— Расскажи, как шел процесс написания книги? В предисловии ты рассказываешь, что идея к тебе пришла, когда ты, как приглашенный лектор, внезапно решил рассказать, что такое казанская ОПГ. И это оказалось интересно и тебе, и слушателям. Но потом ведь появилась идея сделать из этого книгу.

— В социальных сетях мой приятель Феликс Сандалов написал, что начал работать в издательстве Individuum и ищет интересные темы. Я ему предложил свою. Он сказал, что, в принципе, это интересно, попросил написать что-то предварительное. Мы встретились, и я начал работать. Я думал, что сделаю книгу вроде известной летописи панк-рока «Прошу, убей меня!», но на тему группировок. Чтобы это был сборник цитат — люди говорили, а я никаких оценок не давал. Но моя книга получилась немного другая. В той все спикеры — сплошь звезды рок-н-ролла. Так что к интервью пацанов я добавил и свой текст, объясняющий, что это было такое.

Для начала я почитал социологов. Оказалось, что они темой серьезно занимались. Я познакомился с книгой Светланы Стивенсон «Жизнь по понятиям. Уличные группировки в России», где она очень глубоко проанализировала явление. Мне понравилось, что можно с научной точки зрения взглянуть на этот вопрос. Еще была книга «Силовое предпринимательство в современной России» Волкова. Я понял, что у всего этого есть структура.

Я думал, что сделаю книгу вроде известной летописи панк-рока «Прошу, убей меня!», но на тему группировок. Чтобы это был сборник цитат — люди говорили, а я никаких оценок не давал. Но моя книга получилась немного другая

Кроме того, у меня был опыт существования внутри группировки, я примерно понимал, как она устроена. Чтобы понять, что это такое, надо показать ее структуру, ритуалы, иерархию, понятия, чтобы это стало чуть более понятным незнакомому с темой читателю. Когда говоришь о группировках на общероссийском уровне, люди путаются, считая, что группировки — это то, что было в 90-х: взрослые ОПГ и бригады, которые крышевали людей. Казанская история — она немного другая и началась намного раньше. Наверное, ты и сам понимаешь, что поначалу ни о каких-либо деньгах и материальной выгоде там речи не шло.

— Да, просто — свой двор, защита территории и так далее.

— Там дрались стенка на стенку, были потасовки, понятия… Но деньги пришли позднее, с началом перестройки, с началом горбачевских реформ, а потом и ельцинских. Это очень сильно поменяло и участников, и саму структуру группировок.

— Про «казанский феномен» писали и пишут много. Я хотел узнать, чем твоя книга отличается от других. Есть известная книга Любови Агеевой, к примеру.

— У Агеевой дискурс немножко перестроечный. Я очень люблю эти времена. Когда мне хочется почувствовать, чем отличались советские люди от нынешних, я включаю передачу «Музыкальный ринг» и слушаю вопросы из зала. Это эпоха, когда можно было говорить все, но люди не до конца понимали, что происходит вокруг. И книга Агеевой как раз интересна как артефакт того времени.

У меня был опыт существования внутри группировки, я примерно понимал, как она устроена. Чтобы понять, что это такое, надо показать ее структуру, ритуалы, иерархию, понятия, чтобы это стало чуть более понятным незнакомому с темой читателю

— В ней очень много уделяется морально-нравственному аспекту.

— Поэтому, например, я полностью морально-нравственный аспект у себя исключил. Было бы глупо осуждать кого-то и вставать на чью-то сторону. Подписчики моей группы «ВКонтакте» выясняли, я на стороне ментов или группировок? Ребята, извините, я исследователь, я вообще сбоку, я не там и не там.

Также я прочитал скандальную книгу Асгата Сафарова, где он чуть ли ни в первом абзаце говорит о том, что смертная казнь — это нормально. Она, конечно, самая слабенькая. Есть корпус книг Максима Беляева и Андрея Шептицкого — это люди, у которых есть доступ к уголовным делам, они внутри системы. Беляев и вовсе заместитель председателя Верховного суда. Там много фактического материала. Их интересно читать, они как детективы. Но мой жанр другой. Я соединил исследование и личные истории казанских пацанов. Я объясняю уличную логику через рассказы непосредственных участников «асфальтных» войн. Надо понимать, что группировки — это такие мини-государства. В Казани было около ста группировок. У каждой есть территория, границы, граждане и не граждане, которые не пользуются привилегиями этого государства. Есть внешняя политика, отношения с другими группировками, войны, дипломатические встречи-стрелки.

В общем, мне показалось очень интересным разложить эту структуру по полочкам. Разумеется, я все предыдущие книги прочел. Но мой материал — он полевой.

Я называю свою работу исследованием — мне важно было пообщаться с непосредственными участниками, у которых есть свое четкое и очень интересное мнение об этом явлении.

Надо понимать, что группировки — это такие мини-государства. В Казани было около ста группировок. У каждой есть территория, границы, граждане и не граждане, которые не пользуются привилегиями этого государства. Есть внешняя политика, отношения с другими группировками, войны, дипломатические встречи-стрелки

— Как ты добывал материал?

— Сначала было трудно. Я начал обращаться к знакомым, которые когда-то были в группировках, поговорил с некоторыми, но многие отказывались, не хотели вспоминать прошлое. Мне пришла идея создать паблик, в котором я делился деталями исследования и общался с людьми напрямую. Поначалу дела шли туго. Было 100—200 подписчиков, но чем больше я писал, тем больше появлялось людей (сейчас их почти 27 000).

Самое важное было, чтобы подписчики поняли, что я не работаю ни на какие органы, что у меня другая задача. Многие меня поддержали. Кому-то захотелось об этом узнать, другим — рассказать. Многие делали это анонимно, потому что проблемы у них могут возникнуть и сейчас, даже спустя много лет.

— То есть ты с ними переписывался или встречался лично?

— И переписывался, и встречался, созванивался, записывал, расшифровывал. Кого-то снимал на видео, это, например, Снежок — участник группировки «Слобода», экс-киллер «Жилки», я был у него дома.

— Сейчас идет исследование Адмиралтейской слободы и история группировок там тоже важна.

— Особенность группировки «Слобода» в том, что на их территории находится СИЗО-2. И живущие там отвечают за «дорогу», это система передачи посылок заключенным, так называемый «грев». И это влияет на местных с малых лет.

Тебе кажется, что группировки исчезли, но они существуют, хоть и на обочине жизни. Криминал всегда и везде будет. Я акцентировался на 80-х, времени, когда невозможно было пройти по городу, не заметив этих группировок, потому что они были везде

— Насколько опыт прошлого накладывает отпечаток на этих людей сейчас?

— Человек, который был на улице, вряд ли со своей проблемой пойдет в полицию. Есть такое правило в понятиях: если тебя посылают на три буквы, ты должен «встать в отмах», то есть незамедлительно вступить в драку. Даже если это произойдет в 2020 году. Или когда ты считаешь, что, например, коммерсант — это терпила. Это все отголоски 80-х и 90-х.

— Кажется, что такой человек живет прошлым, по понятиям, которые ему внушили в 80-е.

— Просто тебе кажется, что группировки исчезли, но они существуют, хоть и на обочине жизни. Криминал всегда и везде будет. Я акцентировался на 80-х, времени, когда невозможно было пройти по городу, не заметив этих группировок, потому что они были везде. Тогда ты не мог спокойно существовать в Казани, если был подростком, молодым человеком.

— В книге ты говоришь, что само явление возникло в Казани, хотя группировки были везде.

— Безусловно, они были по всему Союзу. Но у группировок казанского типа была сильная структура. К примеру, очень четкое разделение на возраста: «скорлупа», «супера», молодые и так далее. И это очень интересно, потому что возникает вопрос, откуда у дворовых ребят появилось такое деление? Есть версия, что в этом был виновен КГБ, хотя доказать ее я не могу. Возможно, кто-то из силовых структур пытался управлять массами молодежи.

Я привожу речь Андропова, где он видит своими врагами диссидентов, космополитов и неформальную молодежь. А чтобы бороться с ними, нужна была какая-то крепкая пролетарская молодежь. Возможно, велись такие эксперименты.

— Кто у тебя самый важный персонаж?

— Вероятно, Сергей Антипов, один из основателей группировки «Тяп-Ляп». Мы с ним общались долго и много. Он возмущен той ложью, что была написана про «Тяп-Ляп». Долгое время в «Википедии», к примеру, было написано, что он был убит в 90-х.

Я хотел понять причины появления группировок именно в Казани. Одного ответа я не получил, это был комплекс причин

— В свое время я с товарищами исследовал Ново-Татарскую слободу и пришел к выводу, что одной из форм рефлексии здесь мог бы быть музей ОПГ. Не с коллекциями «фернанделек» и фуфаек, а наподобие музея Холокоста. Чтобы молодежи неповадно было. Как ты относишься к таким идеям? Настолько глубоко нужно рефлексировать?

— Казань этот опыт еще не прошла. Это невозможно исключить, это часть истории. К примеру, на Суконке группировки были со времен Шаляпина. Вот ты сказал о музее Холокоста. В Германии начали работать с подобными темами достаточно рано, начали обсуждать коллективную травму, начали объяснять. Они там понимают, что их родственники виновны, и это надо осознать и прожить.

Местные краеведы мне говорили, что «казанский феномен» — это позорное пятно на теле города, которое надо забыть. Алло, ребята, вы краеведы, вы говорите об истории своего города. И эту важную часть вы хотите просто забыть? Я считаю, что нет таких тем, которые нельзя исследовать.

Подтолкнула меня к этой мысли работа в Еврейском музее, где я видел, как молодые люди вокруг исследовали очень разные вещи, от армянского колдовства до хасидского книгопечатания. Так что я подумал: я ведь был участником группировки, и это дает мне преимущество, это надо исследовать. Хотя со стороны города я чувствовал сопротивление, глубокое, почти онтологическое.

— Что ты сам извлек из процесса написания книги?

— Я хотел понять причины появления группировок именно в Казани. Одного ответа я не получил, это был комплекс причин. К примеру, это глобализация, привнесение сельского менталитета в городскую среду, когда молодые ребята приезжают, уходят из-под влияния родителей, становятся уличными хулиганами. Такой способ социализации, когда они собираются во дворах и организуются в группировки. Не хочу спойлерить — книга выйдет в конце ноября.

Радиф Кашапов

5 самых богатых и свирепых банд 90-х — Секрет фирмы

Самые громкие преступления: предполагается, что на счету банды — убийство авторитета Сергея Федяева с говорящим прозвищем Псих. Его убили в 1992 году у кафе на трассе Москва — Серпухов. Обезглавленный труп обнаружили у одной из подольских деревень. Официально доказать причастность Подольской ОПГ к убийству Психа не удалось, и уголовное дело приостановили.

Что стало с бандой: судьба большинства участников Подольской ОПГ достоверно не известна. Одним из авторитетных членов банды считается бывший совладелец спортивного клуба «Витязь» и глава медиахолдинга «Чехов Вид» Олег Стрекалов. Сейчас он находится в международном розыске. Его подозревают в хищении федеральных земель, мошенничестве и организации преступного сообщества. Бизнесмен вину отрицает и с сожалением отмечает, что его сделали «каким-то беглым бандитом», а бизнес «раздербанили».

До обвинений Стрекалов был настолько популярен, что чеховские каналы ежегодно поздравляли его с днём рождения. У Стрекалова был солидный капитал: например, до проблем с правосудием он продал принадлежащий ему торговый центр «Карнавал» за $55 млн.

Город: Москва

Численность: 50–60 человек

Годы существования: 1980–1990-е

Сферы влияния: начинали с того, что брали в барах деньги с проституток и дальнобойщиков за покровительство. Но по-настоящему состоятельными бандиты стали, когда занялись рэкетом в 90-е. Под контролем ОПГ оказался, в частности, прибыльный Одинцовский рынок, а также часть московских такси и даже аэропорт Домодедово.

К 1993 году зонами влияния группировки были также Пражский, Покровский, Митинский и Дорогомиловский рынки, компания «Русское золото», банк «Капитан-Экспресс» и ряд ЧОПов. Затем бандиты стали осваиваться в Екатеринбурге, приняв участие в приватизации крупных металлургических заводов на Урале.

Ореховские установили таксу для подконтрольных бизнесменов: крупные предприниматели должны были отдавать 30% от прибыли, малые — около 70%.

Капитал и активы: состояние лидера ОПГ в 1994 году оценивалось в $14 млн ($23,7 млн с учётом инфляции), а сама группировка зарабатывала ежегодно $20–25 млн (сегодня $34–42 млн). Ореховские щедро платили тем, кто на них работал: один из киллеров получал ежемесячно $40 000.

Лидер и его окружение: ОПГ возглавил новгородский тракторист Сергей Тимофеев. В молодости он терпеть не мог всё, что связано с преступностью, прошёл военную службу в элитном кремлёвском полку, потом устроился спортивным инструктором в Главмосстрое и жил в старом общежитии в Орехово-Зуеве.

У Тимофеева было две страсти: спорт и фильмы с Сильвестром Сталлоне. Когда он изменил своим принципам и возглавил бандитскую группировку, получил прозвище Сильвестр. Прославился тем, что стал прототипом Саши Белова в «Бригаде», Рокки в «Ледниковом периоде» и Сильвера в «Бандах».

Самые громкие преступления: всего за Ореховской ОПГ числится около 30 убийств. Считается, что ореховские могут стоять за покушением на олигарха Бориса Березовского в июне 1994 года.

Ореховские были виртуозами психологического прессинга. Работавший на Сильвестра киллер Саша Солдат рассказывал, что однажды ему поручили убрать особенно несговорчивого предпринимателя. Вместо того чтобы пустить упрямцу пулю в лоб, Солдат купил торт и пришёл на чаепитие к бизнесмену и его жене. Весь вечер он ни разу не намекнул на убийство, а спокойно пил чай. Предприниматель так испугался, что после ухода киллера передумал и согласился отдавать часть прибыли.

Что стало с бандой: 13 сентября 1994 года Сильвестр погиб. В его машину на автомойке подложили радиоуправляемую бомбу. Наиболее популярная версия гласит, что Сильвестра заказал его бывший подчинённый Сергей Буторин по прозвищу Ося. Мотивом мог послужить страх: до смерти Сильвестра Ося начал терять влияние в банде, а значит, сам оказался под угрозой. Буторин сидит в тюрьме, но за другое преступление.

Есть версия, что Сильвестр не погиб, а, как и Саша Белов, инсценировал свои похороны и улетел к своей жене в Израиль, где живёт спокойной жизнью.

Последний лидер ореховских Дмитрий Белкин провёл 12 лет в бегах. В 2014 году его задержали в Испании и экстрадировали в Россию. На родине его приговорили к пожизненному заключению за организацию 22 убийств.

Город: Санкт-Петербург

Численность: 300–500 человек.

Годы существования: 1990-е — начало 2000-х

Сферы влияния: главным источником состояния ОПГ был рэкет и вымогательство. По некоторым данным, в середине 90-х тамбовские через порт Санкт-Петербурга контролировали треть российского наркотрафика, а также на несколько лет монополизировали весь топливно-энергетический бизнес города.

Капитал и активы: лидер банды жил в центре Санкт-Петербурга, на Таврической, 35. В этом доме во времена Серебряного века был литературный салон Вячеслава Иванова, куда приходили звёзды того времени: Александр Блок, Анна Ахматова и Николай Гумилёв. Когда бандит купил квартиру площадью 480 кв. м, она стоила $5 млн (не считая отделки и мебели из редких пород деревьев). Всего же у него было активов примерно на $2 млрд (сегодня около $3,5 млрд).

Лидер и его окружение: возглавлял группировку уроженец Тамбова Владимир Кумарин по прозвищу Кум. В 80-е он работал швейцаром, вышибалой и затем барменом в питерских клубах, а затем сел в тюрьму за подделку документов. Освободившись, Кумарин собрал вокруг себя молодых спортсменов, в основном выходцев из Тамбова.

Его называли «ночным губернатором» Санкт-Петербурга. Он выполнял роль судьи и главы города. К Кумарину обращались, когда искали справедливости.

Самые громкие преступления: тамбовским вменяют убийство политика Галины Старовойтовой в 1998 году — женщину застрелили у дверей её же квартиры. Исполнителями оказались двое тамбовских бандитов. Имя заказчика до сих пор официально неизвестно.

Что стало с бандой: в 2007 году Кумарина задержали. За два рейдерских захвата в Санкт-Петербурге его приговорили к 15 годам лишения свободы. А когда появились новые подробности лихой биографии Кумарина, в 2019 году приговор ужесточили до 24 лет колонии строгого режима. Под суд пошли и другие члены банды.

Фото: shutterstock.com/vostock-photo.online

Расследование русской мафии: 9781594602252: Джозеф Д. Серио: Книги

Перед концом десятилетия директор Фри изменил свое мнение, заявив, что на самом деле масштабы опасности со стороны русской мафии были переоценены.Вступая в новое тысячелетие, международный крик о гангстерах из бывшего Советского Союза резко утих, особенно после террористических атак 11 сентября. «Аль-Каида» сместила центр внимания с организованной преступности на терроризм и внутреннюю безопасность США. Была ли русская мафия искоренена или она просто не попала в поле зрения?

Бесчисленные книги и статьи рассказывают о русской мафии в захватывающих дух словах, граничащих с истерией. Используя широкую сеть, Серио использует другой, более аналитический подход к исследованию предмета.Часть I «Расследования русской мафии» начинается с ряда основных вопросов: что Советы понимали под «мафией»? Было ли это российским феноменом или более широкими, многоэтническими группами? Как СМИ повлияли на восприятие русской мафии? Что дает внимательное изучение официальной статистики о природе преступных группировок в бывшем Советском Союзе?

В Части II Серио обсуждает взгляды и практики криминального мира, бизнеса и правоохранительных органов, среди прочего, в истории России.Он демонстрирует, что многие силы, действовавшие в 1990-е годы, возникли не в коммунистическую эпоху или возникли из-за распада СССР. Часть III представляет собой обсуждение преступных группировок, возникших в постсоветскую эпоху, проблем, с которыми столкнулся деловой мир, и ответных мер правоохранительных органов.

Эта книга — не просто обсуждение русской мафии. Это упражнение в критическом осмыслении одного из основных событий в международной преступности за последние два десятилетия.Читателям будет предложено изучить информацию, представленную СМИ и государственными органами, поместить текущие новости в более широкий исторический и культурный контекст и научиться задавать вопросы и делать собственные выводы. Расследование русской мафии идеально подходит для студентов, правоохранительных органов, практиков и деловых людей, работающих в бывшем Советском Союзе, а также для обычного читателя.

Серио привносит уникальный взгляд в свой предмет. Он прожил в бывшем Советском Союзе семь лет, наблюдая за страной и культурой с разных сторон.В советское время он был туристом и студентом в Москве. Он также проходил уникальную стажировку в Управлении по борьбе с организованной преступностью советской полиции до распада СССР. В 1990-е годы он работал консультантом по СМИ в The New York Times, The Washington Post, CNN, BBC, Chicago Tribune и других. Серио стал консультантом по безопасности в компании Kroll Associates, занимающейся глобальными корпоративными расследованиями и бизнес-аналитикой, а позже стал директором московского офиса Kroll, курировавшего расследования на территории бывшего Советского Союза.

Как бурные 90-е проложили путь для путинской России

Точно так же, хотя западные лидеры осуждали стремление Путина к сферам влияния, Конради показывает, что и во времена Ельцина россияне считали, что они имеют право на перевес в странах бывшего Советский Союз, в частности Украина. Для Александра Солженицына Украина и Россия были органически связаны. Владимир Лукин, посол Ельцина в Вашингтоне, посоветовал Строубу Тэлботту, ведущему эксперту Клинтона по России, а затем заместителю госсекретаря, рассматривать Россию и Украину как нечто родственное Нью-Йорку и Нью-Джерси.Первый министр иностранных дел Ельцина, либеральный реформатор Андрей Козырев, спросил, почему Россия должна отступать с территорий, на завоевание которых потребовались столетия.

Путинская Россия и Запад сейчас в конфликте — даже, согласно популярной, но ошибочной аналогии, которую использует Конради, вовлечены в новую холодную войну. Но все началось не так. Ранние встречи Путина с президентом Джорджем Бушем, премьер-министром Великобритании Тони Блэром и генеральным секретарем НАТО Джорджем Робертсоном были дружественными. Он представил Россию как часть Запада и даже поразил своих собеседников предложением вступить в НАТО.Он позвонил в Белый дом сразу после терактов 11 сентября, предложил помощь и фактически оказал ее во время войны Вашингтона против Афганистана, управляемого талибами. Хотя ему не нравился отказ Джорджа Буша от Договора по противоракетной обороне 1972 года, его вторжение в Ирак и включение в НАТО трех балтийских государств — Эстонии, Латвии и Литвы — он отнесся к этим вопросам спокойно.

Когда дела пошли не так и почему? Конради предполагает, что демократические революции в Грузии в 2003–2004 годах и на Украине в 2004–2005 годах, возможно, стали поворотным моментом.Западные правительства аплодировали протестующим, а американские и европейские неправительственные организации долгое время финансировали и обучали грузинские и украинские продемократические группы. Для Путина демократические движения представляли собой попытку Запада подорвать ситуацию в России по соседству; демократия и права человека были уловками, которых требовали одни страны, а другие — нет.

В 2007 году на ежегодной Мюнхенской конференции по безопасности Путин раскритиковал Соединенные Штаты за навязывание своих ценностей другим, сея нестабильность и высокомерное поведение.Он придерживается этого сценария. И в России он пользовался огромной популярностью. Для многих россиян Путин олицетворяет разрыв с 1990-ми годами, когда их страна, возглавляемая пьяным, неустойчивым президентом, была политически хаотичной, экономически близкой к краху и отвергалась Западом.

Всего 47 лет, когда он был избран президентом в 2000 году, Путин излучал жизненную силу — резкий контраст, как показывает Конради, дряхлости Ельцина. Воспользовавшись резким ростом цен на нефть, которые в период с 2000 по 2008 год выросли в пять раз, Путин увеличил российскую армию, получив силу, чтобы дать отпор: в Грузии в 2008 году (Конради подробно рассказывает о событиях, которые привели к унизительному поражению грузинской армии) и в Украине в 2014 году (здесь Конради ничего оригинального не добавляет).

Если какое-то событие объясняет разрыв между Россией и Западом, то, как наглядно показывает Конради, это было массовое восстание, которое вспыхнуло на Украине в конце 2013 года, когда президент Виктор Янукович, всенародно избранный, хотя и продажный, прервал переговоры с Европейским союзом. по соглашению об ассоциации и вместо этого обратился к России. Западные правительства немедленно поддержали восстание против него. Сенатор Джон Маккейн и помощник госсекретаря Виктория Нуланд посетили Киев и пообщались с протестующими.

21 февраля Европейский союз выступил посредником в сделке между Януковичем и лидерами оппозиции, которая включала досрочные президентские выборы. Но когда протестующие массы закричали о предательстве, с Януковичем было покончено. На следующий день он сбежал. Для Путина его отставка была очередным западным заговором. Российские официальные лица ухватились за телефонный разговор в Киеве между Нуланд и американским послом Джеффри Пайеттом о составе правительства после Януковича — дилетантский разговор, который был перехвачен российской разведкой и неизбежно попал на YouTube.В марте Путин повысил ставки, аннексировав Крым, в котором большинство населения находится в России, и поддержал сепаратистов на востоке Украины оружием и войсками. Запад применил к России экономические санкции и исключил ее из «большой восьмерки». Больная политика президента Обамы «перезагрузка» провалилась.

Так кто потерял Россию? Лидеры России, в первую очередь Путин, которые не построили демократию и не сделали Россию партнером Запада? Или Запад, который никогда серьезно не относился к уважению интересов России, не говоря уже о партнерстве? Конради не дает однозначного ответа на свой вопрос.Кто может его винить, учитывая сложности, с которыми он борется?

Гангстерский рай: как организованная преступность захватила Россию | Россия

Я был в Москве в 1988 году, в последние годы существования Советского Союза. Система катилась к жалкому забвению, даже если в то время никто не знал, как скоро наступит конец. Во время работы над докторской диссертацией о влиянии советской войны в Афганистане я брал интервью у российских ветеранов этого жестокого конфликта. Когда я мог, я встречал этих афганцев вскоре после того, как они вернулись домой, а затем снова через год гражданской жизни, чтобы посмотреть, как они приспосабливаются.Большинство возвращалось огорченными, шокированными и сердитыми, либо полными ужасов и промахов, либо острыми или оцепеневшими. Однако год спустя большинство из них сделали то, что обычно делают в таких обстоятельствах: они адаптировались, они справились. Кошмары стали менее частыми, воспоминания — менее яркими. Но были и те, кто не мог или не хотел двигаться дальше. Некоторые из этих молодых людей, косвенно пострадавших от войны, стали наркоманами, страдающими адреналином, или просто нетерпимыми к условностям повседневной жизни.

Одного из мужчин, с которым я познакомился за это время, звали Володя. Жидкий, напряженный и угрюмый, он обладал хрупкими и опасными качествами, которых я бы в целом перешел через дорогу, чтобы избежать. Он был стрелком на войне. Другие афганцы, которых я знал, терпели Володю, но никогда не чувствовали себя комфортно ни с ним, ни с разговорами о нем. У него всегда были деньги, которые он мог сжечь, в то время, когда большинство из них вело самую маргинальную жизнь, часто живя с родителями и работая на нескольких работах.Однако все это имело смысл, когда я позже узнал, что он стал тем, что в российских криминальных кругах было известно как «торпеда» — киллера.

По мере того, как ценности и структуры советской жизни рушились и падали, организованная преступность появлялась из руин, больше не подчиняясь коррумпированным боссам коммунистической партии и миллионерам с черного рынка. По мере своего роста он собирал новое поколение новобранцев, в том числе пострадавших и разочаровавшихся ветеранов последней войны СССР. Кто-то был телохранителями, кто-то бегуном, кто-то ломал ноги, а кто-то, например, Володя, был убийцей.

Я так и не узнал, что случилось с Володей. Вероятно, он стал жертвой бандитских войн 1990-х годов, воевал с заминированными автомобилями, стрельбой из проезжающих мимо проезжающих автомобилей и применением ножей в ночное время. В это десятилетие зародилась традиция монументального увековечения памяти, когда павших гангстеров хоронили с помпой в стиле Крестного отца, а черные лимузины проезжали по дорожкам, выложенным белыми гвоздиками, и над могилами, отмеченными огромными надгробиями. Чрезвычайно дорогие (самая крупная из них стоила более 250 000 долларов в то время, когда средняя заработная плата была близка к доллару в день) и невероятно безвкусно, эти памятники изображали мертвых с трофеями их преступной жизни: Мерседес, дизайнерский костюм, тяжелая золотая цепочка.Я до сих пор думаю, не пойду ли когда-нибудь по одному из любимых московскими бандитами кладбища и наткнусь на могилу Володи.

Тем не менее, именно благодаря Володе и ему подобным я стал одним из первых западных ученых, которые подняли тревогу по поводу роста и последствий российской организованной преступности, присутствие которой, за некоторыми благородными исключениями, было раньше. игнорируется. Однако 1990-е были днями славы российских гангстеров, и с тех пор, при Путине, уличный бандитизм уступил место клептократии в государстве.Войны мафии закончились, экономика стабилизировалась, и, несмотря на текущий режим санкций в период холодной войны после Крыма, Москва теперь так же украшена, как и любая европейская столица, Starbucks и другими подобными символами глобализации.

За годы, прошедшие после знакомства с Володей, я изучал российский преступный мир как ученый, правительственный советник (в том числе в Министерстве иностранных дел и по делам Содружества Великобритании), бизнес-консультант, а иногда и как полицейский ресурс. Я наблюдал, как он поднимается и если не падает, то, несомненно, меняется; Я видел, как его все больше укрощает политическая элита, которая по-своему гораздо более безжалостна, чем старые криминальные боссы.Тем не менее, у меня до сих пор остается образ этого израненного войной боевика, одновременно жертвы и виновника новой волны русского бандитизма, метафора общества, которое будет погружено в водоворот почти безудержной коррупции, насилия. и преступность.

В 1974 году обнаженное тело выбросило на берег в Стрельне, к юго-западу от Ленинграда (так тогда назывался Санкт-Петербург). Он плыл в Финском заливе пару недель, и зрелище было не из приятных.Серия глубоких ножевых ранений в брюшной полости мужчины достаточно хорошо указала на причину смерти. И все же, без отпечатков пальцев и без одежды, с распухшим, побитым и частично съеденным лицом, не было ни одного из общепринятых ключей к опознанию его личности. Уведомление о пропавших без вести в его адрес не подавалось. Тем не менее, его опознали в течение двух дней. Причина: его тело было обильно украшено татуировками. Татуировки были знаком или — русского слова, означающего «вор», но также общего термина для профессионального члена советского преступного мира.Большинство татуировок все еще можно было узнать, и был вызван специалист по их чтению.

В течение часа они были расшифрованы. Прыгающий олень на груди? Это символизировало срок, проведенный в одном из северных трудовых лагерей. Обмотанный цепями нож на правом предплечье? Мужчина совершил нападение с применением насилия (но не убийство), находясь за решеткой. Крестится на трех костяшках пальцев? Отбыто три отдельных тюремных срока. Пожалуй, наиболее показательным был запятнанный якорь на его плече, к которому позже явно была добавлена ​​обвязка из колючей проволоки: владельцем был ветеран флота, приговоренный к тюремному заключению за преступление, совершенное во время службы.

Благодаря этим деталям, было относительно быстро опознать погибшего как Матвея Лодочника или «Матвея-лодочника», бывшего морского прапорщика, который 20 лет назад почти до смерти избил военно-морского флота. Позже Матвей стал пристанищем преступного мира в Вологде. Полиция так и не выяснила, почему Матвей был в Ленинграде и почему он умер. Но скорость, с которой его можно было идентифицировать, свидетельствует не только об особом визуальном языке советского преступного мира, но и о его универсальности.Его татуировки были одновременно его преданностью криминальной жизни, а также его резюме.

Субкультура vory (множественное число от vor) восходит к более ранним, царским годам, но радикально изменилась в сталинских гулагах между 1930-ми годами. и 1950-е гг. Во-первых, преступники приняли бескомпромиссный отказ от легитимного мира, явно нанеся себе татуировки в знак неповиновения.У них был свой язык, свои обычаи и свои авторитеты. Со временем воры потеряли свое господство, но не исчезли совсем. В постсоветской России они слились с новой элитой. Татуировки исчезли или были спрятаны под четкими белыми рубашками хищного нового поколения гангстеров-бизнесменов, авторитет («авторитет»).

В 1990-х все было открыто, и новый vory тянулся обеими руками.Государственные активы были приватизированы, предприятия вынуждены платить за защиту, и когда железный занавес упал, российские бандиты ворвались в остальной мир. Воры были частью образа жизни, который по-своему отражал изменения, которые Россия пережила в ХХ веке. Организованная преступность действительно начала проявлять себя в России, которая сама становилась все более организованной. После восстановления центральной власти при президенте Владимире Путине на рубеже тысячелетий новые воры снова адаптировались, заняв более низкий профиль и даже работая на государство, когда это необходимо.

Российская организованная преступность бросает серьезный вызов — и не только дома. По всему миру он торгует наркотиками и людьми, вооружает повстанцев и бандитов, а также предоставляет все виды криминальных услуг, от отмывания денег до взлома компьютеров. Тем не менее, большая часть остального мира по-прежнему желает — а зачастую и радуется — отмывать деньги этих гангстеров и продавать им дорогие апартаменты в пентхаусах.

Бандиты правят Россией? Нет, конечно, нет, и я встречал многих решительных, преданных делу российских полицейских и судей, готовых бороться с ними.Однако многие компании и политики используют методы, которые больше обязаны преступному миру, чем юридической практике. Государство нанимает хакеров и вооружает бандитов для ведения своих войн (и остаются предположения, что преступники использовались в качестве агентов при попытке убийства Сергея Скрипаля в Солсбери в этом месяце). На улицах можно услышать вор-песни и вор-сленг. Даже Путин время от времени использует его, чтобы подтвердить свои уличные навыки. Возможно, на самом деле вопрос не в том, насколько государству удалось приручить бандитов, а в том, насколько далеко зашли ценности и обычаи воров в формировании современной России.

Ряд комментаторов окрестили Россию «мафиозным государством». Это, конечно, запоминающийся эпитет, но что он на самом деле означает? Для испанского прокурора Хосе Гринды Гонсалеса — особого бедствия российских банд в его стране — это означает, что Кремль (или, по крайней мере, аппарат государственной безопасности), вместо того, чтобы находиться под контролем преступников, является призрачным кукловодом, создающим банды. танцевать на его струнах. На самом деле все сложнее. Кремль не контролирует организованную преступность в России и не контролируется ею.Скорее, организованная преступность процветает при Путине, потому что она может идти в ногу с его системой.

В России очень высокий уровень коррупции, что создает благоприятные условия для организованной преступности. Не только профессиональные преступники используют возможности, предоставляемые каннибалистическим капитализмом России — государственные агенты также все более организованным образом используют свои собственные криминальные возможности. В 2016 году полиция провела обыск в квартире полковника Дмитрия Захарченко, исполняющего обязанности начальника отдела отдела по борьбе с коррупцией.Там они нашли 123 миллиона долларов наличными: столько денег, что следователям пришлось приостановить поиск, пока они нашли контейнер, достаточно большой, чтобы вместить все это. Предполагается, что не все деньги принадлежали ему, а, скорее, он был держателем общего фонда банды оборотен , или «оборотней», как часто называют организованные преступные группы в рядах полиции.

Путин снова и снова публично признавал, что коррупция широко распространена. Однако по прошествии 18 лет его правления мы увидели мало свидетельств того, что он когда-либо имел в виду нечто большее, чем публичная демонстрация решимости и периодическая чистка чиновников, которые служат одноразовыми козлами отпущения.

Связь между элитой и гангстерами обычно вращается вокруг взаимовыгодных отношений, но эти отношения также могут разрушаться впечатляющими способами. Возьмем случай Саида Амирова. С 1998 года Амиров управлял городом Махачкала, столицей северокавказской республики Дагестан, как своей собственной политико-криминальной вотчиной. Нужен был особый человек, чтобы контролировать, пожалуй, самый неуправляемый город в Дагестане, который сам во многих отношениях является самой неуправляемой республикой в ​​Российской Федерации.Амиров казался практически несокрушимым во всех смыслах этого слова. Он пережил не менее дюжины покушений, включая одно в 1993 году, в результате которого он оказался в инвалидном кресле после того, как пуля попала ему в позвоночник, и ракетный обстрел его офиса в 1998 году. Что не менее важно, он выглядел политически неприступным. Несмотря на продолжающиеся обвинения в связях с жестокостью, коррупцией и преступностью, он видел четырех дагестанских лидеров и трех российских президентов.

В течение 15 лет Москва была достаточно счастлива, что позволила Амирову построить свою вотчину, потому что, по крайней мере, он поддерживал ее в дисциплине и не бросал явных вызовов центру.Когда в 2013 году государство, наконец, решило выступить против него, ему пришлось принять во внимание силу его местной власти. Его арест был похож на рейд на враждебной территории, организованный спецназом Федеральной службы безопасности (ФСБ), привезенным из-за пределов республики, при поддержке бронетехники и боевых вертолетов. Беспокойство по поводу его влияния на местные власти было настолько велико, что Амиров был немедленно доставлен по воздуху в московскую тюрьму вместе с 10 другими подозреваемыми.

Почему Москва отвернулась от Амирова? Похоже, он поссорился с могущественным Следственным комитетом — организацией, которую Путин использует для преследования и подавления своих врагов — благодаря его причастности к убийству в 2011 году одного из его региональных руководителей.Речь шла не столько о том, чтобы добиться справедливости, сколько о сведении счёта. Амиров был приговорен к 10 годам колонии строгого режима и лишен государственных наград (в том числе некоторых, по иронии судьбы, предоставленных ему ФСБ). Это было беспрецедентным явлением для одного из бывших местных властителей Кремля и поучительной историей для других местных клептократов. Те самые атрибуты, которые когда-то, казалось, делали Амирова таким замечательным местным доверенным лицом — его умение управлять сложной политикой Дагестана, его безжалостность, его сеть, охватывающая как преступный мир, так и легитимный мир, его коррупция в промышленных масштабах, его стяжательные амбиции в отношении самого себя. и его семья — все превратилось в обязательства.

Современное российское государство — гораздо более сильная сила, чем в 1990-е годы, и завидующая его политической власти. Банды, процветающие в современной России, стремятся к этому, работая с государством, а не против него. Другими словами: сделайте добро Кремлю, и Кремль закроет глаза. Если нет, вам напомнят, что штат — самая большая банда в городе.

Я помню, как однажды разговаривал с российским предпринимателем, чей бизнес, казалось, в основном заключался в выгрузке на рынок плохо сделанных поддельных компакт-дисков от имени некоторых украинских бандитов из Донецка.Когда его спросили, что он думает о работе с организованной преступностью, он легкомысленно отмахнулся от предложения: «Это все бизнес, просто бизнес».

Ключевой характеристикой организованной преступности в современной России является глубина ее взаимосвязи с законной экономикой. Отделить грязные деньги от чистых в России — безнадежная задача, не в последнюю очередь потому, что в 1990-е годы было практически невозможно заработать серьезные деньги, не прибегая к методам, которые в лучшем случае были сомнительны с этической точки зрения, а в худшем — совершенно незаконны.

В то время убийство было удручающе распространенным способом разрешения деловых споров. Например, в пресловутых «алюминиевых войнах» начала 90-х годов головорезы захватили фабрики, произошла череда убийств и зловещие отчеты о деятельности организованной преступности в металлургической промышленности. Недавние исследования показывают, что заказные убийства, связанные с этими войнами, вероятно, исчислялись тысячами.

Однако с 90-х годов явная роль бандитизма в большей части экономики снижается.Как писал в прошлом году бывший адвокат мафии Валерий Карышев: «Дикие 90-е ушли в историю … Многие легенды криминального мира, которых я знал лично, ныне ушли в землю. Заказных убийств стало меньше, хотя перестрелки продолжаются даже в центре столицы. Ракетка пропала в жестком виде, хотя есть откаты и рейды. Теперь бизнес решает свои конфликты не с помощью бандитов и раскаленного железа, а в судах ».

«Рейдерство» — захват активов и компаний с помощью физического или юридического принуждения — остается серьезной проблемой, но в меньшей степени зависит от насилия, чем в прошлом.Один британский бизнесмен рассказал мне, что в 2009 году ему дважды приходилось срочно вылететь в Москву из-за попыток украсть одно из его владений. В первый раз бандиты появились в дверях и прошли мимо охранника. Бизнесмену пришлось обратиться за помощью в местную полицию, чтобы их выгнали. Однако во второй раз налетчики пришли в виде адвокатов и судебных приставов с документами, в которых утверждалось, что собственность была передана в их владение для погашения (несуществующего) долга.В то время как избавление от головорезов заняло несколько часов и, я подозреваю, умеренная взятка начальнику полиции, рассмотрение судебного дела заняло недели, а также выплачивались большие суммы в виде судебных издержек и незаконных побуждений.

Это не делает новых гангстеров-бизнесменов поборниками верховенства закона. Они ценят степень предсказуемости внутри системы, а также — теперь, когда они богаты — государственный аппарат, посвященный защите прав собственности. Однако они также хорошо понимают, что честная, хорошо функционирующая полиция и преданная делу неподкупная судебная система будут для них серьезной угрозой.В результате они сильно заинтересованы в сохранении нынешнего скомпрометированного статус-кво.

Подобно тому, как русский язык стал колонией многих заимствований из криминального сленга, так и обычная российская деловая практика пропиталась привычками и методами преступного мира. Корпоративный шпионаж, взяточничество и использование политического влияния для сворачивания контрактов и пресечения соперников остаются обычным явлением и продолжают связывать миры преступности и бизнеса. Точно так же новое поколение криминальных авторитетов с большей вероятностью, чем когда-либо, будет действовать в сфере законного и «серого» бизнеса.

В такой разветвленной экономике преступного мира, как в России, неизбежно появляется сложный комплекс сфер услуг и рыночных ниш. В 90-е первой и самой очевидной потребностью были головорезы и бандиты. Для более изощренных целей, не в последнюю очередь для убийств, организованные преступные группировки обращались к спортсменам и мастерам боевых искусств — многие из первых банд пришли из спортивных клубов, таких как тяжелоатлеты и борцы, которые сформировали московскую Люберецкую банду, — или на нынешних и бывших полицейских и военнослужащих. .

Печально известный Александр Солоник (по прозвищу «Александр Великий» или «Суперкиллер») был бывшим солдатом и сотрудником ОМОНа, который стал наемным убийцей, специализирующимся на убийствах хорошо охраняемых гангстеров. Позже он сознался в трех таких убийствах. Он также стал чем-то вроде легенды, отчасти благодаря истории о том, как в 1994 году он пробился из полицейского участка, убив семерых офицеров службы безопасности, прежде чем его наконец одолели; а в 1995 году он был одним из немногих, кому удалось сбежать из московской тюрьмы «Матросская тишина».

Солоник работал на широкий круг преступных группировок, некоторые из которых были прямыми соперниками. Это не считалось проблемой, просто отражением свободного рынка российского преступного мира. Однако, когда он сбежал из тюрьмы и сбежал в Грецию, где стал самостоятельным лидером банды, он стал игроком, а не поставщиком услуг. Он потерял нейтральный статус, и в 1997 году его убила одна из банд, с которыми он ранее был связан. Солоник прекрасно знал, что делает, но в современной России иногда сложно даже понять, работаете ли ты на бандитов.Убийство босса организованной преступности Василия Наумова в 1997 году вызвало особое затруднение для петербургской полиции: выяснилось, что его телохранители входили в один из элитных отрядов быстрого реагирования, подрабатывали и, по всей видимости, действовали законно через подставную компанию. Мы до сих пор не знаем наверняка, знали ли они вообще, кого защищают.

Это лишь один из многих способов, которыми преступники могут покупать услуги у государственных органов.Другие услуги включают прослушивание телефонных разговоров службами безопасности и более тривиальные варианты, такие как оплата должностному лицу за право разместить на вашем автомобиле мигающий синий свет аварийной службы. Такие огни, известные как migalki , являются яблоком раздора для многих российских автомобилистов и широко используются официальными лицами, бизнесменами и гангстерами, чтобы позволить им проехать на красный свет и вообще уклоняться от правил дорожного движения. Недавно сокращенные, они, тем не менее, олицетворяют культуру, в которой деньги и связи могут купить определенную степень безнаказанности.

Некоторые киберпреступники и эксперты по кибербезопасности, которых нанимают банды, также работают на правительство. Однако большинство этого не делает. Сами хакеры редко подходят под модель организованной преступности, поскольку их структуры обычно являются коллективами. Вместо того, чтобы становиться членами банд, они, как правило, работают внешними консультантами, нанятыми для выполнения определенных работ.

Возрастающая изощренность преступных операций, особенно их сдвиг в сторону «белых воротничков», породила потребность в финансовых специалистах, которые могли бы управлять своими собственными средствами, а также своими экономическими преступлениями.Самым печально известным остается Семен Могилевич, который зарекомендовал себя как избранный распорядитель денег мафиози. Могилевичу, одному из самых разыскиваемых ФБР и выданному Интерполом международному ордеру на арест, предъявлено обвинение в отмывании денег и мошенничестве, но он живет в Москве комфортно и открыто. Как гражданин России он застрахован от экстрадиции. (Он также является гражданином Украины, Греции и Израиля.)

20-летняя карьера Могилевича по отмыванию и перемещению денег для многочисленных организованных преступных групп — в процессе становясь незаменимым для многих из них — обеспечивает, возможно, даже большую безопасность для него, чем любые телохранители или бронежилеты.Слишком много влиятельных людей нуждаются в его услугах, и слишком многие боятся секретов, которые он хранит. Действительно, когда в 2008 году московская полиция случайно арестовала его (в то время его звали Сергей Шнайдер), я слышал от нескольких полицейских, что упомянутый командир подвергся жестокому наказанию за то, что посадил правительство перед затруднительной дилеммой: как освободить его, не выглядя слабым или глупым? В конце концов, ему было предъявлено обвинение в закрытом суде, и дело было прекращено за отсутствием доказательств.

То, что российская организованная преступность породила такую ​​сложную экономику услуг, многое говорит о ее масштабах, изощренности и стабильности. При этом старые воры вымирают, по крайней мере, в их собственном смысле. Однажды, если вы сделали татуировку преступника, на которую, по их мнению, вы не имели права, вы рисковали, что этот участок кожи будет насильственно удален ножом — если вам повезет. Теперь никого не волнует: вы просто платите, чтобы вас подписали. Когда-то преступность определяла людей, отделяла их от остального общества.Теперь это просто еще один путь к власти и процветанию в этом обществе, и обычаи, которые существовали для сохранения отдельной и отличной от других субкультур, больше не имеют значения или ценности.

Аввор, с которым я однажды разговаривал, горько жаловался, что «мы заразились от остальных из вас и умираем», но инфекция прошла в обоих направлениях. Многие организационные и операционные принципы современной России следуют примеру преступного мира. Может быть, дело не в том, что воры столько исчезли, сколько в том, что теперь все воры, и что в конечном итоге победил воровской мир — мир воров.

Это адаптированный отрывок из книги Марка Галеотти «Вора: Супермафия в России», который будет опубликован издательством Йельского университета 10 апреля по цене 20 фунтов стерлингов. Чтобы заказать его за 17 фунтов стерлингов, перейдите на guardianbookshop.com или позвоните по телефону 0330 333 6846. Бесплатная доставка по Великобритании на сумму более 10 фунтов стерлингов, только онлайн-заказы. Телефонные заказы мин. p & p 1,99 фунта стерлингов.

Следите за долгим чтением в Твиттере по адресу @gdnlongread или подпишитесь на длинное еженедельное электронное письмо здесь.

Марк Галеотти, Воры: Супер-мафия России

1 Однажды, когда я работал над докторской диссертацией по организованной преступности в Грузии в 2009 году, я сидел с пятью мужчинами среднего возраста в квартире в Батуми, городе на берегу Черного моря.Все пятеро завершили долгую карьеру в совершенно разных сферах. Трое из них были бывшими заключенными с долгой криминальной карьерой, уходящей корнями в советское прошлое. Двое других мужчин были бывшими полицейскими. Пятеро знали друг друга близко, хотя и не как друзья. Один из бывших заключенных, сидевший топлесс в разгар дня, с обнаженными татуировками, поднял стакан с водкой и произнес тост. «Да здравствуют воры!» он воскликнул, имея в виду элитную каста заключенных, которая возникла в ГУЛАГе и позже стала сетевой мафией, обеспечивающей защиту на нелегальных рынках в сильном советском государстве, а также на легальных и нелегальных рынках в слабом постсоветском государстве 1990-х годов. . Бывшие полицейские сидели неподвижно, вежливо, но решительно отказываясь от тоста. «Это единственный тост, за который нельзя пить», — сказал один из них.

2 Я привожу этот анекдот, чтобы подчеркнуть суть аргументации новой книги Марка Галеотти, который смотрит на современное российское государство из «мира глубин» — сложные отношения страны с организованной преступностью и ее чрезвычайно развитая криминальная субкультура. В книге делается попытка показать, как этот мир формирует российское управление, проекцию власти и даже социальное развитие вплоть до наших дней.Якобы российское государство делает то, что делает любое государство: пытается искоренить конкурентов, которые бросают вызов его монополии на производство насилия. Это отражается в СМИ, государственном и общественном дискурсе: в России существует четко очерченный «криминальный мир», с которым борется государство. Те, кто находятся в этом преступном мире, рассматривают свое положение в различных статусных иерархиях как призвание — сродни тому, чтобы быть членом коммунистической партии или сотрудником служб безопасности. Вопрос, который задают молодым людям на улицах, скажем, Казани или узникам тюремных «карантинов» — кто по жизни? Примерно какой образ жизни вы ведете? — указывает именно на это чувство: вы либо все, либо все.Тем не менее, как показывает Галеотти, что подтверждается моим собственным опытом исследования (грузинского) воры, , граница, проведенная между «преступным миром» и государством, часто бывает символической: отказ от тоста за общим обеденным столом, покрытым трофеями. взаимно понятные практики хищничества. Соответствующие ценности, нормы и неформальные институты служб государственной безопасности и этого гнусного «криминального мира» в какой-то момент сливаются друг с другом. Суть этого провокационного заключения к книге можно обобщить во всех вариациях анекдота, который часто можно услышать на территории бывшего Советского Союза: в чем разница между политиком и мафиози? Тюремный офицер и заключенный? Полицейский и преступник? Я тоже не знаю.

3Galeotti приводит веские доводы в пользу присутствия логики vory в современной российской государственной практике — посмотрите, как проводится «рейдерство» на бизнес с помощью государственных агентов с использованием тактики, напоминающей мафию; государство использует преступников для ведения войн на Украине и ведения грязных дел в Испании; Путин использует язык улицы, чтобы подтвердить свои полномочия; таксисты слушают по радио шансон, тюремную музыку; фильмы о благородных преступниках и бандах становятся культовыми; а молодые люди забрызгивают свою речь жаргоном воры, жаргона.В книге, особенно в последующих главах, содержится актуальный, тщательный и наводящий на размышления анализ важных событий. Это исчерпывающее изложение аргумента, который уже затрагивался ранее, но никогда не был так четко сформулирован. Например, книга Светланы Стефенсон « Банды России », например, « », заканчивается тем, что отмечает вливание логики и языка банд в российскую политику. Антон Олейник ( Организованная преступность, Тюрьма и постсоветское общество, 2003) также утверждал, что постсоветское общество является отражением «маленького общества» криминальной субкультуры и норм, зародившихся в российской тюрьме.Но здесь этот аргумент получает наиболее полное и убедительное воплощение.

4Действительно, Галеотти пошел еще дальше. Он предполагает, что не только государственная практика, но и российские социальные ценности пропитались нормами организованной преступности. «Может быть… дело не в том, что vory исчезли настолько, что все теперь стали vor , а vorovskoi mir [воровской мир] в конечном итоге победил (с. 222)». В книге есть досадная тенденция, необычная для писателей Галеотти, к моментам преувеличения — нам никогда не говорят, что такое супермафия , — и здесь аргумент несколько атрофируется.Несомненная популярность и актуализация в российском обществе элементов субкультуры воры, , , . Я думаю, что это легко переоценить; Это не vory как таковые, которые стали частью русской психики, а тюрьма и наказание в более широком смысле. На момент написания этого обзора новое исследование Левада-центра сообщает, что каждый десятый взрослый россиянин утверждает, что испытал какую-либо форму насилия или угрозы насилия со стороны правоохранительных органов, и более половины считают, что весьма вероятно, что они или их родственники может стать жертвой беззакония со стороны правоохранительных органов.Неудачная реформа и драконовская политика уголовного правосудия позволили России оставаться одним из крупнейших заключенных в мире спустя десятилетия после ГУЛАГа. Тюремные «колонии» выглядят очень похоже на советские времена, когда оперативники до сих пор вербуют информаторов — «сук», а заключенные подвергаются избиениям и пыткам. Коррупция тюремных режимов в сочетании с подкованными заключенными в социальных сетях сделала тюремный мир еще более заметным. В связи с этим тюрьма остается значительной частью прямого и косвенного социального опыта россиян.Любопытно, что тюрьмы, занимающие видное место в первых исторических главах книги, не особо обсуждаются в последующих главах, посвященных современной России, но для меня известность против в российском обществе, возможно, является лишь частью более широкой истории об особых отношениях России. с тюрьмой, колонией и лагерем.

5 Наряду с анализом современной России, о котором говорилось выше, в книге дается обширный обзор истории организованной преступности в России.Эти главы будут особенно информативными для любого обычного читателя, который только что знаком с темным миром российского насилия и коррупции, любопытства которого пробудили недавние широко раскрытые репортажи о вмешательстве России в выборы и отравлении шпионами. Книга дает здесь большие возможности; это как раз там, где можно найти текст для любого знакомства с историческим преступным миром России, а также с ролью преступности в современной политике России. Книга рассказывает историю российской организованной преступности, восходящую к Ваньке Каину, в плавной, серьезной прозе, основанной на тщательно подобранных источниках, созданных за долгую карьеру.Особенностью книги является то, что Галеотти смешивает индивидуальные и личные истории со структурными, более широкими социальными процессами. В главы книги встроено множество мини-биографий мафиози и криминальных деятелей. Галеотти использует их жизни (и, как правило, безвременную смерть), чтобы выявить более широкие аспекты того, как менялись экономика и общество в России. Галеотти проделывает невероятную работу, объединяя так много вместе и по большей части рассказывая захватывающую историю.

6 Здесь стоит упомянуть, для академического читателя и опасаясь того, что я пишу этот обзор для российского журнала по краеведению, что книга действительно затрагивает многие старые темы, если вы знакомы с предыдущими работами Галеотти и других авторов, таких как как Вадим Волков, Федерико Варезе, Джозеф Серио, Фил Уильямс, Патрисия Роулинсон и Светлана Стефенсон.Например, во второй части «Возникновение» читатель проходит через роль организованной преступности во второй советской экономике, горбачевскую перестройку и «дикие девяностые», когда традиционные воры уступили место бандитам и авторитетам . Эти части книги очень хорошо рассказывают историю, хорошо сосредотачиваясь на некоторых личных траекториях определенных vory , чтобы провести нас через десятилетия, но в конечном итоге дают немного свежего взгляда на мафию для уже инициированных, если вы извините. каламбур.Более того, книга тонкая, скорее всего, сознательно, поскольку она явно нацелена на широкую аудиторию, на теоретическую и академическую концептуальную дискуссию. Галеотти кивает на проблемы определения и источников при использовании таких нагруженных терминов, как «мафия» и «братства», но никогда не сталкивается с ними лицом к лицу. Это может расстраивать. Нам говорят (стр. 126), что сегодня в России работают восемь «крупных структур», но что и как мы должны рассчитать, чтобы получить это число?

7Независимо от этих вопросов, The Vory: Super-Mafia России — это чрезвычайно впечатляющая работа по синтезу, в которой использован огромный опыт Галеотти в России и его работах о русской организованной преступности.В результате получилась тщательно проработанная, богатая новая книга, которая дополняет провокационный и откровенный анализ роли организованной преступности в формировании российского государства и общества. Книга представляет собой запоминающийся отчет об отдельных против , который в конечном итоге выходит далеко за их пределы. Он дает свежий взгляд на Россию для всех тех аналитиков и политиков, изучающих возрождение этой сверхдержавы на мировой арене. Что еще более важно, он рассказывает доступную для широкого круга читателей историю о том, как мрачный подземный мир выполз из глубин и стал неотъемлемым элементом русской жизни.Это определенно то, за что никто не откажется от тоста.

Бурное десятилетие России: как меняются воспоминания о 1990-х

Артефакт 90-х: визит в Макдональдс, снятый на Polaroid. Изображение из личного архива Ольги Остаповой, любезно предоставлено Дмитрием Окрестом. Проверять снаружи последнее в нашем Маловероятном Медиа-сериалы, в которых рассказывается о независимых (и независимые) публикации со всего постсоветского пространства. В рамках этой серии мы беседуем с редакторами, которые пытаются пространство для альтернативной журналистики, политических комментариев и репортажей.

Здесь, Дмитрий Окрест, Станислав Кувалдин и Евгений Бузев рассказывают о своих новая книга, Это развалился: Повседневная жизнь в Советском Союзе и России, 1985-1999 гг. , в котором прослеживаются забытые моменты 90-х — как люди меняли к рыночной экономике, забастовки российских и украинских горняков, рост радикальных движений и наследие советских диссидентов. В частности, мы имеем дело с воспоминаниями о российском опыте 1990-е годы ретроактивная политизация этого времени и то, что ждет в будущем «дикое десятилетие».

Чт e книга создана на основе вашей группы ВКонтакте «Это развалился », созданный в июне 2014 года. Мог Расскажите, что привело вас к созданию этой группы? Какую роль это сыграло когда дело доходит до финансирования самой книги?

Дмитрий Окрест: Стоит отметить, что наша группа ВК возникла как площадка для обмена фото и видео на советскую тему. крах. Евромайдан, «Русская весна», Крым, 2 мая. пожар в Одессе, начало антитеррористической операции — все эти события сильно напомнили нам о том, как начинались события в Кавказ, Приднестровье и Средняя Азия в начале 1990-х гг.А также судя по тому, что сейчас в наши группы подписано более 200 000 человек, они напомнили не только нам.

Евгений Бузев: Краудфандинг не сыграл решающей роли в публикации Наша книга. Собирали средства довольно медленно, но потому что начали сам процесс, многие люди узнали о наших планах по опубликовал и заинтересовался. Так мы познакомились с наш издатель, университет Дмитрия Пожарского. Краудфандинг, как минимум, хороший рекламный ход.

Переезд по теме самой книги, какие различия вы видите между реальностью 1990-х и тем, как люди ее помнят сейчас? Каким вы видите будущее памяти 90-х?

Дмитрий: Для людей естественно искажать реальность, свои воспоминания и изображения, которые они создают для себя — либо сами по себе, либо спасибо СМИ. Я столкнулся с этим с самого начала: я был готовился к сбору материала, и я спрашивал людей, которые занимались вещами более 30 лет назад — из кооперативной торговли к общественной деятельности.Для большинства это время, когда они были молоды, полны энергии, и поэтому многие вещи поблекли, а другие — только окрепли.

С одной стороны, люди демонизируют «дикие 1990-е», а с другой — определенное поклонение «эре свободы»

я обращал внимание на эту особую форму восприятия, когда был брать интервью для книги. Например, есть интересные различия между тем, что говорит один человек сейчас, и тем, что он сказал в интервью журналистам 20 лет назад сразу после событий в вопрос.То же самое и с коллективной памятью — на С одной стороны, люди демонизируют «дикие 90-е», а с другой — есть определенное поклонение «эпохе свободы».

Станислав Кувалдин: Статьи, которые я подготовил для книги, во многом основаны на на прессу времени. Пока работал над этим, много учился газет. Строго говоря, о 90-х сложно говорить как единое, сплоченное десятилетие. Общественное настроение, пределы допустимая и общая линия прессы как до, так и после Конституционный кризис 1993 г., Первая чеченская война, 1996 г. президентские выборы и дефолт 1998 г. были совершенно разными.В 90-е годы — это, по сути, несколько эпох, которые сейчас люди объединили в одну.

В 1990-е годы было так много событий, что трудно найти единственный символ для эпохи.

я раньше брал газетные статьи и публиковал их на моем Facebook страницу, просто для удовольствия. Могу сказать, что практически все они спровоцировали небольшая буря эмоций. Люди стали обсуждать то или иное, спорить, помнить вещи. Действительно, мне кажется, что эти посты вызвали такие эмоции именно потому, что язык тех лет ушел, как иметь средства массовой информации для оценки различных ситуаций.Люди воспринимать слова «правительство», «президент», «государство» и другие сейчас совсем по-другому. В этом смысле люди действительно не вспомнить что-то важное из 1990-х годов, которое они не могут вспомнить в подробно рассказать, как они думали и чувствовали себя тогда, даже если они могли читаю все те же газеты.

Евгений: Сегодня нет единой памяти о 90-х. Нет никаких консенсус в российском обществе по поводу того периода истории, хотя нет практически на все периоды. Историческая память часто заменены политическими лозунгами.Услышав всего одну фразу о любой элемент 1990-х годов, вы можете догадаться, что кто-то думает про весь период.

90-е надолго будут генерировать искусственные воспоминания — воспоминания, которые исходят не из реального опыта, а основываются на политических взглядах людей

я не думаю, что в ближайшее время эта ситуация изменится. Вы можете увидеть параллели со сталинизмом. Семьдесят лет прошло с тех пор, как смерть Сталина, но его правление и его личность по-прежнему провоцируют обсуждения, которые, надо сказать, часто не затрагивают прошлое, но настоящее.Я думаю, что 90-е принесут искусственные воспоминания на долгое время — воспоминания, которые происходят не из реальный опыт, но руководствуются политическими взглядами людей.

Ты ранее говорили об определенном чувстве ностальгии, которое вы испытывали во время Евро Майдан а потом — просмотр новостей в те дни напомнил вам вашего детства, события 1990-х — и это подтолкнуло вас к созданию пространства для обмена фотографиями и информацией из этого время.Можно много сказать о роли ностальгии, миф о 90-х годах в России сегодня как важная часть Продвигается парадигма «стабильности» у Кремля . I т кажется здесь что вы видите характерные для того времени потрясения как свой дом, свой детство. Что для вас значит изучение 1990-е годы , общаться с людьми из вашего поколения?

Дмитрий: Для меня эта эпоха связана с новыми кладбищами, которые должны были быть построенный для мафии, превосходство Диснея над советскими мультфильмами, пугающие истории о цыганах и членах сект, которые хотят украсть ваши квартира, телесериалы о влюбленных геях и куклах сатирическое шоу, которое высмеивало российское правительство.Когда я готовил промо-ролик к книге, удивился, сколько вещи того времени невозможно представить себе публичными сегодня. Несколько человек, которые смотрели его, сказали, что за эти две минуты они видели все свое детство. Я думаю, что использованные изображения запоминается для многих.

Станислав: Для меня 1990-е не совсем детство, это последние классы средней школы а затем учился в МГУ. Итак, для меня исследование это время несет в себе немало эмоций.Во-первых, я должен, наверное, сказать, что я не был поклонником происходящего вокруг меня в то время я не был готов принять режим как бы то ни было, а в 1996 году я голосовал за Геннадия Зюганова, Кандидат от КПРФ.

Московский комсомолец — одна из самых популярных газет 1990-х годов. Сегодня он известен своими таблоидными взглядами. Изображение предоставлено Дмитрием Окрестом. В имея в виду 1990-х выяснилось позже. И вряд ли это было связано с обычная идеализация молодости.Подозреваю, что пропустил «разреженный атмосферы »тех лет — то есть отсутствие давления (в множество форм) со стороны властей, различные запреты на публичную деятельность. Тем не менее, когда люди просто «забыли» о власти, это привело к разному поведению, у людей стали возникать разные идеи о том, что можно, что можно. Я не хочу видеть эти явления в чисто положительном свете, но я могу сказать, что для Мне сегодня чего-то не хватает того времени.

Евгений: Что касается 1990-х годов, тогда они определенно являются частью парадигмы стабильности — только они связаны не с ностальгией, а наоборот, заявляют пропаганда использует образ 90-х как противоположность ситуация сегодня.

Для лично мне это десятилетие совпало с взрослением — я закончил средняя школа в 1999 году. У меня много личных воспоминаний, которые иллюстрируют для меня эпоху, тем более что я жил на Дальнем Востоке в то время, который тогда претерпел множество изменений. я помню внезапные отключения электроэнергии и проблемы с отоплением зимой. Но большинство моих воспоминаний, конечно, не о политических потрясениях, но что люди обычно помнят о школе, дружбе, любви и скоро.

Многие моих друзей и меня, посмотрите, чем наше поколение отличается от люди, родившиеся на 10-15 лет раньше.Они полностью разные люди, которые кажутся гораздо более спокойными и наивными, чем мы. Хотя может это только начало моего ропота старости, а не портрет поколения.

Есть много дискуссий о роли ностальгии в Россия сегодня, культ Сталина ( г. левада Центр недавно f ound «уважение» для Сталина на высоте 16 лет), «советский менталитет» — часто в уничижительные или отрицательные термины. П арт непреходящего призыва Сталина ( в дополнение к государственное манипулирование общественной памятью), похоже, связано с Дело в том, что 1930-1950-е годы это ключевой момент Руси о- Советский современность. Были построены заводы, инфраструктура, грандиозные проекты и, конечно, венец Советского Союза — война. Но если 1930-1950-е годы часто воспринимают как построение современности, то 90-е годы говорят о разрушении этого современность, переход во что-то другое.Каким ты видишь свой опыт поколения и идея 1990-х годов в сравнении с другие поколения? Это источник напряжения?

Дмитрий: Вы правы, что 1990-е были переходом к «чему-то еще». И мне кажется, что людям все еще трудно отражать, что это за «что-то еще». Позиции людей сегодня до сих пор связаны с тем, что они делали в 1980-х и 1990-х годах, что означает, что время для беспристрастного суждения еще не пришло.

Станислав: Мне кажется, что пока нынешний режим остается более-менее стабильно, 1990-е годы могли бы занять аналогичное место в общественной жизни. сознание, как период Нового экономического плана для советских Союз.То есть короткий светлый период, который затем был разрушен последовавшие репрессии. Период, который видел много форм свободы — экономические и культурные, которые сейчас кажутся невозможными. Советская пропаганда часто осуждал многие вещи, связанные с нэпом — акцент на индивидуальная выгода, падение моральных стандартов — но не мог исключить его полностью, учитывая, что Ленин сам объявил НЭП. Поэтому, несмотря на официальное осуждение, некоторые ностальгические воспоминания о том времени (в отличие от всей эпохи, последовал за ним) стало разрешаться.

«Благословение 2000» в Санкт-Петербурге. Изображение из личного архива Петра Скутина, любезно предоставлено Дмитрием Окрестом. Настоящее время, невозможно полностью отрицать 90-е годы, несмотря на все критика того «дикого» времени — не в последнюю очередь потому, что Путин — преемник Бориса Ельцина. Вот почему память о эта эпоха будет и дальше сохраняться, даже романтизироваться, бессознательно и неофициально.

Как Вы бы сравнили эту динамику с другими странами, испытывающими волна культурной незащищенности, например, Великобритания или США?

Евгений: Трудно проводить параллели не углубляясь в культурный и исторический контекст.Но, насколько я могу судить, образ 1990-х в США и Великобритании сильно отличается от постсоветского пространства. Эпоха Джона Мейджора и Билл Клинтон очень далек от того, что произошло в нашей стране. Реалии Америки (и, в меньшей степени, Европы) были утопическое место для части российского общества 1990-х (и остаются такими же для некоторых людей сегодня).

Станислав: Я думаю, что 1990-е годы были для США пиком своего могущества — когда Холодная война закончилась для них наилучшим образом, и казалось что мир, наконец, будет построен наилучшим образом.Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что для Америки 1990-е гг. были временем эйфории и уверенности в своих силах.

Домская площадь, Рига. Изображение из личного архива Дмитрия Машкова, любезно предоставлено Дмитрием Окрестом. формы дискомфорта и беспокойства, которые проявлялись в антиглобалистские демонстрации или книги, такие как Поколение X и Бойцовский клуб, были связаны с желанием не быть частью этого нового порядок, который в целом казался нерушимым.Эти эмоции, это мне кажется, меньше похожи те, которые чувствовал средний житель постсоветского пространства во время 90-е гг. Но, как и прежде, сужу о ситуации по вне.

Ищу через книга, интригующе видеть так много историй из других частей Советский Союз — Армения, Азербайджан, Грузия, Литва. Для нас в oDR, мы глубоко заинтересованы в том, что происходит в этих странах, и, при всем внимании к местной специфике, мы часто видим четко сопоставимые ситуации в сфере политики, социальной благосостояние, правило закона, коррупции, СМИ и так далее.Мне кажется, что этот интерес к другим частям Советская империя — редкость среди молодого поколения в Россия. Что конец 1980-х и 1990-е годы были не просто переориентация на свободный рынок демократия как заявленная цель преобразования, но появление национального в качестве основного ориентира. Как оценили бы вы интерес пользователей вашей публики к другим страны бывшего СССР? Как их интерес соотносится с население в целом?

Дмитрий: По данным независимых книготорговцы, такие как Фаланстер и http: // primuzee.ru / http: //primuzee.ru/, первые экземпляры разошлись быстро. В центральном московском книжном магазине, книга заняла четвертое место в списке исторических книг. И Интернет-продавец Ozon назвал его бестселлером. Четверть книги посвящен бывшим советским республикам — противостоянию ОМОНу ОМОН и новые власти Латвии и Литвы, студент Майдан на Украине, протесты шахтеров и подъем ультраправых в Украина, армянские беженцы в Азербайджане, гражданские войны в Грузии и Таджикистан.Статистика нашего интернет-сообщества показывает, что значительное количество наших подписчиков — молодые люди, родившиеся после падение СССР. И сегодня главный драйвер зарубежных новостей на Русское телевидение — это Украина, там много трудовых мигрантов из Украины и Средней Азии — люди в России интересуются понимание того, кто эти люди и что их связывает с Россией.

Евгений: Интерес высокий, но он часто связан с определенными аспектами истории других постсоветских государств — конфликты и перевороты.Современное поколение ничего не знает об этих событиях, они почти не охвачены школьными уроками истории, и им не место в массовая культура. И для них эти мероприятия — своего рода Игра Престолы, конец которых неизвестен, и чьи главные герои появляются по ходу рассказа.

в в то же время россияне равнодушны ко многим, даже к самые известные события, связанные с культурой или политикой сами по себе страна. Но у нас есть значительная аудитория из других постсоветских состояния.В качестве особого примера можно выделить Украину: Российские читатели и пользователи Интернета вызывают дополнительный интерес к что там произошло после событий 2014 года.

Дмитрий Окрест — корреспондент РБК, сотрудничает с GQ, New Times и Snob. Он пишет о Ближнем Востоке, политическом экстремизме и системе правосудия.

Евгений Бузев — журналист и редактор социальных сетей. Работает со Snob, FurFur, OVD-Info и другими платформами. Он изобрел десятки онлайн-сообществ и будет продолжать это делать.

Станислав Кувалдин — историк и журналист. Он закончил МГУ, имеет степень кандидата исторических наук. У него есть ряд научных публикаций по новейшей истории в Польше, и в настоящее время он работает в Republic. он также является экспертом Российского совета по международным делам.

Эволюция российской организованной преступности и вызов демократии

После распада Советского Союза российская организованная преступность (РПЦ), похоже, разрослась «как грибы после дождя» (Holmes, 2008: 1012).Однако это не было новым явлением после холодной войны. Скорее, Китайская республика десятилетиями развивалась как институт из институтов и в сотрудничестве с ними, и теперь представляет для них огромную угрозу. Эта институциональная угроза, по мнению Аллума и Зиберта, «является результатом истории СССР» (2003: 18). Учитывая это, я выбрал исторический институционализм (ИИ) как наиболее подходящую линзу для анализа эволюции РПЦ. В первом разделе этого эссе будут изложены мои теоретические основы и выбранное определение.В следующих трех разделах будут проанализированы интерактивные отношения между институтами с раннего советского периода и брежневской эпохи до постсоветского периода, чтобы понять эволюцию РПЦ в институциональные трехсторонние отношения между преступностью, политикой и бизнесом. В конечном счете, в заключительном разделе этого эссе я утверждаю, что эти институционализированные трехсторонние отношения, которые стали доминировать в государстве, гражданском обществе, политике и экономике, теперь представляют серьезную угрозу для развития российской демократии.

Я начинаю с очерчивания моей теоретической основы: исторического институционализма. Согласно Фиоретосу (2011: 369), стипендия HI сосредоточена на том, «когда и как исторические процессы влияют на политические результаты». Это значение темпоральности отражено Сандерсом (2008), который утверждает, что для HI важно построение, поддержание и адаптация институциональных структур постепенно, , с течением времени, . Согласно Фридланду и Алфорду (1991), эти институциональные адаптации происходят в результате взаимодействий между множеством институтов, которые делают множественные логики доступными для субъектов, которые используют эти противоречия для институционального развития.Эта логика отражена Орреном и Сковронеком (1994: 320), которые утверждают, что «институты, как индивидуально, так и коллективно, сопоставляют разные логики политического порядка, каждая со своими собственными временными основами», ведущими к институциональным изменениям, и что «меняются одновременно. линия влияет на порядок вдоль других (там же). Другими словами, как утверждает Телен (1999), хотя институты внутри общества возникают из разных исторических контекстов, именно взаимодействия между ними позволяют их взаимное развитие.Итак, с учетом того, что предлагается в литературе, мой исторический институциональный анализ РПЦ направлен на изучение того, как исторические процессы советской и постсоветской эпох, с особым акцентом на бурную экономическую обстановку в России, способствовали взаимодействию между множеством формальных и неформальных институтов и то, как эти взаимодействия сформировали политические результаты и привели к институциональной адаптации с течением времени, что в конечном итоге привело к развитию институциональных трехсторонних отношений между организованной преступностью, бизнесом и политикой.

Далее, хотя Абадинский (2013: 2) справедливо утверждает, что «не существует общепринятого определения организованной преступности», это эссе будет придерживаться следующего определения, предложенного Финкенауэром и Ворониным:

«Организованная преступность — это преступление, совершаемое преступными организациями, существование которых непрерывно во времени и между преступлениями и которые используют систематическое насилие и коррупцию для содействия своей преступной деятельности. Эти преступные организации обладают различной способностью причинять экономический, физический, психологический и общественный ущерб.Чем больше их способность причинять вред, тем большую опасность они представляют для общества ». (Finckenauer and Voronin, 2001: 2)

Это определение было выбрано, потому что оно подчеркивает использование организованной преступностью политической коррупции и ее влияние на экономику и гражданское общество, которые являются важными компонентами этого эссе. Наконец, в нем отмечаются опасности, которые преступные группы представляют для общества в целом из-за их способности причинять такой разнообразный вред, который в заключительном разделе следует интерпретировать как опасность, которую Китайская республика представляет для формирования демократического общества.

В этом разделе я начинаю свой анализ РПЦ в раннюю советскую эпоху, когда возникли взлеты и падения криминального института под названием воры в законе , или «воры в законе»: класс профессиональных преступников, правивших преступным миром. после революции 1917 года и следовал своеобразной «системе коллективных убеждений» (Varese, 2002: 7). Варез (2002) утверждает, что рост числа вори на был результатом тюремных учреждений ГУЛАГа, которые сами были продуктом центральных государственных учреждений.Здесь мы можем определить эффект домино институционального развития, который, как я считаю, начался с реакции центральных государственных институтов на нестабильный и экономически неопределенный исторический контекст того времени. Политический результат: новая экономическая политика Ленина, в которой огромное внимание уделялось принудительным трудовым лагерям для стимулирования экономического роста и которая положила начало процессу постепенных изменений в большевистских институтах с целью произвольного задержания огромного количества людей (Hosford et al., 2006). Это еще больше усугубилось при Сталине, который во имя экономического развития ввел «ужесточение политического строя в конце 1920-х годов», ведущее к «чистке от преступности» (Frisby, 1998: 32).Здесь усиление взаимодействия центральных институтов с институтами ГУЛАГа, движимое экономическими предпочтениями, привело к созданию полных трудовых лагерей, из которых вышли против . Однако, хотя увеличение числа заключенных ускорило индустриализацию, это число быстро превысило возможности государства контролировать их. Это в конечном итоге приведет к их снижению, потому что, как утверждает Скарбек (2012), когда количество заключенных становится слишком большим, особенно с большой долей заключенных, впервые попавших в тюрьму, как это было в ранний советский период, правила поведения и определенные нормы начинают меняться. неудача.В данном случае, в то время как клятвы молчания и недоверие к властям были наиболее неотъемлемыми чертами института vory (Varese, 2002: 15), ситуация начала меняться и адаптироваться в 1940-х годах во время Второй мировой войны. Для этой институциональной адаптации Соколов приводит три причины. Первый — «твердое и постоянное давление со стороны государства, [которое] ослабило криминальные сети» (2004: 69). Второй — это «особенно широкий раскол внутри организации, сформированной в послевоенные годы» (там же), вызванный нацистским вторжением в Россию в 1941 году, когда огромная часть российских преступников была призвана присоединиться к Красной Армии или работать на заводах по производству боеприпасов. во время войны.Как описывает Хендельман (1997: 41), «патриотизм перевесил традиционный запрет против на объединение с правительством», что привело к созданию нового криминального института, который не отвергал сговор с властями. Противоречия между традиционными и новыми уголовными институтами использовались слабой тюремной администрацией, которая работала с новыми преступными группировками для поддержания порядка, и в результате многие преступники осознали, что теперь они могут сохранять свой статус в тюремных учреждениях при поддержке властей ( Варезе, 2002).Это привело к нарастанию напряженности, кульминацией которой стали «паршивые войны» 1950-х годов, которые «имели далеко идущие последствия как для советского общества, так и для криминальной культуры» (Handelman, 1997: 41). А именно, резня воры и их учреждений и построение коррумпированного альянса между новыми преступными группировками и тюремными властями. Таким образом, рост числа против можно отнести к историческому контексту экономической нестабильности, которая привела к усилению взаимодействия между центральными государственными и тюремными учреждениями, в то время как их упадок может быть охарактеризован изменением исторического контекста Второй мировой войны и последующим беспорядком институциональные взаимодействия, которые имели место между центральными государственными учреждениями и vory , между vory и вновь сформированным уголовным учреждением, а также между этим новым криминальным учреждением и ослабленными тюремными учреждениями.Этот рост и падение также отражает модель «Синдрома Хамелеона» Роулинсона (1998), в которой она утверждает, что институциональные взаимодействия между формальными государственными институтами и неформальными криминальными институтами развиваются в четыре стадии: «реактивный», «пассивный ассимиляционный», «активный ассимиляционный» и «проактивный». . В то время как против были «реактивными», потому что они действовали «вне или примыкали к доминирующим политическим, экономическим и законодательным структурам» (2002: 245), новый криминальный институт приблизился к фазе «пассивной ассимиляции», поскольку они имели определенная степень контакта с формальными институтами, которые на данном этапе все еще контролировали легитимные структуры.Укрепление этой «пассивной ассимиляционной» фазы при Брежневе может быть четко объяснено Соколовым (2004: 69) и его третьей и наиболее важной причиной упадка против : «[] стремлением к прибыли через сотрудничество с государством».

В этом следующем разделе я анализирую эпоху Брежнева и утверждаю, что неспособность государственных институтов реагировать на экономический контекст привела к экономической стагнации. Это привело к усилению институционального взаимодействия между легитимными структурами и преступными группами: интерактивным отношениям, основанным на прибыли, полученной от теневой экономики, и основанным на заранее установленном институциональном сотрудничестве, описанном в предыдущем разделе.В эту эпоху спад промышленного роста, увеличение расходов на оборону и чрезмерная централизация — все это привело к ухудшению экономических показателей Советского Союза, что, согласно Грегори и Стюарту (1993: 146), было «самой важной чертой брежневской политики. эпоха ». Этот неблагоприятный экономический контекст привел к различным политическим результатам, и, что наиболее важно, к возникновению и быстрой зависимости институтов от растущей теневой экономики, которая развивалась для компенсации дефицита в официальной экономике.Этому способствовало уступчивость советских властей и правительственной бюрократии, которые, подпитываемые жаждой прибыли, эксплуатировали теневую экономику и « не оставляли камня на камне в поисках возможностей набить свои карманы », вымогая деньги у теневых бизнесменов для защиты своих незаконных доходов. операции (Finckenauer, Voronin, 2001: 6). Однако не только власти использовали теневую экономику. По словам Соколова (2004), когда государственные чиновники начали предоставлять эту защиту «сверху» в обмен на взятки, преступные группировки также начали оказывать «услуги по защите» теневым бизнесменам «снизу».Результатом этого стало резкое усиление взаимодействия между формальными и неформальными институтами. Здесь важно подчеркнуть роль гражданского общества в разжигании этого явления. Как отмечает Лакер (1992: 510), худшим результатом экономической стагнации было не падение уровня жизни, а «потеря морального духа среди людей, потеря интереса к работе [и] коррупция и злоупотребления в отношении государственных чиновников». При Брежневе и государственные чиновники, и граждане чувствовали, что «гораздо свободнее прибегать к незаконным методам достижения своих целей» (Плеханов, 2003: 67), что позволило преступным группировкам проникнуть во всю ткань общества, эффективно превратив преступность в «неформальный общественный договор между правители и управляемые »(там же: 75).Это явление, которое продолжается и по сей день, можно охарактеризовать как неформальный институт в гражданском обществе, который способствует отсутствию гражданского сопротивления и который подпитывает появление «собственно организованной преступности»: институционализированная и систематическая структура преступной деятельности, сосредоточенная на высоких прибылях. от теневой экономики и вовлечения в коррупцию государственных чиновников (там же). По сути, то, что произошло при Брежневе, было криминализацией государства, экономики, политики и гражданского общества преступными группами, и по мере роста теневой экономики, требующей более высокого уровня координации внутри государства, она разработала эффективную и прочную институциональную основу, через которую Плеханов ( 2003) описывает как «естественный эволюционный процесс».К середине 1970-х сложившаяся институциональная структура представляла собой «трехуровневую пирамиду» (Finckenauer and Voronin, 2001), которая была результатом экономической стагнации и последующего взаимодействия между формальными и неформальными институтами государства и преступности через предприятия теневой экономики. Эта пирамида отражает консолидацию «пассивной ассимиляционной» фазы модели Роулинсона (2002) и основы институционализированных трехсторонних отношений, которые проложат путь к полному доминированию РПЦ в государстве, политике, экономике и гражданском обществе после падения Советского Союза. Союз.

В этом разделе я исследую эволюцию «трехуровневой пирамиды» в институционализированные треугольные отношения между преступностью, бизнесменами и политиками в постсоветской России в результате ее несовершенного перехода к рыночной экономике, начавшегося в 1980-х гг. Горбачевская перестройка реформы. В этом разделе будут отдельно рассмотрены три в высшей степени взаимозависимые отношения, образующие этот треугольник: связь между бизнесом и преступностью, связь между политикой и преступностью и связь между политикой и бизнесом (см. Godson, 2003).Однако сначала необходимо выделить исторические и экономические процессы, с которых начался этот переход. Как описано ранее, коррупция, преступность и апатия в гражданском обществе становились все более нормальными аспектами российской жизни при Брежневе, и надежды на сопоставление с западными экономиками не оправдались. Это стало катализатором экономических реформ при Горбачеве, политическим результатом институционального взаимодействия брежневской эпохи, которое, как утверждает Плеханов (2003: 79), направлено на то, чтобы сделать теневую экономику открытой и превратить ее в компонент жизнеспособной рыночно-социалистической системы. система.Однако Горбачев и его сторонники «сильно недооценили силовой потенциал, накопленный структурами организованной преступности» (там же: 80) и просто сняли ограничения с теневых бизнесменов, коррумпированных чиновников и преступных группировок, которые, по мнению Финкенауэра и Воронина (2001: 7) , были идеально подходят для использования своих связей и навыков для успешного ведения бизнеса. После распада Советского Союза и прихода Ельцина к власти полная либерализация от централизованного контроля и значительное ослабление формальных институтов привели к институциональной адаптации каждого компонента в этой « трехуровневой пирамиде » в сочетании с другими, чтобы стать треугольными отношениями, основанными от зависимости.

Первый аспект этого треугольника, который будет обсуждаться здесь, — это связь криминального бизнеса и бизнеса, которая возникла в результате приватизации и отсутствия системы четко определенных прав собственности. Во-первых, приватизация означала, что у рэкетиров внезапно появилась экономическая заинтересованность в предприятиях, которые они защищали, и преступные группы начали вступать в долгосрочные экономические партнерства (Соколов, 2004), в конечном итоге став зависимыми от бизнеса. Это создало «серую зону» в деловом мире, которая, согласно Годсону (2003: 274), является обычным явлением всякий раз, когда общества испытывают серьезные изменения в институциональной структуре политической экономии, как это произошло при Горбачеве.Он утверждает, что взаимодействие между подсистемами укрепляется, и члены преступной подсистемы будут пытаться преобразовать свою преступную идентичность в образы законных бизнесменов. Во-вторых, неспособность государства обеспечить соблюдение законных прав собственности в ту эпоху означала, что бизнес сохранял зависимость от «рэкета», как и при Брежневе. Однако в постсоветской России эти услуги были распространены на легальный бизнес. Короче говоря, переход к рыночной экономике привел к ужесточению интерактивных отношений между преступностью и бизнесом, поскольку организованные преступные группы «быстро стали деловыми партнерами вновь образованных коммерческих предприятий, сохранив при этом свою роль внелегальных силовых структур» (Соколов, 2004: 70).Это отражает стадию «активной ассимиляции» модели Роулинсона, которая, как она утверждает, «оказалась наиболее важной для развития организованной преступности в России» (2002: 246). На этом этапе преступные группы активно участвуют в законной экономике, создавая серую зону между формальными и неформальными институтами, что серьезно ослабляет первые, «делая их все более бессильными для сдерживания криминального влияния» (там же), тем самым усиливая господство Китайской республики над государством. и экономика через узы криминального бизнеса.

Вторая грань этого треугольника — связь между политикой и преступностью. Челухин и Хаберфельд утверждают, что одним из наиболее важных политических результатов экспансии организованной преступности в приватизированную экономику была «ее связь с коррумпированными чиновниками на разных уровнях государственной структуры: от местного до федерального» (2011: 102). На местном уровне многие государственные служащие посчитали, что брать взятки проще, безопаснее и прибыльнее, чем бороться с преступностью и коррупцией или эффективно обеспечивать соблюдение законности (Remington, 2015).Холмс (2008) утверждает, что многие бывшие государственные чиновники, потерявшие свои должности с переходом в постсоветскую Россию, отчаянно нуждались в доходах и, следовательно, с большей вероятностью были вовлечены в коррупционную деятельность. Полицейские также начали постепенно рассматривать коррупцию как вполне приемлемую при определенных обстоятельствах (Beck and Lee, 2002). Эти действия, подпитываемые прибылью или апатией, отражают ужесточение политико-криминальных отношений на местном уровне, что еще больше подрывает способность государства сдерживать преступность, тем самым укрепляя « неформальный общественный договор » в гражданском обществе, который поощрял безразличие к преступности и коррупции. .На более федеральном уровне движение Китайской республики к законному бизнесу сопровождалось новой экономической властью, которая, в свою очередь, обеспечивала политическую власть и укрепляла политико-криминальные отношения, поскольку позволяла преступным группировкам иметь дело непосредственно с государством и брать на себя правительственные функции для контроля рынок (Finckenauer & Voronin, 2001). Постсоветские политико-преступные отношения стали отражением того, что Хендельман (1997) описывает как «товарища-преступника»: коррумпированного функционера, который превращает политическую власть в экономическую при активном содействии преступника.Здесь широкое использование КР своих связей внутри политической системы и официальных институтов от местного до федерального уровня для защиты и поощрения преступной деятельности стало возможным, когда она стала доминировать в законном бизнесе. Это отражает полное господство политической системы и государства и привело к усилению апатии гражданского общества, использованию государственных средств в преступных целях и, в некоторых случаях, к полному симбиозу между политической и криминальной сферами по мере того, как преступники начинают достигать высоких позиций. власти и напрямую влияют на государственную политику (Finckenauer & Voronin, 2001).

Третья взаимосвязь, которую следует здесь изучить, — это связь между политикой и бизнесом. По мере ослабления формальных государственных институтов и передачи контроля частным предприятиям при Ельцине олигархи стали делить пространство на вершине общества, в то время как политическая элита изо всех сил пыталась сохранить господство над экономическими операциями. Согласно Плеханову (2003: 84), результатом именно этой институциональной адаптации стало то, что правительственные чиновники начали понимать, что ключ к успеху следует искать не в государственных учреждениях, а в частном секторе, что привело к усилению взаимодействия между высокопоставленными лицами. правительственные чиновники и крупные бизнесмены, подпитываемые жаждой наживы.Однако захват законного бизнеса организованной преступностью после распада Советского Союза, как обсуждалось ранее, также привел к тому, что российские предприятия переходного периода оказались прочно связанными с преступным миром (Cheloukhine and Haberfeld, 2011: 45). Тесные связи олигархов с государством и преступностью не более очевидны, чем в случае с Борисом Березовским (см. Хлебников, 2001). Таким образом, каждое отношение в этом треугольнике представляет собой форму институционального взаимодействия, возникшего в результате несовершенного перехода России к приватизированной рыночной экономике и ее слабым, неэффективным формальным институтам, которым не доверяют.То, что было описано выше, теперь прошло мимо «пассивной ассимиляции» и «активной ассимиляции» и вошло в «проактивную» фазу, основанную на связях между политикой, криминалом и бизнесом, где возникает симбиоз между тремя сферами, и организованная преступность может смешивать «хамелеон-хамелеон». как ‘во все институциональные структуры.

Здесь я прослеживаю этот процесс трехстороннего институционального развития внутри Тамбовской банды в Санкт-Петербурге, которая была сформирована в конце 1980-х и которая, по мнению Челухина и Сергеевнина (2009: 180), была одной из первых преступных группировок, начавших налаживать тесные контакты. с юридическим бизнесом ».Принимая во внимание, что в начале 1990-х это была лишь одна из многих операций по рэкету, и она только-только начинала заниматься коммерческой деятельностью, Волков (2002) отмечает, что по мере развития 1990-х годов и начала формирования постсоветской России Тамбовская область начала расширяться. Это было особенно очевидно в энергетическом секторе, и ему удалось извлечь выгоду из проблем с поставками топлива и энергии, с которыми столкнулся город, с помощью городской администрации и связанных с ней бизнесменов, в конечном итоге получив контроль над Петербургской топливной компанией (ПТК) (Волков, 2014).Значительные инвестиции в юридический бизнес и секторы были продолжены в 1995 году, когда Владамир Кумарин консолидировал власть над преступной организацией после многих лет внутренней борьбы и «структура организации начала меняться» (Челухин и Сергеевнин, 2009: 181). Это институциональное развитие отражено в исследовании Соколова эволюции ОКР, в котором он берет интервью у «бывшего» члена тамбовской банды, который заявил: «В последние пять лет мы, бандиты, пытались стать законными […] мелкими преступлениями. и вымогательство больше не приносит результатов, когда вы можете вести свой бизнес и устанавливать хорошие отношения с правительственными чиновниками »(2004: 72).Это отражает укрепление как связи криминального бизнеса, так и связи политики и преступности. Политико-криминальный симбиоз отмечен Волковым (2002), который заявляет, что многие члены тамбовских банд даже присоединились к региональным законодательным собраниям, чтобы усилить свою политическую защиту. Усилению этих политико-криминальных отношений также способствовало формирование связей между преступным бизнесом и бизнесом, в которых эта группа использовала законный бизнес в качестве огромного источника как экономической, так и политической власти.В частности, после 1994 года, когда Путин, который, по слухам, имел тесные связи с Кумариным и тамбовской бандой, предоставил ПТК престижное право быть единственным поставщиком бензина в Санкт-Петербург, и банда начала процветать и расширять свою армию менеджеров и чиновников […] в бизнес и политику »(Волков, 2002: 113), причем Кумарин фактически стал вице-президентом ПТК в 1998 году, хотя в конечном итоге был осужден за мошенничество и отмывание денег в 2009 году. Короче говоря, проверка Тамбовской группировки это исследование институционализированных трехсторонних взаимоотношений РПЦ.Эта группа отражает то, как формальная институциональная слабость России и экономическая нестабильность после распада Советского Союза оставили «вакуум власти», который был быстро заполнен организованной преступностью. Несовершенный переход позволил тамбовской банде проникнуть в легальный бизнес и укрепить связи криминального бизнеса. Благодаря связям криминального бизнеса и бизнеса тамбовская банда получила значительную экономическую и политическую власть, смогла повлиять на связь между политикой и бизнесом и укрепить связь между политикой и преступностью.Сумма этих институциональных взаимодействий отражает эволюцию ROC и консолидацию «проактивной» фазы Роулинсона (2002). Однако в последние годы тамбовская банда начала сокращаться, в основном из-за внутренних конфликтов, которые привели к эмиграции многих бывших лидеров в другие регионы мира, такие как Испанию, где они начали расширять свое глобальное присутствие (Волков, 2014).

Это подводит нас к феномену транснациональной РПЦ, рост которой, как утверждает Шелли (1995), был недавним и быстрым и является продуктом постсоциалистического экономического контекста России.Быстрая экономическая глобализация после окончания холодной войны открыла перед преступниками огромные возможности для процветания своего бизнеса (UNODC, 2010). Это, во-первых, привело к экспансии Китайской республики в новые государства бывшего Советского Союза, а во-вторых, в Азию, где они работали в сотрудничестве с китайскими «триадами», прежде чем двинуться на Запад и в Америку. Согласно Бэгли (2001), экспансия Китайской Республики в Америку является, безусловно, наиболее тревожным явлением, которое представляет собой самый серьезный вызов демократии.Он утверждает, что возникновение Китайской республики из формальной институциональной слабости делает другие слабые государства желательными мишенями для транснациональных предприятий Китайской республики, особенно со слабыми формальными институтами, такими как коррумпированные и неэффективные юридические, правоохранительные и политические институты. Это особенно верно в отношении Латинской Америки и Карибского бассейна, где Китайская республика расширяет свою деятельность, включив не только международное отмывание денег и финансовые преступления, но и многие формы торговли людьми (Finckenauer, 2011), эффективно сдерживая рост демократии во многих странах с переходной экономикой. состояния.Тамбовская банда, например, наряду со многими другими группировками Китайской Республики, расширилась до самых разных видов незаконной деятельности в Мексике, включая предоставление внутренним преступным группировкам доступа к незаконным международным рынкам, отмывание денег и незаконные источники оружия, все из которых «может превратить их в серьезное препятствие на пути экономического роста и серьезную угрозу демократической консолидации и долгосрочной стабильности внутри страны» (Bagley, 2001: 34). Короче говоря, транснациональная Китайская Республика — это быстро развивающееся, относительно новое явление, с которым сейчас должны столкнуться государства с переходной экономикой и которое представляет собой огромный вызов демократии.

В дополнение к описанной выше угрозе демократии в других странах с переходной экономикой, в этом заключительном разделе я стремлюсь ответить на вопрос: какой вызов Китайская Республика представляет для российской демократии? Если мы понимаем либеральную демократию как процесс к свободе и равенству, достигаемый через государство, гражданское общество и политические системы (Allum and Siebert, 2003: 16), то это эссе, которое продемонстрировало проникновение РПЦ во все три ключевые области, явно утверждает, что российская демократия находится в серьезной опасности.Как обсуждалось ранее, Китайская республика и ее трехсторонние отношения, которые эффективно проникли в легальный бизнес и криминализировали политическую систему, наносят ущерб легитимности формальных институтов и ослабляют гражданское общество. Эта «серая» зона бизнеса, созданная Китайской республикой, терпимостью и сговором с криминальными структурами (т.е. заражение государства, гражданского общества и политических систем) представляет собой «серьезную угрозу социальной ткани» (Muncie and McLaughlin, 2001: 274). . Чтобы бороться с этим, Путин применяет новый «реформаторский авторитаризм».Хотя Плеханов (2003) утверждает, что это потенциально может быть эффективным в борьбе с наиболее опасными формами КР, такими как наркотики, торговля людьми и заказные убийства, а также отмывание денег и киберпреступность, и может несколько укрепить официальные государственные институты, «это замедляет развитие. российской демократии, стремясь уменьшить независимость институтов гражданского общества, и очень мало делает для борьбы с коррупцией политической системы. Следовательно, хотя государство и его формальные институты будут усилены, политическая система останется в высшей степени коррумпированной, а гражданское общество будет ослаблено еще больше.Прежде чем российская демократия получит шанс, необходимо устранить слабые места экономики, политической системы и гражданского общества, которые позволяют РПЦ процветать, иначе все российское государство будет целиком поглощено преступностью и коррупцией.

В заключение, это эссе продемонстрировало, что рост организованной преступности в России представляет огромную угрозу для развития демократии как в самом Российском государстве, так и в других странах с переходной экономикой по всему миру. Это можно объяснить его институционализированными трехсторонними отношениями с деловым миром и политической системой, которые отражают «проактивную» фазу Роулинсона (2002) ее модели «Синдром Хамелеона», когда институциональные взаимодействия между неформальными криминальными институтами и формальными институтами становятся настолько частыми и похожими, что они переплетаются и создают серию нексусов.Я утверждал здесь, что эти отношения возникли в результате исторических процессов бурного экономического контекста России, когда индустриализация, стагнация и серия реформ вызвали серию институциональных взаимодействий между формальными и неформальными институтами, ведущими к их окончательному развитию. В результате к концу 1990-х «не существовало государства или какого-либо сегмента экономики, которые не находились бы под определенным контролем со стороны организованных преступных групп» (Cheloukhine and Haberfeld, 2011: 175).Проникновение организованной преступности в государство и экономику также привело к появлению в высшей степени безразличного и апатичного гражданского общества с огромным недоверием к ослабленным формальным институтам, что, по мнению Плеханова, является центральной слабостью, препятствующей росту российской демократии, учитывая, что « без активного гражданина вовлечение, кампании против организованной преступности и коррупции принесут лишь ограниченные результаты »(2003: 87). Это говорит нам о том, что проникновение Китайской Республики в государство, политику и экономику через ее институционализированные трехсторонние отношения привело к терпимой государством коррупции, слабому гражданскому обществу и «серой зоне» бизнеса, что представляет собой огромную проблему для демократии. .Как справедливо отмечает Соколов (2004), «тот факт, что многие преступники превратили свое оружие в портфели, делает их не меньшей угрозой для развития российской демократии».

Список литературы

Абадинский H (2013). Организованная преступность . 3-е изд. Cengage Learning.

Бэгли Б (2001). Глобализация и транснациональная организованная преступность: русская мафия в Латинской Америке и Карибском бассейне. Доступно по адресу: https://www.as.miami.edu/media/college-of-arts-and-sciences/content-assets/international-studies/documents/publications/Bagley%20GLOBALIZATION%202.pdf (последний просмотр 25 апреля 2016 г.).

Бек А. и Ли Р. (2002). Отношение к коррупции среди российских полицейских и слушателей. Преступность, закон и социальные изменения 38 (4): 357–372.

Челухин С., Хаберфельд М.Р. (2011). Российские сети организованной коррупции и их международные траектории . Springer Science & Business Media.

Челухин С, Сергеевнин В (2009). Тенденции региональных преступных группировок и их контроль над российской экономикой. Форум руководителей правоохранительных органов 9 (2): 175–88.

Dodd LC и Jillson CC (1994). Динамика американской политики: подходы и интерпретации . Westview Press.

Финкенауэр Дж. О. «Российская транснациональная организованная преступность и торговля людьми». В Кайл Д. и Козловски Р. (2011) Глобальная контрабанда людей: сравнительные перспективы . JHU Press.

Финкенауэр Ю.О., Воронин Ю.А. (2001). Угроза российской организованной преступности .Министерство юстиции США, Управление программ правосудия, Национальный институт юстиции.

Fioretos O (2011). Исторический институционализм в международных отношениях. Международная организация 65 (02): 367–399.

Фридланд Р. и Алфорд Р. (1991). Возвращение общества: символы, практики и институциональные противоречия. В: Пауэлл В. и Димаджио П. (ред.), Новый институционализм в организационном анализе, , University Of Chicago Press, стр. 232–263. Доступно по адресу: http: // www.amazon.ca/exec/obidos/redirect?tag=citeulike09-20&path=ASIN/0226677095 (по состоянию на 10 апреля 2016 г.).

Фрисби Т (1998). Рост организованной преступности в России: ее корни и социальное значение. Европейско-азиатские исследования 50 (1): 27–49.

Годсон Р. (2003). Угроза обществу: политико-преступное сотрудничество во всем мире . Издатели транзакций.

Грегори П.Р. и Стюарт Р.С. (1993). Структура и результаты экономики в СССР и в постсоветский период .5-е исправленное издание. Нью-Йорк, Нью-Йорк: Лонгман.

Хендельман С (1997). Товарищ преступник: новая мафия России . Издательство Йельского университета.

Холмс Л. (2008). Коррупция и организованная преступность в путинской России. Европейско-азиатские исследования 60 (6): 1011–1031.

Хосфорд Д., Качурин П. и Ламонт Т. (2006). ГУЛАГ: советские лагеря и их наследие . Служба национальных парков США.

Хлебников П (2001). Крестный отец Кремля: закат России в эпоху гангстерского капитализма .Орландо: Mariner Books.

Laqueur W (1992). Европа в наше время — история: 1945–1992 гг. . 1-е издание. Нью-Йорк: Пингвин.

Манси Дж. И Маклафлин Э. (2001). Проблема преступности . МУДРЕЦ.

Плеханов С. «Организованная преступность, бизнес и государство в посткоммунистической России». В Allum F and Siebert R (2003) Организованная преступность и вызов демократии . Исследования Routledge / ECPR в европейской политологии; 28, Лондон; Нью-Йорк: Рутледж.

Член парламента Роулинсона (1998). Охота на хамелеона: проблемы выявления российской организованной преступности . Лондонский университет.

Remington TF (2015). Политика в России . Рутледж.

Rhodes RAW, Binder SA и Rockman BA (2008). Оксфордский справочник политических институтов . ОУП Оксфорд.

Шелли Л.И. (1995). Транснациональная организованная преступность: неминуемая угроза национальному государству? Журнал международных отношений 48 (2): 463–489.

Скарбек Д. (2012). Тюремные банды, нормы и организации. Журнал экономического поведения и организации 82 (1): 96–109.

Соколов В (2004). От пистолетов до портфелей: эволюция российской организованной преступности. World Policy Journal 21 (1): 68–74.

Телен К. (1999). Исторический институционализм в сравнительной политике. Ежегодный обзор политологии 2: 369–404.

УНП ООН (2010). Глобализация преступности: оценка угрозы транснациональной организованной преступности.Издание Организации Объединенных Наций. Доступно по адресу: https://www.unodc.org/documents/data-and-analysis/tocta/TOCTA_Report_2010_low_res.pdf (по состоянию на 26 апреля 2016 г.).

Варезе Ф (1994). «Сицилия — будущее России? Частная защита и рост русской мафии Archives européenes de sociologie XXXV, стр.224-58 в Galeotti M (ed.) (2002) Российская и постсоветская организованная преступность . Олдершот, Англия; Брукфилд, Вт .: Рутледж.

Волков В (2002). Жестокие предприниматели: использование силы в становлении российского капитализма .Издательство Корнельского университета.

Волков В. «Русская мафия: рост и исчезновение» в Паоли Л. (2014) Оксфордский справочник по организованной преступности . Издательство Оксфордского университета.

Написано: Джессикой Сяо
Написано: University of Bath
Написано для: Dr Felia Allum
Дата написания: 04/2016

Дополнительная литература по электронным международным отношениям

Гангстеры в центре истории России