Хочу плакать, но не могу: что это за состояние и как быть

Проблема, с которой столкнулась наша героиня, на первый взгляд может показаться надуманной. В чем проблема? Нужно выдохнуть, настроиться и просто начать плакать. В конце концов, включить грустную песню. Но что, если это не работает, а внутренние слезы все копятся и копятся? Разбираемся вместе с психологом, телесно-ориентированным терапевтом Юлией Решетниковой.

«Хочется плакать, но не получается»: 4 основные причины

«Плач — это естественный, заложенный природой способ справиться с внутренним напряжением, прожить боль и эмоции, — отмечает эксперт. — Маленький ребенок плачет всем телом, взрослый же чаще сдерживает слезы. Он если и плачет, то только глазами». 

Почему же взрослым сложно плакать? 

Из-за накопленных внутренних телесных блоков

Качественный плач — это плач всем телом. Он начинается в животе и выходит через горло, вызывая сотрясения во всем теле. Этому могут мешать поверхностное дыхание, мышечные напряжения, спазмы в диафрагмальной зоне, горловой блок. Причем они есть у всех, это часть нашего взросления и характера.

Из-за сознательных и бессознательные убеждений, что плакать нельзя

Родители могли не выдерживать ваших слез и стремились вас моментально утешить — тем самым не позволяли вам проплакаться. Или осуждали и отрицали ваши слезы: «мальчики не плачут», «что ты как нюня», «что ты ревешь», «плачут только слабаки». Сначала мы слышим эти слова от других людей, а потом они переходят к нашему внутреннему голосу — мы говорим их сами себе, запрещая слезы. 

Из-за хронического стресса и накопленного напряжения

Если они копятся в течение длительного времени, то нарушают нашу внутреннюю саморегуляцию, которая отвечает за чередование возбуждения и торможения. Вследствие чего организм «застревает» в напряженном состоянии и не дает телу плакать. 

Из-за травм и шокового состояния

Если вы чувствуете угрозу, то организм активирует механизмы выживания. На адреналине и кортизоле физически сложно заплакать, а если и получается, то эти слезы могут не принести желанного облегчения.  

Отсутствие слез: сколько лет этой проблеме?

Чтобы разрешить проблему со слезами, нужно прежде всего ответить на один вопрос: когда именно она появилась? 

Ситуация 1: вы живете с ней с самого детства

Если вы всю жизнь задаетесь вопросом «Почему не получается плакать, когда хочется?», то, возможно, вы не можете признать свою уязвимость и избавиться от внутреннего запрета на слезы. В этом случае «отказ» от плача становится своеобразной защитой психики. 

«Если человек считает слезы проявлением слабости, теряет опору, когда плачет, чувствует себя обесцененным и объектом критики, то эта его часть будет всячески избегать слез, — объясняет Юлия Решетникова. — Он может считать, что слезы безопасны и пойдут ему на пользу, но его бессознательная, уязвимая часть будет их избегать и создавать внутренний конфликт. 

Ситуация 2: проблема появилась недавно

«Внезапное блокирование слез может быть симптомом острого стресса и сильного внутреннего напряжения. Горе, страх,  шок — многие сталкивались и сталкиваются с этими чувствами, и их нужно проживать, чтобы они не застревали в теле. В этих случаях особенно важно помочь себе заплакать, потому что организм лишился привычного способа разрядки», — подчеркивает эксперт. 

Как помочь себе «излить» эмоции?

1. Займитесь дыхательными практиками

Самое главное — это дыхание. Когда мы что-то сдерживаем, то делаем это замедлением дыхания. Усилить его значит усилить контакт со своими чувствами и их выражением. Хорошо в этом деле помогает озвучивать голосом выдохи. Вдыхайте через нос, а выдыхайте «звучно», через приоткрытый рот. 

2. Проговаривайте свои чувства 

Начните жаловаться и озвучивать свои чувства. Можно попробовать с очевидного вопроса «Хочу плакать, но не могу, почему?», а потом двигаться дальше. «Мне грустно», «Я устал(а)», «Мне обидно». Проговаривайте эти чувства, старайтесь ощутить контакт с ними. Позволяйте себя жалеть себя. Если у вас есть человек, которому вы можете выговориться, то, конечно, делать это лучше с ним.  

3. Жалейте себя телесно

Погладьте себя, обнимите, накройте пледиком. Возьмите подушку, обнимите ее и позвольте голове расслабленно полежать на ней. Покачайте себя в этом положении.

4. Посмотрите фильм, чей посыл и герои вам откликаются

5. Попробуйте практику «Мой внутренний ребенок»

Положите перед собой подушку и представьте, что это вы, только в далеком детстве. Что чувствует этот ребенок? Как он выглядит? Что хочет? Войдите в контакт с его чувствами, потом возьмите этого «ребенка» и обнимите его. Пожалейте, поцелуйте, пообещайте, что всегда будете о нем заботиться. 

6. Усильте напряжение

Если напряжение слишком сильное и так ощущается телесно, стоит его… усугубить. Попробуйте понять, в каких местах вы ощущаете напряжение, и усильте его через мышцы. Походите в таком состоянии, пока оно не станет невыносимым. Затем резко сбросьте его с плеч, потопайте ногами, сделайте отталкивающие движения руками. 

Подойдет и любая сильная физическая активность — бег, прыжки, топание. Когда напряжение отпустит, могут прийти слезы.  

7. Покричите или повойте в подушку

Нужно ли заставлять себя плакать?

«Слезы важны для проживания эмоций. Можно помочь себе заплакать, но заставлять нет смысла — это уже больше похоже на насилие над собой, чем на заботу, — рассказывает психолог. — Слезы не самоцель, а способ выразить вовне что-то внутреннее.

Выражать внутренние переживания можно не только слезами, но и глубоким смехом. А еще с помощью телесных вибраций — например, дрожи, которая приходит после острых стрессовых ситуаций. Поэтому очень важно позволять этой тряске свободно проходить через тело. Любые спонтанные движения тела — наш природный механизм саморегуляции. 

Если у вас не получается плакать, попробуйте выражать чувства другими способами. Это могут быть физические упражнения, прогулки, контакт с природой, дыхательные практики… Эмоции можно выражать через творчество — в частности, через рисование.

Важно выражать и проживать свои чувства, а каким образом — это зависит от конкретного человека и от того, как ему удобно это делать».  

Ты как будто в тюрьме, тебя закрыли от внешнего мира — DOXA

Алла (имя изменено), 22 года, учительница в сельской школе

Когда мы услышали, что азербайджанцы закрыли дорогу, мы как-то это очень легко перенесли, потому что они любят так баловаться. Первую неделю мы думали: «Ну, ладно, они скоро откроют». Но где-то дней через десять пришло осознание, что дорогу могут и не открыть. Тогда мы перестали понимать, чего дальше ждать, и начался хаос: все стали бегать по магазинам и скупать все.

Когда магазины опустели, государство внедрило систему талонов: по ним можно было за месяц купить на каждого члена семьи по килограмму базовых продуктов. С внедрением этой системы стало лучше: теперь все знали, что от голода они точно не умрут, потому что для них есть еда. А как только потеплело, все, у кого есть земля, начали на ней что-нибудь выращивать. Так что сейчас в Арцахе процветает сельскохозяйственная отрасль.

Самым тяжелым за три месяца блокады был период, когда отключили газ. Было до невозможного холодно: приходилось ходить по дому в трех-четырех слоях одежды и мыться холодной водой. Потом мы установили печку [буржуйку] и стали греться у нее. Слава Богу, время, когда было так холодно, теперь позади.

Но ситуация по-прежнему сложная. Не хватает лекарств, а в больницах тяжелые условия. Раньше трудные операции всегда делали в Ереване, но сейчас из-за перекрытых дорогу туда не попасть. Кого-то отправляют через Красный крест, но не всегда успевают. Из-за этого уже несколько человек умерло.

Во время блокады я начала делиться всем, что с нами происходит, в соцсетях. Я не ожидала, что мои истории так разлетятся по миру. На меня подписалось очень много людей из стран, где есть армянские общины: из Италии, США, Франции и Германии. Было очень много внимания, и все хотели чем-то помочь, но это было практически невозможно из-за блокады.

Мне спокойнее от того, что международное сообщество видит, что происходит, что о блокаде говорят все. Я была и остаюсь уверена в том, что [из-за этого Азербайджан] не начнет полномасштабные боевые действия и не совершит геноцид.

Вместе с тем с блокадой пришло осознание, что у нас есть только мы, что никто не поможет нам [жителям].

Поменялось отношение друг к другу: все стали помогать, делиться кто чем может

Появилось удивительное чувство принадлежности к одной нации и стране. Это помогало мне переживать каждый день. Особенно когда это проявлялось в каких-то небольших бытовых ситуациях. Помню, я думала, что приготовить, и не могла ничего найти дома, и буквально через пару минут ко мне пришел ученик, чтобы вернуть тарелку. Я взяла ее и увидела, что в ней яйца.

Меня часто спрашивают, не хотела ли бы я отсюда уехать, но у меня даже мыслей таких не было. Уезжать из Арцаха не хочу. Мой отец боролся за нашу независимость и свободу, и я хочу продолжать приносить пользу, как делал это он. Поэтому я стала преподавать в сельской школе.

Отцу, наверное, было столько же лет, сколько мне сейчас, когда он со своими друзьями был в составе комитета «Крунк» — движения, которое стояло у истоков независимости Арцаха. Они работали подпольно, выпускали газеты с новостями, в которых не было азербайджанской пропаганды, и рассказывали про нарушения прав и нападения на армян. А еще они собирали подписи, чтобы предъявить их советским лидерам и показать, что мы хотим независимости. А потом уже они и оружие начали изготавливать.

После референдума [в 1991 году], на котором 99% проголосовали за отделение Арцаха [от Азербайджанской ССР], правительство Азербайджана взбесилось и началась Первая карабахская война. Тогда у нас появились партизанские отряды, которые охраняли Степанакерт, села и деревни, и мой отец в них участвовал.

Сейчас представить себе такое довольно трудно, и я не знаю, как конкретно я могла бы бороться, потому что за прошедшие годы методы войны изменились. Раньше можно было и с автоматами выиграть, а сейчас война не про людей и их желания, а скорее про финансовые возможности покупать танки и ракеты. И, конечно же, ни Арцах, ни Армения физически не смогут победить Азербайджан.

Но мы не сможем жить вместе с азербайджанцами, такой вариант наш народ не обсуждает даже. И если будет такое развитие [событий] и на нас нападут, то мы, конечно, будем биться. Но не знаю, каким будет исход такой войны, ведь за Азербайджаном стоит Турция, а за нами — якобы Россия.

Материал про российский военный контингент в Армении

«Колонизация, брат. Но люди тут спокойно спят, зная, что нас защищает Россия»

В армянском городе Гюмри более 25 лет находится российская военная база. Что про неё думают местные жители и военнослужащие

Лихачев Глеб

Справедливость не должна быть лицемерной. Если международное сообщество признает, что в войне в Украине Россия — агрессор, то оно должно признать, что и Азербайджан агрессор. Если на Россию накладывают санкции, значит, и на Азербайджан тоже должны накладывать санкции. Европу же оказалось легко заткнуть. Для этого достаточно газа, который им продает Азербайджан. Почему?

Думаю, что дальше должно вмешаться международное сообщество. Мы — часть современного развитого мира и тоже имеем право на голос. И наш голос таков, что мы ни в каком виде не хотим быть частью Азербайджана. Мы хотим быть частью Армении. Арцах должен получить возможность воспользоваться законом о праве народов на самоопределение.

Давид Егиазарян, 32 года, журналист-фрилансер

Я называю Карвачар городом в небесах. Он находится в горном регионе, который покрыт лесами. Климат там очень хороший, зимой не морозно, летом не жарко, там много гейзеров и скал, по которым я любил лазить.

Впервые мы [с женой] поехали в Карвачар в 2011 году, можно сказать, что мы влюбились в эти места и сразу поняли, что будем там жить. Год спустя приехали, чтобы осмотреть участок для будущего дома и перебрались туда. Там как раз в школе было свободное место для учителя истории, а я по профессии историк. Вот и решили ковать железо, пока горячо.

Купили участок, построили дом. Я преподавал в школе, Тамара [моя жена] — журналистка по профессии, но тоже работала с детьми. Она учила их английскому и организовала клуб Вики-редакторов: писали и редактировали статьи в Википедии. В Карвачаре мы прожили восемь лет.

Во время войны [2020 года] фронт был в сорока километрах по прямой, по городу били ракетами, но относительно мало, были также налеты беспилотников по передвижению техники. В основном была опасность диверсий,

я участвовал в патрулях, а однажды сидел в засаде, чтобы перехватить диверсионную группу врага.

Местные жители участвовали в войне, в боях по линии Мравского хребта и у Шуши. Из Карвачара погибли восемь человек, что составляло один процент всего населения города. Четверо из них были моими бывшими учениками. Раненые тоже были, среди них и тяжелые, но наши позиции были крепкими.

[Во время войны] мы хоть и переживали, но скажу честно, что страха не было. Даже в последние дни мы знали, что происходит, и были уверены в том, что через пару недель враг выдохнется и мы пойдем в контрнаступление.

Но мы не представляли, какую сделку подпишут под патронажем Путина. Поздним вечером 10 ноября, когда мы уже узнали про эту трехстороннюю встречу и документ, по которому город сдали, я испытал шок. Подарить Карвачар, который удерживался всю войну и не уступил ни сантиметра [земли], одной бумажкой.

Я перечитывал текст [договора] раз десять, потом поискал в других источниках, чтобы удостовериться, что это не фейк. А потом я умер. Не физически, но душевно. Все последующие дни я жил словно на автопилоте.

Какое-то время я думал остаться с оружием и биться, сколько смогу

, но друзья меня уговорили [уехать]. 13-го ноября я в последний раз поехал в Карвачар. С друзьями мы взяли все, что смогли, из школы и городской библиотеки. В школе я нашел флаг Армении, который лежал на полу под грудой бумаг и полок. Сейчас я храню его и уверен, что верну на место. В тот же день, когда мы уже выезжали из города, нам навстречу шли российские БМП, мы прошли рядом с ними и показали им средние пальцы, чтобы хоть как-то выдавить из себя гнев, ненависть и бессилие.

Нам пришлось переехать в Ванадзор на какое-то время, а потом в январе 2021 года мы поехали в Степанакерт. Когда мы возвращались в Арцах, то проезжали мимо российских, азербайджанских и турецких флагов, в городах везде видели ленты с именами и возрастами погибших, венки перед домами, почерневшие и разрушенные здания и пустые квартиры.

В Степанакерте мы арендуем небольшой дом, в котором всего одна комнатка. Сейчас я занимаюсь журналистикой, а в свободное время учу детей основам выживания: как строить шалаши, очищать воду, разжигать огонь. Это пригодится им на случай войны или природных катаклизмов, которых в регионе тоже много.

За несколько месяцев до блокады мы начали закупаться продуктами, так как чувствовали, что скоро что-то произойдет. Это было очевидно после нападения на Армению в сентябре 2022 и первой попытки блокировки дороги в декабре.

Мы рассказываем про военное вторжение России в Украину, протесты и репрессии. Мы считаем, что сейчас, когда десятки медиа закрылись или перестали освещать войну, доступ к независимой информации важен как никогда.

Оформите разовое или ежемесячное пожертвование.

Было трудно. Особенно в первый месяц [блокады], когда продуктов не хватало. Помню, мать по телефону говорила, что по телевизору показывают, что у нас мало товаров, и спрашивала, как мы, есть ли у нас что покушать. Я ей отвечал: «Не верь этим СМИ. В новостях все врут, не верь. У нас всего хватает», — успокаивал их. Но на самом деле примерно через месяц уже началась нехватка продуктов. Особенно [трудно стало] с отключением электричества и газа, так как появилась проблема с выпечкой хлеба. А еще, не было фруктов и овощей, детского питания, подгузников и лекарств. Но со временем некоторые продукты стали завозиться русскими, а Красный крест стал привозить лекарства и детское питание.

Наше поколение знакомо с блокадами и нехваткой продуктов.

Труднее переносить это все на психологическом уровне. Появляется ощущение, что ты как будто в тюрьме, тебя фактически закрыли от внешнего мира. И это самое тяжелое. Из-за блокады мы разлучены с семьей

, не можем поехать, скажем, в Ереван. Я каждый день по видеосвязи разговариваю с племянником, которому три года, и он каждый раз спрашивает: «Дядя, почему ты не приезжаешь?». Я говорю ему, что злые дяди закрыли дорогу — я не могу приехать. Но ему трудно объяснить всю ситуацию.

Что будет дальше, непонятно, но если учитывать риторику диктатора Азербайджана, то нужно быть готовым к войне. Я думаю, что когда чуть потеплеет, то можно ожидать маленькие стычки. [Впрочем,] большой войны не будет, потому что политическая обстановка не позволяет ему сейчас начать полномасштабную агрессию. По крайней мере, пока.

Для меня главное, что люди готовы удерживать Арцах. Хотя и маленький кусочек остался после войны [2020 года].

Отступать нам некуда. Армяне еще в 80-х не просто так взяли и объявили, что хотят выйти из состава Азербайджана. Сначала жителям села Чардахлы, которое было за пределами Арцаха, пришлось покинуть свои дома после погромов и давления со стороны местных властей. Где-то через полгода были погромы в Сумгаите, потом в Баку. Тогда армяне Арцаха уже поняли, что если они не выйдут из состава Азербайджана, если не организуют самооборону, то их ждет участь и Чардахлы, и многих других сел и городов.

Это борьба за выживание. Это борьба за существование нации.

Было бы честно по отношению к нашему народу, если бы независимость Арцаха признали. И признали бы ее в довоенных границах. Потому что мы увидели, что Азербайджану глубоко плевать на эти территории, что они нужны ему только для того, чтобы со всех сторон окружить Арцах и давить нас до последнего.

Мариам Аветисян, 27 лет, режиссерка

12 декабря [в день начала блокады] у брата была свадьба. Он ветеран войны [2020 года] и только недавно окончил срочную службу в армии обороны Арцаха.

Помню, что утром мы с мамой пошли в салон красоты и на обратном пути узнали из новостей, что азербайджанские «экоактивисты» устроили протест рядом с городом Шуши. Мы тогда представить не могли, что дорога заблокирована, но день провели в напряжении.

[На свадьбе] мы веселились, но в наших сердцах был страх. А что, если опять война начнется? А что, если азербайджанцы устроят тут резню? А что, если… Много тревожных и ужасных мыслей [крутилось в голове], но в тоже время, все они были довольно реалистичны. Уже вечером мы узнали, что никто не может выехать из Арцаха, — это был первый день блокады.

С тех пор прошло больше трех месяцев. Мы по-прежнему каждый день ложимся спать с надеждой на то, что завтра дорогу разблокируют

, но все же мы все приспособились жить в новых условиях. [Тем более] у моих родителей уже есть опыт: для них это блокада не первая. И они с твердостью говорят, что лучше жить так, чем вместе с азербайджанцами.

Вся наша семья и наши родственники родом из Арцаха. Здесь каждый человек по-своему борец за независимость, и я по-своему [тоже] веду эту борьбу. Главное для меня — это документировать, фиксировать как можно больше информации. Это очень важно как для будущего, так и для настоящего.

Я поняла это во время Второй арцахской войны в 2020 году. Тогда я каждый день разговаривала со своей родной сестрой в Швеции и все время задавалась вопросом: почему весь мир видит [войну], но не останавливает? Я думала, что [это потому, что] мы мало рассказывали всему миру об Арцахе.

Тогда я сняла The Desire To Live — свой первый документальный фильм. В нем были съемки людей, которые показывали свою повседневную жизнь, рассказывали свои истории и переживания. Я снимала в более чем в пятидесяти селах и городах Арцаха и сделала интервью с более чем ста пятьюдесятью людьми. Моим главным месседжем была мысль, что Арцах это не просто кусок земли, что Арцах — это жизнь, простая и счастливая. Арцах — это мечты [его жителей].

Во время съемок меня больше всего впечатлило то, что, несмотря на все трудности, люди продолжают жить, мечтать и верить в то, что Арцах останется армянским. Больше всего мне вспоминаются два героя. Один — дедушка, у которого полностью сгорел дом в результате бомбежки.

Он в слезах рассказывал, как понемногу строил свой дом, как работал в огороде, как росли его дети и как в один миг он все потерял. Как весь его дом превратился в пепел. Он плакал, рассказывая все это.

Еще была одна женщина. На войне она потеряла своего сына и двух братьев. Это была самая жестокая история, которую я когда-либо слышала. Женщина никак не могла поверить в то, что ее сын погиб, она хранила его мобильный телефон и сама себе отправляла сообщения. [А потом] на своем телефоне отвечала на них.

Сейчас я понимаю, что допустила некоторые ошибки при съемках и что должна была немного больше рассказать о предыстории Арцаха. Потому что без знания истории очень трудно понять конфликт. И решила, что в следующем фильме нужно немного углубиться в историю, чтобы всем стало понятнее, [что происходит].

Сейчас я работаю над проектом о погромах армян в Азербайджане. Я хочу показать миру, что случится, если Арцах будет в составе Азербайджана. Что история повторится и убьют всех армян.

Я, как и весь наш народ, верю, что придет день, когда Арцах станет независимым. Но за прошедшие годы было много разочарований. Когда в 2020-м войну остановили и мы узнали, что российские миротворцы будут нас охранять, то все верили, что наконец-то настанет мир. Но потом наши иллюзии разрушились. И [сейчас] мы больше не верим России и миротворцам, ведь они не выполняют свои обязанности. [Сейчас] мы чувствуем себя бессильными и брошенными.

Материал об отношении армян_ок к России и ОДКБ

«Путин должен ответить за свои преступления не только в Украине, но и в Армении»

На чем основано российско-армянское военное сотрудничество и почему ереван_ки вышли на протест против членства в ОДКБ

Zuzana Gruberova

И как бы это ни было больно, иногда приходят мысли, что блокада закончится тем, что Арцах станет частью Азербайджана, ведь мы в безвыходной ситуации. Все [международное сообщество] говорят только о том, что Арцах должен войти в состав Азербайджана.

При этом очевидно, что Азербайджан не оставит в покое нас и сделает все, чтобы получить свое [территорию]. Алиев терроризирует нас, чтобы как можно больше людей оставили свои дома и покинули Арцах. Но чем больше режим Алиева старается нас отсюда выгнать, тем сильнее мы хотим остаться.

И поэтому нам важна поддержка. Не переставайте говорить об Арцахе! Говорите о нем и его жителях, делитесь историями, рассказывайте правду. Для меня очень важно, чтобы мир увидел, как эта непризнанная страна продолжает борьбу за жизнь и за демократию. И что наш враг — это жестокая диктатура, которая хочет только убивать и захватывать чужое.

Что, если бы мир был одной страной? Психолог о том, почему мы должны мыслить нестандартно

На поверхности этой планеты обитает бесчисленное множество различных видов. Одним из них является человеческая раса, насчитывающая более семи миллиардов членов. В каком-то смысле нет наций, просто группы людей, населяющие разные области планеты. В некоторых случаях существуют естественные границы, образованные морем или горами, но часто границы между народами являются просто абстракциями, воображаемыми границами, установленными соглашением или конфликтом.

Расти Швейкхарт, участник космической миссии «Аполлон-9» в 1969 году, объяснил, как, когда он смотрел на Землю из космоса, его точка зрения резко менялась. Как и большинство из нас, он был воспитан в категориях стран с границами и разными национальностями, но взгляд на мир под этим новым углом зрения изменил его взгляды. Он чувствовал себя «частью всех и всего». Как он это описал:

Смотришь туда вниз и не представляешь, сколько границ и рубежей ты пересекаешь, снова и снова и снова, и даже не видишь их.

Перспектива Швейхарта напоминает нам, что мы принадлежим Земле, а не нации, и виду, а не национальности. И хотя мы можем чувствовать себя разными и разными, у всех нас есть общий источник. Наш вид изначально развивался в восточной Африке около 200 000 лет назад и мигрировал в остальной мир серией волн. Если бы существовал веб-сайт родословной, на котором можно было бы проследить нашу родословную до самого начала, мы бы обнаружили, что у всех нас одни и те же пра-пра-пра-пра-предки (за которыми следуют многие другие «пра-пра») бабушки и дедушки.

Как же тогда объяснить национализм? Почему люди разделяются на группы и принимают разные национальные идентичности? Возможно, разные группы полезны с точки зрения организации, но это не объясняет, почему мы чувствуем себя по-разному. Или почему разные нации соревнуются и воюют друг с другом.

Психологическая теория «управления терроризмом» предлагает один ключ. Эта теория, которая была подтверждена многими исследованиями, показывает, что когда люди чувствуют себя неуверенно и беспокойно, они, как правило, больше озабочены национализмом, статусом и успехом. Кажется, у нас есть импульс цепляться за ярлыки идентичности, чтобы защитить себя от неуверенности. Однако некоторые психологи подвергли эту теорию критике, которая считает, что она упускает из виду более широкие факторы, влияющие на человеческое поведение.

Тем не менее, эта теория может помочь объяснить, почему национализм растет во времена кризиса и неопределенности. Бедность и экономическая нестабильность часто приводят к усилению национализма и этническим конфликтам. Повышенное чувство незащищенности вызывает более сильную потребность в концептуальных ярлыках, чтобы укрепить наше чувство идентичности. Мы также чувствуем стремление обрести безопасность через чувство принадлежности к группе с общими убеждениями и условностями.

Исходя из этого, вполне вероятно, что люди, испытывающие сильнейшее чувство обособленности и самые высокие уровни незащищенности и беспокойства, наиболее склонны к национализму, расизму и фундаменталистской религии.

За пределами национализма

Одним из важных выводов моего собственного исследования как психолога является то, что люди, которые испытывают высокий уровень благополучия (вместе с сильным чувством связи с другими или с миром в целом), как правило, не имеют чувство групповой идентичности.

Я изучал многих людей, которые претерпели глубокую личную трансформацию после сильных психологических потрясений, таких как тяжелая утрата или диагноз рака. Я иногда называю этих людей «оборотнями», поскольку они, кажется, переходят на более высокий уровень человеческого развития. Они проходят драматическую форму «посттравматического роста». Их жизнь становится богаче, полнее и значимее. У них появляется новое чувство признательности, повышенное осознание своего окружения, более широкое чувство перспективы и более близкие и подлинные отношения.

Оборотни сообщают, что чувствуют себя более связанными с миром и менее сосредоточенными на своей индивидуальной идентичности. Pixabay/Pexels

Как я сообщаю в своей книге «Прыжок», одной из общих черт «оборотней» является то, что они больше не определяют себя с точки зрения национальности, религии или идеологии. Они больше не чувствуют себя американцами или британцами, мусульманами или евреями. Они чувствуют одинаковое родство со всеми людьми. Если у них вообще есть какое-то чувство идентичности, то это как граждане мира, представители человеческой расы и жители планеты Земля — вне национальности или границы. Оборотни теряют потребность в групповой идентичности, потому что они больше не чувствуют себя обособленными и поэтому не имеют чувства хрупкости и незащищенности.

Зачем нам транснационализм

На мой взгляд, все националистические инициативы, такие как «Америка прежде всего» или Брексит, крайне проблематичны, поскольку они основаны на беспокойстве и неуверенности, что неизбежно порождает разногласия и разделения. А поскольку национализм противоречит сущностной реальности человеческой природы и человеческого происхождения, такие предприятия всегда оказываются временными. Невозможно отвергнуть фундаментальную взаимосвязь человеческой расы. В какой-то момент он всегда вновь заявляет о себе.

Что, если бы мы объединились, а не разошлись? pexels/markus spiske

Как и сам мир, наши самые серьезные проблемы не имеют границ. Такие проблемы, как пандемия COVID-19 и изменение климата, затрагивают нас коллективно, и поэтому их можно решить только коллективно — с транснационалистическим подходом. Такие проблемы могут быть правильно решены, только если рассматривать людей как один вид, без границ и границ.

В конечном счете, национализм — это психологическое отклонение. Мы обязаны нашим предкам и нашим потомкам — и самой Земле — выйти за ее пределы.

В 2023 году еды может не хватить на всех

Давос 2023: вместе

---

К Белинда Лускомб

12 января 2023 г. 9:03 EST

Дэвид Бизли, глава Всемирной продовольственной программы, рассказал TIME о том, почему он беспокоится о 2023 году.0047

Десять лет назад журнал TIME спросил вашего предшественника, сможет ли планета всегда производить достаточно еды для всех. Она сказала да. Вы так себя чувствуете?

Я думаю, что в будущем нам будет не хватать еды. В 2023 году у нас может не хватить еды на всех. Нет сомнений, что мы сможем производить достаточно еды для всего населения мира; человечество достаточно стратегически, чтобы достичь этого. Вопрос в том, делаем ли мы это — из-за войны, конфликта, коррупции и дестабилизации. Посмотрите, 200 лет назад на планете Земля проживало 1,1 миллиарда человек, а 95% из них жили в крайней нищете. Сегодня менее 10% живут в условиях крайней нищеты. Но за последние пять лет мы абсолютно откатились назад — и не совсем немного. Это должно напугать до чертиков любого.

Почему мы идем назад?

Когда я устроился на эту работу шесть лет назад, 80 миллионов человек голодали маршем. Это число достигло 135 миллионов прямо перед COVID, [из-за] техногенных конфликтов и климатических потрясений. Приходит COVID, и число достигает 276 миллионов. Это до Эфиопии. Это до Афганистана. Это до Украины. Украина выращивает достаточно еды, чтобы накормить 400 миллионов человек. Он прошел путь от самой большой житницы мира до самой длинной очереди за хлебом. В сочетании с ценами на удобрения, засухами, нарушением цепочки поставок, затратами на топливо, продукты питания, транспортные расходы, у нас теперь 349миллионы людей маршируют на голодную смерть.

Ваш срок истекает в апреле 2023 года. Что вы должны сделать перед отъездом?

Я работал над тем, чтобы пробудить мировых лидеров к осознанию того, что продовольственная безопасность — это кризис современности. Если вы хотите узнать, в каких странах в ближайшие 12-18 месяцев может произойти дестабилизация и массовая миграция, начните с 49 стран, которые стучатся в дверь голода прямо сейчас. Поступают новые данные о производстве пшеницы, зерновых, зерновых в Индии, Аргентине, Бразилии, и они все ниже, ниже, ниже, ниже. Теперь вопрос в том, как двигаться дальше. Потому что это не быстрое решение.

Вас когда-нибудь раздражало, что США отправили Украине 17,5 миллиардов долларов, и даже половины этой суммы на помощь сотням миллионов голодающих?

Лидерам не хватает денег на все нужды. Они должны расставить приоритеты в том, что имеет решающее значение для стабильности на земле, в интересах их национальной безопасности. Многие лидеры говорят: «Зачем мне отправлять деньги в Гватемалу или Чад, если у меня есть инфраструктура, образование, здравоохранение в Мичигане или Баварии?» Я говорю, что ребенок из Гватемалы или Гондураса, который находится в приюте на границе с США, стоит 4000 долларов в неделю. Имея от 1 до 2 долларов в неделю на ребенка, я могу разработать программу устойчивости, чтобы у ребенка дома была продовольственная безопасность.

Хотели бы вы увидеть мировое соглашение в Украине?

Я очень расстроен мировыми лидерами. Они все бегают, играя в Whac-a-Mole и не решая серьезных проблем в мире. Помедленнее, решите Йемен, решите Эфиопию, решите Украину — просто решите одну из них.

Вы утверждаете, что если мы обеспечим продовольственную безопасность, люди останутся там, где они есть, и это будет менее дестабилизирующим. Сохранится ли это перед лицом изменения климата?

Если вы проанализируете такие места, как Сомали и Сахель — Нигер, Мали, Чад, Буркина-Фасо, — где мы смогли реализовать программы устойчивости, влияние недавних потрясений на эти сообщества меньше, и они требуют меньше поддерживать.