Мудрость народа — Нохчалла.com — Чечня, чеченцы, обычаи, традиции, история и многое другое

Уходят в даль года,

В десятилетия слиты,

Вершит над нами время Неумолимый суд — И, как на древе жизни,

На гранитных плитах Лишь имена героев Смерть переживут.

(Хусейн Сатуев).

 

Что и говорить, люди культуры, художники слова долгое время вынуждены были молчать, даже когда речь шла о национальных традициях, обычаях, не говоря уже о мудрости народа, об этике.

Прервав это молчание, опьянев от неожиданного обилия «кислорода», мы, вместо возрождения упущенного во имя будущего народа, — частенько срываемся на крик, схлестнувшись на митинговых аренах. Не только районы, даже некоторые села объявляли свои «суверенитеты». И все это делалось от имени народа, хотя сам народ ничего и ведать не ведал о подобном. Удивительно ослепление отдельных лидеров! Не зная своего народа, его мудрости, берут иногда на себя смелость говорить от его имени.

 

 

За подобные деяния в прошлом таких «патриотов» вайнахи изгоняли из своих сел. Человек, который ослушался своих сограждан, подвергался остракизму всего общества: на дворе виновного насыпали бугор, который он, разумеется, сносил днем, но в следующую ночь делалось то же самое, и это до тех пор, пока он не смоет с себя позорное пятно за содеянное. Были и другие формы осуждения провинившегося. Вот бы возобновить в наше время эти прекрасные традиции!

 

Вайнахи еще во времена шайха Мансура и имама Шамиля смело шли на смерть, и честь, и достоинство народа не обменивали на личную выгоду и никогда не противопоставляли себя народу. Все спорные вопросы решали мудрые из мудрейших, то есть Юрт-кхел (Совет старейшин), или, как принято говорить, Мехк-кхел, Верховным Мехк-кхелом считался Нашхоевский. Люди этих советов) не были учеными, а были простыми, честными людьми. Они есть в каждом селе и сегодня, воспитанные на лучших этических традициях своего народа, хозяева в собственном доме.

Для них согласие народа, членов семьи остается критерием этической жизни и сегодня.

Большая ответственность лежит на историках и писателях республики. Они обязаны в своих произведениях широко освещать наше прошлое и настоящее, бороться за восстановление прекрасных народных традиций, обычаев вайнахов и, в первую очередь, — вайнахской нормативной этики. И в этой работе, как ни в какой другой, конечно же, необходимы терпение, знание, опыт, выдержка и, наконец, просто порядочность. Этого-то нам порой и не хватает. Сегодня, как никогда, остро стоит вопрос об ответственности за свою позицию, за нравственность, за видение будущего своего народа. Очень важно научить людей, используя мудрость вайнахов, прежде всего искусству и культуре ведения полемики как по общественным, так и по этическим вопросам.

Слово ученого, литератора станет емким и веским, когда сочетаются страстность со сдержанностью, пафос с логикой, точностью приводимых фактов, с глубоким знанием предмета исследования. Так и поступают сегодня Абузар Айдамиров, Алвади Шайхиев, Хамзат Ибрагимов, Шайхи Арсанукаев, Магомед Мусаев, Апти Бисултанов, Хож-Ахмед Берсанов, Ахмед Боков, Сайд Чахкиев, Магомед Плиев и многие другие.

Народ упрекает нас заслуженно. Читатель, радиослушатель и телезритель жадно просматривает газетные полосы, слушает и смотрит передачи в поисках новых откровений, новой правды, ответов на вопросы: «Кто виноват?», «Что делать?», «Где найти нравственность?», «Почему забыта мудрость народа?», «Почему мы плохо знаем свою историю?» и т.д. Это, поверьте, очень серьезно

Вопросы бесконечны… Их можно услышать в семье, на улице, в школах и ВУЗах. Их можно сгруппировать так: «Как добиться в родном доме согласия и мира?», «Как вернуть вайнахам чувство хозяина земли, своей судьбы?». На все эти и другие вопросы в народе, в конце концов, ответы найдутся.

Почему забыта этическая публицистика 20-х годов? Почему в этом жанре кое-кто продолжает ограничиваться легковесными разглагольствованиями, пустыми рассуждениями? А другие вообще молчат: мол, подождем, посмотрим, а там и напишем … Легкая позиция!

А что делается на страницах наших газет? Получив право на слово, многие из них забыли об этике журналиста.

Иногда задумываешься: где у журналиста личные амбиции и где — гражданская позиция? В так называемых общественно-политических газетах редко можно найти публикации об этике ваинахов, о, мудрости народа, согласии между народами. Проанализируйте нашу периодику, и вы сами убедитесь в этом.

К чему могут привести попытки девальвации нравственных и социальных ценностей народа? Старый, как мир, постулат, на котором обжегся Древний Рим, гласит: без положительных идеалов никакое общество существовать не может.

 

Процесс возрождения вайнахских духовных ценностей — это длительный и трудный путь. И на этом пути совершенно не допустимы попытки противопоставлять тайпы и тукхумы. Такого рода хаосу все разумные люди республики просто обязаны противостоять. Иначе в нашем доме ежедневно будет неспокойно. О какой дележке по тайпам может идти речь? Разве мы не одной веры люди разве не один у нас Бог — Аллах? И, наконец, разве нас так много, чтобы делиться? О, сколько здесь можно было бы поставить вопросов! Но не в этом дело.

Гласят же вайнахские пословицы: «И про самую красивую девушку сказали, что у нее шея длинная», «Плохое слово волчьей рысью бежит».

Художники слова, педагоги, ученые своим заразителыным словом должны волновать людей, особенно подрастающее поколение, заставлять искать пути выхода из безнравственности.

Тот, кто владеет словом, должен целостно воспринимать мир, а это требует от него высочайшей этической культуры и широкого кругозора. Говоря словами: JI.Н.Толстого, он должен в своем творчестве отразить «новые и важные стороны жизни».

Полнокровного отражения «нового и важного» ни в прессе, ни в литературе, ни в передачах радио и телевидения, к сожалению, пока очень мало. Девизом наиболее заметных публикаций и многих передач стало: критика, критика и еще раз критика. У читателя, слушателя и зрителя создается впечатление, что между пишущими сея гражданами идет некое соревнование. Как у прыгунов с шестом: кто выше? Отсюда скоропись, ломка сюжета I стиля, обилие дидактики.

Большой вред наносят вайнахскому литературном языку кавалерийские наскоки на острые темы.

Дело тут не в пробелах образования. Засоренные вульгарщиной, лишенные этичности выражения, многие публикации и передачи несут сухую информативность, в них царит смесь холодного официального стиля и мертвого языка канцелярии.

Куда исчезла красочная речь героев произведений Аблуллы Хамидова, Арби Мамакаева, Сайда Чахкиева, Идриса Базоркина, Абузара Айдамирова, Джемалдина Яндиева, Шайхи Арсанукаева и других? Неужели вайнах-ский язык стал так беден и скучен? Неправда.

В лучших произведениях современной и прошлой вайнахской литературы герой все увереннее отстаивает свою точку зрения, нравственность, этику, мудрость. Многие персонажи произведений мыслят независимо, соблюдая этические нормы жизни, берут на себя немалую ответственность, способны на решительные поступки во имя своего народа, своего Отечества.

Серьезной удачей на этом пути представляются произведения Абузара Айдамирова «Долгие ночи», Магомета Сулаева «Иду на зов», Раисы Ахматовой «Доброта», Ахмада Сулейманова «Симфония гор», Салмана Озиева «Жизнь улыбается мне», Алвади Шайхиева «Заповедь», Сайда Чахкиева «У изголовья земли», Идриса Базоркина «Из тьмы веков» и многие другие.

В них читателю раскрывают свою душу герои самые разные, принадлежащие к различным общественным слоям, и каждый имеет собственный взгляд на происходящее, свой этический подход, свою мудрость, уважает и придерживается вайнахских обычаев и традиций. И как не согласиться с Абузаром Айдамировым, когда он говорит, что истинно народные традиции, обычаи и этические нормы — прекрасные помощники в деле воспитания подрастающего поколения.

 

А. Солженицын в свое время писал: «… Был один народ, который совсем не поддавался психологии покорности ни в одиночку, ни … всем народом. Это чеченцы … Ни один чеченец никогда, нигде не пробовал угождать и потакать начальникам, а всегда был гордый перед ними и даже откровенно враждебный…»

Мудрость народа, нравственность, благоразумие, терпимость, единство, народолюбие, уважение к старшим, верность своей религии спасли чеченцев и ингушей 13-летней ссылке, начавшейся 23 февраля 1944 года.

По долгу службы мне не раз приходилось встречаться с Махмуд-хаджи из Гудермеса. Сложная и трудная была его судьба. Он вместе с семьей был депортирован в Казахстан за четыре года до нашего выселения (по национальности он немец). С детства, живя среди вайнахов, он проникся уважением к нашему народу за его мудрость и дружелюбие. Но особенно полюбил религию ислама, религиозные обряды, ритуалы и обычаи. Не задумываясь он принял исламскую веру, совершил хадж в Мекку. Его здесь уважают, его советам следуют молодые и старые Он всегда призывают к согласию, справедливости, быть) мудрым.

 

Когда у Абузара Айдамирова спросили, есть ли силы способные вывести нас из кризисного состояния, он ответил: «Да, они есть. Но для этого нам необходимо оставить свои амбиции, прекратить междоусобицу, взаимные нападки и оскорбления, проявлять мудрость и всем вместе искать пути выхода из тупика. И далее. Те чеченцы, которые совершают поступки, порочащие честь и достоинство нашего народа, где бы они ни проживали. Кто нарушает обычаи, традиции и этику нашего народа, — они вольно или невольно посягают на достоинство собственного народа…

Мы сможем выстоять только тогда, когда достигнем национального согласия, объединим все наши интеллектуальные силы … Надо опомниться всем, если мы хотим сохранить свой народ, национальную честь и достоинство…» (газ. «Голос Чеченской Республики», 12января 1993г.).

О мудрости народа хорошо сказал аварский поэт Расул Гамзатов: «Кто любит свой народ, тот не должен без* конца в каждом случае, молотя себя в грудь кулаками, от его имени выступать, а обязан словом и делом служить ему».

Ислам требует от верующих строго следовать его, предписаниям, проявлять в своих поступках и действиях мудрость и благоразумие.

Обратимся к священной Книге — Корану, в котором говорится: «Бойтесь испытания, которое постигнет не только тех из вас, которые несправедливы. И знайте, что Аллах силен в наказании … Тебе только мы поклоняемся и Тебя только просим помочь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, — не тех которые находятся под гневом, и не заблудших (Сура 1, «Открывающая книгу»).

 

Закончим наше повествование об этике мудрости народа словами из Корана: «… Разве прошел над человеком срок времени, когда он не был вещью поминаемой» (Сура 76, аят 1), «Ведь для богобоязненных есть место спасения …» (Сура 78, аят 31).

 

Эди Исаев

Просмотров 19 576

Долгожители ЧР – носители традиций и обычаев чеченского народа — Вести Республики

По данным Чеченстата, на начало 2019 года число долгожителей в ЧР в возрасте 90 лет и старше составило 943 человека

 

Человек создает историю. Наследие, передаваемое из поколения в поколение, несущее в себе знания, опыт, традиции, обычаи, язык, а с ним и национальную, родовую, семейную идентичность – все это является частью большой истории, автор которой человек.

«Человек сам пишет свою историю» – именно это выражение сейчас часто используют мотивационные ораторы, психологи и маркетологи, чтобы покупатель без угрызений совести потратился на бесполезную покупку. Отчасти это, возможно, и так, однако одного человека явно мало для создания истории. И даже в плане личностного роста это суждение весьма спорное, учитывая, что для формирования своего «Я» и развития «своей истории» нужны люди, общество.
Жизнь человека скоротечна, однако есть люди, которые сумели расширить границы жизни, чтобы написать еще несколько строк в странице своей истории. Это люди, которые являются носителями долголетней мудрости, традиций и обычаев, в их максимально приближенных к оригиналу проявлениях, и даже самой истории.

Самые почитаемые люди в ЧР – долгожители. В обычаях чеченского народа заложено уважение к старшим, их чтят за опыт и мудрость, с ними советуются по любым сложным вопросам.
Чеченская Республика славится своими долгожителями. Секрет долголетия в регионе – чистый воздух, здоровый образ жизни и физический труд. Даже в преклонном возрасте чеченские старики и не думают отдыхать, любовь к работе и активному образу жизни заложена в каждом чеченце вне зависимости от того, сколько ему лет.
Один из таких примеров – известная многим жителям республики долгожительница Зальбика Делимханова, проживающая в селе Беной. Ей уже почти 92 года, тем не менее она продолжает активную жизнь: занимается хозяйством, домашними делами, хлопочет по дому, готовит, также любит вязать. Шерстяную нить для вязания Зальбика изготавливает самостоятельно из бараньей шерсти. Вяжет она одну пару носков в неделю. Ее позитивный настрой и чувство юмора могут дать фору любому молодому человеку.

Зальбика прожила нелегкую жизнь, рано осталась без родителей, как и все чеченцы, перенесла тяготы высылки в Казахстан, но, несмотря на все лишения и невзгоды, сумела сохранить в себе оптимизм и любовь к жизни. Она вырастила 5 сыновей и 5 дочерей, у нее больше 40 внуков.
Такие люди, как Зальбика, и в пожилом возрасте сохраняют силу воли, оптимизм, излучают жизнелюбие, но, прежде всего, их отличает любовь к родине, к своему народу, своим корням. У них много чему можно поучиться, много что можно почерпнуть, и таких людей у нас немало.
И это лишь один из множества примеров. По данным Чеченстата, на начало 2019 года число долгожителей в возрасте 90 лет и старше составило 943 человека.
Этот факт свидетельствует не только о физической стойкости и силе духа чеченского народа, но и о силе и стойкости традиций, обычаев и истории нашей республики, которые несут в себе и передают следующим поколениям эти действительно невероятные люди.

 

 

Амир Дабуев

№36 (3329)

113

Чеченское общество и менталитет — Российская Федерация

Эмиль Сулейманов, спец. в Пражский сторожевой пес

Происхождение чеченского народа

Чеченцы – один из древнейших коренных этнические группы Кавказа. Они относятся к кавказско-балканскому типу европеоидной расы. Язык у них чеченский, что вместе с родственный язык соседнего ингушского народа образует так наз. Вайнахская ветвь иберо-кавказской языковой группы.

Чеченцы называют себя «нохчо»; кроме Чечни живут и в Хасавюртовском районе на западе части Дагестана, в Ингушетии и в Ахметском районе северной Грузия.

Самые ранние сохранившиеся упоминания о предки сегодняшних чеченцев происходят из армян 7 века н.э. География. Грузинские хроники 13-14 веков н.э. также относятся к дзурдзукам, что было общим названием для всех вайнахских племен в средневековая Грузия.

Общество и горская демократия

Жизнь в горах имела фундаментальное влияние на формирование этнического менталитета народов Кавказ. В первую очередь это сказалось на экономических отношениях. Гора люди занимались земледельческим и скотоводческим хозяйством, не приспособлены к любой форме принудительного труда. Горы давали чеченцам пастбища для выпаса скота, а равнины использовались для возделывания сельскохозяйственных культур. Оба эти вида ведения хозяйства должны были быть искусно суммируются в течение года.

Из-за угрозы со стороны северных соседей тюрко-татарские племена, чьи многолетние молниеносные набеги были направлены на кражу скота и похищение людей с целью вымогательства выкупа, гор. людям приходилось постоянно быть начеку.

По количеству и вооружению эти племена часто были не лучше, чем чеченцы. Однако горцы пришлось объединить силы, чтобы иметь возможность эффективно отбиваться от нападавших. Если бы нападавшие были объективно сильнее, чеченцы двинулись бы организованным путем из низменностей в труднодоступные горы на на юг (т. е. в район, именуемый «Ичкерия», от тюрк. выражение «ичкер» или «ичер», означающее «внутренний» (земля)), откуда они наносили партизанские удары по оккупантам.

Отсюда чеченцы как и другие люди Кавказа всегда считали горы убежищем, убежище, где они могут чувствовать себя в полной безопасности. Сами чеченцы постепенно переняли тактику тюрко-татарских набегов — внезапный молниеносный пуск атака и столь же быстрое отступление в безопасные горы скорее чем в северные степи.

Защита села — аулы

Горцы Кавказа постепенно начали объединяться в группы постоянной обороны и их горные аулы — «аулы» — были хорошо вооружены и укреплены. Каждый клан вайнахов возводили в пределах своего аула так называемый родовой бастион – башню, в которой участники могли укрыться от набегов местных или иностранных злоумышленников и оказывать сопротивление во время осады в течение нескольких недель. Таким образом жизнь и менталитет горцев существенно милитаризировались. в повседневной борьбе за выживание, в суровых природных условиях гор, а также столкнуться с неожиданными злоумышленниками.

Аулы имели тенденцию объединяться в более крупные деревень с целью повышения их обороноспособности. Главная цель этих так называемых свободных горских общин, населенных «узденями» — жители с равными правами и обязанностями должны были защищать землю, имущества и жизни членов общества. Как могла играть любая одиночная сабля решающую роль в бою, с самого рождения все мальчики считались быть будущими солдатами («джиггитами», от тюркских выражений «джигит», «зигит», «игит» или «джигит» — означает «смелый»), защитники своего клана и деревни. От с самого начала они воспитывались в должной спартанской манере.

Нашествия Тамерлана и его влияние на формирование общества

Чеченцы на протяжении всей своей истории ни государство, ни король. Единственная исторически зафиксированная попытка Вайнаха племен по установлению государственности закончилось трагически. Симсир 14 века царство было сокрушено в кровопролитии войсками тюрко-татарского завоевателя Тимур Ленк (Тамерлан) в конце века. Многие чеченцы отказались уважать чужеземное правление и переселился в неприступные горы, откуда они продолжали свою борьбу против Тамерлана. В отместку Тамерлан провел ряд военных экспедиций, во время которых буквально утонул Чеченские аулы в крови.

Вторжение Тамерлана имело решающее значение на развитие чеченского общества, как и Чингисхана ранее, в 13 веке. В результате эпидемий и массовых убийств число жителей Чечни, по некоторым данным, сократилось втрое. оценки. Большинство вайнахского населения переселилось в горы, где они могли эффективно заниматься только животноводством. Разоренный низменности впоследствии были постепенно заселены тюрко-татарскими кочевниками.

Феодальные столкновения

Находясь в соседнем Дагестане, Осетии, Кабардинский, грузинские земли и азербайджанские ханства в 16 — Ханы и князья XVIII века укрепили свою власть, развитие чеченского общества пошло совсем по другому пути. Равнины образ жизни некоторых северокавказских этносов способствовал интенсивному развитие земледелия, что привело к усилению феодальных структур и государство в обычном смысле этого слова. Общество этих этнических группы постепенно становились все более и более дифференцированными.

С одной стороны богатство и привилегии аристократии, а с другой — зависимость крестьян. на феодальных землях углубился. Феодальные споры по земельным вопросам становились все более общий. Они касались относительно узкого класса профессиональных солдат. из отрядов феодалов. Крестьяне, как класс, составлявший ядро этих этнических групп, все меньше и меньше желали участвовать в этих столкновениях и жертвовать своей жизнью за чужие (феодалистские) земля.

Распад феодального общества и начало горской демократии

В течение 15-18 вв. процесс превращения первоначально феодальных обществ в демократические общества шло среди тех чеченцев, которые переселились с равнин в гор в 13-14 вв. Некоторые называют его победа «крестьянской революции». Условия в горы не подходили для феодального хозяйства. Вместо этого животноводство получил широкое распространение. Таким образом, предпосылки для создания и развития там отсутствовали феодальные отношения и феодальное государство. Свободная гора общины играли ведущую роль в жизни чеченцев. Это так называемое «горная демократия» прежде всего основывалась на семьях и кланах.

В связи с этим Ян Чеснов, действующий Русский историк и этнолог пишет об укреплении горской демократии после изгнания местных или иноземных (например, кабардинцев, кумыков, осетин, аварцы — прим. авт.) аристократы; у рабочих это усилило чувство человеческое достоинство, которое впоследствии легло в основу самобытного кавказского склад ума. Таким образом, мы находим у простых крестьян и пастухов стандарты поведение похоже на этикет аристократов. Этот «крестьянский аристократизм» лежит в основе общеизвестных терминов «кавказец» и «кавказскость».

Тухумы и тейпы

Горный характер ландшафта Кавказа привели к значительной изоляции мест заселения чеченцами. В ходе истории ряд независимых горных сообщества формировались с минимальными взаимными связями. Это конкретно Чечне, что общество стало дифференцироваться не по классу, как дело чуть ли не во всем мире, а скорее по регионам в «тухумы» (типа Урус-Мартановского или Шатойского тухумов, всего их было 13), а по семейно-родовому принципу в так называемые «тейпы».

Тейп

Все население Чечни разделено на тейпы, образованные отдельными семьями. Количество членов данного тейп вообще зависит от его древности — в пределах самых старых тейпов, которые обычно более уважаемы, степень родства скорее формальная из-за постоянных миграционных процессов. С другой стороны, более молодые тейпы часто состоит из людей из одной деревни, которые связаны между собой.

Тейпы подразделяются на более мелкие «гарс» (ветви), а гарс в «некъе» (отчество семьи). Время от времени некоторые гары или некие заявляли о себе как тейпы, чтобы повысить свой статус. Таким образом количество число тейпов выросло с 30 до 150 с середины 19 в.век.

Чеченские тейпы по сути нации внутри нации. Члены тейпа поддерживают друг друга. Понятие тейповой чести имеет особое значение. Тейп – защитник чеченской психики, о чем свидетельствует традиционная чеченская поговорка: «Тейп – это крепость адата (обычного или обычного права)».

Совет старейшин

У каждого клана есть свой высший орган — совет старейшин. Совет обычно состоит из старейших и наиболее уважаемые члены тейпа («аксаккалы» — буквально белобородый» по-тюркски). Обычно речь идет о важных вопросах относительно всего клана, такие как объявление войны, принятие решения о время посева и др.

Конкурс на статус тейпа

Постоянный дух соперничества между отдельными тейпами, вызывая значительную напряженность, которая была и до сих пор используется иностранными державами. Сквозь военные набеги тейпа участники будут демонстрировать свою храбрость и членам своего клана. как члены других тейпов. Это объясняет различные колебания социального статуса многих кланов.

Например, в пределах Энди аула Аварский тухум Унсурилал считался иноземным, значит новый тухум что еще не зарекомендовало себя. Тем не менее, со временем он стал одним из самые уважаемые, потому что «его члены по роду традиция имела репутацию бесстрашных героев; такой человек не мог родиться или жить среди них, у кого будет хоть малейшее место даже для малейшее чувство страха в его сердце». В результате повторяющихся дерзкие набеги на соседние племена членов этой тухумской власти всего клана вырос.

Статус старшего и когда-то бесстрашного тухум Вагмаадул был понижен до «потомков неудачников» и «бывшие кафиры (варвары)», потому что их бывший лидер потерпел поражение от войск Тамерлана четыре века назад и был позже вынужден принять ислам.

Остатки культа предков

В определенной степени некоторые элементы языческий культ предков сохранился до настоящего времени среди народов Кавказа. Чеченцы знают как минимум восемь поколений своих предков и близких родственников, хотя среди мусульман и даже менее у язычников никогда не было обычая записывать рождений и смертей в мечетях.

Житель гор может обидеться, если вы вспоминаете какой-то не особо почтенный поступок его прадеда. Такие ситуации часто могут привести к конфликту. Точно так же он может гордиться себя на какой-то зарегистрированной храбрости или мудрости своего предка, превознося свои дела перед знакомыми. Таким образом он воспитывает чувство гордости за своих детей.

Адат (обычное) право и кровная месть

На Кавказе не было государств в традиционном смысле этого слова. Государственные органы зачастую просто номинальное значение, поскольку их власть обычно распространялась только на место правителя и не распространялись на труднодоступные горные районы. Отсутствие государства подразумевало отсутствие государственного права или государственной власти. Ислам и христианство если и распространились, то лишь в определенной степени. из-за труднопроходимой местности, препятствующей любому контакту с внешним миром. Хотя формально Чечня была мусульманской страной, нормы исламского Законы (шариат) также не были в силе.

Свод норм и правил — адаты

Единственный закон, определивший рамки взаимоотношений внутри общества был так называемый «адат». (обычное право. За его соблюдением следили свободные горские общины. и отдельные кланы. Эта ситуация представляет собой интересное явление: Вопреки теории Гоббса о государстве и государственной власти общества Кавказских гор смогли образоваться — без законов и исполнительной в их традиционном понимании — четко определенный свод стандартов и правил что предотвратило хаос в отношениях между отдельными членами сообщества.

В стране существовали законы самопомощи. тейп или деревня, но прежде всего необходимость завоевать и сохранить уважение и честь в глазах широкой публики. Хотя принцип кровной мести был жестким, в данных условиях фактической анархии это было необходимым механизм предотвращения хаоса и деспотизма.

Концепция чести

Свобода и честь традиционно были самыми высокими ценностями у горцев Кавказа. понятие «честь» воспринималось в очень широком смысле: человек ожидал, что сдержит свое слово, поддержит свою семью материально, чтобы ее члены могли вести достойную жизнь, но честь включала также независимость, верная дружба, почти иррациональное мужество или, скорее, показное бесстрашие, потрясающее гостеприимство, честность и правдивость, «чистота» девушки и женщины и т.д.

Чеченское мужество

На Кавказе, где вряд ли возможно кого угодно удивить отвагой, благодаря воспитанию чеченцев всегда считались самыми смелыми. Они могут быть существенно охарактеризованы как имеющий существенно сниженный инстинкт самосохранения, из-за их глубоко развитое чувство человеческого достоинства. По характеристике Чеченская пословица «Трудно быть чеченцем».

Гостеприимство

Народам Кавказа гостеприимство является священным. В адатном праве он считался одним из высших принципов. Во время чеченского восстания 1877 г. русские части под командованием генерала Смекалова осадил мятежный чеченский аул Махкеты. Генерал Смекалов дал совету старейшин ультиматум с просьбой сдать одну из организаторы восстания по имени Умма, скрывавшаяся в ауле. В случае им это не удалось, поэтому он пригрозил, что уничтожит всю деревню со всеми его полями и имуществом, и либо стереть с лица земли всех жителей или депортировать их в Турцию.

Старшие написали в ответ: «Генерал! Вы можете требовать от людей все, что возможно. Вы наверняка знаете как тяжело нам было бы расстаться с могилами наших отцов и наша родная земля. Тем не менее, мы не можем отдать вам Умму. Умма у нас в гостях» (Хроника чеченского восстания 1877, Терский сборник, 1-е издание, Владикавказ 1890, стр. 65-66). Таким образом, село было сожжено. и большинство его жителей были убиты.

Власть

У чеченцев не было исторического опыта с крепостным правом, у них никогда не было короля, редко были у них феодалы, и их общество не подверглось дифференциации на классы. Они были никогда не подчиняться никакой власти (власти), кроме добровольно признанной власть уважаемых старейшин тейпа, добровольно избранного села или города советы и общеобязательные нормы адатного права.

Страх стыда

Горцев не гнали боязнь телесных наказаний со стороны плохо функционирующих или вовсе отсутствующих «центральной» власти, а боязнью «опозорить» их семьи и тейпа на случай, если в глазах общества они нарушили строгими адатами, а также боязнью возможных негативных ответов со стороны другие тейпы. Бейбулат Таймиев, чеченец, сопровождавший Пушкина на свое путешествие в Эрзурум, был необычайно храбрым человеком. Тем не менее он бы признаться поэту в своих постоянных страхах — будет ли его гость доволен, не поведет ли себя неподобающе, обидев своего «кунака» (гость, друг), или сможет ли он сдержать свое обещание. «Я боюсь позора, поэтому я всегда на страже. Нет, я не смелый».

«Залог чести»

В некоторых случаях стыд падал не только на определенного человека, но и всей его семьи. На случай, если позор был серьезный характер часто не удавалось «смыть» за всю десятилетия. В таких случаях жизнь преступника была невыносимой. Его собственный тейп отлучил бы его от церкви, посадив вне закона, его дочь могла бы никогда не женится, его сын будет жить в унижении, а его родители лежать в могилах со стыдом.

Более того, жизнь в горах снаружи развитая система взаимопомощи внутри общины была практически невозможный. Поэтому многие горцы соблюдали так называемую «клятву чести», хотя заранее знали, что это может стоить им жизни. Если бы они оказались перед выбором либо позор для своей семьи и клан или смерть, они обычно выбирали последнее.

Кровная месть

Любой клан, который был оскорблен в определенным образом считал делом чести клана отомстить за обиду должным образом. В случае, если речь идет о чести семьи или кого-либо из его членов, в случае необходимости некоторые более сильные кланы были способны мобилизовать бойцов даже больше, чем было у княжеских отрядов.

В северном горном Азербайджане и в Дагестане до сих пор вспоминают, как члены «обиженных» род простого пастуха или крестьянина, к дочери которого относились не совсем деликатно правителем (т.е. не по адату), буквально истребил всю ханскую когорту и семью. По меткому выражению Броневского начала XIX века: «Много мелких тиранов в Кавказе, но явного самодержавия нет» (С. М. Броневский (1763-1830), автор «Новых географических и исторических известий». о Кавказе).

Кровная месть вообще была объявлена мужчин вовлеченной семьи, в особых случаях также мужчин всего клан (обычно его молодые и одинокие члены — джиггиты). Захват земли, смертельная травма, убийство или серьезное оскорбление могут служить поводом для объявления кровная месть. В случае, если женщина или девушка были обесчещены, кровная месть обычно объявлялся всем «опозоренным» кланом и это был направлен против всех мужчин клана, нанесшего оскорбление. Это было честь клана, о котором идет речь.

Кровная месть официально распространена на всех родственники преступника мужского пола, на практике в их число входил только его отец, его сыновья и, главным образом, его братья. Его достижение может быть расширено вплоть до полной ликвидации одного из кланов. В Дагестане аул Кадар одна такая кровная месть между двумя враждующими кланами затянулась в течение почти 260 лет, с 17 века до 1860-х годов.

Леонтий Люлье, эксперт по условиям на Кавказе, писал в середине 19го века: «Среди гор людей кровная месть не является неконтролируемым постоянным чувством, таким как вендетта среди корсиканцев. Это больше похоже на обязательство, наложенное общественным мнением». Достаточно сказать, что в глазах узденей «обиженный» человек не реабилитировался до ему удалось осуществить месть.

Хотя традиция кровной мести постепенно исчезли среди большинства этнических групп Кавказа в связи с социальными изменениями последних десятилетий в горных районах Дагестана многие северные области Грузии и Азербайджана, ряд республик северной Кавказе, а по существу во всей Чечне и Ингушетии до сих пор сохраняется так или иначе.

Кодекс поведения — горный этикет

В целях эффективного и своевременного предотвращения кровная месть, особый комплекс правил и норм поведения, известный как горский этикет, утвердился на Кавказе. Не соблюдая иногда это могло иметь фатальные последствия. Чеченская версия горы этикет называется «нохчалла» и отличается от подобных этикет других кавказских этносов своей строгостью и аккуратностью. Он основан на принципах самоограничения, трезвости и уважения человек.

Нарушение этикета

Может считаться серьезным оскорблением если, например, при встрече с другим человеком плюют на землю; или если мужчина внезапно схватился за рукоять своего «кинжала» (кинжала) во время разговор. Обнажение kinjaal во время спора или обращения с Кавказская «папаха» (шапка) неуважительно эквивалентна пощечины и считается кровавым преступлением.

Также говорят, что не рекомендуется напиться на Кавказе. Вообще надо тщательно взвешивать слова, мимика и жесты при разговоре о другом человеке или его родственники, особенно родственницы женского пола, но также и его предки и близких друзей. Среди мужчин более серьезные ругательства и нецензурные слова немыслимы.

«Странное» поведение кавказцев

Различные представления о чести, укоренившиеся в менталитетах кавказских и некавказских народов, а также их Разный темперамент был причиной многих конфликтных ситуаций внутри так и за Кавказом. Нередки случаи и у кавказцев приезжает на заработки к примеру в Россию, а вместо того чтобы найти работу «невольно» попал в тюрьму.

Словарный запас простых русских, часто содержащие ругательства в сочетании с близкими родственниками другого человек или довольно обычные ссылки на табуированные части тела, часто воспринимается выходцами с Кавказа слишком буквально и обида часто моментально «смывается» кровью. На основании такого отрицательного опыта есть устоявшиеся представления о кавказцах как о потенциальных убийцах и грубияны, непредсказуемые, агрессивные и тщеславные психи с мафиози тенденции и непонятное, «странное» поведение.

Различия между горцами и горожане

Весьма интересно, что даже в пределах Кавказе есть довольно очевидная разница между выходцами из горные районы, с их традиционным образом жизни и укоренившимися представлениями чести и достоинства, и более толерантные «европеизированные» жители городов и низин. Не зная достаточно хорошо менталитет такого человека из горцев можно легко ненароком обидеть.

Как вариант, более консервативный человек с гор может произнести неуместный комментарий, например, о короткая юбка горожанки или про «несколько странных» прическа мужа, и конфликт обеспечен.

Коллективная самооборона

У горцев при конфликт отточенный веками механизм коллективной самозащиты, отключается автоматически. Десятки родственников и односельчан вызываются из аулы. Поэтому горцы считаются дерзкими, упрямыми, и опасно. В низинах и городах местные жители предпочитают держаться на расстоянии от них, если они не понимают их обычаев и привычек.

Заключение

При царизме и даже больше так что в эпоху советской власти адаты были в значительной степени искоренены — правила ислама в наши дни играют более формальную роль, горный этикет исчезли, даже нормы советского права до сих пор часто пренебрегают в горных районах, в то время как социальные различия стали острее — особенно среди молодого поколения горцев. Однако, культура насилия все еще сохраняется. Довольно часто приходится слышать комментарий о том, что в настоящее время вместо закона адата действует закон джунглей который правит на Кавказе.

(Т/Э)

Пражский сторожевой пес

© Пражская сторожевая собака

Чеченцы, которых я знал — Carnegie Europe

Чечня — отравленное слово. У среднего читателя зарубежных новостных страниц она вызывает ассоциации с заминированными автомобилями, пьяными буйствами русских солдат, даже с отрубленными головами и пальцами. В тот момент, когда 24 января 2011 года в московском аэропорту Домодедово в результате взрыва погибло несколько десятков человек, сразу же заговорили о «чеченцах», а вскоре и о «террористах». Чечню относят к той же категории, что и Сомали, черную дыру удручающих заголовков.

Но, если вы какое-то время не обращали внимания, это уже не та Чечня, что в последний раз, когда вы смотрели. Нынешняя Чечня по-прежнему неспокойна, но отличается от нее таким образом, что ставит в тупик многие ранее сделанные предположения. Во-первых, насилие на Северном Кавказе больше не связано с независимостью Чечни. Многие чеченцы разочаровались в идее полного отделения после горького опыта двух приступов фактического самоуправления с 1991 по 1994 и с 1997 по 1999 годы.9. Москва с некоторым успехом воспользовалась этой настороженностью, проводя политику «чеченизации» внутри России, передав власть местным лейтенантам, в последнее время вспыльчивому Рамзану Кадырову. Тем, кто говорит, что Кадыров-младший является простым лакеем Кремля, следует учитывать, что теперь он обладает большей властью в Чечне, чем когда-либо обладали три президента, выступавших за независимость, которые ему предшествовали. Он сын Ахмада Кадырова, человека, который сначала воевал на стороне сепаратистов, а затем перешел на другую сторону в последние годы конфликта, объединившись с русскими. Кадыров-старший стал президентом Чеченской Республики, но через год был убит, вероятно, исламистами. Кадыров-младший сейчас контролирует почти всех вооруженных людей; потоки доходов нефтяной отрасли; и полеты в и из аэропорта Грозного.

Эта политика также говорит нам о том, что на повестке дня Москвы больше нет колониального господства или подавления ислама; речь идет о сохранении контроля над регионом любой ценой. Это ускользнуло от внимания даже таких проницательных комментаторов, как Фарид Закария, который недавно написал: «Любые признаки религиозного поведения [в Чечне] воспринимаются враждебно». Это не так: Кадыров использовал средства российского правительства для введения квазишариатских законов в Чечне и строительства одной из крупнейших мечетей в Европе.

Вооруженное сопротивление теперь стало общерегиональным явлением: радикальный ислам является основным идеологическим двигателем, противостоящим не только господствующему исламу, но и российскому правлению. В своей новой тщательно проработанной книге «Повстанческое движение в Чечне и на Северном Кавказе» подполковник Роберт Шефер, офицер спецназа армии США, сообщает, что западные и восточные соседи Чечни, Ингушетия и Дагестан, в настоящее время неизменно более жестоки, чем сама Чечня. В 2009 году, пишет Шефер, по меньшей мере 332 пророссийских комбатанта были убиты и по меньшей мере 636 получили ранения на Северном Кавказе — цифры, которые он считает заниженными, но которые, как они есть, превышают потери США в Афганистане или Ираке в тот же период.

Этот список жертв, конечно, не включает случайных гражданских жертв отвратительных террористических актов, таких как теракт в Домодедово, которые сейчас происходят с удручающе частым явлением. Подобные атаки создают основу для господствующего российского нарратива о том, что страна подвергается нападению со стороны кавказских радикалов. Но это только самая последняя часть длинной истории. Спросите любого чеченца и он вам расскажет, что простые русские сейчас терпят то, что они, десятками тысяч, терпели от рук случайных русских бомб и артиллерии с 1994 до 2002 года.

Чеченцы страдают от того, что я бы назвал проклятием «антропологического детерминизма». Их клеймят как «бандитов» и «террористов» с природной склонностью к дикости, которые как-то упустили современную эпоху. Эта демонизация привела к практике, согласно которой почти все русскоязычные исламские боевики в Афганистане или Ираке после 2001 года назывались «чеченцами», хотя, насколько мне известно, ни один подтвержденный чеченский боевик никогда не был захвачен в Афганистане или Ираке, и уж точно не было чеченских пленников в Гуантанамо. Залив. Но эти воины были русскоязычными мусульманами, так что, по логике вещей, они должны были быть чеченцами.

Альтернативное клише, не менее полезное для чеченцев, состоит в том, что они являются воплощением «борцов за свободу», сосредоточенных на борьбе «свобода или смерть». Это романтическое представление также придает им досовременную форму, изображая войну с Россией как битву до победного конца, противопоставляющую чеченскую свободу российскому геноциду. Книга, изданная во Франции в 2003 году, называлась «Чечня: война до последнего человека?». К счастью, реальность более прозаична: современная Россия на самом деле не занимается геноцидом, а чеченцы не занимаются самовымиранием.

Новые исключительно честные мемуары бывшего министра иностранных дел Ильяса Ахмадова, выступавшего за независимость, (написанные совместно с Мириам Ланской) оказывают долгожданную помощь в наших усилиях по пониманию этой сложной картины.

Замечательно, что чеченцы наконец издаются на английском языке. Ахмадов идет по стопам хирурга Хасана Баиева, чья «Клятва», рассказывающая о его замечательном врачебном опыте в годы конфликта, является, на мой взгляд, самой выдающейся книгой о Чечне. Я чеченец! , который предлагает освежающий литературный взгляд на чеченскую идентичность. Какими бы разными они ни были, все они помогают избавить чеченцев от преследующих их клише.

Нет ничего дикого в том, чтобы быть чеченцем. Чеченская диаспора в Иордании славится хорошими государственными служащими и профессиональными военными. Если мы ищем ключ к интенсивному насилию, которое характеризовало чечено-российские отношения в течение последних двадцати лет, мы должны искать не какие-либо врожденные качества ни в одной из национальностей как таковых, а искать ответы в ужасно неудавшихся отношениях между двумя народами или , если быть точнее, в конкретном столкновении российских военных с чеченцами.

У чеченцев, конечно, есть гордые воинские традиции, но не все соблюдают их или делают это только по принуждению. Ильяс Ахмадов услужливо сообщает нам, что за весь конфликт с Россией сражалось, вероятно, не более двенадцати тысяч чеченских мужчин — небольшая часть мужского населения.

В книгах Ахмадова и Садулаева (и их предшественника Баиева) я нахожу знакомых мне чеченцев: не русских, конечно, но обрусевших и русскоязычных и одновременно гордящихся своим самобытным чеченским происхождением; остроумные, легко приспосабливающиеся люди с окраин СССР, до сих пор также глубоко сформированные плюсами и минусами советского опыта. Имея очень небольшой собственный культурный канон, образованные чеченцы большую часть своей идентичности и истории фильтровали через русскоязычные источники. Как заметил мой друг, ученый Аслан Дукаев, большинство чеченцев в 1990-е годы узнали о войнах девятнадцатого века не из неразрывной устной традиции, а из популярного русскоязычного романа Абузара Айдамирова , Долгие ночи . Он мог бы добавить классическую русскую литературу девятнадцатого века о кавказских войнах. В том же духе Герман Садулаев сказал в интервью в прошлом году: «У нас есть два великих чеченских писателя — [Михаил] Лермонтов и [Лев] Толстой. Других нет. Они писали по-русски, но по духу они чеченские писатели. Особенно Лермонтов».

В эпоху гласности современная чеченская идентичность начала формироваться среди авторов и интеллектуалов, которые неизбежно опирались на российские источники и образование. Его местом был Грозный, крупнейший город Северного Кавказа. Там проживало больше этнических русских, чем чеченцев, и, как напоминает нам Садулаев, чеченцы, жившие в деревнях, называли Грозный просто «городом». Это был настоящий городской центр с кафе, книжными магазинами, нефтяной академией и университетом. Можно назвать массовое уничтожение города и его жителей во время первой чеченской войны в 1994–95 — несомненно, самая большая трагедия для Чечни среди ее многочисленных недавних бедствий — совместное предприятие двух советских военных, которые не любили это место: министра обороны бывшего президента России Бориса Ельцина Павла Грачева и лидера чеченских националистов. Джохар Дудаев.

Итак, поздняя, ​​кровавая битва за независимость Чечни в ХХ веке с самого начала имела свои внутренние противоречия, между городом и селом, высокогорьем и равниной, культурную адаптацию к России и провозглашение чего-то совершенно нового. Дудаев, человек, который, как ни странно, стал национальным лидером, сам был аутсайдером, обогнавшим новую чеченскую интеллигенцию. У него была очень советская идентичность, русская жена и страсть к поэзии Лермонтова, но он не был грозненцем. Дитя депортаций, он вырос в отчаянной бедности в Казахстане и прошел обучение в жестокой советской армии, в конце концов став первым советским чеченским генералом. Дудаев никогда не жил в Чечне на постоянной основе, пока не вернулся возглавить национальное движение в 1991. Большая часть первой волны интеллектуалов, сформировавших тот первый Чеченский национальный конгресс, как называлось движение за независимость, быстро покинула его. Вместо этого Дудаев получил большую поддержку от малообразованных людей, проживающих в деревнях, детей сталинских депортаций, которые мгновенно почувствовали гордость за сильного человека с военной манерой поведения, бросающего вызов запугиванию Москвы. Эта часть населения подтолкнула его к тому, чтобы стать первым президентом сепаратистского государства будущей независимой Чечни в 1919 году.91.

Ильяс Ахмадов был одним из образованных чеченцев, которые поддерживали Дудаева и дело независимости Чечни. Он изучал политологию и служил в советской армии. Дудаев лишь мелькает в книге Ахмадова. В его основе — двойной портрет двух других главных фигур борьбы за независимость Чечни, Аслана Масхадова и Шамиля Басаева — людей, которые сначала увели народ от войны, а затем к терроризму.

По словам Ахмадова, дихотомия между Масхадовым-умеренным и Басаевым-радикалом была установлена ​​еще до начала войны с Москвой 19 декабря94. Предыдущим летом лидер чеченской оппозиции Беслан Гантемиров занял позиции на кладбище и открыл огонь по проправительственным силам, зная, что для обычного чеченца открывать огонь по кладбищу — святотатство. Масхадов смело призывал своих людей идти дальше и идти сквозь обстрелы, а Басаев повел своих людей прямо на кладбище в атаку. «Шамиль первым перешел священные для большинства границы, — пишет Ахмадов, — Шамиль не возражал против того, чтобы быть плохим парнем, — на самом деле, ему это нравилось».

После убийства Дудаева российской ракетой весной 1996 года Масхадов стал следующим лидером Чечни. Он получил широкую общественную поддержку, потому что не только защищал население от разрушительного действия российской армии, но и наладил отношения с различными российскими коллегами — и, что наиболее важно, с Александром Лебедем, тогдашним начальником службы безопасности Москвы и бывшим генералом. Таким образом, он смог заключить сделку, положившую конец первой чеченской войне. В конце 1996 года российские войска ушли из Чечни.

Масхадов был избран президентом Чечни в январе 1997 года в результате голосования, контролируемого Организацией по безопасности и сотрудничеству в Европе. Его должным образом поздравил Борис Ельцин. Но статус Чечни оставался неопределенным. Трагедия Масхадова заключалась в том, что он не смог выполнить данный ему мандат. Попав в тиски между Москвой и чеченскими радикалами, он в итоге никому не дал многого из того, что они хотели. Чечня скатилась в хаос. Начало 1997 года было кратким моментом, когда все могло быть иначе. Большинство чеченского населения, 60 процентов из них, проголосовавших за Масхадова, почти наверняка больше заботились о рабочих местах и ​​восстановлении, чем о достижении абсолютной независимости — что бы это ни значило в месте, разбомбленном и превращенном в руины. Но, как пишет Ахмадов, Масхадов не смог ни получить от России средств на восстановление Чечни, ни получить одобрение на их поиск. «Были и все еще есть некоторые очень пронзительные защитники нашей независимости, которые не уступят ни пяди, даже в риторике, в обмен на действительно важные достижения, такие как возрождение нашего промышленного сектора».

Ахмадова нельзя критиковать за то, что он делает меньше, чем может. В июле 1999 года, накануне очередной войны с Россией, когда Чечню сотрясали внутренние распри между тщеславными командирами, победившими в первой кампании, он принял предложение Масхадова стать министром иностранных дел непризнанной Чеченской Республики Ичкерия. Никаких привилегий:

У меня не было ни телефона, ни компьютера, ни машины, и единственным человеком, который мог мне помочь, был президент. Нас, министров, без охраны и джипов было двое: я и только что назначенный Апти Бисултанов вице-премьером по социальным программам. Комично было наблюдать, как расходятся правительственные собрания; каждый министр садился в свой джип, битком набитый бойцами, и их оружие торчало во все стороны, как иглы у дикобраза. Им потребовалось бы много времени, чтобы выбраться из пробки в узком проходе перед зданием правительства. Мы с Апти вместе шли к автобусной остановке.

Больше всего его смущает то, что западные страны признали Масхадова избранным лидером Чечни, когда он пришел к власти, но затем не предложили никакой практической помощи в течение следующих двух лет, только всполошившись, когда прибыли исламские джихадисты и иностранцы были взяты в заложники. Действительно, межвоенные годы были тяжелыми для всех. Повстанческие бойцы остались без войны и превратили свое насилие в спекуляцию путем похищения людей. Больше всего пострадали простые чеченцы. После того, как война снова разразилась в 1999, Ахмадов скитался по западным столицам и рассказывает, что, когда он пытался привлечь внимание к конфликту, его собеседники просили все, но ничего не предлагали. Например, один чиновник Госдепартамента посоветовал ему «изгнать всех без исключения иностранных экстремистов, воюющих в Чечне, и разорвать любые связи с иностранным финансированием. Это был единственный аспект конфликта, который он хотел обсудить».

Хороший совет, но без особого отношения к реалиям на местах. Связь с иностранными боевиками шла не через Ахмадова или Масхадова, а через их заклятого врага, непримиримого воина Шамиля Басаева. Внутри самой Чечни обострилась борьба между теми, кто считал эту землю безусловно независимым исламским государством, и теми, кто готов работать с Москвой и протягивать руку помощи Западу. Ахмадов изначально был ближе к Басаеву, руководил его предвыборной кампанией, когда он баллотировался в президенты Чечни в 1919 г. 97. Портрет одновременно детализирован и неотразим. Мы видим человека, который начал с пламенной целью и принципом в преследовании дела чеченского национализма, но стал все более радикальным и пропитанным кровью. Судьбоносный союз с саудовским воином-моджахедом Ибн аль-Хаттабом превратил бывшего Че Гевару в исламистского террориста.

В 1998 году Ахмадов посетил Басаева в лагере аль-Хаттаба и почувствовал себя так, как будто он уже не в Чечне, обнаружив ворота, охраняемые выходцами из Средней Азии и арабами:

Я никогда не видел выходцев из Центральной Азии в военной форме в Чечне. В политическом смысле среди чеченцев карьера Шамиля закончилась, а здесь он оказался с людьми, которые были для нас никем — это были иностранные бомжи и маргиналы, которых многие хотели изгнать из Чечни. В социальном плане мужчины, ныне окружавшие Шамиля, не только не могли претендовать на политическое лидерство в Чечне, но даже не могли жениться на представителях уважаемой чеченской семьи.

С этого момента двое мужчин направились в разные стороны. Басаев спланировал вторжение исламистов в Дагестан, что помогло ускорить вторую военную интервенцию Кремля в 1999. Затем он организовал теракты в Москве в 2002 г., когда повстанцы захватили заложников на театральном представлении — противостояние, которое закончилось только после того, как российские власти закачали отравляющее вещество в систему вентиляции, убив более 150 человек, — и в Беслане в 2004 г., когда школа была захвачена, погибло 330 мирных жителей, более половины из них дети.

Терроризм был невыразимо ужасен, но если мы обращаем внимание только на него, мы многое упускаем. Роберт Шефер отмечает, что даже сейчас 95 процентов атак боевиков на Северном Кавказе направлены против правительственных или военных объектов; ошибочно относить то, что там происходит, к «корзине терроризма»: «это не терроризм; это повстанческое движение — повстанческое движение, которое также использует терроризм как одну из своих тактик». Шефер, который является экспертом как по борьбе с повстанцами, так и по российским вооруженным силам, говорит, что намеренно применит «аморальный» подход к анализу конфликта на Северном Кавказе как повстанческого движения и оценке успеха методов борьбы с повстанцами российского правительства.

Шефер считает, что пик повстанческого движения пришелся на 2004–2005 годы, когда мир с отвращением отреагировал на нападение в Беслане. По мнению Шефера, Шамиль Басаев просчитался, полагая, что русские не будут подвергать опасности жизнь детей и будут стремиться к переговорам, как это было после его налета на город Буденновск в 1995 году. Затем он руководил операцией по захвату более полутора тысяч мирные жители в заложниках в больнице. После гибели более ста мирных жителей премьер-министр России Виктор Черномырдин договорился о начале мирных переговоров в обмен на освобождение заложников, что стало крупным переворотом чеченских сепаратистов. Но в 2004 году тогдашний президент России Владимир Путин отказался от переговоров, отдал приказ о штурме школы, и с Басаевым было покончено. В конце концов Басаев был убит в 2006 году, через год после убийства Масхадова.

В апреле 2009 года руководство России официально объявило о завершении своей «контртеррористической операции». Но это не так. Они приняли краткосрочное решение за долгосрочный успех. Некоторые критики российской политики на Северном Кавказе обвиняют русских в непримиримых военных намерениях. Проблема на самом деле в другом, что в российской стратегии нет последовательности и координации. Так было с самого начала. Приведу два примера: в 1996 году, работая над своей книгой о Чечне с Карлоттой Галл, которая сейчас находится в «Нью-Йорк таймс», я был поражен, обнаружив, что разные части российского правительства одновременно пытались наладить переговоры с Дудаевым и убить его — команда убийц добилась большего успеха. В 19В 1997 году Борис Ельцин встретился с Масхадовым в Кремле, публично назвал его «президентом Ичкерии» и подписал договор об отказе от применения Россией силы против Чечни. Два года спустя Путин отказался даже встречаться с Масхадовым и вскоре после этого заклеймил его террористом. Затем этот ярлык был применен к представителям Масхадова Ахмадову и Ахмеду Закаевым, хотя они открыто осудили теракты своих бывших соратников.

Политика Москвы продолжает оставаться шизофренической. У него есть стратегия в масштабах всего Северного Кавказа, изложенная нынешним президентом России Дмитрием Медведевым и возглавляемая сибирским бизнесменом Александром Хлопониным, занимающим должность федерального вице-премьера и регионального полномочного представителя на Северном Кавказе. Его задача? Чтобы восстановить свою экономику. Но у Москвы есть и чеченская стратегия, единственной опорой которой является полная поддержка одного человека, Рамзана Кадырова. И неудивительно, что чеченец берет верх над сибиряком.

Младший Кадыров добился многого сразу же благодаря подавляющей усталости от войны в Чечне и долгожданному притоку федеральных денег, которые пошли на восстановление Грозного. Насилие в Чечне пошло на убыль, а новый лидер получил непререкаемую власть. Четыре года спустя такое расположение начинает выглядеть менее привлекательным, а сам Кадыров в свои тридцать четыре года кажется одновременно незаменимым и в высшей степени смертным. Такие люди, как он, которые любят оружие и быстрые машины и имеют много врагов, обычно не доживают до глубокой старости. Он построил свой миф о стабильной, возрождающейся Чечне на двух крайне изменчивых основах: российских деньгах и лояльности людей, многие из которых сражались против Москвы в двух войнах.

Все более странное поведение Кадырова — бессвязные тирады по телевидению, частный зоопарк, приглашение Майка Тайсона в столицу — многих отталкивает. Его новая Чечня тоже далека от традиционно чеченской. Он построил огромную мечеть для людей, которые традиционно придерживаются суфизма и почти никогда не посещают религиозные службы. Он пытается навязать привычку носить платки чеченским женщинам, которые исторически никогда их не носили. Место, которое он построил, не чеченское и не русское, а какая-то странная пародия на государство Персидского залива.

Это дало повстанцам возможность перегруппироваться. В 2007 году чеченский полевой командир Доку Умаров, в то время возглавлявший то, что осталось от вооруженного повстанческого движения, провозгласил государство-правопреемник Республики Ичкерия — «Кавказский эмират», охватывающий весь Северный Кавказ. В то время заявление выглядело как пустой акт отчаяния горстки людей, скрывающихся в отдаленных горах и лесах. Но за последние три года повстанческое движение снова усилилось. По оценкам Шефера, в регионе насчитывается пятьсот боевиков, работающих на постоянной основе в сельской местности, и от шестисот до восьмисот городских повстанцев, работающих неполный рабочий день, отметив: «Это удивительно, учитывая, что в начале 2008 года Рамзан Кадыров заявил что во всей Чечне осталось не более 70 боевиков». Шефер заключает: «Другими словами, то, что русские и многие журналисты (и американские спецслужбы) назвали победой России над чеченскими повстанцами, на самом деле было классическим случаем реорганизации повстанцев». В результате нынешний северокавказский мятеж представляет собой многоголовую, многонациональную гидру, маленькую, во главе с практически неизвестным и без харизматичного лидера вроде Басаева, но именно по этой причине ее гораздо труднее убить.

Если и есть в этом хоть капля утешения для россиян, так это то, что это повстанческое движение не является мейнстримным движением, а «Кавказский эмират» — такая же пародия, как и блестящий новый Грозный Кадырова. Если вы посмотрите на их основной сайт «Кавказ-центр», вы обнаружите псевдотеологическую дискуссию о том, османский или арабский язык должен быть «государственным языком» эмирата. Нет упоминания о русском языке, основном языке самого сайта и народов, проживающих на Северном Кавказе. Следует скептически относиться к тому, насколько кавказские эмиры поддерживаются в обществе — у них нет массового политического движения, они не строят школ и мечетей, как ХАМАС и «Хизбалла». Более того, связь с «Аль-Каидой» и глобальным джихадом весьма незначительна — хотя и лидеры «эмирата», и российские власти кровно заинтересованы в том, чтобы об этом говорить. В конце 19В 90-х годах иностранные исламские воины, такие как аль-Хаттаб, действительно побывали на Кавказе и оказали роковое влияние на движение за независимость Чечни. Но к 2002 году Москва довольно эффективно перекрыла границы с Азербайджаном и Грузией и ликвидировала большую часть джихадистов. То, что осталось, — это небольшое движение, идеологически находящееся под влиянием глобального джихада, но все еще получающее большую часть своих рекрутов, оружия и денег на местном уровне. Тем не менее, это смертоносно, в значительной степени потому, что российская бюрократия и правоохранительные органы настолько коррумпированы, что несколько бомбардировщиков могут подкупом добраться до стратегических объектов и нанести ущерб.

Это заставляет меня немного скептически относиться к аргументу Шефера о том, что нынешнее повстанческое движение является наследником исламистских кампаний сопротивления царской эпохи, возглавляемых тезкой Шамиля Басаева имамом Шамилем и его союзниками в девятнадцатом веке. Радикальный ислам современных повстанцев на самом деле является очень грубым знаком идентичности, который находится в противоречии с большей частью господствующего ислама, исповедуемого простыми людьми в регионе.

Когда дело доходит до чеченцев, их предполагаемую крайнюю религиозность следует воспринимать с большой долей скептицизма. Имам Шамиль, этнический аварец (крупнейшая этническая группа в Дагестане), жаловался, что они были хорошими воинами, но недостаточно набожными. Он как-то заметил: «Помимо арабского я знаю еще три языка: аварский, кумыкский и чеченский. Я хожу в бой с аварцем, с женщинами говорю на кумыкском и шучу по-чеченски». В моих многочисленных визитах в Чечню в 19В 90-х я редко слышал, чтобы кто-то говорил о своей мусульманской вере, а не о национализме, как о мотиве борьбы с русскими. И я помню предполагаемого главного исламского идеолога Чечни Мовлади Удугова как циника, который пьет пиво и курит Мальборо.

Как это ни парадоксально, но чеченский национализм — это явление, которое Москве действительно следует поощрять, поскольку естественный нонконформизм чеченцев настраивает их против воинствующего ислама точно так же, как и против русского национализма. Я, например, продолжаю верить, что Чечня не совсем потеряна. Во всяком случае, пока есть такие чеченцы, как Герман Садулаев, надежда есть.

Садулаев вырос в маленьком чеченском городке Шали, но получил образование в Санкт-Петербурге, и свободно перемещается между этими двумя разными мирами. Недавно он вызвал гнев Рамзана Кадырова, заявив, что главной проблемой Чечни является масса разочарованных молодых людей, вынужденных жить по новым строгим канонам кадыровской исламизированной республики, оставаясь при этом связанными с разнузданным российским медийным пространством. Или, по его словам, «Главный вопрос в Чечне — это вопрос секса».

Книга Садулаева представляет собой сборник лирических рассказов. Война и смерть всегда рядом. Но это не мрачная книга, наполненная детскими воспоминаниями, любовными романами, юмористическими описаниями эксцентричных соседей. Вся его сила в названии, гордо гласившем красиво написанной русской прозой «Я чеченец». Это вызов русскому читателю: «Принимаешь ли ты меня как часть своей цивилизации или нет?»

По описанию Садулаева, конфликт в Чечне был столкновением воинов двух воинственных культур, чеченской и российской военной, ни у одной из которых не хватило мудрости отступить:

Эта эпоха станет мифом. Война всегда становится мифом. Об этом напишут тысячи книг, по книгам снимут фильмы. Это все для детей. Новые поколения мальчишек будут читать о войне, смотреть фильмы о ней, не спать по ночам, представляя, что бы они сделали, окажись они там; днем они будут играть в войну, как мы играли в войну с нацистами, когда были детьми. И еще раз пожалеют, что не родились раньше, что «ни одна пуля в них не попала». И они получат свою войну, свою собственную войну. Каждое поколение получает войну, потому что писатели пишут о ней книги, потому что война воспевается в стихах и песнях.

Таким образом, война в Чечне — это не чеченская проблема и не российская проблема, а общая проблема двух народов, которые, хотят они того или нет, до сих пор переплетены друг с другом. Задача России состоит в том, чтобы создать более широкую российскую гражданскую идентичность, в которой кавказцы чувствуют себя заинтересованными. К сожалению, события только отдаляют русских и чеченцев друг от друга.

 

Ильяс Ахмадов и Мириам Ланской, Чеченская борьба: завоеванная и потерянная независимость (Нью-Йорк: Palgrave Macmillan, 2010), 288 стр.