Философия будда: Буддийская философия мысли

Содержание

Буддийская философия мысли

Александр Моисеевич Пятигорский (1929–2009) — выдающийся мыслитель, востоковед, писатель, автор философских и буддологических монографий, романов, а также многочисленных философских работ и эссе. Эта книга была написана Александром Пятигорском на английском языке («The Buddhist philosophy of thought», 1984) и, таким образом, впервые публикуется на русском языке. В этом глубоком и содержательном исследовании, посвященном теории дхарм в буддизме, автор использует методы, производные от феноменологического анализа и семиотики. При этом для ученого принципиально важна свобода мышления от так называемого психологизма, привносящего в философию буддизма чуждые и не подходящие ей построения. Многие положения, выдвинутые в этом исследовании, оказались новаторскими для своего времени и до сих пор не утратили актуальности. Яркий стиль изложения, точность и глубина анализа при отсутствии какого бы то ни было догматизма и категоричности суждений делают книгу интересной и для специалистов-гуманитариев, и для широкого круга читателей.

Краткая история «Азбуки-Аттикус»

Представьте, что подходите вы к книжному прилавку. Представьте, что делаете это в первый раз (да, все бывает впервые). И вот на вас набрасываются пока еще непонятные вам названия-имена-регалии, от золотых тиснений и блёрбов кружится голова… Однако вас привлекает внешний вид этих небольших томиков – некоторые из них в такой приятной матовой суперобложке, некоторые, построже и побольше, с красивыми иллюстрациями. И уже хочется взять что-нибудь! Полистать, заглянуть за манящий внешний фасад. И вот где начинается настоящее приключение, потому что содержащееся там уж точно не разочарует. А все почему? Потому что издания «Азбуки-Аттикус», а речь, как вы поняли, как раз о них, – это безупречная подборка произведений классической и современной литературы, для читателей от мала до велика, от авторов из ближних нам мест и из далеких пространств, путь к которым помогут сократить страницы этих книг.

В 1995 году в Санкт-Петербурге выходцами из легендарного издательства «Северо-Запад» была основана «Азбука», украсившая смутные 90-е фэнтезийной литературой (серии «Русское фэнтези» и «Перумовская серия»). Уже в 2000-е издательство перебросило книжные силы на классику художественной литературы, став одним из основных игроков в этом сегменте, ежегодно запуская все новые и новые серии и печатая огромные тиражи. Примерно в это же время оформились основные направления издательской деятельности: классическая литература (русская и зарубежная), переводы важнейших произведений современных авторов, детская литература и труды по истории искусства. Издательские приоритеты отразились даже в названии: с середины 2000-х вся продукция издательства выходила под брендом «Азбука-Классика». В 2008 году несколько книжных тропинок нашей страны слились воедино: произошло объединение «Азбуки» и издательской группы «Аттикус-Паблишинг», так появилась издательская группа «Азбука-Аттикус». Это привело к дальнейшему увеличению издательских серий и тиражей, на полках книжных магазинов появились книги новых авторов, определивших образ современного книжного рынка.

После создания «Азбуки-Аттикус» в 2008 году структура издательства насчитывает сразу четыре отделения, концентрирующих свое внимание на различных сферах:

«Иностранка» – качественно и оперативно издает популярных зарубежных авторов – среди них, например, Дж. К. Роулинг и Ю Несбе, Томас Пинчон и Ирвин Уэлш, А. С. Байетт и Орхан Памук. Конечно, есть и классика: беспрецедентным читательским доверием пользуется серия «Большие книги». «Иностранка» славится лучшими переводами и роскошными обложками.

«Азбука» – издает всем известную серию «Азбука-классика» (знаменитые зеленые корешки!), которая прельщает читателей уже более двадцати лет. В этом издательстве выходят произведения Джеймса Джойса и Хорхе Луиса Борхеса, Юкио Мисимы и Милорада Павича, Сергея Довлатова, Иосифа Бродского и многих других. Не обходит вниманием «Азбука» и детские книги (за которые вообще-то в этом издательском содружестве отвечает «Махаон»), главные хиты – серия про «Муми-троллей» Туве Янссон, вся Астрид Линдгрен и «Медвежонок Паддингтон» Майкла Бонда.
«КоЛибри» – выпускает самый разноплановый актуальный нонфикшн. Это и россыпь биографий (от Шекспира до Черчилля), и литературоведчески-фольклористские жемчужины Владимира Проппа, и кулинарные книги Гордона Рамзи, и социологические работы Нассима

«Махаон» – фокусируется на детской литературе, причем охват возрастных групп очень широкий – от совсем маленьких до тех, кто уже заканчивает школу. Издаются как и давно известные книги, считающиеся классикой детской литературы, так и совсем новые произведения. Немало внимания в «Махаоне» уделяют оформлению книг – ведь детям важно не просто читать интересную историю, но и разглядывать иллюстрации к ней, погружаясь в уникальный мир безудержного воображения.

За что «Азбуку-Аттикус» любим мы

Наши глаза и души неизменно радуются при виде «азбучных» изданий: будь то сборники рассказов Хорхе Луиса Борхеса или нуарные детективы Рэймонда Чандлера, эти литературные буйства всегда блестяще оформлены. Завлекательные обложки смотрят с книжных полок, взывая к знакомству с ними, с авторами и сюжетами, только лишь ждущими, когда их откроют. Неудивительно, что в нашем инстаграме книги издательства – частые гости

новинки, премьеры, актуальные тенденции в литературе

Все тайны школы Шоломанча

История создания трилогии «Смертельное образование» и тонкости перевода на русский язык

Игры разума: лучшие триллеры про психические расстройства

От «Безмолвного пациента» до «Молчания ягнят» — захватывающие хиты о том, как сложно устроен каждый из нас

Что читать, если понравился фильм «Все везде и сразу»

Неизвестная американская классика, фантасмагория Нобелевского лауреата и фэнтези с атмосферой гонконгских боевиков

Кто такой «Крутой учитель Онидзука»

История манги, покорившей миллионы читателей

Романы Фицджеральда и нон-фикшн о кино: что читать, если понравился «Вавилон»

Что говорят критики о сериале «Дейзи Джонс & The Six»

Первые рецензии на экранизацию книги, созданной с большой любовью к музыке и 1970-м

Что почитать, если нравится «Атака титанов»

Фэнтези для поклонников культового аниме

Кухня Винчестеров: как приготовить любимый пирог Дина

А также салат Сэма и другие блюда из сериала «Сверхъестественное»

Что подарить фанату «Гарри Поттера»

Трехмерная поп-ап модель Косого переулка, кулинарная школа и Хагрид в кармане — все для настоящего поттеромана

В каком порядке читать книги Рика Риордана

Путеводитель по романам о Перси Джексоне, Магнусе Чейзе и наследниках богов для фанатов и тех, кто только собирается прочитать цикл

Фантастическая любовь: какое романтическое фэнтези почитать

Новинки и хиты жанра от легких юмористических историй до эпических полотен

«Ломоносовская школа» в новом оформлении — чего ждать от переиздания

Рассказываем о перезапуске и секрете успеха знаменитой серии для подготовки детей разных возрастов к первому классу

Как искушенные читатели изменили рынок литературы Young Adult

Интервью с руководителем Freedom Дарьей Кузнецовой

Что говорят критики о сериале «Агентство „Локвуд и компания“»

Экранизацию романов Джонатана Страуда хвалят и сравнивают с сериалом «Уэнсдэй» и фильмами об Эноле Холмс

Это любовь: новинки от Freedom для романтичных натур

Ирландские мафиози, договор без срока давности на салфетке в пабе и драматичный мезальянс

Благословение небожителей: почему весь мир читает Мосян Тунсю

Как скромный китайский фикрайтер прославилась на весь мир и трижды оказалась в списке бестселлеров The New York Times

Что почитать, если вам нравится фильм «Вечное сияние чистого разума»

Романы о воспоминаниях, экспериментах над личностью и всепобеждающей любви

25 лучших детективов и триллеров XXI века от «Эксмо»

Остросюжетные истории современности

Самые ожидаемые книги 2023 года от «Эксмо»

От детской и интеллектуальной литературы до нон-фикшена и Young Adult

Что почитать, если вам понравился фильм «Достать ножи»

Книги о семейных тайнах, неочевидных мотивах преступлений и захватывающих расследованиях

Буддизм | Определение, убеждения, происхождение, системы и практика

Будда

Посмотреть все СМИ

Ключевые люди:: Венди Джаяварман VII Факсиан Сюаньцзан Тайси Сётоку

Похожие темы:: дзен Махаяна Четыре благородные истины тибетский буддизм Сингон

Просмотреть весь связанный контент →

Основы буддизма

Культурный контекст

Буддизм возник на северо-востоке Индии где-то между концом 6-го и началом 4-го веков до н.э., в период больших социальных изменений и интенсивной религиозной деятельности. Ученые расходятся во мнениях относительно дат рождения и смерти Будды. Многие современные ученые считают, что исторический Будда жил примерно с 563 по 483 год до нашей эры. Многие другие считают, что он жил примерно на 100 лет позже (примерно с 448 по 368 год до н. э.). В то время в Индии было много недовольства брахманскими (индуистскими высшими кастами) жертвоприношениями и ритуалами. В северо-западной Индии были аскеты, которые пытались создать более личный и духовный религиозный опыт, чем тот, который можно найти в Ведах (священных писаниях индуизма). В литературе, выросшей из этого движения, в Упанишадах, можно найти новый акцент на отречении и трансцендентном знании. Северо-восточная Индия, менее подверженная влиянию ведической традиции, стала рассадником многих новых сект. Общество в этой области было обеспокоено распадом племенного единства и расширением нескольких мелких королевств. В религиозном отношении это было время сомнений, потрясений и экспериментов.

Группа прото-самкхьи (т. е. основанная на школе индуизма санкхья, основанной Капилой) уже прочно утвердилась в этом районе. Возникло множество новых сект, включая различных скептиков (например, Санджайя Белаттипутта), атомистов (например, Пакудха Каччаяна), материалистов (например, Аджита Кесакамбали) и антиномистов (т. е. противников правил или законов — например, Пурана Кассапа). Однако наиболее важными сектами, возникшими во времена Будды, были адживики (адживаки), которые подчеркивали правило судьбы (9).0037 нияти ), и джайнов, подчеркивавших необходимость освобождения души от материи. Хотя джайнов, как и буддистов, часто считают атеистами, их верования на самом деле более сложны. В отличие от ранних буддистов и адживики, и джайны верили в постоянство элементов, составляющих вселенную, а также в существование души.

Викторина «Британника»

Будда и буддизм

Несмотря на ошеломляющее разнообразие религиозных общин, многие из них использовали один и тот же словарь— нирвана (трансцендентная свобода), атман («я» или «душа»), йога («союз»), карма («причинность»), Татхагата («тот, кто пришел» или «тот, кто таким образом ушел»), будда («просветленный»), сансара («вечное возвращение» или «становление») и дхамма («правило» или «закон») — и наиболее вовлеченные практика йоги. Согласно традиции, сам Будда был йогом, то есть чудотворным аскетом.

Буддизм, как и многие секты, возникшие в то время на северо-востоке Индии, состоял из присутствия харизматического учителя, учений, распространяемых этим лидером, и сообщества приверженцев, которое часто состояло из отшельников и мирян. сторонники. В случае буддизма этот образец отражен в Триратне, то есть в «Трех драгоценностях» Будды (учителя), дхармы (учения) и сангхи (общины).

Оформите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

В течение столетий после смерти основателя буддизм развивался в двух направлениях, представленных двумя разными группами. Одна из них называлась Хинаяна (санскрит: «Малая колесница») — термин, данный ей ее буддийскими противниками. Эта более консервативная группа, в которую входило то, что сейчас называется общиной Тхеравады (пали: «Путь старейшин»), составила версии учений Будды, которые сохранились в сборниках под названием « Сутта-питака» и « Виная-питака» 9. 0038 и сохранил их как нормативные. Другая основная группа, называющая себя Махаяной (санскрит: «Большая колесница»), признала авторитет других учений, которые, с точки зрения группы, сделали спасение доступным для большего числа людей. Эти якобы более продвинутые учения были выражены в сутрах, которые Будда якобы сделал доступными только для своих более продвинутых учеников.

По мере распространения буддизма он сталкивался с новыми течениями мысли и религии. В некоторых общинах махаяны, например, строгий закон кармы (вера в то, что добродетельные действия создают удовольствие в будущем, а недобродетельные действия создают боль) был изменен, чтобы учесть новые акценты на эффективности ритуальных действий и религиозных практик. Во второй половине 1-го тысячелетия нашей эры в Индии возникло третье крупное буддийское движение, Ваджраяна (санскрит: «Алмазная колесница»; также называемое тантрическим или эзотерическим буддизмом). Это движение находилось под влиянием широко распространенных в то время гностических и магических течений, и его целью было более быстрое достижение духовного освобождения и чистоты.

Несмотря на эти перипетии, буддизм не отказался от своих основных принципов. Вместо этого они были переосмыслены, переосмыслены и переформулированы в процессе, который привел к созданию огромного объема литературы. Эта литература включает Палийскую Типитаку («Три корзины») — Сутта-питаку («Корзина рассуждений»), содержащую проповеди Будды; Виная-питака («Корзина дисциплины»), в которой содержится правило, регулирующее монашеский орден; и Абхидхамма-питака («Корзина особой [дальнейшей] доктрины»), которая содержит доктринальные систематизации и резюме. Эти палийские тексты послужили основой для долгой и очень богатой традиции комментариев, которые были написаны и сохранены приверженцами общины тхеравады. Традиции Махаяны и Ваджраяны приняли как Буддхавачана («слово Будды») многие другие сутры и тантры, наряду с обширными трактатами и комментариями, основанными на этих текстах. Следовательно, от первой проповеди Будды в Сарнатхе до самых поздних производных существует неоспоримая преемственность — развитие или метаморфоза вокруг центрального ядра, — в силу которой буддизм отличается от других религий.

Джузеппе Туччи Джозеф М. Китагава Фрэнк Э. Рейнольдс
Логика буддийской философии выходит за рамки простой истины
Западные философы в целом не относились к буддийской мысли с большим энтузиазмом. Как однажды сказал мне один коллега: «Все это просто мистицизм». Такое отношение отчасти объясняется невежеством. Но это также из-за непонимания. Когда западные философы смотрят на Восток, они находят вещи, которых не понимают — не в последнюю очередь тот факт, что азиатские традиции, кажется, принимают и даже одобряют противоречия. Так, мы находим великого буддийского философа второго века Нагарджуну, говорящего:
Природа вещей не иметь природы; это их не-природа и есть их природа. Ибо у них есть только одна природа: не-природа.
Отвращение к противоречиям было высокой ортодоксальностью на Западе более 2000 лет. Поэтому утверждения, подобные заявлениям Нагарджуны, обычно вызывают выражение полного непонимания или того хуже. Как заявил Авиценна, отец средневекового аристотелизма:
Всякий, кто отрицает закон непротиворечия, должен быть бит и сожжен до тех пор, пока он не признает, что быть битым — не то же самое, что не быть битым, а быть сожженным — не то же самое, что не быть битым. то же, что не сгореть.
Подобные чувства, выраженные с такой же яростью, можно услышать и сегодня во многих комнатах отдыха факультета. Тем не менее, западные философы постепенно учатся перерастать свою ограниченность. И помощь приходит из самого неожиданного направления: из современной математической логики, а не из области, славящейся своей терпимостью к неясности.
Начнем с того, что повернем время вспять. Это Индия в пятом веке до нашей эры, в эпоху исторического Будды, и, по-видимому, широко используется довольно своеобразный принцип рассуждения. Этот принцип называется catuskoti , что означает «четыре угла». Он настаивает на том, что есть четыре возможности относительно любого утверждения: оно может быть истинным (и только истинным), ложным (и только ложным), одновременно истинным и ложным или ни истинным, ни ложным.
Мы знаем, что чатускоти витало в воздухе из-за определенных вопросов, которые люди задавали Будде в обмене мнениями, дошедшими до нас в сутрах. Такие вопросы, как: что происходит с просветленными людьми после их смерти? Принято считать, что и просветленный человек продолжал бы перерождаться, но весь смысл просветления состоял в том, чтобы выбраться из этого порочного круга. А что потом? Существовали ли вы, нет, оба или ни то, ни другое? Ученики Будды явно ожидали, что он поддержит одну и только одну из этих возможностей. Так, оказывается, люди и думали.

Примерно в то же время, в 5000 км к западу, в Древних Афинах, Аристотель закладывал основы западной логики по совсем другим направлениям. Среди его нововведений были два исключительно важных правила. Одним из них был принцип исключенного третьего (PEM), который гласит, что каждое утверждение должно быть либо истинным, либо ложным без каких-либо других вариантов (латинское название этого правила, 9).0037 tertium non datur буквально означает «третья не дана»). Другим правилом был принцип непротиворечивости (PNC): ничто не может быть одновременно и истинным, и ложным.

В своей книге «Метафизика » Аристотель защищал оба этих принципа от нарушителей, таких как Гераклит (по прозвищу «Темный»). К сожалению, собственные рассуждения Аристотеля несколько, мягко говоря, вымучены, и современные ученые затрудняются даже сказать, какими они должны быть. И все же Аристотелю удалось заключить PEM и PNC в западную ортодоксальность, где они и остаются с тех пор. Лишь немногие бесстрашные умы, прежде всего Г. В. Ф. Гегель в XIX в.века, когда-либо думал бросить им вызов. И теперь многим интеллектуальным потомкам Аристотеля очень трудно представить себе жизнь без них.

Вот почему западные мыслители — даже те, кто симпатизирует буддийской мысли — изо всех сил пытались понять, как возможно нечто вроде catuskoti . Не говоря уже о том, что третьего не дали, здесь был четвертый — и этот четвертый сам был противоречием. Как понять это?

Современные разработки в области математической логики показывают, как это сделать. На самом деле, это совсем не сложно.

В основе объяснения лежит очень важное математическое различие. Я говорю о различии между отношением и функцией . Отношение — это то, что связывает определенный вид объекта с некоторым количеством других (ноль, один, два и т. д.). Функция, с другой стороны, представляет собой отношение особого рода, которое связывает каждый такой объект с ровно одной вещью. Допустим, мы говорим о людях. Мать и отец 9 детей0038 являются функциями, потому что у каждого человека ровно одна (биологическая) мать и ровно один отец. Но сын и дочь являются родственниками, потому что у родителей может быть сколько угодно сыновей и дочерей. Функции дают уникальный результат; отношения могут давать любое количество выходов. Помните об этом различии; мы будем возвращаться к этому много раз.

В логике обычно интересует, является ли данное утверждение истинным или ложным. Логики называют истинными и ложными значений истинности . Обычно и вслед за Аристотелем предполагается, что «значение» является функцией: значение любого данного утверждения равно точно одному из истинных (или T ) и ложных (или F ). Таким образом, принципы исключенного третьего (PEM) и непротиворечия (PNC) встроены в математику с самого начала. Но это не обязательно.

Чтобы вернуться к чему-то, что Будда мог узнать, все, что нам нужно сделать, это преобразовать значение в отношение, а не в функцию. Таким образом T может быть значением предложения, как и F , и тем, и другим, или ни одним из них. Теперь у нас есть четыре возможности: { T }, { F }, { T , F } и {}. Фигурные скобки, кстати, указывают на то, что мы имеем дело с наборами значений истинности, а не с отдельными, как и подобает отношению, а не функции. Последняя пара скобок обозначает то, что математики называют пустым набором : это набор без членов, как набор людей с 17 ногами. В математике было бы принято представлять наши четыре значения с помощью так называемой диаграммы Хассе, например:0003

{ T }
↗ ↖
{ T, F } {}
↖ ↗
{ F }

Таким образом, Four Kotis (Corners) OftiS 7777777777777777777.

На случай, если все это звучит достаточно удобно для целей буддийского апологеза, я должен упомянуть, что логика, которую я только что описал, называется логикой первой степени (FDE). Первоначально он был построен в 1960-х годах в районе под названием , релевантная логика . Нас не должно интересовать, что именно это такое, но американский логик Нуэль Белнап утверждал, что FDE была разумной системой для баз данных, которые могли получать противоречивую или неполную информацию. Все это означает, что это не имело никакого отношения к буддизму.

Тем не менее, вы можете удивиться, как что-то может быть одновременно и истинным, и ложным, или ни истинным, ни ложным. На самом деле идея о том, что некоторые утверждения не являются ни истинными, ни ложными, является очень старой в западной философии. Никто иной, как сам Аристотель, приводил доводы в пользу одного из примеров. В несколько печально известной главе 9 документа De Interpretatione он утверждает, что условные утверждения о будущем, такие как «первый папа в 22 веке будет африканцем», не являются ни истинными, ни ложными. Будущее пока еще неопределенно. Так много для его аргументов в Метафизика .

Представление о том, что некоторые вещи могут быть одновременно истинными и ложными, гораздо более неортодоксально. Но и здесь мы можем найти несколько правдоподобных примеров. Возьмем пресловутый «парадокс самореференции», самый древний из которых, по общему мнению, обнаруженный Эвбулидом в четвертом веке до нашей эры, называется парадоксом лжеца. Вот его наиболее распространенное выражение:

Это утверждение неверно.

В чем парадокс? Если утверждение истинно, то оно действительно ложно. Но если оно ложно, тогда это правда. Так что это похоже и на правду, и на ложь.

Многие подобные головоломки возникли в конце 19-го века, к ужасу ученых, которые тогда пытались поставить математику в целом на прочную основу. Именно руководитель этих усилий Бертран Рассел в 1901 году открыл самый известный такой парадокс (отсюда и его название — парадокс Рассела). И это выглядит так:

Некоторые множества являются членами самих себя; множество всех множеств, например, является множеством, поэтому оно принадлежит самому себе. Но некоторые множества не являются членами самих себя. Набор кошек, например, не является котом, поэтому он не входит в набор кошек. А как же набор всех наборов, которые не являются членами самих себя ? Если он является членом самого себя, то это не так. Но если это не так, то это так. Вроде и есть и нет. Итак, прощай Принцип непротиворечия. catuskoti манит.

Здесь вы можете сделать паузу для краткой проверки здравомыслия. Действительно ли такие сценарии, как эти , разрывают цепи аристотелевской логики? Что ж, все больше логиков приходят к такому выводу, хотя вопросы остаются весьма спорными. Тем не менее, по крайней мере, примеры такого рода могли бы помочь снять шоры, вызванные тем, что Витгенштейн назвал «односторонней диетой» примеров. Нам нужно сбросить шоры, когда мы вернемся к тем каверзным вопросам, которые задавали ему ученики Будды. Ведь что случается ли с просветленным человеком после смерти? С этого момента все станет еще более запутанным.

Будда, по сути, отказался отвечать на такие вопросы. В некоторых сутрах он просто говорит, что это пустая трата времени: не нужно с ними возиться, чтобы достичь просветления. Но в других текстах есть предположение, что происходит нечто большее. Хотя эта идея так и не была доработана, есть намеки на то, что ни одна из четырех возможностей в catuskoti «подходит к делу».

Долгое время эта загадка дремала в буддийской философии. Лишь примерно во втором веке н. э. ею занялся Нагарджуна, вероятно, самый важный и влиятельный буддийский философ после самого Будды. Работы Нагарджуны определили новую версию буддизма, появившуюся в то время: Махаяну. Центральное место в его учении занимает точка зрения о том, что вещи «пусты» ( сунйа ). Это не означает, что их не существует; только то, что они являются тем, что они есть, из-за того, как они относятся к другим вещам. Как поясняет цитата в начале этого эссе, их природа состоит в том, чтобы не иметь внутренней природы (и задачу придания точного логического смысла этому утверждению я оставляю читателю для размышления; достаточно сказать, что это можно сделать).

Самым важным из произведений Нагарджуны является Муламадхьямакакарика , «Основные стихи Срединного пути». Это глубокая и загадочная книга, основная тема которой как раз и состоит в том, что все пусто. Приводя свои аргументы, Нагарджуна часто пробегается по четырем случаям catuskoti . Более того, в некоторых местах он ясно указывает, что есть ситуации, к которым не применимо ни одно из четырех. Например, они не охватывают статус просветленного человека после смерти.

Почему это может быть? Рассуждения Нагарджуны несколько непрозрачны, но, по сути, они выглядят примерно так. Язык, который мы используем, обрамляет нашу конвенциональную реальность (наше Lebenswelt , как это называется в немецкой феноменологической традиции). За этим стоит высшая реальность, такая как состояние просветленного мертвеца. Это можно пережить непосредственно в определенных медитативных состояниях, но нельзя описать. Сказать что-либо о нем означало бы просто сделать его частью нашей условной реальности; следовательно, это невыразимое . В частности, его нельзя описать, используя любую из четырех возможностей, предоставляемых catuskoti .

Поразительно, насколько полезным оказалось его изобретение в контексте буддийской метафизики, хотя буддизм не сыграл никакой роли в его вдохновении

Теперь у нас есть пятая возможность. Запишем четыре исходные возможности, { T }, { F }, { T , F } и {}, как t , f , b и n соответственно. Как мы установили ранее, значение было отношением, а наборы были возможностями, к которым может относиться каждое утверждение. Но мы могли бы взять значение в качестве функции и позволить t , f , b и n быть значениями, которые может принимать функция. И теперь есть пятая возможная ценность — ничего из вышеперечисленного, невыразимое, то, что лежит за пределами языка. Назовите это я . (Строго говоря, невыразимы положения дел, а не требования, поэтому наши ценности следует рассматривать как ценности положений дел; но опустим эту тонкость.)

Если что-то невыразимо, i , это, безусловно, ни верно, ни ложно. Но чем же тогда и отличаются от и , ни истинно, ни ложно ? Если мы смотрим на отдельные предложения, действительно сложно различить какие-либо различия. Однако контраст становится совершенно очевидным, когда мы пытаемся соединить два предложения вместе.

Посмотрите на предложение «Вороны могут летать, и свиньи могут летать». Вы заметите, что оно состоит из двух отдельных утверждений, объединенных словом «и». Выражения, образованные таким образом, называются союзами , а составляющие их отдельные утверждения известны как союзами . Конъюнкция истинна только в том случае, если оба конъюнкта истинны. Это означает, что оно ложно, если хотя бы одно соединение ложно. «Вороны могут летать и свиньи могут летать», например, ложно в целом из-за ложности только второго конъюнкта. Аналогично, если p — это любое предложение, которое не является ни истинным, ни ложным, что означает, что « p и свиньи могут летать» ложно. Напротив, если p невыразимо, то « p и свиньи могут летать» также невыразимо. В конце концов, если бы мы могли выразить союз, мы могли бы также выразить p , чего мы не можем. Так i и n ведут себя по-разному в союзах: f козыряет n и i козыряет f .

То, что я только что описал, является примером многозначная логика , но не обычная. Такие логики были изобретены польским логиком Яном Лукасевичем в 1920-х годах. Как это бывает, его мотивировали аргументы Аристотеля о том, что случайные утверждения о будущем не являются ни истинными, ни ложными. Чтобы разобраться в таких утверждениях, Лукасевич придумал третье истинностное значение. Действительно поразительно, насколько полезным оказалось его изобретение в контексте буддийской метафизики, хотя и здесь буддизм не сыграл никакой роли в его вдохновении. Его новаторство целиком является продуктом западной философской традиции.

С другой стороны, если Лукасевич действительно хотел разобраться в буддийской мысли, ему не следовало останавливаться на своей многозначной логике. Возможно, вы уже видели, что будет дальше…

Философы традиции Махаяны считают некоторые вещи невыразимыми; но они также объясняют, почему они невыразимы, во многом так же, как это сделал я. Вы не можете объяснить, почему что-то невыразимо, не говоря об этом. Это прямое противоречие: речь о невыразимом.

Каким бы неловким ни казалось это затруднительное положение, Нагарджуна далеко не единственный, кто застрял в нем. Великий путеводная звезда немецкого Просвещения Иммануил Кант сказал, что есть вещи, которые нельзя испытать ( ноумена ), и о таких вещах нельзя говорить. Он также объяснил, почему это так: наши понятия применимы только к вещам, которые мы можем испытать. Ясно, что он в том же положении, что и Нагарджуна. Как и два величайших западных философа 20-го века. Людвиг Витгенштейн утверждал, что многое можно показать, но не сказать, и написал целую книгу ( Tractatus ), объясняя что и почему. Мартин Хайдеггер прославился тем, что задался вопросом, что такое Бытие , а затем провел большую часть оставшейся жизни, объясняя, почему вы даже не можете задать этот вопрос. Называйте это мистикой, если хотите; этикетка имеет достаточно мало значения. Но как ни назови, она изобилует великой философией – восточной и западной.

В любом случае, что Нагарджуна сделал из этой проблемы? Ничего особенного. Он даже не прокомментировал это. Возможно, это не так уж удивительно: в конце концов, он думал, что некоторые вещи могут быть одновременно истинными и ложными. Но более поздние буддийские философы пытались выкрутиться из этого, не в последнюю очередь влиятельный тибетский философ XV века Горампа.

Простите? Объясняя, что они делают, разве мы не говорим о них? Ну, да, конечно, мы

Горампа был настолько обеспокоен ситуацией, что попытался провести различие между двумя высшими реальностями: реальной высшей реальностью, которая невыразима, и «номинальной» высшей реальностью, которую мы в конечном итоге говорить о том, когда мы пытаемся говорить о реальном пределе. Но подождите минутку — номинальный окончательный явно выразим: по определению, это реальность, о которой мы можем говорить. В таком случае, если мы говорим, что окончательная реальность невыразима, и на самом деле говорим о номинальном пределе, мы говорим ложно. Таким образом, предложение Горампы опровергает само себя.

Интересно, что Кант сделал аналогичный ход. Он различал два понятия ноумена , царства за пределами чувств: положительное и отрицательное. По его словам, легитимным является только отрицательный. Мы не можем говорить о вещах такого рода; нам просто нужно знать о них, чтобы обозначить предел того, о чем мы можем говорить. Простите? Объясняя, что они делают, разве мы не говорим о них? Ну да, конечно, мы.

Затруднительное положение Горампы и Канта фактически неизбежно. Если кто-то хочет объяснить, почему что-то невыразимо, он должен сослаться на это и сказать что-то об этом. Ссылаться на что-то другое — значит просто менять тему.

Итак, мы столкнулись с новой проблемой: противоречие, связанное с разговором о невыразимом. В некотором смысле, возможность истинного противоречия уже учтена этим и вариантом catuskoti . (Наши западные мыслители не могли и этого сказать.) Увы, наше противоречие довольно особого рода. Требуется, чтобы что-то принимало оба значения истинное и невыразимое , что, при имеющемся понимании, невозможно. Однако ресурсы математической логики не так легко исчерпать.

На самом деле мы уже встречали нечто подобное. Мы начали с двух возможных значений: T и F . Чтобы позволить вещам иметь оба этих значения, мы просто взяли значение из как отношение, а не функцию. Теперь у нас есть пять возможных значений, t , f , b , n и i , и мы предположили, что значение было функцией, которая принимает ровно одно из этих значений. Почему бы не сделать это отношением? Это позволило бы связать что-то с любым числом из этих пяти значений (что дает нам 32 возможности, если посчитать). В этой конструкции что-то может относиться как к , так и к , и к : и, таким образом, о чем-то невыразимом можно сказать что-то истинное.

Сходство между этим и нашим буддийским парадоксом невыразимости, согласитесь, довольно неприятно

Техника, которую мы здесь используем, называется плюривалентной логикой , и она была изобретена в 1980-х годах в связи с вышеупомянутыми парадоксами самости. -ссылка. Фактически, один из этих парадоксов находится не в миллионе миль от нашего затруднительного положения невыразимости. Его называют парадоксом Кенига, в честь венгерского математика Юлиуса Кенига, который написал его в 19 г.05, и это касается ординалов .

Порядковые числа — это числа, которые расширяют привычные счетные числа, 0, 1, 2 и т. д., за пределы конечного. После того, как мы прошли через все конечные числа (которых, конечно, бесконечность), есть следующее число, ω, а затем следующее, ω+1, и так далее до бесконечности. Эти порядковые номера имеют интересное свойство со счетными числами: для любого их набора, если вообще есть какие-либо члены, должен быть хотя бы один. Как далеко заходят порядковые числа, является спорным вопросом как с математической, так и с философской точки зрения. Тем не менее, один факт не подлежит сомнению: порядковых числительных гораздо больше, чем можно назвать именной группой в языке с ограниченным словарным запасом, таком как английский. Это можно показать совершенно строгим математическим доказательством.

Теперь, если есть порядковые номера, на которые нельзя ссылаться таким образом, из этого следует, что один из них должен быть меньше всех остальных, поскольку это верно для любого набора ординалов. Рассмотрим фразу «наименьший порядковый номер, на который нельзя ссылаться». Это, очевидно, относится к рассматриваемому числу. Таким образом, на это число можно и нельзя ссылаться. Это наш парадокс. А так как на него нельзя сослаться, то и сказать о нем ничего нельзя. Так что факты об этом невыразимы; но мы можем говорят об этом что-то, например, что это наименьший порядковый номер, на который нельзя ссылаться. Мы говорили невыразимые вещи.

Сходство между этим и нашим буддийским парадоксом невыразимости, согласитесь, довольно неприятно. Но те, кто разработал плюривалентную логику, совершенно не подозревали о каких-либо связях с буддизмом. (Я говорю это с полным основанием, поскольку я был одним из них. ) И снова странные утверждения наших буддийских философов укладываются в точную математическую логику.

Обо всем этом можно, конечно, сказать гораздо больше. Но мы теперь видели кое-что из лжи земли. Итак, позвольте мне в заключение сделать шаг назад и спросить, какие уроки можно извлечь из всего этого.

Один знакомый. Математические методы часто находят неожиданное применение. Теория групп была разработана в 19 веке для определения общности различных математических структур. Он нашел применение в физике в 20 веке, особенно в связи со специальной теорией относительности. Точно так же те, кто разработал логические техники, описанные выше, понятия не имели о буддийских приложениях и, я уверен, были бы очень удивлены ими.

Второй урок совсем другой и более яркий. Западные философы часто сбрасывают со счетов буддийскую мысль и азиатскую мысль в целом. Как противоречия могут быть правдой? К чему все эти разговоры о невыразимости? Это все чепуха. Описанные мной конструкции показывают, как придать буддийским воззрениям точный математический смысл.