Я так часто говорила с тобой в мыслях как же странно говорить с тобой: — Без тебя нет жизни. — Не спеши. Мне надо привыкнуть. Я так часто говорила с тобой в мыслях! Как… ▷ Socratify.Net
Цитаты персонажа Анна | Цитат и афоризмов: 73
Правда! Правда! Ты только и знаешь, что твердишь слово «правда»; а ты уверен, что сможешь ее выдержать?!Гийом Мюссо Девушка из Бруклина
правда
— Прошлое прошло. Это аксиома. И его не изменишь. — Прошлое определяет настоящее.Гийом Мюссо Рафаэль Девушка из Бруклина
прошлое
Жить без лжи не значит не иметь секретов.Гийом Мюссо Девушка из Бруклина
секреты, тайны
— Так твой папа победил врагов и спас Метро. — Папа был храбрый? — Он был самый храбрый. Потому что не боялся неизвестного.Сын Метро 2033: Луч надежды (Metro: Last Light)
смелость, храбрость спасение скорбь Грустные цитаты
Он — прекрасный человек, а прекрасный человек не автобус — другой не придет через десять минут.Аббатство Даунтон (Downton Abbey) 2 сезон
человек, люди Жизненные цитаты
У нас тенденция: чем интереснее женщина, тем охотнее толпа готова окунуть её в грязь.Юлия Шилова Белая ворона или в меня влюблён даже бог
женщины общество толпа общественное мнение
В отношениях с женщинами тебе надо научиться ставить себя на их место.Фредерик Бегбедер Любовь живёт три года
Если бы вы только знали, как мужчины бывают вульгарны, отвратительны и скучны, пытаясь ухаживать за женщиной, когда ей этого не хочется!Олдос Хаксли Желтый Кром
мужчины женщины внимание Жизненные цитаты
— Без тебя нет жизни.
— Не спеши. Мне надо привыкнуть. Я так часто говорила с тобой в мыслях! Как же странно говорить с тобой на самом деле... Мне нужно время, Немо. В 15 лет, когда мы расстались, я поклялась, что никого не полюблю. Ни к кому не привяжусь. Нигде не осяду. Ничего не возьму для себя. Я решила, что буду только притворяться живой. Этого момента я ждала всю свою жизнь. Отказывалась от других жизней ради одной-единственной жизни с тобой. Но я отвыкла, ты понимаешь? От любви. Я боюсь опять тебя потерять. Боюсь снова начать жить без тебя. Я в ужасе от этой мысли. Нам нужно время.время боль расставание
Я изучаю время. Ту самую штуку, из-за которой все происходит не сразу.
время
Понимаешь, Финн, мистер Бог не такой как мы, потому что он может заканчивать разные вещи, а мы не можем.Финн Здравствуйте, мистер Бог, это Анна
Я не могу закончить любить тебя, потому что я умру на миллион лет раньше, чем смогу закончить.Бог любовь
И ещё. Я прощаю любимым людям то, что не могу простить себе. И недавно мне стало страшно. Понимаю, бывает всякое, какой-то один поступок не характеризует личность человека в целом и не изменит моё о нём мнение, но любить его так, как раньше — я больше не смогу. Во мне появится ещё один кристаллик льда, из которых потом можно будет сложить слово ВЕЧНОСТЬ. Пусть то, что умерло, останется мёртвым, но я надеюсь, что «прах, в прах возвратившись», даст плодотворную почву живущему ныне...
страх человек, люди жизнь любовь боль
Я просто обожаю играть с огнем и «сжигать мосты», и смотреть на кровавый закат.Юлия Шилова Белая ворона или в меня влюблён даже бог
неизбежность, рок, судьба жизнь женщины
Моя душа — это струны гитары, которой касаются его пальцы. Не будут они их трогать, и она замолчит. Я впала в неизлечимую зависимость от его голоса — не буду его слышать и умру от ломки.Наталья Калинина Зеркальный лабиринт
книги, литература жизнь голос Красивые цитаты
... такое иногда случается. Люди, с которыми вас связывает общее прошлое, не отпускают вас, и, как бы человек ни старался, он не может освободиться от этой зависимости и стать по-настоящему свободным. И через какое-то время может перестать сопротивляться.
прошлое человек, люди
Мы вместе строим замки на песке, чтобы потом их смыло прибрежной волной.Юлия Шилова Белая ворона или в меня влюблён даже бог
мечта отношения самообман
Януш Леон Вишневский Любовь и другие диссонансыОна думала <...> о том, каким хрупким оказывается счастье. Кто-то посылает тебе великую любовь, а потом вдруг отбирает ее, нелепо и безжалостно. И люди живут дальше, без любви, и сохраняют «крепкие» семьи, ячейки общества.
брак любовь несчастье Грустные цитаты
Всё зло, которое вырабатывает человек, не поднимается к солнцу, а оседает на его же собственную голову.Ты есть…
зло Грустные цитаты
— Я могу видеть будущее... — Наверное, не очень весело знать всё наперёд?
Nobody)будущее
Люди думают, что строят будущее, хотя на самом деле они роют себе могилу.Визитёры (V) 6 серия 2 сезон
будущее человечество
Ненавижу слова «начать все сначала». Как будто без мужчины жизнь потеряна.LOL [ржунимагу] (LOL (Laughing Out Loud))
расставание начало
Есть посуда – есть проблемы, нет посуды – нет проблем!Ты есть…
проблемы
Слышите? Кто-то плачет. Разве вы не слышите? Всё время кто-то плачет.Шёпоты и крики (Viskningar och rop)
слезы
— У вас живое воображение, — сказала Анна. — Неужели вид грязного вагона возбуждает в вас все эти мысли? — Что вы, конечно, нет, — сказал я. — Я просто пытаюсь быть приятным собеседником.Виктор Пелевин Петр Пустота Чапаев и Пустота
На самом деле я думаю о другом.Он был велик своим умом, Но мелок был делами.Анна Франк Убежище. Дневник в письмах: 12 июня 1942 — 1 августа 1944
дела ум, интеллект величие
Люди всегда одиноки в своём несчастье.Ты есть…
несчастье человек, люди
Главный женский афродизиак — чувствовать себя объектом вожделения. Женщине очень важно быть желанной, возбуждающей страсть. У мужчины наоборот: ему нужно желать и добиваться.
страсть женщины мужчины вожделение
Если у человека есть ребёнок, то он — его слабое место, заставляющее действовать с оглядкой.Пола Хокинс Девушка в поезде
слабость дети Жизненные цитаты
Это система уж такая, что каждый частный случай препарируется, обкатывается и преподносится вам в таком виде, в каком системе угодно его сохранить и в умах и в истории.
народ власть СМИ
Ты всё знал, ты всё понимал, но ты боялся догаться, потому что ты трус. Даже когда этот человек появился в твоей квартире без носков, ты боялся догадаться.Ночные забавы
измена страх трусость Жизненные цитаты
Убей меня хоть 2000 раз... Я все равно снова появлюсь на свет. Тебе никогда не одолеть меня, потому что я мать хороших людей. Я произведу на свет армию детей... которые станут.Беспокойная Анна (Caotica Ana)
.. хорошими людьми.мать
... ловушки зеркал я сумела избежать, но взгляды — кто может устоять перед этой головокружительной бездной? Я одеваюсь в черное, говорю мало, не пишу, все это создает мой облик, который видят другие. Легко сказать: я — никто, я — это я. И все-таки кто я? Где меня встретить? Следовало бы очутиться по другую сторону всех дверей, но, если постучу именно я, мне не ответят. Внезапно я почувствовала, что лицо мое горит, мне хотелось содрать его, словно маску.Симона де Бовуар Мандарины
отчаяние маски одиночество свобода Жизненные цитаты
– Ты теперь на зайчика похож, – сказала я ему. – Кто такой? – спросил он подозрительно. – Зайчик-то? Ну, серенький такой, с ушами. – Не кусается? – Нет. – Тогда ладно. Буду похож.Юлия Вознесенская Лопоухий Мои посмертные приключения
внешность животные
— Глядя на мужчину, на что вы смотрите, кроме лица, когда впервые видите человека? — Мы с подружками смотрим на их задницы.Доктор Лангенкамп Лица в толпе (Faces in the Crowd)
— Мда... на что там еще смотреть?!внешность мужчины
13 лет. Я всегда старательно подвожу глаза. Густо и внушительно. Крашу ногти темно-синим или черным лаком. Мне хочется туда, где жизнь. Самое страшное — не состояться. Прожить свою жизнь кое-как.Кристина Хуцишвили Триумф
детство воспоминания
Звонят в дверь. Но я не пойду открывать. Нет, не так... Звонят в дверь... И Англо открывает вместо меня. На него можно положиться. Ты что-нибудь знаешь о моих дверях?Беспокойная Анна (Caotica Ana)
внутренний мир самопознание
— Эй, ты в порядке? — Конечно. Я ведь мертв.Редгрейн Лебовски Кай Беспокойная Анна
мертвые, трупы Ироничные цитаты
Я очень люблю зиму.Не скажу
Темнеет быстро: в шесть часов уже ночь. Но дождь вместо снега... Ты с погодой ничего не делал? Жаль, луны не видно.зима цитаты о себе
Как по мне, так зима в сто раз теплее сердца этой женщины.Стюарт Тёртон Семь смертей Эвелины Хардкасл
зима сердце женщины Красивые цитаты
Я шантажировала сексом с другими мужчинами. В тот момент я готова была на панель пойти, лишь бы причинить ему неудобство.Кристина Хуцишвили Триумф
истерика любовь отношения
Загрузить еще
Обещай остаться в Москве — Независимая детская литературная премия «Глаголица»
Обещай остаться в Москве
Чтобы начать — возьму конец, а закончу началом, боясь, что точка снова окажется запятой. Помнишь, ты обещала привезти мне тысячу запятых из бумаги? Я бы раздавал их всем, кто знаки препинания расставляет неправильно или не расставляет вовсе.
Ну да, не раздавал бы. Ведь они от тебя. Это был последний разговор по телефону. В последний раз я слышал тебя, тем ужасным декабрьским или февральским вечером. Твой голос всегда ласкал мой слух, как арфа, под звуки которой засыпаешь, сидя на заднем ряду партера где-нибудь в филармонии. Дорога овеяна пылью, пропитана запахом чая и одиночества. На остановке подошёл трамвай, и я зашел внутрь, сев на последнее место. Слышен стук колёс и тиканье металлической стрелки на наручных часах. Жизнь проносится куда-то мимо. Эта поездка сравнима с жизнью. Ты едешь и едешь, оглядываясь назад на этот печальный город дождей и тумана. Город угрюмых лиц и искусства. Город белых ночей и разводных мостов. Наглый культурный город. На станциях заходят и выходят люди: мимолётные попутчики или же те, кто доедет с тобой до конечной. Начиная писать странный рассказ о девушке с твоим, но не твоим именем, я не знал, что познакомлюсь с тобой. Говорила о том, что судьба темнит, а я твердил, что не верю в судьбу. Фатализм, черт возьми.
Ты хотела быть крабом, ведь они так свободны, и бегать у моря, собирая камни. За свободу умирают, — говорила в ответ на городские вывески, что оставались в моей фотопленке после долгих прогулок. Наше знакомство сплошная сатира, не правда ли? Девушка с фотографии, жиганка с московских улиц, чей образ навсегда запечатался в моём подсознательном и сознательном. Через дороги и незаконченные очерки я останусь в том мае, когда в первый раз на перроне сел на поезд, идущий к тебе. Это было бы лучшим подарком на мой день рождения. Но в поезде попался несчастливый билет. Лежа на кушетке в плацкарте, я смотрел сквозь стекла, и мне казалось, будто это событие изменит мою жизнь навсегда, и я не буду прежним, когда вернусь обратно домой. Мы одновременно так далеко и так близко. Так бы хотел делить этот город с тобой. Вопреки обстоятельствам. Вопреки всему. После целого дня экскурсий, которые я так не люблю, лежа в отеле, я засыпал со счастливыми мыслями о тебе. Ты считала минуты до моего дня рождения, что казалось неимоверно милым.
Говорила, что хотела бы жить со мной и, что следующую встречу ни за что не пропустишь. Город сиял, будто бы радуясь приходу ночи, этот вид завораживал и манил к себе. Миниатюрный город с его маленькими жителями и большими надеждами. Я искренне полюбил этот город и его обитателей. Слухи о надменности москвичей не больше, чем выдумка. Твои фотографии впечатляли настолько, что я сам начал смотреть на мир через объектив. Июль. Первый раз набираю десять заветных цифр. Пульс участился, дрожь пробежала по телу, руки вспотели, пошли гудки, и через мгновение я в первый раз услышал твой нежный голос, я не мог не улыбаться. Я был так навязчив, в ответной реакции — молчание, я долго ждал, чтоб сказать хоть тысячу слов. Часто был один и в фильмах. Казался таким взволнованным и работал весь последний месяц лета. Снова ожидания, надежда на встречу. Ты молчала так часто, что сквозь города доносился холод, я торопился на вокзал и, пробежав по перрону, случайно сел не в тот поезд. Почти опоздал, двери закрылись.
Чувствовал неопределенность, не зная, встретимся ли мы или нет. Узнал об этом в Москве. Не подал виду, будто расстроен. Тогда я в первый раз придал значение фразе: «Москва — кладбище желаний». Они становятся похороненными заживо в каменных джунглях где-то под землей в метро на перепутье рельс или ящиках, запечатанных за витринами. Я стал ненавидеть двадцать третьи числа. Так яростно и так искренне. Осенью все становится серым, будто что-то умирает. Но меня согревала ты. Никто не мог заставить улыбаться ярче. Город будто сжимался и казался чужим, вытесняя своей серой массой отсюда. Для родителей Москва была культурной исторической столицей с большим количеством достопримечательностей, и они больше не хотели туда. Для меня же Москва — это ты. Так много, так мало, так далеко, иногда казалось, словно я тебя выдумал. Рисовал портреты твои по фото. Ты твердила, что так, похоже, что отношение слишком хорошее. Меня разрывала хандра, как и тебя. Я так много просил прощения ни за что, беспричинно.
Ты снова замкнулась. Ошиблась номером, а мне что-то кололо в сердце, будто из дополнительной хорды выросли иглы. Ты твердила, что не способна на чувства и злилась часто, когда все вокруг не относились как к другу. Твердила, что это не стоит того. Что ты аморальна, что ты плоха, сурова и никогда не грустишь. Сейчас я понял, что мы одной крови. Тебе хотелось забыться, напиться, а я тогда и не пил вовсе. Мне снился сон, где после встречи с тобой — ты умерла, когда я вернулся к себе обратно домой. Ты не любила сниться кому-то. Говорила, что отнюдь не романтик, реалист чистой воды, но заботливый и без нотки фальши. Я читал книги, ища в них ответы как быть с тем, что у меня внутри. Я купил билет, ты была рада, обещая отложить все дела. Ты твердила, что я ангел, что мне не стать таким монстром как ты. А я не считал тебя таковой. Ты доверяла мне что-то важное, личное. Ты любила подраться. И не любила письма. Ты стала открытой и начала волноваться, когда я ходил без шапки в том декабре. Ты начала говорить мне приятные вещи, скрывая слова под грубоватой манерою текста.
И одним декабрьским утром ты призналась мне в чувствах. Оставалось 20 календарных до встречи. Ревновал тебя к призракам, квантовой физике. Ты носила ножи с собой, как защиту, забаву, и готова была приставить к горлу любому, кто подойдет ко мне. Тебе хотелось ко мне, и мысли твои были о нашей встрече. Хотела со мной сидеть на набережной, любоваться высотками. Ты не любила телефонные разговоры, а я так любил тебя слушать. Обожал твой цвет глаз, темно-карий, горящий на солнце. Ты хотела скрывать меня, а я как собственник лютый пытался так же скрыть тебя ото всех. Хотел сводить тебя в ресторан, ты смущалась, но была бы не против, ведь я знаю, как ты любишь суши и остальную японскую кухню. Мне хотелось больше внимания. А потом пошло что-то не так. Но ты не сказала. А после через время, что никто не способен заставить твое сердце трепетать или сжаться. Ты стала грубой. Но ты волновалась, как раньше. Твердила, что мы с тобой разные, будто из параллельных миров. Боялась, что спугнешь меня ненароком.
Я казался тебе робким и тихим. Твой пикап казался таким уместным, что аж дрожь шла по телу от слов. Волновалась, когда долго не спал. Оставалось два дня до встречи. Ты начинала говорить о панк-роке. Мне казалось это чем-то чужим. Оставался еще один день. Я позвонил тебе вечером, напомнил о времени встречи. Будильник прозвенел в четыре утра. Я быстро собрался. И весь дрожал в предвкушении. Я притворился, что сплю, когда ко мне зашли в комнату. Я взял вещи, накинул куртку и быстро ушел из дома. На улице было темно. Время на безлюдных улицах идет совсем по-другому. Я чувствовал себя совершенно свободным, пройдя пять километров пешком по морозу. Вокзал. Предвкушение. Все еще можно развернуться и уйти. Но я ждал, пока откроются двери. Стоя на перроне, я знал, что назад нет пути. По прибытии в город сердце сжимается. Набираю десять цифр. Спрашиваю где ты. Слышу твой сонный голос, смеешься. Я расстроен, но знаю, что подожду. Поезд останавливается. Все выходят. Врываюсь в безумный поток серой массы.
Голоса в моём сознании замолкают, направляюсь к выходу. Поднимая глаза в небо, замечаю верхушки громадных высоток, что мог взорвать Тайлер Дарден. Добро пожаловать в Москву. Сквозь большие окна на пол падал солнечный свет, образовывая под разными углами спектры. Я ходил туда-сюда, не зная, как тебя встретить, как говорить, о чем, набирал номер, весь трясся, мой голос дрожал, когда я читал цифры на часах, ежеминутно проверяя время. Мне названивали родители, думая, что я гуляю по городу, да-да, я скоро вернусь. Прошел час. Прошел другой совсем незаметно. В мой мир проникают новые краски. Новый цвет в моей палитре художника. Нечто среднее между умброй жжёной и коричневым. Полностью противоположный тёмно-оливковому. Но даже у них есть похожие оттенки. Я смотрю на выход. Вижу тебя и вырубаю телефон. Я отключен от этого мира. Ты замечаешь меня. Спешно подходишь ко мне. От радости замираю. Обнимаю. Но ты в ответ не обнимаешь. Но мне ни капли не обидно. Ты говорила, что для тебя кидаться в объятья неправильно.
А я не мог оторвать от тебя взгляд, не мог поверить в то, что вижу тебя перед собой. Ты хотела на набережную, но уже и забыла об этом. Ты рассказывала, почему опоздала. Но это было не важно. Я сказал, что родители не знают, что я Москве. Ты оторопела. Я тебя заговорил. Мы пошли не в ту сторону. А все так же не отрывал от тебя взгляд. Был ошарашен, прикован, убит. Мы заходили в огромнейший лабиринт железных дорог под землёй. Я споткнулся на лестнице, так неуклюже, от нервов. Ты сказала быть осторожнее. Проходящей мимо парочке отвесила шутку. Я залился улыбкой. Всё тело покрылось мурашками. Знаю, что именно здесь могу обрести то самое счастье, необходимое мне. Нигде больше я его не найду. Подходим к кассам. Хотел купить жетон, а ты рассмеялась, я вспомнил, что в Москве. Купил карточку, и мы спустились в подземный город. Я слушал тебя внимательно, прикованный к месту. Ты пошутила про гигантскую крысу, посмотрел в сторону на другой эскалатор, ты засмеялась, мне было смешно, но не обидно. Ты посчитала меня наивным.
Улавливаю тихий шепот больших городов. Чувствую этот город. Его ритм, его жителей, его улицы, его переменчивую погоду, холод, окутавший его этой зимой, шум, музыку. Так странно, будто люди исчезли, когда мы вышли на улицу, проходя мимо елок, я пошутил твоей шуткой, она стала нашей, не правда ли? На улице было светло, лежал снег и на нашей подошве остался. Мы спустились к реке, это было одно из твоих любимых местечек, мы пинали бутылку, спускаясь все вниз, ты читала мои мысли. Я дал тебе кекс и отдал подвеску в коробке. Ты сказала, что откроешь потом, ты твердила, что я очень добр. Шла по льду, я боялся. Направлялись к метро, ты говорила, что ты хреновая. Ты просила прикрыть тебя от магазина, который вы обнесли с подругой. Мы сели на паребрик и наблюдали в окна. Город как на ладони. Он кажется таким маленьким, ты протягиваешь руку и, кажется, что мир, который существует вокруг тебя — ты создал сам. Ты запечатлела красоту вида на одной фотографии, возмущаясь, почему нельзя передать всю красоту.
Ты хотела плюнуть в прохожего, что идет где-то внизу, но окно закрыто. Вдалеке дом из стекол. Я не увидел, ты прижала меня к себе, я почувствовал тепло по телу. Ты говорила, что хотелось бы пробраться туда, как потеплеет, только самоубийца пойдет туда зимой. В любую минуту на тебя может рухнуть стекло. Ты смеялась, а я улыбался. Ты развернулась, я тоже. Ты спросила про запах от сигарет, я приблизился, чтобы понюхать, ты подумала, что я хотел поцеловать, хотел, но, только если бы ты была не против. Ты отодвинулась на метр, я оторопел, мне стало неловко. Ты хотела украсть ту елку, что стояла напротив. Я поспорил, ты пыталась поднять, а я засмеялся. Мы пошли вниз. Ты села на эскалатор, а я пешком. Было пусто, казалось, что в мире лишь мы. Помнишь, как мы заплутали в метро, блуждали по тоннелям подземного города? В коробке лежали котята, ты не смогла пройти мимо, хотела забрать одного. Я восхищался тобою. Смотрели расписание поездов, ты говорила о бывших. Шутила про левую сторону и говорила мне о метро.
Мы проезжали мимо открытой станции. Меня ошеломляла та красота, ты знала, что мне понравится, я придержал тебе дверь, но ты пошла в другую, ударившись. Ты вела мне экскурсию, а я говорил, что знаю, ты хотела в шутку развернуться, было холодно. Издалека доносилась музыка, мы шли вдоль набережной. Ты остановила экскаватор, просила довести до подъемника. Тут я понял, что москвичи очень добрые. Темнело. Снег сыпался сверху. Мы скользили по льду, поднимаясь наверх. Ты поспорила с какими-то парнями на сотку. Рассмеялась, когда один скатился вниз. Я торопился, хотел успеть к смотровой площадке. Сказала стоять с рюкзаком, взяв в руки фотоаппарат. Один снимок. Одно нажатие. Тебе стало холодно, руки немели, ты попросила купить тебе чай без всего. Грела руки, опуская в тепло, хотел дать тебе свои перчатки. Ты отказалась. Мы спускались вниз с горки. Ты взяла меня за руку. Говорила, что часто болеешь, а я, что почти никогда. Ты отпустила руку мою. Но я никогда бы не отпустил тебя. Мы добрели до метро.
Ты грела руки. Купил карточки для проезда. Мы поднялись по ступеням и сели на скамью. Ты дула мне в волосы, я улыбался. Твердила, что я солнышко. Ты положила свою голову мне на плечо. Так тепло, так уютно, не хотелось уходить и вовсе. Был вечер, а казалось, что уже будто бы ночь. В преддверии и позднем угаре мы поехали на твой любимый Арбат. Проникался чудесному чувству, оно окутывало с ног до головы. Мы шли, выбирая ресторан. Ты шутила про день рождения и шаверму. Ты пробивала мне за Анархию, но я не видел ничего кроме тебя. Мы сели почти прямо напротив входа. Напротив друг друга, глядя в глаза. Мы заказали по тарелке риса и суши. И вкуснейший имбирный чай. Мне казалось все это сном. Ты просила достать лист бумаги и ручку. Просила написать письмо, что я думаю и о нас и обо всем, что было сегодня и будет. Я дрожал, почти не мог думать, сжимая в кулак ладони и глядя на твое лицо. Ты прекрасна и очаровательна и я не жалел ни о чем, этот день стоил того. Я писал, что хотел бы быть вместе с тобой.
Я свернул лист, положил в рюкзак, ты начала писать на другом, я смотрел на тебя, закончив, ты протянула мне этот миниатюрный конвертик и сказала пообещать, что прочту лишь утром. Я шел рядом с тобой до вокзала, мы спускались в метро. Через мгновения мы уже стояли у его подножия, остановились в центре, я знал, что пора прощаться. Я обнял тебя так крепко, ты обняла меня в ответ, я обнял еще сильною хваткой. Дрожь пошла по телу, я чувствовал, как тепло пронизывает нас обоих. Я улыбаюсь. Не хочу отпускать. Еще 9 минут. Ты согласилась. Помню твои веснушки, твой неповторимый и особенный взгляд где-то на уровне моих ключиц. Я не отпускал. Ты сказала мне: «Посмотри налево, там парень в джинсах, хочу такие же». Я повернул голову, не увидел его, а ты поцеловала в щеку, а я целовал тебя в лоб так мило и так трепетно. Ты чуть отошла, сказала закрыть глаза. Закрыв, я понял, что ты расстегнула мне куртку. Сняла с себя подвеску и повесила мне на шею. Шептала: Никогда не теряй. Слегка улыбаюсь. Не сдержавшись, прижимаю тебя сильнее.
Нет. Не хочу. Не сейчас. Шепчу твоё имя. Ты отозвалась. Промолчал, в голове «я люблю тебя». Но не могу выговорить ни слова. Знаю, если не скажу сейчас, всю жизнь буду жалеть об этом. Только обнял сильнее, вдыхая твой запах. 21:50. Пора. Ты отпустила меня из объятий. Сказала пока. Пока. Мне хотелось заплакать. Я пошел вперед, а потом развернулся. «Черт возьми, посмотри на меня в последний раз», – проносится мысль в моей голове. Моментально хочется сорваться с места, обнять тебя еще раз. Не могу идти спокойно. Слезы вот-вот хлынут из глаз. Сдерживаюсь. Иду по перрону. Сажусь в поезд. Включаю телефон. Уйма пропущенных. Звонки. Меня ненавидят. А в голове ничего кроме тебя. Слезы льются из глаз. Меня разрывает. На шее половинка – Ян. У тебя другая. Две противоположные неделимые силы. Закрываю глаза. Не могу дышать. Финал. Утро было болезненным. Встречали на вокзале взгляды сердитые. Тишина. Условный арест на каникулы. Я один в комнате, в руках твой конверт. Открываю, сжатие легких на долю секунды, слезы из глаз, я будто спустился с небес.
Я показал тебе две вещи. Ты назвала меня добрейшим человеком на свете, что таких, как я — очень мало. Мой поступок тебе запомнится надолго, ты поняла, что ради человека, который мне не безразличен — я способен на многое. Вторая вещь несправедливость, ты знала, что я люблю тебя. Писала, что проблема в тебе, и ты не готова ответить на чувства, не готова к моей доброте. Просила прощения. Ты не хотела делать мне больно. Но еще больше давать надежду. Чувствовала ужасно себя следующим утром, сердце болело жутко, ты говорила, что плакала, когда мы разошлись по разные стороны на площади трех вокзалов. Ты твердила, что подарок прекрасен, говорила, что, когда обнимал – тебе было тепло и уютно. Ты благодарила за встречу. Я звонил тебе в январе, ты просила с меня рисунок. Ты мне снова сниться стала. Стала снова закрытой. Почти не говоря ничего. Все реже и реже ответы. Стала грубить. А я волновался. Засорял свою фотопленку снимками, добиваясь твоим молчанием часто. Не отвечаешь уже несколько дней. Говорила, что видишь людей насквозь, что чувствуешь.
Ты лидер моих знакомых по росту. Ты говорила о том, что пока я симпатизирую бесчувственной особе из города эн, что не верит слезам, в моем городе страдают люди по мне. Начала чаще болеть голова, я мерзко скучал. Все стало грубым. Ты твердила, чтоб я делал добро тем, кто это оценит. Говорила о тех встречных, что дают тебе свои номера, у тебя уже собралась коллекция. Собираешь и письма, записки, наверное, в том альбоме есть и моя. Голова стала болеть по часам, почти всегда, таблетки не помогали. Ты посещала католические церкви, а я набирал килограммы. Я стал чаще рисовать твоих панков любименьких. Подсознание, наверное. Обследования, врачи, таблетки, казалось, что я умираю. Я пытался покончить с депрессией. А кто-то сейчас хотел покончить с собой, наверное, бросаясь с высоты в бездну. Ты шутила о том, что увидимся, может быть где-нибудь через год или два. Ты хотела напиться со мною, где-то в будущем, которого нет, и не будет уже никогда. Ты злилась на плагиат идей своих, которые я нечаянно стаскивал с полок с уймой конфет, прости — клептомания чертова.
Голова не прекращала болеть, тебя правда тогда это тронуло? Твердила, что не сможешь принять мои чувства. «Это пройдет когда-нибудь. Я уверенна в этом». Так смешно, я, похоже стал Хатико. Ты твердила, что людям нужно понять, что ты грубая, а мне нравятся только такие, кстати-ка. Твердила, что шопоголик. Твердила, что все закончится, что ты точно знаешь это, и моя симпатия, и моя заинтересованность, что найду себе девушку в миллионы раз краше. Твердила, что ты просто баба с хамоватой натурою и зелеными глазами, но они не зеленые, ты просто была бухая. Твердила, что есть десятки тысяч похожих людей на тебя. Твердила, что никогда не поверишь ни в мои, ни в чьи-либо слова, что ты особенная, или, что таких больше нет. У меня снова щемило от этого где-то под ребрами. Ты была зла, я рисовал портреты, не спал по ночам. Все золото подаренное свозила в ломбард. Мне хотелось сбежать. Говорила, что могу опять, что вообще могу, что угодно. Тебе по ошибке звонила мать, было смешно и неловко. Скучал, был угрюмым, а ты переживала за мои встречи не встречные.
Отказала в звонках и твердила не быть навязчивым. Извинялась, а я ненавидел, когда просишь прощения. Говорила, что тебе плохо, что много можешь сказать нехорошего, не хотела срываться, не хотела говорить что-либо и вовсе. А я говорил, что ты единственный человек, который заставляет меня так искренне улыбаться, но ты тут тоже сказала мне нет. Спасибо, красавица. Твердила, что я слаб в последнее время, что чувствуешь это сквозь города. А я придавал миру цветов оттенков таблетками пачками. Тебе было плевать на многое, но сказала мне поправляться. Я говорил, что поднимаешь настрой. А тебе хотелось меня прикончить. Хотелось взять и сложить меня пополам. Твердила, что меня слишком много. А я боялся тебя потерять. Ты говорила, что ничейная, что любишь общаться в живую. Мне переехать в твой город, может, тогда потолкуем? Все поменялось. Связался с курением. И по ночам задыхался до рвоты. Ты молчала где-то неделю. Я скучал и думал. Сказала, что совсем очерствела. Твердила, что не сможем продолжать общение.
Ты не хотела держать меня рядом, не знала, кого гнать в шею, кого оставлять и для чего. Мне было плохо. Ты просила прощения после. А я твердил, что панк — не мое. А ты полностью ушла в культуру. А я вскоре думал, что позабыл имя твое. Все было даже очень прекрасно, улыбался почти каждый день. Но это лишь очередные люди, напрасно которые стараются вытеснить тебя в тень. Ты вооружена и ласкова с бабочкой, которую у тебя отобрали где-то в метро. В свой день я ждал лишь твоего поздравления, и был счастлив. Наплевал на твое опоздание, оно даже было уместным. Твердила о поездке в мой город. Пока я был тут — ты ездила в разных местах. Меня охватил творческий кризис. Как и тебя. Стал приветливым. Вспоминал часто тебя, и ты тоже вспоминала меня. А я не поверил. Желтая пресса? Ты хотела погулять когда-нибудь. Но, что случилось однажды, может не быть никогда. Ты в горах. Я встречаю прохожих, думал, что забываю тебя. Ты снова мне снилась. А я пропивал свое лето. Приглашал и тебя. Твердила, что не забудешь мой поступок никогда.
Изменился. Будь собой — говорила ты. Твердила, что остаются только самые важные, хоть общение с ними бывает не просто. Назвала меня братом, а мне хотелось напиться. Частая в мыслях гостья, удивлялась почему, а я не знал, как сократить расстояние, забей и забудь. Я слушал твой панк в своем плеере, твердя, что может, его полюблю. Стал думать об этом часто. Не спал почти две недели. Сменил имя. Теперь я культовый ботинок английский. Мы говорили о тех вещах, что забирают другие, твой характер проявлялся во всем. Опять шутки про встречу, шутки с примесью боли. Ведь, ты – да, а я снова – нет. Видел в суровости твоей красоту. Ты стала вегетарианцем. А я не очень жаловал мясо. Рассказывал тебе о своих новых-очередных. Ты хотела, чтоб у меня все было прекрасно. Обещая со мной подраться. Ты говорила о домашнем еноте, что ест струны гитары и крадет вещи твои. Казалось, что я тебя слишком давно знаю. Ты снова стала посещать мои сны. Ты снова кажется пьяна. Твердила не привыкать ко мне. Смешно, когда я чуть не умер.
Говорила о тех, кто мне вовсе не пара. Ну да, ведь всегда я хотел быть с тобой. У тебя хандра по осени снова. Рисовал тебя ко дню рождения. Думал, накопить на Москву. Тебе было все равно кто уйдет – кто останется. Мы стали в расчете за шутки. Я долго не спал. Снова снишься. Достала. Твердила, что может, приедешь в Питер. Мне хотелось верить в это. А ты слишком долго молчала. Одним днем я решил все оставить в прошлом. И начать жить сначала. Ты твердила, что я силен, что ценишь всю прямоту слов. Что могу уходить, а могу быть другом, оставшись. Ты не знала, что я так загонялся. Не знал, что чувствую. Мне было плохо, я плакал. Не знал, что на самом деле ты тоже. Ты твердила, что я должен быть свободным и уметь отпускать. Со следующего утра все поменялось. Думая, что отпускаю и пытаюсь нарочно забыть — больше думаю и все больше скучаю. А у нас год с первой и последней встречи. Иногда мне кажется, что я встречу тебя на площади. Это произойдет так внезапно, что я не смогу связать слов. Захочу убежать и, скорей всего, вряд ли обрадуюсь.
Меня охватит паника, вся моя смелость исчезнет, оставив тревогу и множество вопросов. Я буду в непоколебимой дрожи стоять посередине улицы и смотреть на тебя. Ты меня не заметишь, не подойдешь, только, если стрельнуть сигарет. Может, даже узнаешь, спросив, не встречались мы раньше, я сглотну и скажу, что нет, тебе показалось. Ты отойдешь, красочно улыбаясь и закуривая, у меня начнется истерика, и я начну задыхаться. Чувство неестественной неразрешенности. Это — и пепельные воспоминания с привкусом имбиря. И ничего больше. Стоять на площади, нервно осматривая прохожих, боясь, что тебя увижу, судорожно курить, дрожа, направляясь к метро, сквозь толпу, ежесекундно оглядываясь в диком страхе. Может, ты даже узнаешь, подойдешь обнять, в моей ответной – жестокость. Ты захочешь стать ближе, а я оттолкну, как еле знакомого. Но ты не придешь, и даже не станешь искать, и я никогда тебя не увижу. Лишь страх прошлого, бегущий мурашками по моей коже, ощутимыми вскриками выльется в сознание. И я убегу отсюда.
Ощутимое чувство неощутимого присутствия тебя рядом. Сам прекрасно знаю, что это мыслеформы. Идущие за мной узкой дорожкой от дома до работы. Туда и обратно. Каждый вечер ложатся рядом со мной. А в голове: Не думай, не думай, не думай. Всюду. Везде. Только ты, ты и ты. Ехал на вокзал, чтоб встретить девушку. И увидел одну из тысячи девушек похожих на тебя. И снова реакции. Каждый раз обхожу и смотрю на них, лишь бы убедиться, что это не ты. Тебя нет. Ты не здесь. Тебя больше нет в моей жизни. Шел второй месяц, как я прекратил общение с тобой, второй месяц дикой параной, о которой и сказать некому. Уже третий похожий — третий прохожий. Они — идущие мимо поезда, что проходят сквозь километры проводов и цепь железных дорог. А у нас что-то было кроме этих километров? Встреча с тобой — это не начало или конец. Искомая точка, в которой разрывается время и пространство, в которой даже воздух становится лишним. Одним днем я понял, что не могу дышать без тебя. Не смогу жить, зная, что ты все еще ходишь по этой земле.
Уверен, если бы не граница, которая разделяла нас, я бы никогда не смог оставаться свободным. Быть привязанным к кому-то — жутко. Твой образ всё ещё живёт в моей голове. Хотел отпустить, но ты не отпускала. Спустя три месяца я решил вернуться. Хотя сам всегда твердил, что если уходишь, то не смей возвращаться. Было скованно, даже казалось, будто все по-прежнему. Через время ты стала вновь злая. Твердила, что так нельзя. Говорила, что мне просто нечего делать. Что зря кидаюсь такими словами, что это вовсе не любовь. Я стал фикцией. А это фиксация. Ты была не в духе продолжать общение вовсе. Не хотела звать по имени. Твердила, что больше никого не подпустишь, что отношение портить не хочешь. А я готов был в любой день приехать, а ты вряд ли захочешь увидеться. Тебе всегда было тяжело восстанавливать общение. Твердила, что отталкиваю вечно. Говорила, что летом в Питер с группой. Сказал предупредить, а ты, что быть может не забудешь. Я готов был душу продать за твою улыбку. а ты снова была зла на это.
Все стало странным, редким и едким. Но я по-прежнему улыбался благодаря тебе. Хотел и не хотел с тобой встречи. Но ты каждый день все меньше и меньше, опять мыслеформы со мной эти вечные. Ты в каждой части меня, в мире, в воздухе. И я уже не знаю, куда мне от тебя деться. Ты стала вечными татуировками. И я уже не так убиваюсь сильно. Все стало слишком уж сложным. Стал удивляться цикличности жизни, хотя всегда думал, что жизнь идет по прямой. Но на нашей дороге между нами в любом случае огромная пропасть. Я стою над обрывом, а ты уже далеко. Ее не перешагнуть и ничем не заполнить. Можно лишь обойти. Пускай долго. Оставив все поезда и города за спиной. Знай, что я все еще твой. «Есть вещи, которые однажды полюбив — ты продолжаешь любить вечно. И, если ты пытаешься их отпустить, они, просто сделав круг, возвращаются обратно к тебе. Они становятся частью тебя или разрушают тебя». Пускай ты — та часть, что разрушает, но я буду всегда помнить и любить тебя. Ты — самое прекрасное, что было в моей жизни.
Спасибо тебе. Но, чтобы я снова так не влюбился, прошу, обещай остаться в Москве.
Серия «Любимое кино» С самого начала ничего не понятно, с самого начала воспринимаешь как собственно повествование, так и образы, символы, знаки (отвлекусь: эти образы, каждый в отдельности и все вместе, пронизывают, заставляют чувствовать их, жить ими, и потому они не отпускают; почти каждый такой образ – островок самых настоящих эмоций и чувств). Сюжет как бы перескакивает с одного эпизода на другой, каждый из которых имеет свое собственное развитие, при этом они перетекают друг в друга, и не понятно, за что же нужно зацепиться как за основу, нулевую точку в системе координат. Искренняя благодарность Apiarist за предоставленные материалы, колоссальную техническую поддержку и трогательную любовь к хорошему кино. Каждому потенциальному зрителю живительной энергии от просмотра достойного умного продукта кинематографа. Пока мы не родились — мы знаем всё, что случится потом. Когда приходит твой черёд — ангелы забвения прикасаются к твоим губам (с) Зрителю картины «Господин Никто» (Mr. Nobody / 2009) от известного бельгийского режиссёра Жако Ван Дормаля пришлось бы мучительно ломать голову над смыслом каждого кадра — если бы этот фильм не был в аспекте эффектной визуализации операторской работы Кристофа Бокарна так красив и технически безупречен. В наш век цифровых технологий в рамках готовых вопросов и ответов некоторые вещи на волне иррационального восприятия всё же приятно чуть-чуть недопонять и недораскрыть в контексте поднадоевших умопостроений и концепций. Хотя нет, одна удивительно тонкая концепция всё же достойна пристального внимания. Вы слышали, быть может, красивую легенду про эффект бабочки? По моим личным ощущениям режиссёр в данной картине обыграет её как нельзя лучше. И хотя доверчивый зритель всё время будет искать определённость, пытаясь встроить посыл создателей в привычный термин естественных наук (эффект бабочки с точки зрения свойства некоторых хаотичных систем) — Жако Ван Дормаль ушёл в своей подаче много выше. Безусловно, в рамках такого сложного сценария, который он предложил своему зрителю, очень сложно делать однозначные выводы. И всё же я попробую. В картине очень много философии по мотивам известных китайских афоризмов. И эта знаменитая легенда даосского философа как нельзя лучше в сквозной манере отражает глубокую мудрость «Господина Никто» Однажды я, Чжуан Чжоу, увидел себя во сне бабочкой — счастливой бабочкой, которая порхала среди цветков в свое удовольствие и вовсе не знала, что она — Чжуан Чжоу. Этот вопрос знаменитого китайского философа достоин того, чтоб над ним хорошенько поразмышлять. Всё, что мы видим — существует. Мы видим свои руки, но не видим себя. Так есть ли я на самом деле? Существую ли я? Почему я — это я, а не кто-то другой?(с) Философия авторского кино Вима Вендерса и особенная любовь к деталям отчётливо проступает буквально в каждом кадре картины Жако Ван Дормаля. Щедрой рукой он рассыпал по своему сценарию различные аллюзии и сквозные смыслы других не менее талантливых творцов. Но воплощено это так искусно и тонко, что плагиатом такие вещи назвать сложно. Панорамная съёмка, крупные планы и великолепная операторская работа, когда камера облетает героев, создавая эффект трёхмерного пространства, поставили эту картину в один ряд с классиками артхауса. В похожей манере с использованием художественного гротеска на контрасте комедии и драмы Жако Ван Дормаль уже работал в картине «День Восьмой» ( Le huitième jour / 1996). Его герои всегда обладают какой-то глубокой неподражаемой харизмой. В этой истории из уже далёких 90х прежнего века Дормаль не менее талантливо и сокровенно поведал о том, что лучшие из нас — на самом деле сумасшедшие. Тандем актёров (Паскаль Дюкен и Даниэль Отей) показали такой высокий класс мастерства — словами передать это очень сложно. Дормаль номинант различных кинопремий. И он Мастер с заглавной буквы. Жако по роду своей профессии художник, которых мало. Краски на его холсте всегда чисты. Сюжеты — яркие и необычные. А в глазах его героев целая бездна разнообразных чувств и эмоций. Дормаль включает на максимальные обороты все возможные виды восприятия зрителя. Творчество с элементами эклектики — конек этого режиссёра. И можно сказать, что Жако Ван Дормаль классик уже при жизни: вплетая ностальгические полутона в каждое произведение, он актуален и нов в своём безупречном исполнении. В лучших своих картинах Жако Ван Дормаль в большей степени показывает, а не рассказывает. Его удивительно неповторимая история о «Господине Никто» заслуживает отдельного внимания. Многочисленные технические приёмы — крупные планы напополам и монтаж поперёк экрана — уместно дополнили эту по-настоящему запутанную драму души главного героя Немо. Из далёкого будущего умудренный опытом 118летний старик рассказывает новым людям, которые победили смерть, о том, что их победа призрачна и нелепа. Ибо нечего побеждать. Потому что нас всех на самом деле нет… Несложно при таком ментальном посыле представить лицо крайне озадаченного журналиста, который пишет статью о жизни Немо и не может понять, какая же из всех поведанных им историй на самом деле истинная. А истинная — всякая, которую мы искренне проживаем, не умышленно вкладывая в неё флюиды своей души. Можно с уверенностью сказать, что создатели вложили немалую долю иронии, когда, «заглянув в будущее», увидели и показали зрителю искусно управляемые массы убеждённых в своей правоте шизофреников в аспекте равенства бездушных автоматов. Увы, мы неслышно приближаемся именно к такой модели светлого будущего, где с помощью цифровых инноваций побеждено многое. И, вероятно, именно по той знаковой счастливой причине, что мы ещё в настоящем — картина «Господин Никто» получилась живой и трепетной, как дуновение тёплого ветерка или как взмах ресниц восторженного ребёнка. А вся основная история (хотя в канве витиеватого сюжета очень сложно определить, которая из историй основная) рассказана от лица девятилетнего ребёнка, который ищет себя в этом непростом мире. И позже, став уже совершенно взрослым человеком, так и не может до конца найти. Тема экзистенциального одиночества красной строкой проходит через всю картину. А настойчивые намёки на то, что одиночество порой может быть полезным и целебным, выразительным пунктиром подчеркивает глубокие переживания ключевых героев. И среди прочего в данном нарративе отчётливо фонит концепция очень сложного выбора, который нам так или иначе приходится совершить. По причине незаметно накопленного потенциала причин и следствий (то, что многие называют кармой) мы влияем и взаимодействуем с реальностью на очень тонком уровне осязания. Хотим ли мы родиться у тех родителей, у которых родились? Искренне ли мы желаем одного партнёра на всю жизнь или засыпая в счастливых семейных объятиях, мы всё же мечтаем о чём-то ещё?.. Хотим ли мы остаться смертными и закономерно умереть — или надеемся в смелых мечтах на бессмертное будущее в аспекте теломеризации согласно концепции фильма? Это не вопросы для скудной конкретики ответов. Это риторика по сюжету Жако Ван Дормаля. В его талантливой подаче всё та же бабочка раскрывает взмахом невесомых крыльев двери той реальности, на проживание которой у нас всегда не хватает должного потенциала сознания. Ведь именно оно и определяет, где мы находимся — в будущем, прошлом или настоящем. И, к слову сказать, мы настолько ленимся работать над качеством своей судьбы, что с удовольствием убегаем куда угодно — лишь бы не проживать скучное настоящее. Что происходит когда мы влюбляемся? Почему именно эта женщина или тот мужчина?.. (с) Есть ли у нас выбор при подобном зове родного типажа? Или всё происходит спонтанно — и в этом состоит истинная прелесть?. По сюжету картины этот смазливый тринадцатилетний мальчуган при всех своих эзотерических талантах предсказывать будущее твёрдо верит в одно: всегда нужно признаваться в любви тем, кого мы любим. И в этом он прав, как никакой другой герой картины. Ибо мы столько сил и времени тратим на критику и колкие замечания — было бы здорово найти этой энергии лучшее применение. В фильме достаточно много чувственных сцен. Но это не банальные фрагменты броских сексуальных приключений героев, а роскошные романтические эпизоды выразительных взглядов и улыбок, которые переплетают судьбы / вчера и сегодня / то, чего не было и то, чему суждено сбыться… И если зритель ждёт от этой картины последовательного и понятного изложения — «Господин Никто» просто не тот случай и не ваш выбор. Режиссёр постоянно даёт иррациональные нотки. Его приятная недосказанность уместно согревает картину. А точные репризы композитора Пьера Ван Дормаля создают знаковое напряжение — когда зритель интуитивно ожидает развязки ключевой истории там, где её нет. Что и говорить, Жако Ван Дормаль — король создания интриги. Он великолепно её держит на протяжении всей истории. К тому же этот бельгийский режиссёр выступил сценаристом данной картины. Он виртуозно даёт красивую развязку в хаосе переплетений призрачных событий своего замысла. «Господин Никто» получился психоделичным и задумчивым одновременно. И по личным ощущениям мне было приятно именно такое представление финала с мощным послевкусием переживаний всех ключевых героев. Я хочу проснуться! Хочу проснуться! Проснуться… (с) Сюжет «Господина Никто» построен на каком-то смысловом реверсе — когда всё время непонятно, в какую сторону отматывает режиссёр события прожитой жизни ключевого героя Немо. Взрослая жизнь, случайно подсмотренная мальчиком через проекцию поступков своих родителей, разведёт «мосты его понимания» на долгие годы. Немо очень долго будет искать в тоннелях своей памяти ту женщину, что максимально сильно не похожа на его мать. У него было очень сложное детство в аспекте того эмоционального надрыва, когда приходится выбирать, с кем ты хочешь остаться — с матерью или с отцом. И, судя по сумбурному танцу подсознания, он любил их двоих просто безмерно сильно. Чем отвечают взрослые на искренние порывы доверчивого сердца ребёнка — Дормаль наглядно расскажет в своём талантливом изложении. И мы почему-то вновь не удивлены, что всё получается именно так… Тем интереснее раскрывается эта история, что создатели искусно предлагают вариативность. Скольких красивых девчонок мысленно переберет в своей голове герой Джареда Лето — столько счастливых свадеб будет сыграно на изумление доверчивому зрителю. Как гласит одна китайская пословица: одна снежинка может согнуть лист бамбука (с) И стоит отдельно отметить отличную актёрскую подачу женских типажей — ибо в классной игре Джареда Лето я не сомневалась с самого начала. Те фильмы, где в титрах стоит его имя, всегда по инерции вызывали у меня жгучий интерес. Джаред органичен в любой роли. Всякий его типаж заряжает особой энергетикой. Он полифоничен в своём амплуа — актёр такого класса всегда даёт синтез брутального демонизма, отвязной динамики и чистой чувственной непосредственности в кадре. В самом хорошем смысле Джареда много в этой картине. И «Господин Никто» — настоящий подарок для фанов актёра. К тому же Джаред — боец сразу нескольких фронтов. Он фронтмен альтернативной рок-группы «Thirty Seconds to Mars». Его чувственная и местами рваная подача даёт какой-то нереальный заряд юношеского драйва и накала энергии. Самые сложные темы, в которых изначально превалирует депрессивное звучание, Джаред виртуозно разворачивает в иную модуляцию рассказаной им истории И словно в тон его многогранному таланту женские роли в «Господин Никто» исполнены именно такого мастерства и духовной силы. Нежная, как морской рассвет, Диана Крюгер согреет невероятной энергетикой своего персонажа Анны. Эта история, в которой девушка ждёт у маяка своего сердечного друга, самая трепетная и манящая. Актёры великолепны даже в кратких репликах. Они словно звенья одной цепи дают грамотную связку всем тем ответвлениям сюжета, которые составляют собой очень сложную сценарную мозаику картины. Сара Полли воплотила на экране образ невероятной женщины. Она чувственная, нервная, импульсивная, любящая, истеричная и очень трогательная в своей боли. Её персонаж противоречив и сложен. И я уверена, что многие мужчины с удивлением узнают в её Элизе свою жену. И вдвойне удивятся своему колоссальному терпению — ибо вытерпеть такой накал страстей практически невозможно. Но ведь именно таких и любят — за их силу и слабость. Именно в этой слабости и есть цельность души родного человека. В жизни наступает момент, когда всё вокруг кажется тёмным. Все решения приняты — остаётся только плестись дальше. Я знаю себя, как свои пять пальцев. Могу предсказать любую свою реакцию. Я сам дошёл до этой точки. А теперь, когда дошёл, мне до одури скучно. Самое трудное — понять, жив ли я ещё (с) Даже в житейской мудрости Жако Вам Дормаль даст свою нотку уместного мистицизма. Метафора хаотичного бурного водного потока грамотно визуализирована на протяжении всей картины. Главный герой Джареда Лето в контексте этой истории постоянно ныряет в водоворот различных событий. Немо с детства боится воды. И он всё время взахлёб переживает свой страх, ибо у подсознания нет понятия «вчера». Каждый раз погибая на дне реки в том или ином сценарии жизненного пути, сознание Немо переключается на другую ветку развития событий. И словно элегантно вешая пиджак на спинку стула, он вновь обнимает следующую женщину, поскольку она для него и есть та самая долгожданная и единственная. Нужно ли говорить в который раз — что вас захлестнет сильное недоумение от всего происходящего на экране. Но где-то с двадцатой минуты достаточно длинного хронометража картины вы всё же доверчиво вольётесь в этот сумбур буйной фантазии Жако Ван Дормаля. Всё на свете может быть другим, но иметь тот же смысл. Именно эту мысль тоненькой ниточкой вплетает Жако Ван Дормаль в свою историю на грани сна и яви — и Немо вновь просыпается в странном антураже незнакомого нового места. И этот утонченный сюреализм лишь отчасти похож на паранойю главного героя картины. Я так часто говорила с тобой в мыслях. Как же странно говорить с тобой на самом деле. Не спеши. Мне нужно время, Немо (с) Нечаянно оброненная фраза может надолго задать нежелательный тон вполне благополучных отношений. А спонтанный саркастичный комментарий — вырвать из модуля счастливого будущего. Нам стоит бояться спонтанности — в равной степени, как и восхищаться её потенциальными свободами. Мы перестаём бояться боли, когда начинаем понимать её истинный глубокий потенциал. И перестаём убегать от трудностей — в безысходном поиске простых решений — именно в тот момент, когда понимаем, что простых решений быть не может по умолчанию. Пока выбор не сделан — всё возможно. Это один из слоганов фильма. Можно ли повернуть время вспять — ещё одна риторика от режиссёра. _________________ И где-то всё так же ждёт Анна своего Немо. У подножия призрачного маяка они ловят это послание всей своей жизни и всё так же разговаривают друг с другом в мыслях через пространство. Через все возможные ориентиры нашей донельзя запутанной жизни на широте своей огромной творческой души в рамках кавера легендарной » The Police» Джаред бросает свой Massege in a Bottle Уловите, быть может? For Nandzed from livejournal |
Сомерсет Моэм.
Верная жена
Сомерсет Моэм. Верная жена Открывается дверь, Бентли, дворецкий, извещает о приходе Марты
Калвер. Марта — ее дочь, красивая молодая женщина.
БЕНТЛИ. Мисс Калвер (уходит).
МАРТА (удивленно). Мама.
МИССИС КАЛВЕР (очень спокойно). Да, дорогая.
МАРТА. Вот уж никак не ожидала увидеть тебя здесь. Ты не говорила мне,
что пойдешь к Констанс.
МИССИС КАЛВЕР (добродушно). Я и не собиралась, пока не увидела в твоих
птичьих глазках, что ты задумала. Поэтому и решила прийти сюда первой.
МАРТА. Бентли говорит, что ее нет.
МИССИС КАЛВЕР. Да… Ты ее дождешься?
МАРТА. Естественно.
МИССИС КАЛВЕР. Тогда и я посижу.
МАРТА. Очень мило с твоей стороны.
МИССИС КАЛВЕР. Слова вежливые, а вот тон холодноват, дорогая моя.
МАРТА. Я не понимаю, о чем ты, мама.
МИССИС КАЛВЕР. Дорогая моя, мы знаем друг друга много лет, не так ли?
Неудобно даже упоминать.
МАРТА. Отнюдь. Мне тридцать два. И я не стыжусь своего возраста.
Констанс вот тридцать шесть.
МИССИС КАЛВЕР. И все=таки я полагаю, что иной раз искренность как=то не
с руки. Мы, женщины, обожаем таинственность.
МАРТА. Едва ли меня можно обвинять в том, что я думаю одно, а говорю
другое.
МИССИС КАЛВЕР. Откровенность, конечно, нынче в моде. Зачастую это
прекрасная ширма для сокрытия истинных мыслей.
МАРТА. Я думаю, ты в чем=то мной недовольна, мама.
МИССИС КАЛВЕР. А я, со своей стороны, думаю, что ты намерена повести
себя очень глупо.
МАРТА. Потому что собираюсь рассказать Констанс о том, что ей следует
знать?
МИССИС КАЛВЕР. Ага, так я права. Ты решила испортить жизнь троим,
достаточно близким тебя людям.
МАРТА. Да.
МИССИС КАЛВЕР. Так позволь спросить, а почему Констанс должна об этом
знать?
МАРТА. Почему? Почему? Почему? Это один из тех вопросов, которые в
принципе не требуют ответа.
МИССИС КАЛВЕР. Я уже не раз замечала, что на вопросы, которые в
принципе не требуют ответа, ответить труднее всего.
МАРТА. На этот ответить совсем не трудно. Она должна знать правду,
потому что это правда.
МИССИС КАЛВЕР. Разумеется, правда — это прекрасно, но, прежде чем
озвучить ее, хорошо бы убедить себя, что она пойдет на пользу слушающему, и
не послужит исключительно для того, чтобы доставить себе маленькое
удовольствие.
МАРТА. Мама, Констанс — глубоко несчастная женщина.
МИССИС КАРВЕР. Ерунда. Она хорошо ест, хорошо спит, хорошо одевается,
не толстеет. В таких условиях ни одна женщина не может быть несчастной.
МАРТА. Если ты не понимаешь, нет смысла убеждать тебя в чем=либо. Ты,
конечно, очень милая, но таких матерей, должно быть, больше нет. Твои
взгляды просто поражают меня.
(Дверь открывается. Бентли входит с миссис Фосетт. Миссис Фосетт
стройна, деловита, лет сорока).
БЕНТЛИ. Миссис Фосетт.
МИССИС КАЛВЕР. О, Барбара, как приятно тебя видеть.
БАРБАРА (подходит к ней, целует). Бентли сказал мне, что вы здесь, а
Констанс — нет. Что поделываете?
МИССИС КАЛВЕР. Цапаемся.
БАРБАРА. По какому поводу.
МИССИС КАЛВЕР. Из=за Констанс.
МАРТА. Я рада, что ты пришла, Барбара… Ты знаешь, что у Джона роман с
Мари=Луизой?
БАРБАРА. Терпеть не могу давать прямой ответ на прямой вопрос.
МАРТА. Наверное, знают все, кроме нас. И давно тебе об этом известно?
Говорят, они встречаются уже много месяцев. Ума не приложу, почему мы узнали
об этом только сейчас?
МИССИС КАЛВЕР (иронично). Сей факт следует записать в положительные
черты человеческой натуры, учитывая, что у нас столько добрых друзей и
подруг и только сегодня одна из них поделилась с нами столь пикантной
новостью.
БАРБАРА. Возможно, ваша дорогая подруга сама узнала ее этим утром.
МАРТА. Сначала я отказалась в это поверить.
МИССИС КАЛВЕР. Только с самого, самого начала, дорогая. А потом на
удивление быстро признала, что улик более чем достаточно.
МАРТА. Разумеется, я смогла сложить два и два. Едва прошел первый шок,
я все поняла. И удивилась только одному: как мне не пришло это в голову
раньше.
БАРБАРА. Вы очень расстроились, миссис Калвер?
МИССИС КАЛВЕР. Ничуть. Моя очень строгая мать воспитала меня в
убеждении, что мужчины по своей природе порочны. Я редко удивляюсь тому, что
они делают, и никогда не расстраиваюсь.
МАРТА. Мама просто сводит меня с ума. Ведет себя так, будто дело не
стоит и выеденного яйца.
МИССИС КАЛВЕР. Констанс и Джон женаты пятнадцать лет. Джон — очень
милый человек. Иной раз я, конечно, задавалась вопросом, превосходит ли он
верностью жене остальных мужей, но меня это, в общем=то не касалось, а
потому я быстренько переключалось на другое.
МАРТА. Дочь тебе Констанс или нет?
МИССИС КАЛВЕР. У тебя просто страсть к прямым вопросам. Отвечаю — да.
МАРТА. И ты готова сидеть, словно набрав в рот воды, и не мешать Джону
обманывать Констанс с ее самой близкой подругой?
МИССИС КАЛВЕР. Пока Констанс об этом не знает, мое молчание ничего не
изменит. Мари=Луиза просто душка, глупенькая, разумеется, но мужчины таких
любят, а если уж Джон обманывает Констанс, оно и к лучшему, что мы все знаем
его пассию.
МАРТА (Барбаре). Тебе доводилось слышать, чтобы уважаемая женщина… а
маму все уважают…
МИССИС КАЛВЕР. Да перестань.
МАРТА. Говорила такое?
БАРБАРА. А ты думаешь, надо что=то предпринять?
МАРТА. Я абсолютно уверена, надо что=то делать.
МИССИС КАЛВЕР. А я, дорогая моя, абсолютно уверена в том, чего тебе
делать не следует. Ты ничего не должна говорить Констанс.
БАРБАРА (в некотором недоумении). Ты хотела ей все рассказать?
МАРТА. Кто=то ведь должен. Если не мама, значит — я.
БАРБАРА. Я очень люблю Констанс. Разумеется, я давно знала о том, что
происходит, и ужасно тревожилась за нее.
МАРТА. Джон поставил ее в идиотское положение. НИ один мужчина не имеет
права так унижать жену, как он унизил Констанс. Он превратил ее в посмешище.
МИССИС КАЛВЕР. Если бы женщины превращались в посмешище из=за того, что
мужья изменяли им, в этом мире было бы куда больше веселья.
БАРБАРА (довольная тем, что есть возможность посплетничать). Вы знаете,
сегодня они встречались за ленчем.
МАРТА. Мы об этом не слышали. Но позавчера они вместе обедали.
МИССИС КАЛВЕР (весело). Мы даже знаем, что они ели. А ты в курсе, что
им подали на ленч?
МАРТА. Мама!
МИССИС КАЛВЕР. Мне показалось, что их совместный лен очень обидел
Барбару.
МАРТА. Но надо же соблюдать приличия, мама!
МИССИС КАРВЕР. Дорогая моя, только не надо о приличиях. Они умерли
вместе с нашей любимой королевой Викторией.
БАРБАРА (миссис Калвер). Но вы не можете одобрять Джона, который не
скрывает своего романа с лучшей подругой Констанс?
МИССИС КАЛВЕР. Возможно, с возрастом я отрастила толстую кожу, а потому
стала более терпимой. Я не могу серьезно воспринимать любовные интрижки
мужчин. Я думаю, это заложено в них природой. Джон — прекрасный хирург. Он
много работает и если у него иногда возникает желание встретиться за ленчем
или пообедать с красивой женщиной, я не считаю, что это надо ставить ему в
вину. Скучно, знаете ли, три раза в день, семь дней в неделю сидеть за
столом с одной и той же женщиной. Я это знаю по себе, постоянно видя перед
собой Марту. А мужчины переносят скуку не так хорошо, как женщины.
МАРТА. Спасибо тебе, мама.
БАРБАРА (со значением). Но они встречаются не только для того, чтобы
разделить трапезу.
МИССИС КАЛВЕР. Ты подозреваешь самое худшее, дорогая?
БАРБАРА (со всей серьезностью). Я знаю о самом худшем.
МИССИС КАЛВЕР. Я вот думаю, а так ли это плохо? Раз мы одни и никто нас
не подслушивает, я позволю себе крамольную мысль. Если муж добр к жене и
заботится о ней, стоит ли клеймить его позором за то, что иной раз он сходит
с узкой тропы добродетели?
МАРТА. Ты хочешь сказать, невелика важность, соблюдают муж и и жена
данную ими клятву верности или нет?
МИССИС КАЛВАР. Я думаю, жены должны соблюдать.
БАРБАРА. Но это же чудовищная несправедливость! Почему от жен следует
требовать большего, чем от мужчин?
МИССИС КАРВЕР. Потому что большинству жен нравится хранить верность.
Сие возвышает нас в собственных глазах. Мы по природе верные существа и мы
храним верность, потому что у нас нет особого желания вести себя иначе.
БАРБАРА. Ой ли?
МИССИС КАЛВЕР. Моя дорогая, ты — вдова и абсолютно свободна. Горишь ли
ты желанием сделать нечто такое, что общество полагает для тебя запретным?
БАРБАРА. У меня собственное дело. Проведя восемь часов на работе, о
любви и думать не хочется. Вечером утомленная деловая женщина хочет
посмотреть музыкальную комедию или поиграть в карты. У нее нет никакого
желания общаться с ухажерами.
МАРТА. Между прочим, а как твой бизнес?
БАРБАРА. Растет, словно на дрожжах. Кстати, я пришла к Констанс, чтобы
предложить ей поработать у меня.
МИССИС КАЛВЕР. А зачем ей это надо? Джон зарабатывает достаточно.
БАРБАРА. Я, вот подумала, если дело примет критический оборот, она
легче перенесет удар, располагая собственными средствами к существованию.
МИССИС КАЛВЕР. Ты тоже хочешь, чтобы дошло до кризиса?
БАРБАРА. Разумеется, не хочу. Но, вы понимаете, так продолжаться не
может. Просто чудо, что Констанс до сих пор ничего не слышала. Но скоро
обязательно обо всем узнает.
МИССИС КАЛВЕР. Полагаю, это неизбежно.
МАРТА. Я надеюсь, это случится в самом скором времени. И я по=прежнему
думаю, что сказать ей должна именно мать.
МИССИС КАЛВЕР. На то у меня нет ни малейшего желания.
МАРТА. А если мать не хочет, значит, скажу я.
МИССИС КАЛВЕР. А вот этого я тебе не позволю.
МАРТА. Он унизил ее самым гнусным образом. Ее положение невыносимо. У
меня нет слов, чтобы выразить мое мнение о Мари=Луизе, но при нашей
следующей встрече я выскажу все, что о ней думаю. Она отвратительная,
неблагодарная, злобная и завистливая маленькая сучка.
БАРБАРА. В любом случае, я думаю, Констанс будет приятно знать, что она
всегда может на меня опереться.
МИССИС КАЛВЕР. Но Джон ежемесячно выдает ей приличную сумму. Он очень
щедр.
МАРТА (негодующе). Ты думаешь, Констанс и дальше должна брать его
деньги?
БАРБАРА. Марта совершенно права, миссис Калвер. В такой ситуации она не
должна брать у него ни пенса.
МИССИС КАЛВЕР. Возможно, она так и скажет. Но при этом позаботится о
том, чтобы ее адвокат выторговал ей при разводе наилучшие условия. Мало кто
из мужчин представляет себе с какой легкостью мы, женщины, можем совмещать
широкие жесты с практичностью, когда дело касается нашего благополучия.
БАРБАРА. Не кажется ли вам, миссис Калвер, что вы очень циничны?
МИССИС КАЛВЕР. Надеюсь, что нет. Я не понимаю, почему женщины,
собираясь одни, не могут хоть изредка говорить правду. Надоедает, знаете ли,
постоянно притворяться, иной раз хочется и расслабиться.
МАРТА (чеканя слова). Я вот понятия не имею, что постоянно притворяюсь,
а на самом деле совсем не та, какой меня видят люди.
МИССИС КАЛВЕР. Я и не говорила, что притворяешься, дорогая моя. Но мне
всегда казалось, что ты глуповата. Ты пошла в отца. А ум в нашей семье
достался мне и Констанс.
(В гостиную входит Констанс, красивая женщина лет тридцати шести. Она
пришла с улицы и еще в шляпке).
БАРБАРА (радостно). Констанс!
КОНСТАНС. Уж простите, что не застали меня дома. Как хорошо, что
подождали. Как ты себя чувствуешь, дорогая мама?
(По очереди целует каждую)
МАРТА. А где ты была, Констанс?
КОНСТАНС. Ходила по магазинам с Мари=Луизой. Она сейчас поднимется.
БАРБАРА (с отвращением). Так она здесь?
КОНСТАНС. Да. Разговаривает по телефону.
МАРТА (с иронией). Ты просто не разлучаешься с Мари=Луизой.
КОНСТАНС. Мне нравится ее компания. Она меня забавляет.
МАРТА. И на ленч вы пошли вместе?
КОНСТАНС. Нет, на ленч ее пригласил кавалер.
МАРТА (искоса глянув на миссис Калвер). Вон оно что. А Джон после
приема больных всегда остается на ленч дома, не так ли?
КОНСТАНС (очень искренне). Если ему не надо прийти в больницу пораньше.
МАРТА. А сегодня его вызывали в больницу?
КОНСТАНС. Нет, у него была назначена деловая встреча.
МАРТА. Где?
КОНСТАНС. Господи, я не знаю. После стольких лет совместной жизни мужа
не спрашивают, куда он ходит.
МАРТА. Почему нет?
КОНСТАНС (с улыбкой). Потому что у него может возникнуть желание задать
тебе тот же вопрос.
МИССИС КАЛВЕР. А также потому, что умная женщина всегда доверяет своему
мужу.
КОНСТАНС. Джон еще ни разу не дал мне повода усомниться в нем.
МАРТА. Ты счастливая.
КОНСТАНС (с легкой улыбкой). Или умная.
(Входит Мари=Луиза, очаровательная, изящная, прекрасно одетая, с
большими наивными глазами в обрамлении длиннющих ресниц).
МАРИ=ЛУИЗА. О, я и не знала, что у нас светский прием.
МИССИС КЛОВЕР. Мы с Мартой как раз собрались уходить.
КОНСТАНС. Ты знакома с моей мамой, Мари=Луиза.
МАРИ=ЛУИЗА. Разумеется.
КОНСТАНС. У меня очень хорошая мама.
МИССИС КЛОВЕР. С головой на плечах и очень активная для своих лет.
(Мари=Луиза целует Барбару и Марту).
МАРИ=ЛУИЗА. Как поживаете?
МАРТА (смотрит на ее платье). У тебя новое платье, не так ли,
Мари=Луиза?
МАРИ=ЛУИЗА. Да, я его раньше не надевала.
МАРТА. Наверное, ты надела его, потому что кавалер пригласил тебя на
ленч?
МАРИ=ЛУИЗА. С чего ты взяла, что на ленче я была с кавалером?
МАРТА. Мне сказала Констанс.
КОНСТАНС. С моей стороны это была всего лишь догадка (Мари=Луизе).
Когда мы встретились, я заметила, как сверкали у тебя глаза, а лицо
светилось счастьем, какое испытывает женщина, лишь когда ей говорят, что она
— самое прелестное существо на свете.
МАРТА. Расскажи нам, Мари=Луиза, кто он?
КОНСТАНС. Не вздумай, Мари=Луиза. Храни его имя в тайне и дай нам
возможность посплетничать.
БАРБАРА. Как твой муж, дорогая?
МАРИ=ЛУИЗА. В полном порядке. Я звонила ему.
БАРБАРА. Никогда не видела, чтобы мужчина так обожал жену, как он
обожает тебя.
МАРИ=ЛУИЗА. Да, грех жаловаться, не так ли?
БАРБАРА. А он тебя иной раз не нервирует? Не страшно тебе купаться в
океане столь самозабвенной любви? Каким ужасным будет для него шок, если
вдруг выяснится, что ты — не такая, какой он тебя видит?
КОНСТАНС (обаятельно). Но Мари=Луиза именно такая.
МАРИ=ЛУИЗА. А если и нет, убедить его в этой будет очень нелегко.
КОНСТАНС. Послушайте, вот и Джон. (Подходит к двери, завет). Джон.
ДЖОН (снизу). Привет.
КОНСТАНС. Ты поднимешься? Здесь Мари=Луиза.
ДЖОН. Уже иду.
КОНСТАНС. Он оперировал после ленча. Наверняка устал.
МАРТА (смотрит на Мари=Луизу). Наверное, и на ленч съел всего лишь
сэндвич.
(Входит Джон, высокий, подтянутый мужчина лет сорока).
ДЖОН. Святой Боже, никогда не видел столько народа. Как поживает моя
дорогая теща?
МИССИС КАЛВЕР. Не жалуется.
ДЖОН (целует ее — Барбаре). Знаешь, я женился на Констанс только
потому, что ее мать отвергла меня.
МИССИС КАЛВЕР. Я в то время была слишком юна, чтобы выходить замуж за
мужчину на двадцать лет моложе себя.
КОНСТАНС. Однако, разница в возрасте не мешала тебе флиртовать с ним.
Просто счастье, что я не ревнива.
ДЖОН. Как у тебя прошел день, дорогая?
КОНСТАНС. Ходила с Мари=Луизой по магазинам.
ДЖОН (пожимает руку Мари=Луизе). Добрый день. На ленч тоже пошли
вместе?
МАРТА. Нет, ее пригласил кавалер.
ДЖОН. Хотел бы я оказаться на его месте. (Мари=Луизе). Как поживаешь? Я
тебя сто лет не видел.
МАРИ=ЛУИЗА. Тебя никогда нет дома. Мы с Констанс теперь практически не
расстаемся.
ДЖОН. А как твой богатый муженек?
МАРИ=ЛУИЗА. Я как раз говорила о нем. Как выясняется, вечером он должен
ехать в Бирмингем.
КОНСТАНС. Так приходи к нам обедать.
МАРИ=ЛУИЗА. Спасибо тебе большое, но я так устала. Лучше я лягу в
кровать и сеем яйцо.
ДЖОН. Я как раз собирался сказать тебе, Констанс, что обедать не буду.
У меня срочная операция. Острый аппендицит.
КОНСТАНС. Какая жалость.
МАРТА. Чудесная у тебя профессия, Джон. Если тебе нужно куда=то уйти,
достаточно сказать, что у тебя срочная операция, и никто не докажет, что это
— ложь.
КОНСТАНС. Дорогая моя, не забивай подозрениями свою невинную головку.
Джон меня никогда не обманывает. (Джону) Не так ли, дорогой?
ДЖОН. Пожалуй, мне придется очень сильно постараться, прежде чем я
сумею обмануть тебя, дорогая.
КОНСТАНС (с легкой улыбкой). Иногда я думаю, что ты прав.
МАРИ=ЛУИЗА. Приятно видеть мужа и жену, так любящих друг друга, как ты
и Джон. Вы женаты пятнадцать лет, не так ли?
ДЖОН. Да. Совсем ничего.
МАРИ=ЛУИЗА. Так я побежала. Мне уже пора быть дома. До свидания,
дорогая. До свидания, миссис Калвер.
КОНСТАНС. До свидания, дорогая. Мы отлично провели день.
МАРИ=ЛУИЗА (протягивая руку Джону). До свидания.
ДЖОН. Я спущусь с тобой.
МАРТА. Я как раз ухожу, Мари=Луиза. Составлю тебе копанию.
МАРИ=ЛУИЗА (словно о чем=то вспомнив). Джон, если тебя не затруднит, ты
не смог бы посмотреть мое колено. Оно побаливает последние день или два.
ДЖОН. Разумеется, не затруднит. Пойдет в мою приемную. За этими
коленными чашечками нужен глаз да глаз.
МАРТА (упрямо). Я тебя подожду. Осмотр не затянется, не так ли? Мы
сможем взять такси.
МАРИ=ЛУИЗА. У меня машина.
МАРТА. Как здорово! Так ты меня подвезешь.
МАРИ=ЛУИЗА. С удовольствием.
(Джон открывает дверь Мари=Луизе. Она выходит, он — за ней. Констанс
холодно наблюдает эту маленькую сценку, прекрасно понимая, что происходит).
МАРТА. А что у нее с коленом?
КОНСТАНС. Подворачивается.
МАРТА. И что потом?
КОНСТАНС. Подворачивается нога.
МАРТА. Ты никогда не ревнуешь женщин, которые приходят в приемную
Джона.
КОНСТАНС. Там всегда есть медицинская сестра, которую он может позвать,
если женщина позволит себе вольности.
МАРТА (весело). Медсестра есть и сейчас?
КОНСТАНС. И потом, я почему=то думаю, желание заниматься любовью в
приемной, пропитанной запахами антисептиков, может возникнуть только у
женщины, которая носит ужасное нижнее белье. Я не могу заставить себя
ревновать к ней.
МАРТА. Мари=Луиза на днях дала мне две сорочки, чтобы я могла сделать
выкройки.
КОНСТАНС. Одну светло=вишневую с вставками из ирландского кружева? Я
тоже сделала с нее выкройку.
БАРБАРА. Мари=Луиза действительно очень хороша собой.
КОНСТАНС. Мари=Луиза — очаровашка. Но она и Джон слишком давно знают
друг друга. Джону она, разумеется, нравится, но он говорит, что у нее в
голове опилки.
МАРТА. Мужчины не всегда говорят то, что думают.
КОНСТАНС. К счастью для нас, иначе мы бы не всегда знали, что они
чувствуют.
МАРТА. А тебе не кажется, что у Джона есть от тебя секреты?
КОНСТАНС. Я в этом уверена. Но хорошая жена всегда делает вид, что не
понятия не имеет о тех маленьких тайнах, которые муж желает от нее скрыть.
Это одно из основополагающих правил семейного этикета.
МАРТА. Не забывай, что мужчины испокон веков были обманщиками.
КОНСТАНС. Дорогая моя, ты говоришь, как старая дева. Разве можно
обмануть женщину, которая не хочет быть обманутой? Или ты действительно
думаешь, что мужчины загадочные? Они что дети. Джон в свои сорок не старше
Элен в ее четырнадцать.
БАРБАРА. Как ваша девочка, Констанс?
КОНСТАНС. Отлично. Ей очень нравится частная школа, в которую мы ее
отправили. Мужчины, они так и остаются маленькими мальчиками. Иногда,
конечно, становятся непослушными, и тогда надо сделать вид, что сердишься на
них. Они придают столько значимости всякой ерунде, это так трогательно. И
они такие беспомощные. Ты никогда не ухаживала за больным мужчиной? Сердце
просто кровью обливается. Все равно, что ухаживаешь за собачкой или лошадью.
Бедняжки, если пошел дождь, им и в голову не придет встать под дерево. Они
милы, добры, глупы, утомительны и эгоистичны. Их нельзя не любить, такие они
наивные, такие простодушные. Нет в них ни глубины, ни хитрости. Воспринимать
их серьезно — абсурд. Ты мудрая женщина, мама. Что ты думаешь?
МИССИС КЛОВЕР. Я думаю, ты не любишь своего мужа.
КОНСТАНС. Какая чушь.
(Входит Джон)
ДЖОН. Мари=Луиза ждет тебя, Марта. Колено я ей перевязал.
КОНСТАНС. Надеюсь, не слишком туго.
МАРТА (Констанс). До свидания, дорогая. Ты идешь, мама?
МИССИС КАЛВЕР. Еще нет.
МАРТА. До свидания, Барбара.
(Марта и Джон уходят).
БАРБАРА. Констанс, дорогая, у меня к тебе предложение. Ты знаешь, что
мой бизнес растет, как на дрожжах, и я уже не справляюсь с заказами. Вот я и
подумала, а не поработать ли тебе у меня.
КОНСТАНС. Я же не деловая женщина.
БАРБАРА. Но у тебя отменный вкус и масса идей. Ты будешь заниматься
интерьерами, а я сосредоточусь на покупке и продаже мебели.
КОНСТАНС. Но у меня нет денег.
БАРБАРА. Зато у меня их предостаточно. Мне нужна помощь, а более
компетентного специалиста я не найду. Мы будем делить прибыль пополам и,
думаю, я могу обещать, что в год ты будешь иметь от тысячи до полутора тысяч
фунтов.
КОНСТАНС. Я так долго ничего не делала. Боюсь, воcьмичасовой рабочий
день покажется мне каторгой.
БАРБАРА. Подумай над моим предложением, хорошо? Оно очень интересное.
Ты по натуре женщина энергичная. Неужели тебе не скучно посвящать
ничегонеделанию двадцать четыре часа в сутки?
КОНСТАНС. Не думаю, что Джону это понравится. Люди могут подумать, что
он не может меня содержать.
БАРБАРА. Только не в наши дни. Нынче у женщины, как и у мужчины, есть
все возможности делать карьеру.
КОНСТАНС. Я думаю, моя карьера — служить Джону. Вести домашнее
хозяйство, развлекать его друзей, обеспечивать счастье и уют.
БАРБАРА. А может, это ошибка — класть все яйца в одну корзину?
Допустим, эта карьера рухнет?
КОНСТАНС. С чего?
БАРБАРА. Разумеется, я надеюсь, что этого не произойдет. Но мужчины, ты
знаешь, ветрены и переменчивы. Независимость — хорошая штука, и женщина, у
которой есть собственные средства к существованию, более уверенно смотрит в
будущее.
КОНСТАНС. Большое тебе спасибо. Но, пока мы с Джоном счастливы, я не
вижу смысла раздражать его своими необдуманными действиями.
БАРБАРА. Разумеется, никакой спешки нет. Никому не известно, что
принесет будущее. Но я хочу, чтобы ты знала: ко мне ты можешь прийти в любое
время. Не думаю, что мне удастся найти такую, как ты. Одно слово, и работа
твоя.
КОНСТАНС. Ты так добра, Барбара. Это прекрасное предложение и я тебе
очень признательна. Не сердись на меня, если я выражу надежду, что мне
никогда не придется им воспользоваться.
БАРБАРА. Разумеется, дорогая. До свидания.
КОНСТАНС. До свидания, дорогая.
(Они целуются и Барбара уходит. Констанс звонит в звонок)
МИССИС КАЛВЕР. Ты вполне счастлива, дорогая?
КОНСТАНС. Вполне. Разве по мне этого не видно?
МИССИС КАЛВЕР. Должна признать, что выглядишь ты счастливой. Насколько
я могу судить, глядя на тебя, у тебя нет ни забот, ни проблем.
КОНСТАНС. Ты ошибаешься. Моя кухарка подала заявление об уходе, а ее
меринги — самые вкусные в городе.
МИССИС КАЛВЕР. Мне нравится Джон.
КОНСТАНС. Мне тоже. Он обладает всеми достоинствами, благодаря которым
мужчина превращается в хорошего мужа: покладистый характер, чувство юмора,
полное безразличие к экстравагантностям.
МИССИС КАЛВЕР. Как ты права, дорогая, в понимании, что это и есть
главные достоинства.
КОНСТАНС. Не семь смертных добродетелей превращают мужчину в хорошего
мужа, а три сотни приятных мелочей.
МИССИС КАЛВЕР. Разумеется, в жизни приходится идти на компромисс.
По=другому просто не получается. Нельзя ожидать от человека слишком многого.
Счастье каждый понимает по=своему. Если хочешь быть счастлива сама, нужно
принимать во внимание и счастье своих близких. Если тебе это не под силу,
тогда нечего жаловаться на то, что ты несчастна. А самое главное, не
позволить тщеславию взять верх над здравым смыслом.
КОНСТАНС. Мама, мама, мы так хорошо понимаем друг друга.
МИССИС КАЛВЕР. Нынче все такие умные. Видят все, кроме очевидного. Вот
я и пришла к выводу, что достаточно указать им на это, чтобы слыть
оригинальной и забавной старушкой.
КОНСТАНС. Меня в их число не записывай, дорогая.
МИССИС КАЛВЕР (с любовью). Мне не хочется думать, что ты познаешь
несчастье, и из дурацкой гордости не позволишь мне утешить себя и дать
совет.
КОНСТАНС (искренне). Позволю, мама.
МИССИС КАЛВЕР. На днях со мной произошел странный случай. Ко мне
заглянула одна мой знакомая и пожаловалась, что муж не обращает на нее
внимания. Я спросила, почему она жалуется мне, а не своей матери. Она
ответила, что ее мать с самого начала не хотела, чтобы она выходила замуж за
этого человека, а потому только попеняет ей на то, что она не послушалась
родной матери.
КОНСТАНС. Я не могу сказать, что Джон не обращает на меня внимания,
мама.
МИССИС КАЛВЕР. Разумеется, я с ней поговорила. Признаюсь, сочувствия
она у меня не нашла.
КОНСТАНС (с улыбкой). Это так жестоко, не правда ли?
МИССИС КАЛВЕР. Насчет семейной жизни у меня есть свои принципы. Если
муж не обращает внимания на жену, виновата она, а если он систематически
изменяет ей, в девяти случаях из десяти она опять же должна винить в этом
только себя.
КОНСТАНС (звонит в звонок). Систематически — какое безжалостное слово.
МИССИС КАЛВЕР. Ни одна здравомыслящая женщина не станет обращать
внимание на случайный оступ. Иной раз причина тому — стечение обстоятельств.
КОНСТАНС. И, конечно, мужское тщеславие?
МИССИС КАЛВЕР. Я сказала моей знакомой: ее муж изменяет ей только
потому, что находит других женщин более привлекательными. Так стоит ли из=за
этого злиться на него? Наоборот, надобно приложить все силы, чтобы выглядеть
более привлекательной, чем они.
КОНСТАНС. Ты, часом, не из тех, кого называют феминистками, мама?
МИССИС КАЛВЕР. В конце концов, что есть верность?
КОНСТАНС. Мама, мы не будешь возражать, если я открою окно?
МИССИС КАЛВЕР. Оно открыто.
КОНСТАНС. В таком случае, ты не будешь возражать, если я закрою его? Я
полагаю, что от меня ждут некоего символического жеста, когда женщина твоих
лет задает подобный вопрос.
МИССИС КАЛВЕР. Не смеши меня. Разумеется, я верю в верность для женщин.
Полагаю, никто не ставит под вопрос ее желательность. Но мужчины другие.
Женщины должны помнить, что у них дом, честное имя, положение в обществе,
семья, и им следует научиться закрывать глаза, когда они могут увидеть то,
чего видеть им совершенно не нужно.
(Входит дворецкий)
БЕНТЛИ. Вы звонили, мадам?
КОНСТАНС. Да. Я жду мистера Бернарда Керсала. Для остальных меня нет
дома.
БЕНТЛИ. Очень хорошо, мадам.
КОНСТАНС. Мистер Миддлтон дома?
БЕНТЛИ. Да, мадам. Он в приемной.
КОНСТАНС. Очень хорошо.
(Бентли уходит)
МИССИС КАЛВЕР. Ты вежливо намекаешь на то, что мне пора?
КОНСТАНС. Наоборот, мама. Я настоятельно прошу тебя задержаться.
МИССИС КАЛВЕР. Кто этот таинственный джентльмен.
КОНСТАНС. Мама. Это же Бернард.
МИССИС КАЛВЕР. Мне это ни о чем не говорит. Не святой Бернард, дорогая?
КОНСТАНС. На память ты пока не жалуешься. И ты должна помнить Бернарда
Керсала. Он делал мне предложение.
МИССИС КАЛВЕР. Дорогая, моя, ну не под силу мне помнить всех молодых
людей, которые делали тебе предложение.
КОНСТАНС. Но он просил моей руки настойчивее других.
МИССИС КАЛВЕР. Почему?
КОНСТАНС. Должно быть, потому что я ему отказывала. Не могу найти
другой причины.
МИССИС КАЛВЕР. Он не произвел на меня впечатления.
КОНСТАНС. Не буду утверждать, что старался.
МИССИС КАЛВЕР. Как он выглядел?
КОНСТАНС. Такой высокий.
МИССИС КАЛВЕР. Они все были высокими.
КОНСТАНС. С каштановыми волосами и карими глазами.
МИССИС КАЛВЕР. Они все были с каштановыми волосами и карими глазами.
КОНСТАНС. Он божественно танцевал.
МИССИС КАЛВЕР. Они все божественно танцевали.
КОНСТАНС. Я едва не вышла за него замуж, знаешь ли.
МИССИС КАЛВЕР. Так почему не вышла?
КОНСТАНС. Я думаю, он слишком явственно выказывал желание лечь на пол,
чтобы я могла вытирать об него ноги.
МИССИС КАЛВЕР. Короче, ему недоставало чувства юмора.
КОНСТАНС. Я была абсолютно уверена в том, что он меня любит, а вот
насчет Джона такой абсолютной уверенности у меня не было.
МИССИС КАЛВЕР. Зато теперь она есть, не так ли?
КОНСТАНС. О, да. Джон меня обожает.
МИССИС КАЛВЕР. И чего этот молодой человек решил заглянуть к тебе
сегодня?
КОНСТАНС. Он уже далеко не молодой человек. Тогда ему было двадцать
девять, а теперь почти сорок пять.
МИССИС КАЛВЕР. Он по=прежнему влюблен в тебя?
КОНСТАНС. Мне бы не хотелось так думать. Неужели такое возможно через
пятнадцать лет? Маловероятно. Не смотри на меня так, мама. Я этого не люблю.
МИССИС КАЛВЕР. Тогда не верти со мной хвостом. Разумеется, ты знаешь,
влюблен он в тебя или нет.
КОНСТАНС. Но я не видела его с тех пор, как вышла за Джона. Видишь ли,
он живет в Японии. У него торговый дом в Кобе. Во время войны приезжал в
краткосрочный отпуск. Но я тогда сильно болела и не приняла его.
МИССИС КАЛВЕР. Ага! Тогда почему он приехал снова? Ты с ним
переписывалась?
КОНСТАНС. Разумеется, нет. Тому, кого не видят пятнадцать лет, писем не
пишут. Но каждый год ко дню моего рождения он присылает букет.
МИССИС КАЛВЕР. Как мило с его стороны.
КОНСТАНС. А недавно я получила от него письмо, в котором он сообщал,
что находится в Англии и хочет повидаться со мной. Вот я и пригласила его на
сегодня.
МИССИС КАЛВЕР. Я только удивляюсь, ну почему ты у нас такая умная.
КОНСТАНС. Скорее всего, он сильно переменился. Мужчины так быстро
стареют, не так ли? Может, стал лысым и толстым.
МИССИС КАЛВЕР. А может, он женился.
УОНСТАНС. Если б женился, едва ли у него возникло бы желание увидеться
со мной, не так ли?
МИССИС КАЛВЕР. Как я понимаю, ты исходишь из того, что он по=прежнему
влюблен в тебя.
КОНСТАНС. Да нет же.
МИССИС КАЛВЕР. Тогда почему ты так нервничаешь?
КОНСТАНС. Это же естественно. Я не хочу, чтобы он, увидев меня,
подумал, что я старая и страшная. Он боготворил меня, мама. Наверное,
думает, что я такая же, как и была. Мне бы не хотелось, чтобы у него отпала
челюсть, когда он войдет в эту комнату.
МИССИС КАЛВЕР. Так может, тебе лучше встретиться с ним наедине?
КОНСТАНС. Нет, мама, ты должна остаться. Я прошу тебя. А вдруг он
окажется таким страшным, что я больше не захочу его видеть. Тогда твое
присутствие многое упростит. Может, мне не захочется остаться с ним один на
один.
МИССИС КАЛВЕР. Ага.
КОНСТАНС (с хитринкой в глазах). С другой стороны, может, и захочется.
МИССИС КАЛВЕР. Тем самым ты ставишь меня в неловкое положение.
КОНСТАНС. А теперь слушай. Если я решу, что он ужасен, мы несколько
минут поговорим о погоде и урожае, а потом выдержим паузу и многозначительно
поглядим на него. Под такими взглядами мужчина чувствует себя круглым
дураком. Чувствовать себя круглым дураком мужчины не любят, а потому он
поднимется и уйдет.
МИССИС КАЛВЕР. Иногда они не знают как уйти, бедняжки, а земля не может
разверзнуться и поглотить их.
КОНСТАНС. А вот если я подумаю, что он очень мил, то достану носовой
платочек и положу на пианино.
МИССИС КАЛВЕР. Зачем?
КОНСТАНС. Дорогая, чтобы ты могла подняться на свои старенькие ножки и
сказать, что тебе пора уходить.
МИССИС КАЛВЕР. Да, это я поняла, но почему тебе надо класть платок на
пианино?
КОНСТАНС. Потому что я — существо импульсивное. Вот у меня и может
возникнуть импульсивное желание положить платок на пианино.
МИССИС КАЛВЕР. Очень хорошо. Но я никогда не доверяла импульсам.
(Появляется Бентли и объявляет о приходе Бернарда Керсала. В гостиную
входит симпатичный, загорелый, пышущий здоровьем мужчина. У него отличная
фигура и он выглядит моложе своих сорока пяти лет).
БЕНТЛИ. Мистер Керсал.
КОНСТАНС. Добрый день. Ты помнишь мою маму?
БЕРНАРД (пожимает ей руку). Я уверен, что она меня не помнит.
(Констанс достает из сумочки маленький носовой платок)
МИССИС КАЛВЕР. Какой вы проницательный.
КОНСТАНС. Для чая уже поздновато, не так ли? Хочешь что=нибудь выпить?
(Она идет к звонку и по пути кладет на пианино носовой платок)
БЕРНАРД. Нет, благодарю, я только что пропустил стаканчик.
КОНСТАНС. Чтобы набраться мужества?
БЕРНАРД. Я нервничал.
КОНСТАНС. Как ты и ожидал, я сильно изменилась?
БЕРНАРД. Я нервничал не из=за этого.
МИССИС КАЛВЕР. Все дело в тех пятнадцати годах, которые вы не видели
Констанс?
БЕРНАРД. Да. Я не смог повидаться с ней, когда в последний раз был в
Англии. А после демобилизации мне пришлось сразу же ехать в Японию и
восстанавливать свой бизнес. И только сейчас я смог вернуться.
(Констанс бросает на мать многозначительные взгляды, но та предпочитает
их не замечать. Констанс достает из сумочки второй носовой платок и, когда
представляется возможность, кладет его на пианино рядом с первым).
МИССИС КАЛВЕР. Вы приехали надолго?
БЕРНАРД. На год.
МИССИС КАЛВЕР. Привезли с собой жену?
БЕРНАРД. Я не женат.
МИССИС КАЛВЕР. А Констанс говорила мне, что вы женаты на японке.
КОНСТАНС. Чепуха, мама. Я тебе ничего такого не говорила.
МИССИС КАЛВЕР. Да, наверное, я подумала о Джулии Линтон. Она вышла
замуж за египетского пашу. Насколько я понимаю, очень счастлива. Во всяком
случае, он ее еще не убил.
БЕРНАРД. Как твой муж?
КОНСТАНС. У него все хорошо. Я надеюсь, что он скоро к нам зайдет.
БЕРНАРД. Вроде бы у тебя была маленькая сестренка. Как она?
МИССИС КАЛВЕР. Он про Марту. Все собирается замуж.
КОНСТАНС. Она не намного меня моложе. Ей уже тридцать два.
(Миссис Калвер никак не замечает лежащие на пианино платки и в отчаянии
Констанс достает из сумочки третий носовой платок, кладет его рядом с
первыми двумя).
МИССИС КАЛВЕР. Вам нравится Восток, мистер Керсал?
БЕРНАРД. Жить там можно очень неплохо, знаете ли.
(Вот тут миссис Калвер замечает три носовых платка и вздрагивает).
МИССИС КАЛВЕР. Не подскажите, который теперь час?
КОНСТАНС. Уже поздно, мама. Ты ведь сегодня обедаешь не дома? Думаю,
тебе надо немного полежать, прежде чем ты начнешь одеваться к обеду.
МИССИС КАЛВЕР. Надеюсь вновь увидеться с вами, мистер Керсал.
БЕРНАРД. Буду рад нашей новой встрече.
(Констанс провожает мать к двери).
МИССИС КАЛВЕР. До свидания, дорогая. (Шепотом) Я никак не могла
вспомнить, что мне надо делать, увидев платки, уйти или остаться.
КОНСТАНС. Для этого тебе следовало использовать глаза по их прямому
назначению. Достаточно одного взгляда, чтобы понять, что после пятнадцати
лет разлуки с таким мужчиной есть о чем поговорить наедине.
МИССИС КАЛВЕР. Ты меня совершенно запутала, выкладывая на пианино все
новые носовые платки.
КОНСТАНС. Ради Бога, уходи, мама. (Громко) До свидания, моя сладенькая.
Так жаль, что тебе надо бежать.
МИССИС КАЛВЕР. До свидания.
(Она уходит, Констанс возвращается в гостиную).
КОНСТАНС. Ты уж извини нас за перешептывание. Мама обожает
секретничать.
БЕРНАРД. Какие пустяки.
КОНСТАНС. А теперь давай присядем, устроимся по=удобнее. Позволь мне
взглянуть на тебя. Ты совсем не изменился. Только чуть похудел и, возможно,
прибавилось морщин. Мужчины такие счастливые, с возрастом они становятся
интереснее. Ты знаешь, что мне уже тридцать шесть?
БЕРНАРД. Какое это имеет значение?
КОНСТАНС. Хочешь, я открою тебе маленькую тайну? Когда ты написал и
попросил разрешения зайти, я так обрадовалась, подумав, что вновь увижу
тебя, и немедленно послала ответ. А потом меня охватила паника. Я бы многое
отдала за то, чтобы письмо вернулось ко мне. Вот и сегодня у меня весь день
сосало под ложечкой. Ты не заметил, как подгибались у меня колени, когда ты
вошел в гостиную?
БЕРНАРД. Господи, но почему?
КОНСТАНС. Дорогой мой, я думаю, что ты, должно быть, глуповат. Я же не
дура и знаю, что в молодости была красоткой. Неприятно, знаешь ли, когда
приходится признавать, что с годами красота блекнет. Об этом тебе никто не
скажешь. Сама стараешься гнать от себя такие мысли. Но я решила, что лучше
узнать самое худшее. Это одна из причин, по которым я пригласила тебя.
БЕРНАРД. Ты же должна понимать, что я никогда не сказал бы тебе плохого
слова, что бы ни подумал.
КОНСТАНС. Естественно. Но я не сводила глаз с твоего лица. Боялась, что
прочитаю на нем: «Господи, что с ней сталось?»
БЕРНАРД. Прочитала?
КОНСТАНС. Ты очень стеснялся, когда вошел. Боялся поднять на меня
глаза.
БЕРНАРД. Это правда, пятнадцать лет тому назад ты была симпатичной
девушкой. Но теперь стала в десять раз прекраснее.
КОНСТАНС. как приятно это слышать.
БЕРНАРД. Ты не веришь?
КОНСТАНС. Я думаю, ты не лукавишь. И, признаюсь, это радует. Но теперь
скажи мне, почему ты не женился? Давно пора, знаешь ли, скоро будет поздно.
Если не женишься, тебя будет ждать очень одинокая старость.
БЕРНАРД. Я не хотел жениться ни на ком, кроме тебя.
КОНСТАНС. Да перестань, не хочешь же ты сказать мне, что ни в кого не
влюблялся после того, как влюбился в меня?
БЕРНАРД. Я влюблялся с полдюжины раз, но когда приходило время
принимать решение, находил, что тебя люблю больше.
КОНСТАНС. Спасибо тебе. Я бы не поверила, скажи ты, что больше ни в
кого не влюблялся, и рассердилась бы на тебя, решив, что ты принимаешь меня
за дуру, которая может поверить.
БЕРНАРД. Видишь ли, и в других я любил тебя. Одну, потому что у нее
были такие же волосы, вторую — из=за улыбки, которая напоминала твою.
КОНСТАНС. Мне не хочется думать, что я лишила тебя радостей жизни.
БЕРНАРД. Но ты и не лишила. Мне грех жаловаться. Работа доставляла мне
удовольствие, принесла приличные деньги, дала возможность повидать мир, не
мешала хорошему отдыху. Я не виню тебя за то, что ты вышла за Джона, а не за
меня.
КОНСТАНС. Ты помнишь Джона?
БЕРНАРД. Разумеется, помню. Очень интересный мужчина. Рискну сказать,
он стал тебе лучшим мужем, чем был бы я. У меня есть не только плюсы, но и
минусы. Я иногда становлюсь очень раздражительным. А Джон наверняка смог
дать тебе все, что ты хотела. За ним ты, как за каменной стеной. Между
прочим, я могу и дальше называть тебя Констанс?
БЕРНАРД. Разумеется. Почему нет? Знаешь, я все более убеждаюсь в том,
что у тебя очень хороший характер, Бернард.
БЕРНАРД. Ты счастлива с Джоном?
КОНСТАНС. Да, очень. Не могу сказать, что он никогда не огорчал меня.
Однажды это случилось, но я взяла себя в руки и постаралась не совершать
глупостей. Теперь очень этому рада. Я думаю, что могу, положив руку на
сердце, сказать, что у нас счастливая семья.
БЕРНАРД. Чертовски рад это слышать. Ты не обидишься, если я спрошу,
любит ли тебя Джон?
КОНСТАНС. Уверена, что любит.
БЕРНАРД. А ты любишь его?
КОНСТАНС. Очень.
БЕРНАРД. Позволишь произнести короткую речь?
КОНСТАНС. При условии, что смогу прервать тебя, если сочту, что пора.
БЕРНАРД. Я надеюсь, что за год, который я пробуду в Англии, ты
разрешишь мне часто видеться с тобой.
КОНСТАНС. Я тоже хочу видеть тебя как можно чаще.
БЕРНАРД. Я хочу сразу прояснить один момент, чтобы больше к этому не
возвращаться. Я так же безумно влюблен в тебя, как и пятнадцать лет тому
назад, когда попросил выйти за меня замуж. Я думаю, что буду любить тебя всю
жизнь. Я слишком стар, чтобы менять свои пристрастия. Но я хочу, чтобы ты
знала: тебе нет нужды бояться, что я хоть в малейшей степени попытаюсь
помешать твоему счастью. У меня и в мыслях нет вбить клин в твои отношения с
Джоном. Полагаю, мы все хотим быть счастливыми, но не я не верю, что можно
построить свое счастье на несчастьях других.
КОНСТАНС. Речь получилась не такая уж длинная. На официальном обеде она
сошла бы за несколько ремарок.
БЕРНАРД. Я прошу тебя лишь о дружбе, а если в обмен я хочу отдать тебе
мою любовь, то касается это только меня и никого другого.
КОНСТАНС. Я так не думаю. И уверена, что мы сможем крепко подружиться,
Бернард.
(Дверь открывается, входит Джон).
ДЖОН. Извини, я не знал, что ты занята.
КОНСТАНС. Да нет же. Заходи. Это Бернард Керсал.
ДЖОН. Добрый день.
БЕРНАРД. Полагаю, вы меня не помните.
ДЖОН. Раз уж вы так ставите вопрос, признаюсь — нет.
КОНСТАНС. Да перестань, Джон. Он бывал у мамы.
ДЖОН. До того, как мы поженились, не так ли?
КОНСТАНС. Да. Вы провели вместе несколько уик=эндов.
ДЖОН. Дорогая моя, но прошло пятнадцать лет! Вы уж извините, что не
узнал вас, но я очень рад нашей новой встрече.
КОНСТАНС. Он только что вернулся из Японии.
ДЖОН. Тогда я надеюсь, что мы увидимся вновь. Я сейчас иду в клуб,
дорогая, сыграю до обеда в роббер. (Бернарду) Почему бы вам не пообедать с
Констанс? Вечером мне предстоит вырезать аппендицит, так что она остается
одна, бедняжка.
БЕРНАРД. Вы очень добры.
КОНСТАНС. Это будет дружеская помощь. Вы вечером не заняты?
БЕРНАРД. Я всегда готов помочь другу.
КОНСТАНС. Вот и прекрасно. Жду вас в восемь пятнадцать.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Место действия: прежнее.
Прошло полмесяца.
Марта в уличном костюме и шляпке пролистывает иллюстрированную газету.
Входит Бентли.
БЕНТЛИ. Пришел мистер Керсал, мисс.
МАРТА. О! Спроси его, не сможет ли он подняться.
БЕНТЛИ. Будет исполнено, мисс (Уходит и тут же возвращается, чтобы
объявить о приходе мистера Керсала, потом уходит). Мистер Керсал.
МАРТА. Констанс одевается. Скоро будет.
БЕРНАРД. Понятно. Никакой спешки нет.
МАРТА. Вы собрались в Рейнлаф, не так ли?
БЕРНАРД. Есть такая идея. Я знаю нескольких парней, которые сегодня
играют.
МАРТА. В Лондоне тебе нравится?
БЕРНАРД. Более чем. Если человек прожил полжизни на Востоке, вернувшись
домой он, естественно чувствует себя не в своей тарелке. Но Констанс и Джон
помогли мне быстро адаптироваться.
МАРТА. Тебе нравится Джон?
БЕРНАРД. Да. Он чертовски добр.
МАРТА. Знаешь, а ведь я хорошо тебя помню.
БЕРНАРД. Быть такого не может. Ты была ребенком, когда я приходил к
вам.
МАРТА. Мне было шестнадцать. Или ты думаешь, что я не трепетала, глядя
на кавалеров Констанс?
БЕРНАРД. Их было очень уж много. Должно быть, трепетала ты лишь с
перерывом на сон.
МАРТА. Но ты был одним из самых серьезных. Я находила тебя ужасно
романтичным.
БЕРНАРД. Я и был ужасно романтичным. Думаю, молодым это к лицу.
МАРТА. По моему разумению, не только молодым.
БЕРНАРД. Не уверен, что романтики во мне не поубавилось. Я теперь стою
немалых денег, поправился. Цена шелка вытеснила многие грезы.
МАРТА. Ты — бессовестный лжец.
БЕРНАРД. На это я могу ответить только одно: ты чрезмерно груба.
МАРТА. Тогда ты был безумно влюблен в Констанс, не так ли?
БЕРНАРД. Знаешь, это было так давно, что я уже и забыл.
МАРТА. Я советовала ей выйти за тебя, а не за Джона.
БЕРНАРД. Почему?
МАРТА. Во=первых, ты жил в Японии. Я бы без раздумий вышла замуж за
человека, который увез бы меня туда.
БЕРНАРД. Я и сейчас там живу.
МАРТА. Нет, выходить за тебя замуж я не хочу.
БЕРНАРД. Я об этом догадываюсь.
МАРТА. Откровенно говоря, не могу понять, что она увидела в Джоне.
БЕРНАРД. Полагаю, она его любила.
МАРТА. Я вот думаю, а сожалела она о том, что предпочла Джона — тебе.
БЕРНАРД. Да нет же. Джон полностью ее устраивает и она никогда не
захочет поменять его на другого мужчину.
МАРТА. Это раздражает, не так ли?
БЕРНАРД. Не могу с тобой согласиться. Всегда приятно видеть семейную
пару, в которой муж и жена довольны друг другом.
МАРТА. Ты по=прежнему влюблен в нее, так?
БЕРНАРД. Отнюдь.
МАРТА. Клянусь моей душой, у тебя железная выдержка. Но ты постоянно
выдаешь себя. Знаешь, как ты выглядишь, когда она входит в комнату? А что
происходит с твоими глазами, когда ты смотришь на нее? Да ты произносишь ее
имя, словно целуешь его.
БЕРНАРД. Когда тебе было шестнадцать, Марта, я полагал тебя несносным
ребенком, а в тридцать два ты превратилась в ужасную женщину.
МАРТА. Да нет же. Просто я очень люблю Констанс и проникаюсь к тебе все
более теплыми чувствами.
БЕРНАРД. А тебе не приходила в голову мысль о том, что демонстрировать
эти чувства ты можешь, занимаясь исключительно своими делами?
МАРТА. Почему ты сердишься на меня, если я говорю тебе правду? Любой
человек, понаблюдавший за тобой и Констанс в течение пяти минут, не может не
понять, что ты безумно в нее влюблен.
БЕРНАРД. Дорогая моя, я приехал в Англию на год. И хочу прожить его
весело и счастливо. У меня нет ни никакого желания причинять кому=либо
малейшие неудобства. Я ценю мою дружбу с Констанс и мне противна даже мысль
о том, что она обрастет досужими слухами.
МАРТА. А ты не задумывался над тем, что ей требуется нечто большее, чем
дружба?
БЕРНАРД. Нет, не требуется.
МАРТА. Тебе нет нужды прерывать меня.
БЕРНАРД. Констанс совершенно счастлива со своим мужем. Должно быть, ты
держишь меня за свинью, если думаешь, что я могу попытаться разрушить этот
идеальный союз.
МАРТА. Но, бедный ты мой дурачок, разве тебе не известно, что Джон
давно уже изменяет Констанс у всех на глазах?
БЕРНАРД. Я этому не верю.
МАРТА. Спроси любого. Мама знает. Барбара Фосетт знает. Все знают,
кроме Констанс.
БЕРНАРД. Это конечно же гнусная ложь. Миссис Дархэм говорила мне, когда
мы встретились на обеде два или три дня тому назад, что Джон и Констанс
самая любящая пара, какую она только встречала.
МАРТА. Это сказала тебе Мари=Луиза?
БЕРНАРД. Да.
(Марта начинает смеяться. Заходится смехом. Ничего не может с собой
поделать).
МАРТА. Это же надо, Мари=Луиза. О, мой бедный Бернард. Мари=Луиза -
любовница Джона.
БЕРНАРД. Мари=Луиза — самая близкая подруга Констанс.
МАРТА. Да.
БЕРНАРД. Если все это ложь, клянусь Богом, я сверну тебе шею.
МАРТА. Согласна.
БЕРНАРД. Зря я это сказал. Извини.
МАРТА. Да ладно. Мне нравятся неистовые мужчины. Думаю, такой, как, ты
Констанс и нужен.
БЕРНАРД. Что ты хочешь этим сказать?
МАРТА. Так продолжаться просто не может. Констанс стала всеобщим
посмешищем. Ее положение чудовищно. Я считала, ей следовало обо всем
рассказать, а поскольку все увиливали, уже хотела сделать это сама. Но мама
со мной не согласилась и мне пришлось пообещать ей, что от меня Констанс
ничего не узнает.
БЕРНАРД. Уж не думаешь ли ты, что ей скажу я?
МАРТА. Нет, ты на эту роль определенно не годишься. Но когда=нибудь все
раскроется. Она узнает, что творится у нее под боком. Вот я и хочу, чтобы в
этот момент… ты оказался рядом.
БЕРНАРД. Но Мари=Луиза замужем. Как поведет себя ее муж?
МАРТА. У него одна цель в жизни — заработать миллион. Он — тот самый
дурак, который думает, что женщина любит его, потому что он любит ее.
Мари=Луиза вертит им, как хочет.
БЕРНАРД. И Констанс ничего не подозревала?
МАРТА. Никогда. Достаточно взглянуть на нее, чтобы это понять. Ее
самоуверенность иногда сводит с ума.
БЕРНАРД. А может, оно и к лучшему, если Констанс ничего не узнает? Она
такая счастливая. Такая беззаботная. У нее такие честные, такие доверчивые
глаза.
МАРТА. Я думала, ты ее любишь.
БЕРНАРД. Ее счастье для меня превыше всего на свете.
МАРТА. Тебе сорок пять, не так ли? Я вдруг об этом забыла.
БЕРНАРД. Умеешь ты говорить гадости.
(С лестницы слышится голос Констанс: «Бентли, Бентли»).
МАРТА. О, это Констанс. Где же мама? Пожалуй, пойду в кабинет и напишу
письмо.
(Бернард не обращает внимания на ее слова, не пытается встать, когда
она уходит. Мгновением позже в гостиной появляется Констанс).
КОНСТАНС. Я заставила тебя ждать?
БЕРНАРД. Это неважно.
КОНСТАНС. Эй! Что случилось?
БЕРНАРД. Со мной? Ничего. А что?
КОНСТАНС. У тебя такое странное лицо. А почему вдруг затуманились
глаза?
БЕРНАРД. Понятия не имел, что затуманились.
КОНСТАНС. Ты пытаешься что=то скрыть от меня?
БЕРНАРД. Разумеется, нет.
КОНСТАНС. Получил плохие новости из Японии?
БЕРНАРД. Нет. Наоборот. Шелк только растет в цене.
КОНСТАНС. Значит, ты собираешься сказать мне, что обручился с
деревенской девушкой.
БЕРНАРД. Нет, не обручился.
КОНСТАНС. Я ненавижу людей, которые не делятся со мной своими
секретами.
БЕРНАРД. Нет у меня никаких секретов.
КОНСТАНС. Или ты думаешь, что я недостаточно изучила твое лицо и не
могу читать его, как открытую книгу?
БЕРНАРД. Ты мне льстишь. Я и представить себе не мог, что ты не сочла
за труд дважды взглянуть на мое уродливое лицо.
КОНСТАНС (с внезапно проснувшейся подозрительностью). Когда ты пришел,
Марта была здесь? Она не успела уйти, не так ли?
БЕРНАРД. Она ждала маму. А сейчас ушла в другую комнату, чтобы написать
письма.
КОНСТАНС. Ты с ней общался?
БЕРНАРД (как можно небрежнее). Да, мы немного поболтали о погоде.
КОНСТАНС (мгновенно сообразив, что произошло). О… Не пора ли нам
ехать?
БЕРНАРД. Времени еще предостаточно. Нет смысла приезжать слишком рано.
КОНСТАНС. Тогда я сниму шляпу.
БЕРНАРД. Здесь очень здорово, не правда ли? Мне нравится твоя комната.
КОНСТАНС. Ты думаешь, в ней не стыдно принимать гостей? Я все придумала
сама. Барбара Фосетт хочет, чтобы я пошла работать к ней. Она занимается
проектированием интерьеров и зарабатывает кучу денег.
БЕРНАРД (улыбкой пытаясь скрыть озабоченность, звучащую в вопросе).
Разве ты не счастлива дома?
КОНСТАНС (резковато). Я не думаю, что женщина хочет чем=то занять себя
исключительно потому, что она несчастна. Надоедает, знаешь ли, отдавать все
свое время балам и приемам. А на предложение Барбары я ответила отказом.
БЕРНАРД (настойчиво). Так ты счастлива, не так ли?
КОНСТАНС. Очень.
БЕРНАРД. В последние две недели ты сделала меня самым счастливым
человеком на свете. Мне казалось, что я никуда и не уезжал. Ты была так
добра ко мне!
КОНСТАНС. Я очень рада, если ты так думаешь. Но вообще=то я ничего
особенного для тебя и не сделала.
БЕРНАРД. Нет, сделала. Ты позволила мне видеть тебя.
КОНСТАНС. То же самое, знаешь ли, я позволяю и полисмену на углу.
БЕРНАРД. Я стараюсь говорить с тобой исключительно о ерунде, но все
рано продолжаю любить тебя всем сердцем.
КОНСТАНС (очень холодно). Когда ты первый раз пришел сюда, мы
договорились, что твои чувства — всецело твое личное дело.
БЕРНАРД. Ты возражаешь против того, что я люблю тебя?
КОНСТАНС. Разве мы все не должны любить друг друга?
БЕРНАРД. Не смейся надо мной.
КОНСТАНС. Дорогой мой, какой тут смех. Я довольна, польщена, даже
тронута. Это же прекрасно, что я кому=то небезразлична…
БЕРНАРД (прерывая). Приятно слышать.
КОНСТАНС. После стольких лет.
БЕРНАРД. Если бы пятнадцать лет назад кто=нибудь сказал мне, что я
смогу любить тебя больше, чем тогда, я бы не поверил. Но теперь я люблю тебя
в десять раз сильнее, чем прежде.
КОНСТАНС (продолжает свою речь). Но я ни в малейшей степени не хочу,
чтобы сейчас ты признавался мне в любви.
БЕРНАРД. Знаю. Я и не собираюсь. Я очень хорошо тебя знаю.
КОНСТАНС (в некотором недоумении, забавляясь). Что=то я не пойму, а чем
ты, собственно, занимаешься последние пять минут?
БЕРНАРД. Всего лишь излагаю факты.
КОНСТАНС. Тогда извини. Я=то подумала, что совсем другим. Боюсь, ты мог
бы неправильно истолковать мои слова, скажи я, что мне любопытно посмотреть,
как бы ты попытался завоевать меня теперь.
БЕРНАРД (добродушно). Я знаю, что ты смеешься надо мной.
КОНСТАНС. В надежде научить тебя смеяться над собой.
БЕРНАРД. Полмесяца я был паинькой, не так ли?
КОНСТАНС. Да, я даже задавалась вопросом, как тебе это удается?
БЕРНАРД. А теперь позволю себе на минуту сбросить маску.
КОНСТАНС. На твоем месте я бы без этого обошлась.
БЕРНАРД. Не могу. Я хочу хоть раз сказать тебе, что готов целовать
землю, по которой ступали твои ноги. Для меня никогда не было такой, как ты.
КОНСТАНС. Ерунда. Было с полдюжины. Со мной — семь.
БЕРНАРД. Они все были тобой. Я люблю тебя всем сердцем. Восхищаюсь
больше, чем любой женщиной, которых мне доводилось встретить. Я уважаю тебя.
Я веду себя, как круглый идиот. Не нахожу слов, что выразить свои чувства. Я
люблю тебя. Хочу, чтобы ты знала: если ты попадешь в беду, я сочту за
величайшее счастье откликнуться на твою просьбу о помощи.
КОНСТАНС. Какой ты милой. Только не понимаю, с чего с могу попасть в
беду?
БЕРНАРД. Всегда и при любых обстоятельствах ты может рассчитывать на
меня. Я сделаю для тебя все, что только возможно. Если тебе что=то от меня
понадобится, дай только знать. Я буду горд и счастлив отдать за тебя свою
жизнь.
КОНСТАНС. Я тебе очень признательна.
БЕРНАРД. Ты мне не веришь?
КОНСТАНС (с очаровательной улыбкой). Конечно же, верю.
БЕРНАРД. Мне хочется надеяться, что мои слова хоть чуть=чуть, но
коснулись твоей души.
КОНСТАНС (чувствуется, что она потрясена этим водопадом любви). Они так
много для меня значат. Спасибо тебе.
БЕРНАРД. Больше мы говорить об этом не будем.
КОНСТАНС (возвращаясь к привычной холодности). Но почему ты счел
необходимым высказать все это именно сейчас?
БЕРНАРД. Хотел облегчить душу.
КОНСТАНС. Неужели?
БЕРНАРД. Ты на меня не сердишься?
КОНСТАНС. Бернард, я же, в конце концов, не дура… Так жаль, что Марта
никак не выйдет замуж.
БЕРНАРД. Только не думай, что я собираюсь на ней жениться.
КОНСТАНС. Я и не думаю. Тогда она тратила бы всю свою кипучую энергию
на мужа. Она очень хорошая, знаешь ли. Лгунья, конечно, но в остальном в
полном порядке.
БЕРНАРД. Да?
КОНСТАНС. Да, ужасная лгунья, даже для женщины… Не пора ли нам? Не
хотелось бы приехать к самому окончанию игры.
БЕРНАРД. Хорошо. Поехали.
КОНСТАНС. Я надевая шляпу. Послушай, неужели нас все время ждало такси?
БЕРНАРД. Нет, у меня машина. Я подумал, что ты не откажешься от услуг
такого водителя.
КОНСТАНС. Открытая или закрытая?
БЕРНАРД. Открытая.
КОНСТАНС. Дорогой, тогда я должна взять другую шляпу. С широкими
полями, как эта, для автомобиля с открытым верхом не годится. Придется
держать ее обеими руками.
БЕРНАРД. Извини меня.
КОНСТАНС. Ничего страшного. Вернусь через минуту. Уж если ехать в
автомобиле, то со всеми удобствами.
(Она уходит. Тут же появляется Бентли приводит в гостиную Мари=Луизу)
МАРИ=ЛУИЗА. Добрый день. (Бентли) Вы тотчас же скажете мистеру
Миддлтону?
БЕНТЛИ. Да, мадам.
(Бентли уходит.)
МАРИ=ЛУИЗА (раскрасневшаяся от волнения). Мне надо кое=что сказать
Джону, но внизу ждут пациенты, вот я и попросила Бентли позвать его сюда.
БЕРНАРД. Не буду мешать.
МАРИ=ЛУИЗА. Вы ух меня извините, но дело срочное. Джон терпеть не
может, когда его отвлекают от приема.
БЕРНАРД. Я побуду в другой комнате.
МАРИ=ЛУИЗА. Вы ждете Констанс,
БЕРНАРД. Да, мы едем в Рейнлаф. Там сегодня играют в поло. Она меняет
шляпу.
МАРИ=ЛУИЗА. Да, да. Бентли сказал мне, что она наверху. До свидания. Я
только на минутку. (Бернард выходит в соседнюю комнату и тут же появляется
Джон). О, Джон, ты уж извини, что пришлось оторвать тебя от пациентов.
ДЖОН. Ничего страшного. Они могут подождать несколько минут (Бернард
закрыл за собой дверь и тон Джона меняется. Теперь они говорят тихо,
отрывистыми фразами, нервно.) Что=то случилось?
МАРИ=ЛУИЗА. Мортимер.
ДЖОН. Что с ним?
МАРИ=ЛУИЗА. Я уверена, что он подозревает.
ДЖОН. Почему?
МАРИ=ЛУИЗА. Он вчера так странно вел себя вчера. Пришел в мою комнату,
чтобы пожелать мне спокойной ночи. Присел на кровать. Начал болтать,
спросил, чем я занималась весь вечер…
ДЖЛН. Надеюсь, ты ему не сказала?
МАРИ=ЛУИЗА. Нет, я сказала, что обедала здесь. И внезапно он вскочил,
сказал мне: «Спокойной ночи», — и вышел. Таким неприятным голосом, что я не
могла не посмотреть на него. Он раскраснелся, как индюк.
ДЖОН. Это все?
МАРИ=ЛУИЗА. Он уехал в Сити, не зайдя ко мне и не пожелав доброго утра.
ДЖОН. Должно быть, спешил.
МАРИ=ЛУИЗА. Раньше находил время.
ДЖОН. Я думаю, ты раздуваешь из мухи слона.
МАРИ=ЛУИЗА. Не говори глупостей, Джон. Разве ты не видишь, как я
нервничаю?
ДЖОН. Вижу. И пытаюсь убедить тебя, что волноваться не о чем.
МАРИ=ЛУИЗА. Какие же мужчины дураки. Никак не могут понять, что главное
— это мелочи. Говорю тебе, я до смерти напугана.
ДЖОН. Ты же знаешь, что между подозрениями и доказательствами -
дистанция огромного размера.
МАРИ=ЛУИЗА. Я не думаю, что он сможет что=нибудь доказать. Но он может
попортить нам жизнь. Допустим, поделится своими идеями с Констанс?
ДЖОН. Она ему не поверит.
МАРИ=ЛУИЗА. Если дойдет до худшего, с Мортимером я справлюсь. Он
безумно в меня влюблен. Женщина всегда может на этом сыграть.
ДЖОН. Разумеется, ты можешь вертеть Мортимером, как хочешь.
МАРИ=ЛУИЗА. Я умру от стыда, если Констанс узнает. В конце концов, она
— моя ближайшая подруга и я очень ее люблю.
ДЖОН. Констанс — прелесть. Я не верю, что дело дойдет до скандала, но
не сомневаюсь, что и в этом случае я найду с Констанс общий язык.
МАРИ=ЛУИЗА. Ты так думаешь?
ДЖОН. Наверное, она задаст мне трепку. Как и любая женщина на ее месте.
Но она сделает все возможное, чтобы помочь нам.
МАРИ=ЛУИЗА. Хорошо же ты знаешь женщин. Тебе она поможет, такое
возможно. А на мне потопчется обеими ногами. Такова человеческая природа.
ДЖОН. Констанс — не такая.
МАРИ=ДЖОН. Скажу честно, Джон, не будь я уверена в твоих чувствах ко
мне, я бы могла заревновать, услышав, как ты превозносишь Констанс.
ДЖОН. Слава Богу, ты улыбаешься. Значит, справилась с нервами.
МАРИ=ЛУИЗА. Потому что выговорилась. Действительно, все уже не так и
черно.
ДЖОН. Я уверен, для твоих страхов нет никаких оснований.
МАРИ-ЛУИЗА. Может, все это мои фантазии. Но все равно мы ужасно
рискуем.
ДЖОН. Вероятно. А все потому, что ты чертовски красива.
МАРИ=ЛУИЗА. Не пора тебе вернуться к пациентам?
ДЖОН. Пожалуй. Ты дождешься Констанс?
МАРИ=ЛУИЗА. Конечно. Меня не поймут, если я уйду, не повидавшись с ней.
ДЖОН (уходя). Тогда, до встречи. И не волнуйся.
МАРИ=ЛУИЗА. Не буду. Наверное, причина всему — угрызения совести. Пойду
вымою голову и сделаю другую прическу.
(Джон уже берется за ручку двери, когда через другую дверь входит
Марта, за ней — Бернард).
МАРТА (с приторной вежливостью). Я и не знала, что ты здесь,
Мари=Луиза.
МАРИ=ЛУИЗА. Это неважно.
МАРТА. Я писала письмо, ждала маму и Бернард только что сказал мне о
твоем приходе.
МАРИ-ЛУИЗА. Я хотела кое=что сказать Джону.
МАРТА. Надеюсь, со здоровьем у тебя все в порядке, дорогая?
МАРИ=ЛУИЗА. У меня — да. Но Мортимер в последнее время выглядит очень
подавленным, вот я и хотела, чтобы Джон убедил его взять отпуск.
МАРТА. Я почему=то думала, что в таком деле он скорее последует совету
терапевта, а не хирурга.
МАРИ=ЛУИЗА. Мортимер полностью доверяет Джону, знаешь ли.
МАРТА. И в этом он абсолютно прав. Джон, безусловно, заслуживает
доверия.
ДЖОН. Ты хочешь воспользоваться моими услугами, Марта? Если тебе надо
вырезать аппендицит или удалить миндалины, ты только скажи.
МАРТА. Мой дорогой Джон, у меня и так осталось все самое необходимое.
Если ты вырежешь что=нибудь еще, боюсь, я этого не переживу.
ДЖОН. Дорогая моя, пока у женщины есть одна нога, на которой она может
стоять, ей бессмысленно рассчитывать на сочувствие хирурга.
(Входят Констанс и миссис Калвер.)
МАРИ=ЛУИЗА (целует Констанс). Дорогая.
КОНСТАНС. Как твое колено? Все подворачивается?
МАРИ=ЛУИЗА. Оно меня постоянно беспокоит, то больше, то меньше.
КОНСТАНС. Да, конечно. Я думаю, ты очень уж терпелива. На твоем месте я
бы обрушила на Джона громы и молнии. Разумеется, у меня не возникнет и мысли
обратиться к нему, если я почувствую недомогание.
МИССИС КАЛВЕР. Извини, что задержалась, Марта. Ты меня заждалась?
МАРТА. Да нет, я очень неплохо провела время.
МИССИС КАЛВЕР. Другим тоже понравилась твоя компания?
КОНСТАНС. Я встретила маму на лестнице и она побыла со мной, пока я
меняла шляпу. Бернард везет меня в Рейнлаф.
ДЖОН. Как это здорово.
БЕРНАРД. Мы уже опаздываем.
КОНСТАНС. Это так важно?
БЕРНАРД. Да нет.
(Входит Бентли, держа в руке маленький поднос с визитной карточкой,
подает ее Констанс. Она смотрит на визитку и на ее лице отражается
недоумение).
КОНСТАНС. Как странно.
ДЖОН. Что случилось, Констанс?
КОНСТАНС. Ничего (Несколько секунд раздумывает). Он внизу?
БЕНТЛИ. Да, мадам.
КОНСТАНС. Я не понимаю, чего он послал мне визитку. Пригласи его.
БЕНТЛИ. Очень хорошо, мадам.
(Бентли уходит).
ДЖОН. Кто это, Констанс?
КОНСТАНС. Мари=Луиза, присядь.
МАРИ-ЛУИЗА. Мне пора бежать, да и тебе тоже.
КОНСТАНС. Времени хватит. Тебе нравится эта шляпа?
МАРИ=ЛУИЗА. Да, очень миленькая.
КОНСТАНС. Что ты здесь делаешь, Джон? Разве у тебе нет пациентов?
ДЖОН. Есть, двое или трое. Я как раз собирался спуститься вниз. Но
подумал, что заслужил сигарету (сует руку в карман). Куда=то задевал
портсигар. Ты его не видела, Констанс?
КОНСТАНС. Нет, не видела.
ДЖОН. Искал его все утро. Не могу понять, где оставил. Надо позвонить в
больницу и спросить, нет ли его там.
КОНСТАНС. Я надеюсь, ты его не потерял.
ДЖЛН. Нет, конечно же, нет. Просто куда=то положил.
Открывается дверь, Бентли объявляет о приходе гостя).
БЕНТЛИ. Мистер Мортимер Дархэм.
МАРИ=ЛУИЗА (в ужасе). О!
КОНСТАНС (сжимает ей запястье). Сиди тихо, дура.
(Входит Мортимер Дархэм. Полноватый, крупный мужчина лет сорока, с
багровым лицом и вспыльчивым характером. Вот и сейчас он кипит гневом.
Бентли уходит.)
КОНСТАНС. Привет, Мортимер? Что ты делаешь в наших краях в такой час? И
почему ты послал мне визитку?
(Мортимер останавливается посреди гостиной, оглядывается)
МАРИ=ЛУИЗА. что случилось, Мортимер?
МОРТИМЕР (Констанс, едва сдерживая ярость). Я подумал, что тебе будет
небезынтересно узнать, что твой муж — любовник моей жены.
МАРИ=ЛУИЗА. Морти!
КОНСТАНС (одной рукой крепко сжимая запястье Мари=Луизы и очень
холодно). Неужели? С чего ты так решил?
МОРТИМЕР (доставая из кармана золотой портсигар). Узнаешь? Вчера
вечером я нашел его под подушкой моей жены.
КОНСТАНС. Какое счастье. А я все ломала голову, где я его оставила.
(Берет у него портсигар). Премного тебе благодарна.
МОРТИМЕР (зло). Это не твой портсигар.
КОНСТАНС. Да мой же! Я сидела на кровати Мари=Луизы и, должно быть,
машинально засунула его под подушку.
МОРТИМЕР. На нем инициалы Джона.
КОНСТАНС. Знаю. Портсигар подарил ему благодарный пациент, а я решила,
что он слишком хорош для моего мужа, и забрала себе.
МОРТИМЕР. Ты принимаешь меня за дурака, Констанс?
КОНСТАНС. Мой дорогой Морти, с чего мне говорить, что это мой
портсигар, если это не так?
МОРТИМЕР. Они обедали вместе.
КОНСТАНС. Мой бедный Морти, я это знаю. Ты отправлялся на банкет в Сити
или куда=то еще, Мари=Луиза позвонила и спросила, не приютим ли мы ее за
нашим столом.
МОРТИМЕР. Так она обедала здесь?
КОНСТАНС. Разве она тебе не сказала?
МОРТИМЕР. Сказала.
КОНСТАНС. Это же очень легко доказать. Если ты не веришь мне, мы сейчас
позовем дворецкого и ты сможешь спросить его сам… Джон, пожалуйста,
позвони в звонок.
МОРТИМЕР (неловко). Не надо. Если ты даешь слово, я, конечно, тебе
верю.
КОНСТАНС. Ты очень добр. И я благодарна тебе за то, что спас от
унижения, которое я бы испытала, ели бы ты попросил дворецкого подтверждать
мои слова.
МОРТИМЕР. Если Мари=Луиза ужинала здесь, почему ты сидела на ее
кровати?
КОНСТАНС. Джона вызвали на срочную операцию, а Мари=Луиза хотела
показать мне обновки, полученные из Парижа, вот я и заглянула к вам.
Вечер=то выдался чудесный. Ты помнишь, не так ли?
МОРТИМЕР. Черт побери, у меня слишком много дел, чтобы обращать
внимание на погоду.
КОНСТАНС. Мы все перемеряли, устали, Мари=Луиза легла в постель, я села
рядом, мы немного поболтали.
МОРТИМЕР. Если ты устала, почему не уехала домой?
КОНСТАНС. Джон пообещал заехать за мной после операции.
МОРТИМЕР. Заехал? В какое время?
ДЖОН. Я не смог. Операция затянулась. Один из тех случаев, когда
начинаешь резать, не зная, где закончишь. Ты понимаешь, о чем я, не так ли,
Мортимер?
МОРТИМОР. Нет, не понимаю. Откуда?
КОНСТАНС. Вот и все дела. Ты выдвинул против Джона и Мари=Луизы ужасное
обвинение и я очень расстроилась. Но я буду сохранять спокойствие, пока не
услышу все. Выкладывай свои доказательства.
МОРТИМЕР. Доказательства? Ты о чем? А портсигар? Когда я его нашел, то,
естественно, сложил два и два.
КОНСТАНС (сверкнув глазами). Это мне ясно, но почему в сумме ты получил
пять?
МОРТИМЕР (с нажимом, чтобы не показать, что земля начинает уходить у
него из=под ног). Не мог я так ошибиться!
КОНСТАНС. Ошибаться могут даже самые богатые из нас. Помнится, когда
умер Пирпонт Морган, у него нашли акций на семь миллионов долларов, которые
не стоили ни цента.
МОРТИМЕР (неловко). Ты и представить себе не можешь, какой это был шок,
Констанс. Я абсолютно доверял Мари=Луизе. Эта находка просто нокаутировала
меня. Я не мог думать ни о чем другом, боялся, что сойду с ума.
КОНСТАНС. Уж не хочешь ли ты сказать, что пришел сюда и устроил эту
безобразную сцену только потому, что нашел мой портсигар в комнате
Мари=Луизы? Я не могу в это поверить. Ты же человек, умудренный опытом,
бизнесмен, умница. Конечно же, у тебя должны быть и другие доказательства.
Ты чего=то недоговариваешь. Не надо щадить моих чувств. Ты уже сказал так
много, что просто обязан выложить все до конца. Я хочу знать правду, всю
правду.
(Пауза. Мортимер в полном замешательстве смотрит то на тихо плачущую
Мари=Луизу, то на Констанс).
МОРТИМЕР. Боюсь, я выставил себя на посмешище.
КОНСТАНС. Похоже, так оно и есть.
МОРТИМЕР. Я очень сожалею, Констанс. Пожалуйста, извини меня.
КОНСТАНС. Обо мне не волнуйся. Ты, конечно, жестоко унизил меня.
Заронил семена недоверия к Джону, которые никогда не должны…
(Ищет слово)
МИССИС КАЛВЕР (подсказывает). Взойти.
КОНСТАНС. Укорениться. Но я=то ладно. Прощение ты должен вымаливать у
Мари=Луизы.
МОРТИМЕР (униженно). Мари=Луиза.
МАРИ-ЛУИЗА. Не прикасайся ко мне! Не подходи!
МОРТИМЕР (Констанс, горестно). Ты же знаешь, что делает с человеком
ревность.
КОНСТАНС. Разумеется, нет. Я думаю, это самый мерзкий, самый
отвратительный грех.
МОРТИМЕР (Мари=Луизе). Мари=Луиза, я так сожалею о случившемся. Ты меня
простишь?
МАРИ=ЛУИЗА. Ты унизил меня на глазах всех моих друзей. Ты знаешь, как я
люблю Констанс. Ты мог приписать мне любого любовника, но только не Джона!
КОНСТАНС. Только не мужа лучшей подруги. Молочника, мойщика окон, но
только не мужа лучшей подруги.
МОРТИМЕР. Я просто свинья. Не знаю, что на меня нашло. Я не отдавал
отчета в своих действиях.
МАРИ-ЛУИЗА. Все эти годы я любила тебя. Никто никогда не любил тебя
так, как любила я. Это жестоко, жестоко!
МОРТИМЕР. Пойдем, дорогая. Здесь я не могу сказать тебе то, что должен
сказать.
МАРИ=ЛУИЗА. Нет, нет, нет!
КОНСТАНС (мягко касается плеча Мортимера). Я думаю, пусть она немного
посидит здесь, Морти. Я поговорю с ней после твоего ухода. Она конечно же
расстроена. Ты знаешь, как тонко она все чувствует.
МОРТИМЕР. Мы обедаем с Ванкуверсами в четверть девятого.
КОНСТАНС. В половине девятого. Обещаю тебе, она успеет приехать домой и
переодеться.
МОРТИМЕР. Она даст мне еще один шанс?
КОНСТАНС. Да, да.
МОРТИМЕР. Ради нее я готов на все. (Констанс прикладывает палец к губам
и указывает на свое жемчужное ожерелье. Мортимер понимает не сразу, но, как
только до него доходит, радостно кивает). Ты умнейшая женщина на свете.
(Уходя, останавливается, протягивает руку Джону). Ты пожмешь мне руку,
старина? Я допустил ошибку, но мне хватило мужества, чтобы признать ее.
ДЖОН (задушевным тоном). Конечно, старина. Согласен с тобой, мужской
портсигар под подушкой жены выглядел очень подозрительно. Если бы у меня
возникла мысль о том, что Констанс может забыть столь дорогую вещь в чужом
доме, я бы никогда не отдал ей этот портсигар.
МОРТИМЕР. Ты и представить себе не можешь, какая тяжесть свалилась с
моих плеч. Сюда я входил столетним стариком, а выхожу двухлетним малышом, у
которого все радости жизни еще впереди.
(Он уходит. Как только за ним закрывается дверь, атмосфера в гостиной
меняется. Напряжение спадает, уступая место облегчению).
ДЖОН. Констанс, ты кремень. Я этого никогда не забуду. Никогда, до
последнего вздоха. Клянусь Богом, ну и выдержка у тебя. Меня бросало то в
жар, то в холод, а ты и глазом не моргнула.
КОНСТАНС. Между прочим, вот твой портсигар. Тебе бы припаять к нему
кольцо и вешать на цепочку для часов.
ДЖОН. Нет, нет. Оставь его для себя. Я уже староват для таких
сюрпризов.
КОНСТАНС. Между прочим, кто=нибудь видел, как вы входили в дом?
ДЖОН. Нет, мы воспользовались ключом Мари=Луизы.
КОНСТАНС. Это хорошо. Если Мортимер спросит слуг, они ничего не смогут
ему сказать. Мне пришлось пойти на такой риск.
МАРИ=ЛУИЗА (стыдливо). О, Констанс, могу представить себе, какого ты
теперь обо мне мнения.
КОНСТАНС. Я? Такого же, как и прежде. Считаю, что ты очень мила,
Мари=Луиза.
МАРИ=ЛУИЗА. Нет, быть такого не может. Я так отвратительно себя вела.
Чувствую себя такой свиньей. А у тебя был шанс отплатить мне сполна, и ты им
не воспользовалась. Мне так стыдно.
КОНСТАНС (с улыбкой). За то, что завела роман с Джоном или потому, что
попалась?
МАРИ=ЛУИЗА. О, Констанс, не будь такой бессердечной. Скажи все, что ты
хочешь, ругай меня, кричи на меня, но не улыбайся мне. Я в ужасном
положении.
КОНСТАНС. Ты хочешь, чтобы я устроила сцену ревности. Я знаю и
сочувствую. Но дело в том, что Мортимер не сказал мне ничего нового.
МАРИ=ЛУИЗА (в ужасе). Ты все знала?
КОНСТАНС. Разумеется, дорогая. И последние шесть месяцев прилагала
отчаянные усилия к тому, чтобы мои друзья и родственники не поделились со
мной вашим страшным секретом. Давалось мне это нелегко. Мама с ее глубоким
знанием жизни, Марта с ее страстью говорить правду, чего бы это ни стоило,
Барбара с ее молчаливым сочувствием подводили меня к последней черте. Но до
сегодняшнего дня, пока тайное не стало явным, я могла игнорировать все
факты, которые, должна сказать, довольно грубо подсовывали мне под нос.
МАРИ=ЛУИЗА. Но почему, почему? Это же не по=человечески. Почему ты
ничего не предприняла?
КОНСТАНС. А вот это, дорогая, мое дело.
МАРИ=ЛУИЗА (думая, что знает, в чем дело). Да, я понимаю.
КОНСТАНС (довольно резко). Нет, не понимаешь. Я хранила Джону
абсолютную верность. И терпела твою интрижку не для того, чтобы прикрыть ее
собственную.
МАРИ=ЛУИЗА (ей становится не по себе). Мне всегда казалось, что ты
смеешься надо мной.
КОНСТАНС (добродушно). Дорогая моя, не стоит тебе обижаться только
из=за того, что я не доставила тебе удовольствия ходить обманутой все эти
месяцы.
МАРИ=ЛУИЗА. У меня кружится голова.
КОНСТАНС. Жаль такую красивую головку. Почему бы тебе не прилечь? Ты же
должна хорошо выглядеть на обеде с Ванкуверсами.
МАРИ=ЛУИЗА. А где, интересно, сейчас Мортимер?
КОНСТАНС. Ты помнишь жемчужное ожерелье, которое ты показала мне на
днях, сказав, что, по мнение Мортимера оно стоит слишком дорого. Так вот, он
поехал в «Картье», чтобы купить его для тебя.
МАРИ=ЛУИЗА (сразу оживившись). О, Констанс, ты думаешь, поехал?
КОНСТАНС. Я думаю, что все мужчины с рождения знают, что единственный
способ излечить рану, нанесенную ими нежной женской душе — купить у ювелиров
дорогое украшение.
МАРИ=ЛУИЗА. И ему хватит ума привезти ожерелье домой, чтобы я смогла
надеть его этим вечером?
КОНСТАНС. Дорогая моя, только не будь дурой и не хватайся за ожерелье.
Помни, что Мортимер нанес тебе ужасное оскорбление, прилюдно выдвинул самое
страшное обвинение, какое муж может выдвинуть жене, растоптал твою любовь,
изничтожил твое доверие к нему.
МАРИ=ЛУИЗА. Как ты права, Констанс.
КОНСТАНС. И уж конечно, не мне учить тебя, что надо делать. Отказывайся
говорить с ним, не позволяй произнести и слова в свою защиту. Плачь, чтобы
он понял, какое он чудовище, но не очень сильно, чтобы не опухли глаза.
Скажи, что уходишь от него, и, рыдая, беги к двери, но не очень быстро,
чтобы он успел остановить тебя до того, как ты ее откроешь. Снова и снова
повторяй одно и тоже, это их выматывает, а если он будет что=то говорить, не
обращай внимания, как заведенная, тверди свое. И наконец, когда ты доведешь
его до отчаяния, когда голова у него начнет раскалываться, а пот будет
литься из каждый поры, когда он прочувствует, что натворил, только тогда
пойди ему навстречу, исключительно потому, что не отличаешься злопамятностью
и по натуре очень добра, и соблаговоли принять, не прими, а именно
соблаговоли, это самое жемчужное ожерелье, за которое бедолага только что
заплатил десять тысяч фунтов.
МАРИ=ЛУИЗА (не без самодовольства). Двенадцать, дорогая.
КОНСТАНС. И не благодари его. Не давай спуска. Пусть он благодарит тебя
за услугу, которую ты оказала ему, взяв его подарок. Ты на машине?
МАРИ-ЛУИЗА. Нет, я была в таком состоянии, что приехала на такси.
КОНСТАНС. Джон, проводи Мари=Луизу и посади на такси.
МАРИ=ЛУИЗА. Нет, только не Джон. Я не могу. В конце концов, должна же я
соблюдать хоть какие=то приличия.
КОНСТАНС. Неужели? Ладно, пусть тебя проводит Бернард.
БЕРНАРД. Я с удовольствием.
КОНСТАНС (Бернарду). Но сразу вернешься, не так ли?
БЕРНАРД. Само собой.
МАРИ=ЛУИЗА (целуя Констанс). Для меня это был хороший урок. Я не дура,
Констанс. Учеба идет мне на пользу.
КОНСТАНС. Надеюсь, теперь ты хотя бы не будешь пренебрегать
осторожностью.
(Мари=Луиза выходит, Бернард Керсал — следом).
ДЖОН. Как ты догадалась, что Мари=Луиза сказала мужу? Насчет обеда у
нас?
КОНСТАНС. Мари=Луиза слишком хитрая женщина, чтобы выдумывать новую
ложь, если может сойти старая.
ДЖОН. Получилось бы неловко, если бы Мортимер настоял на допросе
Бентли.
КОНСТАНС. Я знала, что он не решится. Только джентльмен может без
колебания совершить неджентльменский поступок. Мортимер еще не вошел в эту
категорию, а потому излишне осторожен.
МАРТА (многозначительно). Джон, тебе не кажется, что твои пациенты уже
заждались тебя?
ДЖОН. И пусть. С каждой минутой они все больше нервничают, поэтому,
когда я рекомендую операцию, которая обойдется им в двести пятьдесят фунтов,
у них уже нет сил возражать.
МАРТА (надув губки). Едва ли тебе захочется услышать то, что я
собираюсь сказать Констанс.
ДЖОН. Именно потому, что ты собираешься обрисовать меня самыми черными
красками, я с большой неохотой готов пренебречь чувством долга и выслушать
все собственными ушами.
КОНСТАНС. Последние три месяца она демонстрировала чудеса выдержки,
Джон. Я думаю, теперь она имеет полное право выговориться.
ДЖОН. Если она страдает от подавляемых желаний, то пришла не по адресу.
Ей надо к психоаналитику.
МАРТА. Я хочу сказать только одно, Джон, и буду рада, если ты меня
выслушаешь. (Констанс). Я не знаю, по каким причинам ты покрываешь эту
гнусную женщину. Могу только предположить, что хочешь избежать громкого
скандала…
МИССИС КАЛВЕР (прерывая). Прежде чем ты продолжишь, дорогая моя,
позволь мне молвить словечко. (Констанс). Мое дорогое дитя, умоляю тебя не
принимать скоропалительных решений. Мы должны все обдумать. А прежде всего
выслушать Джона.
МАРТА. Да что он может сказать?
КОНСТАНС (иронично). Действительно, что?
ДЖОН. В свое оправдание — ничего. Я достаточно хорошо знаю семейную
жизнь…
КОНСТАНС (прерывая, с улыбкой). Других людей — не нашу.
ДЖОН (продолжая). Чтобы понимать, что в такой ситуации не смог бы
оправдаться и сам архангел Гавриил.
КОНСТАНС. А мне вот представляется, что архангел Гавриил никогда не
оказался бы в такой ситуации.
ДЖОН. Я готов принять любые кары, которые ты обрушишь на мою голову.
КОНСТАНС (риторически). Ни один мужчина не смог бы найти лучших слов.
ДЖОН. Я ожидаю, что ты учинишь мне разнос, Констанс. Имеешь полное
право. Я все вынесу. Устрой мне ад на земле. Я это заслужил. Таскай меня за
волосы по всей комнате. Пинай в лицо. Топчи меня. Я буду ползать перед
тобой. Буду есть землю. Имя мне
— грязь. Грязь.
КОНСТАНС. Мой дорогой Джон, из=за чего мне устраивать разнос?
ДЖОН. Я знаю, как ужасно я относился к тебе. У меня была верная,
любящая жена, пекущаяся исключительно о моих интересах, идеальная мать,
превосходная домоправительница. Женщина, которая в десять раз лучше меня.
Если б я обладал хоть малой толикой порядочности, я бы не поступил с тобой
подобным образом. Мне нечего сказать в свое оправдание.
МАРТА (прерывает его). Ты унизил ее перед всеми друзьями и близкими.
ДЖОН. Мое поведение недостойно ни джентльмена, ни просто порядочного
человека.
МАРТА. Твое поведение непростительно.
ДЖОН. Я кругом виноват.
МАРТА. Даже если ты не любил ее, то мог бы хотя бы уважать.
ДЖОН. Я был бессердечен, как крокодил, и беспринципен, как тифозная
бацилла.
КОНСТАНС. К сказанному вами мне просто нечего добавить.
МАРТА. И не надо. Ты совершенно права. Это тот самый случай, когда
устраивать разнос — ниже достоинства женщины. Сразу видно, что Джон плохо
знает женщин, если думает, что ты можешь унизиться до вульгарных ругательств
и тумаков. (Джону). Я полагаю, тебе достанет порядочности не чинить
препятствий к обретению Констанс свободы.
МИССИС КАЛВЕР. О, Констанс, ты же не собираешься с ним разводиться?
МАРТА. Мама, как ты слаба. Разве она может жить с мужчиной, которого не
уважает? Что у нее будет за жизнь, если она может испытывать к нему только
недоверие и презрение? А кроме того, подумай об их ребенке. Неужели Констанс
позволит дочери и дальше находиться в обществе этого монстра?
КОНСТАНС. Джон всегда был прекрасным отцом. Надо отдать ему должное.
МИССИС КАЛВЕР. Не будь слишком жестока, дорогая. Я понимаю, как горько
сейчас у тебя на душе, но будет очень печально, если ты позволишь горечи
взять верх над здравым смыслом.
КОНСТАНС. Не чувствую я никакой горечи. Наоборот, душа моя сладка, как
мед.
МИССИС КАЛВЕР. Тебе не обмануть мать, дорогая моя. Я чувствую твои
злость и негодование. В столь печальных обстоятельствах это естественно.
КОНСТАНС. Заглядывая в свое сердце, я не могу найти и следа
негодования. Мое недовольство вызывает разве что глупость Джона, из=за
которой все и выплыло на поверхность.
ДЖОН. Позволь мне сказать хоть слово в свою защиту. Я сопротивлялся,
сколько мог. Ангелы не протянули бы дольше.
КОНСТАНС. Но у ангелов нет вредной привычки курить сигареты.
ДЖОН. Если б они хоть раз попробовали их покурить, но уже не смогли бы
отказаться.
МИССИС КАЛВЕР. Только не будь циничной, дорогая. Это худший способ
снять с сердца боль. Приди в объятья матери, дорогая моя, и давай вместе
поплачем. Тебе сразу полегчает.
КОНСТАНС. Премного тебя благодарна, мама, но я не смогу выжать из себя
слезинки, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
МИССИС КАЛВЕР. Не будь так сурова. Разумеется, Джон виноват. Я это
признаю. Он вел себя безобразно, безобразно. Но мужчины слабы, а женщины
такие бесстыжие. Я уверена, он сожалеет о боли, которую причинил тебе.
МАРТА. Меня удивляет, что ты ничего не предприняла, как только узнала,
что у Джона роман.
КОНСТАНС. По правде говоря, я подумала, что это не мое дело.
МАРТА (негодующе). Разве ты не его жена?
КОНСТАНС. Джон и я — счастливчики. У нас был идеальный брак.
МАРТА. Как ты можешь так говорить?
КОНСТАНС. Пять лет мы души не чаяли друг в друге. Гораздо дольше, чем
большинство семейных пар. Наш медовый месяц растянулся на пять лет, а потом
судьба преподнесла нам еще один подарок: влюбленность одновременно покинула
нас.
ДЖОН. Я возражаю, Констанс. Я никогда не переставал тебя любить.
КОНСТАНС. Я этого и не говорила, дорогой. Я и не сомневалась в твоей
любви. И сама не переставала тебя любить. Мы разделяли интересы друг друга,
нам нравилось быть вместе, я восторгалась твоими успехами, а ты нежно
ухаживал за мной, когда я болела. Мы смеялись над одними шутками, разделяли
общие тревоги. Я не знаю второй такой пары, которую связывала бы более
крепкая любовь. Но, скажи честно, был ли ты влюблен в меня последние десять
лет?
ДЖОН. Нельзя же ожидать от мужчины, который женат пятнадцать лет…
КОНСТАНС. Дорогой мой, мне не нужны оправдания. Я жду от тебя простого
и ясного ответа.
ДЖОН. По большому счету, твою компанию я предпочитаю всем остальным.
Никто не нравится мне больше тебя. Ты — самая красивая женщина из всех, кого
я знаю, и то же самое я повторю, когда тебе исполнится сто лет.
КОНСТАНС. Сердце выпрыгивает у тебя из груди, когда ты слышишь мои шаги
на лестнице? А когда я вхожу в комнату, у тебя не возникает желания сразу же
подхватить меня на свои сильные руки? Что=то я этого не заметила.
ДЖОН. Не хочу же я показаться круглым дураком.
КОНСТАНС. Тогда я получила ответ на мой вопрос. Ты более не влюблен в
меня, как и я — в тебя.
ДЖОН. Ты никогда об этом не говорила.
КОНСТАНС. Я думаю, большинство семейных пар говорят друг другу гораздо
больше. Есть некоторые нюансы, которые двое близких людей могут знать очень
хорошо, но считают более тактичным делать вид, что они этого не знают.
ДЖОН. Как же ты это выяснила?
КОНСТАНС. Я тебе скажу. Однажды мы танцевали и я заметила, что наши
движения не столь синхронны, как обычно. А все потому, что я отвлеклась.
Обратила внимание на прическу танцевавшей рядом женщины и думала о том,
пойдет ли мне такая же. Потом посмотрела на тебя, и увидела, что ты
восхищаешься ее ножками. Тут и поняла, что ты больше не влюблен в меня, и
облегченно вздохнула, потому что и моя влюбленность канула в лету.
ДЖОН. Должен признать, мне это и в голову не приходило.
КОНСТАНС. Я знаю. Для мужчины влюбленность — состояние временное, но у
него и в мыслях нет, что женщина может разлюбить его. Не расстраивайся,
дорогой, это один из самых милых недостатков вашего пола.
МАРТА. Ты даешь понять мне и маме, что после этого у Джона один роман
следовал за другим, а ты не пошевелила и пальцем?
КОНСТАНС. Поскольку застукали его впервые, давайте не будет сомневаться
в том, что раньше он оставался на узкой тропе супружеской верности. Ты не
сердишься на меня, Джон?
ДЖОН. Нет, дорогая, не сержусь. Но я несколько огорошен. Я думаю, ты
просто смеялась надо мной. Я и представить себе не мог, что твои чувства ко
мне так переменились. Конечно же, мне это не нравится.
КОНСТАНС. Да перестань, ты же благоразумный человек. Неужто ты хотел,
чтобы я потратила все эти годы на безответную пылкую страсть, если в ответ
ты мог дать мне лишь дружбу и привязанность? Это же скучно, иметь под боком
влюбленную в тебя женщину, которую ты больше не любишь.
ДЖОН. Скука и ты несовместимы, Констанс.
КОНСТАНС (посылает ему воздушный поцелуй). Неужели ты не понимаешь, как
счастливо сложилась у нас жизнь? Мы — любимчики богов. Я никогда не забуду
пять лет удивительного счастья, которые ты подарил мне, когда я без памяти
любила тебя, и я навсегда сохраню к тебе чувство благодарности, потому что
ты не только любил меня, но и разжигал мою любовь. Наша любовь не
превратилась в обузу. Она разом потухла и у меня, и у тебя, поэтому мы
обошлись без ссор и упреков, взаимных обвинений и прочих атрибутов очень
болезненного процесса, когда страсть у одной стороны угасла, а у другой
продолжает ярко полыхать. Наша любовь напоминает кроссворд, разгадывая
который мы одновременно заполнили последние пустые клеточки. Вот почему и с
той поры мы были так счастливы, вот мочему нас полагали идеальной парой.
МАРТА. Ты хочешь сказать, что ничего не почувствовала, когда узнала,
что Джон спит с Мари=Луизой?
КОНСТАНС. Человеческая природа несовершенна. Должна признать, в первый
момент я разозлилась, но только в первый. А потом пришла к выводу, что
злиться на Джона неразумно, ибо другая взяла то, что мне совершенно не
нужно. Я же не собака на сене. И потом, я питала к Джону самые теплые
чувства и конечно же, желала ему счастья. И если он хотел потворствовать
своим желаниям и завести кого=то на стороне… я правильно излагаю, Джон?
ДЖОН. Я еще не решил, потворствовал ли я своим желаниям.
КОНСТАНС. Так, может, оно и к лучшему, подумала я, если объект его
внимания — моя близкая подруга, поскольку я могла по=матерински приглядывать
за ним.
ДЖОН. Это уж слишком, Констанс.
КОНСТАНС. Мари=Луиза очень хороша собой, поэтому он не обидел меня,
обратив свой взор на дурнушку, очень богата, то есть у Джона не было причин
тратить на нее деньги, которые я могла бы использовать на домашние нужды.
Она недостаточно умна, чтобы подмять его под свой каблучок, и пока его
сердце принадлежала мне, я мирилась с тем, что ей доставались его чувства.
Если уж ты хотел изменить мне, Джон, и обратился бы ко мне за советом, я бы
порекомендовала тебе именно Мари=Луиза. Если бы мне и хотелось, чтобы ты
завел себе любовницу, то только ее.
ДЖОН. Как я понимаю, дорогая, не так уж сильно мы тебя и обманули. Ты
демонстрируешь такую проницательность, что у меня есть все основания
подозревать, что ты видишь меня насквозь.
МИССИС КАЛВЕР. Я не одобряю твоего отношения, Констанс. В мои дни, если
жена узнавала об измене мужа, она начинала рыдать и оставалась у своей
матери три недели, не возвращаясь к мужу до тех пор, пока тот окончательно
не раскаивался в содеянном и был готов на все, чтобы искупить свой грех.
МАРТА. Как мы понимаем, разводиться с Джоном ты не собираешься?
КОНСТАНС. Знаете, я не понимаю, почему женщина должна бросить уютный
дом, отказаться от немалой доли своего дохода и наличия рядом мужчины, на
которого можно переложить много малоприятных и утомительных дел, только
из=за того, что он ей изменил. Все рано, что отрезать себе нос, чтобы
придать пикантность лицу.
МАРТА. У меня нет слов. Такое я просто не могу себе представить. Чтобы
женщина сидела и наблюдала, как ее превращают в полную дуру!
КОНСТАНС. Ты вел себя очень глупо, мой бедный Джон. В обыденной жизни
глупость хуже порока. С порочностью еще как=то можно бороться, с глупостью,
к сожалению, нет.
ДЖОН. Я был таким дураком, Констанс. Я это знаю, но опыт учит, так что
больше этого не повторится.
Констанс. Ты хочешь сказать, что в будущем будешь соблюдать большую
осторожность?
МИССИС КАЛВЕР. О, нет, Констанс, он хочет сказать, что получил суровый
урок, и в будущем у тебя не будет повода для жалоб.
КОНСТАНС. Я всегда понимала, что мужчины отказываются от своих грехов
только с возрастом, когда они становятся обузой и не приносят удовольствия.
Джон, как вы сами видите, в самом расцвете. Полагаю, ты дашь себе еще
пятнадцать лет, не так ли дорогой?
ДЖОН. Послушай, Констанс, что=то я тебя не понимаю. Иной раз ты твои
слова просто раздражают.
КОНСТАНС. Я думаю, что в любом случае Мари=Луизе найдется не одна
замена.
ДЖОН. Констанс, даю тебе слово чести…
КОНСТАНС. Это единственный твой подарок, которому я не найду
применения. Видишь ли, пока я могла изображать блаженное неведение о твоих
похождениях, мы могли быть счастливы. Но теперь ситуация изменилась к
худшему. Ты поставил меня в крайне щекотливое положение.
ДЖОН. Я очень сожалею об этом, Констанс.
МАРТА. Ты намерена уйти от него?
КОНСТАНС. Нет, не намерена. Джон, ты помнишь, что Барбара предложила
мне работу. Я отказалась. Так вот, теперь я передумала и собираюсь принять
ее предложение.
ДЖОН. Но почему? Не понимаю, в чем смысл?
КОНСТАНС. Я более не хочу полностью зависеть от тебя, Джон.
ДЖОН. Но, дорогая моя, все, что я зарабатываю, в полном твоем
распоряжении. Для меня в радость обеспечивать тебя всем необходимым. Господь
знает, твои потребности не так уж и велики.
КОНСТАНС. Согласна с тобой. Признай, Джон, до сих пор я вела себя
благоразумно, не так ли? И теперь не пытайся идти наперекор моим желаниям.
(Короткая пауза)
ДЖОН. Я не понимаю, зачем тебе это надо. Но, если ты так ставишь
вопрос, не скажу ни слова. Разумеется, ты в праве делать все, что пожелаешь.
КОНСТАНС. Вот и славненько. А теперь иди к своим пациентам, иначе мне
придется содержать не только себя, но и тебя.
ДЖОН. Можно я тебя поцелую?
КОНСТАНС. Почему нет?
ДЖОН (целует ее). Так у нас мир?
КОНСТАНС. Мир и полное взаимопонимание. (Джон уходит). Он очень мил, не
так ли?
МИССИС КАЛВЕР. Что ты задумала, Констанс?
КОНСТАНС. Я, мама? (Подтрунивает над ней). А что ты заподозрила?
МИССИС КАЛВЕР. Не нравится мне твой взгляд.
КОНСТАНС. Жаль. Многие от него тают.
МИСИСС КАЛВЕР. Ты замыслила какую=то гадость, но я не могу понять,
какую именно.
МАРТА. Ума не приложу, что может дать тебе работа у Барбары.
КОНСТАНС. От тысячи до полутора тысяч фунтов в год.
МАРТА. Я говорю не о деньгах, и ты это знаешь.
КОНСТАНС. Надоело мне быть современной женой.
МАРТА. Что ты подразумеваешь под современной женой?
КОНСТАНС. Проститутку, которая берет деньги, но не дает.
МИССИС КАЛВЕР. Дорогая моя, что бы сказал твой отец, если бы услышал
тебя.
КОНСТАНС. Дорогая, следует ли нам гадать, что сказал бы джентльмен,
который умер двадцать пять лет тому назад? Он отличался остроумием?
МИССИС КАЛВЕР. Нет, конечно. Человеком он был хорошим, но глупым.
Поэтому боги любили его и он умер молодым.
(Бернард Керсал открывает дверь, заглядывает в гостиную).
БЕРНАРД. Можно войти?
КОНСТАНС. Ну наконец=то. А я уж гадала, куда ты запропастился.
БЕРНАРД. Увидев мой автомобиль, Мари=Луиза попросила подвезти ее. Я не
знал, как отказаться.
КОНСТАНС. Значит, ты отвез ее домой?
БЕРНАРД. Нет, она сказала, что ей необходимо вымыть волосы. Я отвез ее
в салон на Бонд=стрит.
КОНСТАНС. И что потом?
БЕРНАРД. Она сказала: «Я и не знаю, что вы обо мне подумали».
КОНСТАНС. Эти слова большинство женщин говорит мужчине, мнение которого
их совершенно не интересует. Что ты ответил?
БЕРНАРД. Ну, я сказал, что предпочитаю не высказываться по вопросам,
которые не имеют ко мне ни малейшего отношения.
КОНСТАНС. Дорогой Бернард, что мне больше всего в тебе нравится, так
это умение не выходить из роли. Даже если рухнут небеса, ты останешься
идеальным английским джентльменом.
БЕРНАРД. Я подумал, что это самый тактичный ответ.
КОНСТАНС. Что ж, мама, не смею тебя больше задерживать. Я знаю, что у
вас с Мартой тысячи дел.
МИССИС КАЛВЕР. Спасибо, что напомнила. Пошли, Марта. До свидания,
дорогая. До свидания, мистер Керсал.
БЕРНАРД. До свидания.
КОНСТАНС (Марте). До свидания, дорогая. Спасибо за сочувствие. Ты очень
помогла мне в час беды.
МАРТА. Я тебя не понимаю, и нет смысла утверждать обратное.
КОНСТАНС. Удачи вам. (Миссис Калвер и Марта уходят, Бернард закрывает
за ними дверь). Мы сильно опаздываем?
БЕРНАРД. Так сильно, что еще несколько минут нас не спасут. Я должен
сказать тебе что=то очень важное.
КОНСТАНС (подтрунивает над ним). Важное для меня или для тебя?
БЕРАНРД. Ты и представить себе не можешь, как огорчила меня эта ужасная
сцена.
КОНСТАНС. И ты не думаешь, что у нее есть и светлая сторона?
БЕРНАРД. Только сегодня я узнал правду, но понятия не имел, что ты
давно уже в курсе. Ты — очень мужественная женщина, если столько времени
скрывала улыбкой такую муку. Если раньше я просто восхищался тобой, то
теперь восхищаюсь в десять раз больше.
КОНСТАНС. Ты такой милый, Бернард.
БЕРНАРД. Сердце у меня обливается кровью, когда я думаю о том, что тебе
пришлось пережить.
КОНСТАНС. Не стоит принимать близко к сердцу несчастья других людей.
БЕРНАРД. Не прошло и часа, как я сказал тебе, что, будь на то твое
желание, я готов сделать для тебя, что угодно. Я не думал, что это время
наступит так скоро. Теперь мне нет нужды скрывать от тебя любовь, которая
переполняет меня. О, Констанс, приди ко мне. Ты знаешь, если бы я продолжал
верить, что вы с Джоном живете душа в душу, то ни сказал бы ни слова. Он не
любит тебя. Так чего тебе жить с человеком, который способен подвергнуть
тебя такому унижению? Ты знаешь, как долго и преданно я тебя любил. Мне ты
можешь довериться. Я отдам жизнь, чтобы помочь тебе забыть о душевной боли,
которую тебе пришлось вынести. Ты выйдешь за меня замуж, Констанс?
КОНСТАНС. Мой дорогой, Джон, конечно, вел себя скверно, но он
по=прежнему мой муж.
БЕРНАРД. Только номинально. Ты сделала все, что в твоих силах, чтобы
избежать скандала, и теперь, если попросишь о разводе, он не сможет
отказать.
КОНСТАНС. Ты действительно думаешь, что Джон вел себя очень скверно?
БЕРНАРД (изумленно). Уж не хочешь ли ты мне сказать, что у тебя
остались какие=то сомнения насчет его взаимоотношений с Мари=Луизой?
КОНСТАНС. Никаких.
БЕРНАРД. Тогда, во имя Господа, о чем ты?
КОНСТАНС. Мой дорогой Бернард, ты когда=нибудь задумывался, а что есть
бракосочетание богатых людей? С рабочим классом все понятно. Женщина готовит
еду, стирает и штопает носки. Приглядывает за детьми и шьет им одежду. Она
отрабатывает те деньги, которых стоит. Но возьми жену из нашего круга.
Домашнее хозяйство ведут слуги, няньки ухаживают за детьми, если она
соблаговолит родить, при первой возможности их отправляют в частную
школу=интернат. Давай смотреть правде в глаза, она — любовница мужчины,
умело воспользовавшаяся его желанием обладать ею. Сыграв на этом желании,
она привела мужчину под венец, чтобы он не расстался с ней, как только оно
угаснет.
БЕРНАРД. Она также его компаньонка и спутница жизни.
КОНСТАНС. Мой дорогой, любой здравомыслящий мужчина предпочтет играть в
бридж в клубе, а не с женой, в гольф — с мужчиной, а не с женщиной. Наемный
секретарь будет куда лучшим помощником, чем любящая половина. Если взглянуть
в самую суть, современная жена — не более чем паразит.
БЕРНАРД. Я с тобой не согласен.
КОНСТАНС. Видишь ли, мой бедный друг, ты любишь меня, а потому не
способен на объективность.
БЕРНАРД. Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
КОНСТАНС. Джон дает мне стол и кров, деньги на одежду и развлечения,
автомобиль, чтобы ездить, положение в обществе. У него нет другого выхода,
потому что пятнадцать лет тому назад он безумно влюбился в меня и согласился
на такие условия. Хотя, если ты спросишь его, он, конечно, признает, что нет
более мимолетной формы безумия, чем любовь. Этот его поступок говорит то ли
о его щедрости, то ли об опрометчивости. Так не думаешь ли ты, что я
поступаю бесчестно, пользуясь его щедростью или неумением предвидеть
последствия?
БЕРНАРД. В каком смысле?
КОНСТАНС. Он заплатил очень высокую цену за то, что не мог получишь
дешевле. Больше ему это не нужно. Так почему я должна негодовать? Я знаю не
хуже других, что желание угасает. Оно приходит и уходит, и ни один человек
не знает, почему. Уверенность есть только в одном: если оно ушло, то
навсегда. Поэтому, пока Джон продолжает обеспечивать меня всем необходимым,
какое я имею право жаловаться на то, что он мне неверен? Он купил игрушку,
но, если он больше не хочет играть с ней, почему нет? Он же за нее заплатил.
БЕРАНРД. Все это справедливо, если мужчина думает только о себе. А как
же женщина?
КОНСТАНС. Я не считаю, что ей нужно сочувствовать. Как девяносто девять
девушек из ста, я выходила замуж лишь потому, что искала наиболее легкий,
честный и выгодный способ существования. Когда женщина, прожившая замужем
пятнадцать лет узнает о том, что муж ей изменяет, страдает не ее сердце, а
тщеславие. Если же ей не чужд здравый смысл, она должна понять, что речь
идет всего лишь о неизбежном зле, свойственном этой в целом очень приятной
профессии.
БЕРНАРД. Тем самым ты хочешь сказать, что не любишь меня.
КОНСТАНС. Ты думаешь, что мои принципы — пустая болтовня?
БЕРНАРД. Я не думаю, что ты принимала бы их всерьез, если бы любила
меня так, как люблю тебя я. Ты все еще влюблена в Джона?
КОНСТАНС. Он мне очень дорог, он умеет меня рассмешить, мы отлично
ладим, но я более не влюблена в него.
БЕРНАРД. Тебе этого достаточно? Не слишком ли пресное ждет тебя
будущее? Неужели тебя не нужна любовь?
(Пауза. Констанс раздумчиво смотрит на него).
КОНСТАНС (обаятельно). Если бы мне понадобилась любовь, я бы пришла к
тебе, Бернард.
БЕРНАРД. Констанс, ты серьезно? Неужели я тебе небезразличен? О,
дорогая моя, я готов целовать землю, по которой ты ходишь!
(Заключает ее в объятья и страстно целует).
КОНСТАНС (высвобождаясь). Дорогой мой, не так сразу. Я бы презирала
себя, если б изменила Джону, когда он поит и кормит меня.
БЕРНАРД. А если ты меня любишь?
КОНСТАНС. Я не говорила, что люблю. Но, даже если бы и любила, пока
Джон обеспечивает меня всем необходимым, я буду хранить ему верность. Все
дело в экономике. Он купил мою верность, и я поставлю себя ниже проститутки,
если возьму деньги, которые он заплатил, а принадлежащим ему товаром буду
распоряжаться по своему усмотрению.
БЕРНАРД. Но надежда у меня есть?
КОНСТАНС. Сейчас ты можешь надеяться лишь на то, что мы выедем в
Рейнлаф до того, как закончится игра.
БЕРНАРД. Ты все=таки хочешь поехать?
КОНСТАНС. Да.
БЕРНАРД. Очень хорошо (со всей страстью). Я тебя люблю.
КОНСТАНС. Тогда спустись вниз и заводи мотор. Залей масла в радиатор, в
общем, сделай все необходимое, а я подойду через минуту. Мне надо позвонить.
БЕРНАРД. Очень хорошо.
(Он уходит. Констанс снимает телефонную трубку).
КОНСТАНС. Мэйфлауэр 2646. .. Барбара? Это Констанс. Предложение, которое
ты сделала мне полмесяца тому назад… оно еще в силе? Что ж, я готова его
принять… Нет, нет, ничего не случилось. Джон в полном здравии. Как всегда,
очень мил, ты знаешь. Дело в том, что я хочу сама зарабатывать на жизнь.
Когда я могу начать? Чем раньше, тем лучше.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Место действия: прежнее.
Прошел год. Вторая половина дня. Констанс сидит за столом, пишет
письма. Дворецкий объявляет о приходе Барбары Фосетт и Марты.
БЕНТЛИ. Миссис Фосетт и мисс Калвер.
КОНСТАНС. О! Присядьте. Я сейчас.
БАРБАРА. Мы встретились на пороге.
МАРТА. Я решила заглянуть к тебе напоследок. Вдруг тебе надо чем=нибудь
помочь.
КОНСТАНС. Как мило с твоей стороны, Марта. Но, пожалуй, помощь мне не
нужна. Я готова, все вещи собраны. Впервые я уверена в том, что ничего не
забыла.
БАРБАРА. А я посчитала нужным забежать и попрощаться.
КОНСТАНС. Дорогая моя, нельзя начинать манкировать работой, как только
за мной закрылась дверь.
БАРБАРА. Собственно, я и по делу. Утром ко мне поступил заказ на дом, и
им хочется итальянскую комнату.
КОНСТАНС. Не нравится мне твой взгляд, Барбара.
БАРБАРА. Я вот подумала, раз уж ты все равно едешь в Италию, почему бы
тебе не заглянуть в магазины и не купить то, что приглянется.
КОНСТАНС. Даже не мечтай. Целый год я пахала, как вол, и вчера вечером,
в шесть часов, отложила инструменты, сняла грязный комбинезон, вытерла пот
со лба, оттерла заскорузлые руки. Ты сказала, что я могу взять шесть недель
отпуска.
БАРБАРА. Признаю, ты его честно заработала.
КОНСТАНС. Закрыв за собой дверь, я вышла из образа трудолюбивого
английского рабочего и вновь превратилась в идеальную английскую даму.
МАРТА. Никогда не видела тебя в таком прекрасном настроении.
КОНСТАНС. Я чего=то добилась, что=то сделала. И дала себе зарок:
следующие шесть недель никаких мыслей о ванных комнатах и обоях, кухонных
раковинах, мраморных полах, портьерах, мебельной обивке, холодильниках.
БАРБАРА. Я тебя и не прошу. Просто хотела, чтобы ты привезла крашеную
итальянскую мебель и несколько зеркал.
КОНСТАНС. Нет, я трудилась с полной отдачей и получала удовольствие от
того, чем занималась. А теперь я намерена насладиться отдыхом.
БАРБАРА. Как скажешь.
МАРТА. Констанс, дорогая, я думаю, что должна тебе кое=что сказать.
КОНСТАНС. Я=то думала, ты уже уяснила для себя: обычно то, что ты
должна мне сказать, не составляет для меня тайны.
МАРТА. Ты и представить себе не можешь, кого я видела сегодня на
Бонд=стрит.
КОНСТАНС. Могу. Мари=Луизу.
МАРТА. Однако!
КОНСТАНС. Жаль, что должна разочаровать тебя, дорогая. Она позвонила
мне час тому назад.
МАРТА. Но я думала, что ее не будет еще месяц. Она же собиралась уехать
на год.
КОНСТАНС. Она прибыла вчера вечером и с минуты на минуту будет здесь.
МАРТА. Здесь?
КОНСТАНС. Да. Сказала, что должна забежать и повидаться со мной до
моего отъезда.
МАРТА. Интересно, что ей нужно.
КОНСТАНС. Может, хочет скоротать время. Я думаю, это так мило с ее
стороны, учитывая, что она только что вернулась и у нее, естественно, масса
дел.
БАРБАРА. Она объездила весь мир, не так ли?
КОНСТАНС. Да, побывала в Малайзии, у Мортимера там деловые интересы, в
Китае, а в Англию они отплыли из Индии.
МАРТА. Я не раз задавалась вопросом, не ты ли предложила им отправиться
в длительное путешествие после той безобразной сцены?
КОНСТАНС. Которая, уж признайся, доставила тебе безмерное наслаждение,
дорогая.
БАРБАРА. Они, безусловно, поступили правильно.
МАРТА. Разумеется, это твое дело, дорогая, но благоразумно ли уезжать
на шесть недель в тот самый момент, когда она появилась в городе?
КОНСТАНС. Мы, трудящиеся женщины, вынуждены брать отпуск лишь когда нам
его дают.
БАРАБАРА. Джон, конечно же, получил хороший урок. И не будет второй раз
наступать на те же грабли.
МАРТА. Ты думаешь, он более не влюблен в Мари=Луизу?
КОНСТАНС. Понятия не имею. Но вот и Джон, тебе лучше спросить у него.
(При этих словах в гостиную входит Джон).
ДЖОН. Спросить о чем?
МАРТА (не растерявшись). Я вот гадаю, чем ты займешь себя, пока
Констанс будет в отъезде.
ДЖОН. У меня много работы, знаешь ли, и я буду чаще бывать в клубе.
МАРТА. Жаль, что ты не смог освободиться. Тебе и Констанс надо бы
уходить в отпуск вместе.
БАРБАРА. За мной вины нет. Я отпускала Констанс в любое, удобное ей
время.
КОНСТАНС. Видишь ли, я хотела поехать в Италию, а Джон на континенте
предпочитает лишь места, где требуется приложить немало усилий, чтобы
понять, чем они отличаются от Англии.
МАРТА. А как же Элен?
КОНСТАНС. На август мы сняли дом в Хенли. Джон сможет играть в гольф и
ходить на реку, а я каждый день смогу ездить в город, чтобы работа не
страдала.
БАРБАРА. Дорогая моя, с твоего разрешения, побегу. Надеюсь, ты
прекрасно отдохнешь. Ты это заслужила. Знаешь, Джон, я, должно быть, очень
умная женщина, раз убедила Констанс поработать у меня. Ей просто цены нет.
ДЖОН. Мне никогда не нравилась эта идея, и теперь я остаюсь при своем
мнении.
БАРБАРА. Так ты никак не можешь меня простить?
ДЖОН. Она настаивала, а мне не оставалось ничего другого, как
помалкивать.
БАРБАРА. До свидания.
КОНСТАНС (целуя ее). До свидания, дорогая. Не перетруждайся.
МАРТА. Я пойду с тобой, Барбара. Мама сказала, что забежит на минутку,
чтобы попрощаться.
КОНСТАНС. Очень хорошо. До свидания.
(Она целует обеих женщин, провожает до двери. Они уходят).
ДЖОН. Констанс, я понял, ты берешь отпуск сейчас, потому что у Барбары
неотложные дела.
КОНСТАНС. Я такое говорила?
ДЖОН. Конечно.
КОНСТАНС. Не помню.
ДЖОН. Если бы я знал, что ты не связана жесткими сроками, то конечно же
смог подстроиться с отпуском под тебя…
КОНСТАНС (прерывает его). А у тебя не возникало мысли, что мужу и жене
не следует брать отпуск одновременно? Смысл отпуска — отдохнуть, сменить
обстановку, набраться новых впечатлений. Ты думаешь, мужчина может все это
получить, если едет в отпуск с женой?
ДЖОН. Все зависит от жены.
КОНСТАНС. По мне нет более тоскливого зрелища, чем вид этих пар в
ресторане отеля. Каждая за отдельным столиком, муж напротив жены, а
сказать=то им друг другу нечего.
ДЖОН. Чепуха. Многие пары веселые и счастливые.
КОНСТАНС. Да, конечно, но, приглядевшись к обручальному кольцу женщины,
понимаешь, что оно появилось на руке скорее недавно, чем давно.
ДЖОН. Мы всегда ладили, а когда я надевал обручальное кольцо на твой
пальчик, за этим процессом следил священник. Ты же не собираешься сказать
мне, что ты со мной скучала.
КОНСТАНС. Наоборот, ты всегда смешил меня до коликов в животе. Все дело
в моей скромности: я боялась, что мое общество тебе приелось. И подумала,
что несколько недель разлуки только пойдут тебе на пользу.
ДЖОН. Ты все шутишь.
КОНСТАНС. Так или иначе, уже поздно что=либо менять. Чемоданы
упакованы, я со всеми попрощалась, а у людей, знаешь ли, остается неприятный
осадок, если они увидят тебя на следующий день, тогда как рассчитывали не
встречаться с тобой полтора месяца.
ДЖОН. Да… пожалуй… Послушай, Констанс, я хочу тебя кое о чем
попросить.
КОНСТАНС. Да?
ДЖОН. Ты знаешь, что Мари=Луиза вернулась?
КОНСТАНС. Да. Она пообещала забежать ко мне до моего отъезда. Я с
удовольствием повидаюсь с ней.
ДЖОН. Тогда у меня к тебе просьба.
КОНСТАНС. Какая?
ДЖОН. Ты меня крепко выручила, прикрыла, я не могу бесконечно
пользоваться твоей добротой, поэтому хочу отплатить тебе тем же.
КОНСТАНС. Что=то я тебя не понимаю.
ДЖОН. Я не видел Мари=Луизу с того дня, как Мортимер приходил сюда и,
как говорится, сел в лужу. Она отсутствовала почти год и, учитывая
сложившиеся обстоятельства, я убежден, что нам не следует возобновлять
прежние отношения.
КОНСТАНС. А с чего ты взял, что у нее может возникнуть такое желание?
ДЖОН. Ее звонок тебе по приезде представляется мне зловещим.
КОНСТАНС. Зловещим? Некоторые женщины, увидев телефонный аппарат,
просто не могут не схватить трубку, а услышав голос телефонистки: «Номер,
пожалуйста», должны что=то ответить. Смею предположить, наш номер Мари=Луиза
вспомнила первым.
ДЖОН. Нет смысла отрицать, что Мари=Луиза была безумно в меня влюблена.
КОНСТАНС. Наверное, ни один из нас не может ее за это винить.
ДЖОН. Я не хочу показаться бессердечным, но, так уж случилось, что
обстоятельства оборвали наши отношения, и я бы хотел думать, что навсегда.
КОНСТАНС. Ты волен действовать в полном соответствии со своими
желаниями.
ДЖОН. Я думаю не о себе, Констанс. Я думаю, в какой=то мере, о благе
Мари=Луизы, но главным образом, признаюсь, о тебе. Я никогда не смогу
взглянуть тебе в глаза, если в наших отношениям с Мари=Луизой не будет
поставлена жирная точка.
КОНСТАНС. Мне больно думать, что ты лишишься такого невинного и
недорогого удовольствия.
ДЖОН. Разумеется, это болезненное решение, но, раз оно принято, я
полагаю, что действовать надо быстро.
КОНСТАНС. Полностью с тобой согласна. И вот что я сделаю. Как только
Мари=Луиза появится здесь, я под каким=то предлогом уйду и оставлю вас
наедине.
ДЖОН. Я=то думал как раз о другом.
КОНСТАНС. О чем же?
ДЖОН. Женщина справится с этим делом гораздо лучше мужчины. Вот я и
подумал, а почему бы тебе не объяснить ей, что к чему?
КОНСТАНС. Мне?
ДЖОН. Мне это будет несколько неловко, а вот тебе — вполне естественно.
Речь, мол, идет о самоуважении, а потому, ты ставишь вопрос ребром: или она
близко не подходит ко мне, или ты устраиваешь грандиозный скандал.
КОНСТАНС. Но ты же знаешь, какое у меня мягкое сердце. Если она
разрыдается, если скажет, что жить без тебя не может, во мне, конечно же,
проснется жалость и я скажу: «Черт с тобой, оставь его себе».
ДЖОН. Ты не подложишь мне такую свинью, Констанс.
КОНСТАНС. Ты же знаешь, что твое счастье для меня превыше всего.
ДЖОН (после короткой паузы). Констанс, я буду с тобой предельно
откровенен. Мари=Луизой я сыт по горло.
КОНСТАНС. Дорогой, почему сразу этого не сказать?
ДЖОН. Ты же понимаешь, Констанс, как=то не принято говорить такое
женщине.
КОНСТАНС. Признаю, ей, безусловно, не понравится.
ДЖОН. Женщины — забавные существа. Если ты им надоел, они говорят об
этом сразу, без малейшего колебания, и твоя реакция их нисколько не волнует.
А вот если мужчина устает от женщины, он в мгновение ока превращается в
негодяя и чудовище, и купание в чане кипящего масла для него слишком легкое
наказание.
КОНСТАНС. Хорошо, оставь это на меня. Я все сделаю.
ДЖОН. Ты прелесть. Но ты постараешься обойтись с ней мягче, не так ли?
Я бы не хотел обидеть ее. Она такая милая, Констанс.
КОНСТАНС. Полностью с тобой согласна.
ДЖОН. Для нее это будет жестокий удар.
КОНСТАНС. Боюсь, она нескоро придет в себя.
ДЖОН. Дай ей понять, что мне тоже придется нелегко. Я не хочу, чтобы
она плохо обо мне думала.
КОНСТАНС. Разумеется.
ДЖОН. Но стой на том, что разрыв окончательный.
КОНСТАНС. Все будет, как ты хочешь.
ДЖОН. Что бы я без тебя делал, Констанс. Клянусь Богом, мужчина не
может мечтать о лучшей жене.
(Дворецкий объявляет о приходе Мари=Луизы).
БЕНТЛИ. Миссис Дархэм.
(Женщины тепло обнимаются, целуются).
МАРИ=ЛУИЗА. Дорогая, как я рада вновь тебя видеть. Это чудесно,
чудесно.
КОНСТАНС. Дорогая, ты прекрасно выглядишь. Это твое новое жемчужное
ожерелье?
МАРИ=ЛУИЗА. Прелесть, не правда ли? Но в Индии Мортимер купил мне
совершенно божественные изумруды. О, Джон, как поживаешь?
ДЖОН. Все в порядке, благодарю.
МАРИ=ЛУИЗА. Уж не поправился ли ты с нашей последней встречи?
ДЖОН. Ни в коем разе.
МАРИ=ЛУИЗА. А я вот похудела (Констанс). Я страшно рада, что застала
тебя. И очень горевала бы, если б опоздала (Джону). Куда вы едете?
ДЖОН. Никуда. Констанс едет одна.
МАРИ=ЛУИЗА. Ну, разумеется. Ты же всегда занят, не так ли?
ДЖОН. До свидания.
МАРИ=ЛУИЗА. Надеюсь, мы как=нибудь повидаемся, пока Констанс будет в
отъезде.
ДЖОН. Большое тебе спасибо.
МАРИ=ЛУИЗА. Мортимер теперь играет в гольф куда как лучше. Он с
удовольствием сразится с тобой.
ДЖОН. Да, конечно. Я тоже.
(Он уходит).
МАРИ=ЛУИЗА. Я так надеялась застать тебя одну. Констанс, мне надо
столько тебе сказать. Джон такой тактичный. Сразу ушел. Начну с того, что
все устроилось наилучшим образом. Ты оказалась совершенно права. Я так рада,
что последовала твоему совету и заставила Мортимера увезти меня чуть ли не
на год.
КОНСТАНС. Мортимер же не дурак.
МАРИ=ЛУИЗА. Да, для мужчины он достаточно умен. Я, конечно, устроила
ему ад на земле, за то, что он заподозрил меня, знаешь ли, и в конце концов
он стал просто шелковым. Но я видела, что полной уверенности во мне у него
нет. Ты знаешь, какие они, эти мужчины. Если вобьют себе в голову какую=то
идею, чертовски трудно заставить их выкинуть ее из головы. Но путешествие
сработало. Я вела себя, как ангел, он заработал кучу денег. Так что теперь
смотрит и на меня, и на мир сквозь розовые очки.
КОНСТАНС. Я очень рада.
МАРИ=ЛУИЗА. Я перед тобой в огромном долгу, Констанс. Я заставила
Мортимера купить тебе на Цейлоне просто божественный сапфир. Сказала ему,
что он должен хоть как=то искупить нанесенное тебе оскорбление. Он стоил сто
двадцать фунтов, дорогая, и мы отвезем его в «Картье», чтобы ему сделали
достойную оправу.
КОНСТАНС. Потрясающе.
МАРИ=ЛУИЗА. Не думай, что я неблагодарна. И еще, Констанс, я хочу сразу
сказать тебе, что обо мне и Джоне ты можешь не тревожиться.
КОНСТАНС. Я никогда не тревожилась.
МАРИ=ЛУИЗА. Я знаю, что вела себя, как маленькая дрянь, но никогда не
думала, что ты все узнаешь. Если б могла такое предложить, то никогда бы, ты
же меня достаточно хорошо знаешь, и близко к нему не подошла.
КОНСТАНС. Как ты добра.
МАРИ=Луиза. Я хочу, чтобы ты оказала мне еще одну услугу, Констанс. Не
откажешь?
КОНСТАНС. Всегда рада выручить подругу.
МАРИ=ЛУИЗА. Ты же знаешь, какой у нас Джон. Он — душка и все такое, но
раз все кончено, он должен сразу это понять.
КОНСТАНС. Кончено?
МАРИ=ЛУИЗА. Разумеется, я знаю, что он по=прежнему по уши влюблен в
меня. Я увидела это, едва вошла в комнату. Но его вины в этом нет, не так
ли?
КОНСТАНС. Ты завораживаешь мужчин.
МАРИ=ЛУИЗА. В этом мире иногда надо подумать и о себе. Должен же он
понимать, что наши отношения не могут быть прежними после того, как ты все
узнала.
КОНСТАНС. Я старалась не выдать себя, как только могла.
МАРИ=ЛУИЗА. А в итоге получилось, что ты все время хихикала над нами.
Так что от романтики не осталось и следа. Ты понимаешь.
КОНСТАНС. Смутно.
МАРИ=ЛУИЗА. Знаешь, мне очень не хочется обижать Джона, но и тянуть
кота за хвост нет никакого желания, вот я и хочу, чтобы все закончилось раз
и навсегда до твоего отъезда.
КОНСТАНС. Это так неожиданно. Боюсь, Джон будет в шоке.
МАРИ=ЛУИЗА. Я приняла окончательное решение.
КОНСТАНС. Времени для долгой и трогательной сцены, конечно же, нет, но
я все=таки посмотрю, дома ли Джон. Ты уложишься в десять минут?
МАРИ=ЛУИЗА. Но я не могу! Я хочу, чтобы ты сказала ему.
КОНСТАНС. Я?!
МАРИ=ЛУИЗА. Ты так хорошо его знаешь, ты сможешь найти правильные
слова. Как=то нехорошо, знаешь ли, говорить мужчине, который тебя обожает,
что он тебе совершенно безразличен. Ему будет гораздо легче, если он узнает
об этом от третьей стороны.
КОНСТАНС. Ты действительно так думаешь?
МАРИ=ЛУИЗА. Я в этом уверена. Можешь сказать ему, что отныне мы с ним
можем быть только друзьями. Ты так благородно поступила с нами, и будет
ужасно, если мы вновь злоупотребим твоим доверием. Скажи ему, что я всегда
буду с нежностью вспоминать его, что он — единственный мужчина, которого я
искренне любила, но теперь мы должны расстаться.
КОНСТАНС. А если он будет настаивать на встрече с тобой?
МАРИ=ЛУИЗА. Нет смысла, Констанс, я не хочу его видеть. Я расплачусь, у
меня опухнут глаза. Сделай это за меня, дорогая. Пожалуйста.
КОНСТАНС. Хорошо.
МАРИ=ЛУИЗА. В Париже я купила потрясающее вечернее платье из
светло=зеленого атласа, которое тебе очень пойдет. Не будешь возражать, если
я его тебе отдам? Я надевала его только раз.
КОНСТАНС. А теперь назови мне истинную причину, по которой ты решила
сразу же порвать с Джоном.
(Глаза Мари=Луизы широко раскрываются, она хихикает).
МАРИ=ЛУИЗА. Поклянись, что никому не скажешь.
КОНСТАНС. Клянусь честью.
МАРИ=ЛУИЗА. Видишь ли, дорогая, в Индии мы встретили потрясающего
молодого человека. Адъютанта одного из губернаторов. Он вернулся домой на
одном с нами пароходе. И просто обожает меня.
КОНСТАНС. А ты, естественно, обожаешь его.
МАРИ=ЛУИЗА. Я от него без ума. Даже не знаю, что будет.
КОНСТАНС. Думаю, мы обе можем догадаться.
МАРИ=ЛУИЗА. Такой темперамент, как у меня, это кошмар. Разумеется, тебе
не понять, ты холодная.
КОНСТАНС (очень спокойно). А ты — бесстыжая маленькая сучка,
Мари=Луиза.
МАРИ=ЛУИЗА. О, нет. Романы у меня случаются, но я не сплю со всеми
подряд.
КОНСТАНС. Я бы уважала тебя больше, будь ты честной проституткой. Она,
по крайней мере занимается этим, чтобы заработать на хлеб и масло. Ты же
получаешь все от своего мужа, но не даешь ему того, за что он платит. И по
моему разумению, ты — вульгарная воровка.
МАРИ=ЛУИЗА (удивленно, с обидой). Констанс, как ты можешь так говорить
со мной? Это жестоко. Я думала, что ты меня любишь.
МАРИ=ЛУИЗА. Люблю. Я полагаю тебя лгуньей, пустышкой и паразитом, но
люблю.
МАРИ=ЛУИЗА. Неужели ты действительно видишь меня такой?
КОНСТАНС. Да. При этом у тебя легкий характер, ты щедра, а иногда
забавна. И плюсы скорее перевешивают минусы, поэтому ты мне и не противна.
МАРИ=ЛУИЗА (улыбаясь). Я не верю, что ты говоришь серьезно. Ты же
знаешь, у меня нет более близкой подруги.
КОНСТАНС. Я принимаю людей, какими они есть и, готова спорить, что
через двадцать лет ты станешь образцом добродетельности.
МАРИ=ЛУИЗА. Дорогая, я сразу поняла, что ты решила подшутить надо мной.
КОНСТАНС. А теперь беги, дорогая, а я сообщу Джону эту ужасную весть.
МАРИ=ЛУИЗА. До свидания, и будь с ним по=мягче. Мы должны щадить его
чувства (она поворачивается, чтобы уйти, у двери останавливается, смотрит на
Констанс). Разумеется, я часто думала, а почем с твоей внешностью ты не
пользуешься успехом у мужчин. Теперь я знаю.
КОНСТАНС. Скажи мне.
МАРИ=ЛУИЗА. Видишь ли… ты юмористка, а мужчин это останавливает.
(Она уходит. Мгновение спустя осторожно открывается дверь и Джон
всовывается в комнату_.
ДЖОН. Она ушла?
КОНСТАНС. Заходи. Путь свободен и все в полном ажуре.
ДЖОН (входит в гостиную). Я слышал, как хлопнула дверь. Ты ей сказала?
КОНСТАНС. Да.
ДЖОН. Она расстроилась?
КОНСТАНС. Разумеется, для нее это был шок, но она выдержала удар.
ДЖОН. Она расплакалась?
КОНСТАНС. Нет. Не совсем. По правде говоря, я думаю, мои слова просто
оглушили ее. Но я не сомневаюсь, что она разрыдается, когда придет домой и
осознает всю глубину потери.
ДЖОН. Плачущая женщина — это ужасно.
КОНСТАНС. Смотреть на нее — одно расстройство. Но слезы приносят
облегчение, знаешь ли.
ДЖОН. Мне кажется, ты слишком уж хладнокровна, Констанс. Вот мне как=то
не по себе. Не хочется думать, что я причинил ей боль.
КОНСТАНС. Я уверена, она поймет, что ты сделал это ради меня. Она
знает, что ты по=прежнему питаешь к ней самые теплые чувства.
ДЖОН. Но ты оставила ей даже искорки надежды, не так ли?
КОНСТАНС. Можешь не сомневаться.
ДЖОН. В любом случае, а рад, что ты едешь в отпуск с легкой душой.
Между прочим, деньги тебе не нужны? Я тотчас же выпишу чек.
КОНСТАНС. Нет, благодарю. Денег у меня предостаточно. За год я
заработала тысячу четыреста фунтов.
ДЖОН. Однако! Это внушительная сумма.
КОНСТАНС. Двести я беру с собой. Еще двести потратила на одежду и
всякие мелочи, а оставшуюся тысячу этим утром перевела на твой счет, оплатив
стол и кров за последние двенадцать месяцев.
ДЖОН. Вот это ты зря, дорогая. Я не хочу об этом слышать. Не хочу,
чтобы ты платила за стол и кров.
КОНСТАНС. Я настаиваю.
ДЖОН. Ты больше меня не любишь?
КОНСТАНС. Причем тут это? А, ты думаешь, женщина может любить мужчину
лишь при условии, что он ее содержит. Не слишком ли низко ты ценишь
собственную привлекательность? А как же твое обаяние и чувство юмора?
ДЖОН. Это же абсурд, Констанс. Я могу обеспечивать тебя всем
необходимым. Предлагать мне тысячу фунтов за стол и кров оскорбительно.
КОНСТАНС. Ты не думаешь, что это оскорбление ты как раз можешь и
проглотить? Тысяча фунтов может много чего купить.
ДЖОН. Я не собираюсь их брать. Твое желание идти работать мне никогда
не нравилось. Я думал, тебе хватает дел с домашним хозяйством.
КОНСТАНС. С тех пор, как я пошла работать, ты начал испытывать какие=то
неудобства?
ДЖОН. Скорее нет, чем да.
КОНСТАНС. Поверь мне, только те женщины, которые ничего не имеют,
жалуются, что домашнее хозяйство отнимает у них все время и силы. Если ты
знаешь, чего хочешь, и имеешь опытных слуг, все можно сделать ровно за
десять минут.
ДЖОН. Так или иначе, ты хотела работать и я уступил. Я думал, что ты
нашла себя приятное времяпрепровождение, но уж конечно не собирался
извлекать из этого прибыль.
КОНСТАНС. Знаю, не собирался.
ДЖОН. Констанс, меня не покидает мысль, что твоя решимость в отношении
работы как=то связана с Мари=Луизой.
(Пауза. Потом голос Констанс становится очень серьезным)
КОНСТАНС. Тебя не удивляло, почему я не упрекала тебя романом с
Мари=Луизой?
ДЖОН. Удивляло. Причину я мог найти только в твоей ни с кем ни
сравнимой доброте.
КОНСТАНС. Ты ошибался. Я не считала себя в праве упрекать тебя.
ДЖОН. Но почему, Констанс? Ты имела полное право. Мы вели себя, как две
свиньи. Я, возможно, грязный пес, но, слава Богу, знаю, что я — грязный пес.
КОНСТАНС. Твое желание ко мне остыло. Как я могла тебя в этом винить?
Если ты меня не желал, какая тебе от меня была польза? Ты же видишь, как
мало внимания я уделяю хорошо налаженному домашнему хозяйству.
ДЖОН. Но ты же мать моего ребенка.
КОНСТАНС. Давай не преувеличивать важность этого аспекта, Джон. Я
выполнила естественную функцию моего пола. А после его рождения
присматривали за ним другие, лучше знающие это утомительное дело люди. Давай
уж честно признаем, в твоем доме я была паразитом. Чтобы не потерять меня,
ты официально согласился взять на себя определенные обязательства, и я
испытывала к тебе безмерную благодарность, ибо ты ни словом, ни делом не
показывал, что я не более чем дорогой, а иногда и мешающий элемент
интерьера.
ДЖОН. Я никогда не считал, что ты мне мешала. И я не понимаю, почему ты
называешь себя паразитом. Разве я когда=нибудь ворчал по поводу хоть одного
потраченного на тебя пенса?
КОНСТАНС (насмешливо). То есть я считала, что у тебя прекрасные манеры,
а на поверку выходит, что ты глуповат? Неужели ты такой же дурак, как
среднестатистический мужчина, который мгновенно клюет на блеф
среднестатистической женщины? Мол, раз уж ты женился на ней, то должен
выполнять все ее желания и обеспечивать все нужды, жертвуя собственными
удовольствиями, интересами, удобствами? И при этом почитать за счастье право
быть ее рабом и кредитором? Да перестань, Джон, быть такого не может.
Теперь, когда женщины проломили стены гаремов, у них нет выхода, кроме как
жить по законам улицы.
ДЖОН. Ты слишком многое оставляешь за скобками. Неужто ты не думаешь,
что мужчина может испытывать чувство благодарности к к женщине, которую
любил в прошлом?
КОНСТАНС. Я думаю, чувство благодарности особенно сильно у мужчин, пока
не требует от них жертв.
ДЖОН. Что ж, у тебя, конечно, своеобразный взгляд на отношения мужчины
и женщины, но, полагаю, мне это только на руку. В конце концов, ты узнала о
том, что происходило, задолго до того, как все выплыло наружу. Но мне
по=прежнему неясно, что заставило тебя начать работать.
КОНСТАНС. Я, как и положено женщине, ленива. Пока соблюдались внешние
приличия, я соглашалась брать все, что мне дают, ничего не давая взамен.
Была паразитом, и это знала. Но когда дело обернулось так, что только твоя
вежливость или недостаток ума мешали сказать мне об этом в глаза, я решила
переменить свою жизнь. Подумала, что пора занять позицию, с которой, будь на
то мое желание, я могла бы вежливо и спокойно, но со всей решительностью,
предложить тебе катиться ко всем чертям.
ДЖОН. И теперь ты занимаешь эту позицию?
КОНСТАНС. Именно так. Я ничего тебе не должна. Я могу содержать себя. Я
оплатила все свои расходы за последний год. Из всех свобод в
действительности важна только одна, и свобода эта — экономическая. Как ни
крути, кто платит, тот и заказывает музыку. Что ж, теперь я обладаю этой
свободой, и безмерная радость переполняет мою душу. Насколько я помню, те же
чувства я испытывала, лишь когда ела первое в жизни клубничное мороженное.
ДЖОН. Знаешь, я бы предпочел, чтобы ты месяц устраивала мне сцены и
смешивала с грязью, как любая среднестатистическая женщина, чем целый год
копила холодную злобу, чтобы сейчас вылить ее на меня.
КОНСТАНС. Милый, о чем ты говоришь? Ты знаешь меня пятнадцать лет.
Неужели ты меня можно упрекнуть в неискренности? Не копила я никакой злобы.
Как можно, дорогой, я очень тебя люблю.
ДЖОН. Уж не хочешь же ты сказать, что проделала все это не для того,
чтобы я чувствовал себя отъявленным негодяем?
КОНСТАНС. Да нет же. Клянусь честью. Заглядывая в свое сердце, я нахожу
в тем только любовь и самые нежные, теплые чувства к тебе. Или ты мне не
веришь?
(Джон какое=то время смотрит на нее, на его лице написано недоумение)
ДЖОН. Как это ни странно, верю. Ты — удивительная женщина, Констанс.
КОНСТАНС. Я знаю, но ты никому об этом не говори. Негоже давать
близкому человеку отрицательную характеристику.
ДЖОН (с обаятельной улыбкой). Чертовски жаль, что я не смог вырваться.
Не нравится мне, что ты едешь одна.
КОНСТАНС. Но я еду не одна. Разве я тебе не говорила?
ДЖОН. Нет.
КОНСТАНС. Значит, только собиралась. Я еду с Бернардом.
ДЖОН. Да? Ты ничего не говорила. А с кем еще?
КОНСТАНС. Ни с кем.
ДЖОН. Однако! (Он безусловно потрясен новостью). Как=то это странно.
КОНСТАНС. Да нет же. А почему?
ДЖОН (не зная, как ему реагировать). Ну, знаешь ли, как=то не принято,
что молодая женщина едет в шестинедельный отпуск с мужчиной, которого едва
ли можно принять за ее отца.
КОНСТАНС. Действительно, Бернард чуть старше тебя.
ДЖОН. А ты не думаешь, что начнутся сплетни?
КОНСТАНС. Дорогой, я же не собираюсь объявлять об этом по всеуслышание.
Более того, я никому об этом не говорила, тебе первому, и, естественно, могу
рассчитывать на то, что ты ни с кем не будешь делиться этой новостью.
(Джон вдруг чувствует, что ему жмет воротник рубашки, пальцами пытается
растянуть его).
ДЖОН. Тебя наверняка кто=нибудь увидит, пойдут разговоры.
КОНСТАНС. Я в этом сильно сомневаюсь. Видишь ли, мы поедем на
автомобиле и не собираемся бывать там, куда ездят все. С нашими милыми
друзьями хлопот не будет. Чтобы их встретить, надо ехать на модный курорт в
пик сезона.
ДЖОН. Разумеется я не так глуп, чтобы подозревать самое худшее, если
женщина и мужчина путешествуют вместе, но я не могу отрицать, что все это
довольно необычно. У меня и в мыслях нет, что между вами что=то может быть,
но обычный человек именно об этом и подумает.
КОНСТАНС (предельно холодно). Я всегда думала, что у обычных людей
больше здравого смысла, чем представляется умникам.
ДЖОН (нахмурившись). Что ты хочешь этим сказать?
КОНСТАНС. Разумеется, мы едем как муж и жена.
ДЖОН. Не дури мне голову, Констанс. Ты не понимаешь, что говоришь. Это
не смешно.
КОНСТАНС. Но, бедный мой Джон, за кого ты нас принимаешь? Или я так
безобразна, что ты не веришь моим словам? По какой другой причине я могу
ехать с Бернардом? Если б мне требовался компаньон, я бы взяла с собой
женщину. Мы бы жаловались друг другу на головную боль, мыли головы в одном
салоне и обменивались выкройками вечерних платьев. С женщиной путешествовать
куда приятнее.
ДЖОН. Я, возможно, очень глуп, но никак не могу взять в толк, что ты
мне говоришь. Ты действительно хочешь, чтобы я поверил, что Бернард Керсал -
твой любовник?
КОНСТАНС. Конечно же, нет.
ДЖОН. Тогда о чем мы сейчас говорим?
КОНСТАНС. Дорогой мой, по=моему все ясно и понятно. Я еду в отпуск на
шесть недель, и Бернард великодушно предложил сопровождать меня.
ДЖОН. А как же я?
КОНСТАНС. Никак. Ты остаешься дома и приглядываешь за своими
пациентами.
ДЖОН (стараясь держать себя в руках). Я всегда полагал себя
благоразумным человеком, я не собираюсь давать волю эмоциям. Многие мужчины
начали бы топать ногами или крушить мебель. У меня нет намерения устраивать
сцену, но ты должна признать, что твои слова — большой сюрприз.
КОНСТАНС. Только на первый момент, дорогой. Я уверена, что уже через
несколько минут, обдумав их, ты поймешь, что ничего экстраординарного я не
сказала.
ДЖОН. Я сомневаюсь, что у меня найдутся эти минуты. Мне как=то
нехорошо, боюсь, у меня вот=вот будет апоплексический удар.
КОНСТАНС. Так расстегни воротник. Ты и впрямь сильно раскраснелся.
ДЖОН. С чего ты взяла, что я разрешу тебе уехать?
КОНСТАНС (добродушно). Главным образом, с того, что ты не можешь меня
остановить.
ДЖОН. Я просто не могу поверить, что ты это серьезно. Не понимаю, как
такая идея могла прийти тебе в голову.
КОНСТАНС. Я подумала, что перемена пойдет мне на пользу.
ДЖОН. Ерунда.
КОНСТАНС. Почему? Тебе=то пошла. Или не помнишь? Ты мрачнел и скучнел.
А потом у тебя начался роман с Мари=Луизой и ты совершенно преобразился.
Стал веселым, радостным, лучился энергией, с таким и жить одно удовольствие.
Эффект был налицо.
ДЖОН. Мужчины — это одно, женщины — совсем другое.
КОНСТАНС. Ты думаешь о возможных последствиях? Но викторианская эра,
когда через определенный период времени, прошедший после любовных шалостей,
появлялся младенец, осталась в далеком прошлом.
ДЖОН. Я не об этом. Если жене изменяет муж, ей все сочувствуют, а вот
если жена изменяет мужу, над ним просто смеются.
КОНСТАСН. Это один из бытовых предрассудков, которые здравомыслящие
люди должны полностью игнорировать.
ДЖОН. Ты хочешь, чтобы я сидел и смотрел, как мужчина уводит жену у
меня из=под носа? Может, ты еще попросишь меня пожать ему руку и пожелать
счастливого пути?
КОНСТАНС. Как раз собиралась. Он приедет с минуты на минуту, чтобы
попрощаться с тобой.
ДЖОН. Я вышибу ему мозги.
КОНСТАНС. Я бы тебе не советовала. Мужчина он крепкий, и у меня
сложилось впечатление, что у него отлично поставлен удар левой.
ДЖОН. Тогда я получу безмерное удовольствие, высказав ему все, что я о
нем думаю.
КОНСТАНС. С чего? Или ты забыл как я вела себя с Мари=Луизой? Мы же
были лучшими подругами. Она никогда не покупала шляпу, не посоветовавшись со
мной.
ДЖОН. В моих венах течет кровь, а не вода.
КОНСТАНС. На данный момент меня больше интересует серое вещество в
твоей голове.
ДЖОН. Он тебя любит?
КОНСТАНС. Безумно. Или ты не знаешь?
ДЖОН. Я? Откуда?
КОНСТАНС. В последний год он проводил здесь довольно много времени. У
тебя сложилось впечатление, что он приходил, чтобы повидаться с тобой?
ДЖОН. Я не обращал на него внимания. Мне показалось, что с ним скучно.
КОНСТАНС. С ним скучно. Но он очень милый.
ДЖОН. Что он за мужчина, если ест хлеб ближнего и пьет его вино, а
потом занимается любовью с его женой?
КОНСТАНС. Должна сказать, такой же, как ты, Джон.
ДЖОН. Отнюдь. Мортимер из тех, кому на роду написано быть посмешищем.
КОНСТАНС. Для всех нас замысел провидения — тайна за семью печатями.
ДЖОН. Я вижу, ты решила меня довести. Сейчас я что=нибудь разобью.
КОНСТАНС. Начни вон с той сине=белой вазы, которую твой дядя Генри
подарил нам на свадьбу. Разбей ее, это современная имитация под старину.
(Джон берет вазу и швыряет об пол. Ваза разбивается).
ДЖОН. Вот.
КОНСТАНС. Тебе полегчало?
ДЖОН. Ни капельки.
КОНСТАНС. Тогда жаль, что ты ее разбил. Мы могли бы подарить ее на
свадьбу одному из твоих коллег в больнице.
(Дворецкий вводит в гостиную миссис Калвер).
БЕНТЛИ. Миссис Калвер.
КОНСТАНС. О, мама, как хорошо, что ты пришла. Я надеялась повидаться с
тобой до отъезда.
МИССИС КАЛВЕР. Я вижу, у вас упала ваза.
КОНСТАНС. Да нет, Джон вышел из себя и подумал, что сможет стравить
пар, если что=то разобьет.
МИССИС КАЛВЕР. Ерунда. Джон никогда не выходит из себя.
ДЖОН. Это вы так думаете, миссис Калвер. Да, я вышел из себя. Я очень
вспыльчивый. Вы с Констанс заодно?
КОНСТАНС. Нет, мама ничего не знает.
ДЖОН. Сделайте что=нибудь, чтобы остановить ее. Вы же можете на нее
повлиять. Вы должны понимать, что вся эта затея абсурдна.
МИССИС КАЛВЕР. Мой дорогой мальчик, я не имею ни малейшего понятия, о
чем ты говоришь.
ДЖОН. Она собирается в Италию с Бернардом Керсалом. Вдвоем.
МИССИС КАЛВЕР (изумленно). Это неправда. С чего ты взял?
ДЖОН. Она сама только что мне сказала. Между прочим, тем же тоном,
каким говорят о том, что надо почистить пальто.
МИССИС КАЛВЕР. Это правда, Констанс?
КОНСТАНС. Более чем.
МИССИС КАЛВЕР. Но разве ты не ладишь с Джоном? Я всегда думала, что вы
живете душа в душу.
ДЖОН. Я тоже. Мы никогда не ссорились. Всегда находили общий язык.
МИССИС КАЛВЕР. Разве ты больше не любишь Джона, дорогая?
КОНСТАНС. Разумеется, люблю.
ДЖОН. Как же ты можешь меня любить, если намерена нанести мне самое
жестокое оскорбление, на какое только способна нанести женщина мужчине?
КОНСТАНС. Не идиотничай, Джон. Год тому назад ты точно также оскорбил
меня.
ДЖОН (подходит к ней, вдруг понимает, в чем, все=таки дело). Ты таким
образом хочешь расквитаться со мной за Мари=Луизу.
КОНСТАНС. Ты просто дурак, Джон. Такая мысль даже не приходила мне в
голову.
МИССИС КАЛВЕР. Но тогда была совершенно другая ситуация. Джон, конечно,
поступил очень нехорошо, но он извинился за содеянное и был наказан.
Конечно, его поведение причинила нам немало горя. Но мужчина есть мужчина, и
от него всегда можно ожидать чего=то подобного. А потому можно и извинить.
Женщину — нет. Полигамия у мужчин в крови, и благоразумная женщина всегда
простит им случайный проступок, понимая, что где=то они — жертвы
обстоятельств. Женщины же по природе своей моногамны. Они просто не должны
желать больше одного мужчины, вот почему вир осуждает их, если они выходят
за естественные ограничения своего пола.
КОНСТАНС (с улыбкой). Сложно, знаешь ли, понять, почему вкусненькое для
мужа, не может быть сладеньким для жены.
МИССИС КАЛВЕР. Мы все знаем, что верность для мужчин — пустой звук. Они
могут не пропускать ни одной юбки и при этом оставаться честными,
трудолюбивыми, заслуживающими доверия. У женщин все иначе. Они становятся
лживыми, раздраженными, ленивыми, беспомощными, нечестными. Вот почему опыт
десяти тысячелетий, накопленный человечеством, требует от женщин верности.
Все знают, что добродетель — ключ к остальным достоинствам.
КОНСТАНС. Они нечестны в том, что отдают уже не принадлежащее им. Они
продали себя за стол, кров и защиту. Они — личное движимое имущество. Они
полностью зависят от мужей, а когда изменяют, становятся лгуньями и
воровками. Я — другое дело. Я экономически независима от Джона, а потому
требую и сексуальной независимости. Сегодня я внесла на счет Джона тысячу
фунтов за свое годичное содержание.
ДЖОН. Я отказываюсь их брать.
КОНСТАНС. Тем не менее, придется.
МИССИС КАЛВЕР. Это не повод выходить из себя.
КОНСТАНС. Я полностью сохраняю самообладание.
ДЖОН. Если ты думаешь, что свободная любовь — удовольствие, то ты
ошибаешься. Поверь мне, приписываемые ей достоинства сильно преувеличены.
КОНСТАНС. В этом случае остается только удивляться, почему люди никак
не поставят на ней крест.
ДЖОН. Я знаю, о чем говорю, можешь мне поверить. Она обладает всеми
недостатками супружеской жизни, без преимуществ последней. Заверяю тебя,
дорогая, игра не стоит свеч.
КОНСТАНС. Ты, возможно, прав, но ты знаешь, как трудно судить о
чем=либо по чужому опыту. Думаю, лучше испытать все на себе.
МИССИС КАЛВЕР. Ты любишь Бернарда?
КОНСТАНС. По правде говоря, я еще не решила. Как узнать, любишь
человека или нет?
МИССИС КАЛВЕР. Дорогая, я знаю, как это проверить. Могла бы ты
воспользоваться его зубной щеткой?
КОНСТАНС. Нет.
МИССИС КАЛВЕР. Тогда ты его не любишь.
КОНСТАНС. Он боготворил меня пятнадцать лет. Такая преданность,
естественно, находит отклик в моем сердце. Я хочу как=то показать ему, что
меня нельзя называть неблагодарной. Видите ли, через шесть недель он
возвращается в Японию. Обратно вернется только через семь лет. Сейчас мне
тридцать шесть и он меня обожает. Через семь лет мне будет сорок три.
Женщина в таком возрасте часто сохраняет очарование, но крайне редко
привлекает пятидесятипятилетних мужчин. Я пришла к выводу: сейчас или
никогда, и спросила его, не хочет ли он, чтобы я провела с ним эти последние
шесть недель в Италии. И когда в Неаполе я буду махать платочком его
уходящему кораблю, я нндеюсь, он будет знать, что все эти годы бескорыстной
любви чего=то да стоили.
ДЖОН. Шесть недель. Ты собираешься оставить его через шесть недель?
КОНСТАНС. Да, конечно. Из=за того, что я установила временные рамки
нашей любви, думаю, мы сможем испытать неземное блаженство и расстанемся,
пребывая на седьмом небе. Ты же сам знаешь, Джон, роза особенно прекрасна в
период полного расцвета, а потом ее лепестки опадают.
ДЖОН. Ты меня потрясла до глубины души, удивила до предела. Я просто не
знаю, что и сказать. Ты захватила меня врасплох.
(Миссис Калвер, которая стоит у окна, вскрикивает).
КОНСТАНС. Что такое?
МИССИС КАЛВЕР. Бернард. Он только что подъехал.
ДЖОН. Ты хочешь, чтобы я принимал его так, словно мне неведомы твои
планы?
КОНСТАНС. Наилучший вариант. Устраивать сцену ревности глупо, и она не
изменит моего решения уехать с ним.
ДЖОН. Я же должен принимать во внимание собственное достоинство.
КОНСТАНС. Зачастую сохранить его в наилучшем виде удается, спрятав в
карман. Я буду очень признательна тебе, Джон, если ты будешь принимать его
так, как я принимала Мари=Луизу, зная, что она — твоя любовница.
ДЖОН. Он знает, что я знаю?
КОНСТАНС. Разумеется, нет. Он придерживается традиционных взглядов,
знаешь ли, и не может непринужденно обмануть друга. Он абсолютно уверен, что
ты не в курсе.
МИССИС КАЛВЕР. Констанс, никакие мои аргументы не заставят тебя
изменить принятое решение?
КОНСТАНС. Не заставят, дорогая.
МИССИС КАЛВЕР. Тогда я не буду понапрасну сотрясать воздух и уйду до
того, как он поднимется сюда.
КОНСТАНС. Как тебе будет удобно. До свидания, мама. Ты получишь от меня
много открыток.
МИССИС КАЛВЕР. Я не одобряю твою выходку, Констанс, и не собираюсь
притворяться в обратном. Толку от этого не будет. В мужчинах природой
заложены порочность, склонность к обману и изменам жене. Женщине же положено
хранить добродетельность, прощать и страдать. Так повелось с начала веков и
никакие новые идеи не смогут изменить основополагающие законы нашего
общества.
(Входит дворецкий, за ним Бернард).
БЕНТЛИ. Мистер Керсал.
МИССИС КАЛВЕР. Добрый день, Бернард, и до свидания. Я как раз ухожу.
БЕРНАРД. Какая жалость. До свидания.
(Она уходит).
КОНСТАНС (Бернарду). Добрый день. Один момент (Дворецкому). Бентли,
пожалуйста, отнеси мои вещи вниз и положи в такси, хорошо?
БЕНТЛИ. Хорошо, мадам.
БЕРНАРД. Ты уже уезжаешь? Как хорошо, что я успел тебя застать. Я бы
всю жизнь корил себя за то, что не попрощался.
КОНСТАНС. И дай мне знать, когда подъедет такси.
БЕНТЛИ. Да, мадам.
КОНСТАНС. Теперь я могу уделить внимание и тебе.
(Дворецкий уходит).
БЕРНАРД. Тебе не терпится уехать в отпуск?
КОНСТАНС. Более чем. Для меня такое путешествие впервые, и я живу
предвкушением.
БЕРНАРД. Ты едешь одна, не так ли?
КОНСТАНС. Да, совсем одна.
БЕРНАРД. Жаль, что ты не смог вырваться, старичок.
ДЖОН. Чертовски жаль.
БЕРНАРД. Полагаю, это проблема всех хороших специалистов. Работа их не
отпускает. Вот и тебе приходится прежде всего думать о своих пациентах.
ДЖОН. Приходится.
КОНСТАНС. К тому же Джона Италия не впечатляет.
БЕРНАРД. О, так ты едешь в Италию? Вроде бы ты упоминала Испанию.
ДЖОН. Нет, речь всегда шла об Италии.
БЕРНАРД. Действительно, тебе не это не очень подходит, старичок. Хотя,
вроде бы рядом с озером Комо есть прекрасные поля для гольфа.
ДЖОН. Неужели?
БЕРНАРД. А ты, случайно, не окажешься неподалеку от Неаполя в конце
июля?
КОНСТАНС. Не знаю. С планами я еще не определилась.
БЕРНАРД. Спрашиваю только потому, что мой пароход отплывает из Неаполя.
Было бы забавно встретиться там.
ДЖОН. Очень забавно.
КОНСТАНС. Надеюсь, в мое отсутствие ты будешь часто видеться с Джоном.
Боюсь, без меня ему будет одиноко, бедняжке. Почему бы вам не пообедать
вместе не следующей неделе?
БЕРНАРД. Я очень сожалею, но я тоже уезжаю.
КОНСТАНС. Правда? Вроде бы ты собирался оставаться в Лондоне до самого
отъезда в Японию.
БЕРНАРД. Я собирался, но мой доктор отправил меня на воды.
ДЖОН. И от чего тебе надо лечиться?
БЕРНАРД. О конкретной болезни речь не идет. Он порекомендовал мне
пройти общеукрепляющий курс.
ДЖОН. Правда? И как фамилия твоего доктора?
БЕРНАРД. Ты его не знаешь. Мы вместе воевали.
ДЖОН. Понятно!
БЕРНАРД. Поэтому, к сожалению, я должен с тобой попрощаться. Конечно,
не хочется покидать Лондон, учитывая, что в Европу я попаду лишь через
несколько лет, но, с другой стороны, глупо не воспользоваться рекомендациями
специалиста, если уж ты к нему обратился.
ДЖОН. Особенно, если свои рекомендации он оценивает в три гинеи.
КОНСТАНС. Очень жаль. Я=то рассчитывала, что во время моего отсутствия
ты проследишь за тем, чтобы Джон не попал под дурное влияние.
БЕРНАРД. Едва ли я смог бы это гарантировать. Но мы смогли бы несколько
раз сходить в театр, сыграли бы в гольф.
КОНСТАНС. В общем, хорошо бы провели время, не так ли Джон?
ДЖОН. Просто отлично.
(Входит дворецкий).
БЕНТЛИ. Такси ждет, мадам.
КОНСТАНС. Благодарю.
(Дворецкий уходит).
БЕРНАРД. Тогда разрешите откланяться. На случай, что не увижу вас
вновь, позвольте поблагодарить за всю ту доброту и радушие, которые я видел
от вас за год, проведенный в Лондоне.
КОНСТАНС. Мы рады, что ты заглянул к нам.
БЕРНАРД. Ты и Джон так тепло принимали меня. Я и представить себе не
мог, что этот год будет для меня таким удачным.
КОНСТАНС. Нам будет тебя недоставать. Джон так радовался, что есть
человек, который может пойти со мной в театр, когда его срочно вызывают на
операцию. Не правда ли, дорогой?
ДЖОН. Правда, дорогая.
КОНСТАНС. Он никогда не волновался, зная, что я с тобой. Не волновался,
дорогой?
ДЖОН. Не волновался, дорогая.
БЕРНАРД. И я страшно рад, что оказался хоть чем=то полезен. Не
забывайте меня, хорошо?
КОНСТАНС. Едва ли нам это удастся, не так ли, дорогой?
ДЖОН. Никогда, дорогая.
БЕРНАРД. А если у вас появится свободная минутка, напишите мне, хорошо?
Вы просто не знаете, как дороги нам, изгнанникам, письма с родины.
КОНСТАНС. Разумеется, напишем. Оба. Не так ли, дорогой?
ДЖОН. Да, дорогая.
КОНСТАНС. Джон так хорошо пишет письма. Они такие остроумные, забавные.
БЕРНАРД. Ловлю вас на слове. Что ж, прощай, старичок. Всего тебе
хорошего.
ДЖОН. Спасибо, старичок.
БЕРНАРД. Прощай, Констанс. Мне столько надо сказать тебе, но я не знаю,
с чего начать.
ДЖОН. Я не хочу тебе торопить, но такси ждет, а счетчик тикает.
БЕРНАРД. Джон такой практичный. Ладно, скажу только одно: благослови
тебя Бог.
КОНСТАНС. Au revoir.
БЕРНАРД. Если будешь в Неаполе, дай мне знать, хорошо? Если пошлешь
письмо в мой клуб, мне его передадут.
КОНСТАНС. Да, конечно.
БЕРНАРД. Прощайте.
(Он дружески кивает обоим и уходит. Констанс начинает смеяться, как
только за ним закрывается дверь и вскоре просто покатывается от хохота).
ДЖОН. Тебя не затруднит сказать, над чем смеешься? Если ты думаешь, что
я нахожу забавным стоять столбом и молча сносить издевательства, то
напрасно. А что это за галиматья насчет случайной встречи в Неаполе?
КОНСТАНС. Он сбивает тебя со следа.
ДЖОН. Да он просто идиот!
КОНСТАНС. Ты действительно так думаешь? А я вот считаю, что он выглядел
неплохо. Учитывая, что в этих делах у него нет никакого опыта, с ролью он
справился.
ДЖОН. Если ты вбила себе в голову, что он — само совершенство, спорить
с тобой бесполезно. Но, не кривя душой, стараясь сохранять объективность, я
сожалею, что ты решила отдаться такому вот человеку.
КОНСТАНС. Наверное, муж и жена должны расходиться в оценке ее будущего
любовника.
ДЖОН. Ты же не собираешься утверждать, что выглядит он лучше меня.
КОНСТАНС. Нет. Я всегда считала тебя эталоном мужской красоты.
ДЖОН. И одевается он, как я.
КОНСЬАНС. Это естественно, у вас один портной.
ДЖОН. Я не думаю, что ты находишь его более остроумным.
КОНСТАНС. Да нет же.
ДЖОН. Тогда почему ты хочешь уехать с ним?
КОНСТАНС. Неужели я должна тебе объяснять? Потому что еще раз, до того,
как поезд уйдет, хочу оказаться в объятьях мужчины, который готов целовать
землю, по которой я хожу. Хочу видеть, как озаряется счастьем его лицо,
когда я вхожу в комнату. Хочу чувствовать, как его рука сжимает мою, когда
мы вместе смотрим на луну, как по телу бегут искорки, когда он обнимает меня
за талию. Хочу, чтобы моя голова падала ему на плечо, а его губы нежно
прикасались к моим волосам.
ДЖОН. Вот на это не рассчитывай. Бедняжка просто свернет себе шею и его
придется отправлять в больницу.
КОНСТАНС. Хочу ходить с ним по сельским тропкам, слышать, как он
называет меня заинькой или кисиком. Хочу часами говорить с ним ни о чем.
ДЖОН. О, Боже.
КОНСТАНС. Хочу знать, что я красноречива и остроумна, даже когда молчу.
Десять лет меня вполне устраивало твое внимание, Джон, поэтому мы с тобой
были лучшими и самыми близкими друзьями, но теперь, пусть на короткое время,
мне захотелось другого. Неужели ты поставишь мне это в укор? Я хочу, чтобы
меня любили.
ДЖОН. Но, дорогая моя, я буду тебя любить. Я, конечно, вел себя
отвратительно, не уделял тебе внимания, но еще не поздно все изменить. Ты -
единственная женщина, которая мне дорога. Я брошу все, и мы уедем вместе.
КОНСТАНС. Меня такая перспектива не впечатляет.
ДЖЛН. Да перестань, дорогая, прояви хоть каплю жалости. Я бросил
Мари=Луизу. Ты, конечно же, можешь указать на дверь Бернарду.
КОНСТАНС. Но ты бросил Мари=Луизу, следуя своим, а не моим желаниям.
ДЖОН. Не вредничай, Констанс. Поедем со мной. Нам будет хорошо вместе.
КОНСТАНС. Бедный мой Джон, я завоевывала экономическую независимость не
для того, чтобы проводить медовый месяц с собственным мужем.
ДЖОН. Ты думаешь, что я не могу быть и любовником, и мужем?
КОНСТАНС. Мой дорогой, никому не превратить вчерашнюю жареную баранину
в завтрашний шашлык из молодого барашка.
ДЖОН. Знаешь, что ты делаешь? Я полон решимости стать идеальным мужем,
а ты вновь толкаешь меня в объятья Мари=Луизы. Даю слово чести, как только
ты выйдешь из этого дома, я тут же поеду к ней.
КОНСТАНС. И напрасно потратишь время и бензин. Боюсь, ты не застанешь
ее дома. У нее новый молодой кавалер и она находит его божественным.
ДЖОН. Что?
КОНСТАНС. Адъютант губернатора какой=то колонии. Они приезжала сегодня
с просьбой тактично сообщить тебе, что между вами все кончено.
ДЖОН. Надеюсь, ты сказала ей, что я еще раньше твердо решил порвать
наши отношения, причинившие тебе столько боли?
КОНСТАНС. Не успела. Она очень уж торопилась высказать мне свою
просьбу.
ДЖОН. Знаешь, Констанс, я не понимаю, что сталось с твоей гордостью.
Все=таки из твоего мужа сделали круглого дурака. Любая другая женщина
сказала бы: «Какое странное совпадение. Не прошло и получала, как Джон
заверил меня, что принял решение никогда больше с тобой не видеться». Но,
разумеется, тебе на меня наплевать, это очевидно.
КОНСТАНС. Ты несправедлив, дорогой. Я всегда буду заботиться о тебе. Я,
возможно, и собралась изменить тебе, но бросать тебя не собираюсь. И всегда
думала, что верность — мое самое ценное качество.
(Дворецкий открывает дверь)
ДЖОН (раздраженно). В чем дело?
БЕНТЛИ. Я подумал, что мадам забыла о ждущем внизу такси.
ДЖОН. Пошел к черту.
БЕНТЛИ. Как скажете, сэр.
(Уходит).
КОНСТАНС. Не понимаю, с чего ты нагрубил ему? За такси заплатит
Бернард. Но я все равно должна идти, а не то он подумает, что я не поеду. До
свидания, дорогой. Я надеюсь, что в мое отсутствие все у тебя будет хорошо.
Не суй нос в дела кухарки, и не умрешь от голода. Ты не хочешь попрощаться
со мной?
ДЖОН. Катись к дьяволу.
КОНСТАНС. Хорошо. Я вернусь через шесть недель.
ДЖОН. Вернешься? Куда?
КОНСТАНС. Сюда.
ДЖОН. Сюда? Сюда? Ты думаешь, я тебя пущу?
КОНСТАНС. Почему нет? При здравом размышлении ты поймешь, что у тебя
нет причин винить меня. В конце концов, я не беру у тебя ничего такого, что
тебе нужно.
ДЖОН. Ты же понимаешь, что после этого я могу с тобой развестись?
КОНСТАНС. Безусловно. Но я придирчиво выбирала мужа. Позаботилась о
том, чтобы выйти замуж за джентльмена, и знаю, что ты никогда не разведешься
со мной за грехи, в которых повинен сам.
ДЖОН. Я с тобой не разведусь. Чтобы не подвергать даже моего худшего
врага риску жениться на женщине, которая способна обращаться с мужем так,
как ты обращаешься со мной.
КОНСТАНС (от двери). Так я могу возвращаться?
ДЖОН (после короткой паузы). Ты самая своенравная, капризная, выводящая
из себя, упорствующая в заблуждениях, очаровательная и пленительная женщина,
какой Бог может наказать мужчину, определив ее ему в жены. Да, черт тебя
побери, возвращайся.
(Она посылает ему воздушный поцелуй и выскальзывает из гостиной,
захлопнув за собой дверь).
Перевел с английского Виктор Вебер
Переводчик Вебер Виктор Анатольевич.
129642, г. Москва. Тел. 473 4091. E-mail: [email protected]
W. SOMERSET MAUGHAM
THE CONSTANT WIFE
Панкратий Сумароков. Рассудок и страсть
: роман в письмах
ГРАФ СЛАВСКИЙ К СВОЕМУ ДРУГУ
Наконец я на родине! Но не радуйся за меня, мой друг: я не нашел здесь того счастья, которое ожидал найти. Знаю, что после того нетерпения, с каким я желал ехать в отпуск, после тех разговоров с тобою, в которых с таким восхищением описывал я Людмилу, тебе покажется это странно; но что делать? Человек на то создан, чтоб беспрестанно обманываться в надеждах! Слушай, мой милый, и горюй вместе со мною. На седьмой день после нашей разлуки (ты можешь представить себе, что я не жалел денег ямщикам на водку), часа в три после обеда, я увидел место, к которому стремился душою. Еще издали блеснул крест сельской колокольни, и из обнаженной рощи, показалась белая, покрытая снегом кровля, под которой жили существа, мне любезные. Сердце мое сильно забилось; сладкие воспоминания наполнили душу, и три года отсутствия, казалось, совершенно исчезли в моей жизни. .. Приятно возвращаться на родину, когда надеемся там найти людей близких и милых нам: мать, сестру, и того, кто, милее для нас самых кровных; но как же и грустно в этом самом человеке увидеть перемену! Ты удивляешься еще больше? Как быть: это моя участь!
Глядя на знакомые предметы, вспоминая прошедшее, и с темным волнением угадывая будущее, я подъехал к родному порогу. Колокольчик заставил встрепенуться домашних; кто бросился на лестницу, кто к окошкам; в одну минуту разнеслось по дому, что я приехал, и множество радостных лиц выбежало мне на встречу. Но я почему-то медлил выходить из саней… Зная, что Людмила никак не могла (если б даже и хотела) встретить меня у крыльца; сердце мое, вопреки рассудку, этого желало. Наконец, я опомнился; однако по лестнице шел очень тихо — все как будто бы чего-то ожидая. В сенях встретила меня старшая сестра. Чего лучше, как вместе с ней! — подумал я; но ее всё не было и сердце мое резало, как ножом. Добрая сестра подумала, что я болен, и я, в самом деле, сказал, что измучился с дороги. Рука в руку, вошли мы с ней в залу. Матушка заплакала от радости, увидев меня. Людмила казалось также была тронута; я подошел к ней; рука ее дрожала, щеки горели. Мне стало легче, но только на одну минуту.
После первых объятий, вопросов и ответов, все, наконец, поуспокоились и уселись. Матушка расспрашивала о моей службе, радовалась, что я произведён в корнеты, и, любовалась мною. Одна Людмила не принимала участия в разговоре. Все это время она была молчалива и задумчива; тысячу раз сбирался я заговорить с ней, но никак не решался. Казалось, какая-то тайная грусть лежит у нее на сердце. Но неужели свидание со мною не могло развеселить ее, хоть на несколько минут? Неужели она в эту минуту могла думать о чем-нибудь другом?
Не ужасно ли, после трехлетней разлуки, в первые два часа свидания, не услышать ни одного слова, не увидеть ни одного взгляда любви, от той, ради которой я жил эти длинные три года, и ради которой жить буду, кажется, целый век? Ты скажешь, что другие мешали ей. Ах! друг мой, как ты ошибешься! Разве не было у нас прежде языка, понятного только нам одним, и которым могли говорить мы при тысяче свидетелей? Нет, я вижу ясно перемену ужасную. С какой милой радостью встречала она меня прежде всякое утро, всякий раз, когда я входил в комнату! одним взором высказывала она мне все чувства души своей. Тогда она была так близко ко мне; казалось, я один заменял ей друзей, семейство, целый мир! А теперь мы так чужды, так далеки друг от друга. За ужином, я хотел занять мое прежнее место подле нее; но она посадила на свой стул десятилетнюю сестру мою.
— Сядь, миленькая, возле братца, — сказала она, — ты давно не видела его. Сестра исполнила это с детской радостью, и я поцеловал ее с таким чувством, как будто желал отомстить тем Людмиле… не странно ли сердце влюблённого. Наконец, наступила минута, которой я ждал и боялся. После ужина, матушка и старшая сестра вышли, и мы с Людмилой остались в гостиной одни. Сердце мое сильно билось. Людмила сидела устремив взор на работу; я ходил по комнате, не мог выговорить ни слова, и не знал, чем начать разговор. Между тем маленькая сестра играла с собачкой. Желая прекратить молчание, и не придумав ничего лучшего:
— Счастливый возраст, — сказал я, посмотрев на нее, — как бы я хотел возвратить его себе! И как хотел бы возвратить последние три года моей жизни!
— Я сама завидую детям, — отвечала Людмила, не поднимая глаз и как бы не слыша последних слов моих. — Тогда сердце не знает принуждения. Но, — прибавила, вздохнув, — сколько же и глупостей делаем мы в то время!
Я хотел продолжать, хотел высказать все, что у меня лежало на сердце, но тут вошла матушка и помешала нам. Мне стало еще грустнее. Я не слышал что говорят, не понимал о чем меня спрашивают, отвечал невпопад и, наконец, сказав, что устал от дороги, поспешил уйти в свою комнату, чтобы на свободе подумать обо всем мною виденном и с горя написать к тебе.
Я всё ожидал, что Людмила, по крайней мере, в ту минуту, когда мы останемся одни, обнаружит чувства свои; но она не удостоила меня даже и взглядом. Сказала только какой-то логогриф, которого я не понимаю. Жалея о прошедшем, она отчего-то называет прежние поступки свои глупостями. Я так смущен, расстроен, утомлен, что ничего теперь не могу сообразить хорошенько. Завтра буду продолжать письмо мое, и, может быть, что-нибудь узнаю.
Тревожимый думами и догадками, перевернувшись раз сто с боку на бок, я заснул, но сон мой походил на горячку, а пробуждение было так горестно, что я не знал, куда мне деваться. В доме все еще спали; я пошел бродить, и чтобы чем-нибудь занять себя, вздумал посмотреть матушкиных лошадей и экипажи. Вхожу в сарай и первое что попадается мне на глаза, карета, в которой мы ездили в Петербург и привезли с собой Людмилу, когда матушка взяла ее из пансиона. В этой карете началась любовь наша, и при взгляде на нее, все подробности счастливого времени оживились в душе моей. Как сильна, мой друг, как прелестна первая любовь! Что значат, в сравнении с нею, все глупые волокитства и несчетные победы наших записных удальцов в этом ремесле? Никогда не забуду я блаженных минут, которые доставила мне эта дорога. Мы сидели так близко, и от всякого прикосновения электрический удар пробегал по мне. Я видел, что эти удары сообщались и ей. Румянец играл на щёках ее и грудь волновалась… Один раз, когда мы ехали ночью, матушка и сестра заснули, но я, мог ли я спать? Голова моя пылала, сердце сильно билось. Я осмелился взять ее руку; сначала чуть касаясь ее, потом пожимая, потом прикладывая к губам и осыпая милую руку поцелуями… Людмила мне не противилась, не отнимала руки и казалась спящей; но я видел, что она не спит: сильный и невольный сладкий вздох изменили ей… Вот каковы женщины! Если Людмила, сама невинность, умела уже в пятнадцать лет притворяться, чего после этого ожидать от других?
Приехав, я напомнил ей эту ночь и узнал, что она сама вспоминает о ней с удовольствием. Не было ли это ясным признанием в любви? С тех пор сердца наши совершено понимали друг друга, чувства наши слились в одно. Правда, что я никогда не осмеливался сделать ей объяснения по форме (ты знаешь, как в 17 лет бываем мы робки с женщиной, которую любим). Но неужели, чтобы удостовериться в любви взаимной, нужно непременно с коленопреклонением, тоном театрального героя объявить страсть свою? Нет, мне кажется, истинная, пылкая любовь предупреждает всякое объяснение и без слов высказывает себя, в самую ту минуту, когда рождается в сердце.
Сообразив все это и так живо вспомнив прошедшее, я опять начал было надеяться, что вчерашняя холодность Людмилы была принуждённая и происходила, может быть, от застенчивости; однако и нынче, в продолжение целого дня, видел все тоже. Людмила перестала любить меня! я почти в этом уверился. Она холодна ко мне как лед, и равнодушие ее несноснее для меня самой ненависти. Кажется, как будто я не существую для нее совершенно и ей все равно, здесь я, или нет, жив, или умер. Такую ли встречу ожидал я найти? Думал ли так жестоко обмануться? Неужели то, что я считал любовью, было одно только кокетство? Невозможно! В пятнадцать лет нельзя знать эту науку так тонко.
Я бросаюсь из одной крайности в другую: то начинаю думать, что она стала слишком горда, узнав цену своим прелестям. Правда, что она удивительно похорошела и расцвела, и считает меня недостойным своего выбора; то приходит мне в голову, что излишняя скромность напоминает ей разность нашить состояний. Но в первом случае говорит в мою пользу — между нами будь сказано — самолюбие; во втором — она знает образ мыслей моих; словом, чем больше я думаю, тем меньше понимаю ее. Кажется даже, что она избегает меня. Но я добьюсь, во чтоб то ни стало, говорить с ней откровенно, объясню мои чувства, мысли, намерения; напомню прошедшее и тогда — или возвращу ее, или провалюсь сквозь землю.
КАПИТАН ШМИТ, К СВОЕМУ БРАТУ
Давно любезный брат, я не писал к тебе, да и, правду сказать, писать было некогда. Не более месяца как остановились мы на зимних квартирах. Теперь, отдохнув от трудов, устроившись и поглядевшись, пользуюсь свободным временем и хочу поговорить с тобой. Здесь стоять нам довольно весело. Ты знаешь, что нас военных везде любят и принимают, как нельзя лучше; а в здешнем округе множество помещиков и хорошеньких девушек, что также имеет свою прелесть. Правда, что я никогда не был волокитой; но это от того только, что до сих нор не находил девушки по своему нраву. Польки казались мне слишком ветрены и обхождение их всегда меня заставляло краснеть; в русских барышнях также не много проку: все почти слишком расточительны, любят наряды и плохие хозяйки. А я желал бы, чтоб жена моя не совестилась сходить в кухню и умела бы приготовить бир-суп и гуся с капустой. Многие из них очень насмешливы, а я смерть не люблю насмешек. Поэтому-то я и не думал о женщинах, занимался только службой и ротой моей, и не иначе располагал жениться, как возвратившись в Ревель, на какой-нибудь доброй и скромной нашей землячке.
Теперь вдруг мысли мои переменились и весь план пошел к чёрту. Служба не занимает меня, рота надоела; одна мысль о семейном счастье вертится в голове моей, и желание найти поскорее жену так во мне усилилось, что я даже, говоря с фельдфебелем, называю его: душенька и жизнь моя. А все это от того, что я увидел здесь девушку, какой еще никогда не видывал: милую, добрую, прекрасную и по уши влюбился в нее, не смотря на то, что она русская.
Верстах в шести от моей квартиры, в своем прекрасном поместье живет графиня Славская, вдова не такая еще старая, у которой сын (он служит в гусарах) и две дочери: одна невеста, а другая девочка лет десяти. Старшая дочь прекрасна, но мне не годится: во-первых потому, через чур богата и следственно в замужестве будет разборчива; а во-вторых так насмешлива, что я всегда держу себя от нее на благородной дистанции. Еще у графини живет воспитанница, Людмила Павловна Лидина. Отец ее был какой-то чиновник, который ходил по делам покойного графа, и притом был так честен, что умер не оставив дочери ни копейки. Графиня взяла ее из пансиона, куда отец ее при жизни отдал, воспитала со своей дочерью, и дает в приданое 20000. Эта девушка при всех своих прелестях имеет прекрасную душу, и на ней-то я и хочу жениться. Сам, однако же я объясниться с ней не решусь, а думаю прежде сделать предложение графине, через одну знакомую мне даму, хотя, и уверен почти, что Людмила мне не откажет. Богатство ее не огромно, родословным деревом она также похвастать не может, следовательно, я для нее жених хоть куда. Правда, что грех мне похвастать красотой; но зато мой капитанский чин, состояние и мундир — такие магниты для сердца женщины, которые заставляют забывать все прочее. Я испытал это недавно: невеста, еще гораздо познатней девицы Лидиной, сама навязывалась мне на шею.
Недалеко от графины живет двоюродный брат ее мужа, также граф Славский, старик, едва передвигающий ноги, с женой и с тремя дочерьми. Средняя из них, Аглаида, очень недурна собой: блондинка, с большими голубыми глазами, с востреньким носиком, вздернутым вверх, с русыми кудрями, мягкими как шелк, и с премиленьким алым ротиком, словом красотка. И эта-то красотка, поверишь ли, изволила в меня влюбиться… Однако я устоял против искушения и предпочёл ей Людмилу. Тебе, верно, покажется странно, почему я графиню променял на девушку не знатной породы? Это от того, что ее сиятельство показалась мне слишком бойка и лукава, и я уверен, что муж ее скоро после свадьбы попадет в рогоносцы; а по-моему, это не такая безделица как многие думают.
Вольное обращение Аглаиды иногда даже меня смущает; впрочем, мне приятно бывать с нею, и я часто к ним езжу. Сестры ее девушки любезные, только воспитаны на тот же покрой. Мать их, сидя целый день за Библией, совсем не занимается ими и дает полную свободу привлекать к себе обожателей, надеясь, можешь быть, этим средством скорей сбыть их с рук без приданого, которого отец их почти не оставил. По всему этому ты можешь судить, что буду я гораздо счастливее с Людмилой, нежели с какой-нибудь из этих графинь, и надеюсь я смог, разделить любовь с рассудком. Прощай! надеюсь скоро уведомить тебя о помолвке.
ЛЮДМИЛА К СВОЕЙ ПОДРУГЕ
Он здесь, моя милая, он приехал! Я могу видеть его, говорить с ним, восхищаться глядя на него! Если бы ты видела, как он хорош, как благороден! Зачем я не могу показать его тебе и гордиться моим выбором? Но что я сказала! Радость свидания с ним сделала меня безумной, заставила забыть все, меня, которую ожидают в будущем одни горькие слезы и тоска вечная! Ты знаешь, с каким намерением ждала я его. Думала ли я, что эта минута будет для меня так горестна! Все время разлуки с ним, я жила одним воображением. Засыпала, думая о нем, пробуждалась с тою же мыслью. Я была счастлива, и не хотела думать о будущем, не хотела постигнуть, что эта любовь должна отравить всю жизнь мою! Но ты не понимаешь меня. Выслушай же и пожалей обо мне.
Дня за три до приезда графа, сидя с графиней и сестрой его, мы разговорились о нем. Графия сказала, что он должен скоро приехать. Сердце мое забилось от радости и я никак не воображала, что разговор, начало которого было так приятно для меня, кончится смертным моим приговором!
Речь зашла о службе и мало-помалу сошла на гренадерский полк, который стоит здесь. Мы судили об офицерах; Юлия забавляла нас своими критическими замечаниями на бедных гренадёров, из которых многие, вздыхают, глядя на ее прелестное личико.
— Знаешь ли ты, Людмила, капитана Шмита? — спросила меня наконец графиня.
— Я его видела раз пять.
— Каков он, тебе кажется?
— Я глядела на него, совершенно не замечая, и потому ничего не могу вам сказать.
— Можно ли глядеть, не замечая на этого чудака, — подхватила Юлия, — с его журавлиными ногами, огромным носом и любимой приставкой: признаюсь, которую он говорит ко всякому слову, потирая себе руки, как будто они у него вечно мерзнут.
— Он очень добрый человек, — сказала графиня с видом несколько недовольным.
— Я об этом не говорю ни слова, матушка; разве длинный нос мешает кому-нибудь быть добрым человеком?
— Ты очень насмешлива, Юленька, и иногда совсем не к месту. Ты не оставишь ни одного человека без того, чтобы не отыскать в нем какого-нибудь недостатка. Эта страсть насмехаться очень мне не нравится. Разве могут быть люди совершенные? Ты еще сама не узнала, каков будет у тебя муж, — прибавила она улыбнувшись.
— О, верно уж лучше Шмита.
— Если только лицом, так это еще немного. Я говорю тебе, что Шмит добрый человек, он командует ротой, исправен, хорошего поведения, любим своими товарищами, одним словом: он может быть прекрасным мужем, вопреки твоему суждению. И я бы не советовала пренебрегать таким женихом, особенно девушкам без состояния. Тут графиня взглянула на меня, и я задрожала, как в лихорадке.
— Разве, матушка, Шмит так богат? — спросила Юлия, устремив на нее пристальный взор, не заметив моего смущения.
— Видно богатство такой талисман, который и на тебя действует? Успокойся: он не миллионщик, но состояние имеет порядочное.
— Напротив, богатство меня совсем не прельщает. И если бы Шмит был втрое богаче персидского шаха, то и тогда он не мог бы быть моим мужем, со всей его добротой и прекрасными качествами. — Почему же?
— Потому чтo потому, что он очень похож на гуся.
Этот ответь, сделанный с притворным простодушием, заставил нас засмеяться.
— Но скажите, матушка, — продолжала Юлия, откуда вы так хорошо знаете и дела и добродетели Шмита? Я подозреваю, не хочет ли он сделать мне честь, предложив свою руку и сердце; не это ли заставило вас обо всем так подробно разведать?
— Нет, милая, ты уже опоздала.
— Что вы хотите этим сказать?
— Его выбор его уже сделан.
— Неужели! Кто же эта счастливая соперница, которой я, однако же, не слишком завидую.
— Ты ее очень хорошо знаешь.
Тут я и Юлия оставили работу и устремили глаза на графиню.
— Ради Бога, матушка, не мучьте меня. Я непременно хочу знать, кто она такая? Уж не Пышкина ли? (Эта Пышкина, девушка лет в 40, очень безобразна собой). В таком случай я отдаю справедливость вкусу г-на Шмита и соглашаюсь с тем, что он не мог для себя выбрать лучшей пары.
— Повторяю тебе, что твои вечные насмешки несносны, — сказала с сердцем графиня. — Вкус Шмита совсем не так дурен, как ты думаешь; выбор его пал на твою подругу. Тут она указала на меня.
Юлия сначала подумала, что это шутка; вытаращила глаза на мать и хотела засмеяться, но видя, что она говорит не шутя, закусила губы. А у меня так зарябило в глазах, что я не взвидела ни узора, ни пялец, на которых шила. Молчание продолжалось несколько минут.
— Что ты на это скажешь, Людмила? — спросила, наконец, графиня.
— Я, я, — говорила я, заикаясь, — я не знаю, что вам сказать.
— Правда, — продолжала она, — я делаю тебе предложение в минуту не самую выгодную для Шмита, по милости этой ветреницы, которая теперь прикусила язык; но я знаю твое благоразумие и уверена, что пустые насмешки шалуньи не могут тебя отвратить от человека хорошего, почему и советую, не шутя подумать об этом предложении.
— Но неужели мне стоит идти непременно за первого кто за меня посватается? — сказала я в отчаянии.
— Если бы я тебе советовала идти за бродягу, сорвавшегося с виселицы, тогда бы ты могла сделать это замечание. Но я люблю тебя, как дочь, и всякий день тебе это доказываю; Шмит, повторю еще, честен, добр…
— И очень недурен собой, — подхватила Юлия.
— Замолчите, сударыня, или я вас выгоню вон. Не слушай ее, милая Людмила; ты сама слишком благоразумна и знаешь, что наружность есть последнее дело.
— Но если можно согласить одно с другим, — прибавила я, запинаясь и не зная, что говорить.
— О, я вижу, что ты разборчивая невеста. Берегись, чтобы с тобой не служилось того же, что и с невестой Крылова. Что, ты целый век хочешь, просидеть в девицах? Это не так легко, как ты думаешь, я не поверю ни одной девушке, которая не хочет идти замуж, чтоб она говорила от души. Под этими словами всегда скрывается надежда выбрать жениха получше. Если и ты так думаешь, то советую одуматься. Не заносись слишком высоко, чтобы после не раскаиваться.
Сказав это голосом твёрдым и несколько сердитым, графиня вышла; а я, не понимая, что со мной делается, сидела почти в совершенном беспамятстве. Слезы катилась из глаз моих, и я готова была упасть в обморок. Юлия подбежала ко мне на помощь и старалась успокоить меня. Но могла ли я быть покойна? Я знала, что принудить меня к ненавистному браку не может никакая сила человеческая, но также видела, что Александр перестал существовать для меня. Бедная Людмила не может быть невесткой графини Славской.
Через три дня после этого ужасного разговора приехал граф. Я хотела бы лететь к нему и первая его встретить, но я поклялась скрывать чувства мои от него, надеясь, притворной холодностью, заставить забыть себя, погасить в его сердце любовь, которая так дорога мне. .. Не хочу расстраивать семейственного счастья, и лучше страдать одной, но не быть причиной вражды между сыном и матерью; не хочу, чтоб она сказала: — я пригрела змею у себя на сердце!
Но, милая, ты можешь судить, как дорого стоит мне это притворство! Можешь судить, каково мне казаться равнодушной к тому, кого я люблю больше себя! Боже мой! что он подумает обо мне? Он все также меня любит, а я разбиваю сердце его! Каким голосом, с каким чувством он говорит со мной; но я всегда отвечаю односложно, сухо и кажусь, холодна как камень. Даже убегаю его, потому что всякую минуту готова изменить себе. Все это убивает его; он не понимает, что со мной сделалось; ищет случая спросить меня, не находит, и день ото дня становится печальней и задумчивее.
Вчера после ужина, когда мы все сидели в гостиной, он с мрачным видом ходил по комнате!
— Скажи мне, братец, — спросила его, шутя Юлия, — ты не влюблен ли? Ты что-то очень задумчив: не разлука ли с милой заставляет тебя так крутиться? Тут она взглянула украдкой на меня и верно заметила, как я покраснела, потому что мы сидели очень близко.
— Как ты хорошо знаешь сердце человеческое, — отвечал граф, сначала немного смешавшись, но потом, приняв тот же шуточный тон, — ты угадала. Я даже хочу просить у матушки позволения жениться. Тут и он посмотрел на меня.
— Это уж слишком поспешно, — сказала графиня засмеявшись. — Я бы, по крайней мере, прежде желала видеть твою невесту.
— О, я хочу вашего согласия без всяких условий.
— Стало быть ты пренебрегаешь моим мнением?
— Нет, матушка, но я слишком в ней уверен.
— Не советую. Однако в таком случае нечего тебе бояться показать мне свою невесту.
— Верно она богата, братец?
— Напротив, ничего у нее нет.
— Стало быть, мой Александр, — сказала опять графиня, — ты хочешь сделаться романтическим героем: построить хижинку и в ней поселиться со своей любезной.
— Нет, я сам большой ненавистник до житья в хижине. Но мое состояние не допустит…
— Я вижу, что ты говоришь шутя, мой друг; но и я также шутя прибавлю, что тебе слишком рано думать о женитьбе, и что я терпеть не могу женатых корнетов.
— Лучше, матушка, любить женатых капитанов, — прибавила Юлия засмеявшись; но взгляд графини заставил ее замолчать. Граф, не понимая значения этих слов и желая завлечь меня в разговор, в продолжение которого я сидела как на иголках, обратился ко мне с вопросом:
— Что вы не скажете нам вашего мнения?
— Что касается меня, — отвечала я, стараясь поддержать шутку, которая правду сказать, не слишком была для меня забавна, — то я иначе не решусь выйти замуж, как разве за генерала.
— Право, вы с некоторых пор стали очень горды, — сказал граф с упреком. — Но, — прибавил он, смягчив голос, — с вашими достоинствами и красотой это простительно.
— Прекрасно, братец! ты живучи со своими гусарами, все еще не разучился делать комплементов. Но берегись, чтобы я не сказала этого твоей любезной.
— Напрасно будешь трудиться: моя любезная холодна ко мне, как январь, и следственно совсем не ревнива.
— Опять упрек! — подумала я; хотела ответить, но слова замерли на губах моих, и мы разошлись.
Всякий день я слышу эти упреки. Сердце мое разрывается, и я боюсь, что не в силах буду долго выдержать такой пытки. Пиши ко мне, ради Бога, моя милая! Дай совет, что мне делать? Никогда я так не желала с тобой видеться. Ты бы разделила тоску мою, дружба твоя успокоила бы мое сердце… Зачем не могу я опять перенестись в наш пансион, где мы были так веселы и беспечны? Думала ли я тогда, мечтая с тобой о будущем, что оно принесет мне горесть и слезы? Дай Бог, чтобы ты, по крайней мере, была счастливее! Прощай, целую тебя тысячу раз.
ГРАФИНЯ АГЛАИДА, К СЕСТРЕ СВОЕЙ
Ну, сестрица, с тех пор, как я писала к тебе, у нас случилось много новенького, и я спешу сообщить тебе приятные вести: приятные, по крайней мере, для меня; а так как ты меня любишь, то я уверена, что порадуешься со мною. Вижу наперед твое любопытство; но не беспокойся, моя милая! не ломай головы своей. Несмотря на всю твою проницательность, которой отдаю полную справедливость, я готова биться об заклад на целую Петербургскую модную лавку, что ты ровно ничего не отгадаешь.
Последнее письмо мое было наполнено одним только Шмитом, и ты, верно, полагаешь, что и теперь я буду говорить о нем, и пришлю тебе подробную реляцию совершенной победы над этим чудаком, который, если также ловко нападает на неприятелей, как на женщин, то не много им сделает урона; но ты ошибешься. От одной только скуки, от нечего делать, вздумала я удостоить его взором, и похожа была на Венеру, которая, за неимением лучшего обожателя изволила веселиться е хромоногим Вулканом. Но что значит Вулкан, когда явился Адонис? А чтобы не томить твое любопытство, которое и так уже довольно пострадало, то скажу просто, что любезный братец наш приехал в отпуск.
Ах, сестрица, как он переменился, как вырос, как стал хорош! Если ты увидишь его, то я боюсь, что мы из сестер-друзей сделаемся сестрами соперницами. Посуди же, что я почувствовала, увидев его совершенным человеком, с прекрасным лицом, с черненькими усиками и в гусарском мундире? Я без ума от него! Видеть его у ног моих — пылкого, нетерпеливого, сгорающего от любви — вот мечта, занимающая меня беспрестанно, и я решилась достигнуть этого во чтобы то ни стало, или умереть с тоски и досады. Одно только меня беспокоит. Помнишь ли ты, как он был дружен с Людмилой, перед отъездом своим отсюда? Замечала ли, с каким восхищением она говорит всегда о нем и как меняется в лице при одном его имени? По всему этому я заключаю, что она предупредила меня, и предвижу, что буду иметь в ней опасную соперницу, если только разлука не охладила сердца братца. До сей поры ревность меня мучит, и еще более подстрекает вырвать победу из рук ее. Для этого я готова решиться на все; употребить все способы, привести в действия все пружины, которыми только можно тронуть сердце человеческое. Я уже составила в голове своей план, и хочу обобщить тебе его — одобришь ли ты мою тактику. Но прежде надобно тебе знать, что глупый Шмит уже не в числе моих поклонников: и он также предпочел мне эту несносную Людмилу, которая, кажется, для того только и создана, чтобы лишать меня обожателей, и он хочет жениться на ней! Мне сначала это было досадно, но теперь, напротив, я без памяти рада, что он в такое время вздумал за нее свататься, и надеюсь даже употребить это в свою пользу. Думаю, что Людмила не пойдет за него; но что до этого! Лишь бы только удалось мне в сердце милого братца поселить хоть немного ревности. Потом, коротким обращением с ним, на которое дает мне право родство наше, я заставлю ревновать Людмилу, поссорю их и отдалю друг от друга, а это главное; в остальном мне ручается мое зеркало. Теперь я должна тебя сказать, хоть и стыдно, но мне жаль было потерять Шмита. Он не может быть приятным любовником, ни своей наружностью, ни деревянным сердцем; но мог бы быть прекраснейшим мужем: добр, прост, и притом с хорошим состоянием. Эти три качества в муже чрезвычайно милы, потому что умная жена с таким мужем может делать все, что захочет: бранить его, когда сама виновата, дремать, когда он вздумает говорить нежности, и даже наконец уверить его, что он болен, и уложить в постель, когда того потребует нужда. Ты согласишься, что мне, при моем характере и при таких расстроенных обстоятельствах, такой муж был бы совершенный клад. Обдумав все это, рассудив по частым его посещениям что он не равнодушен ко мне, я бесилась на его неловкость и застенчивость; ждала всякий день объяснения, и наконец сама решилась вырвать у него признание; но, вместо того узнала, что он любит не меня, а Людмилу! Эта сцена так забавна, что я перескажу ее тебе.
С неделю тому назад, он приехал к нам вечером. У нас никого не было. Сначала, как водится, разговор шел о погоде, о политике и тому подобном; но наконец, как то все разошлись, и в гостиной осталась только я с сестрой и с милым моим Селадоном. Сестра сидела в углу с книгой, а я подсела к нему на диван, посмотрела на него довольно нежно, т. е. как только могла смотреть на эдакого урода, надеясь, что он начнет разговор. Не тут-то было: он сидел, как истукан. Видя, что такой удобный случай для объяснения пропадает без пользы, я потеряла терпение; пододвинулась к нему еще ближе, и голосом самым тихим, показывающим участие, спросила его: — Что это вы так задумчивы, любезный Шмит?
— Ничего, ваше сиятельство, — отвечал он так хладнокровно, как будто бы говорил со своим фельдфебелем.
— Не верю. У вас что-то на сердце, — продолжала я еще тише, и надеясь услышать что-нибудь нежненькое.
— Ей Богу, право ничего.
Эта клятва, произнесенная самоуверенным тоном так меня взбесила, что я готова была плюнуть ему в глаза, и так смешалась, что я отодвинулась от него, не зная, что еще говорить. Молчание продолжалось несколько минут, и я опять начала терять терпение.
— Какой жаркий разговор у нас с вами, любезный Шмит! Я думала, что он скажет на: кто много чувствует, тот мало говорит, или что-нибудь подобное; но и тут ошиблась: он захохотал во все горло. Это привело меня в отчаяние; однако и отступать не хотела.
— Вы, мне кажется, озябли, сударь?
— Признаюсь, — отвечал он, потирая по обыкновению руки, — в комнате довольно холодно.
— Я это вижу, и думаю, что у вас заодно и язык и сердце замерзли! При этом упреке сестра не могла удержаться от смеха, а мой истукан не понял его и спросил с удивлением: Почему я так думаю? Потому, рядом с тобой хорошенькая девушка, которая расположена к тебе, а ты сидишь как деревянный, — могла бы я сказать, но, разумеется, не сказала.
— Потому что вы слишком молчаливы.
— Да что же мне говорить? помилуйте!
Дурак, болван, — думала я, — если ты и этого не понимаешь, что же мне с тобой делать? Однако же надо было говорить яснее:
— Послушайте: вы не уверите меня, мой любезный Шмит, чтоб у вас не было на сердце печали. Вас тяготит какая-то дума. Признайтесь: вам одиночество становится в тягость, вы скучаете холостой жизни?
— Как вы это угадали? — спросил он с удивлением. — Боже мой, как вы хорошо читаете мои мысли!
Слава Богу, подумала я, наконец, расчувствовался, и, считая эту минуту благоприятной, дружески положила руку на его эполет; между тем он от меня отодвигался, а я, приписывая это застенчивости, продолжала его преследовать до самого угла дивана.
— Итак, вы соглашаетесь, что я угадала. К чему же была эта скромность? Вы влюблены; для чего ж не откроетесь?
Голос, которым я произнесла эти слова, дали бы понять всякому другому, чего я хотела, и я ожидала страстного признания; но он покраснел, и, видя, что уже некуда больше отодвигаться, вскочил со своего места.
— Влюблён, — повторил он. — Кто вам это сказал?
— Чёрт — шептала я, поняв, что так глупо ошиблась, — чёрт, который бы очень хорошо сделал, если бы взял тебя в эту минуту. Сестра, с трудом удерживаясь от смеха, во все продолжение разговора, наконец, захохотала, видя мою неудачу, и вышла из комнаты, а я сидела как Дидона, оставленная своим Энеем. Но надо же было как-нибудь поправиться, и я, наконец, собралась с духом продолжить:
— Вижу, почтенный Карл Карлович, что мои слова огорчили вас, что я была слишком неосторожна, желая узнать тайну вашу. Но если вы рассудите, что это произошло от одного только участия, желания вам добра, то вы не будете на меня сердиться. Поверьте, — прибавила я, встав, и взяв его за руку, — что одно только чувство истинной дружбы заставило меня быть нескромной. Я думала, что вы заплатите мне за мое участие доверенностью; но, к сожалению, я ошиблась, и вот я прошу вас извинить меня.
Краснея и запинаясь, пробормотал он мне свою чувствительнейшую благодарность; изъявил, что для него лестно все слышанное от меня и проч. и проч.; а на другой день, в знак признательности за мое участие, объявил по секрету, что хочет свататься за Людмилу!!! Не правда ли, что это очень мило???
При этом известии я остолбенела, скоренько сообразив, что осталась в чистых дурах. Но увидев опять, что Шмит не понял меня, и в самом деле принял мое нападение за дружеское участие, я оправдалась, как могла, потом поздравила его с таким хорошим выбором, и с видом лукавым, прибавила совет: быть осторожнее, и намекнула о любви Людмилы к графу; я всё еще не отчаивалась привлечь его к себе. Но теперь, дай Бог ему совершенного успеха! Я от души даю мое благословение…
Вообрази, как легок на помине милый братец. Я услышала шум подъехавших саней, бросилась к окошку, и увидела, что он приехал с матушкой, сестрой и с Людмилой. Спешу одеться и выйти в гостиную. Если бы ты, сестрица, не была женщина, если бы не была одинакового характера со мной и не имела, также как и я, маленьких, невинных интриг, то тебе очень трудно было бы понять чувства, который волновали меня перед выходом в гостиную. Я видела братца, по приезде его, один только раз и то в церкви, и не успела даже поговорить с ним; следовательно, теперешнюю минуту можно было считать решительной, потому, что от первого впечатления почти всегда зависит успех, или неудача. Да, милая, не безделица после долгой разлуки увидеться с человеком, к которому мы не совсем равнодушны, и которого хотим заставить любить себя! Я думаю, по крайней мере, что тут надо иметь присутствие духа, равное Наполеону, для того, чтоб не сбиться с назначенного пути, и чтобы все планы не пошли навыворот.
Разумеется, что первое дело мое было заняться туалетом, который, не смотря на все нетерпение мое, продолжался с час. Кончив его, я выпила стакан холодной воды, чтобы хоть немного успокоить волнение свое; бросила еще один взгляд в зеркала и улыбнулась от удовольствия. Вижу, что ты кусаешь губы, насмешница! но, право, говорю это не от самолюбия: я и в правду нахожу себя хорошенькой. На мне не было огромных накладных кудрей; ни богатой пелерины, которые отнимают красоту плеч у груди. Природные локоны мои небрежно вились и упадали, простенькое, но со вкусом сделанное платье, обрисовывало мой стан и округлости. Каждый бантик, каждая булавочка были на своем месте, и шаль, не приколотая под горлом, по нынешней глупой моде, но слегка накинутая, не душила меня, а приятно обнимала легкими своими изгибами; короче: наряд мой имел ту прелесть, которую описать нельзя, но ты ее можешь вообразить, зная мой вкус и познания в науке одеваться, к которым сама так часто прибегаешь. Но дело не о том. Собравшись с духом, я вошла в гостиную. Братец окинул меня взором с головы до ног, в то время когда я здоровалась с дамами, и хотя я глядела совсем в другую сторону, но, очень хорошо видела, что взор его выражал удовольствие. Подойдя ко мне, он опять уселся возле матушки для продолжения разговора о службе, который они начали еще до моего прихода, и который, как кажется, был очень не весел для обоих. Я между тем занялась с Юлией. Ты знаешь, как люблю я острый, и всегда насмешливый ум ее: сходные в этой точке характеры наши всегда встречаются с новым удовольствием и делают для нас занимательным и приятным даже самый пустой разговор.
Беседа Юлией развеселила меня, рассеяла беспокойные мысли, которые бродили в голове моей, по милости моих планов, и я возвратилась к обыкновенной своей живости.
В продолжение этого времени я внимательно наблюдала за любезнейшим братцем и за невинной Людмилой: оба они были мрачны и печальны, и мне показалось, что какая-то тайная тоска терзает их. Мне это было подозрительно невероятно, что одни и те же чувства, в одно время у обоих происходили от разных причин. Сначала я не могла понять, чтобы это значило; но последствия заставили меня догадываться, что братец всё еще не равнодушен к подруге детских лет своих, и что между ними есть какая-то неприятность, которой я не могу постигнуть.
Людмила вмешивалась в разговор наш; но, я видела, что она делает это из одной благопристойности. Впрочем, она довольно хорошо умела преодолеть себя и надо было иметь мои глаза и внимание, чтобы это заметить. Бедный братец играл свою роль гораздо хуже: он вовсе не умел скрыть своей грусти. Был молчалив, рассеян и отвечал невпопад. На беду его батюшка, который как ты знаешь, любит вспоминать старинную службу и то время, когда был капитаном артиллерии, замучил его бесконечными анекдотами об осаде Очакова и вопросами о нынешней службе, так, что он пришел в совершенное отчаяние. Я сама начинала сердиться оттого, что до сих пор не могу свободно поговорить с ним; но, случай скоро представился. Перед самым чаем приехали гости: Надежда Карловна с дочерью, поручик шмитовой роты и — он сам. Заметь, что при входе его Людмила побледнела. Матушка занялась дамами, батюшка офицером, и братец освободился. Я думала, что он воспользуется этим и подойдёт к нам, но кажется, что претензия его на Людмилу нешуточная, потому что, сказав несколько слов мне и сестре своей, он не взглянув даже на красавицу, взял чашку, которую ему подали, в вышел в зал курить свою трубку. Зная, что там никого не было, я нашла эту минуту удобной и тотчас полетала туда. С мрачным видом сидел он один и занимался своею трубкой; сердце мое забилось, я подошла к нему.
— Не больны ли вы, любезный братец? вы так невеселы и удалились от всех!
— Я всегда любил уединение, — отвечал он улыбнувшись.
— Прежде я этого не замечала; но с тех пор, как мы не виделись с вами, многое могло перемениться. Как вы давно не были здесь.
— Да, слишком три года.
— И между тем, мне кажется, вам скучно у нас? Прежде и этого не было: вспомните, как мы в этой зале развились и бегали.
— Ах! если вы замечаете, что я так пасмурен, то это именно от воспоминаний тех невинных удовольствий, которыми я здесь наслаждался, и которые прошли так скоро и невозвратно.
Тронув нечаянно струну, которую мне хотелось тронуть, я села подле него, и видя, что он в плаксивом расположении духа, тотчас сама перешла из мажорного тона в минорный.
— И вы искренно жалеете о них? — спросила я, вздохнув и взглянув на него нежно.
— Так, как несчастный жалеет о прошедшем благополучии.
— Очень приятно, милый братец, что вы после долгого отсутствия не забыли нас в вихре света и его удовольствий; но приятные воспоминания должны были бы сделать на вас впечатление совсем противное тому, которое вы теперь чувствуете.
— Боже мой! Я вам говорю, что вспоминаю о прошедшем сожалея, потому что не могу возвратить его.
Я очень хорошо понимала настоящий смысл его ответа, но продолжала осторожно его допрашивать.
— Право я не понимаю вас: если бы вы, возвратившись на родину, не нашли ни родных, ни друзей, с которыми делили невинные игры детства, тогда бы печаль ваша и грустные воспоминания были бы натуральны; но родные ваши все живы и здоровы, друзья по-прежнему вас любят. ..
— А мне кажется, что этого то и нет! Мне кажется, что три года отсутствия заставили всех чуждаться меня. Я замечаю во всех такую холодность, такое отчуждение, которые против воли заставляют меня думать, что вместо родины моей я заехал в Северную Америку.
— По крайней мере, исключите меня из числа этих холодных друзей.
— Вы правы, — сказал он, улыбнувшись и взяв меня за руку, — в вас я вижу всё ту же милую, прелестную сестрицу, с которой играл в детстве моем; и с вами только, по приезде сюда в первый раз говорю так свободно, так откровенно.
— Это для меня самый лестный комплимент, какой только вы могли сказать. Итак, признайтесь, — прибавила я, шутя, — что не всех женщин можно обвинять в ветрености.
— За пять минут до вас, я бы стал утверждать противное; но теперь не смею с вами спорить.
Таким образом разговор наш становился час от часу откровеннее и живее, мне наконец удалось несколько уменьшить печальное настроение грустного братца. Но жалуясь на холодность всех его окружающих, он дал мне понять, сам того не замечая, что чувство неудовольствия на весь свет происходит в нем от холодности одной Людмилы. Следовательно, ему нужен друг, который бы делил с ним его горести, и мне кажется, этот жребий падет на меня. Да, милый Александр! я буду твоим другом, самым нежным, самым страстным другом; а от дружбы, между мужчиной и женщиной до любви один только шаг. Притом, если только я не ошиблась, грусть его происходит от неудовольствий любовных, играя роль друга, утешая его, я могу выказать и свои чувства и неприметно завлечь его в сети, которые не заметишь, пока совсем в них не запутаешься. Правда, я не знаю причины ссоры его с Людмилой; но я надеюсь на счастье, которое и в этот раз помогло мне возбудить ревность в сердце братца, и тем самым отдалить, можете быть, это объяснение, которое для меня так страшно.
За ужином я села возле него, и за шумным разговором других мы могли свободно продолжать свой, в прежнем тоне. Он, даже невольно пожал несколько раз мою руку: Ах, сестрица! Как пылок мой Александре (не смейся, что я его так скоро называю своим) под влиянием дружбы! Какова ж должна быть любовь его? При одной мысли об этом голова моя кружится, кровь кипит в моих жилах. Прости невольному отступлению: я поспешу кончить рассказ мой. В душе я наслаждалась торжеством над Людмилой, которая то бледнела, то краснела с досады, видя, что я так сдружилась с братцем. На беду ее Шмит, как следует учтивому кавалеру, уселся возле нее и мучил ее своим разговором, на который бедненькая должна была отвечать. Я готова биться об заклад, что у них далее погоды дело не доходило; но милый братец встревожился и спросил меня о Шмите. Как было можно пропустить такой случай?
Сказав, что он за человек, я намекнула о любви его к Людмиле, прибавила, будто мне кажется, что и она к нему неравнодушна; но о его сватовстве я сказать не могла: это еще был секрет, и объявив его, я могла дать заметить, что Шмит удостаивает меня особенной доверенности, а я очень не желаю вывести этого наружу. Прощай, милая! Вот тебя полное описание моего дня и первого нападения, которое началось гораздо лучше, нежели я думала. Если всё пойдет так, как я надеюсь, то конец моих желаний очень близок. Не брани меня, что пишу так подробно: воин любит вспоминать те сражения, в которых счастливо участвовал, и рассказывать о них, как мой батюшка любит рассказывать о битве Очаковской.
ЛЮДМИЛА К СВОЕЙ ПОДРУГЕ
Боже мой! Что со мной делается, моя милая! Граф знает, что Шмит за меня сватается и, что всего ужаснее, думает, что я люблю его; по крайней мере, я сама, безумная, подала ему к этому повод. На днях мы собрались ехать к старому графу, дяде Александра. Заложили двое саней и мы с ним вышли на крыльцо, прежде графини и сестры его.
— Сядемте вместе, — сказал он мне, — а матушка пусть едет с сестрой.
Эти слова, произнесенные тоном, который напомнил мне прежнее наше обращение, заставили меня затрепетать. Однако я кое-как собралась с духом.
— Как вам пришло в голову сделать такое предложение? — отвечала я так покойно и серьёзно, как только могла.
— Почему же?
— Потому что, мне кажется, гораздо приличнее вам ехать с матушкой, а мне с сестрицей вашей.
— Но, Людмила, разве прежде не бывало этого?
— Вспомните, сколько этому времени. Мы тогда были дети и нам всё было простительно; теперь, мне кажется, это неприлично: рассудите сами, что подумает ваша матушка, увидев, что вы не захотели ехать с нею?
— Если только это причина вашего отказа, то я должен уважать ее; но я подозреваю еще, что, сверх всего, вам в тягость быть со мной; даже, простите меня, бывают минуты, в которые я начинаю думать, что вы меня ненавидите. ..
Ты можешь понять, милая, как больно мне было слышать это; какой бы ответ желала я сделать; но мне нужно скрывать чувства свои и терпеть адскую муку.
— Не обижайте меня, — сказала я, едва сдерживая слезы, — как могу я ненавидеть сына моей благодетельницы?
— Этот ответ показывает равнодушие, которое для меня убийственнее самой ненависти. Послушайте, Людмила, — прибавил он голосом умоляющим — если вы боитесь только неудовольствия матушки, то дайте мне слово, что назад мы поедем вместе; тогда будет вечер и я всё так постараюсь уладить, что это выйдет случайно… Дайте мне поговорить с вами свободно хоть полчаса.
— Ради Бога, нет! — сказала я с каким-то невольным страхом и отчаянием, боясь этой роковой минуты — оставьте меня, избавьте меня от этого разговора!
Граф смотрел на меня с удивлением; хотел что-то сказать, но графиня уже вышла; и он с пасмурным видом, сел с нею, а я поехала с Юлией.
Целый день граф был печален и старался избегать меня; а к вечеру я заметила, что он очень дружески говорит с графиней Аглаидой (которую ты знаешь по моему описанию). Это произвело во мне какое-то неприятное чувство, очень похоже на ревность, хотя и старалась уверить себя в противном. Как странно, как непонятно сердце человеческое! Не сама ли я старалась прекратить нашу прежнюю связь, и я же не могла видеть спокойно, что он находит приятность в разговоре с другой женщиной. Поверишь ли; мне было так грустно, так больно в эту минуту, что я готова была плакать и искусала себе губы, стараясь удерживать слезы, которые несколько раз навертывались у меня на глазах.
К несчастью моему приехал Шмит. Это меня смущало еще больше, потому что он за ужином уселся возле меня. Граф, сидя возле Аглаиды, он не обращал на меня внимания, и казалось, занимался только ею одной. Все вместе произвело на меня такое впечатление, что я насилу могла сидеть на стуле, и кушанья, которые брала я машинально, оставались у меня на тарелке. Вдруг пришла мне в голову мысль: по какому-то невольному чувству, сама себя не понимая, я начала говорить со Шмитом и даже старалась казаться веселою. Мне от этого стало немного легче, как будто я отомстила графу; но как же дорого стоит мне это горькое удовольствие! Несносный ужин кончился; мы приехали домой в полночь, тотчас разошлись по своим комнатам — и я была без памяти рада, что, наконец, могу дать волю слезам, которые так долго удерживала.
На другой день, поутру я была бледна, как приговорённая к смерти, так что когда мы собрались к завтраку, то графиня спросила, не больна ли я; но граф казалось, не заметил ни ее вопроса, ни расстроенного моего вида. Он разговаривал с сестрой и разговор их склонился к вчерашнему вечеру.
— Как мила сестра Аглаида! — сказал он.
— Да, — отвечала Юлия, — ты дал нам заметить, что тебе очень приятно быть с ней.
— Я нашел в ней старого друга, который нисколько не переменился (тут он взглянул на меня), а что можешь быть приятнее этого? Правда, мы с ней как будто не расставались.
— Нельзя ли узнать, в чем состоял разговор ваш?
— Мы вспоминали старину, — сказал граф, засмеявшись.
— То есть вспоминали, как вы игрывали в жмурки. А я то, глядя на вас, думала, что вы разговаривали о чем-то посерьёзнее.
— Почему же?
— Потому, что о пустяках не говоришь с таким жаром и удовольствием.
-Но разве воспоминания прежних удовольствий можно назвать пустяками, хотя бы они были и в самом деде ребяческими, — прибавил он вздохнув.
— Право, братец, ты секретничаешь: я готова поспорить, что ты изъяснялся в любви.
— Мог бы; но к несчастью, она мне троюродная сестра.
— О, если дело только за этим, так что же — благословляю!
— Как тебе в голову приходят такие пустяки? — сказала графиня.
— Пусть забавляется: я не в претензии… Но скажите, матушка, ездит ли к вам этот долгоносый офицер… как его зовут?
При этом вопросе меня в сердце кольнуло, как иглой.
— Шмит?
— Да.
— Он бывает у меня; а тебе то что?
— Так; мне захотелось от скуки познакомиться с кем-нибудь из этих господ.
— И я тебе советую познакомиться именно с ним.
— Отчего же?
— От того, что он человек хороший, сверх того, кажется, что мы с ним скоро будем иметь сношения самые короткие.
Тут графиня взглянула на меня, и твоя бедная приятельница пожелала бы провалиться сквозь землю. Граф также посмотрел на меня с удивлением, потому что лицо мое из бледного вдруг сделалось огненного цвета.
— Я что-то не понимаю, матушка?
— Он сватается за Людмилу.
— Сватается, — повторил граф заикаясь и уронил нож, которым намазывали масло на хлеб.
— Что же, тебе кажется это странно? Я думаю, партия для нее очень выгодна.
— Нет, мне только то удивительно, что я до сих пор не знаю этого и не поздравил.
— Но, братец, рано, еще не решено, — подхватила Юли, видя, что я чуть жива; Людмила еще не дала своего согласия.
— По крайней мере, по вчерашнему ее обращению с г. Шмитом, я думаю, что это предложение не противно ей. — Но, — продолжал он, желая прекратить сцену, которая становилась для него также несносна, как и для меня, — я забыл, что мне надобно писать множество писем и потом ехать обедать к дядюшке.
Он вышел, а я сидела, отчаянная, безмолвная, не в силах сдерживать слез, которые катились по щекам моим.
— Что с тобой, Людмила? — спросила Графиня с неудовольствием. Я право начала было думать, что ты стала благоразумнее; теперь опять вижу в тебе пустые капризы, которые очень глупы.
— Ради Бога, сударыня, пощадите меня! Знаю, что я вам всем обязана, я готова повиноваться вам во всем; но не требуйте от меня жертвы, которая выше сил моих! Позвольте мне лучше идти в монастырь!
— Это слишком романически, моя милая; шаг этот так важен, что о нем надобно хорошенько подумать, да и Шмит, мне кажется не так еще страшен, чтоб от него бежать за монастырскую ограду.
К счастью в это время доложили о приезде гостей. Я стремглав бросилась в мою комнату, и не знала, как благодарить Бога, что избавилась, наконец, от этой пытки. Мысль о том, что графиня станет подозревать меня в любви к другому, рвала мое сердце. Это отдалит его совсем от меня, заставит ненавидеть, презирать, думала я, и, ломая себе руки, в отчаянии ходила по комнате. Были минуты, в которые я хотела бежать к нему, хотела открыть ему все страдания мои, всю любовь мою. К несчастью подозрения мои начали сбываться. Прежде, даже не смотря на мою холодность, он любил меня, беспрестанно искал случая поговорить со мной, и это облегчало тоску мою. Мысль, что он любит меня, заставляла забывать всё и признаться ли? какая-то тайная надежда против воли гнездилась в моем сердце. А теперь он платит мне за холодность холодностью. Сам убегает от меня как от страшного призрака! С этого рокового дня я почти не вижу его; он не живет дома и проводит целые дни у своего дяди. Знаешь что? Мне иногда кажется, тою графиня Аглаида скоро займет в его сердце мое место!
Ты, можешь быть, скажешь, она сестра ему? Нет, я знаю ее характер — и разве нет таких примеров? Впрочем может статься, что это один призрак расстроенного моего воображения и сердца, убитого горем. Но эта мысль так ужасна, что она всякую минуту вертится в голове моей. Не понимаю, как могла я прежде, быть уверена в любви его, говорить, что я несчастна? Теперь я бы, кажется, согласилась быть далеко от него, никогда не видеться с ним, только с тем, чтоб опять возвратить эту любовь. Мысль что он также любит меня, также обо мне думает, также грустит, как и я, могла бы сделать меня счастливой, не смотря на разлуку с ним. Не похожа ли я теперь на отчаянно больного, который ничего не желает, кроме возвращения потерянного здоровья, и не понимает, как мог он прежде желать чего-то другого?
Что мне делать, моя милая? Научи меня, по крайней мере, переносить мои страдания, они становятся нестерпимы. Я не нахожу никаких средств помочь им и вижу, что в здешнем мире и самая надежда не существует для меня.
еще я просила графиню отказать Шмиту; но она всякой раз на это сердится, не хочет меня слушать и говорит, чтобы я не спешила и подумала. Я хочу сама написать к нему и отказать решительно, но так, чтобы графиня об этом не знала.
ГРАФИНЯ АГЛАИДА К СЕСТРЕ СВОЕЙ
Я торжествую, сестрица! Мы скоро приедем к вам, и ты увидишь у ног моих милого пленника, которого я привлеку за моей колесницей. Будь свидетельницей победы моей и раздели со мной радость, от которой я схожу с ума. Ты, конечно, удивляешься, что я так скоро надеюсь все кончить, но надо уметь пользоваться обстоятельствами, так как я, надо уметь самые неблагоприятные из них употребить в свою пользу, словом, надо иметь мой гений и тогда — нет ничего невозможного. Но чтобы ты лучше могла это понять и поверить мне, я должна рассказать весь ход происшествий, по порядку.
Во-первых хочу тебе сказать, что мы все сговорились ехать к вам на Святки, с тем, чтобы пробыть у вас дней десять. Можешь судить, как приятна для меня эта поездка. Она доставит мне удовольствие видеть тебя, и очень поможет в делах моих. Я постараюсь сделать так, чтобы милому братцу моему пришлось ехать с сестрой и со мной в одном экипаже. Ты согласишься, что проехать шестьдесят верст вместе — бесподобно, и что надо быть пошлой дурой, чтобы не суметь этим воспользоваться. Тут можно притвориться испуганной! а в страхе очень позволено обнять, не только что братца, но даже всякого, первого встретившегося кавалера… Но ты женщина, и следовательно сама в состоянии вообразить все выгоды, которыми я могу воспользоваться дорогой. Прожить вместе с братцем десять дней, также недурно. В это время можно успеть во многом, особенно когда будут танцы, игры, переодеванья, и когда еще при всем этом ты будешь помогать мне, в чем я не сомневаюсь. Видишь, как много хорошего обещает мне это путешествие к вам.
Один только камень преткновения встретился мне во всех моих планах; но теперь я не боюсь и его. Этот камень была Людмила. По всем моим наблюдениям, ссора братца с ней все еще продолжалась, но примирение могло случиться всякую минуту, и оно ужасало меня. Все способности моего ума были устремлены на то, чтобы поссорить их еще более, выиграть время и овладеть совершенно сердцем братца, прежде, нежели он успеет помириться с ней. Но сколько я ни думала, все так и не находила средств исполнить свое намерение: как вдруг случай помог мне. И какой случай! но слушай далее.
Я сидела одна в гостиной, и, ломая голову над этой задачей, находила, что она еще труднее деления дробей, от которого мы с тобой так часто плакали, учась арифметике. Вдруг вошел Шмит. Не смотря на мою задумчивость, я заметила тотчас, что и он не весел; и хотя мне было досадно, что он помешал мне думать, однако я должна была из учтивости начать с ним какой-нибудь разговор, совсем не понимая, что последствия его будут очень для меня интересны.
— Слышали ли вы, любезный Шмит, что мы едем к тетушке?
— Слышал, — отвечал он со вздохом.
— Не хотите ли и вы быть нашим товарищем?
— Признаюсь, желал бы; но я не знаком с вашей тетушкой.
— Об этом не беспокойтесь; матушка вас отрекомендует. При том, вы человек военный, а военным не нужны больших церемоний для рекомендаций.
— Все это, правда, сударыня; но признаюсь, не думаю, чтобы мне было там очень весело.
— Прекрасный комплимент, г-н Шмит, и тётушке и всем нам.
— Ах, графиня, простите меня! я не понимаю, что говорю? Ей-Богу, я ужасно огорчен.
— Это я вижу; но смею ли спросить, чем?
— Знаете ли вы, что я получил отказ от Людмилы Павловны?
— Как?
— Да, она мне отказала, что называется, наотрез.
— Но, Боже мой, где, как, когда? — спросила я с беспокойством, вообразив, что из этого могут выйти последствия очень невыгодные для меня.
— Но что же вам кажется это так странно?
— Я совсем не удивляюсь этому, а только хочу знать нетерпеливо, как это случилось?
— Почему это так для вас интересно? Тут он бросил на меня испытующий взгляду и, может быть, вспомнив мое нападете, вообразил, что я сама люблю его и от того с таким участием спрашиваю. А я между тем выходила из терпения и готова была сказать ему грубость.
— Потому, что я женщина, — сказала я, не зная, что отвечать ему, — а вам известно, как все женщины любопытны.
— В таком случае, извольте, исполню ваше желание.
Вчера вечером, возвратившись домой, я нашел письмо на мое имя, которое оставил денщику моему человек графини, и это письмо было от девицы Лидиной.
— Она отказала вам письменно?
— Разумеется.
— Документ! — подумала я, — час от часу не легче!
— Это письмо не с вами ли? «
— На что оно вам?
— Дайте мне его прочесть, любезный Шмит!
— Право, графиня, вы в этом принимаете такое участие, которое меня удивляет.
— Эх, Боже мой, я говорю вам, что я женщина, и женщина самая любопытная. Притом, я думаю, вы помните, что я всегда принимала в вас участие, и теперь от души желаю помочь вам.
Эти слова тронули слабую струнку его сердца; он с довольным видом поблагодарил меня и подал письмо, которое почти от слова до слова осталось у меня в памяти. Вот оно:
М. Г.!
Если вы человек истинно благородный, то верно не захотите быть причиной несчастия девушки, которая вам не сделала зла. Надеясь на это, я прошу вас покорнейше оставить на меня ваши виды; прошу, чтобы вы отказались совершенно от предложения вашего, и более не повторяли его графине, но только так, чтобы ни она, ни сын ее, ни кто-либо другой не знали, что я этого от вас требую. На это я имею свои причины, и прошу вас уважать тайну, от которой зависит мое душевное спокойствие. Не думайте впрочем, что предложение ваше обижает меня: напротив, я благодарю вас за честь, и доверие мое к вам служит ясным доказательством того истинного уважения, с коим я имею честь быть, и проч.
Я уже давно прочитала письмо, но все еще держала его в руках, желая сообразиться, что сказать Шмиту, и что ему посоветовать. Скрытность, которой от него требовали, давала мне надежду, что братец не скоро узнает об этом, и я немножко успокоилась.
— Видите, — сказал наконец Шмит, — я также имею к вам истинное уважение, вверяя чужую тайну.
— О, будьте спокойны; вы не ошиблись во мне. В этом случае я буду молчалива, как рыба.
Ты можешь посудить, что я говорила это от души, и ничего еще справедливее в жизнь мою не сказала.
— Но у любезный Шмит, неужели вы при первой же перестрелке хотите ретироваться?
— Отказ так решителен, что надеяться было бы глупо.
— А я так думаю совсем напротив. Видели ли вы печать, — прибавила я, засмеявшись, — на которой изображен Купидон, с надписью: со временем достигну? Верьте мне, что эта печать сделана по опыту. Не отчаивайтесь, старайтесь, угождайте, будьте неусыпным, и вы также со временем достигнете.
— Не думаю.
— Верьте — в это, или нет, как хотите; но согласитесь, что я лучше вас знаю женское сердце. Почем знать, может быть это только испытание. Рассудите сами, для чего от вас требуют такой скрытности?
Он подумал с минуту.
— И что же вы мне советуете делать?
— Ехать с нами, любезный капитан, стараться всячески угождать девице Лидиной и доказывать ей любовь вашу. Вы проведете несколько дней вместе с ней и это совершенно кстати. Не упускайте случая; другой не скоро сыщется.
Мы были так занялись этим разговором, что не услышали, как приехал Александр, и тогда только узнали об этом, когда он вошел в комнату и очутился в двух шагах перед нами. Я вздрогнула, увидев его, однако быстро нашлась; роковое письмо все еще было у меня в руках; я свернула его очень хладнокровно, и, подавая Шмиту так медленно, что можно было заметить руку, которой была сделана надпись и сказала: — Будьте спокойны, сударь, и не раздумывайте ехать; ручаюсь, что тетушка вас примет хорошо.
Шмит, которого нечаянное появление братца также немного смешало, поклонился и вышел, не сказав ни слова.
— Что это за письмо? — спросил Александр с беспокойством.
— Это письмо пишет к нему Лидина.
— Людмила? Значит глаза меня не обманули; и это в самом деле это ее рука? Боже мой, она к нему пишет! Вы читали письмо, ответьте, ради Бога, что оно значит?
Он был бледен, как полотно, и держался за спинку кресел.
— Успокойтесь, любезный братец, сядьте. Девица Лидина живет у вас в доме, и я согласна, что честь ее должна также быть дорога вам, как честь сестры; но вы знаете, что Шмит ищет ее руки, и это не противно ей, и что ваша матушка одобряет его виды; и что за беда, если она к нему пишет?
— Стало быть, они ведут любовную переписку, а вы играете роль поверенной? Прекрасно! Только этого еще не доставало.
Такой упрек кольнуть меня. Я видела, что обстоятельства были самые затруднительные, н надобно было употребить всю оборотливость, чтобы выпутаться из них.
— Выслушайте, в чем там дело, — сказала я. — Людмила Павловна уведомляет его, что мы едем к тетушке, и приглашает его туда же; а так как он с тетушкой не знаком, он просит, чтобы мы его отрекомендовали. Теперь вы видите, по какому случаю сделана мне доверенность.
Братец задумался. — Переписываться с человеком, которому она не дала еще слова, приглашать с собой, — произнес он, наконец — нет, это, кажется, непростительным и слишком смелым. Я должен объясниться с Людмилой.
Если бы я в тридцать градусов мороза выбежала во двор, в одном платье, то и тогда бы, кажется, не почувствовала такого озноба, какой сделался со мной при этих словах.
— Нет, ради Бога, не делайте этого! В письме просят, чтобы это было тайной. Я ее открыла потому, потому что полностью доверяю вам, — тут я пожала его руку, — но, прошу вас, не выводите ее наружу и не впутывайте меня в эту историю, в которую я вмешалась, не подумав хорошенько, по одной доброте моей, в чем уже полностью раскаиваюсь, да и какого объяснения хотите вы требовать? — прибавила я, видя что он задумался, — если кажется, итак все ясно.
— Правда ваша, — сказал он, вздохнув, — все ясное, и вступаться за женщину, которая не дорожит сама своей честью, значило бы унижать и обманывать себя. Но, Людмила… Кто бы мог подумать, что под такой невинной наружностью скрывалось притворство! Как обманчивы женщины!
— Не все, поверьте, что не все. Женщин многие обвиняют в ветрености, в непостоянстве; но я, мне кажется, способна любить один только раз в жизни. — Даже, — прибавила я со вздохом, — и тогда, если человек не отвечает мне тем же.
Он, кажется, понял, смысл моих слов, и с признательностью посмотрел на меня. Во все продолжение дня разговор наш шел в нежно меланхолическом тоне. Милый братец с удовольствием слушал, как я с невинной откровенностью выказывала чувства свои, часто вздыхал, пожимал мою руку, и мы с трудом могли расстаться до завтра.
Каково, моя милая? Не правда ли, что оборот, который я дала этому делу, есть верх искусства? Правда и то, что я поступила слишком смело и решительно: но тем то больше и выиграла. И хотя дружба наша с братцем была уже близкой; и хотя он целые дни проводил у нас и занимался только мной; но все же любовь его к Людмиле казалась мне слишком сильной, сети, которыми я опутывала его, были еще не крепкими. Я боялась, что одно дуновение ветерка может разорвать их, и он улетит от меня, как птичка. Теперь этот страх миновался: хитрость моя подействовала, как нельзя лучше. Людмила, кажется, совсем им забыта, и я начинаю занимать место ее в сердце милого братца. С каждым днем общество мое становится для него необходимее, дружба его ко мне нежнее; словом, еще один шаг, и я достигну моей цели! Ты скажешь, что со временем хитрость моя может открыться? Ничего не бывало, я предвидела все: Юлия сказывала мне, что Людмила непременно хочет идти в монастырь, и ждет только отъезда брата, чтобы исполнить это намерение. Что значит все это, я не понимаю. Все ее поступки для меня премудреная загадка. Но как бы то ни было, с моей стороны, в добрый час! И все останется в тайне.
Шмит непременно едет с нами. Мы будем его настраивать, глядя по обстоятельствам, и он нам пригодится, и ты можешь от скуки заняться им. До свидания, моя милая!
ГРАФ СЛАВСКИЙ К СВОЕМУ ДРУГУ
Я давно не писал к тебе, друг мой! Но не думай, чтоб это было от лени, или от слишком весёлого провождения времени. Напротив, дела мои все также худо идут, или лучше сказать, еще хуже. В последнее время я беспрестанно мучился, как в аду: изыскивал причину Людмилиной холодности и ломал голову до того, что чуть-чуть не сошел с ума. То ревность и подозрение терзали душу мою, то слабый луч надежды снова озарял ее; словом, я бродил ощупью в каком-то темном лабиринте и не находил ни одной тропинки, которая вывела бы меня на свет Божий. Что же мне было писать к тебе, и о чем я мог рассказывать, когда сам не понимал ничего, изо всего что вкруг меня делалось? Теперь эта головоломная задача разрешилась самой простой, самой обыкновенной истиной, которую давно угадал бы всякой дурак, будучи на моем месте, и которую мне до сих пор одна глупая, слепая любовь мешала разгадать. Я имею соперника, вот и все тут! Ожидал ли ты этого? Да, друг мой, это проклятое слово беспрестанно отдавалось в ушах моих и потрясало душу, как звон набатного колокола, или крик умирающего; но судьба послала мне ангела утешителя, который указал мне, что не все еще прелести жизни для меня исчезли, и я теперь могу, довольно равнодушно, рассказать обо всем, что мной случилось.
Через несколько дней по приезде моем, мы ужинали всем семейством у старика моего дяди. Там увидел я гренадерского офицера — полк их здесь квартирует. Некрасивая наружность его показалась мне несколько смутной, но я не обратил на него особенного внимания, и только тогда стал разглядывать пристальнее, когда увидел за ужином, что он сидит возле Людмилы, и она с ним так ласкова, как не была со мной с самого моего приезда. Это задело меня за живое, и заставило спросить кузину мою Аглаиду, кто такой этот господин с длинным носом? Она пошутила над моим беспокойством, которого скрыть был я не в силах, и сказала, что это капитан Шмит, что он
знаком с нашим домом и более я ничего не смог добиться, хотя и видел по лицу ее и улыбке, что ей известно еще что-то такое. Не узнав ничего подробнее в этот вечерь, я провел беспокойную ночь, как будто меня варили в кипятке; а на другой день поутру услышал от матушки, что Шмит сватается за Людмилу… При этом известии я едва устоял на ногах, и не помню, как вышел из комнаты.
— Так вот отчего, — думал я, — Людмила меня избегает, вот отчего она так холодна ко мне! Боже мой! Воображал ли я, что сердце ее можешь перемениться, но сейчас это правда. Три года разлуки изгладили меня из ее памяти, и она предпочла мне другого… и кого же? Господи! человека безобразного, совершенного урода! После этого как верить женщинам? Нет, с ними опасно расставаться и на три дня, не только что на три года. Но я не знаю моего соперника: может быть, он умен, добр, любезен, так мудрено ли, что этими качествами заставил забыть телесные недостатки и сумел привлечь ее сердце. Однако, Людмила, это не оправдание: как могла ты изменить тому, кто слышал первый вздох любви твоей, кто все счастье свое полагает в одной тебе? Нет, г-н Шмит, вы должны дорого заплатить мне за это! Я не уступлю даром добычи. Не смотря на ваш ум и любезность, я буду с вами стреляться на пистолетах, на ружьях, на пушках, на чем вам угодно. Я сделаю тебя, вероломная, вдовой прежде замужества, и с дикой радостью увижу слезы твои, или сам погибну. ..
Да, да, стреляться, стреляться сейчас же! Эй, человек! вели заложить мне лошадь. Через десять минуть она была готова. Я зарядил пистолеты; бросился в сани, как полоумный, закричал: — пошел! а сам, погруженный в мысли, не видел, куда меня везут. Вдруг мой кучер остановился и я опомнился, — Ну, что ты стал?
— Да куда прикажете ехать?
В самом деле, мы уж выехали из селения и стояли на месте, где дорога разделяется надвое: одна вправо, к квартире Шмита, другая влево, в деревню дяди. Холодный воздух освежил голову, мысли мои сделались яснее, рассудок начал ко мне возвращаться и я, как сквозь сон, вспомнил слова сестры, сказанные мне при открытии роковой новости, что Людмила не дала еще своего согласия Шмиту.
Не безумное ли дело ехать к человеку, которого я совсем не знаю, и вызывать его стреляться за то, что он посватался за девушку, живущую у меня в доме? Кажется, он не сделал ей бесчестия? А то, что я люблю ее, то это на лбу у нее не написано; следственно он ничем не. Людмила не дала еще своего согласия; почем знать, может быть, сватовство это ей самой не нравится, может быть, она и не любит его совсем. Искра надежды упала опять в мою душу, и я велел ехать к дяде.
В этом доме я наслаждался первыми, невинными забавами детства, почти каждый праздник я бывал там вместе с маленькими моими сестрицами; с ними делил все мои игры, и мне казалось самым лучшим в теперешнем моем положении, провести несколько часов в кругу их семейства. А правду сказать, более всего привлекала меня туда сестрица моя Аглаида. Если б ты видел, как она мила, как любезна, как хороша! Держу пари, что, не смотря на твою философскую холодность, ты в полчаса растаял бы перед ней, как воск от свечи. Но для меня милее то, что она со времени нашей разлуки нисколько не переменилась в обращении со мной; так же родственна, так же откровенна, как прежде, только более задумчива и опасна. Она так хорошо понимает меня; в ее голубых глазах отражается такое милое участие, такая нежность, что подле нее я забываю тоску свою. Согласись, что найти друга в женщине милой и прелестной восхитительно, а я именно это и нашел в Аглаиде. Пробыв целый день с ней, занимаясь только ею одной, или лучше сказать, видя, что она одним только мной занимается, я возвратился с какими-то странными чувствами: холодность Людмилы терзала меня по-прежнему, но дума об Аглаиде разгоняла тоску и рождала во мне светлые мысли, словом, я был похож на человека, который ходя взад и вперед, видит на одной стороне небосклона мрачную тучу, на другой ясное, безоблачное небо. Между тем всякий день я искал случая поговорить с Людмилой, и всякий раз видел, что она с тем же упорством избегает этого. С растерзанным сердцем бросался я в сани и летел к Аглаиде искать утешения.
Так шло, мое время; но наконец, случай открыл мне глаза. Людмила, изменница; она не дает своего согласия Шмиту от того только, что в ней есть еще искра совести, и она откладывает это до моего отъезда. По крайней мере мне так кажется, потому что доказательства измены ее очень ясны: она переписывается со Шмитом и я сам видел письме ее у него в руках! Бешенство овладело мной, при этом открытии; но тут была Аглаида: голос ее проник в мою душу, как звуки арфы Давида в душу Саула; минутный порыв исчез и во мне осталось одно только презрение к вероломной. С тех пор я провожу все время с Аглаидой, и знаешь что? Мне начинает казаться, что она чувствует ко мне больше нежели дружбу! Выражение ее глаз слишком уж нежны, радость при свидании слишком велика, трепет руки, когда я беру ее, слишком силен. Короче: все уверяет меня в этом час от часу более.
Третьего дня, например, я увидел в ее волосах простую ленту, которая совсем не отвечала прочему наряду ее. Это меня удивило и я, шутя, сделал ей замечание.
— Я люблю эту ленту, — сказала она, покраснев и смешавшись, — а с некоторых пор она сделалась мне еще милее.
— И по какой-нибудь особенной причине?
Ответа не было; но щеки ее запылали ярче.
— Если это подарок, — прибавил я, — то должен быть очень давнишний.
— Да, я получила его в день моего рождения, шесть лет назад. Тут она взглянула на меня и опять потупила взор.
— Боже мой, неужели это та ленточка, которую я подарил вам, когда мы были еще дети? Невозможно, чтобы вы до сих пор хранили такую безделку и так ценили ее!
— Этот подарок доставил мне тогда истинное удовольствие. Он был первым залогом дружбы нашей и напоминает мне счастливейшее время жизни. Взгляд, который сопровождал эти слова, высказал еще больше. Кажется мне, что дружба, даже и к женщине, не может достигнуть такой утонченной нежности и внимания.
Ты спросишь: чем же все дело кончится? Спросишь: в состоянии ли я буду заплатить Аглаиде за любовь любовью, когда еще прежняя рана в сердце моем так свежа и глубока? Но, друг мой!
человек, гибнущий в бездне моря и употреблявший последние усилия достигнуть голой, бесплодной скалы, единственного его спасения, рассуждает ли о том, что он все равно погибнет на ней, без крова и пищи? Вся цель его в эту минуту состоит только в том, чтобы спастись от разъярённой стихии. Я похож на этого человека, и не знаю, что новая любовь готовит мне в будущем; только знаю то, что теперь я не мог бы, кажется, существовать без Аглаиды. Без нее все чувства души моей умерли бы и слились бы в одно мрачное, разрушительное отчаяние.
ГРАФ СЛАВСКИЙ К СВОЕМУ ДРУГУ
Я теперь в деревне госпожи Вельской. Она родная сестра матери Аглаиды и мы все собрались к ней, чтобы провести там святки; но прежде чем буду рассказывать, как мы проводим здесь время, я должен описать тебе все подробности нашего путешествия.
Переезд длился не боле шестидесяти верст, и мы отправились целым караваном. Матушка, с теткой, с сестрой и Людмилой, сели в карету; Аглаида с сестрой своей в повозку, а я поехал один, в открытых санях. Погода была теплая и пасмурная; тяжелая карета тихо тащилась по мягкому снегу; колокольчики изредка перезванивались и кучера в полголоса затягивали протяжные песни. Этот концерт, мрачная погода и тихая езда, погрузили меня в задумчивость; я уткнул нос, в воротник шинели и сидел, повесив голову. Изредка Людмила выглядывала из кареты, но не затем, как бывало прежде, чтобы взглянуть на меня: теперь, казалось, занимали, ее одни деревья, покрытые инеем, и на них только взор ее и останавливался. — Как все переменилось! — думал я, и мне становилось еще грустнее. Между тем Аглаида также выглядывала из своей повозки и при всякой излучине дороги оборачивалась ко мне, хотела непременно встретить взор мой, подарить меня ласковой улыбкой. И мне становилось легче.
Так проехали мы половину дороги, и в деревеньке, окруженной лесами, повозка остановилась. Аглаида подозвала меня к себе и спросила, не хочу ли я обедать. — Пускай наши едут вперед, — сказала она, — им и в карете можно это сделать; а нам непременно нужно остановиться. Я охотно согласился на это предложение и мы стали выбираться в избу, против которой остановились. Снег засыпал дорожку к ней, и я взялся перенести Аглаиду на руках, чтобы она не промочила ног. Ах, друг мой, как ей было это приятно! С каким сладострастием рука ее обвилась около моей шеи, как томно склонилась ее голова ко мне, какое сердечное удовольствие выражали прелестные глаза ее!
Мне самому сообщились те же чувства: я восхищался моей милой ношей и боялся расстаться с ней; шел нога за ногу, и хотя давно уже не было снега, но я внес Аглаиду в самую избу, в самый дальний угол избы, и со вздохом, против воли, опустил медленно ее на пол. Против воли, казалось, и ее руки расстались со мной. В избе встретила нас хозяйка, добрая, молодая женщина, знакомая моим спутницам. Она очень обрадовалась, спрашивала, почему так давно не проезжали по этой дороге; а потом, указав на меня и обращаясь к Аглаиде, прибавила: — Этот барин, матушка, не хозяин ли твой?
— Почему так думаешь? — спросила Аглаида, засияв.
— Да видишь, как он за тобой ухаживает.
— Нет, милая, это брат мой, — прибавила она со вздохом, который только одному мне был понятен.
— Чудно, право! В нашем быту и муж-то жену на руках не носит, здесь добрая женщина покачала головой, — Ну, да знать у вас такой обычай.
Вопрос и замечание хозяйки рассмешили нас; но я невольно подумал: не пророчество ли это? Сбудется ли оно когда-нибудь?
Но вот принесли съестной дорожный запас, и мы сели за стол. Чистая, теплая изба, стакан сотерна и беседа моих спутниц переменили совершенно расположение моего духа. Обед наш был очень весел, Хозяйка никак не хотела верить, что я брат Аглаиды. — Нет, сударыня, — говорила она, — что-то вы с ним больно дружны. Верно, ты вышла замуж и хочешь пошутить надо мной. Другая кузина моя старалась поддерживать ее в этих мыслях, и разговор, кроме смеха, возбуждал в
нас еще какое-то приятное чувство, так что ни мне, ни Аглаиде не хотелось так скоро ехать. Кончив обед, я сказал, что хочу выкурить трубку; Аглаиде нужно было успокоиться с дороги, и мы, все трое, уселись на лежанке. Янтарь мой часто переходил в уста Аглаиды и, возвращаясь опять ко мне, производил магическое действие, похожее на поцелуи. Непринужденная радость царствовала между нами, время летело стрелой, наконец, все таки пришла пора расстаться с
хижиной, в которой я провел несколько часов, приятнейших в моей жизни. Так часто веселье закрадывается туда, где совсем его не ожидают, и бежит того места, где надеются его встретить! но философию в сторону.
Надо было ехать. Смеркалось, ветер шумел и снег падал хлопьями. — Сядьте с нами, — сказала Аглаида: погода меняется и вам в санях будет холодно. Разумеется я не отказался от приглашения, но только так стеснил их, что Аглаида сидела почти у меня на коленях. — Я вас беспокою. — Ах, нет! мне так спокойно, так хорошо, — отвечала она, как нигде быть не может. Пожалуйста не оставляйте меня! Тут она тихонько взялась за мою шинель, боясь, чтобы я не ушел от нее в самом деле. При каждом толчке я поддерживал Аглаиду, чтобы она не ударилась головой об сестру свою; она держала меня, чтобы я не вылетел из повозки; рука ее обвилась около моей шеи и она очутилась в моих объятиях.
Пылкость чувств увлекла меня. Я забыл в эту минуту все: забыл Людмилу, забыл ее измену и видел только Аглаиду.
Между тем уже совсем смерилось; вьюга усилилась и мы сбились с дороги. Кучера и люди пошли ее отыскивать; сестра Аглаиды, казалось, заснула, а она склонилась ко мне на плечо.
— Во всяком другом случае, — сказал я ей, — это приключение показалось бы мне очень неприятным; но теперь я благословляю его: оно продлит мое блаженство.
Аглаида пожала мне руку.
— А вы считаете эти минуты счастливыми? — спросила она тихо.
— Ах, клянусь, что я давно не испытывал такого сладкого чувства, какое теперь волнует грудь мою.
— А я еще никогда: но это счастье скоро пролетит, — прибавила она, вздохнув, и может быть никогда не возвратится!
— Вы так думаете? Вы, в самом деле, боитесь потерять это счастье?
— Да. Теперь, мы одни, в пустыне, ночью; никто не мешает нам говорить то, что чувствуем, поступать так, как велит сердце. Но, друг мой, позволь мне хоть раз в жизни назвать тебя так, хоть одну минуту насладиться всем моим счастьем, скоро мы опять будем между людьми; проницательные глаза станут следить за вами, злые языки коварно перетолкуют чувства наши, заставят нас скрывать их, и, кто знает, может быть опять отвлекут тебя, отнимут у твоей Аглаиды!
— Милая, несравненная! — сказал я, почти не помня себя, — клянусь, что с этой минуты, мое сердце будет принадлежать тебе одной, и никакая сила земная не разлучит нас! Тут я прижал Аглаиду к сердцу и мои губы прильнули к ее губам.
— А Людмила? — шептала она, отрывая их.
— Людмила! — повторил я, — Итак, ты знаешь, ты поняла все?
— Я верю, друг мой, что клятва, которою ты произнес сейчас, не пустой звук; знаю, что ты не способен играть сердцем женщины совершенно тебе преданной, и потому хочу быть откровенна с тобой: я давно люблю тебя, даже прежде чем начала понимать, что такое любовь; как же хочешь ты, чтобы от меня скрылись чувства твои к Людмиле? Чувства, которые терзали меня так мучительно и долго?
— Ради Бога, не напоминай мне о ней! Ах, Аглаида, я недостоин тебя! одна мысль о прежней любви ужасает меня. Людмилы теперь для меня не существует; при малейшем воспоминании о ней я буду обвинять себя в этом ужаснейшем преступлении!
— Ты слишком строго судишь себя. Истинная любовь не так ревнива, как ты думаешь. Заставить забыть женщину, тебя недостойную, заменить, если можно, в сердце твоем ее место: вот все, чего я хочу.
— Ангел небесный! — шептал я, осыпая ее поцелуями, и она в нежном упоении лежала на груди моей. В эту минуту месяц выглянул из-за облака и озарил прелестное лицо Аглаиды; большие, голубые глаза ее были устремлены ко мне и в них блистали слезы любви и радости. Да, друг мой, это был такой час, которого я никогда не забуду! Отчего так скоро пролетел он? Люди отыскали дорогу, колокольчик зазвенел, мы поскакали.
— Отчего не могу я, — говорила мне Аглаида, — целый век блуждать с тобой в какой-нибудь пустыне, где бы ты один был моим путеводителем, где бы я видела только одного тебя, жила одной любовью твоей? Но мы скоро будем между людьми: тверди же, повторяй же, пока есть еще время, что ты любишь меня!
Наконец повозка остановилась у крыльца; сердце мое стеснилось и я крепко сжал Аглаиду в моих объятиях. Мы приехали к самому ужину. Все беспокоились; но когда узнали, что с нами ничего неприятного не случилось, то долгое наше отсутствие обратили в шутку. Одна Людмила не принимала участия в общем веселье. На лице ее царило такое уныние, что мне самому стало грустно, но при мысли, что она скучает без Шмита, который прибудет сюда по ее приглашению, что может быть присутствие мое ей в тягость — это чувство жалости уступало презрению и чему-то похожему на ревность. Я содрогнулся, взглянул на Аглаиду и прелестные мечты о ее любви рассеяли мрачную думу.
Хозяйка наша женщина веселая и богатая. Здесь всякий день множество гостей, святочные игры, музыка и танцы. Само по себе это скоро бы мне наскучило; но любовь делает все приятным и занимательным. В толпе я вижу одну только Аглаиду, танцую почти всегда с ней одной. Кстати: нынче в котильоне Людмила выбрала меня своим кавалером: я думаю из благопристойности и за неимением Шмита. Однако я заметил, что она дрожала в руках моих, как осиновый лист. Странно! Прощай, устал до смерти.
ГРАФ СЛАВСКИЙ К СВОЕМУ ДРУГУ
Можешь быть, это последнее письмо, которое ты от меня получишь; может быть, я никогда с тобой не увижусь. Это трагическое предчувствие удивляет тебя; но со мной, в самом деле, случилась трагикомедия.
Шмит приехал сюда, и хотя, как я уже писал тебе, по приглашению Людмилы, но обхождение их было слишком холодно и странно. Он почти не смет подойти к ней, она как будто боится, и глядеть на него. Я полагал, что это делается только на людях, что любовники поссорились, но, не смотря на холодность их, не мог равнодушно видеть этого человека, а тем более жить с ним в одном доме. При виде его я невольно чувствовал какое-то неприятное впечатлите, вспоминал тоску, которую он заставил меня терпеть сначала моего приезда, и меня всякий раз бросало в жар, когда он входил в комнату. Ни любовь Аглаиды, ни клятва, которую я дал ей и себе забыть Людмилу совершенно, не могли истребить во мне этого чувства. Искра ревности тлела еще в моем сердце. Со временем она угасла бы сама собой; но случай заставил ее вспыхнуть и я наделал много глупостей.
Наша хозяйка вздумала дать бал масок. Всё приняли это предложение с удовольствием и начали хлопотать о костюмах. В деревне это не безделица. Рисунков Локка у нас не было; но нам заменили их картинки из старых романов, которые мы подняли из библиотеки. Каждый придумал себе наряд, но скрывал это от других, не желая быть узнанным. Иные делали это просто для забавы, другие кое из каких видов, и я был в числе последних. С приезда сюда я не имел почти случая поговорить с Аглаидой, а замаскировавшись, в шуме танцев и музыки, мы легко могли ускользнуть из толпы и дать волю своим чувствам. Аглаиде очень хотелось этого, и она мне сказала, что будет в платье испанки. Желая быть с ней в кадрили и стараясь как можно больше скрыть себя, я смастерил из чёрного талона огромнейший плащ, достал круглую шляпу, которая плотно надвигалась на глаза, украсил ее черным пером, из Аглаидиной шляпки, и таким образом также был готов преобразиться в нечто похожее на испанца, каких ты видел на лубочных картинках, в романах г-жи Рэдклиф.
Между прочим, в этих всеобщих суетах и хлопотах, я вбежал зачем-то в комнату к сестре, и увидел Людмилу, стоящую перед зеркалом, в одежде монахини. Она была так прелестна в этом наряде, что я отступил в удивлении. Мой нечаянный приход смутил и ее: мы оба стояли как окаменевшие.
— Прекрасный костюм! — сказал я, наконец; — но что вас заставило его выбрать?
— Обстоятельства, — отвечала она, едва переводя дух.
— Странно! Кажется, в теперешнем вашем положении гораздо приличнее было выбрать свадебное платье. Стрела попала в назначенное место: у Людмилы навернулись слезы.
— Ах, как вы меня мало знаете! — сказала она, стараясь удержать их. — Поверьте, что, в самом деле, я скоро надену это платье с тем, чтобы никогда не снимать его.
Эти слова и ее слезы потрясли мою душу. Я хотел говорить, хотел спрашивать: но вдруг вбежала Аглаида, бледная, встревоженная, взор ее, казалось, выражал упрек; вопрос замер на губах моих, и я, чтобы скрыть свое смущение, я взял поскорей, что было нужно, и опрометью бросился из комнаты.
Наконец наступил час бала. Гости съехались и маски начали собираться в залу. Пока оркестр настраивался и разные фигуры мелькали взад -вперед, я, завернувшись в свой плащ и надвинув на глаза шляпу, сидел в углу, в самом дурном расположении духа. Последний разговор мой с Людмилой занимал мои мысли. — Она, скоро наденет платье монахини, с тем, чтобы никогда не снимать его, — повторял я сам себе. Что ее к тому принуждало? Тон голоса, которым она сказала мне это, беспрестанно отзывался в ушах моих; слезы ее упали в мое сердце. Ах, друг мой, какую силу имеют над нами женские слезы, и особенно той, которая прежде была нам драгоценна! Я опять решился поговорить с ней, еще раз испытать, не будет ли она откровеннее; но вспомнил Аглаиду, клятву, которую дал ей; совесть меня упрекнула, и я, погруженный в мрачные размышления, машинально смотрел на турок, на казаков, на черкешенок, на девушек в; только испанка и монашенка занимали меня, и попеременно представлялись воображению, одна со светлым, веселым взором любви, другая — с трогательными слезами.
— Полчаса стою возле вас, и ни одного слова, ни одного взгляда! — сказал мне на ухо голос. Я обернулся: это была Аглаида, — впрочем, я не сержусь на моего ипохондрика, — прибавила она, — и очень буду рада, если мне удастся разогнать его задумчивость.
Эта милая внимательность, с какой она меня искала, и нежный упрек, заставили меня содрогнуться: я подал ей руку и мы пошли по комнатам. В зале начались танцы, в гостиной старики и старушки сели за карты, в диванной также была толпа народа. Мы же искали уединения. — Я бы отдала теперь половину жизни, — сказала подруга моя, — если б в эту минуту могла перенестись с тобой в какую-нибудь хижину, удаленную от всего света; там бы я могла свободно твердить о любви своей! Говоря, таким образом, мы очутились в коридоре, и увидели комнату, слабо освещённую и пустую. За ней была другая, совсем темная, в которую свет проникал только сквозь полуотворенную дверь. — Слава Богу! — сказала Аглаида, — здесь мы будем свободны и хоть на одну минуту можем дать волю нашим чувствам. Мы сели на диван и сняли маски. Аглаида была прелестна, как ангел! Розы горели ни щеках ее, томный взор пылал любовью и негой; но какая-то грусть омрачала его; разговор ее был рассеян, ласки принуждены, я видел что у нее лежало что-то на сердце, и спросил ее об этом.
— Друг мой, — сказала она, моя любовь к тебе так сильна; так бескорыстна, что в сердце не осталось места для ревности. Но я видела тебя с Людмилой… видела ее слезы и твое смущение. Скажи, о чем вы говорили? Я боюсь не за себя; но если эта коварная женщина опять завлечет тебя и снова лишит спокойствия, которое, ты только начал возвращать себе. Эта мысль убивает меня!
Я был рад, что Аглаида начала говорить об этом. Мне и самому хотелось рассказать ей, как я встретился с Людмилой, когда она нашла нас вместе и уверить ее, что я совсем не искал объяснения. Итак, я рассказал все подробно, и это облегчило мое сердце.
— И ты поверил ей? — спросила Аглаида.
— Поступки ее так странны, что я не знаю, что и думать о них. Кажется, любовь ее к Шмиту ясно доказана; но к чему говорит она, что идет в монастырь? Отчего слезы, которые, кажется мне, не могли быть притворными?
— Друг мой, это слезы крокодиловы…
— Ужасно, Аглаида, ужасно!.. Неужели женщина может быть до такой степени низка и обманчива?
Аглаида вздохнула, и с минуту продолжалось наше молчание.
— А что ты скажешь, например, если сейчас увидишь, что она, в своей монашеской одежде, рука с рукой, прохаживается со своим обожателем, и думает совсем не о монастыре?
Дрожь пробежала по мне. Я готов быль вскочить и собственными глазами увериться в этом: но присутствие Аглаиды удержало меня. С судорожным движением я схватил ее руку, боясь, чтобы невольная сила не увлекла меня от нее.
— Итак, Людмила просто смеется надо мной! — сказал я, стараясь скрыть свое волнение.
— Зачем преувеличивать, друг мой: Людмила никогда не осмелится шутить над человеком, в доме которого живет и которому всем обязана? Она в самом затруднительном положении: боится упреков твоих, хочет избежать решительного объяснения; но, не имея для этого ни ума, ни оборотливости, запутывает себя, делает глупости, чтобы как-нибудь только оттянуть дело до твоего отъезда — вот и все. Но, мой Александр, ты обещал мне, забыть ее совершенно, а я вижу, что поступки ее трогают тебя еще слишком сильно.
В эту минуту я похож был на ребенка, которого поймали в кусте смородины. Горесть, стыд, раскаяние стеснились в душе моей, слезы брызнули из глаз, и я бросился к ногам Аглаиды.
— Прости меня, Аглаида! Я сказал, что недостоин любви твоей; прости мне минутное движение, которого я не смог преодолеть!
Аглаида забыла все. Она упала на грудь мою; я повторял ей клятвы любви и печатлел их на алых губках ее. Вдруг из ближней комнаты послышался вздох и шелест шагов, как бы кто-то спешил удалиться от нашей двери. — Нас видели, и подслушали! — сказала Аглаида, вырываясь из моих объятий, и я стремглав бросился из комнаты, чтоб узнать, кто это был такой; но противоположная дверь затворилась прежде нежели я мог рассмотреть что-нибудь; бегу далее, и только уже в коридоре замечаю, что от меня спешит скрыться женщина в черном креповом платье и в длинном флеровом покрывали такого же цвета. Я хотел возвратиться к Аглаиде и спросить у нее, не знает-ли она, кто из дам был в таком траурном наряде, как вдруг увидел мою монахиню: ее вел под руку долговязый рыцарь, в шишаке из картузной бумаги, в стеганой кожаной фуфайке, в лосинных панталонах и с деревянным копьем в руках, словом, совершенное подобие Дон-Кихота. И вообрази себе мое негодование, когда по высокому росту, но черным перьям на шлеме, выдерганным из пехотного султана, но форменной шпаге с темляком, привешенной через плечо, и по старым ботфортам, я, узнал в нем Шмита, не смотря на то, что забрало бумажного шишака было опущено. Кровь моя закипела. Я вспомнил слова Аглаиды, и мысль, что эта притворная, глупая женщина заставила меня невольно поколебаться, была мне нестерпима. — Ты меня заставила огорчить Аглаиду, — думал я, — но я отомщу за это, и, не сделавшись в другой раз виновным перед ней, принужу тебя кончить эту глупую комедию, которая мне становится несносна. Я не смел отдать себе отчета в чувствах, которые овладели мной в эту ми нуту. Мне казалось, что это одно только справедливое негодование; но думаю, что тут была примешана и ревность: адские муки терзали душу мою. Между тем Людмила заметила меня и, как кажется, узнала: она сказала что-то на ухо своему рыцарю, и они прибавили шагу, желая от меня скрыться. Тут я более не в силах быль владеть собой. — Позвольте, господин Дон-Кихот! — закричал я, остановитесь на минуту! Но Дон-Кихот так улепетывал, что я насилу мог догнать его в конце коридора и схватил за руку. Это быстрое нападение, кажется, удивило его; он стоял в молчании, а дама его дрожала как в лихорадке. — Давно ли, г-н Дон-Кихот, — сказал я, наконец, — вы сделались так трусливы? Прежде вы сами искали приключений, а теперь бегаете от них.
Кажется, рыцарь не понимал чего я хочу, не знал, что все это значит, и, по некотором молчании, отвечал мне такою же маскарадной шуткой:
— Милостивый Государь, — сказал он, — если бы я был один, то, клянусь прекрасною Дульсинеей, не побоялся бы самого чёрта! Но, вы видите, что со мною дама. Платье ваше, простите моей откровенности, очень похоже на платье наших испанских разбойников, от которых я имел честь освободить ее, и так не мудрено, что при взгляде на вас она испугалась и просила меня поскорей удалиться.
— Жалею очень, что дама ваша так робка; но поверьте, что не страх заставляет ее убегать меня, а стыд и совесть. Послушайте, сударыня! — прибавил я, обратясь к ней и скинув маску, — я уверен, что вы давно узнали меня; но для предупреждения с вашей стороны всяких отговорок, открываю лицо мое; прошу вас сделать тоже и отвечать мне не шутя, что значат последние слова, которые я от вас слышал? Кто вынуждал вас говорить их, и кто дал вам право смеяться надо мной таким наглым образом?
— Ради Бога, защитите меня, г-н рыцарь, — пропищал притворный голос из-под маски.
— Государь мой, — сказал рыцарь, — хотя я и не понимаю, что все это значит, и хотя вижу, что это совсем уже не шутка; но прошу вас делать моей даме вопросы в другое время. Я не знаю, имеете ли вы на это право, или нет, и не буду этого исследовать, только говорю вам, также не шутя, что покуда имею честь быть ее кавалером, до тех пор никому не позволю ни обижать ее, ни беспокоить, и докажу это копьем, мечом, пеший, конный — как вам угодно, следуя правилам чести, и того, кого я теперь представляю.
— Оставьте пожалуйста этот рыцарский тон, г-н Шмит. Неужели вы думаете, что под этим бумажным шишаком я не могу узнать вас? Говорю вам, что я пока еще имею гораздо сильные права на вашу даму, нежели вы, и докажу это, не мечом и не копьем, а просто заставив ее, или сейчас же признать вас открыто женихом своим, или прекратить с вами всякое сношение. Извольте, сударыня, отвечать: что значат все ваши поступки?
Тут бедная монахиня, видя, что я приступаю к ней не шутя, вырвала руку свою у рыцаря и пустилась бежать. Это еще боле взбесило меня: я бросился за ней, желая непременно все кончить, но Шмит загородила мне дорогу своим копьем.
— Вы, мне кажется, с ума сошли, граф, — сказал он, стараясь удержать меня. И в самом деле, преграда, которую он поставил мне, сделала меня совершенно полоумным. Видя, что Людмила ускользнула и меня опять оставила в дураках, я в исступлении хватаюсь за копье, переламываю его и осколком поражаю моего противника в голову, так сильно, что шлем его слетел с головы и покатился на пол. Изумленный и оглушенный ударом, Шмит стоял, как столб, с обнаженной головой, и не знал, что ему делать. Я сам опомнился после этого геройского подвига и начинал уже раскаиваться, что завел историю совсем не к месту и не вовремя. Между тем (подивись присутствию духа женщин!) бегущая монахиня наша, видя что побег ее и шум нашего сражения привлекли зрителей, закричала им: — Шутка, господа, шутка! не беспокойтесь! на г-на Дон-Кихота, который провожал меня в монастырь, напал разбойник, победил его, и я спасаюсь бегством. Все засмеялись, и мы имели время опомнится. — Надо и в самом деле уверить всех, что это была шутка, — сказал я, надевая маску. — Но знаете ли вы, что эта шутка может быть омыта только кровью? — отвечал Шмит, подымая свой шлем. — Знаю, сударь, и готов сделать удовлетворение, на чем и как вам угодно; только согласитесь, что теперь это должно быть скрыто.
Мне удалось убедить разгорячённого капитана, что неприлично делать свидетелями нашей истории пятьдесят посторонних человек, и что в случае гласности нас могут даже лишить удовольствия драться. Таким образом собравшаяся толпа поверила, что мы сыграли маленькую комедию; все жалели, что не застали начала, и разошлись преспокойно. Войдя залу, я не увидел ни монахини, ни дамы в траурном платье, ни моей испанки: они исчезли. Да и признаюсь тебе, в эту минуту я не слишком желал встретиться с Аглаидой. Правда, что я начал историю с тем только, чтобы уличить Людмилу; но последствия обвиняли меня, и я сам в душе сознавался, что тут примешана была ревность — иначе я не поступил бы так безрассудно и запальчиво. В тогдашнем моем расположении духа я не мог долго оставаться в обществе, и поспешил найти Шмита, чтобы условиться с ним обо всем хорошенько.
— Итак, капитан, на чем вам угодно? — спросил я, подойдя к нему.
— На пистолетах, разумеется.
— Очень хорошо. Но чтобы отвратить всякое подозрение, скажите, что завтра мы с вами едем к вашему полковнику, с которым вы хотите мене познакомить. Разумеется, я отправлюсь домой, вы к себе на квартиру, а послезавтра, в десять часов поутру, я вас дожидаюсь у рощи, которая на половине дороги между моей деревней, и той, где вы квартируете. Секунданта я не имею, да он в не нужен мне: я верю вашему.
Он согласился на все, и мы расстались до радостного свидания.
С матушкой и сестрой я простился с вечера, сказав, что на другой день рано еду со Шмитом в его полковой штаб. Они не имели ни малейшего подозрения, не видели нашей сцены и легко мне поварили. Но у меня сердце облилось кровью при этом прощанье, и слезы чуть-чуть не брызнули. Между тем Аглаида, не знаю как и почему, все узнала. Когда в доме улеглись, и я, отпустив камердинера, ходил взад и вперед, думая обо всем случившемся, дверь моей комнаты тихо растворилась, и горничная Аглаиды подала мне записку. Я прочитал вот что:
Знаю, друг мой, что история ваша со Шмитом была совсем не шутка, и боюсь, что она так не кончится. Как ты виноват передо мной, Александр! В самое то время, когда твердили мне о любви своей, когда поцелуи твои горели еще на губах мои, ты забыл все при виде женщины, к которой клялся быть равнодушным! Но, друг мой, я не виню, не упрекаю тебя; только прошу: ради самого Бога, пощади жизнь свою! Может быть, мои опасения несправедливы: но ты знаешь, как робка любовь. Мне известны ваши понятия о чести, и я содрогаюсь при одной мысли… Заклинаю тебя, будь благоразумнее! Рассуди, за кого ты будешь подвергать себя опасности! Подумай, что это убьет твою матушку, сестру, и если не из любви, то хотя из жалости, не доводи меня до отчаяния! Твоя Аглаида не переживет тебя!
Сердце мое разрывалось при чтении этой записки. Аглаида была верно незаметною свидетельницей этого происшествия; иначе она не могла знать о нем. Все обвиняет меня в глазах ее, и не смотря на то, она также любит меня, дорожит моею жизнью: это меня убивает! Но дело сделано, раскаяние невозможно!
Я отвечал ей, оправдывал себя, как мог, и чтобы успокоить ее, уверил, что мы помирились со Шмитом, и все кончили; и вот на другой день поутру, т. е. нынче, отправился домой, откуда и пишу к тебе, и, на случай, если меня не будет, к матушке, сестре и Аглаиде.
Мне жаль их, друг мой! Для них мне должно было поберечь себя. Тысячу раз я раскаивался в моей безрассудности; но исправить ее все-таки не в силах. Просить извинения у Шмита, значило бы подать ему повод считать меня или в самом деле безумным, или, что и того хуже, трусом; да и согласится ли он простить такую грубую обиду, какую я ему сделал? Всему причиной Людмила… Боже мой! неужели совесть не упрекнёт ее? неужели она не испытает и половины тех мучений, которые заставила перенести меня?
Прощай!
ЛЮДМИЛА К СВОЕЙ ПРИЯТЕЛЬНИЦЕ
Я писала к тебе, что мы едем к г-же Вельской, писала, как эта поездка неприятна для меня, и между тем я никак не решилась остаться дома: мне легче, грустной, одинокой, безмолвной, как истукан, сидеть в шумном кругу веселого общества, легче переносить все муки, которые я терплю здесь, нежели совсем не видеть графа. Ах, милая, как слабо сердце мое! Зная, я что скоро расстанусь с ним навсегда, я считаю потерянною ту минуту, в которую не вижу его: как будто взор мой хочет запастись для будущего…
Все сбирались сюда с удовольствием, все надеялись весело провести время; только мне одной было грустно; сердце мое замирало, предчувствуя, что мне здесь готовятся новые горести, и это предчувствие не обмануло меня: он любит Аглаиду, любить так, как, может быть, никогда не любил меня! Я сама видела, как он лежал у ног ее… я безумная! Я за несколько часов до того готова была открыть ему свою душу., Ты знаешь мое намерение мое, посвятить себя Богу; но я отложила исполнение до отъезда графа, боясь что он станет задавать мне вопросы, которых я не в силах буду выдержать: открою ему, как-нибудь, что графиня принуждает меня к ненавистному замужеству, а через это поссорю их, и, может быть, против воли обнаружу чувства свои, которые и без того скрывать мне очень трудно. Так думала я, и между тем мне вдруг пришло в голову сделать себе монашеское платье к маскараду, который здесь был вчера. Решась скрывать свое намерение от графа, я не могла отказать себе в удовольствии, показаться ему монахиней. — Может быть, теперь он оставит без замечания наряд мой; но после, когда узнает, что я не существую для света, вспомнит о нем и поймет, что предвещал он, — говорила я — и эта мысль утешала меня, как яблоко расплакавшегося ребенка, который улыбается глядя на него сквозь слезы.
Поутру, перед маскарадом, платье мое былоготово, и я надела его примерить. В комнате, никого не было, но вдруг дверь растворилась, и передо мной явился граф. Думая о нем беспрестанно, но никак не ожидая видеть его в эту минуту я ужасно смутилась. И каково было мое положение, когда он, похвалив наряд мой, прибавил с насмешкой, что мне гораздо приличнее было теперь свадебное платье? Сердце мое, итак слишком растроганное, не могло перенести этого несправедливого упрека, слезы против воли выступили на глазах моих. Я не в силах была владеть собой, и сказала, что, в самом деле, хочу идти в монастырь. Слова мои удивили его; он хотел что-то говорить; я готова была все высказать: но тут вбежала Аглаида и помешала разговору, который не знаю, чем бы кончился. Граф вышел в ту же минуту, а я все еще стояла на своем месте, как прикованная к полу.
— Что с вами? — спросила Аглаида, — вы нездоровы?
— Да, мне очень дурно.
И в самом деле, я насилу могла сесть на стул, который стоял возле.
— Не подать ли вам воды? Эти истерические припадки бывают часто и со мной — от слабости нервов, которыми, я думают, все мы так часто страдаем.
Если бы Аглаида стала уверять, что у меня горячка, я и тут бы согласилась с ней, чтобы только скрыть несчастную причину моей болезни. Впрочем, может быть она и догадывалась, отчего я так расстроена; но я была ей благодарна за то, что она не хотела показать этого. Вода, и в самом деле освежила меня, мне стало легче.
— Наряд ваш прекрасен, и вам очень к лицу, — сказала Аглаида, когда я немного оправилась.
— Может быть; только я об этом совсем не заботилась.
— Не говорите этого женщине. Но мне жаль, что вы уже не можете быть в нем на бале. Не это ли вас так огорчило? — прибавила она засмеявшись.
— Почему же я не могу быть в нем? — спросила я, почти не слушая ее и думая совсем о другом.
— Граф видел вас в нем, а у нас, кажется, есть условие, чтобы костюмы дам, не были известны кавалерам.
— Но все ли выполнят это условие? — сказала я, начиная вникать ее в слова и поглядев на нее пристально.
-Если и есть между нами предательницы, то все они это сделают не так явно, как вы. Но какое нам дело до других: лишь бы мы были правы. И я, готова поклясться, никто не узнает до срока, в чем я буду одета!
Разумеется, что условие, о котором мне говорила Аглаида, было несерьёзное; слова ее — шутка, но я начала раскаиваться, что сказала графу слишком иного. Слезы и смущение мое высказались ещё больше. Кто мог ручаться, что в маскараде он не захочет возобновить наш разговор, и выведает у меня тайну, которую скрыть теперь было почти невозможно. Он уже видел меня в платье монахини, следовательно, главное желание мое исполнилось. Рассудив обо всём этом, я решилась в самом деле, переменить костюм, и сказала Аглаиде, что согласна с нею. Времени до маскарада оставалось немного. К счастью я взяла с собой, на случай всегдашних святочных переодеваний, старинное матушкино траурное платье. Переделки в нем было немного, и я, одетая в креп, покрытая флеровым покрывалом, сошла в залу. Мне хотелось узнать между масками графа; но тут не было никого на него похожего. Наряд мой совершенно отвечал расположению моего духа: грустная, одинокая бродила я в толпе веселящихся, и, желая удалиться от шума, который стал мне несносен, зашла в пустую и отдаленную комнату. Вдруг послышалось мне, что за дверью разговаривают. Я узнала голос графа, потом Аглаиды, и, как прикованная невидимой силой, осталась на месте. Кажется, они произносили имя мое; но биение сердца, сильный трепет и какое-то полубеспамятство мешали мне вслушаться хорошенько в разговор их… Только помню то, что заглянув в дверь, я увидела Аглаиду в его объятиях, их поцелуй. Не в силах более удерживать рыданий, которые теснили грудь мою, как безумная прибежала я к себе в комнату, сорвала наряд свой и бросилась в постель.
И теперь еще я сижу в каком-то изнеможении, и грустное воспоминание обливает кровью сердце мое. Какое ужасное чувство ревность! Дай Бог милая, чтоб ты никогда не испытала его! Все муки сердца ничто в сравнении с этой. Но отказавшись от него, не должна ли я была предузнать, что увижу его когда-нибудь счастливым с другой… Теперь я лишена всего, даже последнего, горького удовольствия: упрекать в измене, потому что сама принудила его к этому.
Вчера все разъехались. Графиня с Вельской и невесткой своей уехали к одной их знакомой верст за двадцать; граф со Шмитомв полковой штаб. Для меня непонятно, что Шмит, не смотря на письмо и мою холодность к нему, приехал сюда вслед за нами и не оставляет до сих пор своих видов на меня. Не вздумает ли он дорогой говорить об этом графу? Думаю, что теперь он и сам будет в состоянии уговаривать меня выйти замуж! Я не знаю, чем все это кончится; но
по крайней мере, рада тому, что целый день свободно могу сидеть в своей комнате, думать, плакать и писать к тебе.
Вообрази себя мой ужас! Когда я дописывала последнюю строчку, ко мне вбежала Юлия, бледная, полумертвая, — Друг мой! — сказала она, — брат болен, ранен! он стрелялся со Шмитом.
При этом известии в глазах у меня потемнело, и я чуть было не упала со стула. Наконец, опомнившись от первого испуга, я спросила, кто ей это сказал, и узнала, что камердинер графа прислал нарочного, а сам он без памяти. — Это убьет матушку! — повторяла Юлия в отчаянии. Мы начали рассуждать, что нам делать, и решились написать к Вельской, чтобы она под каким-нибудь предлогом задержала графиню на несколько дней в гостях, а сами сейчас же едем домой.
Аглаида побледнела как смерть, услышав, что он ранен и беспрестанно плачет. Не понимаю, они поссорились?! Но что теперь до этого: я теперь не хочу ничего знать, ничего не желаю, кроме того только, чтоб он жил. Лошади готовы; прощай!
ЛЮДМИЛА К СВОЕЙ ПРИЯТЕЛЬНИЦЕ
Я счастлива, моя милая! Сердце мое так полно, что не знаю, буду ли в силах пересказать тебе все.
Мм выехали с Юлией ночью, скакали сломя голову, и приехали домой еще засветло. Здесь нашли мы полкового доктора, которого прислал Шмит. Он сказал нам, что граф получил рану в плечо, которая совсем не опасна; но он потерял много крови и при перевязке с ним сделалась дурнота, а к вечеру жар, бред и все признаки горячки, вероятно — прибавил он — случившейся от какого-нибудь душевного беспокойства, к чему также присоединилось и воспаление раны. Уверив нас, что большой опасности еще не видно, сделав нужные наставления, доктор на другой день уехал, дав обещание приезжать через сутки, или как получится при его занятости, и препоручил больного нашим попечениям.
С каким удовольствием делила я их с Юлией и просиживала с ней целые ночи в его комнате. Иногда он приходил в себя, и, казалось, ему было приятно видеть нас; но через минуту опять забывался. Так прошло несколько дней. Доктор приезжал и уезжал, больной был все в одном положении. В ту ночь, когда мы с беспокойством ждали перелома его болезни, он в беспамятстве произнес мое имя. Я содрогнулась, краска выступила на лице моем. Мы были только вдвоем с Юлией. — Людмила, — сказала она, — брат, в самом деле, страдает душевно.
— Может быть, — отвечала я, невольно вздохнув.
— Послушай: он любит тебя.
Сердце мое замерло, и я не знала, что отвечать ей.
— Ты тоже любишь его, — продолжала Юлия, — это я знаю; но между вами есть какая-то недоверчивость, какая-то холодность, и нужно немного проницательности, чтобы заметить все это… Скажи мне, из-за этого они поссорились со Шмитом?
— Мне не известна причина их ссоры, и я сама бы очень желала узнать ее.
— Но, Людмила, будь, ради Бога, откровенна: что значит это твое странное обращение с братом? Что мешает тебе быть моей сестрой?
Милый, ласковый голос, которым она произнесла последние слова, тронул мена, и сердце
мое готово уже было открыться.
— Боже мой! Назвать вас сестрой, было бы для меня величайшим счастьем; но сколько препятствий к этому…
— Какие же именно?
— Bо-первых, захочет ли этого ваша матушка?
— Матушка! Отчего же нет?
— К несчастью, мне слишком ясно доказывает это ее сильное желание выдать меня за Шмита.
— Как же ты худо ее понимаешь, — сказала Юлия, покачав головою: — она считает эту партию выгодной для тебя, и все ее желание только в том, чтобы ты была счастлива.
— Но разве ты забыла ее слова, когда она в первый раз говорила мне о предложении Шмита: Не заносись слишком высоко, чтобы после не раскаяться, сказала она, и не дала ли мне этим почувствовать свою бедность и ничтожество? Оттого, по приезде графа, я боялась говорить с ним, признать любовь свою; отдаляла его так, что, может быть сердца его уже никогда ко мне не возвратится…
— Стало быть, по милости этих же слов, ты хотела уйти в монахини?
— Да.
— Ну, Людмила, если бы я не любила тебя, то право, сказала бы, что ты смешна. Эти роковые слова, которые наделали столько хлопот, были просто совет, моя милая, совсем без особенного смысла. О твоей любви к брату матушке и в голову не приходило. Знаешь: я даже сказала ей однажды, что он был бы очень счастлив, если имел бы такую жену, как ты.
— Что ж она отвечала? — спросила я, едва переводя дух.
— Сначала ей точно показалось это странно, так как об этом она никогда не думала; но я видела, что в душе она согласна со мной, и сказала только, что Александр слишком еще молод, и ей хочется, чтобы он дослужил. Но если она узнает, что он любит тебя, то верно, для пустых предрассудков, не захочет нарушить счастья двух человек, столь ей любезных. Да, Людмила,
она любит тебя, как дочь, и я ручаюсь, что она с удовольствием назовет тебя этим именем.
B восхищении я крепко поцеловала Юлию, скоро горестные мысли разрушили все очарование.
— Почему прежде я не знала об этом, милая Юлия; a теперь уже слишком поздно, он уже не любит меня; одна Аглаида живет в его сердце.
— В самом деле? Я сама видела, что она ловит его; но не думала, чтобы он так скоро попался на удочку. Впрочем, если ты заключаешь так по ее обращению c ним, то это еще не есть доказательство.
— Нет, к несчастью, я все знаю слишком хорошо.
— Напрасно! И чем может кончится эта связь? Я знаю, что матушка скорей позволит брату жениться на крестьянке, нежели на троюродной сестре; она, строгая христианка, и брак, путь и даже в пятом колене считает смертным грехом. Бедный брат! где был его рассудок?
— Разве страсть слушает рассудок?
— Правда. Но, Людмила, не ты ли доказала, что так может быть? Согласись, что твой поступок сделал бы честь любой героине романа Мадам Жанлис.
Как мне не было грустно, однако я не могла не улыбнуться при этом замечании, сделанном с веселым видом. Характер Юлии так жив, что невольно увлек ее, но только на одну минуту: она взглянула на брата, вздохнула, и лицо ее снова омрачилось.
— Мне кажется, — продолжила она, — что привязанность брата к Агдаиде не может быть истинная, он не ветреник, сердце его не могло так скоро перемениться. Я даже уверена, что он до сих пор любит тебя: ты слышишь, как он бредит тобой.
— Это еще не есть доказательство.
— Думай как хочешь, только ты меня не переубедишь. Ветреный характер Аглаиды не может его привязать надолго. Притом, не сказала ли ты, что старались отдалить его, и легко может статься, что чувство, которое ты принимаете за любовь его к Аглаиде, есть одно только мщение тебе. Вспомни, как он всегда был мрачен и задумчив… Мне даже кажется, что его ссора с Шмитом имеет большую связь со всем этим.
— Ты думаешь, что причиной ссоры была ревность?
— А почему нет? Правда, Шмит не опасный соперник; но он совсем не буян, брат и подавно; они не могли поссориться из-за вздора, и тут скорее кроется что-то, чего мы не понимаем. Не будем отчаиваться, милая Людмила; станем молить Бога, чтобы Он возвратил здоровье нашему больному, и тогда, может быть, все объяснится.
Граф, во время нашего разговора, казалось, спал крепким и глубоким сном. Чтобы не мешать, мы вышли в другую комнату и прилегли да диван, чтобы успокоиться; но сон был далек от меня. Разговор с Юлией занимал мои мысли, я раскаивалась, что не вверилась прежде этому ангелу-утешителю. Воображение мое носилось в будущем, и мне представлялись мечты, то веселые, восхитительные, то снова горестные и мрачные. Не находя покоя, волнуемая думой, я, рано утром, ушла опять в комнату больного. Сон его продолжался. Увлеченная сердечным чувством, и все еще опасаясь за его жизнь, я бросилась на колени и начала молиться… Вдруг мне послышалось, что он кликнул меня; я обернулась, и думала, что это в беспамятстве; но те же слова, повторенные голосом, хотя и слабым, но внятным, уверили меня, что он проснулся, и я подошла к нему.
— Людмила, — сказал он, — неужели вы молитесь за жизнь человека, которого вы сами довели до этого состояния?
Речь графа, хотя была связна, но смысл ее показался мне так темен, что я все еще не знала, в памяти ли он.
— Успокойтесь, Александр, — сказала я, — разговор может быть вам вреден.
— Это значит, что вы не хотите отвечать на вопрос мой.
— Но сам вопрос этот показывает, что воображение ваше еще слишком расстроено. Ради Бога, успокойтесь.
— Напротив, я знаю, что говорю. Мне теперь гораздо лучше, и я удивляюсь, отчего слова мои кажутся вам странными? Не от вас ли я требовал объяснения в маскараде? Не при вас ли поссорился со Шмитом?
— Боже мой! рассудок его помешался! — сказала я отчаянно и почти упала в кресла, возле его постели. Видя, что испуг мой был непритворный, граф смотрел на меня с удивлением.
— Или я, в самом деле, сумасшедший, или вы снова хотите свести меня с ума, по крайней мере, мне кажется, что я говорю совсем не вздор.
— И между тем, из всего сказанного вами я ничего не понимаю.
— Странно! Не вы ли ходили с Шмитом в вашем монашеском платье? Не вы ли просили его защиты?
— Ради Бога, граф, выкиньте это из головы. С тех пор, как вы видели меня в монашеском платье, я не надавала его; я никогда не ходила вместе со Шмитом, и напротив всегда старалась удаляться от него.
— Как? Но кто же была эта дама, которая ходила с ним? Как ей попалось ваше платье, и почему он не вывел меня из этого заблуждения?
— Я ничего этого не знаю; это платье мог легко взять кто-нибудь у моей горничной.
— Так это все сделалось от ошибки… Какая странность! И вы говорите, Людмила, — прибавил он тихо и, взяв меня за руку, вы говорите, что всегда удалялись от Шмита? А письмо, которое вы писали к нему?
— Письмо! — вскричала я с удивлением. — Так, вы все знаете?
— К несчастью, все, — сказал он, вздохнув и опустив мою руку. Переход этот еще боле удивил меня.
— Стало быть, вам не нравится, граф, что я отказала ему в руке своей? — спросила я со смущением и вместе с досадой.
— Отказали!
— Но если вы читали письмо, то, как же не знаете этого?
— Так письмо ваше заключало в себе отказ, а не приглашение ехать с нами к Вельской?.. Боже мой! Как я жестоко обманут! Но для чего такая скрытность, Людмила! для чего вы не сделали это гласно?
— Для того, что я боялась раздражить вашу матушку. Она все еще думала, что я соглашусь выйти за Шмита, и просила меня не спешить отказом.
— Ах, как я виноват перед вами! Простите меня, Людмила! я быль игрушкой хитрой девчонки. Как благодарен я вам, что вы, наконец, вывели меня из заблуждения, которое заставило меня столько страдать… Довершите же, — прибавил он, взяв опять мою руку, — довершите то, что начали; возвратите мне самого себя! Скажите, неужто, в самом деле, в три года сердце ваше могло перемениться, и вы не любите меня?
— Любит, любит, — сказала Юлия, которая вошла в это время. Но, господин больной, теперь я заступаю на место вашего доктора, и его и приказываю кончить разговор, который может быть для вас вреден.
— Напротив, он возвратит мне здоровье скорее всех лекарей на све те. Скажите мне, Людмила, растолкуйте: почему вы меня избегали?
— Потому, что боялась изменить себе, боялась открыть вам любовь мою…
Тут я рассказала ему, что заставило меня обращаться с ним так холодно, и чего стоило мне принудить себя; а от него я узнала, как Аглаида употребляла все способы затемнить меня в глазах его. Он раскаивался, тысячу раз просил прощения в ослеплении своем, но нужно ли было это? Сердце мое давно его простило. Я не думала, чтоб Аглаида имела такое дурное сердце, и не хочу рассказывать обо всех ее поступках. Я так счастлива, что не могу на нее сердиться.
Графиня еще не приехала; и Юлия написала Вельской, что удерживать ее боле не нужно. Ей еще ничего неизвестно, и я ожидаю ее с беспокойством; но Александр, теперь я могу называть его так, утешает меня: Неужели ты думаешь, что матушка будет противиться нашему счастью?» говорит он. Ему становится день ото дня лучше. Теперь он в состоянии вставать с постели, и мы проводим время очень приятно. Любовь разливает на все, окружающее меня, какую-то прелесть. Я могу свободно твердить о ней Александру, — это блаженство неизъяснимо! Что же я буду чувствовать, когда назову его супругом своим?
ГРАФИНЯ АГЛАИДА СЕСТРЕ СВОЕЙ
Вчера была их помолвка! Подивись моей слабости: зная, что они помирились, предвидев, что это непременно должно быть, я все-таки не могла слышать равнодушно об этой помолвке! Матушка была на церемонии, и говорит, что графиня очень довольна и весела. Ну, не слабы ли женщины? В пять минут можно каждую из них заставить переменить самое твердое намерение. Графиня всегда называла раннюю женитьбу глупостью, и решительно говорила, что сын ее не должен думать о ней, по крайней мере, до чина полковника. А когда увидела, что он страстно влюблен, то расчувствовалась, расплакалась, и позволила ему сделать эту глупость. Говорят, что ее очень трогает геройский поступок будущей ее невестки. Она с торжеством рассказывает об этом всем и каждому. Приписывает добродетели Людмилы воспитанию, которое они дали ей, и прибавляет: Я ничего не щадила для нее, и теперь это добро обратилось мне в пользу! Я сама образовала жену для моего сына, и надеюсь, что с нею он будет счастлив! Вот как люди, умеют утешать себя! Не поверю, чтобы тщеславие ее не страдало от такого союза; но она хочет заглушить обиженную гордость самолюбием. Я, и правда так думаю, и в добродетели милой невестки ее ничего не вижу, кроме глупости. Жених и невеста, говорят, лучезарны от радости, и нежны, как голубки (выражение матушки). Странно, что все старушки ужасно как любят нежности. Матушка так распространилась обо всех подробностях, что надоела мне до смерти, и у меня сделалась мигрень. Думаю, что прелестная парочка на днях приедет к нам с визитом. Разумеется, я не покажусь им, уверю всех, что у меня спазмы, колики, жар, озноб — и пролежу в постели. Я бы желала никогда не видать Людмилы: письмо ж — шутка в маскараде лежат на моей совести.
Мне и так грустно, моя милая, а ты еще бранишь меня во всяком письме: говоришь, что я сама во всем виновата, что через чур перехитрила. Но что мне было делать, после того, как я подслушала разговор, в котором героиня наша начала терять свою твердость, и объявила, что идет в монастырь? Ты сама одобрила мой план, и взялась сыграть роль монахини; признайся же лучше, что всему причиной ловкость твоя. Допустить к себе так близко братца? Тебя надобно было только мелькнуть и тотчас исчезнуть. Впрочем, я благодарна братцу за скромность. Скорее всего, он рассказал Людмиле свои похождения со мной без некоторых обстоятельств; но от посторонних я ничего еще пока не слышу. Что будет со мной, если эта история выйдет в свет? Что тогда достанется мне от наших почтенных соседок? Они верно полгода будут толковать о предмете, который дает такую неистощимую работу их языкам! Тут они найдут и любовь, и добродетель, и соперницу и даже дуэль… Не правда ли, это целый роман? — и довольно вздорный — скажешь ты? Но, милая, мы читали много таких, которые еще глупее этого.
Психология мужчины. Как женщинам понимать мужчин?
Женщины не всегда понимают мужчин: мужские реакции и требования им кажутся — когда странными, когда жесткими. Однако, если женщина лучше понимает особенности мужской психологии, взаимопонимание приходит быстрее.
Мужчина хочет, чтобы любовь женщины выражалась так, как он хочет, при этом языки любви у мужчин обычно другие, чем у женщин. Для девушки язык любви — поцелуи, для мужчины — секс.
Пишет читательница: «Как-то я спросила у мужа, как он понимает, что я его люблю, в какие моменты и что мне для этого надо делать, чтобы он понимал, что я его люблю? Его ответом было: «Когда мы занимаемся сексом, и когда ты меня кормишь» (в смысле готовлю ему покушать). Со своей стороны я предполагала, что он думает, что я его люблю, когда готовлю ему кушать, занимаюсь с детьми и семьей в целом, общаюсь с его родителями и друзьями».
Для женщины язык любви — переживать за мужчину и заботиться о нем, для мужчины язык любви — другой. Мужчина понимает, что его любят, когда женщина его покормит и ходит довольная, улыбаясь как солнышко.
Он приходит домой — выйдите к нему красивой и улыбчивой, обнимите его, поцелуйте и скажите: «Иди есть! Наверное, проголодался?»
Для женщины выражение любви — отнестись к любимому, как к ребенку, особенно если ситуация немного напряженная и хочется ее разрядить. Она хочет выразить свое самое хорошее к нему отношение и говорит: «Котик, мой маленький, попробуй!», поднося к его рту чайную ложечку с кусочком тирамису, чтобы он с ложечки это съел. Если он в это время хоть немного раздражен, ему эту ложку хочется загрызть вместе с рукой, которая его кормит, как маленького. Он не маленький! Мужчина не любит, когда к нему относятся, как к маленькому, хотя бы с нежностью, хотя бы и с лучшими побуждениями.
Женщине важно, когда мужчина к ней прислушивается, а мужчине важно, когда женщина его слушается. Это — другое. Если он сказал, ему важно, чтобы это было выполнено, причем сразу. Мужчинам не понятно, что «сразу» иногда женщинам выполнить очень сложно, ей нужно отвлечься от одного и настроиться на другое. Им это не понятно, потому что они «сразу» умеют, а когда женщина делает то, что он просит — не сразу, мужчина воспринимает как неуважение к нему.
Если вы не можете сделать сразу — не молчите, а скажите это и скажите, когда сможете. Мужчинам во всем нужна определенность.
Мужчина любит дело и не любит женские чувства. Мужчинам не нужны эмоции и чувства женщины, когда он хочет поговорить по делу. Он хочет поговорить по делу, а женщина начинает включать эмоции и рассказывать о своих отношениях, мыслях, что ей кажется и как она переживает. Мужчин это раздражает: «Я с тобой по делу, а ты мне о своих эмоциях. С тобой нельзя поговорить всерьез, как с умной?».
Чтобы подобные недоразумения происходили реже, попросите его говорить четко: «Я с тобой сейчас говорю по делу». Это будет как пароль между вами, и мужчины это понимают. Вам это будет удобно: если он это не сказал, вы будете — не виноваты.
Мужчина не понимает просто «поделиться». Абстрактные разговоры он все равно слушает применительно к себе: «Что от меня хотят?» Женщина очень любит мечтать, представляя большой красивый дом, большие деньги, дорогой круиз, далекие путешествия, роскошный отдых. Она просто мечтает, но мужчина в такой ситуации часто чувствует себя дискомфортно, потому что расшифровывает это как ожидания к нему, на которые ему ответить часто нечем.
Чтобы мужчина не создавал себе чувство вины на пустом месте и не сердился, подобные мечты лучше сопровождать предисловием: «Ты у меня самый лучший. Можно, я помечтаю просто так? Вот без задач и целей, а просто пофантазировать для радости? Можно?». Он разрешит, и вы порадуетесь вместе.
Мужчине важна определенность. Во всем, и чем больше, тем лучше. Мужчина хочет определенности, что женщине от него надо. Длительное и эмоциональное долгоговорение мужчину раздражает: «Ты можешь объяснить, наконец, а в чем собственно смысл твоих слов?» Перевод: «Дай мне четкие инструкции». Для женщины привычно рассказывать о своем состоянии, а мужчину волнует поведение – «Делать что?». Мужчины в этом отношении — просты. Они понимают Да и Нет, им нужны определенные инструкции, они не понимают намеков, чувств и неясных разговоров.
Часто женщины говорят с мужчинами намеками, но с мужчинами это очень неплодотворный способ общения. Во-первых, мужчина попросту не понимает, чего вы от него хотите получить.
Когда девушка говорит своему молодому человеку: «А Маринка выходит через месяц замуж», ее парень это воспринимает просто как информацию. Для девушки же это был намек — а мы-то, когда в ЗАГС?
Во-вторых, если мужчина намек не понял (а чаще всего так и происходит), то женщина на него обижается. На свой намек о замужестве подружки она ожидает предложения от своего молодого человека. Если же его не следует, то она обижается.
Женщины, говорите мужчине конкретно, что вы от него хотите. Намеки для этого не годятся!
Мужчину раздражает, когда в словах женщины он не понимает суть просьбы, что она от него хочет, не слышит инструкции. Он может не согласиться с тем, что от него хочет женщина, но ему важно понимать, с чем женщина к нему обращается. продолжение
Как быть здесь? Обычно выручает простая формулировка: «Ты посиди, я просто тебе расскажу. Делать тебе ничего не нужно, просто слушай и кивай. Мне хочется с тобой поделиться». Все, после этого он готов вас слушать.
Мужчине нужна определенность, когда женщина отвечает на его вопросы. Если мужчина начал рассказывать о трудностях и проблемах, ему не нужно женское душевное «да, я тебя очень понимаю». Ему нужны варианты, чтобы подумать, как эту ситуацию можно решить. Но, чтобы у него не возникло ощущение, что он не может решить вопрос сам, следует спросить: «Тебе интересно мое мнение?» — и далее посмотреть на невербалику. Когда мужчина обращается за советом, советы ему давать можно и нужно, только без эмоционального давления: вы размышляете, он принимает решение.
Женская формулировка: «Слушай, во-первых, ты все это придумаешь сам, лучше меня, ну мне кажется, может быть стоит сделать так, но ты сам подумай, ты же лучше разбираешься». Это, по сути, она ему дала четкую инструкцию, а по форме сказала, что ты, конечно, самый умный, кто ж против этого спорит.
Если мужчина попросил ему помочь, значит, это ему нужно, и лучше это сделать: то и так, как он попросил. Если же мужчина о помощи не просит, мужчине помогать не нужно. Не нужно, женщины! Мужчина с трудом принимает помощь вообще, а от женщины — в особенности. Для мужчины непрошеная помощь от женщины — это показатель его несостоятельности: «Ты не справился сам!», а ему во всем важно: «Я сам!».
Если ваш мужчина везет чемодан на колесиках, не надо ему подсказывать, где ему в объезд ступенек ехать удобнее и легче: мужчины это воспринимают не как помощь, а как мелочную опеку и недоверие к нему. Ему проще со всем справляться самому.
Муж и жена едут в гости, муж за рулем, и, кажется, они заблудились. Муж нервничает, пытается разобраться на карте, время идет… Жене эта ситуация надоедает и она говорит: «Давай я выйду и спрошу у прохожих?» Тут мужчина может взорваться, а жена будет оскорблена в лучших чувствах. Своей заботой она хотела ему сказать: «Ты мне близок, ты мне дорог, и я не хочу, чтобы ты расстраивался!», а муж воспринимает это как недоверие к его способностям, как обвинение его в бестолковости: «Куда ты меня вообще ведешь, с тобой вообще нельзя находиться, ты меня до гостей не можешь довезти!».
Как же вести себя правильно? Женщины, расслабьтесь и доверьтесь вашему мужу. Помолчите, не давайте советов, которых не просят. Нормально коснуться его руки и мягко сказать: «Не волнуйся, мы успеем, ничего страшного нет». А через несколько минут, когда он это услышит и переварит, можно спросить: «Я могу тебе как-то помочь? Может, я спрошу у прохожих?». Подчеркивайте, что мужчина со всем справится сам, и без вашей помощи. Тогда он вашу помощь разрешит и примет.
Молодой человек отправляет резюме и спрашивает свою подругу: «Подскажи, пожалуйста, нормальны такие сопроводительные комментарии?», подруга посмотрела и сформулировала: «Да, конечно, там все замечательно, но мне кажется, что возможно стоит что-то дописать». Такой совет был воспринят с благодарностью.
Женщины, оставьте за мужчиной право принятия решений: и больших, и самых маленьких!
Связанная с этим особенность: мужчины не любят, когда женщина рядом с ним высказывается категорично. И не спрашивает его о его мнении. Мудрая женщина десять раз в день во время разговора остановит себя и обратится к мужу: «А ты как считаешь?» — Все, мужчина выскажется и счастлив. Естественно, с мужчиной не нужно спорить. Если вы с ним не согласны, можно его расспрашивать, почему он думает и в связи с чем он принял такое решение, но это действительно должны быть вопросы на понимание, а не риторические вопросы с подтекстом «Как тебе в голову могло такое прийти?»
Женщины, во время разговора чаще останавливайте себя и спрашивайте мужчину,
что он думает по этому поводу.
Мужчины очень ранимы в том, что касается неверно принятых ими решений, а самая тяжелая для них ситуация, когда в той ситуации, где он оказался неправ, права была женщина. Она ему говорила, а он сделал по-своему… Следует заметить, что, если женщина допустила промах, то у нее отношение к этому достаточно спокойное. Она может позволить себе развести ручками и сказать: «Ну, всякое бывает, не могу же я всего предвидеть». Сильно и долго сама на себя женщина злиться не будет. Мужчины — другие, и в такой ситуации любой упрек женщины равносилен удару клинка ему в сердце.
Пишет читательница: Мы решили покупать квартиру. Нашли очень хороший подходящий вариант. И по цене он нас устраивал. Я настаивала на покупке, муж сказал: «Подождем». Эту квартиру продали. Потом мы еще очень долго не могли найти устраивающего нас варианта. В результате почти год прожили в стесненных условиях, и к тому же, когда все же нашли вариант, денег заплатили больше, чем за понравившуюся нам первую квартиру.
Да, мужчина ошибся, и эта ошибка обошлась семье дорого. Вопрос: вы будете мужа этим попрекать? Ему это напоминать?
Милые женщины, если вы планируете не уничтожать мужика раньше времени, забудьте фразы: «А вот я тебя предупреждала, я тебе говорила!». Женщина должна признать право мужчины на ошибку и не «пилить» его. Он и так уже достаточно злится на себя из-за того, что все пошло не так. Не наказывайте его, не подливайте масла в огонь, лучше направьте его на более энергичные действия уже в нужном направлении. В своего мужчину всегда надо верить и обязательно говорить ему об этом, особенно в трудных ситуациях, когда у него произошел прокол.
Уволили с работы – не беда, значит, найдешь что-то лучшее, потерял зарплату – что ж, интересная творческая задачка, обязательно ее решим. ЖЕНЩИНА ДОЛЖНА ПОДДЕРЖИВАТЬ В МУЖЧИНЕ УВЕРЕННОСТЬ, ЧТО ОН СПРАВИТСЯ С ЛЮБОЙ ПРОБЛЕМОЙ, именно такое поведение женщины есть выражение ее любви к нему.
Еще: в напряженных, стрессовых ситуациях мужчина хочет побыть в одиночестве. Женщине в аналогичных случаях хочется выговориться, ей нужен собеседник (собеседница), и она думает, что тоже самое нужно и мужчине. Она видит его напряжение, старается разговорить мужчину, и, желая ему помочь, начинает расспрашивать. А мужчина на это нередко не отвечает, сердится и молчит — «закрывается». Ей – обидно!
На самом деле тут мужчина не «закрывается». Слово «закрыться», это не из мужского лексикона, это описание со стороны женщин. Мужчина не закрывается — он думает, он просто занят и хочет, чтобы его от этого не отвлекали.
При этом мужчина иногда все-таки «закрывается». Чаще всего это бывает, когда у него паршиво на душе. Не путайте: тут не ситуация объективно сложная, напряженная, а просто душе плохо. Если мужчине плохо на душе, если он собой недоволен или злится, хочется ругаться, он именно «закрывается», замыкается и ничего не обсуждает, пока сам из своего кризиса не выкарабкается.
Почему? — не понимают женщины. Они действительно не понимают: если женщине вдруг на душе стало плохо, есть у нее трудности и проблемы, если у нее что-то закололо, заболело и кризис личности, она не ставит стеночку между собой и окружающими, ей хочется выговориться и поделиться, ей от этого становится легче.
Но мужчины – другие. Мужчина в силу своего воспитания считает, что эмоционально пылить — дело совершенно бессмысленное. Для мужчин это действительно так. Если выговаривается женщина, ей становится легче. Если свои дурные мысли проговаривает мужчина, он заряжается ими еще больше. .. Что здесь делать внимательной и любящей женщине? Просто быть рядом, быть как всегда спокойной и внимательной. А когда он захочет поговорить – просто его послушать. И даже лучше без комментариев, просто посидеть рядом и погладить его по руке. «У тебя все получится! У тебя всегда все получается!» — может быть, это единственное, что стоит ему сказать.
Ну и последнее: будьте аккуратнее, если мужчина на вас обиделся. Как реагировать на тех, кто на вас обиделся — отдельный разговор, здесь нужно учесть другое — очень вероятно, что мужчина не обиделся, а рассердился на вас. Внимание: если вы не абсолютно уверены, что это именно его ОБИДА, и допускаете, что он на вас СЕРДИТСЯ, исходите из второго. Сказать мужчине, что он обиделся, в то время, когда он на вас сердится — это рассердить его вдвойне. По мнению мужчин, обижаются только женщины и дети, так что здесь стоит быть аккуратнее.
Мужчины — не обижаются.
Мужское и женское: основные отличия
Мужское и женское — два полюса, между которыми живем с вами мы, конкретные люди. Едва ли кто-то из мужчин воплощает в себе полностью Мужское, а какая-то женщина является только и полностью Женщиной. Но мужчины и женщины — отличаются по интересам, по способностям, по направленности внимания, по способу решения проблем… См.→
Видео от Яны Счастье: интервью с профессором психологии Н.И. Козловым
Темы беседы: Какой женщиной нужно быть, что успешно выйти замуж? Сколько раз женятся мужчины? Почему нормальных мужчин мало? Чайлдфри. Воспитание детей. Что такое Любовь? Сказка, которой бы лучше не было. Плата за возможность быть рядом с красивой женщиной.
Почему я разговариваю сам с собой? Причины и когда волноваться
Вы разговариваете сами с собой? Мы имеем в виду вслух, а не только себе под нос или про себя — почти все так делают.
Эта привычка часто зарождается в детстве и довольно легко может стать второй натурой. Даже если вы не видите ничего плохого в разговоре с самим собой (а вы не должны!), вам может быть интересно, что думают другие, особенно если вы часто ловите себя на том, что размышляете вслух на работе или в продуктовом магазине.
Если вы беспокоитесь, что эта привычка немного странная, можете спать спокойно. Разговаривать с собой — это нормально, даже если вы делаете это часто. Если вы хотите быть более внимательным к разговору с самим собой, чтобы избежать этого в определенных ситуациях, у нас есть несколько советов, которые могут вам помочь.
Помимо того, что это совершенно нормальная привычка, частная или самостоятельная речь (научный термин для разговора с самим собой) может принести вам пользу во многих отношениях.
Это может помочь вам найти вещи
Вы только что составили впечатляющий список покупок. Поздравляя себя с тем, что вы вспомнили все, что вам нужно на следующую неделю или около того, вы готовитесь отправиться в магазин. Но где вы оставили список? Вы бродите по дому в поисках, бормоча: «Список покупок, список покупок».
Конечно, ваш список не может ответить. Но согласно исследованию 2012 года, произнесение вслух названия того, что вы ищете, может помочь вам найти его легче, чем простое размышление об этом предмете.
Авторы предполагают, что это работает, потому что название предмета напоминает вашему мозгу, что вы ищете. Это поможет вам визуализировать его и легче заметить.
Это поможет вам оставаться сосредоточенным
Вспомните, когда вы в последний раз делали что-то сложное.
Возможно, вы сами построили свою кровать, хотя в инструкциях четко сказано, что это работа для двоих. Или, возможно, вам пришлось взять на себя исключительно техническую задачу по ремонту компьютера.
Возможно, вы выразили свое недовольство несколькими восклицаниями (даже ругательствами). Вы, вероятно, также говорили себе о самых сложных моментах, возможно, даже напоминали себе о своем прогрессе, когда вам хотелось сдаться. В конце концов, вам это удалось, и разговор с самим собой, возможно, помог.
Объяснение процессов самому себе вслух может помочь вам увидеть решения и решить проблемы, поскольку это поможет вам сосредоточиться на каждом шаге.
Задавать себе вопросы, даже простые или риторические — «Если я положу сюда этот кусок, что произойдет?» также может помочь вам сконцентрироваться на поставленной задаче.
Это может помочь мотивировать вас
Когда вы чувствуете, что застряли или испытываете другие затруднения, небольшой позитивный разговор с самим собой может творить чудеса с вашей мотивацией.
Эти слова ободрения обычно имеют больший вес, когда вы произносите их вслух, а не просто думаете о них. В конце концов, то, что вы слышите, часто помогает укрепить это.
Однако следует помнить об одной важной вещи. Исследования 2014 года показывают, что этот тип самомотивации лучше всего работает, когда вы разговариваете сами с собой во втором или третьем лице.
Другими словами, вы не говорите: «Я абсолютно точно могу это сделать». Вместо этого вы обращаетесь к себе по имени или говорите что-то вроде: «У тебя все отлично. Вы уже так много сделали. Еще немного».
Когда вы обращаетесь к себе с местоимениями второго или третьего лица, может показаться, что вы говорите с другим человеком. Это может обеспечить некоторую эмоциональную дистанцию в ситуациях, когда вы чувствуете стресс, и помочь уменьшить стресс, связанный с задачей.
Это может помочь вам справиться с трудными чувствами
Если вы боретесь со сложными эмоциями, обсуждение их может помочь вам изучить их более тщательно.
Некоторые эмоции и переживания настолько глубоко личные, что вы можете не захотеть поделиться ими ни с кем, даже с любимым человеком, которому доверяете, пока не проделаете с ними небольшую работу.
Если вы посидите некоторое время с этими эмоциями, это поможет вам распаковать их и отделить потенциальные беспокойства от более реальных проблем. Хотя вы можете делать это в уме или на бумаге, произнесение вещей вслух может помочь обосновать их в реальности.
Это также может сделать их менее раздражающими. Простое озвучивание нежелательных мыслей выводит их на свет божий, где они часто кажутся более управляемыми. Озвучивание эмоций также помогает вам оценить их и смириться с ними. Это, в свою очередь, может уменьшить их влияние.
К настоящему времени вы, вероятно, чувствуете себя немного лучше, когда разговариваете сами с собой. И разговор с самим собой, безусловно, может быть мощным инструментом для улучшения психического здоровья и когнитивных функций.
Однако, как и со всеми инструментами, вы должны использовать его правильно. Эти советы помогут вам максимально использовать преимущества самостоятельной речи.
Только позитивные слова
Хотя самокритика может показаться хорошим способом заставить себя нести ответственность и не сбиться с пути, обычно она не работает должным образом.
Обвинение себя в нежелательных результатах или резкое обращение к себе может повлиять на вашу мотивацию и уверенность в себе, что не принесет вам никакой пользы.
Но есть и хорошие новости: переосмысление негативного внутреннего диалога может помочь. Даже если вы еще не достигли своей цели, признайте работу, которую вы уже проделали, и похвалите ваши усилия.
Вместо того, чтобы сказать: «Ты недостаточно стараешься. Ты никогда не справишься с этим».
Попробуйте: «Вы приложили к этому много усилий. Правда, долго, но у вас точно получится. Просто продолжай идти еще немного».
Задайте себе вопрос
Что вы делаете, когда хотите узнать о чем-то больше?
Вы задаете вопросы, верно?
Задав себе вопрос, на который вы не можете ответить, вы, конечно же, не сможете волшебным образом найти правильный ответ. Это может помочь вам еще раз взглянуть на то, что вы пытаетесь сделать или хотите понять. Это может помочь вам определить свой следующий шаг.
В некоторых случаях вы можете знать ответ, даже если не осознаете этого. Когда вы спрашиваете себя: «Что здесь может помочь?» или «Что это значит?» попробуйте ответить на свой вопрос (это может быть особенно полезно, если вы пытаетесь усвоить новый материал).
Если вы можете дать себе удовлетворительное объяснение, вы, вероятно, действительно понимаете, что происходит.
Обратите внимание
Разговор с самим собой, особенно когда вы испытываете стресс или пытаетесь что-то выяснить, может помочь вам изучить свои чувства и знание ситуации. Но это не принесет много пользы, если вы на самом деле не слушайте то, что вы хотите сказать.
Вы знаете себя лучше, чем кто-либо другой, поэтому постарайтесь настроиться на это осознание, когда чувствуете себя застрявшим, расстроенным или неуверенным. Это может помочь вам распознать любые закономерности, способствующие дистрессу.
Не бойтесь говорить о сложных или нежелательных чувствах. Они могут показаться пугающими, но помните, вы всегда в безопасности.
Избегайте первого лица
Аффирмации могут быть отличным способом мотивировать себя и повысить позитивность, но не забывайте придерживаться второго лица.
Такие мантры, как «Я сильный», «Меня любят» и «Сегодня я могу противостоять своим страхам», помогут вам чувствовать себя более уверенно.
Когда вы формулируете их так, как будто разговариваете с кем-то другим, вам может быть легче поверить в них. Это действительно может иметь значение, если вы боретесь с состраданием к себе и хотите повысить самооценку.
Вместо этого попробуйте: «Ты сильный», «Ты любим» или «Сегодня ты можешь противостоять своим страхам».
Опять же, нет ничего плохого в том, чтобы разговаривать с собой. Если вы делаете это регулярно на работе или в других местах, где это может отвлекать других, вы можете задаться вопросом, как избавиться от этой привычки или хотя бы немного уменьшить ее.
Ведите дневник
Разговор с самим собой может помочь вам справиться с проблемами, как и ведение дневника.
Записывая мысли, эмоции и все, что вы хотите исследовать, вы сможете провести мозговой штурм потенциальных решений и отслеживать, что вы уже пробовали.
Более того, записывая вещи, вы сможете просмотреть их позже.
Держите свой дневник при себе и вытащите его, когда у вас появятся мысли, которые нужно изучить.
Вместо этого задавайте вопросы другим людям
Возможно, вы склонны уговаривать себя преодолевать трудности, когда застреваете в школе или на работе. Окружающие тоже могут помочь.
Вместо того, чтобы пытаться решить что-то самостоятельно, поговорите с коллегой или одноклассником. Две головы лучше, чем одна, по крайней мере, так гласит поговорка. Возможно, у вас даже появится новый друг.
Отвлеките свой рот
Если вам действительно нужно помолчать (скажем, вы находитесь в библиотеке или тихом рабочем месте), вы можете попробовать жевать резинку или сосать леденцы. Необходимость говорить о чем-то во рту может напомнить вам о том, что нельзя ничего говорить вслух, поэтому вы можете добиться большего успеха, удерживая разговор с самим собой в своих мыслях.
Еще один хороший вариант — носить с собой напиток и делать глоток всякий раз, когда вы открываете рот, чтобы что-то сказать себе.
Помните, что это очень распространено
Если вы ошибетесь, постарайтесь не смущаться. Даже если вы этого не замечаете, большинство людей разговаривают сами с собой, по крайней мере, время от времени.
Отмахнуться от разговора с самим собой небрежным: «О, просто пытаюсь сосредоточиться на задании» или «Ищу свои заметки!» может помочь нормализовать его.
Некоторые люди задаются вопросом, не означает ли частое общение с самим собой, что у них есть основное психическое заболевание, но обычно это не так.
В то время как люди с состояниями, которые влияют на психоз, такими как шизофрения, могут казаться разговаривающими сами с собой, это обычно происходит в результате слуховых галлюцинаций. Другими словами, они часто не разговаривают сами с собой, а отвечают голосу, который слышат только они.
Если вы слышите голоса или испытываете другие галлюцинации, лучше сразу обратиться за профессиональной помощью. Квалифицированный терапевт может предложить сострадательное руководство и помочь вам изучить потенциальные причины этих симптомов.
Терапевт также может предложить поддержку, если вы:
- хотите перестать разговаривать с собой, но не можете избавиться от этой привычки самостоятельно
- чувствуете себя огорченным или неудобным, разговаривая с самим собой самому себе
- заметьте, вы в основном разговариваете с собой свысока
У вас есть привычка проговаривать вслух свои вечерние планы во время прогулки с собакой? Смело продолжайте в том же духе! Нет ничего странного или необычного в разговоре с самим собой.
Если разговор с самим собой доставляет вам неудобства или вызывает другие проблемы, терапевт может помочь вам изучить стратегии, чтобы чувствовать себя более комфортно или даже избавиться от этой привычки, если вы того пожелаете.
Кристал Рэйпол ранее работала писателем и редактором в GoodTherapy. В сферу ее интересов входят азиатские языки и литература, японский перевод, кулинария, естественные науки, позитивный секс и психическое здоровье. В частности, она стремится помочь уменьшить стигму в отношении проблем психического здоровья.
Является ли разговор с самим собой признаком психического заболевания? Эксперт выносит свой вердикт
Быть пойманным на разговоре с самим собой, особенно если в разговоре используется ваше имя, не стыдно. И это неудивительно — это заставляет вас выглядеть так, как будто вы галлюцинируете. Очевидно, это потому, что вся цель разговора вслух состоит в том, чтобы общаться с другими. Но, учитывая, что многие из нас разговаривают сами с собой, может ли это быть в конце концов нормальным или, может быть, даже здоровым?
На самом деле мы постоянно разговариваем сами с собой. Я имею в виду не просто странное «где мои ключи?» комментарий — на самом деле мы часто вступаем в глубокие, трансцендентные разговоры в 3 часа ночи, и никто другой, кроме наших собственных мыслей, не отвечает. Этот внутренний разговор действительно очень полезен, так как играет особую роль в поддержании нашего ума в тонусе. Это помогает нам организовывать наши мысли, планировать действия, укреплять память и модулировать эмоции. Другими словами, это помогает нам контролировать себя.
Громкий разговор может быть продолжением этого безмолвного внутреннего разговора, вызванного непроизвольным запуском определенной двигательной команды. Швейцарский психолог Жан Пиаже заметил, что малыши начинают контролировать свои действия, как только начинают развивать речь. Приближаясь к горячей поверхности, малыш обычно громко говорит «горячо, горячо» и уходит. Такое поведение может продолжаться и во взрослой жизни.
Нечеловекообразные приматы, очевидно, не разговаривают сами с собой, но было обнаружено, что они контролируют свои действия, активируя цели в типе памяти, специфичном для задачи. Если задача визуальная, например, сопоставление бананов, обезьяна активирует другую область префронтальной коры, чем при сопоставлении голосов в слуховой задаче. Но когда людей тестируют аналогичным образом, кажется, что они активируют одни и те же области независимо от типа задачи.
В ходе увлекательного исследования ученые обнаружили, что наш мозг может работать так же, как мозг обезьян, если мы просто перестанем разговаривать сами с собой — тихо или вслух. В ходе эксперимента исследователи просили участников повторять вслух бессмысленные звуки («бла-бла-бла») при выполнении визуальных и звуковых заданий. Поскольку мы не можем сказать две вещи одновременно, бормотание этих звуков лишало участников возможности сказать себе, что делать в каждом задании. В этих условиях люди вели себя как обезьяны, активируя отдельные зрительные и звуковые области мозга для каждой задачи.
Это исследование изящно показало, что разговор с самим собой, вероятно, не единственный способ контролировать свое поведение, но это тот, который мы предпочитаем и используем по умолчанию. Но это не значит, что мы всегда можем контролировать то, что говорим. Действительно, во многих ситуациях наш внутренний разговор может стать проблематичным. Разговаривая с собой в 3 часа ночи, мы обычно стараемся перестать думать, чтобы снова заснуть. Но говоря себе не думать, вы только отправляете свой разум в блуждание, активируя всевозможные мысли, включая внутренние разговоры, почти случайным образом.
Такую ментальную активацию очень трудно контролировать, но она подавляется, когда мы целенаправленно фокусируемся на чем-то. Чтение книги, например, должно эффективно подавлять внутренние разговоры, превращая его в любимое занятие, позволяющее расслабить ум перед сном.
Блуждающие мысли могли быть восприняты как безумие. Дмитрий Зинкевич/Shutterstock Но исследователи обнаружили, что пациенты, страдающие тревогой или депрессией, активируют эти «случайные» мысли, даже когда пытаются выполнить какую-то несвязанную задачу. Наше психическое здоровье, по-видимому, зависит как от нашей способности активировать мысли, относящиеся к текущей задаче, так и от подавления ненужных — умственного шума. Неудивительно, что некоторые клинические методы, такие как осознанность, направлены на расхламление ума и снижение стресса. Когда блуждание ума полностью выходит из-под контроля, мы входим в похожее на сон состояние, демонстрируя бессвязные и не соответствующие контексту разговоры, которые можно описать как психическое заболевание.
Итак, ваш внутренний разговор помогает организовать ваши мысли и гибко адаптировать их к изменяющимся требованиям, но есть ли что-то особенное в разговоре вслух? Почему бы просто не держать это при себе, если больше никто не услышит твоих слов?
В ходе недавнего эксперимента в нашей лаборатории Бангорского университета мы с Александром Киркхэмом продемонстрировали, что разговор вслух на самом деле улучшает контроль над задачей, помимо того, что достигается с помощью внутренней речи. Мы дали 28 участникам набор письменных инструкций и попросили прочитать их про себя или вслух. Мы измеряли концентрацию участников и их выполнение при выполнении заданий, и оба эти показателя улучшались, когда инструкции к задачам читались вслух.
Большая часть этого преимущества, по-видимому, исходит от простого слушания себя, поскольку слуховые команды лучше контролируют поведение, чем письменные. Наши результаты показали, что даже если мы разговариваем сами с собой, чтобы получить контроль над сложными задачами, производительность значительно улучшается, когда мы делаем это вслух.
Возможно, это объясняет, почему так много профессионалов в области спорта, таких как теннисисты, часто разговаривают сами с собой во время соревнований, часто в решающие моменты игры, говоря что-то вроде «Давай!» чтобы помочь им оставаться сосредоточенными. Наша способность генерировать четкие инструкции для себя на самом деле является одним из лучших инструментов для когнитивного контроля, и он просто работает лучше, когда произносится вслух.
Вот и все. Говорить вслух, когда разум не блуждает, на самом деле может быть признаком высокого когнитивного функционирования. Вместо того, чтобы быть психически больным, это может сделать вас интеллектуально более компетентным. Стереотип сумасшедшего ученого, разговаривающего сам с собой, погруженного в собственный внутренний мир, может отражать реальность гения, который использует все имеющиеся в его распоряжении средства для увеличения мощности своего мозга.
Разделение разума: когда ты, с которым я разговариваю, — это я и тебе нужны команды
- Список журналов
- Рукописи авторов HHS
- PMC3678767
Социальная психология Личная наука. Авторская рукопись; доступно в PMC 2013 11 июня. 1 сентября 2012 г .; 3(5): 549–555.
Published online 2011 Dec 1. doi: 10.1177/1948550611430164
PMCID: PMC3678767
NIHMSID: NIHMS454692
PMID: 23766867
, 1 , 2 and 3
Author information Copyright and License information Отказ от ответственности
Разговор с самим собой десятилетиями очаровывал ученых, но не привлекал к себе систематического внимания исследователей. В трех исследованиях изучались условия, при которых люди разговаривают сами с собой, как если бы они были другим человеком, что указывает на расщепление или фрагментацию личности. Фрагментированный разговор с самим собой, определяемый использованием второго лица, You и повелительное наклонение должны были возникать в контекстах, требующих явного самоконтроля. Результаты показали, что фрагментированный разговор с самим собой был наиболее распространенным в ответ на ситуации, требующие прямого регулирования поведения, такие как негативные события (Исследование 1), опыт автономии (Исследование 2) и действия, а не подготовка поведения или оценка поведения (Исследование 3). . Поэтому люди называют себя Вы и командуют собой, как если бы они были другим человеком в ситуациях, требующих сознательного самоконтроля. Обсуждаются последствия этих выводов для изменения поведения.
Ключевые слова: самость, язык, саморегуляция, контроль, самоидентичность
Повседневная жизнь наполнена постоянным потоком разговора с самим собой, который мы определяем как внутреннюю речь, направленную на себя и/или направленную на себя. референциальный (Brinthaupt, Hein, & Kramer, 2009). Девяносто шесть процентов взрослых сообщают о постоянном внутреннем диалоге (Winsler, Feder, Way, & Manfra, 2006), а разговоры с самим собой встречаются более чем в 25% выбранных моментов (Heavey & Hurlburt, 2008). Несмотря на свое повсеместное распространение, разговор с самим собой не получил систематического внимания со стороны исследователей (см. Hardy, 2006), что оставляет без ответа основные вопросы о его характеристиках и функциях (Fields, 2002; Vicente & Manrique, 2011). Какие ситуации вызывают внутренний диалог? Когда мы говорим сами с собой во втором лице или пытаемся владеть собой, как если бы мы командовали другим человеком? Эти вопросы представляют интерес для социальных психологов (Hart & Albarracín, 2009).), когнитивистов (Oppenheim & Dell, 2010), исследователей развития (Fernyhough & Fradley, 2005) и нейробиологов (Longe et al., 2010), занимающихся причинами и последствиями самонаправленной речи.
Теоретики долгое время предполагали, что регуляция поведения частично достигается за счет использования внутреннего диалога (например, Фрейд, 1927; Мейхенбаум, 1977), однако доказательства этих утверждений были неуловимыми. В настоящем исследовании утверждается, что фрагментированный разговор с самим собой , то есть разговор с самим собой в форме утверждений от второго лица (9).0081 ты можешь это сделать ) и использование императива ( действуй красиво ) должно возникать в ситуациях, требующих регуляции поведения. Аргументом в пользу этого предположения является то, что в ходе развития сознательный контроль над человеческим поведением осуществляется кем-то другим, а не действующим лицом, например смотрителем или учителем. Следовательно, исходные команды, связанные с контролем поведения, должны были быть зафиксированы в памяти от второго лица (Выготский, 1934/1987), что позволяет предположить, что будущие вербальные исполнения могут происходить аналогичным образом. То, что было фрагментировано из-за того, что командир и актор были физически независимы, может породить самофрагментацию внутри актора, использующего одну и ту же коммуникативную схему для самоуправления.
Если фрагментарный разговор с самим собой происходит в ситуациях, требующих самоконтроля, несколько условий могут предсказать частоту использования второго лица и императива. В частности, мы утверждаем, что фрагментированный разговор с самим собой может возникать в ответ на негативные события, когда люди чувствуют себя автономными и когда они в настоящее время пытаются выполнить какое-либо поведение. Было показано, что по сравнению с положительными событиями отрицательные события коррелируют с повышенным вниманием, памятью, мысленным моделированием и причинным анализом и по определению требуют повышенного самоконтроля либо для разрешения негативного события, либо для предотвращения его ухудшения (см. Баумейстер, Брацлавский, Финкенауэр). , & Vohs, 2001; Розин и Ройзмен, 2001). Еще одним потенциальным триггером фрагментарного разговора с самим собой могут быть обстоятельства, в которых люди чувствуют себя автономными (см. Ryan & Deci, 2006) и, следовательно, должны проявлять самоконтроль, в отличие от ситуаций, в которых их поведение сдерживается извне. Наконец, потребность в самоконтроле может возрасти во время действия по сравнению с подготовкой/планированием и послеоценкой поведения. Такое усиление потребности в самоконтроле может привести к большей распространенности фрагментарного разговора с самим собой, проявляющегося в использовании второго лица и императива.
Учитывая, что разговор с самим собой влияет на эмоции (Wood, Perunovic, & Lee, 2009), спортивные результаты (Hatzigeorgiadis, Zourbanos, Galanis, & Theodorakis, 2011), интеллектуальные способности (Senay, Albarracín, & Noguchi, 2010) и самооценку регуляции (Tullett & Inzlicht, 2010), крайне важно в первую очередь выявить факторы, вызывающие внутреннюю речь. Однако в нескольких исследованиях изучалось, влияют ли и когда контекстуальные факторы, такие как потребность в контроле, на содержание разговора с самим собой. Мы утверждаем, что я-система справляется с ситуационными требованиями контроля, разделяя себя на две роли: командира и исполнителя. Действительно, по мере развития навыков саморегуляции дети учатся командовать собой, используя внутренний диалог, во многом так же, как родители и опекуны используют социальную речь для внешних команд (см. Winsler, 2009).). Следовательно, люди должны активно фрагментировать себя на две сущности, когда требуется исполнительный контроль, и эта фрагментация должна отражаться императивными командами и использованием Ты в разговоре с самим собой.
В трех исследованиях изучались условия, при которых люди называют себя Ты и командуют собой, как если бы они разговаривали с другим человеком. Ожидалось, что это расщепление сознания возникнет в присутствии негативных событий, автономных решений и действий. В исследовании 1 участники воображали, что переживают позитивное событие (например, победу в фотоконкурсе) или негативное событие (например, оскорбление толпой людей). В исследовании 2 участники представляли себя автономными (например, решающими, вставать или нет с постели) или внешними ограничениями (например, хранящими молчание по приказу родителей). В исследовании 3 участники воображали ситуации, связанные с действием (например, общение с людьми на вечеринке), подготовкой поведения (например, обдумыванием того, идти или нет на вечеринку) или оценкой поведения (например, размышлениями о своем опыте на вечеринке). . 1 В текущем исследовании события были представлены в воображении, чтобы мы могли проверить, как меняется внутренний диалог в зависимости от многочисленных сценариев, без необходимости больших выборок и многочисленных лабораторных сессий. Кроме того, мы использовали сценарии от третьего лица, в которых участники представляли переживания другого человека, как если бы они были актерами. Это решение было принято, чтобы избежать явного использования сценариев от первого лица, в которых участники обязательно будут использовать I или You 9.0082 ссылки на себя. Прочитав сценарии, участники записали, что актеры сказали бы себе, когда происходили события, исходя из собственного опыта в подобных ситуациях. Разговор участников с самим собой был закодирован на самофрагментацию с точки зрения использования второго местоименного лица и императивной грамматической категории. Мы предположили, что негативные события, личный контроль и действия будут усиливать фрагментарный внутренний диалог.
Цель исследования 1 состояла в том, чтобы проверить, способствуют ли негативные события фрагментарному разговору с самим собой. Участники прочитали серию сценариев, описывающих ситуации, которые были либо положительными, либо отрицательными, а затем их попросили представить и записать то, что человек, столкнувшийся с событием, говорил себе в частном порядке, когда событие разворачивалось.
Метод
Участники и процедура
Сорок восемь студентов-психологов (35 женщин) приняли участие в исследовании в обмен на кредит курса. Участники заполнили анкету под названием «Сценарии разговора с самим собой». В начале анкеты участникам была дана следующая вводная информация: «Во многих ситуациях и в разной степени люди участвуют в форме внутреннего диалога. Вместо того, чтобы просто расплывчатые, неопознанные мысли, люди на самом деле реагируют на события или раздражители короткими комментариями, а иногда даже вступают в полноценные разговоры сами с собой. Это исследование интересует содержание этой внутренней речи или разговора с самим собой». Следующие страницы содержали набор гипотетических сценариев, представляющих обычные повседневные жизненные ситуации, с которыми сталкиваются несколько разных персонажей. Участников попросили внимательно прочитать сценарии и, основываясь на своих личных знаниях о подобных ситуациях, представить, что персонаж мог бы сказать себе по мере развития ситуации. Участникам было предоставлено место для записи воображаемых утверждений по мере их появления, точно так же, как они должны были появиться во внутреннем диалоге человека. Участников попросили записать эти утверждения дословно, как если бы у них в голове был магнитофон.
Затем участники прочитали восемь гипотетических сценариев, четыре о позитивных ситуациях и четыре о негативных ситуациях (см. ). Восемь сценариев были представлены в случайном порядке. В пилотном исследовании студенты оценили позитивность сценариев по шкале от 1 ( очень негативный ) до 7 ( очень позитивный ). Как и ожидалось, положительные события (α = 0,68, M = 6,53, SD = 0,48) воспринимались как значительно более положительные, чем отрицательные события (α = 0,70, M = 3,06, SD = 0,72), t (31) = 21,49, p < 0,001. После прочтения каждого из этих сценариев участников просили представить, что происходило в голове человека во время события, и записать этот разговор с самим собой в несколько строк. Участникам сказали, что они могут использовать все или ни одну из этих фраз в зависимости от того, сколько разговоров с самим собой они будут генерировать в каждой ситуации. Им также было сказано, что неформальная речь (отдельные слова, фрагменты, бранные слова и т. д.) распространена во время внутреннего диалога и, следовательно, допустима для использования в предоставленных пространствах.
Таблица 1
Резюме сценариев в исследовании 1
| Валентность | Свод |
|---|---|
| Отрицательный | Кристина. Кристина. Принимая во внимание партию, где она зажженная и законна. Ей неловко |
| Отрицательно | Стив не занимается на уроке этики целую неделю. Во время занятий профессор ставит его на место и задает очень сложный вопрос |
| Негативно | Лия усердно учится, надеясь представлять свою школу на академических викторинах, но едва не пропускает |
| Негативно | Исаак идет в караоке-бар, несмотря на то, что он ужасный певец. Пока он поет, толпа освистывает и оскорбляет его. К счастью, погода отличная и мероприятие прошло на ура |
| Позитив | Брэд меняет школу и присоединяется к новой футбольной команде. Его новые товарищи по команде очень тепло относятся к нему и приглашают на вечеринку |
| Positive | Сахид рассказывает о поступлении в колледж группе детей из малообеспеченных семей. Выступление очень хорошо принято |
| Позитив | Рэйчел участвует в общегородском фотоконкурсе. Она обнаруживает, что ее фотография отображается с лентой первого места |
Открыть в отдельном окне
Кодирование
Научный сотрудник бакалавриата разделил разговор участника с самим собой на самоутверждения, которые отражали одно выражение (см. Cloonan, 1971). Разговор участника с самим собой, созданный в ответ на сценарии, затем был закодирован по нескольким параметрам. Во-первых, каждое самоутверждение было закодировано для типа местоименного лица . Утверждения, которые включали ссылки на себя в форме Вы , были закодированы как второе лицо (например, Да ладно, вы получили это ), тогда как ссылки на себя в форме I или Me были закодированы как первое лицо (например, Мне нужно сделать что-то впечатляющее ). Кроме того, внутренний диалог типа был закодирован в зависимости от того, были ли утверждения в императивной (команда/просьба), вопросительной (вопрос), декларативной (декларация) или восклицательной (сильная эмоция) форме. Наконец, валентность каждого утверждения кодировалась как положительная или отрицательная. То есть утверждения кодировались на основе того, выражали ли они положительные эмоции (например, Это круто ) или негативные эмоции (например, Я так разочарован ). При подготовке к анализу данных мы сначала подсчитали общее количество утверждений, сгенерированных в ответ на положительные и отрицательные события, а затем получили пропорции местоименного лица, типа и валентности по отношению к общему количеству мыслей для этого класса событий. Это позволило нам гарантировать, что любые различия в разговоре с самим собой нельзя просто отнести к большему количеству разговоров с самим собой, возникающих в ответ на положительные или отрицательные события.
Надежность кодировщика
Обученный ассистент-исследователь, который не знал о содержании сценария или гипотезах исследования, кодировал каждую переменную. Кодировщик-эксперт также закодировал 20% набора данных по тем же категориям. Межэкспертное согласие было сильным по всем переменным (90 081 тыс. 90 082 с > 0,73). По этой причине в следующих результатах анализировалось только кодирование, предоставленное младшим научным сотрудником.
Результаты и обсуждение
Самофрагментация
Сначала мы исследовали, приводит ли негативная валентность сценария к более частому использованию второго лица и императива, чем положительная валентность. Как и ожидалось, доля утверждений, в которых я прямо упоминался как Вы , была значительно выше в ответ на негативные сценарии ( M пропорция = 0,04, SD = 0,09), чем на позитивные сценарии ( M пропорция = 0,01, SD = 0,09), t (47) = 3,98, р < 0,001. Также в соответствии с прогнозами доля утверждений в императивной форме была значительно выше в ответ на негативные сценарии ( M пропорция = 0,07, SD = 0,09), чем на позитивные сценарии ( M пропорция = . 01, SD = 0,04), t (47) = 5,19, p < 0,001. Наконец, пропорции, индексирующие использование Вы и императива, были значительно коррелированы в ответ на негативные сценарии ( r = 0,28, p = 0,05), но не позитивные сценарии ( r = -0,05, p = 0,72). Этот вывод предполагает, что использование второго лица и повелительного наклонения происходят одновременно в ответ на негативные события, но остаются независимыми в ответ на позитивные события.
Валентность
Неудивительно, что разговор с самим собой, относящийся к положительным эмоциям, был более частым в ответ на позитивные сценарии ( M пропорция = 0,97, SD = 0,08), чем на негативные сценарии ( M доля = 0,17, SD = 0,19), t (47) = 27,65, p < 0,001. Это влияние типа сценария на валентность разговора с самим собой предполагает успешное манипулирование валентностью события. 2
В нашем втором исследовании изучалось, зависит ли разговор с самим собой от того, принимают ли люди самостоятельные решения, руководствуясь внутренними принципами, или решения, на которые накладываются внешние ограничения со стороны других. Мы ожидали, что выбор и поведение, управляемые изнутри, будут сопровождаться самофрагментацией в большей степени, чем выборы, управляемые извне.
Метод
Участники и процедура
Сорок шесть студентов (27 женщин) приняли участие в исследовании в обмен на кредит курса. Участники заполнили анкету под названием «Сценарии разговора с самим собой», в которой были те же инструкции и введение, что и в исследовании 1. Участники прочитали восемь случайно расположенных сценариев и перечислили разговоры с самим собой, которые могли происходить в голове актера во время описываемого опыта. Половина сценариев характеризовала ситуацию, в которой кто-то должен был принять решение или действовать в результате сильных внешних требований (см. ). Другая половина сценариев включала ситуацию, в которой кто-то должен был принять решение или совершить какое-либо поведение в результате собственной внутренней мотивации. Участникам дали несколько строк для записи того, что могло происходить у них в голове, когда они представляли каждый из этих сценариев. В пилотном исследовании студенты оценивали, насколько автономными были актеры на 1 (9).0081 совсем нет ) до 7 ( очень сильно ) шкалы. Как и ожидалось, акторы, делающие внутренний выбор (α = 0,68, M = 4,34, SD = 0,99), воспринимались как более автономные, чем акторы, делающие внешний выбор (α = 0,71, M = 2,66, SD ). = 0,85), t (32) = 7,89, p < 0,001.
Таблица 2
Сводка сценариев исследования 2
| Выбор | Сводка |
|---|---|
| Внешний | Алиса вместе с родителями посещает рождественскую вечеринку. Ей скучно, и она хочет уйти, но ее родители настаивают на том, чтобы остаться |
| Внешний | Грег несколько недель копил деньги, чтобы купить новую видеоигру. Однако сегодня представитель благотворительной организации по борьбе с раком груди просит у него пожертвование |
| Внешний | Ян должен поддерживать высокие оценки, так как его родители не могут позволить себе его обучение, если он потеряет стипендию. Он отклоняет приглашение пойти куда-нибудь с друзьями, чтобы продолжить учебу |
| Внешний | Тетя лучшего друга Ариэль только что скончалась и просит Ариэль пойти с ней на похороны, так как она не может справиться с этим одна. Ариэль не любит похороны, но решает прийти, чтобы поддержать свою подругу |
| Внутренний | Стейси учится на первом курсе колледжа и хочет начать все сначала. Она посещает вечеринку в доме и делает сознательное усилие, чтобы улыбаться, расслабляться и выглядеть уверенно |
| Внутренний | Кайл любит каякинг и усердно готовится к предстоящей гонке. Он тренируется рано утром перед школой. Однажды утром у него звонит будильник, и он должен решить, вставать или снова ложиться спать |
| Внутренний | Лиам весь семестр усердно работал на профессора и разочарован тем, что с ним обращаются как с рабом. Он сейчас встречается с профессором и прикусывает язык, пытаясь подавить свои жалобы |
| Внутренний | Диана чувствует себя намного лучше, когда ест здоровую пищу. Однако у нее возникает соблазн снизить свои стандарты. Диана идет в продуктовый магазин и должна сделать свой выбор |
Открыть в отдельном окне
Кодирование и организация
Разговор участника с самим собой, созданный в ответ на сценарии, был закодирован по тем же параметрам, что и в исследовании 1, младший научный сотрудник бакалавриата, слепой к содержанию сценария и исследовательским гипотезам. Опять же, на основе экспертного кодирования, полученного для 20% ответов, межэкспертное согласие было сильным (9).0081 к с > 0,75). По этой причине в следующих результатах анализировалось только кодирование ассистента-исследователя. Как и в исследовании 1, средние пропорции разговоров с самим собой были рассчитаны для переменных местоименного лица, типа и валентности.
Результаты и обсуждение
Самофрагментация
Доля утверждений, в которых самость прямо упоминается как Вы , была значительно выше в ответ на внутренний выбор ( M пропорция = 0,09, SD = 0,12), чем внешние выборы ( M пропорция = 0,05, SD = 0,07), t (45) = 2,18, p 900,82 = 0,07. Кроме того, доля утверждений в императивной форме была значительно выше в ответ на внутренний выбор ( M пропорция = 0,18, SD = 0,15), чем на внешний выбор ( M пропорция = 0,14, SD = 0,13), t (45) = 2,19, р = 0,03. Наконец, пропорции, указывающие на использование Вы и императив, были значительно коррелированы в ответ на внутренний выбор ( r = 0,45, p = 0,002), но не внешний выбор ( r = 0,26, p = 0,08). Этот вывод предполагает, что использование второго лица и повелительного наклонения происходят одновременно в ответ на внутренний выбор, но остаются более независимыми в ответ на внешний выбор. В целом эти результаты показали, что личный контроль или автомония, которые обычно усиливают усилия по саморегуляции (Ryan & Deci, 2006), усиливают фрагментарный внутренний диалог.
Валентность
Частота позитивных разговоров с самим собой не различалась при внутреннем выборе ( M пропорция = 0,28, SD = 0,30) и внешнем выборе ( M пропорция 0,85,9 SD = 0,27), t (45) = 0,56, p = 0,58. Это показывает, что влияние внутреннего и внешнего выбора на фрагментарный внутренний диалог не было результатом различий в валентности сценариев. 3
В финальном исследовании изучалось, как разговор с самим собой меняется на трех критических фазах действия: подготовке поведения, действии и оценке. Мы предсказали, что фрагментарные разговоры с самим собой будут более частыми на этапе действия, чем на этапах подготовки или оценки, что указывает на попытку регулировать или контролировать текущий поток поведения.
Метод
Участники и процедура
Семьдесят три студента (48 женщин) приняли участие в исследовании в обмен на кредит курса. Процедура во многом повторяла процедуру предыдущих исследований. Участники зачитали три случайным образом расположенных сценария о последовательности поведения, включающей этапы действия, подготовки и оценки (см. Ресурсы). Участникам дали несколько строк для записи того, что могло происходить у них в голове, когда они представляли каждый из трех сценариев. В пилотном исследовании ( n = 33), учащиеся читают сценарии и указывают, отражают ли они подготовку, действие или оценку. Сценарии, изображающие подготовку, были правильно идентифицированы в 76% случаев. Сценарии, изображающие действие, были правильно идентифицированы в 73% случаев. Наконец, сценарии, изображающие оценку, были правильно идентифицированы в 67% случаев. Таким образом, сценарии обычно воспринимались как отражение подготовки, действия или оценки, как и предполагалось.
Таблица 3
Сводка сценариев в исследовании 3
| Stage | Summary |
|---|---|
| Preparation | Tyler is thinking about whether he should try out for a soccer team |
| Action | Tyler is chasing a ball during tryouts |
| Оценка | Тайлер только что узнал, что он не попал в команду |
| Подготовка | Валери должна выбрать между подготовкой к экзамену и прогулкой с друзьями |
| Действие | Валери решила учиться и пытается сосредоточиться |
| Оценка | Валери получает оценку за экзамен, и это тройка- |
| Ванда думает на вечеринку | Подготовка 9031 о поездке |
| Действие | Ванда приходит на вечеринку и начинает общаться с другом |
| Оценка | Теперь Ванда размышляет о своем опыте |
Открыть в отдельном окне
Кодирование
Как и в предыдущих исследованиях, кодирование выполнялось младшим научным сотрудником, а эксперт-кодировщик оценивал 20% ответов. Межэкспертное согласие было сильным ( k с > 0,71), что подтверждало использование кодирования студентов в статистическом анализе. Также в соответствии с предыдущими исследованиями мы рассчитали средние пропорции местоименного лица, типа и валентности разговора с самим собой.
Результаты и обсуждение
Самофрагментация
Доля утверждений, в которых самость явно упоминается как Вы , значительно различалась по трем фазам: F (2, 144) = 4,01, p = 0,02. Упоминания второго лица чаще встречались на этапе действия ( M пропорция = 0,07, SD = 0,17), чем на любой из фаз подготовки ( M пропорция = 0,04, SD = 0,13), t (72) = 2,16, p = 0,03, или фаза оценки ( M доля = 0,04, SD = 0,13), t = ( M 2,35, р = 0,02. Тем не менее, этап подготовки и оценки существенно не отличался по количеству ссылок от второго лица, t (72) = 0,42, p = 0,67.
Точно так же использование повелительного наклонения значительно различалось в зависимости от условий, F (2, 144) = 48,79, р < 0,001. Как и предполагалось, императивная форма значительно чаще встречалась в фазе действия ( M пропорция = 0,10, SD = 0,11), чем в подготовительной ( M пропорция = 0,02, SD = 0,05), t (72) = 7,54, p < 0,001 и фаза оценки ( M доля = 0,01, SD = 0,03), t 0,0082 (72) = 7,81, 72 р < 0,001. Менее важно то, что императив несколько чаще повторялся на этапе подготовки, чем на этапе оценки9.0081 t (72) = 2,45, p = 0,02.
Наконец, пропорции, указывающие на использование You и императив, были значительно коррелированы в ответ на действие ( r = 0,57, p < 0,001), но не на подготовку ( r = 0,12, p = 0,30) или оценка ( r = 0,14, p = 0,23). Этот вывод предполагает, что использование второго лица и повелительного наклонения происходят одновременно в ответ на действие, но остаются независимыми во время подготовки и оценки. В заключение, исследование 3 показало, что фрагментированный разговор с самим собой в форме утверждений от второго лица и прямых команд с использованием императива чаще всего встречается в фазе действия. Эти результаты согласуются с гипотезой о том, что фрагментированный внутренний диалог сопровождает регулирование поведения.
Валентность
Валентность внутреннего диалога значительно варьировалась в зависимости от трех условий, F (2, 144) = 15,29, p < 0,001. Разговор с самим собой был более положительным на этапе подготовки ( M пропорция = 0,34, SD = 0,28), чем в фазе действия ( M пропорция = 0,18, SD = 0,16),
1 t (72) = 4,67, р < 0,001. Разговор с самим собой также был более позитивным на этапе подготовки, чем на этапе оценки (9). 0081 M доля = 0,21, SD = 0,19), t (72) = 3,85, p < 0,001. Этапы действия и оценки существенно не отличались, t (72) = 1,34, p = 0,18. Паттерн результатов для валентности разговора с самим собой явно отличается от наблюдаемого при фрагментированном разговоре с самим собой. Следовательно, различия в условиях фрагментированного разговора с самим собой нельзя объяснить различиями в валентности сценариев. 4 Разговор с самим собой десятилетиями очаровывал ученых (Hardy, 2006; Vygotsky, 1934/1987), однако несколько исследований изучали триггеры и функции разговора с самим собой (Fields, 2002; Vicente & Manrique, 2011). В трех исследованиях мы изучали, участвуют ли люди в расщеплении сознания , называя себя Вы и командуя собой, как будто они командуют другим человеком, в контекстах, требующих явного самоконтроля. Исследование 1 показало, что фрагментированный внутренний диалог более распространен в ответ на негативные события, чем на позитивные. Исследование 2 показало, что самофрагментация усиливается, когда люди делают автономный, а не ограниченный извне выбор. Исследование 3 показало, что фрагментарные разговоры с самим собой более часты во время деятельности, чем планирование и оценка поведения. Наконец, в каждом из исследований использование Вы и императив совпадали в ситуациях, требующих самоконтроля, но оставались более независимыми в других контекстах. В целом, текущее исследование показывает, что фрагментарный разговор с самим собой возникает, когда требуется самоконтроль, и, следовательно, выполняет функцию регуляции поведения.
Кроме того, эти исследования показывают, что люди принимают на себя множественные идентичности, когда разговаривают сами с собой. То есть Я может быть фрагментировано на Я и Ты , и эта тенденция может быть особенно распространена в контекстах, требующих саморегуляции. Такие результаты согласуются с недавней работой, показывающей, что разговор с самим собой может активировать области мозга, связанные как с самопознанием, так и с познанием, ориентированным на других (Longe et al. , 2010), а также области, связанные как с речью, так и со слушанием (McGuire et al., 1996). Таким образом, человеческая способность к языку, которая позволяет манипулировать другими, может также обеспечить механизм, с помощью которого люди сознательно контролируют себя. Хотя предыдущие исследования задокументировали, что грамматическая структура разговора с самим собой влияет на изменение поведения (Hart & Albarracín, 2009; Senay et al., 2010), наша работа однозначно демонстрирует, что люди спонтанно используют фрагментированный разговор с самим собой в ситуациях, требующих изменения поведения. . Таким образом, наши результаты говорят о самоопределяющем характере разговора с самим собой, его ситуационной гибкости и мотивационной функции.
Одним из ограничений текущего исследования было то, что мы измеряли спроецированный разговор с самим собой, а не реальный разговор с самим собой. Необходимы дополнительные исследования, чтобы выяснить, соответствуют ли интуитивные представления людей о том, что они сказали бы себе в разных условиях, тому, что они говорят себе на самом деле. Еще одним ограничением было использование сценариев от третьего лица, когда участники представляли поведение другого человека, а не себя. Сценарии от третьего лица были выбраны таким образом, чтобы участники не получали Я и Вы пока читаете сценарии. Однако недостатком этого подхода является то, что на разговор с самим собой могли влиять индивидуальные различия в восприятии точки зрения и эмпатии, которые могут не влиять на разговор с самим собой в повседневном опыте.
Насколько нам известно, только в одном предыдущем исследовании изучалось влияние контекстуальных факторов на разговор с самим собой (Oliver, Markland, Hardy, & Petherick, 2008). Явные ссылки от второго лица ( Вы ) не чаще встречались в поддерживающих автономию условиях, чем в контролируемых. Однако манипулирование поддержкой автономии не только увеличивает автономию, но также увеличивает восприятие значения, ощущение того, что эмоции признаются, и положительный аффект (см. Deci, Eghrari, Patrick, & Leone, 19). 94). Таким образом, текущее исследование является первым, в котором выделяются независимые эффекты автономии, негативности событий и действия на фрагментарный внутренний диалог.
Настоящее исследование поднимает несколько вопросов, достойных изучения в будущем. Например, исследование могло бы выяснить, улучшает ли самопоощрение в форме от второго лица ( Вы можете это сделать ) регулирование поведения и эмоций по сравнению с самопоощрением в форме от первого лица ( Я могу это сделать ). Утверждения от второго лица могут быть более эффективными, учитывая, что в раннем возрасте команды подаются извне лицами, осуществляющими уход, и эти команды усваиваются и репетируются по мере развития ребенка (Выготский, 19).34/1987). Также необходимы дальнейшие исследования, чтобы выяснить, влияют ли индивидуальные различия в частоте разговора с самим собой (Brinthaupt et al., 2009) и самосознании (Fenigstein, Scheier, & Buss, 1975) на использование фрагментарного разговора с самим собой. Существующие данные показывают, что депрессивные и нарциссические люди используют больше слов, относящихся к себе, во время интервью, чем их недепрессивные и ненарциссические коллеги (Fast & Funder, 2010). Будущая работа может определить, сдерживают ли депрессия и нарциссизм использование фрагментарного разговора с самим собой. Наконец, необходимы будущие исследования, чтобы точно выяснить, с кем люди разговаривают, когда обращаются к себе во втором лице. Обращаются ли они к интернализованным представлениям о родителях, значимых других или какой-либо другой фигуре? Изучение того, когда люди фрагментируют свою я-концепцию на два отдельных персонажа, как это было в текущих исследованиях, должно дополнить наше понимание захватывающей динамики разговора с самим собой.
Финансирование
Авторы раскрыли получение следующей финансовой поддержки для исследования, авторства и/или публикации этой статьи: R01-NR08325).
•
Итан Зелл — доцент психологии в Университете Северной Каролины в Гринсборо. Его исследования сосредоточены на самости, социальном познании и мотивации.
•
Эми Бет Уорринер — аспирант психологии Университета МакМастер. Ее исследования сосредоточены на социальном познании и использовании языка.
•
Долорес Альбаррасин — профессор психологии Иллинойского университета в Урбана-Шампейн. Ее исследования сосредоточены на социальном познании, отношениях и целях.
1 Учащиеся в пилотных исследованиях читали сценарии и указывали, в какой степени им требуется самоконтроль (например, Стейси контролирует то, что происходит с ней на вечеринке ) по шкале от 1 ( категорически не согласен ) до 7 ( полностью согласен ) . Как и ожидалось, негативные события ( M = 4,98, SD = 1,40) воспринимались как требующие большего самоконтроля, чем позитивные события ( M = 3,18, SD = 1,29), t (35) = 7,30, р < 0,001. Автономный выбор ( M = 5,41, SD = 0,63) воспринимался как требующий большего самоконтроля, чем выбор, ограниченный извне ( M = 4,75, SD = 0,70), t (21) = 3,92, p = 0,001. Наконец, действие ( M = 5,56, SD = 0,93) воспринималось как требующее больше самоконтроля, чем подготовки ( M = 3,97, SD = 1,02), t (20) = 5,81, . p < 0,001 и оценка ( M = 4,89, SD = 1,45), t (20) = 1,96, p = 0,06.
2 Участники сгенерировали больше слов в ответ на отрицательный ( M = 98,7, SD = 30,9), чем положительные сценарии ( M = 92,1, SD = 28,6), t (47) = 2,80, p = .007. Точно так же участники генерировали больше самоутверждений в ответ на негативные ( M = 18,1, SD = 5,8), чем на позитивные сценарии ( M = 15,6, SD = 5,4), t (47) = 5,14. , р < 0,001. Влияние на количество слов и утверждений не было предсказано, но согласуется с большим вниманием к негативным событиям, чем к позитивным (Baumeister et al., 2001; Rozin & Royzmen, 2001).
3 Участники генерировали несколько больше слов в ответ на внешний ( M = 111,2, SD = 35,7), чем внутренний выбор ( M = 103,9, SD = 2 (45,6),
1) = 2,16, р = 0,04. Однако участники не генерировали больше самоутверждений в ответ на внешний ( M = 17,7, SD = 5,7), чем внутренний выбор ( M = 17,2, SD = 7,1), t (45) = 1,18, р = 0,24. Эти анализы носили ознакомительный характер и поэтому не рассматривались в дальнейшем.
4 Общее количество использованных слов значительно различалось в зависимости от условий, F (2, 144) = 56,94, p < 0,001. Фаза подготовки ( M = 109,9, SD = 45,8) произвела больше слов, чем фаза действия ( M = 86,8, SD = 37,0), t (72) = 9,23, p < p . 18 (72) = 5,52, р < 0,001. Фаза действия произвела больше заявлений, чем фаза оценки, t (72) = 3,24, p = 0,002. Декларация о конфликте интересов Авторы заявили об отсутствии потенциального конфликта интересов в отношении исследования, авторства и/или публикации этой статьи. Оздоровление Разговаривать с самим собой не просто нормально, это полезно для вашего психического здоровья — если вы ведете правильные разговоры. .001, а этап оценки ( M = 86,9, SD = 43,5), t (72) = 8,56, p < 0,001. Этапы действия и оценки существенно не отличались друг от друга, t (72) = 0,42, p = 0,97. Кроме того, общее количество использованных утверждений значительно варьировалось в зависимости от условий: F (2, 144) = 56,94, p < 0,001. Фаза подготовки ( M = 17,1, SD = 7,3) произвела больше утверждений, чем фаза действия ( M = 16,1, SD = 7,4), t (72) = 3,16, p = 0,002 и фаза оценки ( M = 15,0, SD = 7,5), t Ф., Брацлавский Э., Финкенауэр С., Вос К.Д. Плохое сильнее хорошего. Обзор общей психологии. 2001; 5: 323–370. doi: 10.1037//1089-2680.5.4.323. [CrossRef] [Google Scholar] 2010;78:313–348. doi: 10.1111/j.1467-6494.2009.00617.x. [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar] 04.002. [CrossRef] [Google Scholar] Функциональная анатомия внутренней речи и слухоречевых образов. Психологическая медицина. 1996; 26: 29–38. [PubMed] [Google Scholar] М., Деси Э.Л. Саморегуляция и проблема автономии человека: нужны ли психологии выбор, самоопределение и воля? Журнал Личности. 2006; 74: 1557–1585. дои: 10.1111/j.1467-6494.2006.00420.х. [PubMed] [CrossRef] [Google Scholar] Собрание сочинений Л. С. Выготского. Том. 1. Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Пленум; 1987. С. 37–285. (Оригинальная работа опубликована в 1934 г.) [Google Scholar] Давай, поговори сам с собой.
Это нормально — и хорошо для вас.
«Разговоры сами с собой — это совершенно нормально. На самом деле мы постоянно разговариваем сами с собой», — говорит доктор Джессика Николози, клинический психолог из Нью-Йорка. «Можно возразить, что просто обдумывая вещи тихо, не говоря вслух, мы разговариваем сами с собой».
Она добавляет, что точно так же, как мы ищем надежных товарищей, чтобы делиться идеями, мы разговариваем сами с собой по многим причинам. Это часто происходит, когда мы испытываем более глубокие эмоции, такие как гнев, нервозность, чрезмерная сосредоточенность или возбуждение. Даже в других обыденных сценариях это, как правило, эмоция, которая заставляет нас говорить вслух. Например, вы можете испытывать некоторый стресс из-за того, что поворачиваете налево, или беспокоитесь опоздать, если не найдете ключи.
Если мы говорим вслух, это заставляет нас замедлять наши мысли и обрабатывать их по-другому, потому что мы задействуем языковые центры нашего мозга.
(Важное примечание: разговор с самим собой вызывает беспокойство, если он является проявлением галлюцинации. «Разговор с самим собой», как мы определили его здесь, означает сознательное участие в диалоге с самим собой, а не взаимодействие с воспринимаемым внешним источником. )
«Если мы говорим вслух, это заставляет нас замедлять наши мысли и обрабатывать их по-другому, потому что мы задействуем языковые центры нашего мозга», — объясняет доктор Николози. «Разговаривая с собой, мы становимся более обдуманными, и это замедляет процесс мышления, чувств и действий, вместо того, чтобы подвергаться бомбардировке своими мыслями».
В этом смысле разговор с самим собой во время левого поворота заставляет вас быть более бдительными, а разговор с самим собой, когда вы испытываете сильную эмоцию — например, нервозность перед встречей — может помочь вам понять, что вы чувствуете, и лучше подготовиться к повороту. грядущие события.
3 способа овладеть искусством разговора с самим собой
Доктор Джулия Харпер, эрготерапевт и коуч, согласна с тем, что для нас нормально разговаривать с самим собой, но подчеркивает, что важно делать это правильно. «Разговор с самим собой — это нормальная часть развития языка, — говорит она. — [Он улучшает наши] когнитивные и метакогнитивные навыки более высокого порядка и является фундаментальной частью самообладания. Из-за его функциональности мы не только разговариваем сами с собой, но и должны делать это хорошо». Вот как.
Будьте добры к себе: Имеются неофициальные данные и даже несколько научных исследований, которые подтверждают положительное влияние слов поддержки на производительность. (Интересно, что спортивная психология возглавляет исследования по этой теме.) Таким образом, имеет смысл, что негативные разговоры с самим собой плохо служат нам, и их следует избегать.
«Исследования показывают, что если мы разговариваем сами с собой негативно, мы с большей вероятностью придем к отрицательному результату», — говорит доктор Харпер. «Однако, когда разговор с самим собой нейтральный — например, в заявлении вроде «Что мне нужно сделать?» — или позитивный, например: «Я могу это сделать», результат гораздо более эффективен».
То, что мы говорим себе, когда мы говорим [это] и как, оказывает огромное влияние на нашу самооценку, убеждения в собственной эффективности и общее чувство собственного достоинства.
Все это может показаться очень очевидным, но тем не менее негативный внутренний диалог (устный или мысленный) по-прежнему происходит регулярно. По этой причине важно знать, когда это происходит, и активно пресекать это в зародыше.
«То, что мы говорим себе, когда мы говорим [это] и как, оказывает огромное влияние на нашу самооценку, убеждения в собственной эффективности и общее чувство собственного достоинства», — говорит доктор Николози. «При работе с моими пациентами основное внимание уделяется не тому, разговаривают ли они сами с собой, а больше содержанию этих разговоров».
Используйте разговор с самим собой в своих интересах: Подбодрить себя перед важным событием или поговорить с самим собой во время выполнения задания — две прекрасные возможности для разговора с самим собой. На самом деле, небольшое исследование, опубликованное в Ежеквартальном журнале экспериментальной психологии , показало, что при поиске знакомых предметов (например, этих ключей) разговор с самим собой и произнесение названия предмета вслух помогали людям быстрее находить предметы.
Вы также можете использовать разговор с самим собой, чтобы справиться с крайними эмоциями, включая гнев, печаль, замешательство и стресс, и решить личные загадки. Считайте этот акт своего рода «разговорным дневником для себя». (Если это было достаточно хорошо для Сократа и Платона с помощью «Сократовского диалога», то это достаточно хорошо для нас.) В качестве расширения этой идеи также утверждается, что разговор вслух во время учебы может помочь ускорить и закрепить ваше понимание темы. , отмечает доктор Дон Вон, нейробиолог, изучающий человеческое поведение.
«Одно исследование показало, что если спросить себя вслух, что означает та или иная информация, это значительно улучшит обучение, — объясняет доктор Вон. «Гипотетическое объяснение этого явления состоит в том, что процесс ответа на вопрос улучшает консолидацию информации из рабочей памяти в долговременную память. Один из них эффективно ускоряет процесс обучения, выступая одновременно в роли пытливого учителя и ученика, испытывающего трудности».
Не забывайте слушать: «Важно отметить, что [разговор с самим собой] состоит из двух частей: разговор и прослушивание», — говорит доктор Харпер. «Самопрослушивание, также известное как самосознание, является основным фактором в обеспечении обратной связи для самоэффективности».
Другими словами, есть причина, по которой вы чувствуете необходимость говорить вслух, поэтому не забудьте также слушать то, что вы говорите.
Доктор Николози добавляет: «Разговор с самим собой следует рассматривать как здоровый способ оказать себе поддержку, которая нам нужна, чтобы пережить момент. [Это мы] проявляем себя и являемся нужным нам другом».
Для того, чтобы почувствовать себя достаточно свободным, чтобы полностью погрузиться в разговор с самим собой, может потребоваться некоторое время, тем более, что эта практика, как правило, связана с клеймом. Просто помните: разговор с самим собой — это не только совершенно нормально, но и может быть полезным в долгосрочной перспективе — и он может просто помочь вам найти свои ключи.
ВАШ МОЗГ НА…
- Что происходит с вашим мозгом, когда вы садитесь на диету
- Это ваш мозг во время молитвы и медитации
- Улыбка может обмануть ваш мозг и сделать его счастливым — и укрепить ваше здоровье
- Дегустация вин может воздействовать на мозг больше, чем математика, по мнению нейробиологов
Хотите больше подобных советов? Новости NBC BETTER одержимы поиском более простых, здоровых и разумных способов жить. Подпишитесь на нашу рассылку и следите за нами в Facebook, Twitter и Instagram.
Управление навязчивыми мыслями — Harvard Health
Тревожные мысли, которые непрошено приходят вам в голову, могут вызвать у вас беспокойство, но они распространены — и есть стратегии, которые вы можете использовать, чтобы справиться с ними. Кажется, что это приходит из ниоткуда — странная, тревожная мысль или тревожный образ, который появляется в вашем уме. Это может быть насилие или секс, или повторяющийся страх, что вы сделаете что-то неуместное или смущающее. Каким бы ни было содержание, оно часто вызывает беспокойство и может вызвать чувство беспокойства или стыда. Чем больше вы пытаетесь вытолкнуть эту мысль из головы, тем больше она упорствует.
Считается, что навязчивые мысли, как их называют, затрагивают около шести миллионов американцев, по данным Американской ассоциации тревоги и депрессии.
Иногда навязчивые мысли связаны с психическим расстройством, таким как обсессивно-компульсивное расстройство, когда мысли становятся настолько надоедливыми, что вызывают повторяющиеся действия или навязчивые действия, чтобы предотвратить их появление. Они также распространены при посттравматическом стрессовом расстройстве, которое может быть вызвано опасным для жизни или чрезвычайно стрессовым событием, таким как несчастный случай или насильственное нападение. Но многие люди, которые испытывают такие мысли, не имеют психических расстройств, говорит доктор Керри-Энн Уильямс, преподаватель психиатрии в Гарвардской медицинской школе.
Навязчивые мысли часто вызываются стрессом или беспокойством. Они также могут быть краткосрочной проблемой, вызванной биологическими факторами, такими как гормональные сдвиги. Например, женщина может испытать всплеск навязчивых мыслей после рождения ребенка.
«Любой жизненный стресс, если он достаточно велик, может увеличить риск появления навязчивых мыслей», — говорит доктор Уильямс.
Периоды стресса и изоляции
В наши дни многие женщины испытали значительный стресс из-за изоляции, вызванной пандемией, говорит доктор Оливера Богунович, доцент кафедры психиатрии Гарвардской медицинской школы. Симптомы тревоги также могут часто возникать, когда женщины переходят на другой этап своей жизни. По ее словам, они могут стать более изолированными, у них может развиться страх старения или развития физических заболеваний. Это может привести к всплеску тревоги, а в некоторых случаях и к навязчивым мыслям.
Хотя навязчивые мысли могут беспокоить, они не вредны и не являются признаком того, что у вас есть тайное желание делать то, что приходит вам в голову.
Люди часто слишком смущены или стыдятся говорить об этом, говорит доктор Уильямс. «Часто, когда пациенты говорят мне об этом, они могут предварять это чем-то вроде: «Я не сумасшедшая, но мне приходит в голову эта странная мысль», — говорит она. «Они могут подумать о том, чтобы причинить вред члену семьи, например, ребенку. Когда эта мысль приходит в голову, они приходят в ужас: «Я даже не могу поверить, что это пришло мне в голову. со мной не так».
Выявление навязчивых мыслей
Итак, как определить, что у вас возникают навязчивые мысли? Есть некоторые признаки, которые нужно искать.
Необычная для вас мысль. Навязчивая мысль обычно сильно отличается от обычных мыслей. «Например, это может быть нехарактерно жестоким», — говорит доктор Уильямс.
Мысль надоедливая. Если мысль беспокоит, и вы хотите выбросить ее из головы, возможно, это навязчивая мысль.
Эту мысль трудно контролировать. Навязчивые мысли часто повторяются и не исчезают.
«Чем больше вы думаете об этом, тем больше вы тревожитесь и тем хуже становятся мысли», — говорит доктор Уильямс. Вместо того, чтобы бороться с навязчивыми мыслями, лучше научиться с ними жить. При появлении таких мыслей попробуйте предпринять следующие шаги:
1. Определите мысль как навязчивую. «Подумайте про себя: это просто навязчивая мысль; я не так думаю, это не то, во что я верю, и это не то, чем я хочу заниматься», — говорит доктор Уильямс.
2. Не боритесь с этим. Когда у вас возникает навязчивая мысль, просто примите ее. «Не пытайся заставить его уйти».
3. Не осуждайте себя. Знайте, что наличие странной или тревожной мысли не означает, что с вами что-то не так.
Когда обращаться за помощью
Обратитесь к специалисту по психическому здоровью, если нежелательные мысли начинают нарушать вашу повседневную жизнь, особенно если они мешают вам работать или заниматься любимым делом. Однако, даже если навязчивые мысли не оказывают существенного влияния на вашу жизнь, вы все равно можете обратиться к кому-нибудь за помощью.
Когнитивно-поведенческая терапия — это одна из стратегий, которая часто помогает людям справиться с навязчивыми мыслями. Этот процесс может помочь вам изменить некоторые из ваших общих моделей мышления, что позволит вам лучше справляться с этими мыслями, когда они действительно возникают, и может уменьшить их частоту.
С навязчивыми мыслями также можно справиться, обратившись к основной проблеме, такой как тревога, стресс или личная травма в анамнезе. Хотя может быть полезно поделиться конкретными мыслями, которые у вас есть, имейте в виду, что даже если вам неудобно говорить о них подробно, терапевт все равно может помочь. Женщины также должны знать, что навязчивые мысли обычно хорошо поддаются терапии, говорит доктор Богунович.
«Имейте в виду, что вам может не понадобиться помощь навсегда», — говорит доктор Уильямс. «Это может быть очень краткосрочной вещью».
Изображение: © Aleutie/Getty Images
Когда вы часто отключаетесь или отвлекаетесь во время разговоров
— Chris MacLeod, MSW
Некоторые люди часто отключаются или отвлекаются во время разговоров. Некоторое расстояние до такой степени, что они пропускают то, что сказал другой человек, и заметно смотрят вдаль. Другие могут использовать одну часть своего разума, чтобы следить за взаимодействием и выглядеть так, будто слушают, но другая часть их мозга — мечтать, думать о работе по дому, которую они должны сделать позже, или, может быть, даже корить себя за прошлые ошибки. Ниже я расскажу о многих причинах, по которым кто-то может отключиться во время общения, а затем дам несколько советов, как уменьшить склонность к этому.
Возможные последствия постоянного зонирования в разговорах
Если кто-то часто исчезает в своей голове во время общения, это может не быть большой проблемой для него, но он все равно удивляется, почему он делает это так часто. Для других их космические тенденции имеют последствия. Если вы часто выходите из зоны, это может случиться с вами:
- Люди обижаются, потому что вы выглядите так, как будто вы не заинтересованы или не слушаете
- Вы смущаетесь, когда вам приходится просить кого-то повторить то, что они вам только что сказали, или вы отключаетесь до такой степени, что вашим друзьям приходится махать руками перед вашим лицом, говоря: «Привет?!?»
- Люди считают вас медлительным, вялым или легкомысленным
- Люди считают вас грубым, отчужденным или отверженным
- Люди считают вас странным и эксцентричным, в плохом смысле
- Отсутствие важной информации, потому что вы не обращали на нее внимания (например, указания, которые дает вам друг, невербальные сигналы о том, что кто-то флиртует)
- Вам трудно думать о том, что сказать, потому что вы не уделяете достаточного внимания деталям в речи другого человека, которые могут вдохновить вас на то, чтобы придумать что-то
- Не в полной мере наслаждаетесь светским мероприятием, потому что вы застряли в голове и не настраиваетесь на то, что происходит вокруг вас
Причины частого отключения во время разговора
Как вы увидите, существует множество объяснений того, почему кто-то может отключаться во время социального взаимодействия, поэтому это не так просто, как сказать: «Мой разум блуждает во время разговора с людьми, потому что я есть Х. »
То, что существует так много причин, по которым люди уходят в космос, должно сказать вам, что это не редкость. Все делают это время от времени. Возможно, вы больше обычного отвлекаетесь от разговоров, но в целом то, что вы делаете, не является каким-то сверхредким явлением.
Врожденные черты
- Личность, более сосредоточенная на себе — Некоторые люди в основном ищут стимуляцию во внешнем мире. Другие имеют богатую внутреннюю жизнь и склонны теряться в своих мыслях. Обдумывание той или иной идеи может быть их «по умолчанию» до такой степени, что им кажется, что им требуется особое усилие, чтобы «сосредоточиться» на чем-то из реальной жизни.
- Легко умственно истощаются от общения — Некоторые люди заряжаются от общения. Другие, даже если они наслаждаются беседой, истощены ею и нуждаются в уединении, чтобы восстановить силы. Если их социальная батарея низка, они, скорее всего, отключатся.
- Быть умным и способным мысленно выполнять многозадачность — У кого-то мысли могут блуждать во время разговора, потому что они могут легко принять в нем участие, используя лишь немного своих умственных ресурсов. Они используют свои оставшиеся умственные способности, чтобы думать о других вещах.
- Имея разум, который легко вдохновить — Кто-то может рассказать им о повседневных подробностях их недели, и это может заставить их задуматься о какой-то большой философской концепции.
- Наличие СДВГ (синдром дефицита внимания и гиперактивности) — Людям с этим заболеванием обычно труднее сосредоточиться на чем-то одном.
- Находясь в спектре аутизма — Люди в спектре аутизма / с синдромом Аспергера сообщают, что они могут отключиться во время разговора. Иногда их зонирование носит такой же рассеянный, рассеянный характер, как и у всех остальных. В других случаях они используют «отключение» или аналогичный термин для обозначения периодов, когда они гиперфокусируются на чем-то или умственно отключаются в чрезмерно стимулирующей ситуации. Кроме того, человек с синдромом Аспергера может обращать внимание на разговор, но кажется, что он отключается, потому что не знает, как подать невербальные знаки того, что он слушает.
- Плохая обработка устной речи — Некоторые люди в остальном умны, но их мозг устроен таким образом, что им несколько труднее понимать словесную информацию (в отличие от письменной). Иногда, когда они слушают кого-то, они не могут уследить за этим достаточно хорошо, прекращают попытки и позволяют своему разуму блуждать.
- Небольшая потеря слуха — Это может проявиться только в более позднем возрасте, хотя всякий раз, когда оно начинается, если вы не можете разобрать многое из того, что кто-то говорит, его легко отключить.
Обстоятельства беседы
- Разговор на тему, которая вам неинтересна — Если вам наскучила беседа, ваши мысли, скорее всего, ускользнут. Если вы обычно оказываетесь среди людей, которые не в вашем вкусе или которые хотят поговорить о вещах, которые вам не нравятся, вы можете довольно часто выходить из обсуждений.
- Слушать кого-то, когда вы думаете, что уже знаете, что они собираются сказать — Например, ваш папа снова начинает жаловаться на свой день, и вам кажется, что вы все это уже слышали. Вы отвлекаетесь, потому что чувствуете, что вам не нужно обращать внимание.
- Слушание того, как кто-то говорит и говорит о чем-то — Даже если то, что они говорят, не совсем скучно, если они говорят долго, вы можете начать отключаться через некоторое время.
- Слушание человека с скучным стилем речи — Например, он говорит медленным, монотонным голосом или добавляет в свои рассказы слишком много ненужных деталей.
- Слушание того, кто говорит невнятно или прыгает в разные стороны — Если то, что они говорят, трудно уловить, вы можете сдаться и начать отстраняться.
- Выслушав человека, которому, как вы пришли к выводу, нечего сказать, что стоит услышать — Например, у него противоположные политические убеждения, и вы решили, что он не может сказать ничего ценного. Всякий раз, когда они начинают говорить о политике, вы начинаете мечтать.
- Ведение разговора, когда вы знаете, что вам может сойти с рук зонирование — Например, вы разговариваете с коллегой, который болтает о своих увлечениях и настолько увлечен этим, что не замечает, что кто-то не- словесные признаки незаинтересованности. Или вы участвуете в большой групповой беседе и понимаете, что никто не обращает на вас особого внимания. Если вы хотите сделать перерыв и знаете, что можете сделать это, не вызывая нареканий, это, скорее всего, произойдет.
- Погружение в себя — Вам все равно, что говорит другой человек, и вы почти не слушаете, ожидая своей очереди говорить.
- Вы ведете беседу по сценарию, на автопилоте. — Как будто вы разговариваете с родственником и ведете стандартную светскую беседу о своих планах на выходные. Вы почти не думаете о том, что говорите, и уделяете большую часть своих мыслей чему-то другому.
- Участие в групповом разговоре, когда все говорят о чем-то, в чем вы не можете участвовать — Например, некоторые друзья сплетничают о старом однокласснике, которого вы никогда не видели.
- Нахождение в шумной групповой беседе, когда все толкаются, чтобы высказаться, и переговариваются друг с другом — Если вас раздражают эти разговоры или вы не умеете бороться за свое время для разговора, вы можете мысленно исключить их.
- Разговор в громкой обстановке — Если вы едва слышите, что кто-то говорит, легко перестать пытаться и подумать о чем-то другом.
- Общение в отвлекающей обстановке — Например, в баре, где полно телевизоров и много интересных людей, которых можно посмотреть. Изображение на экране или кто-то, проходящий мимо, могут направить ваш разум не в том направлении, в котором вы обращаете внимание на человека перед вами.
Чувство застенчивости, социальной тревожности, неловкости или неуверенности
- Нервозность или застенчивость — Вместо того, чтобы сосредоточиться на человеке, с которым вы разговариваете, и на том, что он говорит, ваше внимание может быть привлечено ко всему тревожные или неуверенные мысли в вашей голове (например, «Они, должно быть, думают, что я такой скучный», «Почему я отпустил эту глупую шутку?»)
- Слишком много думал о том, что сказать дальше — Это также может происходить из-за отсутствия социальной практики, но часто вызвано беспокойством о том, что вам нужно сказать «правильные» вещи. Вместо того, чтобы обращать внимание на другого человека и реагировать более спонтанно, вы заняты критикой и чрезмерным анализом всего, что вы можете упомянуть, когда придет ваша очередь говорить.
- Мысленное отступление от неловкого или неудобного момента — Вы можете не осознавать, что делаете это, но если социальное взаимодействие кажется слишком интенсивным, вы можете уйти в свои мысли, чтобы частично заблокировать его.
- Вы преждевременно пришли к выводу, что не справились с взаимодействием. — Например, поговорив с кем-то в течение нескольких минут, вы убедили себя, что ему не нравится общаться с вами. Ваши мысли переключились на размышления о том, что вы сделали не так, как вы облажались, как плохо вы относитесь к людям и тому подобное.
Психическое здоровье
- Общая тревога — Даже если ваша тревога не связана с общением, эмоция доставляет дискомфорт и отвлекает. Когда вы разговариваете с кем-то, ваш разум может быть занят всеми вашими заботами или грубыми, пугающими физическими ощущениями, которые вы испытываете.
- Чувство депрессии — Депрессия также является отвлекающим, неприятным состоянием. Во время разговора ваша голова может быть заполнена мыслями о том, как ужасно вы себя чувствуете, как вы изо всех сил пытаетесь сохранить счастливый вид, как вы всех подвели, как тяжело будет продержаться следующую неделю и так далее.
- Быть пережившим травму — Это не то же самое, что ежедневное отключение, но люди с травмой в анамнезе могут диссоциировать и проверять в стрессовых разговорах. Это способ их разума защитить их: «Сейчас слишком много всего, с чем нужно иметь дело. Пора мысленно покинуть комнату».
Жизненные обстоятельства
- У вас много забот — Например, у вас есть полдюжины домашних дел и школьное задание, ожидающее вас дома после того, как вы выпьете кофе с другом.
- Физический дискомфорт — Например, у вас болит голова, вам слишком жарко или холодно, у вас расстройство желудка или форма стула усыпляет вашу ногу.
- Усталость — Помимо того, что сонливость отвлекает, она снижает вашу способность концентрироваться.
- Быть голодным — Как и во сне, если вы давно не ели, это может отвлекать вас или мешать концентрации внимания.
- Быть под кайфом или под кайфом — Неудивительно, что вещества влияют на ваше внимание.
Продолжение статьи ниже…
Что делать, если вы чувствуете, что слишком сильно отключаетесь во время разговора
Я не думаю, что это по своей природе плохо быть кем-то, кто живет в своей голове, мечтает или обдумывает идеи много, но если вы чувствуете, что делаете это до такой степени, что это негативно влияет на ваши социальные взаимодействия, вот несколько вещей, которые вы можете попробовать:
Имейте реалистичные ожидания относительно изменения вашей склонности к зонированию
Во-первых, если у вас всегда была склонность к зонированию, не надейтесь полностью избавиться от нее. Это может быть просто частью вашей личности. Однако не обязательно все или ничего. Даже если вы сможете уменьшить пространство вдвое, это может повлиять на то, насколько хорошо ваши разговоры пройдут.
Во-вторых, как только вы начнете над этим работать, не ждите, что что-то изменится за неделю. Быть более внимательным — это то, что вам нужно практиковать и постепенно приближаться к этому.
Наконец, примите во внимание, что некоторые разговоры просто заставят вас хотеть отключиться. Иногда вы будете в ситуации, когда вы устали и отвлечены, и тогда люди, с которыми вы разговариваете, не будут такими интересными. Делайте все возможное, чтобы оставаться сосредоточенным, но помните, что в таких обстоятельствах любому будет трудно.
Просто намерен сосредоточиться на разговоре и не позволять своему разуму отвлекаться
Во время разговора ваш разум может много блуждать, потому что вы не пытаетесь сделать что-то другое. Приложите сознательные усилия, чтобы оставаться сосредоточенным на людях, с которыми вы разговариваете. Если вы поймаете себя на том, что отвлекаетесь, переключите свое внимание обратно на взаимодействие (не переставая быть слишком строгим к себе).
Скажите себе что-нибудь конкретное о разговоре, чтобы сосредоточиться на нем
Скажите себе, что вы будете обращать внимание на глаза, выражение лица или тон голоса говорящего. Попробуйте разные вещи, чтобы увидеть, какая из них работает лучше всего для вас. Опять же, если вы понимаете, что ваши мысли блуждали, верните свое внимание к вашей цели в реальном мире.
Дайте себе небольшие поручения, требующие внимания
Если вы чувствуете, что у вас есть причина следить за взаимодействием, вам будет легче присутствовать. Например, если кто-то рассказывает о том, что с ним произошло, скажите себе, что вы дадите ему перефразированную версию того, что он сказал, когда он закончит. Или скажите себе, как только вы останетесь одни, вам придется написать небольшое резюме того, что обсуждалось. Если вы находитесь в группе, вы можете бросить себе вызов, чтобы узнать цвет глаз каждого или тонко подсчитать, сколько украшений носит каждый человек.
Постарайтесь направить свою свободную умственную энергию на другие аспекты разговора
Если вы довольно легко можете следить за тем, что говорят другие, и этого недостаточно, чтобы захватить все ваше внимание, попробуйте сосредоточиться на таких вещах, как анализ их выражения лица или тела язык, или пытаясь понять, как то, о чем они говорят, может заставить их чувствовать. Если кто-то рассказывает вам о своих проблемах, приложите все усилия, чтобы быть как можно лучшим слушателем.
Если вы отключаетесь, потому что теряете интерес к разговору, сделайте все возможное, чтобы сделать его более интересным
Если обсуждение вас утомляет, не спешите пассивно смиряться с ним и мысленно проверять. Может быть, вы смените тему. Или, если вы кого-то слушаете, вы можете высказать свое собственное мнение, чтобы разговор стал больше похожим на то, что происходит взад-вперед. Если вы пьете кофе с друзьями, и все выдыхаются, предложите встать и пойти куда-нибудь еще.
Старайтесь не делать поспешных выводов о людях или о том, что они собираются сказать
Не поддавайтесь искушению подумать: «У этой коллеги всегда одни и те же многословные жалобы на то, насколько неблагодарны ее дети. думать о том, что я хочу приготовить на ужин, пока он не закончится». Я не говорю, что если у кого-то есть определенные привычки в разговоре, они всегда будут вас удивлять, но вы не можете быть в этом уверены.
Негромко поерзайте, чтобы выпустить лишнюю энергию.
Например, если вы сидите напротив кого-то за столом, подпрыгивайте ногой или постукивайте пальцами так, чтобы он не видел. Или, если вы разговариваете с хорошим другом и знаете, что он не будет возражать, поерзайте перед ним.
Делайте все, что в ваших силах, чтобы восстановить свою энергию, если вы отключились, потому что чувствуете умственное истощение
Встаньте и подвигайтесь. Перекусить. Выпей кофеина. Притворитесь, что встаете и идете в ванную, и дайте себе несколько минут в одиночестве, чтобы немного перезарядить свои батареи.
Делайте все возможное в данный момент, чтобы справиться с чувством социальной тревоги и незащищенности.
Тревога и застенчивость заставляют нас уйти внутрь себя. Удобно, что одна из лучших вещей, которую вы можете сделать для этого, — это сделать сознательное усилие, чтобы сосредоточиться на настоящем моменте и на том, что происходит вне вас. Вы не сможете погрузиться в свои заботы, если действительно обращаете внимание на то, что говорит другой человек. Это также может помочь сделать несколько медленных глубоких вдохов и преднамеренно расслабить любые мышцы, которые вы непреднамеренно напрягали. Чего вы не хотите, так это исчезнуть в своей голове и попытаться проанализировать или разобрать свои беспокойства. Это полезный навык, но его следует приберечь, когда вы будете в одиночестве. В этом разделе сайта есть еще много статей о том, как справиться с нервозностью.
Признайте свои отвлеченные мысли или чувства и скажите им, что вы займетесь ими достаточно скоро.
У вас есть некоторые мысли, потому что часть вашего разума определила проблему, которую, по ее мнению, вам нужно решить. Иногда он будет удовлетворен, если вы признаете проблему и пообещаете вернуться к ней позже. Например, вам приходит в голову сложная миссия, которую вы не прошли в видеоигре, в которую вы играли. Вы можете быстро сказать себе: «Я сейчас разговариваю со своим другом, но я подумаю об игре по дороге домой на автобусе». Или, если в последнее время вы были в депрессии, вы можете сказать своему разуму: «Я признаю, что сейчас чувствую себя опустошенным и паршивым. послушайте историю моей мамы».
Выделите немного времени, чтобы отвлечься перед разговором.
Если у вас много мыслей и вы знаете, что в тот же день у вас запланировано какое-то общественное мероприятие, заранее сознательно отключитесь. Прилягте или прогуляйтесь и помечтайте столько, сколько захотите. Это может убрать некоторые мысли из вашей мысленной очереди и позволит вам быть более внимательным, когда вы увидите людей позже.
В долгосрочной перспективе практикуйте медитацию и осознанность
Навыки медитации и осознанности помогут вам оставаться в курсе того, что происходит прямо сейчас. Я просто опишу их вкратце, так как полное руководство выходит за рамки этой статьи. Вы можете легко найти ресурсы по ним с помощью онлайн-поиска.
Существуют разные виды медитации, но во многих ее формах вас просят сесть спокойно и сосредоточиться на своем дыхании, счете, мысленном образе или повторяющемся звуке. Если вы поймаете, что ваши мысли блуждают — а вы это сделаете — мягко верните свое внимание к задаче. С практикой вы можете все дольше и дольше пропускать отвлекающие мысли, хотя никто не может полностью успокоить свой ум.
Осознанность — это общее умение сохранять осознанность в настоящем моменте, принимая при этом безоценочное отношение ко всему, что вы испытываете. Вы можете быть внимательными, отправляясь на прогулку, попивая чай или делая покупки в магазине. Вы также можете быть внимательным во время менее приятных событий, например, если ваше колено болит или вы испытываете стресс из-за речи, которую вы должны произнести через неделю. Как и медитация, осознанность — это навык, и, работая над ним, вы сможете лучше удерживать свое внимание сосредоточенным на «здесь и сейчас».
В долгосрочной перспективе стать более социально уверенным и опытным
Легче выйти из зоны, если вы застенчивы, застенчивы и склонны погружаться в свои социальные заботы. Вы также с большей вероятностью устанете от разговора и проверите, нет ли у вас социальных навыков, чтобы перевести его в более интересное русло. Например, в групповом разговоре вы, скорее всего, будете вовлечены и внимательны, если у вас есть уверенность и способность говорить и держать слово против людей, которые пытаются перебить вас и перебить вас.
Научитесь притворяться, что вы внимательно слушаете
В общем, я думаю, что вам следует в первую очередь работать над снижением своей склонности отключаться. Тем не менее, я понимаю, что бывают моменты, когда вы не можете не чувствовать себя рассеянным и рассеянным, но вы знаете, что будет грубо, если вы заметно витаете в облаках. В таких случаях вы можете пойти на просчитанный риск и попытаться притвориться, что вы настроены на разговор.
- Старайтесь находиться только в полузоне, чтобы часть вас могла понять суть того, что говорит другой человек
- Смотреть в сторону говорящего, а не смотреть в сторону
- Заинтересованное/прислушивающееся выражение лица, а не пустое выражение
- Кивнуть и издать тихое «Мм-м-м» прислушиваясь
- Если вы участвуете в шутливой групповой беседе, смейтесь, когда все остальные смеются
- Когда вы почувствуете, что они вот-вот закончат говорить, попытайтесь вернуться в настоящее, чтобы собрать достаточно информации для обоснованного ответа
Что делать, если вас поймали на том, что вы отвлекаетесь во время разговора
Во-первых, признайтесь, что вы отключились. Вас уже поймали, так что не пытайтесь скрыть это или угадать, что они говорили, что вы пропустили.
Если вы смотрели куда-то в пространство, пока группа людей небрежно тусовалась, они, скорее всего, немного подшутят над вами. Посмейтесь вместе с ними, а затем двигайтесь дальше.