«По национальности я армянин» — Армянский музей Москвы и культуры наций

Литература, Личности, Армения и РоссияРедакцияNovember 06, 2022литература, личности, чтение

Литература, Личности, Армения и РоссияРедакцияNovember 06, 2022литература, личности, чтение

Советский поэт Эдуард Асадов, на стихотворениях которого выросло не одно поколение, родился в Туркменистане, в армянской семье. Своим происхождением писатель гордился и даже сына назвал в честь дедушки – Арташеса Григорьевича Асадьянца. Редакция Армянского музея Москвы публикует автобиографию Асадова, где он коротко поведал о своей семье.

Эдуард Асадов с родителями. Фото: radiovan.fm

Несколько слов о себе. Родился 7 сентября 1923 года в Туркмении. По национальности я армянин. Родители мои были учителями. Отец в гражданскую воевал с дашнаками на Кавказе.

Был политруком роты. В мои первые детские впечатления навсегда вошли узкие пыльные улочки среднеазиатского городка, пестрые шумные базары и стан голубей над плоскими раскаленными белесыми крышами. И еще очень много золотисто-оранжевого цвета: солнце, пески, фрукты.

После смерти моего отца в 1929 году семья наша переехала в Свердловск. Здесь жил второй мой дедушка, тоже армянин, врач по профессии, Иван Калустовнч Курдов. Дедушка этот в какой-то степени был личностью «исторической». В юности он два года был секретарем у Чернышевского в Астрахани после того, как Николай Гаврилович вернулся из ссылки. Знакомство это оказало решающее влияние на формирование духовного мира юноши. И на всю свою жизнь дед мой сохранил горячую, почти восторженную любовь к Чернышевскому.

В Свердловске мы с мамой оба «пошли в первый класс». Только она учительницей, а я учеником. Здесь, на Урале, прошло все мое детство. Тут я вступил в пионеры, здесь в восьмилетнем возрасте написал свое первое стихотворение, бегал во Дворец пионеров на репетиции драмкружка; здесь я был принят в комсомол. Урал – это страна моего детства! Много раз бывал я с мальчишками на уральских заводах и никогда не забуду красоты труда, добрых улыбок и удивительной сердечности рабочего человека.

Когда мне было пятнадцать лет, мы переехали в Москву. После спокойного и деловитого Свердловска Москва казалась шумной, яркой и торопливой. С головой ушел в стихи, споры, кружки. Колебался, куда подавать заявление: в Литературный или Театральный институт? Но события изменили все планы. И жизнь продиктовала совсем иное заявление. Выпускной бал в нашей, 38-й московской школе был 14 июня 1941 года, а через неделю – война! По стране прокатился призыв: «Комсомольцы – на фронт!» И я пошел с заявлением в райком комсомола, прося отправить меня на фронт добровольцем. В райком пришел вечером, а утром был уже в воинском эшелоне.

Всю войну провоевал я в подразделениях гвардейских минометов («катюши»). Это было замечательное и очень грозное оружие. Сначала воевал под Ленинградом. Был наводчиком орудия. Потом офицером, командовал батареей на Северо-Кавказском и 4-м Украинском фронтах.

Воевал неплохо, мечтал о победе, а в перерывах между боями писал стихи. В битве за освобождение Севастополя в ночь с 3 на 4 мая 1944 года был тяжело ранен. Потом – госпиталь. Стихи между операциями…

В 1946 году поступил в Литературный институт имени Горького. Первыми литературными учителями моими были: Чуковский, Сурков, Светлов, Антокольский. Институт окончил в 1951 году. Это был «урожайный» для меня год. В этом году вышла первая книга моих стихов «Светлые дороги», и я был принят в члены партии и в члены Союза писателей.

Всего пока у меня выпущено одиннадцать поэтических сборников. Темы для стихов беру из жизни. Много езжу по стране. Бываю на заводах, фабриках, в институтах. Без людей жить не могу. И высшей задачей своей почитаю служение людям, то есть тем, для кого живу, дышу и работаю.

Эдуард Асадов. Несколько слов о себе, 12 июля 1971 г.

Эдуард Асадов, 1960. Фото: В. Гайкин / РИА Новости / Аргументы и факты

Итак, май 1944 года, тяжелое ранение осколком снаряда в лицо.

Асадову, перенесшему 12 операций, удалось победить смерть. Однако зрение он потерял навсегда, не было у поэта и переносицы. Позже он признавался, что в то страшное время едва находил силы жить. Но справился, в том числе и благодаря навещавшей его в госпитале Ирине Викторовой, впоследствии ставшей его первой женой. В 1955 году у супругов родился сын Аркадий, которого Эдуард Аркадьевич назвал в честь своего отца – Арташеса Григорьевича Асадьянца. «Поэт, кстати, очень гордился тем, что он армянин, и любил не только туркменскую, но и армянскую кухню», – сообщается на сайте издания «Аргументы и факты».

Подготовлено по материалам: poetrylibrary.ru, aif.ru

Фото обложки: prosodia.ru

Редакция

Поэт Эдуард Асадов: «По национальности я армянин»

Эдуард Асадов — биография, жизнь и смерть поэта

Фото Все

Видео Все

---

Эдуард Асадов — советский поэт и писатель, который прославился патриотическими стихами о Родине, мужестве, дружбе. Пик популярности пришелся на послевоенные годы.

Жизнь Эдуарда Асадова, талантливого советского поэта, война разделила на «до» и «после» ранения, забравшего у него зрение. Несмотря на травму, поэт сумел продолжать свой творческий путь, получил образование, женился.

Детство

Родился Эдуард Асадов в сентябре 1923 года, в г. Мерв, это Туркменская ССР. Родителями будущего поэта и прозаика были интеллигентные армяне. Настоящая фамилия отца была Асадьянц, а звали его Артас. Позднее он меняет имя и фамилию на более привычные для русского слуха — Аркадий Асадов. Семья жила в непростые годы, когда шла гражданская война. Отец участвовал в революционных движениях, за что и получил тюремный срок. Потом примкнул к большевикам, начал службу комиссаром, следователем, был командиром стрелковой роты.

Эдуард Асадов в молодости

После отставки Аркадий Асадов женился на Лидии Курдовой, матери будущего поэта. Она работала учительницей, эту мирную профессию выбрал для себя и Аркадий Асадов.

Юность Эдуарда проходила в атмосфере маленького провинциального туркменского городка с его незабываемым колоритом.

Но семейное благополучие длилось недолго — уже в шестилетнем возрасте в биографии мальчика случилось трагическое событие: скончался его отец. Умереть в 30 лет в Гражданскую войну от кишечной непроходимости, а не от бандитских пуль — это было необычно.

Мама Эдуарда не смогла находиться в городке, где каждая улочка напоминала ей о покойном супруге. Поэтому Лидия Ивановна переезжает в Свердловск, где жил ее отец. В Свердловске маленький Эдик пойдет в первый класс, а уже в восемь лет напишет свое первое в жизни стихотворение. Так зарождался и развивался его талант. Через время, видя склонности мальчика, мама записала его в театральный кружок. Эдику пророчили большое будущее, видя его пыл и разносторонние интересы.

Эдуард Асадов в детстве с отцом и мамой

Эдуарду нравилось рифмовать слова и компоновать их в четверостишья. Мальчик писал стихи не только о том, что видел вокруг, но и о своих чувствах. Мама сумела привить сыну любовь как к литературе и поэзии, так и к истинным чувствам: страсти, преданности и искренности. Выше всего мальчик ставил искреннюю и настоящую любовь. Биографы предполагают, что тяга к высокому передалась Эдуарду на генетическом уровне. Родители Эдуарда поженились по любви, несмотря на разные национальности. Впрочем, в Советском Союзе такие браки были нормой, а меркантильность обществом презиралась.

Бабушка Эдуарда была родом из интеллигентной дворянской семьи, но потом сумела пойти наперекор воли своей родни из-за любви. Она вышла замуж за английского лорда.

В 1938 году маму Эдуарда, талантливую учительницу, приглашают на работу в Москву. Поэтому последние классы мальчик заканчивал в столице. Дальше нужно было выбирать между двумя жизненными дорогами: поступать в театральный или литературный институт. Но в спокойную и размеренную жизнь поэта вмешалась война. Она поломала судьбы миллионов советских людей, Эдуард не стал исключением. Парень даже и не старался противиться своей судьбе — он в первый же день боевых действий пришел в военкомат и записался добровольцем на фронт.

Эдуард Асадов и война

Эдуарда назначают в расчет боевого орудия, который позже окрестили «Катюшей». Поэту пришлось воевать на Московском, Ленинградском и Северо-Кавказском фронтах. Благодаря своей смелости, решительности, отваге и безграничной любви к Родине Эдуард стал комбатом гвардейских минометов, хотя еще недавно он был простым наводчиком орудия.

Но война не мешала Эдуарду писать стихи. Сердце поэта переполняли новые чувства и эмоции, которые он спешил переложить на бумагу. Так появились стихи о дружбе и предательстве, героизме, отваге и трусости. Свое творчество Эдуард сразу же декламировал сослуживцам, чем здорово укреплял боевой дух товарищей.

Критики еще много скажут о чрезмерной идеализации быта солдат в творчестве. Мол, в окопе и под выстрелы гранатометов не получится мечтать о любви. Но поэт писал как видел и чувствовал.

В 1944 году война дает Эдуарду очередное испытание. В 1944 году, когда наши брали Севастополь, все батарея Асадова была разбита в пух и прах, однополчане погибли. Эдуард не колеблясь принимает решение загрузить все оставшиеся боеприпасы в грузовик, чтобы помочь советским воинам на соседнем боевом рубеже. Он сумел довести машину, но уже в конце пути получил опасное ранение в голову осколком разорвавшегося снаряда.

Эдуард Асадов с повязкой

Далее жизнь поэта протекала в госпиталях. Врачи констатировали опасное для жизни ранение и не давали никаких оптимистических прогнозов. Вопреки всему, парень выжил, но навсегда ослеп. Эдуард впал в глубочайшую депрессию, так как не понимал, кому нужен слепой и беспомощный молодой человек.

В то сложное время Асадова, как он потом признается в интервью, спасла любовь. Любовь поклонниц к его красивым стихам, которая потом перерастет в чувства к автору. Переписанные от руки листочки с творчеством Эдуарда передавали друг другу.

Интересно! Поэт и сам того не заметил, как у него появились сотни поклонниц. Они регулярно навещали своего кумира в госпитале, а как минимум шесть из них были готовы выйти за него замуж.

Поэт-герой выбирал лучшую, по его мнению, из поклонниц, перед чарами Ирины Викторовой он устоять не смог. Первой женой Эдуарда стала артистка детского театра. Но брак молодых людей оказался непрочным, девушка спутала искреннюю любовь с мимолетным увлечением.

Могут быть знакомы

Творчество

После войны Асадов продолжил свою деятельность в качестве поэта и прозаика. Сначала он писал для себя, «в стол», не решаясь публиковать свои новые работы для широкой оценки общества. Несколько своих работ Асадов отправил на оценку Корнею Чуковскому, мнением которого дорожил. Сначала Чуковский раскритиковал творчество Эдуарда, но потом поменял свое мнение о поэте. По его словам, у Эдуарда имелось «подлинное поэтическое дыхание».

Эдуард Асадов — В землянке

Огонёк чадит в жестянке,
Дым махорочный столбом…
Пять бойцов сидят в землянке
И мечтают кто о чем.

В тишине да на покое
Помечтать оно не грех.
Вот один боец с тоскою,
Глаз сощуря, молвил: «Эх!»

И замолк, второй качнулся,
Подавил протяжный вздох,
Вкусно дымом затянулся
И с улыбкой молвил: «Ох!»

«Да»,- ответил третий, взявшись
За починку сапога,
А четвертый, размечтавшись,
Пробасил в ответ: «Ага!»

«Не могу уснуть, нет мочи! —
Пятый вымолвил солдат. —
Ну чего вы, братцы, к ночи
Разболтались про девчат!»

После таких теплых слов у Асадова появилась тяга творить и постоянно самосовершенствоваться. Он поступает в Московский литературный университет, который успешно оканчивает в 1951 году. Далее появляется сборник его стихов «Светлая дорога». Эдуард становится членом КПСС и Союза писателей, появляется долгожданное признание со стороны почитателей творчества среди представителей власти.

На фоне своей растущей популярности Асадов часто проводит литературные вечера и встречи, но при этом у Эдуарда не появилась звездная болезнь. Он так и остается скромным, отзывчивым к чужой беде человеком. Издаваемые книги раскупались практически сразу. Асадова знали, читали, любили. Из писем своих читателей Асадов получал необходимое ему для дальнейшего творчества вдохновение. Рассказанные людьми истории из реальной жизни становились основой для его новых произведений.

Всего писатель выпустил около 60 сборников стихов.

Обостренное чувство справедливости Эдуарда передавалось и в стихах. В творчестве чувствуется неповторимость интонаций и жизненная правда.

Главной темой творчества Асадова была Родина, а идеей — верность и мужество. Асадов любил жизнь во всех ее проявлениях и переносил эту любовь на бумагу. Стихи поэта перевели на множество языков союзных республик. Хорошим тоном в те времена считалось иметь на полке книгу со стихами Эдуарда Асадова.

Личная жизнь

Первый брак с поклонницей, навещавшей его в госпитале, оказался неудачным. Со второй супругой Асадов познакомился на концерте, проводимом во Дворце культуры МГУ. Девушка была актрисой и попросила выступить раньше Асадова, так как спешила и боялась опоздать на самолет. Завязалось знакомство, дружеское общение, которое со временем переросло в отношения и брак.

Эдуард Асадов с женой Галиной Разумовской

Галина Разумовская мастерски владела художественным словом, поэтому молодым было интересно проводить время вместе. Девушка не пропускала творческие вечера мужа. От Галины исходила моральная и физическая поддержка. Именно ради него Галина в 60 лет пошла на курсы вождения автомобиля, чтобы Эдуарду было проще передвигаться по городу. О личной жизни Эдуарда Асадова и Галины Разумовской можно сказать одно: пара прожила всю жизнь в любви и согласии. Их разлучила только смерть Галины, супруги душа в душу прожили 36 лет.

Смерть

В 2004 году поэта не стало, но память о нем не умирает. На его стихах воспитано несколько поколений людей. Творчеством Асадова зачитываются и в наши дни. Поэт оставил после себя большое культурное наследие. Стихами его творчество не ограничивается — Эдуард Асадов писал эссе, поэмы, повести, рассказы.

Могила Эдуарда Асадова

Пик популярности творчества поэта пришелся на 60-е годы минувшего века, в эпоху расцвета СССР. Но и сейчас интерес к его красивым и содержательным стихам не угас. В 2017 году его книги переиздавались и раскупались. Появилось несколько аудиокниг о поэте и его творчестве, биографы написали о жизненном пути Асадова много научных трудов.

Похоронили Асадова в Москве, родственники не выполнили завещание поэта. Он просил похоронить его сердце в Крыму, на Сапун-горе, рядом с тем местом, где из-за ранения он лишился зрения.

Творчество

• Не надо отдавать любимых: стихи
• Что такое счастье: Стихотворения
• Лирика
• Ты снова придешь ко мне. Поэзия и проза
• У любви не бывает разлук
• Первое свидание
• Праздники наших дней
• Что такое счастье
• Когда стихи улыбаются
• Дорога в крылатое завтра
• Собрание сочинений в шести томах
• Избранное
• Во имя большой любви

Ссылки

• Страница в Википедии

Для нас важна актуальность и достоверность информации. Если вы обнаружили ошибку или неточность, пожалуйста, сообщите нам. Выделите ошибку и нажмите сочетание клавиш Ctrl+Enter.

Эдвард Дж. Браун // «Нация», Том. 245 Выпуск 9, 26 сентября 1987 г.

. ЭДДИ-БЭБИ В ГОРОДЕ В очередной раз Эдуард Лимонов, влиятельный и проблематичный советский писатель-эмигрант, предложил самопровозглашенную автобиографическую беллетристику о своей жизни «на свободе». И снова он использовал все средства непристойности и скатологии, которые были в его распоряжении, чтобы подорвать как благочестие американской жизни, так и одобренный общественный имидж советского эмигранта. В 1979, фильм Лимонова Это я, Эдичка возмутил многих его товарищей по ссылке, которые сочли его клеветническим и порнографическим. Один видный критик заявил: «Если свобода означает свободу написать эту книгу, то я против свободы». Другие, однако, выразили свою поддержку книге и объявили ее автора одним из самых значительных писателей, покинувших Советский Союз в так называемую третью волну, и чуть ли не единственным, кто выразил в своих произведениях определенный опыт изгнания. . Два романа Лимонова о жизни в Америке ( Это я, Эдди и История его дворецкого ) исследуют дезориентацию и несчастье, которые часто бывают уделом тех, кто «выбрал свободу». Между прямолинейным Солженицыным в Вермонте, произносящим иемиады против «плюрализма» и других свидетельств «вырождения» на Западе, и Эдди Лимоновым, утоляющим свои всесексуальные аппетиты на изнанке Нью-Йорка, в то же время яростно выступающим против «вельферов», которые поддерживает его, там не очень большое расстояние. Оба выражают чувства, которые изгнанники обычно скрывают или подавляют: ностальгия по родине вместе с искренним презрением к американским институтам и ужасающим отсутствием интереса к изучению того, как они работают. Согласно его более или менее выдуманной биографии. Лимонов был вором-подростком, психом, портным и подпольным поэтом, прежде чем покинуть Советский Союз в 1974 году. Два романа, действие которых происходит в Советском Союзе, Подросток Савенко и Молодой негодяй , оба из которых скоро появятся в английском языке, очевидно, основаны на его жизни в советском криминальном мире, на его пребывании в тюрьме и в психиатрической больнице, а также на его карьере поэта-диссидента в процветающем культурном подполье. Как и в случае с парой о его жизни в Соединенных Штатах, эти книги смотрят на чистый мир с изнанки. Савенко исследует психологию советского подростка, переходящего из рабочей семьи в криминальный мир; ничто в книге не смягчает нашего ужаса перед простыми мотивами кражи, изнасилования, нанесения увечий и убийства. Роман также дает нам, как бы между прочим, живой взгляд на жизнь рабочего пригорода Харькова: запах водки и насилие, уродство жилья и борьбу за него, и особенно то, как коррупция в «Законопослушный» сектор кормит криминальное подполье. В Молодой негодяй , Эдди превратился в неопубликованного поэта, жившего среди недовольной харьковской интеллигенции, которая пренебрегает советской респектабельностью, что предвещает щедрое презрение Эдди к нью-йоркскому истеблишменту. Суть работы Лимонова, будь то на Западе или в Советском Союзе, заключается в ярком выражении немой нищеты и ненависти тех, кто внизу, к вычищенному и причудливому миру тех, кто наверху. С их точки зрения, как выразился Эдди в Это я, Эдди , «Между этим и там [Советским Союзом] чертовски большой разницы». Лимонов уверял нас — думаю, ошибочно, — что практика вывода биографии автора из его вымысла вполне здрава в его случае. Он говорит, что пишет только о себе, «поскольку он изучил этот характер лучше, чем любой другой», и настаивает на том, что в его книгах нет «чисто выдуманных» ситуаций; он действительно признает, что упростил многие вещи и устранил другие, тем самым признав работу романиста по отбору и структурированию. Но поскольку Лимонов идентифицирует себя с «Эдди», иногда «Эдди-бэби» своих повествований, а реальных людей, фигурирующих в них, лишь хлипко прикрывает (некоторых из них это жестоко смущает), читатель, скорее всего, предположим, что Лимонов и его измученный рассказчик — одно целое, что автор так же морально пуст, как и его центральный персонаж. Такой вывод влечет за собой серьезное критическое недоразумение. Лимонов не тот незадачливый недоучка, образ которого он так живо воссоздает в своих произведениях. На самом деле настоящий Лимонов, насколько мы можем судить, действительно был хорошим портным и поэтом и неплохо вел свои дела в эмиграции. Эдди, который мечтает обстрелять дом своего богатого хозяина из АК-47 или который на последних страницах История его дворецкого тщательно прицеливается в отталкивающего Генерального секретаря Организации Объединенных Наций, предлагает вымышленное заявление о том, как слизняки и аутсайдеры относятся к миру тех, кто его создал. Последняя сцена — мощное воплощение не Лимонова, конечно, а Ли Харви Освальдов мира. In История его дворецкого Эдди — русский поэт, вынужденный работать дворецким, разнорабочим и доверенным лицом в роскошной резиденции в Ист-Ривер Стивена Грея, мультимиллионера WASP, чей баснословный доход поступает от многих предприятий. Гости дома Стивена варьируются от шаха Ирана и множества американских и иностранных магнатов до заезжего советского поэта — Евгения Евтушенко с, как уверяет нас Эдди, его агентом ЦРУ. импресарио, очень тонко замаскированные, которые придают ему печать высокой культуры. Образ Стивена Грея, увиденный с точки зрения гордого и нищего русского поэта, — произведение великой литературной силы. Огромный, гнетущий, оскорбительный и полностью эгоистичный Стивен вызывает в Эдди невыносимое физическое отвращение. Но Эдди не только ненавидит его, но и завидует его связям с элитой, его деньгам и безграничным сексуальным возможностям. Эдди должен доказать всем, «каким именно человеком они пренебрегали». Он находится в постоянном общении с презренными редакторами и издателями, которые продолжают отвергать его поэзию и прозу, но его основная деятельность — это поиск счастья через сексуальные приключения, описанные в откровенных и отвратительных подробностях. Сексуальные сцены Лимонова вызывают рвоту, а не афродизиак. Ни порывов любви, ни удовольствий простого наслаждения нигде в этой книге нет. О своем главном сексуальном объекте в романе, Дженни, Эдди говорит: «Я занимался с ней любовью, но не хотел». И оказывается, она тоже никогда не хотела, а сделала это, потому что любила Эдди и думала, что ему это нравится. Потом есть «маленькая шлюха по имени Мэри Эллен», которую он не хотел трахать, и ряд других, которых он трахал, но без убеждения и почти без удовольствия. Есть некоторые, кто появляется и исчезает в образе фантазий или нимфеток, но роман представляет собой просто рассказ о «борьбе Эдди против мира и всех в нем», а Дженни и остальные — лишь эпизоды в его состязании со Стивеном и другими, кто контролировать этот мир. Немецкий переводчик Это я, Эдди перегнал ихор из этой книги и из этой тоже как единственную английскую непристойность, которая послужила в названии немецкого издания: Отъебись, Америка . Лимонов ломает распространенный стереотип о советском эмигранте как о человеке правого политического толка. В своей роли Эдди он человек левых, не стыдящийся работать дальнобойщиком, портным или официантом, и он общается с несчастными и обездоленными, а также с радикалами, которые утверждают, что говорят от их имени. Он дружит с чернокожими, неприемлемыми для его товарищей-советских эмигрантов. На самом деле американские романы охватывают человечество совершенно оригинально и освежающе для писателя лимоновского происхождения. Советские эмигранты — это, как правило, люди, бежавшие или изгнанные из несостоявшейся утопии; они часто в лучшем случае скептически относятся к либеральным надеждам, которые все еще живы в западных демократиях. Помогая определить этот эмигрантский паттерн, убегая от него, хотя и путем эпатажа и непристойности романы Лимонова сослужили важную службу. Почти во всем, что он написал, стиль Лимонова отмечен эффективным использованием двух видов языковых аномалий. Иностранные слова — конечно, американские, но написанные кириллицей — пестрят русский текст романа Лимонова и служат языковой маркировкой странности Эди в мире вельферов, бизнесменов, пивных и обедающих ромов, Дженни. Рашен-бой-френд, Централ-Парк, Хадсон-ревер и Ээсревер. Одна из моих проблем с этим в остальном отличным переводом заключается в том, что эти слова представлены в их правильном английском написании, и, таким образом, важный лексический признак рассказчика как презрительного инопланетного присутствия в «Америке» был потерян. Другие русские писатели-эмигранты также используют транслитерированные английские слова в своих русских текстах, но с совсем другой функцией. Василий Аксенов использует такие отвары, как «хаш-маки», то есть разновидность обуви, но эффект скорее не отталкивающий, а экзотичный. Возможно, ближайшим аналогом вербального приема Лимонова является использование Генри Миллером французских фраз в Тропик Рака как знак иронической отстраненности рассказчика от парижской сцены. Использование Лимоновым английского языка в его русском тексте предполагает также вновь прибывшего эмигранта, который никогда не потеряет своего родного акцента и не сделает новые идеи и понятия своими. Другой устойчивой лексической чертой Лимонова является исключительно богатое и разнообразное употребление нецензурных выражений, которое также несет в себе тяжелый заряд отвращения к нормальному американскому миру, к, как он выразился, к разнообразному набору отъебений с с кем он обязан иметь дело в своей дивной новой стране. Эти две черты стиля, «варварство» и непристойность, обращают внимание на саму словесную ткань: как сказал бы якобсоновский лингвист, они являются скорее иконическими, чем произвольными или прозрачными «знаками». И Лимонов дает нам, между прочим, совершенную модель русского языка в его богатой флективной силе, когда он употребляет вульгарные слова для мужского полового органа и для акта совокупления как творческие языковые стержни, производные от исходной корневой формы множественных частей. речи с помощью приставок, инфиксов и суффиксов. Много внимания уделялось лингвистическим особенностям творчества Лимонова, и вполне вероятно, что русский литературный язык не мог не затронуть его виртуозность. России в этом столетии, особенно после триумфа советского пуританства в 19-м веке.30-х годов, значительно отстал от Запада в нарушении языковых табу, в результате чего сочинения Лимонова содержат более высокий шокирующий потенциал в своем русском контексте, чем любой перевод. Во всем, что он пишет, Лимонов дает новую жизнь литературному русскому языку, открывая его мощной лексике из областей запрещенной речи. В этой книге Лимонов преклоняется перед Генри Миллером, и нет сомнения, что его романы чем-то обязаны Миллеру. Эдди навязчив и часто несчастен в своем стремлении к сексу, и он не уверен, какой вид доставляет ему удовлетворение; на самом деле, его страстное размещение красивого молодого чернокожего мужчины на пустыре возле 51-й улицы и Бродвея (в Это я, Эдди ) резко контрастирует с его сексуально разочаровывающими встречами с женщинами. Но для персонажа Миллера сексуальный шведский стол включает в себя и тайны, и поводы для поэзии. И нигилизм Миллера более философичен, чем у Лимонова: Хаос, который он отражает, заложен в природе вещей; весь мир — это своего рода рак, разъедающий сам себя. Мир Лимонова особенный и конкретный. Он редко отходит от этой Америки — или Харькова — ни в мыслях, ни в образах. Взгляд Миллера на катастрофу космичен; Эдди местный и замкнутый. Но проблема, о которой я упоминал выше, касающаяся смешения автора и главного героя, выдвигается на передний план в работах обоих писателей. Сам Лимонов осветил свое отношение к Эди в своем недавно опубликованном стихотворении в Times Literary Supplement (26 июня, перевод Г.С. Смита): ГЕРОЙ ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ Это мой герой отрицательный Он всегда здесь вместе со мной Я пью пиво, — он пьет пиво Он живет в комнате моей квартиры Он ложится спать с девушками Я Мой темнокожий член свисает с него Это мой герой отрицательный… И мы можем увидеть его элегантную спину По городу Нью-Йорк Вкл. любой из тех темных улиц. .

Советский футурист в Пекине Интернационалистская эстетика Сергея Третьякова Эдвард Тайерман

«Вы едете в Пекин. Вы должны писать путевые заметки. Но не только как заметки для себя. Нет, они должны иметь общественное значение».

Это начальные слова «Москва — Пекин», путевого очерка 1925 года, написанного советским писателем Сергеем Третьяковым. Безмерно талантливый поэт, драматург, журналист и теоретик, Третьяков долгое время находился в исторической тени своих более известных друзей и коллег по межвоенному авангарду. Моя книга Эстетика интернационализма: Китай и ранняя советская культура , первое полноформатное исследование творчества Третьякова на английском языке, помещает его в центр важного, но малоизученного периода интенсивного взаимодействия СССР с Китаем в 1920-х и 1930-х годах. Попытки Третьякова создать культурные формы, которые могли бы опосредовать интернациональные китайско-советские отношения, представляют собой жизненно важный эксперимент в области социалистической эстетики и важный предшественник многих открытий постколониальных исследований.

Поэт-футурист, первые публикации которого появились во Владивостоке во время Гражданской войны в России, Третьяков стал ключевым членом Левого фронта искусств, или ЛЕФ — объединения художников-авангардистов, стремившихся связать свою работу с задачей создания новой, послереволюционной культуры. Публикуясь в журнале ЛЕФ вместе с такими светилами, как Владимир Маяковский, Дзига Вертов и Александр Родченко, Третьяков стал одним из главных теоретиков группы. Его описание социалистического искусства и социалистического художника как активного участника преобразования общественной жизни оказало глубокое влияние на современников, таких как Вальтер Беньямин и Бертольт Брехт. В театре по его сценариям ставил Всеволод Мейерхольд, дуайен советской революционной сцены и молодой Сергей Эйзенштейн. Третьяков также сотрудничал с Эйзенштейном в кино, написав в соавторстве титры к «Броненосец Потемкин », пожалуй, самому известному советскому фильму 1920-х годов. Они даже планировали снять трилогию фильмов о Китае в 1926 году, но, к сожалению, проект так и не вышел из стадии планирования. К тому времени собственная работа Третьякова была глубоко связана с советскими отношениями с Китаем.

Сергей Третьяков в Пекине. Российский государственный архив литературы и искусства ф.

2886 оп. 1 изд. хр. 73 л. 10. Изображение предоставлено Российским государственным архивом литературы и искусства.

В 1924 году Третьяков отправился с женой и ребенком в Пекин, где провел восемнадцать месяцев, преподавая русский язык в Пекинском университете. Находясь там, Третьяков опубликовал около пятидесяти статей о современном Китае в дюжине советских газет и журналов. Его пребывание в Пекине совпало с моментом увеличения советских инвестиций во внутреннюю политику Китая. Возглавляемый Советским Союзом Третий Коммунистический Интернационал (Коминтерн) спонсировал союз между китайскими националистами и китайскими коммунистами в надежде, что революция вытеснит Великобританию и другие империалистические державы с их позиций экономической и политической власти в стране. В то же время это был момент огромного интеллектуального и политического брожения в Китае. Движение за новую культуру 19-го века10-е годы и Движение четвертого мая 1920-х породили глубокую переоценку традиции и поиск жизнеспособных форм культурной современности. Среди коллег Третьякова по Пекинскому университету были Ли Дачжао (李大釗), один из пионеров китайского марксизма, и Лу Синь (魯迅), выдающийся китайский писатель того периода, страстный читатель и переводчик русской литературы. Третьяков даже помог Лу Синю завершить перевод знаменитой поэмы Александра Блока о русской революции « Двенадцать».0099 . Среди китайских интеллектуалов и революционеров рос интерес к советскому эксперименту, и несколько учеников Третьякова в Пекине продолжили обучение в Советском Союзе.

Третьяков стремился позиционировать себя посредником между этими двумя мирами: постреволюционным обществом, обретающим неопределенные очертания в Советском Союзе, и политически нестабильным, интеллектуально динамичным Китаем 1920-х годов. Проблема, как он ее определил, заключалась в том, что в Советском Союзе мало кто знал о современном Китае. Хотя советские газеты постоянно увещевали своих читателей чувствовать солидарность с революционной борьбой своих китайских товарищей, большинство людей воспринимали Китай в ловушке экзотических стереотипов. Третьяков иронически резюмирует эти стереотипы в начале своего 19-летия.25 сочинение «Любить Китай»: «Загадочная страна. Непостижимый народ. Китайский фарфор. Китайские тени. Китайский шелк. Китайский чай. Китайская стена. Китайская письменность. Китайские зонтики. . . . Это знания о Китае, которыми владеют девяносто процентов наших обычных обывателей». Он утверждает, что его читатели «полюбят» Китай только тогда, когда поймут, что эта страна живет в том же настоящем моменте, что и они сами, в разрушительное время неравномерной и даже насильственной модернизации с потенциалом революционных преобразований. Для Третьякова это требовало документальных описаний современного Китая, которые могли бы адекватно передать советской аудитории его изменчивую и нестабильную реальность.

Что особенно поразительно в работах Третьякова о Китае, так это то, как он ставит это противоречие между эгалитарной солидарностью и иерархическим лидерством в основу своей работы.

Помимо журналистских статей, Третьяков экспериментировал с новыми документальными формами, пытаясь связать Китай и Советский Союз. Его футуристическая поэма «Рев Китай» использовала звукоподражания, чтобы запечатлеть звуки пекинских уличных торговцев и подчеркнуть их эксплуататорские экономические условия. Документальный спектакль с одноименным названием, Рёв, Китай! , премьера которого состоялась в театре Мейерхольда в Москве в 1926 году. На основе недавнего инцидента в провинции Сычуань, где капитан британского флота принудил к казни двух китайских лодочников, обвиняемых в убийстве американского бизнесмена, Рев, Китай! добился глобального успеха благодаря громким постановкам в Германии, Нью-Йорке, Японии и самом Китае. Прежде всего, Третьяков работал с одним из своих пекинских студентов, начинающим писателем по имени Гао Шихуа (高世華), над созданием совместного рассказа о жизни Гао. Этот эксперимент в соавторстве, который Третьяков назвал «биоинтервью», появился в печати под псевдонимом 9.0098 Дэн Ши-кхуа и предложил советским читателям обширный отчет о современном китайском обществе с точки зрения одинокой молодой жизни.

Центральным в работе Третьякова о Китае, как и в самом проекте социалистического интернационализма, был вопрос об авторитете. Коминтерн, основанный большевиками в 1919 году, прямо поставил перед собой задачу расширить масштабы мировой революции за пределы Европы и Северной Америки, чтобы охватить антиимпериалистическую борьбу колонизированного мира. Это расширение революционного проекта давало возможность децентрировать Европу и преодолевать цивилизационные и расовые различия, созданные империализмом, создавая основу для совместной борьбы европейских и азиатских коммунистов в общей борьбе. Однако в то же время деятельность Коминтерна все больше подчинялась советскому контролю, что приводило к приоритету советской теории, советского опыта и советских интересов.

Что особенно поразительно в работах Третьякова о Китае, так это то, как он ставит противоречие между эгалитарной солидарностью и иерархическим лидерством в основу своей работы. Третьяков постоянно размышляет о характере своей собственной роли советского посредника в отношениях с Китаем, подчеркивая свою ограниченность как аутсайдера с ограниченным знанием китайского языка, даже когда он заявляет о своей привилегированной способности интерпретировать революционную реальность Китая как ветеран русской революции. Его претензии на аналитическую проницательность или художественную достоверность подрываются постоянными напоминаниями о его собственной зависимости от китайских посредников и несовершенных процессов перевода. Эти мета-размышления достигают своего рода апофеоза в био-интервью Дэн Ши-кхуа , созданный на основе серии интервью между Третьяковым и его бывшим учеником Гао в течение шести месяцев. Эта книга объемом более 300 страниц заканчивается не революционным триумфом, а замешательством и неуверенностью. Гао возвращается в Китай, Третьяков теряет с ним связь, а другой студент предполагает, что многое из того, что Гао сказал своему бывшему учителю, могло быть ложью. Книга Третьякова совпала с поражением советской политики в Китае; Китайские националисты обратились против своих союзников-коммунистов в 1927 и выгнал советских советников из страны. Но Третьяков превратил поражение в новый метод, настаивая на том, что способ эстетического производства, стремящийся быть по-настоящему интернациональным, должен также подвергать сомнению собственные основания авторитета, пределы своего знания и свое право представлять другого.