Письмо пауло коэльо текст: Пауло Коэльо текст песни, слова
Текст песни Пауло Коэльо — Письмо…для тех немногих, кто захочет услышать перевод, слова песни, видео, клип
Главная Просмотров: 13 Тут находится текст песни Пауло Коэльо — Письмо.
Привет… Иногда лучше оставить все как есть…Шагая в безликом одиночестве среди пустых улиц куда глаза глядят..Завидовать свободному ветру,далеким звездам, Hi … Sometimes it is better to leave everything as it is … Stepping into an impersonal solitude of empty streets aimlessly .. Envy free wind, distant stars , Опрос: Верный ли текст песни? ДаНет  youtube.com/embed/D0mij9jLWrY» frameborder=»0″ allowfullscreen=»»> |
..для тех немногих, кто захочет услышать, а также перевод, видео и клип.
..Но вы когда-нибудь поймете, что самый темный час в вашей жизни, перед самым прекрасным рассветом…
..
.. beautifulТекст песни предсмертное письмо Габриэля Гарсия Маркеса
Оригинальный текст и слова песни
если бы на одно мгновение Бог забыл: Текст песни
Пауло Коэльо — если бы на одно мгновение Бог забыл, что я всего лишь тряпичная марионетка
Если бы на одно мгновение Бог забыл, что я всего лишь тряпичная марионетка, и подарил бы мне кусочек жизни, я бы тогда, наверно, не говорил все, что думаю, но точно бы думал, что говорю. Я бы ценил вещи,не за то, сколько они стоят, но за то, сколько они значат. Я бы спал меньше, больше бы мечтал, понимая, что каждую минуту, когда мы закрываем глаза, мы теряем шестьдесят секунд света. Я бы шел, пока все остальные стоят, не спал, пока другие спят. Я бы слушал, когда другие говорят, и как бы я наслаждался чудесным вкусом шоколадного мороженного.
Если бы Бог одарил меня еще одним мгновением жизни, я бы одевался скромнее, валялся бы на солнце, подставив теплым лучам не только мое тело, но и душу.
Господь, если бы у меня было сердце, я бы написал всю свою ненависть на льду и ждал пока выйдет солнце. Я бы нарисовал мечтой Ван Гога на звездах поэму Бенедетти, и песня Серрат стала бы серенадой,которую я бы подарил луне. Я бы полил слезами розы, чтобы почувствовать боль их шипов и алый поцелуй их лепестков.
Господь, если бы у меня еще оставался кусочек жизни, я бы НЕ ПРОВЕЛ НИ ОДНОГО ДНЯ, НЕ СКАЗАВ ЛЮДЯМ, КОТОРЫХ Я ЛЮБЛЮ, ЧТО Я ИХ ЛЮБЛЮ. Я бы убедил каждого дорогого мне человека в моей любви и жил бы влюбленный в любовь. Я бы объяснил тем, которые заблуждаются, считая, что перестают влюбляться, когда стареют, не понимая, что стареют, когда перестают влюбляться!
Ребенку я бы подарил крылья, но позволил ему самому научиться летать.Стариков я бы убедил в том, что смерть приходит не со старостью, но с забвением. Я столькому научился у вас, люди, я понял, что весь мир хочет жить в горах , не понимая, что настоящее счастье в том, как мы поднимаемся в гору.
Я понял, что с того момента, когда впервые новорожденный младенец сожмет в своем маленьком кулачке палец отца, он его больше никогда его не отпустит.
Я понял, что один человек имеет право СМОТРЕТЬ НА ДРУГОГО С ВЫСОКА только тогда, когда он ПОМОГАЕТ ЕМУ ПОДНЯТЬСЯ.
Есть столько вещей, которым я бы мог еще научиться у вас, люди, но, на самом-то деле, они вряд ли пригодятся, потому что, когда меня положат в этот чемодан, я, к сожалению, уже буду мертв.
Всегда есть завтра, и жизнь предоставляет нам еще одну возможность, чтобы все исправить, но если я ошибаюсь и сегодня это все, что нам осталось, я бы хотел сказать тебе, как сильно я тебя люблю, и что никогда тебя не забуду.
Сегодня, может быть, последний раз, когда ты видишь тех, кого любишь.Поэтому не жди чего-то, сделай это сегодня, так как если завтра не придет никогда, ты будешь сожалеть о том дне, когда у тебя не нашлось времени для одной улыбки, одного объятия, одного поцелуя, и когда ты был слишком занят, чтобы выполнить последнее желание. Поддерживай близких тебе людей, шепчи им на ухо, как они тебе нужны, люби их и обращайся с ними бережно, найди время для того, чтобы сказать: “мне жаль”, “прости меня”, “пожалуйста и спасибо” и все те слова любви,которые ты знаешь. НИКТО НЕ ЗАПОМНИТ ТЕБЯ ЗА ТВОИ МЫСЛИ. Проси у Господа мудрости и силы, что бы говорить о том, что чувствуешь.
Если ты не скажешь этого сегодня, завтра будет таким же как вчера. И если ты этого не сделаешь никогда, ничто не будет иметь значения.Воплоти свои мечты. Это мгновение пришло.
Перевод на русский или английский язык текста песни —
если бы на одно мгновение Бог забыл исполнителя предсмертное письмо Габриэля Гарсия Маркеса: lyrics
Paulo Coelho — if only for an instant God forgot that I am just a puppet rag
If for an instant God forgot that I am just a rag puppet, and would give me a bit of life, then I would probably not say everything I think, but I would definitely think I speak.
If God gave me one more moment of life, I would dress modestly, to lay in the sun, exposing the warm rays of not only my body but also my soul. Lord, if I had a heart, I would write all my hatred on ice and wait until the sun comes out. I would draw a dream of Van Gogh on the stars a poem by Benedetti, and a song Serrat would be the serenade that I would give the moon. I would water the roses with tears, to feel the pain of their thorns and the incarnated kiss of their petals.
Lord, if I was still a bit of life, I would not spend a single day, not tell people that I love, that I love them. I would urge each dear person to me in my love, and I would live in love with love.
I would explain to those who are mistaken, thinking that no longer fall in love when age, not realizing that the age when a stop falling in love!
A child I would give wings, but allowed him to learn letat.Starikov I would teach that death comes not with old age but with oblivion. I learned so much from you men, I realized that the whole world wants to live in the mountains, not realizing that true happiness is how we climb up the hill.
I realized that from the moment when for the first time a newborn baby will tighten in his little fist his father’s finger, he has him more than ever it will not let go. I realized that one person has the right to look at others with a high only when he helps him up.
Always say what you feel, and do, what you think. If I knew that today is the last time I see you sleep, I would have hugged you and prayed to God that he would have made me your angel-hranitelem.
Esli I knew that today was the last time I see how you get out of door, I would hug would kiss you and be called again to give you more. If I knew, I hear your voice one last time, I would have taped all that you say, to listen to it again and again, endlessly. If I knew it was the last minute, when I see you, I would say: I love you and I did not expect a fool, you know it is so.There is always a tomorrow and life gives us another opportunity to make things right, but if I am wrong and today is all we have left, I would like to tell you how much I love you, and that you will never forget. Neither the young man nor the old man can not be sure that he will come tomorrow.
Today, perhaps the last time, when you see those lyubish.Poetomu do not wait for something, do it today as if tomorrow never comes, you’ll regret the day when you have not had time for one a smile, a hug, a kiss, and when you were too busy to fulfill a last wish. Keep the people close to you, whisper in their ears as you need them, love them and treat them with care, take the time to say «I’m sorry», «forgive me», «please and thank you» and all the words the love that you know.
Show your friends how important they are to you.
If you do not say this today, tomorrow will be the same as yesterday. And if you do not do it ever, nothing will be znacheniya.Voploti their dreams. That moment has come.
Если нашли опечатку в тексте или переводе песни если бы на одно мгновение Бог забыл, просим сообщить об этом в комментариях.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Читать онлайн «Вероника решает умереть», Пауло Коэльо – ЛитРес
Книга издана с разрешения Sant Jordi Asociados, Barcelona, SPAIN
Originally published as Veronika decide morrer by Paulo Coelho
Все права охраняются, включая право на полное или частичное воспроизведение в какой бы то ни было форме.
© 1998 by Paulo Coelho
© ООО «Издательство АСТ»
* * *
Пресвятая Дева, без греха зачавшая,
моли Бога о нас,
да не постыдимся в уповании на Тебя.
Се, даю вам
власть наступать на змей
и скорпионов и на всю силу вражию,
и ничто не повредит вам.
Евангелие от Луки 10:19
Посвящается С. Т. де Л., который мне помогал, а я и не подозревал об этом
Одиннадцатого ноября 1997 года Вероника окончательно решила свести счеты с жизнью. Она тщательно убрала свою комнату, которую снимала в женском монастыре, почистила зубы и легла в постель.
* * *
Со столика в изголовье она взяла таблетки – четыре пачки снотворного, – но не стала жевать горстями, запивая водой, а решила глотать по одной, поскольку велика разница между намерением и действием, а ей хотелось оставить за собой свободу выбора, если на полпути она вдруг передумает. Между тем с каждой проглоченной таблеткой Вероника все больше укреплялась в своем решении, и через пять минут все пачки были пусты.
Не зная, сколько времени потребуется, чтобы потерять наконец сознание, Вероника взялась за журнал – последний номер «Homme», прихваченный из библиотеки, где она работала.
Хотя компьютеры нимало не занимали Веронику, однако, листая журнал, она наткнулась на статью о новой игре из тех, что продаются на компакт-дисках, созданной Пауло Коэльо. Это был бразильский писатель – тот самый, с которым она случайно познакомилась на читательской конференции в кафе при гостинице Гран-Юнион. Они обменялись парой слов, и в конце концов его издатель пригласил ее на ужин. Но народу собралось много, и познакомиться поближе им не удалось.
Один лишь факт знакомства с писателем, о котором, словно нарочно, оказалась попавшаяся на глаза статья, навел ее на мысль, что этот человек каким-то образом является частью ее мира; во всяком случае, чтение поможет скоротать время. В ожидании смерти Вероника принялась читать об информатике – предмете, к которому не питала ни малейшего интереса. Впрочем, так она поступала всю жизнь, по возможности избегая трудностей, предпочитая брать то, что попадется под руку. Этот журнал, к примеру.
Как ни странно, первая же строка вывела ее из привычного безучастного равновесия (снотворное еще не успело раствориться в желудке, но Вероника и так была пассивной по природе) и заставила впервые в жизни задуматься над истинным смыслом фразы, столь популярной среди ее друзей: «Ничто в этом мире не происходит случайно».
Почему эта строка попалась на глаза именно сейчас, когда жить осталось несколько минут? Если это не случайное совпадение, то как понимать посланный ей знак, – если, конечно, предположить, что это скрытое послание и что не бывает случайных совпадений?
Текст под иллюстрацией к компьютерной игре начинался вопросом:
«Где находится Словения?»
Боже мой, подумала она, никто ничего не знает о Словении, даже где она находится.
И однако Словения несомненно существовала, она была снаружи, внутри, она была горами на горизонте, городской площадью в окне. Словения была родиной Вероники, ее страной.
Вероника отложила журнал: какой смысл возмущаться этим миром, который знать не знает о самом существовании словенцев; честь и гордость нации – все это теперь для нее пустые слова. Пришло время гордиться собой, узнать, на что ты способна, – наконец-то ты проявила мужество, покидая эту жизнь. Какая радость! К тому же сделала это именно тем способом, о каком всегда мечтала, – при помощи таблеток, которые не оставят следов.
Эти таблетки Вероника искала почти полгода. В опасении, что так их и не найдет, она даже начала обдумывать другой способ – вскрыть себе вены. Не важно, что кровью будет залита вся комната, поднимется переполох, да и монахини окажутся просто в шоке: самоубийство – твое личное дело, до других тебе дела нет. Она сделала бы все возможное, чтобы никого не обременять своей смертью, но если вскрыть вены – единственный выход, то нет выбора: все равно монахини, вымыв комнату, уничтожив малейшие следы крови, вскоре забудут об этой истории, если только слух о ней не отпугнет новых постояльцев. Что ни говори, даже в конце ХХ века люди все еще верят в привидения.
Конечно, можно было бы, скажем, просто броситься с крыши одного из немногих высотных зданий Любляны, но какие страдания вызовет такой поступок у ее родителей! Мало того потрясения, которое они испытают при известии о смерти дочери, – их еще и потащат на опознание ее изуродованного тела. Нет, такой выход из положения еще хуже, чем истечь кровью: воспоминание, которое об этом останется в душах тех двоих, которые всю жизнь желали ей только добра, будет просто невыносимым.
С самой смертью дочери они в конце концов смирятся, но забыть размозженный череп? – Нет, невозможно.
Застрелиться, броситься с крыши, повеситься – против всего этого протестовала сама ее женская природа. Женщины выбирают более романтичные способы самоубийства: глотают снотворное пачками или режут себе вены. Тому имеется великое множество примеров – голливудские актрисы, состарившиеся топ-модели, покинутые мужьями особы королевских кровей.
Вероника знала, что жизнь – это всегда ожидание того часа, когда дальнейшее зависит лишь от твоих решительных действий. Так получилось и на этот раз: два приятеля, тронутые ее жалобами на бессонницу, раздобыли у музыкантов в местном кабаре по две пачки сильнодействующего снотворного. Все четыре пачки отлеживались на ночном столике в течение недели, чтобы Вероника успела полюбить близящуюся смерть – и без всяких сантиментов проститься с тем, что называется «жизнь».
И вот она здесь, довольная тем, что пошла до конца, но и томимая неизвестностью с примесью скуки, не зная, чем заполнить последние минуты своей жизни.
Она вновь подумала о нелепости только что прочитанного: как вообще статью о компьютерах можно начинать с такой идиотской фразы – «Где находится Словения?».
Но делать все равно было нечего, и Вероника решила дочитать статью до конца. Дальше речь шла о том, что упомянутая компьютерная игра была разработана и производилась в Словении – той самой диковинной стране, о которой якобы никто ничего не знает, кроме ее жителей.
На самом же деле Словения была источником дешевой рабочей силы для всей Европы. Пару месяцев назад одно французское предприятие, запустившее в Словении производство компакт-дисков, устроило шикарную презентацию в старинном замке в городе Блед.
Вероника что-то слышала об этой презентации, которая для города стала, разумеется, настоящим событием. Ради воспроизведения средневековой атмосферы для какой-то сногсшибательной компьютерной игры замок был специально отреставрирован, а на саму презентацию, вокруг которой в местной прессе разгорелась жаркая полемика, пригласили немецких, французских, английских, итальянских, испанских журналистов – и уж конечно ни одного словенца.
Обозреватель «Homme», – впервые приехавший в Словению (наверняка с полностью оплаченной командировкой), – скорее всего, занимался тем, что развлекал прочих коллег-журналистов забавными, на его взгляд, историями, пил-ел в свое удовольствие, а статью решил начать с шутки, которая должна была понравиться заумным интеллектуалам в его стране. Он, должно быть, даже рассказал своим приятелям в редакции несколько невероятных баек о местных обычаях да о том, как плохо одеты словенские женщины.
Впрочем, это его проблемы. Вероника умирала, и ей следовало бы занять свои мысли вопросами поинтересней: удастся ли узнать, есть ли жизнь после смерти, или как скоро обнаружат ее тело. Тем не менее – а может, именно по причине важности принятого ею решения, – статья вызывала раздражение.
Она взглянула в окно, на небольшую люблянскую площадь.
Если они не знают о Словении, то Любляна для них вообще просто миф.
Как Атлантида, Лемурия или другие пропавшие континенты, будоражащие воображение человека.
Ни один серьезный журналист не начал бы статью с вопроса, где находится Эверест, даже если никогда там не был. И однако обозреватель издаваемого в самом центре Европы солидного журнала не постеснялся начать статью с подобного вопроса, поскольку был уверен, что большинство его читателей в самом деле понятия не имеют, где находится Словения. А тем более – Любляна, ее столица.
И тут Веронику осенило, чем заполнить оставшееся время, – она все еще не чувствовала в своем организме каких-либо изменений, хотя прошло уже десять минут. В завершение своей жизни она напишет в этот журнал письмо, где невеждам бы растолковывалось, что Словения, да будет вам известно, – это одна из пяти республик, возникших в результате распада бывшей Югославии.
Итак, вместо традиционной пояснительной записки останется письмо, письмо для отвода глаз, чтобы скрыть от ненасытного человеческого любопытства подлинные мотивы ее самоубийства.
Обнаружив тело, будут вынуждены прийти к заключению: она покончила с собой потому, что какой-то журналист не знает, где находится ее страна.
Вероника невольно усмехнулась при мысли о том, какая бурная полемика начнется в газетах, какой поднимется тарарам вокруг «за и против» ее самоубийства во имя национальной идеи. При этом Вероника с удивлением отметила, до чего незаметно переменился ход ее мыслей: минуту назад она не сомневалась, что все человечество со всеми своими проблемами ее больше не касается.
И вот письмо готово. Вероника даже развеселилась, так что и умирать почти расхотелось, – да только таблетки уже приняты и возврата нет.
Для Вероники, кстати, такие минуты прекрасного расположения духа не были редкостью, да и вообще она решила покончить с собой вовсе не оттого, что была меланхолической натурой – из тех, кто постоянно пребывают в депрессии и едва не с самого рождения склонны к самоубийству; нет, ее случай совсем иной. Бывало, Вероника с неизменным удовольствием целыми днями бродила по улицам Любляны или подолгу завороженно смотрела из окна своей комнаты, как падает снег на маленькую площадь со статуей поэта в центре.
А однажды на этой самой площади ей подарил цветок какой-то незнакомый мужчина – и Вероника почти целый месяц чувствовала себя так, словно у нее выросли крылья. Да и вообще Вероника всегда считала себя человеком абсолютно нормальным; что ж до решения покончить с собой, то оно было принято по двум очень простым причинам. Она была уверена, что если бы оставила прощальную записку, то многие согласились бы с этим ее шагом.
Причина первая: жизнь утратила краски, и теперь, когда миновала юность, все пойдет к закату: неумолимыми знаками на лице все более явно будет проступать близкая старость, придут болезни, будут уходить друзья. В конце концов, что бы она выиграла, продолжая жить, ведь с каждым годом жизнь становилась бы все мучительнее и невыносимей.
Вторая причина была скорее философской: Вероника читала газеты, смотрела телевизор, была в курсе всех новостей, всех событий. Что ни происходило в мире – все было не так, и она не знала, как можно в нем что-либо изменить, и уже от одного этого опускались руки, она чувствовала себя никому в этом мире не нужной, бесполезной, чужой.
Вскоре ей откроется последняя в ее жизни тайна, тайна смерти. Потому-то, написав письмо в журнал, Вероника тут же о нем забыла: сейчас речь шла о том, что несравненно более важно: жизнь и смерть.
Вскоре она откроет последнюю в своей жизни тайну, самую непостижимую, самую невероятную: тайну смерти. Написав письмо в журнал, она тут же забыла о нем, сосредоточившись на вопросах, более соответствующих тому, что она сейчас переживала или, скорее, «пере-умирала».
Она попыталась как можно наглядней представить себе собственную смерть, но ничего не получалось.
Да и потом – к чему? Все равно через несколько минут она узнает, что там, за порогом смерти.
Через несколько – это через сколько?
Неизвестно. Но на мгновение Веронику привела в восторг сама мысль о том, что вот-вот – и она получит ответ на вопрос, не дающий покоя человечеству с тех пор, как оно существует: есть ли Бог?
Вероника, в отличие от многих других людей, никогда серьезно не задумывалась над этим вопросом.
При старом, коммунистическом строе официальное воспитание требовало признать, что жизнь заканчивается со смертью, и она в конце концов смирилась с этой мыслью. С другой стороны, поколения ее отцов и дедов посещали церковь, молились и совершали паломничества, и были убеждены, что Бог им внемлет.
В свои 24 года, пережив все, что ей было отпущено пережить, – а это на самом деле не так уж мало, – Вероника была почти уверена, что со смертью всему приходит конец. Поэтому она выбрала самоубийство – свободу от всего. Вечное забвение.
Однако в глубине души тлело сомнение: а если Бог есть? Тысячи лет цивилизации наложили табу на самоубийство, оно осуждается всеми религиями: человек живет, чтобы бороться, а не сдаваться. Род человеческий должен продолжаться. Обществу нужны рабочие руки. Семье нужен повод, чтобы жить вместе, даже когда любовь ушла. Стране нужны солдаты, политики, артисты и художники.
Если Бог существует – во что я, правда, не верю, – Он должен знать, что есть предел силам человеческим, предел человеческому пониманию.
Ведь разве не Он создал этот мир со всей его безнадежной неразберихой, с его ложью, наживой, нищетой, отчужденностью, несправедливостью, одиночеством. Несомненно, Он действовал из лучших побуждений, но результаты оказались довольно-таки плачевными. Итак, если Бог есть, Он должен быть снисходителен к тем своим творениям, которые хотят пораньше покинуть эту Землю, а может быть, даже попросить у них прощения за то, что заставил ходить по ней.
К черту все табу и суеверия! Ее набожная мать говорила: Бог знает прошлое, настоящее и будущее. В таком случае Он, посылая ее в этот мир, заранее знал, что она закончит жизнь самоубийством, и Его не должен шокировать такой поступок.
Вероника почувствовала приближение дурноты, которая затем начала быстро усиливаться.
Спустя несколько минут она уже с трудом различала площадь за окном.
Она знала, что была зима, около четырех часов дня, и что солнце скоро сядет. Она знала, что другие люди будут продолжать жить. В этот момент мимо окна прошел молодой человек и взглянул на нее, совершенно не осознавая, что она умирает.
Группа боливийских музыкантов (а где Боливия? Почему в журнальных статьях не спрашивается об этом?) играла у памятника Франце Прешерну, великому словенскому поэту, который оставил глубокий след в душе своего народа.
Доживет ли она до конца этой музыки, доносившейся с площади? Это было бы прекрасной памятью об этой жизни: наступающий вечер, мелодия, навевающая мечты о другой части света, теплая, уютная комната, красивый полный жизни юноша, который, проходя мимо, решил остановиться и теперь смотрел на нее. Она поняла, что таблетки уже начали действовать и что он – последний человек, которого она видит в жизни.
Он улыбнулся. Вероника улыбнулась в ответ – теперь это не имеет значения. Тогда парень помахал рукой, но Вероника отвела взгляд, сделав вид, что смотрит на самом деле не на него, – молодой человек и так уже слишком много себе позволил. Помедлив, он в явном смущении зашагал дальше, чтобы вскоре навсегда забыть увиденное в окне лицо.
Веронике было приятно в последний раз почувствовать себя желанной.
Она убивала себя не из-за отсутствия любви. Она умирала не потому, что была нелюбимым ребенком в семье, не из-за финансовых трудностей или неизлечимой болезни.
Как хорошо, что она решила умереть в этот чудесный люблянский вечер, когда на площади играли боливийские музыканты, когда мимо ее окна проходил незнакомый парень, и она была довольна тем, что видели напоследок ее глаза и слышали ее уши, а еще больше – тем, что в последующие тридцать, сорок, пятьдесят лет ничего этого не увидит и не услышит. Ведь даже самые прекрасные воспоминания рано или поздно оборачиваются все тем же унылым и нескончаемым трагическим фарсом, который называют жизнью, где без конца повторяется все то же и каждый день похож на вчерашний.
В желудке забурлило, и теперь ее самочувствие стремительно ухудшалось.
Ну надо же, – подумала она, – а я-то рассчитывала, что сверхдоза снотворного моментально погрузит в беспамятство.
В ушах возник странный шум, голова закружилась, потянуло на рвоту.
Если меня стошнит, умереть не получится.
Чтобы не думать о спазмах в желудке, она пыталась сосредоточиться на мыслях о быстро наступающей ночи, о боливийцах, о закрывающих лавки и спешащих домой торговцах. Но шум в ушах все усиливался, и впервые после того, как она приняла таблетки, Вероника испытала страх, жуткий страх перед неизвестностью.
Но это длилось недолго.
Она потеряла сознание.
Когда Вероника открыла глаза, первой мыслью было: «Что-то на небеса не похоже». На небесах, в раю, вряд ли пользуются лампами дневного света, а уж боль, возникшая мгновением позже, была совершенно земной. Ах, эта земная боль, она неповторима – ее ни с чем не спутаешь.
* * *
Она пошевелилась, и боль стала сильнее. Появился ряд светящихся точек, но теперь Вероника уже знала, что эти точки – не звезды рая, а следствие обрушившейся на нее боли.
– Очнулась наконец, – сказал чей-то женский голос. – Радуйся, милочка, вот ты и в аду, так что лежи и не дергайся.
Нет, не может быть, этот голос ее обманывал. Это не ад, ведь ей было очень холодно, и она заметила, что у нее изо рта и из носа тянутся какие-то трубки. Одна из этих трубок, проходившая через горло внутрь, вызывала у нее ощущение удушья.
Она хотела выдернуть трубку, но обнаружила, что руки у нее связаны.
– Не бойся, я пошутила: здесь, конечно, не ад, – проговорил тот же голос. – Здесь, может быть, похуже ада, хотя лично я там никогда не бывала. Здесь – Виллете.
Несмотря на боль и удушье, Вероника за какую-то долю секунды поняла, что с ней произошло. Она хотела умереть, но кто-то успел ее спасти. Кто-то из монахинь, а возможно, подруга, вздумавшая явиться без предупреждения. А может, просто кто-то зашел вернуть давний долг, о котором сама она давно забыла.
Главное – она осталась жива и сейчас находится в Виллете.
Виллете – знаменитый приют для душевнобольных, пользующийся недоброй славой, – существовал с 1991 года, года обретения Словенией независимости.
В то время, рассчитывая, что раздел бывшей Югославии произойдет мирным путем (в конце концов, в самой Словении война длилась всего одиннадцать дней), группа европейских предпринимателей добилась разрешения на устройство психиатрической лечебницы в бывших казармах, давно уже заброшенных из-за высокой стоимости необходимого ремонта.
Однако вскоре начались политические неурядицы, переросшие в настоящую войну – вначале в Хорватии, затем в Боснии. Предприниматели-соучредители фонда Виллете сильно забеспокоились: средства поступали от вкладчиков, разбросанных по всему миру, даже имена которых были неизвестны, так что всех их собрать, чтобы извиниться и попросить набраться терпения, было просто физически невозможно. Проблему пришлось решать способами, не имевшими ничего общего с официальной медициной. Так в молодой стране, едва успевшей выбраться из «развитого социализма», Виллете стал символом худшего, что несет с собой капитализм: чтобы получить место в клинике, достаточно было просто заплатить.
Многие, кто желал избавиться от кого-нибудь из членов семьи из-за споров по поводу наследства (или, скажем, по причине компрометирующего семью поведения), готовы были выложить солидную сумму, лишь бы раздобыть официальное медицинское заключение, согласно которому дети или родители, явившиеся источником проблем, помещались в приют.
Другие же, чтобы спастись от кредиторов или оправдать некоторые действия, следствием которых могло стать длительное тюремное заключение, прятались в стенах больницы, а по истечении нужного времени выходили на волю свободными людьми, над которыми уже бессильны и судебные исполнители, и кредиторы.
Виллете – это было такое место, откуда никто никогда не пытался бежать. Здесь бок о бок находились настоящие умалишенные, угодившие сюда по решению суда или переведенные из других больниц, и те, кого объявляли или кто сами притворялись сумасшедшими. В результате возник совершенный хаос, в газетах то и дело мелькали сообщения о всяческих злоупотреблениях в стенах клиники, о дурном обращении с больными, однако ни разу ни одному журналисту не удалось добиться пропуска в Виллете, чтобы собственными глазами увидеть, что же в ней на самом деле происходит.
Правительственные комиссии проводили нескончаемые и столь же безрезультатные расследования, слухи не подтверждались, акционеры угрожали раззвонить по всему миру об опасности иностранных инвестиций в Словении… а приют не только выстоял, но и, судя по всему, процветал.
– Моя тетка несколько месяцев назад тоже совершила самоубийство, – продолжал женский голос. – А до этого почти восемь лет не желала выходить из своей комнаты и только без конца ела, курила, толстела и спала, наглотавшись транквилизаторов. И это при том, что у нее были две дочери и преданный, любящий муж.
Вероника попыталась повернуть голову, чтобы увидеть, чей это голос, но ничего не получилось.
– Лишь однажды я видела, как в ней проснулся живой человек, – когда она узнала, что муж завел себе любовницу. Тетка закатила безумную истерику, расколотила всю посуду в доме, худела на глазах и неделями не давала покоя соседям своими криками. Хотя это может показаться абсурдным, но я думаю, если когда-нибудь она была по-настоящему счастлива, то именно в эти дни: она за что-то боролась, она чувствовала себя живой, способной ответить на брошенный судьбою вызов.
Только при чем здесь я?– подумала Вероника, лишенная возможности произнести хоть полслова. – Я не твоя тетка, да и мужа у меня никакого нет!
– Потом муж к ней все-таки вернулся, бросил любовницу, – продолжал женский голос. – И тетка опять погрузилась в ту же беспросветную апатию. Однажды звонит мне и говорит, что бросила курить, пора вообще изменить образ жизни. И вот на той же неделе, напичкав себя успокоительными, чтобы заглушить тягу к сигаретам, всех обзвонила и сказала, что вот-вот покончит с собой. Никто ей, конечно, не поверил. И через пару дней просыпаюсь я примерно к полудню – а на автоответчике послание от тетки, прощальное. Она отравилась газом. Это ее прощальное послание я прослушала много раз: никогда еще в ее голосе не было такого покоя, такого примирения с судьбой. Она сказала, что попросту не способна больше чувствовать ничего – ни радости, ни горя, – и значит, хватит, с нее довольно.
Веронике стало жаль женщину, которая рассказывала эту историю.
Должно быть, она искренне хотела понять смерть своей тети. Как можно осуждать людей, решивших умереть, в этом мире, где каждый старается выжить любой ценой?
Никому не дано судить. Каждый сам знает глубину своих страданий, – тех страданий, когда в конце концов теряется сам смысл жизни. Веронике хотелось высказать именно это, но она только поперхнулась из-за трубки в горле, и ей пришла на помощь невидимая обладательница голоса.
Над Вероникой – над ее спеленутым телом, увитым трубками, которые должны были всячески его защищать от собственной хозяйки, от ее намерения покончить с собой, – склонилась медсестра. Вероника затрясла головой, взглядом умоляя вытащить из нее эту проклятую трубку, чтобы дали ей наконец умереть спокойно.
– Вы нервничаете, – сказала женщина. – Я не знаю, раскаялись ли вы или все еще хотите умереть, но мне это безразлично. Меня интересует только выполнение моих обязанностей: если пациент начинает волноваться, по правилам я должна дать ему успокоительное.
Вероника замерла, но медсестра уже делала в вену укол. Вскоре Вероника вновь оказалась в странном мире без сновидений, и последним, что она видела, проваливаясь в забытье, было лицо склонившейся над нею медсестры: темные глаза, каштановые волосы, отсутствующий взгляд человека, который делает свое дело, – делает просто потому, что так положено, так требуют правила, и, значит, бессмысленно задаваться вопросом – почему.
Об истории, которая случилась с Вероникой, Пауло Коэльо узнал три месяца спустя, за ужином в одном из алжирских ресторанов Парижа, от знакомой словенки – мало того что тезки Вероники, но и дочери главного врача Виллете.
* * *
Позже, уже когда созрел замысел этой книги, ее автор хотел было вначале изменить имя героини, чтобы не путать читателя. Он долго прикидывал, не назвать ли Веронику, которая решила умереть, Блаской, или Эдвиной, или Марицей, или еще каким-нибудь словенским именем, но в конце концов решил оставить всё как есть, то есть сохранить подлинные имена.
Поэтому, решил он, когда в книге появится та, с кем был ужин в ресторане, то она будет называться «Вероникой – подругой автора». Что же до самой героини романа, то, наверное, нет необходимости давать ей какие-либо уточняющие определения – ведь в книге она и так будет главным действующим лицом, и было бы утомительно называть ее всякий раз «Вероникой-душевнобольной» или «Вероникой, решившей умереть». Как бы то ни было, и сам автор, и его подруга Вероника появляются только в одной главе – вот в этой.
За столом в ресторане Вероника рассказывала, какой ужас ей внушает то, чем занимается ее отец, – особенно если учесть, что под его началом заведение, которое весьма ревниво относится к своему реноме, а сам он работает над диссертацией, которая должна принести ему известность в ученом мире.
– Тебе вообще известно, откуда взялось само слово «приют»?[1] – спросила она. – Все началось в Средние века, когда каждый имел право искать убежище при церквах, в святых местах. Что такое право на убежище, понятно любому цивилизованному человеку! Как же так получилось, что мой отец, будучи директором того, что называется «приют», может поступать с людьми подобным образом?
Пауло Коэльо захотелось узнать подробнее обо всем происшедшем, ведь у него был весьма веский повод заинтересоваться историей Вероники.
А повод был такой: его самого помещали в клинику для душевнобольных, или «приют», как чаще называли больницы такого рода. И было такое не один раз, а целых три – в шестьдесят пятом году, в шестьдесят шестом и в шестьдесят седьмом. Местом заключения была частная клиника доктора Эйраса в Рио-де-Жанейро.
Ему до сих пор была неясна подлинная причина госпитализации: возможно, его встревоженных родителей вынудила в конце концов к этой крайней мере его странная манера поведения – то слишком, по их мнению, скованная, то слишком раскованная, – а может быть, на самом деле все объяснялось его желанием стать «свободным художником», что несомненно означало стать бродягой и закончить свои дни под забором.
Возвращаясь порой к воспоминаниям об этом печальном эпизоде в своей жизни, – что случалось, надо сказать, нечасто, – Пауло Коэльо все более утверждался в мысли, что если кто и был по-настоящему сумасшедшим, так это врач, который не задумываясь, без всяких колебаний решил поместить его в психбольницу (с другой стороны, оно и понятно: в подобных случаях в любой семье предпочтут ради ее сохранения свалить вину на кого-нибудь со стороны, лишь бы не подвергать сомнению авторитет родителей, которые руководствовались, наверное, самыми благими побуждениями, пусть даже не ведали, что творят).
Пауло рассмеялся, услышав о странном прощальном письме Вероники, в котором она обвиняла весь мир в том, что даже в солидном журнале, издаваемом в самом центре Европы, понятия не имеют, где находится Словения.
– В первый раз слышу, чтобы по такому пустячному поводу кому-то пришло в голову покончить с собой.
– Потому-то и не было на ее письмо никакого отклика, – с грустью заметила сидевшая за столом Вероника – подруга автора. – Да что тут говорить: не далее как вчера, когда я регистрировалась в отеле, там решили, что Словения – какой-то город в Германии.
Ему было знакомо это чувство. То и дело кто-нибудь из иностранцев, желая доставить ему удовольствие, рассыпался в дежурных комплиментах красоте Буэнос-Айреса, почему-то считая этот аргентинский город столицей Бразилии. Общим с Вероникой у него было еще и то, о чем уже упоминалось, но о чем стоит сказать еще раз: некогда и он был упрятан в психиатрическую лечебницу, «из которой ему и не следовало выходить», как однажды заметила его первая жена.
Но он вышел.
И, покидая в последний раз клинику доктора Эйраса, исполненный решимости больше ни за что туда не возвращаться, он дал себе два обещания: (а) что однажды он обязательно напишет об этой истории; (б) но, пока живы его родители, не станет затрагивать эту тему вообще, поскольку не хотел их ранить, ведь потом долгие годы они раскаивались в содеянном.
Его мать умерла в 1993 году. Но его отец, которому в 1997 году исполнилось 84 года, все еще пребывал в ясном уме и добром здравии – несмотря на эмфизему легких (хотя он никогда не курил) и то, что он питался исключительно полуфабрикатами, поскольку ни одна домработница не могла ужиться с ним из-за его эксцентричности.
Таким образом, история Вероники, услышанная в ресторане, сама собою сняла запрет: теперь об этом можно было заговорить, не нарушая давней клятвы. И, хотя сам Коэльо никогда не думал о самоубийстве, ему была достаточно хорошо известна сама атмосфера, царящая в заведениях для душевнобольных: обязательные, если не насильственные лечебные процедуры, унизительное обращение с пациентами, безразличие врачей, чувство загнанности и тоски в каждом, кто понимает, где он находится.
А теперь, с позволения читателя, дадим Пауло Коэльо и его подруге Веронике навсегда покинуть эту книгу и продолжим повествование.
Неизвестно, сколько длилось забытье. Вероника помнила лишь, что, когда она на секунду очнулась, в носу и во рту всё еще торчали трубки аппарата искусственного дыхания, и как раз в это мгновение чей-то голос произнес: «Хочешь, я сделаю тебе мастурбацию?»
* * *
Теперь, озираясь вокруг широко раскрытыми глазами, она все более сомневалась, было ли это в действительности или просто почудилось. И больше она не помнила ничего, абсолютно ничего.
Трубок больше не было, но тело оставалось едва не сплошь утыкано иглами капельниц; к голове и к груди подсоединены провода электродатчиков, а руки связаны. Она лежала голая, укрытая лишь простыней: было холодно, но с этим приходилось мириться. Весь отведенный ей закуток, отгороженный ширмами, был загроможден аппаратурой интенсивной терапии, а рядом с койкой, на железном стуле, выкрашенном все той же белой больничной краской, сидела медсестра с раскрытой книгой в руках.
Открытое письмо Пауло Коэльо.
Я пишу тебе это письмо интимным тоном, так как чувствую, что хорошо тебя знаю.
Недавно, вдохновленная Мари Кондо, я решила навести порядок в своей жизни и нашла в шкафу старую тетрадку с помятыми желтоватыми страницами, написанными на моем родном языке. Заметки, которые вы отправили 30 лет назад.
Воин Света: Руководство нашел меня в 1993 году, когда мне было 17 лет. Он выбрал меня (и я был удостоен чести), сердитого подростка из раздираемой войной страны, находящейся под политическим и экономическим эмбарго, безнадежного и склонного к саморазрушению человека. Девушка, которая решила, что нет смысла добиваться успехов в учебе, поскольку мир разваливается. Я играл бунтаря рок-н-ролла и был на грани того, чтобы бросить школу, но все равно очень любил литературу, потому что это был побег от реальности. Герман Гессе, Достоевский и Маркес были моими лучшими друзьями. За эпизодом пьянства последовал эпизод запоя, когда я наткнулся на эти слова:
«Следуй за своей мечтой, измени свою жизнь, встань на путь, ведущий к Богу.
Сотвори свои чудеса. Излечивать. Делайте пророчества. Слушай своего ангела-хранителя. Преобразуйте себя. Будь воином и будь счастлив, ведя хороший бой. Рисковать.»
Как заклинание, эти прекрасные, волшебные слова подействовали на меня. Алхимик стратегически поместил эту строчку в свою книгу, чтобы ткнуть меня : «Эй! Ты! Раскопай свое личное призвание!» Бразильский мыслитель, писавший на португальском языке, переводивший на сотни языков, читавший в маленькой стране под названием Республика Сербия и Черногория. И его поняли.
“ Мальчик дотянулся до Души Мира и увидел, что это часть Души Бога. И он увидел, что Душа Бога была его собственной душой. И что он, мальчик, может творить чудеса».
Этот летаргический кошмар, называемый «жизнью», теперь казался выбором. Мне нужно было надеть штаны большой девочки и стать Воином Света. Подобно тому, как Иисус превращал воду в вино, мне нужно было превратить себя во что-то лучшее. Что-то живое.
Что-то с голосом. Что-то с видением.
«Скажи своему сердцу, что страх страдания хуже, чем само страдание. И что ни одно сердце никогда не страдало, отправляясь на поиски своей мечты, потому что каждая секунда поиска — это вторая встреча с Богом и с вечностью»
Как грибы в лесу после дождя, из ниоткуда, новые качества появился. Сила, отвага, амбиции — каждый день становился новой возможностью сделать что-то с личной легендой. Внезапно краски мира стали яркими. Я мог слышать музыку сердцем. У меня была страсть к жизни.
Когда я рос, мне говорили, что все, что я когда-либо хотел сделать, невозможно, но с этого момента я решил, что буду смело мечтать. Я стал бесстрашным. Я бросил все и всех, кто не хотел идти за личным призванием.
Я составил дорожную карту и каждый день работал над ней. Это был мой путь к свету.
>> Получить степень.
>> Выучите один или два языка.
>> Иметь чувство юмора.
>> Путешествуйте в одиночку на самолетах, кораблях, вертолетах.
>> Дружите с людьми из разных культур.
>> Увидеть семь чудес света.
>> Испытывайте оргазмы (не будьте плотскими).
>> Стань отличным поваром.
>> Прогулка по джунглям.
>> Рискуйте и инвестируйте в бизнес.
>> Вдохните воздух Антарктического полюса.
>> Живу в Нью-Йорке.
>> Имейте мужество, чтобы ваше сердце было разбито.
>> Делать деньги; терять деньги; повторение.
>> Найдите место, где вы почувствуете себя как дома.
>> Выражайте мысли и чувства. Сформируйте племя, которое найдет их интересными.
>> Всегда говори правду.
>> Не навреди. Защищай слабых.
В течение 30 лет каждый день, каждый час я говорил правду и преодолевал препятствия. Я много раз падал, вставал, и у меня много шрамов. Однако по дороге энтузиазм пропал. Я был так занят борьбой, что пропустил урок Мага об эйфории.
Поднял ли я Душу Мира или утяжелил ее? Возможно ли, что вместо того, чтобы слушать ангела-хранителя, вмешался демон-хранитель? Каждый бой был хорошим? Достоин ли я исцелять и пророчествовать? Когда я исполнял свои мечты, принимал ли я свои победы как должное? Когда цвета снова стали тусклыми? Когда музыка остановилась?
Итак, я посылаю вам космическое послание, маг, чтобы вы наложили на меня еще одно заклинание. Пауло, мы все Едины, так что если ты чувствуешь, что потерял свое обаяние, это моя вина. Помогите усталой Воительнице Света средних лет найти путь к миру. Я жду.
Ваш ученик,
Brigita
~
больше вдохновения от Paulo Coelho:
Автор: Brigita Nemet
Изображение: Blaues Sofa/Flickr
Редактор: Sukriti Chopra
0000. — Культура — Отказ академии понять Пауло Коэльо
26.01.2013 — 15:48
Реклама
Твит
ФЕРНАНДО АНТОНИО ПИНЬЕЙРО
СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ ФОЛЬЯ
В 2010 году Фолья освещал дебаты на Книжной биеннале в Со Паулу о международном влиянии бразильской литературы.
В качестве объяснения снижения интереса к местному производству писатели Марал Акино и Милтон Хатум вместе с критиком Грегрио Дантасом назвали конец латинского бума, возглавляемого магическим реализмом, и сохранение клейма экзотики.
Хатум считает, что в последние годы произошли некоторые улучшения с переводом классики и современных авторов (сам Хатум был переведен на 16 языков): «Я заметил, что интерес к Бразилии в последнее время возрос из-за растущей международной известности страны. … Но что действительно важно, так это качество произведений. Рано или поздно хорошие книги будут переведены».
| Веридиана Скарпелли/Репродуо | ||
| Иллюстрации Веридианы Скарпелли к «Ilustrssima» от 20 января |
Судя по статье, спорщикам пришлось опустить деталь, чтобы поддержать свое мнение. Дело в том, что самым читаемым писателем в мире, чьи продажи достигли 100 миллионов экземпляров в 150 странах, переведенных на 62 языка, является бразилец Пауло Коэльо.
Вероятно, они его не забыли, а просто не считали Коэльо принадлежащим к области литературы высокой культуры.
Если это так, то они не одиноки: за успехом бестселлера Коэльо последовала непрерывная критическая дисквалификация, чаще всего выражавшаяся полным молчанием, признаком его незначительной ценности на шкале объектов, достойных интеллектуального интереса. В этой иерархии феномен Коэльо связан только с рынком, а не с литературой; это может заинтересовать социологию потребления, но не литературоведение.
Таким образом, область, в которую помещены книги Коэльо, сама по себе является хорошим отражением этой дискуссии об отношениях между литературой и рынком; и, вообще, соотношение между высокой и низкой культурой. Именно с этого момента я предлагаю аналитическое упражнение, чтобы обратиться к феномену Пауло Коэльо, не оценивая его, чтобы лучше понять логику оценки; понимание «туземной» классификации литературного мира не как определенного критерия для суждения о литературном явлении, а как самого явления, подлежащего пониманию.
Чтобы случай с Пауло Коэльо показал, как связаны между собой высокая культура и культурная индустрия в Бразилии, необходимо понимать два движения вместе. Прежде всего, мы должны попытаться объяснить успех Коэльо, сосредоточив анализ на вымышленном пакте, который его книги предлагают читателям, избегая, таким образом, обращения к прямому определению через требование, решение, интенсивно используемое критиками и прессой, но которое только предполагает эффективность стратегии в сфере обращения как целостного объяснения.
Затем давайте попробуем понять его неспособность найти место в культурной сфере бразильской литературы, особенно выраженную реакцией критиков. Я считаю, что существует двойной отказ: механическое приписывание коммерческого успеха предложению самопомощи (редакционный, а не литературный жанр) в контексте эгоистичного ультраиндивидуализма; и суждение эстетических ценностей как абсолютный литературный критерий.
ЧТЕНИЕ
Первый пункт анализа связан с чтением текстов.
Я не могу резюмировать здесь сюжеты Коэльо, но обращусь к идеологическому ядру, как оно проявляется в первых двух книгах, «Паломничество» и «Алхимик». Переработанное в разных стилевых аранжировках и формах повествования, это ядро остается неизменным на протяжении всего творчества Коэльо.
Фраза, процитированная в посвящении «Паломничества» (1987 г.), гласит: «Необычайное обитает на пути простых людей». Это предложение, написанное заглавными буквами в книге, является попыткой приблизить читателя: трансцендентность доступна простым людям, если она хорошо развита посвященным.
В книге эта идея связана с идеей «хорошей борьбы», борьбы во имя забытых в детстве мечтаний, которые должны стать личным через самопознание. Коэльо проецирует отношения со своим гидом, который является источником учений в книге, на виртуальные отношения с читателями — такими же нормальными людьми, как и он сам, поощряемыми бороться за «хороший бой».
Мастера и последователи находятся на одном уровне.
Хотя первые могут создавать теории о видах эзотерического просветления, каждый может испытать их в полной мере при условии, что при посредничестве мастера научится следовать за собой. В его следующей книге «Алхимик» (1988) та же проповедь получает риторические и концептуальные инструменты.
Книга вводит идею «личной легенды», описываемой как подлинная судьба, раскрытая в юности и похороненная практическими потребностями жизни. «Личная легенда» — это вариант «хорошей борьбы», оба относятся к подростковому возрасту как к социальному возрасту, когда испытывают все возможности для отсрочки выбора. Храбрость, которая приведет к достижениям, заключается в предварительном напряжении времени, которое проявляется в таких предложениях, как «Никогда не отказывайтесь от своих мечтаний» или «Когда вы чего-то желаете, вся Вселенная сговаривается, чтобы помочь вам достичь этого».
Если эта эзотерическая вселенная порождает своего рода популярную метафизику, то Коэльо вводит в нее читателей, освобождая их от необходимости посвященного знания, сглаживая герметические отсылки, которыми он манипулирует в решительном утверждении, что все сводится к энтузиазму, с которым человек преследует свое собственное желание.
, урок, открытый для всех.
Если эзотерические секреты предназначены для специалистов, то обращаться с ними могут те, кто идет по пути, ведомому автором, который берет на себя посредничество между эзотерическим и экзотерическим, трансцендентным и имманентным, экстраординарным и обыденным. Роль, эффективность которой зависит от языка: избегая всякой изощренности и даже постоянно воспроизводя штампы, рассказчик преодолевает социальную дистанцию между автором и читателем.
И, что еще более важно, были стерты социальные разделения, действующие в дифференциальной возможности сохранения «времени сна». Чтобы достичь этого, он ограничивает личное существование прорывным опытом, аллегорией которого по преимуществу является путешествие или паломничество. В общем, читателю предлагается погружение в эскапистское чтение, дающее его субъекту возможность контроля — неважно, иллюзорно оно или нет — темпа жизни, этой жизни, детали, отсылающей эскапизм обратно в реальность. его происхождение, нынешняя форма жизни, которую читатели хотят преодолеть.
Таким образом, горизонт трансформации является постоянным предложением; он может заставить отказаться от выбора, чтобы он казался обратимым, пока не будет найден путь, хороший бой, исполнение личной легенды. Не случайно во всех его текстах встречается символическое путешествие и его фактическое развертывание в постоянном движении героев.
Короче говоря, я считаю, что универсализирующим элементом в литературе Пауло Коэльо является именно возможность манипулирования (и даже обращения) временем во время чтения. Принятие произведений в таких разных культурах лучше объясняется изменчивым посланием (и универсализирующим потенциалом его воздействия), чем постоянным качеством его прямого обращения к контексту, каким бы обширным он ни был.
ДИСКВАЛИФИКАЦИЯ
Следующий пункт, понижение рейтинга, используемое в качестве трофея литературным высшим классом, берет в качестве парадигматического случая единственный анализ (я полагаю) книги Коэльо, сделанный крупным академическим критиком: рецензию на книгу «Одиннадцать минут» (2003 г.
). ), опубликованный в том же году профессором литературы USP Джу Александром Барбоза (1937-2006) в журнале «Культ».
Инициатива нарушает молчание, воспринимая Коэльо «серьезно» (чему помогает сбалансированный вводный текст его тогдашнего редактора Маноэля да Коста Пинто), и в то же время, благодаря содержанию рецензии, устанавливает парадигму, способную поддержать «интерес к незаинтересованности» в отношении Коэльо, признак тех, кто относится к литературе «серьезно».
| Веридиана Скарпелли/Репродуо |
| Иллюстрации Веридианы Скарпелли к «Ilustrssima» от 20 января |
Критик выражает несколько эссенциалистское представление о литературе, господствующее на академической арене, как основание для своего отказа от творчества Коэльо. Барбоза упоминает о творческом и сознательном использовании Бодлером и Флобером обыденности, о происхождении инструмента обновления, повторяющегося в современной литературе, который реконфигурирует само обыденное.
Барбоза пишет: «Не случайно, например, последняя книга Пауло Коэльо, которую мне удалось прочитать целиком, не выдерживая неоднократных порывов сдаться, называется «Одиннадцать минут». Он не использует банальности, а полностью подчиняется ей, в которой тема настолько подавляющая, что риторические упражнения служат только для подтверждения ее интонации».
Аналитическое усилие не избегает «специального» определения литературы, предназначенного для исключения ее предмета, растворяющегося в клише и стереотипах. Стоит заметить, что когда крупные авторы употребляют банальность, то делают это «специфически литературно». Аргумент почти круговой: литературное обращение с обыденностью — это литература. Есть часть текста, в которой Барбоза обращается к этому вопросу:
«Однако на протяжении всей книги присутствует исключительное мастерство: своего рода радикализация банальностей, которая, сознательно или нет, придает книге связность, хотя и отрицательную, но лишенную каких-либо следов оригинальности».
Случайный аспект критерия предполагает, что другой, менее подготовленный ранее, мог разрешить парадокс в положительную сторону, привнеся связность (или, по крайней мере, мастерство) в радикализацию обыденности, чтобы сделать вывод, что форма и материя идеально согласованы. : низведение нетрансцендентного до уровня обыденного может быть осуществлено в литературе только в явно прозрачном отношении между языком и рассказываемым миром.
Но процедура, принятая Барбозой, делает литературный критерий абсолютным, полностью отделенным от замысла писателя, чтобы обозначить его сочинение как нелитературное:
«Хотя Пауло Коэльо мудр и проницателен в использовании того, что ожидается от читателей (банальное место), ему не удается изменить ничего в повествовательных терминах, что могло бы оправдать публикацию романа».
Это значит, что только то, что, подобно Бодлеру и Флоберу, перестраивает свой материал, достойно публикации. Справедливость критерия можно принять один раз, но необходимо отметить избирательность его применения, редко проявляющуюся в оценке современной бразильской литературы.
Стоит отметить, что статья Барбозы называется «Dentro da Academia, Fora da Literatura» («Внутри академии, вне литературы»), очень красноречивое название, говорящее о необходимости устранить дискомфорт путем ее аннулирования. Это заставляет нас, по крайней мере, привести возможные контрапункты. Быть может, менее важно быть членом Бразильской академии литературы и сторонней литературы (Пауло Коэльо — не единственный пример), чем быть на вершине рынка, но хвастаться литературным подражателем, основанным на утверждении писателя о благородство, обычно подчеркиваемое в проявлениях Коэльо.
СООБЩЕСТВО
Вопрос, вытекающий из этого стечения обстоятельств, заключается в невозможности для критиков поддержать веру в гипотетическое сообщество читателей, разделяющих ценности, учитывая численность аудитории Коэльо. Отношения между писателем, читателями и рассказываемым миром ускользают от литературного критерия, согласно которому такие отношения уже были бы в тексте, как в его субстанции, наградой, которую должны завоевывать подготовленные читатели.
Коэльо создает в этом механизме короткое замыкание: его прямое повествование хочет прояснить загадки; аудитория, которую он получает, ломает воображаемое — и воображаемое — сообщество бардов высочайшего художественного производства; его позиция поп-звезды бросает вызов осмотрительности, ожидаемой от высокопоставленного автора, в то время как его самоидентификация как бразильского писателя оскорбляет канон и требование соответствия установленному образцу литературного мира.
Перед лицом этого принижение укрепляет общепринятое мнение литературного мира как абсолютный критерий, поскольку делает такое мнение естественным. Но иная логика классификации могла приютить произведения Коэльо в литературном мире; Я хотел бы привести пример другого критика и профессора, Хоса Пауло Паеса (1926–1998). Его подход к развлекательной литературе (в «Aventura Literria», 2003), по-видимому, можно применить и к творчеству Пауло Коэльо, хотя он и не относится к нему напрямую.
Среди характеристик жанра приключенческих романов Паес выделяет сочетание фиксации мифов и натурализма, большее значение событий в сюжете и отсутствие психологической глубины персонажей (как если бы действие произвело их характер), аспекты, которые сами по себе , не подразумевают понижение ценности работы, поскольку она выполняет свой собственный проект.
Так, Паес комментирует, например, сентиментальные романы Хоса Мауро де Васконселоса:
«Агрессивность, с которой некоторые критики нападают на него, оценивая его исполнение только с точки зрения литературной эстетики, показывает, насколько близоруки наши критики в вопросах, выходящих за рамки высокой литературы. [] В культуре таких высоких ученых, как наша, каждый мечтает, что он Гюстав Флобер или Джеймс Джойс, никто не согласится на Александра Дюма или Агату Кристи, Это, очевидно, ошибка перспективы: из большого числа читателей последней выходит читательская элита первого, а не по-настоящему интегрированная культура может отказаться иметь рядом с энергичной литературой предложений не менее энергичную развлекательную литературу».
Паес показывает магнетизм литературного определения литературного, столь типичного для бразильской системы, которая отказывается принимать компетентных мастеров в сфере развлечений. Эта позиция сходна, например, с позицией Зигфрида Кракауэра, который считает «украшение», метафору развлекательных источников, не только уловкой, но и органической частью конструкции, связывающей в символической системе углы реальность материализовалась в благородной и вульгарной обстановке, в критическом и игривом способе наслаждения работой.
Успех бестселлеров обусловлен их способностью обращаться к расплывчатым тенденциям в социальной среде, которые не могут быть объяснены с помощью внушения, но уходят корнями в реальные социальные условия читателя.
Давайте свяжем все, что было сказано о дани Коэльо Хосу Мауро де Васконселосу и Мальбе Тахану в его приветственной речи в Бразильской академии литературы. В момент наибольшего признания Коэльо показывает свою близость к тем писателям, которые, по его словам, никогда не были высоко признаны — не обязательно признаны, став членами Бразильской академии литературы, но достаточно, чтобы быть принятыми в избранный клуб бразильских писателей. Литература.
Его принятие в Бразильскую академию литературы, вершину символического капитала, похоже, было использовано для гарантии того минимума, в котором ему было отказано до того момента, что свидетельствует не только о более реалистичном взгляде на его положение в литературной сфере. , но и признание влияния на него высоких академиков, которые проверяли свои пределы, пытаясь накопить все формы прибыли.
Я считаю, что неприятие произведений Коэльо связано не столько с их эстетическим качеством, сколько с укладом литературной системы, которой необходимо сузить свои механизмы доступа, чтобы консолидироваться, отвергая все, что угрожает локальному определению литературы.
Если это так, то мы можем объяснить более благосклонный прием Коэльо в странах, где литературное поле более зрело: к его книгам относятся по тем же критериям, что и к другим, занимающим аналогичную позицию, в более плотной, многополярной среде. структура, способная принимать подотрасли широкого производства и критиковать их по собственной интенциональности.
В литературном мире с более прочной основой можно было бы сокрушаться о зарождающемся международном распространении определенного типа бразильской литературы, не принимая во внимание международный ажиотаж, связанный с другим видом национального производства.
Тогда ответ Дави Арригуччи-младшего «Я не читал и мне это не понравилось» обрел новый смысл в адрес журнала «Веха» о Коэльо — уже не прямое отстранение автора, а отсутствие интереса к жанру.
Но, возможно, это условие для анализа бестселлеров без того, чтобы значимость отношений между читателями-академистами и объектом воздействовала на сам объект.
Перевод ТОМАС МУЭЛЛО
Переосмысление английского языка: Классы с учетом культурных особенностей
Алхимик
Пауло Коэльо
CRP Alchemist.pdf Поиски сокровищ, зарытых в пирамидах. По пути он встречает цыганку, мужчину, называющего себя королем, и алхимика, которые указывают Сантьяго направление его поисков. Никто не знает, что это за сокровище и сможет ли Сантьяго преодолеть препятствия на пути. Но то, что начинается как путешествие в поисках мирских благ, превращается в открытие сокровищ, найденных внутри. Пышная, вызывающая воспоминания и глубоко человечная история Сантьяго является вечным свидетельством преображающей силы наших мечтаний и важности прислушиваться к своему сердцу
Пауло Коэльо — бразильский автор текстов и романов, лауреат многочисленных международных наград.
В 1982 году Коэльо опубликовал свою первую книгу «Архивы ада». В 1988 году. В следующем году Коэльо написал «Алхимика», и к 1994 году он стал его первым бразильским бестселлером, а затем и мировым явлением. Всего Коэльо издал 30 книг. Коэльо публикует сообщения в своем блоге до трех раз в неделю, и у него миллионы поклонников в Facebook и Twitter. В ноябре 2014 года Пауло Коэльо завершил загрузку около 80 000 документов — рукописей, дневников, фотографий, писем читателей, вырезок из прессы — и создал виртуальный фонд Пауло Коэльо вместе с физическим фондом, который базируется в Женеве.
Связи с учебной программой
Чтение
- Чтение для осмысления (создание выводов) Журнал чтения: Учащиеся используют журнал для отслеживания своих мыслей, вопросов и связей, вызванных текстом или их личным культурным откликом.
- Понимание формы и стиля (дикция) Отслеживание аллюзий/аналогий: Студенты изучают аллюзии и аналогии, используемые автором, и исследуют расширенное значение.
- Размышления о навыках (взаимосвязанных навыках) Фотогалерея повествования: Учащиеся создают фотоколлаж, отражающий их понимание и связь со смыслом текста.
Устное общение
- Слушание для понимания (стратегии межличностного разговора) Дискуссионные форумы : Учащиеся участвуют в обсуждениях в малых группах о том, как фрагменты текста заставили их задуматься о собственном культурном опыте.
- Разговор для общения (Цель) TED Talk: Учащиеся развивают одну из философских идей, с которыми они сталкиваются в тексте, и представляют ее как TED-выступление.
Медиа
- Понимание медиатекстов (цель и аудитория) — Учебная лекция (TED Talk): Учащиеся просматривают вдохновляющие выступления TED по своему выбору и комментируют форму, дизайн и обмен сообщениями
- Понимание медиаформ, условностей , и Техники (Форма) — Туристическая брошюра : Учащиеся создают туристическую брошюру для одного из мест в тексте
- Создание медиатекстов (производство медиатекстов) — Трейлер туристического шоу — Учащиеся используют программное обеспечение для редактирования видео, чтобы снимать, редактировать и представлять личный опыт путешествий .
Письмо:
- Разработка и систематизация контента (организация идей) Графический органайзер: Учащиеся составляют инфографику, чтобы организовать путешествие главного героя.
- Использование знаний о форме и стиле (исследование) Карта символов: Учащиеся создают паутину персонажей, детализируя отношения.
- Применение знаний об условностях (генерирование и развитие идей) Монолог: Студенты пишут короткий рассказ с точки зрения главного героя спустя много лет после его приключений, как если бы он пересказывался молодому человеку как легенда.
Основные вопросы
Почему люди позволяют прошлому управлять ими?
Как страх мешает нам осуществить свою мечту?
Что означает установка на рост?
Есть ли смысл в страдании?
Fixed Mindset» src=»https://www.youtube.com/embed/KUWn_TJTrnU» allowfullscreen=»»/> Ключевые цитаты
Погонщик каравана верблюдов дает советы Сантьяго, как справиться со страхом перед опасностью.
«когда вы не можете вернуться назад, вам нужно беспокоиться только о том, как лучше двигаться вперед».0273
«Я вижу мир с точки зрения того, что я хотел бы видеть, а не того, что происходит на самом деле».
Алхимик разговаривает с Сантьяго.
«Есть только один способ учиться. Это через действие. Все, что вам нужно знать, вы узнали на своем пути».
Мелхиседек убеждает Сантьяго отправиться в путь духовных открытий.
«…кем бы вы ни были, или чем бы вы ни занимались, когда вы действительно чего-то хотите, это происходит потому, что это желание зародилось в душе вселенной. Это ваша миссия на земле.»
Предупреждения-триггеры
Предупреждения-триггеры
«Цель предупреждений-триггеров не в том, чтобы заставить учащихся избегать травмирующего контента, а в том, чтобы подготовить их к этому, а в экстремальных обстоятельствах предоставить альтернативные способы обучения» Lockhart
( http://www.
tandfonline.com/doi/abs/10.1080/21689725.2016.1232623?journalCode=rfsy20)
- Спиритизм
- Колониализм
- Сверхъестественное 907792 Сексизм
- Бедность
- 0279
- Гендерная предвзятость
Практика информирования о травмах A Coffey 2017.docx.pdf
Text to Self Connections
Как путешествия вынуждают людей покидать их зону комфорта?
Почему люди боятся принимать решения?
Является ли свободная воля или судьба правящей силой в жизни человека?
Что такое моя личная легенда? Как далеко я готов зайти, чтобы выполнить его?
Преобразование текста в текст
Опра и Пауло Кохело
youtube.com/embed/K2De_B9b8Xo» allowfullscreen=»»/> Картирование обстановки (Link)
Alchemist
Alusemist in Anliaist in Anliaist in Alhemist haliist in Alhemist in Alhemist halliaist haliastemist halliaist in Alhemist haliaist in Alhemist haliist in Alhemist haliist in Alhemist haliist in Alhemist hal старик, называющий себя «Мелхиседек». Эта аллюзия очень важна для истории, но если…
Text to World Connections
Египетские пирамиды — Древняя история — HISTORY.comУзнайте больше об истории египетских пирамид, включая видео, интересные статьи, фотографии, исторические объекты и многое другое.