Никто не сделает первый шаг достоевский: Никто не сделает первый шаг, потому что каждый думает, что это не взаимно ▷ Socratify.Net

Фёдор Михайлович Достоевский цитата: Никто не сделает первый шаг, потому что каждый думает, что …

—  Фёдор Михайлович Достоевский

Без источников

Взято из Wikiquote. Последнее обновление 28 октября 2022 г.

Темы
шаг, первое

Фёдор Михайлович Достоевский
182русский писатель, переводчик, философ 1821 — 1881

Похожие цитаты

„Кокетство — это искусство сделать первый шаг так, чтобы мужчине казалось, что это он его сделал.“

—  Жорж-Арман Массон

„Считаешь, что первый шаг должен сделать ОН, а не ты?
Представь, что он думает то же самое

(с) Олег Рой (эссе)“

—  Олег Рой 1965

Источник: https://vk.com/public.realyroy

„Сделай первый шаг и ты поймешь, что не все так страшно.“

—  Сенека (младший) Римский философ-стоик, поэт и государственный деятель. -4 — 65 до н.э.

Сделай шаг вперед — и ты поймешь, что многое не так страшно как раз потому, что больше всего пугает.

„Жизненный путь-это руководство к действию,важно-сделать первый шаг.“

—  Татьяна Егоровна Соловова

„Он смог попросить о помощи. Это ведь самое главное – люди боятся сделать первый шаг.“

—  Дженсен Эклз американский актёр и режиссёр, певец 1978

О депрессии Джареда.

„Сделайте первый шаг, веруя. Вам не нужно видеть всю лестницу — просто шагните на первую ступеньку.“

—  Мартин Лютер Кинг американский общественный деятель, борец за гражданские права 1929 — 1968

„Сделав первый шаг, вы показываете, что готовы действовать. Делайте крохотные шаги — они помогут нащупать верную дорогу.“

—  Вишен Лакьяни 1976

„Первый шаг младенца есть первый шаг к его смерти.“

—  Козьма Петрович Прутков литературная маска Алексея Константиновича Толстого и братьев Жемчужниковых 1803 — 1863

„Первый шаг к осмысленным целям – первый шаг к смыслостроению.“

—  Зафар Мирзо 1972

„При дворе никто не хочет сделать первый шаг, все предлагают лишь поддержать его, ибо судят о других по себе и надеются, что ни у кого не хватит смелости начать и его поэтому не придётся поддерживать.

—  Жан де Лабрюйер французский моралист 1645 — 1696

„В минуту нерешительности действуй быстро и старайся сделать первый шаг, хотя бы и неправильный.“

—  Лев Николаевич Толстой русский писатель и мыслитель 1828 — 1910

„Я не знаю, сколько ног нужно иметь новому правительству, чтобы сделать первый шаг. Потому что здесь одним каким-то шагом в одном направлении не обойдешься“

—  Юрий Михайлович Лужков российский политический деятель 1936 — 2019

О политике

Эта цитата ждет обзора.

„Первый шаг к вечной жизни — это умереть.“

—  Тайлер Дёрден

Источник: Бойцовский клуб

„Мужчина, которому предстоит сделать решительный шаг, думает: «Что я скажу?», а женщина: «Как я оденусь?»“

—  Мадлен де Пюизье

„Все почему-то думают, что я каждый свой шаг просчитываю, а я ведь живу очень спонтанно.“

—  Филипп Бедросович Киркоров советский и российский эстрадный певец, актёр, композитор и продюсер. Народный артист России и Украины. 1967

„Иногда, чтобы прожить более осознанную и успешную жизнь, достаточно сделать шаг. Но не каждый готов к этому.“

—  Алексей Христинин

Самый трудный шаг — первый. Главное начать.

„Если поставить к цели первый шаг,
То волею к ней – не отстать ни на шаг.“

—  Зафар Мирзо 1972

„Моя мама хотела стать актрисой, но ей никто не помог. Думаю, она первая, что-то разглядела во мне.“

—  Майкл Кларк Дункан Майкл Кларк Дункан 1957 — 2012

„Жизнь — это усталость, растущая с каждым шагом.“

—  Сэмюэль Батлер 1835 — 1902

„Каждая неудавшаяся попытка — это еще один шаг вперед.“

—  Томас Эдисон американский изобретатель и предприниматель 1847 — 1931

Связанные темы

  • Шаг
  • Первое

Фёдор Достоевский сказал : «Никто не сделает первый шаг, потому что каждый думает, что это не взаимно.»А кто по вашему мнению должен делать этот первый шаг?:footprints: — Обсуждай

Фёдор Достоевский сказал : «Никто не сделает первый шаг, потому что каждый думает, что это не взаимно. «А кто по вашему мнению должен делать этот первый шаг?:footprints: — Обсуждай

Ta

Tatyana

Фёдор Достоевский сказал : «Никто не сделает первый шаг, потому что каждый думает, что это не взаимно.»А кто по вашему мнению должен делать этот первый шаг?шаг мнение достоевский федор

1439

195

3

Ответы

АК

Андрей Корнеев

Если это сказал Достоевский, то это подтверждение того, что на каждого мудреца довольно простоты. Я лично с этим утверждением не согласен. Возможно большая часть людей действуют именно по данному принципу, но далеко не все. Но что приведу свой довод в цитате Л. Н. Толстого- Ложь не перестаёт быть ложью даже если ей руководствуются миллионы людей.

0

Ta

Tatyana

А как цитата Толстого отменяет слова Достоевского?

1

АК

Андрей Корнеев

Не понятно с чего вы это взяли? ПО чему одна цитата ДОЛЖНА отменить какую либо другую и как вообще вы себе это представляете?

1

Ta

Tatyana

Никак. Вы же не согласились с цитатой Достоевского. Почему?

1

АК

Андрей Корнеев

Так есть слово каждый. Это дословно означает ВСЕ. А это открытая ложь.

1

Ta

Tatyana

Он имел в виду каждого из двух людей.

1

АК

Андрей Корнеев

Это он вам лично сказал?

1

Ta

Tatyana

Смешно)

1

Дмитрий Неизвестный

Я школу заканчивал в советском союзе, когда секса небыло…Но сейчас, не порали в школах, не ссылаться на кружки домоводства, если остались, а специально утвердить урок молодой семьи…от и до, что бы небыло вопросов и тем более к не профессионалам…

0

ВТ

Виктор Третьяк

первый шаг должен всегда делать мужчина если есть он таковой например выходи за меня давай поедим в отпуск ну в турцию короче по средствам и так далее а потом все это решать вместе искать компромисс что-бы некто не был не обделен не обижен

0

Ta

Tatyana

1

ВА

Владимир Амиров

Ну Достоевский же сказал. Пусть каждый стоит на своём (месте) и ждёт. Может чего и дождётся.
— Учитель! Долго ли надо ждать счастья?
— Если ждать, то долго.

0

Ta

Tatyana

Но обычно его делают к какой то работе или с статье, а к не двум предложениям

1

ВА

Владимир Амиров

Тогда по-русски — не ждите первого шага от партнёра.

1

Ta

Tatyana

А я ничего не жду. Я спрашиваю мнение

1

ВА

Владимир Амиров

«Не ждите» относится не к Вам, а к ситуации. Я Вам, как мог, объяснил своё мнение.

1

Ta

Tatyana

Хорошо

1

МБ

Михаил Буркот

Тот, кто и на самом деле виноват, но все равно на всех обижается.
И всех обвиняет.
Зачем таким навстречу идти? Пусть идут себе лесом… мимо.

0

Ta

Tatyana

Михаил, чувствуется что вы обижены на женщин. У вас была несчастливая любовь?

1

МБ

Михаил Буркот

Да было у меня счастье. И не раз. Не переживайте.
Вы о будущем России задумайтесь. Не будет России, не будет места для жизни нашим внукам. А разваливают страну именно на блуде жен (через равноправие женщин) . Это разве не ваших внуков будущее???

До чего же вы все (в большинстве) женщины такие ТУПЫЕ????

1

Ta

Tatyana

Если мужчины нас любят, берегут, то и мы в ответ им дарим море любви, нежности и заботы.

1

МБ

Михаил Буркот

Такие же лживые обещания женщин, как и обещания мужчин достать Луну с неба.

3 года

1

Ta

Tatyana

Не обижайтесь, но вам нужен психолог. Вы сильно обижены на женщин. В таком вашем состоянии у вас не получится хороших отношений.

1

МБ

Михаил Буркот

Вы правы только в том, что с женщинами семьи создать не получится. Потому буду искать девушку. Правильно воспитанную.
А насчет психолога, это хитро…опая подмена духовника.
Священник 100 очков форы даст любому психологу.

1

Solidat Kairzhanova

Первый шаг сделает умный и мудрый человек, остальным духу не хватит, амбиции будут мешать и псевдогордость. Мне так видиться

0

Андрей

Делай десять шагов навстречу и если в ответ не сделали десять шагов,разворачивайся и уходи . не оглядываясь…

0

Ta

Tatyana

1

Георгий

Надо дать понять, что взаимность обязательно будет и этим помочь тому, от кого ждёте первого шага.

0

Ta

Tatyana

Наверное. Но моё мнение.что это должен делать мужчина.всегда.

1

Ва

Валентина

ВСЕ-ТАКИ МУЖЧИНА! ОН ВЫБИРАЕТ! И ЕСЛИ ЖЕНЩИНА ЗАЦЕПИТ, ТО СТОИТ ИДТИ ДО КОНЦА

0

Ta

Tatyana

Соглашусь.

1

Ва

Валентина

1

Ta

Tatyana

1

Татьяна

Кто хочет, тот и делает этот первый шаг, что ждать, так и жизнь закончится

0

ИП

Игорь Пригодский

если мужчина то это еше вопрос .если женщина то сто процентный резельтат

0

Насима Костикова Z

Я думаю тот,кто дорожит отношениями. Главное нужно сделать этот шаг.

0

РМ

Рафидин Меджидов

Мнений ,Тань,может быть много.Умный сказал,дорогу осилит идущий.

0

Ta

Tatyana

Это понятно

1

РМ

Рафидин Меджидов

Кто-то должен,быть умней,принципами не решается.

1

Ta

Tatyana

Я считаю что мужчина

1

РМ

Рафидин Меджидов

Да, если с дамой,так.

1

Ta

Tatyana

1

РМ

Рафидин Меджидов

Стремимся к этому,а бывает разное.Права,Tatyana.

1

Ирина Ефремова

Смотря какие обстоятельства….но первый шаг ВСЕГДА за сильным!

0

Ирина Ефремова

Самой природой предназначено мужчине быть впереди…..но современная женщина почему то предпочитает об этом не помнить…к сожелению…

1

Ta

Tatyana

Да и портим этим мужчин.

1

Ирина Ефремова

…по моему их это даже устраивает….

1

Ta

Tatyana

Так конечно

1

Ирина Ефремова

…замкнутый круг….мир перевернулся….

1

Вера Сергеевна

Тот ,кому подсказывает сердце : иди ,по праву шаг твой первый!

0

Ta

Tatyana

А не мужчина?

1

Вера Сергеевна

Ответ звучит по сути очень четко . Идет по зову сердца тот ,кто чувствует пора ,пусть будет шаг мой первым ! (независимо от пола !)

1

Ta

Tatyana

Я вас поняла

1

Вера Сергеевна

Спасибо,Таня ,удачи во всём !

1

Ta

Tatyana

Взаимно

1

Вера Сергеевна

1

Ан

Андрей

Надо войти в хоровод.и потом не важно кто делает первый шаг.

0

Ta

Tatyana

Андрей, ты так и поступаешь?

1

Ан

Андрей

Пожалуй да.

1

Ta

Tatyana

А почему в хоровод?

1

Ан

Андрей

это образ движения .в динамике жизнь.статичный значит почти мертвый.

1

Владимир

вот так.он к вам и гости.да и как сказал. уши то хоть.неувяли?

0

Ta

Tatyana

1

АБ

А Б

Пока будешь думать почтальон с пенсией в дверь постучится.

0

ЛЛ

Людмила Лидер

Если вы чувствуете, что ваш шаг ждут, то остальное неважно.

0

НС

Наталья Савич

Трудно сказать, каждый ждёт от кого то, а самому тяжело

0

Следующая страница

Глава VII — Коллекция на Bartleby.

com


Содержание -БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ ЗАПИСЬ

Федор Достоевский (1821–1881). Преступление и наказание.
Гарвардская классическая полка художественной литературы. 1917.

Часть VI

В тот же день, около семи часов вечера, Раскольников ехал на квартиру матери и сестры, на квартиру в доме Бакалеева, которую нашел для них Разумихин. Лестница поднималась с улицы. Раскольников шел запаздывающими шагами, как бы еще колеблясь, идти или не идти. Но ничто не повернуло бы его назад: его решение было принято.

«К тому же все равно, они еще ничего не знают, — подумал он, — и привыкли считать меня чудаком».

Он был ужасно одет: его одежда была изорванной и грязной, промокшей от ночного дождя. Его лицо было почти искажено от усталости, холода, внутреннего конфликта, длившегося сутки. Всю предыдущую ночь он провел один, бог знает где. Но в любом случае он принял решение.

Он постучал в дверь, которую открыла его мать. Дунечки дома не было. Даже слуга отсутствовал. Сначала Пульхерия Александровна потеряла дар речи от радости и удивления; затем она взяла его за руку и повела в комнату.

«Вот ты где!» — начала она, запинаясь от радости. — Не сердись на меня, Родя, за то, что я так глупо со слезами встречаю тебя: я смеюсь, а не плачу. Вы думали, что я плачу? Нет, я в восторге, но у меня такая дурацкая привычка лить слезы. Я был таким с тех пор, как умер твой отец. Я плачу по любому поводу. Садись, милый мальчик, ты, должно быть, устал; Я вижу, что ты. Ах, какой ты грязный».

— Я вчера был под дождем, матушка… — начал Раскольников.

– Нет, нет, – поспешно перебила Пульхерия Александровна, – вы думали, что я буду вас расспрашивать по-женски; не беспокойтесь, я понимаю, я все понимаю: теперь я научился здесь способам и воистину сам вижу, что они лучше. Я решил раз и навсегда: как я могу понять ваши планы и ожидать от вас отчета о них? Бог знает, какие у вас могут быть заботы и планы, или какие идеи вы вынашиваете; так что не мне тебя локтем толкать, спрашивая, о чем ты думаешь? Но, боже мой! почему я бегаю взад и вперед, как будто я сумасшедший…? Читаю твою статью в журнале в третий раз, Родя. Дмитрий Прокофьич принес его мне. Как только увидел, так и вскрикнул про себя, вот, глупый, подумал я, вот чем он занят; вот разгадка тайны! Учёные люди всегда такие. Возможно, сейчас у него в голове появились какие-то новые идеи; он их обдумывает, а я его беспокою и расстраиваю. Я читал, батюшка, и, конечно, многого не понимал; но это естественно — как же мне быть?»

«Покажи мне, мама».

Раскольников взял журнал и просмотрел свою статью. Как ни несообразно с его настроением и обстоятельствами, он испытал то странное и горько-сладкое чувство, которое испытывает каждый автор, впервые увидев себя в печати; кроме того, ему было всего двадцать три года. Это длилось всего мгновение. Прочитав несколько строк, он нахмурился, и сердце его сжалось от тоски. Он вспомнил все внутренние конфликты предыдущих месяцев. Он швырнул статью на стол с отвращением и гневом.

– Но как бы я ни был глуп, Родя, я сам вижу, что ты очень скоро будешь одним из передовых, если не передовым человеком, в мире русской мысли. И они посмели подумать, что вы сошли с ума! Вы не знаете, но они действительно так думали. Ах, презренные создания, как они могли понять гения! А Дунечка, Дунечка чуть не поверила, — что вы на это скажете! Твой отец два раза присылал в журналы — первый раз стихи (у меня есть рукопись, покажу тебе), а второй раз целый роман (я умоляла его дать мне переписать), и как мы молились, чтобы их взяли. — их не было! Я разбивал себе сердце, Родя, шесть или семь дней тому назад из-за твоей еды, твоей одежды и того, как ты живешь. но теперь я снова вижу, как я был глуп, ибо своим умом и талантом вы можете достичь любого положения, какое захотите. Вас, верно, это пока не волнует, и вы заняты гораздо более важными делами…»

– Дунечки нет дома, матушка?

«Нет, Родя. я часто ее не вижу; она оставляет меня в покое. Ко мне приезжает Дмитрий Прокофьич, это так хорошо с его стороны, и он всегда говорит о вас. Он любит и уважает тебя, моя дорогая. Я не говорю, что Дунечка очень требовательна. Я не жалуюсь. У нее свои манеры, а у меня свои, похоже, у нее в последнее время есть какие-то секреты, а у меня никогда не было секретов от вас двоих. Конечно, я уверен, что у Дунечки слишком много ума, и, кроме того, она любит нас с тобой… но я не знаю, к чему все это приведет. Ты меня так обрадовал, что пришел теперь, Родя, а она соскучилась, уйдя; когда она войдет, я ей скажу: твой брат заходил, пока тебя не было. Где ты был все это время? Ты меня не балуй, Родя, ты знаешь; приходи, когда сможешь, а если не сможешь, не беда, я могу подождать. Я во всяком случае узнаю, что ты меня любишь, мне этого будет достаточно. Я буду читать то, что вы пишете, я буду слышать о вас от всех, а иногда вы сами будете приходить ко мне. Что может быть лучше? Вот ты пришел утешить свою мать, я это вижу.

Тут Пульхерия Александровна заплакала.

«Опять я здесь! Не обращай внимания на мою глупость. Боже мой, почему я сижу здесь?» — воскликнула она, вскакивая. – Кофе есть, и я тебе его не предлагаю. Ах, это эгоизм старости. Я получу его сейчас же!»

«Мама, не беспокойся, я сейчас иду. Я пришел не за этим. Пожалуйста послушайте меня.»

Пульхерия Александровна робко подошла к нему.

«Мама, что бы ни случилось, что бы ты ни услышала обо мне, что бы тебе обо мне ни сказали, ты всегда будешь любить меня так, как сейчас?» — спросил он вдруг от полноты сердца, как бы не думая о своих словах и не взвешивая их.

«Родя, Родя, в чем дело? Как ты можешь задавать мне такой вопрос? Да кто мне о тебе что-нибудь расскажет? Кроме того, я не должен никому верить, я должен отказываться слушать».

– Я пришел уверить вас, что всегда любил вас и рад, что мы одни, даже рад, что Дунечки нет дома, – продолжал он с тем же порывом. — Я пришел сказать вам, что, хотя вы будете несчастны, вы должны верить, что ваш сын любит вас теперь больше, чем себя, и что все, что вы думали обо мне, что я был жесток и не заботился о вас, было все ошибка. Я никогда не перестану любить тебя. .. Ну, довольно: я думал, что должен сделать это и начать с этого…»

Пульхерия Александровна молча обняла его, прижала к своей груди и тихонько заплакала.

— Я не знаю, что с тобой, Родя, — сказала она наконец. — Я все это время думал, что мы просто надоели тебе, а теперь вижу, что тебе предстоит большое горе, и оттого ты несчастен. Я давно это предвидел, Родя. Простите меня за то, что я об этом говорю. Я продолжаю думать об этом и не сплю по ночам. Твоя сестра всю прошлую ночь пролежала во сне и говорила только о тебе. Я что-то поймал, но не смог разобрать. Я все утро чувствовал, что меня вот-вот повесят, чего-то ждал, чего-то ждал, и вот оно пришло! Родя, Родя, ты куда? Ты куда-то уезжаешь?

«Да».

«Я так и думал! Знаешь, я могу пойти с тобой, если понадоблюсь. И Дунечка тоже; она вас любит, она вас очень любит, — и Софья Семеновна может пойти с нами, если хотите. Видите ли, я и рад смотреть на нее, как на дочь… Дмитрий Прокофьич поможет нам ехать вместе. Но… куда… ты идешь?

«До свидания, мама».

«Что сегодня?» — воскликнула она, как будто потеряв его навсегда.

«Я не могу остаться, я должен идти сейчас…

«А нельзя ли мне пойти с вами?»

«Нет, но встань на колени и помолись за меня Богу. Ваша молитва, возможно, достигнет Его».

«Позвольте мне благословить вас и поставить крест. Это верно, это правильно. О Боже, что мы делаем?»

Да, он был рад, очень рад, что никого нет, что он один с мамой. Впервые после всех этих ужасных месяцев его сердце смягчилось. Он пал перед нею, целовал ее ноги, и оба плакали, обнимаясь. И она не удивилась и не стала его расспрашивать на этот раз. За несколько дней она поняла, что с ее сыном происходит что-то ужасное и что теперь для него наступила какая-то страшная минута.

— Родя, мой милый, мой первенец, — сказала она, всхлипывая, — теперь ты такой же, как в детстве. Ты бы подбежал ко мне, обнял и поцеловал. Когда твой отец был жив и мы были бедны, ты утешал нас одним лишь тем, что был с нами, и когда я похоронил твоего отца, как часто мы вместе плакали на его могиле и обнимались, как теперь. И если я в последнее время плачу, то это оттого, что сердце моей матери предчувствовало беду. В первый раз, когда я увидел тебя, в тот вечер, ты помнишь, как только мы приехали сюда, я догадался просто по твоим глазам. У меня сразу упало сердце, и сегодня, когда я отворил дверь и взглянул на вас, я подумал, что настал роковой час. Родя, Родя, ты сегодня не уедешь?

«Нет!»

«Ты еще придешь?»

«Да… я приду».

«Родя, не сердись, я не смею тебя спрашивать. Я знаю, что не должен. Скажи мне только два слова — далеко ли ты идешь?

«Очень далеко».

«Что тебя там ждет? Какая-то должность или карьера для тебя?

«То, что Бог посылает… только молись обо мне». Раскольников подошел к двери, но она вцепилась в него и с отчаянием посмотрела ему в глаза. На ее лице отразился ужас.

— Довольно, матушка, — сказал Раскольников, глубоко жалея, что пришел.

«Не навсегда, еще не навсегда? Ты придешь, ты придешь завтра?

«Буду, буду, до свидания». Он вырвался наконец.

Вечер был теплый, свежий, светлый; утром прояснилось. Раскольников ушел к себе на квартиру; он поспешил. Он хотел закончить все до заката. До тех пор он не хотел ни с кем встречаться. Поднявшись по лестнице, он заметил, что Настасья бросилась от самовара, чтобы пристально посмотреть на него. «Может ли кто-нибудь прийти ко мне?» — спросил он. У него было противное видение Порфирия. Но, отворив дверь, он увидел Дуню. Она сидела одна, погруженная в глубокие размышления, и выглядела так, как будто ждала уже давно. Он резко остановился в дверях. Она в смятении встала с дивана и встала лицом к нему. Ее глаза, устремленные на него, выдавали ужас и бесконечную скорбь. И только по этим глазам он сразу увидел, что она знает.

«Мне войти или уйти?» — неуверенно спросил он.

«Весь день у Софьи Семеновны. Мы оба ждали тебя. Мы думали, что ты обязательно придешь туда».

Раскольников вошел в комнату и в изнеможении опустился на стул.

«Слаб я, Дуня, очень устал; и я хотел бы в этот момент быть в состоянии контролировать себя ».

Он недоверчиво взглянул на нее.

«Где ты был всю ночь?»

«Плохо помню. Видишь ли, сестричка, я хотел решиться раз навсегда, и несколько раз ходил по Неве, помню, что хотел там все кончить, но… не мог решиться, — прошептал он. , снова недоверчиво глядя на нее.

«Слава Богу! Этого-то мы и боялись, Софья Семеновна и я. Значит, вы еще верите в жизнь? Слава Богу, слава Богу!»

Раскольников горько усмехнулся.

«У меня нет веры, но я только что плакала на руках у матери; У меня нет веры, но я только что попросил ее помолиться за меня. Не знаю, как это, Дунечка, не понимаю.

«Ты был у мамы? Ты сказал ей? — в ужасе вскричала Дунечка. — Ты точно этого не делал?

«Нет, я ей не говорил… на словах; но она многое поняла. Она слышала, как ты разговаривал во сне. Я уверен, что она уже наполовину это понимает. Возможно, я поступил неправильно, пойдя к ней. Я не знаю, почему я пошел. Я презренный человек, Дунечка.

«Презренный человек, но готовый к страданиям! Вы, не так ли?»

«Да, иду. Однажды. Да, чтобы избежать позора, я думал утопиться, Дунечка, но, глядя на воду, я думал, что если я до сих пор считал себя сильным, то лучше бы не боялся позора, — сказал он, торопясь дальше. — Это гордость, Дуня.

«Гордость, Родя».

В его потускневших глазах горел огонь; он, казалось, был рад думать, что он все еще горд.

«Тебе не кажется, сестра, что я просто боялся воды?» — спросил он, глядя ей в лицо со зловещей улыбкой.

«Ой, Родя, тише!» — горько воскликнула Дунечка. Молчание длилось две минуты. Он сидел, устремив глаза в пол; Дуня стояла на другом конце стола и с тоской смотрела на него. Внезапно он встал.

«Уже поздно, пора идти! Я собираюсь немедленно сдаться. Но я не знаю, почему я собираюсь сдаться».

Большие слезы упали на ее чеки.

«Ты плачешь, сестра, но можешь ли ты протянуть мне руку?»

«Ты сомневался?»

Она обняла его.

«Разве ты не наполовину искупаешь свое преступление, сталкиваясь со страданиями?» — воскликнула она, прижимая его к себе и целуя.

«Преступление? Какое преступление? — воскликнул он во внезапной ярости. «Что я убил подлое вредное насекомое, старую ростовщицу, никому не нужную!.. Ее убийство было искуплением сорока грехов. Она высасывала жизнь из бедняков. Было ли это преступлением? Я не думаю об этом и не думаю искупать его, и что вы все это со всех сторон втираете? ‘Преступление! преступление!» Только теперь я ясно вижу всю глупость своей трусости, теперь, когда я решился принять этот ненужный позор. Это только потому, что я презренный и ничего во мне не имею, я решился, может быть, даже и для своей выгоды, как тот… Порфирий… предложил!

«Брат, брат, что ты говоришь! Ведь ты пролил кровь! — в отчаянии вскричала Дунечка.

— Которую проливают все люди, — вставил он почти в исступлении, — которая течет и всегда текла ручьями, которая разливается, как шампанское, и за которую людей увенчивают в Капитолии и называют потом благодетелями человечества. Вглядись в него внимательнее и пойми! Я тоже хотел делать добро людям и сделал бы сотни, тысячи добрых дел, чтобы загладить эту одну глупость, даже не глупость, а просто неуклюжесть, ибо мысль вовсе не была так глупа, как кажется теперь, что она не удалось. .. (Все кажется глупым, когда не удается.) Этой глупостью я хотел только поставить себя в самостоятельное положение, сделать первый шаг, получить средства, и тогда все было бы сглажено благами, неизмеримыми по сравнению с .… Но я… я не мог сделать и первого шага, потому что я презренный, вот в чем дело! И все же я не буду смотреть на это так, как вы. Если бы мне это удалось, я был бы увенчан славой, но теперь я в ловушке».

«Но это не так, не так! Брат, что ты говоришь?

«Ах, не живописно, не эстетично! Я не понимаю, почему бомбардировка людей обычной осадой более почетна. Страх перед внешностью — первый симптом импотенции. Я никогда, никогда не осознавал этого так ясно, как теперь, и я далек от того, чтобы понять, что то, что я сделал, было преступлением. Я никогда, никогда не был сильнее и увереннее, чем сейчас».

Краска бросилась на его бледное измученное лицо, но когда он произносил свое последнее объяснение, то случайно встретил глаза Дуни и увидел в них такую ​​тоску, что не мог не остановиться. Он чувствовал, что каким-то образом сделал несчастными этих двух бедных женщин, что он был в любом случае причиной…

«Дунечка голубушка, если я виновата, прости меня (хотя меня нельзя простить, если я виновата). До свидания! Мы не будем спорить. Пора, пора идти. Не ходи за мной, умоляю тебя, мне еще куда-то идти… А ты сейчас иди и садись с мамой. Я умоляю вас! Это моя последняя просьба к тебе. Не оставляй ее вовсе; Я оставил ее в состоянии беспокойства, что она не в состоянии вынести; она умрет или сойдет с ума. Будь с ней! Разумихин будет с тобой. Я говорил с ним… Не плачь обо мне: я всю жизнь постараюсь быть честным и мужественным, хотя бы я и убийца. Возможно, когда-нибудь я сделаю себе имя. Я не посрамлю тебя, вот увидишь; Я еще покажу… Теперь прощай пока что, — поспешно заключил он, опять заметив странное выражение в глазах Дунечки при последних его словах и обещаниях. «Почему ты плачешь? Не плачь, не плачь: мы не расстаемся навсегда! О да! Подождите, я забыл!» Он подошел к столу, взял толстую запыленную книгу, развернул ее и вынул из-под страниц маленький акварельный портрет на слоновой кости. Это был портрет дочери его хозяйки, умершей от лихорадки, той странной девушки, которая хотела стать монахиней. С минуту он вглядывался в тонкое выразительное лицо своей невесты, целовал портрет и отдавал его Дуне.

— Я много говорил ей об этом, только ей, — задумчиво сказал он. «Ей сердцу я доверил многое из того, что с тех пор было так ужасно реализовано. Не беспокойтесь, — обратился он к Дуне, — она была так же против этого, как и вы, и я рад, что она ушла. В том-то и дело, что теперь все будет иначе, разобьется надвое, — вскричал он, вдруг возвращаясь к своему унынию. «Все, все, а готов ли я к этому? Хочу ли я этого сам? Говорят, надо мне страдать! Какова цель этих бессмысленных страданий? Узнаю ли я лучше, для чего они нужны, когда я задавлен лишениями и идиотизмом и слаб, как старик после двадцатилетней каторги? И на что мне тогда жить? Почему я соглашаюсь на эту жизнь сейчас? О, я знал, что я презренный, когда стоял сегодня на рассвете и смотрел на Неву!»

Наконец они оба вышли. Дунечке было тяжело, но она любила его. Она отошла, но, пройдя шагов пятьдесят, обернулась, чтобы снова посмотреть на него. Он все еще был в поле зрения. На углу он тоже повернулся, и взгляды их в последний раз встретились; но, заметив, что она смотрит на него, он с нетерпением и даже досадой отодвинул ее и резко повернул за угол.

«Я злой, я вижу это», — подумал он про себя, устыдившись через мгновение своего гневного жеста на Дуню. «Но почему они так любят меня, если я этого не заслуживаю? О, если бы я был один и никто бы меня не любил, и я тоже никогда никого не любил! Ничего бы из этого не случилось. Но интересно, не стану ли я за эти пятнадцать-двадцать лет таким кротким, чтобы смиряться перед людьми и хныкать при каждом слове, что я преступник. Да, так, так, для того меня туда и посылают, для того они и хотят. Посмотрите, как они бегают взад и вперед по улицам, каждый из них негодяй и преступник в душе и, что еще хуже, идиот. Но попробуй меня отделать, и они придут в ярость от праведного негодования. О, как я их всех ненавижу!»

Он задумался о том, каким образом это может произойти, что он может быть унижен перед всеми без разбора — унижен по убеждению. И все же почему бы и нет? Так и должно быть. Разве двадцать лет непрерывного рабства не раздавят его окончательно? Вода точит камень. И зачем, зачем ему жить после этого? Зачем ему идти сейчас, когда он знал, что так будет? Может быть, в сотый раз он задавал себе этот вопрос со вчерашнего вечера, но все-таки пошел.


Содержание -БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ ЗАПИСЬ

Федор Достоевский

Братья Карамазовы

Книга III
Глава 4

Содержание

Каталог названий

Виртуальная библиотека Logos

Каталог

Федор Достоевский (1821-1881)

Братья Карамазовы

Перевод Констанции Гарнетт

Часть первая

Книга III. Сенсуалисты

Глава 4: Исповедь страстного сердцаВ анекдоте


Тогда я вел разгульный образ жизни. Отец только что сказал, что я потратил несколько тысяч рублей на соблазнение молодых девушек. Это свинская выдумка, и ничего подобного не было. А если и был, то мне деньги не нужны были только для этого. Для меня деньги — это аксессуар, избыток моего сердца, каркас. Сегодня она будет моей дамой, а завтра вместо нее станет уличной девкой. Я развлекал их обоих. Я выбрасывал деньги горстями на музыку, бунты и цыган. Давала иногда и дамам, потому что они возьмут с жадностью, это надо признать, и будут довольны и благодарны за это. Раньше меня любили дамы: не все, но бывало, бывало. Но мне всегда нравились боковые тропинки, темные закоулки за главной дорогой — там и приключения, и сюрпризы, и драгоценный металл в грязи. Я образно говорю, брат. В городе, где я был, таких закоулков в прямом смысле не было, но морально были. Если бы вы были похожи на меня, вы бы знали, что это значит. Я любил порок, я любил позор порока. я любил жестокость; разве я не клоп, разве я не вредное насекомое? Ведь Карамазов! Как-то поехали всей кучей на пикник, на семи санях. Было темно, стояла зима, и я стал сжимать руку девушки и заставлял ее целовать меня. Она была дочерью чиновника, милым, нежным, покорным созданием. Она позволяла мне, она позволяла мне многое в темноте. Она думала, бедняжка, что я приду на следующий день, чтобы сделать ей предложение (на меня тоже смотрели как на хорошую пару). Но я не говорил ей ни слова целых пять месяцев. Я видел ее в углу на танцах (у нас всегда были танцы), ее глаза смотрели на меня. Я видел, как они пылали огнём… огнём нежного негодования. Эта игра только щекотал ту насекомую похоть, которую я лелеял в своей душе. Через пять месяцев она вышла замуж за чиновника и уехала из города, все еще злая и, может быть, еще влюбленная в меня. Теперь они живут счастливо. Заметьте, я никому не сказал. Я не хвастался этим. Хотя я полон низких желаний и люблю низкое, я не бесчестен. Ты краснеешь; твои глаза сверкнули. Хватит с тебя этой грязи. И все это было пустяком придорожные цветы а-ля Поль де Кок хотя жестокое насекомое уже окрепло в моей душе. У меня есть прекрасный альбом воспоминаний, брат. Дай Бог им здоровья, дорогие. Я пытался разорвать его, не ссорясь. И я никогда их не раздавал, я никогда не хвастался ни одним из них. Но этого достаточно. Вы же не думаете, что я привел вас сюда только для того, чтобы говорить о такой ерунде. Нет, я собираюсь рассказать вам кое-что более любопытное; и не удивляйтесь, что я рад сообщить вам, вместо того, чтобы стыдиться.

– Ты это говоришь, потому что я покраснел, – сказал вдруг Алеша. – Я не покраснел от того, что вы сказали или от того, что вы сделали. Я покраснел, потому что я такой же, как и ты.

Ты? Да ладно, это уже слишком!

– Нет, недалеко, – горячо сказал Алеша (видимо, идея была не нова). – Лестница такая же. Я на нижней ступеньке, а ты наверху, где-то на тринадцатой. Вот как я это вижу. Но это все равно. Абсолютно такие же по натуре. Любой, кто окажется на нижней ступеньке, обязательно поднимется на верхнюю.

Тогда вообще нельзя наступать.

Тем, кто может помочь, лучше не делать этого.

А ты можешь?

Думаю, что нет.

Тише, Алеша, тише, милый! Я мог бы поцеловать твою руку, ты так прикасаешься ко мне. У этой пройдохи Грушеньки глаз на мужчин. Однажды она сказала мне, что однажды сожрет тебя. Там, там, я не буду! С этого загаженного мухами поля тления перейдем к моей трагедии, тоже загаженной мухами, то есть всякой мерзостью. Хотя старик и соврал о моей соблазнительной невинности, но в моей трагедии действительно было что-то подобное, хотя это было только один раз, и тогда не вышло. Старик, упрекнувший меня в том, чего никогда не было, даже не знает об этом факте; Я никому об этом не говорил. Ты первый, кроме Ивана, конечно Иван все знает. Он знал об этом задолго до тебя. А Иван — могила».

Иван – могила?

Алеша слушал с большим вниманием.

– Я был лейтенантом линейного полка, но все же находился под надзором, как какой-то каторжник. Тем не менее меня очень хорошо приняли в маленьком городке. Я тратил деньги направо и налево. Меня считали богатым; Я и сам так думал. Но я, должно быть, порадовал их и в других отношениях. Хотя они качали надо мной головами, я им нравился. Мой полковник, который был пожилым человеком, почувствовал ко мне внезапную неприязнь. Он всегда был против меня, но у меня были влиятельные друзья, и, кроме того, весь город был на моей стороне, так что он не мог причинить мне большого вреда. Я сам был виноват в том, что отказался относиться к нему с должным уважением. Я был горд. У этого упрямого старика, который был действительно очень хорошим человеком, добрым и гостеприимным, было две жены, обе умершие. Его первая жена, происходившая из скромной семьи, оставила дочь, такую ​​же неприхотливую, как и она сама. Она была молодой женщиной двадцати четырех лет, когда я был там, и жила с отцом и тетей, сестрой матери. Тетка была проста и неграмотна; племянница была простой, но живой. Я люблю говорить приятные вещи о людях. Я никогда не знал женщины более обаятельного характера, чем Агафья представьте себе, ее звали Агафья Ивановна! И была она тоже недурна, на русский лад: высокая, полная, с полной фигурой, с красивыми глазами, хотя и с довольно грубым лицом. Она не была замужем, хотя у нее было два жениха. Она отказалась от них, но была так же весела, как всегда. Я был с ней близок, но не таким образом, это была чистая дружба. Я часто дружил с женщинами совершенно невинно. Я говорил с ней с возмутительной откровенностью, а она только смеялась. Многим женщинам нравится такая свобода, и она тоже была девушкой, что делало ее очень забавной. Другое дело, что о ней никогда нельзя было думать как о юной леди. Она и ее тетя жили в доме ее отца с каким-то добровольным смирением, не ставя себя наравне с другими людьми. Она была всеобщей любимицей и всем пригодилась, потому что была искусной портнихой. У нее был к этому талант. Она оказывала свои услуги бесплатно, не требуя оплаты, но если кто-то предлагал ей оплату, она не отказывалась. Полковник, конечно, совсем другое дело. Он был одним из главных лиц в округе. Он держал дом открытым, развлекал весь город, устраивал ужины и танцы. В то время, когда я приехал и вступил в батальон, весь город говорил о ожидаемом возвращении второй дочери полковника, прекрасной красавицы, только что окончившей модное столичное училище. Эта вторая дочь есть Катерина Ивановна, и она была ребенком второй жены, которая принадлежала к знатному генеральскому роду; хотя, как я узнал из достоверного источника, она тоже не принесла полковнику денег. У нее были связи, вот и все. Возможно, были какие-то ожидания, но они ни к чему не привели.

Зато, когда барышня приехала из интерната в гости, весь городок ожил. Наши знатнейшие дамы — две «превосходительности» и жена полковника — и все остальные, следуя их примеру, тотчас взяли ее на руки и устроили в ее честь угощения. Она была красавицей балов и пикников, и они соорудили живые картины в помощь бедствующим гувернанткам. Я не обращал внимания, я продолжал так же дико, как и раньше, и один из моих подвигов в то время заставил весь город говорить. Я видел, как ее глаза мерили меня однажды вечером у комбата, но я не подошел к ней, как бы пренебрег ее знакомством. Вскоре я поднялся и поговорил с ней на вечеринке. Она едва взглянула на меня и презрительно сжала губы. Подождите немного. Я отомщу, думал я. Я много раз вел себя в то время как ужасный дурак и сам это сознавал. Хуже было то, что я чувствовал, что «Катенька» не невинная пансионерка, а человек с характером, гордый и действительно принципиальный; главное, у нее были образование и ум, а у меня не было ни того, ни другого. Думаешь, я хотел сделать ей предложение? Нет, я просто хотел отомстить за себя, потому что я был таким героем, а она как будто не чувствовала этого.

Между тем я пропивался и буянил, пока подполковник не посадил меня на три дня под арест. Как раз в это время отец прислал мне шесть тысяч рублей в обмен на то, что я прислал ему грамоту об отказе от всяких претензий к нему, так сказать, о сведении счетов и о том, что больше я ничего не жду. В то время я не понимал ни слова. Пока я не приехал сюда, Алеша, до последних дней, а может быть, даже и теперь, я не мог разобраться в своих денежных делах с отцом. Но это неважно, мы поговорим об этом позже.

Как только я получил деньги, я получил письмо от друга, в котором он рассказал мне нечто, что меня очень заинтересовало. Власти, как я узнал, были недовольны нашим подполковником. Его подозревали в нарушениях; на самом деле его враги готовили ему сюрприз. А потом приехал командир дивизии и надрал чертей шайку. Вскоре после этого ему было приказано уйти в отставку. Я не буду рассказывать вам, как это все произошло. У него определенно были враги. Внезапно в городе наметилась заметная прохлада по отношению к нему и ко всей его семье. Все его друзья отвернулись от него. Тогда я сделал свой первый шаг. Я встретил Агафью Ивановну, с которой всегда поддерживал дружбу, и сказал: «Знаете ли вы, что на счетах вашего отца недостает 4500 рублей казенных денег?»

Что вы имеете в виду? Что заставляет тебя так говорить? Генерал был здесь недавно, и все было в порядке.

Тогда было, а сейчас нет.

Она была ужасно напугана.

«Не пугайте меня! сказала она. Кто тебе сказал?

– «Не беспокойтесь, – сказал я, – я никому не скажу. Вы знаете, я молчу, как могила. Я только хотел, ввиду «возможностей», добавить, что, когда с вашего отца потребуют эти 4500 рублей, а он не сможет их предъявить, то его будут судить и заставить служить простым солдатом в его старом лет, если только вы не хотите тайно прислать ко мне свою юную леди. Мне только что заплатили деньги. Я дам ей четыре тысячи, если хочешь, и свято храню тайну».0004

“Ах ты, негодяй!” так она сказала. Ты злой негодяй! Как ты смеешь!

Она ушла в бешеном возмущении, а я еще раз крикнул ей вслед, чтобы тайна хранилась в тайне. Эти два нехитрых существа, Агафья и ее тетя, могу сразу сказать, вели себя во всем этом деле как совершенные ангелы. Они искренне обожали свою «Катю», считали ее выше себя и прислуживали ей по рукам и ногам. Но Агафья рассказала ей о нашем разговоре. Я узнал это потом. Она не удержалась, и, конечно же, это было все, чего я хотел.

Внезапно прибыл новый майор, чтобы принять командование батальоном. Старый подполковник тотчас же заболел, два дня не мог выйти из своей комнаты и не сдавал казенных денег. Доктор Кравченко заявил, что действительно болен. Но я точно знал, и знал давно, что за последние четыре года деньги никогда не были в его руках, за исключением тех случаев, когда командующий наносил свои инспекционные визиты. Он давал ее взаймы одному доверенному лицу, купцу нашего города Трифонову, старому вдовцу, с большой бородой и в очках в золотой оправе. Он ходил на ярмарку, делал на эти деньги прибыльное дело и всю сумму возвращал полковнику, привозя с собой и подарок с ярмарки, и проценты с займа. Но на этот раз (обо всем этом я услышал совершенно случайно от сына и наследника Трифонова, юноши-болвана и одного из самых порочных в мире) — на этот раз, говорю, Трифонов с ярмарки ничего не привез. К нему подлетел подполковник. «Я никогда не получал от вас денег и, возможно, не мог получить». Это был весь ответ, который он получил. Так что теперь наш подполковник прикован к дому, с полотенцем на голове, а они все трое прикладывают к нему лед. Вдруг на место прибывает ординарец с книгой и приказом «немедленно, в течение двух часов, сдать батальонные деньги». надел мундир, побежал к себе в спальню, зарядил свою двустволку табельной пулей, снял с правой ноги сапог, приставил ружье к груди и стал нащупывать ногой курок. Но Агафья, вспомнив, что я ей говорил, заподозрила. Она подкралась и заглянула в комнату как раз вовремя. Она ворвалась, бросилась к нему сзади, обняла его, и ружье выстрелило, ударило в потолок, но никого не ранило. Подбежали остальные, отобрали ружье и взяли его за руки. Обо всем этом я слышал потом. Я был дома, уже вечерело, и я как раз собирался выйти на улицу. Я оделся, причесался, надушил платок и взялся за шапку, как вдруг дверь отворилась, и против меня в комнате стояла Катерина Ивановна.

– Странно, как иногда это происходит. Никто не видел ее на улице, так что никто не знал о ней в городе. Я поселился у двух дряхлых старух, которые присматривали за мной. Это были самые услужливые старые вещи, готовые сделать для меня все, и по моей просьбе молчали потом, как два чугунных столба. Конечно, я сразу понял положение. Она вошла и посмотрела прямо на меня, ее темные глаза были решительны, даже вызывающи, но в ее губах и вокруг рта я увидел неуверенность.

– «Сестра сказала мне, – начала она, – что ты дашь мне 4500 рублей, если я сама приду к тебе за этим». Я пришел . . . дай мне денег!

– Она не выдержала. Она запыхалась, испугалась, голос ее подвел, уголки рта и морщинки вокруг него задрожали. Алеша, ты слушаешь или спишь?

– Митя, я знаю, ты скажешь всю правду, – взволнованно сказал Алеша.

Я говорю это. Если я скажу всю правду, как это было, я не пощажу себя. Моя первая идея была Карамазова. Однажды меня укусила многоножка, брат, и я пролежал две недели в лихорадке от нее. Ну, тогда я почувствовал, как сороконожка укусила меня за сердце — ядовитое насекомое, понимаете? Я посмотрел на нее сверху вниз. Вы видели ее? Она красавица. Но тогда она была прекрасна в другом. В ту минуту она была красива, потому что была благородна, а я был подлец; она во всем величии своего великодушия и жертвы ради отца, а я клоп! И, как ни был я негодяй, она была полностью в моей власти, душой и телом. Она была зажата. Скажу вам откровенно, эта мысль, эта ядовитая мысль так овладела моим сердцем, что оно чуть не потеряло сознание от ожидания. Казалось, что сопротивляться этому было невозможно; как будто я должен вести себя как жук, как ядовитый паук, без тени жалости. Я едва мог дышать. Поймите, я должен был пойти на следующий день просить ее руки, чтобы это кончилось, так сказать, с честью, и чтобы никто не знал и не мог знать. Хотя я человек с низкими желаниями, я честен. И в ту же секунду какой-то голос как будто шепнул мне на ухо: «Но когда ты завтра приедешь делать свое предложение, та девушка тебя и не увидит; она прикажет своему кучеру выгнать тебя со двора. «Объявите на весь город, — говорила она, — я вас не боюсь». — Я посмотрел на барышню, мой голос меня не обманул. Так оно и будет, не сомневайтесь. Теперь я мог видеть по ее лицу, что меня выгонят из дома. Моя злоба пробудилась. Мне хотелось сыграть с ней самую гнусную свинскую шутку: посмотреть на нее с насмешкой и на том месте, где она стояла передо мной, оглушить ее таким тоном, каким мог пользоваться только лавочник.

Четыре тысячи! Что ты имеешь в виду? Я пошутил. Вы слишком легко считаете своих цыплят, мадам. Двести, если хотите, от всего сердца. Но четыре тысячи — это не та сумма, которую можно выбрасывать на такое легкомыслие. Вы тратите себя зря.

Конечно, я должен был проиграть. Она бы убежала. Но это была бы адская месть. Это стоило бы всего. Я бы выл от сожаления всю оставшуюся жизнь, только чтобы провернуть этот трюк. Поверите ли, мне ни с какой другой женщиной, ни с одной, не случалось смотреть на нее в такую ​​минуту с ненавистью. Но, клянусь, я смотрел на нее секунды три, а может быть, и пять со страшной ненавистью — той ненавистью, которая всего на волосок от любви, от безумнейшей любви!

Я подошел к окну, прижался лбом к замерзшему стеклу и помню, как лед обжигал мне лоб, как огонь. Я не держал ее долго, не бойся. Я обернулся, подошел к столу, открыл ящик и достал банкноту в пять тысяч рублей (она лежала во французском словаре). Тогда я показал ей молча, сложил, подал ей, отворил дверь в переднюю и, отступив назад, отвесил ей низкий поклон, самый почтительный, самый внушительный поклон, поверьте мне! Она вздрогнула всем телом, посмотрела на меня секунду, побледнела ужасно… белая, как полотно, на самом деле… и вдруг, не порывисто, а мягко, нежно поклонилась мне в ноги… не интернатский реверанс, а русский поклон, лбом в пол. Она вскочила и убежала. Я носил свой меч. Я вытащил его и чуть не закололся им на месте; почему, я не знаю. Это было бы ужасно глупо, конечно. Я полагаю, это было от удовольствия. Вы понимаете, что можно убить себя от восторга? Но я не ударил себя ножом. Я только поцеловал свою шпагу и вложил ее обратно в ножны… о чем, впрочем, не было нужды тебе говорить. И мне кажется, что, рассказывая вам о моем внутреннем конфликте, я слишком сильно преувеличил, чтобы прославить себя.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *