Интересные короткие рассказы для подростков: Короткие рассказы для детей 12 лет
Короткие рассказы для детей 12 лет
Приблизительное время чтения: 5 мин.
—
100%
+
Код для вставки
Код скопирован
Мы подобрали короткие рассказы для детей 12 лет, которые, несмотря на небольшой объем, могут вызвать интерес у юных читателей и стать темой для обсуждения с родителями.
В 12 лет ребенок уже становится подростком, у него расширяется круг интересов. В этом возрасте дети уже читают осознанно и начинают знакомиться с классикой мировой литературы. Многие принимаются за объемные произведения, однако потребность в коротких рассказах остается.
Что почитать? Что посмотреть? Куда сходить? Во что поиграть? Эти вопросы все время мучают родителей на каникулах (да и не только). «Фома» решил помочь вам и собрал циклы рекомендаций на разные возраста и по разным направлениями. Вам же останется только наслаждаться общением с ребенком. Все рекомендации смотрите здесь.
1.
Антон Чехов. «Пересолил»Антон Павлович Чехов по праву считается мастером короткого рассказа. Среди его произведений можно найти такие, которые будут интересны не только взрослым, но и детям младшего подросткового возраста. Рассказ «Пересолил» относится к их числу.
Сюжет произведения легкий и юмористичный. Землемер Глеб Гаврилович Смирнов ищет лошадей, чтобы добраться до имения, куда его пригласили на работу. Он находит «здоровеннейшего мужика» Клима, который соглашается довезти его до села. Едут они долго, пока не темнеет. Тихий лес и темнота вызывают страх у трусливого землемера. Оказавшись посреди леса один на один с возницей, он начинает думать, что тот — разбойник. Чтобы обезопасить себя от нападения, Глеб Гаврилович врет, что взял с собой револьверы и вообще изображает из себя силача и забияку. Это так пугает извозчика, что тот убегает в лес. Тогда землемер понимает, что «пересолил» с хвастовством. Герою приходится звать Клима обратно. После долгих уговоров он все же возвращается, и спутники продолжают путь.
Учитывая тягу многих подростков к хвастовству (причина которого — неуверенность в себе), рассказ может оказаться полезным юному читателю.
2.
Сергей Махотин. «Шестиклассник Серафим»В рассказе современного российского писателя Сергея Махотина девятиклассница Таня, рассказывая на уроке стихотворение Пушкина «Пророк», оговорилась: вместо «шестикрылый серафим» она сказала «шестиклассник Серафим».
Беда в том, что в школе действительно учился шестиклассник по имени Серафим. И вот за мальчиком уже закрепляется новое прозвище, что очень обижает его. Серафим чувствует себя одиноким, он перестает улыбаться и начинает получать двойки. Тогда Таня, по вине которой и появилось прозвище мальчика, советует ему прочесть произведение Пушкина. Стихотворение производит на Серафима большое впечатление. Оно помогает ему полюбить до этого ненавистное имя и вернуться к обычной жизни.
В финале рассказа Серафим переходит в седьмой класс. Его перестают дразнить, ведь прозвище «семиклассник Серафим» уже не кажется смешным.
3.
Лев Толстой. «Прыжок»У многих творчество Льва Николаевича Толстого ассоциируется с огромными романами, которые сложно прочитать даже взрослому. Однако у писателя есть множество небольших, но увлекательных произведений, которые нравятся юным читателям.
Действие рассказа «Прыжок» происходит на корабле. Однажды на палубе большая обезьяна показывала забавные трюки. На потеху публике она схватила шляпу мальчика, сына капитана, и забралась с ней на мачту. Публика, естественно, смеялась, а мальчик полез вслед за обезьяной. Добравшись до самого верха, он оказался в опасном положении. Люди внизу перепугались и не знали, что делать. Тогда происходящее заметил капитан. Он немедленно приказал сыну прыгать в воду и даже пригрозил, что выстрелит. В результате мальчик прыгнул в воду, матросы подняли его на борт и откачали.
Эта короткая история показывает, что иногда человек готов рискнуть жизнью, лишь бы не показаться смешным. Но не стоит обращать внимание на глупые шутки и обижаться на них.
4.
Михаил Зощенко. «Бедный Федя»Рассказ напомнит юным читателям о трагичных последствиях Великой Отечественной войны. Главный герой — мальчик из детского дома Федя. Он не играет с другими детьми, все время грустит и никогда не улыбается. Однажды воспитательница узнает, что Федя не умеет читать и не знает букв, хотя ему уже идет десятый год.
На первый взгляд, это могло показаться смешным, но на самом деле причина оказывается страшной: в пять лет мальчика вместе с мамой угнали в Германию, у него не было возможности учиться, а его мама умерла от непосильной работы, и он остался сиротой. История мальчика вызывает сочувствие у воспитательницы и других ребят. Они пытаются развеселить Федю, но ничего не получается.
Казалось бы, ничто не может сделать Федю счастливым. Но однажды в детский дом приходит молодая женщина Анна Васильевна. Она знакомится с Федей и решает взять ребенка с собой. Только тогда мальчик улыбается и становится веселым.
5.
О. Генри. «Дары волхвов»Эта короткая известная рождественская история с характерной для О. Генри неожиданной развязкой отлично подойдет для детей 12 лет.
Молодые супруги Джим и Делла Янг живут в бедном районе Нью-Йорка. Они едва сводят концы с концами. У пары есть всего два сокровища — роскошные локоны Деллы и золотые часы Джима. Накануне Рождества герои обнаруживают, что их денег недостаточно, чтобы сделать друг другу подарки на праздник. Тогда Делла решает продать свое главное богатство — каштановые волосы, чтобы приобрести мужу дорогой ремешок для часов. Когда наступает момент дарить подарки, выясняется, что Джим также расстался с предметом своей гордости и купил любимой роскошные гребни для волос.
Рассказ удивителен по своей красоте. Это урок бескорыстной и искренней любви.
6.
Михаил Пришвин. «Таинственный ящик»Находчивость — главное оружие человека. Этому посвящен короткий рассказ Михаила Пришвина. Действие происходит в Сибири, где водится много волков. Рассказчик знакомится с старым охотником, который утверждает, что волк не может тягаться с человеком, ведь тот, даже безоружный, способен с помощью смекалки найти защиту от свирепого хищника.
Чтобы доказать свою правоту, он рассказывает историю охотника, который «простой ящик превратил в оружие». Оставшись один на один с волчьей стаей, герой спрятался в ящике и медленно стал продвигаться к обочине. Вожак стаи попытался приблизиться к столь хитрому убежищу, но человек дунул и закричал, чем испугал волков. Хищники разбежались, после чего охотники нашли потерявшегося товарища.
Изображения и иллюстрации https://ru.depositphotos.com
Короткие рассказы для подростков: chto_chitat — LiveJournal
Короткие рассказы для подростков: chto_chitat — LiveJournal ?- catIsShown({ humanName: ‘общество’ })» data-human-name=»общество»> Общество
- Дети
- Cancel
Tags: вопрос, детская, подростковый
Subscribe
К МЖД (Международному Женскому Дню)
Хочу написать о двух героинях из книг, прочитанных мною в юности. Одна — из исторического романа «Монах. Время драконов; Монах. Последний зиндзя»…
«Книга формы и пустоты» Рут Озеки
Книга мудрости и печали Любой порядок — это поддержание крайне неустойчивого равновесия. Вальтер Беньямин «Я распаковываю свою…
«Аристономия» Борис Акунин
Об аристократии и арестократии Одну из этих мощных сил называл «арестократией», то есть властью, которая держится на тюрьме и…
Photo
Hint http://pics.livejournal.com/igrick/pic/000r1edq
Previous
- 1
- 2
Next
Ctrl →
Alt →
- 52 comments
Previous
← Ctrl
← Alt
- 1
- 2
Next
Ctrl →
Alt →
К МЖД (Международному Женскому Дню)
Хочу написать о двух героинях из книг, прочитанных мною в юности. Одна — из исторического романа «Монах. Время драконов; Монах. Последний зиндзя»…
«Книга формы и пустоты» Рут Озеки
Книга мудрости и печали Любой порядок — это поддержание крайне неустойчивого равновесия. Вальтер Беньямин «Я распаковываю свою…
«Аристономия» Борис Акунин
Об аристократии и арестократии Одну из этих мощных сил называл «арестократией», то есть властью, которая держится на тюрьме и…
Fini Flight — американский рассказ Камфоры Уайт — Reedsy Prompts
Она сказала, когда я посмотрел на два мертвых тела, лежащих на земле подо мной. Я был одним из четырех, кто решил прыгнуть вместо этого. Несчастливая четверка, которая не сбежала.
«Ну?»
Ну что? Ты просишь меня спрыгнуть с гребаного здания.
«Вместе?» Я спрашиваю
«Нет, ты первый».
Что это значит? Она действительно собирается струсить? Именно она с такой готовностью согласилась с этой идеей.
«Что?»
«Вы идете первым.»
«Нет».
«Почему?»
» Что значит почему?» Я чувствую, как гнев внутри меня закипает до предела, как рис, когда о нем забываешь. Она так охотно хотела прыгнуть, когда я этого не делал; теперь она отказывается. Вы хотите, чтобы я спрыгнул со здания. Вы хотите, чтобы я покончил с собой». Теперь я чувствую, как слезы наворачиваются на глаза, когда я понимаю, что означала последняя фраза. Я кричу. Наконец теряю хладнокровие. «ТЫ КУСОК ДЕРЬМА! Я НЕ ХОЧУ ПРЫГАТЬ ПЕРВЫМ! БЛЯДЬ, Я ВООБЩЕ НЕ ХОЧУ ПРЫГАТЬ!»
В этот момент я рыдаю Полный припадок как у двухлетки Я падаю на землю и закрываю лицо руками Подо мной звенят выстрелы в здании на котором я сижу Теперь я понимаю мы были не единственной «несчастливой четверкой», кто не убежал.Вот почему мы пришли сюда в первую очередь. Чтобы умереть мирно.Или так мирно, как мы могли.Сижу на бетоне рыдаю,пока голова не пульсирует от боли
Я понимаю, что Келси, бедняжка, на которую я только что кричал, ничем не отличается от меня. Моя совесть наказывает меня, бомбардируя мой разум ругательствами со всех уголков моей головы. Она этого не заслужила. Мы все теряем наше дерьмо. Не вините ее. Ты такой эгоистичный. Что не так с тобой? Ты заслуживаешь лежать там с остальными.
Я беру себя в руки, чтобы встать и извиниться.
«Я сожалею. Я действительно сожалею, ты этого не заслужил», — говорю я, вытирая слезы и сопли своим темно-синим рукавом. Наконец я поднимаю голову, чтобы посмотреть ей в глаза, но не вижу ничего, кроме голубого неба, затянутого облаками. Келси там нет. Из-за моей истерики я не услышал, как ее тело ударилось о асфальтированную автостоянку, которая находилась тремя этажами ниже меня.
Она умерла.
Я остался один.
У меня кружится голова. Мои ноги немеют, как после спуска с американских горок. Наконец, постояв на одном месте целую вечность, мой разум переключается на то, что можно назвать режимом полета. Я бегу к гигантскому вентиляционному отверстию и срываю решетку. Я выжимаю все, что могу, и заменяю решетку, совершенно не осознавая, что делаю.
Слезы текут по моему лицу, когда я все дальше и дальше втягиваюсь в жужжащую металлическую коробку. Звук выстрелов эхом отдается в ушах. Момент, произошедший не более сорока пяти минут назад, крутится у меня в голове на повторе. Дети бегают по коридорам с выражением ужаса на лицах. Момент, когда мы все поняли, что это был он. Это был конец нашей жизни. Все закончилось в коридорах дерьмовой средней школы.
Не я.
Я выжил.
○ ○ ○
Мои глаза распахиваются. Я заснул. Я делаю вдох, позволяя прохладному воздуху мичиганской ночи наполнить легкие. Я слышу болтовню людей неподалеку.
Я снимаю вентиляционную крышку и выбираюсь наружу, все мое тело трескается, когда я сижу на холодном бетоне. Я сижу там черт знает сколько времени, слушая болтовню людей. Они говорят о чем-то ужасном.
« … 42 убито».
«…4 отсутствуют».
«Они все мертвы…»
Я встаю и подхожу к краю крыши, где слышу людей и смотрю вниз. Люди замолкают и оглядываются на меня. Внезапно группа распадается, некоторые направляются к своим красным и синим мигающим машинам, а другие врываются в школу.
Примерно через тридцать секунд я слышу: Туп, тук, тук, тук. Люди бегут по лестнице. Затем дверь на крышу распахивается.
«ЭЙ! ДЕРЖИ РУКИ ТАМ, ГДЕ Я МОГУ ИХ ВИДЕТЬ!» Кричит мужчина, я предполагаю на меня, однако я не двигаюсь вообще. Я не могу, я слишком устал. Трое других мужчин следуют за ним через дверь и начинают окружать меня, направив оружие в землю. Я смотрю на них, и они расслабляются, видя, что у меня нет ничего, кроме моей разорванной толстовки на молнии. Двое мужчин убирают пистолеты в кобуры и начинают приближаться.
№
№ Нет. Нет. Нет. Нет. НЕТ! Непреднамеренно я отскакиваю от мужчин, туго затянув толстовку вокруг талии.
«Все в порядке. Мы здесь, чтобы помочь». — говорит человек, который первым ворвался в дверь. Я быстро делаю еще один шаг назад, не позволяя ему приблизиться.
«Я обещаю вам, что мы здесь, чтобы помочь». — снова говорит мужчина. Он протягивает ко мне руку, чтобы я мог взять ее. Я смотрю на это, и мои легкие начинают сжиматься. Они кажутся такими маленькими, что я едва могу дышать. Я сажусь, хватая ртом воздух, как вдруг моя рука оказывается в чужой.
«Эй, эй, эй, глубокий вдох. Глубокие вдохи. Готовый? Смотри на меня.» Я не поднимаю глаз, вместо этого смотрю на крошечный кусочек скалы, встроенный в бетон. Он начинает преувеличенно вдыхать через нос и выдыхать через рот, как и все инструкторы по йоге, которых я когда-либо встречал. Звук моего сердца в моих ушах угасает; мое дыхание замедляется. Все мужчины ушли, остались только первый мужчина и я.
«Лучше?» Говорит мужчина. Я киваю, все еще отказываясь смотреть на него.
«Могу я узнать, как вас зовут?» Я делаю глубокий вдох и отвечаю ему, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос не дрогнул.
— Пайпер, — тихо говорю я.
«Привет, Пайпер, я Сидер, сколько тебе лет?»
«Пятнадцать»,
«В каком ты классе?»
«Десятый».
«Десятый класс, очень хорошо. Пайпер, ты нигде не ранена?
«Кажется, я повредил лодыжку». Я даже не заметил. По мере того, как мы продолжаем говорить, моя уверенность постепенно растет.
«Ты можешь ходить?»
«Думаю да.»
«Отлично, если можно, я бы хотел попросить вас спуститься со мной на стоянку. Мы хотим задать вам несколько вопросов».
«Кто мы?»
«Полиция. На вашу школу сегодня напали, и мы пытаемся выяснить, почему это произошло.
Спроси меня, почему это произошло. Иисус Христос. Что, черт возьми, не так с этими людьми? Случилось так, что еще одна средняя школа в Америке снова облажалась.
«…Но во-первых, у тебя есть семья? Мама, папа, бабушка, дедушка, со всеми, с кем тебе удобно общаться?»
«Нет».
«Никто?»
«Нет».
Интересно, где сейчас мама? Если бы ей было насрать, если бы ее единственный ребенок умер. Ты идиот. Конечно, у нее не было бы. Она бросила меня. Оставил меня, чтобы разобраться в своей жизни самостоятельно. Пятнадцатилетняя, чтобы постоять за себя.
«Хорошо, тогда ты останешься с нами, пока мы не придумаем что-нибудь для тебя».
«Хорошо».
«Хорошо». Говорит Цеадер, направляясь к двери на крышу.
Вместо того, чтобы следовать, я стою на одном месте, приклеив ноги к земле.
Почему я не умер? Почему я выжил? Человек, у которого ничего нет жить — значит жить. Так много людей умерло. Люди с жизнью. Люди, у которых был кто-то, кто заботился о них. Я украл их этого. Я не заслуживаю жизни.
Я отказываюсь. расплакалась
Сидер оборачивается. Я смотрю на него, и он, кажется, знает, о чем я думаю. Он начинает бежать ко мне, но слишком медленно. Я достигаю края здания и оборачиваюсь. Он останавливается и смотрит мне прямо в глаза.
«Пайпер. Стоп. Пожалуйста, Пайпер, ничего не делай.»
Он говорит со своим сундуком, прося подкрепления, но это ему не поможет.
«Отведи взгляд. Пожалуйста» прошу я ради него.
Он бросается на меня, но уже слишком поздно. Я отступаю.
Я всегда хотел летать.
Материнство — драматический рассказ Линдси Фло — Ридси Подсказки
Кармен часто занимает мой разум, даже спустя годы после ее удивительной смерти. Жизнь такая странная, иногда. Как люди, которые не обязательно играли главную роль в вашей жизни, иногда оказывают наибольшее влияние.
Будучи взрослой, я думаю о Кармен как о маме, которой хочу быть. Она мама, которой я стараюсь быть, хотя я никогда не буду такой беззаботной и полной радости, как она. Я родитель с законом и порядком, Кармен сделала это с дикостью и волшебством. Однако в детстве Кармен была мамой, которой мы все хотели быть. Так было у девочек-подростков тогда и сейчас; твоя собственная мать никогда не смогла бы понять тебя так, как могла бы другая.
Но Кармен действительно была крутой — для нас и для ее собственных детей. У других мам были типичные пышные волосы 1980-х и «мамины джинсы», которые ужасно вернулись в моду. На лицах, разукрашенных красками «Мэри Кей», у них были угрюмые взгляды. Но не Кармен. У нее были длинные темные волосы с пробором посередине в стиле хиппи, а ее джинсы были старинными расклешенными брюками, ода десятилетию назад. Она парила, когда шла, как будто ее босые ноги касались облаков, а не тротуара. Ее лицо всегда было лишено макияжа, всегда сияло. Ее присутствие было мощным. Когда она вошла в комнату, вы сразу же окунулись в ее красоту, в ее блаженство. Тебе сразу стало легче.
У Кармен не было правил, она не пекла печенье и не складывала белье. Вместо этого она позволила нам кататься на роликах в подвале без наколенников, а поскольку все ее дочери любили пиццу, она каждый вечер подавала пиццу на ужин. В ее кладовой был полный запас продуктов, и это была детская мечта: чипсы, печенье и всевозможные сахарные хлопья, какие только можно вообразить, — главное, чтобы они были сухими, потому что в холодильнике не было гарантированного молока.
Летом, когда мне было 12 лет, она загружала детей в свой фургон Volvo и везла нас всех к бассейну, останавливаясь в то время, когда мы были достаточно взрослыми, чтобы нас высаживали, в то время, когда нам должно было быть стыдно. чтобы мама была с нами. Я каким-то образом перешел в тот возраст, когда мысль о моей матери, лежащей рядом со мной на полотенце, не говоря уже о купальном костюме, была бы социальной пародией.
Но мы никогда не стеснялись Кармен. Это было не только из-за того, как она выглядела, хотя это было отчасти из-за этого. Она была моложе других мам. Мы узнали от Талли, самой старшей, что Кармен было всего шестнадцать, когда она родилась. Было совершенно ясно, что в жизни Кармен не было мужчины, по крайней мере, постоянного мужчины. У нее было много свиданий, она подбрасывала Талли и ее сестер к кому бы то ни было, подмигивала родителям и говорила «9».
Было ясно, что у Талли и ее сестер разные отцы. Все они были похожи на Кармен с длинными темными волосами и подтянутыми маленькими гимнастическими телами, но их лица были совершенно другими, и только у Талли были такие же потрясающие карие-золотые глаза с густыми ресницами. Хотя это было время, когда разводы достигли совершеннолетия, и многие из нас разорвали семьи, а не нет, рождение ребенка вне брака все еще было табу. Наличие трех было шокирующим.
Талли и ее сестер это, казалось, не беспокоило, и я мог понять, почему. Хотя у меня самого был прекрасный отец, но в семье Кармен в нем как будто и не было нужды, настолько она была богата, трещала по швам от любви. Мои родители уравновешивали себя рутиной хорошего и плохого полицейского в воспитании детей, но Кармен стерла необходимость в этом. Она просто любила: нежно и сильно. Ее материнская забота заключалась в том, как она слушала нас, в том, как она побуждала нас делать то, на что иначе мы могли бы закатить глаза, не достигшие половой зрелости: понюхать цветы, лечь на лужок рядом с ее домом и искать созвездия, записывать. наши мечты и сжечь их в огне под полной луной. Она была заражена чем-то заразным.
Никто из нас не знал, чем Кармен зарабатывала на жизнь, потому что она никогда не работала. Не знаю, чем она занималась в течение учебного года, но летом почти все дни проводила с любым количеством детей — у себя дома, у бассейна, у костра. Казалось, она так же благополучна в финансовом отношении, как и любой из наших родителей. Ее дом был скромным, но милым, рядом с ним был бассейн и акр нетронутой земли. Она водила Volvo, а ее девочки делали покупки в The Gap, как и все остальные. Но были небольшие признаки того, что она была более состоятельной, чем она показывала. Темно-зеленый «ягуар», припаркованный в ее гараже, уборщица, которая приезжала по вторникам.
Мельница слухов была полна теорий, как я понял, потому что она была другой. Потому что мы все хотели быть с ней все время, а другие родители просто не могли смириться с тем, что это потому, что она нам нравилась . Они не могли смириться с тем, что женщина может быть независимой и богатой честным путем. Это не могло быть семейным наследством или разумными инвестициями. Нет, предположили они, она была проституткой. У нее был тайный сахарный папочка. Она вышла замуж за одного из отцов своих детей и развелась с ним из-за огромных алиментов.
Я никогда не верил, что это правда. Я был ребенком, и мне было все равно, откуда и почему у Кармен деньги.
Слухи, очевидно, родились из зависти. Мы жили в маленьком городке, и Кармен выделялась как маяк. В бассейне она лежала на полотенце в красном бикини, на ее теле не было никаких признаков рождения детей, молодость сразу же вернула ее в форму. Она беспорядочно укладывала волосы на макушке, а спутанные пряди придавали ей дико сексуальный вид. Она неторопливо подходила к закусочной с десятидолларовой купюрой в руке, и головы каждого отца среднего возраста и мальчика-подростка поворачивались к ней. Она бросала деньги и говорила мальчишке за прилавком, чтобы мы брали все, что захотим.
Чем старше мы становились, тем меньше я видел Кармен. Талли была скорее подругой моей сестры, а другие девушки были моложе меня. В старших классах мне больше не нужно было ездить в бассейн или в школу, но я по-прежнему искал Кармен каждый раз, когда был там, где она могла быть. В ней было что-то вкусное. Как она расплывалась в искренней улыбке и бежала к тебе с распростертыми объятиями, с объятиями и поцелуями, и нюхала твои волосы, как будто заключала в свои объятия малыша. Ее аура будет изливаться на вас, как личный заряд серотонина.
Иногда я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз видел Кармен, но память — забавная вещь, и у нее есть привычка собирать множество случаев в одно гигантское пятно. Я решил встретиться с ней на выпускном вечере школы у Талли и моей сестры, через год после моего. В бурлящем море красных и синих платьев на футбольном поле, когда все позировали для фотографий, я заметил ее с Талли и девочками. Я схватил сестру за руку, и мы бросили свою семью и побежали к Кармен.
Ночь была полна волнения, праздничная атмосфера пульсировала, и Кармен, раскинувшая руки, когда увидела нас, казалась царственной, знакомой. Мы столкнулись с ней, врезавшись слишком сильно, все мы визжали и образовывали неловкие групповые объятия, которые почему-то казались идеальными.
«Мои девочки!» — сказала она, обхватив сначала мое лицо, а затем мою сестру. Мы сияли под ее вниманием, наши лица сияли. Такой я ее вспоминаю, когда думаю о ней, о длинном красно-белом сарафане, о темных волосах, переливающихся в свете фонарей на поле, о ее глазах с золотыми крапинками, излучающих любовь. Она была чистой радостью.
Это был последний раз, когда я видел Кармен.
Несколько лет спустя моя сестра прислала мне электронное письмо, в котором сообщила, что Тэлли связалась с ней, чтобы сообщить, что у Кармен рак. Меланома. Это казалось странным, ведь нам едва исполнилось двадцать. Мы еще не были на том этапе, когда умирали родители. А Кармен была кем? Тридцать шесть, тридцать семь?
Талли сказала, что это лечится хирургическим путем, моя сестра написала. Надеюсь, ничего страшного.
Я воспринял эту новость с беспокойством, но не слишком. Я начинала свой путь в мире, работала на своей первой работе в рекламном агентстве, встречалась с симпатичным парнем, который однажды стал моим мужем. Хотя Кармен часто приходила мне на ум, известие о ее раке не занимало много места. Никто не умер от меланомы, верно? Разве это не было тем, где они просто отрезали оскорбительную родинку или пятно?
Но всего через полгода сестра позвонила мне в слезах. Тэлли сообщил, что рак был пятой стадии и распространялся злобно и безжалостно. Моя сестра выдавила из себя, что Талли настаивала на том, что если она когда-либо была вашей подругой, то сейчас самое время прийти к ней. Талли говорил ей, что это конец. В своей голове я не мог принять, что это происходит — как будто моя сестра говорила о ком-то другом, о ком-то, кого мы едва знали. Или как будто это был просто тяжелый период, а Тэлли просто драматизировала. Кармен справится. Я был молод и наивен, и я действительно не понимал, что, когда у вас есть несколько типов рака стадии V, вы не можете просто выжить. Вы умерли.
Я не пошел прощаться.
Оглядываясь назад, я не думаю, что был готов признать, что женщина, такая полная жизни, может просто встать и умереть. Все это казалось мне таким непонятным. Кармен была самым живым человеком, которого я знал. Я даже никогда не терял бабушку и дедушку, поэтому я не был готов признать, что кто-то умер, не говоря уже о Кармен. Не Кармен, которая танцевала под музыку после полуночи и учила нас, как брить ноги и делать ночевки настоящими ночевками, где мы болтали до рассвета. Она была полна жизни.
Тихим августовским утром, когда я сидел в своем кабинете и увидел новое электронное письмо от сестры с темой Кармен , я замер. Я не хотел его открывать, не хотел читать неизбежные новости, не хотел бороться с чувством вины, которое лежал на мне из-за того, что я еще не поехал домой, чтобы увидеть ее. Я продолжал добавлять и , как будто собирался уйти в любой день. Если ты ее друг, сейчас самое время прийти к ней. Она была моим другом, но гораздо больше — и я не ушел.
Похороны были через неделю, и я очень мало их помню. Пятно черного, так много из нас детей, людей, которых она касалась, когда мы были в самые формирующие годы нашей жизни. Талли и ее сестры сидели в первом ряду, и я помню, как смотрела им в затылок, у всех у них были длинные темные волны, которые так сильно напомнили мне о Кармен. Я не помню слов, которые кто-то говорил, только то, как их волосы напоминали мне о поездке на заднем сиденье «Вольво», когда ветер трепал длинные локоны Кармен, а из динамиков звучала музыка.
После службы я нашел Талли снаружи. За углом церкви она курила сигарету и выглядела настолько гламурно, насколько это возможно для девушки в день похорон ее матери. Одетая в черный костюм с невероятно короткой юбкой, Тэлли увидела меня и раскрыла свободную руку тем же характерным приветственным жестом, что и ее мать.
— Привет, девочка, — сказала она. Ее глаза были опухшими, но сухими. Мы немного поговорили о приземленных вещах, о глупых разговорах, которые возникают, когда ты не знаешь, что сказать. Я хотел сказать что-то о том, почему я не пришел, но не мог найти слов. Вместо этого я прокомментировал толпу.
«Как будто она подняла деревню, да?» — сказал я, кивнув в сторону молодых людей, стекавшихся к церкви, ожидая сигнала о том, что пора начинать процессию на кладбище.
Талли фыркнул. «Ну, мы не можем ожидать, что пожилые люди будут присутствовать на похоронах городского эскорта, не так ли?»
Я покачал головой. — Никогда этого не понимал, — сказал я. «Почему люди должны придумывать вещи только потому, что они завидуют».
Талли скосил на меня взгляд и криво усмехнулся. «Ну давай же. Ты знаешь, что это была правда. Это было общеизвестно, не так ли?
Я просто смотрел на нее. Я был в оцепенении.
Талли пожал плечами. «Наверное, мы не говорили об этом, но я полагал, что мы все знали. Я имею в виду все эти свидания и ни одного парня? Она коротко рассмеялась. «Она работала».
— Я не знал, — сказал я, тяжело сглотнув, стараясь, чтобы мое лицо не выражало шока, стараясь не показывать оценку, которую пытался дать мой мозг. Кармен как женщина, которая спала с мужчинами за деньги, не резонировала с Кармен моего детства.
— Она не была проституткой, — защищаясь, сказал Талли. «Она была эскортницей. Она была компанией, в основном, для старых парней с деньгами, которые просто хотели свидания. Она почти ни с кем из них не спала, да это и не важно.
Я просто смотрел на нее. Я понятия не имел, что делать с этой новой информацией, с этой новой частью Кармен, которая, по-видимому, существовала всегда.
Талли покачала головой и выпустила облачко дыма. — Не то чтобы это имело значение, — повторила она. «Никогда не было, понимаете? Это была ее работа. Это была не та, кем она была». Тэлли уронила сигарету и подкрутила ее ногой, повернувшись, чтобы многозначительно взглянуть на меня.
» Ты знаешь, кем она была», — сказала она. Тяжёлая печаль на её лице была сокрушительной, признаком женщины, которая во всех смыслах была сиротой.
Я кивнул и потянулся, чтобы обнять ее. — Она была всем, — прошептала я, чувствуя волны сожаления по поводу любого момента осуждения, промелькнувшего на моем лице. «Все.»
Прошло много времени с тех пор, как умерла Кармен, и столько же времени я не видел ни Талли, ни ее сестер. Мы поддерживаем связь через социальные сети, как и все в наши дни. Я видел, как Талли и ее сестры женятся и создают семьи, наблюдал за сплоченным союзом их троих, их мужей и, самое главное, их дочерей. Я вижу Кармен в каждом из них — в длинных темных волосах, в сумасшедших семейных вечеринках, в том, как они все смеются одинаково, запрокинув головы.
Я думаю о том, что моя мать и ее друзья были правы, в конце концов. Та Кармен была женщиной, которая иногда занималась сексом за деньги. Как будто это была вся она, все ее существо, приправленное историей матери-подростка и детей от разных отцов. Как будто это был не просто способ зарабатывать на жизнь. Как будто эти вещи так определяли ее, что не было места ни для чего другого, ни для правды, ни для дружбы, ни для любви.
Но Талли был прав. Я знал, кто она такая. Я знала ее как маму, которая делала наше детство волшебным, которая слушала нас в подростковом возрасте и дарила радость, куда бы она ни пошла. Я знал ее как человека, который делал все для своих детей, своих биологических детей и всех остальных, кто влюбился в нее. Я знал ее как человека в глубине души всегда, когда у меня были собственные дочери и я начал тяжелую работу по воспитанию девочек. Я подумал о том, как легко она это представила, как будто все, что для этого требовалось, это сдаться, пицца и газировка, никакого сна, никаких границ.
В основном я не такая мама, как Кармен. Я мама, которая приучала детей ко сну, у которой был строгий режим сна, и я наказала ребенка, который взял велосипед без шлема. У меня есть правила, границы и расписание… но иногда мне нравится думать, что частички Кармен вторгаются в меня, расслабляют мои суставы, мое сердце и мою одышку в жизни.
Потому что на самом деле она научила нас ловить момент. Как сказать да , когда мои девочки спрашивают, могут ли они приготовить пирожные на завтрак. Как сидеть и слушать, не превращая каждую ситуацию в обучающий момент. Как быть глупым и веселиться, даже если люди смотрят на тебя смешно. Как обнять кого-то, чтобы никогда не сомневаться в том, как сильно ты его любишь.
Мои дочери и их друзья примерно того же возраста, что и я в те волшебные годы лета в бассейне и наблюдения за звездами. Я чувствую эту тягу, чтобы излучать Кармен, когда я вожу их, когда я позволяю им включать музыку с опущенными окнами. Я чувствую ее, когда вижу их лица в зеркале заднего вида, их прекрасную, беззастенчивую радость.