Загробная жизнь людей и вещей. «Памяти памяти» Марии Степановой

Мария Степанова, «Памяти памяти». Новое издательство. М., 2017, 408 страниц

Жанровые атрибуты давно сорваны с якорей. Вот книга, которую некоторые, непонятно с какой стати, окрестили романом — и даже лучшим романом года. Автор снабдила ее своей этикеткой, «романс», которая жанра все равно не определяет, скорее подчеркивает его необычность.

Книга, задуманная как возвращение частного прошлого, на самом деле пробивает брешь в стене, которой мы отгородились от общего

Мария Степанова — прекрасный поэт и, может быть, лучший эссеист русскоязычного пространства, по крайней мере на том его участке, на котором она работает, потому что эссе сегодня — огромное поле, практически все, что не беллетристика, стихи или статья по молекулярной биологии. Романа, я подозреваю, она в ближайшее время не напишет, хотя ей, конечно, виднее. То, что она написала, скорее напоминает эпос, историю конкретной еврейско-русской семьи, который, однако, не имеет ничего общего со снотворными эпопеями, скажем, Роже Мартена дю Гара или Джона Голсуорси — Томасу Манну может быть выпишу индульгенцию.

Это не придуманная семья, а ее собственная, чью историю на протяжении последних полутора столетий она воссоздает по семейным архивам, уцелевшим безделушкам и местам обитания на всем протяжении евразийского континента, которые она посчитала своим долгом навестить. Это глубоко личная книга, и здесь нельзя не отметить контраст с поэтическим творчеством Степановой: Федор Сваровский причислил ее к «новым эпикам», поэтам, настаивающим на сюжете, но при этом намеренно из него устраняющимся, в том числе и в претенциозной личине «лирического героя». В «Памяти памяти» автор отступает на задний план разве что в некоторых вставных, «рифмующихся», по ее выражению, эссе.

У меня есть за пазухой небольшой и, пожалуй, единственный камень, который я лучше уж выложу сразу, чтобы он не портил мне дальнейшей картины. Это проблема синтаксиса: с какой-то страницы начинаешь замечать, что автор все чаще заменяет рефлекторное «который» в придаточных предложениях несколько манерным, с моей точки зрения, «что». Вполне допускаю, что тут моя собственная идиосинкразия напоролась на чужую, но мне видится в этом выпадение из стиля. «Который» действительно надоедливое слово, но без него не обойтись, и с ним будет честнее, потому что каждое такое «что» немедленно напоминает нам, что на самом деле здесь должно быть «который». Деньги лучше просто оставлять где лежат, чем с привлекающей внимание запиской «обратите внимание, деньги тут».

Ну вот разве еще один, совсем уже мелкий камешек. В книге довольно много цитат, как правило с атрибуцией, хотя не все, как мне кажется, поднимаются до уровня, требующего такой атрибуции. Тем удивительней на этом фоне не подписанный ничьим именем девиз покойной тетки автора: «Иди своей дорогой, и пусть люди говорят, что хотят, повторяла она за кем-то». Этот «кто-то» в данном случае — Данте Алигьери: segui il carro e lascia dir le genti.

это совсем не «проза поэта»

Собственно говоря, перечень упреков исчерпан, но о стиле этого письма, за вычетом вышеприведенной придирки, хочется сказать несколько слов особо. Степанова умеет быть не слишком прозрачной, как хорошо известно читателям ее эссе, где давление содержания подчас ставит слова под максимальную нагрузку. Ничего этого, однако, в «Памяти памяти» мы не замечаем, но это совсем не подразумевает сухости и лапидарности, авторская речь насыщена тропами, аллюзиями и лирическими отступлениями, разливающимися в побочные фабулы, но она пропускает сквозь себя сюжетную линию без малейшего сопротивления. Это качество тем более дорого, что с некоторого времени, когда шлагбаум взлетел вверх, нетривиальность стиля представляется кое-кому эквивалентом художественного достоинства, а способность забуксовать читателя уже на третьей странице — залогом совершенства. В данном случае никакой расстыковки между тем, о чем повествуется и как, незаметно, это совсем не «проза поэта», как мы эвфемистически (на самом деле снисходительно) ее именуем.

В самом начале автор предупреждает нас, что речь идет об обычных людях, ни в чем не выдающихся — ни героев, ни злодеев в ее родословной нет, всего лишь один погибший на войне и один пострадавший от сталинских репрессий, но без расстрела и отсидки.

Свою задачу Степанова видит в том, чтобы дать этим людям возможность быть как бы восстановленными в правах, наравне с нами, живыми, потому что ушедшие — пожалуй самое бесправное меньшинство из всех, отмеченных в истории цивилизации, им уже никак не выступить в собственную защиту. Здесь, как мне кажется, мелькнула неубиваемая идея русского космизма, но уже лишенная всех атрибутов сексизма и психоза: Федоров и Циолковский с человеческими лицами. С решением этой задачи Степанова вполне справляется, но на пути к нему книга постепенно обретает совершенно иное измерение и выходит далеко за рамки семейной саги — к этой мысли я еще вернусь.

Что же касается родословной жанра, то автор ее и не скрывает — имя В. Г. Зебальда, стершего границу между эссе, романом и даже фотоальбомом, упомянуто неоднократно, но разница все же есть: в «Аустерлице» Зебальда, к примеру, при всей необычности конструкции, автор остается в пределах беллетристики, тогда как любое подозрение в вымысле скомпрометировало бы идею Степановой. В любом случае жанр, единожды обозначенный, копирайту не подлежит: Пруст — не плагиатор Ричардсона.

Мария Степанова

Несмотря на упомянутый дефицит героизма и злодейства было бы трудно придумать себе семью, отягченную большим бременем символизма, чем та, которая реально досталась автору. Она охватывает огромный континент, от Парижа до дальневосточного Артема, и значительную часть социальной пирамиды: от богатого херсонского заводчика до беспризорника. Каждого из этих людей коснулась катастрофическая история России, но она их как правило обжигала, а не испепеляла, и для большинства из нас, чья родня не хлебнула трагедии полной мерой или старательно об этом забыла, все эти Гуревичи, Фридманы и Степановы ближе, скорее соседи по лестничной клетке, чем персонажи лагерных мемуаров или жертвы показательных процессов. Тем неожиданнее для чуткого читателя окончательный смысл книги.

Степанова реставрирует семейное дерево по дошедшим до нее записям, безделушкам, артефактам и фотографиям

Что же касается вставных эссе, то они по той же методике извлекают из истории полузабытых людей с их духовным и материальным имуществом, как бы поверяя выбранный метод на параллельных сюжетах. Судьба художницы Шарлотты Саломон, создательницы уникального автобиографического альбома «Жизнь? Или театр?», погибшей в Освенциме, несколько выбивается из этого ряда — не только нескончаемой вереницей постигших ее трагедий, но и потому, что Саломон в последнее время стала объектом пристального внимания, ее публикуют, ее работы выставляются, о ней много пишут. Ближе к магистральному повествованию — история американского художника Джозефа Корнелла, работавшего большей частью в жанре «коробок», собирателя беспризорных артефактов, которыми он эти застекленные коробки населял, или синклит обериутов, взапуски перечислявших любимые предметы и ситуации. Степанова реставрирует семейное дерево по дошедшим до нее записям (как бы она ни сетовала на их скудость, склонность ее предков к письменности выше средней), но также по сохранившимся безделушкам, артефактам и фотографиям, иные из которых уже безвозвратно утратили смысл и траекторию.

Характерно, что ближе к концу книги эти вставные эссе исчезают, личный поиск становится вседовлеющим — особенно когда начинают уходить из жизни люди, с которыми автор была в тесном личном контакте.

Смерть как окончательное поражение в правах становится слишком наглядной, на ее оттеснение уходят все силы, а в финале это уже какое-то presto, лихорадочные попытки пригласить тех, кому в тексте как бы не хватило места или фактографии. Это нарастающее напряжение, которое Саломон и Корнелл до времени успешно от нас заслоняют, работает на протяжении всей книги, но мы по-настоящему замечаем его, когда пружина распрямляется — композиционный tour-de-force.

И вот теперь хочется поговорить о втором смысле, более абстрактном, независимо от того, насколько он был очевиден для автора в процессе письма. По странному совпадению (все та же рифмовка?), параллельно «Памяти памяти» я читал книгу Юрия Слезкина, профессора Калифорнийского университета Беркли, «Дом правительства» — о жильцах пресловутого «дома на набережной», их окружении и потомстве. Книга эта опубликована в прошлом году, по-английски, но русский перевод, видимо, не за горами. Здесь тоже заметен жанровый дрейф: перед нами, казалось бы, исторический труд с огромными документальными раскопками, но на поверку куда необычнее, с крупными прожилками ранней советской литературы, и повествование чуть ли не на четверть составляют куски из дневников и писем, как и у Степановой.

Вот только автор полностью уклоняется от субъективных оценок, но по сути это сходная попытка реставрации прав покойников, хотя и на другом социальном этаже: все эти люди принадлежат истории, они ее творили, по большей части неприглядно и кроваво, пока не стали костями в колымских болотах и сугробах и их не вычеркнули из учебников, а их потомство, одержимое теми же идеалами, не полегло на Второй мировой. В отличие от героев Степановой, они жили слишком близко к ядерному реактору.

Персонажи вроде бы совсем иного плана, но есть поразительные перемычки. Например, Сарра Свердлова, сестра куда более железного, чем Феликс, Якова — подруга юности степановской прабабки. Пока Мария Степанова дробила окаменевшую породу времени на этом берегу, с противоположного прокладывали встречный тоннель, только на ином уровне, и стыковки пока нет — не для двух человек эта работа над завалами, которые явились плодом усердия всей страны.

Много лет назад я пытался осмыслить урок совершенно другой книги. «Изнанка мира» американского прозаика Дона Делилло — огромная эпопея, посвященная истории его страны в годы «холодной войны». В отличие от вышеупомянутых, это чистая беллетристика, роман, он выстроен вокруг артефакта, мяча, залетевшего на трибуны во время знаменитого бейсбольного матча в начале 50-х, и с тех пор ставшего сувениром, меняющим хозяев, через чьи судьбы воссоздана эпоха. И тогда мне подумалось, что по эту сторону океана ничего подобного такой попытке осмысления не произошло, а время уходит безвозвратно. Все, что было написано об этом по-русски до тех пор, да и с тех пор, казалось мне неадекватным.

Как теперь видно, я ошибся, и в каком-то минимальном смысле могу сказать «ныне отпущаеши». «Памяти памяти», книга, задуманная как возвращение частного прошлого, на самом деле пробивает брешь в стене, которой мы отгородились от общего. За этой стеной — не история, а живые люди, и если мы о них забываем, они умирают повторно. Их возвращение — непосильный труд для одного человека, даже такого виртуоза, как Слезкин, потому что оно требует не просто работы с документами, а воображения художника, на то он нам и послан. Книга Марии Степановой — спасительная трещина, которую дала наша коллективная амнезия на уровне человеческих глаз, а не там, в вышине, где страдали в своих шестикомнатных вольерах революционеры, это попытка реабилитации памяти и истории как частного достояния каждого. История дала течь, память вытекает наружу, а что теперь с ней делать — решать нам самим.

100 часов в Cyberpunk 2077 — Игры на DTF

43 914 просмотров

1 час— первое, что я делаю- рассматриваю графику с лупой. Поначалу показалось, что это прокаченный правильными руками Fallout 4. Но потом я увидел своего сверх детализированного напарника, в котором полигонов даже большее, чем в знаменитой жабе из Крайзиса, и понял, что игра заставит попотеть мою систему.

7 часов — решил пробежаться по району. В итоге бегу, ору! От восторга. Город- великолепный. Рекламные ролики по игре не особо вдохновляли, но вот вживую- я даже на средних настройках переживаю за свою видеокарту. Плотность застройки такая, что у меня в поле зрения постоянно несколько десятков зданий, при этом на каждом какое-то безумное количество мелочей. Фонарики, вывески, голограммы, граффити, антенны, окна, которые выглядят как окна, за которыми есть комнаты- и всё яркое, сочное, всё можно разглядеть на расстоянии в сотню метров. Что-то подобное видел лишь у Ubisoft в Assassin’s Creed Unity, но там французы быстро сообразили, что между детализацией и производительностью нужно выбирать бабки и свернули лавочку с графоном. Поляки же решили увеличить детализацию на x2 и масштаб на x10. «Если нужно всё сжечь, пусть горит»- заявил главный разработчик, глядя на консоли, и забабахал Найт-Сити. Жалко, покупателей забыли об этом предупредить.

9 часов — на высоком уровне сложности стрельба- говно. Оружие выглядит и чувствуется прекрасно, а звучит и того лучше- при перезарядке снайперской винтовки слышно движение каждой пружинки, а в энергетической двустволки- гудение батарей и конденсаторов. Но даже с отключенными циферками урона грёбанная система уровней напоминает о себе. Всаживаешь противнику в голову десять пуль, и ноль эффекта. Он в тебя две, и ты труп. Очень увлекательно перестреливаться по полчаса, прячась за выступами.

10 часов— но всё меняется, когда приходит он- средний уровень сложности для казуалов. Враги начинают отлетать с двух- трёх выстрелов, перестрелки становятся драйвовыми и зрелищными, к тому же постоянно появляется новое оружие, которое хочется опробовать. Специально бегаю по точкам интереса, чтобы вволю пострелять, и жалею, что банды тут всего человек по десять. Хочется планомерно зачищать какой-нибудь небоскреб этажей на пятьдесят с парой сотен противников. Эх, мечты, мечты.

12 часов – когда все писали про невероятную постановку, я почему то думал, что имелся в виду ракурс камеры, необычное освещение или типа того. Но начиная с момента, когда мы с чумбой спрятались за стеклом и заканчивая допросом на фоне ядерного взрыва- игра просто разорвала всё мои представление о построении миссий в играх с открытым миром. Когда я под шикарную музыку с револьвером в одной руке и сумкой с ядерной бомбой в другой прорывался по коридорам корпорации, чтобы взорвать всё к чертям собачим во славу хаоса- это было словно возвращение в лучшие моменты Call of Duty. Хз, что там дальше будет, но если подобных сцен наберется еще десяток- однозначно лучшая игра за последние три года.

14 часов – узнал, что с Джуди мне ничего не светит и почти решился начать играть заново. Остановило то, что игру в любом случае нужно будет проходить во второй раз, и тогда уж можно будет выбрать девушку- протагониста. Почему — в любом случае? Скажем так, имеются определенные проблемы с производительностью, и хочется увидеть, как это будет выглядеть после февральских патчей. «Сколько у тебя кадров?»- спрашивает знакомый в ответ на мои восторги. «Достаточно для комфортной игры- слегка кривя душой, отвечаю я- Точных цифр не скажу, но стабильные как скала «да так, тормозит временами.»

18 часов — за годы в Стиме я не делал столько скриншотов, сколько в этой игре делаю за пару часов. Когда видишь безумную красоту города, ну невозможно же удержаться! Порой посещают странные мысли вроде записи несколькочасового видео и последующего просмотра просто ради любования красотами города. А вот фотомод вообще не зашел.

24 часа— вождение было терпимым, пока не нашел Хавелину, малышку. Теперь езда по городу- мое любимое времяпрепровождение. Какая же она обалденная! Просто ездишь и кайфуешь, даже на нужных точках вылезать не хочется. До этого я не задумывался о покупке предлагаемых машин, а тут захотелось попробовать — вдруг найду что-нибудь ещё настолько же крутое?

29 часов — проститутки- не впечатляют. А вот что впечатляет- чувак в «Посмертии», умирающий на столе уже неделю. Нет, я всё понимаю, на каждого перса уникальных реплик не напасёшься, но в третий раз услышать, как друг умирающего орёт в трубку «Срочно приезжай, иначе он сдохнет!»- уже перебор. Как и с теми копами, что сидят у моего дома и обсуждают рапорт. В какой-то момент я не выдержал и закидал их гранатами. И что же увидел, возвращаясь домой с очередного задания? Да, опять их- лень и халтуру разработчиков.

31 час – помимо стрельбы, понял, что мне нравится читать записки в «мусорных» заданиях. Они все- в виде диалогов, и уже за одно это полякам нужно выдать награду в области инноваций. Никаких тебе описаний и рассуждений, растянутых на две страницы, просто живой разговор. Иногда- через чур живой. Но мне гораздо интереснее читать просьбу падальщика о кондиционере и последующий посыл его найух, чем очередное «однажды в нашей деревне… и тогда мы собрались… эти руины были наполнены…» Я стал читать все записки, и полюбил истории, стоящие за простыми заказами. Банальные, но жизненные. Вот девушка попыталась шантажировать начальницу. Вот копы подставили чересчур щепетильных коллег. Вот любитель сладкой жизни умоляет вывести его из города. Читаешь- и вспоминаешь тех же дебилов, что тебя окружают. Как будто бы Лёха из третьей квартиры по-пьяне решил поставить себе дешёвых имплантов, а потом словил киберпсихоз, разнес полдома, а потом завербовался в Макс Так. Жиза.

33 часа — тема с уровнями оборачивается той самой хероборой, которой я и боялся- когда майка бомжа защищает сильнее, чем бронежилет элитного наёмника. Потому что уровни! И бегаешь не в том, что нравится, а том, что необходимо. Ладно еще при игре так выглядеть, но проходить финал и смотреть на себя в последней заставке — вообще не вариант. Уверен, какая бы крутая она не была, мой герой в розовых шортиках и сине-мудацкой кепке завалит весь драматизм.

38 часов — специально выехал за город, остановился и посмотрел вдаль. Твою мать, спрайты! Реально, такие спрайты, что я вспомнил старушку PS1. Не просто спрайты, а такие мерзкие, будто их специально делали, чтобы ты, глядя на них, скрипел зубами. Вот прям образцово-херовые.

42 часа— стараюсь как можно меньше времени проводить в интерфейсе игры. Настолько там всё плохо и через жопу, что когда туда залезаешь, хочется поступить как герой «Левиафана» — выпить водки, сесть на стул и расплакаться. «Я ничего не понимаю».

50 часов— задания на зачистку- лучшая возможность для отыгрыша эвер! Ты реально можешь делать то, что хотел, но не мог творить в реальной жизни. Представь, ты едешь по своему городу, у тебя за поясом четырхзарядный револьвер «Буря», а на навигаторе обозначены все наркоторговцы, взяточники, продажные полицейские, коррумпированные чиновники, бандиты и прочие очень-очень нехорошие люди. И ты можешь отстреливать их всех! Просто отстреливать — и ничего тебе за это не будет! Максимум — на тебя начнут кричать полицейские, но успокоятся, стоит завернуть за угол. Отбежал на сотню метров — и ты чист перед законом. Это плохо? Нет, скажите, это плохо?! Если вы скажите, что это плохо — вы мой кровный враг на всю жизнь!

54 часа — я, конечно, уважаю ребят из CDPR за то, что к сексуальным сценам они подошли с креативом, но можно мне просто посмотреть нормальную сцену секса с Панам? Ну нихера же не видно! Ладно, не видно, так я еще в следующие двадцать минут, расстреливая людей из пулемета, постоянно думал — она сейчас голая или уже успела одеться? И будет ли продолжение? А повторение? А как я вообще выступил? Вот что реально сбивает настрой!

62 часа — проблема побочных линий в том, что они – затягивают. Если в Ведьмаке я сдавал задание и бежал за следующим, то тут я хочу продолжать их. И вроде бы квесты заканчиваются логично- но я ХОЧУ узнать, что было дальше! Зомбированный чувак решил сражаться с системой? Хочу поучаствовать в его борьбе! Поймали маньяка? Давайте ловить следующего! Искусственный интеллект начал эволюционировать? Хочу смотреть, как он захватывает город! Умом я понимаю, что сделать это всё — невозможно, но тогда зачем? Зачем вы меня в это затянули?! Зачем тут всё так круто сделано? Персонажи- прописаны, истории- интересные, постановка стабильно имеет все остальные игры. Выбор разрабами вида от первого лица- оправдан на 146%. У меня ни разу не возникло ощущения, что я смотрю заставку, всё вокруг- это именно что события, происходящие вокруг. Даже несмотря на тормоза и баги.

66 часов — музыка! Я не скажу, что в восторге от самих треков, но вот то, как они попадают в настроение- просто космос. Едешь себе по ночному городу, никуда не торопишься — и вдруг из радио заиграет «Outsider No More». И аж что-то внутри всколыхнется, и мысли, и чувства накатывают. И ты по-прежнему понимаешь, что это игра, а герой — всего лишь прописанный болванчик. Но в то же время ты прям чувствуешь то, что мог бы чувствовать человек, живи он в таком мире. Как будто это всё реально, просто для нас не существует. Другой мир, в котором тоже живут люди. В общем, хер знает, как правильно объяснить, но это потрясающие моменты.

71 час — эта игра порой вызывает приступы паники и шизофрении. Выполняю миссию, подхожу к лежащему телу в кресле, надпись «Зажмите F». Зажимаю. Ничего не происходит. Отхожу, пробую зайти с разных боков- то же самое. Осматриваю комнату, потом всё тщательно сканирую, подхожу, зажимаю- ничего. Перезагружаюсь, всех убиваю, подхожу, зажимаю- ничего. Чего ты от меня хочешь, тварь?! Ладно, это баг, но что делать, когда не можешь найти нужный контейнер- его нет, потому что ты плохо ищешь, или его нет, потому что баг? А знак задания посреди грёбанного ничего — это значит, что тут что-то должно быть? Или что мне нужно исследовать это ничего? А невозможность совершить какое-либо действие? А исчезнувшие герои? А разом звонящие персонажи? Это всё баги? Или в этом есть какой-то смысл? Ааааааа!

76 часов— город слишком проработан! Найдя очередную локацию, на которой находится тысяча и одна мелочь, я отказываюсь верить, что это просто декорация для уничтожения ещё одной группы падальщиков. Здесь должна быть какая-то история! Здесь должны быть сюжетные персонажи! Здесь то самое место, которое можно исследовать часами и совершать всё новые открытия! Да, да, я опять забыл принять свои таблетки.

80 часов— а я до сих пор не наигрался. Бью себя по рукам, оставляя задания на второе прохождение. Более того, мне до сих пор хочется бегать и зачищать «мусорные» задания. Потому что там — истории! Потому что там — стрельба! Потому что просто фаново и весело!

87 часов— поймал себя на мысли, что не пользуюсь фаст-тревелом. Если расстояние метров 500- бегу пешком, если больше- еду на транспорте. Два раза пользовался- посмотреть, как оно работает, и выбраться из пустыни. Всё. Реально, какая-то киберпанковская магия, больше ни одна игра такого желания передвигаться на своих двоих не вызывала.

92 часа — с середины игры решил идти по концовке кочевников, но в какой-то момент не выдержал, и выбрал .. ну, в общем ту концовку, которую не нужно было выбирать. И когда человек, который мне доверял, вдруг понял, что для него всё кончено, испугался, разозлился, а в конце прошептал «…., Джонни» — я себя такой тварью почувствовал! Вроде бы всё правильно сделал с логической точки зрения, но прямо мерзко на душе. Пока не сел переигрывать так, как задумал, не мог успокоиться. Вот что значит «максимум погружения».

95 часов— эпичный момент- мы с соратниками штурмуем цитадель зла. В какой-то момент они говорят, что включилась сирена. А я смотрю, как беззвучно взрываются гранаты, и как враги стреляют из беззвучного оружия, и понимаю, что где-то меня обделяют, чего-то недодают. Может быть, сейчас даже играет крутая музыка. Эх, игра, игра, забагованная ты сука!

97 часов— последние миссии за разные фракции отличаются процентов на восемьдесят, и все вместе представляют собой пол компании какой-нибудь хорошей одиночной игры. Часов пять точно занимают. Я порадовался, что могу пройти их все, сделав лишь один выбор перед самым финалом. А так же тому, что от моего прохождения зависит самое важное — послания от друзей. Я прошёл с ними всю игру, пережил маленькую жизнь — и теперь получаю свою, личную историю. И пусть глобально они ни на что не влияют, но для меня их сообщения значат всяко больше, чем очередные субтитры о судьбах мира.

98 часов — решил добить охоту на киберпсихов и на этом закончить с игрой. Но в очередной раз то ли квест баганулся, то ли я его не понял, и охота стала не завершаемой. Я понял, что это знак, и можно откладывать игру до февральского патча. К этому моменту я наиграл 98 часов. Да, я не наиграл в неё 100 часов, как указанно в заголовке, но было бы странно писать про Киберпанк и ни в чём не соврать. С другой стороны, настрой после игры такой, что я совершенно точно могу повторить за классиком «Когда пройдет ещё один год- В статистике Стима напишут — Из миллиардов и миллиардов наигранных часов – Моих — четыреста тысяч»!

Только ВЫ можете написать свою историю, никогда не позволяйте никому украсть ручку

Есть замечательная цитата, которая гласит: «Когда вы пишете историю своей жизни, не позволяйте никому держать ручку». Забудьте просто держать ручку, люди будут изо всех сил стараться вырвать ее из ваших рук и написать вашу историю полностью по своему вкусу. Не позволяй им.

«Когда вы пишете историю своей жизни, не позволяйте никому держать ручку».

Я много думал об этом в последнее время, как мы достигли такого уровня в нашем обществе, когда мы никому не позволяем держать свою ручку в руках. Каждый божий день, как в большом, так и в малом, мы не просто позволяем другим писать наши истории для нас, мы делаем то же самое с ними. Кажется, что мы все играем друг с другом в биографов, тогда как должны играть в автобиографов перед собой.

Вам не нужно далеко ходить, чтобы понять, что я имею в виду. Просто опубликуйте что-нибудь, даже самое обыденное, в социальных сетях, и вы увидите это в действии. Вы можете сказать «яблоки», а другой человек обвинит вас в том, что вы сказали «апельсины». Вскоре все, включая вас, полностью убедятся, что вы действительно сказали «апельсины».

Этот пример кажется такой мелочью. Кого волнует, если все думают, что вы сказали «апельсины» вместо «яблоки», верно? В конечном счете, это просто слова на экране, и это не влияет на вашу жизнь. За исключением того, что это так. В этот короткий момент, этот, казалось бы, тривиальный момент, вы позволили кому-то другому переписать вашу историю под их нарратив.

Хуже того, вы облегчили другим возможность переписывать большую часть вашей истории. Видите ли, как только вы позволяете кому-то схватить ручку, даже если это всего лишь на крошечную-маленькую секунду, вернуть ее почти невозможно. Они передают это. Играйте с ним подальше.

Прежде чем вы это узнаете, они используют его, чтобы написать большую часть истории вашей жизни. Ваша жизнь становится биографией, написанной людьми, которые даже не знают вас. Ведь ни один человек на этой земле не знает вашу историю лучше вас.

«В любой момент у вас есть право сказать: история так не закончится».

Не позволяйте своей жизни стать биографией, когда она должна быть автобиографией

Как и в случае с буквальной биографией, когда вы позволяете кому-то другому написать вашу историю, ваша «аудитория» никогда не увидит полной реальной картины. Никогда не узнает тебя настоящего. Даже человек с самыми лучшими намерениями и самым искусным пером не может уловить все мелочи, мелкие нюансы, которые делают вас тем, кто вы есть.

К сожалению, у большинства людей, пытающихся написать наши истории, не самые лучшие намерения в отношении нас — или, если уж на то пошло, у них не самое искусное перо. Нет, у них обычно есть очень гнусные причины, по которым они хотят, чтобы мир увидел нас другими глазами. Бывший, который хочет переписать историю вашего разрыва. Брат или сестра, который хочет, чтобы ваша семья думала, что причина вражды — ВЫ. Даже незнакомец, который хочет, чтобы интернет подумал, что вы сказали что-то, чего не говорили.

Итак, вы должны изо всех сил схватить эту ручку, когда кто-то попытается ее украсть. Держитесь как можно крепче и напишите свою собственную историю. Что еще более важно, напишите это так, как ВЫ хотите, даже если вы думаете, что люди будут осуждать вас за это.

«Мир осудит вас независимо от того, что вы делаете, так что живите так, как хотите».

Мир осудит вас, несмотря ни на что, так что напишите историю, которую хотите…

Есть цитата: «Мир осудит вас, что бы вы ни делали, так что живите так, как хотите». То же самое касается написания вашей истории. Недостаточно просто держать ручку; только вы должны решить, что вы хотите добавить в свою историю. Точно так же, как вы никогда не должны оправдывать то, что делает вас счастливым, вы никогда не должны чувствовать, что вам нужно «отредактировать» свою жизнь, чтобы она соответствовала чьему-то представлению о том, каким должен быть ваш рассказ.

Если вы хотите жить в сказочной истории, наполненной рыцарями в сияющих доспехах, дерзайте… даже если мир говорит, что настоящим феминисткам рыцари не нужны. Если вы хотите жить приключенческой историей, рысью по миру в поисках потерянных сокровищ, сделайте это… даже если мир говорит, что это «непрактичный» образ жизни. Черт возьми, если вы хотите пережить ужасную историю, наполненную приключениями охоты на призраков, дерзайте… даже если все говорят, что призраки не настоящие.

Дело в том, что вы решаете все, что касается вашей истории. Персонажи, сеттинг, жанр, тропы. Каждый аспект вашей истории — вашей ЖИЗНИ — зависит только от вас. Не позволяйте никому говорить вам обратное. Когда вы позволяете другим красть ручку, вы становитесь второстепенным персонажем в своей собственной истории, тогда как вы должны сиять как главный герой.

Я оставлю вас с последней удивительной цитатой (на самом деле больше похожей на стихотворение) Стефани Беннет-Генри, которая действительно резюмирует все, что я пытаюсь здесь донести. Она длинная, но ее стоит прочитать.

А теперь выходите и напишите свою историю! Держите ручку крепко в кулаке и расскажите историю, которую ВЫ хотите рассказать. Будьте своим собственным автобиографом.

Наклейка «Добавь свое» в Instagram Story (Как использовать + Получить + Креативные идеи)

Александра | 4 ноября 2021 г.

Вы видели новую наклейку Instagram Story?

Это называется «Добавь свое».

Давайте поговорим о:

• Для чего нужна наклейка Insta Story «Добавь свое»?
• Как им пользоваться?
• Как увидеть , если люди добавили свои истории на вашу наклейку?
• Можете ли вы сделать репост чьего-то ответа в Insta Story?
• Кто может видеть ответы стикеров?
• Как получить наклейку «Добавь свою» (если у вас ее еще нет)
• 80+ креативов «Добавь свои» идеи

Начнем!

Что такое наклейка «Добавь свою» в историю Instagram?

Это наклейка для начала «тренда», «вызова» или «треда».

Вы начинаете испытание.

Затем ваши подписчики нажимают на наклейку, чтобы добавить свой ответ на вызов.

Они могут ответить фотографией, видео, снимком экрана или любым другим медиафайлом из фотопленки.

Фото/видео появится через ИХ Stories, а вы можете посмотреть все присланные Stories тоже!

Другие люди также могут нажать на наклейку и посмотреть все истории Insta Stories. Как это круто?!

Это УДИВИТЕЛЬНО для:

• Получайте удовольствие!
• Объедините свое сообщество
• Сделайте так, чтобы вашу учетную запись увидело больше людей (поскольку подписчики ваших подписчиков увидят ВАШУ наклейку с вызовом, и они могут проверить вас и присоединиться!)

Больше информации и идей ниже.

Во-первых, давайте посмотрим, как использовать наклейку «Добавь свою историю».

Как использовать новую наклейку «Добавь свое» в Instagram Story

Это очень просто.

Я покажу тебе дополнительные трюки тоже.

Вот как использовать наклейку для истории Instagram «Добавь свое» (инструкция с изображением ниже):

1. Добавьте фото или видео в свою историю
2. Нажмите на кнопку «Наклейка»
3. «Добавь свой»
4. Напишите название для своего задания (см. идеи ниже) или
5. Нажмите на кнопку «Кости», чтобы сгенерировать случайную идею испытания
6. Опубликовать!

Теперь подождите, пока люди добавят свои фото или видео.

Дополнительные хитрости:

Когда вы делитесь своим ответом, вы можете оформить свою историю так, как вам хочется.

Вы можете:

• Переместить наклейку
• Добавить цветной фон,
• Добавьте наклейку со ссылкой (УДИВИТЕЛЬНО, чтобы поделиться своим сообщением в блоге или продуктами!!)
• Добавление нескольких фото и видео на один экран

Как узнать, добавили ли люди свои фотографии на вашу наклейку «Добавь свое»?

Чтобы увидеть ответы людей на истории:

• Откройте свою историю
• Нажмите на наклейку
• Вы увидите фотографии профилей людей
• Нажмите на одну из них, чтобы увидеть их истории

Можете ли вы сделать репост их историй в своих историях?

Допустим, вы создали тему.

Вы проверяете чьи-то истории.

Можете ли вы повторно поделиться их Историей в своей Истории?

Сейчас, к сожалению, нет кнопки поделиться.

Надеюсь, Instagram скоро добавит эту новую функцию, потому что это было бы очень полезно!

Что делать, если вы действительно хотите повторно поделиться чьей-то историей Insta в своей истории?

У вас есть 2 варианта:

1. Когда вы делитесь наклейкой «Добавьте свое», попросите своих подписчиков отметить вас в своих историях.

Например:

2. Сделайте снимок экрана или запись экрана их историй, а затем поделитесь ими в своей истории. Щелкните здесь, чтобы просмотреть руководство. Не забудьте отметить их в своей истории, чтобы они могли видеть, что вы повторно поделились ими.

Кто может видеть фотографии, добавленные в наклейку «Добавь свои»?

Это общедоступный вызов .

Это означает, что каждый сможет увидеть вашу историю.