«Нам закрывают рот». Поговорили с Дмитрием Лаевским о давлении на адвокатов, защите Бабарико и планах

Дмитрий Лаевский в последний год стал одним из наиболее известных адвокатов в Беларуси. Он вел несколько громких дел, был защитником экс-банкира и претендента на пост президента Виктора Бабарико, а также члена Координационного совета Максима Знака. В июле Лаевского исключили из коллегии адвокатов, что фактически накладывает запрет на профессию в стране. Поговорили с Дмитрием о его работе в непростых условиях, давлении на адвокатов и солидарности коллег.

Фото из архива Дмитрия Лаевского

«Мы переходим к периоду, когда в ходу доносы»

— Недавно завершился один из самых громких судебных процессов страны за последний год. Было ли это дело знаковым для вас?

— Судебный процесс по делу Виктора Бабарико его адвокаты считают незавершенным. Завершилась только первая инстанция — вынесен приговор. Но поскольку этот приговор неправомерный, то мы это рассматриваем как промежуточный этап.

Так что наша работа не завершена и задача, которая стоит перед нами, еще не выполнена.

Я продержался до конца первой инстанции и совместно с коллегами выработал правовую позицию по поводу незаконности обвинений. Это важно, в связи с этим я могу чувствовать пользу от себя в этом деле.

Для меня это дело — особенное. Во-первых, в связи с ним я утратил право на профессию. Во-вторых, в связи с его объемом и значимостью. А также то, с какими классными людьми мне посчастливилось работать, и объем агрессии и угроз, с которыми пришлось столкнуться.

В моем случае они в итоге реализовались через дисциплинарную ответственность.

Мы увидели реализацию таких угроз еще осенью 2020 года, когда безосновательно был лишен лицензии Александр Пыльченко, с которым мы начинали защиту [Бабарико]. Нам тогда продемонстрировали, что из-за любого высказывания, совершенно правового по своей сути, можно не позволить нам дальше работать. Несколько раз были прямые заявления должностных лиц разного уровня в отношении адвокатов.

Некоторые из них сложно интерпретировать иначе как анонсирование того, что каким-то образом будет прекращен статус.

— Как думаете, почему вас исключили уже после оглашения приговора по делу Виктора Бабарико? Судя по опыту, могли это сделать раньше.

— На самом деле дисциплинарное производство возбудили 2 июля, не дожидаясь оглашения приговора Виктору Бабарико.

Возможно, конъюнктура для того, чтобы сделать это раньше, была неудобной. По моим ощущениям, в 2020 году Минская городская коллегия адвокатов, наверное, не хотела участвовать в подобном. Возможно, постепенно обстановка поменялась. Сейчас мы переходим к периоду, когда в ходу доносы. Например, формальным поводом возбудить в отношении меня дисциплинарное производство явилось обращение председателя Минской областной коллегии адвокатов к Минской городской коллегии.

После исключения из коллегии я устранен из защиты Бабарико и Знака. Я считаю, что в этом и была цель [исключения]. В качестве формального повода была использована ординарная процессуальная ситуация — выступление адвоката в судебных прениях, просьба к суду оправдать [фигурантов дела].

Дмитрий Лаевский и Александр Пыльченко пытаются попасть в ДФР в день задержания их подзащитного Виктора Бабарико, 18 июня 2020 года. Фото из архива Дмитрия Лаевского

Все обвинение Виктора Бабарико строилось прокуратурой на позициях этих людей, им вменялись совместные действия с Виктором Бабарико в рамках организованной группы. Необходимо было объяснить, почему позиции других обвиняемых несостоятельны, почему у них есть мотивы для оговора, почему в их действиях нет признаков состава преступления. Очевидно, что после обоснования всего этого следовал логический вывод, что нет состава преступления в действиях всех обвиняемых по делу и все подлежат оправданию. Эта позиция никак не мешает другим адвокатам и обвиняемым заявлять другие точки зрения. Оценивая, что я должен или не должен был делать, надо было в первую очередь исходить из интересов моего подзащитного. Но они, видимо, не в приоритете у тех, кто принимал решение об исключении.

Мне кажется, что для адвокатуры это тупиковый путь. Если за процессуальную позицию адвокатов начинают подвергать репрессиям — это очень тревожный звоночек. Ведь аппетит приходит очень быстро.

Если за процессуальную позицию адвокатов начинают подвергать репрессиям — это очень тревожный звоночек

Это неплохо демонстрирует положение вещей, к которому мы постепенно подходим. Появляется некая инициатива со стороны людей, которым нужно заработать очки для того, чтобы получить согласование со стороны Минюста для очередного переназначения.

Председатели коллегий, заведующие юридическими консультациями и раньше согласовывались с министерством, а теперь согласовываются все важные позиции с точки зрения принятия решений в отношении адвокатов. Любого адвоката, в том числе членов советов, членов дисциплинарных комиссий, Минюст в любое время может вызвать на внеочередную аттестацию и просто не аттестовать. Такая ситуация была с экс-председателем дисциплинарной комиссии Минской областной коллегии адвокатов Ольгой Баранчик. Она возглавляла комиссию, которая рассматривала вопрос в отношении Михаила Кирилюка, и не исключила его из коллегии.

После этого на аттестацию позвали саму Баранчик и лишили ее статуса.

Более яркой демонстрации для других о том, что будет, если они будут действовать не так, как ожидается, мне сложно представить. Это никак не реабилитирует решение моих бывших коллег в отношении меня, но объясняет его: руководство и органы адвокатуры поставлены в ситуацию, когда их положение очень хрупкое.

Адвокаты Сергей Зикрацкий, Дмитрий Лаевский, Надежда Знак, Евгений Пыльченко. Двое из них больше не могут работать адвокатами в Беларуси. Фото из архива Дмитрия Лаевского

— Будете пытаться обжаловать решение комиссии по исключению из коллегии?

— Да, я уже подготовил и буду подавать жалобу. У меня нет никаких иллюзий. Цитируя известную героиню фильма, признаю: «я покупаю билеты не ради выигрыша».

Я обжалую решение об исключении и в суд схожу с жалобой, так как я всегда стараюсь последовательно использовать все правовые способы, чтобы меня никто не упрекнул, что я мог бы этот вопрос дожать, но я остановился и таким образом проявил слабость. Это не про меня.

Я хочу послушать из научного интереса, что будут говорить на всех этапах обжалования, потому что это беспрецедентный случай, чтобы адвоката исключали из коллегии за просьбу кого-то оправдать.

«Действия в отношении адвокатов говорят о том, что нам закрывают рот»

— В последний год у вас стало больше нагрузки? Вы успевали отдыхать, спать, есть?

— Поскольку вся моя профессиональная деятельность происходила в условиях рынка и конкуренции, то мы с коллегами (в последние годы это была работа в адвокатском бюро) всегда должны были много работать. В последний год особенно — можно сказать, света белого и не видел. Времени вообще не стало. Бывали дни и недели, когда мы почти не спали. Так что спать я больше не стал, есть тоже. Отдыха как такового 13 месяцев не было. Но точно могу сказать, что во всех случаях, над которыми мы работали, мы использовали все правовые методы.

Мне всегда нравилась работа, и ее значимость все время отодвигала на второй план любые другие интересы, к сожалению это касается и времени, которое надо было бы уделять семье.

Добавились разные риски, с которыми приходилось справляться. За это время были приятные выводы, связанные с неприятными моментами. В июне прошлого года, когда задержали Виктора Дмитриевича и нас в первый день к нему не пустили, я видел волну солидарности среди коллег.

В 2020–2021 годах волонтеры ночью занимают очередь, чтобы адвокаты могли попасть к подзащитным в следственный изолятор КГБ. Фото из архива Дмитрия Лаевского

Потом случился август [2020-го], адвокаты самоорганизовались, дежурили возле Окрестина, больниц (и не только). Многие люди из нашей профессии проявляли лучшие человеческие качества, много помощи оказывалось почти бесплатно. Не потому что адвокаты должны работать бесплатно, а потому что было понимание, что в тревожные моменты для общего блага иногда надо поступиться своими финансовыми интересами. Тогда я испытывал гордость за принадлежность к этой профессии.

Во второй половине сентября множество людей были готовы подписать личные поручительства за Максима Знака.

В суд пришло больше 50 человек, занятых, востребованных коллег. Такого не было в истории Беларуси.

Весь 2020 год практически до конца были разные проявления солидарности. А в начале 2021 года ростки этой солидарности задушили.

Адвокаты — это независимые юридические советники, которые должны использовать правовые средства. Вроде бы героизма нигде проявлять не надо. Поэтому когда стали закручивать гайки, многие, наверное, подумали, что они не готовы сопротивляться этой агрессии.

Могу констатировать, что в апреле 2021 года (пусть меня простят те адвокаты, которые готовы сегодня заступаться за своих коллег) публичная адвокатская солидарность была поставлена на паузу.

— В мае я спрашивала одного из защитников, на сколько дней у нас осталось адвокатов, готовых защищать клиентов по политическим делам. Он ответил, что пока можно не беспокоиться. А вскоре он и сам потерял лицензию. Как думаете, общая ситуация и давление на адвокатуру сказывается на том, что адвокатов, которые могут работать по сложным политическим делам, становится меньше?

— Если говорить о том, будут ли адвокаты, готовые становиться защитниками, наверное будут. А уже как они будут пользоваться тем инструментарием, который есть — тут большой вопрос. Важен же не сам факт наличия адвоката в процессе в качестве защитника или представителя, важно, какие шаги он готов предпринять, выполняя свои обязанности.

Ведь в ситуации, когда правовые средства не работают, для того чтобы прекратить какие-то бесчинства в отношении подзащитного, иногда адвокат, на мой взгляд, должен прибегнуть и к тому, чтобы предать гласности такие действия. Это тоже элемент защиты. Если ты пишешь жалобы, ходатайства, заявления, которые остаются без ответа, а твоего клиента, например, бьют или иным образом нарушают его права, то я считаю, что адвокат должен пользоваться другими не запрещенными законом средствами, включая придание этих фактов огласке. Пока еще есть те, кто готов пользоваться этим инструментом.

Много ли защитников будет использовать все доступные законные инструменты, насколько их хватит, всем ли хватит — вопрос. Ведь те действия, которые предпринимаются в отношении адвокатов, говорят о том, что нам закрывают рот.

Максим Знак и его защитник Дмитрий Лаевский идут на допрос в Следственный комитет, 21 августа 2020 года. Фото из архива Дмитрия Лаевского

«По привычке каждый день хожу на работу и нахожу там занятия»

— Перед самым исключением из коллегии вы успели посетить своих подзащитных. Расскажите про последние встречи в качестве адвоката с Виктором Бабарико и Максимом Знаком.

— Восьмого июля вечером в отношении меня было решение дисциплинарной комиссии. Я понимал, что провести совет коллегии и утвердить решение [об исключении] могут хоть на следующий день (так оно и вышло). Поэтому девятого июля с самого утра мы пошли в следственный изолятор, я Виктору Дмитриевичу объяснил, что пока что это наша последняя встреча и в следующий раз, наверное, мы увидимся, когда он будет освобожден.

В тот же день посетил Максима Знака. Кстати, после встречи с ним я вышел и получил сообщение о том, что исключен из коллегии.

Виктор Дмитриевич и Максим — люди несентиментальные и оптимисты, поэтому слез отчаяния не было. Мы столько всего вместе прошли за много месяцев, что много слов не требовалось. Оба моих подзащитных были удивлены тем основаниям, по которому моя адвокатская деятельность прекращена. Так как у обоих хорошее чувство юмора, то каждый из них пошутил на этот счет (извините, не могу поделиться этими шутками). Но, конечно, они оба считают неприемлемым и неправомерным то, что меня подвергли исключению из коллегии за добросовестные действия по защите.

Максима ждет суд. Предполагалось, что я будут играть ведущую роль в процессе. Мы готовились исходя из этого. Конечно, остается мой коллега Евгений Пыльченко, который с точки зрения знания дела и аргументации готов к делу, но ему будет гораздо тяжелее. С учетом того, что дело Координационного совета — лидирующее по количеству адвокатов, подвергшихся репрессиям, то я не очень представляю, на кого меня сейчас там можно заменить. Те люди, которые приходят на ум, уже не являются адвокатами либо заняты в других больших делах.

— Каково работать в условиях, когда усилия адвокатов, несмотря на профессионализм, не дают результатов в виде оправдательных приговоров?

— Правосудие — это не совокупность отдельных оправдательных вердиктов. Это система отношений, когда обвиняемый понимает, что право может его защитить, а не будет использовано только для вынесения обвинительного вердикта. В этом смысле ситуация у нас давно была непростой, а теперь стало еще трудней.

Конечно, есть иногда апатия: каждому человеку в своем деле хочется видеть причинно-следственную связь между своими усилиями и достижением какого-то результата. Любой адвокат, который настаивает на невиновности клиента, хотел бы, чтобы его доводы были услышаны. Если он не видит внятной аргументации отклонения своих доводов, наверное в таких ситуациях про правосудие нельзя говорить. Если это повторяется из раза в раз, кто-то может задаться вопросом, а надо ли заниматься этой деятельностью.

Фото из архива Дмитрия Лаевского

Но у защитников по уголовным делам психология немного другая. Они, как правило, не отчаиваются. Уголовная защита — это всегда некое сопротивление большому государственному, иногда репрессивному механизму. Сила никогда не на твоей стороне. 5−10 лет назад тоже иногда приходилось пройти по два-три круга обжалования и рассмотрения дела по первой инстанции, прежде чем удавалось добиться, чтобы твои доводы приняли. Мы ментально заточены на долгосрочную, тяжелую, изнуряющую борьбу за права и законные интересы подзащитного. Такие адвокаты — это не единичные случаи. Просто условия для их работы тяжелые. Думаю, что пока такие люди есть, есть надежда на то, что что-то будет меняться.

Но если мы не будем говорить про условия [в которых работают адвокаты], если мы не будем объяснять порочность текущей ситуации и то, что происходит в отношении адвокатов, то никакого шанса на изменения не будет. Поэтому я говорил и говорю в меру своих возможностей.

— Какие у вас планы на будущее, раз уж вы не можете продолжать работу в качестве защитника? Планируете ли уезжать из страны?

— Тринадцать месяцев очень тяжелой и напряженной работы по защите Виктора Дмитриевича отучили меня делать долгосрочные планы. Предположить, что меня лишат права на профессию за позицию в судебных прениях, я не мог. Поэтому не мог и заранее ожидать, что когда-то перестану быть адвокатом.

Есть некоторые задачи для решения, связанные с адвокатским бюро (которое по новому закону вскоре больше не сможет работать). Плюс мои коллеги продолжают защиту Виктора Дмитриевича и какие-то мои знания и понимание ситуации могут быть полезны хотя бы на уровне обсуждения.

Я довольно долго занимался адвокатской практикой и все свои планы связывал только с ней. Это было мое любимое занятие. Сейчас новые планы еще не сформировались. Пока я даже не готов предположить, что будет дальше.

Я не планирую переезжать куда-то. Во-первых, я живу тут. А во-вторых, юрист — это национальная профессия. Если ты куда-то перемещаешься, то в той сфере деятельности, в которой работал я, не особенно можешь себя применить в другой стране.

Я отдаю себе отчет, что заниматься юриспруденцией в Беларуси после того, как я 13 месяцев активно занимался защитой Виктора Дмитриевича, мне будет непросто. Но не расстраиваюсь, потому что у меня была четкая мотивация, почему я веду защиту этого человека. В этом смысле я был на своем месте. Оценка своих действий, полезности и необходимости это делать у меня не поменялась.

Мне довольно странно осознавать, что мои коллеги в органах адвокатского самоуправления пошли на такой абсурдный шаг и стали сопричастными к тому, что мои подзащитные лишены юрпомощи в моем лице. Но это их выбор, им с этим дальше жить. А я пока по привычке каждый день хожу на работу и нахожу там занятия.

Salaam Cinema, Баку (Азербайджан) Интервью с Лейли Гафаровой

Для начала я хотела бы попросить тебя рассказать немного о себе. Я знаю, что ты режиссер, не могла бы подробнее рассказать о своем опыте.

Я выпустилась по специальности режиссера игрового кино в Брюсселе, но, когда уже училась в магистратуре, вернулась снимать выпускной фильм в Баку. Я планировала делать игровую работу, но столкнулась с невероятным количеством препятствий (в том числе цензурой и пренебрежительным отношением к женщине-режиссеру), вынудивших меня выбрать документальную форму. Как раз в это время я заинтересовалась урбанистикой. Пока я была в Европе, меня совершенно не занимала эта проблематика: я не хочу сказать, что в Европе отсутствуют проблемы с городской средой, конечно же, там тоже многое происходит. Но когда я приехала в Баку, я вдруг осознала, что город буквально видоизменяется у меня на глазах.

Тогда же я поняла, как важно и необходимо вести хронику города. Так я начала пробовать документировать всё, что происходило вокруг. Меня привлекали старые районы, от которых городские власти избавляются квартал за кварталом. Это довольно стандартная ситуация для стран бывшего советского пространства. Я начала документировать происходящее на улицах, и со временем это вылилось в полноценный документальный фильм.

К тому же у меня возникло ощущение, что я хочу снимать фильмы именно здесь. И знаешь, мне не очень нравится этот устоявшийся жизненный цикл фильмов: сначала снимаешь фильм, затем отправляешь его на кинофестиваль, и уже там, в какой-то зарубежной европейской стране, он найдет зрителя. Мне же важно, чтобы фильм посмотрели не только в Европе, но и здесь. Однако в Баку нет ни пространств для показа подобных фильмов, ни аудитории, которая была бы в них заинтересована. В 2015 году я решила это изменить. В чем проблема, — подумала я, — это не должно быть так сложно: берешь проектор, экран и проводишь показ фильма. Я режиссер, я хочу снимать фильмы и хочу, чтобы эти фильмы могли быть показаны в стране, где они были произведены.

Вместе с друзьями мы стали искать пространство. Сначала решили устроить показ в старом здании советского кинотеатра, но оказалось, что оно принадлежит мебельному магазину. В самом центре города мы нашли советский кинотеатр «Родина». Кинотеатры с таким названием — не редкость в постсоветских странах. Он тоже не работал; его пространство занял общественный клуб, открытый только для мужчин: внутри располагались чайные комнаты, столы для настольного тенниса и многое другое. Был и небольшой зал, который можно было арендовать за полтора евро, чтобы проигрывать свои фильмы. Чаще всего зал бронировали парочки, желавшие посмотреть что-то в интимной обстановке, или семьи, приносившие видео с семейных праздников. Я и четверо моих друзей, которые учились вместе со мной, начали часто собираться в этом старом пространстве — брали проектор, экран и просто смотрели фильмы, которые хотели. Но вскоре это здание снесли, это произошло за ночь. Мы этого совершенно не ожидали: как-то раз мы приходим, а здания уже нет. Какой-то очень странный парень, стоявший неподалеку, сказал нам, что здание действительно снесли, но поспешил заверить, что на его месте построят новый кинотеатр, он-то будет даже лучше. Но мы прекрасно понимали, что это всё ерунда, и наши киновечера подошли к концу.

В 2019 году мы приняли участие в одном проекте, для которого нам также требовалось отдельное пространство, которое мы никак не могли найти. Мы решили арендовать любое пространство, которое сможем найти, а дальше — импровизировать. Сейчас наш проект находится в здании, о существовании которого мы всегда знали; правда, историю здания мы не знали и никогда не были внутри, оно было закрыто многие годы. Любого горожанина спроси — ответит: «Конечно, видел это здание, проходил миллион раз, но не знаю, зачем построено». В какой-то момент мой муж даже подключил для поисков агента по недвижимости. Он рассказывал, что они как-то шли по улице и, глядя на это здание, мой муж мечтательно произнес вслух: «Вот бы арендовать это прекрасное здание» — даже не осознавая, что мы действительно можем это сделать. И на следующий день агент сообщил, что он поговорил с собственником и, если мы хотим, мы можем арендовать это здание.

Так и началось наше приключение. Обсуждение условий аренды оказалось жуткой головной болью. Не знаю только ли это специфика Азербайджана или и в других бывших советских республиках дела обстоят так же, но вообщем ситуация состоит в следующем. Существуют старые здания, которые были построены либо до, либо во время существования СССР. Каким-то образом в 1990-х, после распада Союза, их приватизировали. Некоторые из них были снесены, а некоторые только ожидают сноса. И вот пока этот момент не настал, владельцы назначают людей присматривать за зданиями, как правило, смотрителями становятся бывшие мелкие советские чиновники. Они-то и сдают пространства в аренду с разрешения собственника, однако при условии, что сам факт сделки разглашаться не будет. Таким образом, ты можешь арендовать комнату или, например, за определенную сумму использовать сад старинного здания в качестве парковки для автомобиля. И вот мы, двое молодых ребят, приходим к такому персонажу с предложением организовать кинотеатр в этом здании. А он вообще не представляет, о чем идет речь: «Кинотеатр? Какой кинотеатр? Мне все равно, главное что бы вы не делали — об этом никто не должен знать». В итоге мы арендовали это здание за невероятно низкую цену, но нужно понимать, в каком жутком состоянии оно нам досталось. Там не было даже нормального туалета. Арендодатель сообщил нам, что здание планируется под снос. Но когда это произойдет неизвестно — может быть через 3 месяца, а может быть и через 10 лет. Пока не снесли — делай, что хочешь.

В итоге мы его арендовали и взялись за реновацию. Если изначально планировалось организовать показы фильмов для наших друзей и друзей друзей, то в какой-то момент мы осознали, что это пространство может стать чем-то большим, чем просто кинотеатр: здесь можно организовать выставочное пространство, кафе и т. д. Мы не представляли, как много людей откликнется и станет нам помогать с реновацией. У нас появились масштабные планы, т.к. теперь мы были в долгу перед людьми, которые бескорыстно приняли участие в ремонте, да и само место нас будто обязывало не упустить эту возможность. Мы объявили дату открытия: через полтора месяца. В течение этого времени мы работали над пространством, выбиваясь из сил.

Небольшая деталь, чтобы вы поняли, в каких условиях мы тогда существовали: каждый день, возвращаясь в здание, мы молились, чтобы оно по-прежнему оставалось на месте, так как у нас никогда не было уверенности, что, например, завтра не придут власти и не снесут его. Тем не менее у нас всегда ощущение, что на самом деле времени у нас еще предостаточно. И вот, как-то раз мы приходим в наше пространство и видим, что снаружи лежат какие-то доски, проходим внутрь и обнаруживаем, что наше строящееся кафе уже начали разбирать. Забыла рассказать: изначально это был молоканский молельный дом, его выстроили в 1913 году, а при Советах перестроили под радиостанцию. От последней нам досталась безумно красивая стойка регистратуры с очень интересными деревянными элементами на стене, которую мы не видоизменяя аккуратно переместили и сделали барной стойкой.

Стойка была абсолютно прекрасной, и они ее уничтожили! Весь первый этаж был уничтожен. Мы вошли внутрь, и были просто в шоке. Эти же самые люди, которые видели, как мы долго и усердно трудились, которые удивлялись, как кто-то вообще может вкладывать такое количество собственных ресурсов ради дела, не имеющего какой-либо коммерческий потенциал, теперь разрушали наш первый этаж. Для нас это до сих пор загадка, ради чего они это сделали. У нас существуют разные версии, чего же они все-таки хотели: возможно, перед сносом здания власти нанимают дешевую рабочую силу, чтобы те проверили не осталось ли чего-то, что было бы можно продать. Вероятно, действительно, близился момент сноса и они решили избавиться от «шпаны» и заодно подзаработать на дереве.

Мы поняли, что действовать нужно быстро. Мы решили увеличить количество проводимых мероприятий, чтобы пришло как можно больше людей, которые бы увидели исключительность и важность этого здания. А параллельно мы тайно начали собирать подписи для подачи заявления в соответствующую государственную инстанцию, которая бы провела историко-культурную экспертизу. Так как в нашей стране подобные инстанции выполняют свою работу недостаточно ответственно, мы с самого начала понимали, что план наивный. Тем не менее мы собрали подписи и отправили письмо, однако в итоге заявку все равно отклонили. Это происходило в мае, впереди у нас было намечено два фестиваля, один из которых был выбран, скажем так, из стратегических соображений — европейский фестиваль толерантности Imagine. Это ежегодный фестиваль, посвященный сохранению культурного наследия Азербайджана. Мы решили поучаствовать в организации фестиваля, надеясь, что таким образом сможем привлечь внимание представителей власти к нашей проблеме. Второй запланированный фестиваль уже был полностью организован нами и был связан с феминизмом, квир-культурой и в целом с проблемой видимости разных сообществ.

Нам удалось договориться о проведении фестиваля Евросоюза в нашем пространстве, но накануне открытия кто-то рассказал одному из организаторов, что здание готовится к сносу, и он моментально написал пост на эту тему в Facebook. Нам это было совершенно не на руку и мы сразу же попросили его удалить этот пост, но вдруг нам позвонили. Дело в том, что когда мы договаривались об аренде, мы подписали договор с охраной здания, но этот договор не был заверен в нотариальной конторе, потому что охрана была строго против любого разглашения информации о факте аренды: они придумывали какие-то отговорки, что собственник находится в США, но мы прекрасно понимали, что они нас обманывают. В результате нам пришлось заверять договор у агента по недвижимости — эта бумага, конечно, не обладала полноценной юридической защитой, но была хоть каким-то документом. К тому же мы подписали договор только на 5 месяцев, на больший срок они не соглашались.

Мы понимали, что идем на большой риск, но мы решили, что в этот раз мы хотя бы должны проникнуть внутрь здания. Таков был наш стратегический план: сначала мы попадем внутрь, затем привлечем внимание общественности, а там посмотрим что будет. Мы не рассчитывали на удачный исход, но хотя бы могли сказать себе, что сделали всё, что было в наших силах. К моменту начала проведения фестиваля, отведенные нам 5 месяцев аренды еще не прошли, и вдруг — звонок. Предположительно звонок был от собственника. Его офис располагался примерно в 500 метрах от нашего месторасположения. Он сказал, что не представлял, что мы тут что-то делаем, предложил встретиться, пообщаться и всё в таком духе. Мы пришли и оказалось, что человек, который представился собственником здания, — директор крупной компании-застройщика, которая уничтожает старые здания и на их месте возводит уродливые стеклянные небоскребы. Он сказал, что не совсем понимает, чем мы на самом деле занимаемся. Мы ему объяснили, что мы арт-пространство, где проходят кинопоказы и обсуждения фильмов. Он спросил: «Я вас не понимаю. Так какие фильмы вы снимаете?» — «Мы не снимаем, а показываем!».

В конечном итоге он разрешил нам остаться в здании до того момента пока его не снесут, но когда это произойдет он, естественно, не знает. А спустя пару недель мы получили еще один звонок уже с жестким требованием выметаться: «Вон! Никаких обсуждений, мы хотим, чтобы вы съехали!» — «Но почему мы не можем сначала обговорить это вживую? К тому же в ближайшее время у нас планируется фестиваль. Хотя бы дайте нам возможность его провести». Когда мы к нему пришли во второй раз, собственник даже не удостоил нас аудиенции. Вместо него с нами общался его помощник — идеальный типаж из сериала «Сопрано». Он был супер-агрессивен и в какой-то момент начал нас силой выталкивать из офиса. Мы не понимали, что происходит. Вскоре, когда мы были в нашем пространстве, этот директор пришел со своим помощником и отключил нам электричество. Я сразу же начала писать всем в Facebook: «Нас уже сносят! Срочно приходите!» и сообщила представителю Евросоюза, что до открытия фестиваля 2 дня, а наше здание собираются сносить.

В процессе перепалки с собственником и его помощником, как раз когда он начал устанавливать какую-то технику и угрожать нам разрушить лестницу, на которой мы в тот момент стояли, появился представитель Евросоюза с документами о проведении фестиваля и попросил дать нам еще немного времени. Сначала нам удалось выиграть несколько дней, но после того как все наши друзья и приехавшие журналисты накинулись на него, он согласился дать нам месяц. Фестиваль все-таки случился. На следующий день после открытия в рамках фестиваля у нас проходил воркшоп с датским кинорежиссером, как вдруг на первом этаже собралась группа людей в костюмах с требованием освободить помещение. Я сразу начала писать всем знакомым, чтобы они снова пришли и помогли отстоять арт-пространство. Постепенно собралась большая толпа.

Один из представителей компании-застройщика вошел в помещение, отключил электричество и начал применять физическую силу по отношению к нашим посетителям. Это событие стало катализатором. С этого момента все наши друзья и друзья друзей сплотились вокруг отстаивания права на существования арт-пространства. Мы твердо решили, что будем бороться до конца. Всё случилось предельно спонтанно. Мы начали дежурить в здании, чтобы застройщики не попытались внезапно прийти ночью и его уничтожить. Параллельно мы ходили в государственные институции, чтобы те взглянули на наши документы, но никто к нам не относился серьезно. Мы совершенно не знали, как ситуация начнет разворачиваться дальше, в конце концов юридически мы не имели никаких прав находиться в этом здании: непосредственно с собственником мы не подписывали никаких бумаг. Поэтому нашей тактикой было дежурить у здания пока мы еще имели возможность.

В какой-то момент мы даже решили написать коллективное открытое письмо вице-президенту, так как у нее была репутация человека, небезразличного к такого рода ситуациям, кажется, она также была участником ЮНЕСКО. В результате она всего-навсего опубликовала пост на Facebook и в Instagram с фотографией нашего здания и каким-то стандартизированным текстом о том, что вы все должны заботиться о городе как о собственном доме. «Теперь они нас услышали» — подумали мы тогда. Но у нас по-прежнему не было никаких гарантий. Мы продолжили тактику дежурства в здании и одновременно принялись за переоборудование оставшихся помещений и реконструкцию сада: его как раз очистили от машин. В августе мы получили официальное подтверждение, что здание обладает исторической ценностью и не подлежит сносу.

10 вопросов: Каллум Хадсон-Одои | Официальный сайт

Ты чувствуешь, что полностью набрал форму и вернулся в то состояние, в котором находился до травмы ахилла? Ты вспоминаешь это повреждение как первую серьезную неудачу в своей карьере?

Конечно, эта травма была неприятным моментом для меня, ведь мне потребовалось очень много времени, чтобы восстановиться. Это была одна из тех травм, на восстановление от которых могут уйти годы, потому что все было серьезно. Ты теряешь мышечную массу на икре, ты теряешь немного в скорости и тому подобное, поэтому я много работал с командой и членами моей семьи в домашних условиях, пытаясь вернуться в то состояние, в котором я нахожусь сейчас, – быть в форме и иметь возможность бегать с типичной для меня скоростью, восстановить икроножные мышцы, что является большим делом.

Я очень много работал за пределами поля, чтобы попытаться восстановить все свои мышцы, вернуть силу и вернуться в то состояние, в котором я был до травмы. Все очень здорово помогали мне в этом, и я чувствую, что вернулся в то состояние, в котором был до травмы.

Я никогда не получал такую травму до этого, и у меня прежде не было операций, так что это было что-то новое для меня и весьма проблемное. Это было серьезной неудачей, ведь все хорошо складывалось, впереди был полуфинал Лиги Европы, поэтому было сложно это принять, но я говорю себе, что все происходит не просто так. На все божья воля, поэтому я доволен тем, в каком я сейчас состоянии, и рассчитываю продолжать расти и прогрессировать.

Прошло почти три с половиной года с тех пор, как ты выиграл ЧМ U-17 со сборной Англии, в которую входили Фил Фоден, Джейдон Санчо, Райан Брюстер, Эмиль Смит Роу и Конор Галлахер, которые сейчас строят свою карьеру во взрослом футболе. Ты играл в нескольких хороших командах, но были ли они лучшими в плане индивидуальностей?

В этой команде было явно много больших личностей. Все в этой команде были великолепны, и именно поэтому мы и выиграли турнир. У всех был правильный менталитет и правильное отношение для победы в этом турнире.

Мы знали, что у каждого есть индивидуальные навыки, чтобы выиграть матч, и то, как мы действовали в команде, также помогало выигрывать матчи. Играть в этой команде было привилегией, потому что это отличные игроки, и я думаю, что все они сказали бы то же самое. Приятно видеть, как многие из них так здорово себя проявляют.

«Мы выдержим» – Общество – Коммерсантъ

Советник главы «Роскосмоса» и бывший спецкор “Ъ” Иван Сафронов, обвиняемый в государственной измене, находится в СИЗО «Лефортово» почти четыре месяца. Его мать Елена и сестра Ирина рассказали специальному корреспонденту “Ъ” Ольге Алленовой, что они думают о «деле Сафронова», как Иван живет в СИЗО и почему семья не верит в официальную версию смерти его отца Ивана Сафронова-старшего.

«Надо пережить»

— Как вы узнали об аресте Ивана?

Елена: — 7 июля мы были на даче, в Подмосковье. Позднее утро, в районе 10, внуки еще спали, а мы с Иришкой готовили им завтрак. Вдруг резкий стук у ворот. Я была совершенно спокойна — утром Ваня, как всегда, написал мне: «Мамочка, все нормально, я собираюсь на работу, день достаточно напряженный, поэтому позвоню только вечером, не волнуйся». Иришка пошла открывать. Я на кухне стою у окна, вижу — идет команда людей, мужчин в белых рубашках, в черных брюках, их достаточно много, они ведут себя напористо. У Иришки растерянное лицо. Вошли они на нашу веранду, говорят мне: «Представьтесь». Я назвала себя. Попросили паспорт. Я спрашиваю, что случилось,— они дают мне постановление об обыске.

— А они не представились?

Елена: — Нет. Когда вошли, они показали Иришке удостоверение, а мне нет, ничего не показали, просто дали прочитать постановление об обыске. Говорят: «Это в связи с заведением уголовного дела на вашего сына, его обвиняют в госизмене». Я говорю: «Господи, такого просто быть не может. Это какое-то явное недоразумение». Они мне говорят: «Собирайтесь, мы должны вас увести и провести обыск в вашей квартире в Москве и здесь, на даче».

— Но Иван не живет же с вами.

Елена: — Дело в том, что Ваня собственник тоже, у нас квартира пополам. Быстро переоделась, и мы поехали. Вы знаете, у меня даже испуга не было — только ощущение какого-то недоразумения, потому что все это совершенно ни на чем не основано, какая-то госизмена…

— Вы уже знали, что Ивана задержали?

Елена: — Нет, я ничего этого не знала.

Ирина: — Мне они сказали, когда входили: «Ваш брат арестован».

Елена: — А мне только сказали, что он обвиняется.

Ирина: — Они сразу забрали у нас телефоны, мы не могли ни с кем связаться.

Елена: — Когда мы уже сели в машину, я снова стала расспрашивать одного из сотрудников, и он сказал, что Ваня задержан. Очень спокойно разговаривал со мной. Сразу спросил, есть ли у меня какие-то хронические заболевания? Да, говорю, я гипертоник, у меня может подскочить давление. «Вам нужны какие-нибудь таблетки?» — «Возможно, нужно будет вызвать врача» — вот такой разговор у нас был в машине. Я была уверена, что все это разрешится сегодня-завтра, что Ваню отпустят. Ехали очень долго, почти три с половиной часа — июль, пробки в Москву. Подъехали к нашему дому, а у нас шлагбаум на въезд. Они спрашивают, как открыть, я отвечаю, что это может только дочь, потому что ее машина имеет пропуск. Давайте, говорю, я ей позвоню. «Нет, я позвоню ей сам»,— говорит мне этот сотрудник.

Задержание Ивана Сафронова

Фото: Оперативная съемка ФСБ

Ирина: — Да, связь была только через них, они сразу мне сказали: «Если вам нужно позвонить маме, скажите нам».

Когда маму увезли в Москву, я осталась на даче, где проводили обыск. Я спросила, можно ли позвонить супругу, мне ответили, что нет. Его забрали прямо с работы и увезли на обыск и допрос.

Сама ситуация выглядела абсурдно — я нахожусь в своем доме, у меня разрывается телефон, но я не могу к нему подойти.

У меня двое детей, дочке 13 лет, она повзрослела за секунду…

Елена: — Вошли мы в квартиру, начался обыск. Эти молодые люди вели себя корректно. Все, что доставали, потом складывали на место.

Ирина: — Обыски шли одновременно в четырех местах. На квартире, где проживал Ваня с Ксеней (Ксения Миронова, девушка Ивана Сафронова. — “Ъ”), на квартире мамы, на даче, и в нашей с мужем квартире.

— А что искали, они говорили?

Ирина: — Нет. Так как у нас у всех подписки о неразглашении, мы не можем сказать, что именно происходило и что у нас забирали, но, думаю, это и так понятно.

Елена: — После обыска мне сказали, что меня повезут на допрос к следователю, потом старший в этой команде кому-то позвонил и сказал, что нет, допрос будет позже. Я спрашиваю, какие мои действия дальше? Он говорит: «Вам сообщат». И все. На этом все закончилось. Они уехали, ко мне домой приехала моя близкая подруга, сказала: «Я не оставлю тебя одну». Мы вместе поехали на дачу к Иришке.

Мы оказались в ситуации полной беспомощности, я никогда этого не забуду.

Ирина: — Да, беспомощность. Не знаешь, к кому бежать, что делать. А потом как-то берешь себя в руки. Я очень хорошо помню свое первое ощущение, когда мы с Максимом (муж Ирины.— “Ъ”) на следующий день 8 июля приехали в СИЗО, чтобы передать Ване вещи. Это было самое простое, самое понятное — передать ему предметы первой необходимости. Я подхожу к этому СИЗО и вижу людей, которые там стоят. Я — еле живая, вся зареванная, в очках солнцезащитных, а там стоят люди, для которых вот это все — уже обыденность, женщины накрашены, о чем-то разговаривают между собой, шутят. И я вдруг подумала — тут тоже есть жизнь, своя, особенная, но жизнь. Я теперь отношусь к тому, что с нами случилось, как к чему-то, что надо пережить.

«Четыре электрочайника отправили, ни один не прошел в СИЗО»

— Ивану удалось наладить свой быт в СИЗО?

Ирина: — Сейчас передачи через окно запретили, потому что коронавирус.

И со мной какой-то невроз на этой почве начался, я по два-три раза на неделе езжу на почту отправлять Ване небольшие посылки.

У меня страх — а вдруг вообще прекратятся и посылки. Он сам уже в письме мне пишет: «Холодильник полный, все, спасибо, пока можешь не присылать продукты, здесь есть ларек, я что-то могу купить здесь».

Ваня абсолютно неприхотливый в плане еды, комфорта. В этом смысле я переживаю меньше всего. Он не избалован, для него главное, чтобы был какой-то минимум.

Елена: — Накачал мускулы, занимается спортом. Его знакомый фитнес-тренер пишет ему письма, разрабатывает для него специальные упражнения. Чтобы он в тонусе был.

— А где он там занимается спортом?

Елена: На улице. Предыдущий сосед сделал ему фитнес-коврик для занятий — из киселя и листов своего обвинительного заключения.

— Это сосед, которого члены ОНК (Общественной наблюдательной комиссии. — “Ъ”) назвали скандальным?

Ирина: — Да, но у Вани не было с ним никаких конфликтов. Он мусульманин, по-русски заговорил за три года в СИЗО. Когда их поселили вместе, адвокат спросил, надо ли просить о расселении, но Ваня отказался. Он стал нас просить отправлять туда халяльную колбасу: «Мне ничего не надо, у меня все есть, а вот ему не пишут, ничего не присылают, я его угощаю, а колбасу он не ест, потому что нужно халяльную. Если можно, купите». В этом весь Ваня. Потом соседа отправили по этапу.

— А с новым соседом какие отношения?

Ирина: — Насколько мы понимаем, нормальные. Ваня писал, что можно поговорить, а можно помолчать. Занимаются вместе спортом, сосед аккуратный. У них совместные ужины и обеды.

— Все вещи, которые вы ему передаете, доходят?

Ирина: — Вот недавно он просил машинку для стрижки волос, я заказала, отправила, но она вернулась обратно. С чайником была целая эпопея. В перечне указано, что разрешен чайник не более 600 Ватт. Мы четыре электрочайника отправили, ни один не прошел в СИЗО. Оказалось, что надо чайник определенной марки, но в перечне она почему-то не указана. Все остальное доходит, но из-за карантина и внутренних правил СИЗО очень долго.

Раньше, когда окна передач работали, ты приносил посылку, ее принимали и в этот же или в крайнем случае на следующий день отдавали Ване. А теперь окна прикрыли из-за пандемии, отправляем посылки только с почты. Посылки-то сами до Лефортово доходят быстро, но попадают на склад.

Ваня должен написать заявление, чтобы ему выдали его вещи, кладовщик может их выдавать в течение 30 дней.

— Что он читает?

Ирина: — Мне кажется, он читает сейчас вообще все. Говорит, что пять-шесть книг за неделю. В последнем письме написал: большое спасибо, прочитал Алексея Малобродского (книгу о деле «Седьмой студии».— “Ъ”). Попросил передать Алексею спасибо.

Газеты мы пытаемся ему передавать. Оформили подписку на газеты. Телевизор там есть, федеральные каналы и СТС. Он пишет, что долго смотреть телевизор невозможно, но бесконечные кино про хоббитов разгружают голову. Недавно написал, что смотрит новости про войну в Карабахе, а я ему ответила, что наш общий друг поехал туда работать врачом. То есть нельзя сказать, что он на 100% выпал из реальности. Мы ему присылаем все вырезки из газет, распечатки из интернет-сайтов про его дело.

— Вырезки разрешают передавать?

Ирина: — Да, надо только, чтобы был указан источник. Он прочитал все интервью Ксении, мое интервью в «Медузе». «Новая газета» сняла фильм про Ваню, а Саша Джорджевич (журналист, друг Ивана.— “Ъ”) сделала по фильму стоп-кадры и расшифровку. Надеюсь, тоже дойдет.

Он знает про все пикеты и задержания коллег, про судебные штрафы за пикеты.

Мы стараемся держать его в курсе.

— Его эмоциональное состояние изменилось за четыре месяца в СИЗО?

Елена: — Я чувствую его очень хорошо. Он все время пишет: «Мама, я сильный, я такой же, как ты. Я ни в чем не виноват, мне не в чем сознаваться, мне нужно только понять, разобраться, что происходит. Я все выдержу, главное, чтобы вы были здоровы». Иногда приходит достаточно бодрое письмо, такое, знаете, где между строк читается, что он спокоен. Иногда бывает очень грустное письмо. Он пишет иногда, что увидел что-то по телевизору и боится за меня. А я боюсь за него, боюсь, что из-за своего страха за меня он может сломаться. Сейчас все на себя берут моя дочь, мой зять и Ксения, они ездят к СИЗО, ездят в суды, они его видят. Мне очень тяжело не ездить, но я боюсь, что не выдержу, расплачусь, а он увидит.

— Очень тяжело в выходные. И вечерами.

Ирина: — У мамы скоро день рождения, юбилей, для Вани это тоже очень важный пункт. Переживает очень, что в этот день он не рядом с мамой. Он просил разрешить ему звонок, чтобы поздравить маму с днем рожденья, но следователь не разрешил. Аргументировал, что этот разговор «может быть использован Ваней для скрытого обмена информацией, направленной против безопасности РФ, и для противодействия следствию».

Ваня сильный, у него везде рефреном идет вот это его любимое «прорвемся». Он пытается оттуда поддерживать нас. Очень за нас переживает. Вот сейчас, например, в каждом письме пишет про этот COVID. Я ему пишу: «Ваня, успокойся». Он отвечает: «Ира, пойми, что для меня это фобия, я боюсь, чтобы вы не заболели. Я тебя умоляю, надевай маску». Он сидит в четырех стенах, а по первому, второму, третьему каналу одна главная тема — COVID. Понятно, что он очень переживает за маму.

Ничто так не беспокоит его и ничто его так не страшит, как здоровье и душевное состояние мамы.

Его главное желание — чтобы она все это выдержала. У нас прекрасные родители, нас прекрасно воспитали, и дружность, которая у нас есть,— это только благодаря нашим родителям. Но Ваня — мамин. Он и внешне мамин, и эмоционально. Я — папина. Это нас никак не разделяет — наоборот, связывает. Я за маму точно так же переживаю, чтобы она выдержала все. Мама у нас — отважный боец, и, конечно, ей тяжелее всех. Потому что у нее сердце рвется к Ване и за каждого из нас болит.

«Ему просто нравилось добывать информацию, писать статьи»

— У вас есть предположения, из-за чего задержали Ивана?

Елена: Как на духу говорю,— у нас нет даже маленькой зацепки. Ваня — откровенный мальчик, он семейный мальчик, для него семья — это очень много. Все, что он делал, было у всех нас на виду. Если у него были какие-то неприятности и столкновения по работе, он приходил и говорил мне: «Ты знаешь, наверное, на меня кто-то там обиделся, но я же хотел как лучше».

— То есть он с вами делился.

Елена: — Всегда.

Он всегда говорил: «Пойми, мама, даже если что-то и критикую, то я это делаю для того, чтобы в нашей стране лучше было жить. Мы же хотим тут жить. Я не могу стоять в стороне».

Но при этом он никогда не лез грудью на амбразуру. Я думаю, что во многом на это повлияла смерть отца. Да, как любому журналисту, Ване хотелось какой-то горячей новости, сенсации, но он же никогда не занимался такими прямо журналистскими расследованиями, это же не совсем его профиль. Ему просто нравилось добывать информацию, писать статьи. Он — информационщик. Когда я говорила: «Ваня, у тебя из-за этого не будет проблем?» — он отвечал, что все берет из открытых источников, и со всеми, кто давал ему интервью, они были согласованы. То есть ничего сверхъестественного он не делал.

Ирина: — Ваня всегда честен, во всем. Все, кто его знает, не подвергают ни малейшему сомнению его невиновность. В чьих интересах все это дело, мы до сих пор не можем понять. И ради чего? И почему такая громкая статья? Никто ничего не рассказывает. И сам Ваня не может понять, за что он сидит в СИЗО. В таких условиях не совсем понятно, как выстраивать защиту, как защищаться.

Иван Сафронов с сестрой Ириной

Фото: из личного архива Ивана Сафронова

Он всю жизнь был журналистом, в «Роскосмосе» проработал всего полтора месяца. Перед его устройством в «Роскосмос» месяц были проверки — проверяли всех членов семьи, близкий круг, маму, меня, его. Мы ничего не скрывали, всю информацию выложили: какие поездки совершались, какая родня и где. Ваня говорил нам: вот на Иришу уже досье готово, на маму готово… Мама наша 40 лет проработала в образовании, в нашей биографии самое громкое — это смерть отца. И то — мы же после его смерти приняли то, что нам сказали. Другое дело, что мы с этим не согласны, не верим в официальную версию его смерти, но мы никаких кампаний не устраивали.

Многие коллеги Вани считают, что его арест может быть связан с его статьями, в которых не называются источники, и что следователи хотят узнать, что это за источники.

Ирина: — Поймите, Ольга, мы боимся делать громкие предположения. Мы безумно боимся за него. Но я понимаю совершенно точно, что Ваня сидит за свою журналистскую деятельность.

Елена: — Ване 30 лет, молодой парень, ну какие такие у него связи и источники, о которых наша контрразведка не знает? Это же смешно! Мне кажется, эти разговоры про источники — просто какой-то повод.

— Вы думаете, он кого-то задел и с ним сводят счеты?

Елена: — Да, как будто сводят свои личные счеты. Как будто кто-то значимый решил показать силу, возможности и на место поставить. Но мелочность такая недостойна людей, честное слово.

«Космос, мам, это же папина мечта»

— Вы помните, как Ваня уходил из журналистики?

Елена: Очень переживал. Особенно когда уходил из «Коммерсанта». Я при этом присутствовала, можно сказать, с первого дня. У Вани было много статей, скажем так, пограничных. Для меня после смерти мужа это все казалось опасным. И я все время с Ваней это обсуждала. Он приходит и говорит: «Мам, у меня бомба!» Я ему: «Ваня, это не опасно?» Он мне: «Мам, да не переживай, ты что? Даже в голову не бери! Я все проверяю, это даже не обсуждается».

— А вы, выходит, после смерти мужа-журналиста все время боялись за сына-журналиста?

Елена: — Боялась, да. Все эти 13 лет. Как только он начал заниматься журналистской деятельностью, как только сел в «Коммерсанте» на место отца, у меня этот страх был постоянно. Я говорила ему: «Вань, может, лучше спорт, уйди от этой темы!» Он отвечал: «Мама, я ничего противозаконного не делаю».

Ирина: — Я очень долго думала, почему он все-таки оказался прямо на папином месте в редакции. Не секрет, что очень многие протянули нам руку, когда погиб отец. Ване тогда было 17 лет. Он самостоятельно в тот же год поступил на журфак в Вышку (Высшую школу экономики.— “Ъ”) — совершенно свободно, без чьей-либо протекции, по олимпиаде. Он прекрасно там учился, многие преподаватели, которые тогда работали там, и сейчас выступают в его поддержку, подписывают за него петиции, ходатайства. И нам очень помогал в то время Илья Булавинов (бывший редактор отдела политики “Ъ”, где работал Иван Сафронов-старший.— “Ъ”). Илья и предложил ему работать в «Коммерсанте». Начинал Ваня с курьера, потом постепенно стал погружаться в журналистику.

Иван Сафронов с отцом Иваном Сафроновым-старшим

Фото: из личного архива Ивана Сафронова

— У него не было страха, что идет в профессию, которая погубила отца?

Ирина: — Нет, он говорил: «Это же такой шанс!» У Вани природная грамотность, он очень хорошо пишет, причем не прикладывает для этого никаких больших усилий. Он всегда много читал и грамотно писал. И поэтому, я думаю, многие коллеги из «Коммерсанта» стали подставлять ему плечо, и он начал писать.

Первое время его статьи выходили под подписью «Иван Сафронов-младший», а спустя какое-то время эту приписку «младший» убрали, и он стал уже как бы отдельным от папы журналистом.

Для него всегда было очень важно — сделать все хорошо, не опозорить папу. И ему нравилось работать, писать. Стали появляться интересные темы, он с ними разбирался.

Елена: — Ваня очень вдумчивый, он всегда много читал и никогда не скакал по верхам. Если он о чем-то писал, то досконально прорабатывал тему, искал информацию, изучал, анализировал. И стал профессионалом.

Ирина: — Я думаю, показательно, что за десять лет работы он из обычного мальчика вырос в спецкора, человека, которого в профессии все знали. Я ему всегда говорила и говорю: «Ваня, хоть я и старше тебя на девять лет, но в профессии ты меня выше на много-много голов».

Он вырос в «Коммерсанте», поэтому уход оттуда был для него и ударом, и поворотным моментом.

Потом уволились его коллеги из отдела политики. Для него это было очень важной поддержкой. И вот тогда он первый раз мне сказал: «Знаешь, что-то я начинаю разочаровываться в журналистике. Может, мне что-то поменять в жизни?». Собственно, я не считала, что случилось что-то ужасное. Для меня понятие «ужасно» включает только одно, все остальное — житейская проблема, которую можно решить, просто надо найти, каким способом. Поэтому я ему посоветовала не спешить, слушать себя. Он долго думал, мучился, что же дальше делать. Это состояние, когда как будто стоишь около камня, и думаешь, направо пойти, налево или прямо. Месяца два-три он не работал официально, что-то куда-то писал, а потом сказал: «Сначала ты работаешь на имя, потом имя работает на тебя, но твое имя может быстро забыться, если ты ничего не делаешь». И поэтому, когда Илья (Булавинов.— “Ъ”) позвал его в «Ведомости», он согласился. Он сказал мне: «Я, наверное, пойду. Условия там, конечно, не те, какие я бы хотел, но я посмотрю, попробую». Я его поддержала — на жизнь зарабатывать нужно, связи, имя остаются, но при этом тебя никто не привязывает, ты всегда можешь уйти. Он проработал в «Ведомостях» месяцев девять. Ушел из-за смены руководства. Он побывал на одном из первых совещаний с новым руководством, вышел и сказал: «Не мое». И написал заявление.

— Почему Иван в «Роскосмос» пошел? Вы его не отговаривали? Все-таки это переломный момент — из журналистики в госкорпорацию.

Ирина: — А куда ему было идти в журналистике? У него была достаточно высокая планка — десять лет в «Коммерсанте». Он начинал с одним начальником, у него было их несколько, со всеми он был в хороших отношениях. Да, споры были, это естественно, в спорах рождается истина, но это был его второй дом. Конечно, ему было тяжело.

Елена: — Мы ему говорили: «Ты понимаешь, что ты уходишь совершенно в другую, незнакомую тебе область? Будет тяжело». Он сказал, что хочет попробовать.

И еще сказал мне: «А космос, мам, это же папина мечта. Может быть, так я к нему ближе буду».

Папа с младенчества хотел быть космонавтом. Просто он был очень большой. И когда его друзья поступали после школы, он очень хотел идти в летное училище, но не смог из-за физических особенностей. А космос — это была его мечта, его болезнь.

«Дом, в котором погиб папа, снесли»

— Вы читали все статьи Ивана?

Ирина: — Да, он всегда сбрасывал нам свои статьи. Когда еще не было такого активного использования интернета, как сейчас, он приносил газеты. Я их, безусловно, читала — но скорее из простого сестринского любопытства. Потому что мне там многое было непонятно. А Ване важно было, чтобы мы читали, чтобы мы высказывали свое мнение.

Елена: — Он всегда говорил: «Ну как?» И у меня рефреном было: «Ванечка, все нормально, но ты все проверил?» Он мне: «Мам, я никогда в жизни ни тебя, ни семью не подведу. Я все делаю, как положено, успокойся. Никаких проблем не будет». А мне все время было страшно.

— Он понимал, почему вы боитесь?

Елена: Да, из-за папы.

Ирина: — Потому что сколько бы лет ни прошло со смерти папы — а все равно она осталась непонятной. И сейчас все непонятно.

Знаете, Стася родилась через два месяца после того, как папа погиб. У меня до сих пор нет ощущения, что папы нет. Даже по прошествии 13 лет. Когда приезжаю на кладбище, у меня нет ощущения, что он там лежит. Меня не тянет туда, потому что он для меня живой. Но я 13 лет не могла смотреть на его фотографии. А когда Ваню арестовали, его коллеги попросили меня найти какие-то фотографии для фильма, для публикаций. У нас все фотографии, которые в электронном виде,— у Вани в облаке хранятся, и доступа к ним сейчас мы не имеем. Поэтому пришлось раскрывать старые семейные альбомы. А они были созданы только руками папы, и там было очень много наших фотографий с папой. И вот впервые за 13 лет я смогла их посмотреть.

Иван Сафронов с матерью Еленой и сестрой Ириной

Фото: из личного архива Ивана Сафронова

Елена: — Когда погиб папа, мы Иришку берегли. Она была долго в роддоме, и мы не говорили ей ничего. Сейчас она переживает и Ванин арест, и то, что было 13 лет назад.

Ирина: — Когда все это случилось с Ваней, моих слез в таком количестве, наверное, не видел никто. И мама сказала тогда: «Ты переживаешь две трагедии». Но я всем говорю: то, что случилось с Ваней — это недоразумение, это не трагедия. Что такое трагедия, мы знаем.

— Преследование Ивана может быть связано с его отцом?

Елена: — Трудно что-либо сказать определенно, мы же не знаем, что на самом деле произошло. Муж приехал после командировки, он был на выставке в Эмиратах, приехал оттуда больным, у него язва желудка. И он сразу сел на больничный. Он был дома, мы с ним общались, мы с ним говорили постоянно.

Ирина: — Но он был все равно как будто не в себе.

Елена: — Да, он нервничал. Но мы списывали это на то, что он плохо себя чувствует. Но никакого самоубийства быть не могло. В тот день, перед гибелью, он ехал от врача, позвонил мне и говорит: «Лен, ты освободилась?» Да, говорю, у меня в 2 часа заканчиваются уроки. Он просит: «Я так хочу творога, купи, пожалуйста. Больше ничего не покупай, я купил апельсины». Я говорю, хорошо, я зайду на рынок и приду. И все. Как можно было, купив апельсины и попросив творога, прийти и выпрыгнуть из окна?

Ирина: — Просто представьте: это пятиэтажный дом, открыта одна створка между четвертым и пятым этажами, вторая заколочена. Папа под два метра ростом, 130–140 кг веса. Он же очень крупный. Как он мог пролезть в эту створку, выпрыгнуть… И при этом никто ничего не видел, не слышал. Дом полон пенсионеров, детей, собак… У нас был такой закрытый дворик, где все друг друга знают. Обычно идешь по подъезду, собаки на лай исходят, а тут ни одна не залаяла.

— Он не говорил, что ему кто-то, может быть, угрожал?

Елена: — Нет. Абсолютно.

— А рассказывал о работе?

Елена: — Да, он постоянно рассказывал, про что сейчас пишет. Мы в семье примерно знали темы, над которыми он работает.

Ирина: — Папа был достаточно принципиальным. Но сказать, что у него были какие-то враги — нет, мы ничего такого от него ни разу не слышали.

Елена: — Могло быть что угодно, но я повторяла сто раз и еще раз скажу: сам он не мог с собой покончить. В это время очень болела его мать. У нее была деменция. Она не понимала, что происходит. За ней требовался постоянный уход. Она жила с нами. То есть он не мог оставить меня одну с несовершеннолетним Ваней и с больной мамой. Просто не мог, я его хорошо знаю. Поэтому, когда мне говорили о самоубийстве, я всегда отвечала: все, что угодно, но не самоубийство.

— А следственные действия долго шли?

Елена: — Следователь общался с нами всего месяц, наверное, и все. Он вызвал меня один раз, один раз Ваню, один раз Максима (мужа Ирины.— “Ъ”).

Ирина: — А меня следователь вызвал спустя лет пять. Потому что они не поняли сразу, что я дочь. Фамилия у меня другая. А знаете, как это было? Раздается звонок, мне говорят, мол, здравствуйте, следователь такой-то, звоню вам по поводу обнаружения трупа Сафронова Ивана Ивановича. Вы можете представить мое состояние? Ведь Ваня — полный тезка папы. Я сажусь на стул, а в голове у меня только одно: «Боже, что я скажу маме? Как мне сказать маме?» Потом следователь, видимо, почувствовал мою паузу и уточнил: «Это дело 2007 года». Я его спрашиваю: «Вы вообще нормальные?»

Хорошо помню, что звоню Ване, а он говорит: «Не смей никуда идти одна, я приеду».

Мы с ним поехали в Следственный комитет, и в середине разговора с нами один из следователей спрашивает меня: «Простите, а вы кто?» Здравствуйте, приехали, говорю, я — дочь. Он удивляется: «Да вы что!»

Такое впечатление, что это дело они кидали друг другу, новенькие вообще ничего не понимали.

— Так оно закрыто или нет?

Ирина: — А мы не знаем, закрыто ли оно. Я тогда спросила следователя, он мне сказал: «А почему обязательно закрыто? Оно идет». Но нам никто ничего не сообщал, ни о каких следственных действиях мы не знаем. Вскоре после смерти папы наши дома попали под реновацию, нам дали новое жилье. Дом, в котором погиб папа, снесли.

Елена: — Меня после того, как мы его похоронили, больше никто никогда никуда не вызывал и ни о чем не спрашивал.

Ирина: — Нам сказали, что статья — доведение до самоубийства. Родственники и знакомые с этим не согласны.

— Доведение до самоубийства кем?

Ирина: — Неизвестно. Вопросов очень много, ответов нет. И поэтому сказать, что Ванино дело сейчас связано или не связано с отцом, мы тоже не можем. Мы не знаем. Но для меня очевидно, что оба дела связаны с журналистикой.

Иван Сафронов-старший с дочерью Ириной

Фото: из личного архива Ивана Сафронова

Елена: — Понимаете, говорить о том, что Ваня как-то связан с делом папы, я не могу вообще. Ване было 16–17 лет. Папа с ним на профессиональные темы не общался. Они тогда только-только начинали общаться как взрослые — отчасти поэтому Ваня, может быть, и пошел в журналистику, папа стал брать его на авиасалоны, в редакцию, Ване это нравилось. Но он не посвящал его в какие-то серьезные профессиональные вещи.

— Ваня что-то говорил про смерть отца, были у него тогда какие-то предположения о причинах смерти?

Елена: — Особо об этом он никогда не говорил. Он говорил так: «Это наша боль». Он переживал. Но абсолютно точно он никуда не лез разбираться. Потому что даже и зацепиться не за что.

Все, что его интересовало, он спрашивал у меня. Я ему говорила откровенно, что случилось, что нам говорит следствие, что об этом думаем мы. Бабушка жила с нами еще два года после смерти папы. Поэтому нам забот хватало. Нужно было бабушку содержать, ухаживать, а Ваня помогал во всем. Он ее мыл, он ее кормил, бежал из института к ней перед работой. Ему было не до расследований. Для него было главное — чтобы все было нормально здесь и сейчас. Чтобы я себя чувствовала хорошо, чтобы бабушка была относительно спокойна, чтобы Стася маленькая росла — он же со Стаськой гулял, играл с ней.

Ирина: — Мы одна семья, мы были вместе. Мама говорит, что он ей писал каждое утро. У нас с ним тоже была постоянная связь — это то, чего мне сейчас ужасно не хватает. Никто так быстро мне никогда не отвечал, как Ваня. Цветочек расцвел,— Ваня пишет, как это прекрасно. Увидел какой-то плакат интересный, смешной — сфотографировал, прислал. Каждый день — «доброе утро», «как вы себя чувствуете», «вы все дома?», «спокойной ночи», «до завтра».

Елена: — Поэтому до сих пор он мне пишет в письмах: «Мамочка, я ложусь спать и говорю тебе «спокойной ночи»». Или «Каждый день встаю и говорю вам «доброе утро»».

Даже следователь говорит, что у Вани очень хорошая семья.

Как хорошая семья может вырастить человека, которого обвиняют в измене? Это чушь какая-то. (Плачет). Простите, я не плачу, вообще не плачу. Ни дома, ни на работе. Я просто расслабилась.

«В СИЗО кольцо срезали с пальца»

— После ареста Ивана поддержало много людей. Вас это удивило?

Елена: — Я совсем не удивлена. Потому что Ваня такой человек. Он очень доброжелателен ко всем людям. Это не могло не вызывать симпатии. Да, он ушел из журналистики, но он же ни с кем не прервал связи, он со всеми общался. В день рождения его телефон не замолкал. Его друзья поддерживают меня во всем. Постоянно звонят, спрашивают, нужна ли какая-то помощь, просят обращаться по любым вопросам. Часто говорят, что в беде люди теряют друзей, а у нас наоборот все произошло — в нашей жизни появилось много хороших людей. Даже люди, которые Ваню давно не видели, стали собирать подписи за него. Учителя, которые его в школе учили, говорят: «Мы этому обвинению не верим».

Перед судом много людей дали подписку, что за Ваню ручаются,— чтобы у него был домашний арест. Ко мне приехала его сокурсница на позднем сроке беременности и говорит: «Теть Лен, чем вам помочь?» Они бросили все свои дела, они все кинулись к нему на помощь. Это дорогого стоит. И он знает об этом. Мы ему все время пишем, я ему все время говорю: «Не волнуйся за нас. Да, семья всегда с тобой, но мы не одни. Нет ни одного человека, который бросил бы в тебя камень. По крайней мере, мы таких людей не знаем».

Ирина: — Понимаете, с одной стороны, Ваню многие знают и любят, и это вызывало такую поддержку. А с другой стороны, каждый понимает, что такое может произойти и с ним тоже. С любым это может произойти, так написан этот закон (ст. 275 УК РФ.— “Ъ”). И это тоже вызывает дополнительную поддержку. И мы очень благодарны людям за то, что они пишут Ване, поддерживают его. Для него это очень важно.

— Писем не стало меньше?

Ирина: — Может быть, сейчас их чуть меньше, и это естественно, ведь поначалу писало много незнакомых людей, им хотелось Ваню поддержать.

Сестра Ивана Сафронова Ирина

Фото: из личного архива Ивана Сафронова

Мы все вспомнили, что такое письма. Я езжу кидать письма в ящик Лефортово, как на работу. Оттуда письма быстрее доходят.

Елена: — Я не езжу туда, я не могу даже само здание видеть. Как подумаю, что он там сидит в восьми метрах, мне становится плохо. Меня берегут, Иришка, Максим, внуки спасают. Внучка Стася со мной находится практически все время, это помогает мне не расслабляться.

— А Стася знает, где находится Иван?

Ирина: Да, Стася знает. Я сначала очень долго думала, как лучше — чтобы она писала Ване письма или чтобы не писала? Потому что такой возраст — 13 лет, не ясно, как она все это воспримет. Но потом она сама сказала: «Можно я Ване напишу?» Ну пиши, говорю. И получив первое письмо, она очень плакала. С первым письмом у нас всех так было. Сейчас она ждет каждое письмо, пишет Ване постоянно. Она через эти письма как будто успокаивается. Я ей сказала: пиши обо всем. Они обсуждают книги, музыку, у них свои приколы есть. Вот я иногда сижу, о чем-то подумала — взяла бумагу, написала. Пусть там нет четкой структуры, пусть это сбивчивые фразы, но мне захотелось, и я ему написала.

Я могу отправить одно письмо в неделю, могу четыре. Это — как дневник.

И у него точно так же. Мне недавно приходит на два письма больше, и он сразу там пишет: «Ты только не подумай, ничего не произошло, я просто пришел с прогулки и хочу поделиться с тобой мыслью». А младший сын посмотрел, что Стася пишет Ване, и тоже захотел. Мы ему говорим, что Ваня в командировке. Он стал что-то рисовать для Вани в детском саду, приносит оттуда рисунки, поделки, говорит: «Отправь это Ване». Иногда возмущается: «Ну что он так долго едет? Он далеко, да?» Я ему говорю, да, далеко. Это так и есть. Лефортово от нас в двух минутах езды, но мы не можем видеть Ваню.

Елена: — Время идет, ничего не меняется. Сколько еще ждать? Ожидание и неизвестность — это очень тяжело.

Ирина: — И эта надпись на папке «Совершенно секретно», которая не позволяет нам говорить об этом деле ни с близкими, ни с адвокатами. Наше общение с адвокатами сводится к бытовым вещам: как Ваня выглядит, дошли ли вещи, кроссовки прекрасные, держится молодцом. Но по сути — ужас.

— Обвинение Ивана в госизмене не отразилось на отношении к вам на работе?

Елена: — Совсем нет. Это тоже показатель, мне кажется. Мы чувствуем только поддержку со стороны большого числа людей. Ваня общительный человек, открытый, честный, у него масса знакомых везде, по всему миру. Если бы человек хотел что-нибудь скрыть, он бы, наверное, скрывал и свои поездки, и контакты, и все остальное. А Ваня ничего не скрывал. И еще — он светлый и добрый мальчик.

Работая курьером, половину своей зарплаты всегда отдавал в благотворительные фонды.

Как только он получил первую зарплату, сказал, что будет помогать другим людям. А уже работая в «Коммерсанте» журналистом, он с коллегами под Новый год всегда развозил подарки пенсионерам, пожилым людям в Подмосковье. Он приезжал и рассказывал: «Мама, как они благодарят за то, что мы привезли коробку конфет и батон колбасы! Это ужасно». Он неравнодушный человек, понимаете?

Возможно, кто-то, прочитав, по какой статье задержали Ваню, скажет, что он за что-то там продался. Но давайте честно говорить — за что он мог продаться? Что у него есть? Полквартиры и полдачи? Так и это папино, от папы осталось. Мы всегда жили на свои средства. Я всю жизнь работаю, муж работал всю жизнь, Ваня с 17 лет тоже работает, мой зять работает. Мы живем на то, что мы зарабатываем. Ничего лишнего мы себе не позволяли. Да, ездили отдыхать всей семьей, потому что мы дружная семья.

— Иван носил кольцо со словами «Спаси и сохрани». Он верующий?

Елена: — Да. Мы это кольцо подарили ему сразу после смерти папы.

Ирина: — Ваня, как многие дети, все время рвал цепочки под крест, и мы с мамой были в церкви и решили подарить ему кольцо. Он сразу надел его на тот палец, где обручальное кольцо носят, а переодеть уже не смог из-за широкой косточки. Это кольцо все время с ним было после смерти папы. А в СИЗО кольцо срезали с пальца.

— Почему?

Ирина: — Не знаю. У него и крестик золотой на цепочке забрали. Я считаю, символы веры отбирать нельзя. И по закону, насколько я знаю, предметы культа разрешены в СИЗО. Но ему ничего не вернули. Я ему отправляла небольшую икону в посылке, она не дошла почему-то. А подруга наша отправила, от нее дошла.

— Как вы думаете, сколько может продлиться следствие?

Ирина: — Не знаю, сколько это продлится. Но главное, чтобы это закончилось и мы были вместе. Сейчас у нас одно главное желание — лишь бы был жив, здоров и свободен.

Я все время спрашиваю адвокатов, что дальше? Какие действия? Вот сейчас мы ждем очередного суда по мере пресечения. Он до 7 декабря должен состояться. При этом из-за коронавируса непонятно, будет ли вообще заседание в очном формате, привезут ли Ваню в суд, пустят ли нас, увидим ли мы его. До этого максимум десять человек они пускали на оглашение. Ребята мне говорят, что меру пресечения могут продлить. А в декабре уже полгода будет, как Ваня сидит. И ничего не меняется.

У нас по-прежнему не появилось никакой информации, за что его там держат. Он копается в прошлом, пытается что-то там найти.

В каждом письме пишет, что вспоминает свои статьи, анализирует, думает, к чему они могли прицепиться.

Но сколько можно? Если говорить про 2017 год, который, как я поняла, ему вменяют,— то за тот год Ваня написал очень много статей, и многие были громкими. Это все в голове удержать невозможно.

Елена: — Очень страшно за Ваню. У меня все время ощущение, что он взлетал, набирал силу и мощь, и вдруг — раз! — обрубили крылья.

Ему не предъявляют ничего. Этим сиденьем в СИЗО на него оказывают сильное моральное давление. Просто маринуют его.

Ирина: — Волей-неволей смотришь на похожие дела и понимаешь, что люди сидят по два года в СИЗО, судов нет, они просто сидят и все. Это несправедливо. Очень важно, чтобы Ваня не сломался. В самом начале кто-то из адвокатов сказал мне: «Это страшно, пока ты вот тут стоишь, пока ты еще туда не попал. А он уже там, для него это уже случилось, и он понял, что там можно существовать, можно жить. И ему теперь там гораздо страшнее за вас, за то, что происходит здесь». Мне это помогло.

Нет, я не расслабилась, не успокоилась, но то, что он жив, здоров, сыт, читает книги, занимается спортом,— это какая-то жизнь, она есть у него, и это дает силы молиться за него здесь.

Мы выдержим. Да, нам не дают свиданий. Успокаиваем себя тем, что есть письма. Хоть что-то.

Недавно меня даже позабавило его письмо, в нем была вырезка из газеты, что в Щелково пятизвездочную гостиницу будут перестраивать. Щелково рядом с нашей любимой дачей, мы там часто очень бываем. «Ты, наверное, уже видела, но вдруг нет»,— пишет Ваня. Получить от него вырезку из газеты! У меня было такое ощущение, что всего этого ужаса вообще нет. Что это действительно какая-то командировка.

Елена: — Мы выдержим. Я думаю, что и он это понимает, потому что у нас всех, в том числе и у него, есть четкое понимание, что он ни в чем не виноват. Все-таки у меня существует надежда, что с этим хотя бы начнут разбираться. Если это не чья-то месть, не давление,— то должны разобраться и Ваню отпустить.

«В гуманитарном цикле история играет особую роль, объединительную»

А.С.: С чем связаны эти колебания от генерализации к мелкоте и наоборот? Сейчас большинство статей по истории, которые я вижу, они рассматривают какие-то очень узкие вещи — и из этих кусочков сложно собрать какую-то картину. С чем, на Ваш взгляд, связано такое «мелкотемье»?

Теодор: Я бы сказал, со страхом выходить на темы, которые своей шириной пугают ученых. Я тоже вижу, что очень много исследовательских работ на уровне PhD делается вокруг маленьких тем. Причина этому в главном: выходить на широкие темы труднее, справиться с широкой темой труднее. Но также суть системы академического образования, которая сложилась и которая очень мощная – в том диктате… в определении, чем занимается студент, когда он кончает свою докторскую работу. Это в немалой мере определяется тем, что ищешь, что полегче.

Т.К.: У меня есть еще вопрос. Я преподаю качественные методы. Я училась по Вашему учебнику в Европейском университете и со следующего года буду по этому учебнику преподавать. Все то, что у вас там описано, длинный стол, все эти группы — сколько у Вас времени ушло на то, чтобы это все создать и как оно менялось в процессе? Если бы Вы сейчас начинали подобное исследование, что бы Вы хотели изменить?

Теодор: Я думаю, сделал бы очень близко к тому, что я тогда сделал. Я лично считаю, что мое собственное развитие как результат исследований, которые я делал – что это было удачно, и это было моей личной удачей, что так вышло, потому что я в точности, конечно, не знал, когда я начал работать над этим исследованием, что произойдет дальше. С этой методикой я познакомился в рамках исследовательской работы, я в точности не знал, куда она меня заведет. Как у всех у нас бывает — мы не знаем, что произойдет с точки зрения материала, с которым мы работаем. Методика во многих университетах остается стабильной, ничего не меняется и никто не ожидает изменений методических. Докторскую степень можно получить легко во многих университетах, не меняя методики. Я начал создавать эту методику, когда понял, что со старой методикой, которую мне предлагали мои учителя, я не могу работать. Единственный способ разрешить ситуацию — сдвинуться и начать искать новый метод. Это было в Бирмингемском университете, и мои учителя смотрели на то, что я делаю, с мерой испуга. Я делал вещи, которые никто не опробовал перед этим. Я заупрямился, и у меня было очень тяжелое начало докторской, потому что я не был готов принять взгляды моих учителей на то, как этот анализ должен проходить. И только на определенном этапе мне стало яснее, что я делаю и как я должен это делать. Если б я знал все то, что я уже знаю — методики, которые я разработал — я бы просто куда быстрее закончил. У меня ушло 6 лет на мою докторскую работу, что было для меня мучительно, потому что я был уверен, что я закончу быстрее. Я вначале оценивал свою работу как крупную неудачу. Я начал позже, чем другие, я был старше, довольно много лет я проработал как социальный работник, что считал здравым. Так что как бы опаздывал с точки зрения того, что ожидалось от определенного возраста. Ну, после этого… из-за этого, быть может, вещи пошли куда быстрее.

А.Т.: Вы сказали, что история – это в немалой степени настоящее, тем более советская история. В этом смысле вопрос про 2017 год, про прошлый год столетия революционных событий. Ощущаете ли Вы, что в России не было широкой какой-то дискуссии на эту тему в официальном пространстве? И была ли эта дискуссия в мире?  Насколько отличается мировой взгляд на эти события от российского, который мы видели в 2017 году?

Теодор: Я думаю, что вопрос не в том, что в России недостаточно отметили, хотя это, несомненно, так. Я думаю, что вопрос глубже. В России недостаточно поняли. А это хуже. Потому что не отметили – ну, [нрзб. 42:15–16], но не поняли достаточно глубоко – это очень серьезная слабость. 
Теперь, если я сравниваю то, что происходило в русской истории, то есть в истории, когда россияне изучали свою собственную историю, с изучением России иностранцами, то я думаю, что изучение России иностранцами тоже куда слабее, чем оно должно было быть. Более ограниченно и меньше. Я думаю, что причин этому несколько. Одна – очень сильный идеологический напряг, то есть, чтобы говорить языком большинства, надо приурочиться, приблизиться, свернуть, так сказать, со своего собственного мышления. И это довольно сильно и в западной, и в восточной истории, и в других дисциплинах, которые изучают историю, потому что историю изучают не только историки. Так что в этом смысле здесь есть, ясно, серьезные трудности в изучении, частично, как я сказал, идеологические, то есть люди не готовы принять действительность такой, какая она есть, потому что в большой мере видят её через очки, которые им заданы, которые им заданы страной, в которой они живут, общим мышлением страны, в которой они живут, и так далее. Это в самом деле одна из главных причин, почему мы не видим то, что мы должны видеть, или мы видим это искаженным в немалой мере. И когда идет борьба, сильное идеологическое сражение разных групп, трудно в этих условиях выработать [взгляд на] действительность более объективный. 
Но есть и другие вопросы, скажем, российская история изучалась до определенного времени практически без крестьян. Это не так [было] в период предреволюционной России. В России была мощная крестьяноведческая школа. Эти люди почти что все погибли. В чистках. Из тех людей, которых я бы назвал самыми крупными историками крестьянства России, почти что ни один не остался в живых. Почти что никто не умер нормальной смертью. Они гибли в чистках, под арестами и всякое такое прочее. Но с этим, конечно, погибло познание этих вопросов, потому что оно хранилось в памяти людей и их исследовательских обычаях. Это, несомненно, сыграло большую роль. 

А.С.: Скажите, а кроме крестьянства, если Вы говорите, что за сто лет революцию не поняли…какие, на Ваш взгляд, самые актуальные проблемные вопросы в плане изучения советской истории? Что Вы видите, что важно понять, а этого не поняли или даже не приступали к пониманию?

Теодор: Вопрос непростой. Я начну с моей собственной истории, так как, история, мы все согласны, дело важное. Когда меня спросили мои будущие супервайзеры, которые должны были вести меня к докторской степени, чтобы я хотел изучать, это добрый английский либерализм, когда тебе не говорят «делай», а когда тебя твои руководители вежливо, так сказать, кланяясь, спрашивают, что Вы хотите [сделать] в Вашей докторской работе – я сказал, что что я вижу две возможности. Эти две возможности – две социальные группировки, меня интересуют социальные группировки и как они думают и как это влияет на историю. И две группировки меня особенно интересуют, потому что я думаю, что их недоисследовали. И серьезно говоря, там есть много пустых мест, если не одно большое пустое место. Это, с одной стороны, интеллигенция, с другой стороны, крестьянство в революцию. И я бы хотел заняться исследованием интеллигенции в революцию. На что мои супервайзеры… были добрыми позитивистами, для которых факты есть факты, а всё остальное чушь, и они мне сходу задали вопрос: «Если так, то как Вы собираетесь исследовать?» Это во-первых. Я сказал: «Я бы хотел посмотреть на несколько людей, ведущих мыслителей России, у которых такая общая характеристика – без них нельзя себе вообразить революцию, но, когда революция кончается, они не нужны и их уничтожают». Я имел в виду, конечно, Бухарина. Но не только Бухарина. На что мне сказали: «А как ты докажешь?» – и было ясно, что мои супервайзеры очень недовольны моим выбором. И на каком-то этапе я им сказал, когда мы спорили с ними, спокойно, вежливо, очень по-английски, и на каком-то этапе я сказал: «Вы хотите, чтобы я провел корреляцию количества коровьих хвостов на Украине с количеством голубоглазых девушек там?» – и решил, что хорошо пошутил. Мне было смешно, а у них загорелись глаза, они сказали: «Десять лет не было ни одной работы по сельской теме!». Так я закончил с моей темой.

А.Т.: Голубоглазые девушки украинские сыграли свою роль?

Теодор: Несомненно – решающую! Я продолжал спорить, защищать свою интеллигенцию, мы кончили… ничем не кончили, разошлись и утром должны были встретиться опять. И утром мы встретились, и я сказал моим супервайзерам: «Знаете, вы мне дали стипендию, несмотря на то что я из страны, которая воевала с вашей страной. Я это очень ценю, и мне как-то неудобно, что я с вами спорю так жестко в этих условиях. Вы хотите сельское население? Будет сельское население! Займусь этим. И занялся этим. Так неожиданно я окончил мужиком-крестьяноведом. Такое бывает.

Любовь Соболь после приговора: Не надо молчать, не надо бояться

В Москве суд признал виновной и приговорил к году исправительных работ условно с удержанием 10% зарплаты в доход государства юриста Фонда борьбы с коррупцией (ФБК) Любовь Соболь по делу о проникновении в квартиру предполагаемого сотрудника ФСБ Константина Кудрявцева.

Условный приговор для Любови Соболь может стать реальным, если она не будет вовремя отмечаться в уголовной инспекции: тогда наказание заменят на настоящие исправительные работы. Свою вину Соболь не признала, во время оглашения приговора она назвала происходящее «стыдом и позором».

В интервью «Настоящему Времени» Любовь Соболь рассказала о своем отношении к приговору, о том, собирается ли уезжать из России, и о том, что можно сделать для Алексея Навального.

– Любовь, здравствуйте. Спасибо большое, что вы нашли для нас время. Я видела короткое интервью, которое записали с вами до оглашения приговора, когда вы сказали, что вы не наивный человек и ни на что хорошее не надеетесь. Тем не менее расскажите, какую реакцию у вас вызвал приговор именно в том виде, в котором он был сделан.

– Конечно, я считаю приговор неправосудным, несправедливым, необоснованным и незаконным, потому что приговор должен ссылаться хотя бы на какие-то доказательства. В деле очень много несостыковок, нет весомых доказательств вообще. В самом деле есть, наоборот, показания потерпевшей, дочери Кудрявцева Субботиной, о том, что моральный и физический вред ей не причинен. По сути Кудрявцева (Константин Кудрявцев, предполагаемый сотрудник ФСБ, который рассказал Навальному детали его отравления. – НВ) вообще никто не спрашивал, а он собственник квартиры, в которую, по версии следствия, я проникала. То есть как минимум нужно было собственника квартиры спросить, давал он согласие на проход в жилище или не давал, может быть, кого-то приглашал в гости к себе, а может быть, не приглашал. Но у следствия, у гособвинения, у суда таких вопросов не было. Они все очень быстро отклонили ходатайство с нашей стороны защиты. Мы предлагали заслушать экспертов в судебном заседании, предоставляли свои экспертизы, еще что-то, но во всем этом было отказано нам, поэтому удивления у меня приговор не вызвал. Примерно суд так и развивался, очень быстро, слаженно пытались меня как можно быстрее осудить.

Что касается самого решения, то мы, конечно же, будем его обжаловать, о чем заявлял и мой адвокат Владимир Воронин. Он сказал, что еще вчера было понятно все по финальному заседанию, по тому, как оно идет, что приговор будет обвинительным, поэтому он подготовил краткую апелляционную жалобу, которая сейчас, после получения приговора, будет дополнена.

На самом деле я не совсем услышала финал своего собственного приговора, потому что в комнате стояло очень много сотрудников Федеральной службы судебных приставов в бронежилетах и форме. Они буквально ограждали судью, прокурора от меня. Меня они не посадили в клетку, как других подсудимых, потому что статья небольшой тяжести и у меня не было СИЗО до этого, но при этом они действительно создали такой живой щит. Поэтому мне просто из-за плеч было трудно расслышать приговор. Насколько я расслышала, там условное осуждение.

Мы понимаем, что условное осуждение, с одной стороны, в России по политическому делу можно считать оправдательным приговором. Но с другой стороны, условное осуждение – это коварная мера, потому что вот так по щелчку пальца она меняется на реальное наказание за любую административку. А мы знаем, как в России выписывают административные правонарушения: к тебе подошел сотрудник полиции и повел куда-то в автозак. А потом тебе выписывают 19.3: «Неповиновение законным требованиям сотрудника полиции». И пусть у тебя будет хоть миллион видео о том, что к тебе никакие требования не предъявлялись, тебе потом все равно скажут: «Нет, вы не повиновались законному требованию, основания не доверять рапорту сотрудника полиции не имеется».

Это такой короткий поводок, на который Кремль меня хочет посадить, чтобы я молчала, не задавала вопросы про дворец Путина, не отстаивала права россиян – вообще сидела бы тихо, помалкивала и, желательно, не занималась никакой общественной деятельностью в России. Буду ли я заниматься общественной деятельностью, отстаивать права, задавать вопросы про коррупцию высшим чиновникам в России? Конечно, я буду продолжать это делать. Я считаю, что имею на это право.

– Вы будете оставаться в России?

– Ну а куда я денусь? Я остаюсь в России, моя семья живет в России, я всю жизнь жила в России. У меня никогда не было ни недвижимости, ни счетов за рубежом. Вся моя жизнь связана, конечно, с Россией.

Я скрываться никуда никогда не собиралась, я открыто и гласно занимаюсь политикой в России, общественной деятельностью. Отстаивать свою позицию по уголовным делам, я тоже считаю, нужно открыто и гласно – собственно, я это и делаю. Поэтому никуда убегать, скрываться я не собираюсь, живу в России, живу по совести.

– Команда Алексея Навального всегда имела репутацию коллектива, у которого всегда есть план. Буквально на любой сценарий развития событий есть какое-то контррешение. Есть ли такой план сейчас, учитывая, что Алексей в тяжелом состоянии находится в Покрове, а также то, как широко сейчас по всей стране преследуются сторонники Навального, представители его штабов. Остались ли какие-то инструменты борьбы, учитывая, что предстоит очень тяжелый политический сезон?

– Не только сезон, а вообще в России любому независимому политику или даже человеку, который не занимается политикой, а просто говорит правду, живет честно, по достоинству, не хочет платить взятки, – ему вообще в принципе непросто живется.

Что касается Навального – то, что происходит с ним, это просто невозможно словами описать. Это попрание всех норм права, элементарных прав человека: отказывать в медицинской помощи человеку – это не видано нигде. Это какие-то варварские методы борьбы с политическими оппонентами. На медицинскую помощь могут рассчитывать все: и хорошие, и плохие, и святые, и убийцы, насильники – все должны иметь возможность получить качественную медицинскую квалифицированную помощь. И у заключенных формально, на бумаге есть право на получение медицинской помощи, на приглашение врача в колонию. Навальному в этом праве почему-то отказывают, никак это не мотивируют, потому что невозможно придумать, почему это его право нужно не соблюдать.

А что касается того, что делать, то я вам не выдам сейчас рецепт типа «а давайте сделаем вот это или это, и будем жить в прекрасной России будущего, и Навальный будет на свободе». К сожалению, не существует такого [плана] «раз-два-три», который можно четко выполнить – и завтра все будет хорошо. Как минимум надо привлекать внимание ко всему беспределу, потому что все грязные делишки люди в Кремле любят делать в тишине, они очень не хотят, чтобы кто-то обсуждал Навального. Они хотят изолировать его в колонии, чтобы все про него забыли. Так давайте про него говорить, давайте рассказывать, что несправедливо. Вот я вам сейчас футболку покажу «Где уголовное дело по отравлению Навального?».

Давайте записывать видео, давать комментарии в СМИ. У вас есть знакомый, условно говоря, блогер, у которого есть какая-то аудитория, – попросите его написать об этом беспределе, попросите рассказать, предать какой-то огласке. У вас есть собственные социальные сети – напишите там. Нет у вас подписчиков, так поставьте ретвиты, лайки тем, у кого есть подписчики. Есть возможность распечатать листовку, так распечатайте листовку. И так далее. Кто-то выходит на митинги, кто-то боится выходить на митинги – все люди разные. Но как минимум не надо молчать, не надо бояться, нужно что-то делать, потому что это наша страна и другой страны у нас нет. Если сейчас так поступают с Навальным, то значит, так поступить могут буквально с каждым человеком.

– Вы сказали про митинги. Я хотела спросить про сайт и инициативу FreeNavalny со сбором подписей. Сейчас, если я не ошибаюсь, там уже больше 430 тысяч. Следите ли вы за тем, как увеличивается эта цифра, и какие у вас ощущения?

– У меня ощущения одни: конечно, я видела это по другим всем протестным акциям, что люди, которые выходят на митинги, часто боятся регистрироваться на сайте, потому что заранее они боятся, что каким-то образом взломают эту базу данных, хотя у нас данные никогда не утекали. Мы всегда очень бережно относимся к персональным данным наших сторонников, все охраняем и понимаем, что какие-то злоумышленники со стороны тех же самых спецслужб могут захотеть взломать эти базы. Но люди часто боятся ставить какие-то отметки, куда-то регистрироваться, чтобы к ним заранее никто не пришел и не взломал им дверь болгаркой или еще что-то не сделал.

– Потому что они смотрят новости.

– Да, как правило, если по опыту смотреть, людей на протестные акции выходило больше, чем было отметок где-то в социальных сетях, потому что кто-то приходит с другом, кто-то приходит с бабушкой, коллегой, мужем, родственником, и не всегда кто-то отмечается. Например, я знаю несколько человек, которые готовы выходить на акции и которые до сих пор не поставили отметки по разным причинам, абсолютно по разным. Это какой-то показатель того, что людей очень много. А то, что много, – конечно.

Сейчас заранее никто не может сказать, будет ли эта акция объявлена властями несогласованной. Но даже если предположить, что акция будет объявлена незаконно властями несогласованной (хотя мы все знаем, что в России уведомительный порядок согласования акций, а не разрешительный), то мы должны уже сейчас предполагать, что это будет крупнейшая акция, которая будет объявлена властями несогласованной.

Я могу сказать только одно: сейчас я считаю, что каждый должен делать в меру своих возможностей, в меру своей смелости, решимости хоть что-то для того, чтобы просто не дать этим мерзавцам убить Навального в тюрьме.

– А вы думаете, они приняли уже где-то это решение и, невзирая на какие-то возможные последствия со стороны других стран, подумали, что можно так поступить?

– Знаете, мне трудно залезть в голову Путину и что-то за него говорить, но я думаю, я бы хотела верить, что нет, я бы хотела надеяться, что нет. Но мы все знаем, что 20 августа Навального пытались убить.

Радио Свобода

Интервью Министра иностранных дел Российской Федерации С.В.Лаврова программе «Большая игра» на «Первом канале», Москва, 1 апреля 2021 года

В.А.Никонов: В последнее время все чаще звучит слово «война». Оно с легкостью вылетает из уст американских, натовских политиков, еще легче – из уст украинских военных. Вам когда-нибудь было более тревожно, чем сейчас?

С.В.Лавров: И да, и нет. С одной стороны, конфронтация достигла «дна». С другой стороны, в глубине души есть надежда, что все люди взрослые и понимают риски, которые сопряжены с нагнетанием дальнейшей напряженности. Но слово «война» в дипломатический, международный обиход ввели наши западные коллеги. «Гибридная война, развязанная Россией» – очень популярное сейчас описание того, что Запад воспринимает в качестве главного события международной жизни. Я все-таки считаю, что благоразумие возобладает.

В.А.Никонов: США в последнее время действительно «взвинтили» градус конфронтации как никогда. Президент США Дж.Байден объявил, что Президент Российской Федерации В.В.Путин – «убийца». Мы отозвали Посла России в США А.И.Антонова.

С.В.Лавров: Пригласили для консультаций.

В.А.Никонов: Возникает вопрос: как дальше развивать отношения? Как долго продлится «пауза»? Когда А.И.Антонов вернется в Вашингтон?

С.В.Лавров: То, что прозвучало в интервью Президента США Дж.Байдена каналу «Эй-би-си», – возмутительная, беспрецедентная риторика. Но за риторикой всегда нужно видеть реальные дела, а они начались задолго до этого интервью, еще при Администрации Б.Обамы. Они продолжились при Администрации Д.Трампа, несмотря на то, что 45-й Президент США публично высказывался за хорошие отношения с Россией, с которой он готов «ладить», но «ему не давали». Имею в виду последовательное разрушение всей инфраструктуры сдерживания в военно-политической и стратегической сфере.

Договор об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО) «почил в бозе» достаточно давно. Президент В.В.Путин не раз вспоминал, как в ответ на его слова о том, что Дж.Буш делает ошибку и незачем обострять отношения, тогдашний Президент США ответил, что это не направлено против России. Якобы мы можем делать любые шаги, которые считаем необходимыми, в ответ на выход США из Договора по ПРО. Якобы американцы также не будут это воспринимать как нацеленные против них действия. Но потом противоракетные системы стали сооружаться в Европе – третий позиционный район ПРО. Было однозначно объявлено, что это исключительно против Ирана. Наши попытки договориться о формате транспарентности, которые были поддержаны в ходе визита в Москву Госсекретаря США К.Райс и Министра обороны США Р.Гейтса, затем были отвергнуты. Сейчас мы имеем противоракетный район в Европе. Никто уже не говорит, что это против Ирана. Это однозначно анонсируется как глобальный проект, призванный сдерживать Россию и Китай. Те же самые процессы идут в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Никто не пытается делать вид, что это против Северной Кореи.

Это глобальная система, призванная подкрепить претензии США на абсолютное доминирование, в том числе в военно-стратегической, ядерной сфере.

Д.Саймс тоже может поделиться своими оценками того, что говорят и пишут в Соединенных Штатах. Сейчас однозначно взят курс на развертывание ракет средней и меньшей дальности в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД) был разрушен американцами под надуманными предлогами. Это был не наш выбор. Президент России В.В.Путин в своих специальных посланиях предложил даже в отсутствие ДРСМД на добровольной основе договориться о взаимном моратории с сопутствующими мерами верификации и в Калининградской области, где американцы подозревали нас в том, что «Искандеры» нарушали ограничения, установленные ушедшим в историю Договором, и на базах США в Польше и Румынии, где установки «МК-41» рекламируются компанией-разработчиком «Локхид Мартин» однозначно как имеющие двойное назначение.

Эта риторика – хочу подчеркнуть еще раз – возмутительна и неприемлема. Но Президент России В.В.Путин отреагировал на нее дипломатично и вежливо. К сожалению, ответа на предложение поговорить в прямом эфире и расставить все точки над разными буквами русского и английского алфавитов не последовало. Все это давно уже сопровождается материальным наращиванием инфраструктуры конфронтации, куда надо записать и безоглядное продвижение военных объектов НАТО на Восток, превращение ротационного присутствия в постоянное на наших границах, в Прибалтике, Норвегии, Польше. Так что все гораздо серьезнее, чем просто слова.

В.А.Никонов: Когда Посол России А.И.Антонов возвращается в Вашингтон?

С.В.Лавров: Это будет решать Президент России В.В.Путин. Посол А.И.Антонов сейчас проводит консультации в Министерстве иностранных дел России. Он встречался с комитетами по международным делам Государственной думы, Совета Федерации Федерального собрания Российской Федерации. У него были беседы в Администрации Президента.

Нам важно проанализировать нынешнюю стадию наших отношений, которая создалась не за один день, не в момент того самого интервью, а формировалась в течение лет. Обостренное вбрасывание неприемлемой лексики в ходе интервью Президента США Дж.Байдена телеканалу «Эй-би-си» показало неотложность такого крупного анализа. Это не значит, что все эти годы мы просто наблюдали и не делали выводы. Но сейчас пришло время обобщений.

Д.Саймс: Когда я нахожусь в Москве после того, как провел год в Вашингтоне, бросается в глаза контраст между тем, как говорят руководители двух стран. Думаю, Вы согласитесь, что когда в Вашингтоне говорят об отношениях с Россией, там это достаточно простая и понятная схема: «Россия является противником». Иногда в Конгрессе говорят и более резко – «врагом». Но политические руководители из Администрации все-таки говорят «противником». Допускают сотрудничество с Россией в отдельных вопросах, которые важны для США. Но в целом подчеркивается, что в военном плане Россия – «противник номер один», а в политическом измерении – это не просто страна, с которой не соглашаются, а государство, «стремящееся распространять авторитарные режимы по всему миру», «выступающее против демократии», «подрывающее основы основ самих Соединенных Штатов».

Когда я слушаю Вас, Президента России В.В.Путина, создается впечатление, что в Москве картина более сложная и с большим количеством нюансов. С Вашей точки зрения, США сегодня являются противником России?

С.В.Лавров: Я бы не вдавался в анализ лексики – «противник», «враг», «конкурент», «соперник». Все эти слова используются в жонглировании в официальных и неофициальных заявлениях. На днях я читал, как Госсекретарь Э.Блинкен сказал, что при всех разногласиях с Россией и Китаем Соединенные Штаты не испытывают ничего против этих стран. А то, чем США занимаются, – это просто «демократия» и «отстаивание прав человека». Не знаю, насколько можно воспринимать всерьез такого рода описание американской политики по отношению к Москве и Пекину. Но если они занимаются продвижением демократии, практика должна доказывать обоснованность теории.

Дж.Буш-младший объявил демократию установленной в Ираке в мае 2003 г.. На борту авианосца он провозгласил завершение освобождения Ирака от тоталитарного режима и установление демократии в стране. Думаю, дальше можно не продолжать, если только сослаться на количество жертв войны, развязанной американцами. Это сотни тысяч людей. Можно также вспомнить, что итогом «правления» печально известного П.Бремера в Ираке стало создание «Исламского государства», куда мгновенно переметнулись потерявшие работу члены партии «Баас», сотрудники спецслужб С.Хусейна. Им просто нужно было кормить семьи. ИГИЛ возник далеко не по причинам идеологических разногласий. Это активно использовали радикалы, опираясь на ошибки США. Такова «демократия» в Ираке.

«Демократию» в Ливии устанавливали бомбами, ударами, убийством М.Каддафи под восторженные возгласы Х.Клинтон. Результат: Ливия – «черная дыра», на север идут потоки беженцев, от которых страдает Евросоюз и не знает, как с этим быть, а на юг через страну идут потоки незаконных поставок оружия, террористов, от которых страдает Сахаро-Сахельский регион.

Мне бы не хотелось каким-то образом описывать то, что американцы испытывают к Российской Федерации. Если за их заявлениями о том, что мы – «противник», «враг», «соперник» или «конкурент», – кроется желание обвинить нас в последствиях их безрассудной политики, то серьезный разговор едва ли может состояться.

Д.Саймс: Когда в Вашингтоне, в Администрации Дж.Байдена или в Конгрессе говорят, что Россия – это противник, и они это подчёркивают, я думаю, они не согласятся, что это просто риторика, как и не согласятся с тем, что это делается для внутреннего потребления. Администрация Дж.Байдена говорит о другом, что у США не было цельной линии в отношении России, и бывший Президент США Д.Трамп позволял России «делать всё, что Правительство Президента Российской Федерации В.В.Путина хотело». Сейчас пришёл новый «шериф», который готов говорить так, как он считает нужным, не обращая большого внимания на то, как это будет интерпретировано в Москве. И наоборот, если в Москве этим будут недовольны, так это хорошо, не ради того, чтобы вызвать недовольство, конечно, а потому что это показывает, что Россия наконец-то осознает, что так себя больше вести нельзя. Есть какие-то шансы, что эта новая линия Администрации Дж.Байдена приведёт к какой-то новой российской гибкости?

С.В.Лавров: Упомянутая Вами линия, продвигаемая в тех формах, которые мы сейчас наблюдаем, не имеет никакого шанса на успех. Это отнюдь не какая-то новелла: пришёл Дж.Байден, стал применять против России санкции, ужесточать риторику и вообще оказывать давление по всем фронтам. Это продолжается много лет. Санкции начались с Администрации Б.Обамы, но, если исторически брать, то ещё раньше. Как и многие другие ограничения они просто приобрели гипертрофированный, идеологизированный вид начиная с 2013 г., ещё до Украины.

Д.Саймс: Они Вам скажут, и Вы это знаете лучше меня, что эта линия проводилась недостаточно последовательно, без должной энергии, и что сейчас они вместе с союзниками по НАТО всерьёз займутся Россией, чтобы показать нам, что мы должны принципиально изменить свою линию поведения не только во внешней политике, но и во внутренней.

С.В.Лавров: Дмитрий, Вы опытный человек, знаете Соединённые Штаты лучше нас с В.А.Никоновым. Что ещё они могут сделать? Кто из аналитиков вызвался доказывать перспективность дальнейшего давления на Россию? И насколько хорошо они изучали историю? Вот вопрос к Вам.

Д.Саймс: Г-н Министр, как Вы, наверное, догадываетесь, я не большой сторонник линии Администрации Дж.Байдена.

С.В.Лавров: Я Вас как наблюдателя и независимого эксперта спрашиваю.

Д.Саймс: С моей точки зрения у Администрации Дж.Байдена есть ещё серьезный арсенал средств, которые могут быть применены в отношении России: и новые дополнительные санкции, и продвижение инфраструктуры НАТО в Европе, и более «гармоничное» давление на Россию вместе с союзниками, и продвижение американской политики ближе не к традиционной старой Европе, (я имею в виду ту же Великобританию, особенно Францию и Германию) а к Польше и, наконец, поставки летального оружия Украине. В Вашингтоне сейчас считается очень важным продемонстрировать России, что её нынешний курс на Украине, – это бесперспективно, и в общем-то, если Россия не изменит своё поведение – ей придется «платить большую цену».

С.В.Лавров: Диапазон моих оценок происходящего – от «упражнения в бессмысленности» до «опаснейшей игры со спичками». Вы знаете, сейчас модно жизненными образами описывать происходящее. Все мы в детстве играли во дворе. Из подъездов выбегали ребятишки разных возрастов, разных школ воспитания (тогда жили все вместе, скопом). И всегда во дворе были 2-3 главных хулигана, которые всех строили, наказывали, заставляли чистить ботинки, отнимали деньги, (какие-то копейки, которые мама давала на пирожки, на завтраки). Но проходило 2-3-4 года, и эти маленькие пацаны подрастали и становились способными отвечать. Нам даже подрастать не надо. Мы не ищем никакой конфронтации.

Президент Российской Федерации В.В.Путин многократно, в т.ч. после этого печального интервью Дж.Байдена телеканалу «Эй-Би-Си» говорил о нашей готовности работать с Соединёнными Штатами в интересах народов двух стран и в интересах международной безопасности. Если США хочется поставить под угрозу интересы глобальной стабильности и глобального (пока ещё мирного) сосуществования человечества, я не думаю, что у них будет много сторонников. Да, Евросоюз очень быстро встал в строй, присягнул на верность. Заявления, звучавшие в ходе виртуального саммита ЕС с Дж.Байденом, для меня беспрецедентны. Я такого «принесения присяги на верность» не припомню. Причём публично озвучивались речи, которые показывали абсолютное незнание истории создания ООН и многое другое. Я уверен, что серьёзные политики – они в США ещё сохранились – понимают не просто бесперспективность, а бессмысленность этой линии. Как я понимаю на днях 27 политических организаций в США опубликовали публичный призыв к Администрации Дж.Байдена о том, что необходимо изменить и риторику и суть подхода к выстраиванию отношений между США и Россией.

В.А.Никонов: Вряд ли на это можно рассчитывать. Считаю, что Ваша аналогия с дворовым хулиганом даже слегка мягкая. Соединённые Штаты ведут себя просто выходя уже за рамки приличия, не говоря о дворовых понятиях, которые всегда всё-таки существовали. Мы это хорошо видим, например, на Украине. Президент США Дж.Байден всё-таки является одним из творцов современной Украины, украинской политики, войны на Донбассе. Я так понимаю, что он очень близко к сердцу принимает эту ситуацию и будет её продолжать поддерживать в напряжённом, горячем состоянии. Насколько Вы оцениваете опасной ситуацию на Украине с учётом американских поставок вооружений, которые уже пошли, тех решений, которые во вторник приняла украинская Рада и заявлений украинских военных, которые уже реально говорят о войне? Где мы находимся на украинском фронте?

С.В.Лавров: Сейчас идёт много спекуляций на тему тех документов, которые Рада одобрила, а Президент Украины В.А.Зеленский подписал. Насколько это отражает реальную политику? И насколько это преследует цель решения проблем В.А.Зеленского внутри страны с падением рейтинга? Я не знаю, блеф это или конкретные планы. По информации, которая в т.ч. в СМИ публикуется, военные в большинстве своём понимают пагубность любых действий по развязыванию горячего конфликта. Я очень надеюсь, что их не будут «подзуживать» политики, которым в свою очередь будет «подзуживать» Запад во главе с США. В очередной раз подтверждается истина излагавшаяся не раз многими аналитиками и политологами, включая З.Бжезинского, что они рассматривают Украину в геополитическом разрезе: близкая России Украина делает Россию великой; Россия, от которой оторвана Украина, не представляет какого-то глобального значения. Оставляю это на совести тех, кто исповедует эти идеи, их справедливость и способность оценить современную Россию. Президент Российской Федерации В.В.Путин сказал не так давно, но это высказывание актуально и сегодня, что те, кто будут пытаться развязать новую войну в Донбассе, – разрушат Украину.

В.А.Никонов: Чего точно добилась американская и западная дипломатия, – она «посадила» Россию и Китай в одну лодку. Мы действительно уже стали стратегическими партнёрами не на словах, а на деле. Вы только что вернулись из Китая, Вы бываете там чаще чем раз в год точно. Во время нынешней поездки, что нового Вы почувствовали в настроении китайского руководства, в отношении которого американцы сейчас хамят абсолютно беспрецедентно? Насколько прочны те связи, которые устанавливаются между Россией и Китаем? И где та планка, на которую мы можем выйти или уже вышли в наших отношениях?

С.В.Лавров: Китайцы, как и россияне – очень гордая нация. Наверное, они исторически более терпеливы. В национальном коде, в генетическом коде китайской нации присутствует нацеленность вперёд в историческую перспективу. У них никогда нет ограничений 4-5 летними электоральными циклами. Они смотрят вперёд: «большое путешествие начинается с маленького шага» и многие другие афоризмы китайских руководителей говорят о том, что им важна цель, которая не просто на горизонте, а за горизонтом. Это касается и воссоединения всех китайских земель – последовательно, без спешки, но целеустремлённо и настойчиво. Те, кто с Китаем, как и с Россией ведёт разговор «через губу», как у нас принято говорить, свысока, с оскорблениями, – они никудышные политики и стратеги. Если им это нужно для того, чтобы через пару лет на очередных парламентских выборах показать свою «крутизну», значит так тому и быть.

У.Черчилль сказал, что «демократия – наихудшая форма правления, если не считать всех остальных». Идет большой спор, кто более эффективен. Коронавирусная инфекция дала новый толчок дискуссиям: насколько демократии, прежде всего западные, показали себя способными противостоять этому абсолютному злу и насколько страны с централизованной, сильной, «авторитарной» властью оказались успешными. История рассудит. Здесь надо дождаться результатов. Мы хотим сотрудничать, никогда никого ни в чем не обвиняли, не организовывали против кого бы то ни было какие-то медийные кампании, хотя нас именно в этом обвиняют. Президент России В.В.Путин с первых дней, как только объявил о создании вакцины, предложил международное сотрудничество. Вы помните, как «выстраивалось» отношение к «Спутнику V». Сначала сказали, что это неправда, потом, что это пропаганда, сделано с единственной целью – продвигать российский политический интерес в мире. Слышим отголоски всего этого. 30 марта с.г. состоялись переговоры В.В.Путина с Канцлером ФРГ А.Меркель и Президентом Франции Э.Макроном. Почувствовали более реалистичный настрой на то, чтобы все-таки сотрудничать, а не пытаться заниматься «вакцинной дискриминацией» или «вакцинной пропагандой».

Возвращаясь к сути вопроса. По большому счету, никому нельзя хамить. А с такими великими цивилизациями, как Россия и Китай, разговор идет свысока, нам указывают, что делать. Если же мы хотим что-то сказать, то нас просят «отстать». Так было в Анкоридже, когда зашла речь о правах человека. Э.Блинкен сказал, что в США много нарушений, но подтекст был ясен – они сами разберутся и уже разбираются. А в Синьцзян-Уйгурском округе, в Гонконге, в Тибете и т.д. надо сделать по-другому. Это не просто отсутствие навыков дипломатии. Это гораздо глубже. В Китае я почувствовал, что эту терпеливую нацию, которая всегда отстаивает свои интересы, одновременно продвигая готовность к компромиссам, поставили в безвыходное положение. На днях официальный представитель МИД Китая делал комментарий, не припомню такого.

Насчет того, толкают ли нас в объятия Китая или его в наши. Все помнят постулат Г.Киссинджера, что США должны иметь отношения с Китаем, которые будут лучше, чем отношения Китая с Россией, и наоборот. Он видел этот исторический процесс и понимал, как он может эволюционировать. Многие сейчас пишут, что США стратегически делают огромную ошибку, предпринимая усилия одновременно против России и Китая, тем самым форсируя наше дальнейшее сближение. Москва и Пекин не дружит против кого бы то ни было. Во время моего визита в Китай, мы с Министром иностранных дел Ван И приняли Совместное заявление о некоторых проблемах глобального управления, где подчеркнули неприемлемость нарушения международного права, его подмены некими келейно вырабатываемыми правилами, вмешательства во внутренние дела и в принципе всего того, что противоречит Уставу ООН. Там нет никаких угроз. В документах, подписываемых лидерами России и Китая, всегда подчеркивается, что двустороннее стратегическое взаимодействие и многогранное партнерство существует не против кого бы то ни было, а исключительно в интересах наших народов и стран. Оно развивается на четкой, объективной основе совпадения интересов. Мы ищем баланс интересов, у нас много направлений, где он найден и реализуется с пользой для всех нас.

В.А.Никонов: Почувствовали ли Вы какое-то изменение китайской позиции? Понятно, что Пекин поставлен в очень сложное положение. Насколько далеко Китай готов зайти в конфронтации с США? Ясно, что сейчас они отвечают жестко. Против Пекина вводятся санкции, он отвечает жесткими контрсанкциями, причем не только против США, но и против их союзников, которые тоже вводят эти санкции. Европа подключилась к этой конфронтации. Готовы ли мы синхронизировать с Китаем, например, свою политику контрсанкций, как мы это делали с Белоруссией? У нас есть общая стратегия противодействия этому давлению, которое наращивается со стороны т.н. «альянса демократий»?

С.В.Лавров: Общая стратегия есть, только что о ней упомянул. Наряду с Заявлением, подписанным во время визита в Китай, в прошлом году было принято развернутое Заявление лидеров. Сейчас готовим очередной документ, который будет подписан Президентом России В.В.Путиным и Председателем КНР Си Цзиньпином, посвященный 20-летию Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве. Наш стратегический договор будет продлен.

Эти документы излагают линию нашего поведения. Конкретных «козней» в ответ на то, что делается в отношении нас, не планируем и не будем. Не думаю, что будем синхронизировать наши ответы на санкционные «выходки», предпринимаемые в отношении Китая и России.

Уровень нашего сотрудничества продолжает качественно укрепляться.

Вы упомянули военные союзы. Часто спекулируют насчет того, что Россия и Китай могут заключить военный союз. Во-первых, в одном из документов на высшем уровне подчеркнуто, что наши отношения не являют собой военный союз, эту цель мы не преследуем. Военный союз в его классическом понимании мы видим на примере НАТО, такого союза нам не надо. В НАТО, особенно после того, как Администрация Дж.Байдена сменила Д.Трампа, раздался «вздох облегчения». Все возрадовались – хорошо, что теперь есть хозяин, который нам объяснит, как дальше поступать. Э.Макрон еще пытается иногда «всуе» упоминать инициативу о стратегической автономии Евросоюза, но никто больше в Европе это не хочет даже обсуждать. Все, «приехал барин».

Такой союз – это союз эпохи «холодной войны». Я бы сейчас мыслил категориями современной эпохи, когда формируется многополярность. В этом смысле наши отношения с Китаем совсем другие, нежели отношения классического военного союза. Может быть, они даже более близкие в определенном смысле.

В.А.Никонов: «Альянс демократий» будет создаваться. Это очевидно. Хотя в России уже все меньше людей, которые верят, что там действительно речь идет о демократии. США своими выборами, отношением к свободе СМИ, возможностями для выражения оппозиционных взглядов не оставили больших сомнений, что с демократией там большие проблемы. Европа тоже дает примеры, заставляющие сомневаться, что они продвигают сильный демократический проект. И она все-таки заявляет о себе как об игроке, ориентирующемся на «барина».

30 марта с.г. был разговор между В.В.Путиным, Э.Макроном и А.Меркель. Кстати, без В.А.Зеленского. Это «нормандский формат» минус Украина, на что Киев болезненно отреагировал. Был обсужден широкий круг вопросов. При этом Вы уже не раз говорили, что наши отношения с ЕС находятся на точке «замерзания» или вообще отсутствуют. Значит ли это, что мы поддерживаем контакты и они возможны в отношениях с различными участниками Евросоюза, но контакта с ЕС у нас нет.

С.В.Лавров: Так и есть. Это тоже упоминалось в ходе переговоров 30 марта с.г., как и в разговоре В.В.Путина с Председателем Евросовета Ш.Мишелем. Мы удивляемся, что ЕС с обидой воспринимает эти оценки. Это просто констатация объективной данности.

Отношения Москвой с ЕС как организацией выстраивались не один год. На момент, когда произошел госпереворот на Украине, они включали в себя: саммиты дважды в год; ежегодную встречу полного состава российского Правительства с Еврокомиссией тоже полном составе; около 17 секторальных диалогов от энергетики до прав человека; четыре общих «пространства», выстраиваемых на основе решений саммитов Россия-Евросоюз, по каждому из них была своя «дорожная карта».

Шли переговоры над соглашением о переходе к безвизовому режиму. Очень показательно, что еще в 2013 г., задолго до украинского кризиса, Евросоюз их прервал. Как нам рассказали некоторые коллеги, когда дело дошло уже до принятия решения о подписании соглашения, агрессивное русофобское меньшинство выступило категорически против: нельзя допустить, чтобы Россия получила безвизовый режим с ЕС до того, как он будет предоставлен Грузии, Украине и Молдавии. Вот вся подоплека. То, что потом ЕС сделал, разрывая все имевшиеся каналы системного диалога, это так «прорвало». Они срывали на нас свою злость, т.к. «путчисты» их оскорбили – на утро разорвали документ, подписанный накануне В.Ф.Януковичем и оппозицией. А он был «завизирован», подтвержден Германией, Францией и Польшей. Первые действия новой власти – убирать русский язык из обихода, выгонять русских из Крыма. Когда русскоязычное и русское население Украины восстало против этого, попросило оставить их в покое, против них пошла т.н. «антитеррористическая операция».

ЕС, по сути дела, ввел против нас санкции и разорвал все каналы общения за то, что мы возвысили голос в защиту россиян и русских на Украине, в Донбассе и в Крыму. Мы пытаемся обсуждать с ними, когда они начинают предъявлять нам претензии. Наверное, они понимают. Надеюсь, они все-таки опытные политики. Но если они понимают и не хотят учесть это в своей практической политике, то значит они «заряжены» на русофобию либо ничего не могут поделать с русофобским агрессивными меньшинством в ЕС.   

Д.Саймс: Мне кажется, когда мы говорим о ЕС, важно посмотреть на то, что представляет собой ЕС, и до какой степени он изменился по сравнению с тем, что было, и с тем, что предполагалось, когда его основывали. ЕС должен быть, в первую очередь, организацией экономического сотрудничества.

Первоначально «политическая компонента» даже не предполагалась. Тогда говорили о том, что ЕС будет способствовать европейской экономической интеграции. Даже ставился вопрос о том, как Россия могла бы играть какую-то ассоциированную роль в этом процессе. Потом сказали, что ЕС должен иметь еще и общие ценности. Сначала говорили о том, что общие ценности – цемент самого ЕС. Потом появилась идея, рождённая в Варшаве, что неплохо было бы, чтобы эти европейские ценности (поскольку они являются универсальными) распространялись и на другие регионы, а также чтобы Россия стала считаться с ними, если хотите – даже подчиняться. Когда смотрю на подход ЕС к Украине, конфликту в Донбассе с требованием вернуть Киеву Крым, то, мне кажется, что ЕС становится миссионерской организацией. Если вы имеете дело с крестоносцами, то пытаться поговорить с ними по-хорошему и апеллировать к их логике и совести, наверное, бесполезно. Вам не кажется, что то, где сегодня находится ЕС, открывает ограниченные возможности для партнёрства и большой потенциал для противостояния? Я слишком пессимистичен?

С.В.Лавров: Нет, я абсолютно с Вами согласен. Это миссионерство – манера читать лекции, ощущение собственно превосходства. Важно видеть эту тенденцию, не раз доводившую Европу до беды.

На самом деле это так. Он создавался как Сообщество угля и стали, потом Европейское экономическое сообщество и так далее. Если вы сейчас посмотрите на ЕС и на то, как у них обстоят дела с ценностями, то они уже набрасываются на своих членов – Польшу, Венгрию – только за то, что эти страны исповедуют несколько другие культурные и религиозные традиции. Вы сказали, что начала Польша. Не помню, кто начинал эту тему…

Д.Саймс: Я впервые услышал на конференции от польских делегатов.

С.В.Лавров: Сейчас Польша сама сталкивается с последствиями своих идей только уже не вовне ЕС, а внутри организации.

Когда России навязывают ценности, связанные, как они считают, с демократией и правами человека, мы отвечаем конкретно: универсальные ценности содержатся во Всеобщей декларации прав человека 1948 года, под которыми все подписались. Ценности, которые сейчас изобретаются и в которые пытаются загнать нас и все другие страны, не являются универсальными, не носят характера договорённостей всего мирового сообщества. Даже в ЕС, посмотрите, какие были демонстрации! Во Франции пару лет назад проходили демонстрации в защиту традиционных семей, понятий «мать», «отец» и «дети». Это сидит глубоко. Играть с традиционными ценностями опасно.

Насчет того, что ЕС приглашал нас в ассоциированные члены. Мы никогда не соглашались на то, чтобы подписать документ об ассоциации. Сейчас это делается со странами Восточного партнерства  – Армения, Украина, Молдавия. Но от отношений с ЕС, которые разрушал Брюссель, осталось только одно – базовый документ об условиях торговли и инвестиций. Он действительно был предметом переговоров между брюссельской комиссией и Российской Федерацией. Это документ, сохраняющий свою силу. Мы сотрудничаем с отдельными странами, но не с ЕС, потому что условия были зафиксированы, а их практическая реализация идет по двусторонним каналам. Единственное, чем ЕС сейчас отличается на этой ниве, это введением санкций, запретом своим членам выполнять это соглашение в той или иной части, поскольку они хотят «наказать Россию». Всё, других отношений не существует. Нам говорят, что мы сознательно разрываем отношения (хотя факты просто вопиющие), пытаемся перекинуть свои связи с Европой на двусторонние каналы, хотим «расколоть» Евросоюз. Мы никого не хотим раскалывать. Мы всегда говорим, что заинтересованы в сильном и самостоятельном Евросоюзе. Если ЕС выбирает несамостоятельную позицию на международной арене, о чем мы только что говорили, это их право. Мы ничего не можем с этим поделать. Всегда выступали за его самостоятельность и единство. Но в нынешней ситуации, когда Брюссель разорвал все отношения и когда к нам обращаются (мы никого к себе не зазываем) отдельные страны Европы с предложением пообщаться, приехать к ним или к нам, обсудить какие-то перспективные проекты в двусторонних связях, как мы можем этим партнерам отказывать? Нечестно (даже немного стыдно) пытаться позиционировать такие контакты как нашу линию на внесение раскола в ЕС. У них своих расколов хватает.

Д.Саймс: Философский вопрос в отношениях России с ЕС. Сейчас, когда ЕС ввел санкции против Китая, Китай ответил достаточно жестко. В ЕС, что называется, неприятно удивились и возмутились. А вот от России такого ответа не ожидают, потому что сложилось убеждение, что у России нет экономических рычагов противостоять давлению ЕС. Россия никаких серьёзных санкций против ЕС, как мне кажется, не принимала.

Интересная ситуация. Россия поставляет 33 процента газа, которым пользуются в Европе. Примерно такие же цифры в отношении нефти. Россия на протяжении всего этого времени, как мне кажется, достаточно эффективно доказывала, что не будет пользоваться энергией как рычагом политического давления в Европе. Понятно, что это было в интересах России, особенно когда речь заходит о завершении строительства «Северного потока – 2». Мне кажется, что многие в Европе забыли, что если Россия чего-то не делает, то это не значит, что она не может и не будет вынуждена сделать, если давление ЕС на Россию перейдет «красную черту». Скажите, теоретически, это возможно? Или Россия принципиально исключает подобного рода действия?

С.В.Лавров: Вы хотите сказать (если образно), что они либо не читали (что скорее всего), либо забыли былину об Илье Муромце, который спал на печке, и никто не обращал на это внимание? Это не угроза. Мы никогда (это принципиальная позиция независимо ни от чего) не будем использовать энергоносители, наши маршруты нефти и газа в Европе.

Д.Саймс: Даже сели вас отключат от СВИФТа и всего чего угодно?

С.В.Лавров: Мы не будем этого делать. Это принципиальная позиция Президента России В.В.Путина. Не будем «вставать» в ситуацию, когда нам придется «заморозить» граждан Евросоюза. Мы никогда не будем этого делать. Мы не киевский режим, перекрывший канал, который поставляет воду в Крым, и радующийся этому. Это позорная позиция на международной арене. Запад, достаточно часто делающий восклицания насчет того, что мы используем энергоносители как инструмент влияния, как оружие, вообще помалкивает о том, что делает Киев с поставками воды в Крым. Считаю, что предоставление базовых нужд, от которых зависит повседневная жизнь простых граждан, никогда не может быть предметом санкций.

Д.Саймс: Что Вы тогда имеете в виду, когда говорите про «феномен» Ильи Муромца?

С.В.Лавров: Можно же по-разному отреагировать. Всегда предупреждали, что будем готовы отвечать. На любые злостные действия в наш адрес, мы будем отвечать необязательно симметрично. Кстати, насчет того, как санкции влияют на гражданское население, посмотрите, что происходит в Сирии в результате «Акта Цезаря». Мои собеседники в Европе и, кстати, в регионе шепотом говорят, что они в ужасе от того, что этот «акт» перекрыл любые возможности хоть как-то вести экономические дела с Сирией. Цель провозглашена: задушить сирийский народ, чтобы он восстал и сверг Б.Асада.

Насчет нашего и китайского ответов на европейские санкции. Китай ведь тоже ответил не прекращением экономической активности. Он просто поставил под санкции физических лиц и организации, которые слишком активно выступали с антикитайских позиций. Мы поступаем примерно также.

В.А.Никонов: Как известно, Илья Муромец не перекрывал нефть и газ. Он действовал другими методами, часто симметричными. Думаю, у нас тоже достаточно серьезный набор инструментов.

Не преувеличиваем ли мы значение ЕС в современном мире? У него есть субъектность. Все-таки если мы говорим о европейских ценностях, я много лет общаюсь с европейцами на разных уровнях – на парламентском, экспертном.

Но у меня такое ощущение, что есть две основные ценности: первая – это евро, а вторая – это ЛГБТ и ещё 60 букв, которые расшифровывают это понятие, связанное с сексуальными ориентациями, их наличием, отсутствием или смешением.

Евросоюз переживает кризис – Брекзит. Великобритания ушла из Европейского союза. Экономический кризис очень тяжёлый. В Европе, наверное, тяжелее чем где бы то ни было. Наблюдается падение до 10 % экономики во многих странах. Кризис, связанный с вакцинами показал, что Европа не может противостоять вирусу и выработать единую политику, причём сталкивается с этим на всех уровнях. Не может выработать единую экономическую политику, договориться по миграционным правилам и т.д. Может действительно мы слишком много внимания уделяем Европе? Может быть мы можем действовать уже без оглядки на эту «падающую» структуру?

С.В.Лавров: Ну а где мы сейчас уделяем чрезмерное внимание Европе? У нас очень простая позиция, Президент Российской Федерации В.В.Путин её излагал неоднократно: мы ни на кого не обижаемся. «На обиженных воду возят», которой в Крыму не хватает. Мы всегда будем готовы отношения наши возрождать, чтобы они восстали практически из пепла, но для это мы должны понимать в чём заинтересован Евросоюз. Мы не будем стучаться в закрытую дверь. Они прекрасно знают о нашем предложении, так же как американцы знают о наших предложениях по стратегической стабильности, по кибербезопасности и многому другому. Мы всем сказали: «Дорогие друзья, дорогие коллеги, мы готовы вот на это. Понимаем, что у вас будут какие-то встречные идеи, но мы их пока не видим. Как только вы будете готовы, давайте садиться, обсуждать, искать баланс интересов». Нас же сейчас обвиняют в том, что мы как раз забросили политику на направлении ЕС, поэтому я не думаю, что мы слишком обхаживаем эту структуру и приподнимаем её значение. Она сама место своё в мире определяет. Мы уже об этом сегодня говорили.

А насчёт европейских ценностей. У нас идёт много дискуссий. Есть те, кому нужны не столько европейские ценности, сколько европейские ценники: съездить на шопинг, отдохнуть, какую-то собственность приобрести и вернуться домой. Ценности наши совместные, как я уже сказал, в нашей истории, во взаимовлиянии культур, литературы, живописи, музыки. Они огромны.

В.А.Никонов: А что в современной европейской культуре, живописи может действительно нас как-то…

С.В.Лавров: Я сказал исторические корни.

В.А.Никонов: Потому что современная Европа, по моему мнению, представляет из себя в культурном отношении такое достаточно пустое пространство.

С.В.Лавров: Есть какие-то весёлые песенки, можно иногда в машине послушать.

Д.Саймс: Когда мы говорим об отношениях с Соединёнными Штатами мне хочется задать Вам личный вопрос, потому что Вы долго жили и работали в США, когда были Постоянным представителем России при ООН, и, конечно, Вы много занимались Соединёнными Штатами уже как Министр иностранных дел Российской Федерации. Я жил в США почти 50 лет.

С.В.Лавров: Почему в прошедшем времени?

Д.Саймс: Сейчас нахожусь в Москве. Когда я смотрю сегодня на США, у меня ощущение, что там происходит культурная революция. Я думаю, что если сказать об этом многим людям в Администрации Дж.Байдена, демократам в Конгрессе, они никак не оскорбятся. Они скажут, что эта культурная революция давно назрела, что нужно наконец искоренять расизм, давать равные и не очень равные преобладающие возможности сексуальным меньшинствам, потому что они тоже подвергались дискриминации и развивать настоящую демократию, которая требует, чтобы все, кто хочет голосовать – могли голосовать. А на практике это означает, что миллионы людей будут иметь возможность голосовать, которые совершенно не обязательно являются гражданами США. Вот почему демократы так настаивают, чтобы в штате Джорджия не запрещали голосование по воскресеньям. В США, как Вы знаете, по воскресеньям никогда не голосовали. Воскресенье ещё называют днём общения с Богом. Так вот демократы так настаивали на голосовании в воскресенье для того, чтобы можно было подавать к афроамериканским церквям автобусы и на этих автобусах везти людей прямо на избирательные участки.

В.А.Никонов: А зачем возить? Можно по почте проголосовать.

Д.Саймс: Можно сделать и то, и другое.

С.В.Лавров: А можно прямо в церкви поставить урну избирательную.

Д.Саймс: Совершенно верно. Кажется ли Вам, что США становятся во многом другой страной, что это необязательно необратимый процесс, но процесс достаточно серьезный, и что этот процесс не чисто американское дело, потому что он сопровождается рождением новой революционной идеологии, требующей распространения американских ценностей в мире, и чтобы эти американские модели не встречали того сопротивления, которое они встречают со стороны России и Китая? Не есть ли здесь возможность экзистенционального конфликта?

С.В.Лавров: Об этом сейчас поговорим. Но сперва закончу мысль об европейской культуре. Вот, по-моему, ярчайший пример того, что она из себя сейчас представляет. Говоря о революциях, включая культурную, очень показателен конкурс «Евровидение». То, что они сейчас вытворяют с белорусами – это отвратительно. То есть это цензура чистейшей воды: эта песня, поскольку мы, непонятно какие, какие-то анонимные люди в этой песне усматриваем какие-то намёки мы вас не пускаем, давайте другую. Дают другую песню, и то же самое. Ну, что это за искусство, что это за культура, что это за демократия.

На счёт культурной революции в США. Да, я чувствую, что там происходят процессы, которые вполне заслуживают быть описанными таким образом. Наверное, все хотят избавиться от расизма, и у нас это никогда не вызывало сомнений. Мы были пионерами движения за равные права людей любого цвета кожи. Но как бы не перейти в другую крайность, что мы наблюдали во время событий с «БЛМ» и той агрессией, которая проявлялась в отношении белых людей, белых граждан США.

На днях был какой-то очередной международный день, посвящённый этой проблеме, и Генеральный секретарь ООН А.Гуттереш, выступая на Генассамблее сказал, что минувший год был годом самых серьезных и многочисленных проявлений белого «превосходства». Я попросил, чтобы мне прислали полный текст его речи. Хочу понять, что конкретно он имел в виду. Если это улавливание тенденций, о которых Вы сказали, и желание быть в «тренде» – это печально. Это всё-таки Организация Объединённых Наций, а не продвижения американских концепций, каких-то американских веяний.

На счёт того, зачем это нужно. Да, они хотят это распространить по всему миру. У них для этого есть колоссальные возможности. Голливуд теперь тоже меняет свои правила, чтобы всё отражало многообразие современного общества, что тоже является формой цензуры, зажима искусства, навязывания каких-то искусственных ограничений, требований. Я видел, как чернокожие теперь играют в комедиях Шекспира. Только не знаю, когда будет белый Отелло. Понимаете, это абсурд. Политическая корректность, доведённая до этого абсурда, добром не кончится.

Второй «инструмент» – это социальные сети, Интернет-платформы, серверы, находящиеся в США. Соединённые Штаты категорически отказываются обсуждать демократизацию управления Интернетом и какие-то общие правила, которые будут регулировать социальные сети, чтобы не было как с Тик-Током и другими социальными сетями в ходе недавних акций в России, когда распространялась отвратительная информация: личные оскорбления, педофилия и многое другое. Мы уже договариваемся и с Тик-Током, и с другими социальными сетями о том, что нужны элементарные правила уважения, приличий, но американцы не хотят это делать в универсальном масштабе.

В Анкоридже помощник Президента США по национальной безопасности Дж.Салливан и Госсекретарь США Э.Блинкен китайцам читали свои «лекции» про права человека, нацменьшинства, демократию в Китае. Да, Э.Блинкен сказал, что у них тоже есть задачи в этой области, но они сами с ними разберутся. Но как только вы на переговорах с американцами, да и с европейцами, предлагаете поговорить о демократизации международных отношений, о верховенстве права в международном масштабе, – они уходят от этих разговоров. Они хотят установить вместо международного права свои «правила», которые ничего не имеют общего с верховенством права в глобальном, универсальном масштабе. Я уже говорил, как во Франции были серьёзные демонстрации в защиту традиционных семейных ценностей. Получается, для того, чтобы обеспечить права одной группы, надо ущемить права другой группы. То есть продвижение этих ценностей по всему миру это не самоцель – это инструмент обеспечения своего доминирования.

Д.Саймс: Р.Никсон в свое время сказал Н.С.Хрущеву, что не будет подлинной гармонии, подлинного партнерства между Советским Союзом и Америкой, пока Советский Союз не откажется от распространения своей идеологии. И надо сказать, что в брежневскую эпоху это было большой проблемой, потому что говорили о «разрядке», но одновременно о продолжении международной классовой борьбы. Мне кажется, что Л.И.Брежнев делал это без большого убеждения. И вот сейчас все перевернулось. Сейчас свою идеологию и ценности хочет распространять коллективный Запад. И, как мне кажется, с большим убеждением и настойчивостью, чем хотел делать Советский Союз при Л.И.Брежневе. Это не создает опасность столкновения?

С.В.Лавров: При Л.И.Брежневе Советский Союз не ощущал угроз своему существованию. Можно спорить, дальновидно это было или нет, но было так. А Запад сейчас ощущает угрозу своему доминированию. Это факт. И вот эти вот все «телодвижения», включая изобретение «правил, на которых должен основываться миропорядок» — не Устав ООН, а «правила», которые Запад придумывает – они отражают ровно эту тенденцию.

Согласен насчет того, что мы сейчас поменялись местами, вернее Советский Союз и современный Запад. Думаю, что никто на меня не обидится, это не большой секрет. Когда Р.Тиллерсон был Государственным секретарем США, мы с ним беседовали. Он вдумчивый опытный политик, дипломат. С ним было хорошо работать. Мы по большинству вещей не соглашались, но всегда хотели продолжать диалог, чтобы как-то сближать позиции, хотя бы по чуть-чуть. Когда он стал мне говорить, что они очень волнуются из-за того, что мы «вмешиваемся» в одни выборы, в другие выборы, я ему говорил, что они нам еще ничего не доказали ни разу, мы слышали только обвинения. Когда нас стали обвинять во вмешательстве в их выборы, мы многократно предлагали задействовать специальный канал, существующий у нас для обмена информацией об угрозе информационным сетям и структурам. Они отказывались. Еще при Б.Обаме с октября 2016 года до инаугурации Д.Трампа (январь 2017 года) многократно предлагали диалог. Они отказывались.

Я сказал Р.Тиллерсону, что они без всяких подозрений, в открытую, в своих законах (например «О поддержке демократии на Украине»), прямо записали, что Госдепартамент США должен тратить 20 млн долларов в год на поддержку российского гражданского общества и продвижение демократии. Тут даже доказывать нечего, просто объявили, что будете вмешиваться. Он сказал, что это разные вещи. На вопрос почему, он ответил, что мы «несем авторитаризм», а они – демократию». Всё!

Д.Саймс: И это говорится с искренним убеждением, правда?

С.В.Лавров: Да.

В.А.Никонов: Сергей Викторович, естественно, эта политика приводит к очень серьезной поляризации. Поляризация международных отношений – опасная вещь. Мы помним начало 19 века, начало 20 века. Это всё заканчивалось войнами. Американцы, теряющие глобальное доминирование, будут создавать (уже заявляют об этом) «союз демократий». Имею в виду просто американские и проамериканские альянсы, заставляя всех других определяться. Эта поляризация будет нарастать. Что это будет означать для мира и союзов, в которые входит Россия? Имею в виду БРИКС (который, думаю, постараются расколоть), Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС), Содружество независимых государств (СНГ). Насколько далеко это может зайти? Насколько это опасно?

С.В.Лавров: Это осознанная политика, продолжение того, о чем мы говорим – США «несут демократию, несут благо». Очень активно работают американцы и Европа (но американцы особенно активно) в Центральной Азии. Пытаются создавать свои форматы — «С5+1». У России тоже есть в Центральной Азии, в дополнении к ШОС, СНГ, ЕврАзЕС, ОДКБ, формат «5+1» — пять министров иностранных дел центрально-азиатских стран и ваш покорный слуга. Формат полезный. Объем экономических связей, выстраивающихся сейчас у США и ЕС с Центральной Азией, не сопоставим с нашим экономическим взаимопроникновением, но поставленная цель, однозначно – всячески ослаблять наши связи со своими союзниками и стратегическими партнерами.

Многочисленные инициативы вокруг афганского урегулирования, вокруг Индо-Тихоокеанского региона предполагают переориентацию Центральной Азии с нынешнего направления на Юг – помогать восстанавливать Афганистан и одновременно ослаблять свои связи с Российской Федерацией.

Про Индо-Тихоокеанский регион, Индо-Тихоокеанскую концепцию можно говорить долго. Это многослойная инициатива призванная сдерживать китайский проект «Один пояс, один путь», сдерживать китайское влияние в регионе в целом, создавать постоянные раздражители для КНР. Уже проскальзывает тема создания «азиатского НАТО». Хотя в презентации США Индо-Тихоокеанский регион называется «свободным и открытым», там едва ли будет равноправный процесс выработки позиций. То, что он не «открытый» – это очевидно. Туда не приглашают Китай. КНР объявляется объектом приложения усилий для сдерживания. Нас туда никто не зовет, что означает примерно то же самое в отношении России. Мне кажется, эти тенденции надолго. Мы с нашими соседями – ближайшими союзниками говорим об этом откровенно. Убежден, что они понимают все эти угрозы. Никто не ставит вопрос о том, что им кто-то должен запретить с кем-то общаться. Выбирать себе партнеров – это их суверенное право. Многовекторность стала полуругательным словом, но мы сами никогда не отказываемся от многовекторности. Мы открыты к сотрудничеству, дружбе со всеми, кто готов на это на условиях равноправия, взаимного уважения, поиска компромиссов и баланса интересов. То, что наши западные коллеги явно злоупотребляют этим подходом, особенно на постсоветском пространстве – это очевидный факт.

В.А.Никонов: Можно ли избежать в этих условиях реального военного развития событий? Не пора ли с учетом инверсии наших ролей в современном мире создавать альянс свободных стран – альянс, может быть, настоящих демократий, которые будут противостоять этому тотальному наступлению?

С.В.Лавров: Мы таким политическим инжинирингом не будем заниматься. Россия привержена Организации Объединенных Наций. Когда Франция и Германия выдвинули концепцию эффективного мультилатерализма, мы у них спросили, что это такое? Ответа не последовало, но потом были совместные статьи министров иностранных дел Франции и Германии, в которых говорилось, что пример эффективного мультилатерализма – это Евросоюз. И всем надо подстраиваться под эти европейские процессы. На вопрос, почему очевидная и универсальная многосторонняя площадка ООН для этого не подходит, ответа не последовало. Но он заключается в том, о чем мы не раз уже сегодня говорили – они выдумывают правила, на которых должен основываться миропорядок.

Д.Саймс: Г-н Министр, мы заняли очень много Вашего времени и очень Вам благодарны. Но не можем Вас отпустить, не задав Вам еще один личный вопрос. Каково быть Министром иностранных дел России в этом быстроменяющемся мире?

Вы работаете в нескольких, совершенно разных эпохах. Когда Вы были Постоянным представителем России при ООН в Нью-Йорке, был период «романтического увлечения» России в Соединенных Штатах, хотя, может быть, совсем не на тех условиях, которые были выгодны для России. Потом, в начале нынешнего века, были поиски партнерства. Ну и потом у нас появилось то, что мы видим сейчас. Как Вам, тому, который во многом стал архитектором этой эпохи, свидетелем и одновременно участником этого процесса, работается в этой очень сложной роли?

С.В.Лавров: Если коротко – не скучно. Это если говорить об эпохах, через которые я прохожу в своей карьере. Все мы в этих эпохах существовали, видели все эти переходы. Вы меня ранее спросили, изменились ли США. Они изменились очень серьезно.

Д.Саймс: А Вы изменились?

С.В.Лавров: Наверное. Это не мне судить. Человек воспринимает окружающее как постоянно развивающийся процесс. Ты сам взрослеешь, умнеешь или глупеешь, но этого не замечаешь.

Д.Саймс: У Вас нет ощущения, что мы все во многом разочарованы, но во многом выросли в результате этого опыта, и, конечно, в первую очередь человек, занимающий такие посты, как Вы?

С.В.Лавров: Это, конечно, так. Как это может не влиять на формирование человека? Формирование личности происходит, я уверен, постоянно, до конца дней. Все эти революционные события очень сильно повлияли. Переломный момент (с моей точки зрения) в отношении того, как американцы живут, был 11 сентября 2001 г.. Я был в Нью-Йорке, на Манхэттене, ощущал этот запах, пытался дозвониться, потому что телефоны все выключились. С тех пор Нью-Йорк стал другим. Этот свободный, живущий круглые сутки своей жизнью, получающий от этого удовольствие город как-то насторожился, стал оглядываться через плечо – нет ли рядом кого-то, кто может принести беду.

Эта подозрительность затем глубоко стала проникать в американское общество. Наверное, причины тому были, причины серьезные. Честь и хвала спецслужбам США, потому что с тех пор, кроме Бостонского марафона, о чем мы их предупреждали, других терактов не было. Но эта подозрительность, какая-то замкнутость ощущается до сих пор. Наверное, есть люди, которые хотят это использовать для того, о чем Вы сказали. Если 11 миллионов американцев получат право голосовать, то добро пожаловать в однопартийную систему – Back to the USSR.

В.А.Никонов: Сергей Викторович, спасибо Вам огромное за это интервью. В этих исторических стенах Особняка МИД России на Спиридоновке, где творилась история и большая дипломатия, в том числе дипломатия великих держав, хотелось бы нам всем пожелать, чтобы дипломатия вернулась. Если она вернется, как предлагает Президент России В.В.Путин Президенту США Дж.Байдену, в диалоге в прямом эфире, то «Большая игра» к Вашим услугам, к услугам двух президентов.

С.В.Лавров: Спасибо. Дж.Байден уже сказал, что дипломатия вернулась во внешнюю политику Америки. Ваши мечты сбываются.

«Человек-кошка» Кристен Рупениан черпает конкретные детали из моей жизни.

Однажды ночью в декабре 2017 года я увидел Зови меня своим именем во второй раз, один, в Alamo Drafthouse в торговом центре в центре Бруклина. Когда я вышла из театра, помедлив немного, чтобы дать высохнуть слезам, я проверила свой телефон. У меня были десятки текстовых сообщений — некоторые от близких друзей, но многие от старых коллег, одноклассников и людей, с которыми я не разговаривал годами. Большинство из них содержало ссылку на рассказ жителя Нью-Йорка.Я узнала фотографию, сопровождавшую статью, потому что в тот день лениво пролистала мимо нее в журнале и вспомнила, что изображение немного смутило меня: крупный план двух пар губ.

«Это про тебя?» прочитанные текстовые сообщения. «Вы написали это под псевдонимом? Чарльз? У меня упал живот. Мы с Чарльзом расстались за два года до этого, и хотя время от времени мы все еще поддерживали связь, я дистанцировался от этих отношений. (Я решил использовать здесь для него псевдоним.) Видеть его имя в этих сообщениях было неприятно. Я сунул телефон в карман и спустился по эскалатору к поезду А. Оказавшись на борту, я снова щелкнул ссылку и начал читать.

«Человек-кошка» Кристен Рупениан — это вымышленная история, в которой главная героиня Марго, второкурсница колледжа, рассказывает о своих отношениях с пожилым мужчиной по имени Роберт. Они встречаются, когда он флиртует с ней в местном театре, где она работает на уступки — он заказывает Red Vines — и они некоторое время переписываются перед тем, как пойти на свидание.На протяжении всего времени, проведенного вместе, Марго колеблется между чувством отвращения к нему и желанием большего. В конце концов, когда они спят вместе, Марго испытывает отвращение, создавая воображаемого парня в своей голове, чтобы посмеяться над ужасным сексом позже. В следующие недели, когда она пытается его призрак, Роберт отправляет Марго сообщения, которые становятся все более агрессивными, кульминацией которых становится встреча в баре кампуса, которая заставляет его написать ей: «Шлюха».

Номер

«Человек-кошка» был опубликован в разгар движения #MeToo, в то время, когда многие женщины переосмысливали прошлые отношения через новую призму, и это явно нашло отклик у читателей.Рассказ Рупениана был первым короткометражным художественным произведением, которое когда-либо стало вирусным; как пишет Guardian, «Человек-кошка» «привел к краху Интернета». Сейчас по нему снимается фильм с Николасом Брауном, который играет кузена Грега в сериале « Наследие ». Но для меня опыт чтения был особенно жутким. Я помню, что, прокручивая, мне приходилось сидеть в поезде, а не прислоняться к двери, как обычно, потому что мне нужна была дополнительная устойчивость.

Некоторые из самых важных сцен — сексуальный контакт и враждебные текстовые сообщения — были мне незнакомы.Но сходство с моей собственной жизнью было жутким: главной героиней была девушка из моего маленького родного городка, которая жила в общежитиях в моем колледже и работала в арт-хаус-театре, где я работал, и встречалась с мужчиной в возрасте 30 лет, как и я. . Я тоже узнал человека из этой истории. Внешность (высокий, слегка полноватый, с татуировкой на плече). Его наряд (шапка из кроличьего меха, винтажное пальто). Его дом (гирлянды над крыльцом, большая коллекция настольных игр, плакаты в рамах). Это было яркое описание Чарльза.Но это казалось невозможным. Может ли это быть дикое совпадение? Или рупениан, которого я никогда не встречал, каким-то образом знал обо мне?

Я встретил Чарльза в старшем классе средней школы в бургер-ресторане в торговом центре. Он был официантом; Я был хозяином. Он был старше меня — я бы считал, что ему под тридцать. В то время я ждал, чтобы услышать о моем предстоящем зачислении в Мичиганский университет. Недавно вернувшись в свой родной штат после разрыва помолвки с женщиной из Лос-Анджелеса, Чарльз подал заявку на работу в биологических лабораториях Университета М.

Среди группы от 20 до 40 лет, в которую входили ветеран войны в Ираке и официант, который безжалостно пытался убедить меня сыграть «Подземелья и драконы», выделялся Чарльз. Я наблюдал, как он просматривал Instagram — это был 2012 год, и он был самым старым человеком, которого я когда-либо видел, использующим приложение, — и смеялся, когда он успешно убедил менеджера позволить ему напечатать глупый ник на его бейджике. Мы поговорили об изменении климата, о настольных играх, в которые мы играли вместо светских бесед с нашими семьями, и о моем коте, который оказался похож на своего соседа по комнате.

«Это о тебе?» текстовые сообщения были прочитаны, поскольку история стала вирусной. «Вы написали это под псевдонимом?»

Он писал названия песен на квитанции и передавал их мне в перерывах между поездками, чтобы разносить гамбургеры к столам. Я запихнул их в фартук, а, вернувшись домой, вынул их и создал плейлист, который начался с песни «Beach Comber» от Real Estate. Он нарисовал мне карту своего любимого заведения для тако с дыркой в ​​стене на обратной стороне листа «Создай свой собственный бургер».Я приклеил его к стене своей спальни между фотографиями старшеклассников и поехал туда с одноклассником после нашего теста на вычисление AP. Я попросил его купить мне водку в Target. Позже, пьяный с друзьями в первый раз в моей жизни, я написал ему. В то же время мы создали аккаунты Vine, и я начал записывать шестисекундные отрывки из своей жизни и представил, как он смотрит их.

Той весной мы посетили мультиплекс База Лурманна The Great Gatsby .У него не было машины — по экологическим причинам он поклялся никогда не иметь ее, — поэтому я отвез нас туда после нашей смены. Мы не трогали, но это явно было свидание. Он начал записывать мне компакт-диски: Beach House, Panda Bear, Oasis. Он одолжил мне в библиотеке Party Down на DVD. Разговор с Чарльзом был захватывающим, словно заглядывал в мое будущее. Наконец, кого-то, кого волновало то, о чем я говорю. Наконец-то, у кого-то, у кого я мог учиться.

«Сколько тебе лет?» — спросила я его после того, как мы поцеловались в первый раз.Его ответ — неуверенное «33» меня не испугал. Я чувствовал себя уполномоченным своей способностью привлекать полностью сформировавшегося взрослого и соблазнялся запретной природой наших потенциальных отношений. Я улыбнулся и снова поцеловал его.

Вскоре он устроился на работу в лабораторию, покинул ресторан и переехал в дом с верандой на Старом Вест-Сайде Анн-Арбора, где, как я узнал, жили крутые аспиранты. Во время ориентации в колледже я представлял, как провожу его по кампусу между классами, встречаюсь, чтобы выпить кофе со льдом на ступенях Энджелл-холла.К июлю мы были официальными.

«Я принимаю антидепрессанты», — сказал он мне однажды, избегая зрительного контакта. Мне раньше никто не говорил, что они принимают антидепрессанты. Мы пошли к реке и перекусили в «Торговце Джо». «Я никогда не был так счастлив», — сказал он.

В августе я переехала в общежитие с другом из средней школы, который не одобрял разницу в возрасте 15 лет между моими отношениями. Я ехал на городском автобусе до Чарльза, где он читал мои эссе и студенческие газетные статьи, пока мы пили Dark ’n’ Stormies.Мы вместе красили комнаты его дома. Он выбрал для меня байк, и мы катались по городу, влюбляясь. Когда он прислал мне объявление на Craigslist о приеме на работу в местный кинотеатр Art House, я подал заявление и был принят на работу.

По пути домой с работы Чарльз ждал в очереди в кассу, чтобы принести мне выпечку. После смены я поехал на велосипеде прямо к нему домой. Я планировал снять квартиру с несколькими девушками из моего экономического класса на следующий год, но они сказали мне, что передумали, когда узнали о моем старшем парне.

Каждый раз, когда мне приходилось рассказывать кому-нибудь о Чарльзе, я нервничал — я предполагал, что каждая потенциальная новая дружба закончится, как только они узнают о нас. Каждые несколько месяцев мы ездили на Amtrak в Чикаго на выходные в городе, где нас никто не узнает.

После серии вечеров настольных игр, организованных Чарльзом на местной пивоварне, мы вместе подружились. Один из них, Дэвид, переехал к нему. Семь месяцев, что он там прожил, мы чувствовали себя семьей.Когда он уехал, мы с Чарльзом усыновили двух кошек из гуманного общества — Моти и Абрикоса. Мы дали им каждую из наших фамилий. «Я слишком быстро расту, потому что влюбился в тебя», — написал я в своем дневнике. «Меня пугает то, что я хочу быть с тобой навсегда».

При поддержке Чарльза я подал заявку на участие в программе, чтобы провести семестр обучения в Детройте в конце второго года обучения. Внезапно, находясь в часе езды от Анн-Арбора и не имея возможности полагаться на Чарльза в постоянном руководстве и проверке, я начал заводить друзей своего возраста.Когда я вернулся, он обвинил меня во всем, кроме того, что я забыл о своем существовании, пока меня не было. Я не мог с ним спорить: я наконец нашел сообщество и стал счастливее, чем когда-либо.

Наш разрыв растянулся на несколько месяцев. Наконец, летом 2015 года мы объявили его закрытым и начали встречаться с другими людьми. Он выглядел в синяках, но все понял. В любом случае, мы никогда полностью не отрезаем друг друга. Когда я закончил колледж, он оставил у меня на крыльце книгу, велосипедные носки и карточку в сумке. Перед тем как переехать в Нью-Йорк, я заехал в последний раз посмотреть на кошек.

Я не был уверен, будет ли Рупенин все отрицать или она мне вообще ответит.

Примерно половина «Человека-кошки» — это сцена секса. В нем Рупениан изображает тип плохого секса, который легко понять читателям: не явно вредный или оскорбительный, но идущий по линии согласия и оставляющий Марго чувство отвращения после этого. Здесь история полностью расходится с моей реальностью. Помимо того факта, что мне, как и Марго, впервые не приходилось красться в пригородных подвалах, чтобы познакомиться, вторая половина «Человека-кошки» не отражает моих отношений с Чарльзом.В рассказе Рупениана Марго смеется, когда Роберт спрашивает, занималась ли она сексом раньше. Когда мы с Чарльзом встретились впервые, он был удивлен, когда я сказал ему, что никогда не встречался. В «Человеке-кошке» Марго отвлекает агрессия Роберта и смущает его уязвимость. Румын большую часть истории описывает, насколько он отвратителен. Конечно, я ничего не знаю о том, как Чарльз был с другими женщинами; Я могу говорить только за себя. По крайней мере, со мной он был осторожен, терпелив и нежен — это был первый раз, когда кто-то спросил, могут ли они поцеловать меня, а не просто сделать это.

Прочитав историю, я отправил Чарльзу ссылку. На тот момент мы не общались регулярно, но время от времени все же переписывались. «Похоже, нас преследовали», — пошутил я. Он написал мне, когда читал:

«это странно!»
«Это очень пренебрежительно по отношению к парню, я что, слизняк»

Я заверил его, что со мной его не было. В конце концов он сменил тему. Позже я погуглил на рупинском и обнаружил, что она получала степень магистра иностранных дел на факультете английского языка Мичиганского университета; Я был дружен с некоторыми аспирантами по ее программе и помню, что думал, что, возможно, кто-то из них нашел мои отношения странными и упомянул об этом ей.Оглядываясь назад, трудно сказать, почему я никогда не спрашивал Чарльза, знает ли он ее. Может, я действительно не хотел знать. В тот момент я старался не обсуждать с ним личные темы, чтобы дистанцироваться. Я надеялся не поощрять его полагаться на меня.

Три года спустя я узнал, что Чарльз умер, через личную переписку в Instagram от его мамы, которую я открыл в полночь в пятницу. Это был ноябрь 2020 года — пять лет с тех пор, как мы расстались, и пять месяцев с тех пор, как мы в последний раз переписывались, когда он был уволен с работы из-за COVID, и я написал в Instagram, что собираю деньги для Black Lives Matter. orgs.«Что-то агрессивное [кулак эмодзи], а не молочно-восточный неолиберал», — так он назвал мне свой Venmo. Я отправил ему квитанцию.

Он скончался внезапно, сказала его мама. Я провел ту ночь, лежа без сна, а следующий день в трансе. На следующий вечер я написал Дэвиду, который оставался одним из ближайших друзей Чарльза, чтобы спросить, не слышал ли он что-нибудь от семьи Чарльза. Когда он сказал «нет», я позвонил, чтобы сообщить новости. (Дэвид тоже стал псевдонимом по его просьбе.) Примерно через час после разговора, полного попыток сформулировать, насколько особенным был Чарльз, он поднял тему «Человек-кошка.«Он всегда был так расстроен, что она втянула тебя в это», — сказал он. Я сделал паузу, пытаясь понять, что это могло значить. Последние три года я пытался убедить себя, что это просто какое-то безумное совпадение.

«Знал ли ее Чарльз?» Я спросил. Да, сказал мне Дэвид. Он сделал.

Когда я впервые поговорил с Дэвидом по телефону, у меня закружилась голова. В разгар своего горя я впервые осознал, что мои подозрения подтвердились — я, наконец, мог с уверенностью сказать, что «Человек-кошка» был про меня.По мере того как ночь шла к концу, моя грудь сжалась. Через несколько часов странное волнение, которое я испытал, сменилось отвращением, а затем гневом. Я представил себе рупинского, который просматривает мои учетные записи в социальных сетях, собирая подробности обо мне. Я чувствовал себя вторгшимся.

К тому времени, как я лег спать, я обдумывал способы связаться с рупенианом. Я хотел кричать на нее. Но когда я попытался представить, что на самом деле хотел сказать, я не был уверен.

Когда в интервью спросили, что вдохновило «Человека-кошку», Рупениан ответила, что это произошло из-за того, что ей было за тридцать с мужчиной, которого она встретила в Интернете.Но она также неоднократно настаивала на его художественном вымысле. «Это не автобиографично; хотя многие детали и эмоциональные заметки взяты из жизни », — сказала она New York Times. История кажется настолько интимной и естественной, что легко понять, почему Рупениан хотела провести здесь черту, особенно с учетом того, как быстро многие читатели пришли к выводу, что сюжет взят из ее жизни.

«Человек-кошка» и его культурное восприятие связаны с более широкими литературными дебатами по поводу «автофиксации» — сочинение, которое в своем грубом и конфессиональном стиле, кажется, стирает границы между реальным и выдуманным.Бестселлер Сьюзан Чой 2019 года Trust Exercise отчасти был рассказом о взрослении о высшей школе исполнительских искусств, а отчасти — острым комментарием к идее самой автофиксации: в частности, по вопросу «кому принадлежит история», как Кэти Уолдман написал об этом эссе для жителя Нью-Йорка. В недавнем эссе New York Times Book Review под названием «Наша фиксация на вымысле» писательница Джессика Уинтер пишет о том, с какой уверенностью незнакомцы полагают, что ее художественные произведения описывают ее собственную жизнь. «Ожидание, что художественная литература автобиографична, понятно по той простой причине, что она такова, — пишет она.Но она добавляет: «В использовании личных заявлений авторов в качестве капчи-инструмента для проверки эмоционального резонанса их работы есть некоторая обратная связь». Авторы-женщины особенно часто привлекают эти предположения читателей. Понятно, что рупениан знает это не понаслышке.

Я был зол на то, что кто-то, кто знает, каково смотреть, как ваши читатели неверно истолковывают художественную литературу как автобиографию, втянул других в этот дискомфорт.

Я много задавался вопросом о том, где проходит граница между художественной и научной фантастикой, и о том, какую лицензию на самом деле дает акт маркировки чего-либо как вымысла.Я спрашивал себя, почему Румын, возможно, решил не менять даже несколько ключевых деталей обо мне и Чарльзе — моем рабочем месте, моем родном городе, его внешности, месте нашего первого свидания. Временами я убеждал себя, что она хотела, чтобы мы знали, что это касается нас. Но потом я напоминаю себе, что, когда она написала «Человека-кошку», она все еще участвовала в программе МИД. Никто не знал ее имени. Публикация рассказа в New Yorker была делом дел, а небольшой художественный рассказ никогда не становился вирусным.

Лишь через шесть месяцев после смерти Карла я наконец набрался храбрости и написал Рупениану по электронной почте. Я не был уверен, отрицает ли она все, рассердится или ответит мне вообще. Насколько я понял из Дэвида, она и Чарльз не поддерживали связь, поэтому я предположил, что она не знала о его смерти. После того, как мой редактор первым связался с ней и сообщил ей об этом эссе, , я написал короткое сообщение, в котором спрашивал, не хочет ли она поговорить по телефону.Она ответила, что хочет немного подумать и скоро обратится к ней снова. Затем последовала более длинная записка.

«Дорогая Алексис», — начала она. «Я провел последние несколько дней, пытаясь найти баланс между тем, что подходит мне, и тем, что я тебе должен».

Когда я жил в Анн-Арборе, у меня была встреча с мужчиной. Позже я узнал из социальных сетей, что у этого мужчины раньше была девушка намного моложе. Я также узнал о ней несколько фактов: что она работала в кинотеатре, что она была из городка, прилегающего к Анн-Арбор, и что она училась в той же школе, что и я, будучи аспирантом.Используя эти факты в качестве отправной точки, я написал рассказ, который в первую очередь был плодом воображения, но также основывался на моем личном опыте, как прошлом, так и настоящем. Оглядываясь назад, я был неправ, не вернувшись назад и не удалив эти биографические данные, особенно название города. Не делать этого было небрежно.

Далее она подчеркнула, что у нее никогда не было доступа к какой-либо информации о моей личной жизни, кроме этого. Она пояснила, что считает несправедливым характеризовать характер Марго как полностью основанный на мне.Но она продолжила:

Я абсолютно понимаю, почему включение этих деталей в историю может вызвать у вас значительную боль и замешательство, и не могу передать, как мне жаль. Я надеюсь, что само собой разумеется, что это никогда не входило в мои намерения, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы исправить любой причиненный им вред. Я не был готов к тому вниманию, которое было уделено этой истории, и не всегда знал, как справиться с ее последствиями как для себя, так и для других людей.… Для моего благополучия всегда было важно провести яркую грань на публике между моей личной жизнью и моей художественной литературой. Это вопрос не только конфиденциальности, но и личной безопасности. Когда вышел «Человек-кошка», я был объектом огромного гнева со стороны читателей-мужчин, которые считали, что с персонажем Роберта обошлись несправедливо. Я всегда чувствовал, что моя настойчивость в том, что эта история была полностью выдумкой и что я не обвиняла ни одного реального человека в плохом поведении, была всем, что стояло между мной и излиянием не только гнева, но и потенциально насилия.

Мне потребовалось несколько дней, чтобы полностью обработать то, что она написала. Я ценил то, что ей было жаль. Я мог понять, насколько неподготовленной и ошеломленной она себя чувствовала по тому, сколько внимания было уделено «Человеку-кошке». Но я тоже был разочарован. В ее электронном письме я почувствовал, что она надеется, что я чувствую себя виноватым из-за того, что потенциально поощряю неверно направленный гнев ее читателей-мужчин. И я все еще злился — на того, кто так хорошо знает, каково смотреть, как ваши читатели неверно истолковывают художественную литературу как автобиографию, втягивал бы других, без их ведома, в этот дискомфорт.

Больше всего меня потрясло то, что рупонец тоже нервничал. Прочитав ее записку, я впервые понял, что во всем этом оказался не так беспомощен, как думал. Честно говоря, я провел последние несколько месяцев, чувствуя, что слишком напуган ее славой и преданными фанатами ее истории, чтобы подумать о том, чтобы публично рассказать о своем собственном опыте. Но оказалось, что она тоже боролась. (После того, как она написала по электронной почте, я снова связался с ней, чтобы сказать, что Чарльз умер, так как я хотел убедиться, что она не узнала об этом из чтения этого эссе; Рупениан попросил не записывать этот телефонный разговор.)

Мы все ненадежные рассказчики. Иногда, к собственному разочарованию, я склонен доверять Рупениану, а не самому себе. Неужели Чарльз на самом деле был жалким и эксплуататорским, а я просто не понимал этого, потому что я, как Марго, был молод и наивен? Не стал ли он мстительным и собственническим после того, как мы расстались, но я просто заблокировал это, чтобы продолжить свою жизнь? История настолько уверенная и уверенная, что помогает читателю увидеть то, чего не видит сама Марго. В декабре Дэвид сказал мне, что Чарльз сохранил свой старый iPhone даже после того, как получил новый, чтобы время от времени просматривать свои старые сообщения с Кристен, чтобы узнать, действительно ли он был засранцем.Иногда легче поверить в историю, которую знают все, чем в ту, которую они не знают.

Я не знаю, как Румын почерпнул столько информации только из социальных сетей, и не уверен, рассказывал ли ей Чарльз что-нибудь обо мне, , но она многое поняла правильно. Она запечатлела, как Чарльз вздрагивал, когда над ним смеялись, как он не выносил, когда над ним смеются. Насколько он чувствителен. То, как мы оба беспокоились, было стыдно за отношения, и как мы избегали мест, где я мог столкнуться с одноклассниками, и вместо этого столкнулись с моими администраторами.Она правильно догадалась, как меня запугали мои коллеги в Мичиганском театре, боясь, что я не был достаточно умен, чтобы выразить им свое мнение. Она неоднократно упоминала столовую и общежития (вещи, которые мы с Чарльзом притворялись, не были главными в моей жизни), чтобы подчеркнуть разницу в возрасте. Самое главное, она поняла, что динамика власти идет в обоих направлениях: Чарльз был моей точкой доступа к совершенно новому миру культуры и побегом из жизни, в которую я не вписывалась, но с моей юностью — так, как у меня была моя вся жизнь была впереди меня — я тоже держал над ним власть.

1. Я один из студентов Университета Райса, у которых был ложноположительный результат
2. Я выживший после Харви Вайнштейна. Я бы хотел, чтобы все меня перестали задавать.
3. Вам следует начать говорить непривитым родственникам, что их не ждут на День благодарения
4. Каково это — исполниться 21 год, когда все бары закрыты

Мои отношения с Чарльзом были полны стыда, вызванного людьми, которые предполагали худшее — хищник, утверждающий свою власть над невинной девушкой.Но те, кто хорошо знал Чарльза, знали, каким уважительным и заботливым он мог быть. На мемориале Zoom после его смерти полдюжины человек по всей стране сказали что-то вроде: «Я был в темном месте, потом Чарльз сказал:« Эй, давай жить со мной », и это изменило ситуацию». Несмотря на свою социальную тревогу и неуверенность, Карл I, которого знал, оставил пространство для людей. Больше всего он был в своей стихии, когда показывал кому-то новый город или терпеливо обучал группу игре в настольную игру, предварительно изучив правила.

Что сложно в том, чтобы ваши отношения были переписаны и увековечены в самом вирусном рассказе всех времен, так это ощущение, что миллионы людей теперь знают эти отношения, как их описал незнакомец. Между тем, я остаюсь наедине со своими воспоминаниями о том, что на самом деле произошло — точно так же, как любая смерть обременяет вас ответственностью держаться за части человека, которых знали только вы.

Я не боюсь возвращаться в общество. Я просто не уверен, что хочу.

Ожидается, что это постпандемическое лето станет одним долгим оргиастическим воссоединением, после которого, как только это выпадет из нашей системы, мы вернемся к работе, обратно в школу, к тому, что мы привыкли называть «нормальным».«И если бы пандемия закончилась, скажем, в июне прошлого года, после пары месяцев изоляции, мы, вероятно, вернулись бы к нашей жизни с облегчением и ликованием. Но после года изоляции я, по крайней мере, привык к другой жизни — более тихой, спокойной и почти полностью лишенной ерунды. Если бы вы сказали мне в марте 2020 года, что карантин продлится больше года, я был бы потрясен; Не могу себе представить, как бы я отреагировал, если бы вы сказали мне, что когда все закончится, я пропущу это.

«В течение последнего года, — недавно написал мне друг, — многие из нас наслаждались непривычной вежливостью и пониманием со стороны этого мира.Когда люди спрашивали, как у тебя дела, никто не ожидал, что ты скажешь «Хорошо». Вместо этого они спросили: «Как вы держитесь?» и вы ответите: «Ну, вы знаете». (Это «вы знаете» включает в себя многое, что осталось невысказанным: ухудшение психического здоровья, физическая атрофия, ползучий алкоголизм, распадающиеся браки, сенсорный голод, суицидальные мысли, беспокойство о крахе демократии, хадейская скука и одиночество, одиночная ярость и отчаяние. ) Вы можете признать, что ничего не достигли сегодня, на этой неделе, за весь год.Перенести еще один день было вполне респектабельным достижением. Я считал этот год неудачным, и все, что вам нужно было сделать, чтобы пережить это — потакать неуместным увлечениям, сугубо временным пристрастиям, действительно плохому телевидению — было приемлемой ценой психологического выживания. «Неспособность заключить сделку» была законным оправданием отказа в ответе на электронные письма, несоблюдения сроков или отклонения приглашений. Все понимали, что ситуация была слишком тяжелой, чтобы ее можно было терпеть, не развалившись время от времени.Фактически, так было всегда; нам наконец-то позволили признать это.

Этот льготный период почти подошел к концу; нависает ужасающий призрак нормальности. В отличие от многих людей, я никогда не боялся разорения или выселения — хлипкими двумя столпами моего существования были государственные ссуды и квартира (куда более удачливая) друга. Я тоже был несущественным, поэтому весь прошлый год сижу в одной комнате. После стольких лет бездействия перспектива снова заняться делами устрашает.Моя новая толерантность к человеческому взаимодействию достигает максимума примерно через два часа, после чего я начинаю втайне нервничать из-за того, что снова буду одна на диване смотреть телевизор. Мне вспоминается фильм, который я однажды видел, о плененной горилле, выпущенной обратно в дикую природу, она пряталась подальше от открытой двери, боясь покинуть безопасную клетку.

Прочтите: Абсолютная странность светской беседы во время пандемии

Прежде чем пандемия нарушила мое внимание, я был примерно на полпути к книге Томаса Манна «Волшебная гора », которая оказалась бы необычайно подходящей для карантинного чтения.Это роман о молодом человеке, только что окончившем колледж и собирающемся начать свою карьеру, который едет на пару недель навестить двоюродного брата, больного туберкулезом, в санаторий в Альпах. В итоге он остался на семь лет. (Мы узнаем об этом на первых страницах, так что это не спойлер, Маннбойз.) Ясно, что одна из причин, по которой он остается, заключается в том, что он предпочитает жизнь в санатории жизни «внизу»; это, как следует из названия, потустороннее царство за пределами обычного времени.

Я всегда любил выходные и лето, официально разрешенные передышки от продуктивности.Этот год был похож на долгий воскресный день: общество приостановлено, жизнь прервана. Это было похоже на то, чтобы быть за кулисами или тусоваться на кухне на вечеринке. Мой циркадный цикл вышел из-под контроля; Я не спал после полуночи, когда мир не смотрел, и пытался спать по утрам, когда писал. Мне нравилось слушать теплый, амниотический шум посудомоечной машины, как звук автомобильного двигателя, когда ты был ребенком, когда ты кивал на заднем сиденье, зная, что взрослые благополучно доставят тебя домой.Я был благодарен за изнуряющие метели и похолодания, когда ни один здравомыслящий человек не рискнул выйти на улицу. Недавно на улице было невыносимо приятно, 75 и солнечно, и я никогда не выходил из своей квартиры. Я полюбил темноту, уютно устроившуюся в моем коконе.

Я знаю, что некоторые из них являются симптомами депрессии, которая в настоящее время является вторичной пандемией, социальным продолжением COVID-19. У меня и раньше были эпизоды депрессии, и хотя теперь у меня есть запас опыта, чтобы справиться с ними, я знаю, что они эфемерны; Я знаю, как терпеть их и снова выползать — от них каждый раз все труднее возвращаться.Не из-за их пагубности или упорства, а из-за их привлекательности. Сиренам одиночества, праздности и нигилизма сопротивляться становится все труднее.

Однажды, за несколько лет до пандемии, когда я заболел гриппом и лежал в постели, смотрел фильмы и пил терафлю, мне потребовалось несколько недель, чтобы понять, что я больше не болен; Я только что привык к гриппозному образу жизни. У меня был предлог, чтобы с чистой совестью предаться удовольствиям неряшливой праздности. «Я понимаю, что внутри меня живет парень, который хочет лежать в постели, курить травку весь день и смотреть мультфильмы и старые фильмы», — написал однажды Энтони Бурден.«Вся моя жизнь была серией уловок, чтобы перехитрить этого парня».

Когда я был моложе, у меня было больше стимулов отказаться от собственной праздности и вернуться в производительный мир; У меня еще были амбиции. Но с тех пор я достиг многих из этих амбиций, и в прошлом году все они испарились, как будто их никогда не было. По опыту я знаю, что могу с огромными усилиями и дисциплиной вернуться к исходному уровню. Скажем так: я встаю с дивана, выключаю телевизор, снова начинаю писать, устраиваюсь на преподавательскую работу, получаю новый контракт на книгу.Вот что хочет знать Couch Guy: какова моя награда за все это? Какая большая выгода? Будет ли это так же хорошо, как лежать на диване и смотреть телевизор?

Прочтите: Да, пандемия разрушает ваше тело

Когда-то в прошлом году я просто перестал заботиться, и теперь я не могу вспомнить, как вы обманом заставили себя начать все сначала. Вы вовлекаете себя в любое важное дело — призвание, брак, жизнь — определенными высокомерными иллюзиями: Я буду богатым и знаменитым. Будем счастливы вечно.Все это означает что-то . И как только вы избавитесь от них, вам нужно будет найти более верные и более устойчивые мотивы, чтобы продолжать. Если ты можешь.

Карантин дал нам все время и уединение для размышлений — риск для любого человека и угроза любому статус-кво. Люди получили опыт — некоторые из них впервые в жизни — остались одни, роскошь, обычно недоступная даже для богатых. Избавившись от уродливой давки финансового страха, а также от колоссальных требований и ожиданий мира, личности людей начали принимать свой истинный облик.И многие из них не хотят возвращаться к тому, чтобы зря тратить свои дни на поездки к чистилищу, к флуоресцентным лампам, дресс-кодам и политике офиса в средней школе. Обслуживающий персонал явно неблагодарен за возможность получать зарплату, недостаточную для жизни, от работодателей, которые продемонстрировали, что им безразлично, выживут ли их работники или умрут. Все больше и больше людей замечают, что некоторые из основных американских аксиом о том, что тяжелый труд — это достоинство, а продуктивность — самоцель, — чушь собачья.Я вспоминаю те научно-фантастические истории, в которых кто-то случайно видит за фасадом своей блаженной ложной реальности мрачную антиутопию, в которой они живут.

Силы денег и власти, безусловно, хотели бы, чтобы мы забыли все об этом году и вернулись к тому, как все было, как учитель нараспев: «Хорошо, класс, обратно к своим партам», в то время как первые суеты падение снаружи. Может быть, мы будем; озарения мимолетны, а привычка носит свинцовый инертный характер. Но многие люди ушли очень далеко за последний год, глубоко погрузились в себя, и не все из нас вернутся полностью.

Может быть, этот период кажущегося спячки, спячки, на самом деле был фазой метаморфозы. Однако, прежде чем гусеницы становятся бабочками, они сначала переваривают себя, растворяясь в недифференцированной каше, называемой «куколочный суп». Люди находятся на разных стадиях этой трансформации — некоторые еще не сформировались, некоторые уже достигли пышного развития. Некоторые из нас могут увядать на воздухе. Побег из куколки — это всегда борьба. Я все еще нахожусь в фазе кашицы, все еще смотрю телевизор на кушетке, пытаюсь закончить только это эссе, ожидая со смутной верой в силы, которые формируют нас, какие бы имаго ни собирались внутри.

40 лучших фильмов на Netflix, которых вы, вероятно, не видели

Полуночный специальный выпуск . Фото: Warner Bros / Kobal / Shutterstock

Эта статья регулярно обновляется по мере поступления и выхода фильмов на Netflix. * Новые дополнения отмечены звездочкой.

Как вы, наверное, заметили, основные потоковые сервисы (и / или их алгоритмы) часто стремятся продвигать большие фильмы, которые почти все уже видели.Да, на Netflix доступны две чрезвычайно популярных игры Pulp Fiction и Black Panther . Не стесняйтесь пересматривать их!

Но что, если вы ищете что-то новое? Что, если вы хотите посмотреть отличный фильм, о котором раньше даже не слышали? Тогда это список для вас: коллекция фильмов на Netflix, которые не транслировались театрально почти в любом городе, кроме Нью-Йорка или Лос-Анджелеса, и которые легко могли бы затеряться среди «больших» фильмов, которые оказались в центре вашего внимания. Страница Netflix.Здесь есть неплохой фильм, и мы готовы поспорить, что есть по крайней мере несколько, которые вы не видели. Это ваш шанс изменить это. (А чтобы просмотреть наш основной список из 100 лучших фильмов на Netflix, нажмите здесь.)

Broad City Звезда Эбби Джейкобсон доказывает, что она может справиться как с драмой, так и с комедией в этой душераздирающей истории о зависимости от сценариста-режиссера Марджи-Льюис Райан. Джейкобсон играет Кэти, сестру Сета, которую Дэйв Франко играет в своей лучшей карьере. Сет — героиновый наркоман, и он находится в месте, где Кэти видела его раньше, прямо на грани рецидива.Хотя фильмы о зависимости не редкость, немногие из недавних фильмов настолько эффективны, чтобы рассказать историю не только о наркомане, но и о том, как зависимость влияет на близких. Netflix очень плохо продвигает свои оригинальные фильмы, а этот почти не продавался после премьеры SXSW в 2018 году, отказавшись от сервиса еще до того, как фестиваль закончился, а затем о нем быстро забыли. Найди это.

Документальный фильм Рода Блэкхерста и Брайана МакГинна об одном из самых известных случаев убийства последнего десятилетия был относительно потерян в глубоком каталоге настоящих криминальных историй на Netflix, с такими сериалами, как Making a Murderer и The Keepers . основная часть продвижения и внимания.Поверьте, любой поклонник криминальных документальных фильмов должен найти время, чтобы покопаться в этом фильме 2016 года о расследовании убийства Мередит Керчер в 2007 году. Британская студентка была жестоко убита в своей собственной квартире в Перудже, Италия, в возрасте 21 года. , и власти почти сразу же преследовали соседку Керчера по квартире Аманду Нокс и ее парня Раффаэле Соллецито, несмотря на некоторые противоречивые доказательства. Документальный фильм — это захватывающий взгляд на то, сколько других факторов помимо улик могут повлиять на расследование, включая общественное давление и восприятие подозреваемых.

Мати Диоп снял этот любимый критиками фильм 2019 года, первый фильм чернокожей женщины, участвовавший в Каннском кинофестивале. Это захватывающая, захватывающая смесь жанров, в которой есть что-то основанное в том, как он отражает редко наблюдаемую реальность жизни на побережье Сенегала, и что-то сверхъестественное, которое возникает из правдивости повествования. Речь идет об Аде, женщине, которая живет на берегу Атлантического океана со своим партнером Сулейманом, который становится одним из многих мужчин, которые пытаются уехать в поисках работы.Работая в основном с неизвестными актерами, Дайоп занимается личным и смелым кинопроизводством, чего вы не найдете больше нигде на Netflix.

Билл Пуллман играет одну из своих лучших работ в своей дальнейшей карьере в этом вестерне, написанном и поставленном Джаредом Моше, который едва ли был выпущен A24 еще в 2017 году. Что происходит со всеми этими закадычными персонажами в вестернах, когда их партнеры уезжают на закат? Это основная идея здесь — проследить путь человека, который всю жизнь был его другом, а теперь должен идти впереди.Пуллман великолепен, ему умело помогает актерский состав, в который также входят Питер Фонда, Джим Кэвизел и Кэти Бейкер.

На бумаге эта тонкая драма с персонажами, вероятно, звучит как фильм, который вы видели раньше десятки раз (или сотни, если вы пойдете на Сандэнс). Относительно потерянный молодой человек возвращается домой в разгар эмоционального кризиса и сталкивается со старой девушкой. Человека в этом случае играет Марк Дюпласс, драматически выполнивший одну из лучших работ в своей карьере, а бывшую девушку играет просто всегда великая Сара Полсон.Подобно Ричарда Линклейтера До фильмов , Голубая сойка имеет тонкую и простую структуру, основанную почти исключительно на диалогах, что позволяет двум исполнителям создавать полностью трехмерных персонажей, а Дупласс и Полсон полностью справляются с этой задачей.

Сценарист и режиссер Филлип Юманс стал первым афроамериканским режиссером, получившим премию Founders Prize на кинофестивале Tribeca в 2019 году. Также стоит отметить: Юманс родился в 2000 году. Автор-подросток произвел впечатление на жюри фестиваля своим лирическим дебютом о жизни в сельской местности. Луизиана.По сути, это история женщины по имени Хелен (Карен Кайя Ливерс), которая столкнулась с трудными мужчинами в своей жизни, в том числе с саморазрушительным сыном и пастором-алкоголиком, которого с обжигающей силой играл великий Венделл Пирс из The Wire . Умные и оригинальные фильмы Юманса кажутся проявлением крупного таланта, даже если он едва ли достаточно взрослый, чтобы пить.

В 1974 году Флорида сообщила, что Кристин Чаббак застрелилась в вечерних новостях.Четыре десятилетия спустя Антонио Кампос снял фильм об этой потрясающей трагедии и дал великой Ребекке Холл платформу для лучшего выступления в ее карьере. Холл завораживает, добавляя глубины и нюансов тому, что могло быть клишированным изображением психического заболевания и депрессии. Майкл С. Холл, Трейси Леттс и Дж. Смит-Кэмерон снимаются в драме, которую трудно смотреть, но в конечном итоге она поучительна и полезна.

Wu-Tang Forever! Удивительный RZA Wu-Tang никогда не получает достаточно внимания из-за его музыкального гения, и то же самое справедливо для его кинематографического вклада, будь то игра в таких фильмах, как The Dead Don’t Die , или сочинение музыки для таких фильмов, как Kill. Счет .Даже его режиссерские усилия недооцениваются — как этот фильм, который затерялся в пандемии после прерванной премьеры SXSW. Старомодный боевик с социальными целями, в нем Шамейк Мур играет одного из четырех друзей в Новом Орлеане, чью жизнь навсегда перевернул ураган «Катрина». Имея несколько вариантов, они обращаются к криминальному авторитету, которого играет Т.И. и их просят принять участие в ограблении. Трудный, сложный, амбициозный фильм, в нем также есть отличный актерский состав второго плана, в который входят Терренс Ховард, Итан Хоук и Уэсли Снайпс.

Эбби Ли ( Старый ) играет главную роль в этом поистине извращенном романе писателя / режиссера Себастьяна Гутьерреса. Элизабет Харвест. — это история о молодой женщине, которая недавно вышла замуж за таинственного пожилого человека, доктора, которого сыграл Кьяран Хайндс. В ее первый день в новом доме Элизабет проводят экскурсию и говорят, что есть только одна комната, в которую ей никогда не разрешают входить. Скука охватывает ее, она впадает в искушение и обнаруживает нечто невообразимое.Ли и Хиндс великолепны, как и Карла Гуджино в роли экономки доктора. Это может быть что-то вроде медленного сжигания, но оно достаточно амбициозно и инновационно, чтобы окупиться.

Если вы скучаете по дням ужасных телесных ужасов, как это делаем мы, посмотрите этот ужасный 2019 год о человеке, ремонтирующем дом, который принимает очень плохие решения и обнаруживает нечто большее, чем плесень, спрятанная в стенах. Борец К. Панк по праву превосходен в качестве ведущей, направляя энергию «Брюс Кэмпбелл в зловещих мертвецах».Он играет Дона Коха, человека, который должен был подумать о том, чтобы изменить свою личность, прежде чем он начал сносить стены дома с привидениями.

Приветствую Вонга Кар-Вая. Один из лучших режиссеров своей эпохи поставил эту историческую пьесу с Тони Люнгом в главной роли Ип Мана, легендарного эксперта по боевым искусствам, который, как известно, продолжил учить Брюса Ли кое-чему. Харви Вайнштейн ужасно отнесся к этому фильму и лишил его заслуженного внимания со стороны международного сообщества. Это роскошная, великолепная эпопея, в которой сочетаются невероятное внимание Вонга к деталям и его романтическое чувство повествования.

Документальный фильм Рауля Пека 2016 года о Джеймсе Болдуине приобрел новую известность и актуальность после протестов Black Lives Matter в 2020 году, во время которых его часто цитировали как материал, который необходимо посмотреть, чтобы понять, где сейчас страна, размышляя о понимании Болдуина о том, где это было. Фильм Пека, доступный на Netflix, основан на незаконченной рукописи Болдуина под названием Remember This House , в которой исследуется история расизма в этой стране. Рассказывает Сэмюэл Л.Джексон, фильм проходит через воспоминания Болдуина о движении за гражданские права, включая таких лидеров, как Малкольм Икс и Мартин Лютер Кинг-младший. Он был номинирован на Оскар за лучший документальный фильм (и, вероятно, должен был выиграть).

Нет, не детский футбольный фильм с Уиллом Ферреллом. Это прорывный дебют одного из главных талантов, полюбившихся Netflix, Ноя Баумбаха. Задолго до того, как он снял такие оригиналы Netflix, как Истории Мейеровица и История брака .Баумбах написал и поставил эту ансамблевую комедию 1995 года, которая во многом основана на его жизни и друзьях в колледже, с Джошем Гамильтоном, Крисом Эйгеманом, Паркер Поузи, Оливией д’Або, Эллиоттом Гулдом и Эриком Штольцем в главных ролях. Забавный факт: сосед Баумбаха по комнате в колледже помог снять фильм, приложив к сценарию письмо Стива Мартина, наполненное похвалами, когда он отправлял его финансистам. Этот умный продюсер? Джейсон Блюм.

Ремейк Сары Коланджело 2018 года по популярному израильскому фильму Надава Лапида 2014 года был одним из самых обсуждаемых фильмов на фестивале Sundance в год его премьеры, но это похоже на один из тех фильмов Netflix Originals, которые потерялись в сервисе, который каждую неделю выпускает что-то новое.Подобная драма, управляемая персонажами, неизбежно затеряется в беспорядке. Погрузитесь в историю и узнайте историю Лизы Спинелли, которую Мэгги Джилленхол сыграла в одном из лучших спектаклей 2018 года. Она учительница детского сада Стейтен-Айленда, которая поражается, когда один из ее учеников, милый мальчик по имени Джимми, начинает читать прекрасные стихи. Нашла ли она нового вундеркинда? Сможет ли она спасти его до того, как общество разрушит его творческие порывы? Что современный мир сделает с кем-то вроде Моцарта? Джилленхол идеально уравновешивает страсть и потенциальную опасность персонажа, который становится одержимым ребенком.Вы не забудете этого.

Изабель Сандовал написала и поставила эту феноменальную драму о недокументированной филиппинской трансгендерной женщине, которая работает в Бруклине, по имени Оливия, которую также играет Сандовал. Она ухаживала за пожилой русской женщиной там, на Брайтон-Бич, но у нее заканчиваются шансы стать легальным иммигрантом, когда она встречает Алекс (превосходный Эймон Фаррен), внука Ольги, и у нее начинается роман. Это тёплое и детальное исследование опыта иммигрантов и прав трансгендеров, которое мы не часто видим в американских инди-драмах, и объявляет Сандоваля талантом, за которым стоит наблюдать.

Трудно сказать, что кто-то из недавних номинантов на «Оскар» недооценен, но эта драма 2016 года кажется, что о ней в значительной степени забыли, и это досадно. Джефф Николс, в котором представлены два лучших выступления того года, рассказывает историю знаменательного дела Loving против Вирджиния, решения Верховного суда, который в 1967 году фактически разрешил межрасовые браки в этой стране. Да, еще в тот день во многих штатах брак был незаконным для людей разных рас.Джоэл Эдгертон и Рут Негга (номинант на премию «Оскар» за лучшую женскую роль) играют Ричарда и Милдред Ловинг, скромную пару, которая просто хотела жить в любви и мире, но для этого ей пришлось бороться. Это умная, чуткая драма, в которой избегают ярких театральных приманок на Оскар, чтобы представить двух совершенно настоящих людей.

Это все больше и больше похоже на последний фильм Дэвида Кроненберга (смайлики с хмурым лицом). Искусный режиссер, стоящий за A History of Violence, Eastern Promises и . Муха не снимал ни одного фильма со времени этой сатирической драмы 2014 года, написанной Брюсом Вагнером.Когда он был выпущен, публика почти не обращала на него внимания, а большие поклонники Кроненберга сочли его второстепенным в его карьере. Конечно, но «второстепенного Кроненберга» все же стоит посмотреть, особенно когда в нем снимаются Джулианна Мур, Миа Васиковска и Роберт Паттинсон. Это гобелен, наподобие « Short Cuts » Роберта Альтмана, запечатлевший современную жизнь Лос-Анджелеса и еще один великолепный перформанс Мура. Он не идеален, но в этом амбициозном проекте есть много интересных идей, и сам по себе актерский состав стоит потраченного времени.

Не так много фильмов об американском идише, и это только часть того, что делает инди-драму Джошуа З. Вайнштейна 2017 года такой уникальной. Рассказанная на идише с субтитрами, это история Менаше (Менаше Лустига), овдовевшего идишского человека, который пытается сбалансировать свою жизнь и веру, пытаясь вернуть себе опеку над своим сыном Ривеном, который жил со своими тетей и дядей. согласно постановлению их раввина, что Менаше должен снова жениться, прежде чем он сможет снова стать его отцом.Умное исследование характера, это окно в жизнь, которую многие проходят на улице, но редко задумываются.

Джефф Николс снял очень особенный (извините) научно-фантастический фильм в 2016 году с самым большим бюджетом и самым впечатляющим актерским составом. Майкл Шеннон, который также сыграл главную роль в фильме Николса Take Shelter , играет отца, которого в бегах знакомят со своим сыном (Джейденом Мартеллом) и еще одним мужчиной, которого играет Джоэл Эдгертон. Постепенно выясняется, что мальчика вытащили из государственного учреждения, где его держали из-за его уникальных способностей.Аллегория детской болезни, Midnight Special — это трогательная, увлекательная работа, которая разыгралась шире, чем многие фильмы в этом списке, но также кажется трагически недооцененной.

Очаровательный Ноэль Уэллс написал, снял и снялся в этом хите SXSW, который почти не выходил в кинотеатрах, а это значит, что вы, вероятно, его не видели. Бывшая звезда фильмов Мастер без и Субботняя ночь в прямом эфире играет Эмили Мартин, молодую женщину, которая возвращается в свой родной город после смерти своей кошки, что и дало фильму название.Дома она вынуждена вернуться к жизни бывшего парня, которого играет Ник Тьюн. Мало того, что Уэллс мила и забавна, у нее сильный голос как сценариста-режиссера, проникнутого честностью и сердцем фильм, который мог бы походить на сотни других фестивалей. Она может стать крупным независимым режиссером. Посмотрите на это, прежде чем она это сделает.

Если вам понравились фильмы Raid и вы не видели этот фильм 2018 года о Тимо Тьяджанто, значит, вы делаете что-то не так со своей жизнью. Думайте об этом как о The Raid on Steroids .Конечно, есть сюжет о солдате Триады, который злит людей, когда отказывается стрелять в ребенка, но это всего лишь скелет для одного из самых безумных действий, которые вы когда-либо видели. Представьте себе фильм о кунг-фу, в котором у людей есть ножи, топоры и другие острые предметы, а не только кулаки ярости. Это злая, кровавая неразбериха, но в боевой хореографии есть ритм и красота, которые тоже вдохновляют. Это фильм, в котором нашли способ сделать кровь великолепной.

Род Лурье ( The Contender ) направил эту интенсивную адаптацию одноименной научно-популярной книги Джейка Таппера из CNN.В нем рассказывается история битвы при Камдеше, одной из самых разрушительных атак в войне в Афганистане, в ходе которой 300 членов Талибана атаковали американский форпост в восточной части страны. Лурье применяет очень тщательный подход, представляя ключевые события, приведшие к атаке, в ансамблевом стиле, позволяя различным членам его прекрасного молодого состава занять центральное место, включая Скотта Иствуда, Калеба Лэндри Джонса, Орландо Блума, Джека Кеси и Уилла Аттенборо. . Но настоящая выгода здесь — это само нападение, которое ужасно мучительно, чего в фильмах о войне часто не разрешается делать.

Линн Шелтон написала эту драму в соавторстве со звездой Джеем Дюплассом, и на сегодняшний день это лучшая работа любой из них. Звезда Transparent играет Криса, 38-летнего парня, только что вышедшего из тюрьмы, проведшего более половины своей жизни за решеткой. Естественно, что в плане развития он все еще ближе к 18 годам, чем к 38, и это отражается в быстрой привязанности к его бывшей школьной учительнице Кэрол, которая поддерживала его во время заключения и которую играет всегда великая Эди Фалько.Это детализированный, изящный сюжет о двух людях с очень разным жизненным опытом, которых тянет друг к другу. Когда люди говорят, что не снимают драмы для взрослых, как раньше, укажите им на этот фильм.

Почти за десять лет до того, как снять номинированного на «Оскара» Mudbound , Ди Рис произвел фурор на кинофестивале Сандэнс 2011 года своим фильмом, который сразу почувствовал себя важным для всех в Парк-Сити, Pariah . Адеперо Одуйе играет роль юного подростка, который принимает свою лесбийскую идентичность.Истории о молодых геях редко воспринимаются с таким сочувствием, и еще меньше фильмов о небелой молодежи. Даже десятилетие спустя Pariah кажется особенным, нежным и правдоподобным, в чем американская независимая драма до сих пор не допускает.

Николас Пеше ( Eyes of My Mother ) написал и поставил экранизацию одноименного романа Рю Мураками, и с момента премьеры на фестивале Sundance в 2018 году и короткого театрального релиза в 2019 году он уже стал культовым.Кристофер Эбботт великолепен (как всегда) как серийный убийца, который притворяется, что едет в командировку, но на самом деле это делается для того, чтобы утолить свою потребность убивать, чтобы он мог снова вернуться к своей семье. Он нанимает секс-работницу, которую играет Миа Васиковска, с намерением, чтобы она стала его следующей жертвой, но все идет не так, как планировалось. Плотный и эффектный, это совсем другое дело для пары замечательных молодых актеров.

В последнее время все, кажется, влюблены в Педро Паскаля за его работу над The Mandalorian , Wonder Woman 1984 и даже за новости о кастинге, что он будет играть главную роль в адаптации HBO The Last of Us .Посмотрите одно из его самых незаметных выступлений в этом эффектном инди-фантастическом фильме 2018 года, премьера которого состоялась в том же году на кинофестивале SXSW. Это интересный отрывок из фантастической фантастики о девушке-подростке и ее отце (которого играет Джей Дюпласс), которые отправляются на инопланетную луну в поисках драгоценных камней, но при этом сталкиваются с парой опасных незнакомцев.

Эндрю Буяльски Support the Girls получил много шума в 2018 году, даже выиграв несколько наград за отличное центральное выступление Реджины Холл.Если вам понравилось, посмотрите последний фильм Буяльски, еще один фильм об уникальной рабочей среде. Вспыльчивый Кевин Корриган играет Дэнни, одного из тех клубов, кто внезапно оказывается богатым и не знает, что делать со своими деньгами и своим временем. Почему бы не нанять личного тренера? Это решение приводит его в жизнь местного владельца спортзала по имени Тревор (Гай Пирс) и его лучшей сотрудницы Кэт (Коби Смолдерс). Звезда «Как я встретил вашу маму» замечательно здесь, в еще одном фильме Буяльски, который всегда о персонажах, а не о том, что вы ожидаете.

В августе 2012 года девочка-подросток в Стьюбенвилле, штат Огайо, была изнасилована, а затем сфотографирована группой мальчиков-подростков. Дело обнаруживалось медленно, сначала из-за публикаций их коллег в социальных сетях, а затем из-за журналистских расследований блоггеров. В документальном фильме Нэнси Шварцман не столько исследуется само дело, сколько то, как оно повлияло на общество. Выяснилось, что некоторые из преступников были членами очень популярной местной школьной футбольной команды, и это обстоятельство повлияло на то, как это дело расследовалось и доводилось до сведения общественности.На Netflix много настоящих криминальных документов, но мало кто рассматривает влияние преступности на весь город так, как это пытается сделать этот.

Документальный фильм Билли Корбена представляет собой тот замечательный поджанр фильмов, который можно назвать «более странным, чем фантастика». Когда-нибудь кто-нибудь снимет отмеченную наградами черную комедию о скандале Биогенезиса, потрясшем Высшую лигу бейсбола, но это, вероятно, не будет такой истерикой, как услышать историю прямо из уст людей, которые ее пережили. Даже если вы думаете, что знаете все подробности о компании из Флориды, которая снабжала спортсменов лекарствами, повышающими спортивные результаты, вы, вероятно, не знаете всех замечательных подробностей (особенно когда речь идет о безумной жизни Алекса Родригеса, о котором вы расскажете. никогда не смогу снова смотреть на то же самое).

Если вы ищете на Netflix боевик , который вы, возможно, не видели, не ищите ничего, кроме последнего фильма Чжан Имоу, который едва вышел в США, но заработал почти 100 миллионов долларов в остальном мире. Режиссер Hero и House of the Flying Daggers возвращается к историческому действию с этой историей о враждующих королевствах. Это фильм, который вы оцените не столько за его повествование, сколько за его смелый визуальный стиль, который превращает хореографию боевиков в нечто более близкое к балету или исполнительскому искусству.Это завораживает и красиво.

Пропустите ужасный американский римейк и загляните в каталог Netflix и найдите один из лучших тайских фильмов ужасов, когда-либо созданных. Выпущенный в 2004 году, Banjong Pisanthanakun и Parkpoom Wongpoom в соавторстве написали и сняли захватывающую историю о призраках о изображениях с привидениями, которые начинают появляться на фотографиях после того, как пара совершает наезд и сбегает. Призрак девушки преследует их во время фотосъемки? Shutter стал мировым хитом, одним из лучших фильмов ужасов, выпущенных в нулевых.

Великая Кирси Клемонс играет Дженнифер, женщину, которая вымывается на необитаемом острове после кораблекрушения, в результате которого погибает ее подруга, а остальные пассажиры оказываются в воде. Она одна, борется со стихией и пытается выжить. А потом она обнаруживает, что ей , а не только . Смесь сюжета фильмов о монстрах, гендерных комментариев и истории выживших — это отличная жемчужина инди-ужасов, заслуживающая более широкой аудитории. Посмотрите его, прежде чем ваш лучший друг скажет вам об этом.

Замечательная Линн Шелтон неожиданно умерла в 2020 году, но ее последний фильм находится на Netflix и ждет своего открытия. Шелтон дал своему партнеру Марку Марону свою лучшую на сегодняшний день роль в кино и пригласил его в ансамбль, в который вошли Микаэла Уоткинс, Тоби Хасс, Дэн Баккедал, Джиллиан Белл и сама Шелтон, продемонстрировав фантастическую игру, которая теперь кажется еще более острой. Это история пары, унаследовавшей меч, который, как сообщается, использовал генерал Шерман во время гражданской войны. Марон играет владельца ломбарда, который замешан в плане продать его за крупную сумму денег.Это забавное и умное исследование персонажей.

Джастин Бенсон и Аарон Мурхед рок. Пара создателей фильмов Spring и The Endless представила свой самый амбициозный фильм на сегодняшний день в 2019 году, когда премьера этого научно-фантастического боевика состоялась на Международном кинофестивале в Торонто. Джейми Дорнан и Энтони Маки играют двух парамедиков из Нового Орлеана, которые попадают в ловушку нового уличного наркотика, который, как оказалось, предлагает путешествия во времени в качестве одного из побочных эффектов. Сложный и амбициозный, он не похож ни на что другое на Netflix.

Чикаго Пэт Хили стал одним из самых последовательных характерных актеров своего поколения, снявшись в потрясающих фильмах, больших ( The Post ) и маленьких ( Cheap Thrills ). Он постоянно работает, и на эти деньги он снял свой первый полнометражный фильм — умную нелепую комедию с ним в главной роли и Тейлора Шиллинга из «Оранжевый — новый черный». Рэй (Хили) управляет уникальным бизнесом, который можно использовать для своего рода очень интенсивного вмешательства: люди просят Рэя похитить их.(Например, он сбегает с мужчиной, который регулярно изменяет свою диету, чтобы заставить его прийти в форму.) Но после того, как Анна (Шиллинг) нанимает Рэя, она начинает настаивать на правилах, и все становится действительно странным. Это что-то вроде эксцентричного триллера, если такое существует. Что ж, теперь есть.

Это прекрасный пример фильма, который Netflix действительно похоронил. Если бы студия выпустила эту восхитительную романтическую драму в кинотеатрах даже в крупных городах, люди бы это заметили. Он умный, веселый, в нем есть пара замечательных юных спектаклей.Но это было скрыто на Netflix в апреле 2017 года, и никто об этом не говорит. Включите функцию поиска и найдите историю Дэнни (Каллум Тернер) и Элли (Грейс Ван Паттен), двух борющихся жителей Нью-Йорка, собранных вместе над таинственным портфелем. Даже если повествование становится немного глупым, заразительная энергия двух главных героев заставляет этот фильм, который, по сути, является каперсовым фильмом, гудеть.

Адаптация Джереми Загаром хитовой книги Джастина Торреса была основным игроком на церемонии вручения награды Independent Spirit Awards 2019 года и представляет собой фильм, который такой потоковый сервис, как Netflix, действительно может помочь широкой аудитории.К сожалению, это также тот фильм, который может потеряться в переполненном потоковом сервисе, если вы не знаете, как его искать. Это история юности, тяжелого воспитания, показанного глазами трех братьев, хотя наша точка зрения в основном принадлежит Ионе, который вынужден иметь дело с жестоким и часто отстраненным отцом и открытием своей собственной сексуальности. В нем есть что-то поэтическое и одновременно искреннее, что нелегко для любого режиссера. Zagar использует зернистый 16-миллиметровый подход, чтобы заземлить фильм так, чтобы он чувствовал себя тактильно, а также допускал то, что иногда кажется волшебным.

Лиз Гарбус, один из лучших режиссеров-документалистов, разбирает жизнь очаровательной Нины Симон в этом номинированном на Оскар оригинале Netflix, который вышел в начале периода становления потокового сервиса и, возможно, был пропущен миллионами. подписчиков с тех пор. Премьера фильма состоялась на кинофестивале «Сандэнс» в 2015 году и повествует историю жизни Симоны, которая была для своих поклонников не просто сильной певицей, которая использовала свою известность для борьбы за гражданские права, а также за сохранение своей конфиденциальности.Гарбус использует ранее невиданные архивные кадры с интервью с дочерью и друзьями Симоны таким образом, чтобы уважительно относиться к жизни Симоны и оказывать сильное влияние на искусство и человечество.

Лучший документальный фильм о восстании в Фергюсоне после убийства Майкла Брауна. Этот фильм 2017 года приобрел большую актуальность после протестов 2020 года после убийства Джорджа Флойда. Это поразительный взгляд на жизнь в дни, последовавшие за убийством Брауна и протестами, которые стали яркими примерами раскола в этих общинах и во всем мире.Он набирает большую часть своей силы благодаря тому, что видит глазами людей, которые были там, часто используя свои собственные кадры беспорядков и протестов, и сосредотачиваясь на мужчинах и женщинах, борющихся за гражданские права на своих улицах.

Актер Пол Дано был соавтором сценария (со своей партнершей Зои Казан) и снял эту трогательную драму по одноименному роману Ричарда Форда. Кэри Маллиган дает одно из лучших выступлений в своей карьере женщины из Монтаны 1960 года, которая живет нормальной жизнью со своим мужем Джерри (Джейк Джилленхол) и сыном Джо (Эд Оксенбоулд).После того, как Джерри уволен с работы, он решает устроиться на работу вдали от дома, борясь с лесными пожарами. Решение обостряет его брак во всех отношениях, но великолепие этого фильма заключается в том, насколько он виден глазами их сына Джо. Во многих смыслах это драма о том времени, когда человек узнает, что его родители — несовершенные, несовершенные люди, и основывается на глубоко сочувственном письме, режиссуре и выступлениях.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

L ел зимой на семнадцатилетнем возрасте, моя мать решила, что я в депрессии, предположительно потому, что я редко выходил из дома, проводил довольно много времени в постели, читал одну и ту же книгу снова и снова Я ел нечасто и посвятил довольно много свободного времени размышлениям о смерти.

Всякий раз, когда вы читаете брошюру о раке, веб-сайт или что-то еще, они всегда перечисляют депрессию среди побочных эффектов рака. Но на самом деле депрессия не является побочным эффектом рака. Депрессия — это побочный эффект смерти. (Рак также является побочным эффектом смерти. На самом деле почти все.) Но моя мама считала, что мне нужно лечение, поэтому она повела меня к моему постоянному доктору Джиму, который согласился, что я действительно плавал в парализующей и полностью клинической депрессии. , и поэтому мои лекарства должны быть скорректированы, а также я должен посещать еженедельную группу поддержки.

В эту группу поддержки входили постоянно меняющиеся персонажи в различных состояниях недомогания, вызванного опухолью. Почему поворачивался гипс? Побочный эффект смерти.

Группа поддержки, конечно, чертовски удручала. Он собирался каждую среду в подвале епископальной церкви с каменными стенами в форме креста. Мы все сели в круг прямо посередине креста, там, где должны были бы встретиться две доски, где должно было быть сердце Иисуса.

Я заметил это, потому что Патрик, руководитель группы поддержки и единственный человек старше восемнадцати в комнате, говорил о сердце Иисуса на каждой долбаной встрече, о том, как мы, молодые люди, пережившие рак, сидим прямо в самом священном сердце Христа и что бы ни.

Итак, вот как это происходило в сердце Бога: шесть, семь или десять из нас вошли / вкатились, поедали дряхлый набор печенья и лимонада, сели в Кругу доверия и слушали, как Патрик рассказывает о тысячном время его удручающе жалкой истории жизни — как у него был рак в яйцах, и они думали, что он умрет, но он не умер, и теперь он здесь, взрослый человек в подвале церкви в 137-м красивом городе Америки , разведен, увлекается видеоиграми, в основном без друзей, зарабатывает скудную жизнь, используя свое прошлое, пораженное раком, медленно продвигается к степени магистра, которая не улучшит его карьерные перспективы, ожидая, как и все мы, дамоклова меча чтобы дать ему облегчение от того, что он сбежал много лет назад, когда рак забрал оба его ореха, но сохранил то, что только самая щедрая душа назвала бы его жизнью.

И ВЫ ТОЖЕ МОЖЕТЕ БЫТЬ ТАКИМ ВЕЗЧИКОМ!

Затем мы представились: Имя. Возраст. Диагностика. И как у нас дела сегодня. Я Хейзел, сказала бы я, когда они меня дойдут. Шестнадцать. Изначально щитовидная железа, но с впечатляющей и давно осевшей спутниковой колонией в моих легких. И я в порядке.

Когда мы обходили круг, Патрик всегда спрашивал, не хочет ли кто-нибудь поделиться. А затем начался круговой рывок поддержки: все говорили о битвах, сражениях, победах, уменьшении и сканировании.Честно говоря, Патрик позволил нам поговорить и о смерти. Но большинство из них не умирали. Большинство из них доживут до взрослой жизни, как и Патрик.

(Это означало, что вокруг было довольно много конкуренции, когда все хотели победить не только рак, но и других людей в комнате. Я понимаю, что это иррационально, но когда они говорят вам, что вы есть, скажем, 20% -ный шанс прожить пять лет, математика срабатывает, и вы полагаете, что это один из пяти … так что вы смотрите вокруг и думаете, как любой здоровый человек: я должен пережить четверых из этих ублюдков.)

Единственным спасительным аспектом Группы поддержки был этот парень по имени Исаак, худощавый парень с длинным лицом и прямыми светлыми волосами, зачесанными на один глаз.

И его глаза были проблемой. У него был фантастически невероятный рак глаза. Один глаз был вырезан, когда он был ребенком, и теперь он носил такие толстые очки, которые делали его глаза (как настоящие, так и стеклянные) сверхъестественно огромными, как будто вся его голова была просто фальшивым глазом и этим настоящий глаз смотрит на тебя. Судя по тому, что я мог узнать о тех редких случаях, когда Исаак делился с группой, повторение поставило его оставшийся глаз в смертельную опасность.

Мы с Исааком общались почти исключительно вздохами. Каждый раз, когда кто-то обсуждал противораковые диеты или нюхание измельченного акульего плавника или что-то еще, он смотрел на меня и слегка вздыхал. Я микроскопически качал головой и в ответ выдыхал.

•••

Итак, группа поддержки взорвалась, и через несколько недель я стал довольно кричать обо всем этом. Фактически, в среду, когда я познакомился с Огастусом Уотерсом, я изо всех сил старался выйти из группы поддержки, сидя на диване с мамой в третьем этапе двенадцатичасового марафона предыдущего сезона America’s Next Top. Модель, которую я правда уже видел, но все же.

Я: «Я отказываюсь посещать группу поддержки».

Мама: «Один из симптомов депрессии — отсутствие интереса к занятиям».

Я: «Пожалуйста, дайте мне посмотреть Next Top Model Америки». Это занятие.

Мама: «Телевидение — это пассивность».

Я: «Тьфу, мама, пожалуйста».

Мама: «Хейзел, ты подросток. Ты больше не маленький ребенок. Вам нужно найти друзей, выйти из дома и жить своей жизнью ».

Я: «Если вы хотите, чтобы я был подростком, не отправляйте меня в группу поддержки.Купи мне поддельное удостоверение личности, чтобы я мог ходить в клубы, пить водку и брать травку ».

Мама: «Для начала, не бери травку».

Я: «Видишь ли, я бы знал такое, если бы ты получил мне фальшивое удостоверение личности».

Мама: «Ты идешь в группу поддержки».

Me: «UGGGGGGGGGGGG.»

Мама: «Хейзел, ты заслуживаешь жизни».

Это заставило меня замолчать, хотя я не мог понять, насколько посещаемость в Группе поддержки соответствует определению жизни. Тем не менее, я согласился поехать — после переговоров о праве на запись 1.Я бы пропустил 5 серий ANTM.

Я пошел в группу поддержки по той же причине, по которой однажды позволил медсестрам с восемнадцатимесячным высшим образованием травить меня химическими веществами с экзотическими названиями: я хотел сделать своих родителей счастливыми. В этом мире есть только одна вещь более дерьмовая, чем укусить его от рака в шестнадцать лет, — это ребенок, который кусает его от рака.

•••

Мама свернула на круговую подъездную дорожку за церковью в 4:56. Я притворился, что возился со своим кислородным баллоном на секунду, просто чтобы убить время.

«Вы хотите, чтобы я отнес его вам?»

«Нет, все в порядке», — сказал я. Цилиндрический зеленый резервуар весил всего несколько фунтов, и у меня была небольшая стальная тележка, чтобы катить его позади меня. Он доставлял мне два литра кислорода каждую минуту через канюлю, прозрачную трубку, которая разделялась прямо под моей шеей, заворачивалась за моими ушами и затем снова соединялась в моих ноздрях. Это хитрое изобретение было необходимо, потому что мои легкие сосали, будучи легкими.

«Я люблю тебя», — сказала она, когда я вышел.

«Ты тоже, мама. Увидимся в шесть.

«Подружитесь!» — сказала она через опущенное окно, когда я ушел.

Я не хотел спускаться на лифте, потому что лифт — это вид деятельности в последние дни в Группе поддержки, поэтому я поднялся по лестнице. Я схватил печенье и налил немного лимонада в чашку Дикси, а затем повернулся.

На меня смотрел мальчик.

Я был совершенно уверен, что никогда его раньше не видел. Длинный и стройный, мускулистый, он затмеял формованный пластиковый стул для начальной школы, на котором сидел.Волосы красного дерева, прямые и короткие. Он выглядел на мой ровесник, может быть, на год старше, и сидел, прислонившись копчиком к краю стула, в агрессивно плохой позе, одна рука наполовину в кармане темных джинсов.

Я отвернулся, внезапно осознав свои бесчисленные недостатки. На мне были старые джинсы, которые когда-то были узкими, но теперь провисали в странных местах, и желтая футболка с рекламой группы, которая мне больше не нравилась. Также мои волосы: у меня была эта стрижка под пацан, и я даже не удосужилась ее расчесать.Кроме того, у меня были до смешного толстые щеки бурундука — побочный эффект лечения. Я выглядел как человек нормальных пропорций с воздушным шариком вместо головы. Не говоря уже о ситуации с голеностопом. И все же… я бросил на него взгляд, а его глаза все еще были прикованы ко мне.

Мне пришло в голову, почему они называют это зрительным контактом.

Я вошел в круг и сел рядом с Исааком, в двух местах от мальчика. Я снова взглянул. Он все еще наблюдал за мной.

Послушайте, позвольте мне сказать это: он был крутым.Негорячий мальчик безжалостно смотрит на вас, и это в лучшем случае неловко, а в худшем — это форма нападения. Но крутой мальчик… ну.

Я вытащил свой телефон и щелкнул по нему, чтобы отображалось время: 4:59. Круг заполнился неудачниками в возрасте от двенадцати до восьмидесятилетнего, и затем Патрик начал нас с молитвы о безмятежности: Боже, дай мне безмятежность принять то, что я не могу изменить, смелость изменить то, что я могу, и мудрость чтобы узнать разницу. Парень все еще смотрел на меня.Я почувствовал себя покрасневшим.

Наконец, я решил, что правильная стратегия — смотреть в ответ. В конце концов, мальчики не обладают монополией на Staring Business. Так что я осмотрел его, когда Патрик в тысячный раз признал его отсутствие мяча и т. Д., И вскоре это стало соревнованием пристальных взглядов. Через некоторое время мальчик улыбнулся, а затем, наконец, его голубые глаза отвернулись. Когда он оглянулся на меня, я подняла брови, чтобы сказать: «Я выигрываю».

Он пожал плечами. Патрик продолжил, и наконец пришло время для представлений.«Исаак, возможно, ты сегодня хочешь пойти первым. Я знаю, что тебе предстоит нелегкое время ».

«Ага, — сказал Исаак. «Я Исаак. Мне семнадцать. Похоже, мне нужно сделать операцию через пару недель, после чего я ослепну. Не жаловаться или что-то в этом роде, потому что я знаю, что многим из нас хуже, но да, я имею в виду, что быть слепым — отстой. Но моя девушка помогает. И такие друзья, как Август ». Он кивнул в сторону мальчика, у которого теперь было имя. — Итак, да, — продолжил Исаак. Он смотрел на свои руки, которые он сложил друг в друга, как верхушку вигвама.»Вы ничего не можете с этим поделать».

«Мы здесь для тебя, Исаак», — сказал Патрик. «Пусть Исаак это услышит, ребята». А потом мы все монотонно сказали: «Мы здесь ради тебя, Исаак».

Следующим был Майкл. Ему было двенадцать. У него была лейкемия. У него всегда была лейкемия. Он был в порядке. (По крайней мере, он так сказал. Он спустился на лифте.)

Лиде было шестнадцать, и она была достаточно хорошенькой, чтобы быть объектом пристального внимания горячего парня. Она была регулярной — в длительной ремиссии от рака аппендикса, о существовании которого я раньше не подозревал.Она сказала — как и всякий раз, когда я посещала Группу поддержки, — что чувствует себя сильной, и это было похоже на хвастовство передо мной, когда моросящие кислородом комочки щекотали мне ноздри.

До него было еще пять человек. Он немного улыбнулся, когда подошла его очередь. Его голос был низким, дымным и невероятно сексуальным. «Меня зовут Огастус Уотерс», — сказал он. «Мне семнадцать. У меня был небольшой приступ остеосаркомы полтора года назад, но я здесь только сегодня по просьбе Исаака.

«А как вы себя чувствуете?» — спросил Патрик.

«О, я великий». Огастус Уотерс улыбнулся уголком рта. «Я нахожусь на американских горках, которые только поднимаются вверх, друг мой».

Когда подошла моя очередь, я сказал: «Меня зовут Хейзел. Мне шестнадцать. Щитовидная железа с метаморфозом в легких. Я в порядке.»

Час продолжался быстро: битвы рассказывались, сражения, выигранные среди войн, наверняка были проиграны; надежда цеплялась; семьи были отмечены и осуждены; было решено, что друзья просто не поняли; пролились слезы; предложенный комфорт.Ни Август Уотерс, ни я больше не разговаривали, пока Патрик не сказал: «Август, возможно, ты хочешь поделиться своими опасениями с группой».

«Мои опасения?»

«Да».

«Я боюсь забвения», — сказал он без паузы. «Я боюсь этого, как пресловутый слепой, который боится темноты».

«Слишком рано», — сказал Исаак с улыбкой.

«Это было бесчувственно?» — спросил Август. «Я могу быть совершенно слеп к чувствам других людей».

Исаак смеялся, но Патрик поднял карающий палец и сказал: «Август, пожалуйста.Вернемся к вам и вашей борьбе. Вы сказали, что боитесь забвения?

«Да, — ответил Август.

Патрик казался потерянным. «Может, кто-нибудь захочет поговорить об этом?»

Я не ходил в нормальную школу три года. Мои родители были двумя моими лучшими друзьями. Моим третьим лучшим другом был писатель, который не знал, что я существую. Я был довольно застенчивым человеком — не из тех, кто поднимает руки.

И все же именно в этот раз я решил заговорить. Я приподнял руку, и Патрик, его восторг был очевиден, немедленно сказал: «Хейзел!» Уверен, он предположил, что я открываюсь.Стать частью группы.

Я посмотрел на Огастуса Уотерса, который снова посмотрел на меня. Его глаза были такими синими, что было почти видно. «Придет время, — сказал я, — когда все мы умрем. Все мы. Придет время, когда не останется людей, которые помнят, что кто-то когда-либо существовал или что наш вид когда-либо что-то делал. Некому будет вспоминать Аристотеля или Клеопатру, не говоря уже о вас. Все, что мы делали, строили, писали, думали и открывали, будет забыто, и все это, — я объемно махнул рукой, — будет напрасно.Может быть, это время скоро наступит, а может быть, через миллионы лет, но даже если мы переживем падение нашего солнца, мы не выживем вечно. Было время до того, как организмы испытали сознание, и будет время после. И если вас беспокоит неизбежность человеческого забвения, я призываю вас игнорировать это. Бог знает, что все остальные делают.

Я узнал об этом от моего вышеупомянутого третьего лучшего друга, Питера Ван Хаутена, отшельника, автора «Имперского недуга», книги, которая была так же близка, как и я, к Библии.Питер Ван Хаутен был единственным человеком, которого я когда-либо встречал, который, казалось, (а) понимал, каково это — умирать, и (б) не умер.

После того, как я закончил, наступил довольно долгий период молчания, пока я наблюдал, как по лицу Августа расплылась улыбка — не маленькая кривая улыбка мальчика, пытающегося быть сексуальным, когда он смотрел на меня, а его настоящая улыбка, слишком велик для его лица. — Черт побери, — тихо сказал Август. «А ты что-нибудь еще?»

Никто из нас ничего не сказал об остальной части Группы поддержки.В конце концов, нам всем пришлось держаться за руки, и Патрик помолился за нас. «Господь Иисус Христос, мы собрались здесь, в Твоем сердце, буквально в Твоем сердце, как выжившие от рака. Только Вы и Вы знаете нас, как мы знаем самих себя. Направьте нас к жизни и свету через время испытаний. Мы молимся за глаза Исаака, за кровь Майкла и Джейми, за кости Августа, за легкие Хейзел, за горло Джеймса. Мы молимся, чтобы Ты исцелил нас и чтобы мы могли почувствовать Твою любовь и Твой мир, превосходящий всякое понимание.И мы помним в наших сердцах тех, кого мы знали и любили, которые вернулись к вам домой: Марию и Кейд, и Джозефа, и Хейли, и Эбигейл, и Анджелину, и Тейлора, и Габриэля, и… »

Это был длинный список. В мире много мертвых людей. И пока Патрик бубнил, читая список с листа бумаги, потому что он был слишком длинным для запоминания, я держал глаза закрытыми, пытаясь думать с молитвой, но в основном представляя тот день, когда мое имя попадет в этот список, все путь в конце, когда все перестали слушать.

Когда Патрик закончил, мы вместе произнесли эту глупую мантру — ЖИЗНЬ НАШЕЙ ЛУЧШЕЙ ЖИЗНИ СЕГОДНЯ — и все было кончено. Огастес Уотерс встал со стула и подошел ко мне. Его походка была кривой, как его улыбка. Он возвышался надо мной, но держался на расстоянии, чтобы мне не пришлось выгибать шею, чтобы посмотреть ему в глаза. «Как твое имя?» он спросил.

«Орешник».

«Нет, ваше полное имя».

«Гм, Хейзел Грейс Ланкастер». Он как раз собирался сказать что-то еще, когда подошел Исаак.«Подожди», — сказал Август, подняв палец, и повернулся к Исааку. «Это было на самом деле хуже, чем вы себе представляли».

«Я же сказал вам, что это было мрачно».

«Зачем вам это нужно?»

«Не знаю. Это вроде как помогает? »

Август наклонился так, что ему показалось, что я ничего не слышу. «Она завсегдатай?» Я не мог услышать комментарий Исаака, но Август ответил: «Я скажу». Он обнял Исаака за плечи и затем отступил на полшага. «Расскажи Хейзел о клинике.

Исаак оперся рукой о столик с закусками и устремил на меня свой огромный взгляд. «Хорошо, я пошел в клинику сегодня утром и сказал своему хирургу, что лучше буду глухим, чем слепым. И он сказал: «Это не так», а я ответил: «Да, я понимаю, что так не работает; Я просто говорю, что лучше был бы глухим, чем слепым, если бы у меня был выбор, которого, как я понимаю, у меня нет », — и он сказал:« Что ж, хорошая новость в том, что ты не будешь глухим », и Я подумал: «Спасибо, что объяснили, что мой рак глаза не сделает меня глухим».Мне так повезло, что такой интеллектуальный гигант, как вы, соизволил оперировать меня ».

« Он звучит как победитель, — сказал я. «Я попытаюсь вызвать у меня рак глаза, чтобы познакомиться с этим парнем».

«Удачи с этим. Хорошо, мне пора. Моника меня ждет. Я должен много смотреть на нее, пока могу.

«Меры по подавлению восстания завтра?» — спросил Август.

«Определенно». Исаак повернулся и побежал вверх по лестнице, ведя их по два за раз.

Огастес Уотерс повернулся ко мне.«Буквально», — сказал он.

«Буквально?» Я спросил.

«Мы буквально находимся в сердце Иисуса», — сказал он. «Я думал, что мы в подвале церкви, но мы буквально находимся в сердце Иисуса».

«Кто-то должен сказать Иисусу», — сказал я. «Я имею в виду, что это должно быть опасно хранить детей с раком в вашем сердце».

«Я бы сказал Ему сам, — сказал Август, — но, к сожалению, я буквально застрял в Его сердце, поэтому Он не сможет меня услышать». Я смеялся. Он покачал головой, просто глядя на меня.

«Что?» Я спросил.

«Ничего», — сказал он.

«Почему ты так на меня смотришь?»

Август наполовину улыбнулся. «Потому что ты красивый. Мне нравится смотреть на красивых людей, и некоторое время назад я решил не отказывать себе в более простых удовольствиях существования ». Последовало короткое неловкое молчание. Август продолжил: «Я имею в виду, особенно с учетом того, что, как вы так восхитительно заметили, все это закончится забвением и всем остальным».

Я как бы усмехнулся, или вздохнул, или выдохнул с некоторой долей кашля, а затем сказал: «Я не красавчик…»

«Ты как миллениальная Натали Портман.Как «Ви» означает «Вендетта», Натали Портман ».

«Никогда не видел», — сказал я.

«Правда?» он спросил. «Великолепная девушка с волосами пикси не любит авторитет и не может не влюбиться в мальчика, которого она знает, это проблема. Насколько я могу судить, это ваша автобиография.

Каждый его слог заигрывал. Честно говоря, он меня возбудил. Я даже не знала, что парни могут меня возбудить — ну, как в реальной жизни.

Мимо нас прошла девочка помоложе. «Как дела, Алиса?» он спросил. Она улыбнулась и пробормотала: «Привет, Август.«Люди Мемориала», — пояснил он. Мемориал был большой исследовательской больницей. «Куда ты идешь?»

«Детский», — сказала я тише, чем я ожидала. Он кивнул. Разговор казался оконченным. «Хорошо», — сказал я, неопределенно кивая в сторону ступенек, которые вели нас из Буквального Сердца Иисуса. Я поставил тележку на колеса и пошел. Он хромал рядом со мной. «Так, может быть, увидимся в следующий раз?» Я спросил.

«Вы должны это увидеть», — сказал он. — Я имею в виду, V означает Вендетта.

«Хорошо, — сказал я.«Я посмотрю».

“No. Со мной. В моем доме, — сказал он. «Теперь.»

Я перестал ходить. «Я почти не знаю вас, Огастус Уотерс. Ты мог бы быть убийцей с топором.

Он кивнул. «Верно, Хейзел Грейс». Он прошел мимо меня, его плечи заполняли зеленую вязаную рубашку-поло, спина прямая, его шаги слегка колебались вправо, когда он шел устойчиво и уверенно на том, что, как я решил, было протезом ноги. Остеосаркома иногда требует конечности, чтобы вас обследовать. Затем, если вы ему нравитесь, он берет все остальное.

Я последовал за ним по лестнице, теряя почву под ногами, медленно поднимаясь вверх, лестница не была областью для моих легких.

А потом мы вышли из сердца Иисуса и оказались на стоянке, весенний воздух был только холодным, совершенным, поздний полуденный свет был небесным в своей пагубности.

Мамы еще не было, что было необычно, потому что мама почти всегда меня ждала. Я оглянулся и увидел, что высокая пышная брюнетка прижала Исаака к каменной стене церкви и довольно агрессивно поцеловала.Они были достаточно близко ко мне, чтобы я мог слышать странные звуки их рта вместе, и я мог слышать, как он говорит: «Всегда», а она говорит: «Всегда» в ответ.

Внезапно, стоя рядом со мной, Август полушепотом прошептал: «Они большие сторонники КПК».

«Что такое» всегда «?» Хлюпающие звуки усилились.

«Всегда их дело. Они всегда будут любить друг друга и все такое. По моим скромным подсчетам, за последний год они всегда писали друг другу это слово четыре миллиона раз.

Подъехала еще пара машин, увезя Майкла и Алису. Теперь мы с Августом наблюдали за Исааком и Моникой, которые двигались так быстро, как будто они не прислонялись к месту поклонения. Его рука потянулась к ее груди над рубашкой и принялась лапать ее, ладонь оставалась неподвижной, а пальцы двигались вокруг нее. Я подумал, хорошо ли это. Вряд ли, но я решил простить Исаака на том основании, что он ослеп. Чувства должны пировать, пока есть голод и все такое.

«Представьте себе последнюю поездку в больницу», — тихо сказал я. «В последний раз, когда ты будешь водить машину».

Не глядя на меня, Огастес сказал: «Ты убиваешь меня здесь, Хейзел Грейс. Я пытаюсь разглядеть юную любовь в ее многогранной неловкости ».

«Я думаю, что у него болит грудь», — сказал я.

«Да, трудно определить, пытается ли он ее возбудить или провести обследование груди». Затем Огастес Уотерс полез в карман и вытащил из него пачку сигарет.Он открыл ее и зажал губами сигарету.

«Ты серьезно?» Я спросил. «Думаешь, это круто? Боже мой, ты только что все испортил.

«Что все это?» — спросил он, обращаясь ко мне. Сигарета, не зажженная, болталась из неулыбчивого уголка его рта.

«Все дело в том, что мальчик, который не является непривлекательным, неразумным или каким-либо образом неприемлемым, смотрит на меня, указывает на неправильное использование буквальности, сравнивает меня с актрисами и просит меня посмотреть фильм у него дома.Но, конечно же, всегда есть хамартия, и ваша — это, о, мой Бог, даже если у вас БЫЛО ИСПОЛЬЗОВАНИЕ РАКА, вы даете деньги компании в обмен на возможность получить ЕЩЕ БОЛЬШЕ РАКА. О мой Бог. Позвольте мне просто заверить вас, что вы не можете дышать? ОТСАСЫВАЕТ. Совершенно разочаровывающе. Полностью.

«Хамартия?» — спросил он, все еще держа сигарету во рту. Его челюсть сжалась. К сожалению, у него была чертовски резкая линия подбородка.

«Роковой недостаток», — объяснил я, отворачиваясь от него. Я шагнула к обочине, оставив Августа Уотерса позади, а потом услышала, как по улице тронулась машина.Это была мама. Она ждала, что я найду друзей или что-то в этом роде.

Я почувствовал, как внутри меня нарастает странная смесь разочарования и гнева. На самом деле я даже не знаю, что это было за чувство, просто его было много, и я хотел ударить Огастуса Уотерса, а также заменить свои легкие легкими, которые не отстой, будучи легкими. Я стояла со своим Чаком Тейлором на самом краю тротуара, кислородный баллон цеплялся в тележке рядом со мной, и как только моя мама подъехала, я почувствовал, как меня схватила рука.

Я выдернул руку, но снова повернулся к нему.

«Они не убьют вас, если вы их не зажжете», — сказал он, когда мама подошла к обочине. «И я никогда не зажигал ни одной. Понимаете, это метафора: вы кладете смертоносное существо прямо между зубами, но не даете ему силы совершить убийство ».

«Это метафора», — с сомнением сказал я. Мама просто бездельничала.

«Это метафора», — сказал он.

«Вы выбираете свое поведение на основе их метафорического резонанса…» — сказал я.

«О, да». Он улыбнулся. Широкая, глупая, настоящая улыбка. «Я большой сторонник метафор, Хейзел Грейс».

Я повернулся к машине. Постучал в окно. Он скатился. «Я иду в кино с Огастусом Уотерсом», — сказал я. «Пожалуйста, запишите для меня следующие несколько эпизодов марафона ANTM».

ГЛАВА ВТОРАЯ

ugustus Waters ехал ужасно. Остановка или старт — все произошло с огромной ТОЧКОЙ. Я вылетал из-за ремня безопасности его внедорожника Toyota каждый раз, когда он тормозил, и моя шея сворачивалась назад каждый раз, когда он нажимал на педаль газа.Я, возможно, нервничал — что, если сидел в машине незнакомого мальчика по пути к его дому, прекрасно понимая, что мои дерьмовые легкие усложняют попытки отразить нежелательные авансы, — но его вождение было настолько поразительно плохим, что я не мог ни о чем думать еще.

Мы прошли, наверное, милю в рваной тишине, прежде чем Август сказал: «Я трижды провалил экзамен по вождению».

«Вы не говорите».

Он засмеялся, кивая. «Ну, я не чувствую давления в старом Прости, и я не умею водить левую ногу.Мои врачи говорят, что большинство людей с ампутированными конечностями могут водить машину без проблем, но… да. Не я. В любом случае, я схожу на четвертый экзамен по вождению, и он проходит примерно так, как сейчас ». В полумиле перед нами загорелся красный свет. Август ударил по тормозам, бросив меня в треугольные объятия ремня безопасности. «Извините. Клянусь Богом, я стараюсь быть нежным. Так или иначе, в конце теста я полностью подумал, что снова провалился, но инструктор сказал: «Ваше вождение неприятно, но технически небезопасно.’»

«Не уверен, что согласен, — сказал я. «Я подозреваю, что Рак Перк». Бонусы от рака — это мелочи, которые получают дети с раком, чего не получают обычные дети: баскетбольные мячи, подписанные спортивными героями, бесплатные пропуска за позднюю домашнюю работу, незаработанные водительские права и т. Д.

«Да, — сказал он. Загорелся зеленый свет. Я приготовился. Август нажал на газ.

«Вы знаете, что у них есть ручное управление для людей, которые не могут пользоваться ногами», — заметил я.

«Ага, — сказал он. «Возможно когда-нибудь.» Он вздохнул так, что я задумался, уверен ли он в существовании когда-нибудь.Я знал, что остеосаркома излечима, но все же.

Есть несколько способов определить примерные ожидания в отношении выживания, не спрашивая на самом деле. Я использовал классический вариант: «Так ты в школе?» Как правило, родители вытаскивают вас из школы в какой-то момент, если ожидают, что вы их укусите.

«Ага, — сказал он. «Я в Северном Центре. Впрочем, на год позже: я второкурсник. Ты?»

Я считал ложью. В конце концов, никто не любит труп. Но в конце концов я сказал правду.«Нет, родители забрали меня три года назад».

«Три года?» — удивился он.

Я рассказал Августу об общих чертах моего чуда: мне был поставлен диагноз рака щитовидной железы IV стадии, когда мне было тринадцать. (Я не сказал ему, что диагноз поставили через три месяца после того, как у меня начались первые месячные. Типа: Поздравляю! Вы женщина. А теперь умри). Нам сказали, что это неизлечимо.

Мне сделали операцию под названием радикальное рассечение шеи, которая так же приятна, как звучит. Потом радиация.Потом они попробовали химиотерапию при опухолях моих легких. Опухоли уменьшились, затем выросли. К тому времени мне было четырнадцать. Мои легкие начали наполняться водой. Я выглядел довольно мертвым — мои руки и ноги раздувались; моя кожа потрескалась; мои губы были вечно синими. У них есть этот препарат, который заставляет вас не бояться того факта, что вы не можете дышать, и много его поступило в меня через линию PICC, а кроме того, еще более десятка других наркотиков. Но даже в этом случае утопление вызывает определенные неприятности, особенно когда оно происходит в течение нескольких месяцев.В конце концов я оказался в отделении интенсивной терапии с пневмонией, и моя мама встала на колени у моей кровати и сказала: «Ты готов, милый?» и я сказал ей, что я готов, и мой отец просто продолжал говорить мне, что любит меня этим голосом, который не столько ломался, сколько уже сломался, и я все время повторял ему, что я тоже его люблю, и все держались за руки, и Я не мог отдышаться, и мои легкие отчаянно действовали, задыхаясь, вытаскивая меня из кровати, пытаясь найти положение, которое могло бы дать им воздух, и я был смущен их отчаянием, мне было противно, что они просто не позволили иди, и я помню, как моя мама говорила мне, что все в порядке, что со мной все в порядке, что со мной все будет в порядке, и мой отец так старался не рыдать, что когда он это делал, что происходило регулярно, это было землетрясение.И я помню, как не хотел спать.

Все думали, что со мной все кончено, но моему онкологу Марии удалось вывести часть жидкости из моих легких, и вскоре после этого подействовали антибиотики, которые они давали мне от пневмонии.

Я проснулся и вскоре попал в одно из тех экспериментальных испытаний, которые известны в Республике Раквании неработающими. Препаратом был фаланксифор, эта молекула, предназначенная для прикрепления к раковым клеткам и замедления их роста. Это не сработало примерно у 70 процентов людей.Но у меня это сработало. Опухоли уменьшились.

И они остались усохшими. Ура, Фаланксифор! За последние восемнадцать месяцев мои метаморфозы почти не выросли, оставив меня с легкими, которые сосут, как будто они легкие, но могут, предположительно, бесконечно бороться с помощью сбрызгиваемого кислородом и ежедневного приема фаланксифор.

По общему признанию, мое «Чудо Рака» потребовало лишь немного потраченного времени. (Я еще не знал размера биты.) Но, рассказывая Огастусу Уотерсу, я нарисовал самую розовую картину, украшающую чудо этого чуда.

«Итак, тебе пора обратно в школу», — сказал он.

«Я вообще-то не могу, — объяснил я, — потому что я уже получил GED. Итак, я учусь в MCC », который был нашим общественным колледжем.

— Студентка, — кивнул он. «Это объясняет ауру изысканности». Он ухмыльнулся мне. Я игриво толкнул его в плечо. Я чувствовал мышцы прямо под кожей, все напряженные и потрясающие.

Мы сделали резкий поворот колесами в секцию с оштукатуренными стенами высотой восемь футов.Его дом был первым слева. Двухэтажный колониальный. Мы резко остановились на его подъездной дорожке.

Я последовал за ним внутрь. На деревянной доске в подъезде было написано курсивом слова «Дом там, где сердце», и весь дом оказался украшен такими наблюдениями. Хороших друзей трудно найти и невозможно забыть прочтите иллюстрацию над вешалкой для одежды. Настоящая любовь рождена из трудных времен пообещала подушка с иголкой в ​​их гостиной, обставленной антикварной мебелью.Август видел, как я читаю. «Мои родители называют их поощрениями», — объяснил он. «Они везде».

•••

Его мама и папа звали его Гас. На кухне готовили энчилада (витраж у раковины, начертанный игристыми буквами «Семья навсегда»). Его мама клала цыпленка в лепешки, которые его отец затем скатал и поместил в стеклянную сковороду. Они не казались слишком удивленными моим прибытием, что имело смысл: тот факт, что Август заставлял меня чувствовать себя особенным, не обязательно указывал на то, что я особенный.Может быть, он каждый вечер приводил домой новую девушку, чтобы показать ей фильмы и почувствовать ее настроение.

«Это Хейзел Грейс», — сказал он для вступления.

«Просто Хейзел», — сказал я.

«Как дела, Хейзел?» — спросил папа Гаса. Он был высоким — почти таким же высоким, как Гас, — и худощавым, чего обычно не делают люди отцовского возраста.

«Хорошо, — сказал я.

«Как поживала группа поддержки Исаака?»

«Это было невероятно», — сказал Гас.

«Ты такая Дебби Даунер», — сказала его мама.«Хейзел, тебе это нравится?»

Я сделал паузу на секунду, пытаясь понять, должен ли мой ответ быть выверенным, чтобы угодить Августу или его родителям. «Большинство людей действительно милые», — сказал я наконец.

«Это именно то, что мы обнаружили с семьями в« Мемориале », когда мы были в гуще событий, связанных с лечением Гаса, — сказал его отец. «Все были такие добрые. Тоже сильный. В самые мрачные дни Господь вводит в вашу жизнь лучших людей ».

Не слышите от работодателей о ваших заявлениях? Вот почему

Есть причина, по которой ваши заявления о приеме на работу остаются безмолвными.Если вы не получаете ответа от работодателя, вот что может произойти.

Это, безусловно, один из самых неприятных аспектов поиска работы. После тщательной настройки вашего резюме и сопроводительного письма в соответствии с конкретными деталями описания должности вы отправляете заявление о приеме на работу… и ничего. Если вы ничего не слышите от работодателей, обнажитесь, зная, что вы не одиноки.

«Это один из наиболее частых вопросов, которые мы слышим от клиентов», — говорит Бри Рейнольдс, менеджер по развитию карьеры и тренер FlexJobs.«Это может расстраивать и сбивать с толку — отправлять заявки и не получать ответа. Люди склонны сразу же предполагать худшее ».

Должно быть какое-то объяснение, верно? В конце концов, ваши профессиональные навыки, предыдущий опыт работы и общие знания делают вас сильным кандидатом. Если вы не слышите о вакансиях, на которые вы подали заявку, , вероятно, есть причина, по которой работодатели не отвечают. На самом деле, это может происходить по нескольким причинам.

Примечание:

FlexJobs — это служба подписки для соискателей с рейтингом A + от Better Business Bureau.Ежемесячная стоимость подписки позволяет нам полностью проверять и проверять все вакансии на нашем сайте, обеспечивая клиентам безопасный и положительный опыт поиска работы.

Вот почему вы не можете услышать ответ от работодателя

— Компании проводят больше проверок

Когда вы щелкаете и отправляете свое заявление о приеме на работу потенциальному работодателю, запускается цепная реакция. Во-первых, материалы вашей заявки проверяются системой отслеживания заявителей на предмет определенных ключевых слов, которые оценивают вашу квалификацию и требования.Вы обязательно должны использовать ключевые слова из описания вакансии в своем резюме.

Затем, если ATS сочтет вашу заявку приемлемой, реальный человек в компании рассмотрит вашу заявку, чтобы узнать, подходите ли вы для нее, и затем будет проведен ряд проверок в форме проверки биографических данных. Проверяется не только информация в вашем заявлении о приеме на работу, но и потенциальных работодателей также проверяют вас в Интернете , чтобы узнать, что еще они могут узнать о вас.

Колоссальные 70% работодателей просматривают кандидатов в социальных сетях. Они просматривают ваш профиль в LinkedIn, вашу страницу в Facebook (чтобы узнать, что является общедоступным, а что нет), ваши твиты в Twitter, какие фотографии вы любите публиковать в Instagram и Pinterest и т. Д. Если на каком-либо из ваших сайтов в социальных сетях есть несколько неприемлемых сведений, вы можете не получить ответа от работодателя.

— Времени просто не хватает

При большом количестве кандидатов, претендующих на ограниченные должности, менеджеры по найму и рекрутеры просто не имеют достаточно времени, чтобы ответить каждому соискателю, претендующему на эту должность.Фактически, в среднем на каждую вакансию работодатель получает 118 заявок, и только 20% соискателей проходят собеседование.

Не только это, но и сам процесс найма за последние годы увеличился. По данным Glassdoor, средний процесс найма сотрудника занимает около 23,8 дней из-за различных факторов. Таким образом, даже если все, что вам нужно, — это электронное письмо «спасибо, но не спасибо», чтобы убедиться, что кто-то вообще прочитал ваше заявление о приеме на работу, у многих менеджеров по найму, к сожалению, нет на это времени в течение дня.

– Вы не соответствуете требованиям

По общему мнению, вы считаете, что более чем подходите для этой должности. Но когда потенциальный работодатель читает ваше резюме и сопроводительное письмо, у него может быть иное мнение. По какой бы то ни было причине (например, у вас нет необходимых навыков, вам не хватает определенного сертификата, необходимого для работы, в сопроводительном письме есть грамматические ошибки и т. Д.), вы можете просто не подходить для позиции .

Но технически компания может юридически не иметь возможности сообщить вам, что не так, поэтому работодатель, скорее всего, не ответит на ваше заявление.

– Кандидаты не всегда делают «очевидные» ошибки

В противоположность предыдущему пункту, вы, возможно, не совершили явных ошибок или были недостаточно квалифицированы. Наем часто бывает субъективным. Возможно, что один кандидат лучше общался с менеджером по найму или он отвечал на вопросы более подходящими примерами.

Скорее всего, кандидата наняли не из-за очевидной ошибки, а из-за множества маленьких. Может просто случиться так, что другой человек справился лучше, и, поскольку вы не участвовали в собеседовании с другим кандидатом, менеджерам по найму сложно предоставить эту обратную связь , не показавшись произвольной .

– Решение принимается не одним лицом

Хотя вы отправляете заявление о приеме на работу одному человеку, многие люди могут просмотреть его, прежде чем будет принято решение связаться с вами для собеседования.И когда ваше заявление о приеме на работу переходит от одного человека к другому, возможно, менеджеру по найму А понравилось ваше приложение, но менеджеру Б казалось, что в нем отсутствуют важные квалификации.

Поскольку менеджер по найму не может сказать вам, что одному из его коллег не понравилась ваша заявка, вполне вероятно, что работодатель не ответит на ваши звонки или электронные письма.

— Вы неправильно отправили заявку

Во-первых, вам нужно дважды проверить, правильно ли вы подали заявку на работу.Кажется очевидным, но ошибиться легко. Например, вы могли отправить свое резюме и другие материалы заявки по электронной почте, когда в объявлении о вакансии четко указано, что все должно быть отправлено через портал приложений.

Может быть, вы не уловили эту инструкцию с первого раза… но не волнуйтесь. Если вы поймете, что допустили ошибку, сделайте все возможное, чтобы исправить ситуацию (то есть повторно подайте заявку и отправьте краткое извинение менеджеру по найму с объяснением того, что произошло).

– Вы не настроили свое приложение на открытую позицию

В сегодняшнем жестком рынке труда каждое резюме должно быть составлено в соответствии с требуемым опытом и обязанностями, указанными в описании должности. Вы захотите найти время, чтобы адаптировать сопроводительное письмо и резюме к текущей работе.

Это не только поможет вам пройти через систему отслеживания кандидатов, но и покажет работодателю, что вы действительно заинтересованы в работе и готовы приложить усилия, чтобы доказать это. ., а не , настройка вашего приложения может создать впечатление, будто вы не прикладываете усилий — и это никогда не то сообщение, которое вы хотите отправить.

— Предоставление обратной связи влечет за собой юридические последствия и последствия

Хотя кандидату, безусловно, было бы полезно получить обратную связь от потенциальных работодателей, редко кто-либо, во время собеседования, может получить конкретную обратную связь о том, как он это сделал, из-за связанных с юридических последствий и потенциальной ответственности, которую может понести человек, делящийся информацией .

Менеджеры по найму могут захотеть предоставить больше информации, но их руки связаны. Часто это одна из основных причин, по которой работодатели не отвечают на заявки на вакансию.

— Они хотят нанять кого-то, кого они знают или рекомендуют

Конечно, вы написали персональное сопроводительное письмо, в котором было как раз правильное сочетание профессиональных и личных анекдотов. Ваши учетные записи в социальных сетях готовы к просмотру потенциальным работодателем. Можно подумать, что вы дали своему потенциальному боссу достаточно хорошее представление о своей личности.Но, тем не менее, менеджеры по найму могут рассматривать вас как разностороннего кандидата на работу .

Многие специалисты по персоналу ищут кандидатов, которые работали в компании раньше или которых рекомендуют люди, которых они знают и которых уважают. Рекомендация от нынешнего или бывшего сотрудника может иметь решающее значение для перемещения вашего приложения в верхнюю часть стопки.

Что делать, если вы не слышите

Если вы подаете заявление о приеме на работу, но не получаете ответа, найдите время, чтобы оценить ситуацию.Если с момента подачи заявки прошло всего несколько дней, подождите еще немного. Если прошло больше недели, вполне приемлемо отправить дополнительное электронное письмо или телефонный звонок, чтобы убедиться, что ваше заявление действительно получено.

Но если пройдет месяц, а вы все еще не получите ответа, , возможно, вы захотите изменить свое резюме и сопроводительное письмо , отрегулировать свое присутствие в социальных сетях и сосредоточиться на своем личном бренде, прежде чем подавать заявку на другие должности.

Получите необходимую помощь

Иногда все, что вам нужно, чтобы выбраться из колеи поиска работы, — это совет эксперта. Члены FlexJobs имеют доступ к сеансам карьерного коучинга со скидкой, где вы можете узнать лучшие советы и рекомендации по поиску работы, просмотреть свое резюме, попрактиковаться в имитационных собеседованиях и т. Д.

Готовы обсудить вопросы о поиске работы с профессиональным тренером по вопросам карьеры? Узнайте о преимуществах членства в FlexJobs, , включая карьерный коучинг со значительной скидкой, доступ к полностью проверенным гибким и удаленным вакансиям и многое другое!

Не забудьте поделиться этой статьей с друзьями!

Социальные сети для ищущих работу

Видите то, чего нет? Это называется парейдолия | Human World

Посмотреть на фотографиях сообщества EarthSky.| Хелио К. Витал из Рио-де-Жанейро, Бразилия, писал: «Моя подруга, профессор Элиан Тейшейра Марсико, ветеринар и инженер по питанию, фотографировала свой двор, когда увидела колибри. Ее поразило то, что у нее получилось: замечательный образец парейдолии . Изображение очень напоминает маленькую крылатую мужскую фигуру (мужчину-фею, как могли бы сказать мистики), плывущую над ее домашним садом ». Спасибо, Элиан и Хелио! Изображение Элиан Тейшейра Марсико.

Может быть, вы видели пресловутого кролика в облаках теплым летним днем ​​или лицо клоуна в брызгах грязи на борту вашей машины? Видение знакомых объектов или закономерностей в других случайных или несвязанных объектах или узорах называется парейдолия .Это форма апофении , более общий термин, обозначающий склонность человека искать закономерности в случайной информации. Все время от времени это переживают. Видеть знаменитого человека на Луне или в каналах Марса — классические примеры из астрономии. Способность испытывать парейдолию у одних людей более развита, у других — меньше. Посмотрите фотографии ниже, чтобы узнать больше и проверить свою способность видеть то, чего нет.

Лунные календари EarthSky снова в наличии! У нас гарантированные распродажи — купите, пока можете.Делает отличный подарок!

Посмотреть на фотографиях сообщества EarthSky. | Питер Левенштейн из Мутаре, Зимбабве, сделал эти изображения 16 апреля 2020 года. Он написал: «… закат сопровождался появлением парейдолических кучевых облаков, которые, казалось, вторгались и пожирали заходящее солнце!» Узнайте больше об этих изображениях или посмотрите их в виде видео. Спасибо, Питер! Дракон в сумерках, фотография Сары Чизхолм. Женское лицо в облаках, парящее над морем, снято Хелио К. в Сакуареме, Бразилия.Витал: Вы можете увидеть на этом фото летящую птицу? Это фотография северного сияния, сделанная Дейвом Бахрахом недалеко от Фэрбенкса, Аляска. Используется с разрешения. Эрван Мирабо снял это скальное образование в Эбихене, Франция. Он напоминает зеленоволосого мужчину, известного в этой местности как апач. Фото взято с Wikimedia Commons. «Лицо Иисуса» на этой фотографии на самом деле является ребенком в чепце, а волосы — это растительность на заднем плане. Анонимная шведская фотография конца девятнадцатого века, опубликованная на Wikimedia Commons.

Иногда способность видеть объекты на фотографиях, где таких объектов нет, дает результаты не просто красивые или интригующие, а совершенно причудливые. Например, рассмотрим старую фотографию выше анонимного шведского фотографа XIX века.

На изображении выше многие зрители сразу же увидят изображение бородатого мужчины с волнистыми волосами, которое можно интерпретировать как Иисуса, рядом с левым центром изображения. На самом деле, однако, лицо — это просто явление света, тени и размещения.«Лицо Иисуса» — это ребенок в чепчике, а волосы — это растительность на заднем плане.

Вы, вероятно, видели утверждения об изображениях Иисуса в тосте или Мадонны в деформированной форме тыквы. Хотя такие изображения по сути бессмысленны, иногда они поражают воображение. Однако чаще сходство с известными людьми, животными или объектами немного более тонкое.

Парейдолия собаки на двери шкафа, автор Чад Джонс. Фотография использована с разрешения. Автор фото — Тай Лоуренс из Лас-Вегаса, штат Невада.Мы разместили его на EarthSky в Facebook и спросили людей, как он им кажется. Мы получили много ответов. Щенок. Дракон. Собака. Карта Средиземного моря. Но большинство людей сказали «птица». Спасибо, Тай! Что ты видишь в складках этой ткани? Многие ничего не увидят. Отчасти это зависит от врожденной способности видеть закономерности, а отчасти от естественных наклонностей и интересов зрителя. В некоторых случаях изображение появляется сразу же, в то время как для некоторых оно появляется после небольшого внимательного изучения, а другие могут вообще не видеть его.Вот крупный план. Вы видите голову таксы? Не волнуйтесь, если не можете, но многим уши, глаза и морда покажутся очевидными.

В определенной степени определение парейдолии можно использовать для описания того, как древние соединили точки и придумали узоры, известные нам как созвездия. Не требуется большого воображения, чтобы увидеть льва во Льве, скорпиона в Скорпионе или могущественного охотника в Орионе. Честно говоря, многие другие созвездия, такие как Рак-Краб или Козерог-Морской Козел, немного расширяют идею распознавания образов, делая процесс наименования скорее изобретательным, чем парейдолий.

Пребывая ненадолго в области астрономии, многие веками видели лицо или кролика на Луне или любую из множества других фигур на лице Луны. В настоящее время технологии позволили нам получить крупные планы других планет, которые служат кормом для монстра парейдолия.

Вот так называемое «лицо Марса», первоначально сделанное на снимке 1976 года, полученном с орбитального аппарата «Викинг-1». Щелкните здесь, чтобы увидеть, как последующие космические корабли показали, что «лицо» представляет собой просто игру света и тени.Стеклянные туннели или «ледяные черви» на Марсе? Фактически, эти марсианские каньоны содержат песчаные дюны в форме полумесяца, которые образуются, когда ветер дует преимущественно с одного направления.

Например, некоторые самозваные эксперты заявили, что на изображении выше — которое является увеличением небольшого участка изображения M0400291, полученного Mars Global Surveyor — показаны большие стеклянные туннели на Марсе или даже свидетельства ледяных червей на Марсе. Красная планета. На изображении выше действительно показано схождение глубоких каньонов на планете Марс.Внизу этих каньонов расположены песчаные дюны в форме полумесяца, которые образуются, когда ветер дует преимущественно с одного направления. Такие дюны распространены в пустынных районах Земли и известны как бархана .

Люди нашли много воображаемых изображений на этой фотографии атомного облака над Нагасаки — 9 августа 1945 года — из Кояги-дзимы, сделанной Хиромити Мацуда. Фото взято с Wikimedia Commons.

Хотя преднамеренно обработанные («отфотошопленные») фотографии очень легко сделать сегодня и не могут быть исключены для многих изображений парейдолии, мистификация значительно менее вероятна в старых изображениях.Рассмотрим старый шведский образ выше, на котором «лицо» Иисуса на самом деле является младенцем в чепце. Или рассмотрите изображение выше из Музея атомной бомбы Нагасаки, снятое Хиромити Мацуда, на котором видно грибовидное облако над городом всего через 20 минут после взрыва.

При беглом взгляде большинство людей не заметят ничего в облаке бомбы, кроме ожидаемой формы. Но для человека, который разбирается в парейдолических изображениях, может произойти несколько вещей. Давайте рассмотрим только одно, это голова явно спящей женщины с волосами в стиле 1940-х годов, обращенная вправо слева от верхней центральной области облака.

Давай, попробуй увидеть лицо дамы, прежде чем смотреть дальше вниз. По правде говоря, на этом изображении можно увидеть несколько вещей, но важно отметить, что все это чисто случайное совпадение. Нет абсолютно никаких оснований полагать, что любое из изображений имеет какое-либо значение, кроме значения, которое может придать им активный и творческий ум. Это не символы или знаки из духовного мира. Они не являются предупреждениями о будущем или указанием на непостоянство наших путей.Они просто результат случайных закономерностей, которые человеческий разум предпочитает интерпретировать определенным образом.

Само собой разумеется, я надеюсь, что это просто фотография трагической бомбардировки Нагасаки, но не имеет ничего общего с Нагасаки или даже с атомной бомбой. Подобные узоры можно найти во многих других изображениях и природных образованиях.

В некотором смысле обнаруживаемые нами парейдолические изображения имеют тенденцию указывать на то, что нас больше всего интересует, будь то люди, щенки или самолеты.Поиск таких «встроенных» изображений может быть забавным и интересным, для некоторых это почти хобби. Но у некоторых они также могут подпитывать одержимость и паранойю. Наслаждайтесь поиском собственных парейдолических образов, но помните, что то, что вы видите, на самом деле находится не там, а в вашем уме.

Изображение Нагасаки с комментариями.

Теперь, если вы не смогли успешно увидеть женщину на изображении Нагасаки, вы можете получить некоторую помощь от аннотированного изображения выше. (Вы также видите щенка в ее волосах?)

Нравится EarthSky? Подпишитесь на нашу бесплатную ежедневную рассылку новостей сегодня!

Итог: видение узнаваемых изображений в случайных или не связанных между собой объектах или узорах называется pareidolia .Вот фото многих примеров парейдолии в природе.

Ларри Сешнс

Просмотр статей

Об авторе:

Ларри Сешнс написал много любимых постов в разделе «Сегодня вечером» на EarthSky. Он бывший директор планетария в Литл-Роке, Форт-Уэрте и Денвере, а также дополнительный преподаватель в столичном государственном университете Денвера.Он давний член программы НАСА «Послы Солнечной системы». Его статьи публиковались во многих изданиях, включая Space.com, Sky & Telescope, Astronomy и Rolling Stone. Его небольшая книга о мировых звездах Constellations была опубликована в Running Press.

Им скучно

В течение двух недель в третьем классе я проповедовал Евангелие о кабане. Моя учительница, бодрая миссис ДеВильд, поручила моему классу открытый исследовательский проект: создать пятиминутную презентацию о любом экзотическом животном.Свободное время перед сном я посвятил захвату чудес Sus scrofa в 20-минутной проповеди. Я заполнил плакат размером с мое 9-летнее «я» фотографиями, фактами и диаграммами с развернутой диаграммой морды. Во время презентации я поделился своим стихотворением из пяти стихов о жизненном цикле свиней, нарисовал пустынные и таежные среды обитания этого вида в ярких деталях и произвел странное фырканье. В том году я атаковал каждый новый проект — набросок круговорота воды, историю Поухатана — с той же проповедью.

Перенесусь вперед, к осени в старшем классе старшей школы и к моему почти ежедневному распорядку обеда: сгорбившись у будки в Wendy’s, в правой руке копирую таблицы расчетов от Джимми и домашнее задание по испанскому от Криса левой пока копировали мои записи на Медея или Джейн Эйр . Приходите в класс, я больше времени проводил, играя в Змейку на своем графическом калькуляторе, чем просматривая интегралы, больше времени мечтал, чем спрягал глаголы.

Что произошло за эти девять лет? Много вещей.Но в основном, как и большинство моих соотечественников-американцев, я стал жертвой эпидемии классной скуки.

Опрос 500 000 учеников 5–12 классов, проведенный Институтом Гэллапа в 2013 году, показал, что почти восемь из 10 учеников начальной школы были «вовлечены» в учебу, то есть были внимательными, любознательными и в целом оптимистичными. К старшей школе это число упало до четырех из 10. Последующее исследование 2015 года показало, что менее трети 11-классников чувствовали себя вовлеченными. Когда в 2004 году Гэллап попросил подростков выбрать три верхних слова, описывающих, как они себя чувствуют в школе, из списка из 14 прилагательных, слово «скучно» было выбрано чаще всего половиной учащихся.«Усталый» был вторым — 42%. Только 2% сказали, что никогда не скучали. Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что подавляющее большинство подростков ежедневно серьезно задумываются о том, чтобы биться головой о стол.

Некоторая часть развития скуки кажется очевидной, например:

• Все больший упор на стандартизованные тесты. Учительница пятого класса Джилл Голдберг, редактор M.’93, сказала мне: «Моя свобода как учителя продолжает ограничиваться с каждым годом. Я не могу учить ради обучения.«Отсутствие свободы учителя приводит к потере студентами свободы, а также к отстранению от занятий и отключению.
• Сама новизна школы тускнеет с каждым классом. Вот я еще год на том же синем пластиковом стуле, на том же фальшивом деревянном столе с граффитами, в окружении тех же лиц. Повторение порождает скуку (например, у меня не было Мороза уже десять лет).
• Отсутствие мотивации. Доцент Джал Мехта говорит: «В американском образовании нет большой внешней мотивации, за исключением небольшой части детей, которые хотят поступать в самые избирательные колледжи.”
• Переход от тактильного и творческого к церебральному и упорядоченному. Мехта называет это переходом от «обучения, ориентированного на ребенка, на обучение, ориентированное на предмет». В третьем классе я резала ножницами, мазала клеем и рисовала ароматными волшебными маркерами. К 12 классу я вставлял формулы на TI-83 и писал ответы на рабочих листах. А исследовательские работы стимулируют и приносят вознаграждение в тысячную раз быстрее, чем Snapchat и Instagram.

Но кого это волнует? Разве скука — это не естественный побочный эффект скуки повседневной жизни? До недавнего времени именно так относились к этому и педагоги, и ученые, и нейробиологи. Фактически, в предисловии к Скука: живая история Питер Тухи представляет возможность того, что скука может даже не существовать. То, что мы называем «скукой», может быть просто «сумкой с запасом», охватывающей «разочарование, пресыщение, депрессию, отвращение, безразличие, апатию». Тодд Роуз, изд. М.’01, изд.Д.’07, преподаватель школы Эда и директор программы «Разум, мозг и образование», говорит, что американская система образования рассматривает скуку как «недостаток характера. Мы говорим: «Если тебе в школе скучно, значит, с тобой что-то не так».

Но новое исследование начало обнаруживать пагубное влияние скуки в школе и на психику. Исследование 2014 года, в котором участвовали 424 студента Мюнхенского университета в течение учебного года, обнаружило цикл, в котором скука приводила к более низким результатам тестов, что приводило к более высокому уровню скуки и приводило к еще более низким результатам испытаний.Скука является причиной почти трети различий в успеваемости учащихся. Исследование, проведенное в Германии в 2010 году, показало, что скука «вызывает желание вырваться из ситуации», которая вызывает скуку. Поэтому неудивительно, что половина бросивших школу считает скуку главным мотивом для ухода. Опрос Колумбийского университета 2003 года показал, что американские подростки, которые говорили, что им часто бывает скучно, более чем на 50 процентов чаще, чем не скучающие подростки, курили, пили и употребляли запрещенные наркотики. Склонность к скуке также связана с тревогой, импульсивностью, безнадежностью, одиночеством, азартными играми и депрессией.Педагоги и ученые, в том числе преподаватели Ed School и выпускники, начали испытывать скуку, исследуя ее системные причины и возможные решения. Мехта, изучающий взаимодействие с 2010 года, говорит: «Мы должны перестать рассматривать скуку как причудливый побочный эффект. Это центральный вопрос. Вовлеченность — это предварительное условие для обучения », — добавляет он. «Обучение не происходит до тех пор, пока студенты не согласятся освоить материал».

«Эй, мистер.П., я просто хотел сообщить вам в первый день, что я не ученый «.

«Mr. П., я не очень хорошо разбираюсь в науках.

«Наука — не мой любимый предмет, мистер П.»

Каждый год в течение 14 лет Виктор Перейра-младший (на фото справа) слышал это от горстки своих учеников в течение первой недели занятий по естествознанию в девятом и десятом классах. После отставания по конкретным предметам в начальной и средней школе ученики «были полны предвзятых представлений» о своих способностях, говорит Перейра, который преподавал в средней школе Excel в Южном Бостоне, прежде чем стать лектором в школе Эда и преподавателем в Гарвардском университете. Программа стипендиатов.Вовлечение студентов, которые и без того разочарованы, было нелегкой задачей.

Для сравнения, Перейра вспоминает, как наблюдал за уроком второклассного учителя естествознания и оставил класс опустошенным. «Этим детям было любопытно, они внимательно слушали и были рады рискнуть». Во втором классе, по его словам, «вы можете использовать свой общий язык и опыт повседневной жизни, чтобы объяснить, что происходит, и принять участие в уроке естествознания». Однако по мере того, как студенты продвигаются в науке, изучение ее все более технической терминологии «требует почти изучения другого языка.«Техничность порождает скуку и разочарование, что порождает скуку еще больше.

Как выразился Роуз, «трение является кумулятивным». Например, лучший показатель того, как ученики будут учиться по алгебре, — это их успехи в предалгебре. Возникает нисходящая спираль: «У вас не все хорошо, и вы будете продолжать делать это плохо», — говорит Роуз. «И тогда это становится частью того, как вы видите себя учеником».

Роуз имеет степень магистра и доктора Школы Эда, но также имеет 0.9 баллов в средней школе до того, как он бросил учебу, в первую очередь от скуки. Он говорит, что ему надоела «плохая конструкция учебной среды, которая создавала так много препятствий для моей учебы». Во-первых, из-за своей «довольно плохой рабочей памяти» он часто забывал принести домой свою домашнюю работу или забывал принести домашнюю работу, которую он выполнил, обратно в школу. Он говорит, что его никогда не учили таким навыкам, как планирование и организация, и он потерпел неудачу, потому что критерии выставления оценок не учитывали его стиль обучения. В конце концов, «Я не мог понять, почему я должен быть там.Они не знали, зачем мне быть там. Мы оба согласились.

Sam Semrow, Ed.M.’16, может рассказать. Она получила высокий рейтинг 10/10 на сайте greatschools.com в богатом пригороде Чикаго, но то, что она называет «отсутствием индивидуального понимания того, кем мы были в качестве студентов», обескуражило ее. Она читала романы на уроках математики, пропускала дни, собиралась бросить учебу и едва окончила школу со средним баллом 1,8.

Rose предложил решение. В своей книге Конец среднего он показывает, что классные комнаты ошибочно спроектированы так, чтобы обслуживать «среднего ученика.Четвероклассники сдают тесты и читают тексты, написанные для «четвероклассников», которые предполагают, что «средний» четвероклассник знает горные породы и Гражданскую войну, а также умственное развитие «среднего» четвероклассника. На самом деле, говорит Роуз, «такого среднего четвероклассника не существует». У каждого ученика гораздо больше «неровностей» в наборе навыков — например, развитая память, неразвитая организация, или наоборот. Классная комната, разработанная для среднего человека, не идеальна ни для кого.И в этом дизайне скука свирепствует, и лекарства нет.

«Если вы рассматриваете человеческий потенциал как кривую колокола, и есть только некоторые дети, которые собираются стать великими, а большинство детей — посредственные, тогда участие действительно не имеет значения», — говорит Роуз. «Но если вы действительно верите, что все дети способны, тогда вы создадите среду, которая действительно усердно работает для поддержания вовлеченности и развития потенциала».

Rose предлагает добавить в класс гораздо больше возможностей. Разрешить письменную или устную сдачу экзаменов.Поручите учащимся больше практических проектов, в которых они сами смогут контролировать свое обучение. Новые исследования подтверждают его теорию. С 2011 года Мехта и нынешняя аспирантка Сара Файн, редактор M.’13, изучали «более глубокое обучение» (обучение, которое одновременно является сложным и увлекательным; см. Врезку) в более чем 30 американских средних школах, и они обнаружили, что школы с большинством программ, основанных на проектах, как правило, воспитывает меньше всего скучающих студентов.

Конечно, ни один учитель не может назначать и оценивать 30 индивидуальных проектов и создавать 30 индивидуальных планов уроков каждый день.Роуз предлагает школам чаще использовать цифровые, масштабируемые технологии, которые могут предлагать чтения и задания, адаптированные к определенным типам учащихся. Со скукой, говорит Роуз, «в первую очередь внимание уделяется учебной программе. Я думаю, что мы можем поговорить об этом с учителями во-вторых. Давайте сделаем что-нибудь для человек вместо того, чтобы просить у них больше.

И все же учителя могут избавить от скуки. Мехта и Файн (см. Врезку) обнаружили, что даже в школах с низким уровнем успеваемости, где скука была почти повсеместной, «были отдельные учителя, которые создавали классы, в которых учащиеся были действительно вовлечены и мотивированы.Эти учителя доверили ученикам когда-нибудь управлять классом. Они пытались учиться у своих учеников так же, как и учили. Они не боялись отклониться от сценария.

В некотором смысле неудивительно, что испанский язык и математический анализ были моими худшими предметами в старших классах: у них были самые однообразные учебные программы и самые скучные учителя. На испанском языке мы провели недели, наблюдая за «образовательной» и ужасно сыгранной мыльной оперой La Catrina , и еще несколько недель, усердно изучая уроки телефонного разговора, записанные 20 лет назад на кассете.К тому времени я исключил математическую карьеру, и мой учитель мало что сделал, чтобы объяснить уместность ограничений и производных в моей жизни, за исключением того, что я могу провалить еще один тест. Однако мои учителя английского и истории США вдохновили меня на процветание. Мистер Хауэлл заставил нас представить, как взаимодействовали бы Джим и Пап из Huckleberry Finn , если бы они были гостями на Da Ali G Show , и помог нам выявить заблуждения, заставив нас обсудить войну в Ираке. И г-н Райс завершал каждую главу американской истории общеклассовыми дебатами, в которых каждый из нас брал на себя роль разных фигур того периода, получая бонусные баллы за появление в костюмах.

Конечно, есть ценность в том, чтобы научить студентов усердствовать и работать. Как отмечает Мехта (на фото слева), изучение любой дисциплины или приобретение какого-либо навыка требует определенного количества «необходимой скуки». … Если вы хотите стать великим скрипачом, вам нужно попрактиковаться в гаммах. Хотите поиграть в баскетбол? Вы должны делать штрафные броски ». Профессор Эмори Марк Бауэрляйн пишет в своей книге «Парадокс классной скуки» на Неделе образования , чрезмерно акцентируя внимание на вовлеченности, может непреднамеренно «помешать студентам готовиться» к поступлению в колледж, где требуется продвигаться через утомительную работу — например, запоминание уравнений органической химии. для продвижения.«Говоря [студентам]:« Вы думаете, что материал бессмысленный и затхлый, но мы найдем способы вас стимулировать », школьные педагоги не могут научить их основному навыку проявлять себя даже тогда, когда скучно».

«Проблема, — говорит Мехта, — в том, что мы не создали траектории, в которых учащиеся видят смысл и цель, которые сделали бы необходимую скуку терпимой». Проблема в актуальности.

Каждый учитель и академик, с которыми я разговаривал, возвращался к своей актуальности. Семроу говорит, что ей стало скучно, потому что по большинству предметов «я не понимала, что это значит для моей жизни.«Некоторые учителя контекстуализировали свои уроки. «Специально для 17-18-летних мы решаем множество вопросов о том, что нас ждет дальше». В программе редко говорилось о том, как тригонометрия и анатомия человека вписываются в ее будущее. Но Семроу говорит, что закончила учебу по милости тех немногих учителей, которые подчеркнули важность учебы.

Перейра говорит, что примеры того, как биология вписалась в жизнь его студентов — например, объяснение круговорота воды во Флинте, штат Мичиган, водный кризис, — часто «были недостаточно хороши».Они не на языке подростков «. Чтобы противостоять этому, он часто позволял студентам «приводить лучшие примеры, которые переводятся на большую группу». А когда классу стало особенно скучно, он освободил место для корректировок в классе, чтобы возобновить урок. Например, когда однажды он начал урок фотосинтеза, студенты вздохнули: «Мы это уже знаем». Но один студент поднял новость об ученых, которые экспериментировали с выращиванием растений в космосе. Затем Перейра решил, что студенты разработают собственный эксперимент по фотосинтезу, проверяя различные длины волн и интенсивности света, а затем представят свои данные в виде рекомендательного письма в НАСА.

Роуз добавляет, что в старших классах школы редко используются преимущества когнитивного развития подростков. Подростки «обретают идентичность; они более социально ориентированы. Впервые абстрактные идеи могут быть мотивирующими. Они становятся более вовлеченными в политику и думают о таких вещах, как справедливость. Тем не менее, мы по-прежнему держим их в такой системе образования … которая ничего не хочет от них с точки зрения их собственных идей. Школа уже решила, что от вас важно и [чего] ожидает. Это как в самолете: садись, пристегивайся, молчи, смотри вперед.Почему это будет иметь смысл? »

Красота актуальности, по словам Роуз, «в том, что она бесплатна. Если вы педагог или разработчик учебной программы и видите свою ответственность за то, чтобы каждый ребенок знал, почему он делает то, что он делает, вы можете сделать это завтра ».

Конечно, страстных учителей, которые сообщают о важности своих уроков, зачастую недостаточно. Джилл Голдберг, редактор M.’93, преподающая пятый класс в государственной школе в Ньютонвилле, штат Нью-Йорк, последние 24 года делала свои уроки более интересными и актуальными.Тем не менее, ее ученики возятся с карандашами, делают заметки друзьям и «практически у них изо рта текут слюни». Она говорит им: «Я бы хотела, чтобы позади меня было зеркало во всю стену … чтобы вы могли видеть, что говорят мне ваши лица и язык тела».

Голдберг возлагает вину на родителей. Когда она спрашивает своих учеников, почему они ходят в школу, «они говорят мне, что это потому, что их родители работают, и поэтому им нужно быть здесь в течение дня. Некоторые говорят, что ходить в школу — это как их «работа»…. Ни один ребенок никогда не [говорит], что обучение и получение образования важны. Никто никогда не говорит, что любит узнавать новое, независимо от предмета. Похоже, что никто из родителей или учеников не верит, что чистое обучение ради обучения — это цель.

«Почему родители моих учеников работают?» Гольдберг добавляет. «Скорее всего, они говорят своим детям, что они работают, чтобы зарабатывать деньги, чтобы жить той жизнью, которой они хотят жить. Но любят ли они свою работу? Почему они выбрали сферу, в которой работают? Эти взрослые люди хотят сделать мир лучше? »

Роза (на фото справа), однако, предостерегает от возложения слишком большой вины на родителей.«Даже если это кажется правильным, это избавит [общество] от ответственности за то, как мы переосмысливаем нашу собственную среду в классе».

Например, плохое планирование также способствует скуке. Начало в семь часов утра в средней школе часто означает вставание на рассвете, чтобы успеть на автобус, что означает гораздо меньше сна, чем рекомендовано Национальным фондом сна от восьми до 10 часов в сутки, что означает серьезное снижение бдительности. В большинстве средних школ, независимо от предмета, в первых классах дня самая плохая средняя оценка.В школах, которые на час позже увеличили время начала занятий, количество экзаменов D и F сократилось вдвое.

Мехта добавляет, что «если ученики будут посещать шесть или семь уроков по 45 или 50 минут за раз, у них будет достаточно времени, чтобы просто начать что-то делать до окончания периода». Часто большая часть этого времени тратится на повторение домашних и черных заданий, что усугубляет скуку. Семроу отмечает, что «более продолжительное обучение в школе дало бы учителям больше свободного времени, чтобы связаться со мной», чтобы узнать ее сильные и слабые стороны как ученицы.

Педагоги и ученые еще не пришли к согласию в отношении определения скуки, не говоря уже о том, чтобы выяснить ее точные причины и способы лечения в классе. Самая исчерпывающая книга по данному предмету на сегодняшний день, Скука в классе: вопросы мотивации, саморегуляции и участия учащихся в обучении , занимает 72 страницы. Как недавно написал декан Джеймс Райан в Education Week : «К скуке следует относиться гораздо серьезнее, когда мы думаем о способах улучшения успеваемости учащихся…. Я думаю, что это в наших интересах, по крайней мере, противостоять этому упрямому факту школы, а не просто принимать скуку как неразрывно связанную с обучением ».

«Но самый большой сдвиг, который нам нужен», — считает Роуз, — это гораздо более элементарный. «Нам нужно уйти от мысли, что« скучно »- это« развлекают ». Это« увлечено »». Речь идет не о добавлении мультфильмов и игр в виртуальную реальность в класс, а о поиске способов сделать учебный план более резонансным и персонализированным. , и значимый для каждого студента.«Вовлеченность очень важна на неврологическом уровне, на уровне обучения и на поведенческом уровне. Когда дети заняты, жизнь становится намного проще ».

Закари Джейсон — писатель из Бостона, который пишет для Boston Magazine , Boston Globe Magazine и The Guardian .

Прочтите об исследовании Rose End of Average в нашем осеннем выпуске 2015 года.

Прочтите «Почему периферия зачастую мощнее ядра» Джала Мехты и Сары Файн, под ред.