Лучшие и самые известные стихи Пушкина | Оллам

Уж небо осенью дышало…

Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась,
Ложился на поля туман,
Гусей крикливых караван
Тянулся к югу: приближалась
Довольно скучная пора;
Стоял ноябрь уж у двора.

Отрывок из поэмы Евгений Онегин

17210

Голос за!

Деревня

Приветствую тебя, пустынный уголок,
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,
Где льется дней моих невидимый поток
На лоне счастья и забвенья.
Я твой: я променял порочный двор цирцей,
Роскошные пиры, забавы, заблужденья
На мирный шум дубров, на тишину полей,
На праздность вольную, подругу размышленья.

Я твой: люблю сей темный сад
С его прохладой и цветами,
Сей луг, уставленный душистыми скирдами,
Где светлые ручьи в кустарниках шумят.
Везде передо мной подвижные картины:
Здесь вижу двух озер лазурные равнины,

Я здесь, от суетных оков…

Читать далее…

11418

Голос за!

Из Пиндемонти

Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспоривать налоги
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.

Читать далее…

9688

Голос за!

Зимний вечер

Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашумит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко застучит.

Наша ветхая лачужка
И печальна и темна.
Что же ты, моя старушка,
Приумолкла у окна?
Или бури завываньем
Ты, мой друг, утомлена,
Или дремлешь под жужжаньем
Своего веретена?

Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;

Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя.
Выпьем, добрая подружка
Бедной…

Читать далее…

16371

Голос за!

Клеветникам России

О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.

    Уже давно между собою

    Оставьте нас: вы не читали
    Сии кровавые скрижали;
    Вам непонятна, вам чужда
    Сия семейная вражда…

Читать далее. ..

11141

Голос за!

Красавица

Всё в ней гармония, всё диво,
Всё выше мира и страстей;
Она покоится стыдливо

Куда бы ты ни поспешал,
Хоть на любовное свиданье,
Какое б в сердце ни питал
Ты сокровенное мечтанье, —
Но, встретясь с ней, смущенный, ты
Вдруг остановишься невольно,
Благоговея богомольно
Перед святыней красоты.

1832

19599

Голос за!

Воспоминание

Когда для смертного умолкнет шумный день,
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне

1828

9439

Голос за!

Странник

I Однажды странствуя среди долины дикой,
Незапно был объят я скорбию великой
И тяжким бременем подавлен и согбен,

Потупя голову, в тоске ломая руки,
Я в воплях изливал души пронзенной муки
И горько повторял, метаясь как больной:
«Что делать буду я? Что станется со мной?»

II

И так я, сетуя, в свой дом пришел обратно.
Уныние мое всем было непонятно.
При детях и жене сначала я был тих
И мысли мрачные хотел таить от них;

Но скорбь час от часу меня стесняла боле;
И сердце наконец раскрыл я поневоле.

«О горе, горе нам! Вы, дети, ты, жена! —
Сказал я, — ведайте: моя душа полна
Тоской и ужасом, мучительное бремя
Тягчит меня. Идет! уж близко, близко время:

Читать далее…

7695

Голос за!

Товарищам

Промчались годы заточенья;
Недолго, мирные друзья,
Нам видеть кров уединенья
И царскосельские поля.
Разлука ждет нас у порогу,
Зовет нас дальний света шум,
И каждый смотрит на дорогу
С волненьем гордых, юных дум.
Иной, под кивер спрятав ум,
Уже в воинственном наряде
Гусарской саблею махнул —
В крещенской утренней прохладе
Красиво мерзнет на параде,

Читать далее. ..

10595

Голос за!

Туча

Последняя туча рассеянной бури!
Одна ты несешься по ясной лазури,
Одна ты наводишь унылую тень,

Ты небо недавно кругом облегала,
И молния грозно тебя обвивала;
И ты издавала таинственный гром

Довольно, сокройся! Пора миновалась,
Земля освежилась, и буря промчалась,
И ветер, лаская листочки древес,
Тебя с успокоенных гонит небес.

1835

15965

Голос за!

Друзьям (Богами вам еще даны…)

Богами вам еще даны
Златые дни, златые ночи,
И томных дев устремлены
На вас внимательные очи.
Играйте, пойте, о друзья!
Утратьте вечер скоротечный;
И вашей радости беспечной
Сквозь слезы улыбнуся я.

1816

12947

Голос за!

Воспоминания в Царском Селе

Навис покров угрюмой нощи
На своде дремлющих небес;
В безмолвной тишине почили дол и рощи,
В седом тумане дальний лес;
Чуть слышится ручей, бегущий в сень дубравы,
Чуть дышит ветерок, уснувший на листах,
И тихая луна, как лебедь величавый,
Плывет в сребристых облаках.

С холмов кремнистых водопады
Стекают бисерной рекой,
Там в тихом озере плескаются наяды
Его ленивою волной;
А там в безмолвии огромные чертоги,
На своды опершись, несутся к облакам.
Не здесь ли мирны дни вели земные боги?
Не се ль Минервы росской храм?

Не се ль Элизиум полнощный,
Прекрасный Царскосельский сад,
Где, льва сразив, почил орел России мощный
На лоне мира и отрад?
Промчались навсегда те времена златые,
Когда под скипетром великия жены
…

Читать далее…

11195

Голос за!

Лицинию

Лициний, зришь ли ты: на быстрой колеснице,
Венчанный лаврами, в блестящей багрянице,
Спесиво развалясь, Ветулий молодой
В толпу народную летит по мостовой?
Смотри, как все пред ним смиренно спину клонят;
Смотри, как ликторы народ несчастный гонят!
Льстецов, сенаторов, прелестниц длинный ряд
Умильно вслед за ним стремит усердный взгляд;
Ждут, ловят с трепетом улыбки, глаз движенья,
Как будто дивного богов благословенья;
И дети малые и старцы в сединах,
Все ниц пред идолом безмолвно пали в прах:
Для них и след колес, в грязи напечатленный,

О Ромулов народ, скажи, давно ль ты пал?
Кто вас поработил и властью оковал?
Квириты гордые под иго преклонились.
Кому ж, о небеса, кому поработились?
(Скажу ль?) Ветулию! Отчизне стыд моей,
Развратный…

Читать далее…

8008

Голос за!

• Показать еще

Лучшие стихи Пушкина: список :: SYL.ru

Наследие Пушкина громадно и многогранно. Что поможет выбрать лучшие стихи Пушкина? М. Цветаева написала книгу под названием «Мой Пушкин», подчеркивая индивидуальность восприятия поэта. Лучшие стихи Пушкина – это те, которые в разные периоды времени затрагивают разные душевные струны читателя.

Многообразие творчества

В школе проходят одно, а мы потом предпочитаем другое. В наследии Пушкина существуют безусловные шедевры, которые обойти в творчестве поэта невозможно: «Дружба», «Какая ночь! Мороз трескучий…», «Воспоминание», «Дар напрасный, дар случайный…», «Предчувствие», «Анчар», «Румяный критик мой…», «Не дай мне бог сойти с ума…», «Пора, мой друг, пора!», «Из Пиндемонти», «Отцы пустынники и жены непорочны». Лучшие стихи Пушкина полны раздумий о смысле жизни. Всего в четырех строках поэт дает афористичную и язвительную, сразу западающую в душу характеристику дружбе. Стихотворение «Какая ночь!» переносит нас в эпоху Ивана Грозного, создавая полную картину, лучше любого живописного полотна, ужасов того времени.

Лучшие стихи Пушкина – это всегда анализ и осмысление действительности, даже если это просто бессонная ночь, когда вспоминается вся прошедшая жизнь и льются слезы, не смывающие печальных строк («Воспоминание»). К концу жизни, а поэт еще не знал, как близок он к финалу, устав от балов и придворной суеты и унижений от полученной должности камер-юнкера, он пишет как бы перевод стихотворения, чтобы обойти цензуру: мало ли что может создать иностранец Пиндемонти. Из-под пера поэта на бумагу ложатся строки о том, чему поэт не придает никакой цены, и лишь затем он говорит, что ему требуется свобода, чтобы никому ни в чем не давать отчета. Никому он не желает служить ради власти и высокой должности. Ему противно идти против совести даже в мыслях. Истинное счастье заключено, по его мнению, в удивлении и восторгах перед красотами природы и искусства. Очень правдивое высказывание глубоко одинокого человека, который окружен семьей и друзьями.

О любви

Стихи Пушкина о любви относятся к тем годам, когда его сердцем не завладела шестнадцатилетняя Наталья Николаевна. То есть они все датируются в основном до 1828 года. Хотя среди них встречаются и более поздние шедевры. В стихотворении «Для берегов отчизны дальной…» идет печальный рассказ о расставании искренне любящего лирического героя с женщиной, навсегда покидающей Россию.

Этот печальный вечер он забыть не может. Влюбленные надеялись все же увидеться в оливковых рощах под голубым небом, но злой рок прервал жизнь молодой женщины. Лирический герой горько остался ждать последнего прощального поцелуя. Одно время предполагалось, что стихотворение посвящено Амалии Ризнич. Сейчас с такой уверенностью исследователи об этом не пишут. Но не это главное в любовной лирике Пушкина, не те конкретные имена, которые могут встать перед нами, а те нежные чувства, которые отражены в стихотворениях-воспоминаниях. Время накладывает на стихи Пушкина о любви печать отстраненности от глубоких переживаний, которые испытывал некогда поэт. Он сам где-то говорил, что, любя, он бывал нем. Лишь только когда чувство уходило, то появлялись строки «Я вас любил…». В конце произведения, наполненного благородными чувствами, идет пожелание, чтобы дорогую ему женщину смог бы также нежно полюбить другой человек. Часто увлекавшийся поэт говорит, что его сердце не может не любить и не гореть («На холмах Грузии…»). Любовь рассматривал поэт как высокое, но преходящее чувство. Совсем иначе звучат письма Татьяны к Онегину и Онегина к Татьяне. Это чувство, которое поставило героев в безвыходное положение, они пронесут как единственную ценность в своей жизни.

Еще одно воспоминание

«Я помню чудное мгновенье…» Пушкин написал в 1825 году в Михайловском. Он и раньше видел это божественное видение, гения чистой красоты, но шли годы, и стерлись в памяти милые черты, был забыт нежный голос.

Неожиданно в глуши, где медленно и скучно тянутся дни, где ничего не вдохновляет, где нет ни слез, ни жизни, ни любви, он видит вновь упоительную красоту в чистом виде, и в душе всплывают воспоминанья и невольное восклицание: «Я помню чудное мгновенье…». Пушкин подчинил на листе бумаги свое чувство традиционным законам романтической лирики. Читатель получил стихотворение-послание к той, что возродила его для жизни и любви.

Стихи Пушкина для детей

Сейчас детям традиционно читают его сказки и поэму «Руслан и Людмила». Однако Пушкин предназначал их для взрослого читателя. Явное отличие современных мальчишек и девчонок от тех, что жили двести лет назад, и объяснения взрослыми непонятных слов не мешает детям следить за напряженным сюжетом и вслушиваться в великолепный язык поэта. Каждый русский ребенок знает про кота, который ходит по золотой цепи и рассказывает сказки. О русалке, которая сидит на ветвях, о белочке, которая грызет золотые орешки.

Все приключения Руслана, который ищет Людмилу, украденную Черномором, им известны. А как прекрасны стихи о весне, которые проходят в школе в первом классе, – «Улыбкой ясною природа…» или еще один маленький отрывок из «Евгения Онегина», который знают все дети: «Зима!.. Крестьянин, торжествуя…». Когда им объяснят, что значит слово дровни, кибитка, бразды, ямщик, салазки и, наконец, кто такая Жучка, то перед ребенком возникнет полная картина русской зимы.

Стихи Пушкина о зиме

Известно, что поэт больше всего любил осень, однако он же говорил: «Здоровью моему полезен русский холод». Великолепный пейзаж открывается в «Зимней дороге»: луна пробирается через волнистые туманы. С двух сторон от дороги глухой лес, поляны залиты печальным светом луны. Глушь, нигде не светится приветливый огонек жилья. Лирическому герою остается пересчитывать полосатые столбы, которыми отмечены версты, ехать всю ночь и ждать утренней встречи и тепла камина. Необыкновенно хороши «Мчатся тучи, вьются тучи…», создавая ночной вьюжный зимний пейзаж, где на мутной луне воображение поэта поместило играющих бесов. Насколько противоположно этому минорному настроению яркое «Зимнее утро».

На солнце блестит снег, небо голубое, день чудесный. Только и кататься в санках, наслаждаясь морозным воздухом, а потом греться у печи, в которой весело потрескивают поленья.

В качестве заключения

Лирика Пушкина сопровождает русского человека с детства до глубокой старости. Даже не ощущая этого, мы говорим на языке, который он создал и отшлифовал своим гением. В нашей речи совершенно естественно проскальзывают цитаты из его произведений. «Солнце нашей поэзии» освещает весь жизненный путь русского человека.

А.С. Пушкин – философская лирика, полный анализ

Александр Сергеевич Пушкин писал в различных жанрах, но особое место в его творчестве занимает философская лирика, полный анализ которой поможет лучше понять данную тему. Команда Литеровед.ру подготовила самые известные произведения на данную тему, что помогает больше понять мысли поэта.

Будучи еще юношей, поэт часто придавался философским размышлениям. Он часто размышлял о смысле жизни, случайностях и закономерностях бытия, а так же о взаимоотношениях поколений.

Гораздо позже в произведениях поэта появляется тема религии, но даже в этом случае он делает это в своей неподражаемой манере. Автор не пытается показать поверхностную часть, он старается заглянуть в самую глубь, пытаясь раскрыть все аспекты в этом очень непростом вопросе. Еще в раннем детстве он увлекался творчеством различных античных поэтов. Стоит вспомнить, что на то время философ и поэт были одним целым. Возможно поэтому в каждом из стихотворений автора есть о чем поразмышлять.

Философская лирика А. С. Пушкина

Александр Сергеевич Пушкин не зря получил славу одного из самых великих поэтов того времени. Благодаря ему в русской литературе впервые появилось понятие реализма, основоположником которого и является Александр Сергеевич. Благодаря этому смогли раскрыться таланты и других великих поэтов и писателей, таких как: Лермонтов, Гоголь, Толстой. Некрасов, Достоевский. Лирика Пушкина затрагивает огромное количество различных тем. Но какими бы не были разными темы, поднятые поэтом в своем творчестве, их все объединяет философское содержание и размышления.

Александр Сергеевич, как человек образованный, всю свою недолгую. Но яркую жизнь, размышлял над различными философскими темами. Он очень много думал о смысле жизни, добре и зле, о роли поэта и поэзии как таковой. Это далеко не весь список тем, которые интересовали поэта. Все эти темы проявились и в его творчестве.

Отличительной чертой философской лирики у Пушкина заключается в том, что она носит глубоко личный, можно даже сказать интимный характер. Каждую из интересующих его тем он пропускал через себя, вкладывал в неё свою душу, опят, мысли и переживания.

Вопросы вечности начали его волновать ещё в то время, когда он был студентов Царскосельского лицея. На тот момент поэт считал, что главный смысл жизни заключается в наслаждении: дружеских посиделках, веселых компаниях, веселье, но никак не в грусти.

Лучшие и знаменитые стихи Пушкина

Известные стихи великого поэта всех времен — Александра Пушкина. Мы подобрали для вас ТОП-10 лучших стихов А.С. Пушкина. Все стихи подобраны на основе популярности в интернете (по поисковым запросам). — Я вас любил: любовь еще, быть может…

Я вас любил: любовь еще, быть может, В душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем. Я вас любил безмолвно, безнадежно, То робостью, то ревностью томим; Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам бог любимой быть другим.

*****

Я помню чудное мгновенье

Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной, В тревогах шумной суеты, Звучал мне долго голос нежный И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный Рассеял прежние мечты, И я забыл твой голос нежный, Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья Тянулись тихо дни мои Без божества, без вдохновенья, Без слез, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье: И вот опять явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье, И для него воскресли вновь И божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь.

*****

У лукоморья дуб зеленый

У лукоморья дуб зелёный; Златая цепь на дубе том: И днём и ночью кот учёный Всё ходит по цепи кругом; Идёт направо — песнь заводит, Налево — сказку говорит. Там чудеса: там леший бродит, Русалка на ветвях сидит; Там на неведомых дорожках Следы невиданных зверей; Избушка там на курьих ножках Стоит без окон, без дверей; Там лес и дол видений полны; Там о заре прихлынут волны На брег песчаный и пустой, И тридцать витязей прекрасных Чредой из вод выходят ясных, И с ними дядька их морской; Там королевич мимоходом Пленяет грозного царя; Там в облаках перед народом Через леса, через моря Колдун несёт богатыря; В темнице там царевна тужит, А бурый волк ей верно служит; Там ступа с Бабою Ягой Идёт, бредёт сама собой, Там царь Кащей над златом чахнет; Там русский дух… там Русью пахнет! И там я был, и мёд я пил; У моря видел дуб зелёный; Под ним сидел, и кот учёный Свои мне сказки говорил.

Отрывок из поэмы «Руслан и Людмила».

*****

Туча

Последняя туча рассеянной бури! Одна ты несешься по ясной лазури, Одна ты наводишь унылую тень, Одна ты печалишь ликующий день.

Ты небо недавно кругом облегала, И молния грозно тебя обвивала; И ты издавала таинственный гром И алчную землю поила дождем.

Довольно, сокройся! Пора миновалась, Земля освежилась, и буря промчалась, И ветер, лаская листочки древес, Тебя с успокоенных гонит небес.

*****

Осень

I Октябрь уж наступил — уж роща отряхает Последние листы с нагих своих ветвей; Дохнул осенний хлад — дорога промерзает. Журча еще бежит за мельницу ручей, Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает В отъезжие поля с охотою своей, И страждут озими от бешеной забавы, И будит лай собак уснувшие дубравы.

II Теперь моя пора: я не люблю весны; Скучна мне оттепель; вонь, грязь — весной я болен; Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены. Суровою зимой я более доволен, Люблю ее снега; в присутствии луны Как легкий бег саней с подругой быстр и волен, Когда под соболем, согрета и свежа, Она вам руку жмет, пылая и дрожа!

III Как весело, обув железом острым ноги, Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек! А зимних праздников блестящие тревоги?. . Но надо знать и честь; полгода снег да снег, Ведь это наконец и жителю берлоги, Медведю, надоест. Нельзя же целый век Кататься нам в санях с Армидами младыми Иль киснуть у печей за стеклами двойными.

IV Ох, лето красное! любил бы я тебя, Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи. Ты, все душевные способности губя, Нас мучишь; как поля, мы страждем от засухи; Лишь как бы напоить, да освежить себя — Иной в нас мысли нет, и жаль зимы старухи, И, проводив ее блинами и вином, Поминки ей творим мороженым и льдом.

V Дни поздней осени бранят обыкновенно, Но мне она мила, читатель дорогой, Красою тихою, блистающей смиренно. Так нелюбимое дитя в семье родной К себе меня влечет. Сказать вам откровенно, Из годовых времен я рад лишь ей одной, В ней много доброго; любовник не тщеславный, Я нечто в ней нашел мечтою своенравной.

VI Как это объяснить? Мне нравится она, Как, вероятно, вам чахоточная дева Порою нравится. На смерть осуждена, Бедняжка клонится без ропота, без гнева. Улыбка на устах увянувших видна; Могильной пропасти она не слышит зева; Играет на лице еще багровый цвет. Она жива еще сегодня, завтра нет.

VII Унылая пора! очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса — Люблю я пышное природы увяданье, В багрец и в золото одетые леса, В их сенях ветра шум и свежее дыханье, И мглой волнистою покрыты небеса, И редкий солнца луч, и первые морозы, И отдаленные седой зимы угрозы.

VIII И с каждой осенью я расцветаю вновь; Здоровью моему полезен русской холод; К привычкам бытия вновь чувствую любовь: Чредой слетает сон, чредой находит голод; Легко и радостно играет в сердце кровь, Желания кипят — я снова счастлив, молод, Я снова жизни полн — таков мой организм (Извольте мне простить ненужный прозаизм).

IX Ведут ко мне коня; в раздолии открытом, Махая гривою, он всадника несет, И звонко под его блистающим копытом Звенит промерзлый дол и трескается лед. Но гаснет краткий день, и в камельке забытом Огонь опять горит — то яркий свет лиет, То тлеет медленно — а я пред ним читаю Иль думы долгие в душе моей питаю.

X И забываю мир — и в сладкой тишине Я сладко усыплен моим воображеньем, И пробуждается поэзия во мне: Душа стесняется лирическим волненьем, Трепещет и звучит, и ищет, как во сне, Излиться наконец свободным проявленьем — И тут ко мне идет незримый рой гостей, Знакомцы давние, плоды мечты моей.

XI И мысли в голове волнуются в отваге, И рифмы легкие навстречу им бегут, И пальцы просятся к перу, перо к бумаге, Минута — и стихи свободно потекут. Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге, Но чу! — матросы вдруг кидаются, ползут Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны; Громада двинулась и рассекает волны.

XII Плывет. Куда ж нам плыть?..

*****

Зимнее утро

Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный — Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой взоры Навстречу северной Авроры, Звездою севера явись!

Вечор, ты помнишь, вьюга злилась, На мутном небе мгла носилась; Луна, как бледное пятно, Сквозь тучи мрачные желтела, И ты печальная сидела — А нынче… погляди в окно:

Под голубыми небесами Великолепными коврами, Блестя на солнце, снег лежит; Прозрачный лес один чернеет, И ель сквозь иней зеленеет, И речка подо льдом блестит.

Вся комната янтарным блеском Озарена. Веселым треском Трещит затопленная печь. Приятно думать у лежанки. Но знаешь: не велеть ли в санки Кобылку бурую запречь?

Скользя по утреннему снегу, Друг милый, предадимся бегу Нетерпеливого коня И навестим поля пустые, Леса, недавно столь густые, И берег, милый для меня.

*****

Зимний вечер

Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя, То по кровле обветшалой Вдруг соломой зашумит, То, как путник запоздалый, К нам в окошко застучит.

Наша ветхая лачужка И печальна и темна. Что же ты, моя старушка, Приумолкла у окна? Или бури завываньем Ты, мой друг, утомлена, Или дремлешь под жужжаньем Своего веретена?

Выпьем, добрая подружка Бедной юности моей, Выпьем с горя; где же кружка? Сердцу будет веселей. Спой мне песню, как синица Тихо за морем жила; Спой мне песню, как девица За водой поутру шла.

Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя. Выпьем, добрая подружка Бедной юности моей, Выпьем с горя: где же кружка? Сердцу будет веселей.

*****

Няне

Подруга дней моих суровых, Голубка дряхлая моя! Одна в глуши лесов сосновых Давно, давно ты ждешь меня.

Ты под окном своей светлицы Горюешь, будто на часах, И медлят поминутно спицы В твоих наморщенных руках.

Глядишь в забытые вороты На черный отдаленный путь: Тоска, предчувствия, заботы Теснят твою всечасно грудь. То чудится тебе…

*****

К Чаадаеву Любви, надежды, тихой славы Недолго нежил нас обман, Исчезли юные забавы, Как сон, как утренний туман; Но в нас горит еще желанье, Под гнетом власти роковой Нетерпеливою душой Отчизны внемлем призыванье. Мы ждем с томленьем упованья Минуты вольности святой, Как ждет любовник молодой Минуты верного свиданья. Пока свободою горим, Пока сердца для чести живы, Мой друг, отчизне посвятим Души прекрасные порывы! Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, И на обломках самовластья Напишут наши имена!

*****

Цветок

Цветок засохший, безуханный, Забытый в книге вижу я; И вот уже мечтою странной Душа наполнилась моя:

Где цвел? когда? какой весною? И долго ль цвел? и сорван кем, Чужой, знакомой ли рукою? И положен сюда зачем?

На память нежного ль свиданья, Или разлуки роковой, Иль одинокого гулянья В тиши полей, в тени лесной?

И жив ли тот, и та жива ли? И нынче где их уголок? Или уже они увяли, Как сей неведомый цветок?

—————————————

Александр Пушкин

Русский поэт, драматург и прозаик, заложивший основы русского реалистического направления, критик и теоретик литературы, историк, публицист; один из самых авторитетных литературных деятелей первой трети XIX века. Родился: 6 июня 1799 г., Москва, Российская империя Умер: 10 февраля 1837 г. (37 лет), Санкт-Петербург, Российская империя

“Гроб Анакреона” (1815)

Смертный, век твой привиденье:

Счастье резвое лови;

Наслаждайся, наслаждайся;

Чаще кубок наливай;

Страстью пылкой утомляйся

И за чашей отдыхай!

Данное произведение поэт написал, будучи шестнадцатилетним юношей. Во многих произведения Александра Сергеевича того времени просматриваются идентичные взгляды и мысли.

До капли наслажденье пей,

Живи беспечен, равнодушен!

Мгновенью жизни будь послушен,

Будь молод в юности твоей!

В обращении к товарищу, автор утверждает, что смысл всего заключается именно в наслаждении, веселье и дружеских посиделках.

Талисман

Там, где море вечно плещет На пустынные скалы, Где луна теплее блещет В сладкий час вечерней мглы, Где, в гаремах наслаждаясь, Дни проводит мусульман, Там волшебница, ласкаясь, Мне вручила талисман.

И, ласкаясь, говорила: «Сохрани мой талисман: В нем таинственная сила! Он тебе любовью дан. От недуга, от могилы, В бурю, в грозный ураган, Головы твоей, мой милый, Не спасет мой талисман.

И богатствами Востока Он тебя не одарит, И поклонников пророка Он тебе не покорит; И тебя на лоно друга, От печальных чуждых стран, В край родной на север с юга Не умчит мой талисман…

Но когда коварны очи Очаруют вдруг тебя, Иль уста во мраке ночи Поцелуют не любя — Милый друг! от преступленья, От сердечных новых ран, От измены, от забвенья Сохранит мой талисман!»

*****

20-е годы и творчество поэта

Данное время стало переломным в жизни и творчестве автора. Он занялся подведением итогов своей прожитой жизни, а так же реализации в творчестве.

Находясь в южной ссылке, автор полностью растворяется в романтизме, что свойственно было всему молодому поколению того времени. Он выбирает себе двух кумиров: Наполеона и Байрона. Так же меняются и философские размышления поэта. Он уже не видит смысла в развлечениях и прожигании жизни, теперь главным для него становится подвиг. Это все отражается в лирике поэта, которая наполняется стремлением действовать, героизмом, величественными порывами души.

Элегия

Безумных лет угасшее веселье Мне тяжело, как смутное похмелье. Но, как вино — печаль минувших дней В моей душе чем старе, тем сильней. Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе Грядущего волнуемое море.

Но не хочу, о други, умирать; Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать; И ведаю, мне будут наслажденья Меж горестей, забот и треволненья: Порой опять гармонией упьюсь, Над вымыслом слезами обольюсь, И может быть — на мой закат печальный Блеснет любовь улыбкою прощальной.

*****

«К морю» (1824)

В стихотворении «К морю», которое автор пишет в 1824 году, как и в стихотворении «Погасло дневное светило», поэт находит для себя новый источник вдохновения – океан. Сидя на берегу, автор придается мечтам и размышлениям. Именно из моря он начинает черпать свое вдохновение. Он неоднократно ставит в сравнение море и человеческую жизнь.

Найдя новые увлечения и идеалы, автор отрекается от прежних ценностей. Они для него больше не играют такой важной роли, как играли в юношестве.

Мне вас не жаль, неверные друзья,

Венки пиров и чаши круговые —

Мне вас не жаль, изменницы младые,

Задумчивый, забав чуждаюсь я

В середине 20-х годов поэт переживает кризис мировоззрения. Все меньше в его жизни остается места романтизму, и все больше начинает проявляться реализм. Автор начинает смотреть на жизнь трезво, она его перестает так радовать, как это было ранее, проблемы становятся реальнее. Пушкин перестает вообще видеть в ней как таковой смысл, а так же ту самую высокую цель, которую преследовал до этого.

Анализ произведений

Чтобы лучше понять природу размышлений и жизненных ценностей писателя, стоит провести анализ философской лирики Пушкина по стихам. Немаловажно рассматривать произведения в контексте жизненной ситуации поэта, чтобы полностью проникнуться идеями и чувствами Александра Сергеевича на разных этапах его жизни и творчества.

Ода Пушкина Пророк

Стихотворение «Пророк» было написано в 1826 году. Своеобразие произведение заключается в его жанре. Обычно оду пишут с целью восхвалить что-то, но стихотворение Пушкина имело противоположную цель — в нём писатель выражал презрение к славе, богатству, признанию и уважению высшего класса.

Главной темой произведения стал поиск поэтом места в мире, осознание своего предназначения и роли в обществе. Именно он является метафорическим пророком — Пушкин использует религиозную тематику, чтобы скрыть истинное значение стиха. В стихотворении поэт приходит к выводу, что главное для него — нести народу свет и направлять на правильный путь, а не искать людское признание.

Стих написан в возвышенном стиле, но Пушкин не идеализирует пророка и не считает его путь единственно правильным. Он подчёркивает, что стать настоящим поэтом можно только через упорную работу, страдания и развитие талантов, а это выдержит не каждый. Только пройдя через испытания, человек сможет возвыситься духовно и нести свои идеи другим. Кроме того, тяжёлую работу вряд ли вознаградят при жизни, что Александр Сергеевич хочет донести до молодых коллег.

Стихотворение Узник

История создания этого произведения пришлась на тяжёлые времена в жизни поэта. С 1820 по 1824 он отбывал южную ссылку, где занимался рутинными канцелярскими обязанностями. Наказание угнетало автора, он считал его несправедливым оскорблением и насилием над личностью, а потому продолжал халатно относиться к обязанностям и писать «непотребные» стихи. Одним из них стал «Узник», в котором Пушкин метафорически описал своё положение.

В своём произведении поэт говорит сравнениями. Он представляются читателю как молодой орёл, «вскормленный в неволе». Этому дали два толкования:

• Александр Сергеевич намекает на вседозволенность самодержавного правительства, при котором каждый человек свободен только мнимо и может в любой момент попасть за решётку из-за неправильного слова.
• Поэт попал в заключение в очень молодом возрасте, при котором личность только формируется, а потому подобное насилие над ним может серьёзно повлиять на характер и судьбу.

Какая бы из трактовок ни была верной, писатель резко протестует против своего заключения. Он противопоставляет радость свободы и трагедию узника в контрасте между заточённым орлом и «вольной птицей» — изначально они равны друг другу, но затем были разделены решёткой по прихоти хозяина. Разница между их качеством жизни показана в сравнении хозяйского корма и кровавой добычи — символа независимости и свободы.

Свободный орёл предлагает запертому собрату улететь в далёкие земли, избавленные от насилия и гонений. Это отражает стремление писателя к свободе. Возможно, в стихотворении автор намекает на его подготовку к побегу за границу, который он планировал в середине двадцатых годов.

Произведение Цветок

Это литературное произведение было написано в 1828 году, когда Пушкин уже освободился из ссылки и уехал обратно в Петербург. Но свобода и долгожданное возвращение не принесло поэту должной радости — столичное общество было настроено против него, а власти продолжали пристально следить за писателем, готовые преподать ему новый урок. Поэтому в стихотворении «Цветок» явно прослеживаются мотивы разочарования — оно посвящено грустным раздумьям и быстротечности жизни и увядшей красоте.

Сюжет незатейлив — лирический герой находит среди страниц книги давно забытый цветок и размышляет о его судьбе. В лирике прослеживается параллель жизненного цикла растения с жизнью самого поэта:

• цветение — беззаботная молодость, во время которой человек преисполнен радостных надежд и думает, что перед ним открыт весь мир;
• момент, когда кто-то срывает красивый цветок, не задумываясь о том, что тем самым лишает его жизни — это метафора для внезапной ссылки Пушкина, не подозревающего ничего о надвигающейся опасности;
• зажатый в страницах книги, цветок лишается возможности благоухать и радовать людей своей красотой — как и поэт иссыхает в заточении, неспособный нести народу своё творчество.

В коротком стихе также чувствуется сопротивление поэта попыткам власти сделать его произведения личной собственностью — как сорвавшие цветок хотели оставить его красоту только для себя. Но прямо высказать свои мысли он не мог из-за страха разгневать Николая I, который освободил его.

Размышления о судьбе увядшего растения остаются туманными, без намёков на конкретных личностей. Поэт упоминает, что оно было сорвано и подарено как символ памяти, а затем стало свидетелем любовных историй и страстей людей, которых уже может и не быть в живых. В стихотворении рассматривается тема быстротечности жизни, раскрывается проблема людей, неспособных ценить её лучшие годы, а затем разочаровывающихся.

Если жизнь тебя обманет

Стихотворение было написано во времена михайловской ссылки Пушкина в 1825 году. Оно было посвящено Е. Вульф — женщине, в которую писатель некоторое время был влюблён, но потом отношения переросли в крепкую дружбу. Много дней он проводил в доме её семьи, скрашивая своё одиночество.

Переживающий личностный кризис поэт, страдающий от гонений и притеснений за свои убеждения, чувствовал себя в безопасности и комфорте рядом с Е. Вульф, а потому на время мог прервать печальные мысли. Это сыграло огромную роль в его жизни — в некоторых конспектах литературоведов даже говорится, что эта женщина стала прообразом Ольги Лариной в «Евгении Онегине».

Александр Сергеевич не хотел, чтобы девушка, отличающаяся добротой и жизнерадостностью, слишком рано разочаровалась в жизни и познала её жестокости. Потому он написал стихотворение в оптимистичном, жизнеутверждающем ключе. Он говорит, что даже если настоящее кажется тусклым и безрадостным, человек всегда может изменить ситуацию к лучшему в будущем. Раскрывается проблематика поиска счастья — нужно не ждать, пока оно наступит, а самому создавать его путём тяжёлой работы.

Поэт призывает читателей проще относиться к неизбежным неудачам и падениям, утверждая, что «всё пройдёт» и «день веселья настанет» после часов уныния. Автор учит принимать жизнь такой, какая она есть и кратко доносит правдивую мысль о том, что даже о прошлых годах неудач и лишений в конце концов останутся добрые и радостные воспоминания.

Погасло дневное светило

Это стихотворение Пушкин написал в 1820 году, когда на корабле направлялся из Феодосии в Гурзуф. Это философское произведение с элементами пейзажной лирикой отражает контрасты и противоречивость в эмоциях поэта: с одной стороны, он был опечален и взволновал вечной ссылкой, с другой — не мог не восхищаться красотой южной природы. В строках стихотворения можно найти отголоски многих чувств:

• уныние и неопределённость — Пушкин не знал, что его ждёт впереди и не представлял, вернётся ли он когда-нибудь на родину, потому воспоминания о прошлой любви, друзьях, надеждах и желаниях вызывают у него грусть и слёзы;
• покорность — поэт сравнивает несправедливую власть с непреклонным морем, подчёркивая её неприступность и бессилие обычного человека, являющегося всего лишь песчинкой;
• разочарование — писатель в некоторой степени рад своему изгнанию с родины, ведь именно на ней он лишился былых наивных иллюзий о свободе и справедливости, понял лицемерную натуру современников, к которым теперь чувствовал презрение.

Лирический герой этого произведения соответствует классическому определению одинокого морского путешественника. Интересным его делает глубокая личная связь с Пушкиным, который не только видел море впервые, но и был настоящим изгнанником со своей родины, что сделало его впечатление очень реальными и глубокими.

Телега жизни

Это произведение литературы было написано в 1823 году, когда Пушкин перебывал в южной ссылке. Он был вынужден заниматься скучной канцелярской работой, вгоняющей в депрессивные размышления. Это отразилось на настроении стихотворения, в котором автор символически описывает разные этапы своего жизненного пути.

Утро в стихотворении отождествляется с молодостью — первые строки стиха показывает дух юности, которая, «презирая лень и негу», готова беззаботно ехать, пока не «сломает голову». Но к полудню наступает разочарование — былая отвага пропадает, теперь в действиях требуется холодный расчёт. Далее приходит вечер, к которому человек настолько привыкает к своей телеге, что уже не чувствует радости от предстоящего и пройденного пути — даже лошадей гонит уже не он, а время.

Герои в стихотворении представлены обобщённо. В нём Пушкин описывает психологию взросления обычного человека, а не делится личным опытом. Себя поэт считает частью общей народной массы, подчиняющейся законам вселенной.

«Телега жизни» (1823)

В своем стихотворении «Телега жизни», которое пишет в 1823 году, он начинает сравнивать жизнь с телегой, которая постоянно находится в движении с утра и до поздней ночи.

Катит по-прежнему телега;

Под вечер мы привыкли к ней,

И дремля едем до ночлега,

А время гонит лошадей.

Далее следовал ещё тяжелее период в жизни поэта. Это было связано с поражением декабристов в восстании. Ведь многие, принимавшие участие в восстании, были его близкими товарищами. В итоге их либо казнили, либо сослали в Сибирь. Автор так же собирался принимать участие в данном мероприятии, поэтому постоянно испытывал перед ними чувство вины. Плюс ко всему на автора навалились неудачи в личной жизни. Это наложило отпечаток и на его творчество, в котором все больше начало слышаться отчаяние. Он не видит больше смысла ни в своих идеях, ни в жизни как таковой.

Цели нет передо мною:

Сердце пусто, празден ум,

И томит меня тоскою

Однозвучный жизни шум.

Направление лирики

Основные философские мотивы в лирике Пушкина постоянно менялись — видна чёткая периодизация. В начале своих писательских лет поэт имел мировоззрение романтика, больше всего заботившегося о развлечениях и весёлых днях с друзьями. Позже, во времена революции, ссылок и цензуры, он пережил несколько духовных и личностных кризисов. Тяга к геройским начинаниям и романтизм постепенно сменяются жёстким реализмом и цинизмом.

Под конец своей жизни писатель приходит к гармонии с собой. В своих произведения он начинает рассматривать глубокие вопросы природы человеческого бытия, жизни и смерти. Одновременно с этим явно выражены нотки ностальгии по былым весёлым временам.

Александр Сергеевич был склонен к философским рассуждениям ещё с юности. В своих ранних поэмах он призывает читателя хранить свободный дух, веселиться, развлекаться с друзьями и ни о чём не заботиться. Яркие примеры подобных стихотворений — «Гроб Анакреона» (1815), «Стансы Толстому» (1819). В них воспеваются пирушки, гулянки и простые удовольствия, которыми Пушкин наслаждался в свои лицейские годы.

Философия поэта, а вместе с ней и мотивы стихов, кардинально поменялись к началу двадцатых годов. Культурная революция и политические события того времени склонили его на сторону романтизма. Он больше не находил удовлетворения в бессмысленном прожигании времени за весельем, вместо этого стремясь к героическим поступкам. Кумирами писателя в те года были Байрон и Наполеон.

В середине двадцатых годов Пушкин переживает очередной личностный кризис. Романтизм в его стихотворениях сменяется холодным реализмом. Появляются раздумья о проблемах и трудностях, жестокости правды, бессмысленности жизни. Причиной такой перемены стало поражение декабристов и чувство вины писателя за то, что он не помог друзьям в свержении царского режима.

Поздняя поэзия Александра Сергеевича пропитана грустью и одиночеством, которые он тогда испытывал. Частыми в ней становятся размышления о природе жизни и смерти, раскрытие религиозных тем. Поэт старался не описать традиции и внешние атрибуты церкви, а проникнуть глубже и разобраться в непростых вопросах веры.

Другая особенность поздних стихов заключается в явной ностальгии по прошлым, простым временам. Это ярко выражено в таких произведениях, как «Чем чаще празднует лицей» и «Была пора».

«Дар напрасный, дар случайный» (1828)

Поэт пишет свое стихотворение «Дар напрасный, дар случайный», будучи двадцатидевятилетним мужчиной. Его начинают интересовать темы бессмертия и смерти, смена поколений, извечная тема добра и зла.

Тему добра и зла он рассматривает и в своем произведении «Анчар», которое пишет в этом же году. В этом стихотворении речь идет об анчаре – ядовитом дереве, в образе которого поэт передает все воплощение зла, которым люди начинают пользоваться необдуманно, ради собственной выгоды.

Но не только грустные мысли одолевали автора. Если рассмотреть его стихотворение «Элегия», то здесь поэт утверждает обратное. Он не отрекается от жизни, предпочитая смерть. Несмотря ни на что, он собирается продолжить свой жизненный путь, продолжать свое творчество. Он считает, что именно таким образом он сможет к закату своих дней обрести гармонию, любовь, и быть, наконец-то, счастливым.

Так же Пушкин задумывается о разуме и безумии, считая безумием – самым страшным жизненным испытанием.

Он уверен в том, что его призвание – это творить, указывая своим творчеством путь народу. Своей поэзией он способен менять взгляды и судьбы людей, давая хорошие советы, пробуждая и вдохновляя на подвиги!

Пророк

Духовной жаждою томим, В пустыне мрачной я влачился, — И шестикрылый серафим На перепутье мне явился. Перстами легкими как сон Моих зениц коснулся он. Отверзлись вещие зеницы, Как у испуганной орлицы. Моих ушей коснулся он, — И их наполнил шум и звон: И внял я неба содроганье, И горний ангелов полет, И гад морских подводный ход, И дольней лозы прозябанье. И он к устам моим приник, И вырвал грешный мой язык, И празднословный и лукавый, И жало мудрыя змеи В уста замершие мои Вложил десницею кровавой. И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул. Как труп в пустыне я лежал, И бога глас ко мне воззвал: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей».

*****

Бесы

Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна Освещает снег летучий; Мутно небо, ночь мутна. Еду, еду в чистом поле; Колокольчик дин-дин-дин… Страшно, страшно поневоле Средь неведомых равнин!

«Эй, пошел, ямщик!..» — «Нет мочи: Коням, барин, тяжело; Вьюга мне слипает очи; Все дороги занесло; Хоть убей, следа не видно; Сбились мы. Что делать нам! В поле бес нас водит, видно, Да кружит по сторонам.

Посмотри: вон, вон играет, Дует, плюет на меня; Вон — теперь в овраг толкает Одичалого коня; Там верстою небывалой Он торчал передо мной; Там сверкнул он искрой малой И пропал во тьме пустой».

Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна Освещает снег летучий; Мутно небо, ночь мутна. Сил нам нет кружиться доле; Колокольчик вдруг умолк; Кони стали… «Что там в поле?» — «Кто их знает? пень иль волк?»

Вьюга злится, вьюга плачет; Кони чуткие храпят; Вот уж он далече скачет; Лишь глаза во мгле горят; Кони снова понеслися; Колокольчик дин-дин-дин… Вижу: духи собралися Средь белеющих равнин.

Бесконечны, безобразны, В мутной месяца игре Закружились бесы разны, Будто листья в ноябре… Сколько их! куда их гонят? Что так жалобно поют? Домового ли хоронят, Ведьму ль замуж выдают?

Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна Освещает снег летучий; Мутно небо, ночь мутна. Мчатся бесы рой за роем В беспредельной вышине, Визгом жалобным и воем Надрывая сердце мне…

*****

Предчувствие

Снова тучи надо мною Собралися в тишине; Рок завистливый бедою Угрожает снова мне… Сохраню ль к судьбе презренье? Понесу ль навстречу ей Непреклонность и терпенье Гордой юности моей?

Бурной жизнью утомленный, Равнодушно бури жду: Может быть, еще спасенный, Снова пристань я найду… Но, предчувствуя разлуку, Неизбежный, грозный час, Сжать твою, мой ангел, руку Я спешу в последний раз.

Ангел кроткий, безмятежный, Тихо молви мне: прости, Опечалься: взор свой нежный Подыми иль опусти; И твое воспоминанье Заменит душе моей Силу, гордость, упованье И отвагу юных дней.

*****

Месяц

Зачем из облака выходишь, Уединенная луна, И на подушки, сквозь окна, Сиянье тусклое наводишь? Явленьем пасмурным своим Ты будишь грустные мечтанья, Любви напрасные страданья И строгим разумом моим Чуть усыпленные желанья. Летите прочь, воспоминанья! Засни, несчастная любовь! Уж не бывать той ночи вновь, Когда спокойное сиянье Твоих таинственных лучей Сквозь темный завес проницало И бледно, бледно озаряло Красу любовницы моей. Почто, минуты, вы летели Тогда столь быстрой чередой? И тени легкие редели Пред неожиданной зарей? Зачем ты, месяц, укатился И в небе светлом утонул? Зачем луч утренний блеснул? Зачем я с милою простился?

*****

Художественные приёмы

Стихотворение построено на ряде противопоставлений: жизнь — смерть, юность — зрелость, конечность — вечность.

Одним из ярких образов данного произведения является «дуб уединенный». Лирический герой хочет прожить долгую жизнь подобно вековечному дубу, пережившему «век отцов». Юноши же кажутся ему безумными своим безрассудством и отсутствием мыслей о смерти, ввиду долгой жизни впереди.

Велик перечислительный ряд стихотворения («брожу ли», «вхожу ль»,»сижу ли» ), символизирующий непрерывный поток мысли героя, где бы он не находился. С помощью эпитетов «уединенный», «забвенный», «охладелый», «бесчувственному», «гробового», «равнодушная» автор диктует меланхолично-грустное настроение всей элегии.

Стихотворение написано четырёхстопным ямбом с пиррихием. Такая чёткая ритмическая организация позволяет читателю полностью погрузиться в размышления лирического героя, начать сопереживать проблеме, осознать всю бренность бытия.

Кинжал

Лемносский бог тебя сковал Для рук бессмертной Немезиды, Свободы тайный страж, карающий кинжал, Последний судия позора и обиды.

Где Зевса гром молчит, где дремлет меч закона, Свершитель ты проклятий и надежд, Ты кроешься под сенью трона, Под блеском праздничных одежд.

Как адский луч, как молния богов, Немое лезвие злодею в очи блещет, И, озираясь, он трепещет, Среди своих пиров.

Везде его найдет удар нежданный твой: На суше, на морях, во храме, под шатрами, За потаенными замками, На ложе сна, в семье родной.

Шумит под Кесарем заветный Рубикон, Державный Рим упал, главой поник закон; Но Брут восстал вольнолюбивый: Ты Кесаря сразил — и, мертв, объемлет он Помпея мрамор горделивый.

Исчадье мятежей подъемлет злобный крик: Презренный, мрачный и кровавый, Над трупом вольности безглавой Палач уродливый возник.

Апостол гибели, усталому Аиду Перстом он жертвы назначал, Но вышний суд ему послал Тебя и деву Эвмениду.

О юный праведник, избранник роковой, О Занд, твой век угас на плахе; Но добродетели святой Остался глас в казненном прахе.

В твоей Германии ты вечной тенью стал, Грозя бедой преступной силе — И на торжественной могиле Горит без надписи кинжал.

*****

Красивые и нежные стихотворения Пушкина А.С.

Я вас любил…

Александр Пушкин

Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как, дай вам Бог, любимой быть другим.

К *** (Я помню чудное мгновенье)

Александр Пушкин

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твой небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.

1825

Миг восторга

Александр Пушкин

Когда в пленительном забвеньи,
В час неги пылкой и немой,
В минутном сердце упоенье
Внезапно взор встречаю твой,
Когда на грудь мою склоняешь
Чело, цветущее красой,
Когда в восторге обнимаешь…
Тогда язык немеет мой.
Без чувств, без силы, без движенья,
В восторге пылком наслажденья,
Я забываю мир земной,
Я нектар пью, срываю розы,
И не страшат меня угрозы
Судьбы и парки роковой.

Я думал, сердце позабыло…

Александр Пушкин

Я думал, сердце позабыло
Способность легкую страдать,
Я говорил: тому, что было,
Уж не бывать! уж не бывать!
Прошли восторги, и печали,
И легковерные мечты…..
Но вот опять затрепетали
Пред мощной властью красоты.

Разлука

Александр Пушкин

Когда пробил последний счастью час,
Когда в слезах над бездной я проснулся
И, трепетный, уже в последний раз
К руке твоей устами прикоснулся —
Да! помню всё; я сердцем ужаснулся,
Но заглушал несносную печаль;
Я говорил: «Не вечная разлука
Все радости уносит ныне в даль.
Забудемся, в мечтах потонет мука;
Уныние, губительная скука
Пустынника приют не посетят;
Мою печаль усладой муза встретит;
Утешусь я — и дружбы тихий взгляд
Души моей холодный мрак осветит».

Как мало я любовь и сердце знал!
Часы идут, за ними дни проходят,
Но горестям отрады не приводят
И не несут забвения фиал.
О милая, повсюду ты со мною,
Но я уныл и втайне я грущу.
Блеснет ли день за синею горою,
Взойдет ли ночь с осеннею луною —
Я всё тебя, прелестный друг, ищу;
Засну ли я, лишь о тебе мечтаю.
Одну тебя в неверном вижу сне;
Задумаюсь — невольно призываю,
Заслушаюсь — твой голос слышен мне.
Рассеянный сижу между друзьями,
Невнятен мне их шумный разговор,
Гляжу на них недвижными глазами,
Не узнает уж их мой хладный взор!

И ты со мной, о лира, приуныла,
Наперсница души моей больной!
Твоей струны печален звон глухой,
И лишь любви ты голос не забыла!..
О верная, грусти, грусти со мной,
Пускай твои небрежные напевы
Изобразят уныние мое,
И, слушая бряцание твое,
Пускай вздохнут задумчивые девы.

1816

К *** (Не спрашивай…)

Александр Пушкин

Не спрашивай, зачем унылой думой
Среди забав я часто омрачен,
Зачем на все подъемлю взор угрюмый,
Зачем не мил мне сладкой жизни сон;

Не спрашивай, зачем душой остылой
Я разлюбил веселую любовь
И никого не называю милой —
Кто раз любил, уж не полюбит вновь;

Кто счастье знал, уж не узнает счастья.
На краткий миг блаженство нам дано:
От юности, от нег и сладострастья
Останется уныние одно…

1817

Признание

Александр Пушкин

Я вас люблю, — хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!
Мне не к лицу и не по летам…
Пора, пора мне быть умней!
Но узнаю по всем приметам
Болезнь любви в душе моей:
Без вас мне скучно, — я зеваю;
При вас мне грустно, — я терплю;
И, мочи нет, сказать желаю,
Мой ангел, как я вас люблю!
Когда я слышу из гостиной
Ваш легкий шаг, иль платья шум,
Иль голос девственный, невинный,
Я вдруг теряю весь свой ум.
Вы улыбнетесь, — мне отрада;
Вы отвернетесь, — мне тоска;
За день мучения — награда
Мне ваша бледная рука.
Когда за пяльцами прилежно
Сидите вы, склонясь небрежно,
Глаза и кудри опустя, —
Я в умиленьи, молча, нежно
Любуюсь вами, как дитя!..
Сказать ли вам мое несчастье,
Мою ревнивую печаль,
Когда гулять, порой в ненастье.
Вы собираетеся в даль?
И ваши слезы в одиночку,
И речи в уголку вдвоем,
И путешествия в Опочку,
И фортепьяно вечерком?..
Алина! сжальтесь надо мною.
Не смею требовать любви.
Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою!
Но притворитесь! Этот взгляд
Всё может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!

Ты и вы

Александр Пушкин

Пустое вы сердечным ты
Она обмолвясь заменила,
И все счастливые мечты
В душе влюбленной возбудила.
Пред ней задумчиво стою,
Свести очей с нее нет силы;
И говорю ей: как вы милы!
И мыслю: как тебя люблю!

В альбом княжны А. Д. Абамелек

Александр Пушкин

Когда-то (помню с умиленьем)
Я смел вас няньчить с восхищеньем,
Вы были дивное дитя.
Вы расцвели — с благоговеньем
Вам ныне поклоняюсь я.
За вами сердцем и глазами
С невольным трепетом ношусь
И вашей славою и вами,
Как нянька старая, горжусь.

Лизе страшно полюбить…

Александр Пушкин

Лизе страшно полюбить.
Полно, нет ли тут обмана?
Берегитесь — может быть,
Эта новая Диана
Притаила нежну страсть —
И стыдливыми глазами
Ищет робко между вами,
Кто бы ей помог упасть.

Увы! Язык любви болтливой…

Александр Пушкин

Увы! Язык любви болтливой,
Язык и темный и простой,
Своею прозой нерадивой
Тебе докучен, ангел мой.
Но сладок уху милой девы
Честолюбивый Аполлон.
Ей милы мерные напевы,
Ей сладок рифмы гордый звон.
Тебя страшит любви признанье,
Письмо любви ты разорвешь,
Но стихотворное посланье
С улыбкой нежною прочтешь.
Благословен же будь отныне
Судьбою вверенный мне дар.
Доселе в жизненной пустыне,
Во мне питая сердца жар,
Мне навлекал одно гоненье,
Иль клевету, иль заточенье,
И редко хладную хвалу.

Дориде

Александр Пушкин

Я верю: я любим; для сердца нужно верить.
Нет, милая моя не может лицемерить;
Все непритворно в ней: желаний томный жар,
Стыдливость робкая, харит бесценный дар,
Нарядов и речей приятная небрежность
И ласковых имен младенческая нежность.

Красавица

Александр Пушкин

Всё в ней гармония, всё диво,
Всё выше мира и страстей;
Она покоится стыдливо
В красе торжественной своей;
Она кругом себя взирает:
Ей нет соперниц, нет подруг;
Красавиц наших бледный круг
В ее сияньи исчезает.

Куда бы ты ни поспешал,
Хоть на любовное свиданье,
Какое б в сердце ни питал
Ты сокровенное мечтанье,-
Но встретясь с ней, смущенный, ты
Вдруг остановишься невольно,
Благоговея богомольно
Перед святыней красоты.

1832

В отдалении от вас

Александр Пушкин

В отдалении от вас
С вами буду неразлучен,
Томных уст и томных глаз
Буду памятью размучен;
Изнывая в тишине,
Не хочу я быть утешен,-
Вы ж вздохнете ль обо мне,
Если буду я повешен?

5 лучших поэтических посвящений великому городу на Неве — Санкт-Петербургу

Санкт-Петербург облюбован творческими людьми. Его величие и красота, душевность и харизма, символы города героя и победителя никого не оставляют равнодушным. В него влюбляются с первого взгляда и любят трогательно всю жизнь. Петербургу посвящают стихи поэты всего мира. А уж сами петербуржцы поэты не перестают восхвалять родной город, искренне восхищаясь всем истинно петербургским и настоящим.

С самого момента своего основания до наших дней Санкт-Петербург всегда воодушевлял поэтов на написание шедевров. Городу на Неве посвящено немало знаменитых произведений, и сейчас мы вспомним самые гениальные и знаменитые стихотворения классиков, посвящённые Петербургу в разные периоды его истории.

1. «Медный всадник» Александра Сергеевича Пушкина

Поэма была написана в Болдине осенью 1833 года. По данным исследователей, работа над произведением стоила поэту большого труда: он переписывал каждый стих по нескольку раз, чтобы добиться совершенства формы.

В основе «Медного всадника» лежит реальная история петербургского наводнения, произошедшего в ноябре 1824 года. Во время стихийного бедствия сам Пушкин был в ссылке, поэтому в произведении он описывал случившееся со слов очевидцев.

Основные темы этой поэмы: тема Петра I — «строителя чудотворного», и тема «простого маленького» человека, тема взаимоотношений простого человека и власти. Поэтому поэма не была разрешена Николаем I к печати.

Её начало Пушкин напечатал в «Библиотеке для чтения» в 1834 году, под названием: «Петербург. Отрывок из поэмы». Впервые её напечатали после смерти поэта в «Современнике» в 1837 году, с цензурными изменениями, внесёнными в текст В. А. Жуковским. Известно, что поэма подвергалась рукописной правке Николаем I. Рукопись хранится в Пушкинском доме в Санкт-Петербурге.

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит,

Твоих оград узор чугунный,

Твоих задумчивых ночей

Прозрачный сумрак, блеск безлунный,

Когда я в комнате моей

Пишу, читаю без лампады,

И ясны спящие громады

Пустынных улиц, и светла

Адмиралтейская игла,

И, не пуская тьму ночную

На золотые небеса,

Одна заря сменить другую

Спешит, дав ночи полчаса.

Люблю зимы твоей жестокой

Недвижный воздух и мороз,

Бег санок вдоль Невы широкой,

Девичьи лица ярче роз,

И блеск, и шум, и говор балов,

А в час пирушки холостой

Шипенье пенистых бокалов

И пунша пламень голубой.

Люблю воинственную живость

Потешных Марсовых полей,

Пехотных ратей и коней

Однообразную красивость,

В их стройно зыблемом строю

Лоскутья сих знамен победных,

Сиянье шапок этих медных,

На сквозь простреленных в бою.

Люблю, военная столица,

Твоей твердыни дым и гром,

Когда полнощная царица

Дарует сына в царской дом,

Или победу над врагом

Россия снова торжествует,

Или, взломав свой синий лед,

Нева к морям его несет

И, чуя вешни дни, ликует.

 

Красуйся, град Петров, и стой

Неколебимо как Россия,

Да умирится же с тобой

И побежденная стихия;

Вражду и плен старинный свой

Пусть волны финские забудут

И тщетной злобою не будут

Тревожить вечный сон Петра!

Без цензурных правок, искажающих авторский замысел, поэма была впервые напечатана только в 1904 году. В честь этой поэмы классика был назван памятник Петру I на Сенатской площади. На основе поэмы А. С. Пушкина российский советский композитор Р. М. Глиэр создал одноименный балет, величественный фрагмент которого, «Гимн Великому городу» стал гимном Санкт-Петербурга.

2. «Стихи о Петербурге» Анны Ахматовой

Для поэтессы Анны Андреевны Ахматовой Санкт-Петербург был больше чем просто красивым городом. Детские годы Анны прошли в Царском Селе, поэтому первые её стихи о городе на Неве — светлые, нежные.

1

Вновь Исакий в облаченье

Из литого серебра.

Стынет в грозном нетерпенье

Конь Великого Петра.

 

Ветер душный и суровый

С черных труб сметает гарь…

Ах! своей столицей новой

Недоволен государь.

 

2

Сердце бьется ровно, мерно.

Что мне долгие года!

Ведь под аркой на Галерной

Наши тени навсегда.

 

Сквозь опущенные веки

Вижу, вижу, ты со мной,

И в руке твоей навеки

Нераскрытый веер мой.

 

Оттого, что стали рядом

Мы в блаженный миг чудес,

В миг, когда над Летним садом

Месяц розовый воскрес, —

 

Мне не надо ожиданий

У постылого окна

И томительных свиданий.

Вся любовь утолена.

 

Ты свободен, я свободна,

Завтра лучше, чем вчера, —

Над Невою темноводной,

Под улыбкою холодной

Императора Петра.

Любовь к столице в «Стихах о Петербурге» у поэтессы спокойная и уверенная, хотя и уже прослеживаются тревожные нотки. Стихотворение датируется 1913 годом. В строках — известные достопримечательности Петербурга: Исаакиевский собор, Нева, Галерная улица, Летний сад.

Иное настроение было у поэтессы, когда репрессиям были подвергнуты трое близких ей людей: первый муж, Николай Гумилёв, был уже после их развода расстрелян в 1921 году; третий муж, Николай Пунин, был трижды арестован и погиб в лагере в 1953 году; единственный сын, Лев Гумилёв, провёл в заключении в 1930—1940-х и в 1940—1950-х годах более 10 лет.

Горе жён и матерей «врагов народа» было отражено в одном из наиболее значительных произведений Ахматовой — поэме «Реквием». Но Анна Ахматова не ропщет и не перестаёт любить родной город, а стойко переносит все тяготы жизни. Третья интонация в творчестве — блокадный Ленинград. Ахматова искренне сопереживает любимому городу как ещё одному родному человеку, и вместе с ним борется за жизнь и победу.

Победителям

Сзади Нарвские были ворота,

Впереди была только смерть…

Так советская шла пехота

Прямо в желтые жерла «Берт».

Вот о вас и напишут книжки:

«Жизнь свою за други своя»

Незатейливые парнишки —

Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки, —

Внуки, братики, сыновья

Приморский Парк Победы

Еще недавно плоская коса,

Черневшая уныло в невской дельте,

Как при Петре, была покрыта мхом

И ледяною пеною омыта.

Скучали там две-три плакучих ивы,

И дряхлая рыбацкая ладья

В песке прибрежном грустно догнивала.

И буйный ветер гостем был единым

Безлюдного и мертвого болота.

Но ранним утром вышли ленинградцы

Бесчисленными толпами на взморье.

И каждый посадил по деревцу

На той косе, и топкой и пустынной,

На память о великом Дне Победы.

И вот сегодня — это светлый сад,

Привольный, ясный, под огромным небом:

Курчавятся и зацветают ветки,

Жужжат шмели, и бабочки порхают,

И соком наливаются дубки,

А лиственницы нежные и липы

В спокойных водах тихого канала,

Как в зеркале, любуются собой…

И там, где прежде парус одинокий

Белел в серебряном тумане моря, —

Десятки быстрокрылых, легких яхт

На воле тешатся. ..

               Издалека

Восторженные клики с стадиона

Доносятся…

      Да, это парк Победы!

3. «Ленинград» Осипа Мандельштама

Осип Мандельштам вырос и долгие годы жил в Петербурге, однако стихов, посвящённых городу, у него не так много. Но каждое из этих произведений — пронзительное.

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,

До прожилок, до детских припухлых желез.

 

Ты вернулся сюда, — так глотай же скорей

Рыбий жир ленинградских речных фонарей.

 

Узнавай же скорее декабрьский денек,

Где к зловещему дегтю подмешан желток.

 

Петербург, я еще не хочу умирать:

У тебя телефонов моих номера.

 

Петербург, у меня еще есть адреса,

По которым найду мертвецов голоса.

 

Я на лестнице черной живу, и в висок

Ударяет мне вырванный с мясом звонок.

 

И всю ночь напролет жду гостей дорогих,

Шевеля кандалами цепочек дверных.

Стихотворение было написано в 1930 году. Автор как раз вернулся с Кавказа в родной город Ленинград (Санкт-Петербург). Мандельштам очень ждал этой поездки, поэтому и написал это произведение.

В стихотворении герой с радостью сообщает о своем возвращении домой, но в тоже время у него есть лёгкая тревога. Связано это с тем, что в Петербурге появилась новая власть. Автор сравнивает всю атмосферу города с дёгтем, но все же старается найти во всем что-то светлое и приятное.

Герой признает, что Ленинград остаётся для него самым родным местом, ведь там остались адреса его знакомых и близких. Мужчина очень сильно хочет увидеть своих близких, поэтому и живёт на лестнице. Герой живет с надеждой. Каждый звонок в дверь напоминает ему удар в висок, а дверная цепочка похожа на тяжелые и неприятные кандалы.

Автор рассказывает о том, как сильно дорог ему родной город, но даже, несмотря на оставшиеся связи, он не может спокойно в нём находиться. При помощи языковой выразительности, поэт более ярко воссоздает образ города на Неве. Ленинград — город, в котором поэт нашёл свое призвание, обрёл близких и родных ему людей. Между ними очень сильная связь. Главная мысль заключается в том, что на город и героя постепенно надвигается катастрофа.

Петербург уже стал другим, но в нём ещё осталась частичка старого и прошлого времени. В целом, стихотворение показывает боль и отчаяние героя. Ощущается трагическая развязка всего. С именем Мандельштама связано более 15 адресов в городе, по которым он проживал в разное время. Его строки о городе всегда трепетные и глубокие, часто — печальные.

4. «Стансы» Иосифа Бродского

Бродский — выходец из интеллигентной ленинградской семьи. Ответ для него касательно того, где ему умирать, был очевиден уже в 22 года, когда были написаны «Стансы». Это стихотворение было неким завещанием поэта.

Ни страны, ни погоста

не хочу выбирать.

На Васильевский остров

я приду умирать.

Твой фасад темно-синий

я впотьмах не найду.

между выцветших линий

на асфальт упаду.

 

И душа, неустанно

поспешая во тьму,

промелькнет над мостами

в петроградском дыму,

и апрельская морось,

над затылком снежок,

и услышу я голос:

— До свиданья, дружок.

 

И увижу две жизни

далеко за рекой,

к равнодушной отчизне

прижимаясь щекой.

— словно девочки-сестры

из непрожитых лет,

выбегая на остров,

машут мальчику вслед.

Бродский написал «Стансы» за 10 лет до эмиграции. В 1972 году, лишённый гражданства, поэт вынужден был покинуть Родину.

«Памятник Пушкину»

… И тишина.

И более ни слова.

И эхо.

Да ещё усталость…. Свои стихи

доканчивая кровью,

они на землю глухо опускались.

Потом глядели медленно

и нежно.

Им было дико, холодно

и странно.

Над ними наклонялись безнадёжно

седые доктора и секунданты.

Над ними звёзды, вздрагивая,

пели,

над ними останавливались

ветры…

 

Пустой бульвар.

И пение метели.

 

*

Пустой бульвар.

И памятник поэту.

Пустой бульвар.

И пение метели.

И голова

опущена устало.

… В такую ночь

ворочаться в постели

приятней,

чем стоять

на пьедесталах.

«Памятник Пушкину» — один из ранних стихотворений Иосифа Бродского. Для ранней поэзии поэта характерна ярко выраженная музыкальность.

5. «Ленинграду» Эдуарда Асадова

Эдуард Асадов сражался на Ленинградском и Волховском фронтах, поэтому строки этого стихотворения написаны с болью. «Мы с городом жили одной судьбою, Словно как родственники, свои», — пишет он, человек, живший в блокадном Ленинграде и защищавший его.

Не ленинградец я по рожденью.

И все же я вправе сказать вполне,

Что я — ленинградец по дымным сраженьям,

По первым окопным стихотвореньям,

По холоду, голоду, по лишеньям,

Короче: по юности, по войне!

 

В Синявинских топях, в боях подо Мгою,

Где снег был то в пепле, то в бурой крови,

Мы с городом жили одной судьбою,

Словно как родственники, свои.

 

Было нам всяко: и горько, и сложно.

Мы знали, можно, на кочках скользя,

Сгинуть в болоте, замерзнуть можно,

Свалиться под пулей, отчаяться можно,

Можно и то, и другое можно,

И лишь Ленинграда отдать нельзя!

 

И я его спас, навсегда, навечно:

Невка, Васильевский, Зимний дворец…

Впрочем, не я, не один, конечно. —

Его заслонил миллион сердец!

 

И если бы чудом вдруг разделить

На всех бойцов и на всех командиров

Дома и проулки, то, может быть,

Выйдет, что я сумел защитить

Дом. Пусть не дом, пусть одну квартиру.

 

Товарищ мой, друг ленинградский мой,

Как знать, но, быть может, твоя квартира

Как раз вот и есть та, спасенная мной

От смерти для самого мирного мира!

 

А значит, я и зимой и летом

В проулке твоем, что шумит листвой,

На улице каждой, в городе этом

Не гость, не турист, а навеки свой.

 

И, всякий раз сюда приезжая,

Шагнув в толкотню, в городскую зарю,

Я, сердца взволнованный стук унимая,

С горячей нежностью говорю:

 

— Здравствуй, по-вешнему строг и молод,

Крылья раскинувший над Невой,

Город-красавец, город-герой,

Неповторимый город!

 

Здравствуйте, врезанные в рассвет

Проспекты, дворцы и мосты висячие,

Здравствуй, память далеких лет,

Здравствуй, юность моя горячая!

 

Здравствуйте, в парках ночных соловьи

И все, с чем так радостно мне встречаться.

Здравствуйте, дорогие мои,

На всю мою жизнь дорогие мои,

Милые ленинградцы!

Эдуард Асадов ушёл добровольцем на фронт, был наводчиком миномёта, потом помощником командира батареи «Катюш» на Северо-Кавказском и 4-м Украинском фронтах. Самоотверженно воевал на Ленинградском фронте и отвоевал великий город на Неве. Разве после такого героического наследия нельзя назвать Эдуарда Асадова настоящим ленинградцем?

Александр Пушкин — «Клеветникам России» – аналитический портал ПОЛИТ.РУ

«Сильные тексты» — это «виртуальный филфак», цикл открытых семинаров, в которых происходит свободное обсуждение канонических стихотворений русской литературы. Нам интересно рассмотреть, как живут и воспринимаются знакомые многим со школьных времен стихотворения XIX и ХХ века сегодня, что делает эти тексты «сильными» и как меняется литературный канон.

Бессменные ведущие семинаров: Роман Лейбов, Олег Лекманов.

Участники: поэт Ивана Давыдова, филологи Кирилл Осповата и Илья Виницкий, разметчик поэтического подкорпуса Национального корпуса русского языка Константин Флоринский, студентка факультета филологии Высшей школы экономики Надежда Шкабаро, а также драматург, журналист и писатель Виктор Шендерович.

Лейбов: Мы начинаем пятый сезон нашего открытого семинара «Сильные тексты». О тех текстах, которые мы помним, даже если бы хотелось некоторые из них забыть. И этот сезон как раз будет посвящен таким текстам, с противоречивой репутацией. Легче всего ее заработать тексту про политику, именно с такого мы сегодня начнем. Но будут тексты — стихотворения — не только про политику.

Мы начнем со стихотворения совершенно очевидно сильного, то есть живущего до сих пор в памяти читателей и в цитатах. Это стихотворение Александра Сергеевича Пушкина, которое называется «Клеветникам России» (1831). И сначала я представлю всех участников нашего разговора, а потом мы этот текст прослушаем в исполнении Ивана Давыдова — поэта, журналиста, публициста. После этого выступят, как обычно, младшие участники нашего семинара. Сначала это будет Константин Флоринский, разметчик поэтического подкорпуса Национального корпуса русского языка (с удовольствием произношу эти слова!). Надежда Шкабаро, студентка факультета филологии Высшей школы экономики. Потом мы скажем пару слов с моим постоянным соведущим и любимым соавтором (не самым любимым, потому что у меня все соавторы самые любимые, но просто любимым соавтором) Олегом Андершановичем Лекмановым, он тоже представляет Высшую школу экономики, народный исследовательский университет миллионов. А меня зовут Роман Лейбов, и я представляю Тартуский университет. Дальше у нас будет небольшая сессия с другими иностранцами. Это прежде всего два русских филолога, сейчас работающих в разных американских университетах: Кирилл Осповата из Университета штата Висконсин, город Мэдисон, и Илья Виницкий из Принстона. Потом к нам вернется Иван Давыдов и тоже выступит по поводу этих стихов. И затем нам что-нибудь расскажет Виктор Анатольевич Шендерович — драматург, журналист, писатель. Ну вот, и на этом мы подведем какой-нибудь итог и вынесем какой-нибудь вердикт.

Пожалуй, всё, вступление окончено. Я ничего не забыл, Олег?

Лекманов: Нет, кажется, ничего.

Лейбов: Тогда, пожалуйста, Ваня.

Давыдов:

О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.

Уже давно между собою
Враждуют эти племена;
Не раз клонилась под грозою
То их, то наша сторона.
Кто устоит в неравном споре:
Кичливый лях, иль верный росс?
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Оно ль иссякнет? вот вопрос.

Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда;
Для вас безмолвны Кремль и Прага;
Бессмысленно прельщает вас
Борьбы отчаянной отвага —
И ненавидите вы нас…

За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?
За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?. .

Вы грозны на словах — попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..
Так высылайте ж к нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов.

Лейбов: Спасибо большое. Хорошие стихи, на самом деле!

Давыдов: Да, я вот… Извини, можно я влезу и не относящуюся к теме семинара реплику вставлю, раз уж я его прочел? Просто это горячая обида: меня буквально вчера забанили на «Фейсбуке» за словосочетание «кичливый лях».

Лейбов: Актуальность этого текста резко повысилась в связи с некоторыми телодвижениями российского МИДа, связанными, как обычно, со Второй мировой войной. Ну ладно, я думаю, что нам еще придется обо всем этом говорить, мы никуда от этого не денемся. И, кажется, начнет прямо сейчас Константин. Пожалуйста!

Флоринский: Хорошо, спасибо. Я думаю, что скажу сейчас то, что заметили многие и без меня: уже само название вызывает недоумение. «Клеветникам России» так хорошо ложится на нынешнюю повестку официальных СМИ, что если бы не слово «клеветники», я бы с трудом отличил название текста от заголовка статьи, которую выпустили пару дней назад. После прочтения я был в смятении: это Пушкин?.. Да, я чувствую ямбовую строку, и вроде бы всё здесь напоминает автора, но только не, как учат говорить в школе, позиция автора. Неужели Пушкин, который восславил свободу, пишет: «Иль русского царя уже бессильно слово?» Неужели Пушкин обращается к Европе: «Вы грозны на словах — попробуйте на деле!»? Мне становится не по себе, потому что я вижу прямую параллель между словами «За то ль, что в бездну повалили / Мы тяготеющий над царствами кумир / И нашей кровью искупили / Европы вольность, честь и мир?. .», где Пушкин говорит о войне 1812 года, и словами, которые мы все слышим 9 мая о победе Советского Союза единолично. Когда мы видим людей, которые обиженно смотрят на потомков воевавших союзников. Если бы история шла в обратном порядке, я бы мог смело сказать, что этот текст отсылает к событиям XXI века. Наверное, легко связать «Зачем анафемой грозите вы России» с нашим временем.

И, естественно, я захотел получить ответ, почему так. Польское восстание 1831 года, политические взгляды Пушкина — что сделало этот текст? Статья Брюсова из сборника «Мой Пушкин», которая так и называется: «Политические взгляды Пушкина», дала мне надежду, но не успокоила на 100 %. В последнем абзаце Брюсов приводит этот текст в пример как один из неоднозначных и пишет, что «требуется много подробных объяснений, чтобы установить истинный смысл этих текстов». Тот факт, что Пушкин обращается не к польскому народу, снимает некоторое негодование, но всё равно поэт пишет в несвойственной для него манере, хоть и выступает не против свободы, а против европейской интервенции. С другой стороны, эта мысль Брюсова не успокаивает меня на все 100 % и не объясняет этот текст. В той же работе он пишет о положении дел Александра Сергеевича при Николае I: немилость царя, жестокая цензура, слежка, псевдосвободное перемещение по стране — всё это только мешало поэту. И мне думается: неужели это стихотворение заказное? Или, лучше сказать, некоторая дань царю в обмен на передышку и упрочение собственного положения? Даже эпиграф как будто намекает: Vox et praetera nihil («Пустые слова»). Как часто это происходит в наше время, когда люди изменяют себе ради собственного благополучия! Но способен ли мой Пушкин (не брюсовский, мой) — и лично каждого из нас — написать такое? Ответы на эти вопросы — и на те, которые прозвучали выше — я надеюсь услышать на сегодняшнем нашем семинаре и сейчас передаю слово дальше, спасибо большое.

Лейбов: Спасибо! Что-то хотел сказать Иван Давыдов.

Давыдов: Я, предваряя свое выступление, хотел сказать: вот Вы, Константин, говорите, что если бы не немного архаичная форма, Вы бы подумали, что так может называться статья, которая написана в наше время. Вы себе просто не представляете, сколько статей, написанных в наше время, так называются. Самая знаменитая, пожалуй, из тех, что я прочел, готовясь к нашей сегодняшней встрече, самая резонансная — это статья Захара Прилепина «Клеветникам России» 2014 года. Но вообще в региональной прессе примерно раз в месяц где-нибудь выходит статья «Клеветникам России».

Лейбов: Это к вопросу о том, как живет этот текст: прежде всего его заглавие действительно стало русским словом. Это устойчивое словосочетание. Пожалуйста, начнем отвечать на недоумение Константина, и первой будет Надежда.

Шкабаро: Да, спасибо большое, Константин, мне очень понравились Ваши недоумения. У меня есть сходные мысли, и я попытаюсь, может быть, ответить на какие-то Ваши вопросы.

Тут нужно выделить две для меня важные проблемы. Во-первых, то, что Пушкин вообще решился на такой текст, который противоречит его тезисам и его поэтической репутации, так сказать, либерала. Во-вторых, почему он это сделал публично. И, в общем, можно это рассматривать как сервильные стихи — то, что они были опубликованы в сборнике вместе со стихотворениями Жуковского.

И что касается противоречивости стихотворения «Клеветникам России», то тут важен этот школьный взгляд: если мы попросим кого-то назвать какую-нибудь оду Пушкина, то первое, что приходит на ум, — это, конечно, ода «Вольность». Поскольку много внимания уделяется вольнолюбивым политическим стихам Пушкина, то создается впечатление, что он в принципе был либерал, дружил с декабристами, поддерживал греческое восстание, любил Байрона. И совершенно непонятно, откуда этот текст, написанный в 1830 году, — казалось бы, произошел какой-то перелом, о чем нам тоже говорят в школе, после разговора с Николаем I. Но перелом этот не был таким однозначным, и непонятно, откуда возникает это особое отношение к польскому восстанию, почему Пушкин вдруг отказывается от своих либеральных взглядов, про которые нам так много говорили в школе, от своих вольнолюбивых романтических дум и встает на совершенно противоположную позицию, реакционную.

И, отвечая на этот вопрос, часто пытаются оправдать Пушкина — что был другой характер восстания, или что это стихотворение направлено исключительно в оппозицию французским журналистам и французским депутатам. И тут, как мне кажется, действительно важно, что у Пушкина была такая позиция, и она высказана в стихотворении: что либо «славянские ручьи сольются в русском море», либо оно иссякнет. То есть либо Польша присоединится к России, либо России нет. Это вопрос авторитета Российской державы. Мне кажется, что здесь это очень хорошо артикулировано. И это действительно была его позиция, видимо, таких политических взглядов он придерживался.

При этом стихотворение, я бы сказала, довольно риторичное и такое, если вы позволите это современное слово, даже в каком-то смысле токсичное. Причем эта токсичность тоже такая, в общем, официозная. Если в ранних стихах Пушкин мог себе, как юноша, позволить (в оде «Вольность») личное отношение — сказать «Тебя, твой трон я ненавижу, / Твою погибель, смерть детей / С жестокой радостию вижу», то, конечно, здесь уже высказывается позиция общественная, некой группы. И важно, что в этом тексте, в этой оде он всё время говорит «мы», «нам»:

Так высылайте ж к нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов.

То есть он говорит от лица некой группы. И это говорение от лица группы и стремление к тому, чтобы артикулировать мнение некоторого большинства, войти в публичное поле, — оно, мне кажется, тоже очень важно, потому что вероятно, что он все-таки спорит не столько с французскими депутатами, сколько еще и с дискурсом еженедельника «Немезида», который он упоминает в стихотворении «Бородинская годовщина». Для него важен этот риторический пафос, у него есть желание войти именно в публичное поле с этим текстом и с этим, наверное, провокационным высказыванием.

Лекманов: Роман, можно одно слово буквально сказать?

Лейбов: Да, пожалуйста, Олег. Мало того, я вот говорил, что мы всё делаем на живую нитку и вообще расслабились. Может быть, давай мы на живую нитку нас с тобой переставим, и просто ты сейчас выскажешься по поводу того, что Надежда сказала, и сразу перейдешь к своим соображениям, а я дальше открою уже какой-нибудь другой блок.

Лекманов: Отлично, договорились. Я просто хотел сказать, что мы как задали… вот Роман сказал, но мы и во внутренних обсуждениях тоже употребляли слово «противоречивое» — так мы его здесь и подхватили. Мне кажется, что внутри (можно говорить о противоречивости этого стихотворения в рамках вообще, как нам кажется, того, что Пушкин в разные годы говорил) вообще само по себе оно совершенно непротиворечивое. Оно, по-моему, очень последовательное, и никаких особенных противоречий в позиции, которая в нем высказана, мне кажется, просто нет.

Я буду говорить про другое. Стихотворение «Клеветникам России», как бы ни относиться к его содержанию, уже давно распалось для большинства читателей на ряд формул. Об этом уже начали говорить и будем еще говорить, я уверен. На ряд формул, постоянно использующихся в идеологических и просто спорах, причем с двух концов спора. Главная из этих формул, как мне кажется, — это «спор славян между собою». Думаю, что наверняка и таких названий статей довольно много; это, конечно, «славянские ручьи сольются в русском море», ну и особенно, о чем уже Роман тоже сказал, заглавие «Клеветникам России», склеившееся с первой строкой: «О чем шумите вы, народные витии?» И рифмы к этой строке — «России». Нужно сказать, что Пушкин эту рифму употребил едва ли не первым. Поправьте меня, специалисты по русской поэзии XVIII–XIX вв. Если я не прав, то пускай разметчики поэтического Корпуса русского языка несут за это ответственность, потому что там первая форма «России — витии» — пушкинская. Ну, и во всяком случае точно он ее использовал несколько раз. «Вот Кесарь — где же Брут? О грозные витии, / Целуйте жезл России» (это стихотворение «Недвижный страж дремал на царственном пороге…» 1824 года), и уже упомянутое Надей стихотворение «Бородинская годовщина»:

Но вы, мутители палат,
Легкоязычные витии,
Вы, черни бедственный набат,
Клеветники, враги России!

— собственно говоря, с той же формулой. И тем самым Пушкин как бы закрепил за собой и подкрепил эту формулу — «клеветники России — витии» — своим авторитетом. Так что следующие поколения поэтов, прибегая к этой рифме, как бы ссылались на пушкинский прецедент. И если в ранних случаях авторы, как правило, еще помнили о сиюминутном контексте, в котором эта рифма возникает в стихотворении «Клеветникам России». .. И можно вспомнить здесь, например, первые строки стихотворения юного Лермонтова 1835–1836 гг., прямо ссылающиеся на пушкинское стихотворение:

Опять, народные витии,
За дело падшее Литвы
На славу гордую России,
Опять, шумя, восстали вы.
Уж вас казнил могучим словом
Поэт (Пушкин. — О. Л.), восставший в блеске новом
От продолжительного сна,
И порицания покровом
Одел он ваши имена.

Между прочим, тоже можно было бы рассуждать, почему Лермонтов, которого мы привыкли воспринимать, во всяком случае в школьные годы, как страстного поборника свободы, пишет такой текст. Но сейчас не об этом. Так вот, если сначала это связывалось с сиюминутным пушкинским контекстом, то в ряде позднейших случаев этот злободневный контекст «выветрился», а в сознании поэта и его читателей осталась лишь триада: «витии — России — клеветники (России)». Показательный пример — микрофрагмент поэмы Блока «Двенадцать» (январь 1918 г. ), в первой главке которой перед читателем предстает галерея бывших отмененных революционной стихией людей. Среди них один персонаж, кажется, особенно Блоку ненавистен. Потому что именно такие персонажи Блока в это время травили. Напомню:

А это кто? — Длинные волосы
И говорит вполголоса:
— Предатели!
— Погибла Россия!
Должно быть, писатель —
Вития…

Несмотря на то, что здесь «Россия — вития», а не «России — витии», тем не менее рифма цитаты из Пушкина мгновенно опознается внимательным читателем, и на нее указывает, в частности, Б.М. Гаспаров в своей классической работе о «Двенадцати». Он пишет, что это отсылка к «Клеветникам России».

Какого эффекта Блок добивается? Он никак его не характеризует. Ну, «длинные волосы» и «говорит вполголоса». Тем не менее эта рифма «Россия — вития» моментально приклеивает к писателю характеристику «клеветник». Раз с «Россией — витией» — значит, клеветник. Собственно говоря, чего Блок, по-моему, и добивался. При этом, что мне кажется важно и интересно, конкретные претензии «витии» к новому государству не просто другие, чем у витий из стихотворения Пушкина: они прямо противоположны тем, которые витии предъявляют у Пушкина. Ведь писательское «предатели!» у Блока характеризует большевиков как сторонников выхода России из Первой мировой войны и, соответственно, ускорения самоопределения составлявших Российскую империю национальных образований, которое неизбежно приведет к распаду империи. Мы помним, что Польша наконец обретет свою независимость совсем скоро, 6 октября 1918 года, а запущен этот процесс и вовсю шел в то время, как Блок писал эту поэму, еще в марте 1917 года.

Рискну в заключение своей реплики выдвинуть нуждающуюся в подробных обоснованиях гипотезу. Вот что я думаю: русские поэты первых двух десятилетий ХХ века вспоминали о пушкинском стихотворении «Клеветникам России» в тех случаях, когда они обманывали всеобщие ожидания, выступали в неожиданной и, как правило, неприемлемой для большинства их читателей роли. Так поступил Блок (в качестве, между прочим, автора не только «Двенадцати», но и стихотворения «Скифы», которое очевидным образом связано с «Клеветниками России»). Так поступил (это, мне кажется, более интересный пример) Мандельштам, в декабре 1914 года вдруг примеривший на себя амплуа певца русского великодержавного богатырства с, как мне кажется, тоже отсылкой — к другому месту, не самому популярному месту (про богатыря, который проснется, — понятно, это Илья Муромец) стихотворения Пушкина:

В белом раю лежит богатырь:
Пахарь войны, пожилой мужик.
В серых глазах мировая ширь:
Великорусский державный лик.

Только святые умеют так
В благоуханном гробу лежать:
Выпростав руки, блаженства в знак,
Славу свою и покой вкушать.

Разве Россия не белый рай
И не веселые наши сны?
Радуйся, ратник, не умирай:
Внуки и правнуки спасены!

Между прочим, мне кажется, только относительная неизвестность или малоизвестность этого мандельштамовского стихотворения (а он нигде его не печатал, кроме как в газетах) спасает его от того, чтобы тоже разойтись на цитаты в современной публицистике. Спасибо.

Лейбов: Спасибо большое. Я все-таки из начала ХХ века перескочу назад.

Боюсь, что слишком долго было бы рассказывать обо всех обстоятельствах, которые сопутствовали написанию этого текста. Если очень коротко, просто нужно напомнить, что действительно правы коллеги: Пушкин действительно изменился, и он сам понимал, что он изменился. У него было время, когда с ним происходят два принципиально важных события: незадолго до этого он женится, и совсем незадолго до написания этого стихотворения он поступает на службу. Он опять служит при Министерстве иностранных дел, но на самом деле получает дозволение, как он сам говорит (как говорит Бенкендорф), «рыться в архивах». И, в общем, это намек на то, что он получает вакантную должность покойного Карамзина. Там было некоторое недоразумение в связи с этим: кажется, Пушкин и Николай немножко по-разному понимали ситуацию, но, во всяком случае в это время, в самом начале, Пушкин понимает ситуацию именно так.

Ну, если ты Карамзин, то ты должен писать что-то вроде «Записки о древней и новой России» и выступать консерватором. Пушкин готов к этому. Это первое явление нового Пушкина людям. А стихотворение, о котором мы говорим, действительно связано очень тесно с европейскими событиями и теми недоразумениями, которые сопровождали пушкинскую рефлексию. Пушкин полагает, что прямо революционные орды сейчас ринутся в Россию, потому что депутаты мутят воду. Но это депутаты оппозиции, это левые орлеанисты, действительно они мутят воду довольно серьезно, и когда становится известно о взятии Варшавы, в Париже начинается любимая парижская забава — без желтых жилетов, но все-таки люди выходят на улицы и начинают с пропольских и антирусских лозунгов, а заканчивается всё, естественно, лозунгами антибурбоновскими.

Пушкин внимательно об этом следит, об этом написано после Брюсова довольно много. Почему я говорю о том, что пушкинская реакция была не вполне адекватна, как сейчас выражаются? Потому что, в общем, такого алармизма в русском обществе не наблюдалось. Здесь Пушкин, скорее, стоял особняком.

Меня интересует другой текст, и я бы хотел сегодня его процитировать. Он очень поучителен. Это первый развернутый отклик на пушкинскую инвективу «Клеветникам России». Он принадлежит перу князя Петра Андреевича Вяземского. П. А. Вяземский в это время пребывает то в Москве, то в своем подмосковном имении Астафьеве, это совсем недалеко от Москвы, не доезжая от Южного Бутова до Подольска, я бы так сказал. Поэтому он мотается туда-сюда. Первое, что он читает, — это стихотворение Жуковского, которое Надя упоминала. Стихотворение действительно чудовищное, которое сам Жуковский потом ни разу в жизни не перепечатывал, не включал ни в одно собрание, и появилось оно в разных газетах. Газеты доходят первыми. Вместе с этим стихотворением до Вяземского доходят какие-то слухи о том, что Пушкин тоже что-то написал, но окончательно мы можем примерно датировать получение в Москве этой самой брошюры, куда входят два стихотворения Пушкина — «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина», и стихотворение Жуковского, которое я даже не буду называть, настолько оно плохое (Жуковский написал другое, чуть получше, но тоже не очень, которое называется «Русская слава», но там совсем аховое, это Вяземский уже читал). .. Брошюра доходит в Москву, я думаю, можно точно сказать, когда: 18-го числа Чаадаев заканчивает письмо к Пушкину, и потом письмо послано, на почте стоит штемпель 28-е, если я не ошибаюсь, или 25-е, а в приписке — то есть после 18-го и до отправления на почту, то есть около 19–20-го числа эта брошюра оказывается в Москве, и там Чаадаев пишет: «Поздравляю, теперь вы поэт национальный», — мы видим, что брошюра дошла до Москвы.

И Вяземский примерно в это же время — 22 сентября — очень резко реагирует. Что делает Вяземский: он практически пишет ответную инвективу. Это такое стихотворение в прозе. Он не написал стихов: он в это время с сатирическими своими упражнениями покончил, но, в общем, временами это проза, которая звучит как стихи. Я просто не могу себе отказать в удовольствии его процитировать:

«Пушкин в стихах своих «Клеветникам России» кажет им шиш из кармана. Он знает, что они не прочтут стихов его, следовательно, и отвечать не будут на вопросы, на которые отвечать было бы очень легко, даже самому Пушкину. За что возрождающейся Европе любить нас? Вносим ли мы хоть грош в казну общего просвещения? Мы тормоз в движениях народов к постепенному усовершенствованию нравственному и политическому. Мы вне возрождающейся Европы, а между тем тяготеем на ней. Народные витии, если удалось бы им как-нибудь проведать о стихах Пушкина и о возвышенности таланта его (это уже почти гоголевские интонации! — Р. Л.), могли бы отвечать ему коротко и ясно: мы ненавидим, или лучше сказать презираем вас, потому что в России поэту, как вы, не стыдно писать и печатать стихи, подобные вашим.

Мне так уж надоели эти географические фанфаронады наши: от Перми до Тавриды и проч. Что ж тут хорошего, чему радоваться и чем хвастаться, что мы лежим в растяжку, что у нас от мысли до мысли пять тысяч верст, что физическая Россия — Федора, а нравственная — дура. Велик <и> Аникин, да он в банке».

Тут я прерву цитату, там дальше есть еще очень смешно насчет того, что когда Пушкин приглашает витий и их сынов в Россию, он пишет (процитирую все-таки):

«Пушкинское «Вы грозны на словах, попробуйте на деле» похоже на Яшку, который горланит на мирской сходке: да что вы, да сунься-ка, да где вам, да мы-то! Неужли Пушкин не убедился, что нам с Европою воевать была бы смерть? Зачем же говорить нелепости и еще против совести и более всего без пользы?. .»

Здесь действительно эта Федора-дура, «Велика Федора, да дура» — это проверб русский, пословица, которую в разных источниках мы встречаем, а Вяземский с ней играет, как он раньше играл с русским Богом в одноименном стихотворении, как он вообще любит играть в духе французских острословов с провербами. Здесь он сначала с этой Федоры заходит, а потом, значит, это вот совершенно не прокомментировано, ну, просто потому, что непристойность: «велик и…» Вяземский не отличался любовью к благозвучию, но был не чужд футуристическим сильным повторам, как «влаги властелин», что-нибудь такое. «Велик и Аникин, да он в банке», вот это «к-к-к». Аника — это такой мифический персонаж русской жизни XVIII–XIX и далее веков, иногда описываемый почему-то как форейтор (или что-то вроде этого) Петра I. Мы знаем, что действительно был такой персонаж, француз он был. Если не ошибаюсь, Буржуа была его фамилия. Ну, вот такая устойчивая легенда о том, что его половой член необычайных размеров хранится в банке в Кунсткамере. Значит, вот этот самый «Велик и Аникин, да он в банке» потом у Вяземского же появляется в совместном стихотворении с Пушкиным «Послание к Жуковскому», кстати (о котором Илья может многое рассказать), во фрагменте Вяземского как раз появляется это самое «…и известного в Банке члена Аникина». Этот самый «член Аникин», который «велик, да в банке», — это ответ на пушкинский вопрос о том, встанет ли русская земля. Ну вот в банке. Велик Аникин, да он в банке.

Эта прекрасная такая внутренняя эскапада беспокойной русофобии Вяземского — она осталась под спудом, Вяземский не публиковал этого, но сохранял этот дневник (это одна из его так называемых «записных книжек»), и этот фрагмент не пошел в посмертную публикацию начинавшегося при жизни собрания сочинений, но потом публиковался многократно. Интересно, конечно, вспоминал ли об этом Вяземский, когда призывал Русь воевать с Европой и сочинял стихотворение под названием «Святая Русь». Но это будет только через двадцать лет.

Вот, я просто не мог удержаться от цитации, и это действительно очень сильный эмоциональный всплеск Вяземского. Мы не знаем, в какой степени Вяземский делился этими эмоциями с современниками, но вообще, представляя себе немножко князя Петра Андреевича, можно подумать, что в какой-то мере и делился: поговорить он тоже любил.

Спасибо большое.

Лекманов: А Пушкин не знал этот текст? Не дошло до него?

Лейбов: Нет, Пушкин не знал этого текста. Мало того — я не буду об этом подробно говорить, но — Вяземский в двух записях ранее набрасывает черновик письма к Пушкину и говорит (это про Жуковского, что Жуковскому стыдно такое писать): «Я хотел послать это Пушкину, думая и Пушкина тоже укусить, потому что он, сказывают, тоже написал стихи на Польское восстание». Но не стал посылать. То есть, скорее, замолчал это дело.

Если нет у вас никаких по этому поводу замечаний, то мы переходим к следующему номеру нашей программы, и я приглашаю Кирилла Осповату поговорить об этом тексте (не о Вяземском, а о Пушкине).

Осповата: Да, спасибо большое. Меня не будет так интересовать биографически Пушкин, его оправдание или осуждение. Я буду говорить о тексте и о пушкинских претекстах этого текста. Я буду произносить слово «Пушкин», но интересует меня вопрос о том, как поэтическая форма позволяет говорить о политике, как она моделирует разные типы политического сообщества, и как именно это работает и не работает в «Клеветникам России».

Аргумент о том, что это текст сильный, потому что его до сих пор читают, замечательно неопровержим (без всякой иронии говорю), но я тем не менее буду говорить о нем как о тексте, который «проваливается» — по причинам опять же структурным.

Жанр — ода. Тынянов нам говорит, что ода — это ораторский жанр. Ораторский жанр подразумевает некоторый риторический инструментарий, очевидным образом сильный в «Клеветникам России», в сочетании с некоторым представлением о том, что текст делает в аудитории: некоторая воображаемая публичная сфера, условно говоря, республики, оратора на форуме (вот что такое ораторский жанр, да?). И в этом собственно сила оды — что она некоторым образом моделирует такую публичную сферу. В стихотворении Пушкина это реализуется — я пройдусь по строфам — буквально:

О чем шумите вы, народные витии?

Пушкин вызывает образ в первой же строке парламентского оратора и создает это парламентское пространство, к которому он обращается. Он обращается — как будто он выходит и спорит с ними своей речью. И понятно, что всё, что мы наблюдаем дальше, — это некоторое развертывание такого ораторского периода, многочисленных ораторских периодов, соответствует исходной установке. Это такая речь. При этом первая же строка — и здесь базовое противоречие этого стихотворения — абсолютно отменяет любую ценность риторического парламентского высказывания: «О чем шумите вы, народные витии?» — любая парламентская речь бессмысленна, это просто шум, вития — непонятный шут, которому лучше замолчать. И этот парадокс, эта невозможность высказывания, в том числе собственного высказывания, дальше замечательно разворачивается.

Риторика нам дает два полюса, между которыми этот текст колеблется. Риторика может быть возвышенна и может быть рациональна. И умелый ритор между этими крайностями переходит умело, а неумелый ритор в них путается. Пушкин в этом тексте в них путается. Сначала он отрицает саму осмысленность парламентских дебатов и вместо них говорит о национальном споре, национальной истории, национальной судьбе, но эта национальная история и судьба начинает описываться в категориях тех самых парламентских дебатов, которые мы только что отменили: «спор славян между собою». А какой спор? Это война, это схватка? Почему спор? И дальше следующая категория этого риторического упрощения — рационализация — это вопрос. Это, опять же, слово из парламентского лексикона: славянский вопрос, польский вопрос, давайте его обсудим в каком-то таком разумном ключе, исключающем слишком сильные эмоции. Но Пушкин же как раз отменяет на уровне смысла, на уровне высказывания, он пытается отменить релевантность этого подхода — парламентского подхода к национальным судьбам славянских народов. И тем не менее на уровне собственной фразеологии он продолжает на этом настаивать.

Понятие «вопрос» появляется дважды:

Вопрос, которого не разрешите вы.
<…>
Оно ль иссякнет? вот вопрос.

И на фоне этой огромной возвышенной метафоры «славянские ль ручьи сольются в русском море?» понятие «вопрос» как категория какого-то парламентского быта, парламентского протокола абсолютно неуместно. Он как бы отрубает собственный пафос. И это взаимное противоречие, взаимная отмена разных регистров, которые тут включаются, происходит постоянно:

Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда…

Опять же, здесь разворачивается это противопоставление витийствования и молчаливого насилия:

Для вас безмолвны Кремль и Прага…

— то есть там происходит какое-то возвышенное, непонятное рациональным иностранцам таинство национальной судьбы. Пушкин здесь опирается на собственный отрывок «Графу Олизару» (1827), где он уже пытался развернуть русско-польское противостояние в возвышенные образы, наследуя собственным опытам славословия резни из эпилога к «Кавказскому пленнику»:

И мы о камни падших стен
Младенцев Праги избивали,
Когда в кровавый прах топтали
Красу Костюшкиных знамен.

Там (это из «Графу Олизару») он начинает разрабатывать возвышение этой борьбы. И здесь, в «Клеветникам России», он это берет и вставляет. Но при этом не получается это кровавое возвышение вставить, потому что вместо этого, опять же, ораторского пафоса национального единства и национальной судьбы — или, вернее, не вместо, а поверх него — получается абсолютная невозможность этот пафос высказать. Потому что он представлен в строфе «Клеветникам России» с точки зрения тех, кто не слышит этих слов, кто не может их услышать:

вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда;
Для вас безмолвны Кремль и Прага;

— то есть всё, что Пушкин мог про это бы написать возвышенного, уже уничтожено, потому что он ставит своего читателя в позицию того, кто не может этого услышать. Опять же, противоречие между возвышенностью войны «Полтавы» и парламентским модусом, в котором это стихотворение разворачивается, несмотря на то, что оно отрицает его какую бы то ни было осмысленность. И, соответственно, этот национальный экстаз вокруг «избиваемых младенцев»… Строка в «Клеветникам России» не попадает, и этот национальный экстаз невозможен. Он может только проецироваться куда-то: где-то есть какие-то русские люди, читатели, которые, наверное, это испытывают, но в тексте этот пафос убивается молчанием:

Для вас безмолвны Кремль и Прага…

Выразительность заменяется немотой, и от всего этого имперского возвышенного остается факт бесцельного, непонятного читателям кровопролития. Кремль и Прага — что там было? Неизвестно. Смысла в этом нет, текст объявляет бессмыслицей собственный пафос.

Дальше эта бесцельность кровопролития резким жестом переносится от славянского насилия на французский парламент. Вместо палаты депутатов — пространство разногласий, артикуляция различных рациональных и риторических позиций. Парламент вдруг оказывается носителем единодушной и бессмысленной, не рефлексирующей воинственности и ненависти:

Бессмысленно прельщает вас
Борьбы отчаянной отвага —
И ненавидите вы нас…

Французскому парламенту вменяются свойства русского бунта — бессмысленного и беспощадного. Эта логика понятна: в контексте русского политического подсознательного французский парламент, как уже было сказано, ассоциируется не с парламентом, а с революцией. Николай I в крестьянских восстаниях 1830 года обвинял влияние французских идей, и Пушкин как бы в этой же логике пишет.

Получается, опять же, на уровне этого политического поэтического подсознательного, что речь идет не о вторжении, а о революции, что угрожает собственно французская революция, в которой французский парламент и русский бунт оказываются отождествлены. И вот это — та опасность, о которой в стихах писать нельзя. Нельзя это высказывать вслух, нельзя писать о революции. И она оказывается вытеснена. Она оказывается той опасностью, которая встает за пушкинскими стихами и проговорками, но на уровне высказанного она дает о себе знать подрывающими смысл противоречиями. Если парламент — не место для дискуссий, а место для стихийной вражды, то сама форма ораторского стихотворения теряет смысл, сводится к бессмысленному плоскому выкрику: «ненавидите вы нас».

Вся эта проблематика дальше заостряется следующей строфой:

За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы? <…>

— строфа о падении Наполеона, в которой Россия вдруг превращается в защитницу европейской вольности:

И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?..

Это пастиш текстов на разгром Наполеона, текстов 1815 года, оды Карамзина и всей этой риторики, в которую вписывается и пушкинская «Вольность», радикализм которой обычно преувеличивается: пушкинская «Вольность» вполне хорошо вписывается в такой как бы консервативный реформистский либерализм, ассоциированный с победой либерального Александра над диктатурой Наполеона (эта риторика в 1815 году цвела пышным цветом), и в которой победа русского оружия ассоциируется с конституционным монархическим либерализмом. И вся эта проблематика замечательно видна в понятии «кумир», которое означает монархию, представляющую собой зловредную иллюзию. Например, в стихах Пушкина «На смерть Наполеона» — зловредную иллюзию, которая разрушается голосом республиканского поэта:

Мы тяготеющий над царствами кумир

— уничтожили и заменили его вольностью. Это радикальный такой… ну, или не радикальный, но республиканский либеральный жест, который Пушкин отработал в ранних стихах и берет, опять же, стихи этого момента, но здесь совершенно это неуместно, эта республиканская критика монархии, идея разоблачать власть во имя вольности абсолютно никак не работает ни в контексте стихотворения 1831 года, ни в контексте николаевского царствования. Эта идея тут противоречит смыслу высказывания.

В 1830-е гг. эта формула указывает только на несоответствие пушкинского стихотворения самому себе и своей задаче, на несоответствие республиканской ораторской риторики теме, к которой она никак не подходит. Это противоречия, которые обрекают «Клеветникам России» на статус не-высказывания, невозможности высказать необходимое.

В последней строфе саморазрушение этого высказывания продолжается:

Вы грозны на словах — попробуйте на деле!

— это фраза, которая отрицает ценность слов. Если слова не ценны, а ценна только битва, тогда пушкинское стихотворение не нужно.

Хорошо, слова отменили — осталось действие, которое поэт может величественно изобразить (как в «Полтаве», например). Что это за действие? В ком изображается действие? Действие изображается в фигуре «старого богатыря, покойного на постеле». Ну, замечательно, хорошо. Слов нет — и действия тоже нет.

Идем дальше:

От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая…

— свойство непоколебимости, которое по идеологической логике должно было быть вменено русской монархии, почему-то относится к Китаю, который тут вообще ни при чем. А Кремль оказывается «потрясен». То есть речь идет то ли о будущей революции, то ли как минимум о новом вторжении французов в Москву, как в 1812 году, что противоречит пророчеству о победоносности русского оружия. То есть новую сдачу Москвы уже себе представляем.

Наконец, у нас посреди этого всего опять возникает некоторая речевая фигура мощи, ассоциированной со словом, и это русский царь:

Иль русского царя уже бессильно слово?

Хорошо, наконец! Поэт нашел свой голос в том, чтобы транслировать мощное слово русского царя. Это стандартный одический прием. Хорошо, можно говорить в полный голос. Но в этот же самый момент, когда слово вверяется русскому царю и отнимается у витий, которые «грозны на словах», эта же сила слова отнимается у самого поэта. Поэту остается только замолчать и погибнуть смертью Грибоедова, которой Пушкин так восхищался.

Если всемогущее слово вменяется только самодержавию, то есть если политическая речь невозможна вне приказа, то скептический окрик Пушкина в адрес французских парламентариев в первом стихе («О чем шумите вы, народные витии?») может быть переадресован и самому Пушкину: «О чем шумишь ты, Пушкин?» И понятно, что эти стихи не нужны ни царю, ни штыку. «Клеветникам России» оказывается не столько мощным поэтико-патриотическим высказыванием, сколько шумом, симптомом невозможности говорить в стихах о политическом, невозможности, которую в стихах «Смерть поэта» Лермонтов разрешит (но это другой разговор).

Лейбов: Спасибо, Кирилл. Я, может быть, ради сокращения не стану вообще вступать в полемику. Скажу только, что я не согласен. Мне кажется это достаточно успешным высказыванием. Во всяком случае, так его восприняли многие современники. Оно им показалось настолько успешным, что они действительно, вопреки Вяземскому, попытались даже донести этот текст до буйных французских депутатов. Правда, буйные французские депутаты во главе с Лафайетом как-то остались равнодушны. Но было несколько переводов и довольно много разговоров. И разноречивые эмоции. Но мне кажется, что тот одический и инвективный заряд, который текст носит, вполне уместно Пушкиным равернут. Но я не стану спорить. Можно было бы по часу с этим спорить, но не стану, а просто передам слово Илье.

Виницкий: Спасибо большое. Очень приятно выступить в этой группе «зумных витий», поскольку разные точки зрения, и я как раз со всеми согласен, хотя точки зрения и очень противоречивые. Об этом я тоже буду говорить: как противоречия могут быть сильными, эффективными и провокационными.

Когда Олег Андершанович поместил объявление о нашем диспуте об этом стихотворении на «Фейсбуке», сразу кто-то ответил, назвав остроумно это стихотворение «нерукопожатным». И у меня сразу возник вопрос: может ли нерукопожатное произведение быть сильным? Я думаю, что нужно было бы спросить у Дон Гуана, после того как он поздоровался со статуей Командора. Но в принципе я считаю, что нерукопожатные произведения очень часто бывают сильными, но, как я хочу показать в этом случае, сила их совсем не в том или не совсем в том, с чем она ассоциируется у достаточно многих читателей.

Еще одно маленькое предварительное и, может быть, ненужное замечание личного характера. У меня есть любимый рассказ Николая Лескова о том, как одна дама имела в качестве своего оракула книжку госпожи де Жанлис, французской писательницы: открывала эту книжку на любой странице и вычитывала какую-то сентенцию, которую связывала со своей жизнью или вообще с мировой историей. У меня у самого, скажу вам как на духу, есть тоже такой домашний оракул — это автокорректор на моем айфоне. Я к нему очень часто прислушиваюсь, потому что он страшный провокатор, меняет слова, но неожиданно открывает достаточно новые и необычные смыслы. Когда я шел на кафедру и пытался конспективно записать, о чем я хотел говорить, и написал «Клеветникам России», мой айфон-оракул исправил это на «креветки России». Я сразу удивился, в чем секретный смысл «креветок России», а потом понял, что подсказка заключается в том, чтобы посмотреть на этот текст, может быть, с необычной точки зрения. В каком-то смысле провокационной, что я сейчас очень коротко попытаюсь представить. И сразу хочу сказать, что я не согласен со второй частью своего выступления полностью, но всё равно не могу не поделиться. Вторая часть больше креветочная.

Итак. Первая часть: совершенно очевидно, что это серьезный текст. Это не сервильный текст. Это не галантный ход в благодарность за разрешение на публикацию «Бориса Годунова» (не забывайте, что именно этот контекст для Пушкина исключительно актуален). Не идеологическое обеспечение царской политики. Более того, если вы почитаете манифест царя и официальные документы, то они совсем о другом; скорее, это какой-то комплиментарный урок царю, нежели попытка просто реализовать поэтически то, о чем говорит император. Это не проходное произведение. Польская и французская темы занимают важное место в письмах и разговорах Пушкина того времени, а главное — в его поэзии. Вообще, это образец политической поэзии и — это мне кажется очень важным — романтической поэзии. Может быть, под классицистическим флером или флагом. Вообще, сила политики в романтическую эпоху для поэзии исключительна. Это одна из самых ярких страстей. В любую, наверное, эпоху политических перемен, резких перемен политика становится одной из муз творчества. Я вот совсем филолог филологом, но помню первые выборы, где я участвовал, мы с моим другом, писателем Винокуровым, составили целый список поэтических текстов-реклам для политических кампаний. Например, одно было такое: «За Якунина за Глеба / Голосует даже небо!» И я помню, в каком восторге мы это всё цитировали, восхищаясь тем, что есть поэтическое даже в этой публицистике. Это в сторону.

Теперь я хочу обратить внимание на пушкинскую строфу со словом «оставьте». И, отталкиваясь от этой строфы, хочу предложить два своих тезиса.

Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.

И дальше:

Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда;
Для вас безмолвны Кремль и Прага;
Бессмысленно прельщает вас
Борьбы отчаянной отвага…

Смысл этих стихов вроде понятен: типа не лезьте в чужие дела своими гриппозными носами. Но, как мне представляется, значение этого фрагмента в современном Пушкину политическом контексте (международное право я бы здесь выделил) и литературном контексте сложнее и интереснее. Сохранилось полуапокрифическое свидетельство о том, что Пушкин говорил, что такая же «семейная вражда», в которую нельзя вмешиваться, есть между Англией и Ирландией. «Задолго до пожара 1812 года поляки осаждали, грабили и жгли Москву, — якобы говорил он Вяземскому, — отнюдь не менее татар. Я совсем и не думал о 1812 годе, когда писал свою оду, но так как я немного знаю историю, то мне кажется, что я не ошибся, заговорив о семейной распре. Западная Европа тут ни при чем: подобная же распря существует между Англией и Ирландией. С какого права стали бы мы в нее путаться, что справедливо и для других?» Это апокриф, но, как мне кажется, он имеет совершенно реальную подоплеку, выводящую нас в сферу как пушкинских высказываний о политике, так и в сферу споров о дипломатии и международном законе XIX века.

Дело в том, что Пушкин обыгрывает здесь в своих целях важный дипломатический принцип, оказавшийся в самом центре европейских политических дебатов на рубеже 1820–1830-х гг. Сперва он был связан с Грецией, а потом с Польшей. Этот термин Пушкин сам упоминает дважды в том самом роковом 1831 году. Термин этот — «нонинтервенсьон» (non-intervention). Этот принцип как руководство к действию или бездействию активно обсуждался в Англии, Франции и Австрии, причем не только в связи с Польшей. Политика правительства короля Луи-Филиппа, молодого королевства после июля, была направлена против парламента именно в этом самом отношении. Точно так же в Англии тори и виги разделились в отношении к этому принципу non-intervention. Вот цитата из пушкинского письма Е. М. Хитрово около февраля 1831 года, сразу после того, как война началась:

Мы ждем решения судьбы — последний манифест государя превосходен. По-видимому, Европа предоставит нам свободу действий (Такова была его надежда изначально. — И. В.). Из недр революций 1830 г. возник великий принцип — принцип невмешательства, который заменит принцип легитимизма, нарушенный от одного конца Европы до другого.

«Невмешательство» — не совсем точный перевод. «Военного невмешательства» — здесь важно.

1 июня, когда события привели к гораздо более трагическим результатам, чем Пушкин надеялся в начале этой кампании, он пишет Вяземскому:

Для нас мятеж Польши есть дело семейственное, старинная, наследственная распря, мы не можем судить ее по впечатлениям европейским (Как бы отсюда потом тютчевское «аршином общим не измерить». — И. В.), каков бы ни был, впрочем, наш образ мыслей. Но для Европы нужны общие предметы внимания в пристрастиях, нужны и для народов, и для правительств. Конечно, выгода почти всех правительств — держаться в сем случае правила non-intervention <невмешательства>, то есть избегать в чужом пиру похмелья; но народы так и рвутся, так и лают. Того и гляди, навяжется на нас Европа. Счастие ещё, что мы прошлого году не вмешались в последнюю французскую передрягу! (Речь идет о июльской революции. — И. В.)

Пушкин противопоставляет политику невмешательства системе Каннинга, вмешавшегося в греческие дела, и также намекает на совсем недавние политические события, когда была признана независимость американских колоний Испании. То есть это очень-очень горячая тема, очень важный международный политический вопрос.

И вот еще одна цитата, практически наугад, из английского журнала, в котором высказывается точка зрения против политики невмешательства (потому что эта политика «трусливая и приводит к штыку в начале», а потом «к виселице в конце», и что эту политику «используют в своих целях деспотические правительства»), против non-intervention (гуманитарной помощи, как бы мы сейчас сказали, или вмешательства). Всё это очень актуально, и всё это уходит еще в конец XVIII века, и сам принцип non-intervention связан с политической теорией Эмера де Ваттеля «Право народов, или Принципы естественного права, применяемые к поведению и делам наций и суверенов». Ну, в романтическом контексте или в контексте позднего Священного союза этот вопрос приобрел исключительное значение и романтизировался до очень высокой степени.

Интересно то, что дипломатический принцип, бурно обсуждавшийся в Европе, в это время Пушкин в оде «Клеветникам России» превращает во внешнее условие разрешения поэтической трагедии, отталкиваясь от Карамзина (к которому я скоро вернусь) и, как я полагаю, романтизированного Шекспира с заменой страстных характеров на родственные, но столетиями ненавидящие друг друга народы. Возможно также отражение здесь и романа-идеологии Вальтера Скотта с его нормано-саксонским или англо-шотландским конфликтами. Перед нами своего рода национальная семейная трагедия — вот что Пушкин делает из этого принципа. На чьей стороне поэт — понятно, но это не меняет ничего. Суть оды с этой точки зрения не в антиполонизме и не в антивестернизме, а в утверждении трагического взгляда на вечный семейный спор, где один брат должен уничтожить другого, чтобы осуществить свою миссию объединения славянской семьи под собственной эгидой.

Более того, это стихотворение, безусловно, вписывается в творчество Пушкина, и говорить о том, что оно — идеологический разрыв с прежним Пушкиным, крайне опасно. Формально разрыв — да. Но не идеологически. Это постдекабристское стихотворение, укорененное в имперском фатализме Пушкина, который мы уже видим в «Кавказском пленнике». Родственное это стихотворение только что вышедшему в новых исторических обстоятельствах «Борису Годунову» через пять лет после написания и идеологически синхронное «Маленьким трагедиям» и «Медному всаднику». Да и «Повестям Белкина», как мне кажется.

Пушкин пишет, кстати, Погодину, посылая только что напечатанного «Бориса Годунова»: «Мы живем во дни переворотов или переоборотов, как лучше?» Вот это чувство поворотное, переворотное, переоборотное — очень важное для понимания пушкинского романтического восприятия современной истории и современной политики.

Показательно, что последствиями несоблюдения принципа non-intervention, по Пушкину, является грядущая война. В письме Вяземскому об этом говорится прямо: «Либеральная молодежь, возбуждаемая французскими журналами, ее жаждет». Кстати, самому Пушкину всего-то тридцать два года! Но молодежь он воспринимает уже как опасную разрушительную силу. «Эта война могла, — как он пишет, — возникнуть и по вине России, если бы она влезла во французские дела в прошлом июле. (Имеется в виду революция. — И. В.) Слава Богу, обошлось». «Озлобленная Европа, — пишет он в черновом варианте письма Бенкендорфу, — нападает покамест на Россию не оружием, но ежедневной бешеной клеветою. Конституционные правительства хотят мира, а молодые поколения, волнуемые журналами, требуют войны».

То же и в оде. Исторический или, точнее, (хотя я ужасно не люблю это слово, но приходится им пользоваться за неимением лучшего), историософский план этого стихотворения двойной: многовековая семейная драма славянских народов может перерасти в общеевропейскую трагедию. «Клеветникам России» в этом смысле — это своего рода манифест пушкинского поэтического консерватизма, поддержание баланса, скрывающего под маской патриотического угара ужас и восторг, наслаждение в бою из «Маленькой трагедии» перед неизбежной, как ему казалось, войной. В связи с этим примечателен несостоявшийся эпиграф к оде: Vox et praeterea nihil, что означает «Пустые слова» (буквальный перевод: «Голос и больше ничего»). Разумеется, этот «звук пустой» относится к парламентским демагогам и восходит к спартанским лапидарным сентенциям у Плутарха. Но вспоминается и пушкинский известный стих:

И жизнь ничто, как сон пустой,
Насмешка неба над землей?
(«Медный всадник»)

Там есть и — по крайней мере на каком-то уровне — этот трагический исторический смысл. Остановить это невозможно, и только пытаешься словами это сделать, но всё, что будет, то и состоится.

Первая строфа оды опирается также на латинскую фразу о домашнем споре. Это на самом деле не выдумка Пушкина: домашний спор — это Цицерон, это латинский термин, который очень часто встречался в литературе и политической журналистике того времени. И более того, слова о домашнем споре были использованы Берком (достаточно близким Пушкину, как мне кажется), в качестве эпиграфа к его трактату «О причинах политического недовольства».

В оставшиеся три-четыре минуты я перехожу к более провокационной части, за которую сразу прошу прощения. Ода «Клеветникам…» написана Пушкиным не «в шинельном духе», как Вяземский подшучивал, а всерьез. Но обращает на себя внимание тот факт, что все эти письма и высказывания о польской кампании завершаются у Пушкина ироническими выпадами против «поляка Булгарина», шутками и словесными играми весьма сомнительного иногда свойства. Эта шуточно-ироническая среда инвективы дает возможность прочитать стихотворение как два шиша в кармане, две фиги в кармане: серьезный шиш против клеветников и выражение поэтической историософии Пушкина, о котором я говорил, и имитация, может быть пародийная, серьезной позиции в устаревшей крикливой одической форме. Своего рода политическое паясничание, не отменяющее серьезность высказывания. Ну, все мы знаем, что на одной стороне листа Пушкин может писать стихи, прославляющие гнедичевский перевод, который открывает Гомера, а на другой стороне — «Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера», то есть двойственно.

Олег Андершанович очень точно заметил, что первая рифма «витии — России» отсылает нас к этому стихотворению. Нас — но не Пушкина. Дело в том, что до Пушкина эта рифма действительно использовалась, о чем Русский корпус пока умалчивает, находясь в состоянии постоянной экспансии. И использовалась она в контексте, который, безусловно, был Пушкину известен. Я сейчас прочитаю:

Сограждан славы, мудрых честь,
Бессмертный подвигом писателя-витии,
Успел отчизне он великий дар принесть,
И гроб его кропит слезами всей России.

К портрету Карамзина, на смерть Карамзина, стихотворение Николая Иванчина-Писарева. Рифма — та же самая. Карамзинский контекст, безусловно, важен для Пушкина. Писарев — поэт достаточно одиозный, и сам Пушкин смеялся над его творениями и говорил о том, что даже близкий ему граф Д. И. Хвостов и то лучше.

И вот теперь мы переходим к хвостовскому субстрату (самое последнее). В журнале братьев Достоевских «Время» была опубликована первая серьезная статья Колбасина о Хвостове, в которой рассказывалась полуапокрифическая история о том, как на одном литературном вечере «кто-то сказал, что не все довольны стихами Пушкина «Клеветникам России»; к общему смеху певец Кубры (граф Хвостов, так называемый «король плохих поэтов», самый плохой поэт, комическая фигура или пародическая личность для литераторов нескольких поколений, больше чем первой трети XIX века) неожиданно стал защищать Пушкина, называя его своим преемником». Чувствуете саму комическую ситуацию? Пушкин как преемник Хвостова. «Это было 24 октября. На другой день, 25 числа, Пушкин получил от Хвостова письмо. Оно сохранилось, есть прекрасная статья А. Ю. Балакина о диалоге Пушкина с Хвостовым. Приведу цитату из этого письма:

…убедясь в печальной истине опытом, что развращенные сердца завистливых крамольников ожесточенны и слухи их не внемлют прелестей гармонии сынов Аполлона, я, поразив врагов ваших, ограничиваюсь желанием, чтобы знаменитая лира ваша предпочтительно впредь воспевала только богатырей русских давнего и последнего времени. Не бойтесь и верьте (пишет самый плохой поэт самому хорошему! — И. В.), что творения ваши и мои будут оценены не сыщиками-современниками, а грядущим потомством. Оно об нас изречет настоящую критику правду.

Достаточно опасное соседство Пушкина с Хвостовым. Пушкин не проводит линию здесь. Наоборот, он подхватывает игру и включается в поэтический диалог с Хвостовым.

Почему Хвостов решил, что Пушкин — его преемник, совершенно очевидно: потому что мотивы, образы и даже некоторые, как сейчас бы мы сказали, мемы этого стихотворения восходят к хвостовской поэзии еще XVIII века и части XIX века: «Против крамольников», «Против витий» (ораторов западных), «Против волков в овечьей шкуре». Сам Хвостов внимательно читал французские журналы и моментально рифмовал, обращая бумерангом против их авторов, которые эти его тексты не читали. Хвостов написал также Пушкину стихотворение: «Александру Сергеевичу Пушкину, члену Российской Академии, 1831 года, при случае чтения стихов его о клеветниках России»:

Спасибо Пушкину-поэту;
Завистникам гостинец вновь
Заморскому докажет свету
Его к отечеству любовь.
Его творение прекрасно,
Замысловато, сильно, ясно,
Легко, приятно и умно…
Но попадет ли в цель оно?
Царицу россов клеветали…

(имеется в виду Екатерина)

…Когда горела с турком брань;
Пускай Европу ужасали
Наполеонов меч и длань, —
Французы с клеветы собрали
Большую в это время дань.

(у Хвостова несколько стихотворений на эту тему.)

С ней рядышком самоуправство,
Корысть, хищенье, святотатство,
Завистливая спесь, вражда,
Успех чужой — для ней беда,
Желание — другим ничтожность,
Самой себе — добра возможность.
Тебе дала поэта жар
Мать вдохновения — природа:
Употреби свой, Пушкин, дар
На славу русского народа,
Как начал громко — продолжай
О древних подвигах великих,
И вопли птиц ночных и диких
Ты, песнопевец, презирай.
Злословье нагло, беспокойно,
Высокой лиры недостойно.

Дальше он пишет еще одно стихотворение, в которое включает целый фрагмент из своей оды 1798 года. Она строится приблизительно так же, как пушкинская ода. В пушкинском маленьком стихотворении «Клеветникам России» тринадцать риторических вопросов! Вот посмотрите стиль Хвостова:

Сам Бог за нас, и кто противу станет?
Кто дерзновения подъемлет меч?
Чьих уст потом из подземелья грянет?
Корысть велит чьей крови снова течь?

Не мы ль торжественно в Париж вступили,
Под облака мы Альпов верх склонили;
Давно ли мы за высотой Балкан
Стрелу громов на Агарян метали? —
Тогда в Стамбуле стены трепетали
И ужасом наполнен был Диван.

(Сии четыре стиха взяты из собственной Оды Автора на Мир с Оттоманскою Портою. Смотри том 1 стр. 196)

Очень характерный пример.

Всё это, я думаю, Пушкину было достаточно смешно. Более того, мы часто забываем, что именно в том самом 1831 году Пушкин издевается над риторикой. Он читает французские романы Гюго и Стендаля и говорит, что что-то ему нравится, но ему совершенно непереносимы риторические вопросы в том числе.

Собственно, само стихотворение его находится не просто в подозрительном контексте с родственными стихами Хвостова, «угадавшего» в Пушкине своего последователя, но Пушкин сам как бы подыгрывает ему. Ему смешно вплоть до «Медного всадника», где Хвостов, как известно, появляется в образе поэта, любимого небесами, не понимающего в своей счастливой глупости произошедшей трагедии.

Можно сказать иначе: Пушкин в своем стихотворении «Клеветникам России» одевает свои серьезные мысли в хвостовскую ветошь. Прием, опробованный им в другой пародийной оде, написанной раньше — «Оде Хвостову и Байрону» («Султан ярится…»), одной из самых известных пародий первой половины XIX века. Причем это не воскрешение патриотического стиля в год войны, но игра с ним. Двусмысленное приношение Николаю (всё равно историю не остановишь, и трагедия надвигается), и красная — точнее, белая — тряпка самого разного рода читателям. Наконец, двоемыслие оды здесь само разыгрывает, как мне кажется, столкновение двух взаимоисключающих сил, которое определяет пушкинскую поэзию, драму и прозу начала 1830-х гг. (да и раньше, да и позже): серьезность и буффонаду. Под маской старой ветоши высказываются серьезные взгляды, сохраняется некая дистанция, при этом сохраняется и дальнейшая свобода высказывания по этому вопросу. Я не говорю о том, что Пушкин лукавит; я говорю о том, что Пушкин гораздо более свободен в этом стихотворении, чем кажется. Стихотворение романтическое, оно укоренено в романтическом восприятии политики и истории, и стихотворение включает в себя романтическую иронию. Опять же, я могу быть не прав. Но «креветкам России» на меня повлияло. Спасибо!

Лейбов: Привет креветкам! У нас, к сожалению, нет времени для того, чтобы подробно обсудить тезисы как первой, так и второй половины Вашего доклада, поэтому я просто передаю слово Ивану Давыдову для злободневного сообщения.

Давыдов: Я буду максимально краток, я скомкаю все красоты…

Лейбов: Не надо очень комкать красоты, на самом деле. Нас простят, если… Даже меня студенты прощают, если я их задерживаю немножко.

Давыдов: Ну, ты-то великий человек, а я-то нет.

Лейбов: А ты учился в Московском университете!

Давыдов: У меня был такой замах: посмотреть, как внутри русской актуальной политики живет это стихотворение, и я взялся исследовать вопрос аж с конца 1980-х гг., но, честно говоря, провалился в какие-то бездны, поэтому решил ограничиться, так сказать, посткрымским периодом — и я сейчас поясню, почему.

Дело в том, что я уже говорил в начале: как только с Советским Союзом начались какие-то ощутимые беды и как только появился, с одной стороны, русский национализм в публичном поле и, с другой, мода на всяческое покаяние за совершенные ранее империей грехи, тогда же как раз имперцы и националисты и вспомнили «Клеветникам России». И, собственно говоря, первое яркое упоминание, которое мне удалось найти, — это 1989 год, общество «Память». Не знаю, помнит ли молодежь, а более зрелые участники нашего семинара, наверное, помнят, что это самые радикальные националисты, нацисты практически, которые во второй половине 1980-х гг. были на политической арене. Так вот, они написали в Верховный Совет СССР, демократической фракции Верховного Совета, гневное открытое письмо, которое называлось — как вы думаете? — конечно, «Клеветникам России». Ну, и так далее. И всю ельцинскую эпоху это стихотворение очень часто фигурировало в разных публицистических выступлениях представителей той части политического спектра, которых тогда модно было называть красно-коричневыми. Но я решил в это не углубляться, хотя, разумеется, в силу просто специфических талантов этих людей там много очень всяких забавных цитат.

Я хочу рассказать вам про, так сказать, возвращение величия. Сразу забегая вперед, скажу, что это, возможно, сейчас одно из самых цитируемых в официальной российской прессе стихотворений, причем как в центральной, так и в региональной. У меня была гипотеза, что настоящий его восход, его возвращение в актуальный политический язык начнется с мюнхенской речи Путина. Но нет, оказалось, что это… понятно, да? В общем, в некотором смысле это стихотворение читается как гимн холодной войне, или даже не холодной, в которой мы должны победить, как описание векового конфликта России и Европы, в котором Россия права, а Европа — нет. Соответственно, чем дальше, тем для официальной политики оно актуальнее. А первой декларацией такого рода взглядов и была знаменитая речь Путина, так называемая мюнхенская, на Мюнхенской конференции по безопасности в 2007 году. Но нет, на самом деле по-настоящему «Клеветникам России» вошло в моду сильно позже, и легко догадаться, когда. Это началось после Крыма и после войны на Донбассе.

(Я позволю себе выделять основные смысловые блоки, внутри которых это стихотворение использовалось и людьми, которые искренне искали правду «русского мира», и откровенными пропагандистами.)

Так вот, по-настоящему в моду оно начало возвращаться после присоединения Крыма и начала войны на Донбассе, но поначалу при этом Пушкин находился в каком-то, что ли, междумирье, в переходном состоянии. Потому что, с одной стороны, казалось бы, уже тогда этот текст вполне мог читаться — ну, вы же понимаете, что в пропаганде его используют, не задумываясь о том, есть ли там романтическая ирония и какие сложные можно выделить контексты его создания; его читают совершенно прямо. И, казалось бы, уже тогда он мог пригодиться самым «великим» людям, первым лицам и страны, и пропаганды. Но на самом деле поначалу его использовали второго ряда, скажем так, адепты борьбы за счастье «русского мира». Я несколько примеров приведу. Вот, например, в 2015 году в Могилеве, в Беларуси, одна из общественных организаций, которая тогда уже была озабочена единством белорусского и русского народов, установила памятник Пушкину, и там на одной из стел этого памятника был фрагмент стихотворения: «Иль нам с Европой спорить ново?» — и так далее. Но тогда, если вы помните, хотя это было всего шесть лет назад и это странно звучит, Лукашенко на самом деле пытался как-то вести сложную игру, поддерживать хорошие отношения с Украиной, и злил русских патриотов тем, что они называли «насильственной белорусизацией Беларуси». И эта часть памятника была демонтирована. Это вызвало (не в государственной, но в окологосударственной прессе) в России бурю возмущения, и в конце концов информационное агентство «Регнум», которое принадлежит нашему с Романом Григорьевичем хорошему другу М. А. Колерову, опубликовало статью «Враждебный Пушкин: что роднит бандеровскую Украину с «братской» Белоруссией». И понятно, что роднит, да? Пушкин — воплощение русского языка и русского патриотизма, а местечковые русофобы с имперских окраин свою ненависть к России переносят на него.

Из ярких примеров из этого же блока: отчасти я уже упоминал, что в 2017 году вышла книга Захара Прилепина «Взвод: офицеры и ополченцы русской литературы». Вы понимаете, да? Понятно, какой вес в данном контексте приобретает слово «ополченцы». И там Прилепин, в частности, пишет:

Наш Пушкин — автор «Полтавы», «Полководца» и «Бородинской годовщины»; он написал «Клеветникам Европы» и «Войну»: там сказано всё. Получается, что и в этом — военном — смысле фигура его оказывается всеохватывающей, неотменяемой, определяющей. Перечитайте как минимум названные нами стихи или «Путешествие в Арзрум» — безупречный образец военного очерка. Станет очевидным, что если этому взводу нужен взводный, то он есть: Пушкин.

На Захара, который тогда еще не был совсем одиозной фигурой, напала либеральная интеллигенция, и, отвечая в одном из интервью на травлю, он сказал: «Меня вообще мало волнует, что сейчас я в меньшинстве среди литераторов. Когда Пушкин написал оду «Клеветникам России», с ним тоже многие перестали здороваться».

Я чуть позже к этому сюжету вернусь, а пока, завершая с русским миром, приведу еще пару примеров, совсем свежих.

2021 год, конкурс «Мисс ДНР — 2021». Особенностью мероприятия было то, что участницы учили одно поэтическое произведение и декламировали его по строчке. Из этого потом сделали проморолик. Конечно же, это была ода «Клеветникам России»

Ну, и чтобы вы не думали, что это только ДНР, то вот луганская относительно свежая газета:

«Жители Луганска в 222-ю годовщину со дня рождения великого русского поэта Александра Пушкина провели творческую программу у бюста поэта в столичном Парке культуры и отдыха». Один из местных видных деятелей «…продекламировал стихотворение «Клеветникам России», написанное Пушкиным в августе 1831 года в ответ на критику Запада в отношении политики Российской империи в вопросе объединения славянских народов. По мнению общественника, это стихотворение сегодня актуально так же, как и почти 200 лет назад, когда благополучная Европа возводила горы лжи против России, которая расправилась с армией Наполеона и принесла свободу многим государствам».

И дальше луганский общественник говорит:

«Ничего не поменялось с тех пор, как жил Пушкин. Сегодня вновь «домашний, старый спор славян между собою» проходит, сегодня вновь «волнения Литвы», сегодня вновь нам грозят «витии» из-за границы санкциями и войной. Но им всем давала отпор русская армия, и дал отпор Пушкин своим стихотворением. Поэтому в эти дни мы читаем стихотворения, которые особенно актуальны».

Селиванов отметил, что до войны 2014 года многие нынешние жители Республики, будучи представителями молодежи, собирались у памятников Пушкину в Киеве и Запорожье, Харькове и Одессе, «а потом уехали в Донбасс и вошли в ополчение».

«Почему? Потому что Пушкин стал для нас знаменем и образцом русской национальной мысли», — пояснил он.

Ну, и дальше они возлагают цветы.

Возвращаясь к цитате Прилепина… Это тоже еще один интересный момент, который прямо сейчас продолжается. Вы знаете, есть такой… я не знаю, вернее сказать, насколько вы это знаете, но сейчас в социальных сетях в спорах либералов с государственниками есть такой стандартный пример полемики: государственники вдруг обнаруживают, что в социальных сетях их не очень любят и без восторга относятся к каким-то их тезисам, после чего начинаются рассуждения о том, что либералы их травят, о том, что это у них нет свободы слова, и т. д. Чем дальше, тем такие рассуждения нелепее выглядят, но тем не менее этот прием живуч, и как раз, как ни странно, Пушкин и «Клеветникам России» оказываются чем-то вроде модели, иллюстрации для того, что «всегда так было» и «всегда честных патриотов травили нечестные либералы».

Вот, например, относительно свежий текст. Проект «Ваши новости», такой второстепенный патриотический, видимо, пригожинский (я, честно говоря, до конца не разобрался). Пишет нам писатель Борис Мячин:

И в русской, и в европейской прессе стали появляться публикации, как сейчас принято говорить, проплаченные, «кремлевские» или «царскосельские» (главная резиденция царя была тогда в Царском Селе). Но было, конечно, и естественное сопротивление (это он пишет про восстание польское. — И. Д.), выразившееся, в частности, в знаменитом стихотворении Пушкина «Клеветникам России». Как и сейчас, эта естественность была принята «либеральной общественностью» за «холопское рвение».

А задолго до того, в 2014 году, Прилепин написал в газете «Взгляд» статью, которая называется «Клеветникам России». И что он там пишет?

Что в наше время сказали бы Пушкину? Что он одурачен пропагандой. Что, «поверьте, всё намного сложнее». Что «из России ему не видно ситуации».

Вам всё видно зато. (Обращается Прилепин к клеветникам России. — И. Д.)

И совершенно удивительный в этом контексте пример, совсем свеженький: январские протесты 2021 года, Семён Слепаков — такой телевизионный юморист, довольно популярный — написал оскорбительную песню про участников этих протестов, и, конечно, началась «разнузданная либеральная травля» барда. И в защиту Слепакова выступил Алексей Венедиктов, главный редактор радио «Эхо Москвы». И вот что он говорит:

Я не буду сравнивать Слепакова и Пушкина, естественно. Пушкин — наше всё. Но реакция общественности, которая ждала от Пушкина поддержки польского восстания, была поражена в самое сердце, уязвлена и подвергла беспощадной публичной критике позицию Пушкина по польскому восстанию 31-го года. И господин Бенкендорф был счастлив. Кстати, Пушкин про это Бенкендорфу писал: «Вот моя патриотическая позиция». Его не заставляли. Он так думал.

То есть, повторяюсь, Пушкин становится моделью для описания ситуации, в которой мерзкие либералы травят честного патриота.

Но вернемся к восхождению солнца нашей поэзии. На самом деле я не уловил перехода, но еще в текстах 2015 года довольно часто начинает в провластной лояльной прессе упоминаться это стихотворение. Но тем не менее это еще контексты почти ироничные, и это речь не официальных лиц, не выдающихся российских государственников, а просто журналистов.

Вот очень красивый пример. В 2015 году «Московский комсомолец» написал довольно большую статью про исследовательницу Нину Милову из Канады. Может быть, вы знаете ее: она знаменита тем, что у нее есть теория, что Дюма — это выживший Пушкин. Там цитируется ее удивительная аргументация:

Пушкин издавал журнал «Современник». Дюма издавал журнал «Мушкетер», что в переводе на русский язык могло означать не что иное, как «Пушкин», потому как мушкет — это средневековое орудие артиллерии, аналогичное пушке».

Но неважно, нас интересует здесь не ее речь, а начало материала. Начало такое:

Наше всё и сейчас живее всех живых. И актуальнее многих мертвых. В Крым ездить отдыхать любил. Написал стихи «Клеветникам России», которые хоть сейчас можно зачитать на Совбезе ООН по поводу Украины. «Оставьте: это спор славян между собою, / Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою…»

Ну и, наконец, погубили его, как ни крути, европейцы с подозрительной сексуальной ориентацией…

Это вроде бы иронический контекст, но постепенно тут на самом деле сказано всё, что про клеветников России стали говорить позже со звериной серьезностью и гораздо более серьезные люди.

Вот поздний текст из тоже вполне лоялистских «Аргументов и фактов». На самом деле он посвящен тому, собственно, почему Пушкин — наше всё. Вот что там пишут:

Те пушкинские строки можно и сегодня адресовать хоть Евросоюзу, хоть США, хоть Международному олимпийскому комитету.

В одну из годовщин Пушкина тогдашний спикер Думы предыдущего созыва Сергей Нарышкин, выступая на фестивале «Красная площадь» и поздравляя собравшихся с днем рождения Пушкина, что читает? Конечно, он читает «Клеветникам России» и называет это «поистине бессмертным». Дальше это входит в моду, и обязательно его читают сейчас всякие актеры. Если вы посмотрите какие-то региональные конкурсы чтецов — там просто обязательно, даже если конкурсы не посвящены Пушкину, с вероятностью 90 % кто-нибудь прочтет «Клеветникам России».

В мемориальных текстах, которые пишутся ко дню рождения и в центральных изданиях, и в региональных, или ко дню смерти обязательно упоминается «Клеветникам России». Вот, например, газета «Ульяновск», февраль 2019 года, то есть это ко дню смерти:

И в наши дни как нельзя более ко времени и к месту звучат его «Клеветникам России», «Перед гробницею святой», «Бородинская годовщина», когда Запад уже несколько лет ведет войну против православия и славянства объединенными силами всей Европы и США.

Или вот 2020 год уже, «Ставропольская правда»:

10 февраля исполнилось 183 года со дня гибели великого русского поэта Александра Пушкина. Его называют гением русской литературы, солнцем русской словесности, мировым классиком на все времена. Отдать дань его таланту решил губернатор Ставрополья Владимир Владимиров…

Лейбов: Смелое решение!

Давыдов: …У себя в «Инстаграме» глава региона прочитал стихотворение «Клеветникам России». «Эти строки актуальны и по сей день. В них — настоящая любовь к Отчизне. И звучат они так, будто написаны только вчера», — таким образом обосновал свой выбор Владимир Владимиров.

А вот газета «Вечерний Магнитогорск», февраль 2021 года, то есть тоже ко дню смерти. Там, собственно, вся публикация состоит из стихотворения, но перед ним строчка начала:

Сегодня, в день памяти Александра Сергеевича, мы в очередной раз убеждаемся, что:

«Пушкин — это наше всё!»

Прочтите строки, написанные много лет назад, и вы убедитесь, что они актуальны и сейчас.

Ну, и так далее.

Всплеск интереса к Пушкину и «Клеветникам России» — это голосование за поправки. Вот, например, «Парламентская газета», лето 2020 года, то есть время голосования за поправки. Вот они пишут:

Пушкинская экспедиция «Парламентской газеты», приуроченная к двухсотлетию путешествия поэта по Крыму, стартовала в день голосования по поправкам в Конституцию России. <…> Те, кто полагает, что поэт был вне политики, не знают ни его жизни, ни его творчества. Прочтите хотя бы «Историю Пугачёва» или «Клеветникам России». Показательно и поразительно, что именно в этом, написанном в далёком 1831 году, стихотворении поэт канонизирует российский статус Крыма, как бы очерчивая наши государственные границы: «Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды…»

Вот тоже время поправок, но это уже Пётр Толстой, вице-спикер Думы и вообще великий человек: «Напирая на пакт Молотова — Риббентропа от 1939 года, клеветники России, конечно, ни слова не говорят о соглашениях, которые заключали европейские лидеры с нацистским режимом ранее», — и т. д. Наступает момент, когда само словосочетание «клеветники России» становится тоже актуальным, несмотря на архаичность, употребляется очень охотно и часто и без прямой отсылки к Пушкину, но понятно, что они все, конечно, имеют в виду именно Пушкина и его текст.

Из свежего и прямого — это недавно презентованная книга Вячеслава Никонова. Про «Болдинскую осень» он написал книгу, и вот цитаты из материала «Парламентской газеты» с презентации:

Александр Пушкин не только создал вошедшие в золотой фонд мировой литературы шедевры лирики и прозы, но и продемонстрировал пример, как с пользой для себя и страны использовать вынужденную самоизоляцию. Задолго до введения Западом санкционной политики он пригрозил «клеветникам России» возможными последствиями необоснованных нападок на нашу страну.

<…>

Великий русский поэт был необычайно прозорлив, когда речь шла о международных отношениях. Его обращение «клеветникам России» сегодня актуально, как никогда. Перечитав его, можно найти в том числе и ответ на вопрос, почему России грозят анафемой и не хотят признавать партнёром на различных западных площадках.

Дальше — кстати, коллеги-ученые, — Никонов там объясняет, что из Пушкина можно понять еще, почему наши университеты не очень высокие места занимают в западных русофобских университетских рейтингах.

Но я хочу вам сказать, что постепенно самые далеко глядящие и тонко чувствующие задачу момента идеологи режима начинают понимать, что Пушкин — слишком робкий, он занимает оборонительную позицию даже в этом резком тексте, а так не надо! Совсем недавно был форум «Армия-2021», там выступал советник президента Владимир Мединский. Выступал он на конференции «Психологическая оборона: информационное противоборство в условиях ментальной войны». И вот что он сказал (да, он рассказывал про то, чем будет заниматься созданная Путиным комиссия по историческому просвещению):

…я вижу будущую деятельность МВК (межведомственной комиссии) не в обороне против клеветников России, отрицателей и хулителей памяти. Я вижу будущую деятельность комиссии в улучшении качества преподавания и популяризации истории на всех уровнях школ, в активной контрпропаганде, наступлении на невежество, в разоблачении технологии манипуляций историческими фактами. Это и есть историческое просвещение в широком смысле.

На этой радостной ноте я хотел сначала закончить, но, если можно, еще одну минуту у вас займу. У меня есть такое странное увлечение: я слежу за творчеством людей, которые в пропаганду не вовлечены, но сильно ей травмированы. Я их называю ультра-путинистами. Ну, это, знаете, такие люди, которые в целом, конечно, поддерживают нынешнюю политику России, но для них и сам Путин — недостаточный Путин. То есть они не понимают, почему наши танки не в Киеве и почему Вашингтон не в руинах. И в их среде распространяются демотиваторы с текстом стихотворения Пушкина «Клеветникам России», но парадокс в том, что это не стихотворение Пушкина. Одно — такое:

Животный утоляя страх
Времён двенадцатого года,
Европа пляшет на костях
Ей ненавистного народа.

И грозный брит, и грузный швед,
И галл, презрительно лукавый,
Плюют остервенело в след
Его тысячелетней славы.

И мутной злобою кипят,
За них попрятавшись блудливо,
Поляк спесивый, лит и лат,
Эстонец — пасынок залива.

Хохол с натуги ворот рвёт,
За ляхом тянется к европам,
Спеша за шнапс и бутерброд
Служить в неметчине холопом.

И мир вокруг по швам трещит,
И шрамы набухают кровью,
А мы как прежде держим щит
Пустому вопреки злословью.

Умолкни, лживая молва, —
Пускай узна́ют поимённо:
Россия всё ещё жива!
Не пали отчие знамёна!

И второе «стихотворение Пушкина» «Клеветникам России» — такое:

Лакеи вечные Европы,
Ее духовные рабы,
Вы извратили отчий опыт
И предков предали гробы.

По прихоти дурной холопы,
Прислужники чужих затей,
Вы сделались дерьмом Европы,
Вы полюбили свист плетей.

Вы предавали Русь стократно,
Чужому вверившись уму.
Вас Русь прощала, но обратно
Тянули шею вы к ярму.

Вам Родины милей — чужбина.
И суждено вам потому
Знать волю…
            …только господина!
И вечно кланяться ему.

Первый текст написал один поэт из Питера, второй текст — поэтесса из ДНР. Их разоблачали время от времени в официальной прессе и писали… Вот, например, портал «ЧеченИнфо» написал: «Надо признать, стихи хорошие, но это не Пушкин».

А я вам напоследок процитирую кусочек из материала «Комсомольской правды», в котором тоже рассказывается, что это на самом деле не Пушкин, но стихи хорошие:

Стихи тоже пошли в народ и стали … пушкинскими. Кто еще мог так хлестко и правдиво написать? Только Александр Сергеевич. Благо, у него есть два очень схожих по тематике стихотворения «Клеветникам России» («О чем шумите вы, народные витии?) и «Бородинская годовщина» («Великий день Бородина»).

Обратите внимание! Искренние, злободневные сегодня строки Евгения Аграновича про проповедь, стихи Владимира Верова и Елены Лаврентьевой о Европе, ее лакеях с майдана народ активно приписывает не Лермонтову, тому же Маяковскому, Евтушенко, Рождественскому, а именно Пушкину. Выходит, Александр Сергеевич и сегодня остается солнцем русской поэзии, поэтом номер один в России.

С последним тезисом, кстати, спорить не буду. Простите, что занял слишком много времени. Это еще не вошел кусок про Юнну Мориц! Извините. Пушкин как образцовый борец с врагами России.

Лейбов: Спасибо, Иван Фёдорович. Прежде чем передать слово Виктору Анатольевичу, я все таки не могу не сделать одного замечания, понятного некоторым присутствующим (а впрочем, может быть, и более широкому кругу общественности): что не следует преуменьшать значение признания Пушкиным принадлежности Перми к исконно русским землям. Вот просто обидно.

Что касается истерики либералов, то ее не было, честное слово! Я, в общем, немножко представляю себе, как реагировали на стихотворение Пушкина…

Давыдов: А в газетах пишут, что была!

Лейбов: Не, ну Вяземский — да, это яркий текст. Но его никто не читал. Пожалуйста, Виктор Анатольевич.

Шендерович: Сначала просто меня Иван подтолкнул на мемуары. Пушкин, конечно, такой маркер хороший, потому что о временах можно судить по тому, что именно под случай цитируют из Александра Сергеевича. Отчетливо помню, что на двухсотлетие (это 1999 год) все, включая генерала Лебедя, читали «Из Пиндемонти». Это я просто голосом генерала Лебедя слышу: «Недорого ценю я громкие права» — вот это я очень хорошо помню. Стало быть, если придет Удальцов и новые левые — ну, значит, опять, как в старые времена, «кишкой последнего попа». В общем, у Пушкина действительно есть что цитировать на любой поворот политического сюжета.

Илья вспоминал о графе Хвостове, и в этом варианте, в этом изложении, в этом сюжете «Клеветникам России» — это был почти постмодернизм. То есть почти шутка такая сознательная, почти Иртеньев:

Нет, мы империя добра!
А не империя мы зла…

То есть когда Иртеньев пишет традиционно от имени идиота, притворяясь или стилизуя… Я думаю, что это, как говорится в том анекдоте, «слишком тонкая шутка для нашего цирка». Если бы это было так, если бы Пушкин стилизовал и играл и как бы подмигивал нам из-под этого текста, то я думаю, что Вяземский и современники прекрасно бы увидели эту игру. Это как раз то, что может быть не различимо на расстоянии, но, я думаю, абсолютно понятно современникам.

Мне как раз кажется — и я об этом хотел говорить до того, как услышал про Хвостова, — что именно в силу упомянутого «стокгольмского синдрома» Пушкин себя немножко горячил, взвинчивал. В этом стихотворении нет юмора, нет иронии, нет обаяния пушкинского. Обаяния нет! Политическая позиция есть, всё что угодно. Темперамент. Темперамента немножко больше, чем ума, в этом стихотворении. И разбор Вяземского, собственно говоря, — с которым просто их надо печатать только вместе: вот стихотворение и вот блистательный текст Вяземского, на мой вкус, гораздо более блистательный, чем само стихотворение. Но в стихотворении-то, повторяю, серьеза, насупленных бровей, взвинчивания больше, чем таланта. Как ни страшно это говорить применительно к Пушкину. Но именно отсчитывая от пушкинского уровня, понимаете. Если бы это граф Хвостов написал — другой разговор. Но от Пушкина, да? Чтобы, как в начале замечательный представитель молодого поколения сказал: как, вот это Пушкин написал?! Для меня тут дело даже не в политической позиции, но как раз отсутствие иронии, отсутствие юмора, «скотский серьез», как говорят на театре, этого стиха, вот он для меня — указание на то, что он пришпоривал себя, на то, что он взвинчивал себя, чтобы написать этот текст. Гармонии-то нет! Гармонии-то внутри нет, пушкинской гармонии. В самых трагических, самых драматических и трагических его текстах всё равно гармония есть. Тут с гармонией, как мне кажется, некоторый недобор.

Поразительным образом — да, об этом упоминалось — с «Клеветникам России» рифмуются блоковские «Скифы», причем почти дословно. Может быть, уже писалось об этом, может, я открываю Америку, но я, перечитав «Клеветникам…», вдруг наткнулся: та же зачарованность пространством, которую, кстати, Вяземский тоже упомянул, «местом для чуждых нам гробов»; та же гордость военными возможностями; и буквальное «иль мало нас?», и блоковское «Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы. / Попробуйте, сразитесь с нами!» буквально повторяет пушкинское «Вы грозны на словах — попробуйте на деле!».

Мы имеем дело здесь, конечно, с традицией. Собственно, наверное, до Пушкина наверняка такие тексты были, я их по невежеству не знаю. Но после «Клеветникам России», видимо, это стало и традицией, вплоть до текстов, которые цитировал Иван. Чаадаев писал в связи с этим, что он стал национальным поэтом, — вот он стал национальным поэтом во всём. Включая и национальные галлюцинации. Но все-таки… это казалось пошлостью и лучшим из современников, но все-таки, странным образом вступаясь за Пушкина, «он мал, но иначе, чем вы». Все-таки не Проханов и не Стрелков-Гиркин. Все-таки если из Пушкина вычесть действительно его эволюцию, действительный патриотизм (ну, слово за эти два века… за него приходится извиняться, но тем не менее), вычесть Царскосельский лицей, вычесть, собственно говоря, весь объем внутреннего ощущения себя, кстати, национальным поэтом и одним из тех, кто представляет Россию и олицетворяет национальную культуру, — вот если это вычесть, то тогда, конечно, Стрелков-Гиркин получается из этого стиха, или вот, собственно говоря, те стихи, которые читал Иван, простите меня, они не сильно хуже! Ну так, складненько, да? Рифму, размер держат люди, да? В этом смысле — да, к сожалению, к сожалению. Вот если бы автор «Медного всадника» писал другие стихи, а это — похоже. Но контекст решает всё.

И кстати, в параллель: точно так же, как «Клеветникам России» ранило когда-то неподготовленную душу, так же однажды меня ранил у Грибоедова кусочек про «французика из Бордо» («Французик из Бордо, надсаживая грудь…»). Если вычесть государственничество и патриотизм Грибоедова и контекст, в том числе контекст войны 1812 года, если это вычесть, то Грибоедов получается борцом с космополитизмом. И эта последующая пошлость падает, бросает тень на… Вот почитайте вне контекста грибоедовского «Французика из Бордо». Это просто в чистом виде борьба с низкопоклонничеством, это могло очень легко прозвучать.

«Стокгольмский синдром» замечательно в связи с польской темой потом накрыл через сколько-то лет и Некрасова. Это очень интересно, как «стокгольмский синдром» выражается в написании антипольского стихотворения или в связи с очередным польским восстанием. Но я думаю все-таки, что поскольку это Пушкин и он дал камертон нашему имперскому самоощущению, этот камертон звучит. Вот все эти цитаты — через Блока и через Прилепина, и т. д., и т. п., и дальше будет еще. Он дал камертон.

Если мы не будем проскакивать слова на автомате, то выяснится, что риторические вопросы, которые задавал Пушкин в «Клеветникам России», — они же ведь уже давно не риторические. И как там сказано? «Спор уж взвешенный судьбою». Так вот, судьба-то уже взвесила, и взвесила несколько иначе, чем предполагалось Пушкиным в прошедшем времени. Она продолжала взвешивать этот спор. И вот вам пожалуйста: «От хладных финских скал до пламенной Колхиды». Скалы давно не наши, Колхида — тоже, хотя частично оккупирована вместе с упомянутой там же Тавридой, и Литва давно не ассоциируется со славянами, и «славянские ручьи» разбегаются от «русского моря» со страшной силой на наших глазах. И всё это — результат того самого имперского самоощущения, которое так блестяще транслирует Александр Сергеевич в этом стихотворении. И вот «старый богатырь» еще, «покойный на постеле» — он никакого штыка уже не завинтит, а если завинтит, то, как понимаете, ему же хуже, потому что есть блок НАТО, не говоря о Китайской Народной Армии, численностью примерно в пять Российских Федераций.

История ответила на риторический, как казалось Пушкину, вопрос. Если мы говорим уже не о поэзии, а о политической составляющей, история вполне себе ответила и продолжает отвечать. И в этом месте можно было бы, конечно, нам… ну, не нам, а тем, кто без конца цитирует, всему этому коллективному — от Захара до Захаровой, я бы так сказал, — всему этому коллективному ДНР и МИДу как-то прислушаться к ответам, которые уже почти за два века история дала на эти совсем не риторические вопросы. Но вместо этого, конечно, они в хвост и гриву… И Александр Сергеевич наш дорогой с не лучшим своим текстом этим пошел на растопку самым отвратительным демагогам. Такое случается, «нам не дано предугадать, как наше слово отзовется», как написал не он. Спасибо.

Лейбов: Как написал другой поэт-пророк Фёдор Иванович…

Шендерович: Которого тоже, кстати говоря, в хвост и гриву используют для…

Лейбов: Причем он сохраняет статус поэта-пророка, и я долго думал, почему. Потом я понял: потому что ни одно из его пророчеств так и не осуществилось, поэтому его пророчества…

Шендерович: Мы в ожидании.

Лейбов: …его пророческий статус сохраняется.

Спасибо большое. Прежде чем Олег представит нашу следующую встречу, я всех благодарю. Благодарю Надю, благодарю Костю, Илью, Кирилла, Виктора, Ивана. Большое спасибо, приходите еще! Кирилл был первый раз на нашей встрече, все остальные — ну, кроме молодежи — бывали. Кирилл — чтобы не в последний раз! За сим я прощаюсь, благодарю Олега и передаю ему слово.

Лекманов: Я хотел сказать, что мы, кажется, здесь наговорили… Иван Фёдорович говорил про всяких пропагандистов и про Захара Прилепина: мне кажется, мы благодарный материал сейчас поставили всей своей программой. И теперь, думаю, нас будут много цитировать, и теперь мы должны отдавать себе отчет в том, что теперь мы — те персонажи, которые прошли историю обсуждений и разговоров о стихотворении «Клеветникам России». А я хотел сказать, что мы не прощаемся с политической темой, и в следующей программе у нас будет почти детективный или отчасти детективный сюжет про стихотворение «Бокал заздравный поднимая», но не только про это стихотворение. И мы вас призываем к нам приходить, нас смотреть.

По следам Александра Пушкина

Татьяна Клоди

«Пушкин был нашим всем», — заявил Аполлон Григорьев (русский поэт). «Пушкин изобразил в нас все духовное и теплое». ¹ Александр Сергеевич Пушкин — великий русский поэт XIX века, чьи стихи ознаменовали золотой век русской поэзии. Его стихи и сегодня настолько известны, что многие русские легко цитируют их наизусть. Некоторые строчки они помнят с детства, например:

На берегу моря вдалеке возвышается дуб зеленый,
И к нему золотой цепью привязана,
Ученый кот коротает часы
Медленно шагая по кругу. ²

Или прочтут одно из известных романтических стихотворений Пушкина, например:

Я любил тебя: и, может быть, от души
Прежняя любовь никогда не уходила,
Но пусть не напомнить вам о моем пособии по безработице;
Ни в коем случае не хочу тебя огорчать. ³

Александр Пушкин родился в 1799 году в Москве, но большую часть своей жизни провел в Санкт-Петербурге (столица Российской империи). Пушкин считается литературным символом этого города, где его помнят по-разному: есть несколько памятников Пушкину, улица Пушкинская и станция метро Пушкинская.

Пушкин принадлежал к одному из самых знатных русских дворянских родов: его прадед по материнской линии Авраам Ганнибал, дворянин африканского происхождения, был крестником императора Петра Великого. Неудивительно, что Пушкина выбрали для поступления в лицей, школу для юных аристократов в Царском Селе (пригород Санкт-Петербурга). Он начал свою литературную карьеру с написания стихов для студенческого журнала, а в 15 лет опубликовал свое первое стихотворение в литературном журнале. Его знаменитое стихотворение того периода — «Воспоминания в Царском Селе», которое Пушкин читал на публичном экзамене:0006

Да возвеличат героев лиры Поэта
Чьи гордые струны воспламеняют сердца воинов; ⁴

Среди почетных гостей был пожилой Гавриил Державин, которого современники называли величайшим из ныне живущих русских поэтов. Державин признал незаурядный талант молодого поэта и заявил, что когда-нибудь его заменит Пушкин. Позже Пушкин описал это событие:

И с улыбкой мир нас ласкал:
Какие крылья дали наши первые успехи!
Старец Державин увидел и благословил нас
В могилу сошел. ⁵

После окончания лицея Пушкин переехал в Санкт-Петербург и стал одним из первых русских поэтов, восславивших этот город, основанный Петром Великим. Поэзия Пушкина тронула сердца многих горожан – бывших и нынешних, – выразив в стихах глубокие чувства к Петербургу.

Когда я стоял на набережной реки Невы, глядя через воду на Васильевский остров (с двумя великолепными ростральными колоннами) и Зимний дворец (резиденция царской особы), мне на ум пришли знаменитые строки Пушкина:

Люблю тебя, великое создание Петра,
Люблю твой взгляд суровый и грациозный,
Невская волна царственная шествие,
Сероватый гранит — ее берег платье. . .
Город Петр, только ты сияй
И стой незыблемо, как Россия!
Да примирится с красотою, твоя,
Побежденная природа случайных порывов; ⁶

Поскольку мое литературное путешествие было посвящено Пушкину, моей следующей целью был Летний сад, самый очаровательный городской парк, построенный по образцу французского Версаля.

Прогуливаясь в этот прекрасный октябрьский день по аллеям среди фонтанов и мраморных скульптур, любуясь прощальной красотой природы, я представлял себе, как здесь гулял Пушкин, одетый в свой черный плащ и цилиндр. Поэт всегда наслаждался поздней осенью, своим любимым временем года, которое он описывал так идиллически:

Грустная пора! Такой очаровательный для глаз!
Твоя красота на прощанье радует меня –
Я люблю щедрое увядание природы,
Золотое и багряное одеяние леса. . . ⁷

Летний сад был одним из любимых парков Пушкина, где он прогуливался и встречался со своими литературными друзьями. Это место пользовалось популярностью и у городской аристократии. Неудивительно, что поэт упомянул Летний сад в своем шедевре, романе в стихах «Евгений Онегин», который называли «энциклопедией русской жизни». Молодой аристократ Онегин, главный герой, в ранние годы воспитывался французским наставником, водившим его на ежедневные прогулки:

Monsieur l’Abbe, француз бедняк –
Чтобы не утомлять маленького ребенка –
Сделал его обучение забавным и мягким . . . Он тихонько охал от детских шуток —
Летний сад был их местом. ⁸

Как бы я ни был рад провести больше времени в этом очаровательном парке, мне пришлось переехать к главному пункту моего литературного путешествия – мемориальной квартире Пушкина на набережной реки Мойки, 12. Я шел под арки, а во внутреннем скверном дворе находился вход в последнюю квартиру, где Пушкин жил со своей семьей: женой Натальей и четырьмя детьми.

Поскольку собственного дома у Пушкиных не было, они обычно снимали меблированные квартиры. Таким образом, в мемориальной квартире Пушкина мало экспонатов, принадлежавших поэту или членам его семьи. Комнаты в основном заполнены мебелью и предметами интерьера 19 века, которые можно найти в типичной квартире дворянского рода.

К счастью, кабинет Пушкина — исключение: здесь все вещи принадлежали поэту — мебель, книги, лампы, картины. . . Сидя в этом кожаном кресле за этим письменным столом, Пушкин работал над своей исторической рукописью «История Петра Великого» и заканчивал свою историческую лачугу Капитанская дочка. Я стоял в благоговении, пораженный атмосферой этой комнаты. На столе у ​​Пушкина я увидел рукописи, которые он писал, его чернильницу и перья, и книгу, которую он читал. Кабинет выглядел так, будто поэт мог вернуться в любой момент и продолжить писать. . . К сожалению, его жизнь трагически оборвалась, когда ему было всего 37 лет.

Пушкинисты до сих пор спорят о событиях, приведших к его безвременной кончине, и некоторые считают, что частично виновата его жена Наталья. Описанная Пушкиным как «чистейший пример чистейшего наслаждения», она была одной из самых красивых женщин Петербурга. ⁹ Наталья, по свидетельству современников, кокетничала со своими многочисленными поклонниками, в том числе с императором Николаем I. Император пожаловал Пушкину промежуточный придворный чин, поэтому поэт и его жена были обязаны исполнять придворные обязанности и не могли покидать город . Потрясающая красота Натальи пленила Дантеса, молодого французского эмигранта на русской службе, который открыто преследовал ее — даже после женитьбы на сестре Натальи. Своеобразное положение семьи Пушкиных стало предметом пересудов и шуток петербургского бомонда. Получив анонимные письма о любовной связи Натальи и Дантеса, Пушкин должен был защищать свою честь, по обычаю среди аристократов, на дуэли.

Я спускался по лестнице, по которой спускался Пушкин 27 января 1837 года, направляясь к месту своей последней дуэли. Больше он никогда не поднимался по этой лестнице — раненный на дуэли, друзья отнесли его в кабинет и положили на диван. Узнав о своем смертельном ранении, Пушкин написал императору Николаю I, прося простить его за нарушение императорского указа, запрещающего дуэли. В ответ император пообещал позаботиться о семье Пушкина.

Возле квартиры Пушкина множество людей стояли часами, несмотря на холодную погоду, ожидая известий о здоровье Пушкина, молясь и надеясь на его выздоровление. Лучшие врачи пытались спасти ему жизнь, но их усилия были напрасны: 29 января1837 год, умер Пушкин. «Солнце русской поэзии закатилось! Пушкин умер, умер в расцвете сил, в середине своего великого призвания!» – это было единственное публичное сообщение о смерти великого русского поэта. ¹⁰

Правительство, опасаясь, что смерть Пушкина может спровоцировать политические волнения, выбрало для его отпевания церковь Спаса Нерукотворного, небольшую приходскую церковь по соседству с его квартирой. Я посетил эту церковь и полюбовался двумя белыми барельефами на ее ярко-розовом фасаде. Хотя это не самая красивая церковь в Санкт-Петербурге, это место стоит посетить из-за его исторической значимости. Тело Пушкина было отправлено туда тайно, в полночь, и на панихиде присутствовали только избранные люди. Поэт был похоронен в родовой усыпальнице Святогорского монастыря (под Псковом, старинным русским городом).

А пушкинское наследие живо: 6 июня (день рождения Пушкина) во дворе мемориальной квартиры Пушкина собираются люди, чтобы почтить память поэта чтением его стихов. Стихи Пушкина вдохновили великих композиторов на создание опер: например, Михаил Глинка (основатель русской оперы) использовал «Руслана и Людмилу» (эпическую сказку), а Петр Чайковский — «Евгения Онегина».

Как бы предвидя свою судьбу, Пушкин провозгласил:

Нет, я не весь умру. Моя душа в священном причале
Искусство выдержит тлен и из моего праха взлетит,
И я буду известен пока на этой бренной земле
Даже один поэт живет, чтобы петь. ¹¹

Мой литературный путь подошёл к концу. Надеюсь, вам понравилось, вы расширили свой кругозор в отношении русской поэзии и вдохновились пойти по стопам Александра Пушкина в Санкт-Петербурге самостоятельно!

Сноски:

[1]Александр Пушкин на мосту, Музеон, Москва

[2] Пушкин А. С. Руслан и Людмила. Русские ремесла.

[3]Пушкин А.С. «Я вас любил» (перевод Евгения Бонвера)

[4]Воспоминания в Царском Селе (русский текст – перевод Татьяны Клоди)

[5]Пушкин А.С. Евгений Онегин. Глава 8 (перевод Ч. Джонстона)

[6] Пушкин А. С. Медный всадник. Любители поэзии Стр.

[7] Пушкин А. С. Осень

[8] Пушкин А. С. Евгений Онегин. Глава 1 (перевод Евгения Бонвера)

[9]Пушкин А.С. Мадонна (Перевод Татьяны Клоди)

[10]Перевод Татьяны Клоди

[11]Александр Пушкин, «Памятник» («Exegi Monumentum»)

If You Go: 901

Визы в Россию (Большинству иностранцев для посещения России требуется виза.)

Летний сад (вход бесплатный, выходной по вторникам)

Музей-мемориальная квартира А.С. 4 доллара, разрешение на фото или видео – 4 доллара; аудиогид доступен на английском, французском, немецком и итальянском языках).

Церковь Спаса Нерукотворного

Рекомендуем к прочтению:

Сборник стихов А. С. Пушкина

Биография А.С.

Мариинский театр

Михайловский театр

Об авторе:
Татьяна Клауди, родом из Санкт-Петербурга, Россия, живет с семьей в США. Ее увлечения включают литературу, искусство, музыку, языки, путешествия и фотографию. Во время своих путешествий она любит исследовать исторические места и совершать литературные путешествия. Она независимый писатель-путешественник и начинающий писатель-детектив.

Все фотографии Татьяны Клауди

1. Памятник Пушкину во дворе Пушкинской мемориальной квартиры
2. Набережная реки Невы
3. Летний сад
4. Кабинет Пушкина в Мемориальной квартире Пушкина
5. Лестница в Мемориальной квартире Пушкина
6. Церковь Спаса Нерукотворного

Самые известные стихи Александра Пушкина

Здесь собраны самые известные стихи Александра Пушкина. Это избранный список самых известных стихов Александра Пушкина. Чтение, написание и наслаждение известной поэзией Александра Пушкина (а также классическими и современными стихами) — прекрасное времяпрепровождение. Эти топовые стихи являются лучшими образцами стихов Александра Пушкина.

Ищите и читайте самые известные стихи Александра Пушкина, статьи о стихах Александра Пушкина, поэтические блоги или что-либо еще, связанное со стихами Александра Пушкина, используя поисковую систему PoetrySoup в верхней части страницы.

См. также:

• Стихи Александра Пушкина
• Александр Пушкин Короткие стихи
• Александр Пушкин Биография

 Что такое дружба? Фракция похмелья,
Бесплатный разговор о возмущении,
Обмен суетой, бездействием,
Или горький стыд покровительства. 
 

 Дети бегут в избу,
Звонит отец, капает пот:
«Папа, папа!
Мертвец попал в наши сети.  
 "
"Фантазии, фантазии изготовления. 
 . 
 . 
 "
Поворчали от их усталого Па,
"Есть у этих бесов воображение!
Мертвец, правда! я-ха-ха. 
 . 
 . 


"Ну. 
 . 
 . 
 суд может придти побеспокоить -
Что я скажу перед судьей?
Эй, ребята, идите к своей матери
Принесите мое пальто; Я лучше потащу. 
 . 
 . 

Покажи, где?" -- "Тут, папа, дальше!"
На песке, где веревки сетки
Распластавшись, отец-крестьянин
Увидел настоящий труп. 


Плохо искалеченный, уродливый, пугающий,
Синие и опухшие с каждой стороны. 
 . 
 . 

Он ловил рыбу в бурю и молнию,
Или покончил жизнь самоубийством?
Может ли это быть беспечным пьяницей,
Или монах, ищущий русалок,
Или мерчендайзер, покоривший
Какими-то бандитами, ограбленными и потопленными?

Крестьянину какое дело!
Быстро: он хватает мертвеца за волосы,
Тащит тело к воде,
Оглядывается: никого нет:
Хороший. 
 . 
 . 
 освобожден от беспокойства он
Засовывает весло в убыток,
В то время как жесткий возобновляет свое путешествие
Вниз по течению за могилой и крестом.  


Длинный мертвец как живой
Покачивался на волнах среди пены. 
 . 
 . 

Угрюмый, глядя, как он уходит,
Вскоре наш крестьянин отправился домой. 

«Идите, щенки! пошли, не разбегайтесь. 

Каждый из вас получит свою булочку. 

Но помни: только ты болтаешь --
И я выпорю вас, каждого. 
 "

Темно и бурно он поворачивался. 

Высоко река бежала во мраке. 

Теперь факел догорел
В крестьянской прокуренной комнате. 

Дети спят, жена дремлет,
Он лежит и слушает дождь. 
 . 
 . 

Хлопнуть! он слышит внезапный вход
Стук в оконное стекло. 


"Что за... 
. 
. 
" -- "Впусти меня, хозяин!"
«Блин, ты нашел время побродить!
Ну что это, твоя беда?
Впустить тебя? Дома темно,
Темно и многолюдно. 
 . 
 . 
 Какой ты вредитель!
Куда я положила тебя в свою кроватку. 
 . 
 . 
 "
Медленно, ленивым жестом,
Он поднимает стекло и - что?

Сквозь облака виднелась луна. 
 . 
 . 

Что ж? голый мужчина был там,
По его волосам течет вода,
Широко его глаза, неподвижный взгляд;
Онемеет ужасное тело,
Руки висели слабые, тонкие;
Крабы и раки, черные и кровавые,
Всосался в распухшую кожу.  


Как крестьянин захлопнул затвор
(узнал своего гостя)
В ужасе он мог только бормотать
"Взорвать вас!" и начал задыхаться. 

Он дрожал, ужасный хаос
Всю ночь шевелился в его мозгу,
Пока стук потряс дом
У ворот и у стекла. 


Ходят страшные слухи:
Каждый год крестьянин, скажем,
Ожидание в худшем юморе
Для его посетителя в тот день;
Поскольку ливень усиливается,
Сумрак приносит ураган -
И утопленник стучит, не переставая,
У ворот и у стекла. 



Перевод: Genia Gurarie, 11/95
Авторские права принадлежат Жении Гурарье. 

электронная почта: egurarie@princeton. 
 образование
http://www. 
 Принстон. 
 edu/~egurarie/
Для разрешения воспроизведения пишите лично переводчику. 
 

 Я любил тебя и, наверное, люблю до сих пор,
И какое-то время ощущение может остаться. 
 . 
 . 

Но пусть моя любовь больше не беспокоит тебя,
Я не хочу причинять тебе боль. 

Я любил тебя; и безнадежность, которую я знал,
Ревность, робость - хоть и напрасно -
Сотворил любовь такую ​​нежную и такую ​​истинную
Дай Бог тебе снова быть любимой.  



Перевод Жени Гурарье, 10.11.95
Авторские права принадлежат Жении Гурарье. 

электронная почта: egurarie@princeton. 
 образование
http://www. 
 Принстон. 
 edu/~egurarie/
Для разрешения воспроизведения пишите лично переводчику. 
 

 Недавно в прелестном сне,
Я видел себя -- короля с коронным сокровищем;
Я был влюблен в тебя, казалось,
И сердце билось от удовольствия. 

Я пел песню моей страсти у твоих чарующих колен. 

Почему, сны, вы не продлили мое счастье навсегда?
Но боги не лишили меня всей своей милости:
Я только потерял королевство своей мечты. 
 

 В лиственных рощах на берегу озера монах
Сбежал от всех забот; там он прошел
Свои летние дни в постоянной молитве,
Глубокие занятия и вечный пост. 

Уже скромной лопатой
Старец вырыл себе могилу -
Как, призывая святых благословить его шалаш,
Смерти - ничего другого - жаждал он.  


Так однажды, падающей ночью, он
Склонялся перед своей увядшей лачугой
С кротчайшей молитвой Всевышнему. 

Роща медленно чернела;
Над озером поднимался туман;
Через молочные облака по небу
Рыжая луна тихонько плыла,
Когда вода привлекла внимание монаха. 
 . 
 . 


Он выглядит озадаченным, полным проблем,
Из-за страха он не может вполне объяснить,
Он видит, как волны начинают пузыриться
И вдруг снова успокоиться. 

Потом -- белый, как первый снег в горах,
Легконогий, как ночная тень,
Приходит на берег и сидит в тишине
На берегу обнаженная служанка. 


Она смотрит на монаха и нежно прикасается к нему.
Ее волосы и вода с ее рук. 

Он дрожит от страха и пристально смотрит
На нее и на ее милые прелести. 

Жадной рукой машет и манит,
Быстро кивает, улыбается как издалека
И стреляет, в течение двух мигающих секунд,
В тихую воду, как звезда. 


Угрюмый старик не спал ни секунды;
Целый день, ни разу не молился:
Перед глазами еще висело и блестело
Чудесная, неумолимая тень.  
 . 
 . 

Роща облачается в вечернее платье;
Луна ходит по облачному полу;
А вот и девица - бледная, прелестная,
Лежа на зачарованном берегу. 


Она смотрит на него, расчесывает волосы,
Воздушные поцелуи, дикие жесты,
Волнами играет - ласкает, брызгает -
То смеется, то скулит, как дитя,
Нежно стонет, зовёт всё громче, громче. 
 . 
 . 

«Иди, монах, иди, монах! Ко мне, ко мне!. 
. 
»
Потом - исчезает в прозрачной воде,
И все мгновенно замолкают. 
 . 
 . 


На третий день ревностный отшельник
Сидел на берегу влюбленный,
В ожидании восхитительной русалки,
Когда тень покрыла рощу. 
 . 
 . 

Тьма уступила место восходу солнца;
Наш монах совсем исчез -
Перед толпой местных мальчишек,
Во время рыбалки нашел свою седую бороду. 


Перевод: Женя Гурарье, лето 1995 г.
Авторские права принадлежат Жении Гурарье. 

электронная почта: egurarie@princeton. 
 образование
http://www. 
 Принстон. 
 edu/~egurarie/
Для разрешения воспроизведения пишите лично переводчику.  
 

 В чужих землях я храню тело
О древних туземных обрядах и вещах:
Я с радостью освобождаю маленькую птичку
На празднике весны. 


Я теперь свободен для утешения,
И благодарен всемогущему Господу:
По крайней мере, к одному из его творений
Я дал свободу в этом мире! 

 Цветок - сморщенный, без запаха,
Забыл на странице - вижу,
И сразу пробуждается моя душа,
Наполненный бесцельной мечтой:

Когда оно зацвело? последняя весна? ранее?
Сколько? Где сорвано? Кем?
Чужими руками? или по знакомым?
И зачем положить сюда, как в могилу?

Отметить им тендерную встречу?
Расставание с дорогим?
Или просто прогулка, одинокая и тихая,
В тени лесов? на солнце лугов?

Она жива? Он все еще с ней?
Где их пристанище в этот час?
Или оба уже завяли,
Как этот непостижимый цветок?

Перевод: Genia Gurarie, лето 1995
Авторские права принадлежат Жении Гурарье.  

электронная почта: egurarie@princeton. 
 образование
http://www. 
 Принстон. 
 edu/~egurarie/
Для разрешения воспроизведения пишите лично переводчику. 
 

 Я люблю тебя - хоть это и заставляет меня биться,
Хоть напрасно кажется и тоска -
Но к этой бесстыдной, несчастной глупости
Я буду исповедоваться у твоих ног. 

Мне плохо идет: что я старше,
Раз я должен быть более благоразумным. 
 . 
 . 

И все же легкомысленный беспорядок
Заполняет каждый трепет моей души. 

Скажи, что уйдёшь - я пресытился, зеваю;
Ты вернулся - мне грустно, я страдаю -
Но как я могу быть чист от обладания,
Ангел мой, вся моя забота о тебе!
Когда с лестницы твоя невесомая поступь,
Шелест твоего платья доносится до меня,
Твой голос, такой же девичий, как юный -
Я мгновенно теряю сознание. 

Ты улыбаешься мне - я рад, безмерно;
Игнорируй меня - и мне снова грустно;
Твоя бледная рука вознаградит меня
Целый день полнейшей боли.  

Когда вы вышиваете или устанавливаете
Ваш взгляд на что-то честное или позволяет
Твои волосы забавляют тебя - я попутал;
В тишине, краснея, все забыв
Я смотрю на тебя, как зачарованный ребенок. 

Но как жалко мое существование,
Как пустынна моя ревнивая боль,
Когда вы отправляетесь вдаль
Блуждать в холод и дождь;
И тогда твои одинокие печали,
Или, в углу, разговоры вдвоем,
Или два рояля по вечерам,
Или поездки вдвоем, или прогулки вдвоем. 
 . 
 . 

Алина! немного милосердия -
Я не смею даже упоминать о любви:
За грехи, в которых я был виновен,
Ангел мой, твоей заботы недостоин. 
 . 
 . 

Но притворись! Все может быть достигнуто
По этому поглощающему взгляду, поверь мне. 
 . 
 . 

О, нужно немного, чтобы обмануть меня -
Не могу дождаться, когда меня обманут!

(tr. 
 от Genia Gurarie, 10. 
 95 - 4. 
 99)
Авторские права принадлежат Жении Гурарье. 

электронная почта: egurarie@princeton. 
 образование
http://www. 
 Принстон.  
 edu/~egurarie/
Для разрешения воспроизведения пишите лично переводчику. 
 

 Веселье и смех угасших бессмысленных лет
Угнетайте меня, как какое-то туманное утро. 

Но грусть минувших дней, как алкоголь -
Чем больше она стареет, тем сильнее хватка за душу. 

Мой курс скучный. 
 Беспокойный океан будущего
Предвещает мне труды, беды и волненья. 


Но нет, друзья мои, я не хочу уходить;
Я лучше буду жить, размышлять и печалиться -
И я получу свою долю удовольствия
Среди всех забот, печалей и тревог:
Снова и снова я буду наслаждаться гармонией,
Расплакаться о какой-то фантазии,
И на моем печальном закате, чтобы облегчить скорбь,
Пусть любовь все же покажет свою улыбку прощания. 
 

 Чудесный момент нашей встречи. 
 . 
 . 

Тем не менее я помню, как ты появляешься
Предо мною, как видение мимолетное,
Ангел красоты чистый и ясный.  


В безысходной скуке вокруг
Мирская суета, на мой слух
Долго звучал твой нежный голос,
Надолго в мечтах явился черт родного. 


Время прошло. 
 Неуправляемые бури сбиты с толку
Давние мечты, а я из года в год
Забыл, как нежно ты звучал,
Твои небесные черты когда-то так дороги. 


Мои дни в глуши тянулись медленно и тихо -
Кругом глухой забор, наверху темный свод --
Лишенный Бога и невдохновленный,
Без слез, огня, любви. 


Сон с души стал отступать,
И вот ты снова появляешься
Предо мною, как видение мимолетное,
Ангел красоты чистый и ясный. 


В экстазе мое сердце бьется,
Старые радости для него заново возрождаются;
Вдохновленный и наполненный Богом, он приветствует
И огонь, и слезы, и любовь живая. 
 

Александр Пушкин Россия могила поэта

Дом   Могилы поэтов Поиск по фамилии Поиск по местоположению Другие поэты Поэтические ресурсы Поэзия Форум Глоссарий поэтических терминов Классические стихи Поэты-лауреаты Великобритании Поэты-лауреаты США Оксфордские профессора Нобелевская премия по литературе Поэты о поэзии Хронология поэтов Отзывы о книгах поэзии Прочие могилы Писатели Музыканты Художники Что нового в PG Связанные сайты литературный Норфолк Литературная Британия Норфолк Фотопоток Кэмерон Селф Твиттер	1799-1837   Александр Сергеевич Пушкин похоронен рядом с его матерью в Святогорском монастыре, близ Михайловского, Россия.   Могила Александра Пушкина Пушкин погиб в результате пистолетного ранения, полученного на дуэли с бароном Жоржем Дансом, который якобы был роман с женой Натальей. Пушкин женился красивой 16-летней Наталье Николаевне Гончаровой в 1832 году, но их брак не был счастливый. Царь, опасаясь народного восстания, приказал похоронить Пушкина тайно от 6 февраля 1837 года. Пушкин, противоречивый фигура, ранее высланная из Петербурга и с российской государственной службы за его революционную сочинения. Он также был связан с радикальной группой, которая спровоцировал восстание декабристов 1825 г. Пушкин широко известен как величайший русский поэт и родоначальник современной русской литературы. Он смешал старый славянский с разговорным русским для создания мощного лирического язык. Шедевром Пушкина стал роман в стихах Евгений Онегин (1833) . Это касается романтических подвигов лихого молодого аристократа и обеспечил богатый актерский состав характеры, на которые опирались последующие русские писатели. Пушкин находился под влиянием произведения английских поэтов-романтиков, таких как Лорд Байрон и сэр Вальтер Скотт. Другие поэтические произведения Пушкина включают Зимний вечер (1825), Пророк (1826), Руслан и Людмила (1820) и Цыгане (1824). Он также написал пьесы и рассказы. На самом деле Чайковский поставил оперу. по его рассказу «Пиковая дама». Любовь прошла, муза появилась, погода разум обрел ясность; теперь свободен, я еще раз сплету вместе эмоции, мысли и волшебный звук. От Евгений Онегин	Посетите книжный магазин PG
Стихи Кэмерон Селф | О нас | Свяжитесь с нами | Реклама на PG Кэмерон Селф 2003-2014 гг. Все права защищены. Хостинг на UK Web.Solutions Direct

Александр Пушкин. Годовщина его рождения. 7 стихотворений

Дуэль Пушкина. Картина Адриана Волкова.

Александр Сергеевич Пушкин Он, безусловно, самый известный и почитаемый русский поэт, но он также был писателем и драматургом. А в последний день 6 они уже отсчитывают 239 лет от его рождения в Москве. Аристократического происхождения, он считается отцом современной русской литературы . А еще он был влюблен в Испанию. Сегодня я хочу посвятить ему эту статью, потому что одно из его стихотворений, Заключенный Помимо того, что это одно из моих любимых произведений, оно также вдохновило меня на написание одного из моих романов. Так вот моя память о его фигуре с 6 другими.

Соглашение

• 1 Александр Сергеевич Пушкин
• 2 Строительство
• 3 7 Выбранные стихи
  • 3. 1.
  • 3.4 Заключенный
  • 3.5 Я жертвую всем ради твоей памяти
  • 3.6 Певица
  • 3.7 Я любил ее

Александр Пушкин принадлежал к семье Петр I Великий. Именно бабушка и воспитательница, которых она ценила больше всего, научили ее и передали страсть к русским народным сказкам и поэзии . Он был очень не по годам развитым читателем и без колебаний брал тома из библиотеки своего отца, а также посещал литературные собрания, которые проводились у него дома.

В двенадцать лет он был принят во вновь созданный Императорский лицей (который много позже стал называться Пушкинским лицеем), и именно там он обнаружил свое поэтическое призвание. Его учителя поощряли его публикацию своих первых стихов, и он сделал это в журнале Вестник Европы .

Его поэзия в те молодые годы была более сентиментальной, чем идейной , но некоторые стихи он написал как Свобода  o  Народ привлек внимание царских спецслужб . Это привлекло к нему внимание и его обвинили в подрывной деятельности, что вынудило его отправиться в изгнание . Был на Украине и в Крыму. Этот опыт отметил его и отразился в его основных стихах: Кавказский пленник o Братья-разбойники .

Брак с Натальей Гончаровой , и из-за защиты своей чести погиб всего в 37 лет от огнестрельного ранения от рук французского солдата на дуэли . А ведь он уже считался отцом русского литературного языка и основоположником современной русской литературы . Российское правительство решило провести тайные похороны, чтобы избежать возможных беспорядков и политических демонстраций его поклонников.

Строительство

Его работы содержат смесь реализма, истории, романтизма и сатиры и среди его наиболее важных названий Борис Годунов, Евгений Онегин,   Полтава ,   Медные всадники ,   Капитанская дочка o Пиковая дама

.

Su  любовь к Испании  началась, когда он нашел для себя вдохновение в литературе Золотого века. Он был очарован фигурами Дон Жуана и Дон Кихота . И два его произведения, драма Каменный гость и поэма Бедный джентльмен , они пьют из этих источников.

7 избранных стихов

Жаждущий порыв твой нежный стон

Жаждущий порыв твой нежный стон,
твоя близость, опьяняющая меня
и обжигающая, язык сладкого желания,
страсть, которую вино не утоляет.
Но режь с этой историей,
спрячь, заткни свой сон:
его пламя, которое горит, я боюсь,
Я боюсь узнать твою тайну.

Ночной зефир

Ночной зефир
Потоки эфира.
пузырь,
бежит
Гвадалквивир.

Вышла золотая луна,
Тишина…! Эй!… Гитара в звук.
Влюбленная испанка
Он выглянул на свой балкон.

Ночного зефира
эфирных потоков.
пузырь,
бегство
Гвадалквивир.

Сними, ангел, мантилью!
Какой ясный день показать себя!
У железной ограды
Научи божественной стопе!

Ночного зефира
эфирных потоков.
пузырь,
бежит
из Гвадалквивира.

Это было на его родине, под тем голубым небом

Это было на его родине, под тем голубым небом
Она, увядшая роза…
Наконец он умер, дыхание было тобой,
юная тень, которую никто не трогает ;
но между нами грань, это пропасть.
Я тщетно пытался раздуть свое чувство:
смерть сказала губы с мрачным цинизмом,
и я равнодушно следил за ней.
Кого я любил тогда пламенной душой,
Кому любовь свою отдавал в ожидании,
с такой бесконечной любовной грустью,
с безмолвным мученичеством, с бредом.
Что случилось с любовью и горем? О, в моей душе
за наивную, бедную тень,
за счастливую память о потерянных днях,
Нет у меня ни слёз, ни музыки, именующей её.

Заключенный

Я за решеткой в ​​сырой камере.
Воспитанный в неволе молодой орел,
моя грустная компания, машет крыльями,
у окна его питанса чешется.

Щука, бросает, смотрит в окно,
как будто он думает так же как и я.
Его глаза зовут меня и его крик,
и произнося хочет: Бежим!

Мы с тобой свободны как ветер, сестра!
Давай убежим, пора, делать бело между туч
Гора и флот сияет синевой,
Где только ветер гуляет. ..и я!

Я жертвую всем твоей памяти

Я жертвую всем твоей памяти:
удары вдохновенной лиры,
крик обожженной молодой женщины,
дрожь моей ревности. Славы
сияния, и темного изгнания моего,
красоты моих ясных мыслей
и мести, бурного сна
лютых страданий моих.

Певец

Ты лил ночной голос рядом с рощей
певца любви, певца своей печали?
в утренний час, когда молчат поля
и грустны и просты звуки свирели,

Разве ты не слышал?

Ты нашел в бесплодной лесистой тьме
певцу любви, певцу своей печали?
Ты заметил ее улыбку, след ее плача,
твой нежный взгляд, полный тоски?

Разве ты не нашел его?

Вы вздохнули внимательно к тихому голосу
певца любви, певца своей печали?
Когда вы увидели юношу посреди леса,
Когда его мутные взгляды встретились с вашими,

Вы не вздохнули?

Я любил ее

Я любил ее,
и эта любовь может быть
до сих пор в душе, горит в груди.
Но смущать ее еще больше я не хочу.
Пусть эта моя любовь не причинит тебе боли.
Я любил ее. Без надежды, с безумием.
Безмолвный, снедаемый ревностью;
Я любил ее, без обмана, с нежностью,
так сильно, что я надеюсь, что Бог этого хочет,
и тот другой, любовь имеет его, как моя.

Князь Мирский о Пушкинском совершенстве — Борис Дралюк

Опубликовано 2 мая 2019 г. 2 мая 2019 г. от bdralyuk

Петр Кончаловский, Пушкин в Михайловском (1932)

Не будет преувеличением сказать, что перевод пушкинской прозы в начале этого года вернул мне чувство благополучия, если не здоровье. Хотя я извлек пользу из целебного эффекта его письма, я не мог его объяснить. Затем, как по волшебству, я нашел свое объяснение там, где так часто нахожу, в критике князя Д. С. Мирского. На этот раз источником был не незаменимый Мирский История русской литературы , но гораздо менее искусный том, который я подобрал в Лондоне в Any Amount of Books. Как сообщает биограф Мирского, Г. С. Смит, «одна из наименее известных, но наиболее полезных общих работ [критика] о русской поэзии была опубликована как введение к книге переводов безвестного любителя Чарльза Филлингема Коксвелла». Книга представляет собой 90 625 русских стихов 90 626 (Лондон: C.W. Daniel, 1929), и хотя ее охват впечатляет — 216 ​​стихотворений 51 поэта, написанных с 18 по 20 век, — переводы Коксвелла сильно различаются по качеству. Введение Мирского — спасительная благодать коллекции.

Эссе написано в обычном для Мирского стиле, одновременно скуповато и страстно серьезно. Его главный аргумент заключается в том, что русская поэтическая традиция определяется ее заботой о вещах этого мира, «от «деловой» и реалистической поэзии классиков до соцреализма середины XIX века». Но Мирски всегда внимателен к нюансам; как он пишет, «все обобщения односторонни, и, как это ни характерно, реализм не есть вся русская поэзия». Здесь Мирский обращается к Пушкину, в котором критик находит «элемент, которого он не разделяет, в той мере, в какой он делает свой реализм, с другими русскими поэтами, и которому я не знаю, какое другое имя дать, кроме совершенства». Он продолжает:

Совершенство не сводится к степеням, меньшее или большее количество которых делает поэзию хорошей или плохой. Это качество может отсутствовать в величайшей поэзии (и действительно поразительно отсутствует у величайшего из всех поэтов, Шекспира), в то время как оно может присутствовать в стихах относительно второстепенных. Он также не обязательно сочетается с той поэзией, которую называют классической — хорошими примерами поэзии, совершенной, но не классической, являются «Древний мореплаватель» и — совсем другое — оды Китса. Но совершенство Пушкина классическое, ибо оно состоит из точности и гармонии. Его дикция всегда точна и совершенно лишена всякой расплывчатости и расплывчатости. Если, например, он дает женским поцелуям эпитет «острый», он имеет в виду, что она кусает, когда целует; если он заставит черкеса спать под «мокрым плащом», то готов объяснить, что хоть и мокрый, но в нем вполне удобно спать, потому что, будучи водонепроницаемым, он мокрый только снаружи. Вряд ли когда-нибудь поэзия приблизилась к точности стиха больше, чем в творчестве Пушкина. Но одна точность не составляет совершенства Пушкина. Его самый существенный элемент — гармония , под которой я подразумеваю, во-первых, звуковой рисунок, в котором поэт отвечает за каждую отдельную гласную и согласную, паузу и интонацию, причем каждая из них играет свою незаменимую роль в воздействии целого; во-вторых, смысловая гармония — полная адекватность и согласованность обертонов и ассоциаций всех смысловых элементов данной фразы, отрывка или стихотворения.

То, что Мирский говорит о поэзии Пушкина, в равной степени относится и к прозе поэта, и этим можно отчасти объяснить ее целительную способность. Точная, хрустальная речь Пушкина омывает нас, как чистая вода, очищая наши раны; его гармония сбрасывает ритмы наших сердец и умов. Но если бы Пушкин был только ясным, только гармоничным, он не был бы тем великим поэтом, каким он есть, — не было бы в нем личности. Да, конечно, и, как пишет Мирский, «его окончательная личность как поэта обусловлена ​​глубинной этической основой, трагическим пониманием жизни, родственным шекспировскому и логически не выводимым из совершенства и гармонии его стиля. ».

В трогательном, чистосердечном эссе, опубликованном в Cardinal Points в 2010 году, Стэнли Митчелл размышляет обо всех тех компонентах творчества и личности Пушкина, с которыми он близко познакомился, завершая свой бесподобный перевод Евгений Онегин :

Я увидел теперь другую красоту в Онегине , не просто знакомую безмятежность, беззаботность и гармонию, а несоответствие темного и светлого, что напомнило мне подобные контрасты в музыке Моцарта и картинах Леонардо. Поверхностный блеск покоится «на основе страдания», как сказал Ницше об искусстве аполлонических греков или, как заметил сам Пушкин, на «впечатлениях сердца, отмеченных слезами» 9.0006

Митчелл, страдающий биполярным расстройством, нашел в творчестве Пушкина не только баланс, но и способ понять себя. Он нашел учителя и друга. Это настоящая причина, по которой русскоязычные — а теперь, благодаря таким переводчикам, как Стэнли Митчелл и Роберт Чандлер, все большее число англоязычных — приезжают в Пушкин. Я считаю, что наиболее ярким выражением этой интимной связи между Пушкиным и его читателями является стихотворение Георгия Иванова, которое он продиктовал со своего смертного одра в 1919 году.58. Вот перевод Роберта, первоначально появившийся в Пингвиновая книга русской поэзии :

Александру Пушкину

Я очень, очень хочу быть с тобой,
Посидеть и поболтать с тобой, попить чай с ты.

Ты будешь говорить — я буду прислушиваться;
твой голос с годами становится все милее.

Ты тоже знал горе, и ярость, и презрение;
ты тоже умирал медленно, медленно и мучительно.

Так:

Нравится Загрузка…

Ищи:

Мой Голливуд и другие стихи — это сборник лирических размышлений об опыте эмигрантов в Лос-Анджелесе. В формах, варьирующихся от баллад до вилланелл и сонетов Онегина, стихи преследуют возвышенное в потускневшем пейзаже, ищут преемственности и оплакивают ее утрату в городе, где перемены являются единственной константой. Мой Голливуд  повествует о жизни поэта как еврейского иммигранта из Советского Союза, чтит исчезающие следы прошлого города и в четких и вызывающих воспоминания переводах вызывает голоса пяти русских поэтов, которые провели свои последние годы в Лос-Анджелесе. , включая композитора Вернона Дьюка.

Александр Пушкин | Отец русской литературы

Добро пожаловать в Санкт-Петербург Путеводитель по России — Ваш лучший путеводитель по России

---

Александр Пушкин — один из величайших русских поэтов и основоположник современной русской литературы. Для многих он был и русским Байроном, и русским Шекспиром.

Русский поэт, драматург и прозаик, Александр Сергеевич Пушкин (1799-1837) в основном известен как отец русской литературы из-за его великих романтических литературных произведений. Ему приписывают знакомство России со всеми европейскими литературными жанрами. Он писал рассказы, драмы, стихи, критические эссе и личные письма — все с романтическим оттенком, вдохновляющим и согревающим сердца многих россиян и не только, как взрослых, так и молодых.

Он также был журналистом, ответственным за рождение русской журнальной культуры, разрабатывая и участвуя в Contemporary , журнале, который он основал в 1836 году. -судьбоносные любовные связи, столкновения с властью и ряд дуэлей, в том числе его последняя, ​​роковая встреча с французским кавалерийским офицером Жоржем Дантесом, где он погиб.

Сегодня Пушкин занимает уникальное место в русской литературе. Многие видят в нем не только своего величайшего поэта, но и символ русской культуры. Его жизнь, как и его творчество, с годами приобрели мифический статус.

подробнее об Александре Пушкине

---

Ниже краткий экскурс в жизнь Александра Пушкина, великого русского поэта. Родился в Москве была ученицей первого выпускного класса. Его первое стихотворение было написано в Императорском лицее и опубликовано, когда ему было всего 15 лет.0006

Как и многие аристократические семьи в России начала XIX века, родители Пушкина переняли французскую культуру, и он, его брат и сестра научились говорить по-французски. Большую часть времени все они были оставлены на попечение бабушки по материнской линии.

Интересно отметить, что прадед Пушкина, Абрам Ганнибал, был чернокожим африканским пажем Петра Великого, который смог достичь третьего по старшинству армейского чина в результате политики Петра о рангах, которая позволяла простолюдинов достичь благородного статуса благодаря заслугам и служению. Ганнибал получил образование военного инженера и был назначен ответственным за строительство русских морских фортов и каналов.

В 1817 году Пушкин переехал в Санкт-Петербург и принял должность в Министерстве иностранных дел в Санкт-Петербурге, где был избран в Арзамас, эксклюзивный литературный кружок, основанный друзьями его дяди.

брак, политика и изгнание

---

Женился на своей жене Наталье Николаевне Гончаровой в 1831 после долгих ухаживаний за ней и навсегда поселился в Санкт-Петербурге. Она отказалась выйти за него замуж до тех пор, пока не убедится, что царская Правительство больше не собиралось преследовать либертарианцев. поэт.

В молодости его несколько раз отправляли в ссылку. Некоторые из его ранние политические стихи были найдены в бумагах повстанцев ответственный за восстание декабристов . Так он всегда был на список наблюдения правительства. По возвращении из ссылки Пушкин находился под негласным надзором полиции и открыто курировался ее начальником.

Несмотря на некоторый успех, к 1837 Александр Пушкин погряз в долгах. Наталья была дворянкой, привыкшей к штрафу вещи. Посещение грандиозных королевских балов стоило недешево. У него также было для покрытия расходов на издание «Современника». Поэтому, чтобы выжить, он поступил на государственную службу и получил заказ на написание истории Петра Великого.

Через три года получил чин камер-юнкер (кавалер опочивальни императора). Общественная жизнь при дворе, которую он теперь вынужден был вести и которой наслаждалась его жена, мало подходила для творчества, но он упорно продолжал писать.

известные литературные произведения

---

Одна из известных пьес Пушкина – «Борис Годунов», хотя он не смог опубликовать ее, когда она была написана. К тому времени, в 1825 году, за Александром Пушкиным пристально следила царская политическая полиция, потому что многие из его ранних произведений были политическими комментариями. Ряд других его работ подвергся цензуре. «Борис Годунов» не ставился в оригинальной нецензурированной версии до 2007 года.    

Из многих его произведений его личным фаворитом был «Евгений Онегин», хотя роман в стихах считался сложным и трудным для перевода на английский язык. Сложность не была проблемой для Чайковского. Его одноименная опера была написана в 1879 году и довольно известна.

Поэзия Александра Пушкина вдохновила многих опер, в том числе двух других Чайковского: «Пиковая дама» и «Мазепа». Многие балеты, кантаты, песни и французские стихи также были вдохновлены Пушкиным.

«Медные всадники», поэма о петербургской статуе Петра Великого верхом, считаются шедевром, как и «Каменный гость», повесть о падении Дон Жуана. «Кавказский пленник» и еще одно его романтическое стихотворение принесли ему широкую известность еще при жизни.

последние годы

---

В последние годы домашние дела и служебные обязанности Пушкина, включая его жизнь и материальное положение, становились очень невыносимыми. В придворных кругах к нему относились с растущим подозрением и негодованием, и все его неоднократные ходатайства о разрешении оставить свой пост, удалиться в деревню и полностью посвятить себя литературе были отклонены.

Как будто его беспокойства о своей жизни в целом было недостаточно, ему также стал известен слух о том, что у его жены роман с французским кавалерийским офицером Жоржем Дантесом. Он всегда был готов защищать свою честь и уже провел более 28 поединков, но 29-й станет для него последним.

Он вызвал на дуэль предполагаемого любовника своей жены. Оба мужчины были ранены. К сожалению, он был смертельно ранен и скончался через два дня в 1837 году . Правительство опасалось, что на его похоронах будет политическая демонстрация, поэтому среди присутствующих были только близкие родственники и члены семьи. Его тело незаметно увезли в имение матери, далеко от Санкт-Петербурга.

заключение

---

Вам следует знать, что литературные произведения Александра Пушкина (1799-1837) способствовали развитию и модернизации русского языка. Его произведения рассматриваются как наиболее полно выражающие русское национальное самосознание и преодолевающие национальные барьеры. Его смерть в столь юном возрасте, в 38 лет, до сих пор считается трагедией и большой потерей для мира литературы.

Если вы планируете поездку в Санкт-Петербург, мы настоятельно рекомендуем посетить его мемориальную квартиру в Санкт-Петербурге ( Пушкинская квартира , последний дом А.