Смысл жизни в творчестве Достоевского

Жизнь нам дается одна, и иногда приходится ее всю посвящать поискам смысла бытия. Судя по героям произведений Федора Михайловича Достоевского, писатель немало времени проводил, размышляя о жизни и своем высшем предназначении.

Многие персонажи историй Федора Михайловича имеют странное, с точки зрения общественности, мировоззрение и несколько сумбурное мышление. Скорее всего, потому что им постоянно приходится выбирать между уставами общества и собственными взглядами, которые противоречат установленным правилам.

Так, в романе «Преступление и наказание» совершенно четко прослеживается мнение автора, что истинным смыслом жизни является очищение души. Причем это очищение может быть мучительным (Тюрьма, Каторга), но оно обязательно должно быть. Раскольников с самого начала произведения верит, что его предназначение — добиться справедливости, пусть даже путем убийства. Ведь, по его мнению, одна жизнь стоит того, чтобы тысячам стало лучше. Родион переводит свой смысл жизни в ранг мечты, и к этой мечте он стремится всеми силами.

Не приемлет компромиссов и другой герой Достоевского — младший из братьев Карамазовых, Алеша. Он является истинным христианином, который верит в вечную жизнь души, и все свое существование посвящает служению Богу и людям. Его оскорбляют корыстные цели окружающих, более того, Алеша не верит, что его брат способен на преступление ради денег.

Совсем иначе обстоят дела еще у одного героя романа Достоевского. Речь идет об Алексее Ивановиче, истории которого посвящено произведение «Игрок». Учитель сам себя убеждает, что смысл его жизни в великом и светлом чувстве, которое носит гордое название «Любовь». Однако азарт и жажда обогащения берут верх над всем остальным, и Алексей Иванович срывается, отдаваясь в руки сладкому, но губительному пороку. В конце романа так и остается загадка, сможет ли учитель избавиться от любви к рулетке ради большой и светлой любви к прекрасной женщине. Но, как нам известно, в реальности Федор Михайлович поборол этот свой порок, последнее десятилетие своей жизни именно привязанность к своей любимой не давала спустить все состояние в казино.

Таким образом, судя по своему творчеству, Ф.М.Достоевский верит в высшее предназначение человека. По его мнению, каждый должен идти к своей судьбе, не обращая внимания на привычные уклады жизни и несправедливые законы общества. Но все грехи, при каких бы условиях они не были содеяны, обязательно должны быть отпущены. Поэтому раскаяние — это лучшее, что может человек сделать со своей жизнью.

Все о смысле жизни — www.Krasnov.tv

Пастырское изучение людей и жизни по произведениям Ф.М. Достоевского

Из книги митрополита Антония (Храповицкого) «Молитва русской души«, изданной в серии «Духовное наследие русского зарубежья», выпущенной Сретенским монастырем в 2006 г.

Федор Михайлович Достоевский Достоевский раскрывает в своих сочинениях стройное и весьма полное миросозерцание: все разнообразнейшие частности жизни и мысли, нескончаемой вереницей проходящие пред его читателем, проникнуты одной нравственной идеей. В начертании бесчисленных типов из самых разнообразных областей общественного быта — от схимника до социалиста, от младенцев и философов до преклонных старцев, от богомолок до блудниц — Достоевский не пропускает ни одной картины, ни одной, можно сказать, строки, привязанной так или иначе к своей идее. Богатство нравственного содержания автора так обильно, так стремительно спешит оно излиться, что ему мало двенадцати толстых томов и шестидесятилетней трудовой жизни, чтобы успеть высказать миру желаемые слова. Томимый жаждою этой проповеди, он не успевает усовершать свои повести с внешнехудожественной стороны и вместо обычного у других писателей растягивания и пережевывания иногда малосодержательной идейки на сотни страниц разных картинок и типов наш писатель, напротив того, громоздит спешно и сжато идею на идею, психический закон на закон; напряженное внимание читателя не успевает догонять его глаз, и он, поминутно останавливая свое чтение, обращает свой взор снова на перечитанные строки — настолько они содержательны и серьезны. He малопонятность изложения тому причиной, не туманность мысли, а именно преизливающаяся полнота содержания, не знающая себе подобной во всей нашей литературе. Читать Достоевского — это хотя сладостная, но утомительная, тяжелая работа; пятьдесят страниц его повести дают для мысли читателя содержание пятисот страниц повестей прочих писателей, и вдобавок нередко бессонную ночь томительных укоров себе или восторженных надежд и стремлений.

О ЧЕМ ПИСАЛ ДОСТОЕВСКИЙ

…Достоевский-психолог — один и тот же на расстоянии всей своей литературной деятельности. Скажем больше. Он все время писал об одном и том же. О чем же именно? Многие затрудняются ответить на этот вопрос; критики признают, что нет области в науке или жизни, для которой нельзя было бы почерпнуть идей из его творений. Все, даже ожесточенные враги автора, признают его изумительно верный психический анализ, но обобщения его творений я не встречал и потому предлагаю свое собственное.

Та объединяющая все его произведения идея, которую многие тщетно ищут, была не патриотизм, не славянофильство, даже не религия, понимаемая как собрание догматов, эта идея была из жизни внутренней, душевной, личной; она была ее посылкой, не тенденцией, но просто центральной темой его повести, она есть живая, близкая всякому, его собственная действительность. Возрождение — вот о чем писал Достоевский во всех своих повестях: покаяние и возрождение, грехопадение и исправление, а если нет, то ожесточенное самоубийство; только около этих настроений вращается вся жизнь всех его героев, и лишь с этой точки зрения интересуется сам автор различными богословскими и социальными вопросами в последних публицистических произведениях. Да, это — то священное трепетание в человеческом сердце зачатков новой жизни, жизни любви и добродетели, которое так дорого, так усладительно для всякого, что побуждает и самого читателя вместе с героями повестей переживать почти реально волнующие их чувства; эта подготовляющаяся постепенно, но иногда мгновенно восстающая пред сознанием решимость отбросить служение себялюбию и страстям, те мучительные страдания души, коими оно предваряется и сопровождается; этот крест благоразумного разбойника или, напротив, разбойника-хулителя — вот что описывал Достоевский, а читатель уже сам выводит отсюда, если не желает противиться разуму и совести, что между двумя различными крестами непременно должен быть третий, на который один разбойник уповает и спасается, а другой изрыгает хулы и погибает. «Бедные люди», «Подросток», герой «Мертвого дома», герои «Бесов», Раскольников и Соня, супруги Мармеладовы, Нелли и Алеша со своим безобразным отцом, семья Карамазова и их знакомые женщины и девушки, монахи и многочисленные типы детей — вся эта масса людей добрых, злых и колеблющихся, но равно дорогих сердцу автора, разрывающемуся от любви, поставлены им пред вопросом о жизни и разрешают его в том или ином виде, а если уже разрешили, то помогают разрешать другим. Одни, например Неточка Незванова и ее Катя, Поленька Мармеладова, Маленький герой, «Мальчик у Христа на елке», отчасти Нелли, а особенно Коля Красоткин и Илюша с товарищами, разрешают его в детстве; другие, как «Подросток», Наташа в «Униженных и оскорбленных», Раскольников с Соней, Дмитрий Карамазов со Смердяковым, муж «Кроткой», и счастливый соперник «Вечного мужа», и все почти женские типы, наталкиваются на него в молодости или при вступлении в брак; наконец, этот же вопрос застает людей и иногда в преклонные годы, например Макара Девушкина, «Смешного человека», родителя Наташи и его врага-князя, Мармеладовых, Версилова в «Подростке» и Верховенского-отца в «Бесах». Уклониться от этого вопроса никто не может в жизни или, по крайней мере, пред смертью.

Высокое достоинство писателя, изображающего муки и радости духовного возрождения человека, заключается в том именно, что он посредством своего всепроникающего анализа определил и те важнейшие духовные свойства и движения, в условиях которых происходит нравственное возрождение, и те внешние, то есть отвне получаемые, жизненные побуждения, коими человек призывается к самоуглублению. Если свести к общим понятиям все части повестей Достоевского, рассматривающие этот предмет, или, говоря точнее, все повести автора, ибо они все целиком только этот предмет и обследуют, — то мы получим совершенно ясную и в высшей степени убедительную теорию, в которой хотя почти и нет слов: «благодать», «Искупитель», но где эти понятия постоянно требуются самою логикой вещей.

Отсюда ясно, какой живой интерес должны возбуждать труды Достоевского с точки зрения богословия нравственного и особенно богословия пастырского. Почему же пастырского? А именно потому, что Достоевский, не ограничиваясь, как сказано, описанием внутренней жизни возрождаемых, с особенною силою и художественною красотою описывает характер тех людей, которые содействуют возрождению ближних. Настроение его собственного творческого духа при описании жизни есть именно то, которое нужно иметь пастырю, то есть всеобъемлющая любовь к людям, пламенная, страдающая ревность об их обращении к добру и истине, раздирающая скорбь об их упорстве и злобе, и при всем том — светлая надежда на возвращение к добру и к Богу всех отпавших сынов. Эта надежда на всепобеждающую силу христианской истины и христианской любви, подтверждаемая написанными у автора картинами, на которых пред непобедимым оружием Христовым преклоняется самое ожесточенное беззаконие, есть надежда поистине святая, апостольская. Особенно важно то, что надежда эта живет не в уме ребенка или сентиментального баловня жизни, но в душе много пострадавшей, видевшей много греха и много неверия. Мы будем говорить о возрождении по Достоевскому с точки зрения богословия пастырского, а не нравственного, то есть о возрождающем влиянии одной воли на другую, а описания самого субъективного процесса возрождения будем касаться лишь настолько, насколько это окажется нужным для этой первой задачи. Первый вопрос: каков должен быть возрождающий? Второй — кто может содействовать возрождению и насколько? Третий — как переходит уподобление одной или другой?

СЛУЖЕНИЕ ВОЗРОЖДЕНИЯ

Посредством каких свойств духа человек становится участником этого наивысшего служения? Ответ на этот вопрос писатель или дает от своего лица, например в «Сне смешного человека», или исповедует от лица своих героев общие побуждения, вызывающие избранника на проповедь возрождения.

Познание истины и сострадающая любовь—вот главнейшие побуждения к проповеди. Писатель как будто видел рай Божий и созерцал в нем возрожденных людей, чистых и блаженных, освободившихся от всех противоречий жизни совершенно, скоро и просто. С этих-то высот общего духовного блаженства взирает он на мир грешный и скорбный и в стремительном порыве любви и слова тщится вознести его к небу: любовь эта и вера так сильны, что все людские насмешки бессильны пред ними: «…Они называют меня сумасшедшим… Но теперь уж я не сержусь, теперь все мне милы, и даже когда они смеются надо мною… Я бы сам смеялся с ними — не то что над собой, а их любя, если б мне не было так грустно, на них глядя. Грустно потому, что они не знают истины, а я знаю истину. Ох как тяжело одному знать истину! Но они этого не поймут, нет, не поймут». Мучительно знание истины, когда любишь людей, не знающих ее, но эта мука, эта греховная тьма мира еще увеличивали любовь к людям.

К последней мысли Достоевский возвращается часто и с особенной силой, противопоставляя при этом наличное греховное состояние мира представляемому невинному состоянию. «“…Несчастная, бедная, но дорогая и вечно любимая и такую же мучительную любовь рождающая к себе в самых неблагодарных даже детях своих, как и наша!..” — вскричал я, сотрясаясь от неудержимой, восторженной любви к той родной прежней земле, которую я покинул» («Сон смешного человека»). «На нашей земле мы истинно можем любить лишь с мучением и только чрез мучение! Мы иначе не умеем любить и не знаем иной любви. Я хочу мучения, чтоб любить. Я хочу, я жажду в сию минуту целовать, обливаясь слезами, лишь одну ту землю, которую я оставил, и не хочу, не принимаю жизни никакой иной!»

«Явились праведники, которые приходили к этим людям со слезами и говорили им об их гордости, о потере меры и гармонии, об утрате ими стыда. Над ними смеялись или побивали их каменьями. Святая кровь лилась на порогах храмов. Зато стали появляться люди, которые начали придумывать: как бы всем вновь так соединиться, чтобы каждому, не переставая, любить себя больше всех, в то же время не мешать никому другому и жить таким образом всем вместе как бы и в согласном обществе. Целые войны поднялись из-за этой идеи. Все воюющие твердо верили в то же время, что наука, премудрость и чувство самосохранения заставят наконец человека соединиться в согласное и разумное общество, а потому пока для ускорения дела “премудрые” старались поскорее истребить всех “непремудрых” и не понимающих их идею, чтобы они не мешали торжеству ее. Но чувство самосохранения стало быстро ослабевать, явились гордецы и сладострастники, которые прямо потребовали всего или ничего. Для приобретения всего прибегалось к злодейству, а если оно не удавалось — к самоубийству. Явились религии с культом небытия и саморазрушения ради вечного успокоения в ничтожестве. Наконец эти люди устали в бессмысленном труде и на их лицах появилось страдание, и эти люди провозгласили, что страдание есть красота, ибо в страдании лишь мысль. Они воспели страдание в песнях своих». Эта любовь, нежная любовь автора к грешной земле, выражается между прочим в том, что он всегда умеет одеть в симпатичный костюм самую прозаическую обстановку самого прозаического города в России, о котором говорит другой поэт:

Свод небес зелено-бледный,
Скука, холод и гранит.

Когда Достоевский описывает петербургские грязные дворы, дворников, кухарок, квартирных хозяек, помещения интеллигентного пролетариата и даже падших женщин, то у читателя не только не образуется презрительного отвращения ко всем этим людям, но, напротив, какая-то особенно сострадательная любовь, какая-то надежда на возможность все эти убогие притоны нищеты и порока огласить хвалебными гимнами Христу и именно в этой самой обстановке создать теплую атмосферу нежной любви и радости. Здесь и объяснение тому, что, не закрывая глаз от мрачной действительности, писатель так крепко любит жизнь по светлой надежде на ее возрождение, жизнь именно человека: не лишенный любви к природе, он просто не успевает говорить о природе и картины городского быта предпочитает всяким другим.

«Мрачная это была история, одна из тех мрачных и мучительных историй, которые так часто и неприметно, почти таинственно сбываются под тяжелым петербургским небом, в темных потаенных уголках огромного города, среди взбалмошного кипения жизни, тупого эгоизма, сталкивающихся интересов уличного разврата, сокровенных преступлений, среди всего этого кромешного ада бессмысленной и ненормальной жизни». Определяя так мрачно жизнь, он, однако, потом смотрит на все ее зло как на недоразумение и пишет статью «О том, что все мы хорошие люди». Потому ли «хорошие люди», что их так легко обратить к истине? Нет, обратить их трудно, но сама истина так прекрасна, сама любовь так привлекательна, что как бы ни был тяжел подвиг ее проповедника, но другого подвига, другого содержания для жизни не пожелает тот, кто понял таинство жизни, кто возлюбил детей. Это высокое настроение проповедника автор представляет в данном рассказе плодом мистического озарения, в другом случае оно посещает умирающего от чахотки юношу, наконец, в полноте раскрыто это настроение в беседах старца Зосимы. Избранник неба настолько проникается своим призванием, настолько тесно сливает свою жизнь с делом проповеди и возрождения людей, что все недостатки, все грехи их считает своими собственными, как доказывающие его недостаточную ревность, отсутствие в нем мудрости и святости, и вот почему он считает себя виноватым за всех и во всем, готов даже и считать именно себя первоначальным искусителем и соблазнителем человечества, как герой «Сна смешного человека» готов принять муки за всех, как объясняет старец Зосима. Таков высокий смысл этой часто повторяемой мысли Достоевского относительно общей виновности за всех и во всем, мысли, увы, так грубо не понятой и опошленной некоторыми из многих неудачных его толкователей. Но обобщим сказанное о даре духовного возрождения: этот дар достигается теми, кто: 1) познав внутренним опытом сладость истины и общения с Богом, 2) возлюбил так много жизнь со скорбью и надеждой, что 3) совершенно потерял нить своей личной жизни и, умерши себе, 4) не чрез искусственную проповедь, но чрез исповедь, чрез раскрытие своего сердца и чрез всю свою жизнь призывает братий к покаянию и любви. Таков у Достоевского старец Зосима, таков и ученик его Алеша, в своей столь многосодержательной жизни как бы не имеющий никакой собственной жизни и не знающий сегодня, что он будет делать завтра, но всюду насаждающий вокруг себя мир, раскаяние и любовь: братья, дети и женщины — все смиряется в присутствии его любви, как звери под звуки Орфеевой арфы, и вся его жизнь сливается в чудное единство Христова дела. Таков и Макар Иванович в «Подростке» — старик-странник и в то же время моралист-философ, горячо любящий людей и пекущийся об общем спасении; упоминается о таком человеке (живущем на покое епископе Тихоне) и в романе «Бесы».

СЛУЖИТЕЛИ ВОЗРОЖДЕНИЯ И ЛЮБВИ

Кто эти служители? Мы сейчас видели, что для изображения их приводится тип не только религиозный, но и прямо церковный; оно и понятно не с догматической только, но и с чисто психологической точки зрения: чтобы, живя среди юдоли греха и страдания, знать иную жизнь опытом собственного сердца, нужно знать ее не как только мистическое отвлечение, но как реально действующую и помимо меня существовавшую, а следовательно, непрерывно-историческую силу, то есть надо знать Церковь, которая научает верить в свою неодолимость адовыми вратами, надо жить в Церкви. Но что сказать о тех людях, которые причастны одному из этих свойств призванного проповедника, но не успели доразвиться до полного, гармонического развития остальных?

Ответ — и таким людям отчасти суждено иметь влияние на ближних, хотя далеко не столь полное и не столь широкое. Его не лишены даже те существа, которые, не обладая положительными свойствами избранника, свободны, пo крайней мере, от противоположных им, но присущих всякому естественному человеку пороков, то есть прежде всего гордости и холодной самозамкнутости или, как выражается автор, отъединенности. Таковы прежде всего дети и даже младенцы. Да, дети у Достоевского получают всегда значение непроизвольных миссионеров. Эту мысль Достоевский воспроизводит так часто в различных повестях, что его было бы можно обвинить в повторениях, если б он не умел в каждый, так сказать, вариант этой идеи вложить новую черту, как новый перл в великолепную диадему. Дитя-подкидыш понуждает «подростка» откинуть свою горделивую идею ради сострадания к его беззащитности, дитя смягчило злое, черствое сердце купца-фарисея в рассказе Макара Ивановича («Подросток»). Дитя Нелли примиряет оскорбленного отца с падшею дочерью, дитя Поленька смягчает убийцу Раскольникова и т.д. Наконец, в последние минуты жизни богопротивных самоубийц, когда дух их окончательно восстал против Господа, Промысл ставит пред ними наяву, или даже в горячечном бреду, облики невинных страждущих малюток, которые то на время отторгают их от злобного замысла, то вполне возвращают их к покаянию и жизни. Такова встреча нищего ребенка в «Сне смешного человека», и такая же встреча в бреду самоубийцы Свидригайлова («Преступление и наказание») или новорожденное дитя у Шатова в «Бесах».

Чистота, смирение детей, и особенно при их беззащитности и страдании, пробуждают временную любовь даже в злодеях. Неверующие, как Иван Карамазов, в детских страданиях видят причины к пессимистическому ожесточению, а верующие, напротив, — к примирению и всепрощению, как отец Илюши (в «Братьях Карамазовых»), простивший врага Димитрия ради страданий умирающего малютки, которого он любил больше всего на свете. Сам автор в рассказе «Мальчик у Христа на елке» раскрывает очевидно такую мысль: если здесь страдают даже невинные дети, то, конечно, есть иной, лучший мир. Но какое же практическое значение может иметь для нас указание на детей? Что значат дети для пастырского богословия? Они значат то же, что Христовы слова: «если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф 18, 3). У детей чистота и отсутствие самолюбия, этой причины общей отъединенности, у них нет разницы между жизнью внутренней и внешними проявлениями. He желая сознательно влиять на ближних, они бессознательно достигают большего влияния, чем взрослые, чуждые чистоты и открытости. Отъединенный, погибающий человек ищет среди ближних такого сердца, с которым бы мог сразу сродниться, слиться, которое бы не было ему чужим: таково сердце детей — этих всегдашних космополитов.

Но не имеют ли взрослые тех же свойств — непосредственного смирения, чистоты, открытости и сердечной общедоступности? Все это встречается у людей из народа, и тогда они являются миссионерами еще сильнейшими: сразу становится такой человек близким, родным для каждого и свободно может переливать в него содержание своей души, не опасаясь со стороны научаемого горделивого соперничества, — таков «мужик Морей», Макар Иванович, Лукерья (в «Кроткой») и другие. «Прежде всего привлекало в нем (в Макаре Ивановиче), как я уже и заметил выше, его чрезвычайное чистосердечие и отсутствие малейшего самолюбия; предчувствовалось почти безгрешное сердце. Было “веселие” сердца, а потому — “благообразие”. Словцо “веселие” он очень любил и часто употреблял. Правда, находила иногда на него какая-то как бы болезненная восторженность, какая-то как бы болезненность умиления, — отчасти, полагаю, и оттого, что лихорадка, по-настоящему говоря, не покидала его во все время; но благообразию это не мешало. Были и контрасты: рядом с удивительным простодушием, иногда совершенно не примечавшим иронии (часто к досаде моей), уживалось в нем и какая-то хитрая тонкость, всего чаще — в полемических ошибках. А полемику он любил, но иногда лишь ее употреблял своеобразно: видно было, что он много исходил по России, много переслушал, но, повторяю, больше всего он любил умиление, а потому и все на него наводящее; да и сам любил рассказывать занимательные вещи».

Указывая эту способность представителей народа, мы должны оградить нашего великого писателя от тех обвинений в проповеди невежества и суеверий, которые весьма настойчиво и столь же неискренно бросались в него со стороны литературных врагов. Его учители из народа или из монахов всегда любители науки, и даже наук мирских, и не унижают достоинства последних: Макар Иванович даже телескоп знает. Сам Достоевский вот что говорит в «Дневнике писателя» об образовании и о необходимости распространить его в народе: «Образованность и теперь уже занимает у нас первую ступень в обществе. Все уступает ей; все сословные преимущества, можно сказать, тают в ней… В усиленном, в скорейшем развитии образования — вся наша будущность, вся наша самостоятельность, вся сила, единственный сознательный путь вперед, и, что важнее всего, путь мирный, путь согласия, путь к настоящей силе… Только образованием можем мы завалить и глубокий ров, отделяющий нас теперь от нашей родной почвы. Грамотность и усиленное распространение ее — первый шаг всякого образования». «Подростку»-идеалисту вот что пишет он рукой его воспитателя: «Мысль о поступлении вашем в университет в высшей степени для вас благотворна. Наука и жизнь несомненно раскроют в три-четыре года еще шире горизонты мыслей и стремлений ваших, а если и после университета пожелаете снова обратиться к вашей идее, то ничто не помешает тому». Очевидно, не невежество народа хвалится у Достоевского, а свобода его лучших людей от лживой самозамкнутости и болезненного самолюбия, этих злейших врагов нашего возрождения, увы, не замеченных культурною публикой и культурным воспитанием. Ценя науку и образование, Достоевский велит учиться у народа, но не в смысле полного обособления русской жизни от Европы, а в целях, во-первых, нравственных, а во-вторых, и общекультурных, мировых. Европейская культура, проникнутая мотивом самолюбия, не сближает, но разъединяет, внутренне отчуждает людей и народы. Способность истинного духовного объединения со всеми имеет лишь тот, кто смирен сердцем. А так как смирение в России не есть черта личностей только, но черта народная, то есть внедряемая в индивидуумы народною культурой, выросшей из Православия, из православного аскетизма, то и способность духовного общения имеет весь русский народ. Последняя выразилась в гении Пушкина, умевшего художественно перевоплощаться во все народности, чего не мог делать ни Шекспир, ни Шиллер. В этом содержание знаменитой «Пушкинской речи» Достоевского и вообще его учения о всечеловеческой миссии русского народа. О ней говорить мы не будем, но упомянем для подтверждения той мысли, что социальные и философские взгляды Достоевского вытекают из морально-психологических наблюдений и фактов, а не предшествуют им. Возвратимся к рассмотрению жизни личной. Прежде чем перейти к описанию того, как смирение и любовь могут, по Достоевскому, обращать грешников и насаждать Царство Божие, докончим еще обзор характера его миссионеров: после служителей Церкви, детей и крестьян он призывает к этому делу женщин. Женщина любящая, но и смиренная — великая сила.

Любовь, но лишенная смирения, производит семейную муку и гope, так что чем сильнее эта любовь, не к мужу только, но и к детям, тем больше от нее зла, — если нет в ней смирения. От любви гордой измена и запой мужей, самоубийство женихов и страдания детей: любовь Катерины Ивановны — невесты («Братья Карамазовы») и Катерины Ивановны — матери и жены («Преступление и наказание»), любовь Лизы — дочери и невесты, любовь Грушеньки, «Кроткой», или Нелли («Униженные и оскорбленные»), Кати («Неточка Незванова»), жены Шатова («Бесы») и всех вообще гордых натур есть источник зла и ненужных страданий. Напротив, любовь смиренных и самоуниженных — источник мира и покаяния. Таковы мать Раскольникова и Соня, которую даже арестанты начали обожать, угадав в ней сердце смиренное и сокрушенное, такова мать Наташи («Униженные и оскорбленные») и мать «Подростка», безногая сестра Илюши («Братья Карамазовы»), «Неточка Незванова», мать Алеши Карамазова и многие другие. Они не стремятся с силою настаивать на своем, но любовью, слезами, всепрощением и молитвой почти всегда добиваются покаяния и обращения любимых ими мужей, родителей и детей. На трудном шаге отречения от прежней жизни их любимцы и любимицы вдохновляются примером этого постоянного самоотречения, как бы впитывают в себя силу к самоотречению, а любовь исполненного смирения существа делает самый подвиг прежнего гордеца сладостным.

Пятым миссионером у Достоевского является сам возрожденный в своих страданиях.

«Страдающий плотию перестает грешить», — сказал апостол (1 Пет 4, 1). Все почти случаи обращения и раскаяния героев Достоевского происходят во время или тяжелых утрат, или болезней. Разъяснять ту мысль, что «если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется» (2 Кор 4, 16), мы не будем, ибо она слишком знакома всем читавшим Божественное Писание. Практический отсюда вывод собственно для пастырей тот, что не нужно с ужасом и ропотом смотреть на окружающие страдания, чужие и собственные. Мысль эта вообще примиряет человека с жизнью, успокаивает при виде упорства торжествующей злобы, которая все-таки некогда в страданиях своих даст доступ покаянию, а по слову апостола: «Я насадил, Аполлос поливал, нo возрастил Бог; посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий» (1 Кор 3, 6—7).

Продолжение следует…

Федор Достоевский. Ибо хочу быть человеком

К 195-ЛЕТИЮ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО

ДОМ ДОСТОЕВСКОГО

1

Из лабиринта выход к свету – Зачем иначе лабиринт? Но всяк по-свойму муку эту – И невозможен тут репринт – По-свойму муку жизни терпит. А иногда вкус яркий, терпкий.
Жизнь – не еда, её на вкус И классик пробовал едва ли. Разнообразные детали Жизнь составляют – это плюс. А минус – важного нельзя Понять сквоженье корневое. Навряд ли детство золотое Даст Достоевского стезя.
Сундук – тот, на котором спал, И домика убогость – вот он: Давно уже музеем стал В московскую реальность воткан. Тома – продленье жизни? Нет? Ночной порою созидает Писатель мир, в котором свет, Потьма которому мешает. Вериги каторги уже Разбиты. Снег белел отменно. А с детства раны на душе, И с ними жить довольно скверно. Жить? Да! Но с оными писать Куда сподручней. Вынимает Из раны образы опять, И лабиринты изучает. А в Оптиной я помню дом- Музей, где вызревал неспешно Роман, и он – последний том. …старик-отец себя потешно Ведёт, и адово притом…
Все ль ипостаси наших душ Исследовал пристрастно классик? Но вывод – он весьма неясен. Сквоженье есть ярчайших дуг, Шары сияний, и миров Густые янтари над нами. Кто оные познать готов И истину поднять на знамя?
Алкая истину, труды Ты сам свои отягощаешь. Узнавший голос нищеты, Душой едва ли обнищаешь.
Табак крошится; крошки, жаль Всё мимо гильзы…Ночь густеет. Из ночи строить вертикаль В поля небесные умеет Душой познавший вертикаль Кто пишет, курит и болеет.
Кто повествует нам о нас Так много, что не ожидали – Про стержни смысла и скрижали, Шары страстей, прозренья шанс… …про то, как может смертный час Свет новый бросить на детали… Стигматы состраданья жгут Ко всем, когда опять читаешь Того, чей черезмерный труд Собором света почитаешь.

2

Волоконца снега на асфальте. Ветер, больно рваный, гонит снег. Холодно. Дожить бы мне до завтра. Холодно. Усталый человек. Царство Достоевского насколько Световое? Лабиринт ветвист. Царствие – точнее бы… И солью Мира быть кому? На чистый лист Снега буквицы следов ложатся, Но не прочитаешь оный текст. Состраданье стало вымываться Из людей. Сил неизвестных жест. Коли нет стигмата состраданья - Не душа – а сгусток темноты. И героев классика терзанья – Мерность обретенья высоты. Ты пойми Раскольникова муку! Царствие с усилием берут. Мити Карамазова науку Изучи, свершая свой маршрут. Холодно! И волоконца снега. Волоконцев множество в душе. Зрячие, живём порою слепо, Чёрной подчинившися дуге. Дуги Достоевского выводят К белой, будто снег, и световой Нужной нам поляне – нет в природе. Холоден покуда мир земной. Измененья в нём необходимы, Только важного проходим мимо Вновь, живя тяжёлою тщетой.

3

Униженных и оскорблённых Не меньше ныне, чем тогда. И мукой жизни убелённых, Понявших, что крута беда.
Старик идёт с такой же старой Собакой, в булочную путь. Нищ в принципе; к тому ж – усталый От жизни, чью не понял суть.
Не любящих и не любимых С избытком времена дают. Тоской больных, не исцелимых, Какие водки много пьют.
Круты российские дороги Уже, наверно, навсегда. А лучше ль стали мы в итоге? Да ни насколько, господа.

Александр Балтин

ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ, ИБО ХОЧУ БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ

Совсем еще молодой человек, учащийся Петербургского Инженерного училища Федор Достоевский писал брату Михаилу в Ревель (Таллинн), излагая вполне зрелые философские мысли: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком»; «…Природа, душа, бог, любовь… познаются сердцем, а не умом»; «Мысль зарождается в душе. Ум — орудие, машина, движимая огнем душевным».

Прошло примерно десять лет, и вечером 22 декабря 1849 года, в день казни петрашевцев, после того как смертный приговор ему заменили каторгой, Достоевский писал Михаилу: «Брат! Я не уныл и не упал духом. Жизнь везде жизнь, жизнь в нас самих, а не во внешнем. Подле меня будут люди, и быть человеком между людьми и остаться им навсегда, в каких бы то ни было несчастьях, не унывать и не пасть — вот в чем жизнь, в чем задача ее…

Как оглянусь на прошедшее да подумаю, сколько даром потрачено времени, сколько его пропало в заблуждениях, в ошибках, в праздности, в неумении жить, как не дорожил я им, сколько раз я грешил против сердца моего и духа, — так кровью обливается сердце мое. Жизнь — это дар, жизнь — счастье, каждая минута могла быть веком счастья». Почерк этого письма какой-то небывало ликующий, свободный, летящий. Кажется, что пером его водила сама жизнь, только что избавившаяся от смерти, только что родившаяся заново, — новая, вторая жизнь. Достоевский открыл бесконечную ценность жизни, бесконечную ценность живого времени, каждой минуты, пока мы существуем в этом мире.

Не этой ли встречей со смертью (при которой он не сморгнул) объясняется то, что в своих произведениях все вопросы он ставил в самой беспредельной остроте, как вопросы жизни и смерти; личную судьбу своих героев он переживал как свою собственную и рассматривал в перспективе судьбы общечеловеческой.

Ф. М. Достоевский — писатель на все времена, ибо нравственные, духовные качества человека, больше всего занимавшие писателя, как и дух, бессмертны. Достоевский современен и в наши дни, ибо время, в которое он творил и которое описывал, очень похоже на наше — время внедрения капитализма. Но Достоевский и писатель будущего. Главное преимущество он видел не только вокруг себя, но и далеко впереди себя.

В эпоху духовного брожения, когда «общественный идеал» воспринимают только внешне и поверхностно, когда одни грабят, убивают, губят других и гибнут бесплодно и бесславно сами, а другие или теряются в умственном хаосе, или погрязают в своекорыстии, — являются лишь немногие люди, которые, не удовлетворяясь внешними целями и идеалами, чувствуют и возвещают необходимость глубокого нравственного переворота и указывают условия нового духовного рождения России и человечества. Одним из немногих предвестников русской и вселенской будущности был Достоевский.

Общий смысл всей его деятельности состоит в разрешении двойного вопроса: что есть высший идеал общества и каков путь к его достижению, или проще — для чего жить и что делать?

Спрашивать прямо: «Что делать?» — значит предполагать, что есть какое-то готовое дело, к которому нужно только приложить руки, значит пропускать другой вопрос: готовы ли сами делатели? Ведь плохой или непригодный работник может испортить самое лучшее дело. Представьте себе толпу людей слепых, глухих, увечных, бесноватых, и вдруг из этой толпы раздается вопрос: «Что делать?» Единственный разумный ответ: ищите исцеления; пока вы не исцелитесь, для вас нет дела, а пока вы выдаете себя за здоровых, для вас нет исцеления.

Федор Михайлович сознательно отвергал всякий внешний общественный идеал, то есть такой, который не связан с внутренним миром человека или его рождением свыше. Он слишком хорошо знал все глубины человеческого падения, он знал, что злоба и безумие составляют основу нашей низшей природы. Пока эгоизм в своем стремлении все присвоить и все определить собою не побежден, не сокрушен — невозможно никакое настоящее дело.

По общему признанию, Достоевский был истинным гуманистом, ибо, зная все человеческое зло, он верил во всечеловеческое добро. Его вера в человека не была идеалистической, односторонней. В своих произведениях он изображал человека во всей его полноте и действительности, не обманывая ни себя, ни других. Он открывал такие закоулки души, куда не многие решаются заглянуть. Но в том-то и заслуга, значение таких людей, как Достоевский, что они не преклоняются пред силой факта и не служат ей. У них есть духовная сила веры в истину и добро — в то, что должно быть. Не искушаться господством зла и не отрекаться ради него от невидимого добра есть подвиг веры. В нем вся сила человека. Кто не способен на этот подвиг, тот ничего не сделает и ничего не скажет человечеству. Творят жизнь люди веры. Это те, которых называют мечтателями, утопистами, юродивыми, — они же пророки, истинно лучшие люди и вожди человечества.

Так во что же верил Федор Михайлович? Прежде всего в бесконечность души человеческой. Полная действительность бесконечной человеческой души была осуществлена в Иисусе Христе, в человеке, и, значит, это возможно и для каждого стремящегося к этому. Достоевский показал на своих любимых героях, что во всякой душе человеческой, даже на самой низкой ступени, существует возможность, искра этой бесконечности и полноты существования.

Иисус Христос для Достоевского — высший нравственный идеал, которому надо стараться подражать, учиться у него любви, милосердию, подвигу и самопожертвованию. Не смущаясь антихристианским характером всей нашей жизни и деятельности, он верил в действительность Бога как сверхчеловеческое Добро и в Христа как Богочеловека, он проповедовал христианство живое и деятельное, истинное учение Христа. Для Федора Михайловича истинная церковь — это всечеловеческая, в которой должно исчезнуть разделение человечества на соперничающие и враждебные между собой племена и народы. Все народы должны воссоединиться в одном общем деле всемирного возрождения.

Главная идея, которой Достоевский служил всей своей деятельностью, была христианская идея свободного всечеловеческого единения, всемирного братства во имя Христово.

Достоевский считал, что именно Россия должна сказать миру новое слово. Он верил в Россию и предсказывал ей великое будущее. Призвание России, ее назначение и обязанность состоит в примирении Востока и Запада. Истина едина, она и объединит все народы. Обладание истиной не может быть привилегией одного народа или отдельной личности. Истина может быть только вселенскою, и от народа требуется подвиг служения этой вселенской истине, даже с пожертвованием своего национального эгоизма. Истинное дело возможно, только если в человеке есть свободные силы света и добра, но без Бога человек таких сил не имеет.

Личность, в понимании Федора Михайловича, есть самостоятельно мыслящий человек, безличность — это подражатель. Самостоятельное мышление — одно из важнейших измерений личности. Достоевский считал, что в плане самостоятельности мышления личностью может стать каждый, независимо от уровня образования. Личностью может быть простой крестьянин, безличностью может быть и академик. Человек может менять свои убеждения, оставаясь личностью, если было что менять, если это что — свое, а обмен происходит не под влиянием моды или выгоды. В записной книжке Федор Михайлович пишет: «Неужели независимость мысли, хотя бы и самая малая, так тяжела?» А в письме: «Нет, видно, всего труднее на свете самим собою стать».

У Достоевского есть еще одно измерение человеческой личности — ценностная жизненная ориентация. Фактически это проблема смысла жизни человека. Безличность видит смысл жизни в обладании материальными благами (богатство, власть), личность — в сохранении и совершенствовании себя, то есть своего духовного мира. Безличность ориентируется на «иметь», а личность — на «быть». При этом личность в плане самостоятельности мышления может оказаться безличностью в плане ценностной ориентации.

О смысле жизни Достоевский писал довольно часто, особенно в «Дневнике писателя», и его позиция по этому вопросу выражена ясно и четко: «Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна и именно — идея о бессмертии души человеческой, ибо все остальные «высшие» идеи жизни, которыми может быть жив человек, лишь из одной ее вытекают». Федор Михайлович пишет о том, что духовные накопления человека не умирают вместе со смертью тела.

Человек должен самостоятельно осмыслить себя и свое назначение в мире. «Жизнь задыхается без цели». Личность существует не для себя. Но торжество безличности так велико, что живущие ради «быть» кажутся аномалией, «идиотами». Однако Достоевский верит в торжество личности человека: «ѕсамовольное, совершенно сознательное и никем не принужденное самопожертвование всего себя в пользу всех есть, по-моему, признак высочайшего развития личности, высочайшего ее могущества, высочайшего самообладания, высочайшей свободы собственной воли». Предел утверждения личности — самопожертвование и самоотверженность.

Дал Федор Михайлович и вполне четкое понятие о «лучших людях». В одной из записных тетрадей сказано: «Не сильные лучше, а честные». Далее: «Лучшие люди познаются высшим нравственным развитием и высшим нравственным влиянием». В «Дневнике писателя» за 1876 год в главе, специально посвященной лучшим людям, Достоевский писал: «В сущности, эти идеалы, эти «лучшие люди» ясны и видны с первого взгляда: «лучший человек», по представлению народному, — это тот, который не преклонится перед материальным соблазном, тот, который ищет неустанно работу на дело Божие, любит правду и, когда надо, встает служить ей, бросая дом и семью и жертвуя жизнью». Лишь такие люди способны оказать благотворное влияние на общество.

В понимании Достоевского «улучшить» — значит приблизиться к идеалу, приблизиться к Христу, к его образу жизни, «стать самим собой во-первых и прежде всего», то есть таким, каким Бог создал, отбросив всю фальшь, всю внешнюю шелуху.

Сам Достоевский самосовершенствовался до последних дней своей жизни. Уже будучи больным, зная, что жить ему осталось недолго, он писал жене с курорта, где лечился: «…тем больше будем дорожить тем кончиком жизни, который остался, и, право, имея в виду скорый исход, действительно можно улучшить не только жизнь, но даже себя».

Чуть позже Федор Михайлович формулирует эту мысль еще определеннее: «Бытие только тогда и есть, когда ему грозит небытие. Бытие только тогда и начинает быть, когда ему грозит небытие». Так же как в молодые годы на Семеновском плацу перед расстрелом, Достоевскому вновь грозит небытие, но теперь уже приговор отменен быть не может. В декабре 1880 года, почти за месяц до своей кончины, он писал А. Н. Плещееву: «Я теперь пока еще только леплюсь. Все только еще начинается».

Будучи человеком религиозным в высшем смысле этого слова, Достоевский был вместе с тем вполне свободным мыслителем и могучим художником. Он никогда не отделял истину от добра и красоты, никогда не ставил красоту отдельно от добра и истины. Эти три живут только своим союзом. Добро, отделенное от истины и красоты, есть только неопределенное чувство, бессильный порыв, истина отвлеченная есть пустое слово, а красота без добра и истины есть кумир. Открывшаяся в Христе бесконечность человеческой души, способной вместить в себя всю бесконечность Бога, — эта идея есть вместе и величайшее добро, и величайшая истина, и совершеннейшая красота. Именно оттого, что красота неотделима от добра и истины, именно поэтому она и спасет мир.

Красота также неотделима от любви, но любовь есть труд, и даже ей надо учиться. «Ищите же любви и копите любовь в сердцах ваших. Любовь столь всесильна, что перерождает и нас самих».

Постоянно находясь среди людей, наблюдая их кривляния, порожденные желанием выглядеть лучше, чем есть, но не желающих приложить усилие для совершенствования, Федор Михайлович думал, что, если б все эти почтенные господа захотели хоть на один миг стать искренними и простодушными? «Ну что, если б каждый из них вдруг узнал весь секрет? Что, если б каждый из них вдруг узнал, сколько заключено в нем прямодушия, честности, самой искренней сердечной веселости, чистоты, великодушных чувств, добрых желаний, ума, — куда ума! — остроумия самого тонкого, самого сообщительного, и это в каждом, решительно в каждом из них!» Достоевский хотел сказать им: «Да, господа, в каждом из вас все это есть и заключено, и никто-то, никто-то из вас про это ничего не знает! …Клянусь, что каждый из вас умнее Вольтера, чувствительнее Руссо, несравненно обольстительнее… Дон-Жуана, Лукреций, Джульетт и Беатричей!

…Но беда ваша в том, что вы сами не знаете, как вы прекрасны! Знаете ли, что даже каждый из вас, если б только захотел, то сейчас бы мог осчастливить всех в этой зале и всех увлечь за собой? И эта мощь есть в каждом из вас, но до того глубоко запрятанная, что давно уже стала казаться невероятною. И неужели, неужели золотой век существует лишь на одних фарфоровых чашках? …А беда ваша вся в том, что вам это кажется невероятно».

Так верить в человека может только тот, кто сам отлично знает, что даже на самой низкой ступени существует возможность вновь возродиться и устремиться к Свету. Не доходит только тот, кто, споткнувшись, разуверился в своих силах и потому не смог подняться, чтобы вновь двигаться по пути.

Дополнительный материал по литературе на тему «Проблемы смысла жизни в художественной литературе»

Содержание

1. Смысл жизни в творчестве Федора Михайловича Достоевского …. 5

2. Поиск смысла жизни в произведениях Льва Николаевича Толстого………….……………………………………..……………… 7

3. Смысл жизни в произведениях Антона Павловича Чехова .……… 11

4. Тема смысла жизни в рассказе Ивана Алексеевича Бунина «Господин из Сан-Франциско».…………………………………………………. 15

Заключение………………………………………………………………. 18

Список литературы……………………………………………………… 20

В жизни каждого человека рано или поздно наступает определенная пора, когда он начинает задаваться вопросом о смысле своего существования.

Понятие смысла жизни существует в любой развитой мировоззренческой системе, оправдывая и истолковывая свойственные этой системе моральные нормы и ценности, демонстрируя цели, оправдывающие предписываемую ими деятельность.

Смысл жизни является одной из традиционных проблем философии, теологии, художественной литературы, в которых он анализируется преимущественно с содержательной стороны: в чем состоит смысл жизни, какой смысл жизни можно считать истинным, добрым, достойным.

Одним из источников поиска смысла существования для людей являлась и по сей день является художественная литература, а многих классиков по праву можно отнести к числу психологов.

В своей работе я рассмотрю проблему поиска смысла жизни в художественной литературе на примере творчества Федора Михайловича Достоевского, Льва Николаевича Толстого, Антона Павловича Чехова и Ивана Алексеевича Бунина. Но это не значит, что только в их произведениях герои искали смысл жизни. Поиском смысла жизни, на мой взгляд, озадачены герои любого произведения.

1. Смысл жизни в творчестве Федора Михайловича Достоевского

Огромное внимание в русской философско-художественной литературе вопросу смысла жизни уделяет Федор Михайлович Достоевский, который заострил его до логического самоубийства. Достоевский оказался в числе противников революции и идеи социализма в 1861-1862 годах, критикуя их за отрицание свободы, за нивелировку личности. В 1864 году он опубликовал повесть “Записки из подполья”, а зерно философской идеи, положенное в основу повести, было изложено писателем ещё в “Зимних заметках о летних впечатлениях”, где проводилась мысль о том, что человеческую жизнь нельзя строить на разумном основании. В “Записках из подполья” Достоевский развернул этот тезис в целую философскую концепцию, согласно которой социальное переустройство и обновление жизни невозможно, мечты о будущем совершенном обществе бесперспективны, поскольку они продиктованы разумом. А разум человеческий противоречив и обманчив, и поэтому на его основе ничего нельзя построить. Писатель попытался доказать, что натура человеческая непостоянна, своевольна и капризна. Подпольный человек считает, что человечество может построить справедливое коммунистическое общество, но в конце концов, ему станет скучна рационалистическая гармония хрустального дворца, и оно, поддавшись минутному капризу, в один момент разрушит его.

По направленности творчества и по философичности художественного мышления Достоевского можно поставить в ряд, пожалуй, только с Толстым. Оба они были одновременно и художниками и мыслителями и оба оказали глубокое влияние на русскую философию. Достоевский подверг специфическому анализу целый комплекс вопросов личной и общественной жизни человека и её смысла. Он коснулся проблемы национальности, социализма, нравственности, религии. Но по преимуществу это был писатель — психолог, главный интерес которого сосредотачивался на человеке, на его природной и социальной обусловленности, на мотивах поведения в сложных драматических ситуациях; он проник в самые глубинные тайники духовного мира людей, включая и болезненные проявления психики.

Вопрос о смысле жизни для Достоевского превращается в вопрос о Боге. Так в “Бесах” инженер Кирилов чувствует, что Бог необходим для утверждения жизни, а потому и должен быть. Но вместе с тем он знает, что его нет, и быть не может. В связи с этим он восклицает: Неужели ты не понимаешь, что из-за этого одного можно выстрелить в себя?

А по отношению Достоевского к науке, разуму даже марксистам пришлось признать, что красной нитью, проходящей через всё творчество Достоевского, явилась мысль о том, что наука, разум означают упоённое, порицающее мораль стяжательство. Вот слова Зосимы из “братьев Карамазовых”: «У них наука. Мир же духовный, высшая половина существа человеческого отвергнута вовсе, изгнана с неким торжеством, даже с ненавистью. Провозгласил мир свободу, в последнее время особенно, и что мы видим в свободе ихней: одно лишь рабство и самоубийство» [1].

Достоевский писал в письме Фонвизиной: «Без веры в Бога не может быть смысла в жизни, как и счастья. Я дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила, и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных. И, однако же, Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим, и в такие минуты я сложил в себе символ веры, в которой всё для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть» [5].

2. Поиск смысла жизни в произведениях Льва Николаевича Толстого

Лев Николаевич Толстой также размышлял и мучился над вопросом о смысле жизни.

В результате он пришёл к выводу, что смысл жизни и цель заключается в самосовершенствовании личности. Вместе с тем для него было ясно, что смысл жизни отдельной личности нельзя искать отдельно от других людей. Однако всё это ещё не говорит о том, что Толстой, в конце концов, разрешил эту проблему. Он говорил, чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать и опять бросать, и вечно бороться и лишаться, а спокойствие — душевная подлость, от этого- то дурная сторона нашей души и желает спокойствия, не предчувствуя, что достижение сопряжено с потерей всего, что есть в нас прекрасного, не человеческого, а оттуда.

Философские сочинения Толстого многочисленны.

По мнению Зеньковского, Толстой начал «философствовать» очень рано, но не получил никакого систематического образования в философии. Толстой читал всегда очень много, жадно впитывал в себя различные духовные влияния его времени. Среди них был Руссо и особенно Шопенгауэр, перед которым он испытывал восторг [6].

Толстой ясно понимал, что прежде чем решить вопрос о смысле жизни, человек должен осознать, что такое жизнь вообще. Он перебирает все известные тогда в естественных науках определения жизни, но вышло так, что они не определяют саму жизнь, а сводят многообразие человека к биологическому существованию. Возражая против натуралистического истолкования сущности человеческой жизни, моралист Толстой переносит её в чисто нравственную сферу.

Человек, как существо разумное, ищет разумного объяснения явлений жизни, и чем больше он живёт, тем чаще в его сознании возникает вопрос: зачем жить, зачем желать, зачем делать? «Мне, — пишет Толстой в “Исповеди”, — нужно знать смысл своей жизни, а то, что она есть частица бесконечного, не только не придаёт ей смысла, но уничтожает всякий возможный смысл» [2].

Философия, если она остаётся сама собой и не выходит за пределы своих возможностей, способна лишь ясно поставить вопросы «что и почему?», но на вопрос «зачем?» должна честно ответить: «не знаю».

Столь же не утешительны результаты социологической науки в решении проблемы смысла жизни. Рассматривая каждого человека как часть человечества, социологи утверждают, что призвание людей состоит в содействии осуществлению общественных идеалов. Но, во-первых, возражает Толстой, отдельный индивид не может охватить всего человечества, которое к тому же состоит из таких же людей, не понимающих самих себя; а, во- вторых, что следует понимать под идеалами человечества, тем более известно, что между людьми никогда не было согласия о лучшей жизни. По мнению Толстого, нельзя определять смысл жизни, идя от идеала, потому что сам идеал возникает вследствие того или иного своего жизненного призвания.

Признав, что знание беспомощно, Толстой обращается к житейской практике и находит в ней четыре распространённых понимания смысла жизни, в которых люди ищут выход из жизненных ситуаций:

1. неведение;

2. эпикурейство;

3. силы и энергии. Он доступен только тем, кто способен встать на путь борьбы;

4. слабости — избирают люди, примирившиеся с обманом, в котором живут.

Все эти позиции Толстой считает иллюзорными, не содержащими в себе удовлетворительного решения вопроса, так как они выведены рассудочно. Но помимо разума, который охватывает отношения между “я” и “не- я”, человек обладает неким внутренним, «надразумным» сознанием жизни, которое корректирует работу разума. Она — эта жизненная сила, заключается в простом народе, понимание смысла жизни которым не деформировано ни влиянием ложного знания, ни церковным богословием. «Неразумное знание» народа есть вера. Следовательно, в народе и надо искать смысл жизни.

Герой романа “Анна Каренина” Левин перечитал всё, что касается смысла жизни, но не нашёл ответа. А вот в словах крестьянина Фёдора: «жить для Бога, для души, жить по правде, по Божьи» — ему неожиданно открылся смысл жизни.

Но жизнь человека конечна перед лицом бесконечного мира, а раз конечна, значит бессмысленна. Какое значение имеет индивидуальная жизнь, взятая сама по себе? Вот эта новая постановка вопроса привела Толстого к заявлению, что только религиозная вера раскрывает перед человеком смысл его жизни, направляет его на путь совершенствования себя и общества.

Цель жизни только одна: стремиться к тому совершенству, которое указал нам Христос, сказав: «Будьте совершенны, как Отец ваш небесный. Эта единственная доступная человеку цель жизни достигается не аскетизмом, а выработкою в себе любовного общения со всеми людьми. Из стремления к этой правильно понимаемой цели вытекают все полезные человеческие деятельности и соответственно этой цели решаются все вопросы».

Хотя конечная цель жизни мира и скрыта от человека, тем не менее, он, зная «дело Бога», понимает, что в этом он призван участвовать посредством увеличения любви или, как — говорит Толстой, — установлением «царства Божия внутри нас и вне нас». Человек проникается сознанием, что он — орудие, которым работает Бог, и что его личное благо состоит в участии в этой работе [2].

Практическое средство для осуществления этой цели Толстой видит в принципе «непротивление злу насилием». Евангельские заповеди следует выполнять, так как он находит в них совершеннейшее выражение моральных норм. Но центральным связующим положением этого кодекса, по его мнению, является принцип непротивления. Люди ошибочно думали, что проведение в жизнь этого закона можно достигнуть с помощью насилия, которое оправдывалось необходимостью возмездия за несоблюдение закона. Поэтому одни брали на себя исполнение этого возмездия и на этом развращались, другие повиновались и тоже развращались покорностью перед насилием власти. Такому удалению от норм истинной жизни содействовала и церковь, но «как огонь не тушит огня, так зло не может потушить зла». Только добро, встречая зло и не заражаясь им, побеждает зло. Осуждая одинаково за насилие и правительство, и революционеров, Толстой даёт следующие рекомендации практической этики:

• перестать самому делать прямое насилие, а так же и готовиться к нему;

• не принимать участия, в каком бы то не было насилии, делаемом другими людьми;

• не одобрять никакого насилия [2].

Итак, Толстой не смог обосновать теоретический смысл жизни.

Дать абсолютный ответ на него, — значит исчерпать саму жизнь, которая беспредельна в своём существовании и не исчерпывается рациональным объяснением. Ницше говорил: «познавший самого себя — собственный палач».

Кроме того, существует мнение, что для того, чтобы познать смысл жизни, ответить на вопрос «для чего мы живём?», необходимо познать и смысл смерти и ответить на вопрос «для чего мы умираем?».

3. Смысл жизни в произведениях Антона Павловича Чехова

«Если каждый человек на куске земли сделал бы все, что он может, как прекрасна была бы земля наша» (А. П. Чехов).

Антон Павлович Чехов, по воспоминаниям современников, был человеком, жизнь которого заполнялась упорным трудом. Он был сострадательным к людям, боялся лжи, был чистосердечным, мягким, вежливым, воспитанным человеком.

Признак духовной культуры личности — готовность к самоотдаче и самопожертвованию. Чехов всегда был готов помочь людям. Он лечил больных, работая врачом. Но лечить души людей оказалось более трудным и более важным делом. Чехов не мог не стать писателем! В его пьесах и рассказах мы видим жизнь простых людей, повседневный быт. Близкие автору люди — люди обыкновенной судьбы. Это интеллигенты, ищущие смысл жизни.

Обсуждая тему поиска смысла жизни в произведениях Чехова, необходимо остановиться на его пьесе «Вишневый сад». В ней тесно переплетается прошлое, настоящее и будущее всей России.

Раневская прощается с садом, как будто расстается со своим прошлым, праздным, расточительным, но всегда свободным от расчетов, пошлых меркантильных интересов. Ей не жаль растраченных денег, она не ведает цены копейки. Раневскую волнует эта несчастливая, нескладная жизнь. Даже последний бал, который затевает героиня, этот мир на обломках прошлого, несет в себе главную цель жизни — стремление наблюдать радостный миг, преодолеть свое отчаяние, забыть о плохом, найти радость в каждой минуте, подняться над хаосом, несчастьем.

Петя Трофимов полон дум о будущем. Он заражает своими мечтами и Аню. Они верят в грядущую радость, свободу, любовь.

Ермолай Лопахин видит смысл жизни в приобретениях недвижимости, в овладении тем, о чем его дед и отец и мечтать не могли, так как были рабами. А он своей цели достиг, стал владельцем вишневого сада. Но не стал счастливее, когда понял, что это «ненужная победа», что не о потере сада грустят его владельцы, что есть совсем иные ценности.

Каждый из героев пьесы ищет свой путь в будущее. Тема «вишневого сада» — это тема личной причастности к красоте, к природе, зовущая к поискам смысла жизни [7].

Героиня рассказа «Попрыгунья» Ольга Ивановна Дымова не ищет смысла жизни. Для нее вся жизнь — полоса удовольствий, танцев, смеха. Все окружающие ее люди только для того и служат, чтобы доставлять ей удовольствие. Только когда она теряет Дымова, осознание его необыкновенности приходит, да и то ненадолго. Не хочется ей верить в то, что не будет больше беззаботной и праздной жизни.

Для любящего же Ольгу Ивановну Дымова счастье в том, чтобы удовлетворить все прихоти жены, лелеять ее и терпеть все ради ее блага. Робкий, интеллигентный человек жертвует всем, не думая о себе самом. Работает, лечит людей, терпит невзгоды ради дела, ради долга. Он не может иначе, потому что любит людей.

«Свободное и глубокое мышление, которое стремится к уразумению жизни, и полное презрение к глупой суете мира, — вот два блага, выше которых никогда не знал человек», — говорит доктор Ратин в рассказе «Палата № 6» своему пациенту. «Покой и довольство человека не вне его, а в нем самом … мыслящий человек отличается тем, что презирает страдание, что всегда доволен». Иван Дмитриевич Громов думает иначе. Для него жизнь — это возможность отвечать на боль криком и слезами, на подлость — негодованием, на мерзость — отвращением.

Итог их споров печален: одного дня в больнице было достаточно Рагину, чтобы рухнула его теория [9].

Саша в рассказе «Невеста» убеждает главную героиню Надю поехать учиться, бросив дом, привычный образ жизни, жениха, чтобы показать всем, что эта «неподвижная, серая, грешная жизнь» надоела ей. Он рисует перед Надей великолепные картины, горизонты, которые ей откроет новая жизнь: «чудесные сады, фонтаны». Подобно Трофимову, Саша верит в прекрасное будущее, и его вера убеждает Надю. Оба они видят смысл жизни в стремлении к лучшему, когда «зла не будет, потому что каждый будет знать, для чего он живет» [8].

В рассказе «Дом с мезонином» Лида Волчанинова следует идеям народничества, видя в этом свое призвание. Чехов показывает нам прогрессивно мыслящую девушку, ищущую смысл жизни в помощи больным, в обучении безграмотных детей, в заботе о бедных.

Любовь к маленькому, простому человеку является смыслом жизни Лиды Волчаниновой, Нади, Громова, Дымова и других героев Чехова. Наконец, в «маленькой трилогии» перед нами предстает Иван Иванович, человек ищущий, размышляющий о своей судьбе. Он призывает: «…не успокаивайтесь! Пока молоды … не уставайте делать добро!.. Если в жизни есть смысл и цель, то смысл этот не в нашем счастье, а в чем-то более разумном и великом. Делайте добро!» [4]

Восставая против пассивного взгляда на жизнь, Чехов открывает своим читателям веру в русскую интеллигенцию, веру в каждого порядочного человека, способного выстоять под ударами судьбы и подняться над своим временем в вечных поисках высшего смысла жизни.

На примере Беликова («Человек в футляре») Чехов показывает, что из среды интеллигенции, равнодушной и пассивной, нередко выходили и убежденные защитники мракобесия. По мнению писателя, это закономерно: кто не борется за новое, за справедливое, тот рано или поздно окажется ревнителем отжившего, косного. В образе Беликова Чехов дал символический тип человека, который сам всего боится и держит в страхе всех окружающих. Классической формулой трусости стали беликовские слова: «Как бы чего не вышло».

Не перестаешь удивляться современности рассказов Чехова, их злободневности, актуальности. Разве нет и сейчас среди нас таких Беликовых, для которых мнение окружающих, страх за свои собственные действия важнее личных убеждений?

Нет одинаковых характеров, нет абсолютно одинаковых судеб. Кажется, люди идут куда-то все вместе, от рождения до смерти, проходя похожий путь. Но это только кажется. Каждый человек идет своей дорогой. В поисках своего собственного смысла жизни он выбирает себе друзей, профессию, судьбу. Это очень сложно и удается далеко не всем. Многие сдаются, отступают, меняя свои убеждения. Некоторые погибают в неравной борьбе с трудностями и превратностями судьбы. Лишь тот, в ком стучит доброе сердце, кто способен понять ближнего своего и помочь слабому, достигает счастья. Счастье — это постижение смысла жизни. Счастье — это потребность и умение делать добро. Этому нас учит бессмертный, скромный и добрый Чехов. Этому нас учит сама жизнь. Чем раньше мы понимаем необходимость делать добро, тем быстрее достигаем счастья. Иногда, к сожалению, слишком поздно человек осознает, что его нравственные идеалы были ошибочными, что не там он искал смысл жизни.

Хорошо, если такой человек успевает это понять тогда, когда еще есть время что-то изменить, исправить. Читать и перечитывать Чехова — это значит спешить делать добро!

4. Тема смысла жизни в рассказе Ивана Алексеевича Бунина «Господин из Сан-Франциско»

В творчестве Ивана Алексеевича Бунина нашла отражение тема критики буржуазной действительности. Одним из лучших произведений этой тематики можно назвать рассказ «Господин из Сан-Франциско», который был высоко оценен. Мысль написать этот рассказ возникла у Бунина в процессе работы над рассказом «Братья», когда он узнал о смерти миллионера, приехавшего отдохнуть на остров Капри. Сначала писатель так и назвал рассказ – «Смерть на Капри», но позже переименовал. Именно господин из Сан-Франциско со своими миллионами оказывается в центре внимания писателя.

Описывая безумную роскошь жизни богачей, Бунин учитывает каждую мелочь. А самому господину не дает даже имени, этого человека никто не запомнил, у него нет лица и души, он только мешок с деньгами. Писатель создает собирательный образ буржуазного дельца, вся жизнь которого – накопление денег. Дожив до пятидесятивосьми лет, он, наконец, решил получить все удовольствия, которые можно купить: «…карнавал он думал провести в Ницце, в Монте-Карло, куда в эту пору стекается самое отборное общество, где одни с азартом предаются автомобильным и парусным гонкам, другие рулетке, третьи тому, что принято называть флиртом, четвертые – стрельбе голубей». Всю жизнь этот господин копил деньги, никогда не отдыхал, стал «дряхлым», нездоровым и опустошенным. Ему кажется, что он «только что приступил к жизни» [3].

В прозе Бунина не встречается морализаторство или обличение, но к этому своему герою автор относится с сарказмом и язвительностью. Он описывает его внешний вид, привычки, но психологический портрет отсутствует, потому что у героя нет души. Деньги отняли у него душу. Автор замечает, что за много лет господин научился подавлять любые, даже слабые, проявления души. Решив развлечься, богач не может представить, что жизнь его может оборваться в любую минуту. Деньги вытеснили у него здравый смысл. Он уверен, что, пока они есть, бояться ему нечего.

Бунин, используя прием контраста, изображает внешнюю солидность человека и его внутреннюю пустоту и примитивность. В описании богача писатель употребляет сравнения с неживыми предметами: лысина, как слоновая кость, кукла, робот и т. п. Герой не разговаривает, а произносит несколько реплик хриплым голосом. Общество состоятельных господ, в котором вращается герой, такое же механическое и бездушное. Они живут по своим законам, стараясь не замечать простых людей, к которым относятся с брезгливым презрением. Смысл их существования сводится к еде, питью, курению, получению удовольствий и разговорах о них. Следуя программе путешествия, богач посещает музеи, осматривает памятники с одинаковым равнодушием. Ценности культуры и искусства для него пустой звук, но он заплатил за экскурсии.

Пароход «Атлантида», на котором плывет миллионер, изображен писателем как схема общества. В нем три яруса: сверху – капитан, в среднем – богачи, в нижнем – рабочие и обслуживающий персонал. Бунин сравнивает нижний ярус с адом, где утомленные рабочие в страшной жаре день и ночь кидают в раскаленные топки уголь. Вокруг парохода бушует страшный океан, но люди доверили свои жизни мертвой машине. Все они считают себя хозяевами природы и уверены, что если заплатили, то корабль и капитан обязаны доставить их по назначению. Бунин показывает бездумную самоуверенность людей, живущих в иллюзии богатства. Название парохода символично. Писатель дает понять, что мир богачей, в котором нет цели и смысла, однажды исчезнет с лица земли, как Атлантида.

Писатель подчеркивает, что все равны перед лицом смерти. Богач, решивший получить все удовольствия сразу, внезапно умирает. Его смерть вызывает не сочувствие, а страшный переполох. Хозяин гостиницы извиняется и обещает быстро все уладить. Общество возмущено тем, что кто-то посмел испортить им отдых, напомнить о смерти. К недавнему спутнику и его жене они испытывают брезгливость и отвращение. Труп в грубом ящике быстро отправляют в трюм парохода.

Бунин обращает внимание на резкое изменение отношения к мертвому богачу и его жене. Угодливый владелец отеля становится высокомерным и черствым, а слуги – невнимательными и грубыми. Богач, считавший себя важным и значительным, превратившись в мертвое тело, не нужен никому. Писатель заканчивает рассказ символической картиной. Пароход, в трюме которого лежит в гробу бывший миллионер, через мрак и вьюгу плывет в океане, а со скал Гибралтара за ним наблюдает Дьявол, «громадный, как утес». Именно ему досталась душа господина из Сан-Франциско, это он владеет душами богачей.

Писатель ставит философские вопросы о смысле жизни, о загадке смерти, о наказании за грех гордыни и самодовольства. Он предрекает ужасный конец миру, где правят деньги и отсутствуют законы совести.

Заключение

Поиск смысла жизни — это удел каждого мыслящего и совестливого человека. Поэтому лучшие наши писатели всегда напряженно искали художественное решение этого вечного вопроса. Сегодня, когда старые идеалы потускнели, а новые завоевывают свое место, эти проблемы стали едва ли не самыми важными. Но сказать с полной уверенностью, что многие люди нашли этот смысл жизни, мы не можем. Было бы радостно сознавать, что все его искали и ищут. Только каждый человек видит смысл жизни по-своему. Возможно, смысл жизни в любви к тем, кто тебя окружает, и к тому делу, которое ты делаешь. И чтобы любить людей и свою работу, надо любить повседневные мелочи, видеть в них радость, каждую минуту стараться улучшить что-нибудь вокруг себя и внутри себя.

Можно взять любое произведение художественной литературы и задаться целью отыскать героя, который в данном произведении занят поиском ответа на вопрос: «В чем заключается смысл жизни?» И такой герой обязательно появится. Через свои поступки, через свои мысли он даст нам понять, что же для него означает смысл жизни, в чем он его видит, как пытается познать. Но в конце произведения нам станет ясно, что даже если герой и отыщет этот смысл жизни, то только лично для себя. Мы не сможем сказать, что для других героев понятие смысла жизни такое же, или, что его, найденный (по мнению самого героя), смысл жизни – это общепризнанный ответ на вопрос «Что же такое смысл жизни?» для всего человечества в целом.

На мой взгляд, вопрос о смысле жизни никогда не будет раскрыт и объяснен однозначно, так как у каждого он свой. Человек сам строит свою жизнь, сам решает для себя что для него важнее. Поэтому, я считаю, что вопрос о смысле жизни навсегда останется риторическим. А писатели в своих произведениях так и будут искать смысл своей жизни, вкладывая свои размышления на эту тему в уста своих героев…

Список литературы:

1. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы: роман. – М.: Эксмо, 2013 – 928с.

2. Толстой Л.Н. Исповедь. О жизни: классическая проза. – М.: Эксмо, 2007 – 280 с.

3. Литература. 8 класс. Учеб. для общеобразоват. организаций с прил. на электрон. носителе. В 2 ч. Ч.1 / В.Я. Коровина, В.П. Журавлев, В.И. Коровин // Бунин И. А. «Господин из Сан — Франциско» — 12-е изд. – М.: Просвещение, 2013. – 399 с.

4. Литература. 8 класс. Учеб. для общеобразоват. организаций с прил. на электрон. носителе. В 2 ч. Ч.1 / В.Я. Коровина, В.П. Журавлев, В.И. Коровин // Чехов А.П. «О любви» — 12-е изд. – М.: Просвещение, 2013. – 399 с.

5. Научная электронная библиотека [Электронный ресурс] // Новикова Е. Г. «Христос вне истины и истина вне Христа: Ф.М. Достоевский и Н.Д. Фонвизина» // «Вестник Томского государственного университета. Филология», №3 (29). – 2014. – Режим доступа: http://cyberleninka.ru/

6. Православный портал «Предание» [Электронный ресурс] // протоиерей Василий Зеньковский «История русской философии». — Режим доступа: http://predanie.ru/

7. Чехов Антон Павлович [Электронный ресурс] // «Вишневый сад». — Режим доступа: http://www.antonchehov.ru/

8. Чехов Антон Павлович [Электронный ресурс] // «Невеста». — Режим доступа: http://www.antonchehov.ru/

9. Чехов Антон Павлович [Электронный ресурс] // «Палата №6». — Режим доступа: http://www.antonchehov.ru/

Цитаты Федора Достоевского: geosts — LiveJournal

— Жить нужно для тех — кому ты нужен… Дружить лишь с теми — в ком уверен… Общаться с теми — кто приятен… И быть благодарным тем — кто тебя ценит.

— И никто, никто не должен знать, что между мужем и женой происходит, коль они любят друг друга. И какая бы ни вышла у них ссора, мать родную и ту не должны себе в судьи звать и один про другого рассказывать. Сами они себе судьи. Любовь – тайна Божия и от всех глаз чужих должна быть закрыта, что бы там ни произошло.

— Не засоряйте свою память обидами, а то там может просто не остаться места для прекрасных мгновений.

— Человек находит время для всего, что он действительно хочет.

— Удивительно, что может сделать один луч солнца с душой человека.

— Душа исцеляется рядом с детьми.

— Никогда не причиняй человеку боль, когда этот человек готов ради тебя на всё.

— Со временем устаёшь тянуться к людям, которые не делают ни шагу к тебе навстречу.

— Однажды и в твоей жизни появится новое имя, которое превратит предыдущее в пыль.

— Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни.

— Штука в чём: Если ты холоден — ты ранишь людей. Если ты чувствительный — люди ранят тебя.

— Есть три вещи, которых боится большинство людей: доверять, говорить правду и быть собой.

— Человек — он умный, но чтоб умно поступать — одного ума мало.

— Очень немного требуется, чтобы уничтожить человека: стоит лишь убедить его в том, что дело, которым он занимается, никому не нужно.

— Никто не сделает первый шаг, потому что каждый думает, что это не взаимно.

— Во всём есть черта, за которую перейти опасно; ибо, раз переступив, воротиться назад невозможно.

— Жизнь задыхается без цели.

— Кто хочет приносить пользу, тот даже со связанными руками может сделать много добра.

— Если ты направился к цели и станешь дорогою останавливаться, чтобы швырять камни во всякую лающую на тебя собаку, то никогда не дойдёшь до цели.

— Большие не знают, что ребёнок, даже в самом трудном деле, может дать чрезвычайно важный совет.

— Каждый из нас предан. Кому-то. Или кем-то.

— В жизни всё временно. Если всё идёт хорошо — наслаждайся, это не будет длиться вечно. Ну а если всё паршиво — не кисни, это тоже не навсегда.

День, когда Достоевский открыл смысл жизни во сне — Сборы мозгов

Однажды ноябрьской ночью 1870-х годов легендарный русский писатель Федор Достоевский (11 ноября 1821 г. — 9 февраля 1881 г.) открыл во сне смысл жизни — или, по крайней мере, это сделал главный герой его последнего рассказа. В произведении, которое впервые появилось в откровенно откровенном Дневнике писателя ( публичная библиотека ) под названием «Сон квир-парня», а позже было опубликовано отдельно как Сон смешного человека , исследуется темы, аналогичные темам в романе Достоевского 1864 года Записки из подполья , который считается первым настоящим экзистенциальным романом.Верная утверждению Стивена Кинга о том, что «хорошая художественная литература — это правда внутри лжи», эта история проливает свет на личные духовные и философские наклонности Достоевского с необычайной ясностью — возможно, больше, чем любая из его других опубликованных работ. Созерцание в его основе находится где-то между борьбой Толстого со смыслом жизни и галлюцинаторной экзегезой Филиппа К. Дика.

Портрет Федора Достоевского — Василий Перов, 1871 г.

Рассказ начинается с рассказчика, бродящего по улицам Санкт-Петербурга.Петербург в «мрачную ночь, самую мрачную ночь, которую вы можете себе представить», размышляя о том, как другие высмеивали его всю жизнь, и скатываясь в нигилизм с «ужасной болью» веры в то, что ничего не значит. Он всматривается в мрачное небо, смотрит на одинокую звездочку и размышляет о самоубийстве; Двумя месяцами ранее, несмотря на свою нищету, он купил «отличный револьвер» с тем же намерением, но с тех пор пистолет оставался в его ящике. Внезапно, когда он смотрит на звезду, маленькая девочка лет восьми, одетая в рваную одежду и явно находящаяся в бедственном положении, хватает его за руку и невнятно умоляет о помощи.Но главный герой, разочарованный жизнью, прогоняет ее и возвращается в убогую комнату, которую делит с пьяным старым капитаном, обставленную «диваном, обтянутым американской тканью, столом с несколькими книгами, двумя стульями и старым креслом. невероятно старый, но все же кресло «.

Когда он опускается в кресло, чтобы подумать о том, чтобы положить конец своей жизни, его преследует образ маленькой девочки, что заставляет его усомниться в своем нигилистическом характере. Достоевский пишет:

Я точно знал, что в эту ночь застрелюсь, но как долго просидю у стола — этого я не знал.Я бы, конечно, застрелился, но для этой маленькой девочки.

Видите: хотя мне было все равно, но, например, я чувствовал боль. Если бы кто-нибудь ударил меня, я почувствовал бы боль. Точно так же и в моральном смысле: если бы случилось что-нибудь очень жалкое, мне было бы жалко, как и прежде, чем все в жизни стало для меня все одинаково. Перед этим мне стало жаль: конечно, я бы помог ребенку непременно. Почему же тогда я не помог девочке? Это произошло из-за идеи, которая тогда пришла мне в голову.Когда она тянула ко мне и звала меня, внезапно передо мной возник вопрос, на который я не мог ответить. Вопрос был праздным; но это меня разозлило. Я был зол из-за своего вывода, что если бы я уже решил, что покончу с собой сегодня вечером, то теперь, более чем когда-либо прежде, все в мире должно быть для меня одинаковым. Почему я чувствовал, что мне все равно, и жалел девочку? Помню, я очень ее жалел: так сильно, что почувствовал боль, даже странную и невероятную в моей ситуации…

Казалось очевидным, что если я еще был человеком, а не шифром, и до тех пор, пока меня не превратили в шифр, то я был жив и, следовательно, мог страдать, сердиться и стыдиться своих действий.Очень хорошо. Но если бы я, например, покончил с собой, через два часа, что мне было до этой девушки и что мне было делать со стыдом или с чем-то на земле? Я собираюсь стать шифром, абсолютным нулем. Могло ли мое сознание того, что я скоро полностью перестану существовать и, следовательно, ничего не будет существовать, ни малейшего влияния на мое чувство жалости к девушке или на мое чувство стыда за совершенную мною подлость?

От морали он переходит к экзистенциальному:

Мне стало ясно, что жизнь и мир как бы зависят от меня.Я могу даже сказать, что мир существовал только для меня. Я должен застрелиться, и тогда мира вообще не будет, по крайней мере для меня. Не говоря уже о том, что, возможно, действительно никому не будет ничего после меня, и весь мир, как только мое сознание исчезнет, ​​также исчезнет, ​​как призрак, только как часть моего сознания, и будет полностью уничтожен, поскольку возможно, весь этот мир и все эти люди — я один.

Видя «эти новые, мучительные вопросы», он погружается в размышления о том, что на самом деле означает свобода воли.В отрывке, который напоминает знаменитый афоризм Джона Кейджа о смысле жизни — «Нет, почему. Просто здесь.» — и утверждение Джорджа Лукаса о том, что «жизнь вне разума», Достоевский предполагает через своего главного героя, что смысл жизни придает сама жизнь:

Мне вдруг пришло в голову одно странное соображение. Если бы я раньше жил на Луне или на Марсе и был бы там опозорен и опозорен настолько, что иногда можно только представить это во сне или кошмаре, и если бы я впоследствии оказался на Земле и все еще сохранял сознание что я сделал на другой планете, и если бы я знал, что я никогда не вернусь случайно, тогда, если бы я смотрел на Луну с Земли — было бы мне все равно или нет? Будет ли мне стыдно за свой поступок или нет? Вопросы были праздными и бесполезными, потому что револьвер уже лежал передо мной, и я знал всем своим существом, что это произойдет наверняка; но вопросы возбуждали меня в ярости.Я не мог умереть сейчас, не решив сначала эту проблему. Одним словом, эта маленькая девочка спасла меня, потому что мои вопросы заставили меня отложить спусковой крючок.

В тот момент, когда он размышляет об этом, главный герой засыпает в кресле, но этот сон похож на сон наяву. В одном из многих замечательных полуотрывков Достоевский всматривается в извечный вопрос, почему нам снятся сны:

Сны необычайно странные. Одна вещь предстает с ужасающей ясностью, с деталями, точно установленными, как драгоценности, в то время как вы перепрыгиваете через другую, как будто вы ее совсем не замечаете — например, пространство и время.Кажется, что сны — дело не ума, а желания, не головы, а сердца … Во сне происходят совершенно непонятные вещи. Например, мой брат умер пять лет назад. Иногда я вижу его во сне: он принимает участие в моих делах, и мы очень взволнованы, а я, все время, пока продолжается мой сон, прекрасно знаю и помню, что мой брат умер и похоронен. Почему меня не удивляет, что он хоть и мертв, но все еще рядом со мной и занимается мной? Почему мой разум позволяет все это?

В этом странном состоянии главному герою снится, что он берет свой револьвер и направляет его в свое сердце, а не в голову, где он изначально намеревался застрелиться.Подождав секунду или две, его снобличие быстро нажимает на курок. Затем происходит нечто замечательное:

Боли не почувствовала, но мне показалось, что с отчетом у меня все содрогнулось, и все вдруг потухло. Все вокруг меня было ужасно черным. Я как будто ослеп и онемел и лег на спину на что-то твердое. Я ничего не видел и не мог издать ни звука. Люди ходили и шумели вокруг меня: бас капитана, крики хозяйки … Вдруг наступил перерыв.Меня несут в закрытом гробу. Я чувствую, как качается гроб, и думаю об этом, и вдруг впервые мне приходит в голову мысль, что я мертв, совсем мертв. Я знаю это и не сомневаюсь в этом; Я не могу ни видеть, ни двигаться, но в то же время чувствую и думаю. Но вскоре я смиряюсь с этим и, как обычно, во сне без вопросов принимаю реальность.

Теперь меня хоронят в земле. Все бросают меня, и я один, совсем один. Я не шевелюсь … Я лежал и — странно сказать — ничего не ожидал, безоговорочно принимая, что мертвому нечего ожидать.Но было сыро. Я не знаю, сколько прошло времени — час, несколько дней или много дней. Внезапно на мой закрытый левый глаз упала капля воды, которая просочилась через верх могилы. Через минуту упал еще один, затем третий и так далее, каждую минуту. Внезапно в моем сердце вспыхнуло глубокое негодование, и внезапно в моем сердце я почувствовал физическую боль. «Это моя рана», — подумал я. «Здесь я застрелился. Пуля там ». И все это время вода капала прямо на мой закрытый глаз. Внезапно я закричал, но не голосом, потому что я был неподвижен, но всем своим существом, судье всего, что со мной делалось.

«Кем бы ты ни был, если ты есть, и если существует цель более разумная, чем то, что сейчас происходит, пусть она присутствует и здесь. Но если ты отомстишь мне за мое глупое самоубийство, тогда знай, по непристойности и абсурдности дальнейшего существования, что никакие пытки, которые могут со мной случиться, никогда не могут сравниться с презрением, которое я буду тихо испытывать даже через миллионы лет мученичества ».

Я вскрикнул и промолчал.Глубокое молчание длилось целую минуту. Еще одна капля даже упала. Но я знал и верил, бесконечно и твердо, что в одно мгновение все непременно изменится. Внезапно моя могила открылась. Не знаю, была ли она открыта и открыта, но меня захватило какое-то неизвестное мне темное существо, и мы оказались в космосе. Вдруг я увидел. Была глубокая ночь; никогда, никогда не было такой тьмы! Мы пронеслись в космос и были уже далеко от Земли. Я ничего не спрашивал у того, кто меня вел.Я был горд и ждал. Я уверял себя, что не боюсь, и мое сердце растаяло от восторга при мысли, что я не боюсь. Я не помню, как долго мы носились в космосе, и представить себе не могу. Это случилось, как всегда во сне, когда вы перепрыгиваете пространство и время, законы жизни и разума и останавливаетесь только там, где радует ваше сердце.

Изображение галактики 1845 года, вдохновившее Ван Гога на «Звездную ночь», из книги Майкла Бенсона «Космиграфика: пространство сквозь время»

Сквозь густую тьму он видит звезду — ту же звездочку, которую он видел перед тем, как прогнать девушку. .По мере того как сон продолжается, главный герой описывает своего рода трансцендентность, похожую на то, что испытывается во время психоделических наркотических трипов или в состояниях глубокой медитации:

Внезапно меня охватила знакомая, но подавляющая эмоция. Я видел наше солнце. Я знал, что это не могло быть наше Солнце, которое породило нашу Землю, и что мы были на бесконечном расстоянии, но каким-то образом я узнал, что это было точно такое же Солнце, что и наше, его копия и двойник. Сладкий и трогательный восторг восторженно эхом разнесся по моей душе.Дорогая сила света, того самого света, который дал мне рождение, коснулась моего сердца и возродила его, и я почувствовал жизнь, старую жизнь, впервые после моей смерти.

Он оказывается в другом мире, похожем на Землю во всех отношениях, за исключением «все казалось светлым праздником, с великим и священным триумфом, наконец достигнутым» — мир, населенный «детьми солнца», счастливыми людьми, чьи глаза « сиял ярким сиянием », а лица« сияли мудростью и определенным сознанием, исполненным спокойствия.Главный герой восклицает:

Ох, мгновенно, с первого взгляда на их лица я все понял, все!

Признавая, что «это был всего лишь сон», он, тем не менее, утверждает, что «ощущение любви этих прекрасных и невинных людей» было очень реальным и что-то, что он принес в бодрствующую жизнь на Земле. Проснувшись на рассвете в своем кресле, он снова восклицает с новой благодарностью за жизнь:

Ой, теперь — жизнь, жизнь! Я поднял руки и взывал к вечной истине, не звал, но плакал.Восторг, невыразимый восторг возвысили все мое существо. Да жить…

Достоевский завершает размышлениями своего главного героя об общей сущности жизни, нашем общем завоевании счастья и доброты:

Все стремятся к одной и той же цели, по крайней мере, все стремятся к одной и той же цели, от мудрого человека до самого низшего убийцы, но только разными способами. Это старая истина, но в ней есть новое: я не могу далеко заблудиться. Я видел правду. Я видел и знаю, что люди могут быть красивыми и счастливыми, не теряя при этом способности жить на Земле.Я не буду, я не могу поверить, что зло — это нормальное состояние людей … Я видел правду, я не изобретал ее своим умом. Я видел, видел, и ее живой образ навсегда заполнил мою душу. Я видел ее в таком совершенном совершенстве, что не могу поверить, что ее не было среди мужчин. Как же мне тогда сбиться с пути? … Живой образ того, что я увидел, всегда будет со мной, всегда будет исправлять и направлять меня. О, я силен и свеж, я могу продолжать, продолжать даже тысячу лет.

[…]

И это так просто… Одно дело — люби ближнего, как самого себя, — это одно.Все, больше ничего не нужно. Вы сразу поймете, как жить.

Спустя столетие Джек Керуак повторил это в своей великолепной медитации о доброте и «золотой вечности».

Дневник писателя — прекрасное чтение в целом. Дополните его рассказом Толстого о поиске смысла в бессмысленном мире и мечтой Маргарет Мид прозрения о том, почему жизнь подобна голубому желе.

.

Федор Достоевский | Биография, книги, философия и факты

Федор Достоевский , полностью Федор Михайлович Достоевский , Достоевский также пишется Достоевский , (родился 11 ноября [30 октября по старому стилю] 1821 года, Москва, Россия — умер 9 февраля [28 января по старому стилю], 1881, Санкт-Петербург), русский писатель и рассказчик, психологическое проникновение которого в самые темные уголки человеческого сердца вместе с его непревзойденными моментами озарения оказало огромное влияние на художественную литературу ХХ века.

Британская викторина

Викторина по романам и писателям

В каком романе Джорджа Мередита говорится о праве женщины на то, чтобы ее воспринимали как личность?

Достоевский обычно считается одним из лучших романистов, которые когда-либо жили. Его идеи глубоко сформировали литературный модернизм, экзистенциализм и различные школы психологии, теологии и литературной критики.Его работы часто называют пророческими, потому что он так точно предсказал, как поведут себя российские революционеры, если они придут к власти. В свое время он также был известен своей журналистской деятельностью.

Основные работы и их характеристика

Достоевский наиболее известен своей новеллой Записки из подполья и четырьмя длинными романами: Преступление и наказание , Идиот , Одержимые (также, точнее, Демоны и Дьяволы. ) и Братья Карамазовы .Каждое из этих произведений славится своей психологической глубиной, и действительно, Достоевский обычно считается одним из величайших психологов в истории литературы. Он специализировался на анализе патологических состояний ума, ведущих к безумию, убийству и самоубийству, а также на исследовании эмоций унижения, самоуничтожения, тиранического господства и убийственной ярости. Эти главные произведения также известны как великие «романы идей», в которых рассматриваются вечные и актуальные вопросы философии и политики.Психология и философия тесно связаны в образах Достоевского интеллектуалов, которые «чувствуют идеи» в глубине своей души. Наконец, эти романы открыли новые горизонты своими экспериментами в литературной форме.

Предпосылки и ранние годы жизни

Основные события жизни Достоевского — инсценировка казни, тюремное заключение в Сибири и эпилептические припадки — были настолько хорошо известны, что Достоевский даже помимо работы в свое время добился большой известности. Действительно, он часто использовал свою легенду, опираясь на очень драматические события своей жизни при создании своих величайших персонажей.Тем не менее, некоторые события в его жизни оставались туманными, а небрежные предположения, к сожалению, приобрели статус факта.

Получите эксклюзивный доступ к контенту из нашего первого издания 1768 с вашей подпиской. Подпишитесь сегодня

В отличие от многих других русских писателей первой половины XIX века, Достоевский не был дворянином. Он часто подчеркивал разницу между своим собственным прошлым и Львом Толстым или Иваном Тургеневым и влияние этого различия на его творчество.Во-первых, Достоевский всегда нуждался в деньгах и торопил свои работы в публикации. Хотя он жаловался, что сочинение с опозданием мешало ему реализовать все свои литературные способности, не менее возможно, что его безумный стиль композиции придавал его романам энергию, которая осталась частью их привлекательности. Во-вторых, Достоевский часто отмечал, что, в отличие от писателей из знати, описывающих семейную жизнь своего класса, сформированную «красивыми формами» и устойчивыми традициями, он исследовал жизнь «случайных семей», «оскорбленных и униженных».”

Отец Достоевского, военный хирург на пенсии, работал врачом в Мариинской больнице для бедных в Москве, где занимался благотворительностью, а также вел частную практику. Хотя отец Достоевского был преданным родителем, он был суровым, подозрительным и непреклонным человеком. Напротив, его мать, культурная женщина из купеческой семьи, была доброй и снисходительной. Приверженность Достоевского религии к религии началась со старомодного благочестия его семьи, столь отличного от модного скептицизма дворянства.

В 1828 году отцу Достоевского удалось получить дворянский чин (реформы Петра I сделали возможным такое изменение статуса). Он купил имение в 1831 году, и юный Федор провел летние месяцы в деревне. До 1833 года Достоевский получил домашнее образование, а затем был отправлен в дневную школу, а затем в школу-интернат. Мать Достоевского умерла в 1837 году. Примерно через 40 лет после смерти Достоевского выяснилось, что его отец, внезапно умерший в 1839 году, мог быть убит собственными крепостными; однако этот рассказ сейчас рассматривается многими учеными как миф.В то время Достоевский учился в Военно-инженерной академии в Санкт-Петербурге, карьера военного инженера была сделана для него отцом.

Достоевский явно не годился для такого занятия. Он и его старший брат Михаил, который оставался его близким другом и стал его сотрудником в издательстве журналов, были очарованы литературой с юных лет. В детстве и в студенческие годы Достоевского тянуло к романтической и готической литературе, особенно к произведениям сэра Вальтера Скотта, Энн Рэдклифф, Николая Карамзина, Фридриха Шиллера и Александра Пушкина.Вскоре после получения ученой степени (1843 г.) и становления младшим лейтенантом Достоевский ушел в отставку, чтобы начать опасную карьеру писателя, живущего за счет пера.

.

Сон о смешном человеке Федора Достоевского

Напряжение длинных романов Достоевского сжато в новелле Записки из подполья , где подпольщик на ста тридцати страницах повествует свой рассказ о злобе и гадости. Тем не менее, интенсивность еще больше сжимается, до некоторой степени сверхинтенсивности, когда нелепый человек рассказывает свою фантастическую галлюциногенную историю в рассказе на двадцати страницах Сон смешного человека .

Я впервые прочитал эту историю много лет назад, и изображения произвели глубокое впечатление.Я только что полностью перечитал в

Интенсивность длинных романов Достоевского сжато в новелле Записки из подполья , где подпольщик на ста тридцати страницах повествует свой рассказ о злобе и злобе. Тем не менее, интенсивность еще больше сжимается, до некоторой степени сверхинтенсивности, когда нелепый человек рассказывает свою фантастическую галлюциногенную историю в рассказе на двадцати страницах Сон смешного человека .

Я впервые прочитал эту историю много лет назад, и изображения произвели глубокое впечатление.Я только что полностью перечитал рассказ пять раз, и каждое прочтение производило все более глубокое впечатление. Я вспоминаю, как Исаак Стерн говорил, что один струнный квартет Франца Шуберта был абсолютно совершенен, то есть пьеса была составлена ​​таким образом, чтобы каждая нота соответствовала каждой другой. Именно так я отношусь к этой работе Достоевского — даже в английском переводе каждое предложение, даже каждое слово — это жемчужина, идеально подходящая для работы в рамках всего рассказа. Какой шедевр!

В самом начале мы читаем, как этот нелепый человек знает, что он сам нелеп, и размышляет о жизни следующим образом: «Возможно, это произошло из-за ужасных страданий, которые росли в моей душе из-за чего-то более важного, чем что-либо еще. я: это что-то было убеждением, которое пришло ко мне, что ничто в мире не имеет значения.»

Мы следим за нелепым человеком, который ходит по сырым улицам мрачным дождливым вечером, и, видя звезду особым образом, понимает, что сегодня вечером он убьет себя. Неожиданно он встречает запуганная, промокшая восьмилетняя девочка. Мы следуем за нелепым мужчиной обратно в его квартиру, где он сидит в одиночестве в своем кресле с револьвером на столе. Этот нелепый мужчина думает своими нелепыми мыслями: «Мне казалось очевидным, что жизнь и мир как-то зависел от меня.Я могу почти сказать, что мир теперь казался созданным для меня вместе; если бы я застрелился, мир перестал бы существовать по крайней мере для меня ». У кого не было собственного потока мыслей, следовавших подобной логике, даже если мы сидим в нашем кресле без револьвера на столе? Достоевский знает душу

Нелепый мужчина засыпает на своем стуле и видит свой незабываемый сон, который, в некотором смысле, является кристаллизацией и развитием фрагментарных снов, которые каждый из нас испытал, сознательно или бессознательно.«А теперь я был похоронен в земле. Все ушли, я остался один, совершенно один». Попав в мир, очень похожий на наш, этот нелепый человек встречает людей и говорит нам: «И наконец я увидел и узнал людей этой счастливой страны. Они пришли ко мне сами, они окружили меня, поцеловали меня. . » Испытывая красоту этих людей, этот смешной человек говорит нам: «Они любили сочинять песни друг о друге и хвалили друг друга, как дети; это были самые простые песни, но они исходили из их сердец и доходили до их сердца.»

Лично я помню это изображение из своего первого чтения много лет назад. Возможно, причина в том, что я постоянно вспоминаю о взрослении, когда все насмехались, принижали и унижали друг друга. В юности я принимал слова и отношение окружающих, я сделал то же самое. Это была своего рода культурная инфекция, болезнь, и только когда я учился в колледже, я увидел именно то, что это было — болезнь. Как обычно, Здесь Достоевский держит руку на пульсе.

Я бы не хотел никому испортить финал, рассказывая, как продолжается и заканчивается сон, но я хотел бы процитировать то, что этот нелепый человек говорит нам в конце: «И все же это старая правда, которая была сказал и пересказал миллиард раз — но это не вошло в нашу жизнь! » Что такое старая правда? Что не вошло в нашу жизнь? Чтобы узнать точно, прочтите и погрузитесь в глубины своей души, следуя за нелепым человеком в его чудесном путешествии.

.

«Дом мертвых» Федора Достоевского

«Первые недели и, естественно, начало моего заключения произвели глубокое впечатление на мое воображение. С другой стороны, последующие годы все смешаны воедино и оставляют лишь одно смутное воспоминание. Определенные эпохи этой жизни даже стерлись из моей памяти. Я сохранил одно общее впечатление о нем, всегда одно и то же; болезненное, однообразное, удушающее. То, что я видел в опыте в течение первых нескольких дней заключения, кажется мне как будто все это произошло вчера.Так было »

Эти слова приходят довольно рано и создают сцену для необычного, обнадеживающего, полувымышленного рассказа Федора Достоевского об интернировании, которое он перенес в сибирском лагере для военнопленных после того, как был приговорен к четырем годам каторжных работ за свое участие. Достоевский завершил эту работу через шесть лет после освобождения, и в двух ее основных разделах вы можете почувствовать, как он систематизирует свои воспоминания, живо их пересматривает и изо всех сил пытается избавиться от них, прежде чем они исчезнут.В данных обстоятельствах он проделал замечательную работу, в конце концов, я уверен, что он предпочел бы написать о чем-то другом, но его опыт настолько важен, что ему просто нужно было записать это на бумаге. Немногие книги дают такую ​​яркую картину обстановки, из которой возникают многие великие произведения тюремной литературы, сила определенных писем, написанных в тюрьме, связана с тем, как они альтернативно сдерживают и сдерживают беспокойство, пыл и отчаяние . Рассказчик Достоевского настаивает, что даже самым покладистым заключенным иногда требуется мучительная, судорожная, безрассудно обнадеживающая демонстрация личности.

Большая часть действия книги вращается вокруг попыток осужденных освободить место для некоторого цвета и изменений в их дни, но это, очевидно, ограничено, карточные игры, драки на ножах, кражи, выпивка, попытки побега, праздничные торжества, пьеса, что угодно, чтобы остановить наступление безумия. Но самая драматическая попытка такого рода в романе — это форма самого повествования. Александр Петрович — немного неряшливый рассказчик. Он продолжает заполнять справочную информацию с опозданием, так как многие главы романа действительно представляют собой разрозненные собрания анекдотов и эссеистических фрагментов.В некотором смысле «Дом мертвых» постоянно расходится со своим сюжетом; везде, где повествование требует унылой переклички рутинных дел и повседневных унижений, книга ускользает, отклоняется или сворачивает в сторону. Это заставляет меня задаться вопросом, почему Достоевский просто не написал подробный автобиографический отчет о своем опыте?

Мне это показалось братской версией «Один день из жизни Ивана Денисовича» Солженицына, но с меньшим количеством мрачного, полностью ясного, почти документального повествования.Честно говоря, книга очень хорошо перемещается по жанрам, плавно переключаясь между художественной литературой, философскими размышлениями и мемуарами. Я ожидал чего-то более серьезного и эмоционально истощающего с точки зрения читателя, что надолго останется в памяти, но этого не произошло. Тем не менее, для поклонников Достоевского есть множество прекрасных философских размышлений, в которых рассказчик размышляет о природе свободы и важности надежды, о неравенстве наказаний за одно и то же преступление, о разрыве между внешним видом и реальностью, о природе свободы воли и другие тяжелые темы.

Для меня это было все равно, что стоять прямо у ворот тюрьмы и мельком увидеть, а не по-настоящему почувствовать кровь, пот и слезы изнутри. Очень хорошо написано (все-таки Достоевский), но не совсем то, на что я надеялся.

.