Цитаты анны ахматовой: Анна Андреевна Ахматова: цитаты, афоризмы и высказывания

Содержание

Лучшие цитаты Анны Ахматовой (150 цитат)

Анна Ахматова – великая известная русская поэтесса 20-го века, писатель, литературовед, литературный критик, переводчик. Лирика Анны Ахматовой – это реальная жизнь, из которой поэтесса черпала мотивы настоящей земной любви. В данной подборке представлены лучшие цитаты Анны Ахматовой.

Приходи на меня посмотреть.
Приходи. Я живая. Мне больно.

Мужчины, вы думаете женщины любят красавцев или героев? Нет, они любят тех, кто о них заботится.

Какая есть. Желаю вам другую, получше.

Спокойной ночи, ночь.

Не давай мне ничего на память:
Знаю я, как память коротка.

Не давай мне ничего на память: Знаю я, как память коротка.

Какая есть. Желаю вам другую,
Получше.

Измену простить можно, а обиду нельзя.

Приходи на меня посмотреть. Приходи. Я живая. Мне больно.

Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».

Восьмое марта выдумали импотенты. Как можно вспоминать о женщине один раз в году?

Так много камней брошено в меня, что ни один из них уже не страшен.

А я была дерзкой, злой и весёлой
И вовсе не знала, что это — счастье.

Для Бога мёртвых нет.

После отчаяния наступает покой, а от надежды сходят с ума.

Не давай мне ничего на память:
Знаю я, как память коротка.

Не приходи. Тебя не знаю.
И чем могла б тебе помочь?
От счастья я не исцеляю.

Благовоспитанный человек не обижает другого по неловкости. Он обижает только намеренно.

Ты угадал: моя любовь такая,
Что даже ты не мог её убить.

Рухнул в себя, как в пропасть.

Для Бога мёртвых нет.

Как хорошо, что некого терять,
И можно плакать.

И только в пламени любви разрушится стена обид, непонимания и лени…

Страшно выговорить, но люди видят только то, что хотят видеть, и слышат то, что хотят слышать. На этом свойстве человеческой природы держится 90% чудовищных слухов, ложных репутаций, свято сбереженных сплетен. Несогласных со мной я только прошу вспомнить то, что им приходилось слышать о самих себе.

Ты выдумал меня. Такой на свете нет,
Такой на свете быть не может.

Сильней всего на свете
Лучи спокойных глаз.

Жить — так на воле, умирать — так дома.

Я улыбаться перестала,
Морозный ветер губы студит,
Одной надеждой меньше стало,
Одною песней больше будет.
И эту песню я невольно
Отдам на смех и поруганье,
Затем, что нестерпимо больно
Душе любовное молчанье.

Как хорошо, что некого терять,
И можно плакать.

И только в пламени любви разрушится стена обид, непонимания и лени…

У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.

Будущее, как известно, бросает свою тень задолго до того, как войти.

Все мы немного у жизни в гостях. Жизнь — это только привычка.

Столько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает.

Я спросила: «Чего ты хочешь?»
Он ответил: «Быть с тобой в аду».

Настоящую нежность не спутаешь ни с чем, и она тиха, но ты всегда точно знаешь о её присутствие…

Прости, что я жила скорбя
И солнцу радовалась мало.
Прости, прости, что за тебя
Я слишком многих принимала..

Ни отчаянья, ни стыда
Ни теперь, ни потом, ни тогда.

Стихи, даже самые великие, не делают автора счастливым.

Благовоспитанный человек не обижает другого по неловкости.
Он обижает только намеренно.

Не любишь, не хочешь смотреть?
О, как ты красив, проклятый!
И я не могу взлететь,
А с детства была крылатой.

Когда на улице кричат «Дурак», не обязательно оборачиваться.

И когда друг друга проклинали
В страсти, раскаленной добела,
Оба мы еще не понимали,
Как земля для двух людей мала.

Когда умрем, темней не станет, а станет, может быть, светлей.

Брошена! Придуманное слово —
Разве я цветок или письмо?..

Настоящую нежность не спутаешь ни с чем, и она тиха, но ты всегда точно знаешь о её присутствие…

Кто чего боится, то с тем и случится, — ничего бояться не надо.

Мужчины, вы думаете женщины любят красавцев или героев? Нет, они любят тех, кто о них заботится.

Стихи, даже самые великие, не делают автора счастливым.

Ты был испуган нашей первой встречей, а я уже молилась о второй…

Я спросила: «Чего ты хочешь?»
Он ответил: «Быть с тобой в аду».

От других мне хвала, что зола.
От тебя и хула – похвала.

От других мне хвала — что зола, от тебя и хула — похвала.

Сплю — она одна надо мною.
Ту, что люди зовут весною,
Одиночеством я зову.

Дар поэта невозможно забрать, кроме таланта ему ничего не нужно.

Есть в близости людей заветная черта, ее не перейти влюбленности и страсти.

Сильней всего на свете
Лучи спокойных глаз.

Ни отчаянья, ни стыда, ни теперь, ни потом, ни тогда!

Не приходи. Тебя не знаю.
И чем могла б тебе помочь?
От счастья я не исцеляю.

Великая слава, бесславие — все мною пройдено и состояния одинаковые, два конца жезла или палки, названной жизнью или судьбой.

Но я предупреждаю вас, что я живу в последний раз…

Ни отчаянья, ни стыда
Ни теперь, ни потом, ни тогда.

Приходи на меня посмотреть.
Приходи. Я живая. Мне больно.

Можно быть замечательным поэтом, но писать плохие стихи.

Не любишь, не хочешь смотреть?
О, как ты красив, проклятый!
И я не могу взлететь,
А с детства была крылатой.

Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда… Как одуванчик у забора, как лопухи и лебеда.

Дар поэта невозможно забрать, кроме таланта ему ничего не нужно.

Мы прощались как во сне.
Я сказала: «Жду»
Он, смеясь, ответил мне:
«Встретимся в аду».

Но я предупреждаю вас, что я живу в последний раз…

Столько просьб у любимой всегда! У разлюбленной просьб не бывает.

Кое-как удалось разлучиться
И постылый огонь потушить.
Враг мой вечный, пора научиться
Вам кого-нибудь вправду любить.

Наше священное ремесло существует тысячи лет… С ним и без света миру светло. Но еще ни один не сказал поэт, что мудрости нет, и старости нет, а может, и смерти нет.

Молюсь оконному лучу —
Он бледен, тонок, прям.
Сегодня я с утра молчу,
А сердце — пополам.

И радость, и печаль до дна я пила, как воду из ковша. Я знаю всё… Но я не знаю, какая у тебя душа.

Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда… Как одуванчик у забора, как лопухи и лебеда.

От других мне хвала, что зола.
От тебя и хула – похвала.

Ты выдумал меня. Такой на свете нет, такой на свете быть не может.

Какую власть имеет человек,
Который даже нежности не просит.
Я не могу поднять усталых век,
Когда он моё имя произносит.

Кто чего боится, то с тем и случится, — ничего бояться не надо.

И радость, и печаль до дна я пила, как воду из ковша. Я знаю всё… Но я не знаю, какая у тебя душа.

О, сказавший, что сердце из камня,
Знал наверно: оно из огня…
Никогда не пойму, ты близка мне
Или только любила меня.

Ты угадал: моя любовь такая,
Что даже ты не мог её убить.

Ты выдумал меня. Такой на свете нет, такой на свете быть не может.

Долгим взглядом твоим истомленная,
И сама научилась томить.
Из ребра твоего сотворенная,
Как могу я тебя не любить?

Когда на улице кричат «Дурак!» не обязательно оборачиваться.

Есть уединение и одиночество. Уединения ищут, одиночества бегут. Ужасно, когда с твоей комнатой никто не связан, никто в ней не дышит, никто не ждёт твоего возвращения.

Так отлетают тёмные души…
— Я буду бредить, а ты не слушай.

А смерти бояться не надо, и слова этого бояться не надо. В жизни есть много такого, что гораздо страшнее, чем смерть. Вся грязь, вся мерзость происходят от боязни смерти. А эти интеллигентские штучки, что умирает кто-то другой, плохой, а не мы, — надо бросить. Именно мы погибаем, мы умираем, а никто другой.

Нет ничего более полезного для нервов, чем побывать там, где никогда не был.

О, я знаю: его отрада —
Напряженно и страстно знать,
Что ему ничего не надо,
Что мне не в чем ему отказать.

У поэта существуют тайные отношения со всем, что он когда-то сочинил, и они часто противоречат тому, что думает о том или ином стихотворении читатель.

Рухнул в себя, как в пропасть.

Спокойной ночи, ночь.

Отсутствие — лучшее лекарство от забвения, лучший же способ забыть навек — это видеть ежедневно.

Так отлетают тёмные души…
— Я буду бредить, а ты не слушай.

Так скучай обо мне поскучнее и побудничнее томись.

Смотри, ей весело грустить,
Такой нарядно обнаженной.

Столько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает.

Я была в великой славе, испытала величайшее бесславие – и убедилась, что, в сущности, это одно и то же.

Больше нет ни измен, ни предательств,
И до света не слушаешь ты,
Как струится поток доказательств
Несравненной моей правоты.

Благовоспитанный человек не обижает другого по неловкости.

Он обижает только намеренно.

Мы знаем, что ныне лежит на весах, и что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах, и мужество нас не покинет.

Я не пожалею, даже то, что так люблю —
Или будь совсем моею, или я тебя убью.

Мы прощались как во сне.
Я сказала: «Жду»
Он, смеясь, ответил мне:
«Встретимся в аду».

Мужчины, вы думаете женщины любят красавцев или героев? Нет, они любят тех, кто о них заботится.

И все, кого ты вправду любила,
Живыми останутся для тебя.

Брошена! Придуманное слово —
Разве я цветок или письмо?..

Мужчины, вы думаете женщины любят красавцев или героев? Нет, они любят тех, кто о них заботится.

С тобою мне сладко и знойно.
Ты близок, как сердце в груди.
Дай руку мне, слушай спокойно,
Тебя заклинаю: уйди.

А я была дерзкой, злой и весёлой
И вовсе не знала, что это — счастье.

Теперь арестанты вернутся, и две России глянут друг другу в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили.

И казалось, что после конца
Никогда ничего не бывает.

А я иду, где ничего не надо,
Где самый милый спутник — только тень,
И веет ветер из глухого сада,
А под ногой могильная ступень.

Петербург я начинаю помнить очень рано – в девяностых годах… Это Петербург дотрамвайный, лошадиный, коночный, грохочущий и скрежещущий, лодочный, завешанный с ног до головы вывесками, которые безжалостно скрывали архитектуру домов. Воспринимался он особенно свежо и остро после тихого и благоуханного Царского Села.

Страшно выговорить, но люди видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что хотят слышать. На этом свойстве человеческой природы держится 90% чудовищных слухов, ложных репутаций, свято сбережённых сплетен. Несогласных со мной я только попрошу вспомнить то, что им приходилось слышать о самих себе.

…И снова я уже после Революции (21 января 1919 г.) встречаю в театральной столовой исхудалого Блока с сумасшедшими глазами, и он говорит мне: «Здесь все встречаются, как на том свете».

Нет ничего более полезного для нервов, чем побывать там, где никогда не был.

О, я знаю: его отрада —
Напряженно и страстно знать,
Что ему ничего не надо,
Что мне не в чем ему отказать.

Как белый камень в глубине колодца, Лежит во мне одно воспоминанье. Я не могу и не хочу бороться: Оно — веселье, и оно — страданье. Мне кажется, что тот, кто близко взглянет В мои глаза, его увидит сразу. Печальней и задумчивее станет Внимающего скорбному рассказу. Я ведаю, что боги превращали

Людей в предметы, не убив сознанья, Чтоб вечно жили дивные печали. Ты превращён в моё воспоминанье.

Вы знаете, что такое пытка надеждой? После отчаяния наступает покой, а от надежды сходят с ума.

Смотри, ей весело грустить,
Такой нарядно обнаженной.

… отсутствие — лучшее лекарство от забвения (объяснить потом), лучший же способ забыть навек — это видеть ежедневно (так я забыла Фонтанный Дом, в котором прожила 35 лет).

Достоевский знал много, но не всё.
Он, например, думал, что если убьёшь человека, то станешь Раскольниковым.
А мы сейчас знаем, что можно убить пять, десять, сто человек и вечером пойти в театр.

Любовь покоряет обманно,
Напевом простым, неискусным.

Все мои бессонные ночи
Я вложила в тихое слово
И сказала его — напрасно.
Отошёл ты, и стало снова
На душе и пусто и ясно.

Я не пожалею, даже то, что так люблю —
Или будь совсем моею, или я тебя убью.

Тебе покорной? Ты сошёл с ума!
Покорна я одной господней воле.

Круг от лампы жёлтый… Шорохам внимаю.
Отчего ушёл ты? Я не понимаю…

Нет ничего более полезного для нервов, чем побывать там, где никогда не был.

Хочешь знать, как все это было? —
Три в столовой пробило,
И, прощаясь, держась за перила,
Она словно с трудом говорила:
«Это все… Ах, нет, я забыла,
Я люблю вас, я вас любила
Еще тогда!»
— «Да».

… что с кровью рифмуется,
кровь отравляет
и самой кровавою в мире бывает.

Кто чего боится, то с тем и случается. Ничего бояться не надо.

Должен на этой земле испытать каждый любовную пытку.

С тобою мне сладко и знойно.
Ты близок, как сердце в груди.
Дай руку мне, слушай спокойно,
Тебя заклинаю: уйди.

Стихи, даже самые великие, не делают автора счастливым.

По волнам блуждаю и прячусь в лесу,
Мерещусь на чистой эмали,
Разлуку, наверно, неплохо снесу,
Но встречу с тобою — едва ли.

И казалось, что после конца
Никогда ничего не бывает.

Поэт всегда прав.

В церковь войдём, увидим
Отпеванье, крестины, брак,
Не взглянув друг на друга, выйдем…
Отчего всё у нас не так?

Он больше без меня не мог:
Пускай позор, пускай острог.
Я без него могла.

Я кончила жить, еще не начиная.

Цитаты из книги «Стихотворения и поэмы» Анны Ахматовой – Литрес

Цитаты 56

Настоящую нежность не спутаешь

Ни с чем, и она тиха…

Дал Ты мне молодость трудную.

Столько печали в пути.

Как же мне душу скудную

Богатой Тебе принести?

Долгую песню, льстивая,

О славе поёт судьба.

Господи! я нерадивая,

Твоя скупая раба.

Ни розою, ни былинкою

Не буду в садах Отца.

Слушала стрекозиный вальс из балетной сюиты Шостаковича. Это чудо. Кажется, его танцует само изящество. Можно ли сделать такое со словом, что он делает с звуком?

ИЗ СЕДЬМОЙ СЕВЕРНОЙ ЭЛЕГИИ …А я молчу – я тридцать лет молчу. Молчание арктическими льдами Стоит вокруг бессчетными ночами, Оно идет гасить мою свечу. Так мертвые молчат, но то понятно И менее ужасно… Мое молчанье слышится повсюду, Оно судебный наполняет зал, И самый гул молвы перекричать Оно могло бы и, подобно чуду, Оно на все кладет свою печать. Оно во всем участвует, о Боже! — Кто мог придумать мне такую роль! Стать на кого-нибудь чуть-чуть похожей — О Господи! – мне хоть на миг позволь! И разве я не выпила цикуту, Так почему же я не умерла, Как следует – в ту самую минуту. Мое молчанье в музыке и в песне И в чьей-то омерзительной любви, В разлуках, в книгах — В том, что неизвестней Всего на свете. Я и сама его подчас пугаюсь, Когда оно всей тяжестью своей Теснит меня, дыша и надвигаясь: Защиты нет, нет ничего – скорей! Кто знает, как оно окаменело, Как выжгло сердце и каким огнем, Подумаешь! – кому какое дело, Всем так уютно и привычно в нем. Его со мной делить согласны все вы, Но все-таки оно всегда мое. Оно почти мою сожрало душу, Оно мою уродует судьбу, Но я его когда-нибудь нарушу, Чтоб смерть позвать к позорному столбу. Июнь 1958 – 1964 Ленинград. Красная Конница

«… водил меня смотреть предрассветный Париж за Пантеоном. Это он показал мне настоящий Париж…» f

Всем известно, что есть люди, которые чувствуют весну с Рождества. Сегодня мне кажется, я почувствовала ее, хотя еще не было зимы. С этим связано так много чудесного и радостного, что я боюсь все испортить, сказав кому-нибудь об этом. А еще мне кажется, что я как-то связана с моей корейской розой, с демонской гортензией и всей тихой черной жизнью корней. Холодно ли им сейчас? Довольно ли снега? Смотрит ли на них луна? Все это кровно меня касается, и я даже во сне не забываю о них.

» Человеческая память устроена так, что она, как прожектор, освещает отдельные моменты, оставляя вокруг неодолимый мрак.»

«20 век начался осенью 1914 вместе с войной, так же как 19й век начался Венским конгрессом. Календарные даты значения не имеют. Несомненно, символизм- явление 19о века. Наш бунт против символизма совершенно правомерен, потому что мы чувствовали себя людьми 20о века и недолете оставаться в предыдущем…»

«…страшную, темную грешную женскую душу.»

» Такое своенравие нашего немощного сердца, что мы с ужасным терзанием покидаем тех, при которых пребывали без удовольствия. «

Анна Ахматова: Реквием | Голоса в военное время

Поэма «Реквием» («Реквием») — самое известное произведение Анны Ахматовой. Это композиция, состоящая из нескольких коротких стихотворений, отражающих страдания русского народа в годы гонений при Иосифе Сталине. Ахматова не решалась доверить стихотворение бумаге, поэтому поэт и несколько ее доверенных друзей выучили его наизусть. Она была опубликована в 1960-е годы, после смерти Сталина. Хотя стихотворение относится к гнетущему правлению Сталина, важно помнить, что стихотворение также было написано во время войны. Другие стихи в этом разделе были написаны по завещанию советского правительства, чтобы предостеречь немцев от осады Ленинграда и их вторжения в Советский Союз. Сталин попросил Ахматову написать стихи о «Блокаде», чтобы передать их народу по радио. Ахматова была эвакуирована из города в 1943 году Советской армией для ее безопасности.

Реквием
Не под иностранным небом
и под защищенными иностранными крыльями —
Я разделил все это с моими собственными людьми
, где не покинули в США.
[1961]
Вместо Предисловия
В страшные годы ежовского террора I
просидел семнадцать месяцев в тюремных очередях в
Ленинграде. Однажды кто-то каким-то образом «вытащил меня».
При этом позади меня стояла женщина,
с синими от холода губами, которая, конечно, ни разу в жизни
не слышала моего имени. Вырвавшись из свойственного всем нам
оцепенения, она сказала мне на ухо
(там все шептались) — «Можно ли это когда-нибудь описать
?» И я ответил: «Я могу». Именно тогда

что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что раньше
было просто лицом.
[1 апреля 1957 года. Ленинград]

Посвящение
Горы падают перед этим горем,
Могучая река останавливает свое течение,
Но двери тюрьмы остаются на запоре
Закрывая каторжные норы
И тоска близкая к смерти.
Кому-то нежно дует свежий ветер,
Нежные закаты согревают насквозь; мы этого не знаем,
Мы везде одни и те же, слушая
Скрип и поворот ненавистных ключей
И тяжелую поступь марширующих солдат.
Раннее пробуждение, как на раннюю мессу,
Прогулка по столице одичавшая, опустевшая,
Встретимся — мертвые, безжизненные; солнце,
Ниже каждый день; Нева, туманнее:
Но надежда еще поет вечно вдали.
Вердикт. Сразу же поток слез,
За ним полная изоляция,
Словно бьющееся сердце больно вырвано, Или,
Ударенная, она лежит зверски положенная,
Но все же умудряется идти, нерешительно, одна.
Где вы, мои невольные друзья,
Пленники моих двух сатанинских лет?
Какое чудо вы видите в сибирской метели?
Что за мерцающий мираж по кругу луны?
Я посылаю каждому из вас приветствие и прощание.
[Март 1940]
Введение
[Прелюдия]
Так бывало, когда только мертвые
Улыбались, радовались освобождению, кусок.
Пронзительно и резко запели паровые свистки
Короткие песни прощальные
В ряды осужденных, обезумевших от страданий,
Как они полками шли —
Звезды смерти стояли над нами
Как корчилась невинная Россия
Под окровавленными сапогами и покрышками
Из черная Мария.
I
Тебя увезли на рассвете. Я последовал за тобой
Как делают, когда уносят труп.
В затемненном доме плакали дети.
Свеча вспыхнула, освещая Богородицу. . .
Холод иконы был на губах твоих, холод смертельный
пот
На челе твоем — никогда этого не забуду; Я соберусь
Плакать с женами убитых стрельцов (1)
Безутешно, под башнями Кремля.
[1935. Осень. Москва]
II
Тихая река Дон
Желтая луна тихонько смотрит на
Валяется, в кепке набекрень
Видит в окно тень твою
Тяжело больна, совсем одна
Луна видит женщину, лежащую на дом
Ее сын в тюрьме, ее муж мертв.
Вместо этого помолитесь за нее.
III
Это не я, страдает кто-то другой. Я не мог.
Не так. Все, что случилось,
Накройте черной тканью,
Тогда пусть уберут факелы. . .
Ночь.
IV
Хихикая, шутливая, всеобщая любимица,
Беззаботный грешник Царскосельский (2)
Если бы ты мог предвидеть
Что с тобой сделает жизнь —
Что бы ты стоял с посылкой в руках,
Под крестами (3), трехсотый в
ряду,
Обжигающий новогодний лед
Горячими слезами твоими.
Взад-вперед качается тюремный тополь
Без звука — сколько невинных
Невинных жизней отнимают. . .
[1938]
В
Семнадцать месяцев я кричу,
Зову тебя домой.
Я бросился в ноги мясникам
За тебя, мой сын и мой ужас.
Все запуталось навсегда —
Я больше не могу различать
Кто животное, кто человек и как долго
Можно ждать казни.
Теперь только пыльные цветы,
Звяканье кадила,
Следы откуда-то в никуда
И, глядя мне в лицо
И угрожая скорою гибелью,
Огромная звезда.

[1939]
VI
Недели летят незаметно. И все же,
Я не могу понять, что возникло,
Как, мой сын, в твою тюрьму
Белые ночи так блестят.
Теперь снова они горят,
Глаза, что сосредотачиваются, как ястреб,
И, на твоем кресте, речь
Снова о смерти.
[1939. Весна]
VII
Вердикт
Слово упало с каменным стуком
В мою еще бьющуюся грудь.
Никогда не мое, я приготовился,
С остальным обойдусь.
У меня сегодня много работы;
Мне нужно убить память,
Превратить мою живую душу в камень
Тогда снова научись жить. . .
Но как. Жаркое лето шумит
Словно карнавал за моим окном;
Я давно это предчувствие
Светлый день и покинутый дом.
[22 июня 1939 г. Лето. Фонтанный Дом (4)]

Мертвых на кладбище
VIII
На смерть
Ты все равно придешь — так почему бы не сейчас?
Я жду тебя; все стало слишком тяжело.
Я выключил свет и открыл дверь
Для тебя так просто и так прекрасно.
Принимайте любую форму. Взорвался в
Словно оболочка ядовитого газа. Подкрадись ко мне
Как опытный бандит с тяжелым оружием.
Отрави меня, если хочешь, тифозным выдыханием,
Или сказкой простой, приготовленной тобой
(И известной всем до тошноты), возьми меня
Перед командиром синих шапок и дай мне
мельком
Перепуганное белое лицо домоправителя.
Мне уже все равно. Река Енисей
Вращается. Горит Полярная звезда.
Голубые искры любимых глаз
Закрой и скрой последний ужас.
[19 августа 1939. Фонтанный Дом]
IX
Безумие своими крыльями
Накрыло половину моей души
Оно питает меня огненным вином
И манит в бездну.
Вот тогда я понял
Слушая мой инопланетный бред
Что я должен отдать победу
Ей.
Как бы я ни пил
Как бы ни просил
Не даст мне забрать
Одно лишь прочь:

Не пугающие глаза моего сына —
Страдание, застывшее в камне,
Ни часы свиданий в тюрьме
Или дни, заканчивающиеся бурями
Ни сладкую прохладу руки
Тревожная тень лип
Ни светлый далекий звук
Последних утешительных слов.
[14 мая 1940. Фонтанный Дом]
X
Распятие
Не плачь обо мне, матушка.
Я жив в своей могиле.
1.
Хор ангелов прославил час великий,
Небеса растаяли в пламени.
Он сказал своему отцу: «Почему ты оставил меня!»
Но матери: «Не плачь обо мне. . .’
[1940. Фонтанный Дом]
2.
Магдалена билась в себя и плакала,
Любимая ученица обратилась в камень,
Но туда, где мать стояла безмолвно,
Ни один человек не смел взглянуть.
[1943. Ташкент]
Эпилог
1.
Я узнал, как падают лица,
Как из опущенных глаз вырывается ужас,
Как страдание вытравливает жестокие страницы
Из клинописных знаков на щеках.
Я знаю, как тёмные или пепельно-русые пряди волос
Могут внезапно побелеть. Я научился узнавать
Угасающие улыбки на покорных губах,
Дрожащий страх внутри глухого смеха.
Вот почему я молюсь не за себя
А за всех вас, кто стоял со мной
Сквозь лютейший холод и палящий июльский зной
Под высокой, полностью слепой красной стеной.
2.
Настал час помянуть усопших.

Я тебя вижу, я тебя слышу, я тебя чувствую:
Тот, кто сопротивлялся долгому волочению к открытому окну;
Та, которая больше не чувствовала удар знакомой
почвы под ногами;
Та, которая, мотнув головой, ответила:
‘Я прихожу сюда, как домой!’
Я хотел бы назвать вас всех по именам, но список
Убран и больше негде искать.
Итак,
Я соткала для тебя этот широкий саван из скромных
слов,
подслушанных тобой. Везде, навсегда и всегда,
Я никогда не забуду ни одной вещи. Даже в новых
горе.
Даже если зажмут мой измученный рот
Сквозь который кричат сто миллионов людей;
Вот как я хочу, чтобы они помнили обо мне, когда я умру
Накануне дня моей памяти.
Если кто-нибудь когда-нибудь в этой стране
Решит поставить мне памятник,
Я даю согласие на этот праздник
Но только при условии — не строить
У моря, где я родился,
Я разорвал с морем последние связи;
Ни в Царском парке у священного пня
Где безутешная тень меня ищет;
Построить здесь, где я простоял триста часов.
И никто не открывал задвижку.
Слушай, даже в блаженной смерти я боюсь
Что я забуду Черную Марию,
Забуду, как ненавистно хлопнула дверь и старуха
Выла, как раненый зверь.
Из моих неподвижных бронзовых век
И пусть вдали воркует тюремный голубь
Пока по реке тихо плывут корабли.
[март 1940. Фонтанный дом]

Сноски

Элитный гвардеец, поднявший восстание против Петра Великого в 1698 году. Большинство из них были казнены или сосланы.
Императорская летняя резиденция под Санкт-Петербургом, где Ахматова провела свои ранние годы.
Тюремный комплекс в центре Ленинграда у Финляндского вокзала, названный Крестами из-за формы двух корпусов.
Ленинградский дом, в котором жила Ахматова.

Requiem Quotes — Анна Ахматова

Requiem Quotes — Анна Ахматова — Lib Quotes

24 Sourced Quotes

Посмотреть все Цитаты Анны Ахматовой

Это было время, когда только мертвые улыбались, счастливые в своем покое.

Анна Ахматова

Я должен гордиться тем, что моя память увековечена, но только если памятник будет поставлен… здесь, где я выдержал триста часов в очереди перед неумолимой железной решеткой.

Анна Ахматова

Эта женщина больна до мозга костей,
эта женщина совсем одна,
муж умер, а сын пропал
в тюрьме. Помолись за меня. Молиться.

Анна Ахматова

Ангельский хор прославил час,
небесный свод растворился в огне.
«Отец, зачем Ты меня оставил?
Мать, умоляю тебя, не плачь обо мне…»

Анна Ахматова

Звезды смерти стояли над нами,
и невинная Россия извивалась
под кровавыми сапогами,
под колеса черной Марии.

Анна Ахматова

Семнадцать месяцев я громко плакала
зовя вас обратно в ваше логово.
Я бросился к ноге палача.
Ты мой сын, превратившийся в кошмар.
Путаница захватила мир,
и я бессилен отличить
кого-то зверя от чего-то человеческого,
или в какой день пишется слово «Убей!»

Анна Ахматова

Сегодня у меня так много дел:
Я должен убить память раз и навсегда,
Я должен превратить свою душу в камень,
Я должен снова научиться жить —
Если только. .. Горячий шелест лета
Словно праздник за моим окном.

Анна Ахматова

Уже безумие поднимает свое крыло
, чтобы накрыть половину моей души.

Анна Ахматова

Это было время, когда только мертвые
могли улыбаться, избавленные от войн,
и знак, душа, Ленинграда
висела над его тюрьмой…

Анна Ахматова

Такие Горе может склонить гору,
повернуть вспять воды там, где они текут,
но не лопнуть эти громоздкие болты
, которые блокируют нас от тюремных камер
переполненный смертным горем…

Анна Ахматова

Ты все равно придешь — так почему бы не сейчас?
Как долго я жду и жду. Наступают плохие времена.
Я погасил свет и открыл для тебя дверь
, потому что ты простой и волшебный.
Прими тогда любую форму, какую пожелаешь,
прицелься и выстрели в меня отравленной пулей,
или задуши меня, как толкового грабителя,
а то зарази меня — сыпной тиф мне на долю —

Анна Ахматова

Никакое чужое небо не защитило меня,
никакое чужое крыло не прикрыло моего лица.
Я свидетель общей участи,
выживший в то время, в том месте.
— 1961

Анна Ахматова

Слово упало камнем
на мою еще живую грудь.
Признаться: я был готов,
как-то готов к испытанию.

Анна Ахматова

Звезды смерти стояли над нами.
И Россия, невинная, любимая, корчилась
под хрустом окровавленных сапог,
под колесами Черных Марий.

Анна Ахматова

Я хотел бы назвать имена всех этих хостов
, но они перехватили список, и теперь он потерян.
Я соткала им одежду, приготовленную
из плохих слов, тех, что я подслушала,
и буду крепко держаться за каждое слово и взгляд
во все дни мои, даже в новых невзгодах.

Анна Ахматова

В страшные годы ежовского террора я провел семнадцать месяцев в ленинградских тюрьмах. Однажды кто-то «узнал» меня. Потом стоявшая позади меня женщина с посиневшими губами, которая, конечно, никогда прежде не слышала, чтобы меня называли по имени, очнулась от супора, которому все поддались, и прошептала мне на ухо (там все говорили шепотом):
«Вы можете это описать?»
И я ответил: «Да, могу».
Затем что-то похожее на улыбку скользнуло по тому, что когда-то было ее лицом.

Анна Ахматова

Мария Магдалина била себя в грудь и рыдала,
Его дорогой ученик с каменным лицом смотрел.
Его мать стояла в стороне. Никто другой не смотрел
в ее тайные глаза. Никто не посмел.
— 1940-1943

Анна Ахматова

Нечего падать на колени
и просить пощады.
Ничего я свое посчитал, из жизни
мое взять…

Анна Ахматова

Мне все равно. Енисей кружится,
Полярная звезда сияет, как будет сиять вечно;
и голубой блеск глаз моего любимого
затуманен финальным ужасом.
— Дом на Фонтанке, 19 августа 1939 г.

Анна Ахматова

Нет, не моя: это чужая рана.
Я бы никогда не смог этого вынести. Так что берите вещь
что случилось, спрячь, закопай в землю.
Уберите лампы. ..
Ночь.

Анна Ахматова

Где они теперь, мои безымянные друзья
из тех двух лет, что я провел в аду?
Какие призраки насмехаются над ними теперь, среди
ярости сибирских снегов,
иль в потухшем круге луны?
Им я кричу, здравствуйте и прощайте!
— март 1940

Анна Ахматова

Я узнала, как лица ложатся на кости,
как под веками таится ужас,
как страдание пишет на щеках
твердые линии своих клинописных текстов,
как глянцево-черные или пепельно-белые локоны
за ночь превращаются в потускневшее серебро,
как гаснут улыбки на покорных губах,
и страх дрожит в сухом хихиканье.
И я молюсь не за себя одного..
За всех, кто стоял вне тюрьмы,
В лютый холод или в летний зной,
Со мной под этой слепой красной стеной.

Анна Ахматова

Теперь все понятно.
Я признаю свое поражение.