художница 18 века, наиболее известная натюрмортами, добилась известности и признания в самом начале своей карьеры, будучи принятой в Королевскую академию скульптуры и искусства в 1770 году. , в возрасте двадцати шести лет.Красивый рыжий лобстер с глазом-бусинкой, расположенный с таким видом, предполагает связь с морем как источником их богатства. Мы временно закрыты. Однако к 16 веку идиома стала более распространенной в живописи, в частности в натюрмортах. Середина. Игривые, причудливые фигуры Гойетта, Кертисса и Пиготта дают лобстеру шанс противостоять этому присвоению, используя свои разные стили, чтобы открыть новые способы увидеть этот знакомый, но, казалось бы, неисчерпаемый символ. Натуралистические детали позволяют легко антропоморфизировать взгляд его глаз-бусинок как неодобрительный.Прочитайте больше. Найдите более известные натюрморты на Wikiart.org — лучшей базе данных по визуальному искусству. Игра — это не менее важная тема для Дали, чем для Кунса, в том, как лобстеры появляются в изобразительном искусстве. Он сочетает в себе некоторые из наиболее часто используемых атрибутов голландского натюрморта — цедру лимона, стекло, известное как ромер, и устрицы, которые в то время считались афродизиаками. Но, возможно, есть намек на то, что время идет. Омары в творчестве Дали — чувственные существа, эксплуатируемые для максимального использования инсинуаций; Итерации Петерсона жесткие и плоские, как и его точка зрения.Почему она это нарисовала Художник Справочная информация Использование линий и форм Родилась 21 декабря 1744 г. и умерла 28 февраля 1818 г. (73 г.) Натюрморт де Хема с омаром и чашкой наутилуса (1634 г.) Стол завален ценными сокровищами, включая столовое серебро, фрукты и ярко-красный лобстер, пьяно свешивающийся со стола одной клешней. Джефф Кунс дразнит эти классические ассоциации со статусом в своей пьесе «Лобстер» (2013). Как только они размещены в определенном порядке, а затем захвачены краской, тушью, пастелью или любым другим способом, объекты приобретают совершенно новый смысл.Однако подзаголовок книги Петерсона «12 правил жизни» является «противоядием от хаоса». Перцовые горошины были извлечены из измельченной бумажной трубки, которая вначале представляла собой конус. Получите лицензию и загрузите изображение с высоким разрешением для репродукций размером до A3 из библиотеки изображений Национальной галереи. Он одновременно демонстрирует очарование жизни излишеств и предостерегает от этого: этот омар мертв. Подобно омарам, которых вылавливали в прибрежных водах Северного моря, апельсины и лимоны по-прежнему были роскошью для большинства северных европейцев.322, 333, рис. Акрил из морской пены + кристаллы Swarovski UK = время, чтобы получить удовольствие в нашей НОВОЙ мастерской по изготовлению хрустальных ожерелий из омаров! В коллекции Художественного музея Толедо (Огайо). Заряженный эротизмом, он вызывает диалектику господина и раба, играя с балансом сил между людьми и животными, хищником и жертвой. В конце концов, желтый — это цвет, связанный с трусостью, и, возможно, цвет его панциря является упреком варварским кулинарным методам, на которые Фостер Уоллес так старался указать в своем эссе — мы можем быть одним из немногих хищников взрослых лобстеров. , но это вряд ли честный бой.Этот натюрморт — реализм, художник смотрит на что-то реальное и рисует это, что и есть натюрморт. Связанная как с кастрацией, так и с мужской потенцией, символическая гибкость омара сохраняла его актуальность на протяжении веков. Если у вас есть билет на следующий визит, мы свяжемся с вами в ближайшее время. В Яне Давидсе. В то время как почти каждое изображение омара кажется оживленным и характерным, алая раковина показывает, что эти моллюски, к сожалению, ушли, потому что омар становится малиновым только после того, как он был приготовлен.Натюрморт с фруктами, цветами, омарами, мертвыми птицами, ракушками, прекрасным фарфором и столовым серебром на мятой красно-синей скатерти с тремя живыми животными (собакой, попугаем и обезьяной) и гримасничающим человеком за окном на заднем плане . Омар в заголовке взят из «Натюрморта с омаром и фруктами» Авраама ван Бейерена (1650-е годы) — оригинал картины находится в Музее искусств Метрополитен (Нью-Йорк). Первоначально картины ванитас были популярны в погребальном искусстве и принимали форму скульптур на гробницах.Искусство проявляется в самых разных формах, но сегодня основной целью было узнать о технике и о том, как наслаждаться картиной. Хотя в настоящее время лобстер может выступать в качестве талисмана реакционной философии Петерсона, современные художники предлагают желанную противоположную точку зрения. Там, где Дали и Кунс наслаждаются своей способностью к сексуальному внушению, индустрия моды эксплуатирует его статус предмета роскоши, напоминая о его роли в традиции натюрморта. Водоплавающая птица, сидящая на терракотовом горшке, намекает на блюдо внутри него, но это также — впечатляющие открытые крылья — видимый символ изобилия.Точно так же, когда шарнирные пластиковые ожерелья ювелира Тэтти Девайн щелкают когтями по ключице, когда их тянут за хвост, настроение скорее игривое, чем угрожающее. В некоторых местах свет показывает вино или воду, видимые через стекло (в то время особенно ценилось умение художника показать это явление). Хеда использует приглушенные цвета, чтобы показать нам ингредиенты еды, уделяя особое внимание качеству, а не количеству. Она также является коммерческим художником, чей опыт и композиции в стилистике еды превратили ее в реквизита и специалиста по еде для ряда … Это радостные объекты, созданные, чтобы вызвать улыбку на чьем-то лице.Агрессивный и, несомненно, фаллический, омар имеет смысл как сокращение от патриархального господства, но его символическая история в искусстве более сложна и сложна. Фильмы «lobsta porn» художницы Ребекки Гойетт развивают эту тему, сочетая яркую, лагерную эстетику с возвращением к реалиям биологии лобстеров. «S till Life с рогом для питья» — классический голландский натюрморт эпохи барокко, олицетворяющий то величие, которое нравилось купеческим сословиям Голландии 17 века.Эти предметы были выбраны не только потому, что они редки и драгоценны — они также показывают, как голландские купцы привозили экзотические предметы из отдаленных уголков земного шара. Конец 1640-х, холст, масло. Выпуск 44 — Искусство и оптимизм во времена катаклизмов. Когда в твою жизнь входит духовное животное лобстер… Джеймс А. Велу. Картины де Хема немного более красочны, чем большинство картин «голландского завтрака». 6 Заключение «Натюрморт с омаром» именно так. Две оловянные пластины выступают за край стола, а трубка со свитком и резным ножом направлена ​​в сторону от нас по диагонали, демонстрируя, как Хеда владеет перспективой по-разному.Ткани имеют атласный блеск, а предметы на них — дорогая роскошь. О. Натюрморт с омаром | Art UK Типичная для роскошных банкетных натюрмортов Де Хема, эта картина виртуозно демонстрирует его способность запечатлеть текстуру материала в краске, от аппетитной демонстрации фруктов, ракообразных и других продуктов питания до искусно окрашенных отражающих поверхностей оловянных тарелок. стеклянный ремешок и серебряный кувшин. Размер файла изображения составляет 800 пикселей по самой длинной стороне. Эта скульптура надувной игрушки для бассейна высотой почти пять футов вызывает ностальгию и игриво, снова вызывая сексуальные намеки.Де Хем использовал эту тему в других своих картинах, например, в натюрмортах Лувра в Париже. Фотография предоставлена: Коллекция Уоллеса. Скидка 80% на репродукцию натюрморта с омаром, ветчиной и фруктами, сделанную вручную маслом, одной из самых известных картин Яна Давидса. Хотя его европейский аналог всегда был более редким и дорогим, а в семнадцатом веке омары начали появляться в натюрмортах как символ богатства и снисходительности. Напротив, гиперреальные анатомические детали Lemon Peeler (2016) Тристана Пиготта напоминают, что омар — это не просто символ, а живой организм.Это имеет символическое значение в вашей жизни. Вечно извращенный омар не привыкать к ребрендингу. Натюрморт Ван Сона также сочетает в себе местное и глобальное: все фрукты были выращены на местном уровне, за исключением цитрусовых, которые, вероятно, были импортированы из Средиземноморья. Вот почему профессор психологии правого толка и общественный интеллектуал Джордан Петерсон принял ракообразных в качестве символа своей патерналистской философии: его марка интеллектуального мачизма утверждает, что возвращение к более традиционному, гетеронормативному обществу — это ответ на наши современные беды.(Мейер Шапиро «Яблоки Сезанна: эссе о смысле натюрморта», 1968) Элси Рассел, 19.04.2001 На контрасте выступают темно-синяя струящаяся драпировка и частично очищенный лимон. de Heem, чьи композиции варьируются от простых вертикальных расположений продуктов и посуды до огромных столов, уставленных подобным празднику количеством этих предметов. Устойчивый, но изменчивый символ, он олицетворял экстравагантность, морскую ностальгию и сексуальные намеки. ✨ Узнайте, как сделать своего собственного симпатичного рачка в нашей оригинальной студии Brick Lane в эту субботу! Миниатюрный масштаб указывает на то, что он был предназначен для коллекционного шкафа, предназначенного для одного зрителя.Вы должны согласиться с условиями Creative Commons, чтобы загрузить это изображение. Они тщательно отбираются не только потому, что они редки и драгоценны, но и потому, что они с гордостью демонстрируют, как голландские купцы привозили экзотические предметы из отдаленных уголков земного шара. 16 ноября 2014 г. — «Натюрморт с омаром» Яна Давидса. Получите последние новости от Elephant прямо на свой почтовый ящик и получите скидку 10% на первую покупку. Важность тотема духа омара. Он перекликается с тем, как Микеланджело касается Адама и Бога кончиками пальцев через пустоту между мирами смертных и бессмертных, за исключением того, что здесь когтистые хватки гвоздят в двусмысленном жесте: это рукопожатие между видами опасно или дружелюбно? Литография? Khan Academy — некоммерческая организация 501 (c) (3).В дикой природе омары — агрессивные одиночки, соблюдающие строгие иерархические правила, основанные на яростных демонстрациях силы. 1650-е годы) сильно отличается от относительной скромности картин для завтрака, сделанных в начале века. Паста, состоящая из измельченного пигмента и олифы, например льняного масла. Массивные когти и бронированное тело намекают на агрессивные наклонности существа, но, конечно же, насилие присутствует и в том, как мы их готовим. Белая скатерть изготовлена ​​из дамасской роскошной шелковой ткани.Символизм продолжается в наклонном блюде с устрицами. Несмотря на то, что предметы в этом натюрмортах выглядели явно небрежно, они сразу же предложили бы зрителю семнадцатого века богатство и экстравагантность. Виллем Клас. Дали был очарован способностью омара олицетворять как фаллический символ, так и инструмент кастрации, и часто упоминал эту двойственность в своих работах. Вдохновленный работами старых мастеров 17 века, таких как Джованна Гарцони и Мария Сибилла Мериан, американский фотограф Полетт Тавормина создает потрясающе освещенные образы фруктов и овощей, погруженных в темную атмосферу.Наклонное блюдо использовалось для особого смысла в голландских картинах. Ваш духовный наставник хочет, чтобы вы придерживались своих проверенных убеждений. Фильмы исследуют стыд и удовольствие, превращая омара из одинокого фаллического объекта в символ, который является странным, социальным и центрирует женскую сексуальную активность. Бесплатный сертификат подлинности бесплатная доставка. Редакционных подражает генитальные закрыть окна и телесные звуковые эффекты порно, и художник, и ее бросили синтезированный секс на лодки и в море. Такие демонстрации богатства иногда напоминали о бренности земного имущества, но они определенно свидетельствуют о расточительном образе жизни голландских купцов в семнадцатом веке.В 1937 году он сотрудничал с дизайнером Эльзой Скиапарелли над платьем для Уоллис Симпсон, нарисовав лобстера на его юбке из шелкового тюля. Они также демонстрируют навыки Хеды в рисовании текстур и объектов, выступающих из картины на нас, в тонких, насыщенных цветах. Волшебство натюрмортов в том, что они могут по-новому взглянуть на обычные предметы вокруг нас. Рой Лихтенштейн начал рисовать натюрморты в 1972 году, придавая мультипликационный оттенок вековому жанру изображения повседневных предметов в искусстве.Значение натюрморта с омаром! Несмотря на то, что предметы в этом натюрмортах выглядели явно небрежно, они сразу же предложили бы зрителю семнадцатого века богатство и экстравагантность. Это изображение разрешено для некоммерческого использования в соответствии с соглашением Creative Commons. Красивый рыжий лобстер с глазом-бусинкой, расположенный с таким выдающимся положением, возможно, предполагает связь с морем как источником их богатства. «Натюрморт с ветряной мельницей» 1974 года и триптих «Корова идет абстракция» 1982 года демонстрируют отход от его более ранних работ, в которых сюжеты были взяты из существующих образов.Однако омар неизбежно подвергается насилию: «Он — старая морская охотничья собака», — пишет Энн Секстон в своем стихотворении «Лобстер». Этот натюрморт был одной из первых картин, приобретенных The Met в рамках учредительной закупки 1871 года. Мы используем файлы cookie по всем обычным причинам. «Лобстер и канарейка» — это норвежское выражение, означающее «мелочи, мелочи, немного того и еще немного». «Омар» — романтическая драма режиссера Йоргоса Лантимоса (который также дал нам «Собачий зуб» и «Убийство священного оленя») с участием Колина Фаррелла, Рэйчел Вайс, Леа Сейду и Джона К.Райли, и это лишь некоторые из них. «Лобстер» — это фильм 2015 года, действие которого происходит в воображаемом мире, где одиноким людям дается 45 дней, чтобы найти партнера, а остальные превращаются в зверей и отправляются в дикую природу. В поддержку своего дела Петерсон недавно запустил линию товаров с принтом омаров: на темно-синих футболках изображены маленькие красные лобстеры с большими когтями, расположенными в едином узоре, как полк разъяренных насекомых. Натюрморт (множественное число: натюрморты) — это произведение искусства, изображающее в основном неодушевленные предметы, обычно обычные предметы, которые либо естественны (еда, цветы, мертвые животные, растения, камни, ракушки и т. Д.)Здесь он представляет зрителю заманчивое угощение из приготовленных красных лобстеров, спелых персиков и слив и роскошных гроздей винограда. Все еще живу с лобстером. «Натюрморт с омаром» был создан в 1781 году Анной Валлайер-Костер в стиле рококо. Свет, идущий в основном слева, ловит крыло птицы; два быстрых взмаха кисти открывают почти невидимый на темном фоне высокий бокал с флейтой. Несмотря на то, что предметы в этом натюрмортах выглядели явно небрежно, они сразу же предложили бы зрителю семнадцатого века богатство и экстравагантность.Здесь омар — воплощение фрейдистских сексуальных неврозов, одновременно йонический и фаллический символы. 600 лет нидерландского искусства: избранные лекции симпозиума. #TattyDevine #TattyWorkshop #acrylicjewellery #lobster #jewellerymakingworkshop, сообщение, опубликованное Тэтти Девайн (@tattydevine) 5 марта 2018 г. в 5:00 по тихоокеанскому стандартному времени. Это было, например, главной темой натюрморта Рулофа Коеца, который сейчас хранится в Музее изящных искусств Орлеана, Франция. Натюрморт с омаром, 1974 год. Форма. Натюрморт: оловянные и серебряные сосуды и краб, Натюрморт: оловянные и серебряные сосуды и краб, представленный Фредериком Джоном Неттлфолдом, 1947 год, исследование, частное исследование или для внутреннего распространения в образовательной организации (например, школе, колледже или университет), некоммерческие публикации, личные веб-сайты, блоги и социальные сети.На столе все дорого: это еда богатого человека. де Хем или полностью Ян Давидсун де Хем, также известный как Иоганнес де Хем или Йоханнес ван Антверпен, или Ян Давидс де Хем (ок. 17 апреля 1606 года в Утрехте — до 26 апреля 1684 года в Антверпене), был художником-натюрмортами, который активно работал в Утрехте и Антверпене. На скатерти вышитый шифр, который, кажется, относится к гильдии торговцев, возможно, подразумевая, что картина была заказана такой гильдией. Художественная форма масляной живописи Что такое масляная краска? Ян Давидс.Они черпают вдохновение в биологических причудах секса с лобстерами, когда у самцов есть два пениса, а самки сбрасывают свои твердые панцири и брызгают мочой в логово своего избранного партнера в качестве прелюдии. Лобстер заменяет сельдь, вместо пива предлагается импортное вино. Красивый рыжий лобстер с глазом-бусинкой, расположенный с таким видом, предполагает связь с морем как источником их богатства. В нашем осеннем выпуске 2020 года мы говорим с многочисленными художниками об их опыте оптимизма, утопии и эйфории и углубляемся в образ мышления, который необходим просто для создания в первую очередь.Ткани имеют атласный блеск, мягкие на ощупь, а предметы на них представляют собой дорогую роскошь в тщательно продуманной витрине, демонстрирующей богатство. «Натюрморт с омаром и чашкой наутилуса» де Хема (1634) стол завален ценными сокровищами, включая столовое серебро, фрукты и ярко-красный лобстер, одна лапа пьяно свисает с… Вместо белой ткани здесь накрыт стол с персидским ковром. 577 (цвет), называет его «тоналистическим» натюрморт, сравнимым с пейзажами Ван Гойена.Помогите нам оставаться свободными, сделав пожертвование сегодня. Лихтенштейн, которого привлекала историческая значимость натюрморта, наполнял свои композиции отсылками к великим художникам прошлого. Сюрреалистическое движение определенно не было свободным от сексизма и гендерных предубеждений, но цель движения заключалась в том, чтобы стать авангардом, бросающим вызов общественным нормам, охватывая хаос бессознательного. Американский сорт когда-то был настолько распространен, что его называли «белком для бедняков», пока чрезмерный вылов рыбы не привел к сокращению запасов, а его запасы выросли.В течение семнадцатого века натюрморт сам по себе стал категорией живописи, и де Хим был одним из величайших мастеров нового жанра. Они также демонстрируют навыки Хеды в рисовании текстур, объектов, выступающих из картины на нас, и в тонких, насыщенных цветах. Этикетка: Эта картина во многом повторяет картины ведущего антверпенского мастера пронк (роскошных) натюрмортов Яна Давидса. Хеда показывает его на этой картине в разоренном виде, напоминая зрителю о его эфемерности. Кунс использует алюминий и полихромию, чтобы соответствовать тактильным качествам надутого пластика, вплоть до его сморщенных краев, наслаждаясь противоречием между средой и предметом.Как объясняет Дэвид Фостер Уоллес в своем эссе «Рассмотрим омара», это название происходит от loppestre, в котором смешано искаженное латинское слово «саранча» с древнеанглийским loppe, что означает паук, что дает нам, как он выразился, «гигантских морских насекомых». Как благотворительная организация, мы полагаемся на щедрость людей, чтобы коллекция продолжала увлекать и вдохновлять.

слов восстановления | Ричард Ослер | Отступления по написанию стихов | Мастер-классы по написанию стихов | Британская Колумбия, Канада :: Поцелуй акулы и ступни воробья — Стихи Тима Сейблса — Возвращение слов | Ричард Ослер | Отступления по написанию стихов | Мастер-классы по написанию стихов

Американский поэт Тим ​​Сейблс

Кромка

Трафик: одиночество,
город — гулять.

Многие из нас потерялись в этом.
Тайна любви

никто не рассказывает? В небольшом парке
при дневном свете дернул нож

и дерево двинулось ко мне
: кто ты

здесь делаешь?
Вспомнил тогда: зажег

мои глаза, у которых было
потухло

Тим Сейблс из Fast Animal , Etruscan Press, 2012

Наблюдайте, как Тим Сейблс выходит на сцену, и вам лучше иметь под рукой огнетушитель, иначе вы можете сгореть! Этот человек зажег глаза! Осторожно.В его словах есть лесной пожар! Это человек, который олицетворяет свою страсть к поэзии. Слова наполняют его, и он наполняет слова. Его исполнение стихотворения Теодора Рётке В темное время на фестивале поэзии в Палм-Бич в этом году заставило меня услышать это как будто впервые. Особенно последняя строфа:

Темный, темный мой свет и темнее мое желание.
Душа моя, как обезумевшая от жары летняя муха,
Гудит у подоконника.Который я есть я?
Падший человек, я вылезаю из страха.
Разум входит в себя, и Бог разум,
И один — Один, свободный в порывающем ветру.

Теодор Рётке из Собрание стихотворений Теодора Рётке , Doubleday, 1963

Какое определение души: Моя душа, как обезумевшая от жары летняя муха, / Продолжает гудеть у подоконника. То, как Сайблс произнес эту фразу, я почувствовал безумие своей души! Это безумие гудит у подоконника моего тела, пытаясь вырваться на свободу.И чувство экстаза Ретке в конце стихотворения поразило меня как прозрение:

………… ..… Я вылезаю из страха.
Разум входит в себя, и Бог разум,
И один — Один, свободный в порывающем ветру.

Это стихотворение и стихи Сейблеса стали прозрением в январе прошлого года в Делрей-Бич, штат Флорида. (Ссылка на то, как Сайблс читает свое стихотворение Омаров для продажи на фестивале, щелкните здесь). .Чего я не ожидал, так это того, что меня поразит его страстный призыв к страстной поэзии во введении к его тому 2004 года Соло с головой буйвола. Какой поэтический призыв к оружию. Вот вкус:

Что, черт возьми, случилось с понятием поэта как городского глашатая, подстрекателя сброда, придворного шута, жрицы, мечтательного сумасшедшего? … Написание стихов в SUV-America может казаться игрой посреди катастрофы, но если нужно возиться, не следует этого делать. играть в эту штуку, пока она не закурит? И, перемешивая слова с помощью языков, лап, долгих ночей и тлеющего клубка наших мозгов, может быть, мы сможем побудить наших общих сородичей слушать.

Сейблс в отчаянии написал это после войны в Ираке, но он мог бы с таким же успехом написать это вчера. Идет новая / старая война Ирак, Сирия по-прежнему подвергается жестокому обращению с применением насилия, вирус Эбола остается неконтролируемым в Африке и распространился на другие континенты, а террористы посетили мою страну на прошлой неделе в результате нападений на наших солдат (унесших две жизни) и на наш парламент Строительство. Тяжелые дни. Дни, которые он мог бы описать в конце своего вступления:

T Это тяжелые дни.Отчаянные времена. Времена, когда наш язык публично мучают и заставляют значить гораздо меньше, чем он означает. Должен быть способ остановить это умирание, способ создать литературу, которая делает больше: поэзия с поцелуем акулы и лапами воробья, поэзия, временами прекрасная, а затем безжалостная, откровенная, но полная оживляющих заблуждений.

Тим Сейблс , из Соло с головой Буффало , Центр поэзии Кливлендского государственного университета, 2004

Я говорю, напиши, скажи: стихов с поцелуем акулы и лапами воробья! И я также говорю, что Сейблс пишет то, что заявляет.Он позволяет своей музыке и изображениям делать всю работу за него! И это так очевидно в серии стихов-персон в его последней книге Fast Animal , которая была номинирована на Национальную книжную премию 2012 года.

Эти персональные стихи написаны голосом Блейда, персонажа Marvel Comics, которого Уэсли Снайпс изображает в фильмах Blade . Блейд, убийца вампиров — получеловек-полувампир, пойманный между тьмой и светом! Звучит знакомо?! Следите за укусом акулы в этом стихотворении — Blade, Unplugged :

Это правда: я почти никогда не улыбаюсь
, но это не значит, что

Я не влюблен: мое сердце
это та черная скрипка
играет медленно.Вы знаете, что

момент в конце соло
когда голос
настолько чистый, что вы чувствуете
кровь в нем: рана

между яростью
и полной капитуляцией. Это
, где я улыбаюсь. Просто
не видно — звук

истекает кровью
внутри меня. Первый раз
Я убил вампира Мне было

sad: я имею ввиду
мы были почти семьей.

Но это
так много жизней назад. Я верю

в крике, который врезает
в мелодию, струны
зовут обратно забытый мир.

Когда я думаю об этом
, одна записка ломает
то, что осталось от того, что во мне
человек, человек

Все люблю.

Тим Сейблс из Fast Animal

Это стихотворение прижалось к моей груди и не отпускает.Музыка, сюрпризы, черный юмор, изысканные короткие реплики, ловушка тоски человека, оказавшегося между тьмой и светом. Мучение быть человеком. Его сердце: медленно играла черная скрипка. Что за метафора. И становится богаче. Сердце как черная скрипка с таким чистым голосом: ты чувствуешь / кровь в нем: рана // между гневом / и полной сдачей . Если это не отражает мое чувство человека, я не знаю, что именно.

У него острый слух.Он ломает музыкальную интенсивность (в прямом и переносном смысле) первых четырех строф этими удивительно правдоподобными строками: В первый раз / я убил вампира, мне было // грустно: я имею в виду / мы были почти / семьей.

Структура и каденция, не говоря уже о смысле последней части стихотворения, снова и снова возвращают меня к ней. Произнесите вслух последние пять строк. Обратите внимание на разрывы строк, на то, насколько они рваные, насколько разорванные линии кажутся эхом их значения. Эти линии представляют собой укус красивой акулы в то, что, как я знаю, является истинной частью меня.Я знаю, потому что это одновременно и больно, и лечит. Вот почему я называю поэзию GPS для души, для сердца! Эти строки объясняют, почему я остаюсь в этом темном, темном мире. Особенно в темноте текущих мировых событий. Несмотря на все это, в стихотворении Seibles голосом Блэйда говорится:

Я люблю все

И мне напомнили, и я вынужден был согласиться. Эта линия сама по себе? Это может быть открытка. Но не с предшествующими ему строками: Какой резонанс: Когда я думаю о безумии, которое сделало меня и полночь, я хожу внутри целый день. И какая ловкая двойная игра на следующей поэтической строке : когда я думаю о том , который относится и к безумию, и к полуночи, и к одной чистой ноте скрипки. Только тогда, обладая красотой и безумием своего мира, нашего мира, он может сказать:

Все люблю.

Эта строчка для меня сегодня спасательная шлюпка: в день, через несколько дней после успешной сердечной процедуры, в течение недели, когда мои собственные стихи кусают и выплевывают (по крайней мере, так кажется в публикациях), и в то время, когда мои стихи свекор, девяносто один год, терпит неудачу.И все же эта спасательная шлюпка плавает еще более оживленно из-за строки в стихотворении Seibles ‘Blade, которая предшествует Blade, Unplugged — стихотворению Blade, Historical:

…………… несколько дней

Думаю, с пением
моего клинка я могу исправить
все — даже грусть

, в котором ничего важного не сказано
изменится. Иногда
Я думаю, что никогда не должен был быть.

Эти строки пугали меня, когда я их читал. Кто из нас может сказать, что мы не думали Я думаю, мне никогда не следовало быть ? Именно с этими преследующими меня строчками я прочитал Blade, Unplugged и прочитал другие строки: Я люблю все . Вот истинная суть поэзии. Его безумное объятие «нет» и «да»! Ноги воробья. Укус акулы.

………… .Некоторые дни
Я думаю, что никогда не должен был быть.

Не последнее слово. Эти слова:

Я люблю все

Поделитесь этим постом в своих социальных сетях!

Чтение стихотворения Билли Коллинза «Больше, чем женщина» и эссе Дэвида Фостера Уоллеса «Рассмотрим омара»

Часть I: Очаровательный Билли

Я впервые познакомился с современным американским поэтом Билли Коллинзом на семинаре примерно в то время, когда он был назван лауреатом поэт-лауреатов Соединенных Штатов в 2001 году.Хотел бы я сам обнаружить его раньше. Поэзия всегда была удручающе ускользающей от литературной любви. Я учу этому, но не пишу. Я ценю это, но не отождествляю себя с этим. Потребовалось тонкое размышление Билли Коллина о повседневной жизни, чтобы наконец соединиться с поэтом, который мог говорить за меня и что я мог испытать эмоциональную связь с его работами, которые я делаю для романов, рассказов, эссе и пьес. Коллинз известен своими «разговорными, остроумными стихами, которые приветствуют читателей юмором, но часто переходят в причудливые, нежные или глубокие наблюдения за повседневностью, чтением, письмом и самой поэзией» (Poetry Foundation 2010).Я бы хотел пообщаться с Коллинзом. Мои студенты — в основном бедные цветные студенты, страдающие когнитивным диссонансом литературного канона и устоявшейся критической культуры — считают его работы доступным мостом в интеллектуальный мир.

Поэзия Билли Коллинза также помогла мне найти смысл в произведениях других поэтов. Его юмор, его близость и его хитрый кивок эфемерному заставили меня дважды взглянуть на Эдриенн Рич, Уолта Уитмена, Эмили Дикинсон, Дениз Левертов, Энн Секстон, Сильвию Плат, Симуса Хини и даже сонеты Шекспира.Поэзия больше похожа на графический роман в том смысле, что это промежутки между текстом — вне того, что находится на странице — где смысл и связь лежат.

Я выбрал стихотворение Билли Коллинза «Больше, чем женщина», которое впервые появилось в Poetry Magazine (2002), но позже было опубликовано в его антологии «Девять лошадей» (2003), потому что я знал, что хочу прочитать статью эссеиста Дэвида Фостера Уоллеса под названием « Взять хотя бы лобстера ». Коллинз — житель Новой Англии, так что я подумал, что эти двое будут хорошо сочетаться с той же северо-восточной чуткостью.После многократного прочтения у этих двух произведений действительно появилось много общего — не в происхождении их авторов, а в вопросах, которые заставляли задуматься читателей.

В обзоре «Девяти лошадей» для New York Times Мэри Джо Солтер отметила, что «оригинальность Коллинза, кажется, проистекает из сочетания сумбурного, иногда сюрреалистического воображения… с обычной жизнью, описанной всего в нескольких простых словах». Солтер продолжил: «… одна из привлекательных сторон типичного стихотворения Коллинза состоит в том, что оно не столько помогает вам запомнить его, сколько помогает вспомнить, во всяком случае, на некоторое время, свою собственную жизнь.”

Сначала я подумал, что стихотворение будет о любви; возможно, поэт пишет об отношениях, которые либо потерпели неудачу, либо зашли дальше, чем он первоначально предполагал. Тем не менее, первые несколько строф связаны с обычным опытом, когда песня застревает в голове. Сначала я прочитал его без ручки, потому что хотел прочитать вслух, чтобы понять. Я заметил длинные, короткие предложения и интересный синтаксис — тире, точки с запятой, разнообразие предложений. Как и многие стихотворения Коллинза, это начинается с света и заканчивается метафизикой.Вот почему мне так нравится Билли Коллинз. У него хитрый остроумие, умная способность переворачивать фразы, так что скоро человек задумывается о БОЛЬШИХ вопросах жизни.

Для второго чтения я использовал шаблон для поэтического анализа College Board, который хорошо мне служил на протяжении многих лет. Модель SOAPSTone помогает мне читать стихотворение и не убивать его. Другой шаблон текстового анализа, TPCASTT, просит читателя изучить заголовок первым и последним. Я совмещаю два; Таким образом, я сначала прочитал название, а затем прочитал стихотворение, чтобы определить предмет, повод, аудиторию, а затем перефразировал его.Наконец, я обратился к тону и снова посмотрел на заголовок.

Заголовок — предсказание	Больше, чем женщина — это о любви?
Субъект	Застрявшая в голове банальная песня, и что это говорит о жизни
Повод	Contemporary; осень
Аудитория	Коллинз называл себя «читателем», поэтому его аудитория всегда остается его читателем.«Я имею в виду одного читателя, кого-то, кто находится в комнате со мной и с кем я разговариваю, и я хочу убедиться, что говорю не слишком быстро или слишком бойко» (Риггот, 2006).
Назначение	«Я думаю, что моя работа связана с ощущением, что мы все время пытаемся создать логический, рациональный путь в течение дня. Слева и справа есть удивительный набор отвлекающих факторов, за которыми мы обычно не можем себе позволить… »(Там же).
Тон	«Обычно я стараюсь создать в начале стихотворения гостеприимный тон. Переходить от заголовка к первым строчкам — все равно что ступить в каноэ. Многое может пойти не так »(Там же). Мне очень нравится это сравнение.
Титул снова	Теперь я понимаю, что это не только о женщине, но и о большем, чем просто песня.Речь идет об уникальном человеческом опыте, к которому мы все можем относиться.

Затем я ищу изменения в голосе или отношении. На этот раз я также сделал пометки зеленой ручкой. Я обычно пишу аннотации зеленым или фиолетовым цветом, потому что это мои любимые цвета. Мне нравятся мелкие детали, поэтому я могу подчеркивать и писать комментарии на полях. Я отметил игру слов, умный выбор дикции, образы, некоторые рифмы, метафоры, повторение и параллельную структуру. Я вернулся и разделил стихотворение на три части, потому что есть две смены, которые разделяют повествование стихотворения и определяют тон.Коллинз олицетворяет идею о том, что песня сбегает, как заключенный из радиотени, а затем проникает в ухо, где прячется в коре головного мозга. Он называет песню «назойливой и банальной», что точно описывает ее мелодию, «обтягивающие аккорды» и «пухлые слова». Он произносит в активном прошедшем времени все, что он делает, пока песня звучит у него в голове — гулял, поливал растения, забирал почту… Песня сопровождала его на протяжении всего дня.

В стихотворении есть сезон, потому что он упомянул наблюдение с моста за коричневыми листьями, плавающими в русле реки.Он также упоминает, что видел лобстера в «освещенном резервуаре, который был до краев наполнен обильными слезами». Все это время песня крутила у него в голове, и он переживает его жизнь, когда он проходит через свой распорядок дня.

Я нашел его, потому что Коллинз часто читает о различных мероприятиях. Конечно, он прочитал это стихотворение вслух и представил его, предлагая некоторый контекст. Он сказал, что написал стихотворение, чтобы рассказать об общем переживании, и собирался назвать его «Танцующая королева», «Мы только что начали» или «Испорченная любовь.Толпа взревела, как и я. Это стало заданием для стихотворения. Коллинз почти на 25 лет старше меня, но он больше говорит моему поколению, чем моим родителям. Эти песни я вспоминаю из детства. Музыка Carpenters была повсюду в начале 70-х, как и Abba — торговый центр, реклама, кавер-версии — эта музыка стала саундтреком моей юности. Песня Би-Джи «More Than a Woman» стала хитом из фильма «Лихорадка субботнего вечера» и вернула воспоминания о танцах в средней школе. «Tainted Love» выходили из 1980-х, в начале MTV.Все песни объединены в топ-40 радиостанций, но в них есть мелодии, которые проникают в ухо, и весь остальной день человек не может не петь отрывки из них. Бьюсь об заклад, вы поете одну из них прямо сейчас, когда читаете это… верно?

Интересно, что декламация Коллинза продолжалась после версии стихотворения, которую я скачал и аннотировал, и вот, вот и последние несколько строф его стихотворения, опущенные на веб-сайте Poetry Foundation.Я нашел их, наклеил на свою копию, перепечатал и повторно аннотировал. Мне очень жаль людей, которые получают доступ только к усеченному стихотворению с веб-сайта и не могут прочитать заключительные строфы, потому что они золото.

Стихотворение Коллина полностью изменилось, и последний сдвиг сделал легкое послание стихотворения универсальным. Эти ушные черви превратились в сферы, которые «сочились из музыкальных автоматов в облаках». Этот легкий общий опыт стал идентификатором состояния человека. Эти легкие «клубочки» песен, которые застревают в нашей голове, определяют нас и привязывают к определенному времени и месту.

Поэт Ричард Ховард сказал о Коллинзе: «У него удивительно американский голос… который сразу узнаешь как актуальный, но, кроме того, он имеет реальную значимость, очень далеко доходя до того, на что способны стихи» (Webber 1999). Соединенные Штаты все еще молодая страна, и часто мы полагаемся на свое короткое прошлое и неопределенное будущее, чтобы определить себя. Мне нравится, что Коллинз так ценит возвышенные черты обычного момента. Он вспоминает Уитмена в его романтическом праздновании обыкновенного человека и его американской мечты.Коллинз сказал о своем процессе, что он часто читает китайскую поэзию, прежде чем написать: «… Я просто открою ее и прочитаю несколько страниц для ясности, ясности и очень естественного словарного запаса» (Riggot, 2006). На первый взгляд поэзия Коллинза радостна и исполнена мастерства. За всем этим скрывается размышление — рефлексивное осознание читателя, сообщения, контекста, техники и мастерства. Мне нравится думать, что это лучшее обучение.

II. Учитывая Дэвида Фостера Уоллеса

Дэвид Фостер Уоллес получил задание от журнала Gourmet в 2003 году присутствовать на фестивале лобстеров в штате Мэн, который он называет в тексте MLF, и «рассказать» о своем опыте.Я хотел прочитать это эссе, так как в марте 2013 года я прочитал список 25 лучших сборников эссе всех времен (Темпл). Александр Хемон, Энни Диллард, Кристофер Хитченс, Клайв Джеймс, Синтия Озик, Дэвид Фостер Уоллес, Дэвид Седарис, Эдвард Хоугланд, Эллен Уиллис, Джефф Дайер, Джордж Сондерс, Гретель Эрлих, Генри Луи Гейтс младший, Джеймс Болдуин, Джо Энн Берд, Список составляют Джоан Дидион, Джон Иеремия Салливан, Мартин Эмис, Меган Даум, Нора Эфрон, Филип Лопейт, Сьюзан Зонтаг, Вирджиния Вульф и Зэди Смит.Однако работа Дэвида Фостера Уоллеса похожа на чтение Джеймса Джойса. Таким образом, у меня была возможность «рассмотреть лобстера». Так я и сделал.

Эссе, опубликованное в августе 2004 года, занимает 14 страниц с одинарным интервалом, четыре из которых представляют собой 20 сносок, которые Уоллес прилагает к концу. Я бы порекомендовал распечатать сноски и пролистать страницы перед вами, чтобы вы могли переходить от текста к сноскам. Они так важны.

В интервью с Майклом Сильверблаттом из «Книжного червя» KCRW (2006) Уоллес сказал, что посещение Lobsterfest было на самом деле довольно скучным, и он не нашел, о чем писать.Тем не менее, на периферии он увидел членов активистской организации «Люди за этичное обращение с животными» (PETA), протестовавших против MLF. Именно там он зародился в своей идее, что его произведение будет не столько об опыте посещения летнего фестиваля, сколько о концепции и напряженности празднования кипячения живьем и ритуала поедания лобстера. Неужели это волновало искушенных читателей его эссе? Фостер упомянул, что подзаголовком Gourmet является «журнал о хорошей жизни».”

Опять читаю без аннотации при первом чтении. Проза Уоллеса плотная, томная и продуманная. Обычно в публицистических материалах писатель не упоминается, но Уоллес включает себя в материал как рассказчик, участник, убеждающий, вопрошающий, учитель и даже объясняющий, какие риторические приемы он (как автор) использует для достижения своей цели. После второго чтения я все еще пытаюсь понять эту часть, и мне нужно еще одно чтение, чтобы самостоятельно изучить его ремесло.

Он начинает с некоторого контекста, помещающего читателя в фестиваль, описывая достопримечательности и звуки, когда он, его девушка и его родители, которые, как он объясняет, запретили ему писать о них в этой пьесе, сопровождают его в этом ежегодном ритуале середины лета.Он использует технику, которую использует Ф. Скотт Фицджеральд, которая соединяет концепции вместе с помощью нескольких «и», без запятых, «с его старыми деньгами, гаванью для яхт, пятизвездочными ресторанами и феноменальными пансионами». Фицджеральд использует эту технику, чтобы создать мечтательный дом Джея Гэтсби перед большой вечеринкой. Я вижу, как Уоллес отдает дань уважения Фицджеральду здесь и в нескольких других местах. Он дает читателю представление о фестивале, обращая внимание на крупнейшую в мире печь для омаров, расположенную спереди и в центре.

Затем он превращается в ученого-учителя и описывает, что на самом деле такое лобстер. Я узнал, что омары изначально были пищей для представителей низшего социально-экономического класса и что «когда-то существовали законы, запрещающие кормить сокамерников более одного раза в неделю, потому что это считалось жестоким и необычным, например заставлять людей есть крыс». В чрезвычайно хорошо проработанном эссе Уоллеса используется позиция эксперта, использующего факты, статистику и историю, чтобы передать важность омаров для культуры США и в качестве источника пищи.

Он возвращается на фестиваль, подробно рассказывая, как можно съесть омара, и дает исчерпывающее описание блюд, приготовлений и сопровождения. Он переключает настройку на домашнего повара и хитро опускает два чрезвычайно важных предложения: «это настолько очевидно, что в большинстве рецептов даже не упоминается, что каждый лобстер должен быть живым, когда вы кладете его в чайник» и « вы можете выбрать свой ужин, пока он [омар] смотрит, как вы указываете [на него] ». Этот абзац заканчивается набором риторических вопросов.Из этих трех, самая большая тряпка вмещает в себя: «Можно ли варить живое разумное существо только для нашего вкусового удовольствия?» Сильверблатт и Уоллес обсуждают роль Уоллеса как аватара в постморальный век (2006). Уоллес чувствовал, что у него не так много вкусовых ответов, но он пытается ответить на вопрос морального релятивизма для своего читателя.

Уоллес высмеивает и использует аргумент PETA о том, что омары чувствуют боль. Фестиваль занимает противоположную позицию и даже проводит соревнование по пустякам; Один из ответов на этот вопрос заключается в том, что «в мозге омара нет той части мозга, которая испытывает боль, как у людей.Уоллес опровергает этот аргумент с помощью биологии, психологии, семантики и этики. Тем не менее, он оставляет читателя с его собственным дискомфортом по этому поводу — у него «эгоистичный интерес к определению, является ли этически правильным убивать и есть животных, особенно если они испытывают боль». Уоллес любит есть определенные виды животных и хочет продолжать это делать, и ему не удалось «разработать личную этическую систему, в которой вера действительно оправдывалась, а не была просто эгоистично удобной». Я думаю, что большинство современных плотоядных животных разделяют это убеждение, дискомфорт от еды, которая напоминает переживание убийства и поедания омаров, предпочитающих получать мясо в упаковке и в полиэтиленовой упаковке.Одна из его самых запоминающихся строк в этой пьесе — это когда он описывает домашний опыт, когда повар бросает омара в кастрюлю, в то время как тот пытается «цепляться за стенки контейнера или зацепиться когтями за край чайника, как человек, пытающийся удержать лобстера. от падения через край крыши «. Он описывает дребезжание и лязг крышки, когда омар пытается ее оттолкнуть. Он рассказывает о «трусости» домашнего повара, который уходит в другую комнату с таймером, ожидая пережить кипение заживо на кухне.Он рассказывает о других способах убить омара, в том числе вонзить нож между его глазами, расчленить его, бросить в холодный горшок и медленно повысить температуру.

Я понимаю, и мне одновременно и стыдно, и противоречиво, хотя я даже не ем омаров. Я думаю, что это намерение Уоллеса. Насколько я понимаю, эссе получило огромную отдачу от нескольких сотен отрицательных писем. Тем не менее, каждый из авторов письма завершил чтение эссе, и большинство комментариев было направлено на заключение Уоллеса.Эссе многократно переиздавалось; Я понимаю, почему через восемь лет после публикации и через пять лет после самоубийства Дэвида Фостера Уоллеса он все еще находит отклик.

Подобно поэзии Коллинза, универсальная идея эссе Уоллеса — что делает человека цивилизованным — будет продолжать обсуждаться и подвергаться сомнению. Я ухожу с признательностью за интерес обоих писателей к осознанию, сознанию, ритуалам и памяти. Мне нравится такое сложное задание по чтению, как это, и оно мне очень понравилось.К сожалению, это крайне непрактично для каждого предмета в типичном современном уроке английского языка. Дэвид Коулман, ранее входивший в состав Совета колледжей, а ныне архитектор, переписывающий SAT, выпустил в 2011 году серию видеороликов, в которых в прошлом году прошли этапы вторичного профессионального развития по английскому языку. Я помню, как мои коллеги насмехались над рекомендацией Коулмана преподавать «Геттисбергское обращение» из 242 слов в течение четырех дней, перечитывая каждый урок для разной направленности текста. Для своих студентов я мог назначить этот тип изучения и многократного чтения с абзацем или страницей научной литературы или коротким стихотворением.Если это не рэп, они скоро устанут и сдадутся. Последние чтения, проведенные через две недели после первоначального чтения, были самыми интересными, потому что я мог исследовать обзоры, реакции и контекст этих двух произведений. Для меня, безусловно, было полезным несколько раз прочитать два выбранных мной текста. Каждое чтение приносило больше ясности и больше вопросов. Возможно, учителя английского языка сами себе лучшие ученики, поскольку со временем преподают и заново преподают избранные литературные произведения. Я с нетерпением жду возможности знакомить моих студентов с Великим Гэтсби каждый ноябрь и апрель, потому что это похоже на повторное посещение старого друга.Каждый раз, когда я перечитываю его, у меня появляется еще один год опыта, с которым я могу сравнить его, и более глубокое понимание того, что Фицджеральд, возможно, намеревался уловить. Я, вероятно, не принесу ни стихотворение Коллина, хотя я преподаю несколько других его стихов, ни эссе Уоллеса в свой языковой курс AP. Это было интимное и личное путешествие для меня, и я хочу оставить его себе.

цитируемых работ

«Билли Коллинз: Фонд поэзии». 2010. Интернет. 29 сентября 2013 г.

«Билли Коллинз читает« Больше, чем женщина ».Dailymotion. Интернет. 29 сентября 2013 г.

Коулман, Дэвид. «Геттисбергский адрес: образцовый учебный модуль по грамотности».

PBS LearningMedia. 2011.

Коллинз, Билли. «Больше чем женщина.» Февраль 2002: журнал «Поэзия» ». Интернет. 29 сентября

2013.

Коллинз, Билли. Девять лошадей: Стихи. Нью-Йорк: Random House, 2002. Печать.

Дэвид Фостер Уоллес «Рассмотрим лобстера». Лос-Анджелес, Калифорния, 2006. онлайн.

Книжный червь.KCRW.

Мишра, Панкадж. «Постмодернистский моралист». The New York Times, 12 марта 2006 г.

NYTimes.com. Интернет. 29 сентября 2013 г.

Морс, Огден. «SOAPSTone: стратегия чтения и письма». AP Central;

Совет колледжей.

Риггот, Джули. «От Victoria’s Secret до одежды Эмили Дикинсон». Пасадена Еженедельник 20

Апрель 2006 г.

Солтер, Мэри Джо. «Ты не воздух с ароматом сосны, хорошо?» Нью-Йорк Таймс. Интернет. 29

сен.2013.

Темпл, Эмили. «25 величайших сборников эссе всех времен». Flavorwire. Интернет. 29 сентября

2013.

Уоллес, Дэвид Фостер. «Взять хотя бы лобстера». Gourmet, август 2004 г.

Вебер, Брюс. «На литературном мосту поэт наткнулся на контрольно-пропускной пункт». Нью-Йорк Таймс. Интернет. 29

Сентябрь 2013 г.

Вулф, Брендан. «Хорошо, значит, парень может писать … / Но как только вы прорежете слова,

»

Что осталось? » SFGate. Интернет. 29 сентября 2013 г.

Статьи по Теме

Архивы из когтей лобстера — Блог Сарафана

Сарафан: Добро пожаловать в Lyric Essentials, где писатели и поэты делятся с нами отрывком или стихотворением, которое «важно» для их книжной полки и того, кем они являются как писатели.Сегодня Тим Пилер читает «Тени» и «Накануне моего становления отцом» Лео Коннеллана.

Спасибо, что присоединились к нам, Тим. Когда вы отправляли свои записи, вы упомянули, что Коннеллан оказал на вас самое раннее влияние. Как вы познакомились с его творчеством и как вы читали это первое стихотворение? Вы помните, какой это был?

Тим Пилер: Спасибо, что пригласили меня. Когда я учился на бакалавриате в Университете Восточной Каролины в конце семидесятых, я, несмотря на то, что изучал английский язык, в основном общался с художниками.Друг по имени Майкл Лодерштедт одолжил мне сборник стихов, озаглавленный просто « избранных стихотворений » Лео Коннеллана. Лодерштедт, ныне известный художник и фотограф в районе Кливленда и профессор штата Кент, вырос на побережье Северной Каролины в месте под названием Изумрудный остров. Его привлекла эта книга, потому что в ней очень много рассказов о рыбаках, ловящих омаров в штате Мэн, и их жизни у воды и на воде. Первое стихотворение в книге — длинное под названием «Коготь омара». Он написан кратким, но мощным языком, и когда я прочитал его, а позже и другие стихи, я понял, что о синих воротничках и их опыте можно писать так, чтобы не романтизировать их положение и не пытаться манипулировать ими. чувство ностальгии у читателей.Я искал книгу на выходных и не нашел ее, и я могу только надеяться, что какой-то заинтересованный человек украл ее у меня, как я у Майкла.

Сарафан: Интересно, что вы упомянули, что Коннеллан не романтизирует тяжелое положение класса «синих воротничков». Не могли бы вы пояснить, почему это важно (и в то время это кажется удивительным)?

Тим Пилер: Это важно, потому что его честное отношение к рабочему классу поднимает его существование до уровня искусства, а также помогло занять его нишу в мире поэзии, чего он добивался большую часть своих лет, не имея университетского образования или академическая успеваемость.Итак, первая его строчка, которую я прочитал, была первой строкой «Когтя омара», которая называется «Утро, и я должен убить», что, вероятно, является одной из лучших первых строк, с которыми я когда-либо сталкивался.

Сарафан: Полное раскрытие: после прослушивания присланных вами стихов я поискал больше в Интернете (хотя, к своему огорчению, я не смог найти «Коготь омара») и прочитал, что смог. Я был впечатлен, увидев, что, хотя он учился в Университете штата Мэн, он был продавцом. Это примерно как синий воротничок, которым может быть каждый человек.

В нашей поэтической среде, наполненной МИД, «издавай или погибай», кажется, делается упор на принадлежность к университету или академический статус. Я слышал шепот темного литератора, который успешно играет привратника. Университеты — это свободные масоны, программы МИД — инициирующее рукопожатие. С другой стороны, я слышал веские аргументы против аспирантуры. Считаете ли вы, что способность Коннеллана поднять «существование рабочего класса до уровня искусства» зависела от его взглядов на поэта вне академических кругов?

Тим Пилер: Я думаю, что не только его стихи, но и его самооценка зависели от его статуса аутсайдера.Даже после того, как он стал лауреатом поэтессы Коннектикута и постоянным писателем Университета Коннектикута и заручился поддержкой таких писателей, как Ричард Уилбур и Карл Шапиро, он все еще чувствовал себя ребенком, который не подходит, потому что он не был хорош в спорте, что никогда не могло понравиться его отцу, который думал, что сочинение стихов означало, что он неженка. Коннеллан отождествлял себя с проигравшим статусом рабочего класса, и он подходил к процессу в манере рабочего класса, каждое утро просыпаясь в 4 часа утра, чтобы писать до 6 утра, когда ему нужно было уйти на любую работу, будь то продавец лент для пишущих машинок, жарить повара, дворника или кого угодно.Так что, подняв уровень их существования до искусства, он поднял и свое собственное.

Сарафан: В этом первом стихотворении «Накануне моего отцовства» меня сразу поразило его название. Я ожидал более радостной пьесы, но то, что последовало за ней, было более меланхоличным по тону. Я бы никогда не связал это стихотворение с отцовством без указания автора. И, как будто это был захватывающий сюжет, я все ждал прямого упоминания новорожденного, как я и ожидал в стихотворении о надвигающемся отцовстве.Стихотворение, значение которого меняется или становится внезапно ясным только после того, как представлено название, демонстрирует умную экономию языка. Что привлекло вас в этом стихотворении?

Тим Пилер: Когда я впервые прочитал это стихотворение, я понятия не имел, что такое отцовство и какие глубокие изменения в жизни человека вызывают дети. Но я знал, каково это — разгуляться и терпеть неудачи в различных делах в моей жизни, потому что я не мог убежать со своего пути, и это то, с чем я отождествлял себя. Теперь, когда я читаю его, я точно знаю, о чем он говорит, и, в отличие от того времени, я слышу его гнусавый голос со всей его грустью и надеждой, а также его стремлением к любви и принятию.Стихотворение, как и большинство его, автобиографично. Коннеллан много путешествовал по Соединенным Штатам, в основном путешествуя автостопом, работая на любой работе, которую мог найти, пока ему не исполнилось тридцать. Когда у него родилась дочь, он поселился на северо-востоке, в основном закончил свой приступ алкоголизмом и начал рассказывать историю о том, кем он был и что он сделал. И да, я ценю экономию языка и, вероятно, не люблю этот меланхоличный тон. Но когда я впервые прочитал его, прежде чем я познакомился с ним или узнал что-либо о поэтической технике или поэзии в целом, я просто знал, что мне это нравится.

Сарафан: Когда вы говорите, что большая часть его работ автобиографична, всегда ли это очевидно и известен ли он тем, что пишет без личности? В атмосфере, где многие стихи не являются автобиографическими — и их не следует воспринимать как таковые — что значит для вас осознание того, что его стихи — не просто персонажи?

Тим Пилер: Всегда существует некоторая дистанция между автором и его или ее автобиографическим «я», потому что никто не может быть полностью самосознательным или иметь полностью точные воспоминания.Тем не менее, даже в самой амбициозной работе Коннеллана, трилогии под названием The Clear Blue Lobster-Water Country , персонаж Боплдок сталкивается с дилеммами, аналогичными тем, которые испытывал Коннеллан: потеря матери в детстве, зависимость и реабилитация, а также неприятие отца . Но прелесть работы в том, что вам не нужно знать личную историю Коннеллана, чтобы ощутить силу его работы. Я не знаю, что он подумал бы о сегодняшнем акценте на общение через личность или, если уж на то пошло, что он подумал бы о распространении интернет-поэзии или программ MFA.Я часто думал, что президентские выборы 2000 года убили его, и что он умер как раз вовремя.

Сарафан: Было ли «Тени» еще одним стихотворением, которое вы читали раньше и к которому вернулись с новым смыслом?

Тим Пилер: Я по-другому смотрю на «Тени», как пожилой человек. Когда я впервые прочитал это, я был религиозным человеком, поэтому отказ от того, чтобы быть им в традиционном смысле, меняет мою точку зрения на этот кульминационный момент.

Сарафан: Обе концовки имеют для меня одинаковый удар — чувство разобщенности. В первом случае луна выше него; во втором Бог кажется недостижимым. Если бы вы рискнули предположить, что, по вашему мнению, Коннеллан намеревался вынести из последней строчки «Теней»?

Тим Пилер: Оба эти стихотворения представляют собой кульминационные моменты, особенно «Тени». И я могу точно сказать вам, что он хотел, чтобы мы отняли у него. Однажды он описал мне, как его вдохновили написать последнюю строчку в «Тени.«Он ехал по мосту в Нью-Йорке, сожалея о себе и желая, чтобы его жизнь изменилась к лучшему. Фактически, взрослый Коннеллан, который полностью осознавал, что католическая церковь и его приходская школа внесли свой вклад в его многочисленные проблемы, разговаривал с Богом, когда ему пришло в голову, что на том же мосту может быть кто-то, у кого есть «настоящие» проблемы, а именно: в гораздо большей потребности в помощи. Итак, в очереди Бог смотрит прямо через него, чтобы увидеть кого-то еще, кто нуждается в Нем больше.

Сарафан: У вас есть какие-нибудь последние мысли о Коннеллане, чтобы оставить нас с ними? Может быть, нам стоит прочитать какие-нибудь дополнительные стихи или интервью?

Тим Пилер: Я бы посоветовал проверить его книги, особенно трилогию, избранные стихи из Pitt Press и Crossing America , как письменную версию, так и версию, которую он записал с многочисленными музыкантами из разных частей страны. за несколько лет до смерти.

Что касается предыдущего комментария о смерти Лео, то он был чрезвычайно расстроен исходом президентской гонки Буш-Гор и тем, как она закончилась. Коннеллан был стойким либералом Новой Англии, который очень заботился о «простом человеке», и он чувствовал, что эта страна, которую он много путешествовал в юности и писал обо всей своей взрослой жизни, движется в плохом направлении. Так что, возможно, это действительно рассердило его, указав, что это вызвало массивный удар. Что сказать.

В заключение я бы сказал, что Лео был действительно хорошим парнем и недооцененным талантом.Я много раз разговаривал с ним в течение последних десяти или двенадцати лет его жизни, и, как и многие стареющие художники, он отчаянно хотел, чтобы его помнили, и хотел, чтобы его стихи читали будущие поколения. Я надеюсь, что некоторые люди откроют для себя его работы через это интервью, и благодарю вас за предоставленную мне возможность.

~

Что важно для вас как писателя или поэта? Что изменило вашу жизнь? Дали вам надежду, подтвердили и озвучили ваши страхи, были ли вы в то время, когда вы их побеждали? Какая вещь приносит вам радость? Заставил смеяться или улыбаться как дурак? Кто заставил вас расслабиться в изумлении, вдохновив стать более сильным писателем? Мы хотим знать.Отправьте нам запись (или пакет коротких записей) о том, как вы читаете свой текст Lyric Essential — рассказ, несколько стихотворений, отрывок или два — на адрес SundressLyricEssentials AT gmail DOT com. Потом поговорим.

---

В прошлом обладатель Премии Джима Харрисона за вклад в бейсбольную литературу, Тим Пилер также был Финалистом Премии Кейси (бейсбольная книга года) и финалистом Премии SIBA. Он живет со своей женой Пенни в Хикори, Северная Каролина, где он руководит программами академической помощи в муниципальном колледже долины Катавба.Он написал тринадцать книг и три главные книги.

Лео Коннеллан , автор 13 сборников, был американским поэтом, родившимся и получившим образование в штате Мэн, чья промышленность по производству лобстеров и рыбная ловля послужила фоном для большей части его работ. На момент своей смерти в 2001 году он был постоянным поэтом в системе государственного университета Коннектикута, где работал с 1987 года. Работы Коннеллана были представлены в таких антологиях, как The Maine Poets: An Anthology of Verse (под редакцией Wesley McNair, 2003) и Поэзия как хлеб (Curbstone Press, 2000).

Нравится:

Нравится Загрузка …

создавай свои кеннинги! — Сеть молодых поэтов

Изображение Эми Тейлор

Рыбное ложе, плавный путь кораблей, островное кольцо, царство омаров, склоны морского короля, дом кита, земля океана-шума, кровь земли, пенящееся пиво береговой линии… Дебби Поттс исследует мир кеннингов.

Это лишь небольшая группа примеров из огромного количества фраз, которые викинги и англосаксонские поэты использовали для обозначения моря.Они известны как кеннинги и часто основаны на метафоре. Слово «кеннинг» происходит от древнескандинавского глагола að kenna , что означает «описывать» или «понимать». Когда мы думаем о природе поэзии, отчасти ее цель — исследовать новые способы описания и понимания мира вокруг нас. Именно это и делают кеннинги: они заставляют нас смотреть на вещи по-другому, ставить под сомнение наш привычный образ мыслей.

Кеннингс — это средство обращения к людям или объектам без прямого их наименования.Это маленькие загадки в очень компактной форме — зрителям, возможно, часто придется изрядно потрудиться, чтобы найти решение, особенно если они не знакомы с условностями кеннингов. В этом смысле кеннингс может показаться эксклюзивным и даже скрытным способом разговора о вещах. Также они могут быть сюрреалистичными, креативными и довольно неожиданными.

Все кеннинги, перечисленные в первом абзаце, описывают море в терминах чего-то еще: кровать, тропа, земля, кровь, пиво, дом и так далее. Мы называем эту часть кеннинга «базовым словом».Другая часть кеннинга — рыб, кораблей, островов, омаров и т. Д. — известна как «детерминант» и дает нам подсказку, которая поможет нам найти или определить ответ на кеннинг. В пути кеннинга кораблей мы должны разгадать загадку того, что на самом деле представляет собой путь . Путь — это то, по чему вы перемещаетесь из одного места в другое. Корабли не могут двигаться по гравию или плитам, как люди, но они движутся по морю — вот что означает этот путь.Если вы поменяли кеннинг на , путь поездов , то ответ был бы железнодорожным путем.

Создайте свой собственный кеннинг!

По большей части викинги и англосаксонские поэты создавали кеннинги для очень ограниченного числа объектов, людей и аспектов природы. Но зачем себя ограничивать? Можно придумать кеннинг для любого количества вещей, имеющих отношение к нашему современному восприятию мира, поэтому вот небольшое упражнение, которое поможет вам войти в состояние кеннинга:

1.Подумайте об объекте или элементе природного мира, с которым вы хотите работать. Это может быть что угодно — луна, дом, часы, машина, дерево, туфля, мобильный телефон, дождь, рот и т. Д.

Теперь составьте список вещей, которые могут каким-то образом представлять или выступать в качестве метафор для вашего объекта. Это будут «базовые слова» ваших кеннингов. Подумайте о том, как ваш объект выглядит, ощущается, движется, запах, звуки и вкус, когда вы думаете, с чем вы могли бы его сравнить. Я составил следующие списки вещей для обозначения вилки и снега:

ВИЛКА
копье
лопата
гребень
ручка
дерево
ручка
змея

СНЕГ
цветение
пыль
пена
слезы
жемчуг
лепестки
кружево

2.Составьте еще один список, который включает в себя вещи, описывающие выбранный вами объект, и другие объекты, которые каким-то образом связаны с вашим объектом. Этот список будет «детерминантами» ваших кеннингов, подсказками, которые помогут вашей аудитории найти решения ваших кеннинговых головоломок. Вот мои списки для вилки и снега:

ВИЛКА
нож
тарелка
еда
завтрак
серебро
пластик
острый
зубчатый

СНЕГ
ледяной
небо
облака
зима
холодный
белый
арктический
пингвин

3.А теперь самое интересное: вы готовы приступить к созданию своих кеннингов. Вы можете сделать это, выбрав слова из вашего второго списка (детерминанты) в пары со словами из вашего первого списка (базовые слова). Вы можете соединить слова дефисом, как в whale-road . В качестве альтернативы вы можете использовать «of» или «s», чтобы соединить их во фразе, например road of the whale или whale’s road . Поэкспериментируйте с ними и в каждом отдельном случае принимайте решение относительно того, как это звучит.Вот несколько моих примеров:

ВИЛКА
росток-копье
морковь-гребешок
клыкастая змейка тарелки
муж ножа
серебряная ручка для ужина

СНЕГ
зимняя пыль
цветущие облака
ледяные кружева
жемчужины неба
арктическая пена

Вы можете обнаружить, что слова из вашего списка детерминант побуждают вас использовать новые базовые слова, о которых вы раньше не думали. Например, в моем списке кеннингов вилок муж ножа вдохновлен обычным сочетанием ножа и вилки — как муж и жена.Вы также можете опираться на другие человеческие отношения: вилка может быть сестрой ложки или соперником палочки для еды и так далее.

Еще один способ обогатить изображение и звук — добавить дополнительные прилагательные. Например, я прикрепил клыкастый к змейке пластины , сравнивая зубы змеи и зубцы вилки.

Вызов Кеннингса

Изображение Барбары Фридман

Напишите стихотворение об объекте или элементе природного слова, используя кеннингс.Если вы выполнили упражнение, у вас должен быть хороший набор кеннингов для использования в качестве отправной точки. Стихотворение может иметь форму списка кеннингов, или кеннинги могут быть частью более крупного стихотворения, как в следующем примере:

Лунный жемчуг

Простокваша неба
своим холодным одеялом
покрывает серебряные фолликулы почвы

тощие кустарники перенасыщены
на уборке снегоочистителя

облака завянут зимним цветением
взбалтывают воздух от ударов северных волн

бледные гласные эскимоса
звучат над чердаками
рисуют полярный фриз
на темных окнах

Я кладу на ладонь
драгоценный лунный жемчуг
и называю его снегом

Здесь все кеннинги — это маленькие загадки, означающие «снег».

Развлекайтесь, разрабатывая формулировку своих кеннингов — эффекты часто могут быть причудливыми, вызывая удивительные образы или комические сцены. Просто поэкспериментируйте и посмотрите, что получится…

Отправка ваших стихов

Этот конкурс сейчас закрыт для отправки, хотя вы всегда можете написать стихотворение в ответ на семинар Дебби и отправить его на одну из возможностей на нашей странице «Возможности поэзии». Прочтите эти стихи, отобранные для конкурса Кеннингса, для вдохновения!

О необычности нашего кухонного гарнитура от Hannah Pusey

Дни пепла от Кристи Суянто

Vinden belg sakte (Мягкий шум ветра) от Isobel Sheene

Очищающие апельсины от Генри Сен-Леже-Дэви

Дебби Поттс недавно защитила докторскую диссертацию по кеннингу древнескандинавской поэзии.В настоящее время она работает продавцом книг в Waterstones, а в 2013 году будет проводить информационно-просветительский проект под названием «Кеннингс в сообществе» с кафедрой англосаксонского, норвежского и кельтского языков Кембриджского университета.

Опубликован в декабре 2012 г.

Растяните свой фиолетовый хвост омара — Реб Макрат

С вашего любезного разрешения, мне нужно один раз изменить пол:

Строго говоря стилистически, иногда я чувствую себя 44-D, застрявшим в мире Twiggies.

Хорошо! Мне уже лучше, и я готов заняться этой темой, которая волнует всех нас. Правильно — не поворачивайся ко мне спиной — я имею в виду наших лиловых лобстеров. И что, черт возьми, нам делать с ними в мире, восставшем против пурпура.

Давайте начнем с начала, а? Мы должны кого-то винить, и с таким же успехом можем начать со старого доброго Хемингуэя,

, который написал:

«Со старых добрых времен, когда Шарль Бодлер водил на поводке лилового омара…Латинский квартал, в кафе писали не так много хороших стихов. Даже тогда я подозреваю, что Бодлер припарковал лобстера вместе с консьержем на первом этаже, поставил закупоренную пробкой бутылку с хлороформом на умывальник, потел и вырезал в Fleurs du Mal наедине со своими идеями и своей бумагой, как все художники работали до и после . »

В своей статье 1922 года Хемингуэй написал в« New American Bohemians in Paris »-« отбросы Гринвич-Виллидж … сняли и сдались… Кафе Ротунде ». Хемингуэй осудил судьбу этих позеров и подражателей, заключив:« Почти все они бездельники … говорят о том, что они собираются делать, и осуждают работы всех художников, получивших хоть какое-то признание. » Однако при всем уважении к кошкам давайте рассмотрим случай скромного лобстера.Поэт Жерар де Нерваль любил омаров или хотя бы одного омара. Однажды Нерваль был замечен на прогулке со своим домашним лобстером в садах Пале-Рояль в Париже. Он провел своего рачка на конце длинной голубой ленты. Когда слухи об этом подвиге эксцентричности распространились, Нервалу пришлось объясниться. «И что, — сказал он, — могло быть настолько смешным, как заставить собаку, кошку, газель, льва или любого другого зверя следовать за одним». Я люблю лобстеров.Они спокойны, серьезны и знают секреты моря ».

Примечание: здесь нет упоминания о фиолетовом лобстере. Мое исследование не обнаружило ни одного поэта даже с розовым.

2) Одиночество чудесно. Но давайте не будем выбрасывать омара вместе с водой для ванны ребенка. Если Хемингуэй был первым, кто добавил фиолетовый цвет, он сделал это, чтобы высмеять и цвет, и ракообразных. А если на самом деле он не был первым? Во всяком случае, можно ли ожидать более благородных мотивов от охотящегося на льва, чванливого пьяницы, высмеивающего бедных пьющих кофе, или от скандалиста, которому выпоротил задницу тихий канадский писатель Морли Каллаган? .youtube.com/watch?v=XLtxG6ciA7g

Можно утверждать, что H провел свою жизнь, переживая позор этого матча … и что он провел свою карьеру, избивая тех, кто копал фиолетовый цвет — и у него хватило сил, чтобы работать так, как должно работать.

Посвятим сегодня как

День пурпурного омара.

В новом издательском ландшафте больше, чем когда-либо, на нас оказывается давление:
— «убить наших любимых»…
— избегайте точного письма …
— убойных наречий и прилагательных оптом …
— сделайте выстрел или нанесите удар на первых пяти страницах …
— -Избегайте воспоминаний, снов и образов.
Скоро любой придурок с коробкой цветных мелков сможет набросать продаваемую работу.

Но каждый год, в День пурпурного омара, позвольте нам задуматься, есть ли у пурпурного цвета свое место, по крайней мере, кое-где в нашей работе.Давайте вспомним Оскара Уайльда, отважного остроумия, превратившего свою жизнь в фиолетового лобстера, по которому он ходил с вызовом и гордостью:

Сегодня давайте задумаемся, не годятся ли те, кто настаивает на том, чтобы мы убивали наших любимых, убивать. Сегодня скажите нет папина племени скинов, протестующих против партонески.

С Днем фиолетового омара! Хорошенько и с любовью дерните за хвост своего питомца и не позволяйте этому большому хулигану, папа, напугать вас, чтобы ваш голос звучал во все стороны.В то же время постарайтесь весь день демонстрировать возмутительно свободный дух. Ваш фиолетовый лобстер будет вам благодарен.

В заключение: мой любимый писатель, Овидий, возможно, был первым в мире поэтом, который протянул свой фиолетовый хвост омара. Очаровательная история повествует о том, как некоторые из его критиков составили список из трех строк во всех его произведениях, которые им больше всего хотелось бы, чтобы он отбросил. Не зная, что они написали, он составил свой собственный список: три строчки, которые он любил больше всего. Два списка оказались идентичными.

Вот и дух — иди, о!

Обзор фильма «Лобстер» и его краткое содержание (2016)

Действие второй половины фильма происходит в лесу, окружающем объект, кишащем случайными животными, недавно появившимися на свет, а также жесткой группой сбежавших «одиночек», их жестокого лидера. играет Леа Сейду.Сейду дает харизматический и устрашающий спектакль, напоминающий «детей Маркса и Кока-Колы» в ранних работах Жан-Люка Годара, особенно Веронику, бессердечную рыжеволосую революционерку в «Ла Шинуаз». Свобода, которую олицетворяет Сейду, пьянящая и смертоносная, как чистый кислород. Ее идеал — Кот Киплинга, который «шел сам … по мокрому дикому лесу, размахивая своим диким хвостом и проходя мимо своего дикого одиночества». Но для того, чтобы такая свобода стала возможной, должны быть правила.Множество правил.

Здесь и в других своих фильмах Лантимос интересуется иногда патологической потребностью человека в системах. Зачем ждать, пока тоталитарное правительство установит правила сверху вниз, когда люди самостоятельно подчиняются атомизации каждого аспекта своей жизни? Если эта «потребность» встроена в человеческую расу, то что же тогда остается индивидууму? Человек, который «не соглашается», становится ренегатом, преступником, нежелательным напоминанием о том, что система работает не для всех.

Лантимос фиксирует тот факт — и безжалостно высмеивает его с хирургической точностью, — что общество больше ценит пары, чем одиноких людей. День святого Валентина для одного человека может показаться жизнью в однопартийном государстве, бомбардирующем население безостановочной пропагандой. Каждый журнал, реклама, фильм, дневное ток-шоу — это нескончаемый парад советов по отношениям и вдохновляющих примеров победы любви. Даже в раскрывающемся меню «Мистер» «Скучать.» и «Миссис». заставляет людей заявлять о своем статусе отношений (и, конечно же, мужчины должны быть «мистером»).»независимо от того, одиноки они или нет). Само собой разумеется, что эти повседневные неприятности не равносильны» угнетению «, но они настолько вездесущи, что Лантимос следует за ними до самых крайних выводов. Но будьте осторожны, ищущие свободу: социопаты, подобные персонажу Леи Сейду, выходят из пылесоса практически по расписанию.

Лесная секция в «Лобстере» работает не так хорошо, как секция на объекте в исполнении Сейду. несмотря на это.Без того, чтобы стены комплекса давили на персонажей, сатира парит в воздухе в поисках правильной точки приземления. Настоящая цель Лантимоса находится внутри этого объекта. Однако по мере того, как «Лобстер» приближается к своему завершению, становится ясно, что он намерен пойти дальше.