Мне казалось впереди меня ждет только радость: Впереди, мне казалось, меня ждет только радость (с)
Таривердиев Микаэл Леонович. Я просто живу. `Впереди, мне казалось, меня ждет только радость…` — покупайте на Auction.ru по выгодной цене. Лот из
Мемуары, биографии, афоризмы
Подписаться- Auction
- Книги, Букинистика
- Художественная литература
- Мемуары, биографии, афоризмы
Количество: 1
Задать вопрос продавцуСделать предложение
-
10 дн.
до конца
(
13 Окт Чт, 07:27:16)
- Стоимость доставки оплачивает: Покупатель
О продавце
vladimirdoc
15
Все лоты
Обо мне
Подписаться1
Отзывы о продавце (100% положительных)
-
client_a4a63459c1(9) 25.
Сделка прошла успешно. Рекомендую!
-
client_c6f286fbf3(17) 17.06.2022 06:41
Сделка прошла успешно. Рекомендую!
-
lim-po-po73(6) 29.06.2022 23:00
Сделка прошла успешно. Рекомендую!
-
client_ba0563a26c(1) 17.
08.2020 23:50
Сделка прошла успешно. Рекомендую!
-
Сделка прошла успешно. Рекомендую!
-
nikolaj12(613) 10.09.2019 13:45
Сделка прошла успешно. Рекомендую!
-
Прекрасная упаковка и быстрая отправка. Рекомендую!
-
client_00bbdad488(87) 22.04.2019 12:39
Сделка прошла успешно. Рекомендую!
-
client_ab1e26a016(27) 22.04.2019 17:27
Сделка прошла успешно. Рекомендую!
-
Расстрига(275) 22.
Отличный лот, доступная цена, быстрая сделка. Рекомендую.
08.2020 23:50
07.2019 20:40
ID лота 112241077520453 | Сообщить о нарушении в лоте
- Описание
- Оплата и доставка
Таривердиев Микаэл Леонович. Я просто живу. `Впереди, мне казалось, меня ждет только радость…`
Возможно, не каждый узнает лицо с обложки этой книги — задумчивое лицо с умными, чуть грустными глазами. Но музыку этого человека знают все, ибо невозможно найти таких, кто ни разу не смотрел `Иронию судьбы`, `Семнадцать мгновений весны`, `Короля-Оленя` или другие фильмы, `озвученные` Микаэлом Таривердиевым.
В славной
плеяде `шестидесятников` Таривердиев стоит плечом к плечу с такими
фигурами, как Тарковский, Окуджава, Ахмадулина. Но его воспоминания
— не только об `оттепели`. В них и детская память о войне и
репрессиях, и сложный, порой противоречивый взгляд на семидесятые,
и предвкушение перемен во время перестройки… Несколько
десятилетий жизни страны, аура ее культуры описываются автором то с
непередаваемым лиризмом, то с беспощадной иронией. Внезапный уход
помешал Микаэлу Леоновичу завершить работу над мемуарами. К печати
их подготовила жена композитора, Вера Таривердиева. Ее перу
принадлежит и последняя глава книги.◆ :::::::::::::::: Цены на книги указаны без учета почтовых
расходов. Исключение: некоторые дорогостоящие лоты, о чем
дополнительно указывается в описании этих лотов. Стоимость почтовых
расходов рассчитывается по тарифам Почты России.◆::::::::::::::::
Способы оплаты: ПОЛНАЯ ПРЕДОПЛАТА.
При выборе покупателем курьерской доставки
(если она превышает тарифы Почты России) в случае возврата книг
стоимость доставки рассчитывется по тарифам Почты России. За
пропажу, повреждение отправления по вине почты продавец
ответственности не несет. Неполученные отправления по истечении
установленного правилами Почты РФ срока хранения считаются
выполненными и претензии не принимаются.Тип сделки:
Предоплата
Способы оплаты:
По договоренности
Доставка:
Другие способы/по договоренности
просмотры : 0
«Впереди, мне казалось, меня ждет только радость»
Прочитав статью вы узнаете о биографии великого Микаэль Таривердиева. У каждого человека случается много передряг. Господину Таривердиеву это знакомы не понаслышке.
Алексей Хромов, редактор 1001.ru
15 августа 1931 года родился один из известных советских композиторов Микаэл Леонович Таривердиев. Сегодня ему бы исполнилось 85 лет.
Он написал музыку к 132 кинофильмам, среди которых «Мой младший брат», «Король-Олень», «Человек идёт за солнцем», «До свидания, мальчики!», «Старомодная комедия», «Любить», сочинил более 100 песен и романсов. Это автор четырех балетов и четырех опер, камерных вокальных циклов, симфоний, концертов для органа и для скрипки с оркестром.
Говорят, талантливый человек талантлив во всем. К Микаэлю Леоновичу это относилось в полной мере. Он жадно ловил все новое, неизведанное, с самого детства увлекался всем, чем только мог: и плаваньем, и фотографией, и боксом, но главной его страстью всегда оставалась музыка.
Так отзывался о своем детстве Таривердиев в автобиографической книге «Я просто живу»:
«Бедная моя мама! Сколько ей пришлось переволноваться за меня! У меня были постоянно меняющиеся страсти. Я занимался боксом, фехтованием, лошадьми, мотоциклом, плаванием. Периодически меня приносили домой то с перебитым носом, то окровавленного после того, как я вылетел на полном ходу из мотоцикла или упал с лошади.
И все-таки лет в тринадцать-четырнадцать музыка перебила все другие увлечения. Все стало менее интересным».
Музыка привлекала его с самого раннего детства. «Я не знаток фольклора, и в грузинском мелосе есть, наверное, песни и о тяжелой доле. Но то, что я слышал в детстве, — это песни о любви, о нежности, о красоте. Я вырос на этом пении. И еще на Шуберте». Будучи школьником, Таривердиев написал свое первое произведение, которое стало гимном Тбилисской школы №3. Там оно исполняется до сих пор.
Окончив музыкальный колледж, Микаэл Леонович должен был продолжить учебу в Ереване, но, по словам самого композитора, город не принял его. И тогда Таривердиев решил попытать счастья и, не смотря на протесты своей матери, поехал в Москву.
«В Москве я никого и ничего не знал. Подал документы в Институт имени Гнесиных. Мне выделили какой-то класс, я стал там заниматься, готовиться к экзаменам. Как-то сижу, играю, вдруг приоткрывается дверь и появляется голова. Я продолжаю играть.
Дверь закрывается, а потом вновь просовывается та же самая голова и с любопытством на меня смотрит. Я не обращаю внимания. Когда голова появилась в третий раз, я, не выдержав, сказал: «Не мешайте, немедленно закройте дверь». Голова исчезла и больше не появлялась. На другой день — экзамен по специальности. Оказалось, что голова принадлежала ректору института Муромцеву. Я был в ужасе».
Тем не менее, он с блеском прошел вступительные экзамены, попав в группу к великому композитору Араму Хачатуряну. «И вдруг объявляют: Таривердиев — пять с плюсом. Я просто не понял. Пятерка означала, что я поступил — ведь у меня был «красный» диплом и другие экзамены не нужно было сдавать. И мне объявили, что я поступил в институт. Это было пятнадцатого августа, как раз в мой день рождения».
Именно годы студенчества оказались решающими в дальнейшей карьере композитора. В это время он сочиняет первые вокальные циклы и вступает в кинематограф. Знакомство с кинорежиссером Михаилом Каликом во время первой серьезной работы над студенческим фильмом «Человек за бортом» открыло для Таривердиева путь к славе.
«Мир мне казался огромным, бескрайним. Я был молод, полон сил, наивен, восторжен и чрезвычайно глуп. Впереди, мне казалось, меня ждет только радость».
Его дебют как композитора произошел в Большом зале Московской консерватории — его романсы исполнила камерная певица Зара Долуханова. А с дуэта Калик-Таривердиев в картине «Человек идет за солнцем», в котором при помощи клавесина и флейты он передал бесконечное счастье ребенка, бегущего за солнцем, начинается подлинная популярность.
Дальнейшая его судьба могла сложиться иначе. Он чудом избежал тюрьмы за преступление любимой женщины – случай, схожий чуть ли не с «Великим Гэтсби». В 60-х годах Таривердиев был влюблен в актрису Людмилу Максакову. Однажды ночью, когда он ехал с ней в машине, на дорогу внезапно выскочил пьяный мужчина. Максакова сбила его, не сумев затормозить. Когда приехало ГАИ, Микаэль заявил, что за рулем был он. Его осудили на два года, но он попал под амнистию, хотя обвинений с него так и не сняли. Максакова же, не оценив рыцарского поступка, легкомысленно уехала с друзьями во время последнего заседания.
Для Таривердиева это был сильный удар, который, в конечном счете, отразился в одном из эпизодов фильма «Вокзал для двоих», снятом Эльдаром Рязановым и вышедшим в свет в 1982.
О начале работы Таривердиева с Эльдаром Рязановым стоит упомянуть отдельно. Из воспоминаний Веры Таривердиевой:
«В фильмах Рязанова, даже не музыкальных, всегда есть музыкальный образ. И вот в 1974 году в Пицунде они с Таривердиевым пересеклись в Доме кинематографистов. В столовой Рязанов рассказывал друзьям о своем новом замысле и о том, что в фильме должна звучать вот такая музыка, и напел: «На Тихорецкую состав отправится…». А эта песня написана Таривердиевым еще в 1960-х для спектакля Театра МГУ в режиссуре Ролана Быкова. Потом она перекочевала в оперу «Кто ты?», поставленную Борисом Покровским в Учебном театре ГИТИСа. Её пел на концертах Высоцкий. Там её и услышал Рязанов и теперь сетовал: «Жаль, автора не знаю, я бы ему заказал музыку!» Мимо, как нарочно, проходил Таривердиев: «Эльдар, это же моя песня!» Сначала Рязанов хотел, чтобы музыку писали несколько композиторов: Френкель, Шварц, кто-то ещё.
.. Стихи, которые он включил в картину, сами по себе были бомбой: имена Цветаевой или Пастернака давно оказались под запретом. Он дал Таривердиеву прочитать сценарий, и тот за сутки добавил к «Тихорецкой» ещё шесть песен».
В 1973 году на композитора обрушилась небывалая слава после выхода в свет фильма «Семнадцать мгновений весны», но почти сразу же на него началась травля из-за чьей-то злой шутки: некто сообщил, что Таривердиев использовал музыку французского композитора Френсиса Лея. В какой-то момент это заставило композитора отказаться от концертов: «Сейчас это кажется смешным. Но если бы вы знали, как это было унизительно! Мне, которому всегда говорили — моя музыка может быть плохая или хорошая, но что у меня есть свой стиль, что моя музыка узнаваема мгновенно, — мне нужно отмываться, доказывать, что я не украл! А с каким удовольствием участвовали в этой истории мои коллеги! Как им было приятно! Более того, с тех пор очень долгое время на концертах в разных концах страны меня спрашивали: что это за история, была она или нет.
Помню этот восторг: украл или не украл. И я перестал доверять им всем. В том числе и публике. Когда раньше я выходил на сцену, я всегда любил зал, где бы и какой бы он ни был. А теперь перестал его любить. Еще какие-то годы я выступал с концертами, выходил на сцену. Но вот это я всегда помнил. Помнил то любопытство, с которым смаковали подробности сплетен. Музыка интересовала меньше. Скандал — больше. Вот такая история. С тех пор не люблю публику».
Эти эпизоды наложили свой отпечаток на личность композитора, однако, несмотря на все трудности, он продолжил работу, постоянно экспериментируя и меняя форму своих произведений. С его оперы «Кто ты?» начинался Камерный театр Бориса Покровского. Комическая опера «Граф Калиостро» более 15 лет оставалась одной из самых репертуарных опер театра и с успехом показывалась им на гастролях в разных странах.
В последние годы жизни Таривердиев много работал в области инструментальной музыки. Им были написаны концерты для органа — «Кассандра», «Полифоническая тетрадь», «Десять хоральных прелюдий», а также концерты для скрипки с оркестром и «Концерт в романтическом стиле для альта и струнного оркестра».
«Есть еще одна грань таланта – собственное лицо, – говорил Таривердиев, – когда вы можете узнать композитора с первых трех нот – это Бах, это Прокофьев… Вы должны узнавать музыку – тогда человек, ее сочинивший, это композитор, а не просто автор – один из многих».
Микаэль Таривердиев ушел из жизни в июле 1996 года, оставив после себя огромное наследие, которое прочно вошло в культуру нашей страны. Лауреат престижных кинопремий, в том числе премии Американской академии музыки и японской звукозаписывающей фирмы «Виктор», трижды лауреат премии «Ника», лауреат Государственной премии СССР, Микаэл Таривердиев вошел в Книгу рекордов Гиннеса как обладатель самого большого количества национальных премий в области музыки кино.
Юлия Дробенюк
Источник
- инструменты
- история
- музыка
Предыдущая публикация | К содержанию раздела | Следующая публикация
«Синее небо моего детства, небо Тбилиси…» — Армянский музей Москвы и культуры наций
Личность, ЧтениеРедакциябиография, личность, музыка
Личность, ЧтениеРедакциябиография, личность, музыка
15 августа 1931 года родился Микаэл Леонович Таривердиев — композитор, народный артист РСФСР, автор музыки к 132 фильмам, инструментальных концертов, опер, балетов и вокальной музыки.
В день рождения Микаэла Леоновича Армянский музей Москвы публикует отрывок из его книги «Я просто живу» — главу «Тбилиси — полифонический город», которую он посвятил родному городу, детству и своим родителям.
Музыка Микаэла Таривердиева (1931–1996) звучит в таких известных фильмах, как «Семнадцать мгновений весны», «Ирония судьбы, или С лёгким паром!», «Ошибка резидента», «Король-олень», «Пропавшая экспедиция». Фото: 100.iz.ru
Микаэл Таривердиев
Я просто живуТбилиси — полифонический город«Разве не заметно, что я — единственный», — отвечаю я, когда меня спрашивают, есть ли у меня брат или сестра.
Синее небо моего детства, небо Тбилиси, жаркое лето, воздух, напоенный запахом южной зелени и настолько густой, что, кажется, его можно резать ломтями. И мама. Мама, которая идет мне навстречу. У меня захватывает дух, я не вижу ее лица — только сияние, исходящее от него.
Дом, в котором я родился, когда-то весь принадлежал нашей семье, вернее, семье моей мамы. Старинный, построенный в виде буквы «П», он всегда казался мне громадным. Когда я увидел его много позже, он показался мне меньше. Или просто я стал взрослым? Это был красивый, даже для Тбилиси, дом в три этажа с большим двором, в котором был фонтан и огромное тутовое дерево.
От дома к реке спускался парк около километра длиной. Рядом с домом — церковь или, скорее, часовня. В общем, родовое гнездо. Акоповы — фамилия моей мамы — хорошо были известны в Тбилиси. Один из дядей моей мамы был какое-то время городским головой. А еще был беспутный дядюшка. Он считался чрезвычайно легкомысленным и постоянно подвергался осуждению, хотя был человеком вполне безобидным. Когда он загуливал, ехал кутить, то нанимал три экипажа. В одном ехал он сам, в другом ехала его шляпа, в третьем — трость. Даже до меня дошли возмущенные рассказы о его поведении. Странно, но в Тбилиси сохранилось немало людей как бы из прошлого, из старой жизни.
Во многом именно они задавали тон в городе даже в советское время. В Грузии слово «товарищ» не вытеснило слово «господин». К старшим часто обращались «батоно». А старые фамилии по-прежнему пользовались уважением.
Наш дом после революции экспроприировали. В парке был построен санаторий, а в самом доме поселили разных людей. Сначала нам оставили три комнаты, потом две, а когда отец с матерью переехали в государственную квартиру, оставшаяся часть семьи ютилась уже в одной.
Кура, шумная, бьющая по гранитным набережным, а там, где их нет — по отшлифованным камням. Я долго был убежден, что реки бывают только такими. Они просто должны быть стремительными, коварными, с водоворотами, которые таят в себе завораживающую опасность. Конечно, я читал о других реках, но, когда оказался в России и впервые увидел Волгу, я изумился спокойствию и равнодушию огромной массы воды, которая никуда не стремится. И только кинув палочку, я понял, что водяная масса все-таки движется. Это было совсем не похоже на ту горную реку, в которой семилетний мальчишка, каким я себя помню, никак не может устоять на ногах.
Родители Микаэла Таривердиева. Фото: tariverdiev.ru
Лето. Мама ушла на работу. Отец тоже. Я болтаюсь без дела при Марусе — домработнице, которая жила с нами. Маруся тоже куда-то отправляется, а дворовые мальчишки зовут меня в бассейн. Мне ужасно интересно, ведь это первый настоящий плавательный бассейн в Тбилиси. Мы долго едем на трамвае, но зря — воду спустили, профилактика. Мы бежим к реке, это совсем недалеко. Ребята решили искупаться — в этом месте набережной нет. Стали раздеваться. Сняли рубашки, сняли сандалии, брюки. Прыгнули в воду. И я тоже. Но плавать я не умею. Сказать стесняюсь. Меня несет, но я молчу. Ребята понимают, что происходит, — я среди них самый младший, — и начинают кричать. Какой-то незнакомый молодой человек прыгает в воду, подхватывает меня, но выйти на берег тоже не может. И мы плывем вдоль берега. Я помню, что все время спрашивал его: «Вам удобно?». «Заткнись, не мешай!», — кричал он.
Так он проплыл со мной полгорода, от цирка до рынка, наверное, километра полтора, пока не появилась набережная и лестница. Там парень меня вытащил, и мы, мокрые, пошли обратно. Только тогда я действительно испугался. Почему я не сказал, что не умею плавать?
Вернувшись домой, тайно высушил одежду. Ночью мне стал сниться бурный поток. Вода меня несет, а я тону, тону. Я не спал несколько дней. У меня поднялась температура. Мама допытывалась, в чем дело. Но я молчал. Уже потом она случайно узнала об этой истории.
А к Марусе по субботам приходил солдат. Он сидел на кухне и пил чай. Это вызывало во мне живейшее любопытство. Как-то в субботу Маруся повела меня в парк культуры и отдыха. Там только что построили парашютную вышку. Здоровенную. Она привела меня в абсолютное исступление. Я до сих пор помню это совершенно сумасшедшее желание прыгнуть с вышки. Но как это сделать втайне от Маруси? Тут как раз очень кстати появился солдат и стал весело болтать с нею. Я же, выпросив немного мелочи на мороженое, оказался у кассы парашютной вышки.
— Мне билет, — протянул я гривенник.
— Нет, мальчик, нужно взвеситься, — ответила кассирша.
Я взвесился.
— Можешь. — Билет мне был продан.
Я побежал к лестнице. Но чем выше я поднимался, заглядывая через решетки вышки, чем дальше от меня удалялась земля, тем меньше мне хотелось прыгать. И я стал уступать дорогу тем, кто поднимался за мной. И все-таки я поднялся. Когда взглянул вниз, душа ушла в пятки. Нет, не в пятки. Душа целиком влезла в горло. В животе стало холодно, а сердце стучало в глотке, в носу, в ушах, в глазах. Но не в пятках. И я опять не говорю: «Я не хочу». Я позволяю служителю надеть на меня брезентовые лямки. Огромный раскрытый парашют сам тянет меня к барьеру. Барьер распахивается, меня выбрасывает, и я, как куль, ухаю вниз. Лечу камнем, пока стропы не натягиваются, и зависаю в нескольких десятках метров над землей. Веса не хватает, чтобы приземлиться, — мне всего пять лет. Я вижу, как моя Маруся бегает вместе с солдатом внизу, все такое маленькое-маленькое, люди кричат.
Я подтягиваюсь на руках и все-таки постепенно спускаюсь. В голове — одна мысль. Чтобы Маруся не сказала маме. Об этой истории мама узнала через много лет.
А вот об истории с пистолетом так никто и не узнал. У меня был друг Игорь Агладзе (Агладзе — известная в Грузии фамилия, отец Игоря был инженером, дядя — президентом Академии наук Грузии). Как-то мы с ним были у меня дома. Одни. И вдруг обнаружили ключи от ящика отцовского письменного стола. Движимые любопытством, открыли и увидели настоящий браунинг! Отдельно лежала кобура и начатая пачка патронов. Удержаться от того, чтобы не пострелять, мы не могли. Мы помчались на чердак — наша квартира была на последнем этаже, — забрались на крышу и, как сейчас помню, выстрелили в водосточную трубу. Один раз он, один раз я. Что началось! Свистки, суета, мы мигом спустились домой, почистили пистолет подсолнечным маслом, отстрелянные гильзы спустили в унитаз. Тут-то и раздался звонок в дверь. Дело в том, что наш дом находился на улице, по которой ездил на работу и с работы первый секретарь ЦК Грузии Чарквиани.
Перед тем как должен был появиться Чарквиани в своем роскошном «ЗИС-110», улица заполнялась людьми, энкавэдэшниками. Именно в такой момент мы и затеяли стрельбу.
— Не слышали ли вы стрельбу? — спросили появившиеся в дверях люди в черных костюмах.
— Нет, — ответили мы. — Кажется, хлопнула хлопушка.
— А кто дома из взрослых?
— Никого.
Они прошли в квартиру, все осмотрели, убедились, что никого нет, и ушли, убежденные, что семилетние мальчишки стрелять не могли. Что было бы с отцом, если бы они нас заподозрили!
В городе появлялся запах арбуза. Свежего арбуза. Это шел снег. Снежинки таяли на лету, асфальт покрывался дождевой пленкой. Ужасно обидно! Но иногда все же снег покрывал землю, вечнозеленые деревья. Это был праздник! Мы высыпали на улицу, тащили запрятанные по чуланам санки, веселье продолжалось до первых солнечных лучей. Снег исчезал. Но весной все вновь становилось белым — цвели вишни. И сирень, огромное количество сирени. Ужасно любил праздник Первого мая.
Черешню продавали прямо на улицах. Гроздья черешни, нанизанной на палочки, как виноград. Мороженщицы, веселые, в чистых белых халатах, с повозками на двух колесиках с ручкой.
Микаэл Таривердиев в детстве. Фото: tariverdiev.ru
Дом, в котором прошли мои детство и юность, стоял на горе. Он тоже был построен в виде буквы «П». Балконы выходили во внутренний двор, располагавшийся на трех уровнях, которые соединялись между собой двумя полукруглыми лестницами. Окна распахнуты, и отовсюду несется музыка. Шуберт. Этюды Черни. Из какого-то окна — неумело подбираемая грузинская мелодия. Где-то звучит радио. Все это смешивается, но не создает впечатления дисгармонии. Музыка звучит негромко, ненавязчиво. Она как бы часть жизни, продолжение этого двора, этого города. Она не выставляется напоказ. Она просто живет. Иногда вечерами за каким-нибудь окном, а то и просто на балконе собираются мужчины и начинается знаменитое грузинское музицирование, абсолютно непонятное мне и по сей день.
Как люди, никогда нигде не учившиеся, встречающиеся, быть может, в первый раз, с такой точностью на ходу аранжируют мелодию на четыре, пять, шесть голосов? Это полифония самого высокого класса. Не могу этого понять и восхищаюсь бесконечно.
Возможно, предки грузин жили в горах, и полифонические ходы, такие, как канон, были подсказаны им эхом гор, а потом родились более сложные формы? Может быть, сама земля эта столь удивительно красива и щедра, что не петь невозможно? Я не знаток фольклора, и в грузинском мелосе есть, наверное, песни и о тяжелой доле. Но то, что я слышал в детстве, — это песни о любви, о нежности, о красоте. Я вырос на этом пении. И еще на Шуберте.
Моя тетка Маргарита училась в консерватории. Это была младшая сестра моей матери, всеобщая любимица. Веселая и легкомысленная. Она признавала только одного композитора — Шуберта. Из-за этого у нее были постоянные неприятности с педагогами. Она не хотела учиться по программе, она хотела петь только Шуберта. Ее голос лучше всего звучал, как она считала, в туалете.
Она там закрывалась и пела. Кончилось тем, что с третьего курса она ушла из консерватории. Но первая музыка, которую я вспоминаю осознанно, были романсы и песни Шуберта. Я люблю их и по сей день. Они по-прежнему вызывают во мне восторг своей прозрачностью, чистотой, благородством.
Музыкой я стал заниматься почти случайно. Просто у наших соседей был рояль. Я стал так часто к ним наведываться и брыньчать, что сосед, не выдержав, сказал: «Пусть папа купит тебе пианино». Так все и началось. Очень быстро мне надоело играть гаммы, упражнения, пьесы Майкапара и сочинения типа «Похороны куклы». Какая кукла! Никакой куклы у меня не было! Само название унижало мое достоинство. А играть пьесы посложнее я пока не мог. Так что же делать? Я стал делать то, что мне было интересно — сочинять.
Главной моей мечтой было научиться записывать. Любопытная вещь. Когда я научился записывать, я понял один закон: первая стадия обучения или умения — ты записываешь музыку, и на поверку она оказывается гораздо беднее и неинтереснее того, что ты воображал и играл.
Следующая стадия — ты записываешь придуманную музыку, и она звучит так, как ты себе ее представлял. И уже гораздо позже — ты записываешь сочиненную музыку, и она звучит интереснее, чем ты воображал. Но это я понял много лет спустя.
Микаэл Таривердиев в юности. Фото: tariverdiev.ru
Моя мама относилась ко всему очень серьезно. Учиться так учиться. А у меня появилась новая страсть — чтение. Я читал все подряд, безостановочно, я пытался обмануть маму и Марусю. Ставил на пюпитр книжку, под нее что-то импровизировал.
Мама, приходя с работы, интересовалась у Маруси:
— Играл?
— Играл.
Ведь, занимаясь своими делами на кухне, она и вправду слышала мои экзерсисы. В результате у меня развилась довольно высокая техника. Просто я много читал.
Ощущение красоты, детское ощущение любви, когда кажется, что весь мир тебя любит. Не только твои родители, но и все, все, все. Когда не покидает ощущение, что только выйди в мир — и ты получишь нежность прохожих в ответ на свою.
Я помню это свое доверие ко всем вокруг.
А еще я помню шепотки, разносившиеся по двору. Что-то скрывали от детей, но мы многое понимали, и многое, очень многое, врезалось в детскую память. «Взяли дядю Левона с третьего этажа. И тетю Нино с четвертого». Сначала шепотков было меньше, потом взрослые шептались все чаще. Что означало слово «взяли»? Куда взяли? Когда они вернутся? Я не мог понять. Много позже стало ясно, что оттуда, куда «взяли», мало кто возвращался.
Я дружил с двумя девочками. Их звали Джемма и Джесси. Мы жили на одном этаже. Взяли их мать. Во дворе шептались, стараясь, чтобы мы, дети, не слышали. Но на самом деле мы иногда знали больше всех остальных, взрослых. Про мать Джеммы и Джесси говорили, что ее НКВД взял за то, что она турецкая шпионка. У меня это никак не укладывалось в голове. Шпионов я знал, я их видел в фильме «Ошибка инженера Кочина». Видели мы шпионов и в других фильмах. Они были коварными, двуличными, злобными. Слово «шпионка» никак не вязалось с обликом матери Джеммы и Джесси, от которой пахло сдобным печеньем — она им всегда угощала детей, в том числе и меня, — у которой были такие добрые руки, такие добрые глаза.
Но когда я сказал об этом нашему сапожнику Сурену, что сидел в подвале, в маленькой каморке, заставленной старыми башмаками, морщинистый добрый человек ответил: «Замолчи и никогда об этом никому не говори. Иначе будет плохо твоим папе и маме». Он почему-то курил не папиросы, а всегда скручивал что-то из прозрачной бумаги. Это вызывало во мне живейший интерес.
У Сурена была большая семья. Он много работал, чтобы ее прокормить. Когда мы приходили к нему в каморку, он выгонял нас: «Тут пахнет кожей, ступайте на улицу». Это был удивительно спокойный человек, смирившийся со всем — с нищетой, со своей судьбой, а главное — с отсутствием каких-либо надежд. Впрочем, может быть, я это додумываю сейчас, для себя. Может быть, он и не ждал ничего, ничего не требуя от жизни. Он тихо напевал старинные армянские песни. Любимая его песня «Ах сирун, сирун» («Ах любовь, любовь»). Если он не пел, то молчал. Он никогда не назначал цену за свою работу, брал то, что ему давали. Люди вели себя по отношению к нему удивительно порядочно: даже те, что были бедны, давали ему порой больше, чем стоила его работа.
Наша семья во дворе считалась состоятельной. Отец был директором Госбанка Грузии. За ним приезжала машина. Как сейчас помню этот черный «паккард». Почему «паккард», а не «эмка», не знаю. Один раз отец, когда я оказался у него в банке, взял меня с собой в кладовую. Любопытная штука — он шел туда не один, а вместе с бухгалтером и кассиром. У каждого был свой ключ от своего замка. Всего же там их было три. Повернулось большое колесо, дверь отворилась, и мы оказались среди полок, буквально набитых деньгами. На меня это не произвело никакого впечатления. Ну просто никакого. Другое дело — рубль. На него можно было многое купить…
Мама работала в Главном статистическом управлении и была заведующей отделом. Конечно, никакого богатства у нас не было, просто общественное положение, которое занимали родители, было основой такого к ним отношения. Возможно, отчасти это происходило по инерции. Многие знали, что мать родом из состоятельной старинной армянской семьи, об этом помнили.
Кстати, предки отца появились в Армении в XIII веке, вместе с христианским отрядом войска Чингисхана, где пра-пра-пра- и так далее прадед был тысячником.
Он был персидского происхождения, но осел в Армении.
В нашем доме жил еще один «обломок старой жизни». Удивительно интеллигентная семья. Месхишвили. Глава семьи когда-то был крупным юристом Грузии. Не принял революции, остался не у дел. Странно, но его не арестовали. Это был очень достойный человек, грузин в высоком смысле этого слова. Позже, когда арестовали моего отца и у нас конфисковали все, включая мое пианино, его жена, тетя Кето, сама пришла к маме и попросила пользоваться их роялем без стеснения. У них было два сына — Гиви и Ладо, много старше меня, которые ко мне очень нежно относились. Один из них стал впоследствии крупным грузинским архитектором.
Фото: tariverdiev.ru
Двор был пестрым. Но дружба связывала всех. Когда НКВД выдирал из этой среды очередного заложника, никто не боялся общаться с семьей «врага народа». Я прекрасно помню, с какой заботой относились к этим семьям люди, окружавшие их.
Может быть, они втайне и боялись, но все же старались не дать им почувствовать себя одинокими.
Мне было около шести лет, когда однажды утром я услышал выстрел с соседнего балкона. Ни отца, ни матери не было дома. Меня некому было остановить, и я вместе с соседями вбежал в комнату, из которой раздался выстрел. И я увидел, что представляет собой череп человека, выстрелившего себе в рот. Мозги были размазаны по стене. Детей тут же прогнали, но позже я узнал, что крупный инженер Эркомаишвили застрелился, вернувшись домой с партийного собрания, где его объявили врагом народа. Он понимал, что не сегодня завтра к нему придут, и, чтобы спасти своих родных от ярлыка «семья репрессированного», предпочел застрелиться.
К нам во двор приходил шарманщик. Он был одет в старинный наряд кинто — черные шаровары, фуражку с лакированным козырьком. Он крутил шарманку, на которой сидела маленькая печальная обезьянка. Она была совсем не такая веселая, как те, о каких я читал в книжках Брема. Может быть, она была старая? А может быть, мы все ей надоели? Ведь каждый из нас пытался потрогать ее, но шарманщик отгонял нас, а по двору лились грустные, красивые старинные мелодии.
Они и сейчас звучат у меня в ушах. Почему-то он никогда не пел. Вертел ручку одноногой шарманки, которая покачивалась от его движений. И обезьянка покачивалась вместе с ней. Когда приходил шарманщик, в окнах смолкала другая музыка. Может быть, из вежливости? А может быть, всем было любопытно послушать шарманщика? Ну мы-то, ребята, естественно, бросали все. А может быть, взрослым это напоминало ту старую или, как тогда говорили в Тбилиси, «мирную» жизнь? О ней вспоминали в общем-то с тоской. И те, кто при новой власти оказались у дел, и те, что были не у дел. И те, кто по тогдашним меркам были состоятельны, и те, что были бедны. И только мы, детвора, знали совершенно точно, что в те времена, по которым вздыхали взрослые, были буржуи и угнетенные. Мы знали точно, что тогда всюду рыскала царская охранка и арестовывали хороших людей. И мы точно знали, что Павлик Морозов, который донес в ЧК на своего отца за утаенный мешок зерна, был настоящим пионером, достойным подражания. Взрослые слушали нас, никогда не возражали, но и не поддакивали.
Интересно, что мы сами никогда не проецировали это на самих себя. Донести на своего отца? Это невозможно!
Война Тбилиси не затронула в прямом смысле этого слова. Практически не было бомбежек, не считая одной, в результате которой случайным снарядом был убит слон в зоопарке. Война затронула нас тем, что из каждой семьи уходили на фронт, многие семьи получили похоронки, о которых мы узнавали по крикам и плачу, раздававшимся то из одной, то из другой квартиры. Карточки на хлеб, скудная еда и затемненные окна. Мы играли в войну, ходили в противогазах, хотя никакой надобности в этом не было. О ходе войны узнавали из газет и репродукторов городской трансляционной сети, потому что радиоприемников уже не было. Перед войной только вошли в быт радиоприемники «СДВ-9» и «Т-6», здоровенные шкафы величиной с современный холодильник и с зеленым мигающим зрачком, похожим на кошачий глаз. Я помню, в нашей семье такой приемник появился в самый канун войны. Но очень скоро его потребовали сдать: никому не разрешалось слушать неотфильтрованные передачи.
В городе был комендантский час. После девяти вечера улицы пустели, окна зашторивались, свет и воду лимитировали и давали нерегулярно. Каждый человек мог израсходовать определенное число киловатт, и если режим был нарушен, свет отключали. Появились карточки. С едой было плохо. Об одежде я уже не говорю. Но все равно война коснулась Тбилиси гораздо меньше, чем тех городов, которые сами стали плацдармом военных действий.
Фото: tariverdiev.ru
Во время войны в Тбилиси приехало много прекрасных артистов. Из Москвы, Ленинграда. Они приехали в эвакуацию, но, естественно, работали каждый в своей области. Это созвездие имен во многом определило культурный облик города того времени. В оперном театре пела замечательная Вера Давыдова. Резко взлетел уровень тбилисского балета — вернулся Вахтанг Чабукиани. Не было дня, чтобы я со своими друзьями, а иногда и один не бывал в концертах, в опере. Честно говоря, я не помню сейчас, было ли это связано с разрешением для учеников специальной школы при консерватории на посещение оперного театра, или же к нам просто привыкли билетеры, но пускали нас без билетов на все спектакли.
Конечно, бегали мы и в кино. Фильмов тогда было мало. Киностудии выпускали около десятка в год. Позже я узнал, что каждый фильм обязательно перед выпуском просматривал сам Сталин. О том, что существует мировое кино, мы не имели понятия. Смотрели советские фильмы. Один из самых впечатляющих для меня — «Чапаев». Мне было лет десять, когда я увидел его в первый раз. Финальный эпизод, когда раненый Чапаев переплывает реку, а потом, сраженный пулеметной очередью, тонет, потряс меня настолько, что вечером у меня поднялась температура, и я несколько дней болел. Таким же сильным впечатлением стала для меня и опера. Первой оперой, которую я слышал в театре, была «Травиата». Наверное, это было достаточно провинциальное зрелище, с не лучшими певцами, с неполным составом оркестра. Но красота музыки, сентиментальность сюжета — думаю, они и привели меня к той любви к романтизму, которой я грешил многие годы. Позже я, конечно, стал увлекаться старинной музыкой, новой музыкой, но впечатления детства не изгладились из памяти.
Помню, как мы, одиннадцати-двенадцатилетние мальчишки, возвращались домой по темным пустым улицам со специальными пропусками, которые нам выдавали для предъявления комендантскому патрулю. Это были весенние южные вечера, безлунные, с погашенными фонарями, и только отсвет неба освещал нам дорогу. Мы возвращались, притихшие и неуютные, в плохо освещенные квартиры, из мира музыки, любви — в мир полуголодного быта. Может быть, поэтому те годы не оставили в наших душах такого же ужасного следа, как в душах моих сверстников, по которым катком прокатилась война.
Да, мы все знали. То есть, конечно, не все. И уж тем более не так, как все это было на самом деле. Но бодрые сводки в сочетании с отсутствием стрельбы и ужаса налетов окрасили наше отношение к войне светом героики и побед. О цене этих побед мы не знали.
Это было странное время. Хотя странности тогда казались нормальными. Родители уезжали на работу утром, приезжали к шести, обедали, после чего снова уезжали на работу. Возвращались они далеко за полночь — в час, в два, а то и позже.
Что они там делали — совершенно непонятно. Вероятно, ничего. Страна жила по внутренним часам одного человека — Иосифа Сталина, который любил работать по ночам. В соответствии с этим весь центральный аппарат и все учреждения бодрствовали для того, чтобы любая справка, которая могла бы понадобиться, легла на стол Сталина в любой момент. Промедление грозило оказаться роковым. Таким образом, не только центральный аппарат был на местах, но и чиновники всех республик сидели в своих кабинетах в ожидании звонка из Москвы или вызова к местному начальству. Не знаю, казалось ли это естественным моим родителям, потому что никогда никакие разговоры о политике в доме не велись, впрочем, как и ни в каком другом доме, где я бывал. Думаю, что во время войны и даже раньше — в тридцатые годы — революционный романтизм моих родителей несколько поостыл.
Всему, что было во мне хорошего, я научился у моей матери. А все плохое — это то, чему я не смог у нее научиться. Мама обожала меня, я был главным смыслом ее жизни.
Но все же она выстраивала со мной отношения достаточно жестко. Мне постоянно внушалось, что я ничего выдающегося из себя не представляю, что если и могу чего-то достичь, так только упорным трудом. Мама никогда не потакала моим глупостям. Как-то с приятелем (мне было года четыре) мы поймали жука, нашли спички и стали его поджигать, чтобы он трещал. Мама это увидела. Она не стала кричать на меня. Побелев от негодования, она взяла мой палец и ткнула в огонь. Я заорал. «Жуку так же больно, как и тебе», — сказала она.
Я вспоминаю ее, женщину удивительной красоты и доброты. Я не знаю людей, которые бы ее не любили. Когда в воздухе запахло революцией, моя мать заявила своим родителям, что стыдно жить хорошо, когда вокруг так многим плохо. Она бросила дом и ушла учительствовать в глухую деревню. Из Парижа специально вызвали ее брата, который там учился в университете, чтобы попытаться вернуть ее домой. Ведь ей было всего восемнадцать. Но брат вернулся в Париж ни с чем. Мама осталась в деревне.
О том, как она была арестована царской охранкой за революционную пропаганду, о крестьянских детях в далекой горной деревушке она потом мне рассказывала. Я навсегда запомнил ее фразу: «Стыдно жить хорошо, когда другим плохо». Это была удивительно интеллигентная и образованная женщина, выросшая в обеспеченной семье, прекрасном доме, окруженная няньками и боннами и тем не менее оставившая все ради революции. Я полагаю, что в страшные тридцатые годы она многое поняла. Так же, как и мой отец.
Много позже я спрашивал об ее ощущениях тридцатых годов. Она ответила: «Мы испытывали ужас перед тем, что происходит, но единственно за кого я серьезно боялась, это был ты». Впрочем, по мере того как я становился старше, страх ее не уменьшался, а увеличивался.
Я помню только два случая, когда какая-то политическая ситуация обсуждалась в доме. Я случайно слышал этот разговор. На партийном собрании в статуправлении, где работала мама, кто-то из «партайгеноссе» заявил, что моя мать носит шелковые чулки, что неплохо бы вспомнить, из какой она семьи, совсем не пролетарской, а заслуги ее во время революции еще требуют доказательств.
Казалось бы, смехотворное обвинение. Но в те годы ничего смешного в этом не было. Обсуждение грозило исключением из партии, а исключение из партии автоматически влекло за собой арест. Это ставило семью в положение родственников «врага народа». Так что было не до смеха. Помню, как шепотом на кухне обсуждался вопрос: «Каяться или нет?». Мама говорила, что каяться ей не в чем. На том и разошлись. Беду пронесло. Но она все-таки продолжала ходить в шелковых чулках.
Второй разговор, тоже случайно подслушанный мною на кухне, — о том, что Серго Орджоникидзе несколько лет назад умер не от инфаркта, а застрелился. Я неловко повернулся, родители, увидев меня, поняли, что я все слышал. До сих пор я помню выражение ужаса на лице моей мамы. Она сказала: «Никогда и нигде не говори об этом». Я все же спросил ее: «А папа говорил о дяде Серго, которого он знал?». «Нет-нет, — сказала мама. — Это совсем другой человек, он жил в деревне и случайно выстрелил в себя из ружья. Это совсем другой». Она повела меня спать и все время повторяла: «Совсем другой, совсем другой, но никогда об этом никому не говори».
Действительно, странное детство. С одной стороны светловская «Гренада, Гренада моя…», фильмы «Чапаев» и «Истребители», «Травиата» и Шуберт, а с другой — что-то страшное происходило вокруг.
Мне было лет тринадцать, когда мама отправила меня одного в санаторий «Дарьял». Я родился на Кавказе, и мне казалось, что я понимаю красоту этих мест. Но оказавшись в горах, я был потрясен. Выглядываешь из окна, а под тобой проплывают облака… Когда я уехал в Россию, я никак не мог привыкнуть к отсутствию гор на горизонте. Мне их очень не хватало.
Там, в горах, я познакомился с Жорой Геловани, сыном актера Геловани, того самого, который играл роль Сталина в кино. Это был солидный пожилой человек лет двадцати пяти. Он был режиссером Тбилисского оперного театра и к тому же женат на балерине. А познакомились мы так. По радио передавали «Франческу да Римини» Чайковского. Я прослушал увертюру, она мне чрезвычайно понравилась, и я помчался в клуб, где стоял рояль, и стал играть то, что только что услышал.
Вошел Жора с вытаращенными глазами.
— Ты что играешь?
— Да вот то, что сейчас передавали по радио.
— Ты в первый раз это слышишь?
— Да.
— А ты не хочешь написать балет?
— Хочу, но не знаю как.
— Я напишу либретто и объясню тебе как.
То, что написал Жора, мне очень не понравилось. Сейчас-то я понимаю, что это был нормальный балетный сценарий. Кто когда вошел, кто когда вышел, сколько минут длится вступление, сколько секунд рассвет и т. д. Но мне-то казалось, что это должно быть вдохновенно, без руля и без ветрил. Мы долго спорили, Жора меня убеждал, что именно так пишутся балеты, а я все не верил. Но наконец он меня убедил, и на свет появились два одноактных балета — «Допрос» и «На берегу». Написал я их довольно быстро. Это был первый мой заказ, и я был невероятно горд собой. Тем более что исполнялись балеты на сцене Тбилисского оперного театра силами хореографического училища. Тогда в училище, да и в театре работал Вахтанг Чабукиани, так что это была сильная балетная труппа.
Конечно, сам я партитуру осилить еще не мог. Мне помогал сделать ее концертмейстер оркестра. Но клавир был безукоризненный. Ощущение было фантастическое! Моя музыка звучит в оркестре! Поставили балеты Геловани и Мансур Камалетдинов. Я помню это как смутное сияние и полет души. Не помню даже, как танцевали — плохо или хорошо. Но шло это на сцене театра каждое воскресенье в течение всего сезона сорок шестого — сорок седьмого годов.
В доме отнеслись к моему успеху спокойно. В школе я скрывал, правда недолго — до отзывов в прессе. Они-то мне все и испортили. Кажется, в газете «Заря Востока» меня назвали «юным композитором». Я был оскорблен. Не молодым, а юным — это было уже слишком. Ведь мне даже гонорар заплатили, а тут такая статья! На гонорар я купил себе шляпу. Для солидности. И сфотографировался в ней.
Нет, пожалуй, я не стал знаменитым. То, что произошло со мной, было тогда в порядке вещей. Это считалось нормой. Это было время талантливых людей. Совсем молодые ребята выступали с оркестром. Тогда еще не было филармонии, и каждый понедельник в театре были симфонические концерты, где собиралась вся публика. Каждый понедельник — новая программа, исполнялись новые сочинения, в том числе и молодых, недавно закончивших консерваторию. Помню премьеры Отара Тактакишвили, Реваза Габичвадзе. Помню молодого Одиссея Димитриади. Культурная атмосфера Тбилиси тех лет была поразительной. Отчасти это было связано с тем, что здесь в эвакуации находились многие талантливые музыканты, но постоянно приезжали и гастролеры. Впервые молодого Рихтера я услышал именно тогда.
Фото: tariverdiev.ru
На моей памяти были два события, которые сыграли большую роль в сломе духовной жизни. Известное постановление ЦК об опере Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда» я, конечно, помнить не мог. Но постановление 1946 года по поводу творчества Анны Ахматовой и Михаила Зощенко зацепилось в моей памяти. Мне было не так много лет, и кто такая Анна Ахматова, я еще не понимал. Но вот Зощенко был одним из моих любимых писателей. Может быть, я не умел тогда ценить ту горечь, которая сквозила в его рассказах, прикрытая, казалось бы, обычной смешливостью, но нравился мне Зощенко чрезвычайно. И я прекрасно помню, как в школе, пряча книгу под партой, я потихоньку хохотал над его рассказами. Ругань, которая обрушилась на писателя, меня удивила. Но будет неправдой сказать, что испугала. Я не понимал значения этих акций. Мне казалось, что просто мне это нравится, а кому-то другому не нравится. И в этом ничего необычного нет. Правда, вдруг из библиотек исчезли книги писателя. Но у меня были свои, поэтому я не особенно печалился. Вероятно, хранить эти книги было чревато. Но я об этом не задумывался, хотя интуитивно понимал, что говорить об этом никому не стоит. Я и не говорил, читал и перечитывал их дома. Так постепенно в сознание входила психология моего времени: лучше помалкивать, но делать то, что тебе интересно. Читать то, что тебе интересно. Слушать то, что тебе близко. Но что-то мешало обсуждать это с моими товарищами. Только позже я стал понимать, какими трагедиями — и людскими, и духовными — оборачивались подобные акции и чем обернулось это для самого Зощенко.
За разгромом Ахматовой и Зощенко вышло постановление 1948 года. В нем было, казалось бы, немало хороших слов о традициях, о любви к национальной музыке. Первый осадок, который остался у меня в душе, — та активность, с которой каялись, музыканты, чьи имена для меня уже стали очень значительными. Эта цепочка была для меня более очевидной, явной. Даже у нас в музыкальной школе при Тбилисской консерватории проходили собрания, на которых выступали совершенно неизвестные люди и поносили известных мне грузинских композиторов, а те в ответ тоже каялись. «Охота на ведьм» из Москвы перекинулась в республики. Я хотел спросить моего учителя Шалву Мшвелидзе — человека, излучавшего доброту и свет, в чем же дело. Но мама меня остановила. Сказала, что это его расстроит. Я и не спросил его ни о чем. Но царапина в душе осталась.
Бедная моя мама! Сколько ей пришлось переволноваться за меня! У меня были постоянно меняющиеся страсти. Я занимался боксом, фехтованием, лошадьми, мотоциклом, плаванием. Периодически меня приносили домой то с перебитым носом, то окровавленного после того, как я вылетел на полном ходу из мотоцикла или упал с лошади. И все-таки лет в тринадцать-четырнадцать музыка перебила все другие увлечения. Все стало менее интересным.
Кончилось детство — арестовали отца. Его взяли прямо на работе. Потом был обыск дома. Какие-то книги, бумаги разбросаны по полу. Почему-то все книги они перелистывали. Нас сразу уплотнили — отрезали самую большую комнату. Мы с мамой остались жить в двух маленьких. Через некоторое время нам посоветовали скрыться. Месяца три-четыре мы с мамой жили по знакомым, прятались. Я помню еще, что деньги у нас исчезли совершенно. Мама уже не работала в статуправлении, она перешла в школу, уроков было у нее совсем мало, и мы сидели на картошке и чае. Не знаю почему, но я переносил все это легко. Подрабатывал частными уроками музыки.
У нас в доме все были на виду. И все время кто-то пропадал. Сначала это было в раннем детстве, перед войной. Потом началась вторая, послевоенная волна. Отец в нее и попал. Он был в лагере в Грузии. Его не отправили ни в Сибирь, ни на Север. Мама со мной на эту тему не говорила. Только повторяла все время: «Папа вернется». Мы отвозили передачи, но, конечно, никогда никаких свиданий.
Я помню, как меня стали бояться. В школе. Не ребята, а их родители. Не то чтобы они запрещали со мной общаться, просто относились как-то с опаской. Меня жалели, совали какие-то бутерброды, но я чувствовал, как боялись моих приходов. Это меня убивало. Я перестал ходить к кому бы то ни было. Кроме Игоря Агладзе. В его семье меня принимали по-прежнему. Может быть, даже с подчеркнутым радушием.
Из школы-десятилетки при консерватории я перешел в училище, так как только там был класс композиции. Закончил его за год. Очень хотел поехать учиться в Москву. Но мама меня не отпускала. Она настояла на том, чтобы я был поближе, и я поступил в Ереванскую консерваторию. Там мне было трудно. Меня приняли плохо — я считался армянином второго сорта, не ереванским, плохо говорил по-армянски, писал как бы не армянскую музыку. Тогда был всплеск национального самосознания. Кстати, не только в Армении. Но в Тбилиси, так как я не был грузином, не имело значения, какую музыку я пишу. А здесь мне впервые пришлось задуматься о том, кто же я такой, к какой национальности принадлежу. В школьные годы мы не имели понятия, кто есть кто, кто из нас русский, кто грузин, кто еврей. Конечно, я знал, что я армянин. Но моя мать была из богатой тбилисской семьи, которую в городе хорошо знали, отец родился в Карабахе и позже переехал в Тифлис. И никого это не интересовало. Это не служило препятствием к дружбе, общению… Даже шпана у нас была интернациональной. Город делился как бы на две части. По правую сторону реки — Сололаки, где я жил. По другую сторону реки, там, где Плехановский проспект, — это уже другая часть. Так вот была знаменитая плехановская шпана. Предводителем плехановской шпаны был Володя Бураковский — ныне знаменитый кардиохирург, академик. Кстати, вместе с другим будущим академиком — Женей Примаковым.
А в Ереване мне было грустно, одиноко. Розовый красивый город меня не принял. Я привык к дому, а здесь впервые попал в общежитие. Прожил там всего два года. Историческая родина оставила меня равнодушным, голос крови во мне не заговорил. Я вернулся в Тбилиси, чтобы уехать.
В Москве я никого и ничего не знал. Подал документы в Институт имени Гнесиных. Мне выделили какой-то класс, я стал там заниматься, готовиться к экзаменам. Как-то сижу играю, вдруг приоткрывается дверь и появляется голова. Я продолжаю играть. Дверь закрывается, а потом вновь просовывается та же самая голова и с любопытством на меня смотрит. Я не обращаю внимания. Когда голова появилась в третий раз, я, не выдержав, сказал: «Не мешайте, немедленно закройте дверь». Голова исчезла и больше не появлялась. На другой день — экзамен по специальности. Оказалось, что голова принадлежала ректору института Муромцеву. Я был в ужасе.
Народу — тьма. Конкурс — двадцать восемь человек на четыре места. Ходят по коридору и рассказывают друг другу, кто с чем поступает. Кто-то с оперой «Белая береза», кто-то с симфонией, кто-то еще с чем-то грандиозным. А я? С романсами и фортепианными пьесами! Балеты, которые у меня были, я не привез. То, что сочинил в Ереване, тоже не захватил. Через каждые три-четыре месяца моя музыка начинала вызывать у меня отвращение. Она казалась мне неинтересной, скучной, бессмысленной. Поэтому я и поступал с шестью романсами на сонеты Шекспира и сборником фортепианных пьес. Я сыграл, спел, настроение — кошмар. Экзамен закончился, всех вызвали в класс и стали объявлять результаты.
— Два, два, два, два, три… — Примерно в такой последовательности называл оценки Павел Геннадьевич Козлов, один из членов комиссии. У меня было полное ощущение, что все кончено. Что я уезжаю. Собственно говоря, именно на это надеялась моя мама. Но для меня не поступить означало умереть. Москва тогда была как сегодня для кого-то Париж или Нью-Йорк. Это был не просто город. Это было место, где сосредоточены все надежды, все лучшие люди. Может быть, это было не так, но так казалось. Провал — конец мечтаниям. И вдруг объявляют: Таривердиев — пять с плюсом. Я просто не понял. Пятерка означала, что я поступил — ведь у меня был «красный» диплом и другие экзамены не нужно было сдавать. И мне объявили, что я поступил в институт. Это было пятнадцатого августа, как раз в мой день рождения.
Я выхожу из института, бреду, как в тумане, по улице Воровского. Вдруг меня обгоняет коричневая «Победа». Гудит, а я не оборачиваюсь. Гудит еще раз, я — ноль внимания. Не замечаю, что рядом с шофером сидит Арам Ильич Хачатурян. Он выходит из машины.
— Что же ты не отвечаешь? Я поздравляю тебя. Ты въехал в институт на белом коне.
Что это означало, я тогда не понял. Хачатурян сел в машину и уехал. Тут что-то стало до меня доходить. Я пошел быстрее, потом еще быстрее, потом просто побежал. Я бежал по Знаменке, свернул за угол, еще раз за угол и оказался на улице Горького, возле кафе «Мороженое» напротив Телеграфа. Бежать больше не мог, вошел в кафе и съел полтора килограмма мороженого.
В классе Арама Хачатуряна. Фото: tariverdiev.ru
На следующий день я заболел ангиной. А жил я тогда у Игоря Агладзе, вернее, у его дяди, в маленькой комнатке на Ленинградском проспекте. Дом был ужасный: огромный коридор, насколько хватало глаз, и из него — комнаты, комнаты. Кухня огромная, одна на всех, как и туалет. Дом был построен в двадцатые годы и, видимо, олицетворял собой представления о светлом коммунистическом быте. В этой комнатке я проснулся на следующий день после экзамена. Игорь — в Тбилиси, я один. Говорить не могу, встать не могу, слабею с каждой минутой. Стал задыхаться, чувствую, что просто умираю. А за окном — огромная Москва, а я один умираю в этом девятиметровом пенальчике. Окно открыто. На аллее играют дети. Я слышу их голоса. Проезжают машины. Мама далеко-далеко. И Москве до меня нет никакого дела.
Достучаться не могу. Случайно опрокинул графин с водой, который стоял возле меня, — тогда соседи все же что-то почувствовали и взломали дверь, вызвали «Скорую помощь». Мне что-то проткнули в горле, я задышал и проболел две недели. Двадцать девятого августа отправился в институт.
1953 год. Первый год моей жизни в Москве. В это лето закончилась первая фаза моей жизни. Я уже был студентом. Учеником Арама Хачатуряна. Продолжал жить на Ленинградском проспекте с Игорем Агладзе — когда поступал в институт, написал, что в общежитии не нуждаюсь, думал, что так легче будет поступить. Весной, после смерти Сталина, выпустили отца. Я не смог приехать с ним повидаться сразу же — не было денег, я увидел его летом, на каникулах. Отец, который всегда был бравым, элегантным, вальяжным мужчиной, был разочарован и сломлен. Он стал работать в банке, но уже не директором, а простым служащим. Ему предложили восстановиться в партии, но он отказался.
По иронии судьбы я живу сейчас практически на той же улице, что и тогда. Это один из центральных проспектов, переходящий в улицу Горького, которая упирается в Кремль. Я никогда не забуду эту ночь. Раннее лето. Окна открыты. Вдруг слышится гул, он постепенно нарастает и переходит в грохот, заглушая все вокруг. Я выглядываю на улицу. По Ленинградскому проспекту по направлению к Кремлю идут танки. Головная часть колонны уже скрылась с глаз, а конца ей не видно. Я не понимал, что происходит. Репетиция очередного парада? Но какого? Ни одна привычная дата не совпадает. По Москве шли танки. Они шли и не кончались. Они шли к Кремлю. Утром мы все узнали, что арестован Берия. Начиналась эпоха Хрущева. Наступило утро надежд. Пришло время очередных иллюзий.
Мир мне казался огромным, бескрайним. Я был молод, полон сил, наивен, восторжен и чрезвычайно глуп.
Впереди, мне казалось, меня ждет только радость.
Источник: Микаэл Таривердиев. «Я просто живу». — Москва : Эксмо, 2011.
Редакция
Микаэл Таривердиев: «Синее небо моего детства, небо Тбилиси…»Вечер в честь 85-летия Микаэла Таривердиева пройдет в Тбилиси : philologist — LiveJournal
?- Музыка
- Cancel
© Sputnik/ Борис Кауфман
На сцене также выступит Сандро Небиеридзе, шестнадцатилетний грузинский пианист и композитор, лауреат многих международных конкурсов, в том числе обладатель Гран-при I Международного конкурса молодых пианистов Grand Piano Competition в России (художественный руководитель — пианист-виртуоз Денис Мацуев). Кроме того, в мероприятии задействованы артисты Тбилисского государственного академического русского драматического театра им. А.С. Грибоедова, а также оркестр и солисты Тбилисского театра оперы и балета. В ходе гала-вечера будут показаны фрагменты из известных кинофильмов, музыку для которых писал Микаэл Таривердиев. В фойе оперного театра запланирована выставка фотографий, рукописей и афиш композитора. Организаторами вечера являются благотворительный фонд им. М. Таривердиева и Международный культурно-просветительский Союз «Русский клуб».
Композитор Микаэл Леонович Таривердиев родился 15 августа 1931 года в городе в Тбилиси. Учился в музыкальной школе при Тбилисской консерватории по классу фортепиано, в музыкальном училище Тбилиси по классу композиции профессора Шалвы Мшвелидзе. В 1945 году в Тбилисском театре оперы и балета на музыку юного композитора были поставлены два одноактных балета «На берегу» и «Допрос».
Проучившись полтора года в Ереванской консерватории, Микаэл Таривердиев уехал в Москву, где поступил в Государственный музыкально-педагогический институт имени Гнесиных (ныне Российская академия музыки имени Гнесиных). Был учеником известного советского композитора Арама Хачатуряна. Еще будучи студентом, он стал автором музыки к фильму «За бортом» (1958), затем написал музыку к картинам «Юность наших отцов» (1958), «Человек идет за солнцем» (1961), «Мой младший брат» (1962), «До свидания, мальчики» (1964) и др. В 1970-х годах на экраны вышли знаменитые фильмы «Семнадцать мгновений весны» (1973) и «Ирония судьбы, или С легким паром!» (1975), в которых звучит музыка Таривердиева.
Всего композитор написал музыку более чем к 130 фильмам. Таривердиев много работал в области инструментальной музыки, писал оперы и балеты. В 2002 году Микаэл Таривердиев вошел в Книгу рекордов Гиннеса как обладатель самого большого количества премий за музыку, написанную для кино. Микаэл Таривердиев скончался 25 июля 1996 года в Сочи. Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.
Отсюда
Вы также можете подписаться на мои страницы:
— в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
— в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
— в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
Tags: Грузия, Таривердиев, вечера, музыка
Subscribe
«Это вас увидят! А мне все равно». Микаэл Таривердиев о своей поездке на Каннский фестиваль
Микаэл Леонович Таривердиев (1931-1996) — советский и российский композитор. Народный артист РСФСР (1986). Лауреат Государственной премии СССР…
Композитор Микаэл Таривердиев о своем друге, режиссере Михаиле Калике
Из воспоминаний композитора Микаэла Таривердиева (1931-1996) о кинорежиссере Михаиле Калике (1927-2017). Текст приводится по изданию: Таривердиев М.…
Михаил Калик: «Настоящая моя академия — это тюрьма и лагерь»
Ниже размещен текст интервью Михаила Калика, данного им в 2014 году Ирине Мак для литературно-публицистического журнала «Лехаим».
…Музыка телеэкрана с Микаэлом Таривердиевым (1982)
Передача из цикла «Музыка в театре, в кино, на ТВ» (первая передача вышла 1981 году). Ведущий Микаэл Таривердиев рассказывает о работе в…
В Мариинском театре состоится премьера монооперы Таривердиева «Ожидание»
Моноопера Микаэла Таривердиева «Ожидание», написанная по одноименной поэме Роберта Рождественского, 12 октября впервые будет исполнена в…
«От первого мгновения до последнего». Выставка к 85-летию Микаэла Таривердиева
2 сентября 2016 г. в Центральном музее музыкальной культуры (г. Москва, ул. Фадеева, 4) пройдет вернисаж выставки «От первого мгновения до…
Микаэл Таривердиев. Сонеты Шекспира (1982)
Исполняет Микаэл Таривердиев и камерный ансамбль Симфонического оркестра Министерства культуры СССР Треклист 1. Любовь слепа 2. Мешать соединению…
Вдова Микаэла Таривердиева Вера: «Он человек удивительных поступков и кодекса чести»
Из интервью вдовы композитора Веры Таривердиевой изданию «Московский Комсомолец» Микаэл и Вера Таривердиевы — Вера…
Из московской квартиры Микаэла Таривердиева хотят сделать музей
Музей композитора Микаэла Таривердиева планируется создать в его квартире, в настоящий момент этот вопрос обсуждается в министерстве культуры,…
Волшебный сундучок: бабушкины сказки и мамины книжки
Наверное, каждому иногда вспоминается то время, когда деревья были большими, родители молодыми, а сам был весел и беззаботен, и впереди, казалось, ждет только радость. Как же иногда хочется оказаться там… И такое путешествие в прошлое возможно! Прежде всего благодаря любимым книгам детства, один запах которых уже дарит ни с чем не сравнимое счастье. Достаточно открыть волшебный сундучок воспоминаний, и вот уже рядом окажутся школьные друзья, и ты будешь спешить в детский сад или на урок, а ночью с фонариком под одеялом читать взятую на один день у товарища книжку. Остановись, мгновенье, ты прекрасно!
Чудеса случаются только в детстве.Владислав Гжегорчик
И как же хочется иной раз, уже во взрослом возрасте, подержать в руках именно ту старую книжку. И чтобы в той же обложке и с теми же картинками. Ведь не все книжки сохранились в доме, многие потерялись, исчезли, канули в небытие. Вот тогда и приходят на помощь репринтные издания, которых сейчас появляется очень много, и популярность их у читателей не ослабевает, а только растет. Бабушкины сказки и мамины книжки нарасхват! Ведь это еще и исторический экскурс и просто связь поколений: ребенок, читающий книгу, которую любили его родители, оказывается с ними как бы на одной волне, и это уже не исчезнет.
Сегодня мне хочется рассказать о самых интересных книгах прошлых лет в новом оформлении. Как знать, может, кто-то ищет свою любимую «стариночку» и не может найти! Поэтому отправимся в наше детство и посмотрим, что же стояло тогда на книжных полках и что может оказаться на них сейчас.
Начну с серии «Та самая книжка» издательства «Росмэн». И первая — «Приключения Петрушки» М. Фадеевой и А. Смирнова. О, это была одна из самых моих любимых книг в детстве! Нравилась и сама история — кукольное королевство, ожившие куклы, бедные и богатые, добрые и злые, умные и глупые. Для меня эта сказка была словно продолжением «Приключений Буратино», читала и перечитывала ее много раз. И, конечно, очень нравились иллюстрации Леонида Владимирского (думаю, для многих детство связано с рисунками этого художника — не похожие ни на какие другие, запоминающиеся, очень добрые и очень детские).
Встречала в сети мнение: мол, старые сказки неинтересны нынешним детям, уж слишком они «советские», везде присутствует «классовая борьба». С одной стороны, это действительно так — в нашем советском детстве большое значение придавали противопоставлению бедных и богатых, но современные читатели увидят в этих сказках противостояние добра и зла и ничего более. Конечно, мы сопереживаем мастеру Трофиму, что он никак не может сшить себе сына и долгое время откладывает средства на ткань, но в конце концов какой у него получился Петрушка! Ни за какие деньги такого не купишь! Перечитывая сказку со своей дочкой, получала то же удовольствие, что и в детстве.
Еще несколько книг детства с иллюстрациями Леонида Владимирского. Прежде всего это, конечно, сказочная повесть Юрия Олеши «Три толстяка». И тут тоже бытуют мнения об излишней «советскости» и неактуальности этой сказки сегодня. Могу сказать, что для меня и в детстве и позже главной составляющей этой книги была «детективная» линия. Особенно поражало, что Суок и Тутти оказывались разлученными братом и сестрой, что над ними проводили эксперименты по приказу трех толстяков, что ученый, отказавшийся сделать мальчику железное сердце, томился в клетке зоопарка. Все остальное было лишь фоном этой истории, и никаких призывов к восстанию я в книге не видела. Когда читала дочке, немного опасалась того, как она воспримет повесть. Но настоящая литература (а сказка Олеши безусловно ею является!) живет вне времени, и «Три толстяка» долгое время были одной из любимых книг и у дочки, и у ее друзей.
Иллюстрации Леонида Владимирского
К сожалению, ни одно издательство не выпустило именно ту книгу из детства — обложки у всех современных изданий другие. Даже понимаю, почему. Чересчур уж лаконичным и «военным» было старое оформление — два гвардейца за щитом. В нынешних вариантах на обложку добавляют Суок, Тутти, доктора Гаспара, тем самым выводя на первый план лирическую составляющую сказки. Но мне кажется, что лучше, чем было раньше, не получилось ни у одного издательства. И тем не менее, хорошо уже то, что можно приобрести книгу с рисунками Владимирского, да еще и в нескольких вариантах.
Еще одна любимая сказка детства с классическими иллюстрациями Леонида Владимирского — «Путешествие Голубой Стрелы» Джанни Родари. И тоже с измененной обложкой для большей привлекательности — в старом издании на светлом фоне красовался лишь небольшой поезд… Эта сказка — одна из самых трогательных и щемящих историй в детской литературе. До сих пор помню те переживания, которые испытывала, читая, как игрушки отправились из магазина к мальчику, который остался под Новый год без подарка. Именно здесь впервые в детской книжке я прочитала о смерти (там есть эпизод, где кукла осталась у умирающей девочки)… Это непростая книжка, в ней много страданий, сопереживания героям, но это те важные чувства, которые необходимы для того, чтобы ребенок не рос черствым и безразличным.
А вот в серии «Золотое наследие» издательства «Эксмо» можно найти много тех самых маминых и бабушкиных книжек. Вот замечательная сказка Хелены Бехлеровой «Веселое лето». Как мы любили ее с сестрой! Старая потертая книжечка до сих пор хранится у меня дома. И огромная радость, что теперь можно подарить свою любимую книжку и знакомым деткам. Книга незатейливая, родители всегда удивляются: что же в ней так нравится детям?! Ведь с позиции взрослого человека все очень пресно: ни тебе волшебства, ни приключений — простые истории о козленке и кролике, их жизни в лесу, их друзьях и недругах. Но эти истории учат малыша принятию решений, дружбе, учат быть добрым и бескорыстным. А еще в книге изумительные иллюстрации Ханны Чайковской. Из числа тех, которые запоминаются на всю жизнь. Добрая и уютная сказка.
Годы детства — это прежде всего воспитание сердца.Василий Александрович Сухомлинский
В этой же серии издана другая замечательная сказка для малышей — «В стране у Бабушки Куклы, или Дом с волшебными окнами». Ее автор — забытая в настоящее время писательница Эсфирь Эмден, рисунки классика книжной иллюстрации Николая Радлова. У меня дома хранится такая же книга издания 1958 года, которую подарили моей маме за успешное окончание 5-го класса! Точно такая же, но очень потрепанная и с пожелтевшими страницами. Лишь одно отличие: кроме «Дома с волшебными окнами», в сборник вошли еще две повести Эмден. Но и отдельное издание сказки — для меня настоящий праздник! Это тоже очень добрая и поучительная история. Главные герои, Таня и Сережа, оказываются в Стране игрушек и отправляются на поиски дома с волшебными окнами. Им предстоит победить главного врага — Оловянного Генерала и понять, что для чистого сердца не существует никаких преград. И, конечно, очень радует, что переиздана книга с иллюстрациями знаменитого Николая Радлова, о котором нынешние издательства вспоминают редко, а ведь когда-то он был знаковой фигурой (может, кто-то помнит очень смешные «Рассказы в картинках», придуманные Радловым?), активно сотрудничал с журналом «Крокодил». Рекомендую сказку для чтения дошкольникам и младшим школьникам.
Не могу не обратить внимание на сборники сказок Божены Немцовой, которые еще несколько лет назад были букинистической редкостью, и купить их можно было, исключительно находя в объявлениях от частных лиц. И вот благодаря издательству «Эксмо» любимые книжки многих-многих читателей обрели вторую жизнь! Они один в один повторяют советское издание, только имеют чуть меньший формат и у них отсутствуют суперобложки. Для тех, кто не знает, кто такая Божена Немцова, достаточно сказать, что именно она придумала любимейшую историю всех советских детей «Три орешка для Золушки». Немцова не только сочиняла сказки, но и собирала их, объединяя в разные сборники. «Золотая книга сказок» и «Серебряная книга сказок» — самые известные сборники писательницы.
Также любителям репринтных изданий нужно обратить внимание на книги от издательства «Облака». Здесь можно найти настоящие хиты прошлого! Это и «Человечек на стене» с рисунками забытого ныне Е. Галея — первый путеводитель по миру рисунка (в увлекательной форме автор А.Воловик рассказывает малышам об азах рисования), и сказки Софьи Прокофьевой «На старом чердаке» (книга повторяет самое первое издание с иллюстрациями Валерия Юрлова), и «Часы с кукушкой» с рисунками Тамары Шеварёвой. Эти книги адресованы дошкольникам и младшим школьникам. А вот «Повесть о верной Аниске» Ольги Гурьян с незабвенным Федором Лемкулем понравится читателям 11+. Эти книжки хорошо знакомы старшему поколению, ведь они были во всех библиотеках. Достаточно увидеть любимую обложку, чтобы вспомнилась сама книга, и прошлое возникло перед глазами. ..
Иллюстрации Владимира Сутеева
Еще одна отличная серия переизданий — «Сказки» от издательства «Детгиз». Здесь хочется отметить несколько книг с иллюстрациями Михаила Майофиса, и прежде всего сборник произведений Евгения Шварца «Рассеянный волшебник». Произведения Шварца вообще редко появлялись с иллюстрациями, а этот сборник был первым большим иллюстрированным изданием сказок писателя. Сюда вошли знаменитые «Сказка о потерянном времени», «Два брата», «Рассеянный волшебник», а также пьесы «Два клена», «Золушка», «Красная шапочка». Неповторимый юмор Шварца и волшебные рисунки Майофиса — что может быть лучше?! Издание полностью повторяет сборник, выходивший в начале 1990-х годов. Все произведения адресованы дошкольникам и младшим школьникам. А вот сборник скандинавских сказок «Подарок тролля» с иллюстрациями Михаила Бычкова по сравнению с оригиналом 1990 года в чем-то выигрывает, а в чем-то наоборот. По качеству издание выигрывает, но по содержанию — в этом сборнике лишь половина сказок, которые были в старом варианте, и это большой минус для тех, кто ищет книгу.
Много переизданий можно найти в серии «Наши любимые книжки» от издательства «Азбука». Это «Приключения капитана Врунгеля» и «Старик Хоттабыч» иллюстрациями Константина Ротова, «Приключения Васи Куролесова» Юрия Коваля с любимым Г.Калиновским, «Мио, мой Мио» Астрид Линдгрен с рисунками Николая Брюханова и развеселая «Пеппи Длинныйчулок», которую невозможно представить иначе, чем ее нарисовал Лев Токмаков.
Отметим также серию «100 лучших художников детям» от издательства «АСТ», книги которой не повторяют точь-в-точь конкретные старые издания, но дарят встречу с горячо любимыми в детстве иллюстрациями любимых художников: Юрия Молоканова и Ильи Кабакова, Ювеналия Коровина и Евгения Рачева, Аминадава Каневского и Виктора Чижикова. Не было такого ребенка, кто не знал бы и не любил созданных этими художниками иллюстраций для любимых произведений Сергея Михалкова и Владимира Маяковского, Александра Сергеевича Пушкина и Корнея Чуковского, а также других замечательных писателей.
Еще одна книга из этой серии с иллюстрациями Михаила Майофиса — «Сказки из Бедокурии» Ганса Фаллада. Точно такая же книга вышла в 1988 году. Это небольшие волшебные поучительные сказки — о невезучей курице, которая спасла прекрасную принцессу от ведьмы, о том, что происходит в «день шиворот-навыворот», о том, как еж спас человека от гадюки, о том, как девочка, увидев падающую звезду, загадала, чтобы у нее появился братик и многие другие (всего 11 сказок).
И в заключение не могу не назвать несколько самых-самых книг детства, которые наверняка помнят нынешние мамы и бабушки. Первая — «Азбука вежливости» Л. Васильевой-Гангнус. Каждый, кто внимательно изучил эту книгу в детстве, никогда не будет грубить и дерзить. Ведь иначе станет очень стыдно перед феей Здрасьте и перед мальчиком Алешей Ивановым, которому удалось исправиться. Сюжет сказки чередуется с уроками этикета. Это настоящая школа хороших манер с множеством дополнительных вопросов, заданий и сценариев праздников.
А вторая — это всеми любимые сказки Владимира Сутеева, изданные в серии «Книга детям» от издательства «АСТ». «Три котенка», «Цыпленок и утенок», «Капризная кошка», «Кораблик», «Мышонок и карандаш», «Под грибом», «Разные колеса», «Яблоко», «Петух и краски» — эти истории давно стали классикой детской литературы! Да, пожалуй, и не найти второго такого писателя и художника, книжки которого обожали бы читатели от мала до велика, с самого рождения до преклонного возраста! Ведь иллюстрации Владимира Сутеева запоминаются сразу и навсегда. В сборник вошло 14 сказок. Книгу можно смело дарить самым маленьким читателям и их родителям, будущим и настоящим педагогам — благодарны будут абсолютно все!
Когда наконец возвращаешься в свой старый дом, оказывается, что искал ты не свой старый дом, а свое детство.Сэм Юинг
Вот такая сегодня получилась подборка. Надеюсь, вы хоть на минуту вспомнили свое детство и свои любимые книги. А если вашу «ту самую книжку» до сих пор никто не переиздал, напишите ее название в комментариях: может быть, какое-то издательство прислушается к вашей рекомендации, и в скором времени ваша мечта исполнится!
Из 18 в 30+: как мы себя ощущаем в разном возрасте?
Мы расспросили нескольких девушек о том, как они чувствовали себя в юном возрасте и что изменилось в их жизни после тридцати лет. Спойлер: наши героини уверены, что в каждом жизненном периоде есть свои прелести.
История Юлии:
«Мы доросли до всего»
Недавно листала ленту и наткнулась на знакомого. В личке последние сообщения – его фото с нашей встречи энное количество лет назад. А на аватарке – дяденька. Он младше меня на три года, и он стал дяденькой! Когда это случилось? Я говорю людям: «Мне 34 года, моему сыну четыре с половиной года» – и они удивляются. «Ты не похожа на человека, которому 34!» – говорят они мне. А я смотрю на свои фото, в зеркало, вижу морщинки и думаю: «Да ещё как похожа!»
Я ношу дорогие итальянские очки в пол-лица, у меня красивая стрижка и отличная фигура, много шучу и смеюсь, но мне почти 35 лет. Я тётенька. Моим друзьям около 30 и больше. Они тоже тётеньки и дяденьки. Или же просто: мы взрослые. Мы выросли. И доросли до всего. До любви к себе. До зрелой, спокойной любви к другим. До нежной, участливой любви к детям. До понимающей любви к родителям.
Доросли до искреннего и честного счастья без всяких «но». До понимания своих эмоций. До того, чтобы ходить к психологу или не ходить. Лечить зуб, когда болит. Выбросить то, что не нравится. Перестать искать счастье в покупках вещей мечты, потому что делать что-то приносит больше кайфа и ощущения настоящей жизни.
Одна девушка сделала себе татуировку «Взрослые теперь мы». Я теперь понимаю зачем. Мне почти 35 лет. И я становлюсь гораздо счастливее, чем два или три года назад.
Хотя морщин, конечно, не избежать, но пусть они хотя бы будут в правильных местах – там, где счастье, а не тревога. Впрочем, всё это рисунок жизни и следы того, что было и есть…
В 18 лет в тебе ещё плещется максимализм, и ты строга и требовательна к другим. Тот самый период, когда вроде и не девочка, но и не женщина. Я была резкая, пожалуй, даже злая. Часто терялась в выборе. У меня было много друзей, знакомых, много общения, я легко знакомилась. Помню, говорила себе, что выйду замуж не раньше, чем окончу учёбу. Какие-то отношения, свидания были, конечно, но это быстро заканчивалось, а расставания я проживала тяжело и долго. Меня отпугивали малейшие трудности в отношениях, ошибки казались непростительными, я была очень осторожной. Тогда я не понимала, чего вообще хочу.
Я испытывала волнующее чувство, что передо мной открыты все пути, и в то же время опасения: где мне будет лучше всего, правильнее? Там, где легче, или где много трудностей? А можно ведь и не отказываться от всех вариантов, да?! Мои интересы наметились ещё в школе – и я просто ринулась все их развивать, всё сразу: фотографию, компьютеры, журналистику. Было много амбиций, и они в итоге меня здорово затормозили в развитии. Мне казалось, я заслуживаю чего-то особенного, но это нужно было просто создать самой. Я тогда этого не понимала.
К 35 я стала менее аполитичной и более ответственной за саму себя. Больше внимания уделяю своему телу и здоровью. Я стала в целом проще, меньше волнуюсь о мнении других, уделяю больше внимания себе, задаюсь вопросами: что Я чувствую, что думаю, как мне нравится, как мне удобно. Опыт позволяет мне быть спокойнее и мудрее, терпеливее, лучше понимать людей. Я стала более толерантной ко всему.
Я ещё больше ценю дружбу, но проще принимаю ситуации, когда пути расходятся. Меня очень сильно изменило появление ребёнка: нужно проявлять чудеса эмпатии и виртуозной коммуникации, утешения и совершенно невозможно избегать проблем: всё накопленное даёт о себе знать. Я учусь не уходить, а решать.
Сейчас я прекрасно понимаю, что само собой в жизни ничего не получается – за всем стоишь ты и твой выбор, твои усилия. Очень многие вещи зависят только от тебя, и отказываться от контроля над своей жизнью и плыть по течению я не хочу. Хочу быть счастливой. Мне стали ясны мои интересы и сильные стороны, хочется их реализовать настолько, насколько смогу. Но главными стали не амбиции, а чувство комфорта, удовольствия. Жизнь не ради того, чтобы впечатлить кого-то, а чтобы было хорошо именно мне.
Мне кажется, между моими 18 и 35 прошло как минимум две жизни. Это два разных состояния. Я воспринимаю жизнь линейно: у меня нет мыслей, что раньше или сейчас лучше, чем было когда-то. Всё, что я делала, было уместно и правильно для моего возраста и состояния. Радуюсь и принимаю свою жизнь такой, какая она сейчас – другой нет. Я буду ещё старше, что-то ещё изменится во мне, и мне будет хорошо и в другом моём возрасте.
История Полины:
«В 18 у меня были мысли о суициде и одно желание – стать красивой»
В 18 лет я была закомплексованным подростком, очень худым и высоким, что сильно выделяло меня среди сверстников. Это был очень тяжёлый период. Хотелось быть незаметной, но рост не позволял этого сделать. Комплексы о внешности зарождали во мне мысли о суициде. В 18 лет у меня не было никакой радости, только трудности и очень жёсткие подводные камни, как пороги опасной горной речки, а я по этим порогам спускалась на байдарке.
Всё изменилось в 22 года. В этом возрасте я встретила своего мужа, который медленно, но верно избавлял меня от моих комплексов. К 30 годам я стала уверенной в себе женщиной. Сейчас мне почти 34 года, и это мой лучший возраст. Я научилась любить свой рост и внешность, добилась многих своих целей. Я считаю подростковые годы очень полезными уроками. Уверена, что впереди меня ждёт ещё много интересного.
В 18 лет такого не было! В 18 лет у меня было всего одно желание – стать красивой. В 30 лет я поняла, что внешность – не показатель. Харизма и внутренний стержень – вот это важно!
История Ольги:
«Из женского романа с блестящей обложкой – в классическое, но глубокое произведение»
В 18 лет я себя чувствовала новеньким, только что отпечатанным женским романом с блестящей обложкой. Эту книгу ещё никто не читал, она была полна загадок и тайн. Но при этом она была очень простой, с массой стереотипов, всё в ней строилось на том, что я когда-то где-то видела и слышала, как говорили родители. Книга лощёная, с хрустящими страничками и приятным запахом типографской краски, но очень банальная. Хотя сама себя я считала бестселлером.
В 18 лет я была полна энергии и сил. Никогда не испытывала усталости, когда хочется лечь и ничего не делать. У меня не бывало похмелья, наутро я была как огурчик. Я с утра до вечера была занята спортом и различными хобби, училась в университете, ходила на тренировки, подрабатывала хореографом. На всё хватало сил, желания и времени. Считала, что нужно попробовать многое, открыть для себя всё, мне интересно было развитие в отношениях. В школе я испытывала стеснение при общении с одноклассниками – сейчас меня зовут на встречи, а я даже не знаю, кто эти люди. В университете я уже прокачала навыки коммуникации.
В 18 лет у меня случились первые отношения, и я была в полнейшем непонимании, что делать и как разговаривать. Чувствовала себя полным профаном. Я не хотела больше общаться с парнем, но никак не могла придумать, как ему об этом сказать, поэтому просто не брала трубку, убегала, скрывалась. Сейчас понимаю, как это глупо и неловко.
В 18 я не делала никаких выводов, не рефлексировала, но мне, как паровозу, хотелось двигаться вперёд, чтобы познать новое
Сейчас я чувствую себя классическим романом, типа «Мёртвых душ» Н. Гоголя. Книга неказистая, но с золотыми вензелями, неоднократно прочитанная. В этом романе есть глубина, многослойность, что мотивирует перечитать её ещё раз, чтобы понять, как он откроется в следующий раз. Появилось ощущение ценности и важности: теперь книга считает, что занимает достойное место в литературе.
В свои 36 лет я ощущаю, что достигла какой-то мудрости в мировоззрении. Я кое-что начала понимать в жизни, с каждым годом мне всё больше нравятся те законы и правила, которые я для себя открыла и по которым живу. Спасибо психологии, личной терапии, тренингам и путешествиям в разные места. Это тот багаж, который сформировал меня сегодняшнюю, и я довольна своим внутренним миром.
В отношениях с людьми я даю им право быть собой, принимаю их такими, какие есть, и сама тоже не притворяюсь. Я где-то навязчивая, а где-то клоунская, меня может быть слишком много. Сейчас я готова делиться, обсуждать, давать людям новые знания на встречах и тренингах и рада, если это кому-то полезно.
Считаю, что в 18 было классно – это золотой период, когда ты чувствуешь себя бессмертной и все дороги открыты перед тобой, у тебя есть выбор, ты не думаешь о других, об ошибках, а можешь думать только о себе. Я довольна, как я прожила этот возраст. Сейчас я совсем другой человек, и удовольствие от жизни тоже другое. Тогда я была лёгким игристым шампанским, а сейчас я выдержанное вино с горчинкой, оно не такое сладкое и не так сильно кружит голову, но хочется исследовать его вкус и аромат.
История Екатерины:
«В 18 – лёгкость и свобода, в 30 – уверенность в себе, опыт и понимание, чего хочешь»
В 18 лет мне казалось, что вся жизнь впереди, меня ждёт что-то очень классное и будет ещё много времени, чтобы претворить все свои планы. Сейчас я понимаю, что время летит, а планы воплощаются не так быстро, как хотелось бы. На всё стало меньше времени, энергии и сил. В 18 лет я была ещё совсем девочкой, испытывала много неуверенности, когда принимала решения, а также в отношениях с противоположным полом. Я была достаточно нетерпимой к людям, думаю, меня изменило рождение детей – я стала лучше понимать и принимать других. После 30 лет я стала более уверенной в себе, своём внешнем виде и своих поступках, накопила жизненный опыт.
В 18 у меня были сильно продавлены личные границы, я даже гордилась, что была такой мягкой и могла сделать для других что угодно
Они этим пользовались и долго вешали мне лапшу на уши, а я чувствовала себя хорошим слушателем. Сейчас ловлю себя на мысли, что я вообще не хочу слушать – меня это раздражает. Чувствую, что в мои границы вторгаются, и могу ответить, что мне некогда, я не хочу об этом разговаривать или что-то советовать.
Думаю, что в каждом возрасте есть свои прелести: в 18 я была более свободной, было больше времени заниматься тем, что мне нравится. Было ощущение лёгкости, более низкой ответственности. Иногда есть желание вернуться и побыть немного беззаботной, вспоминаются яркие моменты студенчества, встреч с интересными людьми. Сегодня я ограничена обязательствами перед семьёй, хотя семья и дети – это прекрасно, это то, к чему я шла. Во взрослом состоянии мне нравится, что рядом со мной люди, которых я хочу видеть, я больше понимаю, чем хочу заниматься, ориентируясь не на мнение родителей и окружающих, а слушая себя. После 30 лет понимаю, что к желанной профессии подключаются другие стороны, о которых раньше и не подозревала.
Встреча с духовенством Итальянской епархии Аосты (25 июля 2005 г.)
ВСТРЕЧА С ДУХОВЕНСТВОМ АОСТА
АДРЕС ЕГО СВЯТОСТИ БЕНЕДИКТА XVI
Приходская церковь в Интроде (Валле д’Аоста)
Понедельник, 25 июля 2005 г.
Ваше Превосходительство,
Дорогие братья,
Прежде всего я хотел бы выразить свою радость и благодарность за эту возможность встретиться с вами. Как Папа, рискуешь быть несколько далеким от реальной, повседневной жизни и особенно от священников, которые трудятся на передовой в стольких приходах в этой самой Долине, а теперь, как сказал Его Превосходительство, при недостатке призвания, еще и в особо требовательные условия физической нагрузки.
Поэтому для меня большая честь иметь возможность встречаться со священниками и пресвитерами этой Долины в этой прекрасной церкви. И я хотел бы сказать «спасибо» за то, что пришли; для вас тоже это период отпуска.
Видеть, как вы собрались вместе и, таким образом, видеть себя соединенным с вами, находясь рядом со священниками, которые день за днем трудятся для Господа как сеятели Слова, для меня утешение и радость.
На прошлой неделе два или три раза, мне кажется, мы слышали эту притчу о сеятеле, бывшую прежде притчей утешения в ситуации, отличной от нашей, но в известном смысле тоже похожей.
Работа Господа началась с большим энтузиазмом. Больные заметно исцелялись, все радостно слушали изречение: «Приблизилось Царство Божие». Действительно казалось, что приближается изменение мира и наступление Царства Божия; что, наконец, печаль Народа Божия превратится в радость. Люди ждали посланника Божия, который, как они предполагали, возьмет в свои руки штурвал истории. Но потом увидели, что больные действительно исцеляются, бесы изгоняются, Евангелие возвещается, а мир остается прежним. Ничего не изменилось. Римляне по-прежнему господствовали. Жизнь была трудной каждый день, несмотря на эти знаки, эти красивые слова. Таким образом, их энтузиазм угас, и в конце концов, как мы знаем из шестой главы Иоанна, ученики также оставили этого Проповедника, который проповедовал, но не изменил мира.
«Что это за послание? Что несет этот Пророк Божий?», — наконец задались вопросом все. Господь говорит о сеятеле, который сеял на ниве мира, и семя казалось его Словом, как те исцеления, совсем мелочью по сравнению с исторической и политической действительностью. Так же, как семя крошечное и может быть проигнорировано, так же может и Слово.
Однако, говорит он, будущее присутствует в семени, потому что семя несет в себе хлеб будущего, жизнь будущего. Семя кажется почти ничем, но семя — это присутствие будущего, это обетование, уже присутствующее сегодня. Итак, этой притчей он говорит: «Мы живем в период посева, Слово Божие кажется только словом, почти ничем. Но мужайтесь, это Слово несет в себе жизнь! И оно приносит плоды! «. В притче также говорится, что большая часть семян не принесла плода, потому что упала на дорогу, на глыбы скал и так далее. Но та часть, которая упала на плодородную почву, принесла урожай в тридцать, шестьдесят или сто крат.
Это позволяет нам понять, что мы тоже должны быть мужественными, даже если Слово Божье, Царство Божье, кажется, не имеет исторического или политического значения. В конце концов, в Вербное воскресенье Иисус как бы подытожил все эти учения о семени слова: если пшеничное зерно не падает в землю и не умирает, оно остается одно, если оно падает в землю и умирает, приносит обилие плодов. Таким образом, он заставил людей осознать, что он сам был пшеничным зерном, которое упало в землю и умерло. В Распятии вроде бы все рухнуло, но именно так, падая в землю и умирая, на Крестном Пути оно приносило плоды для каждой эпохи, для каждой эпохи. Здесь мы имеем и христологическое толкование, согласно которому сам Христос есть семя, Он есть Царство настоящее, и евхаристическое измерение: это пшеничное зерно падает в землю, и таким образом растет новый Хлеб, Хлеб будущей жизни, Благословенная Евхаристия, питающая нас и открывающая Божественным таинствам для новой жизни.
Мне кажется, что в церковной истории постоянно в различных формах возникают эти поистине мучающие нас вопросы: что нам делать? Кажется, что люди в нас не нуждаются, все, что мы делаем, кажется бессмысленным. Тем не менее, мы узнаем из Слова Господа, что только это семя всегда заново преображает землю и открывает ее для истинной жизни.
Я хотел бы, насколько я могу, коротко ответить на ваши слова, Ваше Превосходительство; но я также хотел бы сказать, что папа не оракул, он непогрешим в самых редких случаях, как мы знаем. Поэтому я делюсь с вами этими вопросами, этими вопросами. я тоже страдаю. Однако давайте, с одной стороны, страдать все вместе за эти проблемы, и давайте также страдать в преобразовании проблем; ибо само страдание есть путь к преображению, а без страдания ничто не преображается.
То же самое означает и притча о пшеничном зерне, упавшем в землю: только в процессе преображения страдания созревает плод и становится ясным решение. И если бы мы не страдали, очевидная неэффективность нашей проповеди была бы признаком недостатка веры, истинного посвящения. Мы должны принять эти трудности нашего времени близко к сердцу и преобразить их, страдая со Христом, и тем самым преобразить самих себя. И в той мере, в какой мы сами преобразимся, мы также сможем ответить на заданный выше вопрос, мы также сможем увидеть присутствие Царства Божия и сделать так, чтобы его увидели другие.
Первый пункт — это проблема, существующая во всем западном мире: нехватка призваний. За последние несколько недель я получил ad limina визитов от епископов Шри-Ланки и из южной части Африки. Профессий там становится больше; действительно, их так много, что оказывается невозможным построить достаточно семинарий, чтобы вместить всех этих молодых людей, желающих стать священниками.
Конечно, эта радость несет в себе и определенную грусть, так как по крайней мере часть из них приходит в надежде на общественное продвижение. Став священниками, они уподобляются племенным вождям, у них есть естественные привилегии, они ведут другой образ жизни и т. д. Поэтому сорняки и пшеница растут вместе в этом прекрасном урожае призваний, и епископы должны быть очень осторожны в своем различении; они должны не просто довольствоваться тем, что у них будет много будущих священников, но должны видеть, какие из них действительно являются истинными призваниями, различая сорняки и хорошую пшеницу.
Однако есть определенный энтузиазм веры, поскольку они относятся к определенному периоду истории, то есть к периоду, когда стало ясно, что традиционные религии уже не адекватны. Люди осознают, они видят, что эти традиционные религии содержат в себе обещание, но чего-то ждут. Они ждут нового отклика, который очищает и, скажем так, берет на себя все прекрасное, освобождая его от этих неадекватных и отрицательных сторон. В это переходное время, когда их культура действительно стремится к новому периоду истории, два предложения — христианство и ислам — являются возможными историческими ответами.
Следовательно, в определенном смысле в этих странах наступает расцвет веры, но, конечно, в контексте соперничества между этими двумя реакциями, а также особенно в контексте страданий из-за сект, которые выдают себя за это было, как христианский ответ, который лучше, легче и сговорчивее. Так что даже в истории обетования, в весенний момент, обязательство того, кто должен сеять Слово со Христом и, как мы говорим, созидать Церковь, продолжает оставаться трудным.
Иная ситуация в западном мире, который устал от собственной культуры. Это мир, который достиг того времени, когда уже нет никаких доказательств необходимости в Боге, не говоря уже о Христе, и когда поэтому кажется, что люди могут строить себя сами. В этой атмосфере замыкающегося в себе рационализма, считающего модель наук единственной моделью познания, все остальное субъективно. Христианская жизнь тоже, конечно, становится выбором субъективным, а потому произвольным и уже не путем жизни. Поэтому естественно становится трудно верить, а если трудно верить, то еще труднее предложить свою жизнь Господу, чтобы быть Его слугой.
Это, безусловно, форма страдания, которая, я бы сказал, соответствует нашему времени в истории, и когда мы обычно видим, что так называемые «великие» Церкви кажутся умирающими. Это особенно верно в отношении Австралии, а также в Европе, но не в Соединенных Штатах.
С другой стороны, секты, которые представляют себе уверенность минимума веры, растут, а человек ищет уверенности. Таким образом, великие церкви, особенно великие традиционные протестантские церкви, действительно находятся в очень глубоком кризисе. Секты одерживают верх, потому что они появляются с несколькими простыми убеждениями и говорят: «Этого достаточно».
Положение католической церкви не так плохо, как положение великих протестантских церквей в истории, но, конечно, она разделяет проблемы нашего исторического периода. Я не думаю, что существует какая-то система для быстрого изменения. Мы должны идти дальше, мы должны пройти через этот туннель, этот подземный переход, терпеливо, в уверенности, что ответом является Христос и что в конце концов Его свет появится еще раз.
Таким образом, первый ответ — терпение, в уверенности, что мир не может жить без Бога, Бога Откровения — и не какого-нибудь Бога: мы видим, как опасен может быть жестокий Бог, неистинный Бог — Бог, показавший нам Его Лик в Иисусе Христе. Этот Лик Того, кто пострадал за нас, этот любящий Лик Того, Кто преображает мир, как пшеничное зерно, упавшее в землю.
Поэтому у нас самих есть эта очень глубокая уверенность, что Христос есть ответ и что без конкретного Бога, Бога с Ликом Христа, мир разрушает себя; и появляется все больше свидетельств того, что закрытый рационализм, который думает, что люди могут лучше перестроить мир самостоятельно, неверен. Наоборот, без сдерживания истинного Бога люди губят себя. Мы видим это своими глазами.
Мы сами должны иметь обновленную уверенность: он есть Истина; только идя по его стопам, мы идем в правильном направлении, и именно в этом направлении мы должны идти и вести других.
Первый пункт моего ответа таков: во всех этих страданиях мы должны не только сохранять нашу уверенность в том, что Христос действительно есть Лик Божий, но мы также должны углублять эту уверенность и радость познания этого и, таким образом, действительно быть служителями Бога. будущее мира, будущее каждого человека. Мы должны углубить эту уверенность в личных отношениях с Господом, потому что уверенность может также возрастать благодаря рациональным соображениям. Искреннее размышление, также рационально убедительное, но становящееся личным, сильным и требовательным в силу дружбы, прожитой лично, каждый день, со Христом, действительно кажется мне очень важным.
Определенность, следовательно, требует этой персонализации нашей веры, нашей дружбы с Господом, и таким образом растут и новые призвания. Мы видим это в новых поколениях после великого кризиса этой культурной борьбы, развязанной в 1968 году, когда действительно казалось, что историческая эпоха христианства закончилась. Мы видим, что обещания 1968 года не сдержаны и, скажем так, осознание того, что существует другой путь, более сложный, потому что он требует этого преобразования наших сердец, но более верный, и таким образом также рождаются новые призвания. И мы сами тоже должны найти творческий подход, чтобы помочь молодым людям открыть для себя этот путь и в будущем. Это проявилось и в диалоге с африканскими епископами. Несмотря на количество священников, многие обречены на ужасное одиночество и многие не выживают морально.
И поэтому важно жить в реальности пресвитерства, общины священников, которые помогают друг другу, которые вместе путешествуют в солидарности в своей общей вере. Это тоже мне кажется важным, ибо если молодые люди увидят священников, которые очень одиноки, грустны и устали, они подумают: «Если это мое будущее, то оно не для меня». Должна быть создана настоящая общность жизни, которая показывает молодежи: «Да, это может быть и для меня будущее, можно так жить».
Я слишком долго говорил. Мне кажется, что я кое-что сказал по второму пункту, хотя бы частично. Это правда: людям, особенно мировым лидерам, Церковь кажется чем-то устаревшим и наши предложения кажутся излишними. Люди ведут себя так, как будто могут и хотят жить без наших слов, и всегда думают, что мы им не нужны. Они не ищут наших слов.
Это правда и причиняет нам боль, но это также часть этой исторической ситуации определенного антропологического видения, которое утверждает, что человек должен поступать так, как сказал Карл Маркс: «Церковь имела 1800 лет, чтобы показать, что она может измениться». мир и ничего не сделал, теперь будем делать это сами».
Это очень распространенная идея, которую также поддерживают философы. Таким образом, мы понимаем впечатление очень многих, что можно жить без Церкви, которая предстает как пережиток прошлого. Но становится все яснее, что только нравственные ценности, твердые убеждения и жертвы позволяют жить и строить мир. Его нельзя построить механически, как предлагал Карл Маркс, с теориями капитала и собственности и т. д.
Если в душах нет нравственной силы, если нет готовности страдать за эти ценности, лучший мир не строится; на самом деле, наоборот, мир ухудшается с каждым днем, эгоизм господствует и уничтожает все. При созерцании этого вновь возникает вопрос: а откуда берется сила, позволяющая и нам страдать во благо, страдать во благо, что ранит прежде всего меня, не имеющее непосредственной пользы? Где ресурсы, источники? Откуда берутся силы для сохранения этих ценностей?
Можно видеть, что нравственность как таковая не выживает и не эффективна, если она не укоренена глубоко в убеждениях, которые действительно обеспечивают уверенность и силу страдать — в то же время они являются частью любви — любви, которая растет в страдании и является сущностью жизни. В конце концов, ведь только любовь дает нам возможность жить, а любовь всегда есть еще и страдание: она созревает в страдании и дает силу страдать во благо, не считаясь с собой в настоящий момент.
Мне кажется, что это осознание растет, потому что мы уже видим последствия состояния, в котором сила, исходящая от любви, которая является сущностью моей жизни и дает мне силы продолжать борьбу за добро, делает не существует. Здесь тоже, конечно, нужно терпение, но и активное терпение в том смысле, чтобы люди поняли: «Вам нужно это».
Если они и не обращаются сразу, то, по крайней мере, сближаются с кругом тех в Церкви, кто обладает этой внутренней силой. Церковь всегда признавала эту внутренне сильную группу, действительно обладающую силой веры и людей, которые как бы привязаны друг к другу, продвигаются вперед и таким образом участвуют.
Я думаю о притче Господа о горчичном зерне, которое было таким маленьким, а затем стало таким большим деревом, что птицы небесные вили в него свои гнезда. И я должен сказать, что этими птицами могут быть люди, которые еще не обращены, но хотя бы сидят на дереве Церкви. Я задумался над этим: во времена Просвещения, когда вера была разделена между католиками и протестантами, люди считали необходимым сохранить общие нравственные ценности, закрепив их на прочном фундаменте. Они думали: «Мы должны сделать моральные ценности независимыми от религиозных конфессий, чтобы они могли преобладать».0007 «Эци Деус нон дартур» .
Сегодня мы находимся в противоположной ситуации; ситуация изменилась. Больше нет никаких доказательств моральных ценностей. Они становятся очевидными, только если Бог существует. Поэтому я предложил мирянам, так называемым мирянам, подумать о том, не может ли для них сегодня быть истинным обратное: мы должны жить «quasi Deus Dartur» , и даже если мы не достаточно сильны, чтобы верить, мы должны жить этой гипотезой, иначе мир не будет функционировать; и это, мне кажется, было бы первым шагом к приближению к вере. Я также вижу в таком количестве контактов, что, слава богу, увеличивается диалог, по крайней мере, с частью светского мира.
Пункт третий: бедственное положение оскудевших священников, которые должны работать в трех, четырех, а иногда и пяти приходах и истощены. Я думаю, что епископ вместе со своими священниками пытается найти лучшее решение. Когда я был Архиепископом Мюнхенским, они создали этот тип службы исключительно для Литургии Слова без священника, чтобы, скажем так, сохранить присутствие общины в своем храме. И сказали: «Всякая община должна оставаться на месте, и где нет священника, будем совершать эту Литургию Слова».
Французы нашли Слово подходящим для этих Воскресных Собраний «в отсутствие священника», но через некоторое время поняли, что это может пойти не так, потому что теряется смысл Таинства, происходит «протестантизация» и, в конец, если это только Слово, я могу отпраздновать его сам в моем собственном доме.
Помню, когда я был профессором в Тюбингене, там был великий экзегет Келеман — не знаю, знакомо ли вам его имя — ученик Бультмана, великого теолога. Хотя он был убежденным протестантом, он никогда не ходил в церковь. Он говорил: «Я могу и дома поразмышлять над Священным Писанием».
Французы несколько трансформировали эту формулу воскресных собраний «в отсутствие священника» в «ожидание священника». То есть священника надо ждать, и я бы сказал, что Литургия Слова обычно должна быть исключением по воскресеньям, потому что Господь хочет прийти телесно. Следовательно, это не должно быть решением.
Воскресенье было создано, потому что Господь воскрес и вошел в сообщество Апостолов, чтобы быть с ними. И таким образом, они также поняли, что суббота была уже не богослужебным днем, а воскресеньем, в которое Господь снова и снова хочет быть с нами физически, и хочет питать нас Своим Телом, чтобы мы сами могли стать Его Телом в мир.
Мы должны найти способ предложить многим людям доброй воли эту возможность: пока я не берусь давать формулы. Я всегда говорил в Мюнхене, но я не знаком с ситуацией здесь, которая должна быть немного другой, что наши люди невероятно мобильны и гибки. Молодежь проезжает 50 и более километров, чтобы пойти на дискотеку, почему они также не могут проехать 50 километров, чтобы пойти в общую церковь? Тем не менее, это нечто очень позитивное и практическое, и я не берусь предлагать формулы. Однако надо постараться дать людям такое ощущение: «Мне нужно быть с Церковью, быть с живой Церковью и с Господом!».
Вот как передать это впечатление важности, и если я считаю это важным, это также создает предпосылки для решения. Но на самом деле я оставляю вопрос открытым, Ваше Превосходительство.
Затем выступили несколько священников. Святейший Отец ответил на их вопросы о воспитании молодежи, роли католических школ и посвященной Богу жизни следующим образом:
Эти вопросы очень практичны, и найти столь же практичные ответы далеко не просто.
Прежде всего, я хотел бы поблагодарить Вас за то, что Вы обратили наше внимание на необходимость привлечения молодежи в Церковь; вместо этого их легко привлекают другие вещи, образ жизни, довольно далекий от наших убеждений.
Древняя Церковь избрала путь создания альтернативных жизненных сообществ, не обязательно с разрывами. Поэтому я бы сказал, что важно, чтобы молодые люди открыли для себя красоту веры, что прекрасно иметь направление, что прекрасно иметь Бога в качестве друга, Который действительно может рассказать нам о существенных жизненных вещах.
Затем этот интеллектуальный фактор должен сопровождаться эмоциональным и социальным фактором, то есть социализацией в вере; потому что вера может быть исполнена только в том случае, если она также имеет тело, а это вовлекает людей в их образ жизни. Поэтому в прошлом, когда вера имела решающее значение для жизни общества, преподавания катехизиса, который остается важным и сегодня, было бы достаточно.
Однако, учитывая, что социальная жизнь отдалилась от веры, поскольку слишком часто даже семья не предлагает социализации веры, мы должны предложить пути для социализации веры, чтобы вера формировала сообщества, предлагала жизненные пространства и убеждала людей через образ мысли, привязанность и живую дружбу.
Мне кажется, что эти измерения должны идти вместе, ибо человеческая личность имеет тело и является социальным существом. В этом смысле, например, замечательно, что здесь так много приходских священников, которые приехали с группами молодежи, чтобы вместе провести каникулы. Таким образом, молодые люди разделяют радость своего праздничного периода и проживают его вместе с Богом и Церковью, в лице своего приходского священника или приходского викария. Мне кажется, что и в Италии Церковь сегодня предлагает альтернативы и возможности для социализации, в которых молодые люди могут идти вместе со Христом и формировать Церковь. Вот почему они должны руководствоваться разумными ответами на вопросы нашего времени: нужен ли еще Бог? Разумно ли все еще верить в Бога? Является ли Христос просто фигурой в истории религии или он действительно является ликом Бога, в котором мы все нуждаемся? Можем ли мы жить в полной мере, не зная Христа?
Нужно понимать, что построение жизни и будущего тоже требует терпения и страданий. Не обошлось и без Креста в жизни молодых людей, и заставить их понять это далеко не просто. Альпинист знает, что он должен идти на жертвы и тренироваться, если восхождение должно стать прекрасным опытом; так и молодой человек должен понять, что для восхождения к будущему жизни необходимо осуществлять внутреннюю жизнь.
Следовательно, персонализация и социализация — это два подхода, которые должны проникнуть в реальные ситуации сегодняшних вызовов: вызов привязанности и вызов общения. Действительно, эти два измерения позволяют открыться будущему, а также научить тому, что иногда трудный Бог веры служит мне и для моего же блага в будущем.
Что касается католических школ, то я могу сказать, что многие епископы, приехавшие с визитом ad limina , часто подчеркивали их важность. Католическая школа в таких ситуациях, как в Африке, становится незаменимым средством культурного продвижения для первых шагов к грамотности и для повышения культурного уровня, в котором формируется новая культура. Благодаря католической школе также возможно противостоять вызовам техники, стремящейся к протехнологической культуре, разрушающей древние формы родоплеменной жизни и их нравственное содержание.
Там, где мы живем, ситуация иная, но то, что я считаю важным, так это общая умственная дисциплина, что христианство и сегодня не оторвано от реальности.
Как мы уже говорили ранее, на волне Просвещения и «Второго Просвещения» в 1968 году многие думали, что историческое время Церкви и веры закончилось и что они вступили в новую эпоху, когда будет возможно изучать эти вещи, как мы изучаем классическую мифологию.
Наоборот, жизненно важно дать людям понять, что вера всегда актуальна и совершенно разумна. Поэтому требуется интеллектуальное утверждение, делающее постижимой красоту и органическую структуру веры.
Это было одним из основных намерений Катехизиса Католической Церкви, , который теперь сжат в Компендиуме . Мы не должны думать о наборе правил, которые можно носить на плече, как о тяжелом рюкзаке, в нашем путешествии по жизни. В конце концов, вера проста и богата: мы верим, что Бог существует, что Бог имеет значение; но какой Бог? Бог с лицом, человеческим лицом, Бог, который примиряет, побеждает ненависть и дает нам силу мира, которую никто другой не может дать нам. Мы должны дать людям понять, что христианство на самом деле очень простое и, следовательно, очень богатое.
Школа является культурным учреждением для интеллектуальной и профессиональной подготовки: поэтому необходимо понять органические и логические аспекты веры, чтобы сделать известными ее важные и существенные элементы для понимания того, что такое Евхаристия, что происходит в воскресенье и в христианском браке. Нужно, конечно, дать понять, что все-таки дисциплина религия не есть чисто интеллектуальная и индивидуалистическая идеология, как, может быть, бывает в других дисциплинах: в математике, например, я умею делать определенные вычисления, но в конце концов другие предметы имеют практическую направленность, склонность к профессионализму, к применимости в жизни. Итак, надо понять, что вера по существу создает собрание и объединяет.
Именно эта суть веры освобождает нас от эгоистической замкнутости и объединяет в великую общину, самую полную — в приходах, в воскресных собраниях — вселенскую общину, в которой я родняюсь со всеми на свете .
Необходимо понимать это католическое измерение общины, которая каждое воскресенье собирается в приходской церкви. Таким образом, если, с одной стороны, одной целью является познание веры, то, с другой стороны, общение в Церкви или «воцерковление» означает вхождение в великую общину Церкви, в живую среду, где я знаю, что даже в важные моменты моей жизни — особенно в страданиях и в смерти — я не одинок.
Ваше Превосходительство сказали, что многие люди, кажется, не нуждаются в нас, но больные и страждущие нуждаются. И это следует понять с самого начала: я больше никогда не буду одинок, пока живу. Вера избавляет меня от одиночества. Меня всегда будет поддерживать сообщество, но в то же время я должен поддерживать сообщество и с самого начала также учить ответственности за больных, одиноких, страждущих, и тем самым мой дар будет взаимным. Поэтому необходимо пробудить осознание этого великого дара в человеке, в котором скрыта готовность любить и отдавать себя, и таким образом гарантировать, что и у меня будут братья и сестры, которые поддержат меня в трудных ситуациях, когда я Мне нужно сообщество, которое не оставит меня в затруднительном положении.
Что касается важности религиозной жизни, мы знаем, что монашеская и созерцательная жизнь привлекательна перед лицом стрессов этого мира. Они кажутся оазисом, в котором мы действительно можем жить. И здесь это тоже романтический взгляд: поэтому различение призваний необходимо. Однако именно созерцательная, а не активная религиозная жизнь историческая ситуация придает определенную привлекательность.
Это более заметно в мужской ветви, где монахи и священники выполняют важное апостольское служение в сфере образования, с больными и т. д. К сожалению, это менее заметно для женских профессий, где профессионализм, кажется, делает религиозное призвание излишним. . Есть квалифицированные медсестры и квалифицированные школьные учителя, так что это больше не кажется религиозным призванием, и эту конкретную деятельность будет трудно возобновить, как только цепочка призваний будет разорвана.
Но мы все чаще видим, что профессионализма, необходимого для того, чтобы быть хорошей медсестрой, недостаточно. В него нужно вкладывать душу. Необходима любовь к страдающему человеку. Это имеет глубокое религиозное измерение. Как и учение. У нас теперь есть новые формы, такие как светские институты, общины которых своей жизнью показывают, что есть образ жизни, полезный для человека, но особенно необходимый для религиозной общины, для веры, а также для человеческого сообщества. Поэтому я думаю, что и с изменением формы — многие наши активные женские сообщества начинались в 19века со специфическим социальным вызовом того периода, а сегодня вызовы несколько иные — Церковь дает нам понять, что служение страждущим и защита жизни — это призвания с глубоким религиозным измерением и что существуют формы [религиозного жизнь], в которой жить такие призвания. Появляется так много новых форм, которые заставляют надеяться, что Господь даст нужные призвания для жизни Церкви и мира сегодня.
Папа Бенедикт XVI затем ответил капеллану местной окружной тюрьмы, в которой содержится 260 заключенных более 30 различных национальностей, следующим образом:
Спасибо за очень важные и трогательные слова. Незадолго до моего отъезда у меня была возможность поговорить с кардиналом Мартино, президентом Папского совета справедливости и мира, который работает над документом по проблеме наших заключенных. Эти братья и сестры страдают и временами чувствуют, что их права человека практически не соблюдаются; они также чувствуют себя презираемыми и живут в условиях, в которых присутствие Христа действительно необходимо. А Иисус в Евангелии от Матфея в предвкушении Страшного суда прямо говорит об их бедственном положении: «Я был… в темнице, и вы не пришли утешить Меня», «Я был… в темнице, и вы пришли заходи ко мне» ( Мт 25:43; 36).
Поэтому я благодарен вам за то, что вы упомянули об угрозах человеческому достоинству в этих обстоятельствах, чтобы узнать, что как священники мы также должны быть братьями до «наименьшего» и видеть в них Господа, который ждет нас и имеет величайшее значение. Я намерен вместе с кардиналом Мартино публично сказать слово об этих конкретных ситуациях, которые являются мандатом для Церкви, для веры и для ее любви. Наконец, я благодарен за то, что вы сказали, что важно не то, что вы делаете, а то, кем вы являетесь в нашем священническом посвящении. Без сомнения, мы должны делать многое и не поддаваться лени, но вся наша работа будет приносить плоды только в том случае, если она будет выражением того, что мы есть.
Если то, что мы делаем, показывает, что мы глубоко соединены со Христом, что мы являемся орудиями Христа, рупором, через который говорит Христос, рукой, через которую действует Христос: мы должны быть убеждены и действовать с убеждением только в той мере, в какой это действительно является результатом и выражением того, что мы есть.
Еще один священник поднял тему Причащения верующих, разведенных и вступивших в повторный брак. Святейший Отец ответил ему так:
Мы все знаем, что это особенно болезненная проблема для людей, которые живут в условиях, в которых они исключены из евхаристического общения, и, естественно, для священников, которые хотят помочь этим людям любить Церковь. и любить Христа. Это проблема.
Ни у кого из нас нет готовой формулы, в том числе и потому, что ситуации всегда разные. Я бы сказал, что те, кто венчался в Церкви ради традиции, но не были истинно верующими, и которые потом оказываются в новом и недействительном браке и впоследствии обращаются, обретают веру и чувствуют себя исключенными из Таинства, находятся в особом положении. болезненная ситуация. Это действительно является причиной великих страданий, и когда я был префектом Конгрегации доктрины веры, я приглашал различные конференции епископов и экспертов для изучения этой проблемы: таинство, совершаемое без веры. Мог ли в действительности здесь обнаружиться момент недействительности из-за того, что Таинство оказалось лишенным фундаментального измерения, я не осмеливаюсь сказать. Я лично так думал, но из наших дискуссий я понял, что это очень сложная проблема и ее следует изучать дальше. Но, учитывая болезненное положение этих людей, его необходимо изучить глубже.
Не буду сейчас давать ответ, но в любом случае очень важны два аспекта. Первое: даже если эти люди не могут пойти к таинству Причащения, они не исключены из любви Церкви или из любви Христовой. Евхаристия без непосредственного сакраментального Причащения, конечно, неполна; ему не хватает существенного измерения. Тем не менее верно и то, что участие в Евхаристии без Евхаристического Причастия не есть ничто; это по-прежнему значит быть причастным к таинству Креста и Воскресения Христова. Он по-прежнему участвует в великом Таинстве в своих духовных и пневматических измерениях, а также в своем церковном измерении, хотя это и не является строго сакраментальным.
А так как это Таинство Страстей Христовых, то страждущий Христос по-особому обнимает этих людей и по-иному общается с ними, чтобы они почувствовали объятия Распятого Господа, падшего на землю и умершего и страдавшего для них и с ними. Следовательно, им нужно дать понять, что даже если, к сожалению, основное измерение отсутствует, они не исключены из великой тайны Евхаристии или из присутствующей в ней любви Христовой. Это мне кажется важным, как важно, чтобы приходской священник и приходская община дали понять этим людям, что, с одной стороны, они должны уважать нерушимость Таинства, а с другой, что мы любим этих людей, которые также страдания за нас. Более того, мы должны страдать вместе с ними, потому что они несут важное свидетельство, и потому что мы знаем, что в тот момент, когда кто-то уступает «из любви», он нарушает само Таинство, и неразрывность кажется все менее и менее истинной.
Нам известна проблема не только протестантских общин, но и православных церквей, которые часто представляются образцом возможности повторного брака. Но только первый брак сакраментален: православные тоже признают, что остальные браки не сакраментальны, это браки сокращенные и измененные и находящиеся в покаянной ситуации; в известном смысле супруги могут причащаться, но в сознании, что это уступка «по икономии», как говорится, по милосердию, что, тем не менее, не снимает того факта, что их брак не есть Таинство. Другое дело, что в восточных церквах для этих браков слишком легкомысленно допускают возможность развода, и что поэтому принцип нерасторжимости, истинный сакраментальный характер брака, серьезно пострадал.
Таким образом, с одной стороны, благо общества и благо Таинства, которые мы должны уважать, а с другой стороны, страдания людей, которые мы должны облегчить.
Второй момент, которому мы должны учить, а также делать его достоверным через нашу собственную жизнь, состоит в том, что страдание в различных формах является необходимой частью нашей жизни. Я бы назвал это благородным страданием.
Еще раз необходимо пояснить, что удовольствие — это еще не все. Пусть христианство дарит нам радость, как и любовь. Но любовь всегда есть и отречение от себя. Сам Господь дал нам формулу того, что такое любовь: теряющие себя находят себя; те, кто щадит или спасает себя, погибают.
Это всегда «Исход», следовательно, болезненный. Истинная радость отличается от удовольствия; радость растет и продолжает созревать в страдании, в общении с Крестом Христовым. Только здесь рождается истинная радость веры, от которой не исключаются и они, если научатся принимать свое страдание в общении со Христовым.
Святой Отец ответил священникам, которые просили его дать разъяснения относительно совершения Таинства Крещения в особых случаях и о Компендиуме Катехизиса, следующим образом:
Первый вопрос очень сложный, и я уже имел возможность работать над ним, когда был архиепископом Мюнхенским, потому что у нас были такие случаи.
В каждом отдельном случае следует сначала выяснить: является ли препятствие для Крещения таким, что невозможно совершить его, не растрачивая Таинство, или ситуация позволяет сказать, даже в проблемном контексте, «этот человек действительно обращен, имеет полную веру, хочет жить верой Церкви, желает креститься», я думаю, что выдача общей формулы не соответствовала бы многообразию реальных ситуаций: мы, естественно, стараемся сделать все возможное, чтобы дать Крещение тому, кто просит об этом с полной верой, но скажем, что детали должны быть рассмотрены в каждом отдельном случае.
Если человек оказывается истинно обращенным и желает получить доступ к Крещению, желание Церкви должно состоять в том, чтобы позволить этому человеку быть включенным в общение Христа и Церкви и поддержать его или ее. Церковь должна быть открыта до тех пор, пока нет препятствий, фактически противоречащих Крещению. Поэтому следует искать возможность, и если человек действительно убежден и искренне верит, то мы не в релятивизме.
Второй момент: Все мы знаем, что в той культурной и интеллектуальной ситуации, о которой мы говорили в начале, катехизация стала намного труднее. С одной стороны, он нуждается в новых контекстах для понимания и контекстуализации, чтобы было очевидно, что это верно и касается настоящего и будущего, а с другой, поэтому необходимая контекстуализация сделана в Катехизисах различные епископские конференции.
Кроме того, необходимы четкие ответы, чтобы можно было понять, что такое вера и каковы другие контекстуализации: простой способ заставить людей понять. Это вызвало «полемику» в мире катехизации между катехизисом в классическом понимании и новыми инструментами катехизации. Правда, с одной стороны — я сейчас говорю только о своем немецком опыте — что многие из этих книг не достигли своей цели: они всегда готовили почву, но были так озабочены подготовкой почвы, по которой продвигается человек, что в конец они не пришли к ответу, который будет дан. С другой стороны, классические катехизисы казались настолько формальными, что истинный ответ уже не затрагивал умы современных оглашенных.
Наконец, мы взяли на себя это многоплановое обязательство: мы составили Катехизис Католической Церкви . Он обеспечивает, с одной стороны, необходимые культурные контекстуализации, но также дает точные ответы. Мы написали ее, понимая, что путь от этого Катехизиса к конкретной катехизации не будет легким. Но мы поняли, что языковая, культурная и социальная ситуация очень различна в разных странах и даже в одной и той же стране в разных социальных классах; следовательно, задача епископа или конференции епископов и самих катехизаторов состоит в том, чтобы предпринять этот заключительный этап путешествия. Наша позиция, таким образом, была: «Это точка отсчета для всех; здесь можно увидеть то, во что верит Церковь». Поэтому конференции епископов должны создавать инструменты, применимые к культурной ситуации и охватывающие то, что еще предстоит охватить. В конце концов, последние шаги должен сделать сам катехизатор, и, возможно, ему или ей предлагаются подходящие средства и для этих последних шагов.
Через несколько лет у нас состоялась встреча, на которой катехизаторы со всего мира сказали нам, что Катехизис идет хорошо, что это необходимая книга, которая помогает передать красоту, органический подход и полноту веры, но что это нужно было обобщить. Святой Отец Иоанн Павел II, приняв к сведению итоги голосования на этом собрании, поручил Комиссии составить этот Компендиум , то есть синтез большого Катехизиса , на который он ссылается, с выделением существенного.
Сначала в черновике Сборника , мы хотели быть еще лаконичнее, но в итоге поняли, что для истинной передачи существенного в наше время необходимого материала, который нужен каждому катехизатору, было то, что мы сказали. Мы также добавили молитвы. И я думаю, что это действительно очень полезная книга, которая «суммирует» все, что содержится в большом Катехизисе ; в этом отношении, мне кажется, соответствует в наши дни Катехизису Пия X.
Отдельные епископы и епископские конференции по-прежнему стремятся помогать священникам и всем катехизаторам в их работе с этой книгой, а также действовать в качестве моста к конкретной группе, поскольку способы говорить, думать и понимать сильно различаются не только между Италией. , Франции, Германии и Африки, но и в пределах одной страны воспринимается очень по-разному. Катехизис Католической церкви и Компендиум , , содержащий суть Катехизиса , 9Поэтому 0008 продолжают оставаться инструментами вселенской Церкви.
Кроме того, мы всегда нуждаемся в работе епископов, которые в контакте со священниками и катехизаторами помогают найти все необходимые инструменты для облегчения этого сеяния Слова.
Наконец, Святой Отец сказал всем присутствующим:
Я хотел бы поблагодарить вас за ваши вопросы, которые помогают мне думать о будущем, и особенно за этот опыт общения с великим пресвитером самой красивой епархии. Спасибо.
Встреча завершилась гимном «Je te salue, Marie».
© Copyright 2005 — Libreria Editrice Vaticana
Терпение, когда Бог ждет вас
Иногда очень трудно быть терпеливым. Когда мы снова и снова приносим свои заботы Господу, мы можем устать от ожидания. Мы можем начать чувствовать, что наши молитвы остаются глухими. Часто наше желание состоит в том, чтобы взять все под контроль и просто «делать все, что в наших силах», хотя мы знаем, что в Послании к Галатам 5 терпение названо плодом Святого Духа. Когда это озаряет нас, мы можем признаться в своем желании управлять своей жизнью, приглашая Духа направлять нас и снова укреплять нас, пока мы продолжаем ждать Господа.
Это не значит, что обстоятельства изменились. Наш единственный ребенок может остаться больным в больнице, нить, на которой держится наш брак, может продолжить расщепляться, надежда, за которую мы держались годами, может угаснуть со все большей скоростью. Горячо молясь о любой проблеме, с которой мы сталкиваемся слишком много раз, чтобы сосчитать, мы можем легко почувствовать, как наш банк терпения снова истощается. В эти дни напоминания о природе терпения могут ободрить нас, пока мы продолжаем ждать.
Мы знаем, что все творение стонет, как в родах, вплоть до настоящего времени. Не только так, но и мы сами, имеющие начатки Духа, внутренне стенаем, с нетерпением ожидая своего усыновления, искупления наших тел. Ибо в этой надежде мы были спасены. Но надежда, которую видят, вовсе не надежда. Кто надеется на то, что у него уже есть? А если надеемся на то, чего еще не имеем, то терпеливо ждем (Римлянам 8:22-25).
Ожидание — обычное дело. Все ваши братья и сестры по вере, а также все творение знают, что значит ждать Господа. Подумайте о тех, кто ждал до вас: Иов, Давид, мириады пророков. В Библии много ободрения относительно нашей потребности в терпении. Иакова 5:7, Колоссянам 1:10–12, Псалом 40:1 и Откровение 14:12 — это всего лишь несколько примеров, взятых из множества отрывков на эту тему.
В Новом библейском словаре терпение определяется как «данная Богом сдержанность перед лицом противодействия или угнетения». Терпение необходимо только перед лицом сопротивления. Вот почему поиск терпения во многих смыслах является битвой. Обещание, на которое мы можем положиться, состоит в том, что терпение – это данная Богом сдержанность, а не то, что мы должны производить собственными силами. Господь — это тот, кто дает нам духовную броню, чтобы идти в бой. Наша единственная обязанность состоит в том, чтобы верить, что Бог даст силы держаться, а затем действовать в соответствии с нашей верой в это обетование.
Статья по теме: Молитва о Божьих обетованиях: почему и как стоит за практикой
Как нам дается эта сила?
Мы получаем эту силу верой. Как христиане, мы знаем, что главный источник терпения, Христос, живет в нас Своим Духом. Наша роль состоит в том, чтобы верить, что Святой Дух дает нам силу выстоять в любой ситуации, в которой мы находимся. Это обеспечение, которое мы можем требовать верой, как учит нас Римлянам 5:1-5.
Терпение, перечисленное в Послании к Галатам 5, часто называют долготерпением. Оригинальное греческое слово — makrothumio , что означает «вспыльчивый характер». Мы должны сохранять «долгое отношение» к Богу, другим и самим себе. Эта духовная позиция требует благодати — благодати, которая заставляет нас доверять Богу, благодати, простирающейся на других, когда они причиняют нам боль, и благодати, чтобы прощать себя, когда мы спотыкаемся и падаем.
Опыт ожидания Бога напоминает нам, что не наши обстоятельства определяют нашу реальность. Наоборот, это истина о Христовой любви и жизни в нас. Это дает нам надежду, поскольку Послание к Римлянам 8:28 заверяет нас, что мы знаем, что Бог во всем действует на благо любящих Его и призванных по Его замыслу. Не в наших силах знать время или способ, которым Бог все устроит. Екклесиаст 3:11 и Исаия 55:8–9 – прекрасное напоминание о том, что они находятся исключительно в сфере знания Бога. Наша роль состоит в том, чтобы доверять обещанию Филиппийцам 1:6 и с надеждой ждать, пока Бог завершит доброе дело, которое Он начал в жизни каждого из нас.
Какова наша роль в битве?
Рассмотрим еще раз определение терпения как данной Богом сдержанности. Бог позволяет нам получить доступ к божественной сдержанности, но доверять Ему или нет — это наш выбор. Адаму и Еве была дана свобода воли. Им подарили много еды в саду; им не нужно было вкушать запретный плод. Однако они предпочли не проявлять сдержанности и вместо этого не послушались Божьего повеления. Когда мы используем данную Богом сдержанность, ожидая Его воли и времени, вместо того, чтобы пытаться изменить ситуацию своими силами, мы преодолеваем искушение и выходим в послушании к Богу.
Статья по теме: Живите верой
В этом процессе есть цель. Посмотрите на Евреям 12:2. Ожидание Бога заставляет нас смотреть на Него. Он правильно обращает наши взоры ко Христу как к источнику нашей веры и уверенности в нашем спасении. Это напоминает нам, что смерть и воскресение Христа являются причиной, по которой мы можем быть наполнены и наделены силой Святого Духа. Испытания заставляют нас упорствовать, углубляя наше знание о Боге и более осознанно полагаясь на Него. Как говорит нам Иаков 1:2–4, именно через испытания наша вера становится зрелой.
Терпеливо ожидать Господа не значит стоять на месте. Обратите внимание на Послание к Ефесянам 6, в котором повелевается: облекитесь во всеоружие Божие, дабы, когда придет день бедствия, вы смогли устоять на своем и после того, как все сделали, устоять. Тогда стой твердо.
Удерживать свои позиции, оставаясь послушными Господу во время ожидания, не значит оставаться бездействующими или пассивными. Обратите внимание, что слово «стоять» повторяется три раза. ** Быть терпеливым — значит быть стойким воином в Божьей армии, продолжая твердо стоять во Христе и жить для Него, полагаясь на Его совершенную волю, несмотря на любые нынешние трудности. В Откровении 3:10–11 говорится о Божьей заботе о тех, кто выстоит в битве.
Возможно, мы чувствуем себя неспособными продолжать терпеливо ждать Бога или продолжать любить тех, кого, возможно, трудно любить, но на самом деле у нас есть доступ ко всему терпению, которое нам нужно во Христе. Мы можем довериться Духу, который даст нам силы вынести наши обстоятельства и даст нам возможность использовать это время ожидания, чтобы возрастать в нашей близости с Господом.
Вам не нужно ждать в одиночку. Поговорите с наставником сегодня, заполнив форму ниже.
Метки:
Молитва
терпение
Ждите
Божье время
Доверять
люби Бога
Фото:
Джошуа К. Джексон на Unsplash
50 цитат о радости, которые вас вдохновят
17 июня 2020 г.
Недавно я писал о обретении истинной радости. По сути, культура видит радость не так, как учит ее христианство, поэтому я поделился несколькими практическими способами, которыми мы можем обрести НАСТОЯЩУЮ радость в нашей повседневной жизни. Считаете ли вы эту запись в блоге актуальной и полезной для вашего пути веры?
На протяжении веков мы искали вдохновения у Святых и других религиозных лидеров; особенно переживались их действиями. Глядя в первую очередь на жизнь Христа, а затем на Святых и других лидеров, которые проявили честность и заслужили наше доверие, мы адаптировали нашу карту к тому, как жить хорошо.
Я пошел к этим мужчинам и женщинам, чтобы узнать о радости в свете того, как Церковь хочет, чтобы мы ее понимали; мудрость, проверенная их свидетельством и доказавшая свою истинность.
Теперь, если бы вы уже не были искателями радости, вы бы не нажали на этот пост. В течение дня, когда вы растете в вере и ободряете других вперед, вот пятьдесят цитат (да, пятьдесят!) о радости, которые будут у вас в заднем кармане, когда вы отправляете рукописную записку ободрения, пишете обновление в Facebook или добавляете подпись. к вашей истории в Instagram.
Делиться – это здорово, но я призываю вас также позволить Господу говорить с вами, когда вы читаете эти истины. Молитесь словами, когда вы их читаете, и когда вы сидите с конкретной цитатой, которая вас трогает, подумайте над тем, чтобы спросить себя: «С какими воспоминаниями резонирует эта цитата?» «Какие надежды или страхи это вызывает у вас?»
50 цитат, которые направят вас и других к радости 1. «Мне кажется, что счастье души полностью состоит в том, чтобы подчиняться самой обожаемой Воле Бога; ибо при этом сердце находит мир, а дух радость и покой, ибо тот, «кто соединяется с Господом в одном духе с Ним». (1 Коринфянам 6:17)».
– Святая Маргарита Мария Алакок
2. «Вы спрашиваете меня, в хорошем ли я настроении. Как я мог не быть таким? Пока вера дает мне силы, я всегда буду радостен».
– Блаженный Пьер Джорджио Фрассати
3. «Радость – это счастье любви – любовь, осознающая свое внутреннее счастье. Удовольствие приходит извне, а радость приходит изнутри, и поэтому она доступна каждому в мире».
– Достопочтенный Фултон Дж. Шин
4. «Истинное счастье — это радоваться истине, ибо радоваться истине — значит радоваться Тебе, Боже, который есть истина… Те, кто думает, что есть другое счастье, ищут радости в другом месте , но это не истинная радость».
– Святой Августин
(
Подробнее: Практические способы обретения радости) 5. «Никогда не позволяйте ничему наполнить вас такой печалью, чтобы вы забыли радость Христа воскресшего».
– Святая Мать Тереза Калькуттская
6. «Христианская радость — это дар Божий, проистекающий из доброй совести».
– Святой Филипп Нери
7. «Радость не приходит к нам просто так. Мы должны выбирать радость и продолжать выбирать ее каждый день».
– Henri J.M. Nouwen
8. «Бог создал нас для радости».
– Святой Папа Иоанн Павел II
9. «Радость – безошибочный знак Божьего присутствия».
– Пьер Тейяр де Шарден
10. «Мы, христиане, имеем еще одну причину для радости: подобно Иисусу, мы знаем, что любимы Богом Отцом нашим. Эта любовь преображает нашу жизнь и наполняет нас радостью. Это заставляет нас увидеть, что Иисус пришел не для того, чтобы возложить на нас бремя. Он пришел, чтобы научить нас тому, что значит быть полностью счастливым и полностью человеком. Поэтому мы обретаем радость, когда открываем истину — истину о Боге, Отце нашем, истину об Иисусе, Спасителе нашем, истину о Святом Духе, живущем в наших сердцах».
– Святой Папа Иоанн Павел II
11. «Господь с великой добротой заглянул в глубину моего существа; Я думал, что умру от радости под этим взглядом».
– Святая Фаустина
12. «Благочестивая жизнь, прежде всего, сладка, счастлива и приятна».
– Святой Франциск Сальский
13. «В доме Божием никогда не кончается праздник; хор ангелов делает вечный праздник; присутствие лица Бога дает радость, которая никогда не проходит».
– Святой Августин
(Подробнее: Пакет «Духовное руководство: Обретение радости») 14. «Человек больше сам, человек более человекоподобн, когда радость в нем основное, а горе поверхностное. Меланхолия должна быть невинной интермедией, нежным и беглым настроением; хвала должна быть постоянным биением души».
– Г.К. Честертон
15. «Радость, обещанная заповедями блаженства, — это та самая радость самого Иисуса: радость, которую ищут и находят в послушании Отцу и в даровании себя другим».
– Святой Папа Иоанн Павел II
16. «Радость исходит из благодарного сердца».
– Папа Франциск
17. «Радость – это серьезное дело небес».
– К. С. Льюис
(
Подробнее: 5 шагов к усилению вашей молитвенной жизни)18. «Даже посреди сильных страданий это радость».
– блаженный Пьер Джорджио Фрассати
19. «Если бы только смертные узнали, как велико обладание божественной благодатью, как прекрасно, как благородно, как драгоценно. Сколько богатств таит оно в себе, сколько радостей и наслаждений! Никто не стал бы жаловаться на свой крест или на бедствия, которые могут с ним случиться, если бы он узнал весы, на которых их взвешивают, когда они раздаются людям».
– Святая Роза Лимская
20. «Святые не были сверхлюдьми. Это были люди, любившие Бога в своем сердце и разделявшие эту радость с другими».
– Папа Франциск
21. «Плоды милосердия – радость, мир и милосердие; милосердие требует благодеяния и братского исправления; это доброжелательность; он способствует взаимности и остается бескорыстным и щедрым; это дружба и общение; Любовь сама по себе является исполнением всех наших дел. Есть цель; вот почему мы бежим; мы бежим к нему, и как только мы достигнем его, мы найдем в нем покой.
– Святой Августин
22. «Если мы хотим служить Богу и хорошо любить своего ближнего, мы должны проявлять нашу радость в служении, которое мы оказываем Ему и им. Давайте широко откроем наши сердца. Нас зовет радость. Идите вперед и ничего не бойтесь».
– Святая Катарина Дрексель
23. «Радость – это молитва – Радость – это сила – Радость – это любовь – Радость – это сеть любви, которой можно поймать души…. Радостное сердце — неизбежный результат горящего любовью сердца. Никогда не позволяйте ничему наполнить вас такой печалью, чтобы вы забыли радость о Христе Воскресшем».
– Святая Мать Тереза Калькуттская
24. «Ты, Христе Спаситель наш, стал для меня путем жизни, ведущим к Отцу. Есть только один путь, и это моя радость, и в конце его находится Царство Небесное».
– Святой Ефрем Сирин
25. «Сама природа Радости превращает в бессмыслицу наше общее различие между обладанием и желанием».
— К. С. Льюис
26. «Люби правильно, и тебе никогда не будет грустно. Примите Божью волю, и вы будете наполнены радостью и миром».
– Saint Rose Philippine Duchesne
27. «Этот мир, в котором мы живем, нуждается в красоте, чтобы не впасть в отчаяние. Именно красота, как и истина, приносит радость сердцу человека и является тем драгоценным плодом, который сопротивляется износу времени, который объединяет поколения и заставляет их разделять вещи в восхищении».
– Святой Папа Павел VI
28. «Если у тебя нет земного утешения, почему ты не ищешь утешения в Сердце Иисуса? Любить его — самая настоящая радость».
– Сент-Роуз, Филиппины, Дюшен
29. «Если хочешь согреться, встань у огня: если хочешь промокнуть, залезь в воду. Если вы хотите радости, силы, мира, вечной жизни, вы должны приблизиться или даже войти в то, что их имеет. Это не своего рода награда, которую Бог мог бы, если бы захотел, просто раздать кому угодно».
– К. С. Льюис
30. «Радость, которая была малой известностью язычника, является гигантской тайной христианина».
– Г.К. Chesterton
31. «Бог создал нас для радости. Бог есть радость, и радость жизни отражает первоначальную радость, которую испытывал Бог, создавая нас».
– Папа Святой Иоанн Павел II
32. «Радость никогда не в нашей власти, а удовольствие часто».
– К. С. Льюис
33. «Христос остается главным в вашей жизни только тогда, когда Он занимает первое место в вашем разуме и сердце. Таким образом, вы должны постоянно соединяться с ним в молитве… Без молитвы не может быть ни радости, ни надежды, ни покоя. Ибо молитва — это то, что держит нас в контакте со Христом».
– Папа Святой Иоанн Павел II
(
Подробнее: Пакет «Духовное руководство: Введение в молитву»)34. «Когда мы ожидаем только страданий, малейшая радость удивляет нас: страдание само становится величайшей радостью, когда мы ищем его как драгоценное сокровище».
– Святая Тереза из Лизье
35. «Пусть вы всегда испытываете радость от того, что ставите Христа в центр своей жизни».
– Почетный Папа Бенедикт XVI
36. «Уверенно открой свои сокровенные устремления Любви Христовой, ожидающей тебя в Евхаристии. Ты получишь ответ на все свои заботы и с радостью увидишь, что постоянство твоей жизни, о котором Он просит тебя, является дверью к исполнению самых благородных мечтаний твоей юности».
– Папа Святой Иоанн Павел II
37. «Истинный способ преуспеть в святых добродетелях – это упорство в святой радости».
– Святой Филипп Нери
38. «Евангелие очищает и обновляет, оно приносит плоды везде, где община верующих слышит его и принимает благодать Божию в истине и любви. Это моя уверенность; это моя радость.
– Почетный Папа Бенедикт XVI
39. «Богу и его ангелам свойственно приносить в душу, когда они ее занимают, истинное счастье и духовную радость; и изгнать из него печаль и испытания, которые враг подстрекает в нем».
– Святой Игнатий Лойола
40. «Молитва есть не что иное, как единение с Богом. Когда наше сердце чисто и соединено с Богом, мы чувствуем в себе радость, опьяняющую сладость, ослепляющий нас свет. В этом тесном союзе Бог и душа подобны двум кускам воска, расплавленным вместе; они не могут быть разделены. Этот союз Бога с Его маленьким созданием — самое прекрасное. Это счастье, которого мы не можем понять. . . Бог по Своей благости позволил нам говорить с Ним. Наша молитва — это благовоние, которое Он принимает с величайшим удовольствием».
– Святой Иоанн Вианней
41. «Господи, сделай меня орудием Твоего мира; где есть ненависть, посею любовь; где есть рана, прости; где есть сомнение, вера; где отчаяние, надежда; где тьма, свет; а где грусть, там радость».
– Святой Франциск Ассизский
42. «Чем дальше продвигаешься, тем больше видишь, что цель еще далека. А теперь я просто смирился с тем, что всегда вижу себя несовершенным, и в этом нахожу свою радость».
– Святая Тереза из Лизьё
43. «Там, где есть милосердие и мудрость, нет ни страха, ни невежества. Где терпение и смирение, там нет ни гнева, ни досады. Там, где есть бедность и радость, нет ни жадности, ни скупости. Там, где есть покой и медитация, нет ни беспокойства, ни сомнения».
– Святой Франциск Ассизский
44. «Душа того, кто служит Богу, всегда купается в радости, всегда празднует и всегда настроен на пение».
– Святой Иоанн Креста
45. «Жизнь проходит. Вечность идет нам навстречу большими шагами. Скоро мы будем жить самой жизнью Иисуса. Напившись из источника всякой горечи, мы обожествимся в самом источнике всех радостей, всех наслаждений».
– Святая Тереза из Лизьё
46. «Радость в сочетании с миром – сестра милосердия. Служите Господу со смехом».
– Святой Падре Пио
47. «Мы еще не святые, но и нам следует остерегаться. Честность и добродетель вознаграждаются самоуважением и уважением других, и легко обнаружить, что мы стремимся к результату, а не к причине. Давайте стремиться к радости, а не к респектабельности. Будем время от времени дурачить себя и таким образом видеть себя на мгновение такими, какими видит нас премудрый Бог».
– Святой Филипп Нери
48. «Каждый раз, когда я слышу, как кто-то говорит о Святом Сердце Иисуса или о Святом Таинстве, я испытываю неописуемую радость. Словно волна драгоценных воспоминаний, сладких ласк и радостных надежд нахлынула на мою бедняжку, заставив меня трепетать от счастья и наполняя душу нежностью».
– Папа Святой Иоанн XXIII
49. «Посмотрите, дети мои, человек, находящийся в состоянии греха, всегда печален. Что бы он ни делал, ему все надоело и противно; а кто в мире с Богом, тот всегда счастлив, всегда радостен… О, прекрасная жизнь! О, прекрасная смерть!»
– Святой Филипп Нери
50. «Помощь нуждающемуся – это хорошо само по себе. Но на степень совершенства в огромной степени влияет отношение, с которым это делается. Если вы проявляете негодование, потому что помогаете человеку из неохотного чувства долга, то человек может получить вашу помощь, но может чувствовать себя неловко и смущенно. Это потому, что он будет чувствовать себя обязанным вам. Если, с другой стороны, вы помогаете человеку в духе радости, то помощь будет принята с радостью. Человек не будет чувствовать себя ни униженным, ни униженным вашей помощью, а скорее почувствует радость от того, что доставил вам удовольствие, получив вашу помощь. А радость — это правильное отношение к помощи другим, потому что акты щедрости являются источником благословения как для дающего, так и для получающего».
– Святитель Иоанн Златоуст
Пока мы смотрим на свидетелей прошлого, будем надеяться, что и Святые грядущие обратятся к нам – по прожитой жизни, что они узнают о радости из твоих поступков? Что бы вы сказали им своими словами?
Use awaiting in a sentence
awaiting
Advertisement
Advertisement
Advertisement
Advertisement
Advertisement
Реклама
Advertisement
Advertisement
Advertisement
Advertisement
The word usage examples above были собраны из различных источников, чтобы отразить текущее и историческое использование. Они не отражают мнения YourDictionary.com.
Статьи по теме
Примеры неуместных модификаторов
Предложения были бы довольно скучными без модификаторов, придающих интригу и волнение. Благодаря модификаторам такие слова, как «птица», становятся «парящей птицей». Предложения вроде «Она выглянула в окно» превратились в «С блеском в глазах она выглянула в окно».
Модификаторы украшают обычные чувства. Тем не менее, для модификаторов важно придерживаться слова или слов, которые они изменяют. Когда они отклоняются слишком далеко, они становятся неуместными модификаторами. И чем дальше они уходят, тем больше похоже, что они модифицируют что-то совсем другое.
Давайте перейдем к некоторым примерам неуместных модификаторов и поговорим о том, почему эти примеры не работают.
Известные последние слова Робеспьера
Максимилиан Франсуа Мари Изидор де Робеспьер был одним из самых влиятельных людей во время Французской революции.
Чтобы понять этого человека, вам может понадобиться информация о Французской революции и о том, как Робеспьер вписался в эту конкретную историческую сагу.
Также упоминается в
- time-served
- lock·up
- vamp1
- pend·ing
- ab·sten·tion
- Sleeping Beauty
- youth-detention-centre
- park
- biding
- pen·dent1
- Insider Hacker or Cracker
- dtim
Words near awaiting in the Dictionary
- awadhi
- await
- awaited
- awaiter
- жду
- жду
- жду
- жду
- аваджи
- бодрствую
- пробуждаю
- пробуждение
Вот что я хочу сказатьРеклама
Несколько лет назад, стремясь получить степень в Гарварде, я посетила письменный семинар. Мы должны были каждую неделю составлять сочинение и отправлять его каждому однокласснику, чтобы каждое сочинение подвергалось проверке в классе не только профессором, но и 12 коллегами, жаждущими одобрения профессора.
Однажды мне представилось, что врачи сказали мне, что я умру через несколько месяцев. В своем эссе я вытащил все стопы. Я описал, кого и чего мне будет не хватать. Я надеялся на комфортную загробную жизнь и задавался вопросом, смогу ли я после смерти слушать любимую музыку, выбирать вкусную еду и даже прибудет ли Globe вовремя.
Сочинение сработало, может быть потому, что уже тогда, в 70 лет, я был уже старым мудаком по сравнению со своими одноклассниками. Подойдя к классу, я заметил молодую женщину, которая держала передо мной дверь, и быстро шагнул вперед, чтобы не задерживать ее.
«Как дела, Джек?» она спросила.
Реклама
«Хорошо, как дела?»
— Нет, — нежно сказала она. «Я имею в виду, на самом деле . Как вам ?»
Я сразу понял, что она восприняла эссе буквально.
Сокурсники, поверив моему сочинению в правду, были хвалебны и сострадательны. В течение всего семестра, думая, что я скоро умру, одноклассники снисходительно осуждали мои сочинения. У меня никогда не хватало смелости сказать им, что я здоров.
Но теперь судьба готова расквитаться со мной.
После недели инъекций, анализов крови, рентгена и компьютерной томографии у меня диагностировали рак. Это неработоспособно. Врачи говорят, что это убьет меня за время, которое они измеряют не годами, а месяцами.
Как говорится, судьба выдала мне одну из самых низов колоды, и теперь я обречен столкнуться с вопросом, который мучил меня годами: как человек проводит то, что, как он знает, является последними месяцами его жизни?
На первом месте в списке вещей, по которым я буду скучать, стоят улыбки и объятия каждое утро от моей прекрасной жены Джеральдин, величайшего благословения в моей жизни. Я ненавижу мысль о вечности без смеха моих троих детей. А как же мои 40 розовых кустов? Кто будет их воспитывать? Я не могу представить загробную жизнь без красных моих американских роз или аромата моих желтых Джулии Чайлдс.
Каждому из трех детей мы рассказали индивидуально. Джон Патрик закрыл лицо руками, сотрясаясь от рыданий. Повесив трубку, Дженнифер согнулась пополам и заплакала, пока ее собака Рози не подошла, чтобы слизать слезы, но не меланхолию. Вера объяснила по телефону, что, если бы я ее увидела, она бы плакала и думала, как бы ей обходиться без отца. Теперь она каждый день сидит в Интернете, ищет новые исследования, новые стратегии, новые лекарства. Моя жена плачет каждое утро, затем засучивает рукава и берет на себя все визиты к врачу и лекарства. Без нее . . . Не могу представить.
Реклама
До сих пор жизнь была прекрасной. Мне посчастливилось писать для газеты. Г. Л. Менкен описал эту карьеру как жизнь королей. Я был подростком, когда начал работать в Globe в качестве копирайтера в спорте, а затем стал полицейским репортером, репортером Государственной палаты, городским редактором, автором редакционной статьи, корреспондентом в Вашингтоне, национальным корреспондентом, телевизионным критиком, художественным писателем, и омбудсмен. Мой первый рассказ был в 1958 году, так что сегодняшняя публикация этого эссе отмечает восьмое десятилетие того, как мои сочинения появились в 9-м веке.0007 Глобус.
В каждом отделе новостей смерть имеет постоянную работу, и поэтому, как и большинство репортеров, я много писал об убийствах, самоубийствах и несчастных случаях со смертельным исходом. Я написал слишком много некрологов для своей семьи, друзей и коллег.
Не каждая история о смерти вызывает депрессию. Я взял интервью у человека из Флориды, которому было 104 года. Когда я прибыл в его дом престарелых, он не сидел, как я себе представлял, в халате и пускал слюни. Он был одет в спортивную куртку, как делал это каждый день, и читал книгу по истории Гражданской войны. Я решил не копаться в столетней истории Гражданской войны Брюса Кэттона — всего 1680 страниц, — но я восхищался этим стариком из Флориды.
Объявление
Я также взял интервью у милой женщины 101 года, которая была раздражена на Бога и собиралась поделиться с ним своим мнением. Ее самым большим горем была не ее надвигающаяся смерть, а тот факт, что она пережила своих четырех сыновей. «Я не могу представить, что Бог имел против меня, что он взял их раньше меня», — сказала она. Она дрожащей рукой подняла с каминной полки по фотографии каждого сына и поцеловала их.
РЕДАКТИРОВАНИЕ ПОСЛЕДНИХ ДЕТАЛЕЙ своей жизни похоже на редактирование истории в последний раз. Это последняя попытка редактора внести исправления, последняя переписка перед печатью. Это более болезненно, чем я ожидал, выбрасывать файлы и документы, которые казались критически важными для моего выживания всего две недели назад, а сегодня превратились в мусор. Как руководство к телевизору, которое сломалось четыре года назад, и блокноты для рассказов, которые никогда не будут написаны, и письма бывших подружек, ценность которых резко упадет в тот день, когда я умру. Наполнение мусорной корзины за мусорной корзиной — это прискорбное напоминание о том, что я растратил большую часть своей жизни на мелочи.
Последние месяцы были бы намного проще, если бы я мог быть уверен, что после смерти у нас будет возможность увидеть людей, которые уже умерли. Я хотел бы пожать руку моему лучшему другу, моему отцу, который умер в 1972 году и с тех пор по которому я скучаю каждый день. Я должен извиниться перед ним. Когда мне было 12, я украл из его брюк 50 центов, две четверти. Чувство вины, однако, было удушающим, и через 10 дней я заменил его 50 центов и добавил еще 25 в качестве процентов и искупления.
Объявление
Мы спорили только о политике. Он был ярым республиканцем. Я скучный либерал. Когда в 1994 году родился мой сын, врач держал его за лодыжки вверх ногами, как это делают в кино, и объявил, что это мальчик. — Я знаю это, — сказал я нервно. — Он демократ?
Позднее в том же году в больнице Маунт-Оберн, когда моя мать была на грани смерти, я спросил: «Как вы думаете, куда мы попадаем после смерти?»
«Я не знаю, — сказала она дрожащим голосом, — но я думаю, что собираюсь в долгое путешествие, и я думаю, что увижусь с твоим отцом».
«Если увидишь папу, скажи ему, что мы наконец-то избавились от этого суки. Никсон».
Как обычно, она бросилась на его защиту.
«Не говори так о своем отце».
НЕКОТОРЫЕ ЛЮДИ В зрелом возрасте путаются в карьере, но мне повезло. С 14 лет я хотел быть газетчиком. Хотя мой отец так и не окончил среднюю школу и много часов работал слесарем за мизерную зарплату, и хотя моя мать воспитывала пятерых детей и по ночам мыла полы у Филены, и хотя наша семья жила на грани финансового положения и одевалась в ручную одежду, даунов, единственной вещью, которой никогда не хватало в нашем доме, были газеты — четыре в день, Boston Post, Globe, Boston American, и Daily Record .
В моем рабочем районе Бостона в возрасте 14 лет я доставлял еженедельную газету Dorchester Argus, , и ежедневный таблоид Hearst, Record, , платя 3,4 цента за экземпляр и продавая каждый по 5 центов, прибыль в размере 1,6 цента за газету плюс любые чаевые, которые я мог выудить. На крыльце перед отцовским пансионом я практиковался в сворачивании таблоида Запишите в терции, не слишком сильно сминая его, чтобы, когда я подбросил его высоко к крыльцу, газета раскрылась ровно, а заголовок был обращен к покупателю, когда она откроет дверь, чтобы забрать его.
Мне посчастливилось проработать в газетах более 60 лет. Не было дня, когда бы не было приятно идти на работу. Все сомнения, которые у меня были относительно газетной карьеры, рассеялись, когда я разносил газеты в пятницу вечером в марте 1953 года. Я взял свою пачку из 45 экземпляров Запись , которые были брошены из грузовика в дверной проем хозяйственного магазина Берри, и я был поражен самым большим и черным заголовком, который я когда-либо видел: «СТАЛИН МЕРТВ».
Перекинув сумку с газетами, я начал свой часовой маршрут, пересекая железнодорожные пути в Порт-Норфолке, районе, где подростковая банда с гордостью называла себя «Порт-Крысами». Люди так жаждали вечерней газеты и подробностей смерти Сталина, что многие ждали меня на крыльце.
Для меня каждая ежедневная газета была чудом — все эти истории, местные, национальные, глобальные, написанные в срок, с фотографиями, анализом, колонками, редакционными статьями, комиксами и кроссвордами, не говоря уже обо всех этих новостях о Red Sox. , «Селтикс» и «Брюинз» — если это не чудо, то что?
История Сталина требовала координации между корреспондентами в Москве, телеграфистами, передающими свои истории, и среди прочих в Бостоне, в Record, иностранных редакторов, фоторедакторов, редакторов-копирайтеров, наборщиков, журналистов, водителей грузовиков и наименее значимых винтиков в весь процесс мне, хотя мне повезло больше всего, потому что именно я вручил газету благодарному читателю, и именно я услышал слова «Спасибо».
ИНТЕНСИВНОСТЬ смертельной болезни что-нибудь проясняет? С каждым днем я все больше восхищаюсь прекрасным лицом моей жены, а в саду я смотрю на длинный ряд синих гортензий с большим удовлетворением, чем раньше. И сотни и сотни роз, распустившихся в этом году, доставили мне большую радость, чем обычно, не только своими огромными цветными брызгами, но и своей густой зеленой листвой, мягкими лепестками, глубокими красками и ароматами, которые напоминают мне о детстве. . Что же касается кризисов на Кубе и Гаити, избирательных прав и необъяснимого упрямства республиканцев, которые отказываются подчиниться прививке, которая могла бы спасти их жизни, — по всем этим вопросам ни прозрений, ни громовых открытий. Я остаюсь таким же невежественным, как и прежде.
Я сейчас так рано попал в этот новый ад, что у меня нет боли, хотя она, несомненно, приближается, и никаких симптомов, кроме моментов полного истощения и потери 20 фунтов за последние три месяца. После десятилетий отказа от десертов, конфет и выпечки, чтобы контролировать свой вес, теперь кажется жестоким, когда меня заставляют есть больше еды, к которой у меня меньше аппетита.
По мере того, как моя жизнь приближается к финишу, список вещей, по которым я буду скучать, растет.
Я буду скучать по своим домам в Кембридже и Фалмуте. Я никогда больше не увижу восход солнца над болотом у Виноградного пролива, никогда больше не увижу того маленького желтого щегла, который время от времени садился на вершину болиголова за моим окном, чтобы мы оба могли наблюдать, как прилив поднимается, чтобы покрыть болото. .
Никогда больше я не растянусь на песке с напитком и с изумлением буду смотреть на небо, усыпанное бриллиантовыми звездами. Как возможно, что в нашем Млечном Пути может быть более 100 миллиардов звезд, не говоря уже о том, кто может сказать, сколько еще миллионов и миллионов звезд в других галактиках, и все же среди них нет ни одной планеты, поддерживающей жизнь? Представьте, как газеты сообщат об этом открытии!
Я бы хотел, чтобы загробная жизнь была устроена так, чтобы я мог снова услышать Седьмую симфонию Бетховена и Бранденбургские концерты Баха, особенно ре-мажор для двух скрипок и виолончели. В загробной жизни я сразу же проверил бы, кто главный, запросив «До встречи снова» с Джорджем Льюисом, который играл на кларнете с такой же ловкостью и воображением, как Бенни Гудман и Арти Шоу, но никогда не получал такой же славы, потому что он был Черным.
И затем, я надеюсь на плейлист, который будет включать «Самую ленивую девчонку в городе» Нины Симон и все произведения Сары Воган, особенно «Пасхальный парад» с Билли Экстайном, и пока мы это делаем, давайте добавим пение Бесси Смит «Никто в городе не может испечь сладкий рулет с мармеладом, как я».
Все мы, кто, как и я, наделен паузой перед смертью, тратим время на то, чтобы вновь пережить лучшие моменты. Мне нравится вспоминать, как я играл в бильярд против двух величайших игроков: Уилли Москони в Денвере и в Бостоне, штат Миннесота Фэтс, который послужил источником вдохновения для роли Джеки Глисона в фильме «9».0007 Хастлер . Я проиграл обе игры, ни разу не забил. Вилли и Фэтс управляли столом, а Фэтс делал это в инвалидном кресле.
После того, как я умру, я не жду мира, но это дело о загробной жизни сложнее, чем то, что они описывают в Библии. По оценкам экспертов, погибло более 100 миллиардов человек. Если вы ищете приятеля, чтобы выпить пива, например, джазмена Дэйва МакКенну, писателя Джерри Мерфи или, возможно, Питера Фалька, сыгравшего Коломбо, как вы собираетесь найти его в толпе из 100 миллиардов человек?
Говоря о музыке, если я наткнусь на великого джазмена Эрла «Фатха» Хайнса, который играл с Луи Армстронгом и «Горячей пятеркой» в 1920-х годах, вы можете поспорить на свою жизнь, что я напомню ему, что однажды ночью в В 60-х, между выступлениями в джаз-клубе Сэнди в Беверли, я был тем невысоким парнем, который купил ему этот Heineken.
То же самое с Джулией Чайлд. На Джулию точно не «натыкаешься», но если я увижу ее в местном ресторане, если у них есть местные рестораны, я найду способ упомянуть, что я тот парень, который написал в Глобус что мы должны сбежать вместе, что я буду чистить картошку, резать лук и мыть посуду, если только я смогу навсегда засунуть ноги под ее стол. Я процитирую для Юлии ответ, который она написала мне в письме: «Как лестно, что меня пригласили сбежать с молодым человеком. Однако у моего мужа есть черный пояс по карате, и поэтому ради вашего крепкого здоровья, хотя бы ради всего прочего, я вынуждена отказаться.
Томас на своей парусной лодке «Баттерфляй». От Джери Дентерляйн Я ЗНАЮ, ЧТО ПОСЛЕ СМЕРТИ мне, вероятно, следует забыть обо всех удовольствиях этой жизни, таких как обеды в саванне с лобстерами на счет расходов в Элизиуме, таком как Локк-Обер, и, к счастью, есть какое-то правило против охлажденных мартини Хендрика с добавлением лимона. Больше не будет ночей просеивать часы напролет, слушая пианино Боба Уинтера в Four Seasons. Больше не будет ленивых вечеров в Бостонской гавани на борту моего маленького парусника «Баттерфляй» и не будет неожиданных телефонных звонков от таких приятелей, как Дэйв Манзо из Бостона, Алан Пергамент из Буффало и Джим Копперсмит из Марблхеда, которые никогда не кладут трубку, не сказав ни слова. , «Я люблю тебя, Джек».
По мере приближения смерти я ощущаю тот же неприятный переход, который испытал, когда был подростком в лагере Брантвуд в Питерборо, штат Нью-Гэмпшир, когда собирался домой после великолепного лета. Я не уверен, что меня ждет, когда я вернусь домой, но это, безусловно, был захватывающий опыт. У меня была любящая семья. У меня была отличная работа в газете. Я познакомился с интересными людьми и увидел мириады чудес света. Это было полно веселья и смеха, действительно хорошее время.
Я просто хочу остаться еще немного.
Журналист Джек Томас живет и пишет в Кембридже. Присылайте комментарии на [email protected].
Гомер
Книга XXIII
Так горевали о Трое
в то время как войска Ахеи отступили. Но теперь их
полководца, стремительного Ахиллеса увели Поэтому он настаивал. Они
повис на его словах, подчинился, И быстрый бегун
Ахиллес горячо успокоил его: В том же, дыхание
он протянул свои любящие руки Когда они достигли
сайт Ахиллес указал Услышав его желание,
повелитель мужчин Агамемнон Но костер мертвых Патрокл не горел- Сообщение доставлено,
она мчалась, когда поднялся ветер В тот час
утренняя звезда восходит И мужчины повиновались
приказы быстрого бегуна. Нестор сел
опять таки. Теперь после Мерионеса
запряг своих гладких коней пятым, Готов Так он плакал, но
Антилох поехал на всех диких, Возвращаясь к своему
команда, звоню, кричу им: Но быстро
Аякс округлил его примерно: Но критянин
капитан вспылил в ответ, «Аякс» в ярости поднялся на
обменяйте его насмешку на насмешку, Антилох рядом
сын Нестора проехал вторым, Он вспыхнул и
быстрый бегун Ахиллес улыбнулся, Он спросил Автомедона,
готовый помощник, принести Но теперь Менелай
роза, его сердце тлеет, Антилох пришел к
его чувства, быстро отступили: При этом сын
великодушный старый Нестор Он вернул
кобыла человеку Антилоха. И Ахиллес поставил
трофей в руках Нестора. Он смаковал каждую
слово из рассказа Нестора. И мощный, огромный
человек вырисовывался сразу, Мертвая тишина. Итак
армии встретили его вызов. И они слушали
радостно, кивая на его решение, Ахиллес быстро поставил
розыгрыш призов за бег. Все они ревели с
смех за его счет. Шутит так, но он
польщенный стриж Ахиллес Он поместил его в свой
руки, и он был рад этому. Огромный теламонианский Аякс
поднялся, чтобы принять вызов, И вот Ахиллес поставил
из куска чугуна, Тевкр мастер
лучник поднялся, чтобы принять вызов, |