20 мудрых «гариков» Игоря Губермана

Идея найдена не мной,
но это ценное напутствие:
чтоб жить в согласии с женой,
я спорю с ней в ее отсутствие.

***

Опыт не улучшил никого;
те, кого улучшил, врут безбожно;
опыт — это знание того,
что уже исправить невозможно.

***

За то люблю я разгильдяев,
блаженных духом, как тюлень,
что нет меж ними негодяев
и делать пакости им лень.

***

Я рад, что вновь сижу с тобой,
сейчас бутылку мы откроем,
мы объявили пьянству бой,
но надо выпить перед боем.

***

Слой человека в нас чуть-чуть
наслоен зыбко и тревожно,
легко в скотину нас вернуть,
поднять обратно очень сложно.

***

Весной в России жить обидно,
весна стервозна и капризна,
сошли снега, и стало видно,
как жутко засрана отчизна

***

Поездил я по разным странам,
печаль моя, как мир, стара:
какой подлец везде над краном
повесил зеркало с утра?

***

Тоскливей ничего на свете нету,
чем вечером, дыша холодной тьмой,
тоскливо закуривши сигарету,
подумать, что не хочется домой.

***

На собственном горбу и на чужом
я вынянчил понятие простое:
бессмысленно идти на танк с ножом,
но если очень хочется, то стоит.

***

Слежу со жгучим интересом
за многолетним давним боем.
Во мне воюют ангел с бесом,
а я сочувствую обоим.

***

Не в силах жить я коллективно:
по воле тягостного рока
мне с идиотами — противно,
а среди умных — одиноко.

***

Весьма порой мешает мне заснуть
волнующая, как ни поверни,
открывшаяся мне внезапно суть
какой-нибудь немыслимой херни.

***

С Богом я общаюсь без нытья
и не причиняя беспокойства;
глупо на устройство бытия
жаловаться автору устройства.

***

Вся наша склонность к оптимизму —
от неспособности представить,
какого рода завтра клизму
судьба решила нам поставить.

***

Жить, покоем дорожа, —
пресно, тускло, простоквашно;
чтоб душа была свежа,
надо делать то, что страшно.

***

Вчера я бежал запломбировать зуб,
и смех меня брал на бегу:
всю жизнь я таскаю мой будущий труп
и рьяно его берегу.

***

В наш век искусственного меха
и нефтью пахнущей икры
нет ничего дороже смеха,
любви, печали и игры.

***

Текут рекой за ратью рать,
чтобы уткнуться в землю лицами;
как это глупо — умирать
за чей-то гонор и амбиции.

***

В цветном разноголосом хороводе,
в мелькании различий и примет
есть люди, от которых свет исходит,
и люди, поглощающие свет.

***

Теперь я понимаю очень ясно,
и чувствую, и вижу очень зримо:
неважно, что мгновение прекрасно,
а важно, что оно неповторимо.

Также читайте:
Вы Губерман или просто гуляете?

Навстречу 85-летию Игоря Губермана — Год Литературы

Текст: Андрей Цунский

Да кто сказал, что если человек уже классик, то писать про него легко и напряжения не требует? Да вы — ребенок. Кстати, и в данном конкретном случае.

Ну что нового можно написать о Губермане, пока он не напишет этого сам? Его стиль, его манера – как в поэзии, так и в прозе, это умышленный отказ от всех возможных тайн, открытость на грани (а для многих и за гранью) приличия.

Личное общение с Губерманом можно рекомендовать как самое сильное лекарство от депрессии, причем настоящее, не то, что убирает боль и симптомы, а реально вылечивает! Это могу подтвердить.

Если Губерман желает вам удачи – сбывается. Это я тоже готов подтвердить.

Если вы думаете, что свободы не бывает и все это выдумки – познакомьтесь с Губерманом и впадайте в депрессию. И – парадокс! – он сам же вас из нее вытащит и пожелает удачи.

Его проза – то мемуарная, то с налетом литературоведчины, то с ехидным прищуром «научпопа» – заставит вас и посмеяться, и подумать, а впечатлительных – даже всхлипнуть. И не стесняйтесь. Губерман не потому так популярен, что прост (ему еще в ссылке сказали, что он не так прост, как кажется), – а потому, что бесстыдно искренен и непристойно правдив. И по сравнению с этим его ненормативная лексика – просто цветочки.

В чем секрет Губермана?

Он – в нас. В нас всех. Секрет его я бы сформулировал просто: «О чем бы ни писал Губерман – он пишет о своих читателях». Как этого добиться – да легче легкого! Пишите о себе – и не врите. Пробовали? Вот потому -то Губерман у нас только один. Нужно еще и уметь писать. А если умеешь писать, то нужно… Такой вот заколдованный круг. Он уже который год говорит: «Вы знаете, у меня мысли куцые, короткие, на длинные у меня дыхания не хватает и желания, и ума. Поэтому я как раз в четыре строчки с удовольствием и с радостью укладываюсь». А иным жизни не хватает, чтобы просто это понять…

На прошлый его юбилей друзья устроили над ним самый настоящий суд, где выступали Дина Рубина, Юлий Ким… О, прелесть интернета! – это было далеко и пять лет назад, но если вы найдете в Ютубе, то тоже там побываете. Не знаю, что будет сегодня – но надеюсь, что также интересно, и что юбиляр останется доволен, и что здоровье позволит ему принять самое живое и активное участие в неформальной части события. От себя же – и от всех любящих Игоря Мироновича читателей – желаю ему плодотворно провести время до следующего юбилея.

А теперь, спешу предупредить, что все нижеизложенное может оказаться легендой, байкой, анекдотом или выдумкой, и даже дурацкой выдумкой. И сочинил все это, скорее всего, сам юбиляр. Или не сам… Или я сам. Слышал. Или вы сами… Или все мы это слышали – просто из разных уст. Как и бывает в жизни.

Губерман и Союз писателей

Когда в первый раз он пришел в Союз писателей СССР и робко попытался вступить в секцию поэзии, или как там это называется, человек из комиссии важно сказал:

— Писать стихи еще не значит быть советским поэтом. Поэт – это автор, две строчки которого знает каждый. Каждый на улице!

— Так я поэт! – радостно крикнул Губерман.

— Ну так и прочитайте нам эти две строчки!

— В лесу раздавался топор дровосека –

Мужик топором отгонял гомосека!

Почему его не приняли в СП, остается загадкой.

Губерман с дороги

— Ох… Ехал сюда на поезде – не выспался. В купе попались такие замечательные ребята! Поболтали, поспорили. Ну как о чем – о России, о евреях. Продержались до пяти утра. А? Нет, не устали. Водка кончилась. Да мы у проводников из трех вагонов всю забрали, а потом еще принес начальник поезда, и соседи пришли…

Губерман о Нью-Йорке и вредных привычках.

— Курите, курите! Я тоже закурю. Бросал, конечно. Перед поездкой в Америку. Приехал туда и увидел небоскребы. Во всех советских книгах, какие я читал, с Горького начиная, пишут, что небоскребы — это *** (гадость), как это некрасиво, уродливо, пугающе. Врали ведь, суки. Очень красиво. Ох…(как) красиво. Увидел это и тут же немедленно закурил…

Губерман и политическое воспитание

Политическим воспитанием Губермана занималась его бабушка Любовь Моисеевна. Первое, что она сказала внуку, когда тот научился слушать (похоже, позднее, чем говорить):

«Гаринька! Каждое твое слово – лишнее».

Когда Губерман рассказал бабушке, как казнили попа-провокатора Гапона, повесив его на специально вкрученный в стену крюк, бабушка поправила:

— Нет! Они повесили его на вешалке для шляп!

Человек, казнивший Гапона, был ее двоюродным братом.

Самому Губерману бабушка говорила:

«Ты, Гаринька, такой растешь цудрейтер и ашикер, что из тебя получится совсем другое».

Хотя у Губермана было две бабушки – и что-то могла сказать одна, а что-то вторая. Тогда они поразительно единодушны.

Губерман и наука

Брат Губермана пробурил самую глубокую в мире скважину на Кольском полуострове. Как пишет сам Губерман, «получены и впрямь высокие научные результаты: рухнули все до единой теории строения нашей планеты, но зато возникла пустота для новых».

Губерман и классики советской поэзии

При встрече с Губерманом поэт Михаил Светлов сказался простуженным. Принял таблетку анальгина. Мрачно сказал:

– А чего тебе не нравится работать инженером, такая хорошая профессия.

– Мне нравится, – ответил Губерман без особого настроения.

Губерман и карьера

После лагеря Губерман устроился в ссылке работать электриком в РСУ – Разрезо-строительном управлении. Как-то вечером все пошли в кино – и Губерман с женой и детьми (она к нему поехала в ссылку, для некоторых женщин такое поведение является нормальным). Смотрели американский детектив. Герой сказал одной своей даме:

— Хочу признаться, дорогая, я работаю в ЦРУ.

Маленький сын Губермана Эмиль с восторгом сообщил всему залу:

— Как мой папочка!

Карьера, сами понимаете, пошла в гору. Сомневающихся не осталось.

Губерман глазами поклонниц

В одном городе после концерта Губермана интеллигентнейшая сотрудница музея изобразительных искусств восхищенно всхлипнула: «Он потрясающий поэт! Как жаль, что половины слов я не поняла!» Все ухмыльнулись, а ее подруга мрачно проронила: «Самое жуткое – то, что она не врет». А она ответила: «Нет. Жутко то, что больше ни у кого так не получается. Какой смысл учиться?»

Губерман и коварный литературный прием

Есть у Губермана книга, где повествование ведется от лица нескольких героев. Называть их не стану, а то вам неинтересно будет читать. Только в конце книги ждет читателя разгадка и полное имя, фамилия и отчество каждого из них. Но вот что удивительно – ни один из этих героев к автору не в претензии, хотя тот разгласил о них массу сведений весьма личного характера. Почему? Мастерство и ловкий литературный прием. Им нет никакого смысла ссориться с автором. Угадаете, что за книга?

Губерман и одна энциклопедия

«Кроме этого, если сопоставить различные его гарики, то в них можно найти множество взаимоисключающих параграфов, что только добавляет популярности».

Губерман и Бродский

В интервью Дмитрию Быкову Губерман говорил:

— У Иосифа было множество завиральных идей, которые он щедро выбалтывал разным людям в годы питерской молодости, а потом, как я замечаю, распихивал по своим англоязычным эссе. Все это всегда талантливо, убедительно, стройно аргументировано, чаще всего взаимоисключающе и почти всегда не имеет отношения к его собственной поэтической практике.

Интересно, кто о Губермане писал в той самой энциклопедии?

Губерман и Генри Миллер

Дина Рубина поделилась со своими читателями:

«Во всем, что касается литературных пристрастий, для него не имеют значения ни мнения авторитетных критиков, ни модные имена. Повлиять на его восприятие книги невозможно. Звание «говна» может заработать какой угодно нашумевший роман.

Я подсунула ему читать новый перевод Генри Миллера, страшно расхваливая. Он прочитал, звонит:

— Нет, совершенно мне не нравится. Все, что касается эротических сцен – однообразно и скучно. В этом я больший специалист, чем Миллер, мне неинтересно. И потом он постоянно употребляет это ужасное слово «вагина». Повсюду, куда ни сунься по тексту – вагина, вагина, вагина. Так и хочется присвоить ему звание – «вагиновожатый».

Губерман о Сергее Довлатове

— Да, мы встречались с Сережей. Когда я приезжал в Нью-Йорк. Жаль, что наша встреча была испорчена таким обстоятельством – ему в то время совершенно нельзя было выпивать, и это очень сильно сказалось на нашем общении. Обидно до крайности. С ним было бы, о чем поговорить – но что за разговоры за чаем из пакетиков? А потом он развязал – но уже в последний раз. К счастью, без моего участия.

Губерман об эмигрантах

— У меня об Америке есть одно воспоминание. То есть даже не об Америке, о женщине одной, которая им поделилась. Сидит очаровательная еврейская женщина на самом пике сексуальности. Оформляет документы советским еврейским иммигрантам в аэропорту. Там анкета, в ней слово «секс» означает пол, то есть в смысле «мужской» или «женский» — американцам по фамилии трудно в этом разобраться. И вот подходит к ней красавец с черными усами, весь пышет жаром и мощью, бакинский еврей! И в анкете у него в этой графе «одиннадцать раз в день». Она с дрожью в голосе спрашивает: «Вы не поняли… мужчина или женщина…» А он в ответ как отрезал: «Мнэ безразлично!»

Губерман и собаки

Псов Губермана звали Фома (он же Ефим Попрошаер), Ясик (Ясир) и Шах. Наверняка были и другие. Собаку звали Джульгенда. Джульгенда и Шах хозяином признавали только его сына Эмиля. Джульгенда была нашей, отечественной, а пес Шах уже израильским. По свидетельству самого Губермана, пес Шах считал, что «хозяин в доме тот, кто лучше знает иврит». Отметим особо: собаку называть следует именно собакой, с суками Губерман дела не имеет.

Губерман и еще один классик советской поэзии

Губерман читал как-то свои стихи перед Давидом Самойловым. Тот смеялся вместе во всей компанией, а потом возьми да и спроси:

– А чего вам не нравится работать инженером, такая хорошая профессия!

И был удостоен стиха:

• Я вновь достойно и спокойно
• своим призванием горжусь:
• мне лично сам сказал Самойлов,
• что я ни на х.. не гожусь.

Спустя годы, когда Губерман напомнил Самойлову об этом случае, тот ответил:

– Нет, хорошо, что я тебя тогда прогнал, а то скатились бы мы все в болото местечкового национализма. Наливай, а то опять в печаль ударишься.

Губермана как классик восточной поэзии

Услышав гарики, драматург Алексей Файко резюмировал:

— Ты Абрам Хайям!

Губерман и прописка

После тюрьмы и ссылки Губерман нигде не мог прописаться. Кто-то помочь не мог, а кто-то и не хотел. Внезапно пригласил Губермана к себе Давид Самойлов. Он жил в Эстонии, в Пярну, и сам предложил прописаться, переждать год, добиться снятия судимости…

Самойлов в это время уже говаривал: «Старость – это когда бутылку еще видишь, а рюмку – уже нет».

Губерман и генерал Лебедь

В «Пожилых записках» Губермана есть строки:

«Итак, на свете глупости не существует, а есть лишь миллион ее проявлений. Сплошь и рядом молчаливо или вслух именуют глупостью слова и действия друг друга две любые несогласные стороны. И обе – справедливо. Дурак – это не отсутствие, а свойство ума. И тогда выходит, что дурак – это просто такой ум. Более того: размер совершаемой глупости часто прямо пропорционален глубине ума, его размаху и творческой одаренности».

Эта мысль станет известна читателю через пару лет после выхода «…записок» Губермана в виде «афоризма»:

«Глупость – не отсутствие ума. Это такой ум». Генерал просто кристаллизовал основную мысль!

Губерман и вкус смеха

Обо многом пишу я, вспоминая текст из Писания: «И посмеюсь я горьким смехом моим… – сказал Губерман. В это время возле куста начали самое плодотворное занятие две дворняги. – А кое о чем – можно и с обычным смехом», – закончил он фразу.

Концерт Игоря Губермана Культурный центр «Меридиан»

29 Марта 2022, 19:00

Концерт Игоря Губермана

Режим COVID-free. Посещение мероприятий Культурного центра «Меридиан» возможно только при наличии QR-кода, паспорта и защитной маски.

Лучше других о жизни и творчестве поэта и писателя Игоря Губермана написал Александр Городницкий: «Поэзия Игоря Губермана — явление во многом уникальное. В его ёмких четверостишиях, которые он сам называет „гарики“, удивительным образом сочетаются лаконизм японской танки, трагически веселое зазеркалье обэриутов и афористичная сочность русской частушки».

Игорь Губерман является автором нескольких научно-популярных книг, получивших в свое время известность. Но, пожалуй, главным в его литературном творчестве были и остаются эти самые «гарики», которые он с необычайной легкостью придумывал всегда и везде. Много лет он разбрасывал их вокруг себя, дарил близким и полузнакомым людям. Игра эта, однако, оказалась далеко небезопасной. Не будучи нигде напечатанными, его стихи ходили в списках или в изустном переложении по всей нашей огромной стране в течение всех «застойных» лет, как своеобразное проявление современного фольклора. Острая и беспощадная политическая сатира его легко запоминающихся строк не могла не обратить на себя самое пристальное внимание «литературоведов в штатском».

В 70-е годы И. Губермана не обошли диссидентские настроения. Он был осужден на пять лет лагерей. Именно здесь проявилась мужественность и стойкость его характера, столь отличного от улыбчивого, веселого облика. В 1984 году Игорь Губерман вернулся в Москву. Но, время от времени, ему неизменно напоминали, что он «под колпаком». И вот, в который раз, сработала тупая и неумолимая машина, выбрасывающая российских литераторов за рубеж, и теперь писатель живет в Израиле.

За рубежом вышли три книги его стихов и уже упомянутая книга «Прогулки вокруг барака». И все-таки, лучшие его стихи остаются на родине. Чаще всего, как безымянный фольклор, без имени их автора. Грустные и смешные, добрые и непримиримые, полные горьких раздумий и жизнелюбия, они могут жить подлинной жизнью только внутри российской действительности, их породившей.

На концерте все желающие смогут купить книги Игоря Губермана и взять у автора знаменитых «гариков» автограф на память.

Когда: 29 марта в 19:00 (билеты на 21 октября 2021 действительны)
Где: большой концертный зал
Организатор: ИП Пеккер Л. Д.

Автор «гариков» Игорь Губерман: «Годы тюрьмы меня обогатили»

О таком человеке, как Губерман, простенькую статью не набросаешь — родился, женился.

.. Вот мы сейчас — в Москве, наш собеседник — в Израиле, смартфон под рукой, но даже разговаривая по диво-гаджету, понимаешь, что граница на замке. А согласись Губерман выступить у нас в столице, так на входе на концерт москвичам придется QR-коды показывать, проходить через металлодетектор. А это не очень гармонирует с его внутренним чувством свободы.

— Игорь Миронович, как на израильской земле обстоят дела с коронавирусом? Ограничения еще действуют?

— Изоляция у нас уже закончилась. Даже маски нужно носить только в помещениях. У меня последний концерт был несколько дней назад. Всего было двенадцать выступлений в двенадцати городах.

— У вас есть планы посетить Россию после возобновления авиасообщения?

— Я хочу приехать осенью, в октябре. У меня уже импресарио нашел кучу городов, где нас ждут. Но будет ли возможно — я пока не знаю.

— Для вас самоизоляция стала некими физическими рамками, неудобством или своеобразным Болдином?

— Спасибо за лестную ассоциацию. Для меня это было очень полезное, просто замечательное время. Я закончил новый сборник «Двенадцатый иерусалимский дневник».

— Иосиф Бродский советовал всячески избегать статуса жертвы. В СССР вас посадили на пять лет ни за что ни про что, но вы к этому событию относились как к подарку судьбы…

— Мне все эти пять лет было очень интересно. Я попал в компанию, в которую никак бы иначе не попал. Годы тюрьмы, лагеря и последующей ссылки в Сибирь (я был на «химии» там) меня очень обогатили духовно.

— Если забить в любую поисковую систему ваше имя, в ответ посыплются юмористические стихи в большом количестве. У широкого читателя складывается впечатление, что вы серьезных вещей не писали.

— Кроме стихов я написал огромное количество прозы. Здесь, на новом месте, несколько книг прозы, а в России создал два тома «негритянских» романов за членов Союза писателей.

— А как быть с серьезной лирикой? Бывали ли у вас концерты, где вы читали только серьезную поэзию? Не начинали ли зрители требовать «гарики», как они скандируют «шайбу!» на стадионах?

— Я никакой не юморист на самом деле. На дне каждого смешного стишка лежит некая горечь. Это такой типичный еврейский юмор и еврейский подход к жизни. Я для концертов выбираю только смешные «гарики» и рассказываю только смешные истории, потому что просто жалко человечество, которое платило за билет.

— Ваш путь в литературе начался со знакомства с Александром Гинзбургом, выпускавшим классический самиздатовский журнал «Синтаксис», с диссидентства и философии.

— С Гинзбургом была очень тесная дружба, она продолжилась, когда я уехал. Сашка со своей женой жили в Париже, я его навещал. Мы познакомились в 1961 году, я принял участие в создании журнала, например, для второго номера привез все стихи ленинградских поэтов.

— Можете процитировать одно из своих ранних стихотворений?

— Приведу стишок, который я давным-давно написал со своим другом:

Лубянка по ночам не спит,

хотя за много лет устала,

меч перековывая в щит

и затыкая нам орало.

К слову, в 1998 году газета «Московский комсомолец» первая в Союзе опубликовала огромную подборку моих стихов, на целую страницу. Тогда Сашка Аронов был заведующим отделом поэзии, мой старый друг. Я очень обязан вашей газете.

— Для Бродского новым отечеством стали США, для Михаила Гиголашвили — ФРГ, для вас — Израиль. Человеку сложно существовать между двумя родинами?

— У меня действительно два Отечества. Я пуповину с Россией никак не перерезал и не повредил. Я очень люблю Россию. Но главная моя Родина, земля, где я живу, — Израиль. Я здесь себя чувствую дома.

— Можем ли мы опубликовать несколько ваших еще нигде не напечатанных произведений?

Вот один из стишков (читает вслух):

Сирена воздушной тревоги,

покой и заботы нарушив,

еще и подумать о Боге

зовет несозревшие души.

(Стихотворение о недавних ракетных обстрелах Израиля. — И.В.).

Сквозь черные тучи событий,

исполненных дикой дремучести,

бесчисленны светлые нити

упрямой еврейской живучести.

— Как планируете отпраздновать юбилей?

— Моя невестка нашла очень симпатичный ресторан, где на террасе с дивным видом соберется чуть больше 60 человек. У меня здесь много друзей. У нас одной только родни дикое количество: у меня восемь внуков и внучек.

Игорь Губерман: Стыдно за то, как себя ведет интеллигенция

Беседа писателя Игоря Губермана с писателем и журналистом Дмитрием Быковым, 2007 год. Текст приводится по изданию: Быков Д.Л. И все-все-все: сб. интервью. Вып. 1 / Дмитрий Быков. — М.: ПРОЗАиК, 2009. — 336 с.

Дмитрий Быков: Губермана давно уже не надо никому представлять. Имя его нарицательно уже давно — «гариком» называется ироническое четверостишие, содержащее едкую и точную поэтическую формулу. А фамилия — это такое обозначение образа жизни. Губерманом называется славянский еврей, длинный, костистый, носатый, любящий баб, выпивку и общение, смелый,умный, ни для кого неудобный, всеми любимый.

— Игорь Миронович, давайте не говорить сегодня о еврейском вопросе ? Я больше не могу!

— Я о нем говорю и думаю на тридцать лет дольше вас, представляете, каково мне? Но боюсь, что мы его не обойдем. Он — из главных.

— Я лучше про стишки. Вам не кажется, что короткое стихотворение, в сущности, идеально? Бродский говорил о главной функции рифмы — мнемонической, запоминательной. Чтобы стих попал в память и лежал там до поры, пока не пригодится…

— У Иосифа было множество завиральных идей, которые он щедро выбалтывал разным людям в годы питерской молодости, а потом, как я замечаю, распихивал по своим англоязычным эссе. Все это всегда талантливо, убедительно, стройно аргументировано, чаще всего взаимоисключающе и почти всегда не имеет отношения к его собственной поэтической практике. Говорить он мог что угодно, а писал так, как считал нужным. Я, будучи старше его на три года, всегда воспринимал его как старшего, относился с громадным пиететом, и все-таки, извините, это ерунда. Поэзия совершенно не обязана запоминаться. Стихотворение должно быть потоком, мощным, огромным, оно тебя уносит или обтекает, но в любом случае это некое серьезное силовое поле. Я таких полей не создаю. У меня скромная делянка, особый жанр, восходящий, наверное, к рубайи. В шестидесятые годы они заново стали фактом русской поэзии — появились гениальные переводы Германа Плисецкого, тут же разошедшиеся на цитаты. Боюсь, что вызвать настоящий лирический трепет такое стихотворение не может, но может подбросить удачное выражение, чтобы ваши чувства не томились в немоте, или сформулировать безотчетное ощущение. На большее я и не претендую, а про себя все-таки повторяю длинные стихи.

— Как вы относитесь к последователям ? Вы ведь ввели моду на четверостишие…

— Я ввел, а Володя Вишневский довел до логического предела, временами до абсурда. Короче одностишия может быть только однословие, хотя делают сейчас и это…

— Да, Лукомников.

— В общем, если после меня прибавилось иронических поэтов — я это ставлю себе скорее в заслугу, а не в вину. Отчаяние без иронии не так сильно, ирония его проявляет, что ли… и тут же врачует отчасти… В этом смысле, конечно, Иртеньев — сильный поэт. Одно его четверостишие точно попадет в анналы — «В здоровом теле здоровый дух — на самом деле одно из двух». Хотя он и в длинных вещах держит дыхание, прямо скажем.

— Что вам сейчас важнее — проза или гарики?

— Гарики я продолжаю писать во всякое время, это стало функцией организма, почти незаметной. Мысли продолжают являться, придавать им форму легче с помощью гариков, и если есть в этом смысле какая-то эволюция, так разве что по части некоторой прогрессирующей элегичности. Но у старости свои радости, уверяю вас. Никуда не спешишь. Ни за чем не гонишься. Почти никому не должен. По недостатку тестостерона дольше не кончаешь — это серьезный плюс, да… А проза — она же автобиографическая в основном. Это такой способ вспоминать свою жизнь.

— Давно хочу вас спроситъ: вы всю жизнь дружите с подпольными художниками, коллекционируете авангард…

— Есть такое дело.

— Вам не кажется, что это все-таки тупиковый путь? Разрушение искусства, отказ от его главных конвенций?

— Неприятие русского авангарда проистекает обычно от двух причин: либо от несостоятельности интеллектуальной — когда человек элементарно не может его понять, либо от финансовой — когда не может его купить.

— Вы давно эту формулу заготовили?

— Век воли не видать, выдумал только что. Вы первый человек, спрашивающий меня об авангарде.

— Ну так разве не он в конце концов воплотился в советскую эстетику? В дегуманизированное, расчеловеченное искусство?

— Вот ровно, ровно наоборот! Советская-то эстетика его и задушила. Все бред, что авангард якобы породил стилистику советской эпохи. Советская- то стилистика была торжеством реакции в чистом виде. Я тут недавно в Израиле прочел занятную статью: ее напечатали в «Зеркале», одном из лучших здешних журналов. Это мемуарный текст Алексея Смирнова «Заговор недорезанных» — о том, как якобы большевистский переворот в искусстве осуществляют именно недорезанные белые офицеры. Бреда в тексте хватает, но тенденция уловлена. Одним из главных бойцов с авангардом, с так называемым формализмом, был такой Борис Иогансон — учитель, кстати, Ильи Глазунова. Так этот Иогансон был офицером, служил у Колчака, писал его портрет — и прославленную свою картину «Допрос коммунистов» писал с полным знанием дела. Он-то и превратил советскую эстетику в пир сильно ухудшенного русского классицизма — причем он был не один, конечно, таких «бывших» хватало. Лучшее, что было в русском искусстве двадцатого века, — Филонов, Кандинский, Малевич и те, что были рядом, — русский революционный плакат, и Татлин, и футуристические проекты городов будущего, неосуществимые, грандиозные. В шестидесятые годы это гипнотически действовало. Искусство никогда уже не станет прежним после авангарда — или учитесь его понимать, или смиритесь.

— Кстати, вас посадили за коллекционирование?

— Нет, батенька, за скупку краденого и сбыт. Поскольку сажать за политику меня было неинтересно. Они уже к тому времени устали от политики. А меня легко было взять по уголовке, я дружил со всеми: с отъезжантами, с отказниками, с диссидентами, с художниками, с фарцовщиками… Таня, жена, встречая меня дома, докладывала: «Фарцовщики не звонили, евреи не звонили». Ну, они и решили — пришить скупку краденых икон. А поскольку икон у меня не нашли, потому что я их не покупал, то посадили уж заодно и за сбыт.

— Вы весь срок отсидели?

— От звонка до звонка, с 14 августа 1979 года по 14 августа 1984 года.

— Главное впечатление?

— Очень скучно было, мерзко, но и интересно одновременно.

— В «Прогулках вокруг барака» у вас есть эпизод, как вы пожалели молодому парню отдать табак, отказали, а потом догнали и отдали все. А когда у него потом попросили, он вам ничего не дал.

— Помню, помню. Это был один из сильнейших приступов раскаяния за всю лагерную жизнь.

— Раскаяния в чем? Может, не надо было давать ему?

— Давать, когда просят, всегда надо. Главный урок, который я вынес из лагеря, — с ними, пусть даже с нелюдью, надо вести себя по-человечески. Иначе сам себя потом так заешь, что по сравнению с этим все чинимые ими неприятности покажутся сущей чушью.

— Вы недавно снялись в российском документальном сериале о блатном мире. Он эволюционирует как-то?

— Эволюционирует в очень неприятную сторону, то есть, проще говоря, разлагается. Как и многое в России — под маской благополучия эти процессы разложения заметно ускорились, кажется. Как в теплице. В блатном мире давно уже все продается, появились так называемые назначенцы, то есть смотрящие не из числа воров, а назначенные, часто вообще без отсидок и без всякого криминального опыта. Своего рода наемные менеджеры. Один из последних настоящих воров в законе умер несколько лет назад — нынче кого только не коронуют… Ну вот, выступаю я давеча в России, в хорошем городе, который вам назову, но вы не печатайте. После концерта в артистической у меня какой-то народ толпится, разливается водка, все по-людски.

Внезапно все исчезают почтительно — входит шикарный молодой человек с двумя не менее шикарными шмарами и преподносит мне знаменитый воровской подарок. Нарды, явно зэковского изготовления, весьма художественной работы, с выжженным на доске волком, все по чину. Я эти поделки знаю и ценю, а к нардам еще в лагере пристрастился. Я смотрю на него и говорю: спасибо, старик, но извини меня — ты ведь не сидел никогда? Он: да, никогда. Я: а как же ты… смотришь здесь? Он: я назначенец, меня сюда поставили. Я сильно изумился, правду сказать: город немаленький, должность серьезная… Ну, пришли новые кадры, что поделаешь. Ни о каком кодексе чести тут уже говорить не приходится — цинизм голый.

— Вы что, с первого взгляда можете определить сидельца?

— Порой могу. Запах от таких людей, что ли.

— Как вообще выглядит Россия отсюда?

— Ну почему же отсюда, батенька. Я ведь и оттуда ее хорошо вижу, у меня, слава Богу, поездки регулярные, жилье в Москве… Плохо выглядит сегодня Россия, стыдно выглядит, не будем прятаться от этого. Весь мир черт-те на что похож, но и Россия не исключение.

— И что особенно плохо?

— Интеллигенция, ее положение, ее состояние. Мне стыдно за то, как она живет — нищенски, скудно, забито. Стыдно и за то, как она себя ведет — приспособленчески, молчаливо, кисло… Не по масштабу страны себя ведет, прямо скажем. Россия была великой всегда, но величие ее зависело не от территории, а от интеллектуального потенциала, распределенного крайне неравномерно, зато уж в высших своих проявлениях поражавшего весь мир. Сегодня этот интеллектуальный потенциал снизился до пределов жалких и стыдных, а что творится с гражданской совестью — я вообще молчу. Это не значит, что интеллигент обязан быть нелоялен, что вы. Но он думать обязан, ставить себе вопросы, говорить вслух, когда на его глазах происходит свинство. Даже в глухие, застойные семидесятые Россия была не в пример достойней, нежели нынче. Я думаю, жить там сейчас физически трудно — давит.

— А в Израиле?

— Мне хорошо в Израиле. Хотя здесь очень много дураков. Как еврейский мудрец несравненно мудр, так и еврейский дурак несравненно, титанически глуп, и каждый убежден в своем праве учить весь мир. Что поделаешь, страна крайностей.

— Нет у вас ощущения, что она обречена?

— О том, что она обречена, говорят с момента ее возникновения, это уже добрая примета. Если перестанут говорить, что мы обречены, — это будет повод насторожиться.

— Но нет у вас ощущения, что назначение еврея — все-таки быть солью в супе, а не собираться в отдельной солонке, вдобавок спорной в территориальном смысле?

— Я слышал эту вашу теорию, и это, по-моему, херня, простите меня, старика. Вы говорите много херни, как и положено талантливому человеку. Наверное, вам это зачем-то нужно — может, вы так расширяете границы общественного терпения, приучаете людей к толерантности, все может быть. Я вам за талант все прощаю. Но не задумывались ли вы, если серьезно, что у евреев сегодня другое предназначение? Что они — форпост цивилизации на Востоке? Что, кроме них, с их жестковыйностью, и самоуверенностью, и долгим опытом противостояния всем на свете, — кроме этого, никто не справился бы?

Ведь если не будет этого крошечного израильского форпоста — и весь этот участок земли достанется такому опасному мракобесию, такой агрессии, такой непримиримой злобе, что равновесие-то, пожалуй, и затрещит. Вот как выглядит сегодня миссия Израиля, и он, по-моему, справляется. Да и не собралась вся соль в одной солонке, она по-прежнему растворена в мире. Просто сюда, в самое опасное место, брошена очень большая щепоть. Евреи, живущие здесь, — особенные. От прочих сильно отличаются. Ну и относитесь к ним как к отряду пограничников, к заставе. Характер от войны сильно портится, да. Он хуже, чем у остальных евреев. Раздражительнее. Ну так ведь и жизнь на границе довольно нервная. Зато остальным можно чувствовать себя спокойно…

— Религиозны вы тут не стали?

— Я не религиозен, я не атеист, без диалога с Богом жизнь моя была бы немыслима, но никаких представлений о том, что будет с моей душой дальше, у меня нет. Еврейская религиозная мистика представляется мне чрезвычайно глубокой, но специально я ею не занимался.

— Что вы планируете издать в ближайшее время?

— Книгу гариков о болезни. Я болел раком и вылечился, в Израиле медицина серьезная.

— Неужели вы можете об этом писать?

— А что с этим еще делать? Рак прямой кишки — сильная поэтическая тема. «Не видя прелести в фасаде, судьба меня словила сзади».

— Не понимаю, как это можно…

— Да больше никак и нельзя. Если еще и стишков не писать, совсем загнешься. Это относится не только к болезни, но вообще к противоборству со всеми гадостями: литература — главный способ борьбы с негативным опытом. Она утилизирует его, проговаривает вслух. Литератор — вообще единственный человек, способный извлекать пользу из всего. Синявский любил цитировать услышанное в лагере: «Писателю и умереть полезно». Великий был человек, кстати, автор лучшей лагерной прозы на моей памяти — «Голос из хора». Шаламов как писатель будет помощней, но я его не перечитываю, страшен он мне и безысходен. А Синявского перечитываю, потому что Синявский в высшей степени душеполезен. И Даниэль, конечно, — о, какая мощная поэзия была у него в лагере и какие письма! И какой был мужик — ни одна баба устоять не могла.

— Да полно, он был вовсе не красавец…

— О! Но он был самец, и чувствовался запах самца. Мощь чувствовалась. Я с ним дружил и преклонялся. Вообще, когда мужчина любит это дело, когда женщины льнут к нему, — это серьезный критерий человеческого качества: женщина чувствует фальшь, слабину, она обходит жестокого, но чувствует надежного.

— Слушайте, вот вы вроде хорошо разбираетесь в людях. Как же вы можете дружитъ с писателями, которые почти всегда невыносимы?

— А никто не заставляет вас контактировать с этой невыносимостью. Контактируйте с тем, что в них есть настоящего, а остальное выбрасывайте. Это несложно. У меня был гарик на эту тему — «Люблю своих коллег, они любезны мне. Я старый человек и знаю толк в говне».

Вы также можете подписаться на мои страницы:
— в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
— в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
— в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
— в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
— в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
— в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky

Игорь Губерман: «Я пишу смешно и нецензурно»

Филипп Полозов, www.guberman.info

Не так давно в Новосибирске прошел концерт автора знаменитых «Гариков». Игорь Миронович Губерман в свои 76 находится в великолепной форме: по-прежнему пишет стихи, остроумен, красноречив, не жалуется на память, а в антракте вместо отдыха блестяще провел автограф-сессию. В жизни Губермана все взаимосвязано. Родился в день Ивана Купала, 7 июля — и мы купаемся в море его юмора, и сам Губерман купается в аплодисментах. В 1958 году будущий пиит закончил МИИТ. С 1988 года живет и Иерусалиме: в городе, в названии которого треть — русская. Старший брат Губермана, Давид Миронович, был академиком РАЕН, директором НПУ «Кольская сверхглубокая». Глубина мысли и некий академизм в строгом следовании формы у поэта Губермана присутствуют в обязательном порядке. О себе и о жизни он побеседовал с нашим корреспондентом.

— Бытует мнение, написать стихотворение в четыре строчки легко, потому что строк всего четыре, а рифмы и вовсе две. Согласны?

— Ни в коем случае! Написать четыре строки ужасно тяжко, потому что в них надо уложить очень многое. У меня мысли большей частью куцые, так что все умещаются как раз в один стишок.

А если говорить серьезно о том, как пишутся стихи…Бывает по-разному: иногда ищешь рифму целую неделю, а что-то, наоборот, получается сразу. Как-то друг-переводчик, интересуясь, над чем я сейчас работаю, спросил: «Что у тебя на столе?» Отвечая ему про стопку новых анализов, я почувствовал, что у меня практически готов очередной стишок.

— Одна из ваших книг называется «Гарики» на каждый день». Вы считаете, стихи должны быть в ежедневном духовном «рационе»?

— Я никому не могу давать никаких советов. Но полагаю, что для любителей поэзии было бы совсем неплохо читать стихи каждый день.

— Читаешь ваших коллег, поэтов-иронистов…

— Минуточку! Юмористы, сатирики, иронисты — мне все эти определения очень не нравятся. Тот же Игорь Иртеньев — поэт. Без каких-либо уточнений. Он пишет просто изумительные четверостишия: «И неимущим, и богатым / мы одинаково нужны, / — сказал патологоанатом / и вытер скальпель о штаны». Ну, блистательно, правда? Даже завидно немножко.

Вот ведь какая штука: в самых талантливых произведениях так называемых юмористов отчетливо проступает горечь. Глубокий смех всегда трагичен по своей сути.

— С вашего позволения продолжу свой вопрос. Почему другие пишут не так смешно, не так глубоко, не так коротко, не так изящно?

— Все дело в таланте. Это я так скромно выразился. Только это не значит, что всем нужно равняться на Губермана! Я вообще не люблю сравнений. Расскажу вам на эту тему такую историю. В разгаре вечеринки один бард решил устроить свой мини-концерт на лестничной площадке. Минуты через три он вернулся в квартиру и гордо произнес: «После первой же песни меня сравнили с Высоцким!» На уточняющий вопрос, что конкретно ему сказали, бард ответил: «Прозвучала одна фраза: «По сравнению с Высоцким ты — г…но».

— Про ваше творчество говорят: смешно, но нецензурно. Как вам такое противопоставление?

— Хотелось бы уточнить: я пишу смешно и нецензурно! Это гораздо лучше, чем «не смешно, но цензурно» или «несмешно и нецензурно». Хотя подождите, о чем мы говорим? Белое, но деревянное — это вообще из разных качеств понятия! Мне кажется, противопоставлять мат и юмор — точка зрения ханжи. Отвечая на порядком уже надоевшие вопросы о месте мата в литературе, я всегда привожу слова большого писателя Юрия Олеши, который говорил: «Нет ничего смешнее, чем напечатанное слово «жопа»!»

Мат — это неотъемлемая часть русского языка, пора бы с этим смириться. Причем складывается такое впечатление, что нецензурщина попадает в нас, в наших детей прямо из воздуха! Серьезно, я сейчас приведу пример. Молодые родители уехали на год в другую страну и оставили своего пятилетнего сына на попечение высококультурной бабушки. Та не выпускала ребенка из дома, читала ему вслух русскую классику, мальчик выучил наизусть первую главу «Евгения Онегина». Приехали родители, отпрыск прочел им Пушкина, а, выходя из дома на долгожданную прогулку, сказал бабуле: «Скользко. Давай возьмемся за руки — если что, на…бнемся вместе!»

— Такое ощущение, что вас любят все и везде. А были случаи проявления неприязни?

— По отношению ко мне? Не припоминаю. Люди, которым не нравится то, что я пишу, просто не приходят на концерты Губермана. Гениальная записка была на концерте в Петербурге, пенсионерка написала: «Много материтесь. Боженька услышит — язык отху…чит!»

Не сказал бы, что какая-то особая неприязнь ко мне была и со стороны советской цензуры — меня просто не печатали, и все. Я 25 лет писал «в стол», но, припоминаю, что довольно быстро мои стихи стали распространяться «самиздатом».

— Последнее слово звучит почти неприлично. Но вам всегда удавалось не переступать порог пошлости. Скажите, а когда вы впервые поняли, что у вас со стихами вроде как что-то стало получаться?

— Это произошло не вчера. В шестидесятые годы мы любили собираться компаниями. А там, если кто-то начинал говорить какую-то чушь, его обрывали сразу. И я просто боялся читать в товарищеском кругу свои бесконечные душевные излияния в рифму. А короткое стихотворение хорошо тем, что ты едва начал читать — а оно уже закончилось! И никто не успеет сказать «заткнись». Так я понял, что четверостишие — это оптимальный размер стиха для публичной декламации.

— Прочел в «Википедии», что одно время вы писали под псевдонимом Абрам Хайям…

— Пора уже внести ясность в этом вопросе. Никогда я не писал стихов ни под каким бы то ни было вымышленным именем! Просто однажды известный драматург и либреттист, автор пьесы «Человек с портфелем» и сценария к кинофильму «Сердца четырех» Алексей Файко послушал мои стихи и сказал: «Старик, да ты же Абрам Хайям…» Вот и вся история.

— Скажите, а вы разрешаете читать свои стихи со сцены другим — или у вас эксклюзивные права на «гарики»?

— Вроде никому не запрещал. А по поводу эксклюзива… Я работаю в жанре четверостишия. Назвал его по своему имени. Так вы не представляете, сколько людей сейчас пишут «петики», «ирики»! Графоманы просто одолели, после каждого концерта вручают мне свои книжки, да еще и с дарственной надписью. Обычно все заканчивается тем, что я читаю пару страниц, затем выдираю посвящение и оставляю эти «шедевры» где-нибудь в другом городе.

С другой стороны, ни один профессиональный поэт никогда не придумает того, что так легко удается графоману. Порой читаешь просто прелесть какой кошмар: «Осень наступила. / Нет уже листов. / И глядят уныло / бл…ди из кустов».

Могу вам чистосердечно признаться: я — самый настоящий графоман. Мне очень нравится писать.

— Подождите, а как же — неделя на поиск лучшей рифмы?

— Одно не исключает другого. Повторюсь, нанося значки на бумагу, я испытываю очень большое удовольствие. Дальше все зависит от твоего чувства меры и вкуса. Лев Толстой тоже был графоманом. Но с талантом.

— Евгений Евтушенко назвал вас поэтом — «самим собою недооцененным». Вот и свои стихи вы именуете не иначе, как стишками. Почему?

— Так они же маленькие! В молодости я писал «нормальные» километровые стихи, в основном в жанре упрека женщинам в неотзывчивости. Потом я их все утопил в помойном ведре…

— Простите, вы про стихи?

— Ну, не про женщин же! Это совершенно чудные созданья. Одно из них — моя супруга, мы вместе уже 48 лет. Можно даже сказать, что в семейной жизни я счастлив, поскольку в анкетах в графе «семейное положение» пишу: «Безвыходное».

Кстати, знаете, почему жены так не любят, когда их мужья возвращаются домой под утро? Они волнуются, что с ними случится что-то хорошее…Когда-то я написал такие строчки: «Семья от бога нам дана, / замена счастию она».

— Один из приемов, используемых вами в открытую, так называемое соавторство. Вся страна полюбила вашу интерпретацию Лебедева-Кумача: «Я другой такой страны не знаю, / где так вольно, смирно и кругом»!

— Да, я предупреждаю на каждом концерте, что часто в своих стишках задействую цитаты из русской классики. Не я первый это начал, и не на мне такие опыты закончатся. Есть такой одесский поэт Михаил Векслер. В его первой книжке я прочел, как он из одной строчки Некрасова сделал две — и, вы знаете, весь просто позеленел от зависти: «Войдет ли в горящую избу / Рахиль Исааковна Гинзбург?» Кстати, про евреев я пишу, и много — потому что пора знать о нас правду.

— Ну, как же, слыхали это ваше «От шабата до шабата…»

— «…Брат нае…ывает брата». Евреи — народ умный и сообразительный, но при этом есть полные дураки и идиоты. Еврей-дурак — страшное явление, поскольку присущие семитам эрудиция и апломб сохраняются.

Говоря о еврейском уме, вспоминается следующая история. Был такой мальчик-вундеркинд, скрипач Буся, то есть Боря Гольдштейн. И вот его, 11-летнего, вызывают в Кремль на награждение. Мама, Сара Иосифовна, дает напутствие: «Не бойся, я пойду с тобой. Главное, не забудь пригласить дедушку Калинина в гости…Буся, ты скажешь!» А на приеме сразу после того, как мальчик пролепетал что-то про семейное гостеприимство, мама закричала с места: «Буся, что ты такое говоришь, мы живем в коммунальной квартире!» На следующее утро им принесли на дом ордер.

Отношение к евреям по-прежнему неоднозначное. В Донецке получаю удивительную записку: «Игорь Миронович, можно с вами хотя бы выпить, а то я замужем». Горжусь посланием из Самары. «Я прожила пять лет с евреем. Когда расставались, думала, я никем из них теперь на одном поле с…ать не сяду. А поглядела на вас и поняла: сяду!»

— Кстати, об одном общем поле. Вы много ездите. А есть любимый город?

— Пожалуй, их два. Первым назову Иерусалим. Живу в Израиле уже много лет, и хотя душой до сих пор также привязан и к России, но все-таки уже считаю себя израильтянином. Второй любимый город, долгое время бывший первым и единственным, — это, конечно же, Питер.

— Да, быть питерским сейчас не модно…Игорь Миронович, а вы слышали о деле Pussy Riot?

— Разумеется. Согласитесь, девки выступили-то бездарно! Максимум, что они за это заслужили,— ремешка при домоуправлении. И дать за этот демарш два года тюрьмы — это позор и ответное хамство. Вообще, свое отношение к политике выражаю в рифму, недавно написал целый сборник «Бедадержавие». Это оттуда: «Густы в России перемены, / но чуда нет еще покуда; / растут у наших партий члены / — а с головами очень худо».

— А мне казалось, к власть имущим вы совсем индифферентны — судя хотя бы по таким известным строчкам: «Ни вверх не глядя, ни вперед, / сижу с друзьями-разгильдяями, / и наплевать нам, чья берет / в борьбе мерзавцев с негодяями».

— У меня есть еще. К примеру, «Я не люблю любую власть, / мы с каждой не в ладу, / но я, пока мне есть, что класть, / на каждую кладу».

— С политикой все более-менее ясно. А как бы вы в целом охарактеризовали состояние современного российского юмора?

— Если в целом, то одним словом: клиническое.

— С этого слова, если можно, поподробнее!

— Это весьма непростая задача: я попросту не смотрю все эти «аншлаги» и «камеди клабы». Но когда, переключая телеканалы, я попадаю на эти программы, меня охватывает холодное отчаяние. Я чувствую, что русский народ просто-напросто пичкают этим низкопробным юмором.

— Да, авторы эстрадных монологов сейчас в фаворе. А кто-нибудь из современных писателей вам нравится?

— Всегда с удовольствием читаю стихи Тимура Кибирова, Игоря Иртеньева, Дмитрия Быкова. Из ныне живущих прозаиков выше всех ставлю Виктора Пелевина. Это самый настоящий великий писатель. Причем с годами он пишет все лучше и лучше, его последний роман просто гениален. Еще очень люблю прозу Дины Рубинной, Люси Улицкой.

— Как вы относитесь к литературным премиям?

— Не могу поделиться с вами своими ощущениями, я их никогда не получал. Но за коллег каждый раз радуюсь.

Мне нравится сочинять, выступать с концертами. Все свеженаписанное я как раз и проверяю на публике. А на ком еще? Жену жалко, друзей — еще больше…

— Творческий вопрос: если краткость — сестра таланта, то плодовитость в каких с ним отношениях?

— Не думаю, что талант и повышенная производительность труда как-то связаны между собой. Недавно умер Дмитрий Горчев, писатель чудовищного таланта. Ушел в 47 лет, при этом написал одну-единственную книгу рассказов. А вспомним великого Веничку Ерофеева…

— Я спрашивал у Дмитрия Быкова, пишущего, помимо стихов и публицистики, едва ли не по роману в год, не считает ли он, что каждому отмеряно кем-то свыше определенное число строк и страниц…

— Как интересно, никогда не задумывался об этом. Вряд ли количество написанного кем-то ограничивается, иначе Толстой не написал бы свои 90 томов.

— А вы — знаете ли точно, сколько четверостиший создали?

— Нет. Но недавно подсчитали в издательстве — почти девять тысяч «гариков». Но я не гонюсь за количеством: «Во мне смеркаться стал огонь; / сорвав постылую узду, / теперь я просто старый конь, / пославший на х…р борозду».

— Позвольте уточнить: не надоело ли вам писать?

— Не дождетесь! Знаете, как-то в Москве, в Театре эстрады получаю записку из зала: «Дорогой Игорь Миронович! Спасибо вам, каждый раз мы всей семьей с огромной радостью уходим с вашего концерта!»

ХОЧЕТСЯ ДАВАТЬ СОВЕТЫ! Игорь ГУБЕРМАН. Автор знаменитых «гариков»…

ХОЧЕТСЯ ДАВАТЬ СОВЕТЫ!
Игорь ГУБЕРМАН.

Автор знаменитых «гариков» Игорь Губерман – о том,
что нужно и чего не следует делать в старости.

Однажды утром поэт и писатель Игорь Губерман, как всегда, стал искать очки. Но как только нашёл, начисто позабыл, для чего они ему понадобились. Он задумался, не старость ли это. Пришёл к неутешительным выводам. Поразмыслив ещё какое-то время, пришёл к тем же выводам, но к утешительным. А именно: старость – это такое время, когда притязания к жизни сужаются, за счёт чего резко обостряются оставшиеся удовольствия.

Заметно повеселевший, он сел и очень быстро написал книгу «Искусство стареть», которую посвятил своим ровесникам – с душевным сочувствием. И не счесть, сколько новых гариков родилось на эту благодатную, всех волнующую тему (со своими новыми стихами Игорь Губерман выступит 21 марта в Концертном зале у Финляндского вокзала).

– Игорь Миронович, почему вы свои стихи называете не стихами, ни тем более стихотворениями, а как-то пренебрежительно – стишками?

– Ну, вы знаете, они короткие, маленькие. Мысли у меня такие… куцые, видите, укладываются всего в четыре строки. Конечно, стишки. Стихи – это что-то большое, серьёзное. Продолжительное.

– Да ну! Мысль уложить гораздо проще в двадцать строчек. Или в сто. В четыре же – гораздо труднее.

– Конечно, здесь есть некая хитрость, и грех её скрывать. Но пусть лучше мои стишки называю стишками я, чем кто-то ещё.

– На мой взгляд, гарики – лучшее название ваших четверостиший. Они продолжают сочиняться?

– Сочиняются, да.

– И на злобу дня тоже?

– На злобу дня? Практически нет. Я пишу слишком общо. Про политику, с именами вождей или известных людей абсолютно ничего не появляется. Вы будете смеяться, но уже много лет я пишу почти исключительно о старости. Мне хочется зафиксировать разные проявления старости, мельчайшие её детали. Пытаюсь описать свои внутренние ощущения. И прихожу к выводу, что старость – ужасно интересный период, проживать её очень увлекательно.

– Не все старики в России с вами согласились бы.

– Да, знаю. Многие из них живут в чудовищных условиях, просто волосы шевелятся, когда об этом думаешь. Хотя я давно уже гражданин другой страны, я люблю Россию, и мне хотелось бы не испытывать за неё боль и стыд, а гордиться этой страной. Но не получается пока что. Так что не будем о грустном.

– Да, давайте говорить о весёлом. О старости, например.

– «Дряхлеет мой дружеский круг, любовных не слышится арий, а пышный розарий подруг уже не цветник, а гербарий».

– Оптимистично.

– Вот ещё более оптимистичное: «Состарясь, не валяюсь я ничком, а радость я несу себе и людям. Вот сядем со знакомым старичком – и свежие анализы обсудим».

– Получается, что в жизни всегда есть место смеху?

– Всегда. Смешного в жизни больше. Даже там, где, казалось бы… Один пожилой человек, бывший артист, – в своё время он был очень известен в СССР – переехал в дом престарелых. В американский дом престарелых – он не совсем такой, как в России. Артист вышел к завтраку и с обострённым чувством собственного достоинства спросил у своей соседки по столу, знает ли она, как его зовут. Женщина подняла на него свои добрые глаза и ответила: «Нет, я не знаю. Но вы спросите у дежурной сестры, она вам напомнит…»

– Прекрасно! В то время как все, кто переступил через какой-то определённый порог, озабочены «искусством не стареть», вы позволяете себе утверждать, что стареть – это здорово.

– «Полон жизни мой жизненный вечер, я живу, ни о чём не скорбя; здравствуй, старость, я рад нашей встрече, а ведь мог и не встретить тебя!»

– Вот моя подруга, которая любит вкусно поесть, определяет этот период в жизни так: старость начинается, как только ты начинаешь есть не вкусное, а полезное. Пророщенные семена, траву, кашку овсяную без соли и сахара…

– Ой! Это рано ещё. Это ещё не старость. Это такая… поздняя молодость. Настоящая старость – это когда, пройдя этот период, ты опять начинаешь есть всё вкусное.

– Потому что уже всё равно?

– Потому что всё вкусное идёт прямо в душу. Ещё один источник удовольствия. «Зачем вам, мадам, так сурово страдать на диете учёной? Не будет худая корова смотреться газелью точёной». А вообще, старость – это когда сужается кругозор и существенно снижается любопытство к миру. Вот что главное. Становится всё понятно. И неинтересно.

– Вам сейчас всё понятно?

– Мне? Абсолютно ничего не понятно. Поэтому до сих пор на свете мне очень интересно.

– Старость – это время, когда ворчишь по поводу и без повода и всё время тянет давать советы.

– Да, да! Хочется давать советы, ужасно! Кажется, что мир идёт не туда, молодёжь поступает не так, как надо, система ценностей изменилась. Детей всё время хочется воспитывать, до последнего дня. Всё они делают неправильно, всё не так. По счастью, они нас не слушают.

– Но они точно так же будут воспитывать своих детей. И я всегда не без злорадства повторяю: внуки вам за нас отомстят… А ваши дети чем занимаются?

– Сын программист, дочка работает в детском саду воспитательницей. Она когда-то занималась кибернетикой, потом приехала сюда, в Израиль, нарожала деток, очень счастлива. У меня восемь внуков. Шесть девок, а мужиков всего двое…

– Так вот, как научиться не давать советов?

– В своей книжке про старость я рассказываю такую историю. Около заглохшей машины возится взмокший от бессилия водитель. То копается в моторе, то с надеждой пробует завестись – напрасно. Вокруг стоят несколько советчиков. Самый активный – старикан, который помимо всяческих рекомендаций всё время выражает сомнение в успехе. Наконец, молодой шофёр, аккуратно отерев со лба пот, изысканно говорит ему, не выдержав: «Папа, идите на ***!» Вот эту фразу нужно всякий раз вспоминать, когда хочется кому-то что-то посоветовать. Наш житейский опыт, как бы ни был он незауряден, абсолютно ни к чему всем тем, кто нас не спрашивает.

– Чего ещё следует избегать?

– Поменьше фантазировать. Старики много врут, рассказывая о своём прошлом, в основном преувеличивая свои заслуги. «Вчера заговорили про французов – была какой-то крупной битвы дата. И я вдруг вспомнил, как Кутузов держал со мной совет в Филях когда-то. ..» В старости надо обязательно заглядывать в энциклопедию, чтобы сверять даты крупных событий с годом своего рождения. У вас есть энциклопедия?

– Нет, но под рукой интернет, там все даты есть. А год своего рождения если забуду, то в паспорте посмотрю.

– Я вспомнил, как мою тёщу, а ей было под восемьдесят, одна девчушка спросила, помнит ли она, как происходило освобождение от крепостного права.

– Вот двоечница! Вообще молодёжь, она…

– Ворчать нельзя! При этом вырабатываются плохие химические вещества в организме. Ворчание, недовольство, гнев – всё это отравляет нас изнутри. Дольше всех живут благодушные старички.

– Кто-то из писателей сказал, что Бог намеренно устроил, что в старости понемногу, незаметно, у человека исчезает разум. У тех, кто не готов принять то, что с ним происходит. Такая гуманная анестезия…

– Согласен. Лёгкое расстройство происходит. Но я думаю, эту анестезию придумал Господь Бог или природа, как угодно, чтобы мы меньше помнили о своих былых злодеяниях.

– Скажите, Игорь Миронович, как мудрый человек…

– Это миф, что старики все поголовно мудрые, что старость делает человека умнее. Чушь собачья!

– Хорошо, я спрашиваю вас как человека опытного – жизнь устроена справедливо или нет? Все злодеяния наказываются?

– Я не знаю. Скорее нет. Я вот сейчас читаю о палачах сталинской эпохи. Многие из них замечательно умирали в своих кроватях, окружённые любящими детьми, на дачах с садиками, и… от этого такая бессильная злость охватывает! Вот был такой знаменитый палач Молотов. Известно, что его подпись стояла на сотнях расстрельных списков. Типичный подлец был! А сейчас его внук о нём всякие хорошие вещи говорит, всячески его оправдывая. В 30-е годы жутким палачом был Хрущёв, а мы всё ему забыли за разоблачение культа личности. Непонятно всё это. Разве что у Господа Бога были какие-то расчёты, из которых он сохранил этих палачей?

– При этом в жизни есть доброта, сострадание, милосердие. Кстати, Довлатов считал, что за милосердие прощается любой грех.

– Добро и зло в жизни размазаны поровну. Одно вырастает из другого: зло – из добра, добро – из зла. Я и пишу всё время об этом. Жизнь прекрасна, но удивительна.

– Жизнь трудна, но, к счастью, коротка.

– Мне скоро будет 78 лет, и я никак не могу сетовать на её краткость. К тому же ещё можно ездить куда-то.

– Обожаю фразу вашей тёщи, писательницы Лидии Лебединской: «Пока можешь ходить, нужно ездить»! Дай мне бог любопытства в старости…

– Это именно то, что нужно просить у Бога. Обычно просят денег. Но деньги проблем не решают.

– А сколько надо денег?

– Немного. Чтобы кормиться, ездить, покупать книги. Ещё немножко – чтобы помогать ближним.

– Ездите вы много. К нам вот заглядываете…

– Очень люблю Петербург и бываю у вас примерно раз в полгода. В Питере у меня всегда замечательная аудитория, несмотря на то что билеты, я знаю, дороговаты. Приходят люди из старой интеллигенции, знаете, которая раньше называлась НТИ – научно-техническая интеллигенция. Это мои зрители. Вообще, я заметил, на юмор лучше всего реагируют в России. В Америке и Европе, да и в Израиле тоже, когда я выступаю перед русскоязычной аудиторией, иногда в воздухе витает: я заплатил свои 50 долларов, давай перекувырнись передо мной по-новому. А в России очень слышат слово. Очень! Правда, у этой медали есть оборотная стороны – так же хорошо слышат слова всяких подонков. Но опять не будем про грустное. Словом, я всегда с огромным удовольствием приезжаю в Петербург. И в Вятку.

– В Вятку?

– У меня там, во-первых, приятели, а во-вторых, там как-то особенно хорошо выпивается.

– Лучше, чем в Питере?

– В Питере друзей моих старых почти не осталось. Кто уехал, кто…

– Что, до такой степени, что даже выпить не с кем?

– Нет, что вы такое говорите! Выпить всегда есть с кем, по счастью. Видите, сколько удовольствий ещё осталось! «Смотрю на нашу старость с одобрением, мы заняты любовью и питьём; судьба нас так полила удобрением, что мы ещё и пахнем, и цветём».

Гарики Губермана — Гаарец | Новости Израиля, данные о вакцинах против COVID, Ближний Восток и еврейский мир

«Et hashira hekdashti le’ami» («Я посвятил поэзию своему народу») Игоря Губермана, издательство Gishrey Tarbut (Москва-Иерусалим), 315 страниц

Иудаизм и еврейская идентичность были в центре внимания русскоязычных писателей Израиля с начала иммиграционной волны 1970-х годов и до наших дней. Хотя иудаизм стал несколько неприятной темой для еврейских писателей и их аудитории, похоже, он пережил довольно неожиданное возрождение в русской литературной сфере, которая в основном носит светский характер. Возможно, это связано с тем фактом, что евреи бывшего Советского Союза, и особенно писатели среди них, в течение многих лет были жертвами этнического и культурного угнетения, которое не позволяло им открыто исследовать свой иудаизм и определять свою идентичность. . Эта болезненная тема всплыла в их письмах только после того, как они приехали в Израиль.

Новая книга Игоря Губермана, писателя и поэта, живущего в Израиле и пишущего на русском языке, о евреях, русских и обо всем, что между ними. «Et hashira hekdashti le’ami» («Я посвятил поэзию своему народу») — наполовину поэзия, наполовину проза, и в нее вошли стихи Губермана с советских времен до наших дней. Как и другие израильско-российские писатели, он начал свою литературную карьеру еще в Советском Союзе, где в основном писал научно-популярные статьи для различных газет. Позже он начал писать стихи.

Большинство его весьма циничных стихов было критикой коммунистического режима и русского образа жизни. Очевидно, они не были опубликованы, но именно по этой причине они пользовались огромным успехом из уст в уста. Позже Губерман редактировал подпольную газету «Евреи в Советском Союзе» и был окончательно арестован властями и отправлен в трудовые лагеря в Сибирь, где провел пять лет своей жизни. В 1988 году, через несколько лет после освобождения, он иммигрировал в Израиль и продолжал писать по-русски. Его стихи впервые появились в начале 1990-х годов в одной из русскоязычных газет, а позже несколько томов его стихов были выпущены русскоязычными издательствами.

Его новую книгу опубликовал Гишрей Тарбут. Это издательство, являющееся израильско-российским партнером, имеет офисы в Москве и Иерусалиме, и его цель — распространять литературу на еврейскую тематику или материалы, представляющие потенциальный интерес для евреев, среди русских читателей в Израиле и за рубежом. Помимо прочего, Гишрей Тарбут является домом для израильских русскоязычных писателей, а также здесь публикуются переводы авторов и поэтов на иврите, таких как А. Иегошуа и Давид Авидан.

Отрывки стихов

Хотя этот новый том содержит сотни его стихотворений, Губерман не считает себя поэтом. В одном из интервью, которое он однажды дал, он сказал, что не был поэтом, потому что он не писал стихов, а только отрывки из стихов; действительно, все стихи в книге очень короткие, по четыре строки в каждом. Губерман не брезгует идти по стопам Пушкина, а хочет передать послание — короткое, резкое, то веселое, то грустное. Он даже придумал название для своего типа стихов: гарики, термин, который к настоящему времени стал отождествляться с его язвительным юмористическим стилем.

Стихи в книге разделены на два основных раздела: «Гарики из тюремной камеры» — советские стихотворения Губермана, а «Гарики из Иерусалима» — те, которые он написал в Израиле.Последние в основном исследуют довольно комичные отношения между евреем и его исторической родиной. Следует отметить, что Губерман может заниматься ужасно серьезными делами, но он не принимает их и свои стихи всерьез. Он смеется над Израилем, над евреями и иудаизмом, над религией и традициями, над советским режимом и русскими. Никто не избежит его колкостей, особенно евреи. Он может поэтично рассказывать о том, что евреи «избираются», но затем ухватывается за возможность посмеяться над своим народом несколькими строками позже.

Губерман особенно любит высмеивать пораженный сионизм многих евреев по всему миру: «У евреев есть одна простая мечта», — пишет он.«Иметь родину и жить вдали от нее». Но в его сочинениях есть нечто большее, чем самоизбавление. Стихи часто представляют собой болезненную, проницательную критику российского общества, в котором он провел большую часть своей жизни. Несмотря на юмористический фасад, невозможно не заметить один повторяющийся мотив: евреи — чужеродное тело, где бы они ни жили. «Евреев любят только там, где их не знают», — пишет он.

Во время второго или третьего чтения его стихи перестают быть веселыми, и читатель обнаруживает в их плетении нить из болезненной и частной жизни Губермана — истории еврея в расистском дискриминирующем обществе; история еврея, который пытался быть похожим на всех и потерпел неудачу, как и многие другие до него.

Будьте в курсе: подпишитесь на нашу рассылку новостей

Спасибо за регистрацию.

У нас есть и другие информационные бюллетени, которые, на наш взгляд, будут для вас интересными.

кликните сюда

Ой. Что-то пошло не так.

Повторите попытку позже.

Попробуйте снова

Спасибо,

Указанный вами адрес электронной почты уже зарегистрирован.

Закрывать

В отличие от юмористического поэтического раздела, проза в книге гораздо серьезнее и задумчивая.Он состоит из четырех эссе по проблеме еврейской идентичности. Привлекая внимание читателей, рассмешив их, Губерман пользуется случаем, чтобы изложить свои мысли по этому поводу. Он исследует, как евреи относятся к собственному национализму и их усилиям либо убежать, либо выставить его напоказ; он смотрит на миф об избранном народе и приходит к выводу, что да, мы избраны, но это может быть не очень хорошо. Прежде всего, Губерман пытается понять, почему так много евреев занимаются таким непрекращающимся самобичеванием.С годами, утверждает он, евреи научились смотреть на себя с точки зрения народов, среди которых они жили. Не лучшая точка зрения для развития национального самоуважения.

Действительно, Губермана сложно назвать поэтом, и это не сборник стихов в обычном понимании.Его гарики не предназначались для длительного прочтения, а, скорее, для полу-забавного просмотра, в котором зачитываются избранные фрагменты, в идеале в компании других россиян, обладающих чувством юмора. Учитывая, что Губерман не намеревался ни быть поэтом, ни быть серьезным, его выбор стиля письма был, видимо, удачным. Я много смеялся, но и немного думал.

Кира Абламуниц изучает литературу и политологию в Открытом университете.

Игорь Губерман: биография и творчество

Губерман Игорь родился в городе Харькове 07.07.1936 года. Он прожил там всего восемь дней со дня рождения. И, как говорит сам поэт, «он отправился покорять Москву». Мама Игоря окончила консерваторию, отец — экономист. В школе меня сразу приняли во второй класс, так как я уже читала и писала. В 1958 году Игорь окончил МИИТ и получил диплом инженера-электрика.

Трудовая и литературная деятельность

Работал несколько лет. Первый опыт работы был в Башкирии, где в течение года работал машинистом электровоза.Параллельно работал над научно-популярными книгами. Как-то тогда удавалось совмещать работу с литературной деятельностью, вспоминает Игорь Губерман. Книги:

• «Третий триумвират» — о методах и средствах кибернетики в биологии (1965).
• «Чудеса и трагедии черного ящика» — об исследованиях и возможностях мозга (1968).
• «Время освобожденное» — о лидере организации «Народная воля» (1975 г.).
• «Бехтерева.Страницы жизни »- о российском психологе и неврологе В. Бехтереве (1976).

Губерман Игорь Миронович написал сценарии нескольких документальных фильмов, регулярно публиковал очерки и статьи в периодических изданиях. В пятидесятые годы он познакомился с А. Гинзбургом и другими вольнодумными людьми. Многим из них он очень благодарен, — говорит Игорь Губерман, биография могла быть совсем другой. Все более проявляя себя как поэт-диссидент, пишет сатирические стихи о проблемах страны Советов.

Арест и ссылка

Активно участвует в издании подпольного журнала «Евреи в СССР» и публикует там свои произведения. Драматическим моментом его жизни стал арест по сфабрикованному обвинению. Губерман говорит, что это было предопределено, потому что год за ним ехала черная машина.

Отказался давать показания против редактора, и его приговорили к 5 годам лишения свободы. Срок он провел полностью — с 1979 по 1984 год. Это «своеобразное времяпрепровождение» прибавило ему жизненного опыта, вспоминает Игорь Губерман.«Биография не складывается», а жизнь может преподнести любой сюрприз. Главное, сохранять бодрость и быть честным с самим собой. В лагере он всегда вел дневники, в 1980 году написал «Прогулки по баракам», книга основана на дневниковых записях (издана в 1988 году).

Эмиграция в Израиль

Вернувшись из тюрьмы, долгое время не могла получить вид на жительство в городе и устроиться на работу. Год спустя, когда к власти пришел Горбачев, появилась надежда, что в стране начались перемены.К сожалению, надежды не оправдались. Семья эмигрировала в Израиль. Собственно, решение об отъезде было принято давно, но помешал отъезд аресту Хубермана. Поэтому процесс переезда затянулся на много лет.

Переехал в Израиль в 1987 году в качестве обычного репатрианта. Никакого «особого» интереса к себе как к известной личности я не заметил. Но оказалось, что в Израиле у него много читателей. Поэтому очень быстро начались творческие встречи с читателями и концерты.

Всегда по-разному зарабатывал себе на жизнь, вспоминает Игорь Губерман, биография работы обширна — он был инженером, мастером, слесарем. Когда я приехал в Израиль, я был готов ко всему и не ожидал, что смогу прокормить семью литературной работой.

Творчество Губермана

Губерман Игорь Миронович ведет активную литературную деятельность. Он также пишет свои знаменитые катрены. Их отличает юмор и лаконичность. Часто в четверостишиях используется ненормативная лексика.Он считает это естественной частью свободного и прекрасного языка.

И это нормально, говорит Игорь Губерман, биографии многих известных личностей и лучшие произведения русской литературы неоднократно подтверждали, что это вполне естественно. Теперь свободная лексика вернулась в современный литературный язык.

Легендарный «Гарик»

Свои катрены он называет «Гариками». Однажды он назвал их «дацибао» (пропагандистские листовки времен революции в Китае). В семидесятых годах, когда вышли две его книги, до ареста Губермана все они назывались «еврейским дацибао».Но Хуберман говорит, что это глупо и неправильно. Я решил, что лучше всего называть их «Гариками», так как его дом назывался не Игорем, а Гариком.

Он не видит ничего странного или понятного. Он считает, что это очень органично, так как сейчас многие называют катрен своим именем и появилось огромное количество «мишиков», «ириков», «мариков». В своем «Гарике» Губерман часто высмеивает российскую действительность. Катрен уже более четырех тысяч, уцелело несколько изданий сборника «Гарики на каждый день».Игорь Губерман издал и другие сборники стихов:

• «Гарики (Дацибао)» (1988).
• «Гарики на каждый день» (1992, в двух томах).
• «Календарь 2000» (1999).
• «Гарики из Атлантиды» (2009).
• «Гарики на долгие годы» (2010).
• «Гарики из Иерусалима» (2011).

Игорь Губерман — автор романа «Штрихи к портрету» (1994) Говорит с чтением стихов, рассказов и воспоминаний в США, России и других странах.Вела ряд программ на русском языке на израильском телевидении. Произведения Губермана переведены на английский, итальянский, немецкий и другие языки.

Жена Губермана Татьяна по образованию филолог. Ко всему, что пишет муж, спокойно. Она прекрасно понимает, что образ героя в стихах и автор — разные вещи. В его семье даже самые «колючие» стихи все воспринимают нормально. Игорь Миронович говорит, что его стихи пытались перевести на другие языки, но из этого ничего не выходит.«Судя по всему, реальность нашей жизни трудно выразить другим языком», — шутит Губерман.

Q&A с Россом Губерманом, автором Point Made

Несколько недель назад мы рассмотрели потрясающую новую книгу Росса Губермана, Point Made: Как писать, как лучшие защитники нации .

Росс любезно согласился ответить на вопросы по электронной почте. Если бы я двигался быстрее, мы могли бы набрать SCOTUSblog. Но меня парализовало неуверенность в себе; ничто не заставит вас усомниться в собственном писательстве быстрее, чем обмен электронными письмами с гуру юридического письма.

Прочтите, чтобы узнать почему. Мои вопросы выделены жирным шрифтом, а ответы Росса приведены ниже.

Серьезно: сколько кратких сводок вам пришлось прочитать, чтобы написать эту книгу?

Скажем так, моя следующая книга должна называться Как НЕ писать книгу . Или хотя бы как не писать грамотно книгу. Я, вероятно, рассмотрел около 1000 ходатайств и записок, подписанных более чем 100 юристами.

Моя ошибка заключалась в том, что я слишком долго ждал, чтобы составить список адвокатов и ограничить круг поданных документов.Только 50 юристов и пара сотен документов вошли в окончательную рукопись, хотя мне понравилось читать и другие.

Можно ли научить хорошему юридическому письму или это талант?

Литературные романы и стихи требуют таланта. Но убедительному письму можно научить, если писатель хорошо владеет структурой предложения и хорошо владеет языком.

Некоторые люди сопротивляются идее, что хорошо составленное задание — это серия конкретных техник, а не магическое воплощение данного Богом таланта.Может быть, «талант» кажется более сексуальным, чем «техника». Может быть, юристы, известные своими писательскими работами, хотят, чтобы другие юристы завидовали их предполагаемым дарам. Но правда в том, что вы можете идти строка за строкой, заголовок за заголовком, пример за примером и объяснять происходящее даже в самых известных сводках самых известных защитников.

Конечно, то, что чему-то можно научить, не означает, что это легко. Гольфу и масляной живописи тоже можно научить.

Point Made содержит 50 советов по написанию.Каковы ваши 5 наиболее эффективных советов — что писатель может применить из вашей книги прямо сейчас , чтобы увидеть наибольшее немедленное улучшение?

Как насчет этих пятерых:

1. Краткий список : Пронумеруйте свой путь к победе (Метод № 2, для ознакомления)
2. «Назад к жизни» : сосредоточьте технические вопросы на людях или организациях (Метод № 9, для констатации фактов)
3. Russian Doll : вставьте заголовки и подзаголовки (Метод № 12, для структуры аргументов)
4. Начальные врата : односложный ввод (Техника № 36, для стиля)
5. Возьми меня за руку : Логические соединители (Метод № 45, для потока)

Тем не менее, я не думаю, что можно научиться технике письма, не увидев множества примеров в разных контекстах.

Вы не только автор, но и консультант по юридическим вопросам. Есть ли упражнения, которые вы порекомендуете юристам, которые хотят улучшить свое письмо? Хантер Томпсон перепечатал Хемингуэя и Фицджеральда, чтобы изучить ритм и посмотреть, каково это — писать так хорошо. Должны ли юристы прослушивать бриф Аляска против EPA на своих iPad?

Мне нравится ваша идея, хотя я уверен, что этот бриф длиннее, чем Старик и море !

Позвольте мне сделать еще два предложения:

Сначала перейдите к параметрам грамматики и выберите «Статистика читабельности.Проведите проверку грамматики написанного вами документа, и вы получите оценку Flesch Reading Ease от 0 до 100. Примите решение повысить свой результат на десять пунктов, (1) сократив некоторые предложения, (2) разбив длинные абзацы на два, (3) замена длинных слов на короткие и (4) замена пассивных конструкций на активные. Если вы набрали 40 или больше баллов, значит, у вас дела идут лучше, чем у большинства юристов.

Во-вторых, посвящайте пять минут в день анализу отрывка по вашему выбору в Wall Street Journal или The New Yorker или The Economist .Изучите переходы, выбор слов, параллелизм и разнообразие в структуре предложения. Затем используйте те же методы, чтобы написать о чем-то, имеющем отношение к вашей собственной практике.

Одна из вещей, которая делает Point Made таким увлекательным чтением, заключается в том, что он фокусируется на том, что делают великие юристы правильно, а не на том, что посредственные юристы делают неправильно. Давайте перевернем это. Какие пять худших ошибок делают плохие писатели?

Значит, вы хотите, чтобы я отказался от сообщения, как мы говорим в Вашингтоне?

Позвольте мне ответить на ваш вопрос так.Вот пять ошибок, которые делают хорошие писатели при составлении предложений и записок:

1. Начинать слишком много предложений с «Однако», «Более того», «Дополнительно», «Следовательно» и «Соответственно».
2. Начало нового абзаца с «Дополнительно» или «Дополнительно» в качестве оправдания, чтобы не связывать новую точку с предыдущей.
3. Начать слишком много обсуждений дела с перечисления фактов процитированного дела («В деле Bush v. Gore Джордж Буш родился в Техасе.”) Вместо того, чтобы связывать приведенный случай с текущим спором.
4. Выделение случаев по одному, повторяющиеся и мучительные детали, вместо того, чтобы объяснять, почему вся линейка дел не применима (см. Методику № 24, One Fell Swoop )
5. Чрезмерное употребление таких слов, как «вопиющий», «притворный», «лысый» и «откровенный». (Может ли Секция судебных разбирательств ABA просто оговорить, что утверждения вашего оппонента всегда «беспочвенны», а их утверждения всегда «беспристрастны», чтобы судьям не приходилось повторять эти вещи снова и снова?) И если я могу втиснуть еще одну вещь , злоупотребляя самоочевидной фразой «с точки зрения закона.”

Чем хорошие записки апелляционной инстанции отличаются от хороших записок судебного разбирательства?

Главное отличие — общее качество. С чисто письменной точки зрения, немногие судебные ходатайства и сводки имеют отполированный, законченный вид и плотную структуру, которые вы найдете в записках многих ведущих апелляционных адвокатов.

Исключения действительно возникают, особенно когда кто-то, известный прежде всего апелляционной работой, пишет ходатайство. Я думаю, например, о некоторых выдержках из судебных заседаний в моей книге бывшего генерального солиситора Сета Ваксмана или Вирджинии Зейтц из Сидли.

Еще одно замечание: несомненно, легче иметь «тему» ​​в деле Верховного суда Четвертой поправки, чем в ходатайстве о раскрытии дела в коммерческом споре. Поэтому я обратил внимание, когда кто-то вроде Дэвида Бойса начинал обычную подачу с такой строки, как «Ходатайство обвиняемых о принуждении — отличный пример аксиомы о том, что« ни одно доброе дело не остается безнаказанным »». Пулитцеровской премии, но она придает форму всему спору способами, которые редко можно увидеть на пробном уровне.

Кто из 50 лучших защитников в Point Made ?

Мое любимое дело написано моим почетным 51-м адвокатом, Тергудом Маршаллом, единственным неживым юристом, которого я включаю.Каждый студент юридического факультета должен ознакомиться с кратким изложением дела, которое он и его команда подали в деле Браун против Совета по образованию , за его краткость, а не только за его силу и важность. Между прочим, я недавно наткнулся на исходную жалобу, которую некоторым вашим читателям, возможно, понравится.

Но если меня заставят выбрать «лучшего» писателя в книге, я бы сказал, что главный судья. В наши дни он представляет собой противоречивую фигуру, но как писатель-юрист у него мало ровесников.

На этой воодушевляющей ноте я буду благодарен тебе, Джей, за предоставленную мне возможность обсудить вопросы защиты и Point Made .

Игорь Губерман: биография и творчество

Губерман Игорь родился в Харькове 07.07.1936. Он прожил там всего восемь дней со дня рождения. И, как говорит сам поэт, «он отправился покорять Москву». Мама Игоря окончила консерваторию, отец — экономист. В школе меня сразу приняли во второй класс, так как я уже читала и писала. В 1958 году Игорь окончил МИИТ и получил диплом инженера-электрика.

Трудовая и литературная деятельность

Проработал несколько лет. Первый опыт работы был в Башкортостане, где год проработал машинистом электровоза. Параллельно работал над научно-популярными книгами. Как-то тогда удавалось совмещать работу с литературной деятельностью, вспоминает Игорь Губерман. Книги:

• «Третий триумвират» — о методах и средствах кибернетики в биологии (1965).
• «Чудеса и трагедии черного ящика» — об исследованиях и возможностях мозга (1968).
• «Время освобожденное» — о лидере организации «Народная воля» (1975 г.).
• «Бехтерев. Страницы жизни» — о российском психологе и неврологе В. Бехтереве (1976).

Губерман Игорь Миронович написал сценарии к нескольким документальным фильмам, регулярно публиковал очерки и статьи в периодических изданиях. В пятидесятые годы познакомился. с А. Гинзбургом и другими вольнодумными людьми, многим из которых он очень благодарен, говорит Игорь Губерман, биография могла быть совсем другой.Все больше и больше проявляет себя как поэт-диссидент, пишет сатирические стихи о проблемах страны Советов.

Арест и справка

Активно участвует в издании подпольного журнала «Евреи в СССР» и публикует там свои произведения. Драматическим моментом его жизни стал арест по сфабрикованному обвинению. Губерман говорит, что это было предопределено, потому что год за ним ехала черная машина.

Отказался давать показания против редактора, и его приговорили к 5 годам лишения свободы.Свой срок он отбыл полностью — с 1979 по 1984 год. Это «своеобразное времяпрепровождение» прибавило ему жизненного опыта, вспоминает Игорь Губерман. «Биография не складывается», а жизнь может преподнести любой сюрприз. Главное, сохранять бодрость и быть честным с самим собой. В лагере он всегда вел дневники, в 1980 году написал «Прогулки по баракам», книга основана на дневниковых записях (издана в 1988 году).

Эмиграция в Израиль

Вернувшись из тюрьмы, долгое время не могла получить вид на жительство в городе и устроиться на работу.Год спустя, когда к власти пришел Горбачев, появилась надежда, что в стране начались перемены. К сожалению, надежды не оправдались. Семья эмигрировала в Израиль. Собственно, решение об отъезде было принято давно, но помешал отъезд аресту Хубермана. Поэтому процесс переезда затянулся на много лет.

Он переехал в Израиль в 1987 году в качестве обычного репатрианта. Никакого «особого» интереса к себе как к известной личности он не заметил. Но, как оказалось, в Израиле у него много читателей.Поэтому очень быстро начались творческие встречи с читателями и концерты.

Всегда по-разному зарабатывал на жизнь, говорит Игорь Губерман, биография трудовой деятельности обширна — был инженером, мастером, слесарем. Когда я приехал в Израиль, я был готов ко всему и не ожидал, что смогу прокормить семью литературной работой.

Творчество Губермана

Губерман Игорь Миронович активно занимается литературной деятельностью. Он также пишет свои знаменитые катрены.Их отличает юмор и лаконичность. Довольно часто в катренах используется ненормативная лексика. Он считает это естественной частью свободного и великого языка.

И это нормально, говорит Игорь Губерман, биографии многих известных личностей и лучшие произведения русской литературы неоднократно подтверждали, что это вполне естественно. Теперь свободная лексика вернулась в современный литературный язык.

Легендарный «Гарик»

Свои катрены называет «Гариками». Однажды он назвал их «дацибао» (пропагандистские листовки времен революции в Китае).В семидесятых годах, когда вышли две его книги, до ареста Губермана все они назывались «еврейским дацибао». Но Хуберман говорит, что это глупо и неправильно. Я решил, что лучше всего называть их «Гариками», так как его дом назывался не Игорем, а Гариком.

Он не видит в этом ничего странного или предосудительного. Он считает, что это очень органично, так как сейчас многие называют четверостишия своим именем и появилось огромное количество «мишики», «ирики», «мариков». В своем «Гарике» Губерман часто высмеивает российскую действительность.Катрен уже более четырех тысяч, уцелело несколько изданий сборника «Гарики на каждый день». Игорь Губерман опубликовал другие сборники стихов:

• «Гарики (Дацибао)» (1988 г.).
• «Гарики на каждый день» (1992 г., в двух томах).
• «Календарь 2000» (1999).
• «Гарики из Атлантиды» (2009 г.).
• «Гарики на долгие годы» (2010 г.).
• «Гарики из Иерусалима» (2011 г.).

Игорь Губерман — автор романа «Штрихи к портрету» (1994).Говорит с чтением стихов, рассказов и воспоминаний в США, России и других странах. Вела ряд программ на русском языке на израильском телевидении. Произведения Губермана переведены на английский, итальянский, немецкий и другие языки.

Жена Губермана Татьяна по образованию филолог. Ко всему, что пишет ее супруг, она спокойна. Она прекрасно понимает, что образ персонажа в стихах и автор — разные вещи. В его семье даже самые «колючие» стихи все воспринимают нормально.Игорь Миронович говорит, что его стихи пытались перевести на другие языки, но из этого ничего не выходит. «Видимо, реалии нашей жизни не могут быть выражены другим языком», — шутит Губерман.

Point Made (2-е изд.) Губерман Росс (электронная книга)

Эта игра будет выпущена.

Этой книги больше нет в продаже.

Эта электронная книга недоступна в вашей стране.

Point Made FCC v.Fox Point Made

---

• ;
• ISBN:
• Выпуск:
• Заголовок:
• Серии:
• Автор:
• Выходные данные:
• Язык:

---

Читать онлайн

Если вы используете ПК или Mac, вы можете читать эту электронную книгу в Интернете в веб-браузере, ничего не загружая и не устанавливая программное обеспечение.

Скачать форматы файлов

Для этой электронной книги доступны следующие типы файлов:

Эта электронная книга доступна на:

После того, как вы купили эту электронную книгу, вы можете загрузить либо версию в формате PDF, либо ePub, либо и то, и другое.

DRM Бесплатно

Издатель предоставил эту книгу в формате DRM Free с цифровыми водяными знаками.

Требуемое ПО

Вы можете читать эту электронную книгу на любом устройстве, которое поддерживает формат EPUB без DRM или PDF без DRM.

Управление цифровыми правами (DRM)

Издатель предоставил эту книгу в зашифрованном виде, что означает, что вам необходимо установить бесплатное программное обеспечение, чтобы разблокировать и прочитать ее.

Требуемое ПО

Чтобы читать эту электронную книгу на мобильном устройстве (телефоне или планшете), вам необходимо установить одно из следующих бесплатных приложений:

Чтобы загрузить и прочитать эту электронную книгу на ПК или Mac :

• Adobe Digital Editions (Это бесплатное приложение, специально разработанное для электронных книг.