Нобелевская лекция, 11 декабря 1987 г.

Только мир может написать новую историю

Желание мира
Мир состоит в том, чтобы желать его всей душой. Жители моей маленькой страны, Коста-Рики, поняли эти слова Эразма. Моя — безоружный народ, дети которого никогда не видели ни истребителя, ни танка, ни военного корабля. Одним из моих гостей на вручении этой награды, сегодня с нами, является Хосе Фигерес Феррер, человек, мечтающий упразднить вооруженные силы моей страны в 1919 году.48, и таким образом направили нашу историю на новый курс.

Я латиноамериканец
Я не получаю эту премию как Оскар Ариас, как и не получаю ее как президент своей страны. Хотя у меня нет высокомерия, чтобы претендовать на то, чтобы представлять кого-либо, я также не боюсь смирения, которое отождествляет меня со всеми и с их великими делами.

Я принимаю его как один из 400 миллионов латиноамериканцев, которые, вернувшись к свободе, осуществляя демократию, ищут способ преодолеть столько страданий и столько несправедливости. Я родом из Латинской Америки, чье лицо испещрено глубокой болью, историей изгнания, пыток, тюремного заключения и смерти многих ее мужчин и женщин. Я родом из того латиноамериканского региона, где до сих пор существуют тоталитарные режимы, позорящие все человечество.

Шрамы Америки
Шрамы, которыми отмечена Америка, глубоки. В это самое время Америка стремится вернуться к свободе, и только приближаясь к демократии, она может увидеть ужасный след пыток, изгнаний и смертей, оставленный диктаторами. Проблемы, которые Америка должна преодолеть, огромны. Наследие несправедливого прошлого усугубляется фатальными деяниями тиранов, порождающими иностранные долги, социальной бесчувственностью, экономическими потрясениями, коррупцией и многими другими пороками нашего общества. Зло открыто, обнажено для взора любого, кто захочет его увидеть.

Видя масштаб проблемы, неудивительно, что многие впадают в уныние; или что апокалиптические пророки изобилуют, провозглашая неудачи в борьбе с бедностью, провозглашая немедленное падение демократии, предсказывая тщетность миротворческих усилий.

Я не разделяю этого пораженчества. Я не могу принять реалистические средства терпеть страдания, насилие и ненависть. Я не считаю, что к голодному человеку следует относиться как к подрывнику за то, что он выражает свои страдания. Я никогда не соглашусь с тем, что закон можно использовать для оправдания трагедии, чтобы оставить все как есть, чтобы заставить нас отказаться от наших представлений об ином мире. Закон — это путь к свободе, и как таковой он должен открывать путь к прогрессу для всех.

Свобода творит чудеса
Свобода творит чудеса. Свободному человеку возможно все. Свободная и демократическая Америка может справиться с вызовами, стоящими перед ней. Когда я стал президентом Коста-Рики, я призвал к альянсу за свободу и демократию в Америке. Я сказал тогда и повторяю сегодня, что мы не должны быть союзниками ни политически, ни экономически правительств, угнетающих свои народы. Латинская Америка никогда не знала ни одной войны между двумя демократиями. Это достаточная причина для каждого добросовестного человека, каждой благонамеренной нации поддерживать усилия, направленные на то, чтобы положить конец тирании.

Америка не может ждать
Свобода Америки, свобода всей Америки не может ждать. Я родом из мира с огромными проблемами, которые мы преодолеем на свободе. Я пришел из мира спешки, потому что голод не может ждать. Когда надежда забыта, насилие не задерживает. Догматизм слишком нетерпелив для диалога. Я родом из мира, где, если мы хотим убедиться, что не будет поворота назад от нашего движения к свободе, если мы хотим расстроить все угнетающие намерения, нам нельзя терять время. Я родом из мира, который не может ждать, пока партизаны и солдаты перестанут стрелять: гибнут молодые люди, умирают братья, а завтра кто знает, почему. Я родом из мира, который не может дождаться, когда откроются тюремные ворота не для того, чтобы, как прежде, входили свободные люди, а для выхода заключенных.

Свободе и демократии Америки нельзя терять время, и нам нужно понимание всего мира, чтобы завоевать свободу от диктаторов, чтобы завоевать свободу от страданий.

Я родом из Центральной Америки
Я принимаю этот приз как один из 27 миллионов жителей Центральной Америки. За демократическим пробуждением в Центральной Америке стоит более века беспощадных диктатур, всеобщей несправедливости и нищеты. Перед моей маленькой Америкой стоит выбор: терпеть еще один век насилия или достичь мира, преодолев страх перед свободой. Только мир может написать новую историю.

Мы в Центральной Америке не потеряем веры. Мы исправим историю. Как печально, что они заставляют нас поверить, что мир — это мечта, справедливость — утопия, а совместное благополучие невозможно! Как печально, что на свете есть люди, которые не могут понять, что на бывших плантациях Центральной Америки нации самоутверждаются и с полным правом стремятся к лучшей судьбе для своих народов! Как грустно, что некоторые не видят, что Центральная Америка хочет не продлевать свое прошлое, а строить новое будущее с надеждой для молодежи и достоинством для стариков!

Осуществление мечты
Центральноамериканский перешеек — это регион больших контрастов, но также и воодушевляющего единства. Миллионы мужчин и женщин разделяют мечты о свободе и прогрессе. В некоторых странах мечты рассеиваются из-за систематических нарушений прав человека; они разбиты братоубийственной борьбой в городе и деревне и сталкиваются с реалиями бедности, настолько крайней, что сердце замирает. Поэты, являющиеся гордостью человечества, знают, что миллионы и миллионы людей не могут читать их в своих странах, потому что там так много мужчин и женщин неграмотны. На этой узкой полоске земли есть художники и скульпторы, которыми мы всегда будем восхищаться, но есть и диктаторы, которых мы не хотим помнить, потому что они оскорбляют самые сокровенные человеческие ценности.

Центральная Америка не может и не хочет продолжать мечтать. История требует, чтобы мечты превращались в реальность. Сейчас, когда нельзя терять время. Сегодня, когда мы можем взять свою судьбу в свои руки. В этом регионе, родине старейшей и сильнейшей демократии в Латинской Америке — Коста-Рике — и истории самых безжалостных и жестоких диктатур, демократическое пробуждение требует особой верности свободе.

Видя, что прошлые диктатуры были способны только порождать несчастья и калечить надежды, как нелепо пытаться излечить пороки одной крайней диктатуры с помощью ее противоположности! Никто в Центральной Америке не имеет права бояться свободы, никто не имеет права проповедовать абсолютные истины. Зло одной догмы является злом любой догмы. Все они враги человеческого творчества. Как сказал Паскаль: «Мы знаем очень многое, что вызывает у нас скептицизм. Мы знаем очень мало, чтобы сделать нас догматиками».

История может двигаться только к свободе. В основе истории может лежать только справедливость. Идти в направлении, противоположном истории, значит идти по дороге к позору, нищете и угнетению. Без свободы нет революции. Всякое угнетение противоречит духу человека.

Свобода: общее стремление
Центральная Америка находится на мучительном распутье: столкнувшись с ужасной нищетой, некоторые называют ее горами или правительствами, диктатурами с другими идеологиями, игнорируя призывы к свободе многих поколений. К серьезным проблемам всеобщей нищеты, какими мы их знаем в контексте Север-Юг, добавляется конфликт между Востоком и Западом. Там, где бедность встречается с конфликтующими идеологиями и страхом перед свободой, можно увидеть крест дурных предзнаменований в Центральной Америке.

Не будем ошибаться. Единственный ответ для Центральной Америки, ответ на ее бедность, а также на ее политические вызовы, — это свобода от страданий и свобода от страха. Тот, кто предлагает решить проблемы веков во имя догмы, только поможет усугубить проблемы прошлого в будущем.

Есть общее желание в духе человека, который веками стремился к свободе в Центральной Америке. Никто не должен предавать этот духовный союз. Поступить так значило бы обречь нашу маленькую Америку на еще сто лет ужасающего угнетения, бессмысленной смерти, борьбы за свободу.

Я из Коста-Рики
Я получаю этот приз как один из 2,7 миллионов жителей Коста-Рики. Мой народ черпает свою священную свободу из двух океанов, связывающих нас с Востоком и Западом. На юге и на севере Коста-Рика почти всегда была ограничена диктаторами и диктатурами. Мы безоружный народ, и мы боремся за то, чтобы остаться свободными от голода. Для Америки мы являемся символом мира и надеемся стать символом развития. Мы намерены показать, что мир является одновременно предпосылкой и плодом прогресса.

Страна учителей
Моя страна — страна учителей. Поэтому это страна мира. Мы обсуждаем наши успехи и неудачи в полной свободе. Потому что наша страна – страна учителей, мы закрыли армейские лагеря, и наши дети ходят с книгами под мышкой, а не с винтовками на плечах. Мы верим в диалог, в согласие, в достижение консенсуса. Мы отвергаем насилие. Поскольку моя страна — страна учителей, мы верим в то, что нужно убеждать наших противников, а не побеждать их. Мы предпочитаем воскресить падших, чем сокрушить их, потому что верим, что никто не обладает абсолютной истиной. Поскольку моя страна учителей, мы стремимся к экономике, в которой люди сотрудничают в духе солидарности, а не к экономике, в которой они соревнуются до собственного вымирания.

Образование в моей стране было обязательным и бесплатным в течение 118 лет. Здравоохранение теперь распространяется на каждого гражданина, и жилье для людей является основной целью моего правительства.

Новая экономика
Гордясь многими своими достижениями, мы не скрываем своих забот и проблем. В трудные времена мы должны быть в состоянии создать новую экономику и восстановить рост. Мы сказали, что нам не нужна экономика, которая нечувствительна к внутренним нуждам или требованиям самых скромных слоев населения. Мы говорили, что не будем отказываться от надежды на создание более эгалитарного общества только ради экономического роста. В нашей стране самый низкий уровень безработицы в Западном полушарии. Мы надеемся стать первой латиноамериканской страной, избавившейся от трущоб. Мы убеждены, что страна, свободная от трущоб, будет страной, свободной от ненависти, где бедняки тоже смогут пользоваться привилегией работать во имя прогресса в условиях свободы.

Сильнее тысячи армий
В эти годы ожесточения в Центральной Америке многие люди в моей стране опасаются, что движимое больными умами и ослепленное фанатизмом насилие в регионе может распространиться на Коста-Рику. Некоторые уступили место опасениям, что нам придется создать армию, чтобы не допустить насилия к нашим границам. Какая бессмысленная слабость! Такие идеи стоят меньше, чем тридцать сребреников, подаренных Иуде. Крепость Коста-Рики, сила, которая делает ее непобедимой силой, которая делает ее сильнее тысячи армий, — это сила свободы, ее принципов, великих идеалов нашей цивилизации. Когда человек честно живет в соответствии со своими идеями, когда он не боится свободы, он неуязвим для тоталитарных ударов.

Мы в Коста-Рике знаем, что только свобода позволяет реализовывать политические проекты, охватывающие все население страны. Только свобода позволяет людям примириться в терпимости. Болезненные пути, бесцельно протоптанные по миру бродячими кубинцами, никарагуанцами, парагвайцами, чилийцами и многими другими, которые не могут вернуться в свои страны, самым жестоким образом свидетельствуют о господстве догмы. У свободы нет ярлыков, у демократии нет красок. О них можно сказать, когда встретишь их, как о реальном опыте народа.

Мирный план
Столкнувшись с близостью насилия в Центральной Америке, Коста-Рика со всей ее историей и особенно с ее юношеским идеализмом вынудила меня взять на поле боя мир моего народа, веру в диалог, потребность в толерантности. Как слуга народа я предложил мирный план для Центральной Америки. План также был основан на крике Симона Боливара ¹ о свободе, воплощенном в упорной и смелой работе Группы Контадоры и Группы поддержки.

Я один из пяти президентов
Я получаю эту награду как один из пяти президентов, заявивших миру о желании своих народов сменить историю угнетения на будущее свободы; история голода по судьбе прогресса; крик матерей и насильственная смерть юношей за надежду, путь мира, который мы хотим пройти вместе.

Надежда — сильнейшая движущая сила народа. Надежда, ведущая к переменам, создающая новые реальности, — вот что открывает человеку дорогу к свободе. Как только появилась надежда, мужество должно соединиться с мудростью. Это единственный способ избежать насилия, единственный способ сохранить спокойствие, необходимое для того, чтобы мирно реагировать на оскорбления.

Каким бы благородным ни был крестовый поход, некоторые люди будут желать и способствовать его провалу. Некоторые немногие, кажется, принимают войну как нормальный ход событий, как решение проблем. Какая ирония, что могущественные силы возмущены перерывами в ходе войны, усилиями по устранению источников ненависти! Какая ирония, что любое намерение остановить войну в ее ходе вызывает ярость и приступы, как будто мы тревожим сон праведника или приостанавливаем вынужденную меру, а не душераздирающее зло! Как иронично для миротворческих усилий обнаружить, что ненависть для многих сильнее любви; что стремление достичь власти через военные победы заставляет многих людей терять рассудок, забывать всякий стыд и предавать историю.

Пусть замолчит оружие
Пять президентов Центральной Америки подписали соглашение о достижении прочного и прочного мира. Мы хотим, чтобы оружие молчало, а мужчины говорили. Наших сыновей убивают обычным оружием. Нашу молодежь убивают обычным оружием.

Страх перед ядерной войной, ужасы того, что мы слышали о ядерном конце света, похоже, сделали нас безразличными к обычной войне. Воспоминания о Хиросиме сильнее воспоминаний о Вьетнаме! Как хорошо было бы, если бы к обычному оружию относились с таким же трепетом, как к атомной бомбе! Как хорошо было бы, если бы убийство многих понемногу, каждый день считалось таким же возмутительным, как и убийство многих сразу! Неужели мы живем в таком иррациональном мире, что стали бы более неохотно применять обычное оружие, если бы у каждой страны была бомба, а судьба мира зависела бы от одного-единственного сумасшедшего? Сделает ли это всеобщий мир более безопасным? Имеем ли мы право забыть о 78 миллионах человеческих жизней, погибших в войнах двадцатого века?

Сегодня мир разделен на тех, кто живет в страхе быть уничтоженным в ядерной войне, и на тех, кто день за днем ​​гибнет в войнах с применением обычного оружия. Этот ужас перед последней войной настолько велик, что распространил самое пугающее бесчувствие к гонке вооружений и применению неядерного оружия. Нам нужно срочно — наш разум требует от нас, наша жалость предписывает нам — бороться с одинаковой интенсивностью, чтобы гарантировать, что ни Хиросима, ни Вьетнам не повторятся.

Оружие не стреляет само по себе. Те, кто потерял надежду, увольняют их. Те, кто управляется догмами, увольняют их. Мы должны бесстрашно бороться за мир и бесстрашно принимать вызовы тех, кто не надеется, и угрозы фанатиков.

Я говорю поэту
Мирный план, который мы, пять президентов, подписали, принимает все вызовы. Путь к миру труден, очень труден. Нам в Центральной Америке нужна помощь каждого для достижения мира.

Легче предсказать поражение мира в Центральной Америке, чем его победу. Так было, когда человек хотел летать, когда он хотел покорять космос. Так было в тяжелые дни двух мировых войн, которые знает наш век. Так было и остается, когда человек сталкивается с самыми страшными болезнями и задачей ликвидации бедности и голода в мире.

Историю писали не люди, предрекавшие неудачу, отказавшиеся от своих мечтаний, отказавшиеся от своих принципов, позволившие своей лени усыпить разум. Если некоторые люди иногда были одиноки в поисках победы, на их стороне всегда был бдительный дух их народов, вера и судьба многих поколений.

Может быть, именно в трудные для Центральной Америки времена, подобные тем, которые мы переживаем сегодня, может быть, предчувствуя нынешний перекресток, Рубен Дарио, величайший поэт нашей Америки ² , написал эти строки, убежденный, что история продолжится. его курс:

«Молись, щедрый, благочестивый и гордый;
молись, целомудренная, чистая, небесная и смелая;
заступись за нас, умоли за нас,
ибо мы уже почти без соков и побегов,
без души, без жизни, без света, без Кихота,
без ног и без крыльев, без Санчо и без Бога».

Уверяю бессмертного поэта, что мы не перестанем мечтать, не убоимся мудрости, не убежим от свободы. Я говорю вечному поэту, что в Центральной Америке мы не забудем Дон Кихота, не отречемся от жизни, не отвернемся от духа и никогда не потеряем веры в Бога.

Я один из тех пяти человек, которые подписали соглашение, обязательство, состоящее в очень значительной степени в желании мира всей душой.

Спасибо.

1. Симон Боливар (1783-1830), южноамериканский революционер, который вел войны за независимость в нынешних нациях Венесуэлы, Колумбии, Панамы, Эквадора, Перу и Боливии.

2. Рубен Дарио (1867-1916) из Никарагуа оказал огромное влияние как на испанских, так и на испано-американских писателей.

Из Нобелевских лекций, Мир 1981-1990 , главный редактор Торе Френгсмюр, редактор Ирвин Абрамс, World Scientific Publishing Co., Сингапур, 1997

Чтобы процитировать этот раздел
стиль MLA: Оскар Ариас Санчес — Нобелевская лекция. Нобелевская премия.org. Nobel Prize Outreach AB 2023. Сб. 8 июля 2023 г.

Наверх Back To TopВозвращает пользователей к началу страницы

См. все представленные здесь.

Выберите категорию или категории, по которым вы хотите отфильтровать Физика Химия Лекарство Литература Мир Экономические науки

Физика

Химия

Лекарство

Литература

Мир

Экономические науки

Уменьшить год на один Выберите год, в котором вы хотите искать Увеличить год на один

(1982) Одре Лорд, «Учиться у 60-х» •

В феврале 1982 года Одре Лорд выступила с речью «Учиться у 60-х» в рамках празднования выходных Малкольма Икса в Гарвардском университете. Ее презентация представлена ​​ниже.

МАЛКОЛЬМ Икс — особенная фигура в ключевой период моей жизни. Я стою здесь сейчас — черная, лесбиянка, феминистка — наследник Малькольма и по его традиции, выполняю свою работу, и призрак его голоса из моих уст спрашивает каждого из вас сегодня вечером: вы делаете свою?

Нет новых идей, есть только новые способы воплотить те идеи, которыми мы дорожим, дыхание и сила в нашей жизни. Я не собираюсь притворяться, что в тот момент, когда я впервые увидел или услышал Малкольма Икса, он стал моим сияющим принцем, потому что это было бы неправдой. В феврале 1965 года я воспитывала двоих детей и мужа в трехкомнатной квартире на 149-й улице в Гарлеме. Я читал о Малкольме Икс и черных мусульманах. Я стал больше интересоваться Малкольмом Икс после того, как он покинул «Нацию ислама», когда Элайджа Мухаммед заставил его замолчать за его комментарий после убийства Кеннеди о том, что цыплята вернулись домой на насест. До этого я не особо задумывался о «Нации ислама» из-за их отношения к женщинам, а также из-за их неактивной позиции. Я читал автобиографию Малькольма, и мне понравился его стиль, и я подумал, что он очень похож на людей моего отца, но я был одним из тех, кто не слышал голоса Малькольма, пока он не был усилен смертью.

Я был виновен в том, в чем многие из нас грешат до сих пор, — позволяя СМИ, и я не имею в виду только белые СМИ, определять носителей тех сообщений, которые наиболее важны для нашей жизни.

Когда я внимательно читал Малкольма Икса, я нашел человека, гораздо более близкого к сложностям реальных перемен, чем все, что я читал раньше. Многое из того, что я говорю здесь сегодня вечером, родилось из его слов.

В последний год своей жизни Малкольм Икс расширил свое основное видение, что привело бы его, если бы он был жив, к неизбежному столкновению с вопросом о различиях как творческой и необходимой силе для перемен. По мере того, как Малкольм Икс переходил от позиции сопротивления и анализа расового статус-кво к более активным соображениям организации для перемен, он начал пересматривать некоторые из своих прежних позиций. Одним из самых основных навыков выживания чернокожих является способность изменять, превращать опыт, хороший или плохой, во что-то полезное, прочное и эффективное. Четыреста лет выживания исчезающего вида научили большинство из нас тому, что если мы намерены жить, нам лучше быстро учиться. Малькольм знал это. Нам не нужно переживать одни и те же ошибки снова и снова, если мы можем смотреть на них, учиться на них и опираться на них.

Перед смертью Малкольм изменил и расширил свои взгляды на роль женщин в обществе и революции. Он начал с растущим уважением говорить о связи между ним и Мартином Лютером Кингом-младшим, чья политика ненасилия казалась такой противоположной его собственной. И он начал исследовать социальные условия, при которых действительно должны возникать союзы и коалиции.

Он также начал обсуждать те шрамы угнетения, которые ведут нас к войне друг с другом, а не с нашими врагами.

Если мы, чернокожие, можем чему-то научиться у 60-х, так это тому, насколько бесконечно сложным должен быть любой шаг к освобождению. Ибо мы должны выступать не только против тех сил, которые дегуманизируют нас извне, но и против тех угнетающих ценностей, которые мы вынуждены принять в себя. Изучая сочетание наших триумфов и ошибок, мы можем исследовать опасности неполного видения. Не для того, чтобы осуждать это видение, а для того, чтобы изменить его, построить шаблоны для возможного будущего и направить нашу ярость к переменам на наших врагов, а не друг на друга. В 1960-х годов проснувшийся гнев черного сообщества часто выражался не по вертикали против коррупции власти и истинных источников контроля над нашей жизнью, а по горизонтали по отношению к самым близким нам людям, которые отражали наше собственное бессилие.

Мы готовились к атаке, не всегда в самых эффективных местах. Когда мы не соглашались друг с другом по поводу решения конкретной проблемы, мы часто были гораздо более злыми друг к другу, чем к создателям нашей общей проблемы. Исторически различие так жестоко использовалось против нас, что как народ мы не хотели мириться с любым отклонением от того, что внешне определялось как Чернота. В 60-х политкорректность стала не ориентиром в жизни, а новым набором оков. Небольшая и шумная часть чернокожего сообщества упустила из виду тот факт, что единство не означает единодушия — чернокожие не являются какой-то стандартно усваиваемой величиной. Чтобы работать вместе, нам не нужно превращаться в смесь неразличимых частиц, напоминающую чан с гомогенизированным шоколадным молоком. Единство предполагает соединение элементов, которые изначально разнообразны и разнообразны по своей особой природе. Наша настойчивость в изучении противоречий внутри многообразия способствует росту к нашей общей цели. Так часто мы либо игнорируем прошлое, либо романтизируем его, делаем причину единства бесполезной или мифической. Мы забываем, что необходимым ингредиентом, необходимым для того, чтобы прошлое работало на будущее, является наша энергия в настоящем, превращающая одно в другое. Непрерывность не происходит автоматически и не является пассивным процессом.

60-е годы характеризовались безудержной верой в мгновенные решения. Это были жизненно важные годы пробуждения, гордости и ошибок. Движения за гражданские права и власть черных возродили возможности для бесправных групп внутри этой страны. Несмотря на то, что мы боролись с общими врагами, временами соблазн индивидуальных решений делал нас небрежными друг к другу. Иногда мы не могли смириться с различиями друг друга из-за того, что боялись, что эти различия могут сказать о нас самих. Как будто все не могут в конце концов стать слишком черными, слишком белыми, слишком мужчинами, слишком женщинами. Но любое видение будущего, которое может охватить всех нас, по определению должно быть сложным и расширяющимся, а не легко достижимым. Ответ холоду — тепло, ответ голоду — пища. Но нет простого монолитного решения расизма, сексизма, гомофобии. Есть только сознательное сосредоточение в течение каждого из моих дней, чтобы двигаться против них, где бы я ни сталкивался с этими конкретными проявлениями одной и той же болезни. Увидев, кто мы есть, мы учимся использовать нашу энергию с большей точностью против наших врагов, а не против самих себя.

В 60-е годы белая Америка — как расистская, так и либеральная — была более чем рада сидеть сложа руки в качестве зрителя, когда черные боевики сражались с черными мусульманами, черные националисты ругали ненасильственных, а черным женщинам говорили, что наша единственная полезная позиция в Black Power движение было склонным. Существование черных лесбиянок и геев даже не было позволено пересечь общественное сознание черной Америки. В 1980-х годах мы знаем из документов, полученных в рамках Закона о свободе информации, что ФБР и ЦРУ использовали нашу нетерпимость к различиям, чтобы сеять замешательство и трагедию в сегменте за сегментом черных сообществ 60-х годов. Черный был прекрасен, но все же подозрительн, и слишком часто наши форумы для дебатов становились площадкой для игр в «кто-чернее-чем-кто» или «кто-беднее-чем-кто», таких игр, в которых не может быть победителей.

60-е годы для меня были временем надежд и волнений, но 60-е были также временем изоляции и внутренних разочарований. Часто мне казалось, что я работаю и воспитываю своих детей в вакууме, и что это была моя собственная вина — если бы я был только Блэкером, все было бы хорошо. Это было время большой траты энергии, и я часто испытывал сильную боль. Либо я отрицал, либо выбирал между различными аспектами своей идентичности, либо моя работа и моя чернота были бы неприемлемы. Будучи чернокожей матерью-лесбиянкой, состоящей в межрасовом браке, какая-то часть меня, как правило, гарантированно оскорбляла всеобщие предубеждения относительно того, кем я должна быть. Так я узнал, что если я не буду определять себя для себя, то меня вгрызут в чужие фантазии вместо меня и съедят заживо. Моя поэзия, моя жизнь, моя работа, моя энергия борьбы были неприемлемы, если я не притворялся, что соответствую чьей-то норме. Я понял, что не только не смогу добиться успеха в этой игре, но и энергия, необходимая для этого маскарада, будет потеряна для моей работы. И нужно было растить детей, учить студентов. Война во Вьетнаме обострялась, наши города горели, все больше и больше наших школьников кивали в коридорах, барахло заполонило наши улицы. Нам нужна артикулированная сила, а не подчинение. Были и другие сильные Черные работники, чьи видения были напряжены и заглушены какой-то воображаемой сеткой узкой Черноты. Не были застрахованы и чернокожие женщины. На общенациональном собрании чернокожих женщин за политические действия молодая активистка за гражданские права, которая всего несколько лет назад была избита и заключена в тюрьму в Миссисипи, была разгромлена и замолчала как подозреваемая из-за своего белого мужа. Кто-то из нас смог, а кто-то погиб в борьбе. Это было время больших надежд и больших ожиданий; это было также время больших потерь. Это история. Нам не нужно повторять эти ошибки 80-х годов.

Необузданная энергия чернокожей решимости, высвобожденная в 60-х годах, привела к изменениям в сознании чернокожих, их представлениях о себе и ожиданиях. Эта энергия все еще ощущается в движениях за перемены среди женщин, других цветных людей, геев, инвалидов — среди всех бесправных людей этого общества. Это наследие 60-х для нас и для других. Но мы должны признать, что многие из наших высоких ожиданий быстрых революционных перемен на самом деле не оправдались. И многие из завоеваний, которые были, даже сейчас демонтируются. Это не повод ни для отчаяния, ни для отрицания важности тех лет. Но мы должны с ясностью и проницательностью столкнуться с уроками, которые следует извлечь из чрезмерного упрощения любой борьбы за самосознание и освобождение, иначе мы не сплотим силы, необходимые для противостояния многомерным угрозам нашему выживанию в 80-е годы.

Нет такой вещи, как борьба с одной проблемой, потому что мы не живем одной проблемой. Малькольм знал это. Мартин Лютер Кинг-младший знал это. Наша борьба особенная, но мы не одиноки. Мы не идеальны, но мы сильнее и мудрее, чем сумма наших ошибок. Черные люди были здесь до нас и выжили. Мы можем читать их жизнь, как указатели на дороге, и обнаруживать, как пронзительно говорит Бернис Рейгон, что каждый из нас здесь, потому что кто-то до нас сделал что-то, чтобы это стало возможным. Учиться на их ошибках — значит не уменьшать наш долг перед ними, равно как и за тяжелую работу, направленную на то, чтобы стать самими собой и эффективными.

Мы так легко теряем нашу историю, которую не переварили для нас New York Times, или Amsterdam News, или журнал Time. Может быть, потому, что мы не слушаем своих поэтов или наших дураков, может быть, потому, что мы не слушаем в себе своих мам. Когда я слышу глубочайшие истины, которые я говорю, исходящие из моих уст, которые звучат как слова моей матери, даже вспоминая, как я боролся с ней, мне приходится переоценивать как наши отношения, так и источники моего знания. Это не значит, что я должен романтизировать свою мать, чтобы ценить то, что она мне дала — Женщину, Чернокожего. Нам не нужно романтизировать наше прошлое, чтобы осознать, как оно сеет наше настоящее. Мы не должны страдать от амнезии, которая скорее лишает нас уроков прошлого, чем позволяет нам читать их с гордостью и глубоким пониманием.

Мы знаем, что значит быть обманутым, и знаем, как важно не лгать самим себе.

Мы сильны, потому что мы выжили, и в этом вся суть — выживание и рост.

В каждом из нас есть частица человечности, которая знает, что нас не обслуживает машина, которая организует кризис за кризисом и стирает все наше будущее в пыль. Если мы хотим удержать огромные силы, объединенные против нас, от создания ложной иерархии угнетения, мы должны приучить себя признать, что любое нападение на чернокожих, любое нападение на женщин является нападением на всех нас, кто признает, что наши интересы не обслуживаются системами, которые мы поддерживаем. Каждый из нас здесь является связующим звеном между законодательством против бедных, расстрелами геев, поджогами синагог, уличными преследованиями, нападениями на женщин и возрождающимся насилием в отношении чернокожих. Я спрашиваю себя, как и каждого из вас, какого именно изменения в конкретной ткани моей повседневной жизни требует эта связь? Выживание — это не теория. Каким образом я содействую подчинению какой-либо части тех, кого я определяю как свой народ? Понимание должно осветить детали нашей жизни:  кто трудится, чтобы сделать чтение, которое мы тратим впустую, или энергию, необходимую для производства ядерных ядов, которые не будут разлагаться биологически в течение тысячи лет; или кто слепнет, собирая микротранзисторы в наши недорогие калькуляторы?

Мы женщины, пытающиеся связать будущее в стране, где Поправка о равных правах была отклонена как подрывное законодательство. Мы лесбиянки и геи, которым, как самой очевидной мишени Новых правых, угрожают кастрацией, тюремным заключением и смертью на улицах. И мы знаем, что наше стирание только прокладывает путь к стиранию других цветных, старых, бедных, всех тех, кто не соответствует этой мифической дегуманизирующей норме.

Можем ли мы позволить себе сражаться друг с другом?

Мы, чернокожие, живем во времена, когда нас окружает сознание намеченной бойни. Цветные люди становятся все более расходным материалом, политика нашего правительства как здесь, так и за рубежом. Мы действуем под руководством правительства, готового повторить в EI Сальвадоре и Никарагуа трагедию Вьетнама, правительства, которое стоит на неправильной стороне каждой битвы за освобождение, происходящей на этом земном шаре; правительство, которое вторглось и завоевало (как я редактирую эту статью) суверенное государство Гренада площадью пятьдесят три квадратных мили под предлогом того, что ее 110 000 человек представляют угрозу для США. Наши газеты полны предполагаемой заботы о правах человека в белом коммунистическую Польшу, в то время как мы санкционируем принятием и военной поддержкой систематический геноцид апартеида в Южной Африке, убийства и пытки на Гаити и в Сальвадоре. Американские консультативные группы поддерживают репрессивные правительства в Центральной и Южной Америке, а также на Гаити, в то время как консультативная служба является лишь кодовым названием, предшествующим военной помощи.

Решения о сокращении помощи неизлечимо больным, престарелым, детям-иждивенцам, продуктовых талонов и даже школьных обедов принимаются мужчинами с полными желудками, которые живут в комфортабельных домах с двумя автомобилями и бесчисленным количеством налоговых убежищ. Никто из них не ложится спать голодным ночью. Недавно было предложено нанимать пожилых людей для работы на атомных станциях, потому что они и так близки к концу своей жизни.

Может ли кто-нибудь из нас все еще позволить себе верить, что усилия по восстановлению будущего могут быть частными или индивидуальными? Может ли кто-нибудь здесь все еще позволить себе верить, что стремление к освобождению может быть единственной и особой прерогативой какой-либо определенной расы, пола, возраста, религии, сексуальности или класса?

Революция — это не разовое событие. Он становится всегда бдительным в отношении малейшей возможности внести подлинные изменения в устоявшиеся, переросшие реакции; например, научиться относиться к различиям друг друга с уважением.

У нас есть общий интерес — выживание, и его нельзя преследовать изолированно от других просто потому, что их различия доставляют нам дискомфорт. Мы знаем, что значит быть обманутым. 60-е должны научить нас тому, как важно не лгать самим себе. Не верить, что революция — это разовое событие или что-то, что происходит вокруг нас, а не внутри нас. Не верить в то, что свобода может принадлежать любой группе из нас без того, чтобы остальные тоже были свободны. Как важно не позволять даже нашим лидерам определять нас для самих себя или определять для нас наши источники власти.

Здесь нет чернокожих, которые могли бы позволить себе ждать, пока их побудят к позитивным действиям ради выживания. Каждый из нас должен ясно и внимательно посмотреть на подлинные особенности (условия) своей жизни и решить, где действие и энергия необходимы, а где они могут быть эффективными. Изменения — это непосредственная ответственность каждого из нас, где бы и как бы мы ни находились, какую бы арену мы ни выбрали. Пока мы ждем еще одного Малькольма, еще одного Мартина, еще одного харизматичного лидера чернокожих, чтобы утвердить нашу борьбу, старые чернокожие замерзают в многоквартирных домах, чернокожих детей жестоко убивают на улицах или подвергают лоботомии по телевидению, а процент Чернокожие семьи, живущие за чертой бедности, сегодня выше, чем в 1963.

И если мы будем ждать, чтобы отдать наше будущее в руки какого-то нового мессии, что произойдет, когда эти лидеры будут расстреляны, или дискредитированы, или осуждены за убийство, или названы гомосексуалистами, или иным образом лишены власти? Откладываем ли мы наше будущее? Что это за внутренний и саморазрушительный барьер, который удерживает нас от движения, который удерживает нас от объединения?

Мы, черные, находимся в чрезвычайной точке выбора в нашей жизни. Отказаться от участия в формировании нашего будущего — значит отказаться от него. Не впадайте в пассивность ни из-за ложной безопасности (они не имеют в виду меня), ни из-за отчаяния (мы ничего не можем сделать). Каждый из нас должен найти свое дело и сделать его. Воинственность больше не означает стрельбу в полдень, если это когда-либо было. Это означает активную работу над переменами, иногда при отсутствии какой-либо уверенности в том, что перемены произойдут. Это означает выполнение неромантической и утомительной работы, необходимой для создания значимых коалиций, и это означает признание того, какие коалиции возможны, а какие нет. Это означает знание того, что коалиция, как и единство, означает объединение цельных, самоактуализированных человеческих существ, сфокусированных и верующих, а не раздробленных автоматов, марширующих по предписанному шагу. Это значит бороться с отчаянием.

И в университете это, безусловно, непростая задача, потому что каждый из вас в силу вашего пребывания здесь будет завален возможностями назвать себя неправильно, забыть, кто вы есть, забыть, в чем заключаются ваши настоящие интересы. Не ошибитесь, за вами будут ухаживать; и ничто не нейтрализует креативность быстрее, чем символизм, это ложное чувство безопасности, подпитываемое мифом об индивидуальных решениях. Перефразируя Малкольма, темнокожая женщина-адвокат, которая едет на «Мерседесе» по авеню Z в Бруклине, по-прежнему «негритянская сука», два слова, которые, кажется, никогда не выйдут из моды.

Вам не обязательно быть мной, чтобы мы могли сражаться плечом к плечу. Мне не нужно быть тобой, чтобы признать, что наши войны одинаковы. Что мы должны сделать, так это посвятить себя какому-то будущему, которое может включать друг друга, и работать над этим будущим, используя особые сильные стороны нашей индивидуальной идентичности. И чтобы сделать это, мы должны позволить друг другу наши различия, в то же время мы признаем наше сходство.

Если наша история чему-то и научила нас, так это тому, что действий по изменению, направленных только против внешних условий нашего угнетения, недостаточно. Чтобы быть цельными, мы должны распознать угнетающее каждого из нас отчаяние – тот тонкий настойчивый голос, который говорит, что наши усилия бесполезны, он никогда не изменится, так что зачем беспокоиться, примите его. И мы должны бороться с этим вставленным кусочком саморазрушения, который живет и процветает, как яд, внутри нас, неисследованный, пока не заставит нас обратиться друг к другу против самих себя. Но мы можем указать пальцем на это отвращение, скрытое глубоко внутри каждого из нас, и увидеть, кого оно побуждает нас презирать, и мы можем уменьшить его силу, зная о нашей реальной связи, преодолевая наши различия.

Надеюсь, из 60-х мы узнаем, что мы не можем позволить себе выполнять работу наших врагов, уничтожая друг друга.

Что это значит, когда разъяренный черный игрок в мяч — это произошло в Иллинойсе — ругает белого хулигана, но направляет нож на черного? Что может быть лучше для охраны улиц меньшинства, чем настроить одно поколение против другого?

Говоря о чернокожих лесбиянках и геях, студенческий президент Университета Говарда говорит по поводу Хартии студентов-геев в кампусе: «Черное сообщество не имеет ничего общего с такой грязью — нам придется отказаться от эти люди ». [курсив мой] Отказаться? Часто, сами того не замечая, мы впитываем расистское убеждение, что чернокожие — подходящие мишени для всеобщего гнева. Мы ближе всего друг к другу, и легче излить гнев друг на друга, чем на врагов.

Конечно, молодой человек в Говарде был исторически неверным. Как часть черного сообщества, он имеет много общего с «нами». Некоторые из наших лучших писателей, организаторов, художников и ученых в 60-х, а также сегодня были лесбиянками и геями, и история меня подтвердит.

Снова и снова в 60-х меня просили оправдать свое существование и свою работу, потому что я женщина, потому что я лесбиянка, потому что я не сепаратистка, потому что какая-то часть меня неприемлема. Не из-за моей работы, а из-за моей личности. Я должен был научиться держаться за все те части себя, которые служили мне, несмотря на необходимость выражать только одну, исключая все остальные. И я не знаю, что бы я сказал лицом к лицу с тем молодым человеком из Университета Говарда, который говорит, что я мерзость, потому что считаю женщин своим основным источником энергии и поддержки, кроме того, что скажу, что это моя энергия и энергия других женщин, очень похожих на меня, которая способствовала тому, чтобы он был там, где он сейчас. Но я думаю, он не сказал бы мне этого в лицо, потому что обзывать всегда проще всего, когда это снято, академично. Стремление сделать присутствие лесбиянок и геев невидимыми в сложной ткани существования и выживания чернокожих — это шаг, который способствует фрагментации и слабости черного сообщества.

В академических кругах, как и везде, все чаще используется своего рода обзывание, чтобы держать молодых чернокожих женщин в узде. Часто, как только любая молодая чернокожая женщина начинает осознавать, что она угнетена как женщина, а не как чернокожая, ее называют лесбиянкой, независимо от того, как она идентифицирует себя в сексуальном плане. «Что значит, что ты не хочешь заваривать кофе, делать заметки, мыть посуду, ложиться спать со мной, ты лесбиянка или что-то в этом роде?» И при угрозе такой ужасной порчи слишком часто она смиренно впадает в нее. линию, но тайно. Но слово «лесбиянка» угрожает только тем чернокожим женщинам, которые запуганы своей сексуальностью или позволяют ей определять себя извне. Черные женщины, борющиеся с нашей собственной точки зрения, выступающие за себя, поддерживающие тесные политические и эмоциональные связи друг с другом, не являются врагами черных мужчин. Мы чернокожие женщины, которые ищут свои собственные определения, с уважением признавая разнообразие между собой. Мы существуем в наших сообществах очень долгое время и сыграли ключевую роль в их выживании: от Хэт Шеп Сат до Харриет Табман, Дейзи Бейтс и Фанни Лу Хамер, Лоррейн Хэнсберри, вашей тети Мэйдин и некоторых других ты, кто сейчас сидит передо мной.

В 60-х чернокожие тратили много нашего вещества, сражаясь друг с другом. Мы не можем позволить себе сделать это в 80-е годы, когда в Вашингтоне, округ Колумбия, самый высокий уровень младенческой смертности среди всех городов США, 60 процентов чернокожих в возрасте до двадцати лет не имеют работы, и многие становятся безработными, количество линчеваний растет, и менее половина зарегистрированных чернокожих избирателей проголосовала на последних выборах.