Произведения о счастливом детстве: Счастливое детство — 28 книг
Счастливое детство 📚 – топ лучшей литературы по теме
Счастливое детство 📚 – топ лучшей литературы по теме | Читайте и слушайте онлайн на MyBookЧто выбрать
Библиотека
Подписка
📖Книги
🎧Аудиокниги
👌Бесплатные книги
🔥Новинки
❤️Топ книг
🎙Топ аудиокниг
🎙Загрузи свой подкаст
📖Книги
🎧Аудиокниги
👌Бесплатные книги
🔥Новинки
❤️Топ книг
🎙Топ аудиокниг
🎙Загрузи свой подкаст
- Главная
- Библиотека
- Темы
- счастливое детство
Сортировать
Фильтры
Фильтры
Совдетство 2.
Пионерская ночь
Юрий Поляков
Премиум
Вышедшая год назад книга известного русского писателя Юрия Полякова «Совдетство. Книга о светлом прошлом» сразу стала бестселлером, покорив читателей трогательной достоверностью картин минувшего и глубиной проникновения в сложный внутренний мир советского ребенка. Критика уже успела поставить эту…
Совдетство. Книга о светлом прошлом
Юрий Поляков
Премиум
Эта удивительная аудиокнига будет интересна и тем, кто хочет вспомнить свое детство, и тем, кто не застал то время, но стремится понять, каким оно было на самом деле – «Совдетство».Новая книга известного русского писателя Юрия Полякова «Совдетство» – это уникальная возможность взглянуть на москов…
Совдетство. Книга о светлом прошлом
Юрий Поляков
Премиум
Новая книга известного русского писателя Юрия Полякова «Совдетство» – это уникальная возможность взглянуть на московскую жизнь далекого 1968 года глазами двенадцатилетнего советского мальчика, наблюдательного, начитанного, насмешливого, но искренне ожидающего наступления светлого коммунистическог.
..
(Не) Зачем идти в школу? Дети, родители, учителя и нерешенные школьные вопросы
Дима Зицер
Премиум
Нужно ли ребенку ходить в школу и зачем? Какой должна быть школа, чтобы дети в ней учились, а не мучились? Какие типичные ошибки совершают учителя и родители и есть ли способы их избежать? Что такое «раннее развитие» и нужно ли оно? Как получать удовольствие от воспитания и обучения ребенка?На эт…
Воспитание свободой. Школа Саммерхилл
Александр Нилл
Премиум
Александр Нилл начал свой эксперимент по воспитанию счастливых детей почти сто лет назад, создав ставшую легендарной школу, в которой главным было не обучение, а развитие личности ребенка. В этой книге Нилл приводит бесценные суждения, послужившие основой целой философии «воспитания свободой». Ни…
Лето в Зоммербю
Кирстен Бойе
Премиум
КНИГА О ЛЕТЕ, СТАРЫХ ТАЙНАХ И БОЛЬШОМ СЧАСТЬЕ. Это лето должно было стать самым ужасным в жизни Марты.
Её мама попала в больницу после аварии, а Марте и её двум младшим братишкам пришлось срочно ехать в деревню к бабушке, которую они до этого никогда не видели! Зоммербю – самое скучное место на с…
Куриный бульон для души. Дух Рождества. 101 история о самом чудесном времени в году
Эми Ньюмарк
Премиум
В детстве вся семья, самые близкие и родные люди, собирались вместе за ужином, а бабушка или мама накрывали праздничный стол. Сегодня забота и теплые эмоции нужны вашей душе. Рождественские истории из «Куриного бульона» согреют ваши сердца в долгие зимние вечера и подарят праздничное настроение. …
Садовое товарищество
Денис Крюков
Премиум
Петька живет на даче один – совсем как знаменитый Дядя Федор. У него есть друзья и подруги, а впереди – одно бесконечное лето и уйма захватывающих приключений. «Садовое товарищество» – книга о детстве, хотя и не совсем про детей.В тексте сохранены особенности авторской орфографии и пунктуации.
Богиня Чортичо. Про черную руку, питонцев, платье в горошек и красивую девочку из прошлого века
Стелла Иванова
Премиум
Что такое счастливое детство? У каждого оно свое. Со своими чувствами, воспоминаниями, цветом, музыкой, запахами.Детство в 70–80-х прошлого века – длинное-предлинное, совершенно бесконечное лето, которое длится, кажется, как целая жизнь. И эту жизнь проживаешь каждый длинный-длинный и яркий день….
Голландские дети самые счастливые
Рина Мэй Акоста
Премиум
В недавнем отчете Детского фонда ООН голландские дети названы самыми счастливыми в мире. Почему? Авторы книги американка Рина Мэй Акоста и англичанка Мишель Хатчисон, вышедшие замуж за голландцев и живущие в Нидерландах, дают обстоятельный ответ на этот вопрос. Голландцы сумели добиться баланса м…
Фильтры
Фильтры
В данном разделе представлен топ лучших книг и аудиокниг по теме «Счастливое детство».
Полный список из 69 популярных книг и аудиокниг по теме, рейтинг и отзывы читателей. Читайте книги или слушайте на сайте онлайн, скачайте приложение для iOS или Android, чтобы не расставаться с любимыми книгами даже без интернета.
О проекте
Что такое MyBook
Правовая информация
Правообладателям
Документация
Помощь
О подписке
Купить подписку
Бесплатные книги
Подарить подписку
Как оплатить
Ввести подарочный код
Библиотека для компаний
Настройки
Другие проекты
Издать свою книгу
MyBook: Истории
Светлые книги про детство, что почитать с ребёнком
Настроение: устроить себе свободный вечер, налить горячего чая и забыться с какой-нибудь книжкой, автор которой не будет читать мораль, эпатировать дешевыми приёмами и заставлять чувствовать стыд за современную литературу. В этой подборке вы найдете 11 книг разных жанров и возрастных категорий, но все они – о советском детстве во всем его разнообразии.
Наринэ Абгарян – Манюня
Остроумная, добрая, словно пропитанная солнечными лучами книга переносит читателя в советскую Армению, где живет девочка Манюня и ее большая семья. Лето, бесшабашные шалости и красочные фантазии, запахи и звуки – все точно так, как было в беззаботном детстве. Книга гарантированно подарит вам пару вечеров отличного настроения.
Солнечная и добрая книга о девочке Манюне и ее подружке Наре
Фазиль Искандер – Детство Чика
Эту книгу Фазиля Искандера, действие которой разворачивается в Абхазии, часто сравнивают с «Вином из одуванчиков» Рэя Брэдбери. События, места и люди подаются через призму детских впечатлений: Чик ищет «вредителей советского строя», спасает собаку от живодеров, пасёт корову, лежит на пляже, лакомится фруктами… Из этих фрагментов детских воспоминаний складывается цельная картина мира, раскрашенного ярки эмоциями.
«Детство Чика»
Александр Чудаков – Ложится мгла на старые ступени
Место действия – Чебачинск, город ссыльных переселенцев (у него есть реальный прототип – Щучинск).
Казалось бы, здесь должны жить несчастные, озлобившиеся люди, но гармоничной жизни местных можно только позавидовать. Роман длинный, неспешный, медитативный – как такового сюжета в нём нет, он складывается из десятков и сотен историй, открывающих новые детали быта середины XX века и дореволюционной России.
Ольга Громова – Сахарный ребёнок. История девочки из прошлого века
Основанная на воспоминаниях Стеллы Нудольской история о маленькой девочке из благополучной семьи, в один момент превратившейся в «дочь врага народа». Тяжелые моменты скитаний по лагерям скрашиваются взаимоотношениями главной героини Эли и ее мамы. Они не отчаиваются и не ломаются после многочисленных испытаний, ведь их любовь и внутреннюю свободу не отнять никому.
«Сахарный ребёнок. История девочки из прошлого века»
Светлана Волкова – Джентльмены и снеговики
Книга Светланы Волковой предназначена для младшего школьного возраста, но читать ее будет интересно и взрослым.
Девять рассказов, сюжет которых развивается в послевоенное время, но маркеры времени проходят как бы по касательной, а в центр повествования выходят обычные детские проблемы. Которые мало отличаются от проблем современных детей, а потому сборник отлично подходит для семейного чтения.
Наталия Ячеистова – Москва моего детства
Взгляд ребёнка на Москву 60-х годов перемежается не только фотографиями московских улочек, но и общественно-исторической справкой тех лет. Что совершенно не портит повесть – автор описывает всё так, как сохранила ее детская память, не анализируя происходящее с высоты нынешнего опыта.
Александр Долбин – Дети солнца
Полное название книги: «Дети солнца: воспоминания о детсаде и пионерлагере 1946–1954 годов». Пригород Тбилиси, любовно прописанные персонажи, греющие душу мельчайшие детали послевоенного детства, свойственные только детям и подросткам безусловные романтика, решимость и жертвенность – на страницах книги скрыта целая жизнь.
«Дети солнца» Александра Долбина
Наталья Пряникова – Сахарница
«Нет, вы не подумайте, нормальное у меня было детство», – шутит автор этого сборника, представляя забавные зарисовки о своем детстве, которое прошло в деревушке на севере. Наполненные теплом истории помогут вам объяснить детям – как оно было раньше.
Алёна Хренкова – Записки замухрышки
Маленькая девочка живет на окраине Москвы. У нее самая обычная семья, соседи, дворовые друзья, школьные проблемы, восторги и переживания. Но от того ее воспоминания так близки всем, кто застал это время, и сборник читается на одном дыхании.
«Записки замухрышки»
Борис Минаев – Детство Лёвы
Детские переживания – самые сильные. Вот и на страницах «Детства Лёвы» появляются не только весёлые шалости и юношеский фольклор, но и парализующий страх перед зубным врачом, недетская боль от предательства, пугающая игра в войну.
Несмотря на порой довольно мрачные рассуждения, книга Бориса Минаева, выдержавшая несколько переизданий, станет ностальгическим путеводителем в эпоху СССР 70-х.
«Детство Лёвы» от Бориса Минаева
Наталья Нусинова – Приключения Джерика
Книга, полная иронии в адрес советских реалий – но иронии мягкой, беззлобной. В центре событий – юная Наталья, ее сестра Татьяна и родители и, конечно, фокстерьер Джерик (к слову, звезда фильма Ролана Быкова «Внимание, черепаха»). Он потерял прежних хозяев и обрёл новую семью, в которой уже давно мечтали и собаке.
Наталья Нусинова и книга «Приключения Джерика»
ГОЛУБАЯ ГАЛЕРЕЯ СЧАСТЛИВОГО ДЕТСТВА
Артикул
Напоминание обо всех беззаботных улыбках и моментах, о которых мы узнаем много лет спустя.
Альмир Паньета для ЮНИСЕФ
ЮНИСЕФ
19 ноября 2018 г.
«Это была большая красочная коробка. Я был нетерпелив и не мог дождаться, чтобы открыть его.
Внутри коробки я нашел все, что можно найти в обычной коробке. Я также нашел кое-что еще, что-то, что изменило все мое детство. Маленький плюшевый мишка. Маленький розовый плюшевый мишка. Вскоре он стал моим лучшим другом», — начинает свой рассказ Берина из Високо для «Голубой галереи счастливого детства». Своего нового друга она назвала Медвежонком Пинки. Без него она не ложилась спать и не спала. Медвежонку Пинки приходилось гулять с ней, в горы, на море… везде.
«После всех этих лет, конечно, поседел. Пинки была со мной в самые трудные времена, я переживал с ней самые трудные моменты, делясь с ней своими самыми сокровенными секретами. Даже сейчас, будучи взрослой, я сплю со своим плюшевым мишкой и по-прежнему люблю его с той же силой», — делится Берина своей историей о счастливой детской связи с медвежонком Пинки. Несмотря на то, что у нее нет свободного времени, чтобы играть с ним, плюшевый мишка по-прежнему является важной частью ее жизни.
Рассказ Берины и сопроводительное фото Пинки – лишь один из многочисленных «экспонатов» Голубой галереи счастливого детства, который является и будет частью этой постоянной виртуальной выставки.
ЮНИСЕФ инициировал это в рамках кампании «Каждый ребенок достоин счастливого детства».
ЮНИСЕФ
Страхиня рассказывает свою историю о галстуке-бабочке, который для него очень особенный:
ЮНИСЕФ
Один из авторов «Голубой галереи счастливого детства» вспоминает свои первые пятерки в школе через копилку Барби: «Это был особенный момент, который я люблю вспоминать. Радость, которую приносит тяжелая работа, и нетерпеливое ожидание поделиться это с моими родителями было для меня радостью в то время.Я получила в награду от родителей Барби-копилку, которая наполнялась с каждой проходящей пятницей.Хотя мне тогда было всего 6 лет, память и радость того момента не выцветает!»
ЮНИСЕФ
ЮНИСЕФ
Амина вспоминает свою счастливую детскую историю о шариках, которые ей подарил дедушка. Фаворитом среди всех мраморов был мрамор с зеленым цирконием:
.«В моем детстве шарики были одной из главных достопримечательностей. Хотя были те, кто пытался одурачить меня, утверждая, что шарики не для девочек, я всегда упорно боролся за свое место среди детей. Мы всегда мирились новые игры с шариками.
Я крепко хранила свой шарик с зеленым цирконием и редко рисковала его потерять», — вспоминает Амина.
Я крепко хранила свой шарик с зеленым цирконием и редко рисковала его потерять», — вспоминает Амина.В Голубой галерее счастливого детства много историй, например, о том, как девочка в оранжевой шапке появилась в журнале «Антена», или как у Эльмин появился велосипед, или как папа Айлы убедил учительницу, что Айла должна начать первой.
А еще рассказ про книжку с картинками, плюшевого оленя из Финляндии, старую туфлю, первое семейное фото, фотосессию «первый день в школе», черно-белое фото бабушки Стои…
Виртуальная Голубая галерея счастливого детства уже содержит интересные истории и фотографии предметов и событий, которые напоминают людям о счастливом детстве. Этими примерами ЮНИСЕФ в Боснии и Герцеговине надеется вдохновить на новые разговоры по всей стране, а также на ряд других мероприятий, которые включают в себя организацию выставок предметов из счастливого детства, а также захваты, главной целью которых является напоминание о счастливом детстве.
Вы также можете поделиться своей историей вместе с фотографией предмета (или события), которое напоминает вам о счастливом детстве, и внести свой вклад в крупнейшую виртуальную галерею воспоминаний о счастливом детстве, цель которой — вдохновить всех, кто смотрит на них, вспомнить некоторые собственных воспоминаний о #счастливомдетстве. У каждого из нас есть хотя бы одна такая вещь или даже больше в шкафу, на чердаке или в подвале. Все, что вам нужно сделать, это сфотографировать его и отправить на [email protected] с кратким описанием. Мы опубликуем его вместе с другими материалами в виртуальной «Голубой галерее счастливого детства», которую можно найти на сайте www.galerijasretnogdjetinjstva.wordpress.com.
Как выйти из счастливого детства
Восстановление из счастливого детства может занять много времени.
Можно было бы предположить, что в этом счастье виновата моя мать, но я думаю, что мой отец должен ответить за более сильную часть, хотя мне довелось знать его всего семнадцать лет, прежде чем он неожиданно умер. Он вообще был восхвалителем детства. Помню, как он сказал мне однажды, что первые восемнадцать лет жизни самые значимые и насыщенные событиями, а последующие годы, даже взятые все вместе, не могут сравниваться.
Странным следствием было то, что он очень редко говорил о своем детстве.
Может быть, он не хотел хвастаться. Даже если бы он рассказал мне больше, я, скорее всего, не выслушал бы его должным образом и не понял бы многого, потому что, как и многие дети, я провел свое детство, не очень понимая, кто мои родители и какие они. Хотя я собирал улики. Вековые растения иногда зацветают через десятилетие, иногда через два-три десятилетия. Недавно я видела один из них в цвету, когда моя восьмилетняя дочь указала мне на него. Мне сейчас сорок шесть, и многое из того, что мой отец говорил и воплощал в жизнь, после долгих лет бездействия начало раскрываться в цвете.
В детстве я считал своего отца умным и неспособным. Умный, потому что ему было что сказать о Босфоре и проливах Дарданеллы. Неспособный, потому что он ел мороженое из контейнера вилкой, а также он никогда не резал сыр, и никаким образом не пользовался ножом — вместо этого он рвал вещи, как пещерный человек. Интересно, что однажды он заметил, что не думал, что долго продержится пещерным человеком. Это было ни к чему, чему я мог следовать.
Если бы я встретил своего отца незнакомым человеком, я бы догадался, что он сибиряк, а может, и монгол. Он был выше шести футов ростом. Голова у него была большая и широкая. Его глаза казались маленькими за очками. Его запястья были тонкими. Я мог бы обвести их даже своими детскими руками. Его волосы были шелковистыми, черными и волнистыми. Он и моя мать регулярно спорили о том, чтобы подстричь ему волосы: она хотела их подстричь; он хотел, чтобы все осталось как есть.
Он был тяжелым все время, пока я его знал, но он не казался мне тяжелым. Он казался правильного размера. Когда он положил руку мне на голову, я почувствовал себя в безопасности, но в то же время слегка раздавленным. Однажды он попросил меня ударить его по животу и сказать, мускулистый он или мягкий. Это была моя единственная встреча с тщеславием в нем.
Ему было бы трудно, если бы он был тщеславным, потому что он не покупал себе ни одежды, ни вообще ничего, даже почтовых марок. Всякий раз, когда у Дилларда в торговом центре Sooner Fashion Mall проходили распродажи, мы с мамой листали сложенные рубашки на пуговицах, каждая в картонном конверте, как другие дети, должно быть, пролистывали пластинки в музыкальных магазинах. Мы искали редкий и волшебный размер шеи 17,5. Если мы нашли его, мы купили его, независимо от образца. Рубашки на пуговицах были единственным типом рубашек, которые он носил, не считая нижних рубашек Hanes, которые он носил под ними. Даже когда он ходил на пробежку, он носил эти пуговицы, которые промокли от пота.
Он подумал, что это было забавно, когда я назвал его потовой бомбой, хотя я, увы, осознавал, что этот термин придумал не я. Он, казалось, высоко ценил почти все, что мы с братом говорили или делали.
У него был пояс, и только один пояс. Это был бежевый ремень Izod, сделанный из тканого материала по большей части и из кожи в области пряжки и застежки. Мой папа носил этот пояс каждый день. Каждый день аллигатор был вверх ногами. Как он мог так постоянно переворачиваться? Он сказал, что это из-за того, что он левша. Какое это имело отношение к чему-либо? Он показал мне, как начал с ремня, ориентированного «правильно», и держал его в левой руке. Но потом, каким-то образом, в процессе методичного продевания его через петли для ремня, он оказался перевернутым. Его демонстрация была похожа на наблюдение за тем, как игрушка-лестница Иакова с грохотом падает вниз, деревянный брусок за деревянным бруском.
В детстве я любил лестницы Джейкоба, думаю, потому, что мне потребовалось так много времени, чтобы понять, как они создают свою иллюзию.
И мне также понравилась история о лестнице Иакова в Библии, которая тоже была запутанной. Иакову снится лестница между небом и землей, по которой поднимаются и спускаются ангелы. В другую ночь Иаков борется с ангелом, или с Богом, и мне эта часть тоже показалась как бы во сне, хотя мы должны были понять, что бедро Иакова было повреждено в реальной жизни. Это не библейская наука, но у меня было ощущение — откуда? Мое еврейское образование в Нормандии, пожалуй, лучше всего можно резюмировать тем фактом, что бар-мицва моего брата — единственная бар-мицва, на которой я присутствовал, — что Иаков был умным братом, а Исав был хорошим охотником с волосатыми руками, а Иаков украл у Исава бар-мицву. благословение первородства, надев ему на руку мохнатую шкуру и выдав себя за Исава перед своим отцом Исааком, который ослеп. И все же мы должны были болеть за Джейкоба. А мать Джейкоба, Ривка — это была я! — была организатором всего этого. Какой подлец. Хотя это также была классическая история о домашнем хозяйстве, которым, казалось, управлял папа, но, по более важным причинам, им управляла мама.
Мой папа любил споры. Если бы он был другим человеком, больше похожим на Исава, он, вероятно, тоже любил бы потасовку. Он искал аргументы, особенно на работе, где спорить было социально приемлемо, поскольку это считалось хорошей наукой, а мой отец был ученым. Драки были большим времяпрепровождением в моей семье, в более широком смысле. Нашим девизом во время наших поездок на каникулы было: Мы платим деньги, чтобы драться. Я помню, как однажды расплакалась и пожаловалась, что мама, папа, брат — все они дрались друг с другом. Но никто никогда не хотел драться со мной. Я был младше всех на шесть лет.
Я звал своего папу не папой, а Цви, его первым именем, которое на иврите означает олень. Я предполагаю, что мой старший брат начал это. Насколько я могу судить, Цви легла спать примерно в 4 900 57 утра. и проснулся около 10 или 11 утра. Поэтому моя мама приготовила мне завтрак — два печенья «Шахматные фигуры» и чашку чая — и упаковала мой обед, и отвезла меня в школу, и купила мне одежду, и постирала, и убрала дом, и все такое.
для моего брата и папы тоже все делала, в основном, в том числе и имела свою работу. Но если бы я подумал о том, кем я хотел быть, когда вырасту, и на кого, как мне казалось, я был больше всего похож, — это был бы мой отец. Мой папа спал на многих подушках, которые мне кажутся комичными и похожими на принцессу. (Когда мне было двадцать три года, и я учился в медицинском институте, я понял, что это классический признак застойной сердечной недостаточности.) Он был профессором метеорологии в Оклахомском университете, хотя, возможно, он был более известен как завсегдатай Греческого университета. House, магазин гироскопов, управляемый греческой семьей, которая продавала гироскопы, картофель фри и салат менее чем за пять долларов. Моего папу там любили, как и во многих других местах, потому что он давал людям ощущение, что они ему нравятся и что ему интересно то, что они говорят, и он давал людям это чувство, потому что он0057 они понравились , и ему было интересно, что они говорят.
У моего отца была докторская степень.
по прикладной математике, хотя она была получена в школе геолого-геофизических наук, так что в какой-то момент от него требовалось приобрести компетенцию в геологии, а может быть, и в чем-то еще. Он вырос в мошаве, колхозной деревне в Израиле. На нескольких его детских фотографиях он кормит цыплят; его гордый рядом с большой собакой; того, как он сидит перед открытой книгой, а рядом с ним его родители. Его мать звали Ривка, и она умерла до моего рождения. Когда один из сыновей моего партнера увидел ее черно-белую фотографию, он подумал, что это моя фотография.
Хотя мой папа мало рассказывал о своем детстве, он говорил, не раз и с восхищением, об осле из своего детства по имени Чаморник, который был очень упрям. Это старомодное сленговое имя переводится примерно как «мой любимый осел», но мой папа использовал его, когда кто-то проявлял неуступчивость. Мой папа восхищался упрямством, особенно непродуктивным. Однажды он взял моего брата в четырехнедельную поездку в Китай и Японию.
Мой отец посещал рабочие конференции. Моему брату тогда было шестнадцать или около того. Папа подвел моего брата к мосту, по которому перешел Марко Поло, и сказал что-то вроде: «Разве не удивительно, что Марко Поло перешел этот мост?» И мой брат сказал: «Какое мне дело?» Мой папа был удивлен и впечатлен. Мой отец также с большой гордостью говорил о том, что мой брат настаивал на том, чтобы питаться в McDonald’s или Shakey’s Pizza, пока они были в Японии. «Он застрял со своим оружием», — сказал он с характерным для него мягким искажением клише. У моего отца был дар веселиться и любить людей. Он особенно гордился тем, что говорил о антииммигрантских, анти-НЭА политик Пэт Робертсон: «Я ему не нравлюсь, но он мне нравится». И даже когда он искренне не любил или даже ненавидел людей, ему нравилось придумывать для них прозвища. Я узнал имена диктаторов из разговоров моих родителей о людях по прозвищам Муссолини, Иди Амин и Чаушеску. Для моих друзей у него были более мягкие прозвища: гугенот, пенсильванский голландец, а для друга с отцом-греком — Казандзакис.
Я сказал, что никогда не участвовал в бытовых спорах, но помню одну ссору с отцом. Он рассказал мне историю о том, что он сделал в тот день, и я был потрясен. Он не сказал бы своему ученику, что такое селедка. Это была задача на экзамене, про селедку и водотоки. Курс был по гидродинамике. Многие ученики моего отца приехали из Китая. Их английский был превосходным. Но, видимо, этот конкретный студент не знал слова «сельдь». Обманчивое слово: похоже на герундий, но им не является.
Мой отец, который выучил английский во взрослом возрасте и ставил маленькую «х» в нашем домашнем словаре рядом с любым словом, которое он искал, и чье рабочее сообщение на автоответчике обещало перезвонить «как можно скорее», был во время инцидента с селедкой, незнакомым со словом «сырный», недавно попросил меня дать ему определение. Он также привык к тому, что ученики жалуются на его акцент в своих оценках преподавания. Все это, и все же мой папа не выразил никакого сочувствия этому студенту.
«Это часть экзамена», — сказал мой отец студенту, как если бы реплика была предпоследней сценой «Перестрелки в О.К. Коррал. У моего папы была слабость к рассказыванию моментов, в которых, как он это видел, он осмелился сказать правду. Одним из его любимых фильмов был «Ровно полдень»; это хорошо сочеталось с другим его фаворитом, «Расёмон». В одном есть добро и зло; в другом клубок обоих, который никогда не может быть распутан.
Теперь я вижу, что он, должно быть, сомневался в себе в этом инциденте с селедкой. Иначе зачем он рассказывал мне эту историю? Я сказал — с моральной уверенностью юности, — что он должен был сказать студенту, что такое селедка, что это экзамен по гидродинамике, а не по рыбе. И я сказал ему, что считаю то, что он сделал, подлым. У нас был довольно долгий спор по этому поводу. Но мой отец остался со своим оружием. Он сказал: «Когда вы пойдете по жизни, вы поймете, что если вы не знаете, что такое селедка, люди не говорят вам. Ты должен знать это сам».
Должен сказать, что на протяжении многих лет я время от времени получал записки от студентов, которые любили моего отца.
Одна женщина написала мне, что его поддержка спасла ее карьеру, когда она собиралась сдаться. Некоторые из его студентов были китайскими диссидентами, один был журналистом, и мой отец помог этим студентам получить визы для приезда. Вскоре после смерти моего отца его студент из Бразилии пригласил нас к себе домой на ужин. Он хотел рассказать нам, как много мой отец значил для него. Что я действительно помню об этом ужине, так это то, что мужчина сказал мне и моей матери, что его жене трудно жить в Нормане, потому что в Нормане никто не говорит тебе, что ты красивая. «Не в продуктовом магазине. Не в хозяйственном магазине. Не на улице. Нигде! Так что ей тяжело», — заключил он.
«Если мы когда-нибудь вернемся в путь, я думаю, мы должны перейти на электричество».
Карикатура Фрэнка Котэма
Ученики жаловались не только на цвинглиш моего отца, но и на его почерк. Его акцент был очень сильным отчасти потому, что он плохо слышал, поэтому его речь больше походила на то, что он читал, чем на то, что слышал.
Но с его акцентом можно было бы справиться, если бы у него был приличный почерк. Он был левшой из эпохи, когда левшей еще не было, и, возможно, это как-то связано с его ужасным почерком. Когда он писал в блокноте, то так сильно надавливал шариковой ручкой, что отпечаток был отчетливо виден даже несколькими страницами ниже, и я часто вглядывался в эти углубления, обладавшие для меня завораживающей силой иероглифов. Может быть, это было то, что он не хотел или не мог перевести своим ученикам — что-то вроде прокладывания своего пути в мире, когда ты по своей природе не тот человек, который прокладывает свой путь в мире. Может быть, селедка была отвлекающим маневром. Когда я учился в колледже, я всегда превозносил своих иностранных аспирантов до луны и обратно.
Помню одну драку, потому что моему отцу она не нравилась, была из-за того, какую машину ему взять, когда старая сломалась. В течение многих лет он водил огромный подержанный бежевый Chevy Caprice Classic, который подходил всем нам и родственникам для дальних поездок.
Мой папа хотел заменить его на джип без дверей. По его словам, он всегда хотел джип без дверей. У нас Субару универсал.
Около 19 900 57 или около того, большинство ночей я слышал, как мой отец въезжает на подъездную дорожку с универсалом, который, как он хотел, был джипом без дверей. Значит, до того, как он войдет в дом, пройдет около сорока пяти минут. Что он там делал? Он сказал, что занимается организацией. Он серьезно относился ко всем циферблатам и индикаторам в машине — пробегу, предупреждениям, деталям руководства по эксплуатации. Он также часто снова перебирал свой портфель Samsonite с твердым корпусом.
Но также сорок пять минут были, я думаю, его атомом времени, отрезком самой короткой продолжительности. На чистку зубов и чистку зубов ушло сорок пять минут. Сорок пять минут на бритье. И сорок пять минут минимум на купание. Сорок пять минут между тем, чтобы сказать: «Я почти готов идти», и уходом. Он, а значит, и мы, часто опаздывали.
Эти сорокапятиминутные перерывы были потому, что, я думаю, он все делал, думая о чем-то другом.
Он жил в череде снов, и каждый сон мог допустить в свой ландшафт только одну обыденную задачу. Он часто говорил о жизни ума. Он пожелал нам с братом, чтобы мы могли наслаждаться жизнью разума. Но, как и со многими фразами, я думаю, что мой отец использовал «жизнь разума» по-своему. Он никогда, например, не призывал нас читать Фуко, или Сократа, или вообще какие-либо книги. Эти сорокапятиминутные грёзы были, я думаю, ближе к тому, что он имел в виду под жизнью разума. Они были о том, чтобы праздно переворачивать то или это, а может быть, и о том, чтобы вообразить себя Марко Поло. Они были о наслаждении одиночеством и мыслями. Это замедлит вас.
Мой папа тоже долго не мог уснуть. Ему удалось это, просматривая повторы детективных шоу, которые выходили поздно ночью. Он сидел в обеденном кресле рядом с телевизором в гостиной, а не на своих трех, четырех или пяти подушках в постели. Я спал на диване в гостиной, а не в своей кровати, потому что не любил спать в своей комнате один. Мой папа особенно любил «Коломбо» с Питером Фальком.
Также шоу с крупным лысеющим мужчиной по имени Кэннон. И «Рокфордские файлы» с Джеймсом Гарнером. Гарнер был из Нормана. Было известно, что он был родственником моего директора начальной школы доктора Бамгарнера. Он был таким любимым, мечтой мужчины — и актера, и исполнителя. Позже, когда я подрос, появилось новое шоу «Crazy Like a Fox», которое показывали до повторов. В нем снималась детективная команда отца и сына: папа был сумасшедшим, его невозможно было сдержать; сын был практичным. Вместе они могли решить любую проблему. Иногда я проспал все шоу, смутно ощущая их громкое присутствие. В другое время я наблюдал за ними, но лежа. Было важно, чтобы я заснул до того, как пойдут повторы «Сумеречной зоны», потому что целая ночь сна была бы испорчена, если бы я случайно увидел серию, в которой было четвертое измерение в шкафу, или персонажа, который обнаружил, что он мог поставить время на паузу.
Пока мне не исполнилось десять, папа каждую ночь помогал мне заснуть. Он пел колыбельные о лодках, уходящих в море и никогда не возвращающихся.
Он рассказывал истории, одна из которых была о чрезвычайно маленьком ребенке, достаточно маленьком, чтобы поместиться в бутылку из-под содовой, и однажды, когда приходит волк и съедает всех других братьев и сестер нормального размера, крошечный братик приходит, чтобы рассказать матери, что случилось, так что она может разрезать живот волка и забрать своих детей, и тогда у них всех будет самый крошечный ребенок, которого они должны благодарить за свое выживание. Моя дочь знакома с этой историей за годы, когда ей внушали особые способности маленького роста.
Сейчас мне столько же лет, сколько было моему отцу, когда он был отцом, не спал, переходя в состояние покоя, смотря эти передачи. Почему мой мечтательный папа был таким любителем детективных сериалов? Единственными другими шоу, которые, насколько я помню, ему нравились, были шоу с политическими аргументами, «Дживс и Вустер» и, по какой-то причине, которую я еще не распаковал, «Жемчужина в короне». Было ли это потому, что эти детективы хладнокровно отмахивались от опасных ситуаций? Потому что они всегда говорили правильные вещи? В конечном счете, они были людьми действия.
Они легко могли справиться с джипом без дверей. Может быть, они были идеальными аватарами для человека, посвятившего себя жизни разума. Не то чтобы шоу были утешительным призом за то, что у них «нет жизни». Это было не так. Жизнь разума не была жизнью — она было жизней. И великих полей сражений было много. Когда у моего брата был небольшой конфликт со своим школьным учителем математики из-за промежуточного класса, мой отец прочитал ему речь Черчилля о том, что нужно драться на пляжах и никогда не сдаваться. Если бы у меня возникало желание отказаться от справедливого конфликта, мой отец напоминал бы мне, что у Чемберлена был выбор между войной и позором, и что он выбрал позор, но позже получил войну. Если вы слышали, как мой папа что-то напевал, то, вероятно, это была «Песня Тореадора» Бизе или «Мой путь» Фрэнка Синатры.
Я помню битву, в которой он мне помогал. Однажды, когда мой брат принес домой футбольный трофей, я расплакалась. Я никогда ничего не выигрывал. (Если бы только я в детстве меньше плакал и больше дрался!) Когда подошли пятые классы по легкой атлетике, я должен был принять участие в единственном соревновании, в котором участвовало всего четыре человека, — непопулярных дистанционных соревнованиях.
Расстояние было полмили. Если бы я могла бежать быстрее, чем хотя бы одна из других девушек, я бы получила ленточку, которая как минимум атмосферно связана с трофеем.
Цви сделал что-то классическое с одной стороны, но очень непохожее на себя с другой. Он сделал что-то практичное. За месяц до соревнований по легкой атлетике он несколько раз в неделю водил меня на школьную ипподром. Я бежал в рубашке на пуговицах, сейчас помню, в белой с синими полосками. Четыре круга по трассе составляли полмили. Он засекал меня и кричал на меня.
Во время гонки, когда на третьем круге я обогнал девушку, имя которой не буду называть, чтобы защитить ее от этого унижения, она заплакала. Пройти мимо меня было гораздо хуже, чем просто пройти последним. Но мой отец не испытывал к ней симпатии. То, как он это видел, я показал миру; Я никогда не сдавался. Думаю, я хочу сказать, что некоторые способы быть хорошим давались моему отцу легко, а другие были для него трудными, точно так же, как для кого-то другого это был бы совершенно другой набор вещей, которые были бы легкими, трудный.
Когда он тренировал меня к тому соревнованию, он сделал для меня что-то, что для него было трудным. Он не опоздал ни на сорок пять минут.
Мы редко ужинали всей семьей. Моя мама раздавала каждому из нас еду, которую мы хотели, в тот час, когда мы этого хотели. Салат из нарезанных помидоров, огурцов, красного лука для моего отца. Обычный кускус с маслом для меня. Спор с братом о заказе еды на вынос. Я считаю, что моя мама съела все, что осталось, что никто не хотел. Спустя годы, не совсем решив, я взял на себя аналогичную роль. В этой роли я прозвал себя Невидимой тряпкой для посуды. Конечно, быть тряпкой для посуды — это не только готовить. Иногда я чувствовал себя глубоко обеспокоенным и обиженным из-за своей роли тряпки для мытья посуды. Но большую часть времени я ловил себя на мысли, возможно, самодовольно: «Ну, я способен». Мой папа часто говорил о том, какая умная моя мама. Быть тряпкой для посуды означало быть не Джинни из «Я мечтаю о Джинни» (хотя я тоже любил ее), а скорее Самантой из «Заколдованных».
Саманта была могущественной — она могла, например, телепортироваться, шевеля носом, — но она держала свою силу в секрете из уважения к мужчине в ее жизни, парню по имени Даррин. Что я так много смотрел телевизор в детстве, вот так чахнул, я тоже как-то стал О.К. с. Хотя из-за этого я вообще не могу смотреть телевизор сейчас, когда телевидение якобы стало таким хорошим.
Был один раз, когда моя семья ела вместе. Это была пасхальная трапеза, которую мы обычно делили с шотландской еврейской ортодоксальной семьей, живущей на другом конце города, Левайнами. До сих пор мы с братом называем жареный картофель по-левайнски. Что мне больше всего запомнилось об этих Седерах, так это то, как мой отец и Мартин Левин, дантист, были способны подолгу обсуждать практически любую строку Агады. Они спорили о значении строки «Мой отец был странствующим арамейцем». Откуда и когда они получили эти знания? Мой отец происходил из очень светской семьи, но в израильской армии он выиграл своего рода конкурс на знание Библии.
(Это относится и к Берти Вустеру.) То, что мой отец служил в армии, — этот факт казался мне вымыслом, хотя у нас под кухонной раковиной стояла его старая армейская фляга с водой. По какой-то причине несущественная ученость этих блюд Седера произвела на меня впечатление чего-то, чего я никогда не мог бы достичь, но что находилось в сферах, где лежала истинная ценность.
Когда отец моего отца умер, он мне не сказал. Моя мама сказала мне, что мой дедушка умер, поэтому отца нет дома, но он скоро будет дома. Когда мой папа вернулся, он каждую пятницу посещал наш местный Гилель, иногда со мной, чтобы произнести Кадиш Скорбящего. Часто для «настоящей» службы, с каддишем, не было необходимых десяти человек, и это расстраивало моего отца: он пришел на кадиш. В детстве я не считался в десятке — может быть, и как женщина. Я помню, что мой отец утверждал обратное.
Тот год Каддиш дал мне узкую, но подлинную возможность заглянуть в детство моего отца. Я знал, что мой дедушка клал в рот кусочек сахара, когда пил чай, и что он сказал моему отцу, что не поймет фильм «Расёмон», пока не станет старше.
Думаю, Цви мало говорил мне о своем детстве, потому что хотел, чтобы у меня было детство, а не вытеснялось внутренней жизнью, меланхолиями и тревогами взрослых. Однажды он сказал мне: «Твоя мать и я сделали одну вещь правильно. Мы позаботились о том, чтобы вы с братом надолго остались детьми. Хуже всего ему было то, что семье приходилось так много переезжать, когда мой брат был маленьким; после того как я пошел в первый класс, мы оставались вместе более десяти лет. Я пришел к мысли, что, возможно, мое детство было счастливым в основном потому, что это было детство. Когда я переехала к своему партнеру и его детям, а позже, когда у меня родился ребенок, ко мне вернулось мое собственное детство. Я считаю, что дети приходят со своей собственной жизнью разума, и в той мере, в какой они могут проводить время в том мире, который они сами придумали, — это очень хорошо. Большая часть остального — рулетка.
Летом, после смерти моего отца, я училась в женской ешиве в Иерусалиме — я полагаю, потому что думала, что узнаю некоторые библейские знания, таинственным образом хранимые моим отцом.
Моя семья думала, что я сошел с ума. С таким же успехом я мог учиться у саентологов, насколько они были заинтересованы. У большинства молодых женщин там была, ну, предыстория. Одна из них была профессиональной танцовщицей, которая попала в автокатастрофу и сломала спину. Другая была дочерью психиатра, которого застрелил один из его пациентов. Другая была просто очень высокой и очень стройной женщиной, которую, как мы все знали, «из Оксфорда». У одного из раввинов, который нас инструктировал, были голубые глаза, и он был ди-джеем. и инструктор по лыжам, живший в Беркли до того, как стал религиозным. Однажды в классе он рассказал нам длинную историю о том, как в результате серии странных случайных встреч врожденный порок сердца его сына был обнаружен и немедленно прооперирован — и что это произошло потому, что Хашем присматривал за ним. В тот момент я решил, что мой отец встанет на сторону остальных членов моей семьи и хочет, чтобы я ушел оттуда. Голос моего отца часто был со мной таким, обычно веселым, иногда в настроении для драки.
Однажды днем, ближе к концу последнего года обучения в старшей школе, я обнаружил вырванные страницы из журнала и приклеенные скотчем к своей двери. Страницы были озаглавлены «Сообщения от моего отца» и были написаны Кэлвином Триллином в номере The New Yorker от 20 июня 1994 года. Причина, по которой у нас вообще была подписка New Yorker , заключалась в том, что ее рекламировали в одно из тех воскресных утр, когда мой отец смотрел «боевые шоу» на полную громкость, и я сказал, что, возможно, нам следует оформить подписку, и он сказал: «У меня нет времени читать это, но как насчет того, чтобы вы прочитали это и сказали мне, есть ли там что-то, что я должен прочитать». В тот день, когда мой отец приклеил кусок Триллина к моей двери, он сказал мне, что однажды я должен написать что-то подобное о нем. Ха-ха. Четыре месяца спустя у моего отца случился сердечный приступ, и он умер в возрасте пятидесяти трех лет. Я не писал это сочинение. Я не знал достаточно. Я даже не знала, что отца больше нет.