Рассказы о животных научные: Повести и рассказы о животных
Читать книгу «Рассказы о животных» онлайн полностью📖 — Сергея Солоуха — MyBook.
© Сергей Солоух, 2016
© Валерий Калныньш, оформление и макет, 2016
© «Время», 2016
* * *
– Ебаный конь!
Он не поставил знак. Чертов треугольник. Знак аварийной остановки. Он должен был это сделать. Обязан. Воткнуть эти два локтя гайской геометрии. Расправить. И с этой, с этой, южной стороны подъема, ну или, если было в лом пройти пятнадцать метров навстречу едущим в ночи, тогда уж на точке взлета, на самом переломе. Хотя бы так. Чтобы помаргивала в свете фар, чтоб бликовала, как звездочка на кладбище, могилки там, могилки на севере, на скользком ноябрьском асфальте. Блестящем, как лунная наждачка, но скользком, как холодный нож. Только водитель серого «сарайчика», «газели» или японской праворучки с будкой не сделал самого простого. Забыл, или забил, или же просто умер, самым последним движением руки, всей силой крови, всей черной массой гавкнувшей из лопнувшей аорты, лишь затянул ручник.
Не важно. Теперь не важно. Его машинка с будкой стояла точно на полосе. Торчала на спуске, в какой-то сотне метров от точки переката север – юг. И приближалась стремительно, неумолимо неслась навстречу, ширилась, чуть-чуть подрагивая в конусе ближнего света, и снег, седой, дорожный, трупной коростой ощетинился на серебре ее дверей и мертвых углях габаритов.
Удар неизбежен. Дикий скрежет, после которого забвение и тишина. Справа необыкновенно узкое плечо предательски неверной обочины, за которой резко обрывающийся в снежную, бездонную тьму черный откос. А слева, на встречке, заставляя танцевать мелкую лунную хмарь, неумолимо приближаются два желтых буркала чего-то огроменного, как паровоз. Выхода нет. Нет выхода. Есть только меньшее из трех возможных зол. Из мрака лобового столкновения, неважно, с неподвижным или движущимся препятствием, нет никакого шанса вынырнуть; из белой искусственной пурги, летящей кувырком, через себя в кювет машины – есть небольшой. Но прежде чем взять вправо, туда, где неизвестность с одним шансом на спасение, или же дерево, береза, приблудившаяся поближе к человеку, или же сам человек, тот самый, водила обездвиженного на проезжей части ночной дороги Киселевск – Карагайла сарайчика на четырех колесах, копается, быть может, согнувшись в три погибели, у заднего моста своего мертвого кормильца, нужно попытаться во что бы то ни стало сбросить скорость.
Притормозить. Но только не педалью. Не дай бог. На ветром облизанном леденце ночной, декабрьской дороги немедленно сорвет, закрутит. И бесполезным станет тогда все. И руль, и двигатель, и тормоза. И физика, случайная точка раскрытия параллелограмма сил, по своим собственным законам произвольно выберет зло, большое, малое или все три, какие есть в наличии. Удар боком плашмя в будку-газельку, после чего левой водительскою частью морды – в совиные глазенапы фуры, чтоб напоследок, уже задом, вертясь с угла на угол крыши, лететь в провал, кювет с его березой или бетонным праздничным столбом межи района.
Толькой коробкой. Не теряя ни одной секунды. Третья передача, вторая. При каждом перещелкиванье ручки гул под капотом нарастает, а нос машины припадает, льнет к стеклу асфальта. И десять, двенадцать километров минус с тех девяноста с небольшим, с которыми перевалил злосчастный бугорок, чтобы открылся не длинный ровный расчес в снегах до следующего бугра-перевала, а стенка. Стальной квадрат сарая с густо запорошенными цифрами госномера.
Как быстро и неумолимо он надвигается, уже закрыл весь горизонт, уже заполнил всю ширь лобовика. И сколько же осталось энергии убийства в скромной жестянке собственной машины? Допустим, даже и удалось не десять, не двенадцать, а с каждым перескоком на пониженную отнять пятнадцать километров от исходных девяноста, тогда еще приличных шестьдесят. Достаточно, вполне еще достаточно для проникающих ранений всех видов, разнообразных переломов костей, разрывов сочленений и полного вечерними, нечищеными зубами резинового коврика. Нет, биться в стену с закрытыми, снегом и льдом закованными дверцами никак нельзя. Надо брать вправо. Вправо. Все. Пора. На узкую обочину, которая не может удержать. Не сможет.
Но что это? Что это? Тентованная задница идущей по встречке в облачке белых блестящих мух фуры оказывается не такой безмерной и бесконечной, как бронепоезд. Между сараем маленьким, завязшим, вросшим в эту полосу шоссе, и огроменной колбасой, идущей, тянущейся вверх по встречной, возникает зазор.
Узкая, но быстро ширящаяся полоса тьмы. Они расходятся, расходятся, и открывается шанс, прежним раскладом никак не предусмотренный. Четвертый. Остаться на дороге. Как-то нырнуть в узкий, но раскрывающийся, да, раскрывающийся, точно мешок Деда Мороза, угольный зев слева.
Конечно, скрежет будет. Будет. Этого не избежать. Но не короткий и ужасный, от лобового столкновения, когда все разом всмятку, и кости, и металл, совсем другое – долгий, бегущий по всему хребту от шейных позвонков до копчика, скрежет от смятия самым первым переднего крыла, потом дверей, одной, второй, и завершающийся уже волной по заднему крылу с отрывом бампера. Соприкосновение по касательной с пробочным выстрелом отлетающего зеркала заднего вида. Или двух сразу. Но это лучше, много лучше всего того, что раньше случай предлагал. Страдать будет одно железо, а тело только сожмется от ужаса. И разожмется позже. В тишине. Живое и невредимое. Скорее всего.
И Игорь уходит влево. В дыру, черную пропасть, которая все шире, все желанней распахивается на встречной полосе.
Счастливое решение, озарение – протыриться, пускай впритирку, пускай с обрывом дверных ручек и зеркал, но проскочить. Остаться на дороге и может быть в живых.
Машина на второй отзывчива на самое легчайшее движение педали газа, колеса, прижатые к дороге предыдущим торможением, реагируют, кажется, не на движенье руля, а самой мысли. Все в организме собралось в один литой комок, и лишь трепещут, чуть ли не сами верещат, барабанные перепонки, поют в предчувствии всей гаммы звуков, рождаемых, когда корежится, волной стиральной доски идет металл. Справа при соприкосновении с углом будки «газели» и слева – от обратившейся в коготь задней, широкой причальной рамы фуры. Мгновение, другое. И ничего.
Лишь пустота дороги до горизонта. Черная линия, шрам от ногтя на белой, лунной коже декабря. Проскочил. И даже не коснулся, не задел. Из безнадежной, глухой ловушки вынырнул на свободу. Сам целый и с целою машиной. Так не бывает, не бывает, но вот поди ж ты.
И только под утро, уже дома Игорь проснулся от удара.
От не случившегося. Мгновенно, в ужасе, в ознобе, от крика, от взрыва в голове. Но с ясным видением – там, на ночной дорогое, случай, его счастливый случай мог по-другому распорядиться. Совсем иначе.
Сразу за фурой, за первой двухэтажной дурой по встречке, на трассе Киселевск – Карагайла могла идти вторая, сейчас же, следом. Чудовище с белыми, налитыми горячей слепотой глазами ближнего света и желтыми, бессмысленными и тупыми, подглазьями противотуманок. Еще один ЖД-состав на всех парах, разогнанный американским дизелем до сотни километров в час. Неумолимый вершитель судеб. И прав был бы тогда не Игорь, везунок, счастливчик, интуитивно, в доли мгновения нашедший выход, решивший кинуть свою машинку влево. Свистнуть на чистую удачу в пасть, в чернильный, беспросветный омут ночи.
Прав был бы тогда водила фуры, перед ударом, перед тем как ему капот и ветровое дождем засыпет, рваниной из стекла и мяса, зверюгой заоравший, пославший как проклятье в морду ловкачу, внезапно из черной щели, из пустоты, из ниоткуда каким-то чертом вылетевшему ему в лобешник:
– Ебаный конь!
* * *
Когда это началось? Когда он перестал употреблять даже сорное, автоматическое «боже мой»? Когда он понял, что звать и обращаться не к кому?
Давно.
Очень давно. Когда перед номером региона еще не было единицы. В две тысячи втором. Весной. Когда Алку еще не выгнали из института, когда еще была надежда, что это можно вылечить.
В универсаме на Советском Игорь встретил Олега Запотоцкого.
– А ты все там же? – спросил Олег, после короткого, без электричества, в один сердечный пульс рукопожатия.
«Все там же» означало – на кафедре. В Политехническом, ставшем в большую косметическую бурю девяносто третьего университетом. С приставкой Т – технический. На кафедре. На той самой, общей и для Игоря, и для Олега.
В семьдесят восьмом заведующим этой кафедры избрали отца Игоря, Ярослава Васильевича. Запотоцкий как раз заканчивал и был любимым учеником отца. Они уже писали статьи в соавторстве. А Игорь всего лишь навсего учился на третьем курсе. Только-только начинал работать на теме у одного из первых отцовских аспирантов, в ту пору уже сорокалетнего доцента. Естественно, что Запотоцкий, звезда своего курса и будущее науки о системах управления, относился к сыну своего научного руководителя как старший брат.
С легкой иронией и покровительством. Симпатизировал, но уважать не собирался. Да, собственно, и все вокруг так относились к Игорю, который от отца, рожденного и выросшего под Витебском, на белорусской трехразовой, универсальной бульбе, унаследовал самую неподходящую для Западной Сибири фамилию. Валенок. Игорь Валенок. Игорь Ярославович.
И такой взгляд на него – как на последа, а не наследника, как на нечто не вполне самостоятельное, приданное, изменился только на пятом курсе. Но вовсе не благодаря науке, хотя он ею достаточно успешно занимался и прямым ходом шел в аспирантуру. Чем-то отдельным и главное самоценным в глазах всех окружающих Игоря сделала Алка. Алка Гиматтинова, ставшая его женой. Алкой Валенок.
– Все там же, – ответил Игорь Олегу Запотоцкому тогда, в две тысячи втором, в универсаме. Две металлические ручки пустой корзины для товаров, которую он не успел еще наполнить морковкой и кефиром, черт знает от чего мелко позвякивали.
– Призвание? – ласково усмехнулся Запотоцкий.
В его корзине лежала батарея, целая горка из искрящихся бутылок импортного пива. Штук шесть или, быть может, восемь зеленых шей в золотых генеральских воротничках. Все из того, дорогим кофе и ванилью пахнущего закутка универсама, в который Игорь никогда не заходил. Даже из любопытства.
Призвание? Игорь пожал плечами.
– Наверное…
Или же патология. Особенность психофизичского строения организма. Отец был точно таким же, как Игорь, закрытым, замкнутым, и даже сверх того, порою просто недоверчивым, угрюмым человеком, но поднимался на лекторскую кафедру – и словно в кипяток нырял, и шкура лопалась у бульбы. И обнажалось что-то яркое, рассыпчатое, необычайно привлекательное. Питательное и питающее. Мир. Тайный мир связей и смыслов. Нечто еще не видимое, не осознаваемое здесь и сейчас, пока еще, этой наивной, девственной аудиторией, полусотней глаз, ушей, голов, но существующее. Существующее. Прекрасное и цельное. Самое важное на свете.
Это порода. Наверное. Конечно. Ни прадеда, ни деда Валенка Игорь не видел никогда, но, если один был сельским учителем под Могилевом, а другой директором станкоинструментального техникума в отцовском Витебске, значит, эта лампадка смысла горит давно.
Ну да. Из поколенья в поколенья перелетает мотылек света с фитиля на фитиль, от колбы к колбе закрытого от всех, задраенного и застегнутого тела Валенков. И ничего другого, чтобы понять и оправдать свое существование на белом свете. Лишь огненная бабочка, с синими, желтыми, красными – всегда меняющимися ободками на быстрых крылышках. От деда к внуку, от отца к сыну. Лишь это. Лишь одно. И только Игорю было дано хоть что-то сверх того. Его Алка.
– Но ведь это же тупик. Тупик, – Запотоцкий улыбался все так же ласково и говорил с какой-то необычной, особенной, едва ли не родственной теплотой. – Это, конечно, было хорошо, доцентом быть, кандидатом технических наук, тогда, во времена Ярослава Васильевича. Не спорю. И прибыльно, и почетно. Даже для беспартийного был шанс расти. А сейчас? Они хотя бы платят вам, или все продолжается уже на голом энтузиазме?
– Платят, конечно. Два раза в месяц, – ответил Игорь, чуть-чуть качнулся, даже кивнул головой и от этого его пустая универсамовская корзинка для товаров нелепо и жалко звякнула.
Запотоцкий, как будто только сейчас заметив в руках у Игоря лукошко из нервных стальных прутиков, по-детски рассмеялся.
– А может быть, ко мне пойдешь? Не хочешь?
Запотоцкий ушел с кафедры, когда такой поступок еще казался безрассудством. Минутным помутнением мозгов. В девяносто втором, ровно за год до смерти отца. Но в бизнес окунулся много раньше. Его кооператив возник чуть ли не самым первым в институте. Какие-то консультационные услуги, объединение преподавателей для дойки двоечников. Сама идея, помнится, казалась отцу разумной.
– И правильно. Так во всем мире, не хочешь, ленишься – плати.
Потом к этому добавились компьютеры. Запотоцкий и боевой племянник ректора Антон Корецкий стали снабжать институт черно-белыми экстишками с десятимегабайтными жесткими дисками. Лишь паре избранных кафедр достались эйтишки с батарейкой для часов и дисками по двадцать мегабайт. На отцовскую пришлась даже пара таких красавиц, но это Валенка-старшего уже не радовало. Кто-то ему показал счета и прейскуранты конкурирующих, но не институтских кооперативов.
Посторонние предлагали то же самое, но в полтора раза дешевле. Это разумным уже не представлялось.
– Ничего не понимаю, – все повторял отец, то открывая, то закрывая томик Венцель, и оттого казалось, что не жизнь его впервые вдруг смутила, а положение теории. Математическая формула. Нечто безукоризненное по своей сути.
Когда он, наивный человек, в курилке ученого совета спросил об этом ректора Корецкого: как так, ведь можно три вместо двух покупать, если пойти по объявлению в газете, – тот только ухмыльнулся и радостно сказал, что завтра подпишет еще один договор, на двадцать дополнительных настольных ЭВМ, среди которых будут две 386-е.
– Вам ведь такая не помешает, Ярослав Васильевич? Все ваши модели разом обсчитаете во всех режимах.
Конечно, было бы только кому. Сначала с кафедры ушел Запотоцкий. За ним племянничек Корецкого, а потом и самого отца не стало. На его место избрали того самого доцента, у которого Игорь начинал когда-то, много лет назад, программировать на языке ЭЦВМ «Наири».
Высокий и доброжелательный, и только-только разменял полтинник. Евгений Рудольфович Величко. Похожий на мушкетера. Его, в отличие от отца, динамика все больше и больше ускорявшегося, в разнос идущего процесса не удивляла. Упадок и разложение ни капли не смущали. Покуда сохранялся, существовал, порядок внешний. Планы, журналы, показатели. Все шло, как надо. Хорошо. И он, наверняка, не удивился бы, принял как должное, что вот стоит один из некогда лучших и перспективных учеников профессора Валенка и предлагает уйти с кафедры его сыну, доценту, преподавателю со степенью и стажем, который тянет девятьсот часов в год. Все по закону, правильно. Такая диалектика. Закон природы. Глупо сопротивляться.
– Послушай, Валенок, – сказал Запотоцкий, и в этом вдруг ставшем фамильярным тоне был новый, необычный оттенок покровительства. Он, Олег Геннадьевич Запотоцкий, ныне, двадцать лет спустя, снисходил не к последу своего учителя, неуклюжему мальчишке, а и к самому учителю, лично, и вообще ко всей их смешной картофельной династии всю жизнь учивших да учившихся, – у меня буквально на следующей неделе освобождается место ведущего менеджера.
Полста в месяц будешь иметь легко, если научишься крутиться.
Крутиться. Звучало как приглашение в Большой театр. И денег в четыре раза больше, чем сейчас. Немыслимая какая-то сумма. Астрономическая.
– А делать-то что, Олег? Крутиться в каком смысле?
– В самом прямом.
– Ну, то есть?
– Торговать, – Олег Геннадьевич счастливо рассмеялся, и очередь пришла уже его бутылкам звякнуть. Снарядам из европейской толстой зелени. Триумфально, как подобает генералитету.
– Это совсем не сложно для человека с головой. Стоит начать – и втянешься, само пойдет, – добавил Запотоцкий.
И вот что удивительно, Игорь не сказал ему естественным, природным образом, нисколько не задумываясь:
– Ну, это не наше, выгадывать копейки, химичить, да шустрить. Не наше, пусть другие, – как говорил всегда отец в ответ на робкий вопрос матери: может быть не стоит дворничихе старые вещи отдавать, а все-таки снести в комиссионку?
– Не знаю… Спасибо… Подумать надо… – вот что Игорь Валенок пообещал Олегу Запотоцкому под жалобное звяканье дурацкой, пустой и легкой, сумки для товаров.
– Подумай, конечно, время есть, – все также ему мирволил и благоволил человек, отягощенный праздничным штабелем пива.
А Игорь, в общем-то, и не стал. Пришел домой и разом все решил, едва лишь Алка, начав в прихожей и завершив рассказ свой в кухне, как-то радостно и даже гордо сообщила, что слово сдержала и съездила на консультацию «в этот разрекламированный центр» и, с доктором посовещавшись, согласна пойти туда и закодироваться.
– Три курса и за каждый три тысячи. Найдем ведь?
– Конечно, – кивнул Игорь. – Обязательно. Ты умница.
И уже утром набрал номер, который Запотоцкий ногтем для вящего удобства подчеркнул в своей визитке.
Читать онлайн «Энциклопедия животных» – Литрес
Слон
Слон африканский (Loxodonta africana) – самое крупное из современных наземных животных. Однако, несмотря на большой вес и рост, слон очень подвижен, ходит легко и быстро. Слоны прекрасно плавают, причем над поверхностью воды остается только лоб и кончик хобота.
Эти животные без видимых усилий преодолевают крутой подъем, свободно чувствует себя среди скал. Интересно, что ходят слоны почти бесшумно. Поразительное зрелище – стадо слонов в лесу. Совершенно бесшумно животные буквально прорезают густые заросли. Кажется, что они легкие и прозрачные, как будто ненастоящие. В лесу не слышно ни треска, ни шороха, ни движения ветвей и листвы.
Слоны редко живут в одиночку. Обычный состав слонового стада – это 10 старых, молодых и совсем маленьких животных. Как правило, в стаде есть вожак, чаще всего старая слониха. Стадо слонов – это очень дружная семья. Животные хорошо узнают друг друга, сообща защищают детенышей; известны случаи, когда слоны оказывали помощь раненым собратьям, уводя их из опасного места. Драки между слонами редкость, и только животные, страдающие от какой?нибудь боли, например со сломанным бивнем, становятся неуживчивыми и раздражительными. Обычно такие слоны удаляются от стада. Однако неизвестно, они сами предпочитают одиночество или их изгоняют здоровые сотоварищи.
Слон со сломанным бивнем опасен и для людей. Слон в ярости легко может перейти в атаку и перевернуть автомобиль. Когда?то охотники за слоновой костью нередко гибли под ногами раненых гигантов.
Из органов чувств у слона наиболее развиты нюх и слух. Насторожившийся слон – незабываемое зрелище: огромные паруса ушей широко развернуты, хобот поднят вверх и двигается из стороны в сторону, стараясь поймать дуновение ветра, во всей фигуре одновременно и напряженность и угроза. Атакующий слон прижимает уши, прячет хобот за бивни, которые животное резким движением выносит вперед. Голос слона – пронзительный, визгливый звук, одновременно напоминающий хриплый горн и скрежет тормозов автомобиля.
Когда?то раньше в Африке убивали очень много слонов ради бивней. Из костей изготавливали костную муку. Из ушей делали своеобразные столики, а из ног – корзины для мусора или табуреты. Такие «экзотические» товары находят постоянный спрос у туристов. А из жестких, похожих на проволоку, хвостовых волос африканцы плетут красивые браслеты, которые по местным поверьям приносят владельцу удачу.
Около 50 лет назад бесконтрольная охота на слонов была официально запрещена, создана сеть национальных парков, и африканского слона удалось сохранить. Места на Земле для него осталось немного – спокойно чувствовать себя он может только в национальных парках. Слоны нуждаются в ежедневном водопое, и в засушливое время даже роют бивнями в руслах пересохших рек ямы, куда собирается вода. Думали, что слоны, лишившись водопоя, уйдут за границы парка. Но нужно заметить, что слоны отлично знают границы охраняемой территории и при малейшей тревоге устремляются за спасительную линию. Перешагнув ее, они останавливаются и с любопытством глядят на неудачливого преследователя.
При кормежке слоны часто валят деревья, чтобы добраться до верхних веток, нередко сдирают со стволов кору.
Индийский слон (Elephas maximus) по размерам меньше, чем африканский.
Среди индийских слонов довольно часто встречаются слоны без бивней, которых в Индии называют махна.
Индийский слон – это лесной житель.
При этом он предпочитает светлые леса из кустарников и особенно бамбука.
В отличие от африканского слона индийский легко приручается, быстро становится очень послушным, легко поддается обучению и может выполнять довольно сложную работу. В труднопроходимых болотистых и лесных районах слонов используют как верховых животных; на спине слона в специальном седле, или беседке, легко помещаются 4 человека. Слоны способны переносить большие тяжести. Чаще всего слонов используют на лесоразработках, где они не только переносят тяжелые стволы спиленных деревьев, но и выполняют сложные работы, укладывая распиленные доски в определенном порядке, нагружают и разгружают баржи, вытаскивают бревна из воды.
Слоны участвуют в охоте и пышных храмовых церемониях. Большое количество индийских слонов, как легко приручаемых и послушных, покупают зоопарки и цирки всего мира. О слонах до сих пор бытуют многие фантастические рассказы. Так, нередко говорят, что слоны будто бы боятся мышей, которые могут залезть к ним в хобот.
Не трудно представить себе, что может случиться с такой мышью: ведь когда слон дует, со струей воздуха, вылетающего из хобота, летят камни много крупнее мыши.
Кит
Кит (Eubalaena) – водный гигант, который имеет огромное, мощное тело. Есть несколько видов китов. Между ними есть некоторые различия.
Например, у южного кита на коже растут бугорочки, похожие на шишечки, а у гренландского кита кожа гладкая. Также у него огромная голова, которая занимает большую часть его тела и отделена от туловища хорошо заметной шеей. Но самый крупный – это синий кит. Серый кит резко отличается от других китов. На спине вместо плавника есть слабо заметный горб. У других китов его нет – на этом месте у них плавники. У серого кита на коже много светлых пятен различной яркости. Гренландский кит очень темный, иногда с белым пятном на брюхе.
Главная пища южного кита – это раки. Кит горбатый питается рыбой: в основном селедкой и минтаем. Все киты погружаются на глубину для добывания пищи.
Только южный ныряет неглубоко. Рачки, которые служат ему кормом, плавают на поверхностности моря.
Все киты ведут себя в воде одинаково. Они сначала ныряют, а потом, когда выныривают, выпускают фонтанчики воды. Иногда выныривают так стремительно, что выставляют свое тело наполовину из воды и падают на бок с тучей брызг. В фонтанах струи резко расходятся в разные стороны. После 5–6 фонтанов киты ныряют на 10–20 минут под воду, а, встревоженные чем?либо даже на 30–50 минут. Уходя в глубину после серии фонтанов, они показывают над водой хвост, который напоминает бабочку. Эти погружения и выныривания – очень красивое зрелище. Кит, когда выходит на поверхность воды из глубины, слегка изгибает тело, показывает сначала макушку головы, потом широкую спину, спинной плавник и, наконец, хвост. При нырянии в воду он круто изгибается, наклоняясь вниз, и высоко выставляет хвост, поэтому спинной плавник показывается, когда голова и передняя часть спины уже успевают скрыться под водой. Этот плавник похож на полукруг – «дугу».
Потом «дуга» становится все ниже, и животное скрывается в воде.
Иногда киты выставляют из воды только голову и осматриваются вокруг. В моменты опасности они плывут с огромной скоростью. Оказавшись во льдах, кладут морду на край льдины и смотрят по сторонам. Бывают случаи гибели китов подо льдом. Они не помнят место, где есть прорубь, и поэтому не могут вынырнуть на поверхность воды, чтобы вдохнуть воздуха и выпустить фонтанчик воды.
Не раз наблюдали, как киты, словно бревна, перекатывались с бока на бок по воде там, где были большие волны. Так они счищают с себя китовых вшей и усоногих раков, которые приклеиваются к коже. Иногда от этих вшей у китов проявляются на коже пятнышки.
Маленькие киты рождаются один раз в два года. Они питаются материнским молоком. Китята очень беззащитные. Мамы обычно не оставляют детенышей в опасности и держатся вблизи них всегда. Живут взрослые киты обычно поодиночке, но на скоплениях корма собираются группой. На китов очень часто охотятся, особенно на маленьких.
Это запрещено. Поэтому для охоты нужно получить специальное разрешение..
Продолжительность жизни китов около 40 лет.
Белый медведь
Белый медведь (marinus Pall) является типичным обитателем Арктики. Это зверь очень крупных размеров. Необычайно густая, плотная шерсть отлично защищает тело медведя от холода и намокания в ледяной воде, даже подошвы его ног сплошь покрыты шерстью так, что едва видны когти, а уши чуть?чуть торчат из лохматой шерсти. Без такой шубки медведю в снегах не прожить.
Важную роль в жизни медведя играет толстый слой подкожного жира. Это помогает ему не замерзнуть в большие морозы. Белая окраска шерсти способствует маскировке хищника на снегу, когда он подкарауливает добычу.
Несмотря на большой вес и кажущуюся неповоротливость, белые медведи даже на суше быстры и ловки, а в воде легко и далеко плавают, свободно ныряют.
За тюленями медведь охотится, подкарауливая их у лунок. Белые медведи часто подбирают всевозможную падаль, дохлую рыбу, морские выбросы, птенцов.
Кроме того, они грабят склады путешественников и охотников. Белые медведи едят моржей, мох и иные растительные остатки.
Медведь – полуводное животное, медведь плавает и ныряет настолько хорошо, что может ловить рыбу. Известны случаи, когда белого медведя наблюдали в открытом море, далеко от берегов. На суше менее поворотлив, а в воде медведь очень шустрый.
Белый медведь довольно осторожное животное, от человека обычно уходит. Опасны только раненные звери. В местах, где медведя не тревожат, он меньше боится человека и подпускает его близко.
Из арктических животных для белого медведя может быть опасен старый морж, но только в воде.
В спячку залегают не все медведи. Медведи без детей ложатся в спячку на короткий срок и не ежегодно. Зимой звери подходят ближе к берегу в надежде поймать добычу, часто сами становятся жертвой охотников. Шкура белого медведя ценнее бурого.
Охотники обычно с легкостью находят берлоги медведей. Отверстие берлоги чернеет на белых снежных склонах.
Иногда при помощи бинокля удается издалека рассмотреть черное пятно. В сильный мороз отверстие можно заметить по легкому пару, выходящему из берлоги. Легче отыскать его с помощью собаки. Приблизившись к берлоге, охотник пускает одну из собак своей упряжки. Если медведица покинула убежище, собака спокойно возвращается обратно, в противном случае она начинает лаять. Когда охотник не решается в одиночку бить медведя, он недалеко от берлоги втыкает в снег палку, на которой привязан красный флажок. После этого охотник отправляется за помощью, а медведица, боясь трепещущего от ветра куска материи, сидит в берлоге иногда день или два, пока не придут охотники. Реже медведица уходит, не обращая внимания на оставленный флаг.
Охота на белых медведей ведется только с определенного разрешения, потому что белые медведи медленно размножаются и им уже грозит вымирание. Уже через 20 лет с лица Земли могут исчезнуть белые медведи.
Медвежата рождаются очень редко: раз в два-три года. Медвежат появляется обычно один или два, редко три.
Новорожденные совсем беспомощны. Прозревают они через месяц, через два месяца у них прорезаются зубы. К этому времени медвежата начинают выходить из берлоги, а через три месяца становятся способными следовать за матерью. С нею медвежата не расстаются полтора-два года. Мама-медведь ревностно охраняет свое потомство, даже от взрослых медведей, весьма опасных для медвежат.
Белые медведи живут во многих зоопарках мира. Несмотря на то, что их родина – льдиная пустыня, они вполне переносят летнюю жару. Для того чтобы белым медведям было легче летом, в зоопарках устраивают водоемы, где мишка почти целый день плещется, смешно стряхивая шерсть. Таким способом он регулирует температуру своего тела.
В неволе белые медведи размножаются очень редко.
Бегемот
Бегемота (Hippopotamus amphibius) еще называют гиппопотамом. Живет он в Африке. У бегемота огромное туловище на коротких толстых ногах. Ноги оканчиваются четырьмя пальцами, одетыми своеобразными копытцами и соединенными небольшой перепонкой.
Голова почти без шеи, большая, тяжелая, причем ноздри, глаза и маленькие ушные раковины несколько приподняты и расположены так, что бегемот может и дышать, и смотреть, и слышать, оставаясь под водой. На коже бегемота нет шерсти, только на морде и на хвосте имеются отдельные жесткие волосы. Кожа очень толстая, даже крокодилу или льву трудно ее прокусить.
Рот у бегемота широкий, челюсти (особенно нижняя) вооружены огромными зубами.
Бегемоты предпочитают неглубокие водоемы с пышной околоводной растительностью. В таких водоемах они находят отмели и косы, где проводят день, легко передвигаются по дну, не пускаясь вплавь, а при необходимости без труда скрываются от опасности. Плавают и ныряют бегемоты превосходно и могут оставаться под водой 5 минут. Они могут заплыть очень далеко. На суше бегемот кажется несколько неуклюжим и неповоротливым. Это, однако, не мешает животным много и далеко ходить.
Светлые часы суток они проводят в воде, где спят, а вскоре после захода солнца отправляются подкрепиться.
Обычно бегемоты пасутся на суше, скусывая траву своими губами под самый корень. Затем они возвращаются в водоем перед самым рассветом по давно вытаптанным дорожкам.
Каждый из них имеет собственную дорожку от воды на берег. Эти дорожки называются «бегемотные тропы». Многие поколения животных выбили в твердой земле и даже в камне глубокие (до полуметра) колеи. Испуганное животное мчится по такой тропинке к воде со скоростью паровоза, и попадаться ему на дороге в это время не рекомендуется. Иногда испуганный бегемот стремительно несется к воде и бесшумно ныряет.
Живут бегемоты семьями. Иногда между бегемотами происходят драки за территорию. Но чаще дело ограничивается угрозами: один из соперников пытается запугать другого, высоко высовывается из воды с широко разинутой пастью, а потом шумно ныряет навстречу врагу. Под водой он описывает дугу и устремляется в противоположном направлении.
Опасности подвергаются и маленькие бегемотики. Их защищает мама, собственным телом ограждает детеныша от соплеменников, особенно старых бегемотов, которые в толкотне легко могут затоптать малыша.
Однако, несмотря на тщательную опеку, молодые бегемоты часто становятся жертвой львов, леопардов, гиеновых собак и гиен. Известны случаи успешного нападения львов и на взрослых животных. Крокодилы же на бегемотов не нападают.
Опасность грозит бегемотам и от людей. На бегемотов часто охотятся. Например, африканцы издавна используют мясо бегемотов в пищу. А шкура бегемота – это также ценное сырье. Ей полируют алмазы.
Сейчас много бегемотов живет в зоопарках и заповедниках. Но бегемоты уничтожают всю растительность заповедника, тем самым разрушая собственное местообитание.
Иногда бегемоты доживают до 50 лет.
лучших историй о животных в науке 2021 года
Царство животных всегда украшало наши новостные ленты в 2021 году. Что может быть лучше, чем отключиться от прокрутки судьбы, чем пообщаться с причудливыми и невероятными существами из мира природы? От скунсов, делающих стойку на руках, до огромного количества цикад Brood X, появляющихся из-под земли, самые дикие выходки природы давали столь необходимую передышку новостям из человеческого царства.
Вот некоторые из историй о животных, которые развлекали, озадачивали и поражали нас в 2021 году.
Сонные осьминоги меняют цвет во время сна
Осьминоги и другие головоногие известны как мастера обмана. Ученые видели, как они маскируются под морское дно в мгновение ока. Теперь мы знаем, что цвет осьминога может меняться даже во время сна. В марте ученые изучили, впадают ли осьминоги в «активный» сон или в фазу быстрого сна, как это делают люди. Как оказалось, они претерпевают очень поразительные изменения, переходя из одного состояния в другое. Исследователи говорят, что изучение дремлющих осьминогов может помочь нам лучше понять, почему людям нужен сон.
Детеныш креветки-богомола может нанести удар
Пусть вас не вводит в заблуждение размер креветки-богомола. Он может быть таким же крошечным, как рисовое зернышко, но хищное ракообразное может нанести мощный удар по своей добыче. Еще в апреле группа исследователей изучала, как такое маленькое существо может наносить достаточно сильные удары, чтобы разбить добычу с твердым панцирем.
Агрессивные и защитные удары наблюдались у взрослых креветок-богомолов, но редко на личиночной стадии. Хотя и не так быстро, как взрослые представители их вида, удары младенцев все же были впечатляющим и удивительным открытием.
После 17 лет роста в земле цикады выводка X заполонили восточные штаты США
В конце этой весны произошло событие, которому предшествовало 17 лет: огромный выводок периодических цикад, названный выводком X, появился и заполонил регионы Пенсильвании. , Вирджиния, Индиана и Теннесси. Их тела и линяющие экзоскелеты покрывали деревья, заборы и пороги. У цикад Brood X также была особая песня. Появление крупных цикад, таких как выводок X, происходит раз в 13–17 лет, в зависимости от графика цикла выводка. Но следующий в США, по прогнозам, будет в 2024 году, когда 13-летний выводок и 17-летний выводок перекрываются.
Бивни нарвала наводят ученых на разгадки Арктики
Бивень нарвала (длинный спиральный зуб, а не рог) уже давно захватывает наше коллективное воображение.
Но помимо своей завораживающей красоты, бивни нарвала также могут помочь ученым понять изменения в окружающей среде, в которой живут эти животные: в быстро меняющейся Арктике. Группа исследователей проанализировала бивни охотников-инуитов на северо-западе Гренландии и обнаружила, что изменения в рационе нарвала и воздействие ртути между 1960 и 2010, вероятно, связаны с изменением климата.
«Бабушки» жирафов — важные матриархаты
Мы не единственные виды, которые полагаются на наши отношения с нашими старшими родственниками. Оказывается, «бабушки» жирафов играют важную роль в выращивании телят стада и позволяют более молодым самкам размножаться больше. После окончания своего репродуктивного окна самки жирафов проведут в этой роли остаток своей жизни (еще около восьми лет). Исследователи ранее думали, что у жирафов практически нет социальной структуры, но эта матрилинейная структура заставила их переосмыслить эти предположения.
Белки демонстрируют свою удивительную акробатику
Мы видели, как гимнасты продемонстрировали невероятные физические трюки во время Олимпийских игр в Токио, но они были не единственными, кто поразил нас своими прыжками и балансировкой.
В августе исследователи из Калифорнийского университета в Беркли опубликовали исследование проворной акробатики белок. Они записали, как эти пушистые гимнасты участвуют в «беличьей полосе препятствий», где они прыгают с навыками паркура, чтобы достать орехи.
Многие скунсы могут сделать стойку на руках, прежде чем распылить
Продолжая тему акробатики, исследователи изучили генетику особого вида скунса — пятнистого скунса, — который переворачивается на переднюю лапу и выбрасывает свой большой хвост, похожий на тряпку из перьев, прямо в воздух. Он распыляет свой характерный ядовитый аромат, сидя в этой драматической стойке на руках. Проанализировав ДНК твари, команда смогла идентифицировать три новых вида, принадлежащих к группе проворных. Пятнистый скунс, названный Адамом Фергюсоном из Полевого музея «акробатом мира скунсов», является проворным альпинистом и может легко перевернуться в стойку на руках, при этом выглядя чертовски мило.
Стая мигрирующих скворцов настолько плотная, что может временно закрыть солнце.
Завершая наш цирк динамичных существ, мы выделяем этих птичьих балерин: европейских скворцов. Мигрируя в массовом порядке, скворцы движутся вместе в изящном тандеме, образуя издалека нечто, похожее на облако, меняющее форму. «Облако» может быть достаточно плотным, чтобы временно закрыть солнце, что дает некоторым бормотаниям название «Черное солнце» или Sort Sol на датском языке. До миллиона птиц могут составить ропот, и они порхают по небу синхронизированной волнистой волной до 45 минут.
Мы еще больше полюбили водяных медведей, когда увидели, как они ходят
Если вы уже думали, что тихоходки выглядят круто, посмотрите, как они ходят. Биофизики и морфологи проанализировали модели ходьбы водяных медведей и обнаружили, что их коренастая, изогнутая походка очень похожа на походку насекомых, размер которых в 500 000 раз превышает их размер. Исследователи также обнаружили, что у тихоходок широкий диапазон движений: они быстро снуют и медленно ходят. Новые результаты показывают, что тихоходки могут иметь общего предка с сегментированными жуками.
10 причудливых историй о животных 2020 года
Когда вы совершаете покупку по ссылкам на нашем сайте, мы можем получать партнерскую комиссию. Вот как это работает.
Пингвины бросают бомбы с какашками, лемуры выделяют вонючие духи, чтобы ухаживать за своими товарищами, и даже самые милые обезьяны иногда едят самих себя. Когда вы изучаете животных, вы никогда точно не знаете, какое странное поведение вы можете увидеть.
Вот 10 самых странных историй о животных, которые привлекли наше внимание в 2020 году.
Связано: Выживание самых грубых: 8 отвратительных поступков животных
Змеи, питающиеся органами жаб
(Изображение предоставлено Winai Suthanthangjai) 3 врезаться в брюшную полость жабы и слопать вниз по своим органам, не оставив после себя ничего, кроме пустого мешочка кожи. Змеи иногда часами наедаются жабьими внутренностями; в частности, ученые поймали змей, поедавших ядовитых жаб под названием 9.
0035 Duttaphrynus melanostictus , также известный как азиатская обыкновенная жаба или азиатская чернопятнистая жаба. Жабы выделяют токсичное белое вещество, поэтому ученые подозревают, что змеи кукри, возможно, использовали свою порочную стратегию питания, чтобы избежать этого яда.Обезьяны-каннибалы
(Изображение предоставлено Shutterstock) Белолицые обезьяны-капуцины ( Имитатор Cebus ) выглядят очень мило, с их глубокими карими глазами и крошечными лицами, обрамленными белым мехом, но иногда эти очаровательные существа поедать своих соплеменников . Когда детеныш обезьяны упал с дерева в национальном парке Санта-Роза в Коста-Рике, его родственники собрались вокруг трупа, проявляя интерес. Достаточно скоро молодой самец и беременная самка начали грызть ноги и ступни младенца. В итоге нетронутыми остались только голова, грудь и руки. При охоте на добычу капуцины обычно съедали все животное за один присест и всей группой, а не только две обезьяны, поедающие часть части; из-за этого ученые подозревают, что каннибализм может быть необычным поведением для капуцинов с белым лицом.
Ухаживание за пандой попало на камеру
(Изображение предоставлено Джеки Пун/Copyright Terra Mater Factual Studios и Mark Fletcher Productions) женщины . Это первый раз, когда это ухаживание было заснято на пленку, и если вы ожидали чего-то милого и приятного, вы жестоко ошибались. Два самца выстроились у подножия дерева, дерутся и мычат, а самка сидела на ветвях выше. Старший из самцов выиграл эту первоначальную стычку, но когда самка спустилась вниз, ей удалось ускользнуть. Оба самца продолжали преследовать самку в течение нескольких недель, пока, наконец, не победил более молодой самец. Похожие: Странная любовь: 11 животных с действительно странными ритуалами ухаживания стреляют своими фекалиями на большие расстояния, примерно в два раза длину их тела, и ученые точно рассчитали, сколько силы им потребуется для этого. Команда специально изучила пингвинов Гумбольдта ( Spheniscus humboldti ), которые извергают свои фекалии по изящной дуге из своих гнезд на возвышенности.
Они подсчитали, что давление, создаваемое в прямой кишке пингвинов, составляло примерно 4 фунта на квадратный дюйм (28,2 кПа). Это означает, что могучие какашки могут выбрасывать свои фекалии со скоростью около 5 миль в час (8 км/ч) и на расстояние примерно до 53 дюймов (134 сантиметра).
Осы-годзиллы откладывают яйца в подводных гусениц
(Изображение предоставлено Хосе Фернандес-Триана)Годзилла Microgaster Оса получила свое чудовищное имя из-за того, как она охотится на хозяев. Паразитическая оса ныряет под воду, чтобы поймать гусениц моли, которые плавают прямо под поверхностью в самодельных оболочках. Одну за другой оса вырывает гусениц из их оболочек, тащит их над водой и быстро насыщает их яйцами. То, как оса вырывается из воды, напомнило ученым Годзиллу, появляющегося из моря в классических научно-фантастических фильмах.
Дерзкий (и грубый) побег угря
(Изображение предоставлено Сэмом Дэвисом) Голубая цапля летела над береговой линией Делавэра, когда внезапно американский угорь вырвался из ее кишки .
На фотографиях, сделанных Сэмом Дэвисом, инженером из Мэриленда, видно, как угорь свисает с птицы, как толстый галстук. Выбравшись из чрева голубой цапли, дерзкий угорь, возможно, выжил, но только в том случае, если он упал в достаточно соленую воду или рядом с ней. Цапля, вероятно, прожила еще один день, несмотря на эту душераздирающую встречу.
Голые землекопы используют углекислый газ, чтобы избежать приступов
(Изображение предоставлено Роландом Гоккелем) Голые землекопы живут в переполненных подземных норах с низким содержанием кислорода, но для этих морщинистых чудиков это не проблема. Вместо того чтобы зависеть от кислорода, голые землекопы на самом деле больше зависят от углекислого газа ; без него у них в мозгу происходит короткое замыкание, и у тварей случаются припадки. Из-за генетической мутации у землекопов в мозгу отсутствует переключатель, который обычно контролирует электрическую активность. Эта мутация позволяет животным сохранять драгоценные запасы энергии, и, к счастью, высокий уровень углекислого газа в их норах по-другому подавляет активность мозга, что обычно спасает слепышей от судорог.
Лемуры флиртуют, используя вонючее любовное зелье
(Изображение предоставлено Shutterstock)Самцы кольцехвостых лемуров ( Lemur catta ) производят свой собственный одеколон из железы на запястьях и поливают свои хвосты жидкостью во время размножения время года. Эти выделения с запястий пахнут горько и кожано большую часть года, но в сезон размножения одеколон приобретает более сладкий и фруктовый аромат. Ученые предполагают, что изменения в запахе могут быть вызваны колебаниями уровня тестостерона, и это может сигнализировать о том, что самец готов к спариванию. Но хотя самки проявляют большой интерес к запаху брачного сезона, неясно, действительно ли эта вонючая форма флирта делает самцов более желанными партнерами.
Утконосы светятся в ультрафиолетовом свете
(Изображение предоставлено: Mammalia 2020; 10.1515/mammalia-2020-0027) Когда ученые изучали старые экземпляры утконоса, они сделали удивительное открытие: под УФ обычно коричневые существа 9 0053 излучают сине-зеленое свечение .
Помимо утконоса , белки-летяги и опоссумы являются единственными млекопитающими, которые, как известно, демонстрируют этот вид биофлуоресценции. Ученые обнаружили это свечение после изучения белок-летяг в Полевом музее в Чикаго, когда решили натренировать свои черные огни и на утконосых млекопитающих, поскольку оба зверя охотятся в сумерках и ночью. Ученые предполагают, что зеленый блеск утконосов может уменьшить их видимость для хищников, но для подтверждения этой теории необходимы дополнительные исследования.
Креветка-богомол крадет дома соперника
(Изображение предоставлено Роем Колдуэллом) креветки из своих домов . Ракообразные, которых называют «сокрушителями», могут размахивать руками со скоростью 80 км/ч и мчаться над коралловыми норами в южной части Карибского моря. В ходе лабораторных исследований ученые обнаружили, что, если давать выбор между пустыми норами, креветки выбирают большие, вместительные, в которые они могли бы врасти. Но когда другие креветки поселяются в норах, крушители, как правило, наиболее яростно нападают на креветок в маленьких норах.
Первоначально опубликовано на Live Science.
Будьте в курсе последних научных новостей, подписавшись на нашу рассылку Essentials.
Свяжитесь со мной, чтобы сообщить о новостях и предложениях от других брендов Future. Получайте электронные письма от нас от имени наших надежных партнеров или спонсоров.