Я не встречал в природе жалости к себе стихотворение полностью: Стихотворение «Я не встречал в природе жалости к себе», поэт Волк Братец

Карта сайта

Центральная библиотечная система г. Сыктывкар

  • Главная
  • Архив новостей
  • О системе
    • Документы
  • Наши библиотеки
  • Контакты
  • Коллегам
    • Профессиональные события
    • Конкурсы
    • Публикации
    • Проекты и программы
    • Наши издания
    • Методические рекомендации
    • Опыт других библиотек
    • Планирование
    • Школа информационного комфорта
  • Читателям
    • Анализ деятельности библиотек
    • Требования к оказываемым услугам
    • Правила пользования библиотекой
    • Услуги, оказываемые библиотеками МБУК «ЦБС»
    • Прейскурант на платные услуги оказываемые библиотеками МБУК «ЦБС»
    • Афиша
    • Периодические издания
    • Виртуальные выставки
    • Обзор книг
    • Викторины
    • Конкурсы
  • Спроси у библиотекаря
  • Электронный каталог
  • Электронная библиотека
    • Ресурсы МБУК «ЦБС»
    • Ресурсы НЭБ РК
    • Ресурсы НЭБ РФ
    • Ресурсы библиотеки им. Б.Н.Ельцина
    • Ресурсы Литрес
  • Каруселька: детская страничка
    • Книжный лабиринт
    • Азбука здоровья
    • Информационная безопасность
    • Игровой пятачок
    • Мир детских сайтов
    • Коми ЧОМ
  • Твоя информационная грамотность
  • Краеведение
  • Доступная среда
  • Противодействие коррупции
  • Независимая оценка качества работы
  • Интернет приемная
  • Оценка качества оказания услуг

Петр Вяземский — К перу моему «Перо! Тебя давно бродящая рука…» ~ Стих на Poemata.

ru, читать текст полностью

Перо! Тебя давно бродящая рука По преданной тебе бумаге не водила; Дремотой праздности окованы чернила; И муза, притаясь, любимцу ни стишка Из жалости к нему и ближним не внушила. Я рад! Пора давно расстаться мне с тобой. Что пользы над стихом других и свой покой, Как труженик, губить с утра до ночи темной И теребить свой ум, чтоб шуткою нескромной Улыбку иногда с насмешника сорвать? Довольно без меня здесь есть кому писать; И книжный ряд моей не алчет скудной дани. К тому ж, прощаясь, я могу тебе сказать: С тобой не наживу похвал себе, а брани. Обычай дурен твой, пропасть недолго с ним. Не раз против меня ты подстрекало мщенье; Рожденный сердцем добр, я б всеми был любим, Когда б не ты меня вводило в искушенье. Как часто я, скрепясь, поздравить был готов Иного с одою, другого с новой драмой, Но ты меня с пути сбивало с первых слов! Приветствием начну, а кончу эпиграммой.
Что ж тут хорошего? В посланиях моих Нескромности твоей доносчик каждый стих. Всегда я заведен болтливостью твоею; Всё выскажешь тотчас, что на сердце имею. Хочу ли намекнуть об авторе смешном? Вздыхалов, как живой, на острие твоем. Невеждой нужно ль мне докончить стих начатый? То этот, то другой в мой стих идет заплатой. И кто мне право дал, вооружась тобой, Парнасской братьи быть убийцей-судией? Мне ль, славе чуждому, других в стихах бесславить?, Мне ль, быв защитником неправедной войны, Бессовестно казнить виновных без вины? Или могу в вину по чести я поставить Иному комику, что за дурной успех Он попытался нас трагедией забавить, Когда венчал ее единодушный смех? Прямой талант — деспот, и властен он на сцене Дать Талии колпак, гремушку Мельпомене. Иль, вопреки уму, падет мой приговор На од торжественных торжественный набор, Сих обреченных жертв гостеприимству Леты, Которым душат нас бездушные поэты? Давно — не мне чета — от них зевает двор! Но как ни оскорбляй рифмач рассудок здравый, В глазах увенчанной премудрости и славы Под милостивый он подходит манифест.
Виновник и вина — равно забыты оба; Без нас их колыбель стоит в преддверье гроба. Пускай живут они, пока их моль не съест! Еще когда б — чужих ошибок замечатель — Ошибок чужд я был, не столько б я робел, С возвышенным челом вокруг себя смотрел, И презрен был бы мной бессильный неприятель. Но утаить нельзя: в стихах моих пятно В угоду критике найдется не одно. Язык мой не всегда бывает непорочным, Вкус верным, чистым слог, а выраженье точным; И часто, как примусь шутить насчет других, Коварно надо мной подшучивает стих. Дай только выйти в свет, и злоба ополчится! И так уже хотел какой-то доброхот Мидасовым со мной убором поделиться. Дай срок! И казни день решительный придет. Обиженных творцов, острящих втайне жалы, Восстанет на меня злопамятный народ. Там бранью закипят досужные журналы; А здесь, перед людьми и небом обвиня, Смущенный моралист безделкою невинной За шутку отомстит мне проповедью длинной, От коей сном одним избавлюсь разве я.
Брань ядовитая — не признак дарованья. Насмешник может быть сам жертвой осмеянья. Не тщетной остротой, но прелестью стихов Жуковский каждый час казнит своих врагов, И вкуса, и ума врагов ожесточенных. В творениях его, бессмертью обреченных, Насмешек не найдет злословцев жадный взор; Но смелый стих его бледнеющим зоилам Есть укоризны нож и смерти приговор. Пример с него бери! Но если не по силам С его примером мне успехам подражать, То лучше до беды бумаге и чернилам, Перо мое, поклон нам навсегда отдать. Расторгнем наш союз! В нем вред нам неизбежный; В бездействии благом покойся на столе; О суете мирской забудь в своем угле И будь поверенным одной ты дружбы нежной. Но если верить мне внушениям ума, Хоть наш разрыв с тобой и мудр, и осторожен, Но, с грустью признаюсь, не может быть надежен; Едва ль не скажет то ж и опытность сама. Героев зрели мы, с полей кровавой бури Склонившихся под сень безоблачной лазури И в мирной тишине забывших браней гром; Вития прошлых битв — меч праздный со щитом В обители висел в торжественном покое; Семейный гражданин не думал о герое.
Корысти алчный раб, родных брегов беглец, Для злата смерть презрев средь бездны разъяренной, Спокойный домосед, богатством пресыщенный, Под кровом отческим встречает дней конец, Любовник не всегда невольником бывает. Опомнится и он — оковы разрывает И равнодушно зрит, отступник красоты, Обманчивый восторг поклонников мечты. Есть свой черед всему — трудам, успокоенью; И зоркий опыт вслед слепому заблужденью С светильником идет по скользкому пути. Рассудку возраст есть; но в летописях света Наш любопытный взгляд едва ль бы мог найти От ремесла стихов отставшего поэта. Он пишет, он писал, он будет век писать. Ни летам, ни судьбе печати не сорвать С упрямого чела служителя Парнаса. В пеленках Арует стихами лепетал, И смерть угрюмую стихами он встречал. Несчастия от муз не отучили Тасса. И Бавий наш в стране, где зла, ни мести нет (О тени славные! Светила прежних лет! Простите дерзкое имен мне сочетанье), И Бавий — за него пред небом клятву дам — По гроб не изменит ни рифмам, ни свисткам. Вотще насмешки, брань и дружбы увещанье! С последним вздохом он издаст последний стих. Так, видно, вопреки намерений благих, Хоть Бавия пример и бедствен и ужасен, Но наш с тобой разрыв, перо мое, напрасен! Природа победит! И в самый этот час, Как проповедь себе читал я в первый раз, Коварный демон рифм, злословцам потакая И слабый разум мой прельщеньем усыпляя, Без ведома его, рукой моей водил И пред лицом судей с избытком отягчил Повинную главу еще виною новой. С душою робкою, к раскаянью готовой, Смиряюсь пред судьбой и вновь дружусь с пером. Но Бавия вдали угадываю взором: Он место близ себя, добытое позором, Указывает мне пророческим жезлом.

1816

Краткий анализ «Жалости к себе» Д. Г. Лоуренса – Интересная литература

Литература

Об одном из самых коротких стихотворений Лоуренса – проанализированном доктором Оливером Тирлом Sons and Lovers или такое стихотворение, как «Змея», оно не так известно среди его произведений . Стихотворение занимает едва ли треть страницы в его Полное собрание стихов (классика пингвинов двадцатого века) .

Жалость к себе

Я никогда не видел дикого
жалости к себе.
Маленькая птичка свалится замертво с ветки
, ни разу не пожалев себя.

«Жалость к себе» — это то, что сам Д. Х. Лоуренс называл «анютиными глазками»: как и цветок, это стихотворение — pensée , маленькая мысль, не предназначенная для чего-то большего или более продолжительного. (Лоуренс мог иметь в виду слова Офелии из Гамлет : «А анютины глазки есть, это для размышлений».)

Подобно имажинистским стихам, написанным его коллегами-модернистами (и стоит отметить, что, хотя он и не был добросовестным имажинистом, Лоуренс появился в самая ранняя антология имажинистов, отредактированная Эзрой Паундом в 1914 году), «Жалость к себе» кратка, мимолетна, мгновенна, сосредоточена на одном наблюдении, выраженном ясным языком и свободным стихом. Стихотворение также мало чем отличается от японского хайку или одного из кратких синквейнов Аделаиды Крэпси.

Действительно, как и некоторые из самых знаменитых стихотворений Лоуренса, такие как «Змея» (которое мы проанализировали здесь), стихотворение написано свободным стихом, но оно вращается вокруг трех центральных слов «жалей себя», возвращаясь дважды, один раз во второй строке, а затем еще раз в конце стихотворения, аккуратно намекая на то, что жалость к себе является самопоглощающей и, в конечном счете, саморазрушительной.

Поэма мало чем отличается от поэмы, написанной совершенно другим поэтом-модернистом, Т. С. Элиотом, чей «Самоанализ» изображает идею созерцания пупка и самоанализа как эгоцентричного и солипсического акта саморазрушения, подобного червю. Уроборос, змея, поглотившая собственный хвост.

Но мы могли бы также провести связь между этим маленьким стихотворением Лоуренса и стихотворением, написанным столетием раньше Мэри Лэмб, сестрой эссеиста Чарльза Лэмба. Мэри Лэмб больше всего запомнилась своими « сказками из Шекспира» , которые она написала вместе со своим братом, но она также была прекрасным поэтом. Ее стихотворение «Зависть» выражает отношение к зависти, подобное чувству Лоуренса к жалости к себе:

Это розовое дерево не создано для того, чтобы рождать
Ни фиолетово-голубую, ни прекрасную лилию,
Ни сладкую миньоне:
И если бы это дерево было недовольно,
Или хотело бы изменить свою природную склонность,
Напрасно бы оно волновалось.

Точно так же, как Мэри Лэмб никогда не видела, чтобы розовое дерево испытывало зависть к фиалке или лилии, так и Лоуренс «никогда не видел дикого зверя / жалеющего себя».

Узнайте больше о поэзии Лоуренса с его стихотворением о разладе в детстве, его замечательной поэмой «Зеленый» и его «Новым небом и землей». Вы также можете получить всю поэзию Лоуренса в чудесном толстом томе, Полное собрание стихов (классика Пингвина двадцатого века) .

Автор этой статьи, доктор Оливер Тирл, литературный критик и преподаватель английского языка в Университете Лафборо. Он является автором, среди прочего, книг «Тайная библиотека: путешествие любителей книг по историческим курьезам», и «Великая война, пустошь и модернистская длинная поэма».

Нравится:

Нравится Загрузка…

Теги: Анализ, Д. Г. Лоуренс, Английская литература, Литературная критика, Модернизм, Поэзия, Жалость к себе, Резюме

10 лучших стихотворений Д. Х. Лоуренса, которые должен прочитать каждый — интересная литература

литература

Лучшие стихи Д. Г. Лоуренса, выбранные доктором Оливером Тирлом

Хотя он наиболее известен такими романами, как Сыновья и любовники и Любовник леди Чаттерлей , а также такими рассказами, как «Победитель лошадки-качалки». , Д. Х. Лоуренс был также плодовитым поэтом, чьи работы варьировались от формально традиционных стихов до обширных свободных стихов под влиянием Уолта Уитмена. Далее следует наш выбор из десяти величайших стихотворений из обширного поэтического творчества Лоуренса.

1. «Полная жизнь».

Мы начнем с очень короткого стихотворения Д. Г. Лоуренса, которое в целом звучит так: «Человек не может полноценно жить, если он не умрет и не перестанет заботиться, перестанет заботиться».

2. Жалость к себе’.

Еще одно очень короткое стихотворение, вот это: всего в четырех строчках Лоуренс подчеркивает, что жалость к себе является уникальным человеческим недостатком, не наблюдаемым нигде в мире природы.

3. «Зеленый».

Заря была яблочно-зеленая,
Небо было зеленым вином, поднесенным к солнцу,
Луна была золотым лепестком между …

Лоуренс был наиболее тесно связан с грузинскими поэтами, чье имя выделяло их как патриотически британских (названных в честь тогдашнего короля Георга V ) и как формально условные (их название также было отсылкой к предыдущей «грузинской» эпохе, когда в 1790-х годах на сцену вышел романтизм).

Но ряд великих стихов Д. Г. Лоуренса также фигурировал в ранних антологиях имажинистской поэзии в годы Первой мировой войны; «Зеленый» — особенно прекрасный пример стихов Лоуренса из этих антологий. Хотя это и не совсем «имажинистское» стихотворение в любом очевидном смысле, «Зеленый» показывает способность Лоуренса использовать цвет и образы, чтобы заставить нас увидеть мир по-новому. Строка «Небо было зеленым вином, поднесенным к солнцу» особенно прекрасна.

4. «Змея».

И тут же пожалел.
Я подумал, какой ничтожный, какой пошлый, какой подлый поступок!
Я презирал себя и голоса моего проклятого человеческого образования.

И я думал об альбатросе,
И я хотел, чтобы он вернулся, мой змей.

Ибо он снова казался мне королем,
Словно король в изгнании, некоронованный в преисподней,
Теперь должен быть снова коронован…

Это почти наверняка самое известное стихотворение Д. Г. Лоуренса, написанное свободным стихом повторяет Уолта Уитмена больше, чем vers libre Эзры Паунда или TE Hulme . Лоуренс описывает, как увидел змею, идущую напиться из корыта с водой (стихотворение было написано, когда Лоуренс жил в Италии).

Он думает убить змею, потому что она ядовита, но в конце концов делает слабую попытку атаковать ее бревном, пока змея уползает. Затем он упрекает себя за прискорбное качество «мелочности».

5. «Новое небо и земля».

Я так устал от мира
Я так устал от него
все было испорчено мной,
небо, деревья, цветы, птицы, вода,
людей, домов, улиц, машин, машин,
наций, армий , война, мирные разговоры,
работа, отдых, правление, анархия,
все это было испорчено мной, я знал все это, чтобы начать с
, потому что это был все я…

Это стихотворение 1917 года примечательно тем, что оно более длинное. модернистская поэма, посвященная Первой мировой войне и предвосхищающая гораздо более известную модернистскую поэму Т. С. Элиота «9».0007 Пустошь .

Говорящий в стихотворении рассказывает о своем разочаровании в этом мире, его современных войнах и изобретениях, а также о своем чувстве освобождения от того, что нашел «новый мир». Но стихотворение имеет столько же общего со стихами Уилфреда Оуэна, освещающими ужасы войны, сколько и с более поздней модернистской поэмой Элиота.

6. «Колибри».

Могу себе представить, в каком-то потустороннем мире
Первонемое, далеко назад
В той ужаснейшей тишине, что только задыхалась и гудела,
По улицам мчались колибри.

Прежде, чем что-либо имело душу,
Пока жизнь была пуком Материи, наполовину неодушевленной,
Этот маленький кусочек откололся в блеске
И понесся со свистом среди медленных, огромных, сочных стеблей…

Еще одна поэма о животных, в которой Лоуренс рассматривает (воображаемую) историю колибри, представляя ее как гораздо более крупную птицу на заре времен, так же, как динозавры, теперь «маленькие ящерицы», были «когда-то большими». Это стихотворение прекрасно демонстрирует влияние Лоуренса на другого великого поэта-натуралиста, Теда Хьюза.

7. «Фортепиано».

Тихо в сумерках мне поет женщина;
Унося меня в прошлое, пока я не увижу
Ребёнка, сидящего под роялем, в гуле звенящих струн
И прижимая маленькие ровные ножки матери, которая улыбается, когда поёт…

Упражнение в ностальгия в длинных куплетах, в «Фортепиано» рассказчик стихотворения вспоминает свое детство, когда он слушал, как его мать играет на пианино, сидя под ним и держась за ноги матери, когда она играла. Это воспоминание открывает «перспективу» в прошлое, включающую тоску по воскресным вечерам детства говорящего.

8. «Осенний дождь».

Самолет вылетает
падает черный и мокрый
на газон;

снопы облаков
в небесных полях
свисают и тянутся

в падающих семенах дождя …

Это нежное стихотворение, чьи короткие строки и короткие строфы напоминают капли падающего дождя, было впервые опубликовано в 1917 году, а на жертвы Первой мировой войны могут намекать слова Лоуренса о «мертвых / убитых». Время жатвы и христианское искупление соединяются под дождем, падающим с небес.

9. «Девственная молодежь».

Время от времени
Все мое тело оживает,
И жизнь, которая поляризована в моих глазах,
Что дрожит между моими глазами и ртом,
Как дикая тварь летит по моему телу…

Лоуренс любил противостоять табу в его письме, особенно сексуальные табу. В этом раннем стихотворении он затрагивает тему мастурбации, используя внушающий язык (фраза «волей-неволей» здесь уместна), чтобы вызвать в воображении опыт того, что викторианцы называли «самозагрязнением».

10. «Осушенная чаша».

Снег сохнет на траве
Парень, надо тебе сказать что-нибудь?
Снег сохнет на траве
Туман сгущается над снежными пятнами,
Цветы оттепели и месиво
Луна светит вовсю Я говорю тебе сумму!

Менее известно, чем могло бы быть, что Лоуренс также писал стихи на своем местном ноттингемширском диалекте, так же как Роберт Бернс во многих своих стихах озвучивал свой шотландский диалект.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *