Фильм На глубине 6 футов (2017) смотреть онлайн бесплатно в хорошем HD 1080 / 720 качестве

Звучит закадровый монолог главного героя – Эрика Лемарка. В моей жизни все было соревнованием. Сначала это был хоккей. Меня били, я получал травмы, рвал сухожилия, но все время находил силы для того, чтобы подняться. Это было как наркотик. А потом я получил удар, после которого уже не смог подняться. И тогда я подсел на другие наркотики.

Звучит голос радиодиктора: сегодня, 6 февраля 2004 года замечательное утро, но после полудня ожидается перемена погоды, будет сильная буря. Эрик поднимается с постели, завтракает, делает зарядку, выходит на улицу, принимает метамфетамин. Захлопывается дверь. Для того, чтобы попасть в дом, Эрику приходится выбить дверь. Он чистит зубы. На зеркале надпись: 7 дней. Эрик меняет цифру: 6 дней.

Флешбэк: Эрик в состоянии наркотического опьянения совершает автомобильную аварию. Через семь дней должно состояться судебное заседание, на которое Эрику необходимо явиться. Его мать Сьюзен напоминает ему об этом. Она просит сына обязательно прийти на суд, а потом ему предстоит курс реабилитации от наркотической зависимости.

Эрик одевается, берет пакетик наркотиков, несколько плиток питательного концентрата, портативный радиоприемник, сотовый телефон, доску для скейтбординга и уходит из дома, подперев сломанную дверь стулом. Он не успевает на автобус, пытается поймать попутку. Его подвозит Сара, она работает в отряде горных спасателей. Эрик едет в кузове ее пикапа, кормит ее собаку плиткой пищевого концентрата. Когда Эрик пытается поесть снега, Сара просит его не делать этого. Во-первых, ее пес туда писает. А, во-вторых, тому, кто ест снег, грозит обезвоживание.

На фуникулере Эрик поднимается в горы. Он принимает наркотик и скатывается вниз на скейтборде. Снова поднимается на фуникулере. Он повторяет эти процедуры несколько раз. Погода ухудшается. Спасатели говорят о том, что сегодня нужно пораньше закрыть горную трассу. Эрик звонит матери, оставляет ей сообщение о том, что он отправился в горы. Затем он снова готовится к спуску с горы. Он стоит на развилке. Спуск направо закрыт, налево разрешен. Эрик устремляется вниз по закрытому спуску. Начинается метель. Эрик перестал ориентироваться в пространстве. Он пытается развести огонь, но у него ничего не получается. Он снова едет вниз и едва не срывается в пропасть. Эрик идет пешком. Ему навстречу выходят волки. Эрик своим криком распугивает хищников, убегает из опасного места, выкапывает ямку, ложится туда и прикрывается сноубордом. Так он проводит первую ночь в лесу.

Блуждания Эрика перемежаются флешбэками. Маленький Эрик на хоккейной тренировке. Он упал и не хочет подниматься. С ним беседует его отец, который тренирует команду Эрика. Он говорит, что не позволит сыну подвести команду и его самого. Он Лемарк, а Лемарки никогда не сдаются.

Эрик становится свидетелем родительской ссоры. Сьюзен упрекает мужа за то, что он слишком загружает сына хоккейными тренировками. У него не остается времени для общения с друзьями. Муж в ответ заявляет, что не допустит превращения сына в лузера, человека в костюме и в галстуке, который работает с восьми до пяти и женится на той, на ком жениться не следует.

На тренировке повзрослевший Эрик ведет шайбу и не отдает пас, несмотря на требования тренера. Он забивает гол, его грубо сбивает соперник – Кори. Эрик набрасывается на него с кулаками, тренер выговаривает Эрику за то, что он не играет на команду. Но ведь я забил гол! Важна не фамилия на спине, а эмблема на груди. Пошел вон с площадки. Эрик снимает свитер, бросает его на лед и уходит с площадки.

Эрик в гостях у Кори. Они играют в бильярд. Кори говорит, что Эрик сам отказался от блестящей карьеры, хотя был гораздо талантливей, чем он. Кори признается, что всегда завидовал Эрику. Он предлагает Эрику попробовать наркотики. Тот соглашается.

Эрик под действие наркотиков впадает в буйство, крушит все в комнате. Мать упрекает его: он живет в ее доме без работы, без денег, а еще дебоширит.

Мама читает маленькому Эрику библию перед сном, обнимает сына, говорит, что любит его.

Отец Эрика уходит из семьи. Мальчик умоляет его не делать этого, Сьюзен называет мужа трусом. Отец уезжает. Плачущий Эрик смотрит ему вслед.

День второй. Утром Эрик пытается найти связь. Ему это не удается. Он собирается поесть снег, но в последний момент отказывается от этой затеи. Эрик бредет по снегу, внезапно он проваливается под лед. Ему удается выбраться на воздух, но он остался без шапки. Эрик раздевается догола и пытается высушить промокшую одежду. Он вытряхивает из пакетика остатки наркотиков, насыпает туда снег, согревает его на своем теле и пьет полученную таким способом воду. Темнеет. Эрик видит на вершине горы огни. Теперь он знает, куда идти. Он слышит вой волков. Эрик устраивается на ночлег.

День третий. Эрик продолжает свой путь. У него кружится голова, его рвет, видимо, начинается ломка.

День четвертый. Эрик бредет по снегу. Он срывает окровавленную повязку с ноги, травмированной в ДТП, видит, что она покрыта язвами. Он не может понять, где находится фуникулер, не понимает, куда нужно идти. В отчаянии он кричит горе: что тебе от меня нужно? Снова ночевка. Садится батарея телефона. Мать пытается дозвониться до сына, оставляет ему сообщение.

День пятый. Эрик осматривает ногу. Она начала чернеть.

На шестой день Сьюзен звонит Кори, пытается узнать у него адрес базы, куда отправился Эрик. Она обеспокоена тем, что сын не явился на суд. Тони говорит адрес. Сьюзен едет туда, находит пустой домик. Большая часть вещей Эрика на месте. Сьюзен едет к спасателям. Сара говорит, что женщине нужно подать заявление о пропаже сына в офисе шерифа. Через пару дней они смогут начать поиски. Сьюзен убеждает Сару, что это нужно сделать немедленно. Та просит показать фотографию Эрика и говорит, что именно его она подвозила несколько дней назад.

Вертолет спасателей летит над горами. Поиски результатов не дают, хотя вертолет пролетел над головой Эрика. На следующий день спасатели приходят к выводу, что Эрик уже мертв: эта зима выдалась самой холодной за последние десять лет, так что шансов остаться в живых у него нет. Значит, речь идет только о поисках тела. Сара сообщает об этом Сьюзен, та умоляет продолжать поиски Эрика. Она спрашивает у Сары, есть ли у нее мать, как часто она ей звонит? Наверное, всего один раз в течение нескольких недель? А ведь эти моменты самые дорогие в жизни матери. Во имя своей матери Сара должна помочь матери Эрика в поисках сына.

Эрик принимает решение: нужно подняться на горную вершину и там попытаться подать сигнал с просьбой о помощи. Из последних сил он ползет вверх, забирается на вершину. Тут есть связь. Эрик передает сигнал. Его пеленгуют на спасательной станции. Координаты Эрика установлены. Вертолет летит на помощь. Сьюзен молится о том, чтобы ее сын оказался живым. Спасатели обнаруживают Эрика, который уже впал в беспамятство. Но он еще жив.

Теперь Эрик передвигается при помощи протезов. Ему ампутировали обе ноги. Но он освоился со своим новым положением и ведет активный образ жизни. В августе 2016 года Эрик рассказывает свою историю детской хоккейной команде. Он говорит мальчишкам, что до происшествия в горах не осознавал, как низко он упал. Эрику удалось полностью переосмыслить свою жизнь. Он каждый день благодарит бога и свою мать, которая вовремя подняла тревогу. Эрик получил второй шанс и сумел сделать правильные выводы: он больше не принимает наркотики, у него есть любимая жена и двое сыновей.

110 самых важных фильмов 2010-х годов: выбор «Афиши» – Афиша-Кино

Не стоит думать, что перед нами байопик об известном голливудском сценаристе Хермане Манкевиче, авторе «Гражданина Кейна» Орсона Уэллса. Вовсе нет. Это не совсем «Трамбо», а гораздо более объемное, многосложное, по-настоящему полифоническое произведение, в котором нашлось место разговору и про грязные политические выборы, и про вездесущие фейк-ньюс, и про ответственность творца за свое произведение, и про лицемерие голливудской индустрии, и, в конце концов, про право автора быть включенным в титры. При этом для рассказа истории Манка (Гэри Олдман) Финчеры (автор сценария — журналист Джек Финчер, отец Дэвида, умерший задолго до премьеры, в 2003 году) используют зеркалящую оригинал флешбэк-структуру и донкихотовский троп. У них в роли Дон Кихота выступает сам Манк, идеалист, сражающийся с ветряными мельницами, Санчо Пансы — стенографистка Рита Александер (Лили Коллинз), Дульсинеи Тобосской — актриса Мэрион Дэвис (Аманда Сейфрид), а злого волшебника Фестона — медиамагнат Уилльям Рэндольф Херст (Чарлз Дэнс), с которого был списан Чарлз Фостер Кейн. В то же время режиссеру Орсону Уэллсу (Том Берк), кажется, досталась роль Мигеля Сервантеса — человека, который поведает эту историю всему миру. Не случайно, кстати, мы знакомимся с Манком после автомобильной аварии, когда он, подобно Кихоту Ламанчскому после очередного похода, отлеживается в загородном доме и пытается закончить сценарий «Кейна» (тогда он еще назывался «Американец»). От этой затеи его будут отговаривать близкие люди — жена, «бедная Сара» (Таппенс Миддлтон), брат и режиссер Джо Манкевич (Том Пелфри), Мэрион Дэвис, ее племянник Чарли. Точно так же Кихота от его взбалмошных подвигов отговаривали родные, но, как и испанский дон, Манк будет непреклонен.

И как испанский дон, он произнесет разоблачительную речь за праздничным столом, а Финчер в этом эпизоде продемонстрирует такое владение режиссерской техникой, что станет очевидно: «Манк» — не только один из главных фильмов года, но и, пожалуй, всего десятилетия.

Главный парадокс сознания. Почему не имеет смысла копирование мозга или личности

Попытки воспроизвести одушевленность приборным путем порождает интересный парадокс, дающий новый взгляд на жизнь и смерть. Отличающийся от привычных нам представлений. Все может быть намного интереснее. Давайте рассмотрим основные логические тезисы. Для начала разложим распространенное в настоящее время понятие о сознании на составные части — условие (мозг), содержание (личность), и функционал (восприятие). Возможно, направления трансгуманизма и технологического бессмертия ошибаются.

Тезис первый. Мозг

Если заменить все атомы или молекулы нашего мозга, ничего не произойдет. Так как они меняются в течении жизни в результате обмена веществ. Мы зависим от структуры нейронных сетей, а не от материи, их слагающих.

Замена всех молекул равносильна созданию новых копий. Законы природы, поддерживающие информационную составляющую мозга, должны работать одинаково в идентичных копиях. Парадокс Корабля Тесея в данном случае не имеет смысла. В каждой копии возникнет клон вашего сознания, но с собственной дальнейшей судьбой. Парадокс телепортации Парфита, описывающий телепортацию и уничтожение оригинала, предполагает, что оригинал все равно испытает эмоции умирания, а его клон будет все-таки другим существом. Правда, тут не совсем понятно, как они узнают, кто из них исходный образец, а кто копия. Если оригинал и копии не будут знать, кем они являются, они не смогут определить, кто из них кто. Если их не перемещать в пространстве, а оставить в одном помещении и они очнутся вне модуля телепортации, на соседних больничных койках — они сами запутаются. А если копий будет несколько? А если не размножать, а сокращать копии? Взять несколько одинаковых копий слить в одну, количество эффектов восприятия и личностей также сократится до одного.

И восприятие в нем не сможет сказать, кого именно из копий не стало, а кто остался.

Небольшое видео:

Тезис второй. Личность

Наше представление о себе часто выглядит как представление о личности. Но теоретически вас можно отдать нейрохирургу и стереть память, изменить чувства, привычки, настройки. Пересадить другие части тела. Что тогда останется о вас? Наконец, мы меняемся со временем, считая себя самим собой. С какого момента делать слепок?

Мы не ум, не чувства, не память и не тело. Мы то, что будет воспринимать изменения этого нейрохирурга после наркоза. Мы — функция восприятия. Чистая Табула раса, возможность восприятия. А личность состоит из информации памяти. Нам можно заменить память во время сна, и мы станем другой личностью. Только что созданной копии можно включить воспоминания о ее жизни на протяжении тысяч лет.

Можно тысячелетнему мозгу создать иллюзию, что он только создан. В том числе можно сознанию, существующему ограниченно время, дать ощущение бессмертия и бесконечного существования. Копии можно дать воспоминание, что она оригинал, а оригиналу внушить, что он копия. И восприятие честно будет считать себя тем, что покажет ему память.

Тезис третий. Восприятие

Если вас разобрать на атомы, аккуратно перенести их и из них же, в таком же порядке, собрать снова. Будете ли собранная версия вами? Считать, что ваше восприятие неотрывно существует в вашем теле с момента рождения — это заблуждение. Восприятие — это функция, эффект, существующий только в настоящем времени. Когда вы засыпаете, оно пропадает. И каждое утро оно новое. Каждый день, каждый миг новые электроны производят новый эффект. Точно такой же, но не тот же. Сознание и личность будут такими же, но не теми же. Если рассматривать вас, как функцию восприятия, а не тела или личности, то нет никакой связи между вами вчерашним и вами завтрашним. Эту связь предоставляет лишь формат памяти.

Усложним логический эксперимент. Если вас разобрать на атомы и создать из других атомов — будет ли эта копия вами? Да. А если из половины ваших атомов создать копию? А если несколько одинаковых копий телепортировать в одно тело, какое из сознаний какой копии исчезнет? Парадокс Парфита тут не имеет значения. Просыпание в оригинале и копиях будет равнозначным. Так как восприятие отсутствовало во время сна у оригинала, и также новое возникло у копии.

А если в момент сборки изменить личность, память и тело? На 5%? На 50%? На 100%? Собрать вообще другое тело. Возникнет ли там сознание? Если не нарушить принципы, необходимые для возникновения, то возникнет. Будет ли оно вами? Смотря что считать под понятием ВЫ. Вы будете другой личностью в другом теле. Что осталось от вас?

Восприятие не привязано к личности. Ему все равно, где возникать. Было бы подходящее условие. Нет никакой бирки на восприятии, которая сообщает о преемственности личности. С таким же успехом вы (как восприятие или информационный комплекс) можете возникнуть в следующий раз в любом условии и теле. Что воспринимает — то и существует. Именно восприятие является принципом одушевленности. Без восприятия тело и личность не имеют смысла.

Нейронные связи текущего мозга сообщат новому восприятию, кто оно и сколько живет в этом теле. Особенность в том, что память привязана к телу в виде его нейронных связей, и с его разрушением пропадает. У восприятия не может быть другого опыта. Поэтому восприятие справедливо считает себя запертым в родном теле и не может иметь другого опыта.

Механизм восприятия

Механизм основан на различии. Если вы не ощущаете разницу между цветами и освещенностью контуров предметов — у вас отсутствует зрение. Если вы не воспринимаете различия от одной продумываемой мысли от другой — у вас не работает мышление. Не ощущаете разницу между ощущениями, эмоциями, чувствами, разницу образов в памяти, разницу между бытием и небытием — вас вообще не существует. А фиксировать различие и получить функцию наблюдателя можно только в настоящем времени, о чем мы писали ранее.

Интересные выводы

Оба распространенных представлений — религиозное (что мы продолжаем существование после смерти), и атеистическое (что мы исчезаем навсегда после смерти) — могут быть одинаково ошибочными. Они основаны на отождествлении себя с личность. Если предложить, что мы не личность, а восприятие — картина меняется. Вся идея копирования мозга и трансгуманизма — это лишь новая техническая попытка сохранить себя любимого. Раньше на этом рынке работала религия. Но что именно копировать и сохранять никто не поясняет, так как никто пока не понимает работу сознания. Причем, даже понятие МЫ здесь исчезает. Так что с реинкарнацией это сравнивать нельзя.

Кроме того, техническая попытка получить восприятие, или одушевленность, наталкивает на следующий вывод. Среда, в которой оно существует, должна поддерживать формат данной работы. Если мысль, эмоция, ощущение зарождается у нас в мозге, то не мы этому заслугой. Мы пока даже не понимаем, как они зарождаются и как работает сознание. Это создают законы природы нашего мира. Которые четко знают положение нейронных сетей и происходящий в данный момент процесс. Единый формат этих взаимодействий поддерживает процессы, куда мы не перемещались в пространстве и времени. Мир не то чтобы подсматривает за нами — он это все производит. Верующие называют это Богом, атеисты — обезличено Природой, философы — панпсихизмом.

Не мы это придумали и контролируем. Мы лишь безвольный результат деятельности окружающего мира. Жизнь может быть вечной. Правда, не в том формате, который вы ожидали. Мы восприятие, эффект преломления электрических импульсов в нейронных сетях, кочующий из тела в тело на протяжении эволюции. Часть природы и вечной жизни. Которую нельзя уничтожить. Но потом как вспоминаются скотобойни, и вообще дикая природа. Где голод, страх и боль — наиболее распространенные ощущения. Где до половозрелого возраста доживает менее 10% молодняка. Даже как-то предельно понятна забота о каждом живом существе, как о себе самом. Тем не менее, все это дает грандиозную пищу для размышлений.

Тогда как можно считать наш мир бескрайними унылыми просторами холодного Космоса? Это весьма живая и насыщенная система, содержащая в себе все варианты свойств, чувств, ощущений. Которые могут в нем возникнуть. Это некая среда разработки и существования.

P.S. К сожалению, пока отсутствует внятная и экспериментально подтвержденная концепция сознания. Поэтому подобные логические эксперименты считаем полезными. К гневным комментариям готовы. Но просьба строить критику не на эмоциях, а на логике. С доводами. Полезно будет всем.

ПОТЕРЯ СОЗНАНИЯ. ПРИЧИНЫ И ПОМОЩЬ. |

Достаточно часто пациенты обращаются к врачу с жалобами на преходящую потерю сознания, причем определения бывают самые разные: обморок, припадок, «отключка» и т.д. Такие разные определения связаны с тем, что порой это состояние трудно описать, оно очень часто сопровождается страхом и растерянностью.Страх может быть обусловлен как потерей контроля над собой, так и физической травмой, падением во время приступа.

 

Преходящие потери сознания — это достаточно разнообразные состояния, которые включают в себя обмороки (синкопе), приступы эпилепсии, критическое снижение уровня глюкозы крови (гипогликемию), преходящие нарушения мозгового кровообращения.Под обмороком понимают кратковременную потерю сознания, обусловленную глобальным снижением кровоснабжения головного мозга, обычно приводящую к падению.

ТИПЫ ОБМОРОКОВ И ТАКТИКА ЛЕЧЕНИЯ

Выделяют три группы обморочных состояний в зависимости от механизма их развития:

• нервно-рефлекторные — при которых происходит потеря сознания в определенных ситуациях: при длительном пребывании в вертикальном положении, при сильных эмоциях (радости и страхе), после мочеиспускания, после еды, после нагрузки, при бритье и прочие;
• кардиальные — причиной потери сознания является патология сердца: аритмии, пороки, ишемическая болезнь, поражение сердечной мышцы;
• ортостатические — при которых нарушается регуляция поддержания тонуса артерий, что приводит к снижению артериального давления в вертикальном положении.

В зависимости от типа обморочного состояния меняется его влияние на качество и продолжительность жизни, тактика лечения:

• нервно-рефлекторные обмороки не представляют (как правило) опасности для жизни, но могут значительно снижать ее качество и быть причиной травм, обусловленных падением;
• кардиальные (сердечные) могут быть предвестниками опасных для жизни состояний и внезапной смерти от сердечного приступа;
• ортостатические увеличивают риск развития серьезных сердечно-сосудистых заболеваний и значительно ухудшают качество жизни.

Стоит заметить, что именно снижение артериального давления в вертикальном положении часто является причиной головокружения и снижения переносимости нагрузок.

ОБСЛЕДОВАНИЕ И ДИАГНОСТИКА СОСТОЯНИЯ

Для того, чтобы помочь пациенту с преходящими кратковременными потерями сознания, необходимо выяснить, обморок ли это или иное состояние (эпилепсия, преходящее нарушение мозгового кровообращения или другая причина), после чего назначить обоснованное лечение.

Обследование больного начинается с тщательного опроса и выяснения характера эпизода, обстоятельств и времени его развития, предвестников приступа и состояния после него. За опросом следует медицинский осмотр, обязательно включающий измерение артериального давления и частоты сердечных сокращений в горизонтальном и вертикальном положении. Последующее обследование направлено на выявление или исключение заболеваний сердца, как причины обморока. Вполне вероятно, что уже после первого осмотра пациента диагноз станет ясен, и остальные исследования его подтвердят. У молодых людей доминирующей причиной синкопе является дисфункция вегетативной нервной системы, что не представляет опасности для жизни. У пациентов старших возрастных групп частые причины — это заболевания сердца, именно эти пациенты входят в группу риска и требуют особого внимания. При отсутствии заболеваний сердца могут проводиться специальные тесты, направленные на провоцирование обмороков и выяснение конкретного механизма их развития, что позволяет выработать тактику дальнейшего лечения. К сожалению, пациенты, страдающие обмороками, зачастую лишены адекватной врачебной помощи. Это связано с малой информированностью врачей о необходимом алгоритме обследования и непониманием роли врача общей практики, терапевта и кардиолога в лечении этих больных.

Специалисты, занимающиеся синкопальными состояниями, говорят, что для успешного лечения необходимо три условия: правильный врач, правильное место и правильное время.

ОСОБЕННОСТИ ЛЕЧЕНИЯ И МЕТОДЫ ПРОФИЛАКТИКИ

Лечение начинается с объяснения пациенту характера его заболевания и обучения его методам профилактики развития обморока и предупреждения их развития (по возможности)

Самым частым вариантом обморока является так называемый «простой», который развивается при длительном пребывании в вертикальном положении (стоя), в душных и тесных помещениях, либо провоцируется эмоциональным стрессом. Предрасполагающими моментами к его развитию являются жаркая погода, недостаточный объем потребляемой жидкости, употребление алкоголя, переутомление, прием препаратов, снижающих артериальное давление. Чаще всего такие обмороки развиваются летом, преимущественные места возникновения — метро и другие виды транспорта, либо очереди. Таким образом методами их профилактики являются:

• достаточный водный режим (обильное питье)
• отказ от алкоголя в жаркое время года
• коррекция медикаментозного лечения гипертонической болезни (это задача вашего лечащего врача)
• избегания длительного пассивного пребывания в вертикальном положении — даже при необходимости длительного ожидания на одном месте необходимо движение – ходьба на месте (переминаться с ноги на ногу), попеременное напряжение мышц ног

В случае приближения обморока (при появлении его предвестников — чувства жара или холода, головокружения, «пелены», «тумана», «звездочек» перед глазами и т.д.) необходимо быстро лечь или сесть, это может предупредить развитие потери сознания и уменьшить вероятность развития травмы, связанной с падением.

При невозможности принятия горизонтального положения можно попробовать скрестить руки и ноги с одновременным напряжением мышц.

В любом случае Вам необходимо обратиться к врачу, который во время личной беседы оценит ваше состояние, спланирует обследование и научит вас предупреждать обмороки.

Онлайн консультации врачей бесплатно в Тюмени

Добрый день! Меня уже более 1,6 года беспокоит тянущая боль в правой ягодице, в какой-то мышце в районе тазобедренного сустава при определенных движениях. Впервые появилось в конце декабря, обнаружил через пару дней после тренировки, когда делал растяжку — из положения стоя глубокие наклоны вперед. Других проявлений не было. В течении января я продолжал ходить на тренировки, делал растяжку, иногда через боль. В конце января после очередной растяжки боль усилилась, при попытке встать из сидячего положения боль начала распространяться по задней стороне бедра почти до колена, ногу почти сводила судорога от боли. Сложно вставать из положения сидя, нагибать корпус вниз, поднимать выпрямленную ногу вверх, также болезненно класть больную ногу на ногу, глубоко приседать на корточки. Стало даже болезненно сидеть на правой ягодице и особенно больно сидя чихать. Я отложил все физические нагрузки и обратился к врачу. Меня отправили к неврологу, предположили, что это синдром грушевидной мышцы, прописали мануальную терапию, массаж, иглорефлексотерапию, это не помогло. Тогда прописали пить мышечные релаксанты. Но это тоже не имело эффекта. Потом прописали пропить противоспалительные в течении 2-х недель — могу сказать, что они облегчали общее состояние, улучшилась подвижность и боль перестала распространяться вниз по бедру, но после прекращения их приема все вернулось. Меня лечат уже 2,5 месяца, а результата нет. Мануальный терапевт и невролог посоветовали поделать упражнения на растяжку грушевидной, но от упражнений стало еще хуже, опять стало сложно вставать из положения сидя и стало болеть еще в одной точке — повыше и левее, справа от копчика, такое ощущение, что эта мышца проходит по диагонали от копчика к тазобедренному суставу. Также начало тянуть по задней стороне бедра к колену и появилось ощущение напряжения в икроножной мышце. При пальпации этой области в ягодице в районе тазобедренного сустава где-то глубоко ощущается болезненность. Утром после сна наибольшая скованность. Делали УЗИ мягких тканей, большая ягодичная мышца и мышцы бедра в порядке, но грушевидную не удалось посмотреть, также не уверен насчет средней и малой ягодичной. Вчера на очередном приеме другой невролог провел тесты на грушевидную, один из тестов — приведение бедра внутрь в положении лежа на животе с согнутой в колене ногой — больно не было, мне сказали, что значит это не спазм грушевидной мышцы. Что же это может быть? Уже не знаю к кому обратиться и что делать. Может это быть растяжением грушевидной или какой-то другой мышцы или каких-нибудь связок? Или миозит, тендинит, бурсит? Один из неврологов предположил, что это может быть напряжение в квадратной поясничной мышце, а боль отражается в ягодицу и ниже по ноге, т.к. все приводящие к боли движения создают напряжение или растяжение мышц внизу спины. Буду очень благодарен за любую помощь!

Владимир Френкель.

«В круге последнем»

Статья напечатана в журнале «Даугава», №4, 1990 год. Здесь интернет-версия.

__________

              В круге последнем

    Варлам Шаламов и Александр Солженицын

Не много времени прошло со дня смерти Варлама Шаламова, но еще при жизни писателя делались попытки определить значение его страшных свидетельств для русской истории и литературы, а теперь и подавно время. Многим кажется, что Шаламов несправедливо заслонен Солженицыным, что «Колымские рассказы» — глубже, страшнее, обнаженнее, чем «Архипелаг ГУЛАГ», что именно эта беспощадность свидетельства Шаламова испугала в свое время его издателей на Западе, поэтому «Колымские рассказы» не были сначала напечатаны отдельной книгой, а разбросаны по журналам, что поэтому книга Шаламова не произвела того впечатления, как книга Солженицына, что в какой-то мере Солженицыну повезло, а Шаламову — нет. Говорят, так думал и сам Шаламов.
Здесь многое — правда. Да, лагерный опыт Шаламова больше, страшнее, чем опыт Солженицына. Это, кстати, подчеркнул и сам Солженицын. Да, Шаламов писал только о том, что знал; но этого хватило на много. Шаламов сидел — с перерывом — с 1934 до 1957 года, и был в самых страшных лагерях — на Колыме. Оттуда мало кто вышел. Солженицын сидел куда меньше, в лагерях не самых страшных, да еще полсрока отхватил на «шарашке». Солженицын основывает свое исследование не только на собственном опыте, а на опыте многих и многих, чьи свидетельства ему стали известны, на исторических разысканиях. К сожалению, иногда Солженицыну изменяет чувство достоверности — есть эпизоды, рассказы, несомненно представляющие лагерный фольклор, но описанные как истинные. Свидетельству же Шаламова можно верить всегда. Верно и то, что, собранные вместе, «Колымские рассказы» могут привести чуть не в шоковое состояние — и это предопределило судьбу их первоначального издания. Ни Россия, ни Запад не были подготовлены к такому беспощадному свидетельству. Ведь даже «Один день Ивана Денисовича» вызвал какую бурю! А ведь там говорится о «лагере, в котором можно жить и жить!», по выражению Шаламова. И не терять человеческого достоинства, как не теряет его Иван Денисович. В колымских же лагерях можно было только умирать, и ломались там почти все. Потому-то ни один из рассказов Шаламова не был опубликован на родине автора: советская литература не любит «безысходности». И имя Шаламова не стало столь широко известным, как имя Солженицына.

Все это правда, но — смею думать — не вся, и даже не главная правда. Есть причина, почему внимание современного русского — и не только русского — читателя все-таки более привлечено к Солженицыну, чем к Шаламову. Причина эта не случайна, она — в творческой, человеческой позиции самих этих двух писателей.
Но обратимся сначала к Шаламову.
Ровный, почти бесстрастный голос, отсутствие резких эмоций, даже оценки происходящего; сценка, еще сценка, эпизод, без комментариев или почти без них, долгая цепь, как вереницы лагерных дней; и все это в немногих, жестких, как бы через силу произносимых словах; и надо всем неяркий, но вездесущий свет, точно северное солнце плывет над тундровым горизонтом. Таков Шаламов, такое впечатление с самого начала от его рассказов, и оно уже не изменится. Спешу заметить, что я вовсе не собираюсь анализировать прозу Шаламова, а хочу лишь с самого начала утвердить: Шаламов действительно большой писатель. Любопытно, что его поэзия слабее прозы, то есть стихи, конечно, «на уровне», но в них слишком много «общелитературного», не многие из них хочется повторять, запомнить. А прозу Шаламова забыть нельзя. Не наизусть, конечно, запомнить, а нельзя забыть сам факт существования этих рассказов, коль скоро прочел даже некоторые из них.
Но при всем том от этих рассказов остается кроме ощущения четкости и зримости слова еще какое-то странное, гнетущее чувство, вроде страшного сна, который ни вспомнить, ни забыть. Отчего это? Да, сами рассказы о страшном, но ведь Шаламов вовсе не хочет нас пугать, он не нагнетает ни ужасов, ни эмоций, он просто рассказывает, свидетельствует. Отчего же — не испуг, а вот именно тоскливое чувство, помимо того страшного, что нам довелось узнать. Если Солженицын вызывает самые противоречивые чувства; мы то вместе с ним, то против него — ужасаемся, скорбим, радуемся, негодуем, соглашаемся, не соглашаемся, смеемся, плачем, верим, не верим, то Шаламов все чувства сводит к одному, всепоглощающему и непереносимо тягостному. И, как мне кажется, это вот отчего: в рассказах Шаламова нет времени. Как нет его в том мире, который рисует Шаламов. Время остановилось, и нет, не было и не будет ничего другого нигде никогда, только этот страшный и одновременно ставший бытом лагерный мир, почти уже не жизнь. В этом — высший реализм шаламовской прозы. Надежда Мандельштам очень точно замечает, что у нас пытались именно остановить время, создать ситуацию, которая бы уже никогда не могла измениться. От себя добавлю: эта попытка возможна только тогда, когда миф начинает заменять действительность — ведь именно в мифе нет времени. Так вот, лагерная действительность и есть осуществленный миф, конечная стадия попытки остановить время, заменить реальную жизнь утопией, вымыслом, стадия, к которой, оказывается, можно прийти и минуя «промежуточные станции». В этом мире у человека оборваны все земные связи, он живет как бы уже после смерти, и когда умирает, то как бы и не жил. Эта осуществленная остановка времени и есть самое главное свидетельство Шаламова, оттого он именно свидетель, бесстрастный, спокойный, и в самом этом бесстрастии уже заключено главное свидетельство: это как бы голос из царства мертвых.
Но Шаламов вернулся в мир живых, и тут-то оказалось, что его правда и сила — свидетельство о безвременье — есть и его беда. Потому что Шаламов не только свидетельствует: в своей прозе он уже этим живет.
Постараюсь объясниться. Почти никогда Шаламов не проявляет своего отношения к тому, что описывает. Тем более значимы эти редкие случаи, когда чуть не против воли у него вырывается: этого не должен видеть ни один человек! Царство мертвых у Шаламова есть только царство мертвых, и живому там нет места, совсем как в древних мифах. Шаламов был на самой глубине лагерного ада, и он убежден, что в этой глубине человек не может остаться человеком. Поэтому людям об этом даже не надо бы знать. Но — странное противоречие! — Шаламов тем не менее рассказывает нам именно о том, о чем бы не знать, и не может уйти от этого, не может не свидетельствовать. Не потому ли, что для русского писателя такое «схождение во ад» не есть только личное испытание? Надо было обладать могучим воображением Достоевского, чтобы в его «мертвом доме» (который, по нынешним меркам, и на ад-то не похож) увидеть то страшное, что едва тогда брезжило в идеях, увлекавших не одного Достоевского: ужас насильственного общежития. Тогда-то Достоевский и начал понимать, что высшим практическим достижением увлекавшей его ранее идеологии будет лагерь. Но новое время ставит новые задачи. И Шаламов и Солженицын ставят вопрос: пусть (как и Достоевский полагал) страдание очищает, но непомерное страдание не ломает ли человека? Можно ли остаться человеком в лагерном аду? Солженицын отвечает, по примеру Достоевского, антиномией. Он пишет две главы на тему, причем в первой показывает, что человеком остаться в лагере нельзя, а во второй — что можно и должно, но и эту заканчивает так: «А в ответ я слышу хор голосов: хорошо тебе теперь говорить, ты жив остался».
Для Шаламова же антиномии нет. Он убежден, что эта глубина ада, из которой чудом вышел он сам, уже есть окончательная и безусловная гибель, что-то совсем нечеловеческое, и не находит, даже не ищет мостов между этой бездной и миром живых людей. Бот почему: «не должен видеть человек» — между двумя мирами нет и не может быть ничего общего. Потому-то Шаламов только свидетель. Он не задается вопросом: как это могло случиться, где начала и концы нашей национальной трагедии: ведь это бы значило все-таки преодолеть остановку времени, включить и этот последний круг ада — в историю, которую можно осмыслить и понять. Шаламов же убежден, что понять в этом нечеловеческом мире ничего нельзя и с миром людей он несвязуем. И тут-то мы, потрясенные свидетельством Шаламова, чувствуем, что не можем связать этот страшный круг безвременья — с нашей жизнью, с нашей историей, с нашим, пусть ущербным, но все же временем. Мир Шаламова камнем идет на дно нашего сознания, и нам тягостно и страшно. И мы обращаемся — и не случайно — к Солженицыну.
У него все иначе. Он если и заглядывает на дно ада — не остается там навсегда, не верит, что возможен какой-то нечеловеческий круг, не имеющий отношения к обычной жизни и времени. Любопытна как бы ступенчатая структура лагерной темы у Солженицына. «Один день Ивана Денисовича» — лагерь, «В круге первом» — «шарашка», «Раковый корпус» — ссылка, больница, «Матренин двор» — воля, но воля бывшего ссыльного, воля в деревне, немногим отличающаяся от ссылки. Солженицын создает как бы несколько промежуточных ступеней между последним кругом ада и «нормальной жизнью». Потому и лагерь — такой, в котором «можно жить и жить». А в «Архипелаге» собраны все те же ступени, и более того: открывается измерение истории, и Солженицын ведет нас вдоль цепи, приведшей к Гулагу. История «потоков» репрессий, история лагерей, история «органов». История нашего общества и нашего нравственного одичания. Время присутствует явно и неоспоримо, и как бы ни был ужасен какой бы то ни было «круг» — он уже не отторжен от нашей жизни. То, что случилось, случилось со всеми нами, и колокол звонит по тебе.
Вспоминается роммовский «Обыкновенный фашизм». В этом фильме очень мало «страшных» кадров, хотя набрать их можно бы много. И мы бы плакали, ужасались, негодовали, но выходили бы из зала с мыслью: это про каких-то нелюдей, это не про нас, слава Богу, это не про нас! Но на экране именно «обыкновенный» фашизм в обыкновенной жизни, и мы с ужасом узнаем его сходство с нашей, тоже обыкновенной жизнью. Так и у Солженицына «обыкновенный» коммунизм, тот самый, в котором можно жить и жить и мы все живем, не замечая, как сползаем в духовную смерть.
Но оказывается, что и сама лагерная тема — только ступень, и не главная для Солженицына. Главная тема, о которой он думал с юности, — история и истоки русской национальной катастрофы: первая мировая война, революция. Это ведь так все началось, и начало последнего круга ада — тоже там. Мир Солженицына, с одного лагерного дня, все расширяется, и неудивительно, что расширяется, становится глобальной жизнь и судьба самого писателя. И это уже не случайность.
Не случайность и судьба Шаламова. Говорят, что к концу своей жизни он замкнулся, отъединился от всех. И еще пришла слепота. И еще было отречение, подпись под нелепой бумажкой, конечно, не им сочиненной. Нелепость формулировки «проблематика «Колымских рассказов» снята жизнью» очевидна для всех. Этак можно перечеркнуть всю мировую литературу, начиная со старика Гомера: что и говорить, «проблематика» Троянской войны давненько уже неактуальна!
Что же означает это отречение, так огорчившее и изумившее друзей и поклонников Шаламова? Мне думается, Шаламов проявил слабость именно потому, что не сумел, да и не хотел найти выход из безвременья последнего круга — в живую историю. Точку опоры можно обрести только в истории; там же, где нет времени, нет и реальности, не на что опереться. И потому все сужался и сужался жизненный круг Шаламова, а последней точкой могла стать только смерть.
Но не будем судить. Да, не случайно Солженицын привлекает больше внимания: он не согласен «отменить» время, не согласен, что наша страна должна навеки впасть в иллюзорный мир мифа; и он восстанавливает связь времен — то, что необходимо всем нам. Шаламов же — свидетель, только свидетель, но свидетельствует он о той бездне, где свидетель — только он. Ведь он все же, вопреки самому себе, рассказал о том, что нельзя видеть и знать человеку, он, неверующий, отслужил панихиду по миллионам погибших в последнем круге, тоже неверующих в большинстве своем. И пусть Шаламов сам надорвался, духовно остался в том же последнем круге — мы не можем его судить. «О Боже мой, он был в аду!» — схождение в ад ни для кого не проходит бесследно. Я имею в виду именно то, что Шаламов захотел и смог вспомнить и описать — это схождение было тяжелее первого. Недаром бывшие лагерники не хотят вспоминать.
Ангел в Апокалипсисе сказал о Царстве Божием, где тоже «времени больше нет», но есть полнота бытия. Но в той же книге мы читаем о бездне, где не только времени нет (пародия сатаны на Царство Божие), но и ничего нет — небытие. Шаламов свидетельствует нам об этой бездне, и не со стороны — «из глубины» взывает, хотя он сам и не знает — кому. Ведь не только о физическом, — о духовном распаде в круге последнем свидетельствует Шаламов. И еще о том, что мы все, вся Россия в эту духовную бездну уже заглянули. Что же дальше?

Патриарх Кирилл: отрицая Божию правду, мы разрушаем мир

Первое светское интервью главы Русской православной церкви

Часть 1

Про ад, запоздалое раскаяние и преграду из греха

─  Может, вы, Ваше Святейшество, знаете, где в наше время правду искать, у кого сегодня монополия на истину?

─ Давайте попробуем разобраться. Для меня совершенно ясно, что жить по правде ─ одно, жить по своей правде ─ другое, вершить суд над людьми, опираясь на собственную правду, третье. Многие стремятся делать это все вместе. Но не всякая человеческая правда является истиной, она не может быть абсолютной. Значит, это лишь вопрос вкуса? С чем чай пить будем ─ с сахаром или с лимоном? Каждый выбирает то, что ему нравится, что он считает верным. Если довести мысль до логического конца, придется признать, что нет понятий добра и зла, зато есть плюрализм мнений и взглядов.

─ Вы сразу подняли планку на философский уровень, а я спрашивал о земном, о том, в чем заключена правда персонально для вас.

─ Отвечу, но сначала закончу с предыдущим вопросом. Конечно же, абсолютная правда есть. Это Божий закон. Господь даровал человеку свободу и нравственное чувство, выражающееся в совести. Но распорядиться этим можно по-разному. Важно уяснить: без Бога абсолютная правда невозможна. Нет и иного понимания справедливости. В современном мире часто бездумно произносят это слово. Обижают слабого ─ несправедливо. Воруют ─ тоже. Но где это сказано? А если моя правда исключает вашу? Я сильный, поэтому могу обидеть любого и забрать, что плохо лежит. Понимаете? Отрицая абсолютную Божью правду, мы разрушаем мир.

Жить по правде ─ одно, жить по своей правде ─ другое

В этом заключена глубочайшая даже не ошибка, а именно трагедия философского либерализма. Прошу не путать его с либерализмом экономическим или политическим ─ это надстроечные понятия, а философский либерализм фундаментален. Он делает акцент на свободе личности как абсолютной истине. Свобода каждого отдельного человека не должна вступать в противоречие с цивилизацией в целом.

А теперь о совсем приземленных вещах. Мы часто говорим об опасности превращения свободы в произвол. Это возможно, если нет сдерживающего фактора и отсутствует критерий истины. Когда же есть Божественная правда, с ней можно соотнести человеческую. Это дает право сказать: «Стоп! Так делать нельзя». Именно нравственный закон заставляет нас испытывать угрызения совести.

─ Не всех.

─ Да, совесть можно пропить или убедить себя, что другие поступают еще хуже. Есть много способов саморазрушения. Поэтому мы и говорим о религиозном образе жизни. От него зависит будущее цивилизации. Не более и не менее. Атеистическая картина мира нежизнеспособна, поскольку разрушает главное ─ абсолют, в том числе, нравственный. А вслед за этим прахом идет система права, людских взаимоотношений…

Если человек не способен отличить добро от зла, он духовно болен. Божественный закон ясен и понятен. Он был записан при Моисее, но и прежде люди старались жить по нему. Замечательно сказал апостол Павел: «Язычники естеством законное творят». Бог вложил нравственный закон в природу человека. Люди и на заре цивилизации, и в язычестве, и в прочих исторических эпохах не сомневались, что хорошо, а что плохо.

─ Это не освобождало от раскаяния.

─ Совсем другой разговор. О том, как Божий нравственный закон осуществляется на практике и как человек живет на земле.

─ Можно опоздать с покаянием?

─ Есть замечательная мысль, выраженная в VII веке преподобным отцом Исааком Сириным: ад — это и есть запоздалое раскаяние. Когда уже все, конец, нет выхода из ситуации, человек не верит, но знает, что его ждет. Вера предполагает очень сильную внутреннюю работу, чтобы принять определенный факт или явление, а знание этого не требует, оно актуализирует то, что является предметом веры, вы видите этот предмет, образно говоря, можете его пощупать. Так вот, ад и будет актуализацией внутренней катастрофы человека, который не прошел через раскаяние. Земная жизнь и дана, чтобы мы могли приносить покаяние. Вопрос времени… Если человек живет в системе самоконтроля, это его счастье. А некоторым подобное не дано. По разным причинам и обстоятельствам. У одних из-за воспитания и окружения, у других из-за неспособности сконцентрироваться на себе…

Но раскаяться никогда не поздно. Мы же помним, что разбойник, висевший по правую руку от Спасителя на Голгофе, в последний момент жизни принес покаяние, исповедуя свою веру, и был прощен, принят в Царствие Божие. Только очень важно, чтобы покаяние не превращалось в некий бездушный и формальный обряд. Иногда приходится с этим сталкиваться в церковной практике, когда священник ─ есть у некоторых такая привычка ─ называет пришедшим на исповедь грехи по перечню. Это связано еще и с тем, что многие люди не умеют каяться. Вот им и зачитывают весь список. В результате благочестивейшие люди, особенно пожилые старушки, нередко говорят: грешна… грешна… грешна… В том числе, после упоминания о таких грехах, о существовании которых прежде не подозревали и в страшном сне не могли совершить.

Человек, утративший способность раскаяния, похож на пианиста, лишившегося музыкального слуха

─ Профилактически.

─ Даже не так. Нужно покаяться, вот и каются. Ритуал. Хотя, в действительности, покаяние ─ большая и сложная внутренняя работа, самоанализ, беспристрастная самооценка наедине с собственной совестью. Когда же человек приходит на исповедь, он лишь завершает эту работу, держит ответ перед Богом. И это очень важно для сохранения связи с Господом. Грех ─ единственная преграда, способная помешать такой нашей связи. Ни рациональные сомнения, ни что-либо иное, а именно грех. Если он не раскаян, то превращается в настоящую железобетонную стену, через которую благодать не проходит. В ответ же на наше покаяние действием Божественной благодати мы исцеляемся, получаем прощение грехов.

Знаете, с чем я сравниваю раскаяние? Человек, утративший эту способность, похож на пианиста, лишившегося музыкального слуха. В принципе, можно попробовать исполнить произведение по нотам, но это будет ужасная игра. Покаяние ─ постоянная самонастройка, возможность критически оценивать поступки и не допускать ошибок. Если человек перестает раскаиваться, в нем нет и самосовершенствования, развития. Фигурально выражаясь, он теряет слух, начинает путаться в звуках, шорохах, шумах, громких словах и литаврах, которые иногда разрушительно сопровождают нашу жизнь.

В религиозной традиции покаяние связано с совершенно конкретными действиями. В христианстве ─ это таинство исповеди, которое помогает человеку развивать в себе покаянное чувство, а значит, держать руку на пульсе, контролировать свое духовное состояние.

Часть 2

О всемирном потопе, срыве карьеры и смоленских крысах

─ Вы, говорите о человеке вообще, а я пытаюсь услышать о том, который сидит напротив меня. О сомнениях Патриарха Кирилла…

─ Я сомневаюсь во многом, кроме одного ─ Божьего бытия. В этом у меня никогда сомнения не возникали. Может, только в юношеские годы. Я тогда много читал. У отца была прекрасная библиотека, он ни на что деньги не тратил, лишь на книги. К пятнадцати годам я прочел и Бердяева, и Франка, и Флоренского, воспитывался на произведениях тех мыслителей, имена которых большинству наших соотечественников открылись значительно позже, в период перестройки. Эта литература заставила меня переосмысливать и то, что было сформировано религиозным воспитанием в семье. В пятнадцать лет я ушел из родительского дома и поступил на работу в ленинградскую геологическую экспедицию. Параллельно учился в вечерней школе. Я хотел познать реальную жизнь, проверить себя. И ранее прочитанные книги, и люди, с которыми тогда встречался, помогли преодолеть тот сложный и рискованный период, случающийся, наверное, у всех подростков в переходном возрасте…

Я сомневаюсь во многом, кроме одного ─ Божьего бытия

А так я, конечно, сомневаюсь. Если потерять чувство критического восприятия действительности ─ а оно всегда связано с сомнением, можно наделать много ошибок.

Но без этого сложно двигаться вперед.

─ Вам не мешает?

─ Не мне судить.

─ Вы сегодня говорили о совести, о том, что надо жить по ней. Когда для многих главными ориентирами стали деньги и карьера, это звучит как утопия. Красивый бантик на платье, который желателен, но не обязателен…

─ Если вспомним Ветхий Завет, то Господь истреблял целые народы, не желавшие следовать заповедям… Однажды Бог даже покарал человечество всемирным потопом, поскольку процесс развития зла стал необратимым. Развиваясь, зло стремится к своему апогею, а это смерть, небытие. Недаром убийство считается одним из самых страшных грехов…

Словом, у цивилизации не было жизненных сил свернуть с порочного пути, и тогда Бог наказал людей, оставив, как известно, лишь одну благочестивую семью. При этом Господь пообещал больше никогда не карать человечество потопом. Да, Божье наказание ─ сверхъестественная коррекция нашего жизненного пути. Святые отцы говорят так: если Господь не посещает в скорби и болезни, значит, Он от вас отвернулся. Но если в ответ на молитву и веру, Бог соучаствует в вашей судьбе, то Он корректирует и ваши жизненные движения. Многие люди хорошо это чувствуют. Может, в данном случае не очень правильно, что буду говорить о себе, но в моей жизни случались такие сверхъестественные вмешательства, связанные со скорбью, переживанием и страданием.

─ Поделитесь, Ваше Святейшество.

© Михаил Джапаридзе/ТАСС

─ Позвольте всего не рассказывать, но это относится к советскому периоду. В какой-то момент у меня возникли сложности с тогдашними властями Ленинграда, пришлось очень и очень не просто. В светских категориях это можно было бы охарактеризовать как безнадежный срыв карьеры. В декабре 1984 года меня освободили от должности ректора ленинградских духовных академии и семинарии, перевели на провинциальную кафедру в Смоленск. Ладно бы, только перевели! В весьма влиятельном по тем временам учреждении под названием Совет по делам религий мне сказали: «Вам следует хорошенько запомнить, что вы ─ самый последний, самый плохой архиерей Русской православной церкви. Таким и останетесь. Ваша задача заключается в том, чтобы тихо сидеть в Смоленске и брать пример с остальных, учиться строить отношения с властью в обществе, которое не связывает будущее с религиозной верой». Примерно такое вот наставление я получил.

─ Вняли?

─ Задумался: за что же подобное испытание? Вроде бы старался делать, что мог… Почему же Господь так меня наказал? В Смоленске я столкнулся с очень тяжелыми условиями жизни, быта. Если называть вещи своими именами, поначалу жить было негде. Рассказываю иногда коллегам, особенно молодым архиереям, они этого понять не могут, верят с трудом. Один эпизод, зарисовка с натуры. Первую ночь я спал в комнате, в которую меня определил местный приходской сторож. Утром он спрашивает: «Как отдыхалось?» Отвечаю: «Нормально. Правда, кошка до самого утра по одеялу бегала, будила». Он говорит: «Владыка, у нас нет кошек. Это крысы»…

Если потерять чувство критического восприятия действительности ─ а оно всегда связано с сомнением, можно наделать много ошибок

Такой вот новый опыт для человека, который считал, что приносит церкви определенную пользу, возглавлял духовную академию, ездил по заграницам… Словом, по-человечески момент оказался весьма непростым. И я спрашивал Господа: за что? для чего? Иногда бывает так, что Бог отвечает твоими же мыслями. Я подумал: сейчас ты не узнаешь, почему и зачем это, истина откроется после. И вот спустя какое-то время мне понадобилось приехать в Москву на встречу с тогдашним управляющим Московской патриархии по делам епархии, каковым был митрополит Алексий, будущий Патриарх всея Руси. И вдруг он произносит ровно те же слова: «Мы не знаем, владыка, почему так произошло с вами. Нам всем это станет известно позже».

Если бы меня не отправили в Смоленск, вряд ли бы я познал глубинную Россию, прочувствовал реалии приходской и епархиальной жизни Русской православной церкви. Надо было пройти по этому бездорожью и грязи ─ в прямом смысле слова, прикоснуться к жизни бедных приходов, которые открылись во время Великой Отечественной войны, да так и прозябали в полуразрушенных зданиях, увидеть быт нашей деревни со всеми ее многочисленными проблемами, чтобы понять, казалось бы, очевидное: Россия ─ это не Москва и не Ленинград. Точнее, не только эти два столичных города. Бог открыл мне эту реальность и обогатил опытом, который я никогда не получил бы, если бы остался на прежней жизненной траектории.

Часть 3

О подножке от генерала Калугина, Женеве вместо Оксфорда и мальчике во главе академии

─ Утверждают, причиной вашей опалы стала публичная критика решения о вводе советских войск в Афганистан в 1979 году. Якобы это сильно не понравилось на Лубянке и Старой площади.

© Михаил Джапаридзе/ТАСС

─ Знаете, я действовал тогда с точки зрения здравого смысла. Мне была более-менее известна история государства Афганистан и то, как на протяжении веков складывались отношения между Великобританией и Россией, связанные с устремлениями обеих империй на юг и желанием Лондона любой ценой остановить наше продвижение в сторону Кабула. Я не мог избавиться от стойкого убеждения, что ввод ограниченного контингента советских войск ─ огромная историческая ошибка, которая может дорого нам обойтись. Четко сознавал: этого нельзя было делать. Не из каких-то оппозиционных намерений или диссидентских взглядов, нет. Я руководствовался собственной совестью и знаниями. Когда собрался Всемирный совет церквей, чтобы выразить отношение к действиям Советского Союза на территории соседнего государства, я был одним из авторов проекта итоговой резолюции. Сам вызвался участвовать в ее написании, поскольку понимал, что в противном случае излишней политизации не избежать.

Из трех слов «агрессия», «вторжение» и «вмешательство», которые предлагались для описания случившегося, я настоял на последнем, по-английски ─ intervention, интервенция. Мне казалось, это лучше, чем инвазия или агрессия, как предлагали другие делегаты. Но я не учел, что в восприятии наших людей слово «интервенция» звучит слишком уж резко и определенно. В Москве именно так к этому и отнеслись… После чего последовал разбор полетов. Его итог стал одной из причин к отправке меня в Смоленск.

─ Кто вам объяснял, как надо родину любить?

─ Светские власти. В то время церковь не имела свободы принимать самостоятельные кадровые решения.

─ Вроде бы руку приложил Олег Калугин, в прошлом ─ генерал КГБ, а ныне ─ гражданин США?

─ Было такое, приложил.

─ Вы с ним общались?

─ Никогда в жизни. Видел его в Женеве, где я служил в начале 70-х годов. Пару раз мы сталкивались на территории советского постпредства при ООН. Появление Калугина сопровождалось низкопоклонничеством со стороны окружающих, из чего я понял: прибыл большой начальник. В то время и представить себе не мог, какую роль этот человек сыграет в моей судьбе.

─ В Женеву вы приехали в возрасте двадцати четырех лет…

─ До этого пришлось окончить духовную семинарию, а затем и академию за четыре года вместо восьми. Настоящая гонка с препятствиями! Такое условие поставил мой духовный наставник митрополит Ленинградский Никодим. Именно по его благословению в середине 60-х я поступил в семинарию. И позже владыка, которого отношу к числу наиболее выдающихся архиереев, вел меня по жизни, помогал участием. Он сказал: «Быстрее заканчивай академию. Выучишься на отлично, посодействую твоей поездке в Оксфорд. Докторскую диссертацию будешь там писать». Я вдохновился, поскольку очень хотел учиться. Получил степень кандидата богословия, исполнял послушание личного секретаря митрополита Никодима, а через год он сказал: «В Оксфорд поедет следующее поколение, а ты давай-ка в Женеву ─ будешь представлять Московский Патриархат при Всемирном совете церквей».

─ Тоже неплохой вариант! В советское-то время…

─ Не оценивал его с позиций, что лучше для меня или хуже. Владыка Никодим был настолько авторитетным и уважаемым человеком, что я никогда не посмел бы вступать с ним в пререкания, как-то возражать. Подумал: значит, так и надо. Должен заметить, что работа в международных организациях стала моими университетами и очень помогла в будущем. Это был уникальный опыт. Те, кто знает географию французской Швейцарии, в курсе, что расстояние между Женевой и соседним городом Лозанной составляет шестьдесят километров, полчаса езды на машине по автодороге или авторуду, как говорят в тех краях. Так вот: впервые в Лозанну я выехал лишь на втором году пребывания в Женеве. Не до прогулок по окрестностям было, много задач приходилось решать на месте. Во-первых, старался овладеть английским языком, во-вторых, разобраться в специфике работы, привыкнуть к англо-саксонскому стилю ведения заседаний. Позже, когда в СССР началась перестройка, смотрел по телевизору дебаты на съездах народных депутатов и ловил себя на мысли, что тогдашние руководители советского государства не умеют модерировать ход дискуссии. Я все это наблюдал в Женеве. Даже такая техническая, казалось бы, вещь очень нужна и помогает в архиерейском служении. Поэтому не жалею, что вместо Оксфорда оказался в Женеве.

Мне предстояло руководить своими же вчерашними учителями… Непростая задача!

— Через четыре года вы вернулись в Питер и в неполные 28 лет стали ректором духовной семинарии и академии. Коллеги постарше и поматерее не смотрели на вас как на выскочку?

— Нет, такого не было, хотя, согласен, ситуация сложилась по-своему уникальная. Кажется, лишь митрополит Петр Могила в далеком прошлом возглавлял Киевскую академию в столь молодом возрасте. Но дело даже не в этом. Я ведь возвратился в альма-матер, которую сам оканчивал. Мне предстояло руководить своими же вчерашними учителями, среди которых были и профессора, учившиеся в Санкт-Петербургской духовной академии еще до 1917 года. Люди с колоссальным жизненным опытом и знаниями. И вдруг мальчик, недавний студент становится их начальником! Непростая задача!

Но я уже обладал некоторым авторитетом. Меня серьезно испытывали на этапе, когда я за четыре года прошел курс, рассчитанный на восемь лет. Преподаватели все спрашивали: «Куда ты летишь? Зачем тебе это надо?»

— А в самом деле?

— Как я уже сказал, исполнял послушание митрополита Никодима. Он обозначил мне срок, вот и я старался уложиться. А некоторые из моих учителей думали, что буду валять дурака на экзаменах, прикрываясь именем высокого покровителя.

— И спрашивали по полной?

— Не просто по полной! Однажды даже такой случай был. Педагог – не буду называть его имени, он еще жив, это очень достойный преподаватель… Так вот, он как-то доверительно сказал мне: «Знаешь, не изучай весь курс, это сложно и долго, а я знаю, как ты много работаешь. Подготовь основательно одну тему, по ней тебя и расспрошу». Я поблагодарил, пришел домой и думаю: «Мил-человек! Спасибо, конечно, за заботу, но мне ведь знания нужны, а не только отметка в зачетной книжке». И стал штудировать все вопросы, включенные в билеты. А на экзамене преподаватель полтора часа допрашивал меня с пристрастием, без пощады гонял по курсу взад и вперед. Задавал вопросы без тени улыбки, словно так и должно быть. В результате поставил высший балл. Но самое главное — информацию о степени моей готовности он, похоже, разделил с коллегами на ученом совете, поскольку на других испытаниях педагоги были уже не столь придирчивы. Поверили, что я учусь по-настоящему, а не скачу с курса на курс.

— Вернувшись в академию ректором, попомнили нарушителю конвенции эпизод на экзамене?

— Нет, конечно. Наоборот, содействовал, чтобы кафедра этого преподавателя получала максимальное количество переводов зарубежной литературы. Тогда в Советском Союзе богословских книг не писали и не издавали, с первоисточниками было совсем плохо, поэтому я организовал, по сути, подпольное переводческое бюро, и самые важные тексты, напечатанные за рубежом, мы включали в учебные программы. Кстати, потом это тоже аукнулось, когда решался вопрос о моем удалении из Ленинграда…

Часть 4

О штрафном изоляторе, Колыме вместо свадьбы и умении ждать

— Ваша семья ведь изрядно пострадала от советской власти. Начиная с деда, который сидел дважды.

© Михаил Джапаридзе/ТАСС

— Фактически трижды. В первый раз его посадили в 1922 году в ходе процесса по изъятию ценностей и борьбы с обновленчеством. Не могу точно установить, сколько его тогда продержали. Видимо, недолго, поскольку нигде не нашел документов об этой посадке. Лишь на допросах по второму делу деду вспоминали первый срок. Тогда ему дали пять лет, которые он провел на Соловках и в других лагерях. В третий раз деда арестовали в 1945 году, и он сидел до 53-го. Мы с мамой ходили его встречать на Московский вокзал в тогдашнем Ленинграде.

— Отец хлебнул меньше?

— Ограничился одной ходкой — с 34-го по канун 37-го. Если бы его не выпустили, думаю, мы бы сейчас не разговаривали здесь об этом, история семьи пошла бы совсем по иному пути…

— Дед и отец рассказывали про ГУЛАГ?

— Очень много. Но, как оказалось, далеко не все. После посещения Соловков уже в Патриаршем сане мне неожиданно открылось то, о чем дед никогда не говорил. Оказывается, он три недели провел на Секирной горе в штрафном изоляторе, откуда люди крайне редко возвращались живыми. Заключенные работали на лесоповале и связывали плоты, стоя по пояс в ледяной воде. Потом бедняги сохли в храме… Деда отправили на эту каторгу в ноябре. Можете вообразить, что там творилось! Обычно ресурс человеческого организма иссякал через неделю, максимум — через две, а дед продержался три, выжил. Затем его перевели в лагерь уже на материке. К пережитому дед относился философски, не выпячивал страдания, не выделял свою судьбу на общем фоне. Он критически оценивал события в стране, защищал веру, боролся с обновленчеством, фактически посвятил этому всю жизнь, хотя и был мирянином. Лишь вернувшись домой после третьего срока, дед принял сан. Служил священником в Башкирии, получил благословение патриарха Алексия I. Скончался дед в возрасте девяноста одного года…

Отцу моему инкриминировали попытку убить Сталина. Ни больше и ни меньше

И отец рассказывал о том, что довелось перенести, но несколько в иной тональности. Его посадили накануне свадьбы. Буквально за несколько дней. Но случившееся отца не сломало, он оставался полон сил и энергии. Об этом я прочел в дневнике жителя Смоленска, который был с отцом на этапе, ехал с ним в одном столыпинском вагоне на Колыму. Записки передал мне сын этого человека, актер местного театра. Тому мой отец запомнился удивительно светлым и радостным, словно направлялся не в лагерь, из которого мог не вернуться, а на увеселительную прогулку. Вспоминаю, что отец, действительно, говорил о своем спокойном состоянии, ибо законов он не нарушал и никакой вины за собой не чувствовал, а трудности и скорби воспринимал как страдания за веру. Это сознание добавляло сил.

— Отца ведь арестовали за то, что в конспектах слово «Бог» он писал с большой буквы?

— Его посадили, поскольку таков был замысел тогдашних ленинградских властей: воспользовавшись убийством Кирова, искоренить под сурдинку молодежный и интеллектуальный актив православия в городе. Тогда прошлись широким неводом и взяли очень многих, инкриминируя невинным жертвам совершенно идиотские обвинения. Якобы они были частью англо-турецкого замысла, направленного на разрушение советского строя с опорой на белую эмиграцию в лице митрополита Парижского Евлогия и архиепископа Кентерберийского и патриарха Константинопольского.

— Богатая фантазия!

— Самое поразительное даже не это! Я читал материалы дела и не уставал удивляться тому, до чего же слаженно работала репрессивная машина! Если бы не знал, как все обстояло в действительности, наверняка поверил бы, что это правда, и раскрыт чудовищный заговор. Выдающиеся люди Ленинграда, в том числе, бывшие профессора духовной академии писали о себе жуткие вещи, признавались в дичайших преступлениях, которые они по определению не могли совершить. Не знаю, возможно, показания выбивались под пытками или путем угроз и шантажа, но чтение этих документов произвело на меня тяжелейшее впечатление. Ведь никакому следователю не пришло бы в голову связать воедино митрополита Евлогия, архиепископа Кентерберийского и Вселенского Патриарха!

Отцу моему инкриминировали попытку убить Сталина. Ни больше и ни меньше. Его вместе с другими прихожанами взяли в подворье Киево-Печерской Лавры в Ленинграде. Отец учился в институте, в свободное время ходил в храм, по воскресеньям пел в любительском церковном хоре, где, собственно, и познакомился с моей мамой. Следствие потом четко расписало, чем занималась и за что отвечала каждая группа заговорщиков. Общине киевского подворья поручалось подготовить убийство вождя трудового народа. Дома у отца устроили обыск, никакого компромата, разумеется, не нашли, но на глаза попалась тетрадь с лекциями, где, в самом деле, слово «Бог» было написано с заглавной литеры. Этого оказалось достаточно для обвинительного приговора. И все. Три года на Колыме.

— Невеста дождалась?

— Да, следователь убеждал не заниматься глупостями и выходить замуж за нормального человека, а не за врага народа. Мама ждала, не зная, жив ли ее суженый, что с ним. Переписываться им ведь не разрешали. Только в самом конце пришла весточка от отца, мол, скоро буду. Вернулся, женился, а потом едва не поехал вольнонаемным на Колыму, поскольку успел создать там образовательную школу для рабочих и его уговаривали не бросать начатое, продолжить занятия. Сулили хорошие деньги. Отец был бедным, приглашение показалось заманчивым. К счастью, в конторе «Дальстроя», занимавшейся оформлением добровольцев, попалась умная женщина. Выслушав отца, она посоветовала держаться подальше от Колымы. Шел декабрь 1936 года…

Вот вам еще один пример Божьего вмешательства в жизнь нашей семьи.

Часть 5

О походах строем, скандалах в прессе, моральных авторитетах и нерукопожатных персонах

— Вы понимали, что можете пойти по стопам деда и отца? По этапу.

— К роли жертвы я себя специально не готовил, но и не зарекался. Жаль было бы терять годы свободы, однако прекрасно понимал, что вероятность подобного исхода велика — пятьдесят на пятьдесят. Особенно на волне хрущевского гонения на церковь, когда я, собственно, и принял решение пойти в семинарию. В ту пору массово закрывали храмы и монастыри, находили любые, как правило, шитые белыми нитками предлоги, чтобы завести уголовные дела против священнослужителей, после чего в центральных газетах появлялись разгромные статьи о «попах и их пособниках»… Борьба шла жесткая. Разумеется, я это видел и сознавал, тем не менее, шел на осознанный риск, не собираясь менять жизненный выбор в угоду обстоятельствам.

Меня неоднократно вызывали на педсоветы и доказывали, что Бога нет, а я пытался убедить учителей в обратном

— Вы ведь и в школе отказывались ходить строем?

─ Образно выражаясь… В детстве особенно тяжело одному выступать против всех. Безусловно, это требовало определенного мужества. Да, на моей стороне была семья, воспитание в христианских традициях. Вместе с тем, испытания закалили и в конечном итоге повлияли на формирование убеждений. Их приходилось отстаивать. И не только перед сверстниками, но и перед взрослыми. Меня неоднократно вызывали на педсоветы и доказывали, что Бога нет, а я пытался убедить учителей в обратном. Вот так мы и жили.

— При этом учились на пятерки, но в пионеры не вступали.

© Михаил Джапаридзе/ТАСС

— Сразу сказал, что готов повязать на шею красный галстук при единственном условии: если мне разрешат каждое воскресенье ходить в нем в храм. В школе сначала думали, что я бравирую и слово не сдержу, а они поправят статистику, по которой все ученики младших классов должны были состоять в рядах юных ленинцев. Но потом поняли, что службу в церкви я пропускать не буду и галстук тоже демонстративно не сниму. После этого мне заявили: нет, пионером ты быть не можешь. На том мы и порешили.

…Словом, умение противостоять внешнему воздействию я приобрел не вчера. Конечно, сегодня приходится сталкивать с вызовами иного масштаба. И это тоже объяснимо. Всякое действие вызывает противодействие. В последние годы наша церковь заметно активизировалась, и это вызывает сильное раздражение у людей, предпочитающих жить в мире без Бога. Среди них ведь есть и такие, кто считает, будто именно их представление о мироустройстве является единственно правильным, а все остальное — ошибка, заблуждение, мешающее человеческому развитию.

Но мы-то наблюдаем совершенно иное. Это особенно заметно по большим церковным праздникам. Радуюсь, видя, как в Пасхальную ночь стоят в храме молодые супружеские пары с малыми детьми на руках. Это новое лицо Русской православной церкви. Я много езжу по стране и часто слышу от людей, как важна вера в их повседневной жизни. Но, повторяю, есть и те, кому не нравятся наши усилия, направленные на укрепление церковной жизни и религиозности. Да, церковь подвергается мощным атакам, но если их не будет, значит, мы что-то не так делаем, недорабатываем. Как учил меня владыка Никодим, мой духовный наставник: если о тебе все говорят хорошо, будь уверен, что-то ты сделал плохо…

Из этого не следует, будто надо своими руками сооружать Голгофу и героически восходить на нее. Это означает иное: став священником, вы обрекаете себя на конфронтацию с определенной частью общества. Только важно в этом противостоянии не ожесточиться. Диалог с оппонентами не должен разрушать собственной религиозной идентичности. Плохо, когда священнослужитель в споре начинает использовать слова и термины, не являющиеся, что называется, аутентичными для христианина. А если ведете разговор с уважением к людям — пусть даже перед вами закоренелые грешники или те, кто лично вас не любит, если избегаете оскорблений и перехода на личности, если пытаетесь так сформулировать жизненную позицию, чтобы никто не смог от нее отмахнуться, не выслушав аргументов в защиту, то и результат будет другим. Церковь обязана сегодня участвовать в общественной дискуссии, она призвана объединять людей.

Если о тебе все говорят хорошо, будь уверен, что-то ты сделал плохо

Нас иногда ругают за то, что мы, по мнению критиков, недостаточно принципиальны, когда говорим об украинском конфликте или о нашей внутренней ситуации. Говорят: «Как можно отмалчиваться, занимать компромиссную позицию? Вы должны взять в руки знамя борьбы…» А дальше — перечень тех, с кем мы обязаны немедленно сразиться. Враги определяются в зависимости от предпочтений предлагающих нам такую роль.

Мы же отвечаем оппонентам, что главная задача Церкви в общественном пространстве заключается в том, чтобы сохранять человеческое общежитие. Государство, как замечательно сказал Владимир Соловьев, не может создать рая из земной жизни, ключевая цель ─ не допустить ее превращения в ад. А вот церковь может и должна работать над созиданием Божьего царства — в сердцах людей. Другое дело, что нельзя использовать негодные средства даже во имя благой цели. Это грех.

— Фонд «Общественное мнение» осенью прошлого года провел опрос на тему моральных авторитетов в нашем обществе и выяснил, что большинство ответивших россиян образцом морали считают Владимира Путина. Президент набрал 36% голосов. Министра иностранных дел Сергея Лаврова назвали 6% опрошенных, Сергея Шойгу — 5%. Потом идут Владимир Жириновский, Дмитрий Медведев, Никита Михалков. У вас, Ваше Святейшество, 1%. Столько же у Владимира Чурова, Евгения Примакова, Рамзана Кадырова, Владимира Познера…

— В идеале моральный авторитет должен основываться на святости. Судить об этом можно только на основании личного общения с человеком. Все остальное — от лукавого.

Возьмите старцев. Те, кто имел возможность близко познакомиться с ними, утверждают: это люди особенные, по-своему уникальные, наделенные святостью. К сожалению, известно об этом далеко не всем, ведь круг посвященных ограничен, пиаром и саморекламой старцы не занимаются. А со стороны может создаться обманчивое впечатление, будто у церкви дефицит моральных авторитетов. Это не так.

— А кто лично для вас, Ваше Святейшество, пример высокой морали?

— Может, прозвучит не слишком скромно, но в первую очередь назвал бы своих родителей. Они оказали огромное влияние на мою жизнь. Тем, чего мне удалось добиться, обязан им. Достаточно сказать, что в нашей семье не было ни одного конфликта между отцом и матерью.

— Может, вы не знали?

— Мы жили впятером в девятнадцатиметровой комнате в ленинградской коммуналке. Родители, младшая сестра с братом. Тут уж, извините, не спрячешься, не скроешься. Все видно, как на рентгене… Нет, вот сейчас припоминаю: однажды случилась размолвка по бытовому поводу. Часа три-четыре отец сердился на маму, а потом все прекратилось, в доме опять воцарился мир.

Мама всегда была абсолютным моральным авторитетом. В том смысле, что она отличалась просто-таки невероятной честностью. И порой корректировала папино поведение. Говорила: «Мишенька, оставь свою дипломатию». Отцу приходилось учитывать обстоятельства жизни и строить отношения с окружающими, исходя из этого. А мама хоть и не устраивала публичных демаршей, но оставляла за собой право решать, пожимать ей человеку руку либо нет, принять его в доме или не пускать на порог. Вот это было очень важно. Мама олицетворяла нашу семейную совесть.

— А вы в кого из родителей пошли?

— Трудно сказать… Не могу даже сравнивать. Думаю, они были настолько лучше меня, что любая параллель будет выглядеть комплиментом в мой адрес.

— Но для вас нерукопожатные персоны существуют?

— Безусловно. Однако в силу положения не могу и не буду это демонстрировать. Помимо личных симпатий или антипатий есть еще пастырское отношение к людям. И нерукопожатность того или иного человека может серьезно повредить ему. Я не должен мешать, моя задача помогать.

— Поэтому сначала пожмете чужую руку, а потом пойдете и тщательно вымоете свою?

— Постараюсь все сделать, чтобы в следующий раз пожать эту же руку чистосердечно. Лишь бы появился шанс. Поза неприятия — чрезмерный жест со стороны Патриарха. Даже, повторяю, если речь идет о людях, которые заслуживают, чтобы их обходили стороной.

Поза неприятия — чрезмерный жест со стороны Патриарха

— А гневаться вам приходится?

— Эти эмоции мне знакомы, скрывать не стану.

— Страшны в порыве?

— У апостола Павла есть слова: «Да не зайдет солнце во гневе вашем». Иначе говоря, нельзя сердиться дольше одного дня. Видимо, апостол тоже был горячим человеком… Вот и я не могу затаивать. Если ситуация допекла, должен высказать то, что накипело, после чего успокаиваюсь. Это не воспитание или волевые усилия, нет. Природа у меня такая.

— Что сейчас вас более всего гложет?

— Уже который месяц скорбь вызывает ситуация на Украине, гибель людей. Это не дает спокойно спать — в прямом и переносном смысле.

— Да и зона влияния РПЦ в соседней державе уменьшается на глазах.

— Не могу согласиться. Безусловно, на Украине происходит насильственный захват храмов Русской православной церкви, против нас ведется борьба негодными методами, но даже это убеждает людей, что их позиция правильна. Так было и в советское время, когда храмы закрывали, а вера укреплялась. Подобными способами ничего нельзя сделать. Это колоссальная ошибка тех, кто объявил войну Церкви на Украине. Сейчас к делам религиозным активно примешивается политика. Раскольники спешат воспользоваться моментом и совершить передел. Но чем больше насилие, тем сильнее сопротивление. Исходя из перспектив примирения, мы призываем стороны противостояния на Украине к благоразумию. Семена неприятия прорастут в будущем отравленными плодами. Церковь делает все возможное, чтобы конфликт не приводил к новым жертвам. Мы не преувеличиваем свои силы, но и не преуменьшаем их.

— Каким вам видится развитие ситуации?

— Церковь наша на Украине сохранится, в этом нет ни малейших сомнений. Иного способа преодолеть возникший раскол не существует, кроме как встать на путь канонического объединения. Без этого нельзя говорить и о единстве нации. Да, положение сегодня трудное, оно наверняка продлится еще какое-то время, но в итоге все разрешится миром. Подобные прецеденты не раз возникали в истории. Важно неустанно работать, что мы все и делаем. Церковь — инструмент мира. И справедливости.

Часть 6

О прихожанах и «захожанах», Папе Франциске, Charlie Hebdo и «Левиафане»

─ В книге “Жизнь и миросозерцание” вы вспоминаете, что в молодости задавались вопросом, не будет ли 70-летний старик, в которого однажды превратится решивший принять монашество юноша, плевать в собственное изображение в зеркале. Вам недавно исполнилось шестьдесят восемь…

— Смысл вопроса заключался в том, что выбор, который я делаю молодым человеком, —  это выбор за себя и 50-летнего, и 70-летнего… Тогда, в юности, мне предстояло принять решение, которое однозначно определило бы всю мою дальнейшую жизнь… Думаю, ни один честный и здравомыслящий человек на склоне лет не станет утверждать, даже в разговоре с самим собой, что прожил безошибочную и безгрешную жизнь. И я не стану. Но о своем юношеском выборе служения Богу и Церкви я не жалел никогда.

─ Власть над другими ─ испытание для вас, наказание либо что-то иное?

– Власть можно понимать и как испытание, и как наказание, и как подарок… Только все эти трактовки далеки от Церкви. Не владение, а служение: вот чем прежде всего отличается любая власть в Церкви. Именно это заповедал Христос своим ученикам. Помните, когда Он умыл им ноги и объяснил, зачем делает это? Кто хочет быть первым, да будет всем слугой!

Ни один честный и здравомыслящий человек на склоне лет не станет утверждать, даже в разговоре с самим собой, что прожил безошибочную и безгрешную жизнь. И я не стану

Я воспринимаю служение Патриарха как ту жертву, которую можно и должно ежедневно приносить Богу и людям. Часто говорю молодым монахам, что принимать священство ради перспективы карьерного роста – безумие и духовное самоубийство. Рост в церковной иерархии, если можно так выразиться, повышение жертвенности, самоотдачи, а вовсе не обладания привилегиями начальствующих. Но, надо понимать, эта жертва – не вынужденная, а произвольная, свободная, я даже скажу – радостная и благодарная. Почему в православной Церкви высшее управление поручается только епископам, имеющим монашеский постриг, а не семейным людям? Невозможно разрываться между двумя семьями – малой и большой, то есть Церковью. Это такое служение, которое требует тебя целиком, без отвлечения на личные интересы, развлечения, хобби и прочее, что вполне допустимо в обычной жизни.

И, кстати, не стоит противопоставлять ответственность перед Богом и перед людьми. Ответственный перед Богом человек не может вести себя безответственно по отношению к людям. Конечно, нет ничего выше и ответственней предстояния перед Творцом, но когда есть вера, когда есть живое ощущение близости Бога, ответственность переносится совершенно иначе, нежели в системе координат секуляризованного мира. Жизнь Церкви пропитана действием Божественной благодати, без нее Церковь существовать не может. Во время каждого рукоположения в священный сан архиерей произносит очень глубокие слова молитвы: «Божественная благодать, всегда немощная врачующая и оскудевающая восполняющая…». Без этого постоянного попечения о нас свыше, без постоянной коррекции наших неизбежных ошибок и недочетов, Церковь не выстояла бы в никогда не прекращавшейся борьбе с ней со стороны и людей, и злых сил.

И еще. Церковь – живой организм, а не какой-то огромный завод, в котором стоит лишь поменять технологические процессы, и на выходе сразу появятся другие продукты. Поэтому главная задача – не навредить.

─ 80% россиян называют себя православными. Вас не смущает, что среди них не столько прихожане, сколько «захожане»?

– Для одних россиян православие есть собственно религиозная категория, а для кого-то  — в большей степени культурная. Хотя это весьма условно. Но главный вопрос, как мне кажется, состоит не в том, кого сегодня больше, а в том, какова динамика. Ведь любой человек меняется. И здесь ответ — и это подтвердит любой опрос и любой честный социолог — таков: число первых (прихожан, в использованной вами терминологии) неуклонно растет. Причем растет в значительной мере за счет молодых и образованных людей.

В этом нет ничего удивительного. Хорошо, что значительная часть наших сограждан отождествляет себя с Православием. Все это — наша паства. Пусть с разной мерой воцерковления, без регулярного посещения богослужений, без строгого следования церковным канонам. Но при этом они вовсе не безнадежные. Боль моего сердца прежде всего именно об этих людях. Думаю, как помочь им стать ближе к Богу, врасти в православную традицию, укрепиться в вере, увидеть красоту богослужения, проникнуться глубиной смыслов Священного Писания…

Мы видим, насколько изменились настроения в обществе за последние десятилетия. Это объективная картина, она не может не радовать. Сегодня всем ясно, что Православие в нашей стране невозможно игнорировать, и это тоже большая победа, причем она была бы невозможна без участия каждого верного члена Церкви, без его добрых дел, каждого — на своем месте.

Кроме того, социология – не достаточно точный инструмент для оценки принадлежности человека к вере и Церкви. Некоторые исповедуют Христа на смертном одре и не успевают поделиться с этим социологами. Мы же радуемся о каждом, приходящем в храм, как заповедал Христос.

─ РПЦ упрекают в ортодоксальности, сравнивая с католицизмом, который выглядит менее консервативно…

© Михаил Джапаридзе/ТАСС

– Это прекрасно, что Русскую Церковь «обвиняют» в том, что она по сей день остается верной своим фундаментальным положениям. Есть совершенно четкое пространство, в котором мы не изменяемся, и оно обозначено церковными канонами и вероучительными утверждениями. Это пространство Священного Предания. На этом основании стоит Церковь. Но когда мы задаемся вопросом, а как лучше применить тот или иной канон в современных условиях, каким образом правильнее донести до сознания современного молодого человека вероучительный догмат – здесь, конечно же, требуется вдумчивый и творческий подход людей живых и неравнодушных. И в этом плане Церковь меняется постоянно.

А сравнивать православных с католиками – дело неблагодарное и, в целом, бессмысленное. Разные народы, разные многовековые традиции… Здесь очень тонкий историософский вопрос, почему произошло разделение, где пролегала реальная, а не декларируемая граница между западной и восточной частями Римской Империи… Каждому надо заниматься своим делом и не бегать по чужим дворам.

─ Папа Франциск демонстративно отказался от апартаментов в Апостольском дворце, на встречу с президентом Италии приехал на машине эконом-класса, перстень рыбака ему отлили из серебра, а не из золота… Как вам подобный стиль поведения?

─ Не думаю, что мне стоит комментировать манеру поведения главы Католической Церкви. Уверен, и он в отношении меня делать этого не стал бы. С большим уважением отношусь к Папе Франциску и к тому, что он сохраняет связь со сформировавшей его монашеской традицией.

─ Спрошу иначе. Вправе ли священнослужители выделяться достатком на фоне рядовых граждан?

– Священнослужитель должен соответствовать среднему уровню своих прихожан, и это нормально. Не надо забывать, что большинство духовенства – семейные люди, как правило, многодетные. Имеем ли мы моральное право вынуждать их к нищете? Даже из самых благих намерений? Очевидно, что нет.

Нормальным для жизни является отсутствие нужды, и об этом, в том числе, мы ежедневно молимся на богослужении. Семья священника должна быть обеспечена необходимым, чтобы пастырь основное внимание мог уделять прихожанам и вопросам духовного развития, а не целиком погрузиться в заботы о хлебе насущном. Ради этого и передают верующие часть своих материальных благ пастырю, тем самым как бы перенося на самих себя вопросы его житейского благоустройства. В этом нет ничего плохого.

Наше главное утешение: гнать тоже будут, но и слушать станут

Другое дело, если священник увлекается и вместо духовного развития предпочитает предаваться мирским занятиям и развлечениям… Но едва ли за таким священником захочет пойти паства и помогать ему. Недаром говорят, что священники живут в стеклянных домах.

─ Среди ветхозаветных заповедей не нашлось места той, которая запрещала бы лгать. Значит, ложь ─ меньшее прегрешение, чем воровство, убийство или прелюбодеяние?

– Почему? А заповедь «не лжесвидетельствуй» разве не запрещает ложь? В библейской Книге премудрости Иисуса, сына Сирахова, есть такие точные слова: «Лучше вор, нежели постоянно говорящий ложь; но оба они наследуют погибель» (Сир. 20:25). Спаситель прямо называет диавола «отцом лжи» (Ин.8:44), а апостол Павел в послании к Ефесянам призывает всех христиан «отвергнув ложь, говорить истину» ближнему своему (Еф. 4:25).

─ 2015 год начался с расстрела сотрудников журнала Charlie Hebdo в Париже. Ответом на теракт стала трехмиллионная манифестация французов в защиту свободы слова. Рамзан Кадыров, в свою очередь, вывел на улицы Грозного под миллион мусульман, протестующих против карикатур на пророка. Вы лично к какой из колонн предпочли бы примкнуть?

– Я в принципе против такого искусственного и надуманного разделения общества по отношению к произошедшей трагедии. Мы совершенно однозначно осуждаем терроризм и убийство людей за их убеждения. Мы скорбим о тех, кто пострадал от рук террористов. Но в то же время полагаем неприемлемым как псевдорелигиозный, так и секулярный радикализм, считаем, что темы межрелигиозных и межнациональных отношений в контексте прав человека заслуживают самого пристального внимания и требуют чрезвычайной деликатности. Издевательства над религией и оскорбление религиозных чувств также немыслимы, как и оскорбление по национальности. Сегодня Европа захлебывается от пены, которую сама же взбила попыткой совместить мультикультурализм и либеральные ценности. Слава Богу, в России есть здравый смысл на законодательном уровне не допускать самой возможности таких ситуаций, как публикация в СМИ кощунственных религиозных карикатур. О какой бы религии ни шла речь.

─ А как быть, скажем, с кино? Новый фильм Андрея Звягинцева «Левиафан» вызвал горячие споры. Картина получила «Золотой Глобус», претендовала на «Оскар», между тем, здесь, на родине, православные активисты призывали лишить фильм прокатной лицензии, называли его русофобским политическим заказом. По мнению других, «Левиафан» является не антицерковным или антиправославным, а антиклерикальным фильмом. Считаете ли вы борьбу с клерикализмом богоугодным делом, вправе ли церковь претендовать на роль четвертой власти?

– Не могу говорить о фильме, которого сам не видел, поэтому у меня нет собственного впечатления и переживания от просмотренного. Скажу лишь, что, на мой взгляд, любой художник, претендующий на право свободы творчества, должен быть готов к тому, что встретится и со свободой критики в свой адрес. Если мы защищаем важность свободной дискуссии, надо понимать: в ходе ее могут звучать не только велеречивые комплименты, но и нелицеприятные мнения. Что же касается «борьбы с клерикализмом» – давайте называть вещи своими именами. Прежде чем бороться, надо быть уверенным, что враг существует в реальности, а не только в твоем сознании. О какой «клерикализации» общества может идти речь, когда по сей день обычного священника не пустят даже на порог большинства учебных заведений? То, что духовенство перестало быть в обществе маргинальным сословием, конечно, многим не нравится. Но «клерикализм» – это совершенно иное.

В целом же нет ничего удивительного в том, что последователи Христа раздражают кого-то, вызывают неприязнь. Это было всегда. Спаситель на прощальной вечери неспроста сказал ученикам: «раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас; если Мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше» (Ин.15:20). И в этом – наше главное утешение: гнать тоже будут, но и слушать станут…

Почему величайшие умы мира не могут разгадать тайну сознания? | Сознание

Однажды весенним утром в Тусоне, штат Аризона, в 1994 году неизвестный философ по имени Дэвид Чалмерс встал, чтобы выступить с докладом о сознании, под которым он имел в виду чувство пребывания внутри своей головы, смотрящего наружу — или, если использовать это выражение. языка, который может вызвать у нейробиолога аневризму, наличия души. Хотя в то время он не осознавал этого, молодой австралийский ученый собирался разжечь войну между философами и учеными, обратив внимание на центральную загадку человеческой жизни — возможно, центральную загадку человеческой жизни — и обнаружив, как досадно далеки от решения этой проблемы.

Ученые, собравшиеся в Университете Аризоны — для того, что позже станет знаковой конференцией по этому вопросу — знали, что они делают что-то резкое: во многих кругах сознание все еще было табу, слишком странным и новым, чтобы воспринимать всерьез. , и некоторые из ученых в аудитории рисковали своей репутацией, посещая. Тем не менее, первые два выступления в тот день, предшествовавшие беседе с Чалмерсом, не оказались захватывающими. «Честно говоря, они были совершенно непонятными и скучными — я понятия не имел, о чем кто-то говорит», — вспоминал Стюарт Хамерофф, профессор из Аризоны, ответственный за мероприятие.«Как организатор, я смотрю по сторонам, и люди засыпают или становятся беспокойными». Он забеспокоился. «Но затем третий разговор, прямо перед перерывом на кофе — это был Дэйв». 27-летний Чалмерс со своими длинными растрепанными волосами и любовью к джинсовой ткани выглядел так, словно заблудился по дороге на концерт Metallica. «Он выходит на сцену с распущенными волосами до задницы, он скачет, как Мик Джаггер», — сказал Хамерофф. «Но потом он говорит. И тогда все просыпаются «.

Мозг, как начал Чалмерс, ставит перед учеными всевозможные проблемы.Как мы узнаем, храним воспоминания или воспринимаем вещи? Откуда вы знаете, что нужно отдернуть руку от кипящей воды или услышать свое имя, произносимое через всю комнату на шумной вечеринке? Но все это были «легкие проблемы», по сути: при наличии времени и денег эксперты их решали. По словам Чалмерса, существует только одна по-настоящему трудная проблема сознания. Это была настолько озадачивающая головоломка, что через несколько месяцев после его выступления люди начали отмечать ее заглавными буквами — Трудная проблема сознания — и вот что: почему все эти сложные мозговые процессы должны ощущаться как изнутри? ? Почему мы не просто блестящие роботы, способные сохранять информацию, реагировать на звуки, запахи и горячие кастрюли, но темные внутри, лишенные внутренней жизни? И как мозг справляется с этим? Как мог 1.4-килограммовый комок влажной розовато-бежевой ткани внутри вашего черепа порождает нечто столь же загадочное, как опыт как , этот розовато-бежевый комок и тело, к которому он прикреплен?

Зрителей Чалмерса вывело из оцепенения то, как он сформулировал вопрос. «Во время перерыва на кофе я ходил, как драматург на премьере, и подслушивал», — сказал Хамерофф. «И все такие:« О! Сложная проблема! Сложная проблема! Вот почему мы здесь! »Философы веками размышляли над так называемой« проблемой разума и тела ». Но особая манера Чалмерса возродить его «вышла за рамки философии и воодушевила всех. Это определило поле. Это заставило нас спросить: что это, черт возьми, с этим мы имеем дело? »

Два десятилетия спустя мы знаем о мозге поразительное количество: нельзя следить за новостями в течение недели, не услышав хотя бы еще одну сказку об ученых, открывших область мозга, связанную с азартными играми, ленью или любовью с первого взгляда. , или сожаление — и это только исследования, которые попадают в заголовки газет.Между тем, область искусственного интеллекта, которая сосредоточена на воссоздании способностей человеческого мозга, а не на том, как он себя чувствует, значительно продвинулась вперед. Но, как неприятный родственник, который предлагает себе остаться на неделю, а затем не уходит, Трудная проблема остается. Когда я сегодня утром ударил ногой ногу о ножку обеденного стола, как мог бы сказать вам любой изучающий мозг, нервные волокна, называемые «С-волокнами», отправили сообщение в мой спинной мозг, посылая нейротрансмиттеры в ту часть моего мозга, которая называется таламус, который активировал (среди прочего) мою лимбическую систему. Отлично. Но почему все это сопровождалось мучительной вспышкой боли? И вообще, что такое боль?

Подобные вопросы, которые находятся на границе между наукой и философией, вызывают откровенное раздражение некоторых экспертов. Они заставили других утверждать, что сознательных ощущений, таких как боль, на самом деле не существует, что бы я ни чувствовал, когда в тоске прыгал по кухне; или, альтернативно, растения и деревья также должны быть в сознании. «Трудная проблема» вызвала в серьезных журналах споры о том, что происходит в сознании зомби, или, если цитировать название известной статьи философа Томаса Нагеля 1974 года, вопрос «Каково быть летучей мышью? ” Некоторые утверждают, что проблема отмечает границу не только того, что мы знаем в настоящее время, но и того, что наука может когда-либо объяснить.С другой стороны, в последние годы горстка нейробиологов пришла к выводу, что эта проблема, возможно, вот-вот будет решена — но только если мы будем готовы принять глубоко тревожный вывод о том, что компьютеры или Интернет вскоре тоже могут стать осознанными. .

На следующей неделе загадка еще больше станет известна общественности с выходом новой пьесы Тома Стоппарда «Трудная проблема» в Национальном театре — первой пьесы, которую Стоппард написал для National с 2006 года, и последней, которую руководитель театра Николас Хитнер будет руководить перед тем, как покинуть свой пост в марте.77-летний драматург мало что рассказал о содержании пьесы, за исключением того, что он касается вопроса «что такое сознание и почему оно существует», рассматриваемого с точки зрения молодой исследовательницы, которую сыграла Оливия Винал. В беседе с Daily Mail Стоппард также разъяснил возможное неверное толкование названия. «Дело не в эректильной дисфункции, — сказал он.

Работа Стоппарда уже давно сосредоточена на грандиозных, экзистенциальных темах, так что тема уместна: когда разговор переходит на трудную проблему, даже самые упрямые рационалисты быстро начинают размышлять о смысле жизни.Кристоф Кох, главный научный сотрудник Института исследований мозга Аллена и ключевой участник многомиллиардной инициативы администрации Обамы по картированию человеческого мозга, вызывает такое же доверие, как и нейробиологи. Но в декабре он сказал мне: «Я думаю, что самое раннее желание, которое подтолкнуло меня к изучению сознания, было то, что я хотел тайно показать себе, что это не может быть объяснено с научной точки зрения. Я вырос в католической церкви, и я хотел найти место, где я мог бы сказать: хорошо, здесь вмешался Бог.Бог создал души и вложил их в людей ». Кох заверил меня, что давно отказался от таких невероятных представлений. Затем, не намного позже, и со всей серьезностью, он сказал, что на основе своих недавних исследований он считает, что не исключено, что его iPhone может иметь чувства.

На полном серьезе, Кох сказал, что не исключено, что его iPhone может вызывать чувства.

---

К тому времени, когда Чалмерс произнес свою речь в Тусоне, наука в течение долгого времени энергично пыталась игнорировать проблему сознания. .Источник враждебности восходит к 1600-м годам, когда Рене Декарт определил дилемму, которая свяжет ученых узлами на долгие годы. С одной стороны, понял Декарт, нет ничего более очевидного и неопровержимого, чем то, что вы сознательны. Теоретически все остальное, что, по вашему мнению, вы знаете о мире, может быть тщательно продуманной иллюзией, созданной, чтобы обмануть вас — в этот момент современные писатели неизменно ссылаются на Матрицу — но само ваше сознание не может быть иллюзорным. С другой стороны, это наиболее определенное и знакомое явление не подчиняется никаким обычным правилам науки.Не похоже, чтобы это было физически. Его не может наблюдать сознательный человек, кроме как изнутри. Это даже невозможно описать. Ум, заключал Декарт, должен состоять из особого нематериального вещества, не подчиняющегося законам природы; это было завещано нам Богом.

Эта религиозная и довольно непростая позиция, известная как картезианский дуализм, оставалась доминирующим предположением в 18 веке и на заре современного изучения мозга. Но это всегда неизбежно становилось неприемлемым для все более светского научного истеблишмента, считавшего физикализм — позицию, согласно которой существуют только физические вещи — своим основным принципом. И все же, хотя нейробиология в 20-м веке набирала обороты, убедительного альтернативного объяснения не было. Постепенно эта тема стала табуированной. Мало кто сомневался, что мозг и разум очень тесно связаны: если вы сомневаетесь в этом, попробуйте несколько раз проткнуть свой мозг кухонным ножом и посмотреть, что произойдет с вашим сознанием. Но , как они были связаны — или, если они каким-то образом были одним и тем же, — казалось загадкой, которую лучше всего оставить философам в их креслах.Еще в 1989 году в Международном психологическом словаре британский психолог Стюарт Сазерленд мог разгневанно заявить о сознании, что «невозможно определить, что это такое, что оно делает или почему оно возникло. На нем не написано ничего стоящего ».

Только в 1990 году Фрэнсис Крик, один из первооткрывателей двойной спирали, использовал свое высокое положение, чтобы сломать ряды. К настоящему времени неврология продвинулась достаточно далеко, заявил он в немного скучной статье, написанной в соавторстве с Кристофом Кохом, что сознание больше нельзя игнорировать. «Примечательно, — начали они, — что большая часть работ как в когнитивной науке, так и в нейробиологии не имеет отношения к сознанию» — отчасти они подозревали, — «потому что большинство специалистов в этих областях не видят какого-либо полезного способа решения проблемы. ». Они представили свой собственный «набросок теории», утверждая, что определенные нейроны, активируемые на определенных частотах, могут каким-то образом быть причиной нашего внутреннего осознания — хотя было неясно, как это сделать.

Иллюстрация Пита Гэмлена

«Люди думали, что я сумасшедший, когда принимаю участие», — вспоминал Кох.«Старший коллега пригласил меня пообедать и сказал, что да, он очень уважал Фрэнсиса, но Фрэнсис был нобелевским лауреатом и полубогом, и он мог делать все, что хотел, а у меня еще не было должности, так что я должен быть невероятно осторожным. Придерживайтесь более широкой науки! Эти второстепенные вещи — почему бы не оставить их до пенсии, когда вы приближаетесь к смерти, и вы можете беспокоиться о душе и тому подобном? »

Примерно в это время Дэвид Чалмерс заговорил о зомби.

---

В детстве Чалмерс был близорук на один глаз, и он хорошо помнит тот день, когда ему впервые надели очки, чтобы исправить эту проблему. «Внезапно у меня появилось правильное бинокулярное зрение», — сказал он. «И мир просто выскочил наружу. Для меня это было трехмерно, чего не было ». Он часто думал об этом моменте, когда становился старше. Конечно, вы могли бы рассказать простую механическую историю о том, что происходило в линзах его очков, его глазном яблоке, его сетчатке и его мозге.«Но как это объясняет то, как мир просто так выскакивает?» Для физикалистов история очков, глаз и сетчатки — это история только . Но для мыслителя, которого придерживался Чалмерс, было ясно, что этого недостаточно: он рассказывал вам, что делают механизмы глаза, но не начинал объяснять это внезапное захватывающее переживание глубины и ясности. Мысленный эксперимент Чалмерса с «зомби» — это его попытка показать, почему механического объяснения недостаточно — почему тайна сознательного осознания глубже, чем может объяснить чисто материальная наука.

«Послушайте, я не зомби, и я молюсь, чтобы вы не зомби, — сказал Чалмерс в воскресенье перед Рождеством, — но дело в том, что эволюция могла произвести зомби вместо сознательных существ … и этого не произошло! » Мы пили эспрессо в его квартире преподавателя в Нью-Йоркском университете, где он недавно занял постоянную должность на том, что широко считается ведущим философским факультетом в англоязычном мире; коробки с его вещами, доставленные из Австралии, лежали распакованными вокруг его гостиной.Чалмерс, которому сейчас 48 лет, недавно подстригся, уступив академической респектабельности, и теперь он носит меньше джинсовой ткани, но его идеи остаются такими же тяжелыми, как и прежде. Сценарий зомби выглядит следующим образом: представьте, что у вас есть двойник. Этот человек физически похож на вас во всех отношениях и ведет себя идентично вам; он или она разговаривает, ест и спит, выглядит счастливым или взволнованным точно так же, как и вы. Единственная разница в том, что у двойника нет сознания; это — в отличие от стонущего, залитого кровью ходячего трупа из фильма — это то, что философы подразумевают под «зомби».

Таких бессознательных гуманоидов, конечно, не существует. (Или, может быть, было бы лучше сказать, что я знаю, что я им не являюсь; я никогда не смогу знать наверняка, что вы им не являетесь.) Но дело в том, что в принципе кажется, что они могли бы. Эволюция могла произвести существ, которые были атом за атомом такие же, как люди, способные на все, что люди могут делать, за исключением того, что внутри не было искры осознания. Как объяснил Чалмерс: «Я говорю с вами сейчас и вижу, как вы себя ведете; Я мог бы сделать сканирование мозга и выяснить, что именно происходит в вашем мозгу, но, похоже, это согласуется со всеми доказательствами того, что у вас вообще нет сознания.«Если бы к вам подошли я и мой двойник, не зная, что есть что, даже самый мощный из существующих сканеров мозга не смог бы различить нас. И того факта, что можно даже представить себе этот сценарий, достаточно, чтобы показать, что сознание не может состоять только из обычных физических атомов. Итак, сознание должно каким-то образом быть чем-то дополнительным — дополнительным ингредиентом в природе.

Чалмерс недавно подстригся и носит меньше джинсовой ткани, но его идеи остаются такими же тяжелыми, как и всегда

Было бы немного преуменьшить значение, если бы можно было сказать, что этот аргумент не получил всеобщего одобрения, когда Чалмерс начал продвигать это наиболее заметно в его книге 1996 года «Сознательный разум».Иссушающий тон философа Массимо Пильуччи резюмирует тысячи слов, написанных против идеи зомби: «Давайте отнесем зомби к фильмам категории B и попробуем более серьезно отнестись к нашей философии, не так ли?» Да, это может быть правдой, что большинство из нас в нашей повседневной жизни думает о сознании как о чем-то сверх нашего физического существа — как если бы ваш разум был «шофером внутри вашего собственного тела», если цитировать духовного автора Алана Уоттса. Но принять это как научный принцип означало бы переписать законы физики.Все, что мы знаем о Вселенной, говорит нам, что реальность состоит только из физических вещей: атомов и составляющих их частиц, которые деловито сталкиваются и объединяются. Прежде всего, критики указывают, что если этот нефизический психический материал действительно существовал, как он мог вызвать физические вещи — например, когда чувство боли заставляет меня отдергивать пальцы от края кастрюли?

Тем не менее, лишь изредка наука делала дразнящие намеки на то, что этот жуткий дополнительный ингредиент может быть реальным.В 1970-х годах в здании, которое тогда называлось Национальной больницей нервных болезней в Лондоне, невролог Лоуренс Вайскранц встретил пациента, известного как «DB», со слепым пятном в левом поле зрения, вызванным повреждением головного мозга. Вайскранц показал ему образцы полосатых линий, расположенных так, чтобы они приходились на область его слепоты, затем попросил его сказать, были ли полосы вертикальными или горизонтальными. Естественно, ДБ возразил, что полос вообще не видит. Но Вайскранц настаивал на том, чтобы он все равно угадывал ответы — и DB давал их правильно почти в 90% случаев.По-видимому, его мозг воспринимал полосы, но не осознавал их. Одна из интерпретаций состоит в том, что ДБ был полузомби с мозгом, как и любой другой мозг, но частично лишенным магической надстройки сознания.

Чалмерс знает, насколько дико невероятными могут казаться его идеи, и воспринимает это спокойно: на философских конференциях он любит вылезать на сцену и петь «Зомби-блюз» — оплакивание страданий отсутствия сознания. («Я веду себя так, как будто ты действуешь / Я делаю то, что ты делаешь / Но я не знаю / Каково это быть тобой.«Само тщеславие: разве не было бы утомительно быть зомби? Сознание — вот что делает жизнь стоящей, а у меня даже этого нет: у меня зомби-блюз ». Песня улучшилась с момента ее дебюта более десяти лет назад, когда он пытался держать мелодию. «Теперь я понял, что лучше просто кричать», — сказал он.

---

Иллюстрация Пита Гэмлена

Споры о сознании вызвали больше грязи и ярости, чем большинство в современной философии, возможно, из-за того, насколько сбивающей с толку является проблема: противоборствующие стороны склонны не просто не соглашаться, но находить позиции друг друга явно нелепыми. По общему признанию, крайний пример касается философа канадского происхождения Теда Хондериха, чья книга «О сознании» была описана в статье его коллеги-философа Колина МакГинна в 2007 году как «банальная и бессмысленная», «мучительная», «абсурдная», бегущая по «пустякам». полный спектр от посредственного до смехотворного и просто плохого ». Макгинн добавил в сноске: «Обзор, представленный здесь, не такой, как я его первоначально написал. Редакторы попросили меня «смягчить тон» оригинала [и] я сделал это ». (Нападение могло быть частично мотивировано отрывком из автобиографии Хондериха, в котором он упоминает «моего маленького коллегу Колина МакГинна»; в то время Хондерич сказал этой газете, что он разозлил Макгинна, назвав его подругу «не так же просто, как старый ».)

Макгинн, честно говоря, сделал карьеру на таких топорных работах. Но сильные чувства, выраженные лишь чуть более вежливо, — обычное дело. Не все согласны с тем, что существует трудная проблема, которая заключается в том, что вся дискуссия, начатая Чалмерсом, превращается в бессмысленное упражнение. Дэниел Деннет, известный атеист и профессор Университета Тафтса за пределами Бостона, утверждает, что сознание, как мы его себе представляем, является иллюзией: просто нет ничего, кроме губчатого вещества мозга и этого губчатого вещества. на самом деле не вызывает чего-то, что называется сознанием.Здравый смысл может сказать нам, что существует субъективный мир внутреннего опыта, но затем здравый смысл сказал нам, что Солнце вращается вокруг Земли, а мир плоский. Сознание, согласно теории Деннета, похоже на фокус: нормальное функционирование мозга просто заставляет его выглядеть так, как будто происходит что-то нефизическое. Искать реальную, существенную вещь, называемую сознанием, утверждает Деннет, столь же глупо, как настаивать на том, что персонажи в романах, таких как Шерлок Холмс или Гарри Поттер, должны состоять из особой субстанции, называемой «фикоплазма»; идея абсурдна и ненужна, поскольку персонажей изначально не существует.Это момент, когда дебаты имеют тенденцию превращаться в недоверчивый смех и тряску головой: ни один из лагерей не может полностью поверить в то, что говорит другой. Для оппонентов Деннета он просто отрицает существование чего-то, что каждый знает наверняка: их внутреннего переживания взглядов, запахов, эмоций и прочего. (Чалмерс предположил, в основном в шутку, что сам Деннетт мог быть зомби.) Это все равно, что утверждать, что рака не существует, а затем заявлять, что вы вылечили рак; Более чем один критик самой известной книги Деннета «Объяснение сознания» шутил, что ее название должно быть «Разъяснение сознания».Ответ Деннета типично беззаботен: он настаивает, что объяснение вещей — это именно то, что делают ученые. Когда физики впервые пришли к выводу, что единственная разница между золотом и серебром заключается в количестве субатомных частиц в их атомах, пишет он, люди могли почувствовать себя обманутыми, жаловаться, что их особая «золотистость» и «серебряность» была объяснена. Но теперь все признают, что золотистость и серебристость на самом деле просто различия в атомах. Как бы трудно это ни было принять, мы должны признать, что сознание — это всего лишь физический мозг, делающий то же, что и мозг.

«История науки — это полных случаев, когда люди думали, что явление было совершенно уникальным, уникальным, что не могло быть возможных механизма для этого, что мы могли бы никогда не решить его, что было ничего подобного во Вселенной », — сказала Патрисия Черчленд из Калифорнийского университета, называющая себя« нейрофилософом »и одним из самых откровенных критиков Чалмерса. Мнение Черчленда о Трудной проблеме, которое она выражает едким вокальным курсивом, состоит в том, что это ерунда, которую поддерживают философы, которые опасаются, что наука вот-вот решит одну из загадок, которые годами заставляли их с пользой работать.Посмотрите на прецеденты: в 17 веке ученые были убеждены, что свет не может быть физическим, что это должно быть что-то оккультное, выходящее за рамки обычных законов природы. Или возьмем саму жизнь: первые ученые были убеждены, что должен существовать какой-то магический дух — élan vital — который отличал живые существа от простых машин. Но, конечно, не было. Свет — это электромагнитное излучение; жизнь — это просто ярлык, который мы даем определенным видам объектов, которые могут расти и воспроизводиться.В конце концов нейробиология покажет, что сознание — это всего лишь состояния мозга. Черчленд сказал: «История науки действительно дает вам представление о том, как легко уговорить себя принять такое мышление — что если мой большой замечательный мозг не может предвидеть решения, то это, должно быть, действительно, очень сложная проблема. ! »

Решения появлялись регулярно: литература наводнена ссылками на «глобальную теорию рабочего пространства», «туннели эго», «микротрубочки» и предположения о том, что квантовая теория может обеспечить путь вперед.Но несговорчивость аргументов заставила некоторых мыслителей, таких как Колин МакГинн, выдвинуть интригующую, хотя и в конечном итоге пораженческую возможность: что, если мы просто конституционно неспособны когда-либо решить Трудную проблему? В конце концов, наш мозг эволюционировал, чтобы помогать нам решать приземленные проблемы выживания и воспроизводства; нет особой причины предполагать, что они должны быть способны разгадывать каждую большую философскую головоломку, которую мы им бросаем. Эта позиция стала известна как «мистицизм» — после рок-н-ролльной группы из Мичигана 1960-х? и мистерианцы, которые сами позаимствовали это название из работы японской научной фантастики, но суть в том, что на самом деле нет никакой загадки в том, почему сознание не было объяснено: дело в том, что люди не подходят для этой работы.Если мы изо всех сил пытаемся понять, что может означать для разума быть физическим, возможно, это потому, что мы, цитируя американского философа Джоша Вайсберга, находимся в положении «белок, пытающихся понять квантовую механику». Другими словами: «Этого просто не произойдет».

---

Или, может быть, это так: за последние несколько лет несколько ученых и философов, в том числе Чалмерс и Кох, снова начали серьезно относиться к точке зрения, столь причудливой, что ею пренебрегали более века, за исключением последователей. восточных духовных традиций или в более странных уголках новой эпохи.Это «панпсихизм», головокружительное представление о том, что все во Вселенной может быть сознательным или, по крайней мере, потенциально сознательным, или сознательным, когда помещено в определенные конфигурации. Кох признает, что это звучит нелепо: когда он упоминает панпсихизм, он пишет: «Я часто сталкиваюсь с пустыми взглядами непонимания». Но когда дело доходит до решения Трудной проблемы, безумно звучащие теории представляют собой профессиональную опасность. Кроме того, панпсихизм может помочь разгадать загадку, которая связана с изучением сознания с самого начала: если оно есть у людей, у обезьян, у собак и свиней, вероятно, у них, а может, у птиц тоже — ну, где это остановится? ?

Иллюстрация Пита Гэмлена

Кох, выросший в семье католиков немецкого происхождения, имел таксу по имени Пурзель.Согласно церкви, поскольку он был собакой, это означало, что у него не было души. Но он скулил, когда беспокоился, и вскрикивал, когда был ранен — ​​«он определенно производил впечатление богатой внутренней жизни». В наши дни мы мало говорим о душах, но широко распространено мнение, что многие нечеловеческие мозги обладают сознанием — что собака действительно чувствует боль, когда ей больно. Проблема в том, что, по-видимому, нет логической причины проводить черту на собаках, воробьях, мышах или насекомых, или, если на то пошло, деревьях или камнях.Поскольку мы не знаем, как мозг млекопитающих создает сознание, у нас нет оснований предполагать, что это делает только мозг млекопитающих — или даже что сознание вообще требует мозга. Именно поэтому Кох и Чалмерс на страницах «Нью-Йорк Ревью оф Букс» доказывают, что обычный бытовой термостат или фотодиод того типа, который вы можете найти в своем детекторе дыма, в принципе могут быть сознательными.

Аргумент разворачивается следующим образом: у физиков нет проблем с признанием того, что определенные фундаментальные аспекты реальности — такие как пространство, масса или электрический заряд — действительно существуют.Их нельзя объяснить как результат чего-либо другого. Объяснения должны где-то останавливаться. Панпсихисты догадываются, что сознание тоже может быть таким, и что если это так, то нет особых причин предполагать, что это происходит только в определенных видах материи.

Особый поворот Коха в этой идее, разработанный вместе с нейробиологом и психиатром Джулио Тонони, более узкий и точный, чем традиционный панпсихизм. Это аргумент, что все может быть сознательным при условии, что содержащаяся в нем информация достаточно взаимосвязана и организована.Человеческий мозг, безусловно, отвечает всем требованиям; то же самое происходит с мозгом кошек и собак, хотя их сознание, вероятно, не похоже на наше. Но в принципе то же самое может относиться к Интернету, смартфону или термостату. (Этические последствия вызывают тревогу: можем ли мы быть обязаны сознательным машинам той же заботой, что и животным? Кох, со своей стороны, старается не наступать на насекомых при ходьбе.)

В отличие от подавляющего большинства размышлений о Hard Проблема, кроме того, «интегрированная теория информации» Тонони и Коха действительно была проверена.Группа исследователей под руководством Тонони разработала устройство, которое стимулирует мозг электрическим напряжением, чтобы измерить, насколько взаимосвязаны и организованы — насколько «интегрированы» — его нейронные цепи. Конечно, когда люди погружаются в глубокий сон или получают инъекцию анестетика, когда они теряют сознание, устройство демонстрирует, что интеграция их мозга также снижается. Среди пациентов, страдающих «синдромом запертости» — которые находятся в сознании, как и все мы, — уровни интеграции мозга остаются высокими; среди пациентов в коме — которых нет — нет.Кох утверждает, что соберите достаточно доказательств такого рода, и теоретически вы можете взять любое устройство, измерить сложность содержащейся в нем информации, а затем сделать вывод, было ли оно сознательным.

Но даже если бы кто-то был готов принять озадачивающее утверждение о том, что смартфон может быть сознательным, могли бы вы когда-нибудь узнать, что это правда? Неужто об этом мог знать только сам смартфон? Кох пожал плечами. «Это похоже на черные дыры», — сказал он. «Я никогда не был в черной дыре. Лично я не знаком с черными дырами.Но теория [предсказывающая черные дыры] всегда кажется верной, поэтому я склонен ее принимать ».

Иллюстрация Пита Гэмлена

Было бы неплохо по многим причинам, если бы подобная теория в конечном итоге разрешила сложную проблему. С одной стороны, для этого не потребуется вера в жуткие психологические субстанции, которые обитают внутри мозга; законы физики не пострадали бы. С другой стороны, нам не нужно принимать странное и бездушное заявление о том, что сознания не существует, хотя это так очевидно.Напротив, панпсихизм утверждает, что это повсюду. Вселенная пульсирует им.

В июне прошлого года несколько наиболее видных участников дебатов о сознании, в том числе Чалмерс, Черчленд и Деннетт, сели на яхту с высокой мачтой и отправились в путешествие по льдинам Гренландии. Эта конференция на море была профинансирована российским интернет-предпринимателем Дмитрием Волковым, основателем Московского центра изучения сознания. Около 30 академиков и аспирантов, а также команда, провели неделю, скользя по темным водам, мимо надвигающихся заснеженных гор и ледников, в бодрящем прохладе, способствующем сосредоточенному размышлению, давая проблеме сознания еще один шанс.По утрам они посещали острова, чтобы отправиться в поход или осмотреть руины древних каменных хижин; во второй половине дня они проводили конференции на лодке. Для Чалмерса обстановка только обострила актуальность загадки: как вы могли почувствовать арктический ветер на своем лице, уловить визуальный охват ярких серых, белых и зеленых оттенков и при этом заявить, что сознательный опыт был нереальным или что это было просто результат обычного физического поведения?

Вопрос был риторический.Деннет и Черчленд не обратились; действительно, у Чалмерса нет особой уверенности в том, что консенсус появится в следующем столетии. «Может быть, произойдет какое-то новое удивительное событие, которое оставит нас всех сейчас, как додарвинисты, спорящие о биологии», — сказал он. «Но меня нисколько не удивит, если через 100 лет нейробиология станет невероятно сложной, если у нас будет полная карта мозга — и все же некоторые люди все еще говорят:« Да, но как это может вам помочь? » сознание? », в то время как другие говорят:« Нет, нет, нет — это всего лишь — это сознание! »» Круиз по Гренландии завершился в духе коллегиальности и взаимного непонимания.

Это было бы поэтично — хотя и глубоко разочаровывающе — если бы в конечном итоге доказать, что единственное, что человеческий разум неспособен постичь, — это он сам. Ответ должен быть где-то там. И нахождение этого имеет значение: действительно, можно утверждать, что ничто другое не может иметь большего значения — поскольку все, что имеет значение в жизни, имеет значение только в результате его воздействия на сознательный мозг. Однако нет никаких оснований предполагать, что наш мозг будет подходящим кораблем для путешествия к этому ответу.К тому же, если бы мы наткнулись на решение Трудной проблемы на каком-то далеком берегу, где нейробиология встречается с философией, мы бы даже признали, что нашли его.

Следите за подробным прочтением в Twitter: @gdnlongread

• В эту статью были внесены поправки 21 января 2015 года. Конференция на море финансировалась российским интернет-предпринимателем Дмитрием Волковым, а не Дмитрием Ицковым, как было первоначально заявлено . Это было исправлено.
  

Бездна | Житель Нью-Йорка

Через несколько месяцев замешательство Клайва сменилось агонией, отчаянием, столь явным в фильме Миллера.Это, в свою очередь, сменилось глубокой депрессией, поскольку до него дошло — хотя бы в внезапные, сильные и сразу же забытые моменты — что его прежняя жизнь окончена, что он неисправимо инвалид.

По мере того, как проходили месяцы без каких-либо реальных улучшений, надежда на значительное выздоровление становилась все слабее и слабее, и к концу 1985 года Клайва перевели в палату психиатрического отделения для хронических больных — комнату, которую он должен был занимать в течение следующих шести и последующих лет. полтора года, но которые он так и не смог признать своими.Молодой психолог какое-то время виделся с Клайвом в 1990 году и вел стенограмму всего, что он говорил, и это уловило мрачное настроение, которое охватило его. Клайв однажды сказал: «Можете ли вы представить себе одну ночь на пять лет? Ни снов, ни бодрствования, ни прикосновений, ни вкуса, ни запаха, ни зрения, ни звука, ни слуха, вообще ничего. Это как быть мертвым. Я пришел к выводу, что я мертв ».

Единственное время, когда он чувствовал себя живым, был когда Дебора навещала его. Но в тот момент, когда она ушла, он снова был в отчаянии, и к тому времени, когда она вернулась домой, десять или пятнадцать минут спустя, она нашла на автоответчике повторяющиеся сообщения от него: «Пожалуйста, приходи ко мне, дорогая, прошло много времени с тех пор, как я тебя видел.Пожалуйста, лети сюда со скоростью света ».

Представить будущее было для Клайва не более возможным, чем вспомнить прошлое — оба были охвачены натиском амнезии. Тем не менее, на каком-то уровне Клайв не мог не знать, в каком месте он находился, и о вероятности того, что он проведет остаток своей жизни, свою бесконечную ночь, в таком месте.

Но затем, через семь лет после болезни, после огромных усилий Деборы, Клайва перевели в небольшую загородную резиденцию для травмированного мозга, гораздо более благоприятную, чем больница.Здесь он был одним из немногих пациентов и находился в постоянном контакте с преданными своему делу персоналом, который относился к нему как к личности и уважал его ум и таланты. Ему сняли большую часть тяжелых транквилизаторов, и, похоже, ему нравились прогулки по деревне и садам возле дома, простор и свежие продукты.

Первые восемь или девять лет в этом новом доме Дебора сказала мне: «Клайв был более спокойным и иногда веселым, немного более довольным, но часто со вспышками гнева, все еще непредсказуемым, замкнутым, проводя большую часть времени в своей комнате. один.Но постепенно, за последние шесть или семь лет, Клайв стал более общительным, разговорчивым. Разговор (хотя и «по сценарию») пришел, чтобы заполнить то, что было пустыми, одинокими и отчаянными днями.

Хотя я переписывался с Деборой с тех пор, как Клайв впервые заболел, прошло двадцать лет, прежде чем я встретил Клайва лично. Он настолько изменился от преследуемого, страдающего человека, которого я видел в фильме Миллера 1986 года, что я едва был готов к тому щеголеватому, бурлящему человеку, который открыл дверь, когда мы с Деборой отправились к нему в гости летом 2005 года.Ему напомнили о нашем визите незадолго до нашего приезда, и он обнял Дебору, как только она вошла.

Меня представила Дебора: «Это доктор Сакс». И Клайв сразу сказал: «Вы, доктора, работаете двадцать четыре часа в сутки, не так ли? Ты всегда востребован ». Мы поднялись в его комнату, в которой была электрическая органная консоль и пианино, заваленное музыкой. Я заметил, что некоторые из партитур были транскрипциями Орландуса Лассуса, композитора эпохи Возрождения, произведения которого редактировал Клайв.Я видел дневник Клайва у умывальника — он уже заполнил множество томов, и текущий всегда хранится именно в этом месте. Рядом с ним находился этимологический словарь с десятками справочных листов разного цвета, застрявшими между страницами, и большой красивый том «100 самых красивых соборов мира». На стене висела гравюра Каналетто, и я спросил Клайва, был ли он когда-нибудь в Венеции. Нет, сказал он. (Дебора сказала мне, что они навещали меня несколько раз до его болезни.) Посмотрев на гравюру, Клайв указал на купол церкви: «Посмотрите на это», — сказал он. «Смотри, как он парит — как ангел!»

Когда я спросил Дебору, знал ли Клайв о ее мемуарах, она сказала мне, что уже дважды показывала ему их, но он тут же забыл. У меня был с собой мой собственный, сильно аннотированный экземпляр, и я попросил Дебору показать его ему еще раз.

«Вы написали книгу!» — воскликнул он изумленно. «Отличная работа! Поздравляю! » Он посмотрел на обложку. «Все вами? Боже мой!» Взволнованный, он подпрыгнул от радости.Дебора показала ему страницу посвящения: «Моему Клайву». «Посвящается мне?» Он обнял ее. Эта сцена повторялась несколько раз в течение нескольких минут, с почти одним и тем же изумлением, каждый раз с одними и теми же выражениями восторга и радости.

Клайв и Дебора все еще очень любят друг друга, несмотря на его амнезию. (Действительно, книга Деборы имеет подзаголовок «Воспоминания о любви и амнезии».) Он несколько раз поприветствовал ее, как будто она только что приехала. Я подумал, что это, должно быть, экстраординарная ситуация, одновременно сводящая с ума и лестная, когда меня всегда воспринимали как нечто новое, как подарок, как благословение.

Клайв тем временем обращался ко мне «Ваше Высочество» и через определенные промежутки времени спрашивал: «Были в Букингемском дворце? . . . Вы премьер-министр? . . . Вы из ООН? » Он засмеялся, когда я ответил: «Только США». Эта шутка или шутка носила несколько шутливый, стереотипный характер и часто повторялась. Клайв понятия не имел, кто я, мало знал, кто такие, но это дружелюбие позволило ему установить контакт, поддержать разговор. Я подозревал, что у него были повреждены и лобные доли — такая шутка (неврологи говорят о Witzelsucht, шутливой болезни), как и его импульсивность и болтливость, могла сопровождаться ослаблением обычных социальных запретов лобных долей.

Он был взволнован при мысли пойти куда-нибудь пообедать — ленч с Деборой. «Разве она не чудесная женщина?» он все спрашивал меня. «Разве у нее нет чудесных поцелуев?» Я сказал да, я был уверен, что она это сделала.

Когда мы ехали в ресторан, Клайв с большой скоростью и беглостью придумал слова для букв на номерных знаках проезжающих машин: «JCK» был Японец Умным Парнем; «НКР» был новым королем России; а «BDH» (машина Деборы) назывался British Daft Hospital, затем Blessed Dutch Hospital. «Навсегда сегодня», книга Деборы, сразу же превратилась в «Трижды сегодня», «Дважды сегодня», «Однажды сегодня».Эти безудержные каламбуры, рифмы и лязгание были практически мгновенными и происходили со скоростью, с которой не мог сравниться нормальный человек. Она напоминала туреттовскую или ученую скорость, скорость предсознательного, не задерживаемого размышлениями.

Когда мы подъехали к ресторану, Клайв записал все номерные знаки на стоянке, а затем тщательно, с поклоном и жестом позволил войти Деборе: «Сначала дамы!» Он посмотрел на меня с некоторой неуверенностью, когда я последовал за ними к столу: «Вы тоже к нам присоединитесь?»

Когда я предложил ему карту вин, он просмотрел ее и воскликнул: «Боже мой! Австралийское вино! Новозеландское вино! Колонии производят что-то оригинальное — какое захватывающее! » Это отчасти указывало на его ретроградную амнезию — ему еще 1960-е годы (если он где-нибудь), когда в Англии о винах Австралии и Новой Зеландии почти ничего не слышали.«Колонии», однако, были частью его навязчивой шутки и пародии.

За ланчем он говорил о Кембридже — он учился в Клэр-колледже, но часто бывал по соседству с Кингз, где играл знаменитый хор. Он рассказал о том, как после Кембриджа в 1968 году он присоединился к лондонской Sinfonietta, где играли современную музыку, хотя его уже привлекали Ренессанс и Лассус. Он был там хормейстером и вспоминал, как певцы не могли разговаривать во время перерывов на кофе; им приходилось беречь свои голоса («инструменталисты часто это неправильно понимали, им казалось, что они противятся»).Все это звучало как настоящие воспоминания. Но они могли в равной степени отразить его знание о этих событиях, а не фактические воспоминания о них — выражения «семантической» памяти, а не «событийной» или «эпизодической» памяти. Затем он рассказал о Второй мировой войне (он родился в 1938 году) и о том, как его семья будет ходить в бомбоубежища и играть там в шахматы или карты. Он сказал, что вспомнил эти болваны: «В Бирмингеме было больше бомб, чем в Лондоне». Возможно ли, что это были настоящие воспоминания? Ему было всего шесть или семь лет, самое большее.Или он болтал или просто, как все мы, повторял истории, которые ему рассказывали в детстве?

В какой-то момент он рассказал о загрязнении и о том, насколько грязны бензиновые двигатели. Когда я сказал ему, что у меня есть гибрид с электродвигателем и двигателем внутреннего сгорания, он был поражен, как будто то, о чем он читал как теоретическую возможность, стало реальностью гораздо раньше, чем он предполагал.

Пять вещей, которые Алиса в стране чудес раскрывает о мозге

« Меня зовут Алиса, но…»
«Это достаточно глупое имя!» — нетерпеливо перебил Шалтай-Болтай.»Что это значит?»
«ДОЛЖНО ли имя что-то значить?» — с сомнением спросила Алиса.
«Конечно, должен», — сказал Шалтай-Болтай с коротким смехом: «МОЕ имя означает мою форму — и это тоже хорошая красивая форма. С таким именем, как твое, ты можешь иметь почти любую форму».

Приключения Алисы в Зазеркалье продолжают эти исследования, в том числе несколько шутливых набегов на природу речи.

Все начинается в первой главе, когда Алиса читает стихотворение под названием Бармаглот.«Twas brilig, and the slithy toves / Did gyry and gimble in the wabe…» начинается стихотворение. «Это кажется очень красивым, — говорит Алиса, когда закончила, — но это ОЧЕНЬ сложно понять!»

Алиса попадает в точку: стихотворение каким-то образом щекочет наше чувство грамматической правильности, хотя сами слова — ерунда. Нейробиологи, изучающие механизмы языка, теперь регулярно используют «треп-предложения» во время сканирования мозга, чтобы показать, что значение и грамматика обрабатываются в мозгу совершенно раздельно.(Интересно, что другие писатели также использовали такой «грамматический вздор» с большим эффектом — в том числе Курт Кобейн в «Нирване Запахи, как подростковый дух».)

Если говорить более фундаментально, Алиса затем встречает Шалтая-Болтая, и их разговор исследует природу самих слов. Может ли фраза из двух слов, такая как Шалтай-Болтай, вызвать его «красивую фигуру» лучше, чем другие случайные звуки? Это древний философский вопрос, восходящий к Платону. Ранее ученые предполагали, что это невозможно — слова произвольны и в звуках не должно быть врожденного значения.Но теперь похоже, что Шалтай, возможно, был прав.

Рассмотрим слова «кики» и «буба». Если для маркировки даны разные формы, большинство людей выбирают кики для острого предмета и бубу для круглого. Такой «звуковой символизм» сейчас является популярной областью исследований, хотя причина не совсем ясна; одна из теорий состоит в том, что ассоциация возникает из-за формы губ, которые произносят звуки.

Какой бы ни была причина, это означает, что иногда вы можете угадать значение иностранных слов с точностью лучше, чем случайность; он также может влиять на прозвища, данные людям, так что, как и Шалтай-Болтай, они действительно отражают вашу внешность.Что еще более интригующе, некоторые даже подозревают, что это могут быть «языковые окаменелости», отражающие первые высказывания человечества.

Белая Королева и мысленное путешествие во времени

Тревожные последствия встречи со своим двойником

Крис испытал особенно сильный эффект двойника, также известный на нейробиологическом жаргоне как хаутоскопия. Он во многом отличается от других внетелесных переживаний. Например, во время геаутоскопии вы воспринимаете иллюзорное тело, и ваш центр осознания может перемещаться из физического тела в иллюзорное тело и обратно — есть самоопределение и самоотождествление с объемом в пространстве, независимо от того, центрирован ли этот объем. на физическом или иллюзорном теле.Другими ключевыми компонентами геаутоскопии являются наличие сильных эмоций и участие сенсомоторной системы.

«Обычно двойник движется и происходит взаимодействие, происходит обмен эмоциями, мыслями, и это создает впечатление двойника», — сказал невролог Лукас Гейдрих, работавший в Швейцарском федеральном технологическом институте в Лозанне, когда Я познакомилась с ним.

Используя данные сканирования головного мозга, Гейдрих и Бланке обнаружили, что пациенты, сообщавшие о геаутоскопических галлюцинациях, обычно показывают повреждение левой задней островковой доли и прилегающих областей коры.Учитывая, что геаутоскопические галлюцинации связаны с эмоциями, очевидно, что замешана кора островка. Островок — это узел, который объединяет зрительные, слуховые, сенсорные, моторные, проприоцептивные и вестибулярные сигналы с сигналами внутренних органов. Это область мозга, в которой, как кажется, представлены состояния тела, и эти представления в конечном итоге проявляются как субъективные чувства, порождающие восприятие телесного «я».

Когда в интеграции возникают аномалии, создается впечатление, что теперь существует два представления тела вместо одного, и каким-то образом мозг должен выбрать представление, в котором он закрепит себя, или, скорее, выбрать, какое представление наполнить самостью. местоположение, самоидентификация и вид от первого лица.

«минимальное я»

Основываясь на всех этих выводах, Метцингер и Бланке думают, что они готовы исследовать более философские аспекты нашего существа, такие как то, что необходимо для создания ощущения воплощения («минимальный феноменальный себя»). Один удивительный вывод состоит в том, что чувство свободы воли не является ключом к этому состоянию, поскольку вы можете создать ощущение себя телом в каком-то другом месте, просто пассивно поглаживая чью-то спину и вмешиваясь в его визуальный ввод.«С точки зрения философа важно выяснить, что необходимо и чего достаточно для самосознания», — сказал мне Метцингер. «Мы показали, что в том, что большинство людей считает необходимым, нет необходимости, а именно в агентстве».

Скорее, Метцингер утверждает, что это чувство воплощения стоит превыше всего. Следующим шагом в этом процессе является то, когда эта примитивная самость превращается в самость как субъективность. «Если вы не только чувствуете, что находитесь в этом теле, но и можете контролировать свое внимание и уделять внимание телу, это более сильная форма самости», — сказал Метцингер.«Тогда вы то, что имеет перспективу, что-то, что направлено на мир, и что-то, что может быть направлено на себя. Это больше, чем просто воплощение ».

Одна идея состоит в том, что минимальное феноменальное Я также может действовать как нить через наши автобиографические воспоминания, помогая нам построить повествование через нашу собственную историю жизни; некоторые эксперименты показали, что, несмотря на сильные ощущения, внетелесный опыт ослабляет ваши воспоминания — возможно, потому, что они не так сильно привязаны к телесному «я».

Жизнь после пробуждения, с Адьяшанти

Пожалуйста, прочтите отрывок из этого интервью с духовным учителем Адьяшанти и продюсером Sounds True Митчеллом Клютом о The 30-Day Wake Up Challenge и некоторых распространенных заблуждениях о пробуждении. . .

Mitchell Clute: The 30-Day Wake Up Challenge — смелое название для этого нового путешествия, которое вы создали с помощью Sounds True. Можем ли мы выбрать , чтобы проснуться? И как практики в этом путешествии поддерживают процесс пробуждения?

Адьяшанти : Вся идея Пробуждение — результат 24 лет обучения.С самого начала я понял, что первое, что мне нужно было утвердить, — это идея о возможности пробуждения. Если люди думают: «Пробуждение бывает редко. Это для очень необычных существ, и, возможно, я доберусь туда через 10 жизней, если мне повезет », — они будут стремиться проявлять этот образ мышления в своем опыте, и это будет казаться правдой, какую бы медитацию, исследование или другие практики они ни использовали. делаем. Но как только люди начинают оспаривать эту идею, становится возможным многое. Самая большая проблема — часто открывать наши умы для возможности.

За все годы преподавания я убедился, что пробуждение доступно каждому . Я видел это у людей, которые действительно действуют вместе, у людей, у которых хорошая жизнь и относительно хорошо приспособленное эго. Я видел это у людей, чьи жизни кажутся беспорядочными, чье эго действительно борется. Они могут проснуться. Ко мне приходят люди с очень тяжелым прошлым, с ужасными травмами в очень раннем возрасте, и они могут проснуться. И я на самом деле не видел, чтобы какая-либо из этих групп имела большее преимущество с точки зрения пробуждения к своей истинной природе.

Я использовал слово «вызов», потому что действительно хотел бросить вызов людям. Создавая эту программу, я руководствовался лучшими указательными инструкциями, которые разработал за эти годы, чтобы побудить к пониманию. Это не программа обработки ваших эмоций, исцеления или даже вашего духовного пути, хотя все это важная часть жизни. Он действительно сосредоточен на пробуждении к своей истинной природе.

Я интересовался созданием этой программы уже более десяти лет, и однажды я подумал: «Я думал об этом достаточно долго.Мне лучше просто сесть и сделать это ». Это была одна из самых приятных и сложных вещей, которые я когда-либо записывал.

MC: Одно из неправильных представлений людей о пробуждении: «Если я просто проснусь, жизнь будет хорошей». Мы считаем, что каким-то образом в свете этого опыта автоматически придет ясность в наши отношения, нашу работу и наше собственное путешествие.

A: Это важный момент, потому что многие люди придерживаются этого неправильного представления.Немного обидно слышать, что пробуждение не исправляет все мгновенно, но правда всегда освобождает больше, чем какие бы то ни было наши фантазии об истине. Пробуждение — это всегда один из самых плодотворных, преобразующих переживаний, которые мы можем получить в жизни. И это действительно имеет эффект перетекания в другие измерения нашей жизни — структуру нашего здорового эго, наши отношения, наше исцеление. Но каждая из этих сфер жизни, включая эмоциональное развитие, IQ в отношениях и личную исцеляющую работу, [является] отдельной линией человеческого развития.Все они взаимодействуют вместе. Но я никогда не встречал никого, у кого бы было пробуждение и внезапно у которого была бы отличная способность общаться, когда не было раньше, или кто бы внезапно исцелил все, что нужно было вылечить. Так не бывает; со мной этого не случилось.

Пробуждение, кажется, по-разному влияет на разных людей. Для некоторых людей это в значительной степени влияет на их жизнь, но у всех нас есть части нашей жизни, которые требуют внимания, которые не проясняются мгновенно даже при самом глубоком пробуждении.Это просто часть человеческой жизни. Но я думаю, что мы можем подойти ко всем этим областям жизни с более благоприятной позиции, если мы хоть немного почувствуем нашу истинную природу. Затем, даже если нам нужно выполнить некоторую работу по исцелению или работе над эмоциональной зрелостью, мы на собственном опыте знаем, что мы исходим не из недостатка, потому что мы действительно коснулись нашей безусловной природы — того, что всегда и уже завершено.

Итак, пробуждение всегда является одним из самых преобразующих моментов в жизни человека и может стать основой для решения других проблем из состояния целостности и с меньшим страхом или экзистенциальным страхом.Но это не панацея от всех болезней.

MC: В дзэн есть идея «всегда быть, всегда становиться» — внимания как к нашей человечности, так и к нашей сущностной природе. Но многие ученики и даже некоторые недвойственные учителя, кажется, делают упор на бытие, нашу вечную природу и почти ничего не ставят на становление.

A: Я думаю, что это заложено в человеческой природе; мы все хотим наших ценных бумаг. Мы все хотели бы жить в мире абсолютов, чувствуя, что если бы мы могли просто найти эти абсолюты, мы были бы в безопасности и не подвергались бы испытаниям бытия и существования.

В каждом измерении сознания есть свои заблуждения. Одно из заблуждений, которое почти всегда присуще пробуждению или раскрытию нашей истинной природы, — это чувство уверенности. Мы думаем: «О, вот оно», потому что касаемся того, что всегда и уже завершено. Эта уверенность может быть напрямую связана с нашим бессознательным стремлением к фиксированным, окончательным выводам, поскольку они обеспечивают чувство безопасности.

Кроме того, большинство людей приходят к духовности через определенные страдания и трудности.У желания получить опыт, который оставит позади все эти страдания, есть большая мотивация. Психологически мы живем в отрицании. Мы думаем, что я закончил, я закончил, я осознал абсолютную истину, и теперь я не подвержен всем этим другим аспектам жизни человека. Эти заблуждения присущи раскрытию истинной природы, потому что всякий раз, когда мы касаемся какой-либо грани нашей истинной природы, она кажется цельной и завершенной.

Но в конце концов мы понимаем, что принимаем парадокс.То, что всегда цельно и завершено, также всегда находится в состоянии становления. Для меня это настоящая недвойственность. Это не переход от одной стороны дуальности к другой — от «Я человек» к «Я дух или сознание». Реальность охватывает этот парадокс с обеих сторон. Всегда быть, всегда становиться. Человек и чистый дух. Это природа более зрелого осознания того, что мы не только можем видеть, но и начинаем воплощать эти парадоксы.

MC: 30-дневный пробуждение состоит из четырех частей.Есть разделы о трех типах пробуждения — разуме, сердце и основе бытия — и последний раздел о том, как применить эти прозрения на практике в нашей жизни. Почему вы представили их в таком порядке и что нам нужно принести, чтобы извлечь из этих учений максимальную пользу?

A: Я изложил учения в том порядке, в котором к ним обычно легче всего подойти. Как вы знаете, я говорю о пробуждении на уровне разума, сердца и интуиции или основы бытия, и ум обычно самый легкий.Часто они разворачиваются примерно в таком порядке, но не всегда.

В моем случае мое первое пробуждение было на основе существования. Поскольку я рос с дислексией, все мое духовное развитие было дислексическим! Это было наоборот. Но причина, по которой я организовал путешествие таким образом, проста в том, что у многих людей так и происходит.

Сила нашей честности с самими собой играет такую ​​важную роль. Мы можем получить откровенный и удивительно преобразующий опыт, но, в конце концов, наша честность в отношении нашего собственного опыта скажет нам: «О, это, кажется, требует дополнительной работы» или «Я действительно страдаю в этой области». моей жизни »или« Отношения кажутся мне невероятной загадкой, и мое пробуждение, похоже, не дало мне большого интеллекта в отношениях.«Если честно, мы увидим это, определим это и какое-то время сосредоточимся на этом.

Если нам предстоит еще исцеление, мы можем жить в отрицании. Это обычное дело в духовности. Люди думают, что если они будут возвращаться к опыту трансформации снова и снова, все остальное исчезнет. Но если мы останемся честными и не будем использовать этот опыт как место, чтобы спрятаться, то наше пробуждение может дать нам настоящую ясность, так что станет ясно, над чем нам нужно работать.

И людям трудно просто быть честными с самими собой. Звучит легко, но это непросто. Но наш опыт подсказывает нам, на что нужно обратить внимание. Когда у нас возникает эмоциональная, психологическая или духовная проблема, наша система дает нам обратную связь. В этом нет ничего загадочного. Это не скрыто от нас.

Итак, после пробуждения есть чем заняться. Но мы также можем отложить пробуждение на неопределенный срок, полагая, что нам нужно быть чем-то вроде полу-совершенного существа, прежде чем оно когда-либо произойдет, а это просто неправда.

Продолжите пробуждение в нашем новом путешествии с Адьяшанти, The 30-Day Wake Up Challenge . Начинаем в четверг, 15 августа.

ПОДРОБНЕЕ

Осьминог — самая близкая вещь к инопланетянам здесь, на земле — Quartz

Следует ли рассматривать осьминогов как очаровательных или устрашающих, во многом зависит от вашей личной точки зрения. Но их интеллект трудно отрицать.

Осьминоги могут брызгать водой на раздражающе яркую лампочку до тех пор, пока она не замкнется.Они могут отличать людей (даже тех, кто носит одинаковую униформу). И, по словам Питера Годфри-Смита, профессора философии Сиднейского университета и Городского университета Нью-Йорка, они — самое близкое существо к инопланетянам здесь, на земле.

Это потому, что осьминоги — наиболее сложное животное с наиболее далеким общим предком человека. Есть некоторая неуверенность в том, какого именно предка в последнее время разделяли осьминоги и люди, но, по словам Годфри-Смита, «вероятно, это было животное размером с пиявку или плоского червя с числом нейронов, возможно, в тысячах, но не более того. .

Это означает, что у осьминогов очень мало общего с людьми с точки зрения эволюции. Они развили глаза, конечности и мозг совершенно другим путем, совершенно отличным от людей, от предков. И они, кажется, достигли своего впечатляющего когнитивного функционирования — и, вероятно, сознания — разными способами.

«Настоящий инопланетянин — это разумное существо, не имеющее с нами общего предка, возникающее совершенно независимо», — говорит Годфри-Смит, опубликовавший в начале этого года книгу о сознании и осьминогах.«Мы могли бы никогда не встретить этого — если мы встретимся, это было бы здорово. Если мы этого не сделаем, осьминог — наше лучшее приближение, потому что существует историческая связь, но это было очень давно «.

Нет четкого способа оценки сознания у других животных (или у других людей, если на то пошло — вполне возможно, что вы единственное живое сознательное существо, и все, кого вы знаете, просто демонстрируют признаков сознания, а не по-настоящему переживают Это). Но мы, безусловно, можем делать обоснованные предположения.Вообще говоря, сознание часто определяется как переживание того, что значит быть указанным существом. (Это понятие подробно исследуется в эссе философа Томаса Нагеля «Каково быть летучей мышью?»)

Осьминоги проявляют признаки любопытства, и Годфри-Смит считает, что весьма вероятно, что они являются сознательными существами. «Я думаю, что исследовательское поведение, тот факт, что они уделяют внимание вещам, у них хорошие глаза, они оценивают, — это маленькие частички веских доказательств того, что что-то вроде осьминога. ”

Отчасти это импрессионизм; Годфри-Смит признает, что они просто выглядят как разумные, сознательные существа. Но они также выполняют определенные задачи, которые, как известно, сознательны у людей. «Когда вы занимаетесь чем-то новым, люди всегда осознают, что такое новизна», — добавляет он.

Учитывая отдаленное общее происхождение осьминогов и людей, сознательные осьминоги означают, что сознание эволюционировало на Земле дважды. Годфри-Смит считает вероятным, что существует более двух ветвей эволюции, где сознание развивалось независимо.

Важно выяснить, является ли сознание «легко производимым продуктом вселенной» или «безумно странной случайностью, совершенно странным аномальным событием», — говорит Годфри-Смит. Основываясь на текущих данных, кажется, что сознание вовсе не является чем-то необычным, это довольно обычное явление по своей природе. «Я подозреваю, что эволюция животных, если бы она была воспроизведена еще раз, создала бы субъективность подобного рода», — добавляет он. «Вы можете понять, почему это имеет биологический смысл.

Ваши странные сны действительно имеют много смысла (согласно нейробиологии и психологии)

На вас нападает убийца с топором. Вы оказываетесь в постели с коллегой. Вы идете по дороге, и внезапно ваши ноги отрываются от земли, и вы летите.

Наши мечты — это Дикий Запад нашего разума, где правил и порядка не существует.

Или они?

Ученые, изучающие сновидения, говорят, что на самом деле это не такое странное явление, как могло бы показаться в противном случае — и даже действительно странные сны, вероятно, не возникают неожиданно.

Связанные

Мозг думает, запоминает и решает проблемы. Наблюдает за новой информацией. Он обрабатывает эту информацию, определяя, что важно, а что нет и что связано с тем, что вы уже знаете. А затем мозг либо сохраняет эту информацию, либо сбрасывает то, что бесполезно, — объясняет Роберт Стикголд, доктор философии, доцент кафедры психиатрии Центра сна и познания Гарвардской медицинской школы, изучающий роль познания во сне.

И вы не можете делать все это одновременно, — говорит он NBC News ЛУЧШЕ.«Нельзя одновременно думать о чем-то и слушать людей».

Нашему мозгу нужно время в автономном режиме для обработки и изучения новых вещей — и они делают это во время сна. (И существует множество доказательств, подтверждающих идею о том, что сон делает возможным обучение и сохранение памяти.) полные процессы, которые происходили во время бодрствования, которые он — в часы бодрствования — не завершил.

Эксперты говорят, что даже действительно странные сны могут быть просто частью процесса исключения в мозгу — подхода к решению проблем. triloks / Getty Images / iStockphoto

Мозг сновидения может строить истории лучше, чем мозг, который бодрствует

Возникают определенные вопросы, для решения которых мы планируем потенциальный курс действий или продумываем будущий сценарий, объясняет Стикголд.

Это то, что наш мозг не может делать в фоновом режиме, когда мы бодрствуем. Но этот тип построения повествования (построение истории) по-прежнему требует от нас осознания, говорит Стикголд, — что является одной из особенностей сновидений.Мы знаем, что они происходят.

«Возможно, вам нужно привнести в сознание зависящую от сна обработку памяти, чтобы иметь возможность решать те виды проблем, которые требуют разработки плана, повествования или сюжета», — говорит Стикголд, — что вам нужно мечтаю думать о таком.

Несколько исследований показывают (что почти каждый, вероятно, испытал на собственном опыте), что наши переживания наяву проявляются во сне. Другое исследование показывает, что мы с большей вероятностью вспомним что-то, если об этом мечтаем.(Эрин Вамсли, доктор философии, доцент кафедры психологии Университета Фурмана в Гринвилле, Южная Каролина, более подробно объясняет все эти исследования в обзорной статье в выпуске журнала Current Neurology and Neuroscience Reports за 2014 г.)

И многое другое. исследования показывают, что сновидения действительно помогают нам решать проблемы.

Серия экспериментов, проведенных группой Вамсли и Стикголда (когда Вамсли был в Гарварде), показала, что когда группе из 99 человек была дана задача навигации по сложному лабиринту, те, чья производительность в этой задаче улучшилась больше всего при повторном тестировании. после пятичасового периода тем людям была предоставлена ​​возможность вздремнуть — и, в частности, тем, кто сообщил, что во сне им снился лабиринт — по сравнению с тем, когда они просто бодрствовали в это время (даже если они сообщили, что думали о лабиринте в этот период бодрствования).

И, возможно, еще более интересно то, что исследования, изучающие механические изменения в мозге во время сна и во время сновидений, также совпадают с этим мышлением.

Во время сновидения области мозга, обрабатывающие зрительную и эмоциональную информацию, активны

Исследователи измерили активность мозга во время сна и во время сновидений. «И это действительно совпадает с психологией в некоторых интересных отношениях», — говорит Бенджамин Бэрд, доктор философии, исследователь из Центра сна и сознания Университета Висконсин-Мэдисон, чья работа сосредоточена на понимании нейронных механизмов сознания.

Исследования, проведенные в 1990-х годах, показывают, что миндалевидное тело (часть нашего мозга, которая играет роль в эмоциональной обработке), по-видимому, очень активна во время сновидений. А более поздняя работа группы Бэрда предполагает, что области мозга, которые, как известно, участвуют в визуальной обработке (области, которые позволяют нам регистрировать цвета, движение и лица), активны во время сновидений.

С другой стороны, другие части мозга (лобная и префронтальная кора, которые участвуют в нашей способности планировать, обдумывать вещи и применять логику и порядок) менее активны во время сна по сравнению с другими частями сна и бодрствования. (это исследование также восходит к концу 1990-х годов).«Это не значит, что они полностью отключены, но это означает, что активность в значительной степени подавляется», — говорит Бэрд.

Все это, по-видимому, соответствует нашему пониманию сновидений, говорит Бэрд, — что мы визуально и эмоционально обрабатываем вещи, но определенные функции исполнительной обработки (например, способность планировать будущее или сравнивать прошлое с настоящим сценарием) не работают. Это действительно происходит во сне.

Однако большое предостережение заключается в том, что почти все эти исследования пришли к таким выводам с использованием быстрых движений глаз (REM) для измерения сна во сне, говорит Бэрд, «что является большим (и на самом деле ошибочным) предположением.”

Связанные

Мы видим сны в фазах быстрого сна, а также в фазах быстрого сна, и мы проводим часть нашего времени в фазах быстрого сна, а не во сне.

Но, добавляет Бэрд, быстрый сон может быть полезен для приближения того, что происходит во время сновидений, потому что именно во время быстрого сна мы, как правило, видим самые яркие, похожие на истории сны. И данные показывают, что мы проводим большую часть времени в фазе быстрого сна (до 95 процентов, согласно исследованию Бэрда и его коллег, опубликованному в 2017 году в журнале Nature Neuroscience) во сне.

«Таким образом, наблюдение за мозгом во время быстрого сна может дать нам некоторые подсказки о том, что происходит», — говорит Бэрд.

И на самом деле нетрудно понять, что когда происходит этот тип мозговой активности, мы видим сны, добавляет он.

«Мозг постоянно пытается построить модель окружающего нас мира на основе лучших исходных данных, — говорит Бэрд. Когда мы бодрствуем, информация поступает из нашей окружающей среды (то, что мы видим, ощущаем на вкус, обоняем, слышим и чувствуем). Но когда мы спим, он может пытаться сделать то же самое, но ввод идет изнутри.

«Во время сна — и особенно во время быстрого сна, когда мозг снова активируется — мозг пытается делать то, что он всегда делает: он пытается построить разумную модель мира», — говорит он.

Итак, почему нам снятся поистине дурацкие сны?

Но некоторые мечты очень далеки от разумных. Некоторые сны действительно странные.

По словам Стикголда, даже по-настоящему странные сны могут быть частью процесса исключения мозга — подхода к решению проблем.

Во время сна происходит много операций с памятью, говорит он. Мозг записывает новые воспоминания, решая, какие из них хранить, а какие нет. Если мы предположим, что мозг действительно решает проблемы во время сновидения, он будет просматривать все эти файлы (иногда те, которые вы только что положили туда, а иногда действительно старые, пыльные, сделанные некоторое время назад), и попытается найти что-нибудь полезное.

«Ваш мозг ищет связанные воспоминания, относящиеся к недавним событиям», — объясняет Стикголд.