Произведения где есть почтовые лошади: Почтовая лошадь, ее роль в истории и литературе

Почтовая лошадь, ее роль в истории и литературе

Еще каких-то 300 лет назад словом «почта» обозначали промежуточные станции, где казенный люд менял почтовых лошадей, иногда сильно уставших и загнанных. В ту пору не было никакого транспорта, кроме конного. Так кого возили почтовые лошади, и почему они так назывались?

В XVII веке путешествие по просторам России было событием не только серьезным, но и значимым. Для передвижения использовались сначала собственные лошади. Но они не могли преодолевать большие расстояния, уставали и нуждались в смене. На помощь путешественникам пришли лошади казенные. Они стали именоваться почтовыми, а дорога — почтовым трактом.

Почтовая лошадь и развитие отрасли

Место, где менялись лошади, сначала назывались ямом или постоялым двором, а уж потом почтовой станцией. У каждой станции был свой смотритель, который проверял документы и давал разрешение на смену лошадей. Гужевой транспорт в основном перевозил почтовую корреспонденцию и тех, кто должен был доставить эти письма собственноручно.

Ездили с почтарями и нарочные, фельдегери, да и просто путешественники по любой другой надобности. В конце XVII века государственным императорским указом было увеличено количество почтовых станций и лошадей, появилось расписание. То есть о времени прибытия почтовой лошади и экипажа было известно заранее и к его отправке далее уже все было готово.

Появление гостиниц и вольные служащие

К концу XVIII века в почтовых дворах первого и второго разряда начали появляться гостиницы, а несколько губерний даже освободили от почтового налога. В это же время вышел указ, которым было разрешено использовать почтовую лошадь вольным людям. Они могли собирать погонные деньги и пользоваться ими в своих целях. Их заработок был весьма приличным. Жалование же почтовых казенных извозчиков, наоборот, было скудным.

Названная услуга пользовалась большим спросом, особенно у государевых людей. А казна получала с увеличения количества станций и экипажей немалую прибыль. Почтовых трактов тоже становилось больше, они строились не только в сторону города Пскова, но и на Восток. Весточку как от государя, так и от простых людей ждали везде.

Лошадиные тройки и колокольчик

В это же время вместо одной впряженной в экипаж почтовой лошади стали появляться тройки, а их количество стало увеличиваться пропорционально росту сибирских трактов. Холод, стужа, большие безлюдные расстояния, а в основном, непролазное бездорожье требовали большей выносливости и сил. Почтарей даже обязали вешать на среднюю дугу упряжи колокольчик и не зря.

Он извещал о прибытии экипажа на почтовую станцию, да и предупреждал встречные почтовые повозки, дабы избежать столкновения. Именно колокольчику обязаны своим появлением в литературе почтовые лошади. Многие авторы в своих произведениях упоминали почтовую тройку и тот веселый, безмятежный звон, с которым она мчалась, доставляя пассажиров и письма.

Эстафета почтарей

Почтовый тракт размечали верстами, а счет их велся от главного почтового двора — Почтамта. Версты обозначали столбами. На каждом из них был обозначен остаток расстояния до города и уже пройденный путь. Но так уж устроена лошадь — она устает, хочет есть, пить и отдохнуть. Именно по этой причине вся почтовая служба того времени работала по принципу эстафеты.

Проехав путь до определенной станции, экипаж возвращался домой, передав почтовые отправления следующему. Для удобства, в экипаже чаще всего менялись именно лошади. Это позволяло не перекидывать груз с места на место и не терять времени. Ехать на «перекладных» означало, что груз или багаж переносили с одного экипажа на другой, а лошадей при этом не меняли. В таком случае времени на почтовой станции терялось много.

Русские ямщики в литературе

Для русских почтарей время было особенно дорого. Они имели обыкновение ездить с достаточно высокой скоростью, чем обычно очень пугали иноземцев. Многие русские произведения, упоминающие почтовых лошадей, описывали ту удаль молодецкую, которая была присуща русским извозчикам. Так, высокую скорость почтового экипажа описал и А.С. Пушкин в своем «Евгении Онегине». В седьмой главе произведения он сравнил быструю езду русских ямщиков с возницей бога Ахиллы. Посвятил он этой теме и повесть «Станционный смотритель».

Сам Пушкин частенько пользовался услугами почтарей, любил их и поминал добрым словом. Кроме него, многие писатели и поэты описывали быт и службу ямщиков (Вяземский П. А. «Станция», Чехов А. П. «Почта»), насколько трудной и опасной она была. Кстати, были и чужеземцы, которые писали отдельные главы или даже целые произведения литературы, упоминающие почтовых лошадей и русских почтарей.

Развитие почтовой службы

Год от года почтовая служба совершенствовалась, и государями вносились изменения в ее работу. Так, каждый путешественник в дорогу получал специальный документ, без которого выехать за черту города было проблематично.

Подорожная — так называлась эта бумага. Она удостоверяла личность путешественника, цель поездки. Документы подлежали обязательной проверке на почтовых станциях и караульными службами. Без подорожной бумаги было невозможно получить почтовый экипаж. Сколько лошадей будет выдано, указывалось там же и их количество зависело от чина и звания пассажира. У того же Пушкина после учебы в лицее было право на экипаж в три лошадиные силы, а генеральские чины уже могли рассчитывать на пятнадцать, а то и на все двадцать.

Путешествие на лошадях было излюбленным занятием писателей и поэтов. Дороги и связанные с ними впечатления встречаются в произведениях Карамзина, Лермонтова, Гоголя. Грусть расставания и радость встречи отмечают в своих произведениях русские поэты XVIII-XIX вв. Такие эмоции почти всегда связаны с почтовыми экипажами, с колокольчиками и ямщиками.

ПОЧТОВЫЕ ЛОШАДИ ПОСТМОДЕРНА — Литературная Россия

Рубрика в газете: Мы – один мир, № 2018 / 26, 13.07.2018, автор: Ирлан ХУГАЕВ (Владикавказ, Республика Северная Осетия — Алания)

Хотелось бы, чтобы просвещение, коль скоро оно происходит от света, распространялось со скоростью света, но даже в эпоху постмодерна просвещение не может обойтись без лошадей. Пушкинская почтовая лошадь как аллегория переводчика актуализирует то смирение, с которым переводчик свершает свой труд, сознавая, что никогда не пожнёт лавров настоящего, свободного художника. Но очевидно (и именно потому и работает вещественно-грубый пушкинский образ), что культуры реально контактируют только в микрокосме индивидуального сознания; два языка могут встретиться только в сердце человека; что в действительности переводческий акт – это тончайшая и таинственная технология, благодаря которой сцепление между культурами осуществляется на молекулярном уровне. Переводчик – культурный сверхпроводник.

 

Без этих сверхпроводниковых «элементов» сначала угасают внешние литературные связи, а за ними деградируют и внутренние; литературный процесс, замкнутый сам на себя, теряет энергоёмкость и актуальность для общественной жизни… Благодаря этим тонким и нерушимым связям, смонтированным в своё время великолепными советскими переводчиками, мы и по сей день остаёмся единым культурным пространством.

 

Литературная Осетия всегда славилась богатейшими на Северном Кавказе традициями художественного перевода. Можно сказать, что осетинская национальная литература возникла, в своей значительной части, как именно продукт переводческой деятельности. Я имею в виду первые тексты русскоязычной осетинской литературы – русскоязычные переводы и интерпретации сказаний Нартского и Даредзановского эпосов – наследие братьев

Шанаевых, Асламурза Кайтмазова, Александра Кубалова, Георгия Малиева, Дзахо Гатуева и других билингвальных осетинских литераторов, работавших во второй половине XIX – начале XX века.

 

В период революций и в первые годы советской власти осетины перевели на родной язык Пушкина, Гаршина, Вересаева, Короленко, Горького, Андерсена и Шиллера, произведения своего родного Коста Хетагурова, написанные им на русском языке, и, наконец, «Интернационал» и «Марсельезу». Как видим, изначально межлитературный обмен веществ осуществлялся за счёт двуязычия осетинских писателей.

 

В середине XX века к осетинской художественной словесности обратились и русские переводчики. Тексты эпических народных сказаний осетин перевели на русский язык в стихах и в прозе Сергей Городецкий, Юрий Либединский, Валентина Дынник, Рюрик Ивнев, Ада Владимирова, которые работали с академическими подстрочниками, составленными лучшими осетинскими писателями и учеными.

 

Произведения корифеев осетинской литературы – Коста Хетагурова, Сека Гадиева, Блашка Гурджибекова, Нигера (Ивана Джанаева), Александра Царукаева

и др. – переводили Анна Ахматова, Николай Заболоцкий, Михаил Исаковский, Николай Тихонов, Арсений Тарковский и другие крупные русские поэты.

 

Вскоре подоспела и целая армия профессиональных литературных переводчиков – Лев Озеров, Александр Шпирт, Пимен Панченко, Борис Иринин, Наум Гребнев, Сергей Шервинский, Лазарь Шерешевский, Яков Козловский и многие другие, работа которых уже прославила Осетию как «республику поэтов».

 

Увы, литературный советский рай оказался невечным. Вместе с государством в 90-е годы деградировал и литературный процесс, потому что было прервано культурное и языковое взаимодействие на молекулярном уровне. С тех пор переводческое дело движется вперёд усилиями энтузиастов и естественным желанием осетинского писателя быть услышанным за пределами своей культуры, ушами и сердцем другой культуры.

 

Последнее желание тем более естественно и невинно, что на осетинском языке осетины читают всё меньше, что продолжается падение его, по академику В.И. Абаеву, «престижного потенциала». А недавно и ЮНЕСКО поставил осетинскому языку тревожный диагноз. У нас, строго говоря, всё не слава богу; чего уж, казалось бы, сетовать, что мало переводчиков!..

 

А всё же сетуем. Потому что переводить есть что. Уж поверьте на слово, раз не читаете по-осетински. И речь идёт не только о поэзии, но и о драматургии и крупном эпическом жанре. В частности, коль скоро мы начали с нартовской темы, отмечу чрезвычайно интересное явление в осетинской литературе – роман-миф, зародившийся в позднесоветскую эпоху. «Слёзы Сырдона»

Нафи Джусойты, «Седьмой поход Нарта Сослана» Михаила Булкаты, «Нарт Фарнаг» Сергея Хугаева и другие романы, будучи переведены на русский язык, стали бы заметным явлением современной российской литературы.

 

Нельзя, конечно, сказать, что переводческое дело вовсе стоит. В Осетии есть и учёные-филологи, специализирующиеся на вопросах теории и истории литературного перевода, и писатели и поэты, практикующие в области перевода как с русского на осетинский, так и наоборот, и профессиональные переводчики. В последние годы ушли из жизни либо оставили литературный труд по состоянию здоровья

Георгий Тедеев, Руслан Тотров, Борис Авсарагов, Анатолий Дзантиев, представители собственно осетинской школы перевода; но на ниве перевода осетинской поэзии и прозы продолжают, в меру объективных житейских возможностей, работать известные мастера – Михаил Синельников, Борис Сиротин, Таймураз Саламов, Ирина Гурджибекова, Марина Саввиных, Тимур Кибиров
и др.

 

В целом коллегами проделана большая работа, но сегодня она носит по преимуществу спорадический характер и держится, повторяю, на энтузиазме и личных товарищеских обязательствах. Даже автору этих строк, с его более чем скромными возможностями, многие маститые осетинские художники – народные писатели и лауреаты государственных премий – делали предложение о переводе их произведений (от стихотворных до романов и литературоведческих монографий), – и всякий раз, когда обстоятельства вынуждали его ответить отказом, он переживал острое – и ведь небезосновательное! – чувство вины.

Да, большая у нас в переводчиках нужда. И это в эпоху полилингвизма. Много многоязычных, но мало переводчиков.

 

Впрочем, осетинский литературный и бытийный билингвизм (наше, как говорил В.И. Абаев, «естественное состояние, наше судьба») в какой-то мере компенсирует этот дефицит. У нас не случайно сложилась традиция автоперевода. В последние десятилетия свои крупные прозаические тексты перевели на русский язык Нафи Джусойты, Борис Гусалов, Музафер Дзасохов… Не мытьём, как говорится, так катаньем. Во всяком случае, переводчик с осетинского языка всегда был снабжён отличным подстрочником, составленным подчас на уровне, требующем лишь последней технической шлифовки.

 

Литературы и языки малых народов России не могут быть брошены на произвол судьбы. Суверенная Российская Федерация складывается из суверенных культурных и талантливых народов, которые хотят общаться, состязаться и развиваться в спорте, ремёслах, науках и искусствах, строить Россию и мир своей мечты. Коммерциализация культурной сферы по американскому образцу у нас довольно странна, если вспомнить, что в США нет ни министерства культуры, ни государственного союза писателей. Мы не суп варим; у нас не плавильный котел.

 

Перевод – не услуга, а сотворчество; переводчик в России – тоже больше, чем только переводчик.

 

Пора наверстывать упущенное время, возрождать межлитературные связи и снова воспитывать самую читающую в мире страну с самым хорошим литературным вкусом.

 

 

 

 

 

 

 

 

Ирлан ХУГАЕВ,

доктор филологическим наук

 

Рабочие лошади: тяга своего веса

Рабочие лошади — это просто лошади, которые работают. Тягая телегу или повозку, плуг или повозку, лошади веками работали в сельском хозяйстве, на транспорте и в других отраслях, прежде чем в большинстве стран мира их в значительной степени заменили механические транспортные средства.

Многие люди сегодня не знают из первых рук о лошадях, тянущих транспортные средства по улице. Можете ли вы представить, каково было видеть пожарные машины, запряженные лошадьми, несущиеся по городской улице на высокой скорости, как впечатляющая команда внизу? (Очевидно, люди ушли с дороги, чтобы посмотреть, как они уходят!)

[Пожарная машина, запряженная лошадьми, мчится к огню] Фото между 1900 и 1920 гг. Ему поручено ежедневно перевозить целые трамваи, полные людей:

Терминал (1892 г.). Фото Альфреда Штиглица, опубликовано в 1911 г. //hdl.loc.gov/loc.pnp/cph.3b21211

Лошади тянут ошеломляющие грузы, как, например, это одно из бревен в Сьюарде, Аляска:

Бревна везут на санях упряжка лошадей вдоль правительственной железной дороги, в 35 милях от Сьюарда . Фотография из коллекции Фрэнка и Фрэнсис Карпентер, между 1900 и 1930 годами. //hdl.loc.gov/loc.pnp/ppmsc.01617

После просмотра сотен фотографий, на которых лошади тянут свою тяжесть, а затем еще несколько, я был счастлив бежать. через Парады рабочих лошадей в Нью-Йорке начала 1900-х годов, где эти трудолюбивые лошади наконец-то получили должное! Под эгидой Американского общества по предотвращению жестокого обращения с животными (ASPCA) в День поминовения 19 в Нью-Йорке прошел первый ежегодный Парад рабочих лошадей.07. Более 1000 лошадей, от фургонов с пивом и мороженым до пожарных и полицейских, прошли парадом по городу. Согласно статье от 19 мая 1907 года в New York Daily Tribune , «почетные места будут отданы лошадям, которые дольше всех служат, о которых лучше всего заботятся и с которыми обращаются наиболее внимательно».

Парад рабочих лошадей, 30.05.09. Фото Bain News Service, 30 мая 1909 г. //hdl.loc.gov/loc.pnp/ggbain.50199

Зрители выстроились вдоль маршрута, чтобы увидеть упряжки развозных и упряжных лошадей, были вручены медали и призы, многие о здоровом состоянии и обращении с животными, а также проверки навыков, такие как полоса препятствий. Парады продолжались несколько лет, надеясь улучшить условия для рабочих лошадей, пока эти трудолюбивые животные постепенно не заменили мои автомобили в городе.

[Парад рабочих лошадей, команда Бордена], победитель теста с препятствиями, [Нью-Йорк]. Фото Bain News Service, 13 июня 1908 г. //hdl.loc.gov/loc.pnp/ggbain.01918 Подробнее: Коллекция службы новостей Bain.

  • Прочтите газетные статьи о парадах рабочих лошадей в Нью-Йорке в журнале Chronicling America.
  • Наслаждайтесь сотнями изображений конных повозок в коллекциях Отдела эстампов и фотографий.
  •  

    Действительно ли ездовым лошадям место в городах? — Спасение мира оригинальных вещей

     

    Где место лошадям?

    Вот потрясающая правда о нью-йоркских ломовых лошадях, которую знает почти каждый владелец лошадей в мире, но чего еще не знает мэр Нью-Йорка и его коллеги по движению за права животных: города не являются чужеродной и опасной средой. для тяжеловозов города — их естественная среда обитания, их древний дом и цель. Жизнь и работа в городах — это именно то, для чего они созданы и предназначены. Это их самое безопасное место.

    Крупные упряжные лошади никогда не жили в дикой природе, никогда не бродили свободно. Они слишком большие, слишком медленные и слишком пассивные.

    Тяжелые лошади съедают ошеломляющее количество пищи каждый день, им приходится постоянно добывать корм на открытом воздухе, и очень мало пастбищ, которые предлагают им достаточно еды, чтобы они могли выжить. Они умрут от голода в суровую погоду – холод или снег. Они не могут двигаться достаточно быстро, чтобы убежать от хищников, и по своей природе они не агрессивны, они толком не умеют драться. В дикой природе нет ветеринаров, если они заразятся копытной инфекцией или вирусным заболеванием, они умрут, и мучительно.

    И еще вот это. В Америке действительно не осталось диких животных.

    Их крупное телосложение и размножение требуют движения и работы, и они генетически привязаны к человеческой связи и нуждаются в ней. Эти лошади были тщательно выведены и обработаны людьми, чтобы стать жизненно важными инструментами в развитии нашей цивилизации.

    Ветеринары-ортопеды свидетельствуют, что кости и структуры тела этих огромных животных требуют регулярных упражнений и работы, праздное стояние на пастбищах ослабляет их мышцы и кости, разрушает и разъедает костную и мышечную опорную структуру, которая делает их сильными и здоровыми. Многое делается из пяти недель отпуска, которые получают лошади, но в основном это делается для того, чтобы успокоить человеческие заботы, пять недель бездействия для тяжеловозной лошади не лучше, чем для бордер-колли.

    Возможно, нет ничего хуже или более нездорового для крупной упряжной лошади, чем быть отправленным на ферму на всю оставшуюся жизнь, с небольшими возможностями для упражнений, без стимуляции или общения с человеком. Эти животные — не пони и дикие лошади легендарных американских равнин, индейцев, ковбоев и кавалеристов. Тяжелые лошади никогда так не жили и не могли выжить в такой среде. У людей не было ни работы, ни цели для диких лошадей, и они погибли или были истреблены.

    Существует мнение, распространенное среди людей, стремящихся убрать лошадей из Нью-Йорка, что лошадей каким-то образом вырвали из их идиллической и пастушеской жизни в мифической дикой природе и жестоко заставили выполнять тяжелую и жестокую работу. Людям приятно думать о возвращении их в это фантастическое существование. Но лошадям от этого не поздоровится. Эта жизнь, работа с людьми в тесном человеческом окружении, всегда была их работой, это было то, для чего они были созданы, то, чем они научились заниматься. Это было их спасением.

    Парадоксальная правда об этих лошадях заключается в том, что «свобода», которую требует для них движение за права животных, будет их самой жестокой судьбой, уступающей только скотобойням Канады и Мексики. Как получилось, что эти группы, и мэр, и так много людей, которые говорят, что любят животных, не знают об этом, в то время как многие люди — бихевиористы, ветеринары, дрессировщики, писатели, любители лошадей — знают? Это истинная история, бедственное положение животных в нашем мире, люди, которые ничего о них не знают, каким-то образом заявили о своем мандате определять их судьбу, а люди, которые знают о них все, были маргинализированы, проигнорированы и вытеснены из разговора.

    ___

    В течение нескольких лет доводы в пользу запрета New York Carriage Horses в Нью-Йорке основывались на идее, что работа для них — это насилие. На веб-сайте NYClass, основной группы, финансирующей кампанию по запрету лошадей, это остается сообщением, которое гласит: «Прекратить жестокое обращение с лошадьми» вместе со спорной и спорной фотографией, казалось бы, раненой лошади в повозке.

    Это утверждение о жестоком обращении с лошадьми было оспорено группами защиты прав лошадей, полицией и инспекторами здравоохранения, а также многими уважаемыми ветеринарами-коневодами и ветеринарными ассоциациями. Он просто рухнул. Мэр города, который во время своей предвыборной кампании часто говорил, что с лошадьми жестоко обращаются, изменил курс. Незадолго до Рождества он внес в городской совет закон о запрете торговли экипажами. Теперь он говорит, что знает, что о лошадях хорошо заботятся, но что это аморально и бесчеловечно, когда лошади работают на загруженных городских улицах или рядом с ними.

    Вопрос самый интересный и, безусловно, самый обоснованный из множества обвинений, выдвинутых в последние годы против торговли вагонами. Где место лошадям? Неужели лошадям жестоко и чуждо работать в перегруженных городах? Реальность больших лошадей сильно отличается от представлений о том, что они хотят другой жизни, что их угнетает и угнетает работа. Когда американцы уехали из сельской местности в города и пригороды, они потеряли связь с животным миром, с реальной жизнью настоящих животных.

    В последние годы в Америке животные стали слишком эмоциональными, их используют для собственного психологического благополучия. У нас все меньше и меньше реальной работы для них, поэтому их новая работа заставляет нас чувствовать себя любимыми и связанными. Это особенно верно для домашних животных, таких как собаки и кошки, это новое обоснование их существования. Но это не относится к большим лошадям. В наше время все больше и больше людей видят во всех животных детских придатках семьи или жалких существах, нуждающихся в нашем спасении. Многие считают всех животных домашними питомцами. Многие горожане больше не понимают разницы между пуделем на поводке и 2000-фунтовой лошадью.

    Для многих людей, пишет Энн Нортон Грин в книге «Лошади за работой» — Коренные американцы, любители лошадей, любители животных с духовными наклонностями — лошади являются символами природы и древней связи между животными и людьми. Они представляют собой что-то вневременное и существенное, это мир оригинальных вещей.

    Грин отмечает, что, как бы нам ни нравилось думать о лошадях как о символах природы, на самом деле они представляют собой одну из самых древних технологий. «Точнее, — пишет она, — лошади — это биотехнология или организмы, измененные для использования человеком». Лошади стали живыми машинами много веков назад, их размер, сила, скорость, темперамент и внешний вид изменились путем селекции.

    Лошади — одни из четырнадцати крупных домашних животных в мире, остальные — верблюды, ламы, северные олени, яки, ослы (ослы), свиньи, овцы, козы и несколько различных видов крупного рогатого скота. Хотя эти животные во многом разные, все они имеют некоторые общие черты и характеристики. Вместе эти черты и означают одомашнивание.

    Все эти животные достаточно велики, чтобы их можно было использовать для работы или еды, но не слишком велики, чтобы их можно было контролировать или дрессировать. Нет плотоядных, которые рассматривали бы людей как пищу или добычу. Все животные стадные, а значит, необычайно устойчивые для животного мира, обладают добрым темпераментом и устойчивым нравом, привыкли жить в иерархических социальных группах и комфортно и естественно вписываться в человеческое общество, чего не может подавляющее большинство видов животных. делать.

    Кроме того, ветеринары и бихевиористы говорят, что у них прекрасно сбалансированы инстинкты борьбы и бегства, они не агрессивны и не конфликтны. Они терпимы к другим видам, таким как собаки, кошки, мыши и крысы, которые живут в городах, и не склонны к панике или давке, говорят бихевиористы. Кроме того, они не являются территориальными, они не участвуют в насильственных или сложных брачных ритуалах, им не требуется много пространства или определенных мест, их рацион не зависит от конкретных мест, растений или среды обитания. Лошади имеют управляемые размеры.

    Эти черты и требования приручения уничтожают почти всех крупных животных в мире. Вот почему знаменитый биолог Джаред Даймонд — вы никогда не увидите его цитаты в СМИ или на сайтах групп по защите прав животных, но он знает о животных не меньше, чем кто-либо на земле — говорит, что ломовые лошади — самые «приручаемые». это самые подходящие животные в мире для жизни в городах, гораздо более подходящие для городской среды, чем собаки или еноты, автомобили, автобусы, грузовики и велорикши.

    Говорит Энн Нортон Грин: «Хотя лошади не обладают самой большой силой, скоростью, размером или выносливостью, доступными в мире животных, они обладают всеми характеристиками, необходимыми для одомашнивания: нетерриториальные стадные животные, легкое размножение, общительный нрав, и управляемый размер. Лошади, говорят историки конного спорта и животных, были неотъемлемым компонентом индустриализации городской Америки.

    Как может быть, что в современном Нью-Йорке, где лошади находятся в гораздо большей безопасности, регулировании и защите, чем когда-либо в истории города, лошади вдруг становятся непригодными для той самой среды, в которой они были созданы и выведены, чтобы жить и работать? Хорошие люди могут не согласиться ни с чем, и, безусловно, уместно задаться вопросом, могут ли лошади быть в безопасности и быть здоровыми в переполненном и лихорадочном городе.

    Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *