Нет ничего чудовищнее того что мы можем внушить себе сами: Нет ничего чудовищнее того, что мы можем внушить себе сами ▷ Socratify.Net
Джон Стейнбек. Зима тревоги нашей / Цитаты / Цитаты. Высказывания. Афоризмы
Джон Стейнбек. Зима тревоги нашей
Советов мы не любим – нам нужно поддакивание.
советы лесть человек, люди
Итен Хоули
Джон Стейнбек. Зима тревоги нашей
Нет ничего чудовищнее того, что мы можем внушить себе сами.
самовнушение внушение человек, люди
Джон Стейнбек. Зима тревоги нашей
Если знаешь, что говоришь, или хотя бы думаешь, что знаешь, говори громче.
знание
Джон Стейнбек. Зима тревоги нашей
Если человеку некогда думать, значит, он не хочет думать, вот и все.
мысли человек, люди
Джон Стейнбек. Зима тревоги нашей
Когда двое встречаются, каждый в чем-то изменяет другого, так что в конце концов перед вами два новых человека.
изменения, перемены человек, люди
Итен Хоули
Джон Стейнбек. Зима тревоги нашей
Есть, как видно, три вещи, которым никто не верит. Не верят в правду, не верят в то, что вполне возможно, и в то, что вполне логично.
вера логика неверие правда
Джон Стейнбек. Зима тревоги нашей
Если хочешь сохранить друга, никогда не испытывай его.
друзья, дружба
Итен Хоули
Джон Стейнбек. Зима тревоги нашей
Человек привыкает ко всему, но на это нужно время.
время привычки человек, люди
Итен Хоули
Джон Стейнбек. Зима тревоги нашей
Кого так легко заполучить, тот немного стоит.
отношения человек, люди
Марджи Янг-Хант
Джон Стейнбек. Зима тревоги нашей
Сами по себе слова ничего не значат, они только проводники чувств.
чувства слова
Патрик Зюскинд. Парфюмер. История одного убийцы
Он был вынослив, как приспособившаяся бактерия, и неприхотлив, как клещ, который сидит на дереве и живёт крошечной каплей крови, раздобытой несколько лет назад.
выживание
*По техническим причинам, сайт может быть временно недоступен. Приносим свои извинения за доставленные неудобства.
Джули Дейс Игра на грани фола «Нет ничего чудовищнее того, что мы можем внушить себе сами» Джон Эрнст Стейнбек Глава 1. Когда отец приглашает к себе и предлагает присесть, я знаю, чего ожидать. Он хочет снова ввязать меня в авантюру. Он хочет победить. Он не играет по-честному. Он играет ва-банк. Нет, я вовсе не пешка в отцовских руках. Я иду на это добровольно и не захожу дальше, чем могла бы. Я делаю это, потому что театральный кружок требует отточенного мастерства, и поиграть с каким-то парнем, внушив ему, что он любовь всей моей жизни, одно из таких опытов. Это вроде ложки в тарелку с уверенностью. Доказательство самой себе, что могу, если захочу. Они вовсе не страдают, когда «всё кончено». Обычно это развязывает руки для «уйти в отрыв» и «на всю катушку», ведь для затягивания сердечных ран, требуется дюжина легкомысленных девчонок и алкоголя. Они получают желанный отрыв. Мы получаем победу. И ни с одним из них я так и не дошла до стадии третьего свидания, которое подразумевает секс. По статистике, именно третье становится тем самым роковым. Три. Всего три свидания, которые завершаются бурным сальто в кровати. Я расправляю плечи и позволяю отцу выложить план. – У Гилмортов новый капитан. Удивительно, и как я не догадалась? Гилморты – это старшая школа, находящаяся на другом конце города, из-за чего наши пересечения между собой далеки от частых, вероятность происхождения двойного торнадо намного больше, хотя в Кливленде стихийное бедствие не редкое явление. Ученики наших школ встречаются лишь на поле и то, если обе команды выходят в полуфинал. К слову, мы обе всегда входим. Папа называет их школу фамилией тренера Гилморта, потому что – по его мнению – остальных не существует. Последнего капитана звали Логан Вуд, но засранцу пришлось выпуститься из школы. Жаль, Логан был лёгкой мишенью, он разболтает всё, что только возможно. У этого парня слишком длинный и болтливый язык. – Как зовут нового? – Коди Максвелл. – Почему мне кажется это знакомым? – У них защитник с такой же фамилией. Капитан новенький в школе. Я скептически поднимаю бровь. – И уже капитан? – За парня ручались в предыдущей школе. Сказали, что он чуть ли не будущая звёздочка на аллее славы. Отец коротко улыбается и смотрит на меня тёплыми карими глазами, радужка которых представляет собой чистое золото. – Они не пробовали смотреть на всё с другой стороны. Женское обаяние остановит танк на полном ходу. Я улыбаюсь, но в голове поселяется сомнение. Впервые в жизни чувствую себя неуверенной и совершенной сбитой. Эти ощущения достигают цели и медленно колупают стену, если продолжу копаться в мыслях – позволю создать дыру, а из этой дыры тут же просочится то, что годами выкладывалось кирпичик за кирпичиком. – Виктория? Конечно, Виктория, отец всегда называется меня полным именем, когда дело касается делового подхода. Ну кто в здравом уме и твёрдой памяти на переговорах будет обращаться к собеседнику вроде «черкани подпись и дело в шляпе»? Отец любит создавать важность там, где отсутствует необходимость. Смотрю на него из-под ресниц и киваю, как будто моё слово имеет значение. Это то же самое, что предоставить только что родившемуся королевскому наследнику право выбора. Стоит только ножницам перерезать пуповину, как он тут же несёт груз ответственности за продолжение деятельности его родителей. Родился и тут же садится за стол с золотой вилкой и ложкой, и не факт, что в руках, чаще всего, столовые предметы в заднице. Такие засранцы, выбравшиеся из золотых пелёнок, садятся на точно такой же золотой трон и думают, что весь мир у их ног. Туше. Это выстроенный в их же головах миф. Если весь мир у них ног – я сегодня же иду за единорогом, который опорожняется радугой. По тяжелому взгляду, лежащему на мне, понимаю, что отец всё-таки ждёт ответ. – Что-то ещё? – наконец спрашиваю я, ведь минуту назад согласно кивнула. – Будь осторожна. А вот это уже что-то новенькое. Может быть, мои волны с сомнением достигают его и тоже заставляют усомниться. Он подходит ко мне и, нежно погладив по макушке, многообещающе улыбается. – Ты у нас невероятная красавица. Я знаю, отец любит меня несмотря на то, что использует в своих же целях. Он всегда стоял горой за моей спиной и оберегал. Он хочет, чтобы я получала информацию, но при этом, желает, чтобы ни один язык не проник в мою глотку. Он ждёт честной игры от меня в то время, как сам о понятии честности вряд ли когда-либо задумывался. И вся эта дикая затея была моей идеей. В один из самых провальных сезонов, я видела, как сильно отец убивался по этому поводу и случайно ляпнула, что могу вытянуть всё из капитана. Тогда он понял, какой козырь в его рукаве. Это я. Сейчас всё едва ли не перетекло в обязанность. Иногда кажется, что за одержимостью победить, он совершенно забыл, что я всё ещё его дочь. Я не марионетка. Всё закончится, когда уеду в колледж. Он называет мои волосы сладкой карамелью, и на этот раз правда на его стороне. Поднимаюсь на ноги и натянуто улыбаюсь. – Как я должна узнать его? – Капитан всегда выделяется из основной массы. Да, точно. Я снова связана по рукам и ногам. Парни одновременно любят и не любят игру. В этом нужно найти тонкую грань, которую если переступить, потерпишь крах. Они любят игру, где ты вроде в их власти, но видя, что заглядываются другие – остро нуждаются показать всем, что принадлежишь только им. В переводе: они топнут ножкой, и ты уже тут как тут. Ревностью имеет тонкие и слабые ниточки, за которые нужно научиться дёргать. – После уроков, часть команды предпочитает посидеть в Старбаксе, – сообщает отец, и я не тороплюсь спрашивать, откуда у него такая информация. – У школы? – Да, в кофейне за поворотом. Я снова киваю, но выдаю факт, с которым мы оба знакомы. – Команда меня знает. Чем я должна прикрыться, когда столкнусь с ними? Отец улыбается так, словно знал, что данный вопрос повиснет в воздухе. – В соседнем помещении типография, я заказал брошюры. Ты, конечно, выручаешь меня. Можешь взять машину. – Как добродушно с твоей стороны, – улыбаюсь на этот раз искренне. – Я была бы зла, если бы ты предложил тащиться с ними пешком. Он возвращает улыбку мне. – Я же не тиран. Время от времени, наши лёгкие перепалки напоминают, что мы продолжаем быть родственниками, а не партнёрами. – Я выделил вам время на поле завтра в три. У вас парочка часов на тренировку. Сейчас, когда начинается футбольный сезон, два часа равны двадцати. Газон смягчает падение, и вся команда поддержки радуется, что не слышит мерзкие визги обуви по лаковому паркету. Плюсом является свежий воздух и тёплые солнечные лучи, ласкающие открытые участки кожи. Моя улыбка наполняется благодарностью. – Спасибо, пап. Я расправляю плечи и покидаю кабинет, зная, куда лежит путь, предварительно забрав ключи от машины. Я не готова терять время, завтрашний день занимает тренировка, следовательно, этот парень познакомится со мной уже сегодня. Отцовский взгляд наполняется гордостью. Глава 2. Вики Я специально паркую машину у тротуара, где расположилась типография. Каждое моё действие происходит автоматически. Я практически на автопилоте, зная будущий сценарий. Стоит напомнить, что я тут ради брошюр, а не сумасшедшей идеи плеснуть в себя стаканчик кофе, которое могла выпить вблизи дома или своей школы. Логика – королева игры. Если не следовать логической цепочке, выстраивая то или иное действие, можно облажаться. Очень сильно облажаться. Я не хочу кануть в грязь лицом. Моя финальная пьеса обязана едва ли не блистать на вывесках по всей длине Бродвея. |
Вики
Мне хватает двух, чтобы третьего никогда не было.
Мне нравится, что он продолжает держать себя в форме. Мой отец может и играет нечестно, но комплектация его тела говорит, что в душе он так и остался футболистом.
Они имеют оттенок сливочных карамельных конфет Вертерс и точно также пахнут. Не знаю, работает ли в данном случае самовнушение или факт действительно на лицо. Благодаря этому, в детстве родители всегда называли меня карамелькой.
Цитаты из Франкенштейна (1818) Мэри Шелли
Эмма Уорд | 15 октября 2017 г.
| Обновлено 14 сентября 2019 г. | Комментарии (0)Мэри Уоллстонкрафт Шелли (1797–1851) была британским писателем, чьи работы пересекались в нескольких жанрах (эссе, биографии, романы, рассказы и драмы), хотя книга, по которой ее больше всего помнят, — 9.0007 Франкенштейн, или Современный Прометей
Когда ей было семнадцать лет, Мэри сбежала из Англии в Италию с поэтом Перси Биши Шелли , положив начало жизни, полной потрясений и трагедий. Одним из результатов стало создание книги «Если вам нравится эта книга, обязательно прочтите ее словами Мэри Шелли».0005 как она пришла к написанию Франкенштейна , будучи еще подростком.
Первое издание романа было анонимно опубликовано в Лондоне 1 января 1818 года; Мэри Шелли было в то время двадцать лет.
Роман рассказывает историю Виктора Франкенштейна, изучающего химию и другие науки, одержимого созданием жизни из неживой материи. Ужасное существо, которое он оживляет, затем поворачивается против него.
Франкенштейн считается готическим романом и, возможно, первым настоящим научно-фантастическим романом. С момента своего первого появления в печати история захватила общественное воображение, вдохновив сначала на многочисленные театральные версии, а затем и на создание многих фильмов. Книга повлияла на другие литературные произведения в жанре ужасов и вдохновила бесчисленные формы популярной культуры.
«Франкенштейн» стал относиться к самому монстру, хотя в оригинальной истории он упоминается как существо, негодяй, демон и многое другое.
. . . . . . . . . .
«Нет ничего более болезненного для человеческого разума, чем великая и внезапная перемена».
. . .
. . . . . . .
«Жизнь и смерть казались мне идеальными границами, которые я должен сначала прорвать, и влить поток света в наш темный мир».
. . . . . . . . . .
«Неудивительно, что женщины сосредотачиваются на том, как они выглядят, а не на том, что у них на уме, поскольку с самого начала они мало что задумывали».
. . . . . . . . . .
«Ничто так не способствует успокоению ума, как устойчивая цель, точка, на которой душа может сосредоточить свой интеллектуальный взор».
. . . . . . . . .
Издание 1831 года Франкенштейна Мэри Шелли
. . . . . . . . . .
«Осторожно; ибо я бесстрашен и потому силен».
. . . . . . . . . .
«Моим единственным утешением было одиночество — глубокое, темное, похожее на смерть одиночество».
. . . . . . . . . .
«Нет ничего более мучительного для человеческого ума, чем после возбуждения чувства быстрой чередой событий мертвое спокойствие бездействия и уверенности, которое следует и лишает душу и надежды, и страха».
. . . . . . . . . .
Франкенштейн Мэри Шелли на Amazon
. . . . . . . . . .
«Я изложу свои мысли на бумаге, это правда; но это плохое средство для передачи чувств. Я желаю иметь компанию человека, который мог бы сочувствовать мне, чьи глаза отвечали бы моим».
. . . . . . . . . .
«Мое сердце было устроено восприимчивым к любви и сочувствию, и когда несчастье влекло его к пороку и ненависти, оно не выносило насилия перемены без мучений, каких вы даже не можете себе представить».
. . . . . . . . . .
«Узнайте от меня, если не на моих наставлениях, то хотя бы на моем примере, как опасно приобретение знаний и насколько счастливее тот человек, который считает родной город своим миром, чем тот, кто стремится стать большим чем позволит его природа».
. . . . . . . . . .
«Мир был для меня тайной, которую я хотел разгадать».
. . . . . . . . . .
«Так странно устроены наши души, и тонкими связками мы привязаны к процветанию и гибели».
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
«Жизнь, хотя она и есть лишь накопление страданий, мне дорога, и я буду защищать ее».
. . . . . . . . . .
«Как опасно приобретение знаний и насколько счастливее тот человек, который считает свой родной город миром, чем тот, кто стремится быть больше, чем позволяет его природа».
. . . . . . . . . .
«Человек в совершенстве должен всегда сохранять спокойствие и умиротворение ума и никогда не позволять страсти или преходящему желанию нарушать его спокойствие. Я не думаю, что стремление к знаниям является исключением из этого правила. Если изучение, которым вы занимаетесь, имеет тенденцию ослаблять ваши привязанности и разрушать ваш вкус к тем простым удовольствиям, к которым не может быть примешана никакая смесь, то это занятие, безусловно, незаконно, то есть не подобает человеческому уму. ”
. . . . . . . . . .
См. также: Как Мэри Шелли пришла к написанию Франкенштейна (1818 г.
)
. . . . . . . . . .
«Ищите счастья в спокойствии и избегайте честолюбия, даже если это будет только внешне невинное стремление отличиться в науке и открытиях».
. . . . . . . . . .
«Во мне есть любовь, подобная которой вы едва ли можете себе представить, и ярость, подобная которой вы не поверите. Если я не могу удовлетворить одно, я потворствую другому».
. . . . . . . . . .
«Это были тайны неба и земли, которые я хотел узнать; и занимала ли меня внешняя субстанция вещей или внутренний дух природы и таинственная душа человека, мои исследования все же были направлены к метафизическим или, в высшем смысле, к физическим тайнам мира».
. . . . . . . . . .
». . . товарищи нашего детства всегда обладают определенной властью над нашим сознанием, которую вряд ли сможет получить кто-либо из более поздних друзей».
. . . . . . . . . .
У сатаны были товарищи, собратья-дьяволы, которые восхищались им и ободряли его; но я одинок и ненавижу».. . . . . . . . . .
«Если я не смогу внушить любовь, я вызову страх!»
. . . . . . . . . .
«Сколькими вещами мы готовы познакомиться, если бы трусость или небрежность не остановили наших расспросов».
. . . . . . . . . .
«Я одинок и несчастен. Только такая уродливая, как я, может любить меня».
. . . . . . . . . .
«Смерть уносит многих цветущих детей, единственные надежды их любящих родителей: сколько невест и юных любовников были сегодня в цвету здоровья и надежды, а на другой день были добычей червей и тления могилы! Из какого материала я был сделан, чтобы выдержать столько ударов, которые, подобно вращению колеса, постоянно возобновляли пытку? Но я был обречен жить».
. . . . . . . . . .
Фронтиспис издания 1831 г.
. . . . . . . . . .
«Я был благожелателен и добр; страдание сделало меня извергом.
Сделай меня счастливым, и я снова стану добродетельным».
. . . . . . . . . .
«Весь ряд моей жизни явился мне сном; Я иногда сомневался, правда ли все это, потому что это никогда не представлялось моему уму с силой реальности».
. . . . . . . . . .
«Как изменчивы наши чувства и как странно та цепляющая любовь к жизни, которую мы питаем даже в избытке страданий!»
. . . . . . . . . .
«Когда ложь может быть так похожа на правду, кто может гарантировать себе определенное счастье?»
. . . . . . . . . .
«Я должен быть твоим Адамом; но я скорее падший ангел, которого ты изгоняешь от радости ни за что».
. . . . . . . . . .
«Падший ангел становится злобным дьяволом. Тем не менее, даже у этого врага Бога и человека были друзья и соратники в его опустошении; Я одинок.»
. . . . . . . . . .
«Я знаю, что за сочувствие одного живого существа я бы помирился со всеми. Во мне есть любовь, подобная которой вы едва ли можете себе представить, и ярость, подобная которой вы не поверите.
Если я не могу удовлетворить одно, я потворствую другому».
. . . . . . . . . .
«Если при нашей встрече я увижу на твоих губах только одну улыбку, вызванную тем или иным моим усилием, мне не нужно будет другого счастья».
. . . . . . . . . .
«Даже сломленный духом, никто не может проникнуть глубже, чем он, в красоту природы. Звездное небо, море и все виды, открывающиеся в этих чудесных краях, по-видимому, все еще способны вознести его душу над землей. У такого человека двойное существование: он может страдать от несчастий и быть подавленным разочарованиями; тем не менее, когда он уединится в себе, он будет подобен небесному духу, окруженному ореолом, в чьем кругу не отваживаются ни печаль, ни глупость».
. . . . . . . . . .
Узнайте больше о Мэри Шелли
. . . . . . . . . .
«Я не мог понять, почему люди, знающие все о добре и зле, могут ненавидеть и убивать друг друга».
.
. . . . . . . . .
«Будьте тверды в своих целях и тверды, как скала. Этот лед сделан не из такого материала, как ваши сердца; оно изменчиво и не сможет противостоять вам, если вы скажете, что этого не произойдет. Не возвращайтесь к своим семьям с клеймом позора, отмеченным на ваших бровях. Вернитесь героями, которые сражались и побеждали, и которые не знают, что значит повернуться спиной к врагу».
. . . . . . . . . .
«Ум умеренных способностей, который тщательно занимается одним исследованием, должен безошибочно достичь большого мастерства в этом исследовании».
. . . . . . . . . .
- Википедия
- Обсуждение читателей на Goodreads
- Полный текст проекта Гутенберг
- Наука о жизни и смерти в книге Мэри Шелли Франкенштейн
- Как монстр Франкенштейна стал человеком
. . . . . . . . .
.
*Этот пост содержит партнерские ссылки. Если продукт приобретается по ссылке, Literary Ladies Guide получает скромную комиссию, которая помогает поддерживать наш сайт и помогает ему продолжать расти!
Категории: Цитаты авторов
Подвинься, По — настоящим крестным отцом готического ужаса был Натаниэль Хоторн
Эдгар Аллан По считается олигархом американской литературы. OG, конечно же, означает «Оригинальный гот». Когда дело доходит до жуткого, странного и жуткого, По занимает свое место в качестве гроссмейстера всего черного парада. Гильермо дель Торо, редактор серии Penguin Horror, пишет: «Именно у По мы впервые находим наброски современного ужаса, одновременно имея возможность насладиться традиционными атрибутами готической сказки. Он говорит о чуме, замках и древних проклятиях, но его также болезненно привлекает блуждающий интеллект, разум чужака». Дель Торо считает По американским проводником европейских течений готики и романтизма, высвобождающим страхи Старого Света перед Новым.
Но рассмотрение появления американской готики как трансатлантического феномена упускает из виду более доморощенные исследования причудливого. За столетие до того, как Х.П. Лавкрафт (вдохновленный романом Хоторна «Дом с семью фронтонами» ) изобразил Новую Англию как царство ужаса и страха, Натаниэль Хоторн занимался этим делом, изучая историю региона в поисках проникновения в самые темные уголки разума. Хоторн, которого сегодня помнят в основном по роману «Алая буква» , проклятию школьных программ, самые высокие достижения Хоторна на самом деле можно найти в его рассказах. Там он исследует предполагаемую невиновность раннего американского персонажа, обнаруживая скрытую за ним тьму.
Примерно в то же время, когда По публиковал рассказы в журналах и периодических изданиях, Хоторн делал то же самое. ( Дом с семью фронтонами безошибочно готический, но он был опубликован после того, как По зарекомендовал себя как лицо жанра.) Действительно, сам По заметил таланты Хоторна.
В обзоре По написал, что «г. Отличительной чертой Готорна является изобретательность, творческий подход, оригинальность воображения — черта, которая в художественной литературе положительно стоит всего остального». Многие из лучших рассказов Хоторна были собраны в Twice-Told Tales (1837 г.), первая книга, которую он опубликовал под своим именем. (Он опубликовал более ранний роман, Fanshawe , под псевдонимом, как писатель 21-го века, самостоятельно публикующий электронную книгу). задолго до того, как Соединенные Штаты были созданы как страна. Вы можете понять, почему. Хоторн был потомком пуритан Новой Англии, в том числе его прапрадед Джон, который был судьей в печально известных процессах над салемскими ведьмами. Семейная вина Хоторна за то, что он был вовлечен в такое гротескное предприятие, окрашивает большую часть его творчества.
Рассказы Хоторна сосредоточены на сообществах и разрушениях, которые тайны могут нанести им.
В отличие от По, в рассказах которого часто фигурируют одинокие люди, ищущие неизвестное, рассказы Хоторна сосредоточены на сообществах и разрушениях, которые тайны могут обрушить на них.
Символом этого подхода является «черная вуаль министра». Действие происходит в деревне Новой Англии в начале 17 века. Воскресным утром преподобный Хупер, лидер местной церкви, прибывает в здание. Хупер никогда не отличался особым характером как министр. Он исполняет свои обязанности тихо, не привлекая к себе внимания. Но однажды, без объявления или объяснений, он привлекает чрезмерное внимание. Он приходит в церковь с черной вуалью на лице. Такую же вуаль носила скорбящая вдова.
Почему Хупер носит вуаль? Он отказывается говорить. Но прихожане отмечают перемену в его личности. Раньше его проповеди были поверхностными, даже скучными. Но как только он надевает покрывало, его проповедь становится полноценным выступлением, приводящим в восторг прихожан. Но слухи продолжают будоражить общественность. Чувствует ли Хупер себя виноватым в каком-то тайном грехе? Поэтому он носит чадру? Если это так, то ему следует просто исповедовать грех и вернуться к своему нормальному, раскрытому «я».
Но Хупер отказывается. Он не дает никаких объяснений относительно природы завесы даже своей жене. Он держит завесу до конца своей жизни. Когда он умирает, никто не осмеливается снять его, и его кладут в землю с закрытым лицом.
Черная вуаль — идеальная готическая деталь. Символ траура, к тому же женский, который носит священник-мужчина к смущению общества. Никаких объяснений не дается ни Хупером, ни рассказчиком, что позволяет значению завесы расти, резонируя в разных условиях. Возможно, Хупер просто напоминает своим прихожанам об ожидающей их всех смерти, а фата — его способ примириться с ней. Или, может быть, вуаль символизирует депрессию Хупера, которую он не может иначе выразить в своем благочестивом сообществе. Можно даже сказать, что Хупер, надевая женское одеяние смерти, выражает двойственное отношение к собственному полу. Возможно, черная вуаль — это своего рода готическое перетаскивание, единственное доступное Хуперу в Новой Англии 18-го века. В конце концов, Хупер полностью оживает, когда закрывает лицо черным кружевом, выражая аспекты самого себя, которые ранее — простите за каламбур — скрыты.
«Молодой Гудман Браун», как и «Алая буква» , происходит в пуританской общине в конце 17 века, примерно во время исторического суда над салемскими ведьмами. Но вместо того, чтобы целое сообщество подвергало остракизму одинокого человека, в этой истории главный герой сомневается в самой природе своего сообщества и, следовательно, отдаляется от него. Однажды вечером Гудман Браун прогуливается в лесах Новой Англии. Там он знакомится с загадочным джентльменом. Джентльмен ведет его на поляну, где сквозь деревья Браун видит прыгающее пламя большого костра. Это шабаш ведьм — изначальная сатанинская паника. Но там собрались не просто несколько изгоев, проклинающих горожан. Все сообщество Брауна поет перед огнем, включая его любимую жену Фейт. Когда Фейт собирается выпить из проклятой чаши, Браун вскрикивает. Он оказывается в пустом лесу, где не бушует огонь. Был ли шабаш ведьм сном? Этот вопрос остается без ответа. Но ущерб нанесен. Увидев такое адское видение, Браун больше не может доверять своим соседям.
Он даже отдаляется от своей жены и в конце концов умирает одинокой смертью, отчужденный от общественных уз.
«Молодой Гудман Браун» — один из первых примеров тропа, который с тех пор стал основой американского нарративного искусства: идиллическое сообщество с захудалой изнанкой.
«Молодой Гудман Браун» — один из первых примеров тропа, который с тех пор стал основой американского повествовательного искусства, от литературы до кино: идиллическое сообщество с захудалым низом живота. По всей стране есть причудливые, приятные города с аккуратными домами и беседками. Но такая причудливость — маска. В домах, под поверхностью, бурлят темные страсти и тайные грехи. В своей европейской форме готические рассказы часто обнаруживают источник заразительной тьмы в декадентской аристократии, начиная с 9 в.Сумасшедшая 0007 Джейн Эйр на чердаке и буквально заразительный Дракула славы Брэма Стокера. Ранние Соединенные Штаты, лишенные такой патрилинейной аристократии, часто считали себя невосприимчивыми к инфекциям.
Но Хоторн, работая против такой наивности, находит тьму внутри самого сообщества. Причудливый городок не осажден извне социальными или сверхъестественными силами; оно заражено изнутри, ничем более чудовищным, чем человеческое сердце.
Вы можете проследить прямую линию от прозрения Хоторна до наших дней. Возможно, величайшим исследователем тьмы, скрывающейся за американским блеском, в настоящее время занимается Дэвид Линч. Бумер, выросший в 1950-х годов, в пригороде, таком же нетронутом, как Салем, Линч заглядывает под идеально ухоженные газоны, чтобы найти ужас, корчащийся там. Джеффри Бомонт из Blue Velvet , которого играет Кайл Маклахлан, — Гудман Браун 1980-х годов. Посетив свой родной город Ламбертон во время перерыва в колледже, Джеффри оказывается запутанным в паутине преступлений, секса и убийств. Твин Пикс , где Лора Палмер убита после того, как попала в ловушку местной мерзости и космической борьбы, напоминает пересказ «Молодого Гудмана Брауна», в котором Фейт, жена Брауна, является главной героиней.
Она противостоит тьме своего родного города и, в отличие от мужчин, выдерживает ее, в конце концов становясь сильнее.
«Родинка» — одна из самых трогательных историй Хоторна. Его сила проистекает из способности Хоторна изобразить готический мрак, заражающий одну из самых сокровенных общественных связей: любовь. Любовь переходит во владение, как это часто бывает в готических сказках, но не в результате откровенной злобы. В этой истории нет злодея с усами. Вместо этого у нас есть человек, который считает, что знает все, только чтобы все это потерять.
Готические и романтические писатели времен Хоторна часто изображали науку как злонамеренную силу, стремящуюся высосать тайну из существования. Мэри Шелли Франкенштейн , конечно, самый известный пример. «Родинка» берет основную динамику Франкенштейна, — творца и творения, и помещает ее в трогательную, глубоко личную сферу.
Вклад Хоторна в готический режим, когда он только формировался, состоит в создании правдоподобных, даже обыденных настроек ужасов, сеющих хаос.
Эйлмер — ученый, освоивший все отрасли знаний. Его жена, Джорджиана, красивая молодая женщина, любовь всей его жизни. Но ее красоту омрачает одно несовершенство: родимое пятно на левой щеке, как будто «фея в час ее рождения положила руку на щеку крошечного младенца». Эйлмер становится одержим исправлением несовершенства. Он посвящает все свое обучение этой цели. Он разрабатывает процедуру удаления родимого пятна Джорджианы. Ему это удается, и в этот момент Джорджиана немедленно умирает.
Очевидный финал? Лучшее описание было бы «неизбежным». «Родинка» — это готическая сказка, и часть привлекательности сказок заключается в том, что они знают, чем они закончатся, еще до того, как они начнутся. Вспомните «Мужской стежок» Кармен Марии Мачадо, который очень похож на «Родинку». Что делает эту историю настолько трогательной, так это то, что читатель знает, что как только муж снимет ленту с шеи жены, ее жизнь прекратится. Вы читаете рассказ, закрыв глаза руками, глядя сквозь пальцы.