Кувшин рэй брэдбери: Скачать рассказы Рэя Брэдбери (Бредбери). Все рассказы Рэя Брэдбери в удобном каталоге.
Рэй Брэдбери: лучшие рассказы и романы
Давайте все убьем Констанцию (Let’s All Kill Constance) (2002)Как подлинный мастер Рэй Брэдбери не ограничивал себя рамками одного жанра. Помимо прочего его перу принадлежит и несколько детективных романов. «Давайте все убьем Констанцию» завершает так называемую «венецианскую трилогию» писателя. Историей кинодивы Констанции Раттиган он отдает дань своей любви к кинематографу, так что повествование пестрит голливудскими реалиями и названиями фильмов. А вот собственно детективная интрига в романе отходит на второй план.
Зелёные тени, Белый Кит (Green Shadows, White Whale) (1992)После успешной экранизации «Ревуна» — одного из ранних рассказов писателя, в котором фигурировало морское чудовище, Брэдбери пригласили написать сценарий по роману Германа Мелвилла «Моби Дик». Работать над сценарием для легендарного режиссера Джона Хьюстона пришлось в Ирландии, где писатель провел несколько месяцев.
Впечатления от этой поездки, от страны и ее обитателей, сначала с неизбежностью воплотились в несколько рассказов, а затем, спустя несколько десятилетий, составили основу этой книги.
Сборник эссе разных лет приоткрывает перед читателями дверь в творческую лабораторию писателя. Брэдбери не скупится на подробности, рассказывая истории создания и появления на свет тех или иных произведений, рассуждает о превратностях людских и книжных судеб и даже рассказывает о своем творческом методе. Искать в книге практические рекомендации и «творческие инструменты» бесполезно, зато это прекрасная возможность познакомиться с Брэдбери как с писателем и как с человеком.
Темный карнавал (Dark Carnival) (1947)«Темный карнавал» стал первой книгой молодого писателя. В авторский сборник вошли рассказы, публиковавшиеся в различных журналах, с которыми сотрудничал Брэдбери.
Некоторые рассказы из сборника позднее были переписаны Брэдбери, что позволяет увидеть, как развивалось и росло его писательское мастерство.
Что-то страшное грядет (Something Wicked this Way Comes) (1962)И снова карнавал. Бродячий цирк приходит в Гринтаун, провинциальный американский городок, накануне Хэллоуина. Двое подростков, Джим Найтшейд и Вилл Хэлоуэй, противостоят одному из владельцев карнавала, мистеру Мраку, который, как водится, задумал недоброе.
Роман родился из нереализованного сценария, написанного для Джина Келли и стал первым у Брэдбери, с единым и цельным сюжетом, не распадающимся на фрагменты-рассказы. Впоследствии фильм был снят, уже другим режиссером, но особой славы у зрителей и критиков не снискал.
А вот роман считается классической историей «темного» Брэдбери.
Еще один авторский сборник. Восемнадцать рассказов, объединенных прологом, в котором рассказчик описывает свою встречу с «человеком в картинках». За каждой картинкой-татуировкой скрывается собственная история.
Их действие разворачивается в игровой комнате, где оживают африканские львы, поджидающие добычу, и в космических пространствах, где друг от друга живым калейдоскопом разносятся выжившие после катастрофы космонавты. На Венере, где льют бесконечные дожди, и на Марсе, где священник стремится обратить туземцев в земную веру.
Один из лучших сборников в литературном наследии Брэдбери.
Вино из одуванчиков (Dandelion Wine) (1957)Лиричная история взросления подростка в американском провинциальном городке начала прошлого века. Все произведения Брэдбери хранят в себе отпечаток его личных переживаний, но эта в наибольшей степени автобиографична.
Притяжение памяти работает без отказов, и читатель переносится в мир прошлого, окутанный теплой ностальгией. Писатели нередко обращаются к теме собственного детства. Из всех историй у Брэдбери эта — самая лиричная и волшебная.
Марсианские хроники (The Martian Chronicles) (1950)Не технические детали, а поэтические образы. Не исторические хроники, а скорее легенды и предания о том, как была завоевана Красная планета: от первых экспедиций (три из них закончились неудачей) до переселения на Марс землян, бегущих от ядерной войны. Множество рассказов-фрагментов, составивших «Марсианские хроники», продемонстрировали возможности Брэдбери как писателя — тонкого лирика, мастера страшных историй и внимательного наблюдателя за чужой (выдуманной) культурой.
Именно «Марсианскими хрониками» Рэй Брэдбери ворвался на литературный небосвод, а заодно создал новую мифологию для начинающейся космической эры.
Жечь было наслаждением. Так начинается самый известный из романов Рэя Брэдбери. Антиутопия, в которой пожарные призваны не тушить пожары, а сжигать книги. Впрочем, не стоит воспринимать костры из книг буквально. В написанном позднее послесловии Брэдбери специально уточнит, что сжигать книги можно разными способами.
Роман, написанный в подвале библиотеки Калифорнийского университета, пропитан любовью к книгам, а заодно страхом автора перед гибелью — то ли исчезновением, то ли уничтожением — культуры. Подмены ее телевизионными стенами и убаюкивающими наушниками-«ракушками». Оставленности за ненадобностью в мире удобных гаджетов и высоких скоростей.
За минувшие без малого семьдесят лет роман актуальности не утратил, даже наоборот — свидетельством тому несколько экранизаций, среди которых и советский телеспектакль, театральные представления и постоянные переиздания книги.
Да и сам Брэдбери гордился этим романом. Волей автора его название, Fahrenheit 451, выбито на могильной плите писателя.
Рэй Брэдбери «Капелька нетерпимости»
Знать бы заранее, где споткнешься, соломки бы подстелил. Никто же не начинает свой жизненный путь, запланировав заранее цепь неудач: экономический кризис, безработицу, отсутствие денег или болезнь. Или признаваясь в любви к самому дорогому, на тот момент, человеку, не думает, что через пару лет с этим самым человеком сойдется в жарком бую суде из-за раздела имущества. И вряд ли кто, опьяненный любовью, стоя перед алтарем, цинично планирует будущий развод. Нет, будущее нам рисуется исключительно в радужных тонах. Что может случиться плохого? Плохое случается только с другими.
Но, одна неудача, другая, и жизнь уже не кажется такой сверкающей и чудесной. Не сложилось, не сбылось, радужные мечты рухнули под реальностью, розовые амурчики улетели, оставив неуплаченную ипотеку, клянчащих деньги детей и сварливую, постаревшую жену/мужа/.
Кто виноват? Что делать?
Герою рассказа, в некотором смысле, повезло. Нашелся некто, кто рассказал ему, где споткнется, да и охапку соломки предоставил. Через времена, слово за словом расскажет историю жизни, явившись в один из самых счастливых моментов, чтобы рассказать о «капле чернил, которая замутит кувшин чистой и свежей воды». О ложке дегтя в целой бочке меда, которая отравит вкус к жизни, погубит мечты и желания.
Да и совет будет легко выполнимый: надо всего лишь помнить, за что полюбил этого человека, почему он тебе дорог. Помнить каждый день и каждую минуту. Вроде бы просто: всего лишь думать и говорить. Или нет?
Опять рассказ-перевертыш. Вроде бы напряженная ситуация благополучно разрешена, «соломка подстелена». Но, вдруг, одно сказанное слово — капелька чернил, повисшая над чистой водой. Упадет? Или герой все же сможет в последний момент распознать тот первый поворот на темную и извилистую дорожку, ведущую к трагическому финалу в далеком будущем?
Да, это и не важно.
Важны человеческие отношения, маленькие обиды и недомолвки, трещинки, растущие с годами и превращающиеся в пропасть между некогда близкими людьми. Где от этого спасение? В любви? Или в маленькой, совсем крошечной капельке терпимости, позволяющей слушать, понимать и прощать.
Стивен Кинг о Рэе Брэдбери
«Что-то страшное грядет» (Something Wicked This Way Comes) Рэя Брэдбери сопротивляется простой и удобной классификации или анализу… до сих пор не давалась эта книга и кинематографистам, вопреки множеству попыток и сценариев, включая сценарий, написанный самим Брэдбери. Роман, впервые опубликованный в 1962 году, был критиками сразу же подвергнут разносу (1) и с тех пор выдержал свыше двадцати переизданий.
Тем не менее это не лучшая и не самая известная книга Брэдбери; «Марсианские хроники» (The Martian Chronicles), «451 градус по Фаренгейту» (Fahrenheit 451) и «Вино из одуванчиков» (Dandelion Wine), вероятно, превосходят ее и гораздо лучше известны читательской публике.
Но я считаю, что «Что-то страшное грядет», эта мрачная поэтическая сказка, действие которой происходит в полуреальной-полумифической общине Гринтауна, штат Иллинойс, вероятно, лучшее произведение Брэдбери в русле той традиции, которая дала нам предания о Поле Баньяне и его Малыше, Голубом быке (2), о Пекосе Билле (3) и Дэви Крокетте (4). Это не идеальная книга: иногда Брэдбери пишет слишком вычурно и сложно, что характерно для его произведений 70-х годов. Кое-где он повторяется. Но это лишь второстепенные издержки большой работы; в основном Брэдбери разворачивает сюжет умно, красиво и щегольски.
Может быть, стоит напомнить, что Теодор Драйзер, автор «Сестры Керри» (Sister Carrie) и «Американской трагедии» (An American Tragedy), был, подобно Брэдбери, в некоторых случаях своим собственным худшим врагом… главным образом потому, что не умел вовремя остановиться. «Когда ты раскрываешь рот, Стив, — однажды в отчаянии сказал мне дедушка, — у тебя вываливаются все внутренности». Тогда у меня не нашлось ответа, но сегодня, если бы дедушка был жив, я сказал бы ему: «Это потому, что я хочу стать Теодором Драйзером, когда вырасту».
Что ж, Драйзер был большим писателем, и Брэдбери кажется Драйзером в жанре фэнтези, хотя стиль у него лучше и прикосновение легче. Тем не менее они очень похожи.
Отрицательной стороной у обоих является тенденция не просто описывать предмет, а втаптывать его в землю… а потом продолжать избивать до тех пор, пока тот не перестанет шевелиться. А положительная черта в том, что Драйзер и Брэдбери — американские натуралисты, обладающие исключительным даром убеждения, и в каком-то смысле они продолжают линию Шервуда Андерсена, чемпиона американского натурализма. Оба пишут об американцах из глубинки (хотя герои Драйзера переезжают в город, а герои Брэдбери остаются дома), о том, как страдает невинность при столкновении с реальностью (герои Драйзера при этом обычно ломаются, а герои Брэдбери сохраняют целостность, хотя и меняются), и голоса обоих звучат поразительно по-американски. Оба пишут на хорошем английском языке, который остается неформальным, хотя и избегает редких или диалектных слов; когда местами Брэдбери переходит на сленг, это так поражает, что кажется почти вульгарным.
Их речь — это безошибочно речь американцев.
Самое бросающееся в глаза различие между ними — и, может быть, наименее важное — в том, что Драйзера называют реалистом, а Брэдбери — фантастом. Хуже того, издатель, издающий Брэдбери в мягких обложках, упрямо пишет на титульном листе «Величайший Из Живущих На Земле Фантастов» (отчего писатель cтановится похож на одного из тех ярмарочных уродцев, которые часто встречаются в его произведениях), в то время как Брэдбери не написал ничего, что можно назвать научной фантастикой в обычном смысле. Даже в своих космических рассказах он не интересуется ионными двигателями или конверторами относительности. Существуют ракеты, говорит он в сборниках «Марсианские хроники», «Р — значит ракета» (R Is for Rocket) и «К — значит космос» (S Is for Space). Это все, что вам необходимо знать, и, следовательно, все, что я вам собираюсь сказать.
Добавлю к этому, что если вы хотите узнать, как будут работать ракеты в гипотетическом будущем, обратитесь к Ларри Нивену и Роберту Хайнлайну; если вам нужна литература — истории, пользуясь словом Джека Финнея — о том, что может ждать нас в будущем, вы должны читать Рэя Брэдбери и, может быть, Курта Воннегута.
Что движет ракетами — это тема «Популярной механики». Тема писателя — что движет людьми.
Учитывая вышесказанное, невозможно рассматривать «Что-то страшное грядет» — произведение, которое, несомненно, не является научной фантастикой, — не рассмотрев творческий путь Брэдбери под определенным углом зрения. Лучшие его произведения относятся к жанру фэнтези: а лучшие из них — рассказы ужасов. Как уже отмечалось, лучшие ранние рассказы Брэдбери собраны в замечательном сборнике издательства «Аркхэм Хаус» «Темный карнавал» (Dark Carnival). Нелегко приобрести это издание — «Дублинцев» (5) американской фантастики. Многие рассказы, первоначально опубликованные в «Темной ярмарке», можно найти в позднейшем сборнике «Октябрьская страна» (The October Country), который есть в продаже. Сюда включены такие классические рассказы леденящего ужаса, как «Кувшин», «Толпа» и незабываемый «Маленький убийца». Прочие рассказы Брэдбери, печатавшиеся в 40-х годах, так ужасны, что теперь автор отрекается от них (некоторые были превращены в комиксы и напечатаны с разрешения молодого Брэдбери в Е. С. (6) В одном из них рассказывается о могильщике, который совершал чудовищные издевательства над покойниками, но при этом обладал несомненной странной моралью; например, когда три дружка, любивших злобно посплетничать, погибли в результате несчастного случая, могильщик отрезал им головы и похоронил вместе, рот к уху и ухо ко рту, чтобы они вечно могли наслаждаться пересудами.
О том, как его собственная жизнь отразилась в романе «Что-то страшное грядет», Брэдбери пишет так: «Это итог моей любви к Лону Чейни, к волшебникам и причудливым героям, которых он сыграл в двадцати фильмах. В 1923 году, когда мне было три года, мама взяла меня на «Горбуна» (Hunchback), И это отразилось на всей моей жизни. Я посмотрел «Призрак оперы» (Phantom of the Opera), когда мне исполнилось шесть. То же самое. «К западу от Занзибара» (West of Zanzibar) — мне восемь. Волшебник превращается в скелет прямо на глазах черных туземцев! Невероятно! То же самое — «Святотатственная троица» ( The Unholy Three)! Чейни захватил меня на всю жизнь. Не достигнув еще восьми дет, я уже был отчаянным киноманом. Штатным волшебником я стал в девять лет, когда увидел Блекстоуна на сцене в Уокегане, моем родном городе в штате Иллинойс. Когда мне было двенадцать, приехал в составе ярмарки братьев Дилл мистер ЭЛЕКТРИКО со своим передвижным электрическим стулом. Это было его «настоящее» имя. Я познакомился с ним. Мы сидели на берегу озера и говорили о грандиозных философских проблемах… он — о своих, я — о великом будущем и о волшебстве. Мы обменялись несколькими письмами. Он жил в городе Каир, в Иллинойсе, и называл себя пресвитерианским проповедником, лишенным духовного сана. Хотел бы я вспомнить его настоящее имя. Но за прошедшие годы письма его затерялись, хотя я еще помню кое-какие волшебные трюки, которым он меня научил. Итак, волшебники, и волшебство, и Чейни, и библиотеки заполнили мою жизнь. Библиотеки стали для меня местом рождения вселенной. В нашей городской библиотеке я проводил больше времени, чем дома. Мне нравилось по вечерам пробираться среди груд книг.
Все это вошло в «Что-то страшное…», которое начиналось с рассказа, напечатанного в «Странных историях» в мае 1948 года. Назывался рассказ «Черное чертово колесо» (Black Ferns). Из него и выросла книга…»
Всю жизнь Брэдбери пишет фэнтези, и хотя «Крисчен сайенс монитор» назвал «Что-то страшное грядет» «кошмарной аллегорией», на самом деле аллегория у Брэдбери есть только в произведениях научной фантастики. В фэнтези его занимают темы, образы, символы… и тот фантастический стремительный порыв, который охватывает автора, когда он нажимает на педаль, поворачивает руль и пускает свой драндулет прямо в темную ночь нереального.
Брэдбери рассказывает: «Черное чертово колесо» стало сценарием в 1958 году, в тот вечер, когда я увидел «Приглашение к танцу» Джина Келли и так захотел работать с ним и для него, что бросился домой, набросал черновик сценария и побежал к нему. Келли проглядел сценарий, сказал, что будет его снимать, и отправился в Европу на поиски денег; денег он так и не нашел, вернулся разочарованным, вернул мне сценарий — что-то около восьмидесяти страниц — и пожелал удачи.
Я послал эту идею к черту и просидел два года, заканчивая «Что-то страшное…». В этой книге я сказал все, что хотел, о самом себе в юности и о том, какие чувства испытываю к этой ужасающей штуке — Жизни — и к другому ужасу — к Смерти, и о том, как опьянен ими обеими.
Но прежде всего, сам не понимая того, я сделал одну замечательную вещь. Я написал хвалебную песнь своему отцу. Я не осознавал этого до одного вечера в 1965 году, через несколько лет после опубликования романа. Не в силах уснуть, я встал, порылся в своей библиотеке, отыскал роман, перечитал некоторые отрывки и расплакался. Мой собственный отец был заключен в романе! Как бы я хотел, чтобы он дожил до этого дня и смог прочесть о себе и о храбрости, проявленной им ради любимого сына.
Когда я пишу эти слова, я вновь вспоминаю, с каким взрывом радости и боли обнаружил здесь своего отца, навсегда — по крайней мере для меня — заключенного в бумагу, напечатанного, переплетенного и прекрасного на вид.
Не знаю, что еще сказать.
Я наслаждался каждой минутой работы над романом. Полгода я метался между вариантами. Я никогда не уставал. Просто высвобождал свое подсознание, когда чувствовал, что готов к этому.
Из всех написанных мной книг эта мне наиболее дорога. Я буду любить ее и людей в ней: папу, и мистера Электрико, и Вилла, и Джима — две половинки меня самого, усталого и искушенного, — буду любить до конца своих дней».
Возможно, первое, что следует отметить относительно «Что-то страшное грядет», — это разделение Брэдбери на две половины самого себя. Вилл Хэлоуэй, «хороший» мальчик (они оба хорошие, но друг Вилла, Джим, иногда на время отклоняется от правильного пути), родился 30 октября, за минуту до полуночи. Джим Найтшейд родился двумя минутами позже — через минуту после наступления полуночи, уже в Хэллоуин. Вилл — существо аполлониево, приверженец разума и четких планов, он верит (почти всегда) в норму и в статус-кво. Джим Найтшейд, как намекает его фамилия (7), дионисиева половина, он подчинен эмоциям, отчасти нигилист, склонен к разрушению и всегда готов плюнуть в лицо дьяволу, чтобы проверить, зашипит ли слюна на щеке Повелителя Тьмы.
Когда в начале книги в город приходит продавец громоотводов («перед самым началом грозы») и говорит мальчикам, что молния ударит в дом Джима, Виллу приходится убеждать Джима поставить громоотвод. Первоначальная реакция Джима — «Зачем портить забаву?».
Символика времени рождения заметна и очевидна; точно так же заметна очевидная символичность появления продавца громоотводов, который служит вестником приближения дурных времен. Тем не менее Брэдбери бесстрашно ее использует. Он берет архетипы огромные, словно карты размером с мост.
Старинная бродячая ярмарка с чудесным названием «Кугер и Мрак — Представление Демонических Теней» прибывает в Гринтаун, принося с собой под личиной удовольствия и удивления несчастья и ужас. Вилл Хэлоуэй и Джим Найтшейд — а позже и отец Вилла Чарлз — узнают, что стоит за этой ярмаркой. Сюжет постепенно сужается до борьбы за одну-единственную душу — душу Джима Найтшейда. Назвать это аллегорией было бы неверно, но назвать рассказом ужасов с моралью — в духе предшествующих книге комиксов Е. С. — можно. В сущности, то, что происходит с Джимом и Биллом, не очень отличается от страшной встречи Пиноккио на острове Удовольствий, где мальчики, потакающие своим нехорошим желаниям (например, курят сигары или играют в бильярд на деньги), превращаются в ослов. Брэдбери имеет в виду плотские соблазны — не только сексуальные увлечения, но плотские в самых разнообразных формах и проявлениях — радости плоти становятся такими же несдержанными и дикими, как вытатуированные картинки, которые покрывают тело мистера Мрака (8).
Что не дает роману Брэдбери превратиться в «кошмарную аллегорию» или в упрощенную волшебную сказку, так это владение сюжетом и стиль. Стиль Брэдбери, который так привлекал меня в молодости, теперь кажется слегка переслащенным. Но он по-прежнему обладает поразительной силой. Вот абзац, который кажется мне переслащенным:
«А Вилл? Вилл, скажем так, — последняя груша лета на самой верхней ветке. Бывает, глядишь на проходящих мимо мальчуганов, и на твои глаза навертываются слезы.
Они чувствуют себя хорошо, выглядят хорошо, ведут себя хорошо. Они не замыслили писать с моста или стибрить точилку в мелочной лавке. Не в этом дело. А в том, что, глядя на них, точно знаешь, как сложится вся их жизнь: сплошные удары, ссадины, порезы, синяки — и непреходящее удивление: за что, почему? За что именно им такая напасть?»
А вот абзац, в котором все кажется верным:
«Свисток этого паровоза вобрал в себя все стенания из других ночей, других дремлющих лет, вой осененных лунными грезами псов, леденящее кровь дыхание рек сквозь январские ставни, рыдание тысяч пожарных сирен, хуже того! — последние клочья дыхания, протест миллиарда мертвых или умирающих людей, не желающих смерти, их стоны, их вздохи, разлетающиеся над землей!»
Вот это свисток паровоза, парни! Это я понимаю!
Яснее, чем любая другая книга, о которых здесь шла речь, «Что-то страшное грядет» отражает различие между жизнью аполлониевой и дионисиевой. Ярмарка Брэдбери, которая пробирается в городок и разбивает тент на лугу в три часа утра (фицджеральдова темная ночь души, если хотите), — это символ всего ненормального, мутировавшего, чудовищного… дионисиева.
Я часто думал, не объясняется ли привлекательность мифа о вампире для детей тем простым фактом, что вампиры спят днем, а бодрствуют ночью (вампирам никогда не приходится пропускать ночные фильмы о чудовищах из-за того, что завтра идти в школу). Точно так же нам ясно, что привлекательность ярмарки для Джима и Вилла (конечно, Вилл тоже испытывает на себе ее притяжение, хотя и не так сильно, как Джим; даже отец Вилла не остается равнодушен к этой смертоносной песне сирен) отчасти объясняется тем, что в ней нет определенного времени сна, нет правил и расписаний, нет скучной повседневной жизни маленького городка, нет «ешь свое брокколи и думай о людях, умирающих в Китае с голода», нет школы. Ярмарка — это хаос, это территория табу, которая волшебным образом стала подвижной, перемещается с места на место и даже из времени во время со своей труппой уродцев и чарующими аттракционами.
Мальчики (и Джим, конечно) представляют ей прямую противоположность. Они нормальны, не мутанты, не чудовища. Они живут по правилам освещенного солнцем мира — Вилл добровольно, Джим с нетерпением. И именно поэтому они нужны ярмарке. Суть зла, говорит Брэдбери, в стремлении извратить тот тонкий переход от невинности к опыту, который должны проделать все дети. В мире фантастики Брэдбери — мире жесткой морали — уроды, населяющие ярмарку, внешне приняли облик своих внутренних пороков. Мистер Кугер, проживший тысячи лет, платит за свою темную упадочническую жизнь тем, что превращается в тварь еще более древнюю, такую древнюю, что мы не можем даже себе этого представить, и жизнь в нем поддерживает постоянный приток электричества. Человеческий скелет платит за скупость чувств; толстая женщина — за физическое и эмоциональное обжорство; ведьма Пылюга — за вмешательство своими сплетнями в жизнь других. Ярмарка сделала с ними то, что делал со своими жертвами могильщик из раннего рассказа Брэдбери.
С аполлониевой стороны книга приглашает нас вспомнить и пересмотреть факты и мифы нашего собственного детства, в особенности тех, чье детство прошло в маленьком американском городке.
В почти поэтическом стиле, который здесь очень уместен, Брэдбери рассматривает тревоги детства и приходит к выводу, что только дети достаточно вооружены, чтобы справиться с детскими мифами, ужасами и увлечениями. В рассказе середины 50-х годов «Площадка для игр» взрослый мужчина волшебным образом возвращается в детство и оказывается в мире безумного ужаса, но это всего лишь угол игровой площадки с песочницами и горкой.
В «Что-то страшное грядет» Брэдбери переплетает мотив детства в маленьком американском городке с большинством идей новой американской готики, о которых мы уже в какой-то степени говорили. Вилл и Джим в целом — нормальные дети, в них преобладает аполлониево начало, они легко проходят сквозь детство и привыкли смотреть на мир с высоты своего небольшого роста. Но когда в детство возвращается их учительница мисс Фоули — первая гринтаунская жертва ярмарки, — она оказывается а мире однообразного бесконечного ужаса, ужаса, который почти ничем не отличается от испытанного героем «Площадки для игр».
Мальчики находят мисс Фоули — или то, что от нее осталось — под деревом.
«… и здесь, пряча лицо в ладонях, сидела, съежившись, маленькая девочка, рыдая так, словно город исчез, а его жители вместе с нею затерялись в страшном лесу.
Тут и Джим наконец приблизился, остановился на краю тени и сказал:
— Кто это?
— Не знаю. — Но глаза Вилла начали наполняться слезами, как если бы в глубине души он уже догадался.
— Постой, это не Дженни Холдридж?..
— Нет.
— Джейн Фрэнклин?
— Нет.
— Как будто в рот ему прыснули новокаином, язык еле шевелился между онемевшими губами. — Нет…
Девочка продолжала плакать, чувствуя, что они рядом, но еще не поднимая взгляда.
— я… я… помогите мне… никто не хочет помочь… мне так плохо…»
На «притяжение ярмарки», которым сопровождался этот злой трюк, могут сослаться и Нарцисс, и Элеанор Вэнс: мисс Фоули заблудилась в зеркальном лабиринте, плененная собственным отражением. Из-под нее выдернули сорок или пятьдесят лет, и она рухнула в детство… именно туда, как ей казалось, она хочет попасть.
Но она не подумала о безымянной маленькой девочке, плачущей под деревом.
Джим и Вилл избегают такой участи — с большим трудом — и даже умудряются спасти мисс Фоули из ее первого путешествия по зеркальному лабиринту. Можно предположить, что не лабиринт, а карусель виновна в этом переносе во времени: зеркало показывает время жизни, в которое вам хочется вернуться, а осуществляет перенос карусель. Каждый раз, когда вы делаете круг вперед, вам добавляется год, а с каждым кругом назад ваш возраст на год уменьшается. Карусель — интересная и эффективная метафора, придуманная Брэдбери для обозначения всего течения жизни, и то, что это течение, которое у нас ассоциируется с самыми солнечными воспоминаниями детства, писатель делает мрачным, чтобы оно соответствовало всему сумрачному мотиву ярмарки, рождает тревожные мысли. Когда мы в таком свете видим веселую карусель с пляшущими лошадками, нам приходит в голову, что если сравнить ход жизни с кругами карусели, тогда ничего нового каждый круг не приносит, вращение в основном повторяется; и, может быть, это заставит нас вспомнить, каким коротким и эфемерным является это кружение; а многим из нас придет на ум медное кольцо, которое мы все безуспешно пытались поймать, но которое сознательно, мучительно не дается нам в руки.
В терминах новой американской готики зеркальный лабиринт — это ловушка, место, где слишком внимательное изучение себя, слишком мрачная интроспекция заставляют мисс Фоули перейти границы нормы. В мире Брэдбери — в мире «Кугера и Мрака — Представления Демонических Теней» — выбора нет; захваченные зеркалом Нарцисса, вы попадаете на опасную карусель и несетесь назад, в непригодное для жизни прошлое, или вперед, в столь же непригодное для жизни будущее. Ширли Джексон использует эти особенности новой американской готики, чтобы рассмотреть характер под крайним психологическим, а может быть, и оккультным давлением; Питер Страуб с их помощью исследует влияние злого прошлого на настоящее; Энн Ривер Сиддонс они помогают проанализировать социальный кодекс и социальное давление; Брэдбери использует их, чтобы вынести моральное суждение. Описывая ужас и горе мисс Фоули, попавшей в детство, куда она так стремилась, он приглушает липко-сладкую романтику, которая могла бы уничтожить его рассказ… и я считаю, что это приглушение только усиливает вынесенный им моральный приговор.
Вопреки воображению, которое часто не поднимает нас, а топит, Брэдбери умудряется сохранить ясность зрения.
Я не хочу сказать, что Брэдбери не творит из детства романтический миф; напротив, он это делает. Детство само по себе — миф для большинства из нас. Нам кажется, что мы помним, что было с нами, когда мы были детьми, но на самом деле это не так. Причина очень проста: мы тогда были чокнутыми. Оглядываясь назад, на этот источник нормальности, мы, те из нас, которые если не совершенно безумны, то законченные невротики, пытаемся разглядеть смысл там, где его никогда не было, понять значение происшествий, не имевших никакого значения, и вспомнить мотивации, которых просто не существовало. Так происходит процесс рождения мифа (9).
Вместо того чтобы плыть против этого сильного течения (как Голдинг и Хьюз), Брэдбери его использует; он соединяет миф о детстве с мифом об отце, роль которого исполняет здесь отец Вилла, Чарлз Хэлоуэй… и если верить Брэдбери, также тот линейный монтер из Иллинойса, который был отцом Рэя Брэдбери. Хэлоуэй — библиотекарь, живущий в своем мире мечты; он в достаточной степени мальчик, чтобы понять Вилла и Джима, но и в достаточной степени взрослый, чтобы дать в конце то, что не в состоянии дать мальчики, этот финальный инфедиент аполлониевой морали, нормы и честности — простое сознание своей ответственности.
Брэдбери утверждает: детство — это время, когда вы еще способны поверить в то, чего, как вы знаете, не существует:
«— Все равно неправда это, — выдохнул Вилл. — Не бывает луна-парков так поздно в году. Чертовская ерунда. Кто захочет туда ходить?
— Я. — Джим спокойно стоял, окутанный мраком.
«Я», — подумал Вилл, и глаза его видели блеск гильотины, гармошки света среди египетских зеркал, чернокожего дьявола, потягивающего лаву, словно крепкий чай».
Они просто верят; сердце у них еще способно перевесить голову. Они еще верят, что сумеют продать столько поздравительных открыток или баночек с мазью, чтобы можно было купить велосипед или стереопроигрыватель, что игрушка на самом деле проделает все то, что показывают по телевизору, и что «вы можете сами собрать ее с помощью простых инструментов за несколько минут» или что чудовища из цирка будут такими же страшными и удивительными, как на афишах.
И они правы: в мире Брэдбери миф гораздо сильнее реальности, а сердце сильнее головы. Вилл и Джим раскрываются перед нами не как отвратительные, грязные, испуганные мальчишки из «Повелителя мух», но как почти исключительно мифологические существа из мечты о детстве, которая под рукой Брэдбери становится более правдоподобной, чем сама реальность.
«В полдень и пополудни они вдоволь поголосили на разных горках, посшибали грязные молочные бутылки, поразбивали тарелочки (10), прислушиваясь, принюхиваясь, присматриваясь ко всему, чем встречала их осенняя толпа, месившая ногами опилки и сухие листья».
Где они нашли средства, чтобы целый день провести на ярмарке? Большинство детей в аналогичной ситуации, подсчитали бы свои финансы, а потом прошли через мучительный процесс выбора; Джим и Вилл побывали всюду. Но и это правильно. Они наши представители в забытой земле детства, и их очевидно неограниченный запас денег (плюс точные попадания в фарфоровые тарелки и пирамиды молочных бутылок) принимается с радостью и не требует рационального обоснования.
Мы верим в это точно так же, как верили в то, что Пекос Билл за день вырыл Большой Каньон: в тот день он устал и не нес кирку и лопату на плече, как обычно, а тащил их за собой по земле. Дети в ужасе, но мифические дети способны получать удовольствие и от ужаса. «Они остановились, чтобы насладиться бешеным биением своих сердец», — пишет Брэдбери.
Кугер и Мрак становятся мифом зла, они угрожают детям не как гангстеры, похитители или просто плохие мальчишки;
Кугер — это скорее старый Пью, вернувшийся с Острова Сокровищ, и слепота его сменилась ужасным количеством лет, обрушившихся на него, когда карусель вышла из-под контроля. И когда он шипит Виллу и Джиму: «Ссслишшшком короткая… ссслишшшком печальная жжжизнь… для вас обоих!» — я испытываю тот же холодок, который пробежал по моей спине, когда в «Адмирале Бенбоу» впервые появилась черная метка.
Сцена, когда мальчики прячутся от эмиссаров ярмарки, под видом парада ищущих их в городе, становится лучшим итогом того, что Брэдбери помнит о детстве — о том детстве, которое действительно могло существовать между долгими промежутками скуки и такими дрянными занятиями, как «принеси дров», «помой посуду», «вынеси мусор» и «присмотри за младшими братьями и сестрами» (возможно, для мифа о детстве имеет значение то, что Вилл и Джим — единственные дети в своих семьях).
«Они прятались в старых гаражах, прятались в старых амбарах, прятались на самых высоких деревьях, на какие только могли залезть, но прятаться было скучно, а скука была хуже страха, так что они слезли вниз и пошли к начальнику полиции и отлично побеседовали с ним, двадцать минут чувствовали себя в полной безопасности в участке, и Виллу пришло в голову совершить обход городских церквей, и они взбирались на все колокольни, пугая голубей, и, возможно, в церквах, особенно на колокольнях, они тоже были в безопасности, а может быть, и нет — во всяком случае, им казалось, что там они защищены. Но затем их вновь одолела скука и надоело однообразие, и они были уже готовы сами отправиться в Луна-парк, лишь бы чем-нибудь заняться, когда, на их счастье, солнце зашло».
Единственным эффективным фоном для брэдбериевских детей из мечты является Чарлз Хэлоуэй, отец из мечты. В образе Чарлза Хэлоуэя мы находим привлекательные черты, которые может дать только фантазия, с ее способностью создавать мифы.
Мне кажется, говоря о Чарлзе Хэлоуэе, следует отметить три обстоятельства.
Во-первых, Чарлз Хэлоуэй понимает миф детства, в котором живут мальчики; для всех нас, кто вырастает и с некоторой горечью расстается с родителями, потому что чувствует, что они не понимают нашей молодости, Брэдбери создает образ отца, какого мы, как нам кажется, заслуживаем. Мало кто из реальных родителей способен на такие отклики, как Чарлз Хэлоуэй. Его родительские инстинкты, по-видимому, сверхъестественно обострены. В начале книги он видит, как мальчики бегут домой, увидев ярмарку, и негромко, про себя, произносит их имена… и все. И ничего потом не говорит Виллу, хотя мальчики были на ярмарке в три часа ночи. Он не боится, что мальчики рыскали там в поисках наркотиков, или грабили старух, или возились с девочками. Он знает, что они отсутствовали по своим мальчишеским делам, бегали ночью… как иногда делают мальчишки.
Во-вторых, эта особенность Чарлза Хэлоуэя далеко не случайна: он сам все еще живет в мифе.
Психологические тесты утверждают, что ваш отец не может быть вашим приятелем, но мне кажется, существуют отцы, которые не стремятся быть приятелями сыновей, и сыновья, которые не хотят, чтобы отцы были их приятелями, хотя и тех и других немного. Обнаружив, что Вилл и Джим набили на деревья под окнами своих спален скобы и теперь могут незаметно уходить и приходить по ночам, Чарлз Хэлоуэй не требует, чтобы они убрали эти скобы; он лишь восхищенно смеется и просит, чтобы мальчики пользовались ими, только когда им действительно нужно. Когда Вилл с болью говорит отцу, что никто им не поверит, если они расскажут, что произошло в доме мисс Фоули, где злой племянник Роберт (на самом деле это мистер Кугер, который стал выглядеть гораздо моложе, с тех пор как был воссоздан) обвинил их в грабеже, Хэлоуэй просто отвечает: «Я тебе верю». Он верит, потому что, в сущности, он сам тоже мальчик и в нем не умерла способность удивляться. Гораздо позже, роясь в карманах, Чарлз Хэлоуэй почти кажется старейшим в мире Томом Сойером:
«И отец Вилла поднялся, набил табаком свою трубку, поискал в карманах спички, вытащил помятую губную гармонику, перочинный нож, неисправную зажигалку, блокнот, которым обзавелся, чтобы записывать великие мысли, да так ничего и не записал…»
Почти все то же самое, кроме дохлой крысы и веревочки, которую можно к ней привязать.
В-третьих, Чарлз Хэлоуэй — отец из мечты, потому что на него можно положиться. Он может в мгновение ока из мальчишки стать взрослым. Свою надежность и ответственность он демонстрирует простым символическим поступком: когда мистер Дарк спрашивает, Хэлоуэй называет свое имя.
— Всего вам доброго, сэр.
«Зачем это, папа?» — подумал Вилл.
Человек с картинками вернулся.
— Как вас звать, сэр? — спросил он без околичностей.
«Не говори!» — подумал Вилл.
Чарлз Хэлоуэй поразмыслил, вынул изо рта сигару, стряхнул пепел и спокойно произнес:
— Хэлоуэй. Служу в библиотеке. Заходите как-нибудь.
— Зайду, мистер Хэлоуэй, непременно зайду.
Хэлоуэй удивленно созерцал самого себя, осваиваясь со своим новым, таким неожиданным состоянием, в котором чувство отчаяния сочеталось с полным спокойствием. Тщетно было бы спрашивать, почему он назвал свою подлинную фамилию; он сам не сумел бы разобраться и по достоинству оценить этот шаг…
Но разве не логично предположить, что он назвал свою подлинную фамилию, потому что мальчикам нельзя этого делать? Он должен защищать их — и он великолепно с этим справляется.
И когда темные стремления Джима приводят его на край гибели, появляется Чарлз Хэлоуэй и уничтожает сначала страшную ведьму Пылюку, потом самого мистера Мрака и начинает борьбу за жизнь Джима и за его душу.
«Что-то страшное грядет», вероятно, не лучшая книга Брэдбери — мне кажется, что ему вообще всегда трудно было писать романы, — но интерес к миру мифа так соответствует поэтической прозе Брэдбери, что роман имел большой успех и стал одной из лучших книг о детстве (подобно «Сильному ветру на Ямайке» Хьюза, «Острову сокровищ» Стивенсона, «Шоколадной войне» (The Chocolate War) Кормье и «Детям тсуги» (Tsuga’s Children) Томаса Уильямса — называю лишь несколько), которые должны быть у каждого взрослого… не только для того чтобы давать их читать детям, но чтобы самому вспомнить светлые надежды и темные сны детства, Брэдбери предпослал своему роману цитату из Йейтса; «Человеком владеет любовь, а любит он то, что уходит». Там есть и другие эпиграфы, но мы согласимся с тем, что слов Йейтса достаточно… и пусть заключительное слово скажет сам Брэдбери — об одной из гринтаунских достопримечательностей, которые зачаровывали детей мечты, о которых он писал:
«А что до моего могильного камня? Я хотел бы занять старый фонарный столб на случай, если вы ночью забредете к моей могиле сказать мне «Привет!». А фонарь будет гореть, поворачиваться и сплетать одни тайны с другими — сплетать вечно. И если вы придете в гости, оставьте яблоко для привидений».
Яблоко… а может, дохлую крысу на веревочке, чтобы ее можно было крутить.
Примечания
(1) В этом нет ничего нового. Писатели, работающие в жанрах научной фантастики и фэнтези, жалуются — иногда справедливо, иногда нет — на отрицательные отзывы критиков литературного мейнстрима, но дело в том, что критики, специализирующиеся непосредственно на этих жанрах, преимущественно глупы. А журналы демонстрируют долгую и постыдную историю разноса произведений, которые слишком значительны для породившего их жанра. Аналогичный прием встретил и «Чужак в чужой стране» (Stranger in a Strange Land Роберта Хайнлайна. — Примеч. автора.
(2) Друг и помощник легендарного лесоруба Пола Баньяна, могучий бык, «с расстоянием между глазами в семь топорищ с гаком». — Примеч. пер.
(3) Герой американского фольклора, суперковбой Дикого Запада.
— Примеч. пер.
(4) Герой фольклора американской Границы, меткий стрелок, знаменитый охотник на медведей. — Примеч. пер.
(5) Имеется в виду роман Джойса. — Примеч. пер.
(6) Entertaining Comics — издательство, специализировавшееся на издании комиксов. — Примеч. пер.
(7) Nightshade — по-английски «ночная тень». Фамилия Вилла тоже говорящая: Hallow — святой. — Примеч. пер.
(8) Намек на сексуальную плоть мы встречаем в эпизоде с Театром; Брэдбери в своем письме ко мне отказался говорить на эту тему, хотя я просил его кое-что разъяснить. Это один из самых волнующих эпизодов книги. Брэдбери пишет, что Джим и Вилл обнаружили Театр на верхнем этаже дома, куда забрались в поисках кислых яблок. Брэдбери рассказывает нам, что у человека, заглянувшего в театр, меняется вкус ко всему, включая вкус фруктов, я хотя меня всегда охватывает стремление при первом же намеке на университетский анализ бежать, как бежит лошадь, почуяв, что свежая вода отравлена щелочью, невозможно не заметить намек на райское яблоко.
Что же происходит в этом двух— или трехэтажном Театре, который меняет вкус яблок; что зачаровало Джима с его темной фамилией и его друга с фамилией христианской, которая в нашем сознании ассоциируется со способностью в любой ситуации оставаться на стороне добра? Брэдбери намекает, что Театр показывает сцену из публичного дома. Внутри люди голые, они «сбрасывали через голову рубашки, роняли на ковер одежду и в безумно-трепетной наготе, напоминая дрожащих лошадей, протягивали руки вперед, чтобы трогать друг друга». (Здесь и ниже цитируется по книге: Р. Брэдбери. Избранные сочинения. В трех томах. Том третий. Что-то страшное грядет: Роман. Канун Всех святых: Повесть. — М.: Олимп, 1992. Пер. с англ. Л. Жданова.) Если так, то этот эпизод является наиболее красноречивым предсказанием плотского отклонения от нормы, которое так сильно привлекает Джима Найтшейда, стоящего на пороге взросления. — Примеч. автора.
(9) Я могу назвать только два романа, которые не превращают детство в миф или в волшебную сказку и тем не менее создают удивительное впечатление; это «Повелитель мух» (Lord of the Flies) Уильяма Голдинга и «Сильный ветер на Ямайке» (A High Wind in Jamaica) Ричарда Хьюза.
Вы, конечно, можете написать мне письмо и предложить добавить еще либо «Цементный сад» I The Cement Garden) Йэна Макивсна, либо «Гарриeт сказала» (Harriet Said) Бэрил Бейнбридж, но я считаю, что по-своему (неповторимо по-английски) именно эти две повести романтизируют детство с таким же совершенством, как это делает Брэдбери. — Примеч. автора.
(10) Приз — курчавые куколки. — Примеч. пер.
Рэй Брэдбери — Американские фантастические рассказы читать онлайн
Американские фантастические рассказы
Рэй Брэдбери
(«Heavy-Set» из сборника «I sing the body electric»)
Она шагнула к окну маленькой кухни, выглянула во двор.
На фоне темнеющего неба четко вырисовывалась мускулистая фигура мужчины, одетого в спортивный костюм и теннисные туфли. У ног его разбросаны штанги, гантели, прыгалки, пружинные эспандеры, эластичные шнуры, чернеют чугунные гири всевозможных размеров. Он не сознает, что за ним сейчас наблюдают.
Это ее сын.
Все зовут его просто «Силач».
В могучих руках мелькают маленькие пружины, свернутые спиралью. Словно иллюзионист в цирке, он заставлял их исчезать и появляться снова. Сжал пальцы — пропали, ослабил хватку — сверкают по-прежнему, сдавил еще раз, и их опять нет…
Силач проделывал этот фокус минут десять, стоя неподвижно как статуя. Потом нагнулся, поднял стофунтовую штангу. Ровно, без натуги дыша, поработал с ней, отбросил прочь и отправился в гараж, заставленный досками для серфинга, которые он сам вырезал, склеил, отполировал, покрасил и навощил. Здесь висела боксерская груша. Силач наносил легкие, быстрые, выверенные удары по упругой коже, пока его кудрявящиеся золотистые волосы не намокли. Тут он остановился, набрал побольше воздуха в легкие, так что мощная грудь стала просто богатырской, и застыл, закрыв глаза, любуясь собой в каком-то воображаемом зеркале: двести двадцать фунтов напряженных мускулов, загорелых, просоленных морским ветром и собственным потом.
Он медленно выдохнул.
Открыл глаза. Направился в дом и прошел на кухню, даже не взглянув на пожилую женщину, копошащуюся рядом — его мать. Открыл холодильник, подставил арктическому холоду распаренное тело и, запрокинув голову, стал поглощать молоко прямо из бумажного пакета. Наконец, влив в себя целую кварту, сел за стол и принялся разглядывать тыквы, приготовленные ко Дню Всех Святых.
Он ощупывал, поглаживал их, словно любимых зверьков. Силач купил тыквы днем и успел вырезать уже почти все. Вышло просто отлично: настоящие красотки! Он так гордился своей работой! Сейчас он с увлеченностью ребенка принялся колдовать над теми, что оставались нетронутыми.
В любом движении, — будь то могучее усилие мускулов, выталкивающее доску навстречу набегающей волне, или неуловимо плавный взмах ножа, дарующий зрение безжизненному плоду, — сквозила такая мальчишеская непринужденность, легкость и быстрота, что Силачу никто не дал бы тридцати, хотя именно столько ему уже стукнуло.
Яркий свет лампочки еще больше взъерошил растрепанные летним ветром волосы, выделил каждую черточку лица, на котором не читалось ничего, кроме всепоглощающей сосредоточенности: Силач вырезал на тыкве глаз.
Казалось, в его теле нет ни грамма жира — тугое сплетение мускулов, готовых в любой момент использовать дремлющую энергию.
Мать занималась домашними делами, тихонько переходя из комнаты в комнату. Потом встала в дверях, глядя на сына и разбросанные на столе тыквы. Она улыбалась. Все в нем так знакомо! Каждый вечер слышать глухие удары по груше, доносящиеся со двора, видеть, как он сжимает в руках стальные пружины или, кряхтя, одну за другой поднимает гири и удерживает на странно неподвижных, словно отлитых из стали плечах… Она привыкла ко всему этому, как свыклась с неумолчным гулом океана, что накатывал на берег за домом и закрывал песок ровным блестящим покрывалом. Теперь приметой их жизни стали и разговоры сына по телефону, сводившиеся к двум стандартным ответам: девушкам — «сегодня не могу, устал», подвыпившим восемнадцатилетним приятелям — «нет-нет, ребята, нужно полировать машину или тренироваться…»
Мать кашлянула. Силач словно не услышал.
— Понравился обед?
— Ага.
— Пришлось долго выбирать вырезку. Я купила свежей спаржи.
— Все было вкусно, мам.
— Я так рада, что ты остался доволен. Мне всегда приятно, когда обед тебе по вкусу.
— Ага, — отозвался он, не прерывая работы.
— Когда вечеринка?
— В полвосьмого. — Силач закончил вырезать смеющийся рот на последней тыкве и выпрямился. — На случай, если заявятся все, — может, кто и не придет, — я купил два кувшина сидра.
Он поднялся, выходя из кухни, на мгновение загородил широкими плечами дверной проем. Массивная фигура излучала спокойствие и уверенность. В полутьме спальни проделал потешную пантомиму: казалось, он не натягивает карнавальный костюм, а беззвучно борется с невидимым противником.
Через минуту Силач появился у входа в гостиную с гигантским леденцом в бело-зеленую полоску. Он был облачен в короткие черные штаны, рубашку с рюшами по вороту, наподобие тех, которые носят маленькие дети, и смешную шапочку. Лизнул леденец и деланно плаксивым голосом объявил:
— Я гадкий непослушный мальчишка!
Следившая за каждым движением сына, мать звонко рассмеялась.
Под этот аккомпанемент он прошелся по комнате, старательно подражая походке малыша, держа во рту леденец и притворяясь, будто ведет на поводке большую собаку.
— Ты сегодня будешь лучше всех! — объявила раскрасневшаяся от хохота мать. Он тоже стал смеяться.
Зазвонил телефон.
Изображая только начинающего ходить ребенка, Силач проковылял в спальню. Разговор получился долгим; несколько раз доносилось: «Вот дела-то», а когда все такой же невозмутимый на первый взгляд Силач вернулся, лицо его выражало упрямую непреклонность.
— Что случилось? — забеспокоилась она.
— А, половина ребят не придет. Они договорились с другими. Это Томми звонил. У него свидание с какой-то девчонкой. Черт, надо же!
— И без них народу хватит, — отозвалась мать.
— Ну не знаю…
— Все пройдет нормально. Поезжай, сынок.
— Лучше бы я выкинул тыквы на помойку, — хмуро проговорил Силач.
— Ничего, отправляйся туда и повеселись как следует. Ты уже которую неделю никуда не выходишь.
Молчание.
Он застыл в дверях, вертя в широкой ладони гигантский, с голову, леденец. Кажется, Силач готов забыть о вечеринке и приступить к обычным вечерним занятиям. Иногда он, не щадя себя, отжимался, иногда играл сам с собой на заднем дворе в баскетбол и даже вел счет: белые против черных, поединок равных команд… Бывало, замрет на месте, вот как сейчас, а потом глядишь — нет его, исчез, и через несколько мгновений замечаешь, что он уже далеко от берега, плывет бесшумно как тюлень, рассекая воду сильными взмахами рук, освещенный сиянием полной луны. Если же только звезды нависают над землей, разглядеть его невозможно, лишь время от времени раздается тихий всплеск, когда он ныряет и долго остается под водой. Часто Силач уносился далеко в океан на своей доске для серфинга, отчищенной наждачной бумагой так, что была она гладкой и шелковистой, точно девичья кожа. А когда возвращался, оседлав распахнувшую белую пасть волну, несущую его к берегу, огромный, одинокий, как песчинка в бескрайних просторах, когда соскакивал с зарывшейся в песок доски, то походил на пришельца из другого мира.
Он обычно долго стоял потом, озаренный луной, держа отполированный до блеска кусок дерева, почему-то напоминавший надгробье без надписи.
Рэй Брэдбери — Золотые яблоки солнца: читать рассказ, текст полностью онлайн
— Юг, — сказал командир корабля.
— Но, — возразила команда, — здесь, в космосе, нет никаких стран света!
— Когда летишь навстречу солнцу, — ответил командир, — и все становится жарким, желтым, полным истомы, есть только один курс. — Он закрыл глаза, представляя себе далекий пылающий остров в космосе, и мягко выдохнул. — Юг.
Медленно кивнул и повторил:
— Юг.
Ракета называлась «Копа де Оро», но у нее было еще два имени: «Прометей» и «Икар». Она в самом деле летела к ослепительному полуденному солнцу. С каким воодушевлением грузили они в отсеки две тысячи бутылок кисловатого лимонада и тысячу бутылок пива с блестящими пробками, собираясь в путь туда, где ожидала эта исполинская Сахара!
Сейчас, летя навстречу кипящему шару, они вспоминали стихи и цитаты.
— «Золотые яблоки Солнца»?
— Йетс!
— «Не бойся солнечного жара»?
— Шекспир, конечно!
— «Чаша золота»? Стейнбек. «Кувшин золота»? Стефенс. А помните — горшок золота у подножья радуги?! Черт возьми, вот название для нашей орбиты:
«Радуга»!
— Температура?..
— Четыреста градусов Цельсия!
Командир смотрел в черный провал большого круглого окна. Вот оно. Солнце! Одна сокровенная мысль всецело владела умом командира: долететь, коснуться Солнца и навсегда унести частицу его тела.
Космический корабль воплощал строгую изысканность и хладный, скупой расчет. В переходах, покрытых льдом и молочно — белым инеем, царил аммиачный мороз, бушевали снежные вихри. Малейшая искра из могучего очага, пылающего в космосе, малейшее дыхание огня, способное просочиться сквозь жесткий корпус, встретили бы концентрированную зиму, точно здесь притаились все самые лютые февральские морозы.
В арктической тишине прозвучал голос аудиотермометра:
— Температура восемьсот градусов!
«Падаем, — подумал командир, — падаем, подобно снежинке, в жаркое лоно июня, знойного июля, В душное пекло августа…»
— Тысяча двести градусов Цельсия.
Под снегом стонали моторы: охлаждающие жидкости со скоростью пятнадцать тысяч километров в час струились по белым змеям трубопроводов.
— Тысяча шестьсот градусов Цельсия. Полдень. Лето. Июль.
— Две тысячи градусов!
И вот командир корабля спокойно (за этим спокойствием — миллионы километров пути) сказал долгожданное:
— Сейчас коснемся Солнца.
Глаза членов команды сверкнули, как расплавленное золото.
— Две тысячи восемьсот градусов!
Странно, что неживой металлический голос механического термометра может звучать так взволнованно!
— Который час? — спросил кто — то, и все невольно улыбнулись.
Ибо здесь существовало лишь Солнце и еще раз Солнце.
Солнце было горизонтом и всеми странами света. Оно сжигало минуты и секунды, песочные часы и будильники; в нем сгорало время и вечность. Оно жгло веки и клеточную влагу в темном мире за веками, сетчатку и мозг; оно выжигало сон и сладостные воспоминания о сне и прохладных сумерках.
— Смотрите!
— Командир!
Бреттон, первый штурман, рухнул на ледяной пол. Защитный костюм свистел в поврежденном месте; белым цветком расцвело облачко замерзшего пара — тепло человека, его кислород, его жизнь.
— Живей!
Пластмассовое окошко в шлеме Бреттона уже затянулось изнутри бельмом хрупких молочных кристаллов. Товарищи нагнулись над телом.
— Брак в скафандре, командир. Он мертв.
— Замерз.
Они перевели взгляд на термометр, который показывал течение зимы в заснеженных отсеках. Четыреста градусов ниже нуля. Командир смотрел на замороженную статую; по ней стремительно разбегались искрящиеся кристаллики льда. «Какая злая ирония судьбы, — думал он, — человек спасается от огня и гибнет от мороза…»
Он отвернулся.
— Некогда. Времени нет. Пусть лежит. — Как тяжело поворачивается язык… — Температура? Стрелки подскочили еще на тысячу шестьсот градусов.
— Смотрите! Командир, смотрите!
Летящая сосулька начала таять.
Командир рывком поднял голову и посмотрел на потолок. И сразу, будто осветился киноэкран, в его сознании отчетливо возникла картина, воспоминание далекого детства.
…Ранняя весна, утро. Мальчишка, вдыхая запах снега, высунулся в окно посмотреть, как искрится на солнце последняя сосулька. С прозрачной хрустальной иголочки капает, точно белое вино, прохладная, но с каждой минутой все более жаркая кровь апреля. Оружие декабря, что ни миг, становится все менее грозным. И вот уже сосулька падает на гравий. Дзинь! — будто пробили куранты…
— Вспомогательный насос сломался, командир. Охлаждение… Лед тает!
Сверху хлынул теплый дождь. Командир корабля дернул головой влево, вправо.
— Где неисправность? Да не стойте так, черт возьми, не мешкайте!
Люди забегали. Командир, зло ругаясь, нагнулся под дождем;, его руки шарили по холодным механизмам, искали, щупали, а перед глазами стояло будущее, от которого их, казалось, отделял один лишь короткий вздох. Он видел, как шелушится покров корабля, видел, как люди, лишенные защиты, бегают, мечутся с распахнутыми в немом крике ртами. Космос — черный замшелый колодец, в котором жизнь топит свои крики и страх… Ори, сколько хочешь, космос задушит крик, не дав ему родиться. Люди суетятся, словно муравьи в горящей коробочке, корабль превратился в кипящую лаву… вихри пара… ничто!
— Командир?!
Кошмар развеялся.
— Здесь.
Он работал под ласковым теплым дождем, струившимся из верхнего отсека. Он возился с насосом.
— А, черт!
Командир дернул кабель. Смерть, которая ждет их, будет самой быстрой в истории смертей. Пронзительный вопль… жаркая молния… и лишь миллиарды тонн космического огня шуршат, не слышимые никем, в безбрежном пространстве. Словно горсть земляники, брошенной в топку, — только мысли на миг замрут в раскаленном воздухе, — пережив тела, превращенные в уголь и светящийся газ.
— Ч-чёрт!
Он ударил по насосу отверткой.
— Господи!..
Командир содрогнулся. Полное уничтожение… Он зажмурил глаза, стиснул зубы. «Черт возьми, — думал он, — мы привыкли умирать не так стремительно, — минутами, а то и часами. Даже двадцать секунд — медленная смерть по сравнению с тем, что готовит нам это голодное чудище, которому не терпится нас сожрать!»
— Командир, сворачивать или продолжать?
— Приготовьте чашу. Теперь — сюда, заканчивайте, живей!
Он повернулся к манипулятору огромной чаши, сунул руки в перчатки дистанционного управления. Одно движение кисти — и из недр корабля вытянулась исполинская рука с гигантскими пальцами. Ближе, ближе… металлическая рука погрузила «Золотую чашу» в пылающую топку, в бестелесное тело, в бесплотную плоть Солнца.
«Миллион лет назад, — быстро подумал командир, направляя чашу, — обнаженный человек на пустынной северной тропе увидел, как в дерево ударила молния. Его племя бежало в ужасе, а он голыми руками схватил, обжигаясь, головню и, защищая ее телом от дождя, торжествующе ринулся к своей пещере, где, пронзительно рассмеявшись, швырнул головню в кучу сухих листьев и даровал своим соплеменникам лето. И люди, дрожа, подползли к огню, протянули к нему трепещущие руки и ощутили, как в пещеру вошло новое время года. Его привело беспокойное желтое пятно, повелитель погоды. И они несмело заулыбались… Так огонь стал достоянием людей».
— Командир!
Четыре секунды понадобились исполинской руке, чтобы погрузить чашу в огонь.
«И вот сегодня мы снова на тропе, — думал командир, — тянем руку с чашей за драгоценным газом и вакуумом, за горстью пламени иного рода, чтобы с ним, освещая себе путь, мчаться через холодный космос обратно и доставить на Землю дар немеркнущего огня. Зачем?»
Он знал ответ еще до того, как задал себе вопрос.
«Затем, что атомы, которые мы подчинили себе на Земле, слабосильны; атомная бомба немощна и мала;
лишь Солнце ведает то, что мы хотим знать, оно одно владеет секретом. К тому же это увлекательно, это здорово; прилететь, осалить — и стремглав обратно! В сущности, все дело в гордости и тщеславии людей — козявок, которые дерзают дернуть льва за хвост и ускользнуть от его зубов. Черт подери, скажем мы потом, а ведь справились! Вот она, чаша с энергией, пламенем, импульсами, — назовите, как хотите, — которая даст ток нашим городам, приведет в движение наши суда, осветить наши библиотеки, позолотит кожу наших детей, испечет наш хлеб насущный и поможет нам усвоить знание о нашей вселенной. Пейте из этой чаши, добрые люди, ученые и мыслители! Пусть сей огонь согреет вас, прогонит мрак неведения и долгую зиму суеверий, леденящий ветер недоверия и преследующий человека великий страх темноты. Итак, мы протягиваем руку за даянием…»
— О!
Чаша погрузилась в Солнце. Она зачерпнула частицу божественной плоти, каплю крови вселенной, пламенной мысли, ослепительной мудрости, которая разметила и проложила Млечный Путь, пустила планеты по их орбитам, определила их ход и создала жизнь во всем ее многообразии.
— Теперь осторожно, — прошептал командир.
— Что будет, когда мы подтянем чашу обратно? И без того такая температура, а тут…
— Бог ведает, — ответил командир.
— Насос в порядке, командир!
— Включайте!
Насос заработал.
— Закрыть чашу крышкой!.. Теперь подтянем. — медленно, еще медленнее…
Прекрасная рука за стеной дрогнула, повторив в исполинском масштабе жест командира, и бесшумно скользнула на свое место. Плотно закрытая чаша, рассыпая желтые цветы и белые звезды, исчезла в чреве корабля. Аудиотермометр выходил из себя. Система охлаждения билась в лихорадке, жидкий аммиак пульсировал в трубах, словно кровь в висках орущего безумца.
Командир закрыл наружный люк.
— Готово.
Все замерли в ожидании. Гулко стучал пульс корабля, его сердце отчаянно колотилось. Чаша с золотом — на борту! Холодная кровь металась по жестким жилам: вверх — вниз, вправо — влево, вверх — вниз, вправо — влево…
Командир медленно вздохнул.
Капель с потолка прекратилась. Лед перестал таять.
— Теперь — обратно.
Корабль сделал полный поворот и устремился прочь.
— Слушайте!
Сердце корабля билось тише, тише… Стрелки приборов побежали вниз, убавляя счет сотен. Термометр вещал о смене времен года. И все думали одно:
«Лети, лети прочь от пламени, от огня, от жара и кипения, от желтого и белого. Лети навстречу холоду и мраку». Через двадцать часов, пожалуй, можно будет отключить часть холодильников и изгнать зиму. Скоро они окажутся в такой холодной ночи, что придется, возможно, воспользоваться новой топкой корабля, заимствовать тепло у надежно укрытого пламени, которое они несут с собой, словно неродившееся дитя.
Они летели домой.
Они летели домой, и командир, нагибаясь над телом Бреттона, лежавшим в белом сугробе, успел вспомнить стихотворение, которое написал много лет назад.
Порой мне Солнце кажется горящим древом…
Его плоды златые реют в жарком воздухе,
Как яблоки, пронизанные соком тяготенья,
Источенные родом человеческим.
И взор людей исполнен преклоненья,
— Им Солнце кажется неопалимым древом.
Долго командир сидел возле погибшего, и разные чувства, жили в его душе. «Мне грустно, — думал он, — и я счастлив, и я чувствую себя мальчишкой, который идет домой из школы с пучком золотистых одуванчиков».
— Так, — вздохнул командир, сидя с закрытыми глазами, — так, куда же мы летим теперь, куда?
Он знал, что все его люди тут, рядом, что страх прошел и они дышат ровно, спокойно.
— После долгого — долгого путешествия к Солнцу, когда ты коснулся его, подразнил и ринулся прочь, — куда лежит твой путь? Когда ты расстался со зноем, полуденным светом и сладкой негой, — каков твой курс?
Экипаж ждал, когда командир скажет сам. Они ждали, когда он мысленно соберет воедино всю прохладу и белизну, свежесть и бодрящий воздух, заключенный в заветном слове; и они увидели, как слово рождается у него во рту и перекатывается на языке, будто кусочек мороженого.
— Теперь для нас в космосе есть только один курс, — сказал он.
Они ждали. Ждали, а корабль стремительно уходил от света в холодный мрак.
— Север, — буркнул командир. — Север. И все улыбнулись, точно в знойный день вдруг подул освежающий ветер.
▶▷▶▷ рэй брэдбери ревун сочинение
▶▷▶▷ рэй брэдбери ревун сочинение| Интерфейс | Русский/Английский |
| Тип лицензия | Free |
| Кол-во просмотров | 257 |
| Кол-во загрузок | 132 раз |
| Обновление: | 16-10-2019 |
рэй брэдбери ревун сочинение — Рэй Брэдбери Сочинения — fantlabru wwwfantlabruedition2708 Cached Рэй Брэдбери Сочинения Информация о книге: описание, содержание, в каких магазинах можно купить, скачать, читать Рэй БрэдбериРУ Все рассказы, статьи и интервью raybradburyru Cached Нет разницы между любым моим текстом и комиксом Так что встречайте, я Рэй Брэдбери человек в картинках Комикс 451 градус по Фаренгейту теперь можно купить и на русском языке The Fog Horn — Рэй Брэдбери (Бредбери) — скачать рассказ raybradburyrulibrarystory51120 Cached Out there in the cold water, far from land, we waited every night for the coming of the fog, and it came, and we oiled the brass machinery and lit the fog light up in the stone tower Feeling like two birds in the gray sky, McDunn and I sent the light touching out, red, then white, then red again, to eye the lonely ships Проблемы по произведениям Рэя Брэдбери 4egerurusskiy54590-problemy-po-proizvedeniyam Cached Ревун Одиночество, безысходность, грусть Синяя бутылка Погоня за счастьем, потеря цели в жизни Сложно понять, о чем ты мечтаешь на самом деле Поиск ради поиска Рэй Брэдбери Тот, кто Рэй Брэдбери — АВГУСТ 1999 ЗЕМЛЯНЕ — YouTube wwwyoutubecom watch?v0XUWbA9lwTs Cached Рассказ из цикла Марсианские хроники Читает Игорь Ильин Рэй Брэдбери Зеленое утро 🙂 — YouTube wwwyoutubecom watch?vOTadKbwogiU Cached 528Hz Tranquility Music For Self Healing Mindfulness Love Yourself — Light Music For The Soul — Duration: 3:00:06 Guild Of Light — Tranquility Music 1,636,075 views 451 градус по Фаренгейту Википедия ruwikipediaorg wiki451_градус_по Cached Роман 451 градус по Фаренгейту рассказывает об обществе, в котором литература находится под запретом, а пожарные должны сжигать все запрещённые книги, которые обнаружат, причём вместе с жилищами владельцев Рэй Брэдбери Собрание сочинений (487 томов) Free Soft fsm-portalnetbooks16877-rey-bredberi-sobranie-sochine Cached Рэй Брэдбери О скитаньях вечных и о Земле (21 рассказ) В этот сборник вошли самые любимые, лучшие рассказы и романы Рэя Брэдбери , Великого Писателя, которого будут читать и перечитывать всегда Вельд (рассказ) Википедия ruwikipediaorg wikiВельд_(рассказ) Cached В 2012 году канадский музыкант deadmau5 выпустил песню The Veldt на слова Криса Джеймса, Рэй Брэдбери не дожил до релиза клипа: он умер 5 июня 2012 года, песня была выпущена в августе Сочинение 0672 (B) Новелла Рея Брэдбери Улыбка english-examrukonkursy-sochinenii3-i-konkurs Cached Рэй Дуглас Брэдбери родился в 1920 году Вырос в бедной лос-анджелесской семье Писать начал еще до войны, мальчиком Promotional Results For You Free Download Mozilla Firefox Web Browser wwwmozillaorg Download Firefox — the faster, smarter, easier way to browse the web and all of 1 2 3 4 5 Next 678
- Библиография Рэя Брэдбери состоит из более чем четырёхсот рассказов, а также нескольких десятков бол
- ее крупных произведений. Банши Вельд Жила-была старушка Ревун И грянул гром Здравствуй и прощай Запах сарсапарели… Информационный сайт о творчестве прославленного писателя-фантаста. Повести и
- Запах сарсапарели… Информационный сайт о творчестве прославленного писателя-фантаста. Повести и рассказы Р. Брэдбери. Биография, библиотека, статьи, фотографии, интервью. …фонарь разбрасывает свой луч во все стороны, в длинной башенной глотке ревет Ревун. Еще в 4-м классе уговорил родителей приобрести ему печатную машинку, именно на ней маленький Раймонд печатал свои детские сочинения, главными героями которых были необычные несуществующие персонажи. Рэй Брэдбери Сочинения. Информация о книге: описание, содержание, в каких магазинах можно купить, скачать, читать. Ревун (рассказ, перевод Л. Жданова ), стр. 541-546. Рэй Дуглас Брэдбери — Ревун — скачать из библиотеки Фензина. Электронная библиотека фантастики. Тексты произведений российских и зарубежных писателей-фантастов. Обзоры новых книг, рецензии. В этом мире нельзя слишком крепко любить… quot;Ревунquot; Рэй Брэдбери Узнайте другого Рэя, любимого писателя многих и может быть теперь и вас. quot;Ревунquot; Рэй Брэдбери — Литература, поэзия и искусство. Колючий шопоголик — Конкурсный раздел. Зимнее настроение — Конкурсный раздел. Новогодняя Колючка 2017 — Конкурсный раздел. …с. Записки о Шерлоке Холмсе -9) 80K (читать) (скачать fb2) — Артур Игнатиус Конан Дойль — Запечатанная комната 51K (читать) (скачать fb2) — Артур Игнатиус Конан Дойль — Дядя Бернак (и.с. Собрание сочинений… Рэй Брэдбери. quot;Были они смуглые и золотоглазыеquot; quot;В июне,в темный час ночнойquot; quot;Время, вот твой полетquot; Во второй том собрания сочинений прославленного американского писателя, внесшего одинаково большой вклад, как в научную фантастику, так и в жанр магического реализма, вошли его классические произведения романы 451 по Фаренгейту…
в темный час ночнойquot; quot;Время
фотографии
- and we oiled the brass machinery and lit the fog light up in the stone tower Feeling like two birds in the gray sky
- and it came
- статьи и интервью raybradburyru Cached Нет разницы между любым моим текстом и комиксом Так что встречайте
Нажмите здесь , если переадресация не будет выполнена в течение нескольких секунд рэй брэдбери ревун сочинение Поиск в Все Картинки Ещё Видео Новости Покупки Карты Книги Все продукты Ревун Рэй Брэдбери Бредбери скачать рассказ raybradburyrulibrarystory Рассказ Брэдбери Бредбери , Ревун Покупайте рассказы Рэя Брэдбери в электронном виде Легальные копии Размышления по поводу рассказа Р Брэдбери И грянул капканыегэрфrazmyshleniya Сочинения рассуждения на лингвистическую тему г Сочинения рассуждения на Размышления по поводу рассказа Р Брэдбери И грянул гром Позволю себе высказать некоторые Рэй Брэдбери И грянул гром Egeru bredberi i ноя И грянул гром знаменитый научнофантастический рассказ Р Брэдбери , в котором И грянул гром научнопопулярный, фантастический Знаменитый научнофантастический рассказ американского писателя Рэя Брэдбери Рэй Бредбери описал так Сочинение отзыв Рэя Брэдбери и грянул гром Ваш Урок vashurokrusochinenieotzyvreya фев И грянул гром очень поучительный рассказ для всех поколений людей Он всегда будет Рэй Брэдбери Сочинения Лаборатория Фантастики Рэй Брэдбери Сочинения Информация о книге описание, содержание, в каких Рэй Брэдбери Ревун Рэй Брэдбери Здравствуй и прощай Рейтинг , голосов Рэй Брэдбери Отпрыск Макгиллахи , рассказ , отз Сочинения в двух томах Том г И грянул гром Рэй Брэдбери Рустьюторс Короткий рассказаргумент к сочинению ЕГЭ и итоговому сочинению по литературе Рэй Брэдбери И грянул Анализ рассказа Р Брэдбери И грянул гром Инфоурок янв Cкачать Анализ рассказа Р Брэдбери И грянул гром дидактический Рэй Бредбери Он начал творческий путь с сочинения стихов, а спустя годы получил Ревун LiveLib livelibruabout revun rej Книга Ревун Рэя Брэдбери Я люблю именно вот такие коротенькие рассказы Брэдбери , потому что он, как Здравствуй и прощай LiveLib livelibrureviewszdravstv рецензии и отзыва на произведение Здравствуй и прощай Рэя Брэдбери Брэдбери , Рэй Википедия Брэдбери ,_ Рэй Ду́глас Брэ́дбери англ Ray Douglas Bradbury; августа года, Уокиган, США июня года, рассказов Рэя Брэдбери , которые помогут родителям июл и понимать его, гораздо больше самых концептуальных педагогических сочинений Летом мне всегда хочется перечитывать Рэя Брэдбери Это именно летний Сочинения об авторе брэдбери Сборник Биографий мар Сочинения об авторе брэдбери ; Рэй Брэдбери Ревун рассказ, перевод Л Жданова Краткое содержание рассказа Брэдбери И грянул гром bredberi i_grianul_grom Портрет Сэлинджера Портрет Брэдбери Портрет Кинга Литература США Портрет Брэдбери Рэй Брэдбери сочинение на тему почему И грянул гром Рэя Брэдбери это Добрый вечер, полный ответ здесь vk ccnWpY обяз удалите пробел Рэй Брэдбери Ray Bradbury, Сценарист фото, биография vokrugtvray_bradbury Свой первый рассказ Рэй Брэдбери написал в году в возрасте лет Его первые сочинения были в духе Почему рассказ Р Брэдбери И грянул гром называют открытыйурокрфстатьи Урок литературы в м классе по теме Почему рассказ Р Брэдбери И грянул гром Мини сочинение Рэй Брэдбери читать книги автора, купить книги Лабиринт labirintruauthors Новые и лучшие книги Рэй Брэдбери легко купить в интернет магазине Лабиринт Рэй Брэдбери р Рэй Брэдбери , Ревун скачать fb, epub, pdf на ЛитРес bredberi revun Рейтинг , голосов фев Сервис электронных книг ЛитРес предлагает скачать книгу Ревун , Рэя Брэдбери в форматах Купить рэй брэдбери ревун по выгодной цене Configurabypcf рэй брэдбери Рэй Брэдбери Марсианские хроники Подбронее rub Брэдбери Рэй Сочинения рэй брэдбери ревун Брэдбери Рэй Сочинения Подбронее rub Рэй Брэдбери все книги по сериям список, лучшие новинки bredberi reyID Здесь вы можете ознакомится с подробной биографией Рэя Брэдбери , прочитать Полное собрание сочинений Рэй Брэдбери все отзывы о книгах автора страница Эксмо bredberi page Эта книга настоящая сказка для выросших детей взрослых Рэй Брэдбери описывает праздник день всех Рей Брэдбери Lurkmore lurkmoreto Рей _ Брэдбери янв Рэй Дуглас Брэдбери англ Ray Douglas Ревун Мрачный титан одиночества внушает Один из Сочинение на тему почемуи грянул гром рэя брэдбери это ozoofahtooldnlyymsochinenienate Эти работники, но более глубокие и иногда сопровождаются повреждением костей Бронзовый или каменный Рэй Брэдбери Вавилон wwwvavilonrunoragalbradburyhtml Рассказ американского писателяфантаста Рэя Брэдбери в переводе Норы Галь Ревун читать онлайн книгу автора Рэй Брэдбери на bredberi revu Рейтинг , голосов Читать онлайн книгу Ревун полностью, автор Рэй Брэдбери ISBN , в электронной библиотеке Рэй Брэдбери Ревун краткое содержание Kratkoecom bredberi revun Рэй Брэдбери Ревун краткое содержание рассказа Вы можете вспомнить за минуты Рэй Брэдбери Ревун Рэй Брэдбери купить в интернетмагазине OZON с ozonrucontext Рэй Брэдбери Рассказы В корзину Рэй Брэдбери Избранные сочинения в трех томах Рэй брэдбери ревун купить с доставкой Clumsinesspkga рэй брэдбери Рэй Брэдбери Ревун читать онлайн бесплатно без регистрации целиком и полностью весь текст книги Брэдбери Рэй Сочинения рэй брэдбери ревун Рэй брэдбери и грянул гром сочинение отзыв aicaejael diephuiwanaaclorgcwnrey bredberi i Рэй брэдбери и грянул гром сочинение отзыв Воспользуйтесь поиском Лучшие изречения Сдача сессии и Рэй Бредбери Сайт учителя русского языка и ederevninaru?p янв Рэй Брэдбери легендарный писательфантаст, которому удалось превратить свои детские Сочинение рассуждение на темупочемуи грянул гром рэя ohweeseishvnajinihčevljihsiragg Сочинение рассуждение на темупочемуи грянул гром рэя брэдбери это фантастический рассказ? Что такое сочинение на тему и грянул гром рэя брэдбери октября rorsmartbabyruphp окт рецензий и отзывов на произведение и грянул гром рэя брэдбери таких рассказов хочется Сочинение Общий обзор творчества Рэя Брэдбери antisochinenieru сочинения Брэдбери Рэй Дуглас Брэдбери родился августа года в городе Уокиган, штат Иллинойс Одна из наиболее трагических новелл Бредбери Ревун , в которой последний ископаемый ящер, Купить рэй брэдбери ревун с доставкой Hardwarexiwml рэй брэдбери Рэй Брэдбери Ревун читать книгу онлайн бесплатно Ревун ревел Чудовище Подбронее Брэдбери Рэй Сочинения рэй брэдбери ревун Рэй брэдбери ревун купить по низкой цене Tormentaincf рэй брэдбери Том рэй брэдбери ревун Рэй Брэдбери Рэй Брэдбери Избранные сочинения в трех томах Том В третий том избранных сочинений Рэя Брэдбери Ответственность перед будущим По рассказу Рея янв По рассказу Рея Бредбери И грянул гром планконспект урока по русскому языку класс по Сочинение по теме почему и грянул гром рэя брэдбери ohcaireogmobillinefahrservicedec Далеко от родины милой Пал он, если бы не вы,не знаю чтобы и делал Відповісти Валя Иране был Отзывы о Книга И грянул гром Рэй Брэдбери Отзовик Рейтинг , отзыв Рэя Брэдбери я люблю ещё с детства В произведении описывается путешествие на миллионов лет назад с рэй брэдбери космонавт beautysvaru рэй брэдбери Лето, прощай Рэя Брэдбери классическое произведение, вошедшее в золотой Брэдбери Рэй Сочинения Рей брэдбери ветер сочинение ahchielie feexohohsfelixfieselerdeewubrey Рей брэдбери ветер сочинение Монгольских историков интересовала только генеалогия, составляющие стенки раны, в основном сохраняют Купить рэй брэдбери ревун Memorynga рэй брэдбери Том рэй брэдбери ревун Рэй Брэдбери Рэй Брэдбери Избранные сочинения в трех томах Том В третий том избранных сочинений Рэя Брэдбери И грянул гром Р Брэдбери краткое содержание для kritikarupagephp?id авг Рэй Дуглас Брэдбери И грянул гром Для класса Рассказ Рассказ был написан в Рэй Брэдбери биография, фото, личная жизнь, книги bredberi ht Биография Рэя Брэдбери личная жизнь, работы, творчество, произведения, фото, семья Сочинение почему и грянул гром рэя бредбери это leipohwohpapdiseicsochinenie В каждом порту он всегда верно указывал тем, сочинение почему и грянул гром рэя бредбери это Рэй брэдбери ветер zariboyru рэй брэдбери ветер Рэй Брэдбери Серия Миры Рэя Брэдбери комплект из книг В третий том избранных сочинений Рэя Брэдбери вошел роман Чтото страшное Рей Бредбери И грянул гром Школьные файлы окт Рей Бредбери И грянул гром Перейти к На данном уроке мы, напримере произведения Рэя Брэдбери мы продолжаем говорить о задаче Мини сочинение Что бы вы Рэй Брэдбери Авторы фантастики и фэнтези Дамский клуб LADY Светик Рэй БрэдбериТолько что на работе прочитала И грянул гром, рассказ, ко enteriaВ школе, помнится, цитат Рэя Брэдбери Republicru июн Писатель Рэй Брэдбери , автор романа градус по Фарегейту и сборника рассказов Запросы, похожие на рэй брэдбери ревун сочинение сочинение по рассказу и грянул гром рэй брэдбери рассказы скачать ревун рэй брэдбери смысл рэй брэдбери кувшин рэй брэдбери психология рэй брэдбери и грянул гром краткое содержание для читательского дневника рэй брэдбери ревун цитаты рэй брэдбери и грянул гром скачать полную версию След Войти Версия Поиска Мобильная Полная Конфиденциальность Условия Настройки Отзыв Справка
Библиография Рэя Брэдбери состоит из более чем четырёхсот рассказов, а также нескольких десятков более крупных произведений. Банши Вельд Жила-была старушка Ревун И грянул гром Здравствуй и прощай Запах сарсапарели… Информационный сайт о творчестве прославленного писателя-фантаста. Повести и рассказы Р. Брэдбери. Биография, библиотека, статьи, фотографии, интервью. …фонарь разбрасывает свой луч во все стороны, в длинной башенной глотке ревет Ревун. Еще в 4-м классе уговорил родителей приобрести ему печатную машинку, именно на ней маленький Раймонд печатал свои детские сочинения, главными героями которых были необычные несуществующие персонажи. Рэй Брэдбери Сочинения. Информация о книге: описание, содержание, в каких магазинах можно купить, скачать, читать. Ревун (рассказ, перевод Л. Жданова ), стр. 541-546. Рэй Дуглас Брэдбери — Ревун — скачать из библиотеки Фензина. Электронная библиотека фантастики. Тексты произведений российских и зарубежных писателей-фантастов. Обзоры новых книг, рецензии. В этом мире нельзя слишком крепко любить… quot;Ревунquot; Рэй Брэдбери Узнайте другого Рэя, любимого писателя многих и может быть теперь и вас. quot;Ревунquot; Рэй Брэдбери — Литература, поэзия и искусство. Колючий шопоголик — Конкурсный раздел. Зимнее настроение — Конкурсный раздел. Новогодняя Колючка 2017 — Конкурсный раздел. …с. Записки о Шерлоке Холмсе -9) 80K (читать) (скачать fb2) — Артур Игнатиус Конан Дойль — Запечатанная комната 51K (читать) (скачать fb2) — Артур Игнатиус Конан Дойль — Дядя Бернак (и.с. Собрание сочинений… Рэй Брэдбери. quot;Были они смуглые и золотоглазыеquot; quot;В июне,в темный час ночнойquot; quot;Время, вот твой полетquot; Во второй том собрания сочинений прославленного американского писателя, внесшего одинаково большой вклад, как в научную фантастику, так и в жанр магического реализма, вошли его классические произведения романы 451 по Фаренгейту…
Золотые яблоки солнца читать онлайн, Рэй Брэдбери
Автор Рэй Брэдбери
Рэй Брэдбери
Золотые яблоки Солнца
© Л. Жданов, перевод на русский язык, 2013
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство» «Эксмо», 2013
* * *– Юг, – сказал командир корабля.
– Но, – возразила команда, – здесь, в космосе, нет никаких стран света!
– Когда летишь навстречу солнцу, – ответил командир, – и все становится жарким, желтым, полным истомы, есть только один курс. – Он закрыл глаза, представляя себе далекий пылающий остров в космосе, и мягко выдохнул: – Юг.
Медленно кивнул и повторил:
– Юг.
Ракета называлась «Копа де Оро», но у нее было еще два имени: «Прометей» и «Икар». Она в самом деле летела к ослепительному полуденному Солнцу. С каким воодушевлением грузили они в отсеки две тысячи бутылок кисловатого лимонада и тысячу бутылок пива с блестящими пробками, собираясь в путь туда, где ожидала эта исполинская Сахара!
Сейчас, летя навстречу кипящему шару, они вспоминали стихи и цитаты.
– «Золотые яблоки Солнца»?
– Йейтс!
– «Не бойся солнечного жара»?
– Шекспир, конечно!
– «Чаша золота»? Стейнбек. «Кувшин золота»? Стефенс. А помните – горшок золота у подножия радуги?! Черт возьми, вот название для нашей орбиты: «Радуга»!
– Температура?. .
– Четыреста градусов Цельсия!
Командир смотрел в черный провал большого круглого окна. Вот оно, Солнце! Одна сокровенная мысль всецело владела умом командира: долететь, коснуться Солнца и навсегда унести частицу его тепла.
Космический корабль воплощал строгую изысканность и хладный, скупой расчет. В переходах, покрытых льдом и молочно-белым инеем, царил аммиачный мороз, бушевали снежные вихри.
. Малейшая искра из могучего очага, пылающего в космосе, малейшее дыхание огня, способное просочиться сквозь жесткий корпус, встретили бы концентрированную зиму, точно здесь притаились все самые лютые февральские морозы.В арктической тишине прозвучал голос аудиотермометра:
– Температура восемьсот градусов!
«Падаем, – подумал командир, – падаем, подобно снежинке, в жаркое лоно июня, знойного июля, в душное пекло августа…»
– Тысяча двести градусов Цельсия.
Под снегом стонали моторы; охлаждающие жидкости со скоростью пятнадцать тысяч километров в час струились по белым змеям трубопроводов.
– Тысяча шестьсот градусов Цельсия.
Полдень. Лето. Июль.
– Две тысячи градусов!
И вот командир корабля спокойно (за этим спокойствием – миллионы километров пути) сказал долгожданное:
– Сейчас коснемся Солнца.
Глаза членов команды сверкнули, как расплавленное золото.
– Две тысячи восемьсот градусов!
Странно, что неживой металлический голос механического термометра может звучать так взволнованно!
– Который час? – спросил кто-то, и все невольно улыбнулись.
Ибо здесь существовало лишь Солнце и еще раз Солнце. Солнце было горизонтом и всеми странами света. Оно сжигало минуты и секунды, песочные часы и будильники; в нем сгорали время и вечность. Оно жгло веки и клеточную влагу в темном мире за веками, сетчатку и мозг; оно выжигало сон и сладостные воспоминания о сне и прохладных сумерках.
Конец ознакомительного фрагмента.
Баночка «»
Сводка и анализ:
Страна Октябрь Банка «»Эта история переносит читателя на карнавальное шоу и на «одну из тех бледных вещей, плывущих в спиртовой плазме … с очищенными мертвыми глазами, которые смотрят на вас и никогда вас не видят». Главный герой «Кувшина» — Чарли, человек, настолько очарованный сосудом, что уговаривает хозяина карнавала продать его ему.Когда он забирает кувшин домой, плохо построенная гостиная Чарли становится дворцом, а кувшин становится императором. Люди со многих миль вокруг приходят к нему в лачугу, чтобы посидеть, посмотреть и пофилософствовать над его кувшином. Однако, как ни странно, каждый, кто смотрит на банку, видит в ней что-то свое. Кажется, что никто не может прийти к единому мнению о цвете глаз или волос объекта, и объект, кажется, движется; это даже, кажется, меняется. Более того, каждый человек видит в сосуде проявление какого-то глубокого зла, какого-то темного и тайного греха или некоторой скрытой вины.Для Джука Мармера вещь в банке представляет собой ужасный детский опыт; в детстве он утопил помет новорожденных котят. Но миссис Тридден видит в кувшине форму своего трехлетнего сына Фоули, которого она потеряла в болоте. Тиди, неверная жена Чарли, заглядывает в банку и замечает, что та вещь, которая там находится, выглядит точно так же, как Чарли. Чарли устал от ее измены ему и убивает ее, чтобы положить конец ее блудодействию. Позже, когда Чарли смотрит на банку, он, как и другие горожане, находит вещь знакомой.По крайней мере, теперь жена Чарли никогда больше не отойдет от него.
Как один из лучших примеров мрачного письма Брэдбери, «Кувшин» задает тон многим последующим так называемым карнавальным историям. В этих историях карнавальные образы являются основным источником обсуждения Брэдбери присутствия зла как угрожающей силы в мире. «Кувшин» раскрывает веру Брэдбери в то, что потенциал зла, как и добра, обитает в каждом человеке.Злая природа кувшина возникает в начале этой истории, когда босс карнавала признается, что у него были странные мысли о кувшине. Затем ночные собрания у Чарли описываются как «своего рода грубое церковное собрание», когда горожане сидят с «благоговейным трепетом», глядя на кувшин. Кроме того, эмбрион в банке изображен как «вещь, подобная Святому Граалю». Таким образом, здесь природа религиозного поклонения противопоставляется подразумеваемой злой природе кувшина, что указывает на то, что любой из двух вариантов возможен.Тем не менее, фантазии персонажей относительно «вещи» в банке указывают на то, что для них зло настолько сильно, что берет верх над добром. Подразумевается предупреждение Брэдбери о том, что это замаскированное зло может быть потенциальной возможностью, если человечество не будет осторожно цепляться за то, что хорошо.
«Банка» Рэя Брэдбери — Стон черной кошки
В связи с празднованием октября я буду рассказывать 31 мою любимую жуткую, жуткую и жуткую историю по одной в день.Истории будут представлены в самых разных жанрах: ужасы, саспенс, научная фантастика, загадки и темное фэнтези. Нет никаких критериев, кроме моего собственного скромного мнения о том, какие истории принадлежат тому, что Рэй Брэдбери называл: Страна Октября.
Страна Октябрь
… та страна, где всегда конец года. Та страна, где холмы — туман, а реки — туман; где быстро идут полдень, остаются сумерки и сумерки. Эта страна состояла в основном из подвалов, подвалов, угольных бункеров, туалетов, чердаков и кладовых, обращенных в сторону от солнца.Та страна, жители которой осенние люди, думают только об осенних мыслях. Чьи люди, проходящие ночью по пустым дорожкам, походят на дождь…
— Рэй Брэдбери
1 октября:
The Jar , Рэй Брэдбери
Найдено в:
Страна Октябрь
Начальная линия:
«Это была одна из тех вещей, которые хранят в кувшине в палатке во время интермедии на окраине маленького сонного городка.”
Прежде всего, давайте поговорим об этой вводной строке. Для меня это круто.
Накопление предложных фраз берет то, что в противном случае должно было бы быть простым повседневным предметом, и сдвигает его все дальше и дальше в мир странного и неестественного: в банке, в палатке, в аттракционе, на окраине.
Слова sideshow и окраина , в частности, наводят читателя на мысль, что все, что находится в этой банке, определенно выходит за рамки нормы.И это серьезно нарушит самоуспокоенность этого маленького сонного городка .
Как и многие авторы фильмов ужасов и темного фэнтези, Брэдбери обладал настоящим даром брать обычное и делать его по-настоящему тревожным. The Jar — один из лучших примеров этого дара (хотя и не такой прекрасный и не такой жуткий, как The Small Assassin , в котором он превращает крошечного ребенка в объект ужаса).
Кто не сталкивался с каким-нибудь природным явлением, которое при ближайшем рассмотрении вдохновляет воображение на гротеск? Лица в облаках.Монстры в древесине. Искривленные корни и растения, которые кажутся неприятно прерванными и отброшенными в сторону.
Что же в банке, которую главный герой Чарли покупает у хозяина карнавала и хранит в своей гостиной? Брэдбери нам ничего не говорит. И каждый персонаж, увидевший банку, видит что-то свое: утонувших котят, сморщенного трехлетнего мальчика, даже самого Чарли (или, по крайней мере, это то, о чем вспоминает жена Чарли, когда смотрит на банку).
Jar также демонстрирует глубокое понимание Брэдбери мотивации, особенно темных мотивов, которые питают нашу жизнь.В то время как Брэдбери часто считают игривым, невинным фантазером, The Jar прямо касается прелюбодеяния, мести и убийства. Однако основная тема вращается вокруг того, как наши грехи преследуют нас.
Бедный Чарли не избежит своих грехов. Заглядывать в банку может быть непростым занятием, но в любом случае это ясно.
Еще октябрьские истории
За октябрь месяц можно скачать
Тайлера Миллера Другая сторона двери
БЕСПЛАТНО
В честь моего любимого месяца раздаю свою коллекцию The Other Side of the Door. Это истории, вдохновленные многими из моих любимых писателей: Рэем Брэдбери, Стивеном Кингом, Ричардом Мэтисоном, Ширли Джексон.
Истории, подобные отмеченному наградами Til Death Do Us , о человеке, который считает, что ему сошло с рук убийство своей жены… по крайней мере, до тех пор, пока ее отрубленный палец не будет доставлен ему в коробке. Кто-то знает правду…
Или другой занявший первое место: Not Dead, Not Even Past, история шерифа маленького городка, столкнувшегося с чередой самоубийств, которые он не может объяснить.У каждой из жертв есть одна тревожная черта: независимо от того, как они умерли, у всех их легкие полны воды.
Мне нравилось работать над этими рассказами, и я искренне верю, что вам понравится их читать так же, как мне понравилось их писать. Проверь их. В течение всего месяца они бесплатны. Что тебе терять?
Кроме небольшого сна…
Нравится:
Нравится Загрузка …
СвязанныеБиблиотека ужаса захватывает «Банку» Рэя Брэдбери
Добро пожаловать, библиофилы и фанатики ужасов!
Как ненасытный читатель и наполовину компетентный писатель, я как можно чаще погружаюсь в мир выцветших книг в мягкой обложке и пыльных переплетов в твердом переплете.Неудивительно, что мой любимый жанр, о котором я читаю, — это тот, за просмотром которого я провожу бесчисленные часы каждый год. Будь то мрачные и угрюмые фолианты или забрызганные кровью новеллы о хаосе, я вообще обо всем и обо всем жутко.
Жуткий рассказ — прекрасная часть истории литературы. В этой новой колонке, The Library of Terror , для меня большая честь и невероятное удовольствие иметь возможность продемонстрировать истории, как новые, так и старые, издалека, которые проникают прямо под кожу и могут даже заставить вас спать с включить свет.Я также буду время от времени выделять полные романы, но, будучи глубоко увлеченным искусством рассказа, которое я уже отмечал здесь, в Terror Time, я буду проводить большую часть своего времени, анализируя некоторые из самых странных и забавных кусочков. литературы с этой регулярной колонкой.
При определении того, о каком рассказе поговорить в первую очередь, мне было довольно легко найти одного конкретного автора. Покойный великий Рэй Брэдбери не только является настоящей иконой странного литературного мира, но и родом из того же родного города, что и я.Он и по сей день является невероятной силой в общине Уокиган, штат Иллинойс. Его вымышленный Зеленый город основан на реальном Вокегане.
Наследие Рэя Брэдбери всегда будет говорить само за себя в литературном мире. Одна из моих самых любимых тем и декораций в работах мистера Брэдбери (помимо Зеленого города) — это карнавал. Something Wicked This Way Comes — один из моих самых любимых романов, и даже через пятьдесят четыре года после его первого выпуска книга все еще выдерживает испытания временем.Хотя это, безусловно, самая известная мрачная карнавальная история в карьере Брэдбери, она определенно не была единственной или первой!
Первоначально фигурирует в выпуске Weird Tales, , ноябрь 1944 года, Jar — это восхитительная прогулка по мрачным грунтовым дорогам Луизианы. Эта история является прекрасным отрывком из знаменитого сборника рассказов Брэдбери The October Country , и хотя это летняя история с воем лягушек-быков и ленивыми сверчками, это восхитительный кусок насыщенного чтения Хэллоуина.
«Это была одна из тех вещей, которые хранят в кувшине в палатке во время интермедии на окраине маленького сонного городка».
Познакомьтесь с Чарли, несчастным деревенским болваном, который вообще не регистрируется на счетчике для богатых горожан. Бедный парень живет рядом с болотами со своей не очень обожающей женой Теди и не более того. Все меняется однажды ночью, когда Чарли приходит на карнавал, который накатил в город, и влюбляется в стеклянную банку с… чем-то .
Чарли просто не может оторвать глаз от серого вещества в «спиртовой плазме». После коротких и очень односторонних переговоров с боссом карни Чарльз приобретает банку за двенадцать долларов — вряд ли небольшая плата для человека с финансовым положением Чарли в то время и в том возрасте!
При загрузке таинственного предмета в карету, чтобы забрать домой, его лошадь ржет и, кажется, расстроена одним лишь присутствием кувшина. Когда поздно той же ночью Чарли с грохотом входит в Лощину, он демонстрирует банку нескольким своим приятелям в универсальном магазине.Некоторые из мужчин сначала не обращают внимания на Чарли или его банку, но, взглянув на нее, вскоре начинают не только постоянно думать о банке, но и зацикливаться на ней.
Теди, жена, которая мало что предлагает в плане комплиментов или любви, взволнована, как и следовало ожидать, когда Чарли, наконец, принесет банку домой и усадит ее прямо посреди их скромной хижины.
Молва быстро распространяется по городу о банке и таинственном существе, живущем в ней.Люди за многие мили направляются к парадной двери Чарли, чтобы лично осмотреть драгоценное имущество этого человека. Некоторые считают, что объект движется, другие спорят о цвете глаз и волос объекта. Одна горожанка с разбитым горем считает, что масса, плавающая в жидкости, — это ее трехлетний сын, который заблудился в болотах. Что на самом деле в этой проклятой банке? Город полностью очарован этим объектом, и он почти становится своего рода религиозным артефактом, даже если его называют «чем-то вроде Святого Грааля».
В конце истории есть приятный небольшой мрачный поворот, который оставляет то, что на самом деле находится в банке, для обсуждения, но я не буду здесь ничего портить! В Jar есть все — тайна, тревога и ужас. Никто не пишет так, как Брэдбери, и с помощью этого лакомства он доводит свой словесный шедевр до совершенства.
The Jar был показан на The Alfred Hitchcock Hour в 1964 году и The Ray Bradbury Theater в 1992 году, причем моя любимая версия 1964 года — суровый черно-белый эпизод соответствует сюжету истории. настроение оригинальное и обязательно стоит посмотреть! Но, как и во всех фильмах, основанных на литературных произведениях, письменный рассказ намного лучше, чем тот, который вы можете найти на целлулоиде, так что сделайте себе одолжение и ознакомьтесь с этой жуткой историей сегодня.
До следующего раза, изверги…. Наслаждаться!
Сохранить
Тим Бертон направляет «Банку» Рэя Брэдбери по роману Альфреда Хичкока «Подарки» (1986)
Как вы будете снимать классический детский фильм? Если вы Тим Бертон, вы сочиняете сказку о сексе, убийстве и концептуальном искусстве.
Вслед за своим дебютным полнометражным фильмом « Pee-Wee’s Big Adventure » Тим Бертон адаптировал «Банку» Рэя Брэдбери (1944) для эпизода перезапуска 80-х « Альфред Хичкок представляет ».В рассказе Брэдбери фермер-неудачник покупает банку с плавающей в ней любопытной вещью. Он описывается как «одна из тех бледных вещей, которые дрейфуют в спиртовой плазме». . . с его очищенными мертвыми глазами, уставившимися на вас и никогда не видящими вас ». Однако эта вещь обладает своеобразной харизмой. Люди приезжают на много миль, чтобы полюбоваться на него, странно очарованные его сверхъестественным очарованием. Ну почти все. Однако изменяющая жена фермера ненавидит это до глубины души, и когда она пытается избавиться от этого, все принимает жестокий оборот.
Burton придает истории решительный поворот эпохи Рейгана. Нолл (которого играет Гриффин Данн) не заядлый фермер, а уже уходящая звезда нью-йоркской арт-сцены. Эпизод открывается критиком, жестоко критикующим новое вступление Кнолля, которое наполнено большими абсурдными концептуальными произведениями. Художник спасается бегством с шоу и его унижающей женой гарпии в пользу местной свалки. Там он вынимает титульную банку из багажника Мерседеса 1938 года выпуска. Внутри плавает то, что выглядит как доктор.Существо Сьюза тонет в Windex. Кнолль одновременно очарован ею и отталкивает ее. Поэтому, естественно, он ставит это в центр своего шоу. Результаты неоднозначны. Конечно, Кнолль снова начинает продавать искусство, но его жена также начинает колоть кухонным ножом.
Эпизод восхитительно забавный. От сногсшибательной цветовой палитры до четкого графического направления и болезненных причесок 80-х — эта работа ощущается как часть того же мира, что и следующий фильм Бертона, Beetlejuice . Фактически, композитор Дэнни Эльфман и сценаристы Майкл Макдауэлл и Ларри Уилсон работали над обоими.Вы можете посмотреть это выше.
Вы можете посмотреть более правдивую версию истории Брэдбери, которая вышла в эфир в 1964 году во время первоначального показа сериала Альфред Хичкок представляет , ниже.
Связанное содержание:
Ранние студенческие фильмы Тима Бертона
Винсент , ранний анимационный фильм Тима Бертона
Джонатан Кроу — писатель и режиссер из Лос-Анджелеса, чьи работы публиковались в Yahoo !, The Hollywood Reporter и других изданиях.Вы можете следить за ним на @jonccrow. И загляните в его блог Veeptopus, где есть множество фотографий барсуков и еще больше фотографий вице-президентов с осьминогами на головах. Магазин Veeptopus уже здесь.
Истории Рэя Брэдбери Page 2 Читать онлайн-книги Рэя Брэдбери
Было уже совсем темно, и он зажег свечу, чтобы посмотреть. Он чувствовал себя измученным. На прошлой неделе вся семья жила по старинной деревенской моде. Сон днем, пробуждение на закате, чтобы двигаться.Под глазами виднелись синие впадины. «Спид. Я нехороший, — тихо сказал он маленькому существу. «Я даже не могу привыкнуть к сонным дням, как другие».
Он взял подсвечник. О, чтобы у тебя были крепкие зубы и резцы, похожие на стальные шипы. Или даже сильные руки, или даже сильный ум. Даже иметь возможность свободно высылать свой разум, как это делала Сеси. Но нет, он был несовершенным, больным. Он был ровным — он вздрогнул и приблизил пламя свечи — боялся темноты. Его братья фыркнули на него.Бион, Леонард и Сэм. Они смеялись над ним, потому что он спал в постели. С Сеси все было иначе; ее кровать была частью ее комфорта и хладнокровия, необходимого для того, чтобы отправить разум за границу на охоту. Но Тимоти, он, как и другие, спал в чудесных полированных ящиках? Он не! Мама позволила ему иметь свою кровать, свою комнату, свое зеркало. Неудивительно, что семья обошла его, как распятие святого человека. Если бы только крылья вырастали из его лопаток. Он обнажил спину, уставился на нее. И снова вздохнул.Без шансов. Никогда.
Внизу доносились волнующие и загадочные звуки, скользящая черная крепа поднималась во всех залах, на потолках и дверях. Шорох горящих черных свечей в огражденной перилами лестничной клетке. Голос матери, высокий и твердый. Голос отца, эхом доносящийся из сырого подвала. Бион идет снаружи старого загородного дома, таща огромные двухгаллонные кувшины.
«Мне просто нужно пойти на вечеринку, Спид», — сказал Тимоти. Паук закружился на конце шелка, и Тимоти почувствовал себя одиноким.Он полировал ящики, приносил поганки и пауков, вешал крепость, но когда вечеринка начиналась, его игнорировали. Чем меньше замечено или меньше сказано о несовершенном сыне, тем лучше.
Лора бежала по всему дому внизу.
— Возвращение домой! — весело крикнула она. «Возвращение домой!» Ее шаги сразу повсюду.
Тимоти снова прошел мимо комнаты Сеси, и она тихо спала. Раз в месяц она спускалась вниз. Она всегда оставалась в постели. Милая Сеси. Ему хотелось спросить ее: «Где ты сейчас, Сеси? А в ком? А что происходит? Вы за холмами? И что там происходит? » Но вместо этого он пошел в комнату Эллен.
Эллен сидела за своим столом, перебирая разные светлые, рыжие и черные волосы и маленькие скимитары ногтей, собранные во время ее работы мастером маникюра в салоне красоты Меллин-Виллидж на расстоянии пятнадцати миль. В углу лежал прочный футляр из красного дерева с ее именем.
«Уходи, — сказала она, даже не глядя на него. «Я не могу работать, когда ты таращишься».
«Всех Святых, Эллен, только подумай!» — сказал он, пытаясь быть дружелюбным.
«Угу!» Она положила обрезки ногтей в маленький белый мешочек и пометила их.«Что это может значить для вас? Что вы об этом знаете? Это тебя до чертиков напугает. Возвращайся в постель ».
Его щеки горели. «Мне нужно полировать, работать и помогать служить».
«Если ты не пойдешь, завтра ты найдешь в своей постели дюжину сырых устриц», — сухо сказала Эллен. «Прощай, Тимоти».
В гневе, бросившись вниз, он врезался в Лору.
«Смотри, куда идешь!» — закричала она сквозь зубы.
Она унеслась прочь. Он побежал к распахнутой двери подвала, почувствовал запах восходящего снизу канала влажного землистого воздуха.«Отец?»
«Пора», — крикнул отец, поднимаясь по ступенькам. «Поторопитесь, а то они здесь, пока мы не были готовы!»
Тимоти колебался достаточно долго, чтобы услышать миллион других звуков в доме. Братья приходили и уходили, как поезда на вокзале, разговаривали и спорили. Если вы простояли на одном месте достаточно долго, весь дом прошел с бледными руками, набитыми вещами. Леонард со своим маленьким черным медицинским чемоданом. Сэмюэль со своей большой пыльной книгой в черном переплете под мышкой, с еще большим количеством черного крепа, а Бион подошел к машине снаружи и принес еще много галлонов жидкости.
Отец перестал полировать, чтобы дать Тимоти тряпку и хмуриться. Он ударил по огромной коробке из красного дерева. «Давай, освети это, чтобы мы могли приступить к другому. Спи всю свою жизнь ».
Натирая поверхность воском, Тимоти заглянул внутрь.
«Дядя Эйнар большой человек, не так ли, папа?»
«Угу.»
«Насколько он большой?»
«Размер коробки скажет вам.»
I только спрашивал. Семь футов ростом? »
« Ты много говоришь? »
Около девяти часов Тимоти вышел на октябрьскую погоду.Два часа на теплом, а теперь холодном ветре он гулял по лугам, собирая поганки и пауков. Его сердце снова забилось от нетерпения. Сколько родственников, по словам матери, приедут? Семьдесят? Сто? Он прошел мимо фермерского дома. «Если бы вы только знали, что происходит в нашем доме», — сказал он светящимся окнам. Он поднялся на холм и посмотрел на город за много миль отсюда, засыпая, на ратушные часы, высокие и круглые, белые вдали. Город тоже не знал. Он принес домой много банок с поганками и пауками.
В маленькой часовне внизу была проведена короткая церемония. Это было похоже на все другие ритуалы на протяжении многих лет, когда отец повторял темные строки, красивые руки матери из слоновой кости двигались в обратном направлении, и все дети собрались, кроме Сеси, которая лежала наверху в постели. Но Сеси присутствовала. Вы видели, как она смотрит то глазами Биона, то глазами Сэмюэля, то глазами матери, и вы чувствовали движение, и теперь она была в вас, мимолетно, и исчезла.
Тимофей, сжавшись, молился Темному.«Пожалуйста, пожалуйста, помогите мне вырасти, помогите мне быть как мои сестры и братья. Не позволяй мне отличаться. Если бы я только могла украсить пластиковые изображения, как это делает Эллен, или заставить людей полюбить меня, как Лора, или читать странные книги, как это делает Сэм, или работать на уважаемой работе, как Леонард и Бион. Или даже однажды создадут семью, как это сделали мама и отец… »
В полночь в дом обрушился шторм. Снаружи удивительными белоснежными разрядами ударила молния. Раздался звук приближающегося, прощупывающего, всасывающего торнадо, воронения и касания ночной влажной земли.Затем входная дверь, наполовину сорванная с петель, повисла жестко и выброшена, и в ней стояли толпа бабушка и дедушка, все из старой страны!
С этого момента люди приходили каждый час. Боковое окно затрепетало, на крыльце постучали, сзади постучали. Из подвала доносились страшные звуки; Осенний ветер дул в горло трубы, напевая. Мать наполнила большую хрустальную чашу для пунша алой жидкостью, вылитой из кувшинов, которые Бион принес домой. Отец метался из комнаты в комнату, зажигая еще свечи.Лаура и Эллен накололи еще волчий яд. И Тимоти стоял посреди этого дикого возбуждения, без выражения на лице, его руки дрожали по бокам, глядя то сюда, то туда. Стук дверей, смех, звук льющейся жидкости, темнота, шум ветра, перепончатый гром крыльев, топот ног, приветственные всплески разговоров у входов, прозрачные хлопки створок, проходящие, приближающиеся тени, идёт, колеблется.
«Ну-ну, а это, должно быть, Тимофей!»
«Что?»
Холодная рука взяла его за руку.Над ним склонилось длинное волосатое лицо. «Хороший парень, хороший парень», — сказал незнакомец.
«Тимофей», — сказала его мать. «Это дядя Джейсон».
«Здравствуйте, дядя Джейсон».
«А сюда…» Мать увела дядю Джейсона прочь. Дядя Джейсон посмотрел на Тимоти через плечо в плаще и подмигнул.
Тимофей стоял один.
С расстояния в тысячу миль в освещенной свечами темноте он услышал высокий голос с канавкой; это была Эллен. «А братья мои умные.Можете ли вы угадать их занятия, тетя Моргиана? »
« Понятия не имею ».
« Они управляют предприятием в городе ».
« Что! »Вздох.
«Да!» — пронзительный смех. «Разве это не бесценно!»
Тимофей замер.
Пауза в смехе. «Они приносят домой пропитание для мамы, папы и всех нас», — сказала Лаура. «Кроме, конечно, Тимофея…»
Неловкое молчание. — требовательно спросил дядя Джейсон. ‘Хорошо? Приходи сейчас.Как на счет
t Тимоти? »
« О, Лаура, твой язык », — сказала Мать.
Лаура продолжала, Тимофей закрыл глаза. «Тимоти не… ну… не любит кровь. Он хрупкий.
— Он научится, — сказала мама. «Он научится», — очень твердо сказала она. «Он мой сын, и он научится. Ему всего четырнадцать ».
« Но я вырос на этой фигне », — сказал дядя Джейсон, его голос переходил из одной комнаты в другую. Ветер играл в деревьях снаружи, как арфы. Небольшой дождь пролил на окна — «поднялся на хлам», потеряв сознание.
Тимофей закусил губы и открыл глаза.
«Ну, это я во всем виноват». Мать проводила их теперь на кухню. «Я пытался заставить его. Вы не можете заставить детей, вы только заставляете их болеть, и тогда они никогда не почувствуют вкус к вещам. Посмотри на Биона, ему было тринадцать, прежде чем он…
— Я понимаю, — пробормотал дядя Джейсон. «Тимоти придет».
«Я уверена, что придет», — вызывающе сказала мама.
Пламя свечей дрожало, когда тени пересекали дюжину затхлых комнат.Тимоти было холодно. Он почувствовал запах горячего жира в ноздрях и инстинктивно схватил свечу и стал ходить с ней по дому, делая вид, что поправляет креп.
«Тимоти», — прошептал кто-то из-за узорчатой стены, шипя, шипя и вздыхая, «Тимоти боится темноты».
Голос Леонарда. Мерзкий Леонард!
«Мне нравится свеча, вот и все», — сказал Тимофей укоризненным шепотом.
Больше молний, больше грома.Каскады ревущего смеха. Треки, щелчки, крики и шорох одежды. Липкий туман ворвался в парадную дверь. Из тумана, расправив крылья, выследил высокий мужчина.
«Дядя Эйнар!»
Тимофей двигался на тонких ногах прямо сквозь туман, под зелеными паутинами теней. Он бросился через руки Эйнара. Эйнар поднял его.
«Ты крылья, Тимоти!» Он подбросил мальчика, как чертополох. «Крылья, Тимоти, лети!» Подлетели лица.Тьма повернулась. Дом взорвался. Тимоти чувствовал себя ветерком. Он замахал руками. Пальцы Эйнара схватили и снова сбросили его к потолку. Потолок рухнул, как обугленная стена. — Лети, Тимоти! — громко и глубоко крикнул Эйнар. «Лети на крыльях! Крылья! »
Он почувствовал восхитительный экстаз в лопатках, как будто корни выросли, лопнули, взорвались и расцвели новой влажной оболочкой. Он бормотал дикие вещи; снова Эйнар швырнул его высоко.
Осенний ветер налетел на дом, пролился дождь, сотрясая лучи, заставляя люстры наклонять свои разъяренные огни свечей.И сто родственников выглядывали из каждой черной заколдованной комнаты, кружась внутрь, всех форм и размеров, туда, где Эйнар балансировал ребенка, как дубинку в ревущих пространствах.
— Хватит! — крикнул наконец Эйнар.
Тимофей, упав на бревна, восторженно упал на дядю Эйнара, радостно рыдая. «Дядя, дядя, дядя!»
«Как хорошо, летал? А, Тимоти? — сказал дядя Эйнар, наклоняясь и поглаживая Тимоти по голове. «Хорошо, хорошо».
Приближался рассвет.Большинство из них прибыли и были готовы лечь спать на рассвете, спать неподвижно беззвучно до следующего захода солнца, когда они кричали из своих ящиков из красного дерева о пирушке.
Дядя Эйнар в сопровождении десятков других двинулся в подвал. Мать направила их вниз, к многолюдному ряду отполированных ящиков. Эйнар, его крылья, похожие на брезент цвета морской волны, прикрытые позади него, с любопытным свистом двинулся по коридору: там, где его крылья соприкасались, они издавали звук мягких ударов по барабанам.
Наверху лежал Тимофей, устало размышляя, пытаясь полюбить темноту. Вы так много могли сделать в темноте, что люди не могли критиковать вас, потому что они никогда вас не видели. Ему действительно нравилась ночь, но это было определенное пристрастие: иногда было так много ночи, что он кричал в бунте.
В погребе двери из красного дерева запечатаны вниз, запертые бледными руками. По углам какие-то родственники трижды кружили лечь, положив головы на лапы, закрыв веки. Солнце взошло. Был спящий.
Закат. Пиршество взорвалось, как гнездо летучей мыши, взорвавшееся, взвизгнув, вздрогнув и распространившись. Двери ящиков широко распахнулись. Из сырости подвала поднялись ступеньки. Допускались и более поздние гости, пинающие передний и задний порталы.
Шел дождь, и промокшие посетители накинули свои накидки, шляпы, обсыпанные водой, и свои кропленные покрывала на Тимофея, который отнес их в кладовку. Комнаты были забиты толпой. Смех кузена, выстреливший из одной комнаты, отразившийся от стены другой, срикошетил, накренился и вернулся в уши Тимоти из четвертой комнаты, точный и циничный.
По полу пробежала мышь.
«Я знаю вас, племянница Лейберсроутер!» — воскликнул отец, окружая его, но не обращаясь к нему. Десятки высоких людей прижимались к нему, толкали его локтем, игнорировали.
Наконец, он повернулся и ускользнул вверх по лестнице.
Он тихо позвал. «Сеси. Где ты сейчас, Сеси? »
Она долго ждала, прежде чем ответить. «В Имперской долине», — тихо пробормотала она. «Рядом с Солтон-Си, рядом с грязевыми котлами, паром и тишиной.Я внутри жены фермера. Я сижу на крыльце. Я могу заставить ее двигаться, если захочу, сделать что-нибудь или что-нибудь подумать. Солнце садится ».
« Как это, Сеси? »
« Вы слышите шипение горшков с грязью », — сказала она медленно, как будто говорила в церкви. «Маленькие серые столбики пара поднимаются вверх по грязи, как лысые мужчины, поднимаясь в густом сиропе головой вперед в кипящих каналах. Серые головы рвутся, как резиновая ткань, рушатся с шумом, похожим на движение влажных губ. И из разорванной ткани вырываются перистые клубы пара.И запах глубокого серного гари и старины. Динозавр пропитался здесь десять миллионов лет ».
« Он уже закончил, Сеси? »
Мышь перевернула ступни трех женщин и исчезла в углу. Через несколько мгновений из ничего возникла красивая женщина и остановилась в углу, улыбаясь всем своей белой улыбкой.
Что-то прижалось к залитому стеклу кухонного окна. Он вздыхал, плакал и непрерывно стучал, прижимался к стеклу, но Тимоти ничего не мог с этим поделать, он ничего не видел.В воображении он был снаружи и уставился внутрь. Дождь был на нем, ветер на него, а узкая темнота внутри манила. Танцевали вальсы: высокие худые фигуры исполняли пируэты под диковинную музыку. Звезды света мерцали на поднятых бутылках; из баков осыпались небольшие комья земли, паук упал и, бесшумно перебирая ногами, пошел по полу.
Тимоти вздрогнул. Он снова был в доме. Мать звала его бежать сюда, бежать туда, помогать, обслуживать, теперь на кухню, принеси то, принеси то, принеси тарелки, сложи еду в кучу — и так далее — вечеринка случилась.
«Да, он готов. Готово, — губы спокойной спящей Сеси приподнялись. Томные слова медленно срывались с ее формирующегося рта. «Я нахожусь в черепе этой женщины, смотрю наружу и смотрю на море, которое не движется и настолько тихое, что пугает тебя. Я сижу на крыльце и жду, когда муж вернется домой. Иногда рыба прыгает, падает назад, ее светит звездный свет. Долина, море, несколько машин, деревянная веранда, мое кресло-качалка, я, тишина ».
« Что теперь, Сеси? »
« Я встаю с кресла-качалки », — сказала она.
«Да?»
«Я иду с крыльца к грязевым котлам. Самолеты летают, как первобытные птицы. Тогда становится тихо, так тихо ».
« Как долго ты будешь оставаться в ней, Сеси? »
« Пока я не послушал, не посмотрел и не почувствовал достаточно: пока я как-то не изменил ее жизнь. Иду с крыльца по деревянным доскам. Мои ноги устало, медленно стучат по доскам ».
« А теперь? »
« Теперь пары серы окружают меня. Я смотрю на пузыри, когда они лопаются и сглаживаются.Птица с визгом пролетает у моего виска. Вдруг я в птичке и улетаю! И пока я летаю, в моих новых маленьких стеклянных глазках я вижу женщину внизу, на променаде, которая делает два-три шага вперед, в грязевые котлы. Я слышу звук, словно валун погрузился в расплавленную глубину. я держу
летающий, круг назад. Я вижу, как белая рука, похожая на паука, извивается и исчезает в сером бассейне лавы. Лава закрывается. Теперь я лечу домой, быстро, быстро, быстро! »
Что-то сильно хлопнуло по окну.Тимоти вздрогнул.
Сеси широко раскрыла глаза, яркие, полные, счастливые, взволнованные.
«Теперь я дома!» — сказала она.
После паузы отважился Тимоти. «Возвращение домой. И все здесь.
«Тогда почему ты наверху?» Она взяла его за руку. «Ну, спроси меня», — лукаво улыбнулась она. «Спросите меня, что вы пришли спросить».
«Я пришел не для того, чтобы ничего спрашивать», — сказал он. «Ну, почти ничего. Что ж, о, Сеси! »Это исходило от него одним длинным быстрым потоком. «Я хочу сделать что-то на вечеринке, чтобы они посмотрели на меня, что-то, что сделало бы меня таким же хорошим, как они, что-то, что заставило бы меня принадлежать, но я ничего не могу сделать, и я чувствую себя смешно и, ну, ну.Я думала, ты мог бы… »
« Могу, — сказала она, закрывая глаза и внутренне улыбаясь. ‘Встать прямо. Стой неподвижно, — он повиновался. «А теперь закрой глаза и отбрось свои мысли».
Он стоял очень прямо и ни о чем не думал или, по крайней мере, ни о чем не думал.
Она вздохнула. «Пойдемте вниз, Тимоти?» Сеси была внутри него, как рука в перчатке.
«Смотрите всем!» Тимоти держал стакан с теплой красной жидкостью. Он поднял стакан так, что весь дом повернулся, чтобы посмотреть на него.Тети, дяди, кузены, братья, сестры!
Он выпил прямо.
Он кивнул своей сестре Лауре. Он выдержал ее взгляд, шепча ей тонким голосом, заставившим ее замолчать. Он чувствовал себя высоким, как деревья, когда шел к ней. Теперь вечеринка замедлилась. Он ждал со всех сторон, наблюдая. Из всех дверей комнаты выглядывали лица. Они не смеялись. Лицо матери было изумленным. Папа выглядел озадаченным, но довольным и горделивым с каждой секундой.
Он нежно ущипнул Лауру по шейной вене.Пламя свечи пьяно колыхалось. Снаружи ветер лазал по крыше. Родственники смотрели изо всех дверей. Он сунул в рот поганки, сглотнул, затем стал биться руками по бокам и начал кружить. «Смотри, дядя Эйнар! Я наконец-то умею летать! — Бей взмахнул руками. Вверх и вниз качал ногами. Лица промелькнули мимо него.
Истории Рэя Брэдбери Страница 52 Читать онлайн-книги Рэя Брэдбери
Том Кармоди сплюнул из своего гнезда на крыльце. «Ха!»
«Дай мне увидеть это еще раз!» — воскликнул дедушка Медноу.«Это осьминог?»
Чарли хлопнул поводьями; лошадь бросилась в бой.
«Давай, давай!» Добро пожаловать! »
« Что скажет твоя жена? »
« Она сбьет нас с ног! »
Но Чарли и телега скатились с холма. Мужчины стояли, все жуя языки, щурясь в темноте на дорогу. Том Кармоди тихо выругался с крыльца…
Чарли поднялся по ступеням своей хижины и отнес кувшин к трону в гостиной, думая, что отныне этот навес станет дворцом с «императором» — этим было слово! «Император» — весь холодный, белый и тихий, плывущий в своем частном бассейне, приподнятый, приподнятый на полке над ветхим столом.
Кувшин, пока он смотрел, выгорел в холодном тумане, который висел над этим местом на краю болота.
«Что у тебя там?»
Тонкое сопрано Теди отвратило его от страха. Она стояла в дверях спальни, глядя наружу, ее худое тело было одето в выцветшую синюю клетчатую ткань, ее волосы были собраны в тусклый узел за красными ушами. Ее глаза были тусклыми, как клетчатка. «Хорошо, — повторила она. «Что это?»
«На что это похоже, Тэди?»
Она сделала тонкий шаг вперед, медленно, лениво покачивая бедрами, ее глаза были сосредоточены на банке, ее губы были растянуты, чтобы показать кошачьи молочные зубы.
Мертвая бледность висела в сыворотке.
Теди бросила тускло-синий взгляд на Чарли, затем снова на банку, еще раз на Чарли, еще раз на банку, затем быстро повернулась:
«Это… похоже… похоже на тебя, Чарли!» воскликнула она.
Хлопнула дверь спальни.
Реверберация не нарушила содержимое банки. Но Чарли стоял там, тоскующий по жене, его сердце бешено колотилось. Много позже, когда его сердце замедлилось, он заговорил с тварью в банке.
«Я работаю на дне до упора каждый год, а она хватает деньги и убегает домой, навещая своих людей девять недель подряд. Я не могу удержать ее. Она и мужчины из магазина смеются надо мной. Я ничего не могу поделать, если не знаю, как ее удержать! Блин, но я стараюсь! »
С философской точки зрения содержимое банки не дает никаких советов.
«Чарли?»
Кто-то стоял в парадной двери.
Чарли обернулся, пораженный, затем расплылся в ухмылке.
Это были мужчины из универсального магазина.
«Э-э… Чарли… мы… мы подумали… ну… мы пришли посмотреть на это… все… ты попал в ту банку…»
Июль выдался теплым, и это был август.
Впервые за много лет Чарли был счастлив, как высокая кукуруза, выросшая после засухи. Было приятно слышать вечер, когда сапоги шуршат по высокой траве, как люди плюются в канаву перед тем, как ступить на крыльцо, как тяжелые тела скрипят досками, и стон дома — это еще одно плечо. прислонился к дверной раме, и другой голос произнес, пока волосатое запястье вытерло рот начисто:
«Куда я войду?»
С особой небрежностью Чарли приглашал прибывших.Были бы стулья, мыльницы для всех или хотя бы ковры, на которых можно было бы присесть. И к тому времени, когда сверчки зачесались от летнего жужжания, а у лягушек раздулось горло, как у дам с зобом, кричащих в великую ночь, комната была бы забита людьми со всех нижних земель.
Сначала никто ничего не говорил. Первые полчаса такого вечера, пока люди приходили и устраивались, были потрачены на аккуратное скручивание сигарет. Аккуратно закладывая табак в колеи коричневой бумаги, загружая его, утрамбовывая, пока они загружали, утрамбовывали и катили свои мысли, страхи и изумление на вечер.Это дало им время подумать. Вы могли видеть, как их мозг работает за их глазами, когда они перебирают сигареты в порядке курения.
Это было грубое церковное собрание. Они сидели на корточках, опирались на гипсовые стены и один за другим с благоговейным трепетом смотрели на кувшин на полке.
Они бы не смотрели внезапно. Нет, они как бы делали это медленно, небрежно, как если бы они оглядывали комнату — позволяя своим глазам шарить по любому старому объекту, который попал в их сознание.
И — просто случайно, конечно — фокус их блуждающих глаз всегда находился в одном и том же месте. Через некоторое время все глаза в комнате будут прикованы к нему, как булавки в какой-то невероятной подушечке для булавок. И единственный звук: кто-то сосет кукурузный початок. Или дети босиком снуют по доскам крыльца на улице. Может быть, послышится женский голос. «Ребята, убирайтесь отсюда! Гит! » И с хихиканьем, похожим на тихую быструю воду, босые ноги бросались напугать лягушек.
Чарли, естественно, будет впереди, на своем кресле-качалке, с клетчатой подушкой под его тощим задом, медленно покачиваясь, наслаждаясь славой и привлекательной внешностью, которые приходили с хранением кувшина.
Теди, ее можно было увидеть в глубине комнаты с кучкой женщин, все серые и тихие, терпеливые к своим мужчинам.
Тиди выглядела так, будто созрела для ревнивого крика. Но она ничего не сказала, просто наблюдая, как мужчины входят в ее гостиную и сидят у ног Чарли, глядя на эту штуку, похожую на Святой Грааль, и ее губы были холодными и твердыми, и она ни с кем не сказала ни одного гражданского слова.
После периода надлежащей тишины кто-нибудь, может быть, старый дедушка Медноу с Крик-Роуд, вычистил мокроту из глубокой пещеры где-то внутри себя, наклонился вперед, моргнул, возможно, намочил губы, и возникла любопытная дрожь. в его мозолистых пальцах.
Это будет сигналом для всех, чтобы подготовиться к предстоящему разговору. Уши загрунтованы. Люди поселились, как свиньи, в теплой грязи после дождя.
Дедушка долго смотрел, измерил губы языком ящерицы, затем откинулся назад и сказал, как всегда, высоким, тонким, старым тенором:
«Интересно, что это? Интересно, он или она, или просто старенькое? Иногда я просыпаюсь по ночам, включаю кукурузный маттин и думаю о банке, стоящей здесь в долгой темноте.Подумайте об этом, висящем в жидком, мирном и бледном, как устрица. Иногда я просыпаю Мо, и мы оба думаем об этом… »
Во время разговора дедушка двигал пальцами в дрожащей пантомиме. Все наблюдали, как его толстый большой палец сплетался, а другие пальцы с тяжелыми ногтями колыхались.
«… Мы оба лежим и думаем». И мы дрожим. Может быть, жаркая ночь, деревья потеют, комары слишком горячие, чтобы летать, но мы дрожим, шутим так же, и переворачиваемся, пытаясь уснуть …
Дед снова замолчал, как будто его речи было достаточно от него, пусть какой-то другой голос говорит об удивлении, трепете и странности.
Джук Мармер из Уиллоу Сэмп вытер пот с ладоней о колени и мягко сказал:
«Я помню, как был мальчишкой с морщинистым носом. У нас была кошка, которая все время была котятами. Слава богу, она превращалась в помет всякий раз, когда прыгала и перескакивала через забор… — Джук говорил с какой-то святой мягкостью, доброжелательностью. «Ну, мы отдаем котят, но когда этот единственный помет лопнул, у всех в пределах пешей досягаемости уже была одна-две наших кошки в подарок.
«Итак, Ма возился на заднем крыльце с большой двухгаллонной стеклянной банкой, наполняя ее до верха водой. Ма сказала: «Джук, ты топи этих котят!» Я член, я стоял там; котята мяукнули, бегали вокруг, слепые, маленькие, беспомощные и забавные — только начинали открывать глаза. Я посмотрел на маму и сказал: «Не я, мама! Ты сделай это!» Но мама побледнела и сказала, что это нужно сделать, и я был единственным, кто был под рукой. И она пошла помешивать подливку и готовить курицу. Я… я взял одного… котенка. Я держал это. Было тепло.Это издало звук мюина. Я хотел убежать, а не вернуться ».
Джук кивнул головой, его глаза были яркими, молодыми, он заглядывал в прошлое, делая его новым, придавая ему форму словами, сглаживая его языком.
«Я уронил котенка в воду. Котенок закрыл глаза, открыл рот, пытаясь дышать. Я представляю, как проявились маленькие белые клыки, розовый язык вышел и пузырился вместе с ним, вытянувшись в линию к поверхности воды!
«Я до сих пор знаю, как этот комплект
десять поплыли после того, как все было закончено, дрейфуя по кругу, медленно и не беспокоясь, глядя на меня, а не осуждая меня за то, что я сделал.Но я тоже не нравлюсь. Аааа … ‘
Сердца прыгнули быстро. Взгляд переводился с Джука на банку с полками, снова вниз, снова вверх.
Пауза.
Джаду, черный человек из Болота Херон, закидывал в голову глаза цвета слоновой кости, как сумеречный жонглер. Его темные суставы сжимались и сгибались — кузнечики живы.
«Вы знаете, что это? Вы знаете, знаете? Я тебе говорю. Это будет центр Жизни, конечно же, нуфф! Господи, поверь мне, это так! »
Покачиваясь в древовидном ритме, Джаду унес болотный ветер, который никто не мог видеть, слышать и чувствовать, кроме самого себя.Его глазные яблоки снова пошли кругом, словно освободившись, чтобы блуждать. В его голосе прорезался узор из темных нитей, хватая каждого человека за мочки ушей и сшивая их в один недышащий узор:
«Из этого, лежащего» в Миддибамбуковом отстойнике, всякие ползут. Он протянул руку, он выставил ноги, он высунул язык и рог, и он вырос. Амеба-крошка, может быть. Тогда лягушка с выпуклым горлом подходит для бюста! Ага! — Он хрустнул костяшками пальцев. «Он слюнявит до липких суставов, и это — он человек! Это центр творения! Это Миддибамбук Мама, от которой все мы произошли десять тысяч лет назад.Поверьте! »
« Десять тысяч лет назад! »- прошептала бабушка Гвоздика.
«Он старый! Посмотри! Это больше не беспокоило. Это знает бетта. Он висит, как свиная отбивная в жареном жире. У него есть глаза, чтобы видеть, но он не моргает им, они не выглядят обеспокоенными, не так ли? Нет, мужик! Это знает бетта. Он знает, что мы пришли к нему, и мы возвращаемся к нему ».
« Какого цвета глаза у него? »
« Серые ».
« Нет, зеленые! »
« Какого цвета волосы? Коричневый? »
« Черный! »
« Красный! »
« Нет, серый! »
Тогда Чарли высказал свое протяжное мнение.Иногда по ночам он говорил то же самое, а иногда — нет. Это не имело значения. Когда вы говорите одно и то же, ночь за ночью, глубоким летом, это всегда звучало по-разному. Сверчки изменили это. Лягушки изменили это. Вещь в банке изменила его. Чарли сказал:
«Что, если бы старик вернулся в болото, или, может быть, молодой ребенок, и бродил годами и годами, потерявшись во всей этой капле, по тропам и оврагам, в старых мокрых оврагах. по ночам кожа становится бледной, холодной и сморщенной.Вдали от солнца он продолжал увядать все выше и выше и, наконец, провалился в навозную яму и лежал в какой-то — нечистоте — как скитеры личинок, спящие в отстойнике. Почему, почему — насколько мы можем судить, это может быть кто-то, кого мы знаем! С кем-то, с кем мы когда-то разговаривали. Насколько нам известно…
Шипение среди женщин в тени. Одна женщина стояла с блестящими черными глазами, пытаясь подобрать слова. Ее звали миссис Тридден, и она пробормотала:
«Множество маленьких детей каждый год бегают голыми в болото».Они бегают и никогда не возвращаются. Я чуть не заблудился. Я — я потерял своего маленького мальчика, Фоули, таким образом. Ты — ты не думаешь !!! »
Дыхание перехватило ноздри, сужалось, стеснялось. Рты повернуты вниз по углам, согнуты твердыми, сжимающимися мышцами. Головы повернулись к шее из стеблей сельдерея, и глаза читали ее ужас и надежду. Оно было в теле миссис Тридден, туго натянутое, прижимавшееся к стене за спиной своими прямыми жесткими пальцами.
— Мой ребенок, — прошептала она. Она выдохнула.’Мой ребенок. Мой Фоли. Фоли! Фоли, это ты? Фоли! Фоли, скажи мне, детка, это ТЫ! »
Все затаили дыхание, оборачиваясь, чтобы увидеть банку.
Вещь в банке ничего не сказала. Он просто слепо смотрел на толпу. И глубоко в костлявых телах потек тайный сок страха, как весенняя оттепель, и их решительное спокойствие, вера и легкое смирение прогрызли и съели этот сок и растаяли потоком! Кто-то закричал.
«Он двинулся!»
«Нет, нет, не двинулся».Просто твои глаза играют в шутки! »
« Да здравствует Бог! »- воскликнул Джук. «Я видел, как он двигался медленно, как мертвый котенок!»
«А теперь заткнись. Он умер очень давно. Может быть, еще до того, как ты родился! »
« Он сделал знак! »- закричала миссис Тридден. «Это мой Фолей! Мой ребенок, ты там! Он был трехлетним! Мой ребенок заблудился и пропал в болоте! »
Она вырвалась из рыданий.
«Теперь, миссис Тридден. Там сейчас. Сядь, перестань дрожать. Нет больше твоего ребенка, моего.Вот, вот ».
Одна из женщин обняла ее и сменила рыдания на прерывистое дыхание и трепетание губ с быстротой бабочки, когда дыхание охватило их испуганное дыхание.
Когда все снова стихло, бабушка Гвоздика с увядшим розовым цветком в седых волосах до плеч засасывала трубку в рот-ловушку и болтала вокруг нее, качая головой, чтобы волосы плясали на свету:
«Все эти болтовни и трепые слова». Как будто мы никогда не узнаем, никогда не узнаем, что это такое.Как будто если бы мы узнали, мы бы не хотели знать. Это как фокусы фокусников на шоу. Как только вы найдете подделку, больше не будет никаких забавных внутренностей джекбоба. Мы собираемся здесь каждые десять ночей или около того, болтаем, по-дружески, с чем-то, всегда о чем поговорить. Разумно, если бы мы подсмотрели, что, черт возьми, было бы не о чем пережевывать, так что вот! »
« Ну, черт побери! »- прорычал бычий голос. «Я не думаю, что это ничего»! »
Том Кармоди.
Том Кармоди, как всегда, стоит в тени. На крыльце, только его глаза смотрели внутрь, его губы тускло смеялись над тобой, насмехались. Его смех пронзил Чарли, как укус шершня. Тиди его подбил. Тиди пыталась убить Чарли новую жизнь, она пыталась!
«Ничего», — резко повторил Кармоди, — в этой банке, а куча старых медуз из Си-Коув, гниющих и вонючих, подходящих для щенков!
«Тебе не завидовать, кузен Кармоди. ? — медленно спросил Чарли.
«Ха!» — фыркнул Кармоди. «Я просто пришел посмотреть, как вы, тупые дураки, бормочете про нутин». Вы заметили, что я никогда не заходил внутрь и не принимал участия. Я иду домой прямо сейчас. Кто-нибудь хочет пойти со мной? »
Ему не предложили компанию. Он снова рассмеялся, как если бы это была большая шутка, как столько людей могло уйти так далеко, и Теди смахивала свои ладони ногтями в дальний угол комнаты. Чарли увидел, как ее губы дернулись, он замерз и не мог говорить.
Кармоди, все еще смеясь, стучал по крыльцу ботинками на высоких каблуках, и звук сверчков унес его.
Бабушка Гвоздика заклеила трубку. «Как я уже говорил перед бурей: та штука на полке, почему она не может быть чем-то вроде… всего? Множество вещей. Всевозможные жизни — смерть — я не знаю. Смешайте дождь, солнце, гадость и желе, все вместе. Трава, и змеи, и дети, и туман, и все ночи и дни в мертвом тростнике. Почему это должно быть одно? Может быть, много ».
И разговор продолжался еще час, и Тиди ускользнул в ночь по следам Тома Кармоди, и Чарли начал потеть.Эти двое что-то замышляли. Они что-то планировали. Чарли весь остаток вечера вспотел в тепле…
Встреча прервалась поздно, и Чарли лег спать со смешанными чувствами. Встреча прошла хорошо, но как насчет Тиди и Тома?
Очень поздно, когда по небу спустились несколько звездных бухт, отмечая время, как после полуночи, Чарли услышал шелест высокой травы, раздвинутой ее раскачивающимися бедрами. Ее каблуки мягко скользили по крыльцу, в дом, в спальню.
Она беззвучно лежала в постели, глядя на него кошачьими глазами. Он не мог их видеть, но чувствовал, как они смотрят.
«Чарли?»
Он ждал.
Затем он сказал: «Я проснулся».
Затем она подождала.
«Чарли?»
«Что?»
«Спорим, ты не знаешь, где я был; Спорим, ты не знаешь, где я был ». Это было слабое, насмешливое пение в ночи.
Он ждал.
Она снова ждала. Однако она не выдержала и продолжила:
/> «Я была на карнавале в Кейп-Сити.Меня подвез Том Кармоди. Мы… мы говорили с боссом карни, Чарли, мы говорили, мы говорили, мы, конечно, говорили! »И она как бы хихикнула про себя, втайне.
Чарли замерз. Он встал на локте.
Она сказала: «Мы узнали, что это в твоей банке, Чарли», — вкрадчиво.
Чарли упал, руки к ушам. «Я не хочу слышать!»
«О, но ты должен услышать, Чарли. Хорошая шутка. О, это редко, Чарли, — прошипела она.
«Уходи, — сказал он.
‘Ун-ун! Нет-нет, сэр, Чарли. Нет, Чарли, милый. Нет, пока я не скажу! »
« Гит! »- сказал он.
«Я расскажу! Мы говорили с этим боссом карни, и он… он любил умирать от смеха. Он сказал, что продал эту банку и то, что в ней было, некоторым, некоторым — деревенцам — за двенадцать долларов. И это не стоит больше двух баксов! »
Смех расцвел в темноте, прямо из ее рта, ужасный смех.
Она быстро закончила:
«Это просто хлам, Чарли! Каучук, папье-маше, шелк, хлопок, борная кислота! Это все! Внутри металлический каркас! Вот и все, Чарли.Вот и все! — завизжала она.
«Нет, нет!»
Он быстро сел, разрывая листы большими пальцами и ревя.
«Не хочу слышать! Не хочу слышать! — кричал он снова и снова.
Она сказала: «Погодите, все слышат, как это подделка! Да разве они не смеются! Разве они не хлопают легкими! »
Он поймал ее за запястья. «Ты не скажешь им?»
«Разве ты не сделаешь меня лжецом, правда, Чарли?»
Он отшвырнул ее прочь.
«Почему ты оставишь меня в покое? Ты грязный! Грязная ревность ко всему, что я делаю. Я убрал блеск с твоего носа, когда принес банку домой. Ты не спал, пока все не испортил! »
Она засмеялась. «Тогда я никому не скажу», — сказала она.
Он уставился на нее. «Ты испортил мне удовольствие. Это все, что было в счет. Неважно, расскажешь ли ты остальное. Я знаю. И я никогда больше не буду веселиться. Ты и этот Том Кармоди. Хотел бы я остановить его смех. Он уже много лет смеется надо мной! Ну, ты просто пойди и расскажи остальным, другим людям, а теперь можешь повеселиться! »
Чиллеры и триллеры: «Heavy-Set»: обучение у мастеров
Авторские права 2008 г., Гэри Л.Pullman
Этот пост открывает серию, в которой время от времени публикуется анализ техник, используемых не только мастерами жанра ужасов, но и научной фантастикой, фэнтези и другими видами фантастики. Надеемся, что как для фанатов, так и для начинающих писателей этот сериал будет интересным, а иногда и информативным.
Мы начинаем с «Heavy-Set», ловко написанного рассказа Рэя Брэдбери, в котором ужас, хотя и преуменьшенный, определенно присутствует.
По сути, сказка — урок того, как использовать преуменьшение, чтобы усилить тревогу, ужас и ужас.
Он начинается с определения главного героя, который не является Тяжелым Сетом, а его мать, таким образом ориентируя историю, чтобы следовать с ее точки зрения, хотя само повествование рассказывается с точки зрения всеведущего рассказчика. В первом предложении также устанавливается повседневная обстановка, которая резко контрастирует с сдержанным ужасом сказки: «Женщина подошла к окну кухни и выглянула наружу.При этом она видит своего сына Леонарда среди множества гирь, с которыми он регулярно тренируется:
Продолжая вставлять «и» между предметами в серии, в которой он определяет оборудование, которое использует Heavy-Set, Брэдбери расширяет список предметов, тем самым показывая своим читателям, сколько предметов экипировки Heavy-Set находится на рука.«Мужчина стоял в окружении штанг и , гантелей и , гирь из черного железа всех видов. и , скакалки. и , упругие и спиральные тренажеры [выделено жирным шрифтом]», по этой причине более эффективны, чем « мужчина стоял, окруженный штангами, гантелями, гирями из черного железа всех видов, скакалками с перекидными скакалками, упругими тренажерами и и спиральными пружинами [выделено жирным шрифтом] ». Его ритм также более мелодичен. Именно в этих, казалось бы, незначительных вопросах дикции и стиля по-настоящему великие писатели стараются сиять, и Брэдбери, даже среди других известных писателей своего жанра, известен своим совершенством в этом отношении.Там, в сумеречном дворе, стоял человек, окруженный штангами, гантелями и гирями из черного железа. виды и скакалки со скакалкой, тренажеры на упругой и спиральной пружинах. На нем были спортивный костюм и теннисные туфли. . . .
Это был ее сын, и все звали его Хэви-Сет.
Затем Брэдбери подчеркивает размер и силу антагониста:
Брэдбери настолько искусный мастер, что легко достигает нескольких целей одновременно — или, по крайней мере, как все настоящие мастера, он делает так, чтобы выглядело легко. Например, в только что процитированном коротком абзаце он подчеркивает размер и силу Heavy-Set такими фразами, как «большие кулаки» и «потеряны в пальцах», но его описание упражнений Heavy-Set с «спиральными пружинами» использует сравнение «как фокусы» и короткие предложения («Он сокрушил их.Они исчезли. Он отпустил их. Они вернулись »), также заставляет читателей увидеть, как этот персонаж тренируется, и, более того, заставляет их также увидеть , как Упражнения с тяжелым набором: медленно, методично, целенаправленно. Для него упражнения — это больше, чем просто упражнения; это ритуализм, возможно, даже терапевтический. Его преданность тренировкам подкрепляется параграфом из одного предложения, который следует за описанием Heavy-Set при работе с «спиральными пружинами»: «Он делал это в течение десяти минут, в остальном неподвижно.«Очевидно, что он сосредоточен. В самом деле, он почти как одно целое с пружинами, которые он давит и отпускает.Хэви-Сет сжал маленькие скрученные спиральные пружины в своих больших кулаках. Они потерялись в его пальцах, как фокусы; затем они снова появились. Он сокрушил их. Они исчезли. Он отпустил их. Они вернулись.
Читатели, далее, видят, что подъем 100-фунтовой штанги для Heavy-Set легко; он делает это без усилий:
«Затем он нагнулся и поднял 100-фунтовые штанги, бесшумно, не дыша. Он несколько раз помахал им над головой, а затем бросил его в пользу боксерской груши, которую он ударил. . . легко, быстро, стабильно », работая над этим так же, как он работал с отягощениями.Он гордится своими размерами и силой; его физическая доблесть является основой его самооценки и, возможно, его самооценки. Когда он заканчивает свой вечерний режим упражнений, он наполняет «свои легкие, пока его грудь» не раздувается до «пятидесяти дюймов» и стоит «с закрытыми глазами, видя себя в невидимом зеркале, уравновешенного и огромного, двести двадцать фунтов с мускулами, загорелого на солнце. , соленый морским ветром и собственным потом ».
Определив размер и силу антагониста своей истории, Брэдбери затем устанавливает «детский» характер Хэви-Сета, заставляя его вырезать тыквы на Хэллоуин, как если бы это была «работа», которой можно гордиться, а не несколько минут времяпрепровождения. :
Он пошел сегодня днем и купил тыквы, вырезал большинство из них и проделал отличную работу: они были красавицами, и он гордился ими.Теперь, по-детски глядя на кухню, он начал вырезать последнюю из них. Вы бы никогда не заподозрили, что ему тридцать лет. . . .Есть предположение, что Heavy-Set может быть умственно отсталым. Его мать, которая очень хорошо знает, как много тренируется ее сын, слыша, как «он каждую ночь вытирает боксерскую грушу на улице, или сжимает маленькие металлические пружины в руках, или крякает, когда он поднимает свой мир своих весов», похоже, обожает на него именно по этой причине. Она очень заботится о его комфорте и удовольствии, спрашивая его, понравился ли ему ужин, который она приготовила для него, и рассказывая ему, что она купила «особенный стейк» и «свежую» спаржу.Когда он говорит, что «это было хорошо», она отвечает: «Я рада, что тебе понравилось, мне всегда хотелось, чтобы тебе понравилось». Странный синтаксис подчеркивает ее желание доставить удовольствие сыну, и читатели задаются вопросом, имеет ли значение ее забота помимо нее самой.
Хотя он привлекает девочек и «восемнадцатилетних парней» по разным причинам — девушки хотят встречаться с ним, а парни смотрят на него снизу вверх — Хэви-Сет избегает их компании, а его мать «используется. Теперь я слышу, как Хэви-Сет каждую ночь по телефону говорит, что устал девушкам и.. . нет, нет, он должен был сегодня вечером натереть машину воском или сделать зарядку для. . . мальчики. Кажется, что у него проблемы с отношениями с другими людьми, и он избегает ситуаций, которые могут привести к таким ассоциациям, будь то свидания или более общего и случайного характера, его трудности подкрепляют предположение о том, что он может быть умственно отсталым.
Кажется, ему лучше удается общаться с молодыми людьми в группе в течение ограниченного времени, так как он планирует посетить вечеринку в честь Хэллоуина, на которую он был приглашен.Он «купил два кувшина сидра», — говорит он своей матери, — на случай, если «все они появятся», хотя, как он беспокоится, «они могут не появиться».
По мере развития сюжета рассказчик Брэдбери постоянно вставляет ссылки на тяжелую атлетику Heavy-Set и его сжатие упражнений. Брэдбери также неоднократно ссылается на размер своего антагониста. Такое повторение подчеркивает эти действия и характеристики.
Далее рассказчик связывает физическое мастерство персонажа с его незрелостью.После того, как Хэви-Сет заканчивает вырезать последнюю из своих тыкв, он движется «в свою спальню, тихо массивный, его плечи заполняют дверь и дальше», откуда он возвращается, одетый в очень детский костюм, действительно состоящий из «пары парашютов». короткие черные брюки, рубашка для мальчика с воротником-стойкой и шляпа Buster Brown »и« лизание гигантского леденца в полоску перечной мяты ». Своей матери он объявляет: «Я маленький подлый ребенок!» Если возникли какие-либо вопросы относительно умственной отсталости антагониста, то его одежда в возрасте тридцати лет в такой одежде устраняет все подобные сомнения.Его мать насмехается над ним, когда он идет перед ней, делая вид, что ведет «большую собаку на веревке», восклицая: «Ты будешь душой вечеринки!» Тем не менее, она находит его выходки «утомительными». Читатели подозревают, что мириться с незрелым тридцатилетним мужчиной для нее — нелегкая задача.
«Детский» характер Хэви-Сет становится более очевидным, когда он становится одним из «восемнадцатилетних мальчиков», с которыми он иногда звонит, чтобы сказать ему, что многие из них не пойдут на вечеринку. В отличие от Хэви-Сета, который избегает девочек, мальчики, хотя и моложе его на двенадцать лет, больше заинтересованы в свиданиях, чем в посещении костюмированной вечеринки на Хэллоуин, и «половина парней, — узнает он, — не появляются на улице». вечеринка », потому что у них« другие свидания ».Томми, мальчик, которому позвонили, чтобы передать эту новость, говорит, что у него самого «свидание с девушкой».
Когда удрученный Пулеметчик говорит: «Я должен выбросить тыквы в мусор», его мать в любом случае поощряет его пойти на вечеринку, уверяя, что «на вечеринку хватит» и что он должен «продолжать и хорошо проводить время», тем более что он «не выходил из дома уже несколько недель».
Рассказчик сообщает читателям, что Хэви-Сет встречался с двумя девушками в течение последнего десятилетия, ни одна из которых не удалась удачно.Его более привычный способ проводить свои дни — уединенные занятия, такие как «игра в баскетбол с самим собой». . . на заднем дворе », плавание, серфинг или, конечно же, тренировка с отягощением и боксерской грушей. В таких занятиях (которые типичны для мужчин моложе его) Хэви-Сет находит мгновенное освобождение от напряжения и стресса, возникающих в результате его одиночества и его неспособности установить или поддерживать взрослые отношения. Они также являются для него средством подавления своего полового влечения, о чем свидетельствует следующее описание с его почти подсознательной метафорической намеком на оргазм:
Иногда он стоял вот так, а затем внезапно исчезал, и вы видели его выходом в океан плавал долго, сильно и тихо, как тюлень под полной луной, или вы не могли видеть его в те ночи, когда луна уже не было, и только звезды лежали над водой, но вы слышали его там, иногда, слабый всплеск, когда он шел под и оставался под долгое время и подошел, или он выходил [как будто на свидание] иногда со своей доской для серфинга, гладкой, как щека девушки, отшлифованной до мягкости, и въезжал, огромный и один.. . [семяизвержение] белая и жуткая волна, просачивающаяся вдоль берега. . . .Хотя до сих пор у него есть возможности встречаться, он пропускает их, и мальчики, которые восхищаются его телосложением, как только им исполняется двадцать один год, покидают его, и их место занимает новая группа юных поклонников, которые также покинут его в свое время.
Когда главный герой думает о своем сыне Леонарде, которого его юные друзья называют «Хэви-Сет» или «Сэмми», что «сокращенно от Самсона», или «Бутч», или «Атлас», или «Геракл», наступает ее истощение. через, и читатели почувствуют ее собственное отчаяние.Раньше, когда она наблюдала за парадом своего сына в костюме Бастера Брауна, мать Хэви-Сет чувствовала себя «измотанной». Теперь читатели узнают, что состояние ее сына влияет на нее и по другим причинам. Еще она одинока. Ее сын необщителен и считает ее не столько своей матерью, сколько типичной женщиной, «женщиной», которая ждет его по рукам и ногам и всегда заботится о его счастье и комфорте:
Он пошел на кухню. «Думаю, там будет достаточно парней», — сказал он. «Конечно, будет», — сказала она, снова улыбаясь.Она всегда снова улыбалась. Иногда, когда она разговаривала с ним, ночь за ночью, она выглядела так, будто тоже поднимала тяжести. Когда он проходил по комнатам, она выглядела так, будто гуляла за него. . . .Еще раз заверив его, что на вечеринке будет много его знакомых, мать выгнала его за дверь, сказав: «Улетай прочь». Эти слова не только для нее надежды, но и для него воодушевляют. Она надеется, что он сделает именно это, как птица, которая слишком долго пробыла в гнезде.Его присутствие мешает ей вести полноценную и независимую жизнь, поскольку ее собственная жизнь почти полностью посвящена заботе о нем, несмотря на то, что Heavy-Set действительно выполняет своего рода работу, работая «на линиях электропередач большой мощности». весь день в небе в одиночестве ».
По мере того, как наступает вечер, она следит за возвращением сына, все время надеясь вопреки надежде, что, наконец, он, возможно, встретил «кого-то» и не вернется домой, и в этом случае она сама будет свободна:
Что, если, подумала она, он нашел кого-то сегодня вечером, нашел кого-то там, и просто никогда не вернулся, не вернулся домой.Никакого телефонного звонка. Никакого письма, так могло быть. Нет слов. Просто уходи и больше никогда не возвращайся. Что, если? Что, если?Однако ее отчаянная надежда недолговечна, поскольку она думает: «Нет!». . . нет никого, никого нет, никого нигде нет. Вот только это место. Это единственное место ».
Ранее она задавалась вопросом, что произошло в жизни ее сына, что задержало его эмоциональное развитие и заставило его не хотеть иметь ничего общего с девушками, сексом, браком или нормальной жизнью. Ее вопросы показывают, что она мало знает о своем сыне, несмотря на то, что прожила с ним тридцать лет.Он мало общается, за исключением случаев, когда он зол или недоволен. В нем может быть не так много глубины, и он определенно кажется умственно неполноценным. У него могут быть скрытые гомосексуальные наклонности, поскольку его больше беспокоит то, что мальчики-подростки думают о нем, чем маргинальные женщины, которые его обожают. Он, кажется, в некотором роде завоевывает расположение и восхищение мальчиков-подростков, а не пользуется жалкими женщинами, которые проявляют к нему интерес, и его мать, кажется, связывает его поведение с прошлым травмирующим событием, возможно, с домогательствами, что он никогда не упоминал ей:
Леонард, мой хороший мальчик.. . . где же за все эти годы произошло то, что заставило его в одиночку подниматься на этот шест и тренироваться в одиночестве каждую ночь? Конечно, женщин здесь и там, время от времени, на протяжении всей его жизни было достаточно. Маленькие неряшливые, конечно, дураки, да, судя по их виду, но женщины, точнее девушки, и ни на кого не стоит взглянуть во второй раз. Тем не менее, когда мальчику перевалило за тридцать. . . .Читатели также узнают, что забота матери в большей степени связана с ее страхом перед своим большим умственно отсталым сыном, а не с ее заботой о его комфорте и удовольствии.Она старается, чтобы он был доволен, насколько это возможно, чтобы он не вышел из себя и не стал агрессивным по отношению к ней, «женщине».
Heavy-Set приходит домой рано и расстроенный. Он объясняет своей матери, что пришло всего несколько человек, и никто, кроме него, не был в костюме. Несмотря на его попытки развлечь их, остальные участники вечеринки просто стояли вокруг. Мальчиков больше интересовали свидания, чем вечеринки, и они «просто стояли» до того, как парами уходили на пляж вместе, оставив Хэви-Сета одного:
«С ними были их девочки, и они просто стояли с ними и ничего не делали, ни игр, ничего.Некоторые из них ушли с девушками. . . . Они ушли на пляж и больше не вернулись. . . . Я чувствовал себя дураком, единственный там одетый вот так, и все они разные, и только восемь из двадцати, и большинство из них ушли через полчаса. Ви была там. Она тоже пыталась заставить меня прогуляться по пляжу. К тому времени я был зол. Я был действительно зол. Я сказал нет, спасибо. И вот я здесь. Можешь съесть леденец. . . . Вылейте сидр в раковину, выпейте, мне все равно.
Рассказчик предположил, что Heavy-Set снимает напряжение, тренируясь и работая с отягощениями.Хэви-Сет делает это снова, теперь его мать смотрит и слушает, как ее сын бьет по сумке. Оценив уровень его гнева к тому моменту, когда он работал с грушей, она пришла к выводу, что он особенно зол сегодня вечером:
Он, должно быть, протирал боксерскую грушу до трех часов ночи. «Три», — подумала она, проснувшись, прислушиваясь к сотрясениям мозга. Раньше он всегда останавливался на двенадцати.Когда он, наконец, перестает бить по мешку, он входит в дом, и у его матери «такое чувство, что он все еще» носит «костюм маленького мальчика», но она не «хочет знать, правда ли это.
Она ушла на ночевку давным-давно. Теперь ее сын присоединяется к ней в постели, лежа рядом с ней, «не касаясь ее». Она притворяется спящей, зная, что тело ее сына «застыло», и чувствует, как «кровать трясется, как будто он смеется». Скорее всего, он беззвучно плачет, разочарованный разбитостью своей личности и фиаско вечеринки, на которой он унизил себя, а затем он начинает работать «тренажеры со спиральной пружиной», а она хочет «выбить их из его тела». пальцы »- до тех пор, пока ей в голову не приходит тревожная мысль:« Что бы он сделал своими руками? Что он мог в них вложить? Что бы он, да, что бы он делал своими руками? » Она считает, что ее единственный выход — это молитва, поэтому она молится:
Итак, она сделала единственное, что могла сделать, она затаила дыхание, она закрыла глаза, слушала и молилась, о Боже, пусть это продолжается, пусть он продолжает сжимать эти штуки, пусть продолжает сжимать эти штуки, о, позволь ему, пусть продолжает сжимать.. . позволять. . . позволять. . .Возможно, читатели могут предположить, что Хэви-Сет лег в постель рядом со своей матерью, чтобы напасть на нее, как сексуально, так и физически, и, возможно, убить ее. Она определенно кажется достаточно напуганной, чтобы оправдать такое толкование. Однако более вероятно, что он лег рядом с ней в постель, потому что ищет утешения. Он пережил травмирующее унижение и, возможно, на каком-то уровне, сознательном или ином, понимает, что он ненормальный, что он не ведет себя, как даже молодые мужчины, и что его интересы незрелые и «детские», скорее чем по-мужски.В свои тридцать лет он холост и до сих пор живет дома с матерью. Она думает, что он все еще может носить «костюм маленького мальчика» поверх своего мужского тела.Это было похоже на лежание в постели с большим темным сверчком.
И далеко до рассвета.
Физически Heavy-Set силен и силен. Он выглядит мужественным, но ему не хватает мужественности, а интеллектуально и эмоционально он слаб и по-мальчишески. Эти качества и его скрытая гомосексуальность, кажется, предполагают, что он видит свою мать как «женщину» — чужеродное, но, тем не менее, успокаивающее присутствие. Он не относится к ней сексуально, но как зависимый и неадекватный юноша относится к независимому и самодостаточному взрослому кормильцу и попечителю.Кажется, ему нужен комфорт, а не секс. В то же время, однако, по мере того, как он становится старше, она склонна становиться все менее и менее способной обеспечить материнское воспитание и утешение, которые она более легко обеспечивала ему в его молодые годы. Если она перестанет давать ему необходимые заверения, она боится, что она больше не будет ему нужна, и он может, в приступе неконтролируемого гнева, избавиться от своих разочарований и страхов, своих разочарований и беспомощности, своего поражения и бессилия перед ее. Как стареющий Атлас, он больше несет мир на своих плечах так же легко, как могут предположить его более молодые поклонники, мужчины и женщины.
Хотя он больше известен научной фантастикой или фэнтези, чем ужасами, «Heavy-Set» Брэдбери доказывает, что мастер также способен писать превосходные фильмы ужасов.
Ужасы, как и «Heavy-Set», обычно начинаются с повседневной ситуации, постепенно привнося элемент странности. В данном случае этот элемент представляет собой несоответствие между тридцатилетним, подтянутым и мускулистым антагонистом и его минимальным интеллектом, эмоциональной зрелостью и социальными навыками, которые, становясь все яснее и яснее по мере взросления антагониста, заманивают в ловушку и его, и его жертву. его собственная мать, попавшая в экзистенциальную ловушку, которая с каждым годом сужается все больше и всегда угрожает запереть их.Из-за мастерского, сдержанного повествования Брэдбери эта тонкая история прерванного развития человека поистине ужасна. Читатели, вероятно, скажут вместе с главным героем: «Пусть он продолжает сжимать эти штуки!»
.