Французский философ: Известный французский философ умер от коронавируса — Российская газета
Французский философ Люсьен Сэв умер от коронавируса — Общество
ПАРИЖ, 23 марта. /ТАСС/. Философ Люсьен Сэв умер в понедельник на 94-м году жизни от коронавируса. Сообщив о его смерти на своем сайте, газета Французской компартии L’Humanite напомнила, что на протяжении многих лет он считался во Франции одним из ведущих представителей марксистской философии.
В своих последних работах Сэв стремился доказать, что учение Карла Маркса и его основополагающий труд «Капитал» ( Das Kapital, 1867) «не утратили актуальности в XXI веке». «Мы наблюдаем историческое вступление капитализма в его финальную стадию», — утверждал исследователь в интервью французскому журналу «Регар» (Regards). Он полагал, что «на повестке дня ныне стоит гигантская задача формирования общества посткапитализма».
По словам его биографов, Сэв, родившийся 9 декабря 1926 года, всерьез заинтересовался марксизмом еще в студенческие годы. Он посвятил затем различным аспектам этой доктрины свои главные работы. Среди наиболее известных книг философа — «Марксизм и теория личности» (1969), «Введение в марксистскую философию» (1980), «Коммунизм, второе дыхание?» (1980), «Маркс и мы» (2004).
В 1970-1982 годах профессор Сэв возглавлял парижский издательский дом «Эдисьон сосьяль». На протяжении более тридцати лет, начиная с 1961 года, он был членом Центрального комитета ФКП, но затем разошелся во взглядах с партийным руководством.
В 1983 году президент Франции Франсуа Миттеран включил исследователя трудов Маркса в состав Национального консультативного комитета по вопросам этики. Профессор также был отмечен главной премией французской философской ассоциации «Союз рационалистов».
Сохраняет актуальность
По мнению французского философа, в условиях господства неолиберальной волны в конце ХХ столетия теории Марса неоправданно игнорировались. «Финансовый кризис 2007-2008 годов, однако, вновь привлек внимание к его критике капитализма, — констатировал ученый. — Даже финансовые круги пришли к выводу, что его главный труд «Капитал» сохраняет актуальность».
В минувшем году французский режиссер Марсель Родригес посвятил исследователю свой документальный фильм «Три жизни философа Люсьена Сэва» (2019). Автор картины отметил, что философ никогда не прекращал своих исследований общественных процессов и оставил обширное собрание собственных трудов.
В понедельник профессор Люсьен Сэв стал во Франции одной из 186 новых жертв коронавируса. Всего же умерли 860 французов.
Последний великий французский философ – Газета Коммерсантъ № 91 (3175) от 23.05.2005
некролог
Только во Франции смерть философа — событие национального масштаба. Свою скорбь выразили все политики страны — от президента Жака Ширака до генсека компартии Мари-Жорж Бюффе. Такая канонизация Рикера — признание Францией своей вины перед философом, изучавшим, в частности, вину как философскую категорию, за неприятности, приключившиеся с ним в 1970-х годах.
В 1966 году Рикер, уже десять лет возглавлявший кафедру общей философии в Сорбонне, оставил свой пост, чтобы заняться созданием нового университета в Нантерре, пригороде Парижа. Именно Нантерр стал эпицентром майского бунта 1968 года: тогда дуайен Рикер защищал студентов от университетского начальства. Но в январе 1970 года неблагодарные бунтовщики во время очередной заварухи не только побили подвернувшегося под горячую руку Рикера, но и надели ему на голову мусорную корзинку. Рикер вызвал полицию, но его авторитета не хватило, чтобы контролировать ситуацию: полицейские устроили погром, с которым не шло ни в какое сравнение студенческое хулиганство. Рикер подал в отставку и долгие годы преподавал в основном за границей: в Лувене, Монреале, Женеве, Чикаго. В 1983 году Франция приветствовала его триумфальное «возвращение» с книгой «Время и повествование». А остепенившийся лидер 1968 года Даниэль Кон-Бендит принес ему запоздалые извинения.
Сам Рикер в молодости был не меньшим возмутителем спокойствия. Осиротев в возрасте двух лет, он воспитывался государством как сын павшего солдата. Казнь Сакко и Ванцетти в 1927 году так потрясла его, что он с головой бросился в пацифистское движение. Это не помешало ему закончить университет в Ренне и преподавать философию в университетах западной Франции. Проведя пять лет в немецком плену, он вошел в круг философских авторитетов и авторов ведущего философского журнала «Esprit» в 1947 году книгой «Карл Ясперс и философия экзистенции», написанной в соавторстве с лагерным товарищем Мишелем Дюфренном. Ясперс, как и христианские экзистенциалисты Габриэль Марсель и Эмманюэль Мунье, был его духовным учителем.
Творчество Рикера объемлет необъятное, к чему и должен стремиться философ, обязанный объяснить мир как целостность. Но центром мира для Рикера были не абстрактные категории классической философии, а человек. От феноменологии, «путеводной нити в человеческом лабиринте», он перешел к герменевтике, а в последние годы жизни занимался столь же неопределенной, сколь и человечной проблематикой, как память, чувство вины, злая воля, отношения индивида со своим прошлым. Свою философию он определял, как «рефлексирующую», то есть, грубо говоря, нацеленную на понимание человеком самого себя. Он обращался к богословию и лингвистике, психологии и марксизму, политической этике и расшифровке символов, из которых «состоит человеческая реальность». Анализировал, что такое сомнение, выбор, волнение, усилие, привычка. Обращался к современной литературе, обыденной речи, политическим утопиям, проблеме метафоры. Последняя его книга «Память, история, забвение» увидела свет в 2000 году, одновременно с репринтом его первого труда. Признававший бесконечность расшифровки человеком самого себя Рикер символически замкнул круг собственного опыта познания и самопознания.
МИХАИЛ Ъ-ТРОФИМЕНКОВ
Французский философ: Что творится в голове у Владимира Путина | Культура и стиль жизни в Германии и Европе | DW
Профессор Сорбонны, доктор наук, редактор авторитетнейшего французского «Философского журнала», известный исследователь творчества Достоевского, — и вдруг решил написать о Путине-философе? Хотя известно, что никаким философом российский президент не является, хотя цитирует порой Канта, Соловьева, Бердяева и даже подарил как-то на Новый год главам регионов, крупным государственным чиновникам и военным труды русских мыслителей XIX и первой половины XX веков…
Интерес Мишеля Ельчанинова к этому персонажу и этой теме можно объяснить разве что тем, что он — потомок русских эмигрантов, внук священника Александра Ельчанинова — за событиями в России, конечно, следит и за ее будущее, конечно, беспокоится.
Но, на самом деле, не только этим. Автор книги «В голове у Путина» считает, что в России сложилась новая национальная доктрина, которую следует серьезно проанализировать, чтобы понять, что ждет страну и ее соседей. Доктрину эту создает, разумеется, не только президент, но в его словах и действиях она проявляется яснее всего. Ельчанинов условно сводит ее к триаде: консерватизм, теория особого «русского пути», унаследованная от славянофилов, и евразийство.
Он подробно останавливается на взглядах Николая Бердяева, Владимира Соловьева, Ивана Ильина и некоторых других русских философов (в частности, антизападника Николая Данилевского или «русского Ницше» Константина Леонтьева), которые определяют сегодня мировоззрение Путина — и, как выражается один из рецензентов, «легитимируют путинскую вертикаль власти». Автор статьи в газете Frankfurter Allgemeine Zeitung определяет эту концепцию, мягко говоря, менее академично, вынося свою формулировку в заголовок статьи: «Показать Западу задницу».
Фашизм был прав?
Но вернемся к названным российским философам. Нам нет смысла столь же подробно останавливаться на их концепциях, как это делает в своей книге Ельчанинов. Пожалуй, лишь о Иване Ильине стоит сказать несколько слов: уж очень это одиозная фигура. Религиозный мыслитель, один из духовных вождей белой эмиграции, Ильин создавал идеологию русского государственного патриотизма, считал, что у России свой особый путь и западные демократии ей не указ. Такие понятия, как «национальный лидер» и «духовная скрепа», — из его лексикона. Иван Ильин утверждал национализм как «состояние верное и оправданное», что привело его, среди прочего, и к такому выводу: «Фашизм был прав, поскольку исходил из здорового национально-патриотического чувства».
Обложка немецкого издания книги
Философия Ильина очень близка Никите Михалкову, который, как считается, и открыл его Путину. А после того, как российский президент несколько раз процитировал Ильина в своих выступлениях, тот стал считаться во властных кругах неоспоримым духовным авторитетом. Вместе с тем, Иван Ильин, Константин Леонтьев и Лев Гумилев с его идеей евразийского пространства, противостоящего «атлантическому миру», — это, как подчеркивает автор книги «В голове Путина», — самое реакционное крыло великой русской культуры.
Разумеется, Путин цитирует и дарит не только их, но и, например, Николая Бердяева. Тут Ельчанинов категоричен: Путин просто не знает философии Бердяева и, скорее всего, зачитывает то, что подготовили ему ошибающиеся — невольно или умышленно — помощники. Ведь как раз Бердяев был подчеркнутым противником политического консерватизма и имперской идеологии. Одной из важнейших в его философии была категория свободы, свободного человека.
Напоминая об этом, Мишель Ельчанинов замечает: «Слава Богу, в российской философии есть очень большая часть, которая не имеет никакого отношения к империализму». Но, добавляет автор книги, философские источники «путинизма» определяются другими «фундаментальными трендами: имперской идеей и апологией войны».
Неспокойное будущее
Для французского исследователя абсолютно очевидно: Путин лишь «подгоняет» реально существовавшие и мнимые философские концепции под свою собственную геополитическую доктрину, опираясь на пророков консерватизма, особого «русского пути» и «евразийской империи» в антизападной, агрессивной политике просоветского образца. Этот «гибрид», по выражению автора книги, предвещает нам всем неспокойное будущее.
С этой пессимистической точкой зрения согласен, в частности, рецензент газеты Neue Zürcher Zeitung. Он обращает особое внимание на то, как «вписываются» в новую кремлевскую доктрину и реабилитация Сталина, который снова становится хорошим — в первую очередь потому, что укреплял империю, и усиление роли православной церкви — потому, что она предоставляет духовную легитимацию великорусской имперской идеи.
В статье газеты Die Welt, рассказывающей о книге «В голове Владимира Путина», много говорится об «элементах советского мышления» и «советской милитаристской культуре», возрождающихся сегодня в России. Вкупе с эклектичной философской надстройкой великорусского национализма, считает рецензент Die Welt, это должно «научно» обосновать претензии России на господство в евразийском пространстве.
«…И самого Путина на власть», — добавляет автор газеты Tageszeitung.
Смотрите также:
Умер французский философ Жан-Люк Нанси: philologist — LiveJournal
23 августа на 82-м году жизни умер Жан-Люк Нанси, французский философ, автор теории сообщества как бытия-вместе (être-en-commun). Профессор философии Страсбургского университета, с 1989 по 1997 год руководил факультетом философии, лингвистики, информатики, образовательных наук. Лауреат Международной премии итальянского Общества Ницше (1990). Почетный член Международного философского колледжа. На русском языке изданы его книги «Бытие единичное множественное» (2004), «Непроизводимое сообщество» (2009), «Сексуальные отношения?» (2011).В интервью Марусе Климовой в 2005 году Нанси говорил следующее: «Россия – очень мощная страна, и я неизменно ощущал эту мощь, в том числе и тогда, когда во время своего визита в Москву беседовал с русскими философами. Это также ощущается во всем художественном уровне культурной жизни России, особенно после крушения Советского Союза. В частности, я довольно хорошо знаком с петербургскими неоакадемистами и даже написал об этом течении большую статью, когда у этих художников проходила выставка в Германии, кажется, в Касселе. Вот это течение кажется мне по-настоящему русским… Конечно же я наблюдал в России и совсем другую разновидность интеллектуалов, которые отличаются от петербургских художников – это социологи, философы, историки вполне западного толка. Но тут возникает вопрос: русские ли это мыслители.
В отличие от очень многих моих коллег, я вовсе не считаю, что сегодня мы живем в мире симулякров и саморазрушительных навязчивых реальностей – я думаю, что сейчас просто рождается новое сознание, перед которым встают совершенно новые вопросы. Экономический либерализм, который сейчас торжествует, не особенно убеждает в окончательной победе буржуазии: он остается по-прежнему безумным, разнузданным и циничным, но одновременно очень далек от самоуспокоения, потому что уже не способен игнорировать все более очевидную истину, что его развитие лишено смысла. Вот почему к нам постоянно возвращается вопрос о «смысле»…
Честно говоря, лично мне кажется, что никакого постмодернизма никогда не было. Я вообще не очень хорошо понимаю, что под этим понятием имеют в виду. Конечно, мне известно определение этого концепта, данное Лиотаром, но это ведь был, скорее, некий архитектурный концепт. Постмодернизм – в понимании Лиотара – предполагает отсутствие каких-либо отсылок к прошлому, то есть отсутствие вертикалей или же горизонталей, в историческом смысле. Если же определить модернизм как течение, ориентированное в завтрашний день, то тогда можно сказать, что постмодернизм уже не ждет, когда наступит это «завтра»… Таким образом, можно говорить о более-менее удачной версии, то есть версии Лиотара, либо же о менее удачном варианте, лозунг которого «No future», и т.д. Но, так или иначе, все эти определения предполагают то, что еще Ницше называл нигилизмом – ведь главный смысл этого явления заключается именно в этом. А отсутствие отсылок к чему-то высшему, проблема нигилизма и отказа от него по-прежнему актуальны для всех нас».
Подписывайтесь на мой телеграм-канал: https://t.me/podosokorsky
«Язык непосредственно связан с политикой»: французский философ Барбара Кассен — о языке, политике и национализме | Громадское телевидение
Видео на украинском языке
Как язык связан с национальной идентичностью, все ли языки одинаково важны и что мы теряем при переводе? Об этом Громадское поговорило с Барбарой Кассен — философом, исследовательницей и переводчицей из Франции.
Самая фундаментальная работа Барбары Кассен — создана по ее замыслу и редакцией коллективный труд «Европейский словарь философий» (2004 год, украинский перевод 2009 г., издательство «Дух и Литера»). Недавно она организовала масштабную выставку в Марселе, посвященную переводу.
В разговоре с Громадским Барбара Кассен рассказала, почему язык и политика всегда связаны, каким было прошлое языков империй и каким может быть их будущее.
Полную версию беседы смотрите на видео. Ниже публикуем сокращенную версию интервью.
fullscreenФранцузская исследовательница, философ и переводчица Барбара Кассен во время интервью, Киев, 24 мая 2019 года
Фото:Громадское
Вы много лет работали над темой слов, которые не переводятся. Объясните нам, что это такое. Что именно мы теряем при переводе?
Мы теряем много, и одновременно — очень мало. Слова, которые не переводятся — это симптомы различий в языках, различий между языками, культурами и миропониманиями.
Конечно, мы всегда можем все перевести. Но в то же время мы очень мало переводим точно. Есть вещи, которые труднее поддаются переводу. Даже в повседневной жизни, когда я говорю вам bonjour на французском, я не говорю вам «шалом». Я желаю вам хорошего дня, но не желаю вам мира. Я не начинаю свой день так, если бы я говорила на иврите или арабском.
Когда я говорю «добрый день», то я не желаю вам, как я бы делала, если бы говорила на древнегреческом языке, радости и удовлетворения от жизни, я не говорю вам «наслаждайся!». Так же я не желаю вам быть в хорошей форме, как я бы делала, если бы обращалась к вам на латыни.
Каждый раз, в поздравлении на другом языке, всегда что-то теряется. А что-то другое, наоборот, появляется. Именно это я называю словами, которые не переводятся. Различия языков и точные симптомы этих различий.
Насколько язык связан с тем, что мы называем национальной идентичностью? Идентичностью народа, говорящего на том или ином языке?
Этот вопрос был важным на протяжении всей истории человечества. Очевидно, что язык, культура, нация и государство очень тесно связаны. Но когда мы начинаем представлять, что язык является укоренившемся, то эти связи становятся опасными. Особенно когда говорится о том, что это укорененность в расу или в народ.
Это то, что в свое время Хайдеггер (Мартин Хайдеггер, немецкий философ — ред.) говорил о немецком языке. Другие, например, Ривароль (Ривароль — французский писатель и переводчик времен Великой французской революции — ред.), говорили это о французском языке. Эта идея укорененности — она является проблематичной. Это может привести к наихудшим вариантам национализма. Примером идеи «укоренения» является возникновение нацизма.
Поэтому нам надо скорее понять, как язык связан с народом, который на нем говорит, но одновременно мы должны понять, как можно говорить на другом языке. Ханна Арендт, которая была великим философом ХХ века, была также ученицей Хайдеггера, который симпатизировал нацистам, она была еврейкой, и говорила: «Моя родина — это мой язык».
Она рассказывала, что никогда не чувствовала, что принадлежит к определенному народу — ни к немецкому, ни еврейскому. Но свою принадлежность к языку она признавала.
В этом смысле мы можем пытаться ослабить связь между языком и нацией, народом, и сделать так, чтобы язык принадлежал всем.
fullscreenФранцузская исследовательница, философ и переводчица Барбара Кассен (слева) и журналистка Татьяна Огаркова во время интервью, Киев, 24 мая 2019 года
Фото:Громадское
Сегодня в мире существуют большие языки — те языки, на которых говорит более одной нации или один народ, языки маленькие, которыми пользуются небольшие сообщества, небольшие страны и тому подобное. Можем ли мы считать, что все языки являются равноценными? Или все-таки должны объяснять существование важных языков историей народов, которые дали им жизнь?
Я думаю, что каждый язык является резервуаром, следствием культуры и мировоззрения. Каждый язык является уникальностью именно как отдельный язык. В этом смысле все языки являются равноценными. Но в то же время есть языки, у которых разная судьба в различных исторических обстоятельствах.
Например, французскому языку повезло в определенный исторический период. Но сегодня везет английскому — или, скорее, языку Globish, Global English, так называют глобализованный английский, который стал мировым языком. Я думаю, что у каждого языка собственное достоинство, как отдельная культура, как резервуар особого взгляда на мир.
Каждый язык является — мне очень нравится эта метафора — удочкой, которую мы забрасываем. И в зависимости от того, что это за удочка, где мы рыбачим и как мы это делаем, мы каждый раз вытягиваем разную рыбу. Каждый язык «вытягивает» другое видение мира. В этом плане все языки равны.
Мы в Украине много обсуждаем связь языка и политики. Также много дискуссий о политизации языка, поскольку ситуация в Украине является несколько особенной, ведь Украина — двуязычная страна. Здесь говорят на украинском, но также и на русском, и на протяжении веков между этими двумя языками существуют очень непростые отношения. Каковы ваши выводы относительно языка как политического инструмента?
Язык непосредственно связан с политикой. Эта связь является непосредственной, как и связь языка, культуры народа, нации и мировоззрения. Политически, что мы с этим делаем?
Ответ на этот вопрос дает очень важный философ Жак Деррида, который говорит, что нужно осознавать уникальность языка, на котором говоришь — этот язык является одним из многих других. С другой стороны, важно не давать себя заточить в пределах узкого национализма.
Единственное, нужно давать себе ответ на вопрос — а что мы хотим сказать на этом языке? Стремимся ли мы к общению?
Для меня перевод — это умение справляться с отличиями в языках.
fullscreenФранцузская исследовательница, философ и переводчица Барбара Кассен во время интервью, Киев, 24 мая 2019 года
Фото:Громадское
Еще одна важная тема — это язык и империя. Мы видим, что есть языки, которые становятся имперскими. Такие языки навязывают в больших государствах. Что с этим делать? Каково будущее имперских языков?
Можем констатировать, что сама история меняет язык империй. Латинский язык когда-то был языком всей земли. Греческий язык, до этого, также был главным языком, то есть языком всей заселенной земли. Сейчас эти языки очень далеки от своего прежнего положения. Тогда как плохой английский является глобальным языком. И в нем мы многое теряем, ведь он является языком коммуникации. Он является языком глобальной финансовой империи.
В то же время я не думаю, что эта ситуация является окончательной на нашей планете.
Если вернуться к словам, которые не переводятся, то можем ли мы сказать, что есть сферы человеческой деятельности, где этих слов больше? Например, эмоции или поэзия. Есть такие сферы, где уникальность языка в большей степени важна, чем в других сферах?
Все, что связано со звуком, со звучанием языка, нельзя так просто взять и перенести в другой язык. Я на протяжении многих лет работала над словарем слов, которые не переводятся в философии.
Казалось бы, в философии все просто — все общаются понятиями, все опираются на разум, все мыслят одинаково и все является универсальным. Но, оказалось, что это не так.
Мы философствуем на определенном языке. Мы не говорим «свобода» и не думаем о «свободе» одинаково на двух разных языках. Например, в английском языке есть два слова для обозначения свободы. Во-первых, это слово liberty — это вот так, вертикально, от отца к сыну. Мы не рабы. Мы свободны.
Но есть и другое слово — freedom. Оно горизонтальное, а не вертикальное, как в случае с liberty. Это свобода возрастной группы, свобода людей, которые вместе идут на войну, и которые затем будут вместе голосовать. Из этих двух способов осмыслить понятие свободы на французском языке есть только один — liberté. И на немецком языке тоже только одно слово.
На украинском тоже один вариант — свобода.
Да, но относительно слова «воля» — что меняется?
Да, действительно, «воля». Это синоним.
Да, но не совсем. Именно эти соображения меня интересуют. Тогда как большую часть времени мы считаем, что все думают одинаково, но на самом деле это не так. Наша манера думать связана с нашей манерой говорить. Это очень интересно.
fullscreenФранцузская исследовательница, философ и переводчица Барбара Кассен во время интервью, Киев, 24 мая 2019 года
Фото:Громадское
Вы сделали выставку в музее в Марселе, посвященную теме перевода. Сложно ли было это реализовать и как в целом вам удалось воплотить в визуальную форму сам концепт «перевода», который является прежде всего языковым, лингвистическим?
Эта выставка была посвящена переводу как решению ситуации, которая случилась во времена Вавилонской башни. Вавилонская башня — это история о том, что никто никого не понимает, а перевод — это способ справиться с различиями разных языков.
Следовательно, эта выставка касалась перевода, а последняя, третья, была посвящена проблемам трудностей перевода.
Первая часть выставки пыталась решить вопрос: Вавилонская башня является наказанием или возможностью? Не является ли существование многих языков в мире скорее шансом для человечества, чем его наказанием? Я лично думаю, что это шанс. Я думаю, что даже если когда-то существовал только один язык, то Бог очень хорошо сделал, что нас наказал. Так как вследствие этого наказания у нас появилось много языков.
Миф о Вавилонской башне интересен. Ведь если есть только один язык, то на каком языке будет говорить тот, кто его не знает? Он будет говорить «вар-вар», он будет «варваром», как когда-то считали древние греки. У греков был Логос — единственный признанный язык, который объединяет в себе ум и древнегреческий язык. Что касается остальных — то мы их не понимаем, они говорят «бла-бла-бла», то есть они — варвары.
Вторая часть выставки была посвящена путям перевода. Мы проследили траектории великих авторов, крупных произведений и увидели, каким образом вследствие перевода создается цивилизация, как создается наука, постепенно интегрируя в себя другие знания, которые пришли из других языков. Нам удалось показать эти пути от Аристотеля до Маркса. Таким образом появилась единая культура, богатая на взносы других культур.
Впоследствии мы пришли к вопросу: а переводим ли мы слово Бог? Если да — то как это сделать? Мы задумались над тем, как переводили Тору, Библию или Коран. Считается, что Коран был создан на арабском, и его не переводят. Переводят только «смысл Корана», а не сам Коран. Эти различия очень интересны.
fullscreenФранцузская исследовательница, философ и переводчица Барбара Кассен во время интервью, Киев, 24 мая 2019 года
Фото:Громадское
Кроме того, мы много работали со сложностями, связанными с многозначностью. Например, слово, у которого в одном языке несколько значений, при переводе на другой язык у него не будет таких же значений. Если я говорю «правда» на украинском, то на французском это будет «истина». Но в то же время на украинском «правда» означает также «справедливость», «закон». В этом случае у нас многозначность.
Зато на французском «истина» в большей степени касается точности, а не справедливости. Поэтому то, что меня интересовало в этой части, это как раз несовпадение в различных языках, а также способ их показать.
Их можно проиллюстрировать с помощью убедительного и яркого образа. Например, если мы возьмем известный эпизод из Библии о создании Евы.
Какова история Евы? Ее создали из ребра Адама, как нам это показывают религиозные образы? Действительно ли она — второстепенное существо? Или Ева, как показано в известной скульптуре Огюста Родена «Рука Бога», созданная рядом с ним? Это была бы совсем другая пара. Это тоже проблема перевода, ведь это одно слово, которое переводят по-разному. На французском «côte» — ребро, и «à côté» — рядом, это однокоренные слова.
Последняя часть выставки была сосредоточена на том, чтобы отрефлексировать, что такое перевод, получаем ли мы в результате то же или не совсем то же самое.
Здесь меня очень вдохновляло выражение Борхеса, который сказал, что «оригинал пытается быть похожим на перевод». Если вы возьмете картину, на которой изображен художник, который рисует свой автопортрет, то возникает вопрос — где оригинал, а где перевод, и не пытается ли он быть похожим на свое изображение? На выставке мы показали несколько таких картин, где оригинал был виден только со спины.
fullscreenФранцузская исследовательница, философ и переводчица Барбара Кассен во время интервью, Киев, 24 мая 2019 года
Фото:Громадское
На протяжении веков говорили о возможном едином, универсальном языке. Что сегодня можно сказать об этой идее, может ли у нее быть какое-то будущее?
Действительно, со времен Вавилонской башни существовала идея о том, что может существовать один единственный язык. Можно по-разному искать пути к нему.
Например, очень конкретная идея — создание эсперанто: единого языка, на котором смогут говорить все. Но в то же время эсперанто вовсе не является универсальным языком. Ведь, во-первых, эсперанто ни для кого в мире не является родным языком, это важно. Во-вторых, на эсперанто переводили много произведений, но почти нет произведений, которые были бы написаны на эсперанто.
И наконец, эсперанто создан с помощью латинских и греческих корней, и там почти нет, например, славянских корней. То есть это присвоение идеи универсального языка, и это очень меня тревожит. Когда мы говорим о чем-то «универсальном», то всегда выясняется, что это «универсальное» кому-то принадлежит. Эсперанто уже принадлежит определенному типу цивилизации.
читайте также
10 самых популярных французских философов
10 самых популярных французских философов
Моя мама, математик, в детстве всегда проявляла живой интерес к трудам различных философов на протяжении всей истории. Сама математика, если, конечно, философия. Тот, в который на самом деле верил Декарт, был единственной достоверной и истинной сущностью в мире.
Только позже я понял, что большинство из этих влиятельных личностей почти все были французского происхождения.С тех пор меня очаровали французские философы; Я бы назвал следующие 10 самых популярных.
1. Рене Декарт
«Я думаю, значит, я». Декарт был национальным философом Франции, поэтому логично, что он попадает в нашу позицию номер один.
Декарт определил мысль как важнейшее качество человека и пошел еще дальше, чтобы определить классическую черту французского стиля мышления. Он считал, что французы продумывают метод, известный как дедуктивный способ рассуждения; тот, который начинается с общего предложения и работает над выводом.
Декарт до сих пор считается отцом-основателем западной философии. Он был первым философом, который пришел к выводу, что разум и тело — отдельные сущности.
Рене Декарт — Дедден — Wikimedia Commons
2. Жан-Поль Сартр
Жан-Поль Сартр был одним из самых противоречивых и смелых теоретиков своего времени. Он взял на вооружение французскую университетскую систему, буржуазное государство и коммунистическую партию и выступил против каждого института с точки зрения общественного интеллекта.
Произведения Сартра исследуют состояние после Второй мировой войны с точки зрения экзистенциализма и марксизма. И был ключевой фигурой в выводе обеих этих концепций мысли на передний план современного мира.
Жан-Поль Сартр — специалист по материалам — Wikimedia Commons
3. Питер Абеляр
Во время своей работы в 11 веке Петр Абеляр на самом деле пошел бы под именем Петруса Абелаердуса. Он родился в 1079 году в городе Бретань, родине французского крепа.
После многих лет обучения Аристотеля Абеляр прописал теорию реализма, полагая, что реальность существует независимо от восприятия. Однако его величайшие работы относятся к школе этики, где он исследовал действие против намерения, утверждая, что намерение — это то, в чем заключается истинный грех.
Питер Абеляр — автор Jarekt — Wikimedia Commons
4. Мишель де Монтень
Считающийся одним из самых важных французских философов в истории, Мишель де Монтень жил в 16 веке.
Главный скептик, идеалы Монтеня заключались в том, чтобы каждый человек жил в счастье и удовлетворении, несмотря на индивидуальную способность человека использовать разум для преодоления беспорядков и проблем, связанных с внешними обстоятельствами, которые обеспечивали человеческое существование.
Он не согласился с миром академических кругов и выступил на своей собственной образовательной платформе, известной как Essais . Целью этой программы было дать всем людям одинаковый драйв и затруднения, независимо от их социального положения или уровня образования.
Мишель де Монтень — Уильям Эллисон — Wikimedia Commons
5. Жан Жак Руссо
Появление Руссо в 18 веке навсегда изменило отношение французского общества к детям. До него дети искренне считались злыми по своей природе, и нужно было работать, чтобы сделать их более нравственными существами.
Руссо оспорил это и заявил, что на самом деле все люди с самого начала были нравственны по своей природе, а позже познали аморальность.
Он также считает, что люди могут достичь утопии, живя в меньших, более примитивных сообществах, в отличие от больших городов.
Жан Жак Руссо — автор MLWatts — Wikimedia Commons
6. Вольтер
Эпоха Просвещения была важным и захватывающим временем на протяжении 18 века.
Вольтер был одним из самых значительных участников этой эпохи, работая в тесном сотрудничестве с группой других философов, чтобы сделать вывод о том, что люди определенно могут измениться с помощью рациональности.
Какое-то время Вольтер также был одержим идеей добра и зла. Он считал, что упоминание было изначально злом, но, скорее, все это было частью более крупного плана Бога. Он призвал своих последователей всегда использовать разум, пытаясь решить, хорошо это или плохо; используя разум, чтобы прийти к собственному выводу, а не следовать представлениям другого человека.
Вольтер — от DIREKTOR — Wikimedia Commons
7. Симона де Бовуар
В течение 20 века Симона де Бовуар фактически не считала себя философом.При этом она действительно повлияла на многие области современной философии, особенно на те, которые окружают исследование феминизма с точки зрения экзистенциализма и социальных теорий феминизма.
На самом деле она была пионером в противопоставлении пола различению полов и заявила, что многое из того, что используется для определения женщины в современном обществе, является усвоенной практикой. Она считала, что определение женщины — это просто набор социальных взглядов на то, как женщина должна говорить, думать и действовать.
Симона де Бовуар — автор Messerjokke79 — Wikimedia Commons
8.Мишель Фуко
Фуко — это, наверное, имя, которое вы слышали; он был одним из самых важных философов этой современной эпохи, в которой мы живем до сих пор.
Фуко родился в 1926 году. Его основная теория вращалась вокруг знания и силы. Он бросил вызов нашему общественному взгляду на власть как на что-то крайне негативное и скорее предполагает, что власть — это что-то постоянно меняющееся и интерактивное.
Фуко также углубился в мир психических заболеваний, утверждая, что безумие, вероятно, является самым нормальным человеческим состоянием.
Мишель Фуко — Люсьен43 — Wikimedia Commons
9. Клод Леви-Стросс
Еще одним социальным философом, родившимся в эту современную эпоху, был Клод Леви-Стросс. Он обратился к философии с точки зрения антрополога, и это привело к тому, что он стал одним из отцов-основателей современной этнологии и социологии.
Клод, как известно, не видел разницы между «диким» и «цивилизованным» умами противоборствующих индивидуумов и стремился глубже понять условия жизни человека.
Клод Леви-Стросс — автор Eissink — Wikimedia Commons
10. Огюст Конт
Конт был основоположником позитивизма. Он считал, что все знания должны быть получены на основе научных наблюдений и теоретической координации.
Он считал, что достижения в научный век должны привести к полной реорганизации общества с духовной точки зрения. Затем он сформировал свой собственный неорелигиозный культ, в котором он и его последователи выступали за воздержание и целомудрие, а также идеализировали мертвых.
Огюст Конт — К. Лезер — Wikimedia Commons
Натали
Натали — кинематографист и может проанализировать любого, основываясь на его астрологии. Ей нравится бродить по улицам Парижа пешком, и ее вдохновляет неподвластный времени богемный колорит города и его душа в таких районах, как Марэ и Менильмонтан.
Анри Бергсон | Французский философ
Анри Бергсон , полностью Анри-Луи Бергсон , (род.18, 1859, Париж, Франция — умер 4 января 1941, Париж), французский философ, первым разработавший то, что стало называться философией процесса, которая отвергала статические ценности в пользу ценностей движения, изменения и эволюции. Он также был мастером литературного стиля как академического, так и популярного, и был удостоен Нобелевской премии по литературе в 1927 году.
Ранние годы
Через своего отца, талантливого музыканта, Бергсон происходил из богатой польской еврейской семьи — сыновей Берека, или Берек-сына, от которого произошло имя Бергсон.Его мать происходила из английской еврейской семьи. Воспитание, обучение и интересы Бергсона были типично французскими, и его профессиональная карьера, как и вся его жизнь, была проведена во Франции, по большей части в Париже.
Он получил раннее образование в лицее Кондорсе в Париже, где проявил одинаково большие способности в естественных и гуманитарных науках. С 1878 по 1881 год он учился в Высшей школе высшей школы в Париже, учреждении, ответственном за подготовку университетских преподавателей. Общая культура, которую он получил там, позволила ему одинаково хорошо читать греческие и латинские классики, получать то, что он хотел и в чем нуждался, от науки своего времени, и в начале своей карьеры в философии, к которой он обратился. выпускной.
Его педагогическая карьера началась в различных лицеях за пределами Парижа, сначала в Анже (1881–1883 гг.), А затем в течение следующих пяти лет в Клермон-Ферране. Находясь на последнем месте, у него была интуиция, которая послужила основой и вдохновением для его первых философских книг. Как он позже писал выдающемуся американскому прагматику Уильяму Джеймсу:
Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчасДо того времени я оставался полностью проникнутым механистическими теориями, к которым меня в свое время привело чтение Герберта Спенсера.. . . Именно анализ понятия времени, входящего в механику и физику, перевернул все мои идеи. К моему великому удивлению, я увидел, что научное время не выдерживает . . . эта позитивная наука состоит, по сути, в устранении продолжительности. Это было отправной точкой для серии размышлений, которые постепенно привели меня к отказу почти от всего того, что я до сих пор принимал, и к полному изменению моей точки зрения.
Первым результатом этого изменения стало его Essai sur les données immédiates de la совесть (1889; Время и свобода воли: эссе о непосредственных данных сознания ), за которое он получил докторскую степень в том же году.Эта работа была прежде всего попыткой установить понятие продолжительности или прожитого времени, в отличие от того, что Бергсон рассматривал как пространственную концепцию времени, измеряемого часами, которая используется наукой. Далее он проанализировал осознание человеком своего внутреннего «я», чтобы показать, что психологические факты качественно отличаются от любых других, обвиняя психологов, в частности, в фальсификации фактов, пытаясь их количественно определить и пронумеровать. Особой критике подвергся закон Фехнера, утверждающий, что он устанавливает вычислимую связь между интенсивностью стимула и интенсивностью соответствующего ощущения.Как только была устранена путаница, которая смешивала продолжительность с протяженностью, последовательность с одновременностью и качество с количеством, он утверждал, что возражения против человеческой свободы, выдвинутые во имя научного детерминизма, могут быть сочтены безосновательными.
Философские триумфы
Публикация Essai обнаружила, что Бергсон вернулся в Париж, где преподает в лицее Генриха IV. В 1891 году он женился на Луизе Нойбургер, двоюродной сестре французского писателя Марселя Пруста.Тем временем он занялся изучением связи между разумом и телом. Преобладала доктрина так называемого психофизиологического параллелизма, согласно которому каждому психологическому факту соответствует соответствующий физиологический факт, который строго его определяет. Хотя он был убежден, что опроверг аргумент в пользу детерминизма, его собственная работа в докторской диссертации не пыталась объяснить, как связаны разум и тело. Результаты его исследования этой проблемы были опубликованы в 1896 году под заголовком Matière et mémoire: essai sur la Relations du corps à l’esprit ( Matter and Memory ).
Это самая сложная и, возможно, самая совершенная из его книг. Подход, которого он придерживался, типичен для его философского метода. Он не строил общих предположений и не занимался разработкой большой умозрительной системы. В этом, как и в каждой из своих книг, он начал с конкретной проблемы, которую он проанализировал, сначала определив эмпирические (наблюдаемые) факты, известные о ней в соответствии с лучшими и наиболее современными научными мнениями.Так, для Matière et mémoire он посвятил пять лет изучению всей доступной литературы по памяти и особенно психологическому феномену афазии, или потере способности использовать язык. Согласно теории психофизиологического параллелизма, поражение мозга также должно влиять на саму основу психологической силы. Возникновение афазии, утверждал Бергсон, показало, что это не так. Такой человек понимает, что говорят другие, знает, что он сам хочет сказать, не страдает параличом речевых органов, но не может говорить.Этот факт показывает, утверждал он, что теряется не память, а, скорее, телесный механизм, который необходим для ее выражения. Из этого наблюдения Бергсон пришел к выводу, что память и, следовательно, разум или душа не зависят от тела и используют его для достижения своих целей.
Essai был широко рассмотрен в профессиональных журналах, но Matière et mémoire привлек внимание более широкой аудитории и стал первым шагом на пути, который привел к тому, что Бергсон стал одним из самых популярных и влиятельных лекторов и писателей. дня.В 1897 году он вернулся в качестве профессора философии в École Normale Supérieure, куда он впервые поступил студентом в возрасте 19 лет. Затем, в 1900 году, он был призван в Коллеж де Франс, академическое учреждение с высочайшим авторитетом во всем мире. Франции, где он пользовался огромным успехом в качестве лектора. С тех пор и до начала Первой мировой войны бергсонизм был в моде. Уильям Джеймс с энтузиазмом читал его произведения, и двое мужчин стали горячими друзьями. Экспозиции и комментарии к бергсоновской философии можно было найти повсюду.Многие считали, что наступил новый день в философии, который принес свет во многие другие виды деятельности, такие как литература, музыка, живопись, политика и религия.
L’Evolution créatrice (1907; Creative Evolution ), величайшая работа тех лет и самая известная книга Бергсона, наиболее ясно раскрывает его как философа процесса и одновременно показывает влияние биологии на его жизнь. подумал. Изучая идею жизни, Бергсон принял эволюцию как научно установленный факт.Он критиковал, однако, философские интерпретации, которые были даны ему за то, что они не понимали важности продолжительности и, следовательно, упускали из виду саму уникальность жизни. Он предположил, что весь эволюционный процесс следует рассматривать как выдержку élan vital («жизненный импульс»), который постоянно развивается и генерирует новые формы. Короче говоря, эволюция творческая, а не механистическая. ( См. творческая эволюция.)
В этом процессе развития он проследил две основные линии: одну через инстинкт, ведущую к жизни насекомых; другой — благодаря эволюции интеллекта, в результате чего появился человек; оба из которых, однако, рассматриваются как работа одного жизненного импульса, который действует повсюду в мире.Последняя глава книги, озаглавленная «Кинематографический механизм мысли и механистическая иллюзия», представляет собой обзор всей истории философской мысли с целью показать, что она повсюду не осознавала природу и важность становления, фальсифицируя тем самым природа реальности путем навязывания статических и дискретных понятий.
Среди второстепенных работ Бергсона — Le Rire: essai sur la value du comique (1900; Смех: эссе о значении комического, ) и Introduction à la metaphysique (1903; An Introduction to Metaphysics ) ).Последний, возможно, является лучшим введением в его философию, предлагая наиболее ясное изложение его метода. Он утверждал, что есть два совершенно разных способа познания. Тот, который достигает в науке самого дальнего развития, является аналитическим, пространственным и концептуализирующим, склонным рассматривать вещи как твердые и прерывистые. Другой — интуиция, глобальная, непосредственная, проникающая в самую суть вещи через сочувствие. Первый полезен для выполнения дел, для воздействия на мир, но он не может достичь сущностной реальности вещей именно потому, что не учитывает длительность и ее вечный поток, который невыразим и может быть постигнут только интуицией.Всю работу Бергсона можно рассматривать как расширенное исследование смысла и следствий его интуитивного представления о продолжительности как о самой сокровенной реальности всего сущего.
Философы 18 века Франция
философов сыграли важную роль в формировании революционных идейФилософы (по-французски «философы») были писателями, интеллектуалами и учеными, которые сформировали французское Просвещение в 18 веке. Самыми известными философами были барон де Монтескье, Вольтер, Жан-Жак Руссо и Дени Дидро.Среди других менее известных фигур были математик и политолог Николя де Кондорсе, религиозный критик Николя Буланже и писатель-атеист Жак-Андре Найджон.
Влияние на революцию
Влияние этих философов , их сочинений и теорий на Французскую революцию иногда преувеличено и открыто для обсуждения.
Ни один из философов не был революционером, и очень немногие защищали или даже предсказывали революцию.В самом деле, большинство из них были интеллектуальными элитами, мало заботившимися о простых людях, полагая, что они не играют или не играют никакой роли в правительстве. Большинство из значительных философов также были мертвы задолго до 1789 года.
Несмотря на это, их труды и идеи, особенно их политические теории и критика Ancien Régime , помогли создать среду, в которой революционные идеи могли зародиться и процветать.
Монтескье
Шарль-Луи де Секондат, барон де МонтескьеШарль де Секондат, барон де Монтескье (1689-1755) был просвещенным дворянином, ставшим политическим философом, ответственным за четкое объяснение разделения властных полномочий.
Монтескье родился в дворянской семье недалеко от Бордо в январе 1689 года. Некоторые из его родственников были вовлечены в провинциальную политику, поэтому юный Монтескье также проявил интерес к закону и правительству. Богатство семьи дало ему возможность читать, писать и общаться.
Молодой Монтескье стал вокальным и харизматичным завсегдатаем парижской светской жизни, где он свободно и критически отзывался о Ancien Régime . Он также много путешествовал по Европе, изучая и изучая различные формы права и правительства.
К 20 годам Монтескье работал юристом, ученым и преподавателем истории. Он также начал серьезно писать. Его первым значительным общественным произведением было Persian Letters (1721), высмеивающее многие аспекты французского общества.
Его ранние произведения раскрывают Монтескье как либерала, деиста и сторонника конституционной монархии. Он был менее восприимчив к республиканизму или демократии.
Как и другие интеллектуальные гиганты его времени, Монтескье считал, что правительство лучше всего оставить образованной и просвещенной элите.Монтескье утверждал, что простые люди слишком легкомысленны и плохо подготовлены, чтобы обсуждать закон или дела правительства. Монтескье также считал, что политические системы должны быть организованы таким образом, чтобы те, кто находится в правительстве, не могли накапливать или злоупотреблять властью.
Дух законовМонтескье подробно остановился на этом вопросе в своей самой известной работе De l’Esprit des Lois («Дух законов»), которая была анонимно опубликована в 1748 году. Дух законов сравнил различные системы правления , с особым вниманием к тому, как каждая система защищает индивидуальную свободу.
Развивая идеи, ранее исследованные английским философом Джоном Локком, Монтескье решил, что лучшим средством защиты свободы личности является разделение государственной власти. Различные функции правительства — исполнительные или монархические, законодательные и судебные — должны выполняться разными людьми и разными ведомствами. Власть каждой ветви власти должна быть ограничена, в идеале конституцией.
Дух законов презирала церковь и включила в список запрещенных книг, однако она оказалась очень популярной и была продана тысячами экземпляров по всей Европе.Монтескье умер через семь лет после первого издания, однако Дух законов стал, пожалуй, самым значительным произведением политической теории Просвещения, определившим результаты американской и французской революций.
Вольтер
Voltaire«Вольтер» — это псевдоним французского писателя Франсуа-Мари Аруэ (1694–1778). Он родился в Париже в семье среднего достатка, в семье государственного чиновника. Аруэ получил иезуитское образование на греческом, латинском и юридическом языках.В молодости он был свободолюбивым персонажем, в 20 лет Аруэ попытался сбежать с молодым французом -эмигрантом , но заговор был раскрыт его отцом.
Вернувшись в Париж, Аруэ провел год в заключении в Бастилии за написание клеветнических стихов о членах аристократии. Примерно в это же время он принял псевдоним Вольтер, латинизированную анаграмму своего настоящего имени.
Во время содержания под стражей в Бастилии Вольтер написал Эдип , трагическую пьесу, намекающую на сексуальный разврат и инцест среди представителей французской аристократии. «Эдип» имел литературный и драматический успех, позже его исполняли перед переполненными залами в Париже, в то время как Вольтер принял писательство как свою профессию.
Письма об английском народеВ 1726 году против Вольтера было выпущено lettre de cachet . Вместо того, чтобы снова оказаться в Бастилии, Вольтер добровольно отправился в изгнание в Англию, где оставался в течение трех лет.
Во время своего пребывания Вольтер был очарован английским обществом, правительством и законом.Он полюбил английскую литературу, особенно Шекспира; его конституционная монархия; его свобода слова и печати, особенно открытая критика и издевательства над политическими деятелями в лондонских газетах и брошюрах.
Вольтер вернулся во Францию в 1729 году и опубликовал письма об английском народе. Это вызвало серьезные споры во Франции, сравнив английскую систему с французской и обнаружив, что последняя отсутствует. Вольтер особенно сурово относился к организованной религии, которая не доминировала и не определяла английское общество, как во Франции.
Вольтер продолжал плодотворно писать в различных форматах, создавая романы, новеллы, эссе, пьесы, сатиры и открытые письма. Он мог писать разными голосами, с глубокой серьезностью, большой тонкостью или остроумием — или он мог выливать презрение и язвительность в адрес своих целей. Политически Вольтер не был демократом. Он не верил в обычных людей, которых считал апатичными и слишком озабоченными мелочами.
Религиозная критика
Вольтер также был сторонником религиозной терпимости.На протяжении всей своей жизни он был яростным критиком католической церкви, осуждая ее повсеместную коррупцию, а также жадность и разврат высокопоставленных священнослужителей.
Он мрачно писал об огромных земельных владениях церкви и о больших десятинах, которые она взимала с борющегося крестьянства. Он осуждал продажность в церкви, критикуя практику покупки дворянством должностей в духовенстве, и жаловался на вмешательство Ватикана во французские гражданские дела.
Сторонники церкви осудили Вольтера как еретика-атеиста, но, как и многие другие философы , на самом деле он был деистом, который верил в Бога, но не доверял организованной религии.
Взгляд историка:
«Вольтер был по сути крестоносцем, как [Мартин] Лютер, всегда сильнее в разрушении, чем в позитивном построении. Он был, как говорит один историк, «воплощенным Духом Просвещения со всеми его достоинствами и всеми его недостатками. Все, что он говорил и писал, было так же вдохновляюще, как и кофе, на котором он жил ».
Фредерик Арц
Руссо
Жан-Жак РуссоЖан-Жак Руссо (1712–1778) был еще одним писателем эпохи Просвещения, чьи политические и философские идеи сформировали Французскую революцию.Руссо родился в Швейцарии в успешной семье среднего класса. Его мать умерла через несколько дней после рождения Руссо; его отец был часовщиком в третьем поколении.
Молодой Руссо вырос в окружении мастеров и ремесленников. Он стал заядлым читателем, хотя формального образования у него было мало. Руссо провел большую часть своего 20-летнего возраста в разъездах, работая на различных черных работах, одновременно обучаясь и получая образование. На 30-м году жизни он переехал в Париж, где позже подружился с коллегой-философом Дени Дидро и опубликовал статью в знаменитом произведении Дидро в области Просвещения Encyclopédie .
Большая часть произведений Руссо была написана в последние два десятилетия его жизни. Он писал по широкому кругу тем и затрагивал многие социальные, политические и философские проблемы. Его Discourse on Inequality (1755) предлагает идеи Руссо о том, почему люди живут в крайне неравных условиях и терпят их, особенно в цивилизованных обществах. Одним из самых известных произведений Руссо был роман Emile (1762), в котором исследуется природа образования и развращающее влияние общества на молодых людей.
Общественный договорВероятно, наиболее значительным вкладом Руссо в политическую теорию Просвещения была его работа 1762 года Общественный договор . В этой книге он сделал простое, но теперь уже известное заявление: «Человек рождается свободным, но всюду он в оковах [цепях]».
Руссо задумался, почему люди добровольно подчиняются правлению королей и правительств, отказываясь при этом от своих свобод и свобод. Ответ, заключил он, заключался в том, что люди, по сути, хорошие и желают мира, стабильности и порядка.Цивилизованное человеческое общество не может существовать без правительства и законов, поддерживающих порядок.
Во время этого исследования Руссо сформулировал идею «общественного договора», неписаного соглашения, которое существует между правительствами и отдельными людьми. Он также сформулировал концепцию народного суверенитета, предполагая, что истинная власть правительства проистекает из согласия народа.
Народный суверенитет стал важной идеей, оправдавшей американскую и французскую революции.Эти революционеры приняли убеждение Руссо в том, что политические системы, хотя и никогда не совершенны, должны стремиться к прогрессу и совершенствованию.
Одно из наиболее спорных утверждений Руссо заключалось в том, что частная собственность является препятствием для хорошего политического руководства. Интересы собственности, предположил Руссо, отвлекают политиков от их основных ролей: представления людей и обеспечения нравственности. Руссо также отстаивал концепцию гражданской религии, религии, в которой поклоняются Богу и отстаивают нравственность, а не служат корыстным интересам.
«Эта толпа малоизвестных писателей и праздных писателей, пожирающих сущность государства без какой-либо пользы … они презрительно улыбаются этим старым словам« родина »и« религия »и посвящают свои таланты и свою философию разрушению и унижению. все, что свято среди людей. Не то чтобы они ненавидели ни добродетель, ни догмы; они враги общественного мнения, и изгнания их среди атеистов было бы достаточно, чтобы вернуть их к подножию алтарей ».
Руссо о политических памфлетистах
Дидро
Дени ДидроДени Дидро (1713–1784) был еще одним выдающимся деятелем французского Просвещения.Сын мастера столовых приборов, Дидро родился в Шампани, на севере Франции. Он получил образование иезуитов и переехал в Париж с намерением присоединиться к духовенству, прежде чем вместо этого решил изучать право.
Вскоре Дидро начал писать. Он провел свои ранние годы, выполняя небольшие письменные и переводческие работы, а также занимая канцелярские должности. Отсутствие связей мешало Дидро получить какие-либо значимые писательские роли, и, как следствие, он часто разорялся.
Среди его ранних работ была история Греции, антология рассказов и эссе, содержащих критику католической церкви.Одно из сочинений Дидро было осуждено как еретическое, и в 1749 году он был арестован и заключен в тюрьму на несколько месяцев.
ЭнциклопедияСамый известный литературный труд Дидро — Encyclopédie . Начатый в 1750 году, но не завершенный до 1772 года, Encyclopédie был амбициозным проектом, направленным на сбор и систематизацию всех важнейших мировых знаний.
Он содержал сотни статей и эссе по множеству предметов, включая физические и естественные науки, математику, астрономию, религию, теологию, историю, политику, общество, литературу, музыку и изобразительное искусство.В отличие от других книг такого рода, «Энциклопедия » также содержала статьи о ремеслах и работе, охватывающие такие области, как сельское хозяйство, архитектура, инженерное дело, плотницкие работы, каменная кладка и производство.
Статьи в Энциклопедии написаны десятками высококвалифицированных экспертов и философов , большинство из которых были политически прогрессивными.
Хотя энциклопедия сама по себе не была политическим текстом, некоторые из ее статей содержали подразумеваемую критику традиционных верований.Более того, предоставление знаний всем помогло подорвать авторитет и господство как абсолютистской монархии Франции, так и католической церкви. Энциклопедия открыто публиковалась во Франции до 1759 года, когда она была объявлена вне закона, в основном по указанию церкви.
«Говорят, что все мы рождены равными, но это не так… Среди людей существует изначальное неравенство, которое ничто не может разрешить. Это должно длиться вечно. Все, что можно получить от лучшего законодательства, — это не уничтожить это неравенство, а предотвратить возможные злоупотребления.”
Дени Дидро
1. философа были писателями и интеллектуалами французского Просвещения. Труды философов способствовали революционным идеям и критике Ancien Régime .
2. Барон де Монтескье был политическим теоретиком, чья книга 1732 года Дух законов сформулировала и популяризировала идею разделения властей как средства предотвращения тирании.
3. Франсуа-Мари Аруэ, или Вольтер, был плодовитым писателем по целому ряду вопросов. Вольтер был особенно известен своей критикой организованной религии и осуждением ее продажности и коррупции.
4. Жан-Жак Руссо был швейцарским философом, чьи труды были посвящены образованию, правительству и естественным правам. Руссо известен прежде всего разработкой теории «общественного договора» между людьми и их правительством.
5. Дени Дидро был французским писателем, который составил «Энциклопедию », текст эпохи Просвещения, который собрал все существующие человеческие знания и сделал их доступными для всех, подорвав авторитет монархии и католической церкви.
Информация о цитировании
Название: « философов »
Авторы: Дженнифер Ллевеллин, Стив Томпсон
Издатель: Alpha History
URL: https://alpharevolution.com/280/french Дата публикации: 20 октября 2019 г.
Дата обращения: 29 октября 2021 г.
Авторские права: Запрещается повторно публиковать содержимое этой страницы без нашего явного разрешения.Для получения дополнительной информации об использовании, пожалуйста, обратитесь к нашим Условиям использования.
16 французских философов и интеллектуалов, сделавших Париж своим домом
Вид из Пантеона | © faungg’s photos / Flickr
La Ville Lumiere, или Город Света, не является отсылкой к адекватной инфраструктуре уличного освещения Парижа, а происходит от его зарождения в эпоху Просвещения, когда Европа начала переходить от суеверий к разумное общество. Париж издавна был магнитом для интеллектуалов, известных своими прогрессивными и радикальными традициями.Ниже приводится хронологический список выдающихся мыслителей, которых привлекла открытость города идеям.
Наиболее известный своей педагогической работой Левиафан, рациональная защита абсолютной монархии, Гоббс бежал из Англии в 1640 году и оставался в Париже в течение 11 лет, где он переписывался со многими учеными и философами, включая Рене Декарта. Он покинул Англию из-за Гражданской войны в Англии из-за опасений, что новый парламент выступит против его писаний. В Париже он написал Левиафан после контакта с бежавшими от войны монархистами.Его работа поддерживала идею общественного договора , который был объяснением происхождения гражданского общества, идеей, которую писатели позднего Просвещения будут развивать.
Томас Гоббс | © https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Thomas_Hobbes_(portrait).jpg
Философ, написавший основополагающую работу Дух законов, Монтескье переехал в Париж взрослым в 1721 году. В богатой семье из Бордо он уехал в Париж, унаследовав богатство и власть своей семьи, что дало ему финансовую безопасность и свободу следовать своим интеллектуальным занятиям.Вышеупомянутое эссе кодифицировало идею разделения исполнительных, законодательных и судебных органов власти, влияя на подготовку конституции Соединенных Штатов и обеспечивая основу для многих конституций по всему миру. Его именем названа дорога в 1 st округе .
Монтескье | © https://en.wikipedia.org/wiki/Montesquieu
Философ, наиболее известный своей работой над Энциклопедией, Дидро был родом из коммуны в Шампани, в 250 км к юго-западу от Парижа.Он приехал в Париж, когда ему было чуть за 20, чтобы изучать теологию и право и избежать церковной жизни, которую его отец начал для него. В течение десяти лет он работал писателем-фрилансером, репетитором и переводчиком. Его помнят как одного из самых важных философов эпохи Просвещения, настолько, что его имя носит один из крупнейших университетов Парижа.
Дени Дидро | © https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Denis_Diderot_111.PNG
Философ, родившийся в Женеве, Руссо приехал в Париж в возрасте 30 лет и подружился с коллегой-интеллектуалом Дидро. литература.Во время прогулки в Винсеннес, чтобы навестить своего друга, он утверждал, что у него было видение, которое прояснило темы его будущих влиятельных работ: что человек в естественном состоянии был свободен и счастлив, и что общество развратило его, из чего пришла мантра » Человек рождается свободным, но всюду он скован цепями ». Среди известных работ — « Общественный договор »,« Эмиль »и« Рассуждения об исходном равенстве ».
Портрет Жана Жака Русса | © https://en.wikipedia.org/wiki/Jean-Jacques_Rousseau
Чрезвычайно значимая фигура в истории феминизма, маркиз де Кондорсе в 1790 году написал статью под названием «О допущении женщин к правам гражданства». который является одним из важнейших вопросов гендерного равенства.Приехав в Париж молодым человеком для учебы, он провел там большую часть своей жизни. Противодействуя многим прогрессивным сторонникам своего времени, он также выступал за освобождение рабов во французских заморских колониях. Его именем названы две улицы в округе 9 .
Nicolas_de_Condorcet | © Жан-Батист Грёз (https://en.wikipedia.org/wiki/Marquis_de_Condorcet)
Карл Маркс, возможно, самый значительный политический философ в истории, провел 18 месяцев в Париже со своей женой и дочерью, которые родились вскоре после приезда.Хотя его пребывание было недолгим, именно в Париже он укрепил свою давнюю дружбу со своим коллегой Фридрихом Энгельсом и усовершенствовал свои политические теории, изучая британскую экономическую мысль. Несомненно, Маркс остался бы, если бы прусское правительство не оказало давление на французов с целью изгнать его за его антироялистские работы, что они и сделали в начале 1845 года.
Карл Маркс | © Международный институт социальной истории, Нидерланды (https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Karl_Marx.jpg)
Переехав в Париж в возрасте 29 лет, писательница и поэт Штейн прожила там всю оставшуюся жизнь. Следуя традициям салонов эпохи Просвещения, она принимала собрания важных мыслителей того времени в своей резиденции на улице Рю де Флерюс, чтобы обсуждать идеи и поощрять дискуссии. Среди посетителей ее строго регулярных субботних вечеров (отвлекающие импровизированные визиты сильно раздражали ее) были Пикассо, Хемингуэй, Матисс, Скотт Фицджеральд и Джеймс Джойс.Она также была водителем машины скорой помощи французских войск во время Первой мировой войны.
Гертруда Стайн, 1934 | © Карл Ван Фехтен (https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Stein,_Gertrude_1934.jpg)
За двадцать лет, проведенных в Париже, с 1920 по 1940 год, писатель Джойс завершил Ulysses и написал полностью из Поминки по Финнегану . Здесь он познакомился с другими писателями во время их короткого пребывания, включая Т.С. Элиота и Хемингуэя, через встречи в салоне Гертруды Стайн.Он был известен своим щедрым образом жизни и буржуазными привычками, которые на самом деле происходили из-за стыда за его бедное прошлое в Ирландии и желания вписаться в высшее общество. Он бежал в 1940 году во время нацистской оккупации в поисках убежища в Женеве.
Джеймс Джойс | © Алекс Эренцвейг (https://en.wikipedia.org/wiki/A_Portrait_of_the_Artist_as_a_Young_Man)
Присутствие Хемингуэя, одного из самых известных интеллектуалов, переехавших в Париж, ощущается в виде мемориальных досок возле его двух парижских резиденций (Rue Descartes и Rue Cardinal Lemoines) и одержимость посетителей посещать те же бары и кафе, что и он.Одна из его самых известных работ — это мемуары о парижском писательском труде « A Moveable Feast». Он был постоянным посетителем субботнего салона Гертруды Стайн. Вскоре после рождения ребенка в конце 1923 года он вернулся в Соединенные Штаты.
Эрнест Хемингуэй | © Неизвестно — Программа электронных архивов Национального управления архивов и документации (https://en.wikipedia.org/wiki/Ernest_Hemingway#/media/File:Ernest_Hemingway_1923_passport_photo.jpg)
Родом из Киева, Украина, в семье богатого торговца После революции 1917 года Шестов бежал из Москвы в Киев, а через год вообще покинул Советский Союз.Его философия была противоположна механической и натуралистической природе новой идеологии, навязанной на российских территориях революционными большевиками: Шестов отказался от их приказа включить защиту марксизма в свои введения, что усложнило ему жизнь в Советском Союзе. Он переехал в течение нескольких лет, путешествуя по Крыму и Швейцарии, прежде чем обосноваться в Париже со своей семьей в 1921 году, сделав его своим домом до своей смерти в 1938 году. Он много писал по философии и русской литературе.
Лев Шестов ¦ | © Пьер Шумофф (https://commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9B%D0%B5%D0%B2_%D0%A8%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%BE % D0% B2.jpg)
Бердяев, еще один интеллектуал, уехавший из России вскоре после Октябрьской революции, также был родом из Киева. Он был изгнан большевиками в 1922 году за оппозицию авторитарному характеру нового режима и приехал в Париж со своей женой после короткого пребывания в Берлине. Раньше он был марксистом, но в конце концов отверг его за подрыв человеческих свобод.Свобода была общей темой его интеллектуальных усилий, и толерантная интеллектуальная атмосфера Парижа (на то время) побуждала его остаться.
Николай Бердяев | © WikiCommons
Самый цитируемый ученый-гуманитарий, по версии The Times , Фуко — имя нарицательное в философии 20 -х годов века. Он впервые приехал в Париж в возрасте 20 лет, чтобы учиться в Ecole Superieure Nationale , , прежде чем преподавать там, а затем занимать должности атташе по культуре в Уппсале, Варшаве и Гамбурге.Он также проводил периоды преподавания в Клермон-Ферране и Тунисе, но Париж всегда был его постоянным местом жительства. Политический деятель и публицист, он писал о сексуальности, тюремном заключении, современной медицине, эпистемологии и литературе.
Картина Мишеля Фуко | © Тьерри Эрманн (https://www.flickr.com/photos/home_of_chaos/2550922632)
Болдуин родился в Гарлеме и приехал в Париж в 24 года, чтобы спастись от безудержного расизма Соединенных Штатов, с которым он столкнулся как черный интеллектуал. Он сразу погрузился в левобережный радикализм 1950-х годов.По всему каналу он подробно писал о таких проблемах, как сексуальность, семейные отношения и непростые отношения между христианством и черным исламом в движении за гражданские права. Его роман 1958 года, Комната Джованни , был одним из первых крупных романов, затрагивающих тему гомосексуализма, шокировав многих своим откровенным содержанием. Франция присвоила ему престижную награду , командующий Почетного легиона, , и он оставался в столице до своей смерти в 1987 году.
Джеймс Болдуин ¦ | © Алан Уоррен (https: // commons.wikimedia.org/wiki/File:James_Baldwin_35AllanWarren_Allan_Warren.jpg)
Деррида родился в Алжире и приехал молодым человеком в Париж, чтобы изучать философию в Ecole Superieure Nationale . Он, пожалуй, наиболее известен тем, что сформулировал форму литературного и философского анализа, называемую деконструкцией . Он помог основать Международный колледж философии и провел время в Соединенных Штатах, занимая преподавательские должности в Йельском университете, Университете Джона Хопкинса и Калифорнийском университете, но Париж всегда был его домом.Он также единственный интеллектуал в этом списке, который приехал из бывшей французской колонии.
Чинмой Гуха встречает Жака Деррида | © Чинмой Гуха (https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Chinmoy_Guha_with_Derrida.jpg)
Переехав в Париж, чтобы учиться в Сорбонне (Парижский университет), философ Бодрийяр провел там большую часть своей жизни. , перемежая его периодами в Японии и США. Большую часть своей жизни преподавал или руководил в учебных заведениях Парижа, в том числе в нескольких лицеях (французская средняя школа), Парижском университете в Нантере и Парижском университете IX Dauphine . Он много писал по социальной теории, философии и теории искусства, получив больше признания в глобальном англоязычном интеллектуальном мире, чем во Франции.
Жан Бодрийяр | © https://commons.wikimedia.org/wiki/File:WikipediaBaudrillard20040612.jpg
Единственная живущая интеллектуалка в этом списке, Кристева — болгарско-французский философ, проживающая в Париже с 1960-х годов, в настоящее время работающая профессором в Парижский университет Дидро. Она известна своими работами в области феминизма (хотя она и не решается использовать этот термин для описания своей работы), психоанализа, политического и социального анализа.Выйдя замуж за французского писателя в 1967 году, она стала натурализованным гражданином Франции и возглавляет Премию Симоны де Бовуар , , названную в честь известного парижского интеллектуала.
Юлия_Кристева | © Дэвид Монно (https://commons.wikimedia.org/wiki/Julia_Kristeva#/media/File:Julia_Kristeva_p1200568.jpg)
Стоп! Французский философ Латур призывает не возвращаться к нормальному состоянию до блокировки
Бенуа Ван Оверстратен
ПАРИЖ (Рейтер) — Что, если вместо того, чтобы поспешить вернуться к «обычному ведению дел», чтобы оживить экономику, пострадавшую от пандемии коронавируса, страны построили новую норму, в которой борьба с изменением климата имеет первостепенное значение?
Французский философ Бруно Латур, пожизненный экологический активист, пропагандирует именно это, призывая людей сопротивляться возвращению к старым путям, поскольку правительства ослабляют ограничения.
Латур, 72 года, говорит, что пандемия неожиданно показала, что можно остановить глобальную экономическую активность, несмотря на то, что лидеры десятилетиями заявляли, что движение прогресса невозможно остановить.
Изоляция показала, что «мы действительно можем принять чрезвычайно радикальные меры в течение нескольких дней, чтобы противостоять угрозе. Поэтому в этом смысле, когда люди говорят, что мы ничего не можем сделать, это явно неправильно », — сказал Латур в интервью агентству Рейтер.
Однако он отметил, что масштаб изменений и решений, которые необходимо принять для предотвращения изменения климата, «во много раз сложнее и радикальнее, чем те, которые есть у нас (с коронавирусом)».
Франция была одной из стран, наиболее пострадавших от COVID-19, на сегодняшний день в ней погибло около 26000 человек. В связи с замедлением новых случаев заражения правительство объявило на этой неделе, что с понедельника начнется постепенное ослабление его почти двухмесячного карантина, что сигнализирует о медленном возвращении к обычному бизнесу.
«Мы не должны упускать шанс заняться чем-то другим», — сказал Латур, завоевавший международную репутацию благодаря исследованиям ученых, в частности французскому биологу Луи Пастеру, и его философским работам, показывающим, что природа и общество не противоположны. но тесно переплетены.
Призыв Латура перекликается с опубликованным во вторник исследованием, в котором группа ведущих экономистов США и Великобритании заявила, что масштабные программы государственных инвестиций, нацеленные на экологические проблемы, будут наиболее экономически эффективным способом как оживить экономику, так и нанести решающий удар по изменению климата.
НОВЫЕ «ЗАЩИТНЫЕ МЕРЫ»
Подобно тому, как людей во всем мире просили принять новые модели поведения, чтобы остановить распространение вируса — социальное дистанцирование, ношение масок, кашель в рукав, — Латур говорит, что всем людям следует думать о «защитных мерах». меры »от возврата к докризисной производственной модели.
«Давайте посмотрим, сможем ли мы заранее представить, что мы хотим сохранить (…) и что хотим остановить», — сказал Латур.
Он разместил на своем веб-сайте анкету, переведенную как минимум на дюжину языков, в которой людей просят описать, как они хотели бы, чтобы мир развивался, от чего они хотят отказаться или что следует развивать.
Он сказал, что получил сотни ответов и организует семинары.
«Может быть, если это сработает, мы свяжем их с группами людей, которые действительно могут (…) остановить что-то », — сказал он, добавив:« Можем ли мы сделать это политически? Один из способов — перестать покупать то, что нам не нужно. Сила потребителя огромна ».
При этом Латур не переоценивает важность своей инициативы.
Он сказал, что обеспокоен тем, что масштабы кризиса, в результате которого миллионы людей во всем мире остались без работы, фактически отбросят экологические проблемы на задний план.
Отчетность Бенуа Ван Оверстратена; Под редакцией Фрэнсис Керри
Поль Рикёр (Стэнфордская энциклопедия философии)
1.Биографический очерк
Поль Рикёр родился 27 февраля 1913 года в Валансе, Франция. Его мать умерла вскоре после этого, а его отец был убит в битве. Марны в 1915 году, поэтому Рикер и его сестра воспитывались в своих бабушка и дедушка по отцовской линии и незамужняя тетя в Ренне. Они были набожные представители французской реформатской протестантской традиции. Он был позже говорить о роли веры в его жизни как о «случайности превращается в судьбу благодаря постоянному выбору, в то время как скрупулезное отношение к выбору.«Как сирота войны его обучение в школе было оплачено французским правительством. Он изучал философию сначала в Реннском университете, а затем в Сорбонне. От в первые годы своей академической жизни он был убежден, что существует основное, неснижаемое различие между вещами и людьми как лиц и агентов. В отличие от вещей, люди могут заниматься бесплатно, продуманное действие. Но Рикер никогда не принимал ни одной версии субстанциальный дуализм в человеке как картезианское cogito и кантовский трансцендентный предмет можно прочесть как требующий.Он сделал, однако принять доктрину Канта относительно антиномий разум и необходимое различие между теоретическим и практическим причина. Рикёр учился в Германии, когда разразилась Вторая мировая война. Вскоре после призыва на службу во французскую армию в 1939 г. попал в плен и провел остаток войны в лагерях для военнопленных в Германии. Там он смог изучить работы Карла Ясперса и подготовить перевод идей Гуссерля I на полях книгу, которую он должен был скрыть от тюремщиков.После войны он защитил докторскую диссертацию и был назначен преподавателем, затем профессором история философии в Страсбургском университете, где он преуспел Жан Ипполит. Он оставался там до 1956 г., когда был назван кафедрой общей философии Сорбонны. В 1965 году он поступил на факультет нового Парижского университета в Нантере, сейчас Париж X, создание которого он поддерживал в свете стремительной рост числа студентов вузов в то время. Он служил трудный год в должности декана факультета письма вслед за студентом восстание 1968 г.За исключением трех лет, которые он провел в Лувене, он продолжал вести семинар в Архиве Гуссерля в Париже, пока не достигла возраста обязательного выхода на пенсию в 1980 году. С 1954 года Ricoeur также регулярно читал лекции в США и Канаде. В 1970 году он был назначен преемником Пола Тиллиха на посту профессора Джона Нувина философского богословия в Чикагском университете с совместным назначение в Школу богословия, философский факультет и Комитет общественной мысли. Он преподавал там регулярно за порцию каждого года до 1992 года.В 1986 году он прочитал Гиффордские лекции в Эдинбург, Шотландия. Работа Рикера была переведена на более двадцати пяти языков, и он был удостоен награды в Библиотека живых философов Серия . Среди его многих почетные докторские степени — из Чикаго (1967), Северо-Запада (1977), Колумбия (1981), Геттинген (1987) и МакГилл (1992). Он был обладатель множества наград, в том числе Премии Гегеля (Штутгарт, 1985), Приз Данте (Флоренция, 1988), Приз Карла Ясперса (Гейдельберг, 1989), премия Леопольда Лукаса (Тюбинген, 1990), Гран-при Французской академии философии (1991), Киотская премия (2000 г.) и Международная премия Папы Павла VI (2003 г.).В 2004 году он был со-лауреатом Премии Джона В. Клюге в области гуманитарных наук. награжден Центром Клюге Библиотеки Конгресса США.
2. Пре-герменевтическая антропология
Первая крупная работа Рикера должна была выйти в трех томах. который изложил бы философию воли, начиная с эйдетического феноменология произвольного и непроизвольного. Второй том затем обратится к вопросам, касающимся эмпирической реальности буду. В третьем томе будет рассмотрено злоупотребление волей и существование зла, которое не может быть объяснено ни одним чистым феноменология воли или ее эмпирическое существование.Прогнозируемый третий том был объявлен с целью представить то, что Рикер назвал поэтика воли и видение невинности в свете того, что Рикер вслед за Карлом Ясперсом называл трансцендентность. Этот последний объем никогда не появлялся. Это было отложено, а затем отложено, когда Рикер обнаружил новые проблемы, которых он не предвидел, и когда он стремился ответить на новые вызовы философии, исходящие особенно от структурализм.
Первый том этой предполагаемой трилогии, Свобода и Природа: Добровольное и недобровольное (1950), предлагает феноменология воли, ограничивая при этом реальность зла.Это опирается на метод феноменологии, разработанный Эдмундом Гуссерлем. В в нем можно найти выражение центральной темы Рикёра антропологии, а именно полярный субъективный / объективный характер составные черты прожитого человеческого существования. Вопреки Утверждение Сартра о том, что существует радикальное различие между сознание (или для себя) и материальность (или в себе), различие, которое противопоставляет свободу самого себя явному фактичность в себе, Рикер утверждает, что добровольное и непроизвольные измерения человеческого существования дополняют друг друга.Это может можно увидеть через феноменологическое описание трех структур которые составляют добровольный полюс человеческого существования: решение, выбор и переход к действию, и наше необходимое согласие на непроизвольно, как то, на что действует наша воля, чей орган это наше тело. Между этими измерениями нет безупречной гармонии. что в конечном итоге является конечной свободой. Людям приходится бороться с напряженность между ними и, в конечном итоге, согласие на их воплощенное жизни и мир как нечто, что они не создают полностью.Это всегда хрупкое разрешение этого конфликта, что в конечном итоге делает человека Свобода подлинно человеческая, и это дает нам нашу отличительную идентичность как отдельные лица, так и члены более крупных исторических сообществ и в конечном итоге человечества.
Рикер расширяет свой взгляд на свободу, поднимая тему зла в Fallible Man и The Symbolism of Evil, оба опубликовано в 1960 году. В этих работах он обращается к вопросу о том, как учитывать тот факт, что мы можем злоупотреблять своей свободой, вопрос, заключенный в квадратные скобки в первоначальной феноменологической объем.В Fallible Man он рассуждает через трансцендентную анализ того, что эта возможность основана на фундаментальной диспропорции который характеризует человеческое существование как находящееся между конечным, перспективный характер опыта и бесконечное, рациональное измерения принятия этого опыта в восприятии, практике и чувство, ведущее к концепции подверженности ошибкам. Эта диспропорция проявляется во всех аспектах человеческого существования, от восприятия до чувство к мышлению. Это очевидно в человеческом стремлении к имущество, власть и престиж.Из-за этой диспропорции мы никогда полностью не едины с самими собой, и поэтому мы можем ошибиться. Мы подвержены ошибкам, но зло, злоупотребление нашей свободой, не является ни оригинальным не обязательно, только всегда возможно.
Эта диспропорция не делает бессмысленным наше существование. Скорее, та самая диспропорция, которая делает нас склонными к ошибкам и делает человеческое зло возможность делать это также делает добро, знания и достижения возможный. Это то, что отличает нас друг от друга — каждый из нас имеет свое уникальное пространственно-временное положение и перспективу но мы можем познать себя как одного человека среди многих, и мы можем стремиться познать мир за пределами нашей индивидуальной точки зрения.Наш возможность ошибок также позволяет нам сообщать друг с другом, используя логотип , который стремится выходить за рамки наших локализованных точек зрения.
Хотя единство человечества — это не что иное, как единство, основанное на общение, именно потому, что мы можем общаться, различия среди нас никогда не бывает абсолютным. Более того, никто из нас в одиночку не мог быть персона. Хотя у каждого из нас есть индивидуальная идентичность, наша идентичность показать, что мы связаны с другими: «Человек — это множественное число и коллективное единство, в котором единство предназначения и различия судеб нужно понимать друг через друга » ( Fallible Man , 138).
Такое единство, которое связывает людей друг с другом, даже если они различие проявляется в их стремлении к уважению и признанию. Этот желание стремится к подлинной взаимности, которая выражает уважение к ценности что каждый из нас имеет как в силу нашей общей человечности, так и в силу наших индивидуальная неповторимость. Это уважение положительно оценивает диспропорцию составляющая каждого человека. Эта тема взаимного признания более полно развита в последней книге Рикера The Course of Признание , где он утверждает, что выходит за рамки простого взаимного признание, подобное тому, которое обнаруживается в коммерческих или других сделках сводится к обмену товарами независимо от того, кто другой вовлеченная сторона может быть.
Изучение истории, которое признает временность нашего существование подтверждает наше стремление к такому взаимному уважению. Такое внимание истории, в свою очередь, еще больше проясняет конечную природу человеческого Свобода. Для Рикера в истории есть порядок и структура. передается через повествование истории. Иначе история была бы неразборчиво. Но эта рассказанная история также повествует о событиях и действия, которые нарушают преобладающий порядок и меняют его порядок, что приводит к вопрос, прощение ли произошедших обид и возникшие долги могут быть возможны, однако их трудно достигать.
Эти размышления укрепили убежденность Рикера в том, что то, что люди говорят и делают, предполагает как ограниченную свободу, которая позволяет нам вмешиваться в природные процессы и зависимость от них процессы для эффективности таких действий. То, что мы говорим и делаем, будет быть бессмысленным, если он не вписывался в какую-либо предшествующую структуру или закономерность, установленная естественными процессами, с одной стороны, и в что мы говорим о таких действиях, которые вмешиваются в эти процессы, на другой. Наши слова и дела призваны выразить значение то, что существует, хотя бы потому, что они придают смысл вещам, как они сейчас стоять.В этом смысле наши слова и дела получают свое значение от быть ответами на контексты, не полностью созданные нами. Что мы говорим и делать в таких контекстах может также стремиться за пределы вещей, как они сейчас стоят и иногда дает выражение новым смыслам и ценностям, а также что касается непредвиденных и пока нереализованных возможностей. Одним словом, наша осуществление нашей ограниченной свободы имеет ценность и эффективность только по разуму нашего воплощения в естественной и культурной среде, которая в значительной степени не наши собственные, но это мир, который мы стремимся присвоить через наши слова и дела — и использование нами продуктивного воображение.
Рикер видел, что эта концепция диспропорции, которая характеризует людей, было недостаточно для объяснения фактических возникновение злой воли и злых дел. Нет прямого, непосредственного осмотр cogito, подобный тому, который он видел у Декарта и Гуссерля, может показать, почему это зло, как бы случайно ни было каждое из них, на самом деле быть. Признание непрозрачности cogito в этом отношении подтвердило его вера в то, что все самопонимание происходит только через «Знаки, оставленные в памяти и воображении великими литературными традиции »(Рикер,« Интеллектуальная автобиография », в Hahn 1995: 16).Этот вывод был основным мотиватором для его герменевтический и одновременно «языковой поворот».
Затем Рикер исследовал проблему того, как тогда учитывать существование зла и его возможное решение в году. Зло . Там он утверждал, что мы должны учитывать, как люди стремились смириться с их неспособностью разобраться в существование зла, используя язык, который опирается на великие символы и мифы, говорящие о его происхождении и конце. Это язык, который передает более чем одно значение, язык, который всегда может быть понимается более чем одним способом; следовательно, это всегда должно быть интерпретируется.В заключение этого исследования говорилось, что философия должна учиться разобраться в таком языке и научиться думать, исходя из него, что-то, что Рикер резюмировал знаменитой фразой: «символ рождает мысль »( The Symbolism of Evil , 1967: 247–57). Если философия серьезно относится к этому уроку, размышляя о символике зла, он должен заняться проблемой о «полноте языка». Это означает рассмотрение те виды использования языка, которые выходят за рамки одного слова или предложения, а также те, которые нельзя интерпретировать как простые логические предложения, которые говорят, что S есть P.Как основные символы зло и черта; пятно, грех и вина — это формы дискурса которые могут иметь более одного значения. Чтобы понять полноту язык, поэтому философия должна разработать теорию интерпретация, поскольку реальный дискурс не всегда, если вообще когда-либо, однозначен и его значения меняются со временем, когда дискурс переживет спикеры и ситуации, в которых они были изначально произведено.
При разработке этой теории интерпретации в терминах теории язык как дискурс, Рикер увидел, что то, что он теперь называл Герменевтическое поле, к которому применялись интерпретации, было разделено внутренне между подходом, таким как использованный в The Symbolism зла , который стремился восстановить значение, которое, как предполагалось, было уже там и то, что он теперь называл герменевтикой подозрения, вроде то, что было обнаружено у Маркса, Ницше и Фрейда, которые считали, что ничто в конечном итоге означает то, что кажется первым.Подъем структурализма в 60-70-е годы, опираясь на развитие лингвистики, способствовали такому акценту на подозрениях, полагая, что это лежащая в основе безличная структура или структуры, которые привели к кажущееся поверхностное значение. Структурализм также ввел идею, что идентификация таких базовых структур может считаться редуктивное объяснение любого поверхностного значения. Ricoeur’s философский проект поэтому обратился к тому, чтобы показать, что в то время как структурализм можно было бы использовать как метод исследования — посмотрите и извлекать уроки из предложенных генеративных структур — это пошло сбился с пути, когда он предложил себя как теорию объективности без субъективности, то, что Рикер называл трансцендентальной философией без трансцендентный предмет.Со временем он пришел к выводу, что это ограничивающее структурного анализа к методу интерпретации можно показать следует из того факта, что структуралисты всегда предполагали поверхностный смысл, который они пытались объяснить. Более того, потому что они игнорировали время и отбрасывали любое понятие изменений, потому что глубокие обнаруженные ими структуры считались статичными и вневременными, они не могли реально объяснить, как структуры создают поверхность смыслов, то есть как одна структура может превратиться в другую состав.
Эта критика содержится в эссе, собранных в . Интерпретация (1969) и в подробном описании Рикера философское прочтение Фрейда, Фрейд и философия (1970). Собственная философия Фрейда, согласно Рикеру, оказывается археология предмета, предназначенного для обеспечения теории культуры (цивилизация и ее недовольство), но ей недостает необходимого соответствующая телеология субъекта, которая позволила бы человеческому творчество и способный человек.Эти исследования подкрепили Мнение Рикера о том, что не существует непосредственного самопонимания, что привело к повороту в его творчестве к более диалектическому методу. Это подход, с помощью которого он пытается найти средний термин, который может посредничать между двумя полярными терминами и позволять нам двигаться вперед и назад между ними. Размещение такого посреднического термина приводит к усилению понимание. Это понимание всегда приходит через интерпретация, но и сама открыта для критики. Другими словами, для Рикера герменевтика работает с методом, который опосредует и скорее согласовывает, чем устраняет конфликт интерпретаций.
Помимо признания плодотворности структурного анализа в определенных четко определенных областях опыта, Рикер сопротивлялся тем структуралисты и постструктуралисты, стремившиеся уменьшить язык Сама к закрытой системе знаков, ни к чему не относящихся вне себя. Следуя подсказкам, найденным в работах Эмиля Бенвениста и Роман Якобсон определил дискурс как использование такого знака системы кем-то, чтобы что-то сказать кому-то, используя существующие, но податливые фонетические, лексические, синтаксические и стилистические правила.То есть в дискурсе всегда участвует оратор или писатель и слушатель или читатель, а также что-то сказанное в какой-то ситуации о некоторая реальность, в конечном итоге мир, в котором мы могли бы жить. Следует что любая интерпретация формы дискурса требует как объективный анализ, инструмент для которого структурализм предоставляет признание того, что всегда есть избыток смысла, который помимо того, что пытаются объяснить такие объективные методы. Существует избыток смысла, потому что мы применяем объективные методы к вещам, которые уже понимаете как имеющее возможное значение, не полностью исчерпывающий это значение.Смысл актов дискурса, кроме того, всегда открыт для новых интерпретаций, особенно по прошествии времени и меняется сам контекст, в котором происходит интерпретация.
3. Толкование и полнота языка
Исходя из этого, работа Рикера после г. Конфликт Интерпретация затрагивает ряд связанных тем. На одной уровне, он исследовал практику методов интерпретации как дуги ведущий от исходной ситуации и понимания к расширенному понимание как интерпретатора, так и мира как мира, который мы можем представьте себя населенными.На втором уровне он исследовал более широкое понятие полноты языка через исследование различные формы расширенного дискурса. Это использование языка, которое длиннее одного предложения и чья истинность и смысл не просто сводится к сумме истинных ценностей индивидуума предложения, составляющие такой расширенный дискурс. На основе этих два переплетенных уровня, он мог также заняться вопросами самости и ответственные человеческие действия, позволяющие ему более подробно описывать подробно изложить этическую теорию, которая всегда подразумевалась в его философия.Его обсуждение этики начинается с сосредоточения внимания на человеке и отношения между людьми, самим собой и одним или несколькими другими людьми, находящимися поблизости, характеризуется в лучшем случае заботой о другом человеке и возможность дружбы, затем перешли к вопрос справедливости и жизни с другими людьми помимо тех, с которыми мы можем встретиться каждый день или лицом к лицу. Здесь вопрос о правах и уважении возникает безликий другой. Конкретный вопрос, что такое справедливый отношения в таких ситуациях ( The Just , 2000; Reflections на Just , 2007), разработанный Рикером участие в семинаре для судей, и привело к его размышлениям в последняя прижизненная работа, посвященная идее взаимного признание ( The Course of Recognition , 2005).В финале лет, он также продолжал исследовать другие измерения полноты языка, например, в некоторых важных эссе по понятие перевода, происходящего не только между языками, но и внутри них ( О переводе , 2006).
Исследование Рикёром практики интерпретации не предложить единую общую теорию, применимую в каждом случае. Его подход заключался скорее в том, чтобы сформулировать его теорию дискурса как использование язык означал что-то сказать кому-то о чем-то, используя примеры такого дискурса и их интерпретация.Но язык как сказанное эфемерно, оно исчезает. Гениальная проницательность Рикера была обратиться к примерам, фиксирующим такой дискурс, вписав его в тексты или то, что можно рассматривать как аналог текста. Событие разговор может исчезнуть, но текст останется для всех, кто знает, как читать. Следовательно, это смысл текста, а не оригинала. намерение автора или исходная ситуация, которая становится объект интерпретации. Структурализм был прав в том, что тексты имеют состав.Но эта структура варьируется в зависимости от вида дискурса, вписанного в текст, таким образом, различая эту структуру и то, как он способствует формированию этого дискурса, помогает идентифицировать дискурс как принадлежащий к определенному типу или жанру. Первоначально признавая этот жанр — что-то вроде предположения, которое должно быть подтверждено интерпретации текста, но хорошее чтение также открывает переводчикам будучи подвергнуты сомнению об их первоначальных предположениях в тексте вопрос. Что можно обнаружить с помощью таких исследований, Рикер верили, что есть что-то вроде мира текста, который лежит не за текстом, а метафорически перед ним как что-то, что нужно исследовать воображению переводчика.Этот это мир, в котором мы можем думать, что населяем. Интерпретации, конечно же, нужно проверять и оспаривать. другими интерпретациями, и они рано или поздно должны быть переделывать по мере того, как ситуация меняется со временем. Так что есть возможность как внутренняя, так и внешняя критика: является ли текст связным с точки зрения его родовая форма, может ли он быть подтвержден или фальсифицирован другими подобными документы или последующие данные? Пояснительные техники тоже играют роль, особенно когда понимание нарушается.В хорошем слове: Рикер любил говорить, что потом пытается объяснить больше, чтобы пойми лучше. Он также согласился с мнением Ханса-Георга Гадамера. теория герменевтики, что в конечном итоге на карту поставлена интерпретация это своего рода присвоение, хотя Рикер считал это более ориентированным к действию в настоящем, чем к тому, что Гадамер называл присвоением традиции, хотя традиция всегда играла роль, даже когда его критикуют или отвергают. Он согласился с Гадамером, кроме того, что цель интерпретации заключалась в том, чтобы дать нам возможность понять наши воплощенное существование с другими, включая наших предшественников и преемники в мире.
Рикер не создал общей теории интерпретации. Его размышления о герменевтике сами по себе были примером философская практика интерпретации, ведущая к пониманию того, что в конечном итоге лежит в основе и делает возможным такую деятельность: необходимость интерпретировать чтобы осмыслить человеческую жизнь; переход от начального понимание к большему пониманию на основе критического размышления и обращение к воображению; интерполирующий пояснительный методы и процедуры, в которых понимание нарушается; присвоение смысла дискурса с точки зрения мира, в котором он проекты, как мир, в котором можно жить.И напоследок: увеличился самопонимание.
4. Формы расширенного дискурса
Рикер исследовал ряд различных форм расширенного дискурса, начиная с метафорического дискурса. Как разговор о символах, он исследовали ранее, живая метафора — это своего рода дискурс, который говорит более одного предмета одновременно. Живые метафоры — это продукт предложений, а не результат замены одного слова другим для декоративный или риторический эффект. Они предполагают что-то странное предикация, «метафорический поворот».В отличие от предложений которые говорят, что что-то есть или нет, живая метафора говорит «Есть» и «не является» одновременно, ведущие возможно, к переописанию реальности. Как творческие экземпляры использование языка, живые метафоры могут умереть и погрузиться в словарь (часы бегут). Живые метафоры также могут выходить за рамки одно предложение, как в случае поэтического дискурса. Поэтический дискурс таким образом, использование языка переопределяет реальность. Его правда больше вопрос проявления, чем согласованности или соответствия с то, что предполагается внешней реальностью.В важном смысле это опытная правда — основа для разговоров о связности и соответствие, но парадоксально метафорический дискурс всегда предполагает уже существующий язык, которым он может пользоваться. В В этом смысле мы никогда не находимся у истоков языка. Мы можем задавать вопросы назад к этому источнику, но никогда не достичь его, так как мы всегда должны начинать используя существующий язык, чтобы задать вопрос. Философы полноты языка поэтому всегда начинайте как уже началось.
Повествовательный дискурс — еще одна исследуемая форма расширенного дискурса. пользователя Ricoeur. Это язык использования, который позволяет нам делать практические чувство человеческого действия и времени. Обычный язык уже содержит концепции, относящиеся к действию — намерения, мотивы, причины, причины, действия, последствия, агенты и пациенты для пример — точно так же, как он содержит концепции, применимые ко времени: прошлое, настоящее, будущее, сейчас, тогда, когда. Повествовательный дискурс конфигурирует такие разнородные концепции в дискурс, который определяет действия во времени где одно происходит не сразу после чего-то другого, а из-за что-то еще в последующей истории или истории.Он изменяет физический события как повествовательные события, события, которые имеют смысл, потому что они рассказывают что происходит в рассказе или истории. Но поскольку в рассказах концовки или должны закончиться, они никогда полностью не исчерпывают время или возможные длительный смысл действия. Своими сюжетами они всегда синтез разнородных понятий в некую противоречивую согласование, которое превращает эпизоды рассказа в рассказанное история. Тем самым они решают практически, если не теоретически, конфликт между временем, понимаемым как прожитое сейчас — это настоящее который имеет прошлое и будущее, а космическое время задумано как последовательность точек, где любая точка может быть точкой теперь, определенной не в с точки зрения его прошлого и будущего, но просто с точки зрения наступающих моментов. до и после него.В повествовании переплетаются эти две точки зрения. время в человеческое время без полного разрешения поднятых апорий думая о времени во времени.
Религиозный дискурс, по крайней мере, в еврейском и христианском языках. библейская традиция принимает разные формы: гимны, законы, повествования, притчи, пророчества, мудрые изречения. Что у них общего, что определяет их как религиозный дискурс, состоит в том, что все они являются формами поэтический дискурс, и все они по-своему «называют» Бога. В рамках своего библейского канона они делают это через они составляют полифонию, позволяющую религиозным традициям которые используют эти тексты как для идентификации, так и для легитимации через своего рода герменевтический круг.То есть такие тексты священны к традициям, которые принимают их как узаконивающие традицию, основанную на эти тексты, посредством их чтения и интерпретации таких текстов.
Политический дискурс — особенно хрупкая форма расширенного дискурса, поскольку политическое измерение человеческого существования является одним область среди других, таких как торговля или искусство, а также та, которая содержит все остальные. Это особенно риторическая форма дискурс в смысле дискурса, направленного на убеждение.Убеждение необходимо, потому что окончательного решения конфликты, которые могут возникнуть из-за вопросов о наилучшей форме правительство или должен ли быть, скажем, закон, что этот закон должен быть, или нужны ли законы в этом случае вообще. Эта политика также касается власти, способности принимать решения и командовать другими добавляет хрупкости такого дискурса, поскольку политика всегда основанный на отзывном желании жить вместе. Это приводит к диалектика идеологии и утопии в политическом философия.Обе идеологии претендуют на легитимность позиций тех у власти или тех, кто стремится к власти, и покрывают разрыв между тем, что они assert и то, как обстоят дела на самом деле. Утопическое мышление, в свою очередь, представляет мир без идеологии или за ее пределами. Иногда это позволяет людей, чтобы свергнуть особо пагубные формы идеологии, только чтобы вернуться в зависимость от идеологии, поскольку утопия существует «Никуда». Но политика необходима, потому что она заставляет возможна совместная жизнь. Что это всегда происходит между этими двумя полюса идеологии и утопии — еще один пример посреднического термина между противоположными полюсами в герменевтике Рикера.
5. Повествовательная идентичность и поворот к самости
В конце своего трехтомного исследования повествования ( Time and Повествование , 1984–88). Рикер понял, что сказанное там указывалось на важность идеи нарративной идентичности. Это связано не только с личностями персонажей рассказа. или история, но с более широким утверждением, что личная идентичность в каждом случай можно рассматривать с точки зрения повествовательной идентичности: какая история рассказывает ли человек о своей жизни или какую историю рассказывают другие об этом? По сути, нарративная идентичность — это один из способов, которыми мы ответьте на вопрос «кто?» Это кто? Кто это сказал? Делал что? Кто это? Кто мы? В его Лекциях Гиффорда 1986 г. (опубликованных как Oneself as Other , 1992) Рикер расширил эту исследование более широкого вопроса о том, что значит быть самим собой.Этот дискуссия должна была ответить на интерпретацию картезианского cogito что либо сделало его слишком сильным (можно сразу быть в контакте с собой как уверенным в себе) или слишком слабым (просто абстрактная истина) или даже сказал, что «я» не существует. Против этого Последняя идея «разбитого когито» Рикер предложил герменевтика самости и «раненый cogito». Это было идея и реальность человека, способного подтвердить его или ее собственное существование и действие в мире, личность, которая одновременно действовала и была действовал тот, кто мог пересчитать и взять на себя ответственность за его действия.Поскольку мы можем метафизически говорить о таком Я, оно должно быть в условия действия и потенциальности, а не субстанции.
Аргумент Рикёра относительно самости проистекает из последовательность этапов. Он начинает с философии языка и вопрос об идентифицирующей ссылке на людей как на самих себя, а не просто вещи. Это приводит к тому, что говорящий субъект рассматривается как агент, проходящий через семантику действия, которую Рикер узнал из аналитической философии во время его пребывания в Северной Америке.Далее идет представление о себе как о нарративной идентичности, которая затем становится затем следует вопрос об этической цели быть таким «я». Этот герменевтика самости завершается выводом о том, что человек я как одно я среди других, что-то, что может быть только засвидетельствовано личными показаниями или показаниями других лиц. Таким образом, самость тесно связана с своего рода дискурсом, который говорит: «Я верю в». Его уверенность — скорее живое убеждение. чем логическая или научная уверенность.
Попутно Рикер к этому выводу вводит ключевое различие. между двумя видами идентичности по отношению к самости. То же идентичность — это идентичность чего-то, что всегда одно и то же, что никогда не меняется, ipse идентичность — это одинаковость насквозь изменение. Самоидентификация включает в себя оба измерения: я есть и не являюсь человек, которым я был десять лет назад. Это наличие ipse идентичность, которая указывает на то, что о себе лучше думать с точки зрения вопрос «кто?» чем с точки зрения вопроса «Что» — это я.
Поскольку личность является агентом, возникает вопрос о ее этической цели: позволяя Рикеру представить то, что он называет своим «маленьким этика». Это вводит новые предикаты для себя и другого. путь к себе, тот, который уводит аргумент от описания по рецепту. Рикер представляет эту маленькую этику через то, что он называет это этическим намерением: «стремление к хорошей прожитой жизни с другими и для других в справедливых учреждениях »( Сам как Другой , 1992: 172). Эта формула указывает на то, что существует приоритет этики (понимаемой как телеологической) над моралью (понимается как нормативная практика).Фактически структура тройной: этическая цель должна пройти сквозь сито нормы, который предназначен для реализации этического замысла и применяется в конкретные ситуации на основании phronesis или практических мудрость, которая применит норму соответствующим образом. Также возможно прочтите последовательность в обратном порядке: например, когда происходит бедствие, произнесите новый болезнь, приводит к новым нормативным практикам, возникающим в результате к нему, тем самым проливая новый свет на этическое намерение.В уровень отношений между собой и близкими или близкими людьми, подразумеваемый здесь идеал взаимности лучше всего выражается как забота что дает возможность самоуважения и самоуважения со стороны тех, кто вовлеченный. На уровне далекого другого или других, вопрос о Возникает справедливость, а вместе с ней и новые понятия уважения и институтов такие как верховенство закона, которые устанавливают и помогают поддерживать или восстанавливать просто расстояние между участниками. В основе обоих уровней это идея, выраженная золотым правилом, что нельзя делать другие делают то, чего вы не хотите делать с собой.И за его пределами каждая институционализированная система правил является преобразующей возможность любви, которая превосходит хрупкое и условное практические медитации, установленные каждой этической системой через применяя и, при необходимости, переосмысливая золотое правило. Любовь — это способ реагировать не только на пределы любой такой системы, но и на трагическое измерение, по мнению Рикера, является неотъемлемой частью всех человеческих действий, которые никогда полностью не достигает того, что задумал, еще одно напоминание о том, что человеческий свобода — это всегда ограниченная свобода.
6. Память, история, забвение
Все эти нити философии Рикера сходятся в Последняя большая книга Рикера ( Память, история, забвение , 2004), указывая на окончательные пересмотренные лекции по признанию. Этот Работа из трех частей сначала поднимает вопрос о памяти и припоминании в ответ на вопросы об использовании и злоупотреблении памятью в современное общество. Рикер перечисляет их как происходящие на патолого-терапевтический уровень как проблема заблокированной памяти; на на практическом уровне как манипулируемая память, и на этико-политическом уровень обязательной памяти.Затем он спрашивает, является ли история лекарством. для или помеха этим проблемам. Это возвращает его к вопрос эпистемологии исторического исследования и письма, тема, которую он уже затронул в History and Truth (1965) и Время и повествование . Теперь вопрос в том, в какой степени история зависит от памяти. Историки знают о прошлом больше, чем люди помнят, но может ли история полностью порваться с призывом на память как на свидетельство? Я был там, поверьте мне.Эта проблема вот подозрение не просто фальсификация. Что нового в По словам Рикера, он видит на работе более тесную связь между объяснение и понимание, чем он рассматривал в своем более раннем работа, где объяснение помогает пониманию. Теперь он говорит о том, что он вызывает пояснительное понимание. Он проходит через то, что, следуя Французский историк Мишель де Серто теперь называет историографическим операция, характеризующая весь процесс исторического документация, исследования и письмо.Этот сдвиг в понимании Рикёра мышление приводит его к рассмотрению вопроса об историческом представление в виде образа, основанное как на повествовании, так и на риторике. Он предполагает, что история в том виде, в котором она написана, «обозначает» прошлое как «будучи».
Исходя из этого, он может снова спросить о человеческом существовании как об историческом, как пребывающее во времени и в конечном итоге сверхъестественное. Он особенно стремится решить проблему забывания применительно к трем проблемам перечисленные ранее. Следы прошлого могут быть потеряны, и это прошлое будет забыты в смысле того, что они находятся за пределами памяти.Но как насчет того, чтобы забыть где остаются следы? Вот где проблемы заблокированы, манипулируемая или управляемая память остается, особенно в последнем случае с попытками приказать забыть либо по амнистии, либо цензура. Эта проблема приводит к эпилогу о возможности прощение, как признает Рикер, остается незавершенным. Вдоль Впрочем, он показывает, что идея вины, исторической вины обязательно сталкивается с пределом неотъемлемого и что прощение, которое трудно, но возможно, это что-то вроде подарок, который отвлекает агента от действия.Вне различие счастливой памяти и несчастной, другими словами, ложь возможность забывания хранится в резерве. Простить не значит забывать. Это идея прощения как подарка, а не одного требуя или ожидая подарка взамен, но как нечто полученное и передается в качестве второго подарка, который ведет к обсуждению взаимных признание и состояния мира в последней книге Рикера, Курс признания .
Аргумент Рикера исходит из того удивительного факта, что не существовало признанной теории распознавания, подобной той, что существует для теорий познания.Фактически, когда он смотрит в словарь, он обнаруживает, что слово (которое во французском языке несет столь же сильную чувство благодарности как то, что в английском языке называется признанием), это слово имеет многочисленные лексические смыслы. Поэтому Рикер предлагает построить цепочка концептуальных значений, идущая от признания в активном голос на его использование в пассивном залоге, чтобы быть узнаваемым. Спрос для распознавания, которое проходит через эту последовательность, можно только ответить, он утверждает, по взаимному признанию, «где это взаимное признание либо остается несбывшейся мечтой, либо требует процедур и институты, которые поднимают признание за пределы дружбы личное отношение к политической плоскости »( Курс Признания , 19).Эта последовательность концепций распознавания бежит от идентификации чего-либо к идентификации себя к узнаванию и быть признанным другими. В процессе концепция уходит от простого отождествления со знанием. Вместо этого он открывает путь к знаниям, поскольку они связаны с самопознанием и подлинным сообществом для кто из них является и может быть благодарен за то, что признание «облегчает вес обязательства дать взамен и переориентирует это в сторону щедрость, равная той, которая привела к первому дару [быть признано] »(243).
Дело Жака Деррида в JSTOR
АбстрактныйКак может интерпретирующая теория получить легитимность на двух культурных рынках, столь разных, как Франция и США? Это исследование исследует интеллектуальные, культурные, институциональные и социальные условия легитимации работы Жака Деррида в двух странах и развивает гипотезы о процессе легитимации интерпретативных теорий. Легитимация работы Деррида стала результатом соответствия между ней и высоко структурированными культурными и институциональными системами.Во Франции Деррида извлек выгоду из структуры интеллектуального рынка, нацелив свою работу на широкую культурную общественность, а не на сокращающуюся группу академических философов. Его работа понравилась интеллектуальной публике как символ статуса и как новый и изощренный способ справиться с политикой конца 1960-х годов. В Соединенных Штатах Деррида и группа престижных литературных критиков переосмыслили его теорию и распространили ее на литературных факультетах университетов. Его работы были импортированы одновременно с работами других французских ученых, с которыми он работал на рынке.Поддержка Деррида более сконцентрирована и сильнее в одной дисциплине, чем поддержка других французских интеллектуалов. В Америке профессиональные учреждения и журналы играли центральную роль в распространении его работ, в то время как культурные СМИ играли более важную роль во Франции.
Информация о журналеТекущие выпуски теперь размещены на веб-сайте Chicago Journals. Прочтите последний выпуск. Основанный в 1895 году как первый в США научный журнал в этой области, American Journal of Социология (AJS) представляет собой новаторскую работу из всех областей социологии с упором на построение теории и инновационные методы.AJS стремится обращаться к широкому кругу читателей-социологов и открыт для вкладов представителей различных социальных наук — политологии, экономики, истории, антропологии и статистики в дополнение к социологии, — которые серьезно привлекают социологическую литературу к созданию новых способов понимания социальной сферы. . AJS предлагает обширный раздел рецензий на книги, который определяет наиболее выдающиеся работы как начинающих, так и устойчивых ученых в области социальных наук. Время от времени появляются заказные обзорные эссе, предлагающие читателям сравнительное углубленное изучение известных названий.
Информация об издателеС момента своего основания в 1890 году в качестве одного из трех основных подразделений Чикагского университета, University of Chicago Press взял на себя обязательство распространять стипендии высочайшего стандарта и публиковать серьезные работы, которые способствуют образованию, способствуют общественному пониманию , и обогатить культурную жизнь.