Воспоминания моих несчастных маркес: «Вспоминая моих несчастных шлюшек» Маркес Гарсиа: рецензии и отзывы на книгу | ISBN 978-5-17-072852-7, 978-5-271-36428-0 — Книги для домашнего мастера

Воспоминания моих несчастных маркес: «Вспоминая моих несчастных шлюшек» Маркес Гарсиа: рецензии и отзывы на книгу | ISBN 978-5-17-072852-7, 978-5-271-36428-0

Содержание

Габриэль Гарсиа Маркес, Вспоминая моих несчастных шлюшек – читать онлайн полностью – ЛитРес

Он не должен был позволять себе дурного вкуса, сказала старику женщина с постоялого двора. Не следовало вкладывать палец в рот спящей женщины или делать что-нибудь в этом же духе.
Ясунари Квабата. Дом спящих красавиц

От переводчика

Книга Габриэля Гарсии Маркеса называется «Memorias de mis putas tristes». Испанское слово «puta», означающее «продажная женщина», – нецензурное, срамное. Почему Гарсиа Маркес, большой писатель, замечательный мастер слова, вынес в заглавие это грязное ругательство? Я думаю, дело в том, что герой, вспоминая своих не таких уж скверных, а скорее несчастных женщин, с которыми он имел дело, определяет этим словом свою жизнь, бездарно растраченную на безлюбый секс, не затрагивающий души. Этот заголовок – вопль о пропавшей жизни, в которой утехи плоти оказались самоцелью, а безлюбый секс, по выражению автора, – «утешение тех, кого не настигла любовь».

Мне кажется, что горечь этой книги еще и в том, что большой художник уловил симптомы болезни, поразившей не просто отдельную личность или поколение, но наше время, а может быть, даже и цивилизацию. Он словно увидел из своей Колумбии вереницы молоденьких девушек, стоящих на обочинах шоссейных дорог и на уличных углах во всем мире. Это не жрицы любви, нероскошные куртизанки, немодные путаны и даже не бывалые проститутки. Это – блядушки, молоденькие, заблудшие девчонки, потерявшие всякие ориентиры в жизни и не умеющие примирить свои унылые, полуголодные будни с гламурными картинками в телевизоре. Они еще не знают, какую страшную цену им придется платить, сколъкие останутся на обочине, больные и никому не нужные, ожесточатся и станут платить злом за зло, бросать своих детей, спиваться…

Я перевела бы название этой книги «Вспоминая моих несчастных блядушек», потому что ни одно другое слово из этого ряда не передает боли автора, заключенной в сочетании «putas tristes».

И все-таки эта книга – о любви.

Прекрасная и гибельная любовь настигает героя на пороге небытия. Она наполняет его существование смыслом, открывает ему иное видение привычных вещей и вдыхает живое тепло в его ставшую холодным ремеслом профессию.

И еще эта книга – о старости. О той поре, когда желания еще живы, а силы уже на исходе, и человеку остается последняя мудрость – увидеть без прикрас и обманных иллюзий всю красоту, жестокость и невозвратную быстротечность жизни.

Л. Синянская

1

В день, когда мне исполнилось девяносто лет, я решил сделать себе подарок – ночь сумасшедшей любви с юной девственницей. Я вспомнил про Росу Кабаркас, содержательницу подпольного дома свиданий, которая в былые дни, заполучив в руки свеженькое, тотчас же оповещала об этом своих добрых клиентов. Я не соблазнялся на ее гнусные предложения, но она не верила в чистоту моих принципов. А кроме того, мораль – дело времени, говаривала она со злорадной усмешкой, придет пора, сам увидишь. Она была чуть моложе меня, и я много лет ничего о ней не слышал, так что вполне могло случиться, что она уже умерла. Но при первых же звуках я узнал в телефонной трубке ее голос и безо всяких предисловий выпалил:

– Сегодня – да.

Она вздохнула: ах, мой печальный мудрец, пропадаешь на двадцать лет и возвращаешься только за тем, чтобы попросить невозможное. Но тут же ее ремесло взяло верх, и она предложила мне на выбор полдюжины восхитительных вариантов, но увы – да, все бывшие в употреблении. Я стоял на своем, это должна быть девственница и именно на сегодняшнюю ночь. Она встревоженно спросила: А что ты собираешься испытать? Ничего, ответил я, раненный в самое больное, я сам хорошо знаю, что могу и чего не могу. Она невозмутимо заметила, что мудрецы знают все, да не все: единственные Девы, которые остались на свете, это – вы, рожденные в августе под этим знаком. Почему ты не известил меня заранее? Вдохновение не оповещает, сказал я. Но может и подождать, сказала она, всегда знающая все лучше любого мужчины, и попросила, нельзя ли дать ей хотя бы дня два, чтобы хорошенько прозондировать рынок. Я совершенно серьезно возразил ей, что в таких делах, как это, в моем возрасте каждый час идет за год. Нельзя, так нельзя, сказала она без колебаний, но ничего, так даже интереснее, черт возьми, я позвоню тебе через часик.

Этого я мог бы и не говорить, потому что это видно за версту: я некрасив, робок и старомоден. Но, не желая быть таким, я пришел к тому, что стал притворяться, будто все как раз наоборот. До сегодняшнего рассвета, когда я решил сказать сам себе, каков я есть, сказать по собственной воле, хотя бы просто для облегчения совести. И начал с необычного для меня звонка Росе Кабаркас, потому что, как я теперь понимаю, это было началом новой жизни в возрасте, когда большинство смертных, как правило, уже покойники.

Я живу в доме колониального стиля, на солнечной стороне парка Сан-Николас, где и провел всю жизнь без женщины и без состояния; здесь жили и умерли мои родители, и здесь я решил умереть в одиночестве, на той же самой кровати, на которой родился, в день, который, я хотел бы, пришел не скоро и без боли. Мой отец купил этот дом на распродаже, в конце XIX века, нижний этаж сдал под роскошную лавку консорциуму итальянцев, а второй этаж оставил для себя, чтобы жить там счастливо с дочерью одного из них, Флориной де Диос Каргамантос, прекрасно исполнявшей Моцарта, полиглоткой и гарибальдийкой и к тому же самой красивой женщиной с потрясающим свойством, какого не было ни у кого во всем городе: она была моей матерью.

Дом просторный и светлый, с гипсовыми оштукатуренными арками и полами, набранными флорентийской мозаикой с шахматным узором; четыре застекленные двери выходят на балкон, который опоясывает дом, куда моя мать мартовскими вечерами выходила со своими итальянскими кузинами петь любовные арии. С балкона виден парк Сан-Николас, собор и статуя Христофора Колумба, еще дальше – винные подвалы на набережной, а за ними – широкий простор великой реки Магдалены, разлившейся в устье на двадцать лиг. Единственное неудобное в доме, что солнце в течение дня поочередно входит во все окна, и приходится занавешивать их все, чтобы в сиесту попытаться заснуть в раскаленной полутьме. Когда в тридцать два года я остался один, я перебрался в комнату, которая была родительской спальней, открыл проходную дверь в библиотеку и начал распродавать все, что было мне лишним для жизни, и оказалось, что почти все, за исключением книг и пианолы с валиками.

Сорок лет я работал составителем новостей в «Диарио де-ла-Пас», работа заключалась в том, чтобы на понятном местному населению языке расписывать мировые новости, которые мы перехватывали на лету в небесном пространстве на коротких волнах или по азбуке Морзе. Сегодня я скорее выживаю, чем живу на пенсию за то уже умершее занятие; еще меньше мне дает преподавание латинской и испанской грамматики, почти совсем ничего – воскресные заметки, которые я строчу без устали вот уже более полувека, и совсем ничего – коротенькие заметочки о музыке и театре, которые я публикую задаром каждый раз, когда сюда приезжают знаменитые исполнители. Я никогда не занимался ничем другим, только писал, но у меня нет ни писательских способностей, ни призвания к этому, я совершенно не знаю законов драматургической композиции и ввязался в это дело только лишь потому, что верю в силу знания, которое черпал из множества за жизнь прочитанных книг. Грубо говоря, я – последыш рода, без достоинств и блеска, которому нечего было бы оставить потомкам, если бы не то, что со мной случилось и о чем я рассказываю в этих воспоминаниях о моей великой любви.

О своем дне рождения в день девяностолетия я вспомнил, как всегда, в пять утра. Единственным делом на этот день, пятницу, у меня была подписная статья для публикации в воскресенье в «Диарио де-ла-Пас». Утренние симптомы были идеальны для того, чтобы не чувствовать себя счастливым: кости болели с самого рассвета, в заднем проходе жгло, да еще грохотал гром после трех месяцев засухи. Я помылся, пока готовился кофе, потом выпил чашку кофе, подслащенного пчелиным медом, с двумя лепешками из маниоки, и надел домашний льняной костюм.

Темой статьи в тот день, конечно же, было мое девяностолетие. Я никогда не думал о возрасте как о дырявой крыше, мол, видно, сколько уже протекло и сколько жизни осталось. Ребенком я услышал, что когда человек умирает, вши, гнездившиеся в его волосах, в ужасе расползаются по подушке, к стыду близких. Это так поразило меня, что я дал остричь себя наголо, когда пошел в школу, а ту жиденькую растительность, которая у меня осталась, я мою свирепым мылом, каким моют собак. Другими словами, как я теперь понимаю, с детских лет чувство стыда перед людьми у меня сформировалось лучше, чем представление о смерти.

Уже несколько месяцев я думал о том, что моя юбилейная статья будет не общепринятым стенанием по поводу ушедших лет, но восславлением старости. Я начал с того, что стал вспоминать, когда я понял, что уже стар, и вышло, что совсем незадолго до этого дня. Мне было сорок два года, когда заболела спина, стало трудно дышать, и я пошел к врачу. Врач не придал этому значения. Это нормально для вашего возраста, сказал он.

– В таком случае, – сказал я ему, – ненормален мой возраст.

Врач улыбнулся мне с жалостью. Я вижу, вы философ, сказал он. Тогда я в первый раз подумал о старости применительно к своему возрасту, но потом довольно скоро об этом забыл. Я привык просыпаться каждый день с какой-нибудь новой болью, годы шли, и каждый раз болело иначе и в ином месте. Иногда казалось, это стучится смерть, а на следующий день боли как не бывало. Именно в ту пору кто-то сказал, что первый симптом старости – человек начинает походить на своего отца. Я, должно быть, приговорен к вечной молодости, подумалось мне тогда, потому что мой лошадиный профиль никогда не станет похожим на жесткий карибский профиль моего отца, ни на профиль моей матери, профиль римского императора. Дело в том, что первые изменения проявляются так медленно, что они почти незаметны, и человек продолжает видеть себя изнутри таким, каким он был, а другие, глядя на него извне, замечают изменения.

На пятом десятке я начал понимать, что такое старость, когда заметил первые провалы в памяти. Я шарил по дому в поисках очков, пока не обнаруживал, что они на мне, или залезал в очках под душ, а то надевал очки для чтения, не сняв очков для дали. Однажды я позавтракал второй раз, забыв, что уже завтракал, и заметил, как встревожились друзья, когда я рассказал им то же самое, что уже рассказал неделей раньше. К тому времени в памяти у меня был список знакомых лиц и другой – с именами каждого из них, но в тот момент, когда я здоровался, у меня не получалось соединить лица с именами.

В сексуальном плане возраст никогда меня не заботил, потому что мои возможности зависели не столько от меня, сколько от женщины, – они знают и как, и почему, когда хотят. Сегодня мне смешны восьмидесятилетние мальчишки, которые, чуть какой-нибудь срыв, испуганно бегут к врачу, не зная, что в девяносто будет еще хуже, но станет уже не важно: этот риск – расплата за то, что ты жив. И торжество жизни как раз в том, что память стариков не удерживает вещи несущественные, и лишь очень редко изменяет нам в по-настоящему важном. Цицерон выразил это одной фразой: «Нет такого старика, который бы забыл, где спрятал сокровище».

Этими размышлениями и еще некоторыми я закончил первый черновик своих записок, когда августовское солнце брызнуло сквозь миндалевые деревья парка, и речной почтовый пароход, задержавшийся на неделю из-за засухи, с ревом вошел в портовый канал. Я подумал: вот они, вплывают мои девяносто лет. Я не могу сказать, почему, и никогда этого не узнаю, но, наверное, это было вроде заклятия против все сокрушающего воспоминания, когда я решил позвонить Росе Кабаркас, чтобы она помогла мне в честь моего юбилея устроить разнузданную ночь. Я уже годы жил в мире со своим телом, блуждая по страницам моих любимых (читанных и перечитанных) латинских авторов и погружаясь в классическую музыку, но в тот день меня охватило такое желание, что я счел его знаком Божьим. После телефонного разговора я уже не мог писать. Я повесил гамак в том углу библиотеки, куда по утрам не заходит солнце, и лег, а грудь теснило мучительное ожидание.

Я был избалованным ребенком у мамы, разносторонне одаренной и в пятьдесят лет сгинувшей от чахотки, и у отца, очень правильного, который ни разу в жизни не совершил ни единой ошибки и умер на рассвете в своей вдовьей постели в день, когда был подписан Неерландский пакт, положивший конец Тысячедневной войне и еще множеству гражданских войн прошлого века. Мир изменил город совершенно неожиданно и нежеланно. Толпы свободных женщин, как в бреду, заполонили старые винные погребки на Широкой улице, ставшей потом улицей Абельо, а теперь – проспектом Колумба, в этом столь милом моему сердцу городе, который любят и свои и чужие за добрый нрав местных жителей и ясный свет.

Никогда ни с одной женщиной я не спал бесплатно, а в тех редких случаях, когда имел дело не с профессионалками, я все равно добивался, убеждением или силой, чтобы они взяли деньги, пусть даже выкинут потом на помойку. В двадцать лет я начал вести им счет, записывал имя, возраст, место встречи и вкратце – обстоятельства и стиль. К пятидесяти годам я записал пятьсот четырнадцать женщин, с которыми был хотя бы один раз. И перестал записывать, когда тело уже было не способно на такую прыть, и я мог продолжать счет без бумажки, в уме. У меня была своя этика. Я никогда не участвовал ни в групповухах, ни в прилюдных совокуплениях, никогда ни с кем не делился секретами и никому не рассказывал о приключениях своего тела или души, ибо с юных лет знал, что ни то ни другое не остается безнаказанным.

Единственная странная связь длилась у меня годы с верной Дамианой. Она была почти девочкой, с индейской кровью, крепкая и диковатая, говорила коротко и решительно и по дому ходила босой, чтобы не беспокоить меня, когда я пишу. Помню, я лежал в гамаке, в коридоре, читал «Андалузскую стать» и случайно увидел, как она наклонилась над стиркой, и коротенькая юбчонка задралась, обнажив ее аппетитные подколенки. Меня ударило в жар, я набросился на нее, поднял, сдернул ей до колен панталоны и пробуравил ее сзади. Ай, сеньор, жалобно всхлипнула она, это не для входа, это для выхода. Дрожь сотрясла ее тело, но она выстояла. Почувствовав себя униженным от того, что унизил ее, я хотел заплатить ей в два раза больше, чем тогда стоили самые дорогие, но она не взяла ни очаво^{, так что мне пришлось увеличить ей жалованье с тем, что раз в месяц я буду пользовать ее, когда она стирает белье, и всегда – сзади.}

Как-то я подумал, что эта постельная арифметика могла бы стать крепкой основой для повествования о моей заблудшей жизни, и название мне словно с неба упало: «Вспоминая моих несчастных…» Моя публичная жизнь, наоборот, была мало интересна: сирота, ни отца, ни матери, холостяк без будущего, заурядный журналист, четырежды финалист на Цветочных играх в Картахене-де-Индиас, и излюбленный объект карикатуристов в силу моей беспримерной некрасивости. Короче: пропащая жизнь, и пошла она скверно с того самого дня, когда мать отвела за руку меня, девятнадцатилетнего, в «Диарио де-ла-Пас» – не напечатают ли мою хронику школьной жизни, которую я написал на уроке испанского языка и риторики. Ее напечатали в воскресном номере с многообещающим директорским предисловием. Годы спустя, когда я узнал, что мать заплатила за ту публикацию и за семь последующих, мучаться стыдом было поздно, моя еженедельная колонка к тому времени обрела собственные крылья и, кроме того, я уже был составителем новостей и музыкальным критиком.

Как только я получил степень бакалавра и диплом с отличием, я начал преподавать испанский и латынь сразу в трех колледжах. Я был плохим учителем, без надлежащего образования, без призвания и без капли жалости к несчастным детям, для которых школа – самый легкий способ уйти от тирании родителей. Единственное, что я мог для них сделать, – это постоянно держать под страхом моей деревянной линейки, чтобы они вынесли из моих уроков, по крайней мере, мои любимые поэтические строки: Все, что ты видишь ныне, Фабио, о, горе, унылый холм, долина в запустенье, в былые дни звалось Италикою славной. Только состарившись, я случайно узнал гнусное прозвище, каким мои ученики называли меня за моею спиной: Унылый Холм.

Вот и все, что дала мне жизнь, а я ничего не сделал, чтобы извлечь из нее больше. Я обедал один в перерыве между уроками, и в шесть приходил в редакцию ловить сигналы в межзвездном пространстве. А в одиннадцать вечера, когда редакция закрывалась, начиналась моя настоящая жизнь. Два или три раза в неделю я проводил ночь в Китайском квартале, да в таком разнообразном обществе, что дважды был коронован как клиент года. Поужинав в ближайшем кафе «Рим», я наугад выбирал какой-нибудь бордель и входил в него тайком, через черный ход. Я ходил туда ради удовольствия, но со временем это стало частью моей работы, поскольку в этом заведении у политических бонз развязывались языки, и они выкладывали своим любовницам на одну ночь государственные тайны, не думая о том, что сквозь картонные перегородки их слушает широкая общественность. Этим же путем, а как же иначе, я узнал, что мою безутешную холостяцкую жизнь объясняют пристрастием к педерастии, которую я удовлетворяю посредством мальчиков-сироток с улицы Кармен. Мне посчастливилось забыть это, как и многое другое, поскольку там же я услышал о себе и много хорошего и оценил это по достоинству.

У меня никогда не было близких друзей, а те немногие, которым удалось приблизиться, уже были в Нью-Йорке. Другими словами, умерли, потому что именно туда, полагаю, отправляются скорбящие души, чтобы не пережевывать правду своей прошедшей жизни. После того как я вышел на пенсию, дел у меня стало немного, по пятницам во второй половине дня отнести статью в газету, и еще некоторые довольно важные занятия: концерты в зале Общества изящных искусств «Белльас Артес», выставки живописи в Художественном центре, где я – член-основатель, лекция в Обществе общественного благоустройства, а то и какое-нибудь крупное событие вроде показа фильмов Фабрегаса в театре «Аполо». В молодости я ходил в кинотеатры под открытым небом, где с одинаковым успехом можно было как наблюдать лунное затмение, так и подхватить двухстороннее воспаление легких под внезапным ливнем. Но куда больше фильмов меня интересовали ночные пташки, отдававшиеся по цене входного билета, а то и даром или же в долг. Короче говоря, кино – не мой жанр. А культ непристойности Ширли Темпл и вовсе стал последней каплей, переполнившей чашу.

Путешествовал я всего четыре раза – на Цветочные игры в Картахену-де-Индиас, когда мне еще не было и тридцати, – да еще однажды плыл целую скверную ночь на моторке в Санта-Марию по приглашению Сакраменто Монтьеля на торжественное открытие его борделя. Что касается моей домашней жизни, то ем я мало и непривередлив. Когда Дамиана состарилась, она перестала приходить готовить, и с тех пор моей постоянной едой стала картофельная тортилья^{в кафе «Рим» после закрытия редакции.}

Итак, в канун своего девяностолетия, ожидая звонка Росы Кабаркас, я не стал обедать и никак не мог сосредоточиться на чтении. В два часа по полудни в адской жаре оглушительно трещали цикады, и солнце катило в открытые окна, так что мне пришлось трижды перевешивать гамак. Мне всегда казалось, что день моего рождения – самый жаркий в году, и я свыкся с этим, но в тот день выносить жару не было сил. В четыре часа я попытался успокоиться с помощью шести сюит для виолончели Иоганна Себастьяна Баха, в исполнении Пабло Касальса. Я считаю их самым мудрым, что есть в музыке, однако вместо того, чтобы, как обычно, успокоить, они ввергли меня в состояние тяжелейшей прострации. Я задремал на второй, которая кажется мне немного суматошной, и во сне жалоба виолончели смешалась с тоскливым гудком отчалившего судна. И почти тотчас же я проснулся от телефонного звонка, и ржавый голос Росы Кабаркас вернул меня к жизни. Везет дуракам, сказала она. Я нашла курочку, даже лучше, чем ты хотел, но с одной закавыкой: ей только-только четырнадцать. Ничего, я поменяю ей пеленки, пошутил я, не поняв, к чему она клонит. Да не в тебе дело, сказала она, а кто мне оплатит три года тюрьмы?

Никто и ничего не должен был платить, а она – и подавно. Она собирала свой урожай именно на малолетках, они были товаром в ее лавке, у нее они делали свой первый шаг, а потом она жала из них сок до тех пор, пока они не переходили к более суровой жизни дипломированных проституток в знаменитый бордель Черной Эуфемии. Она никогда не платила штрафов, потому что ее дом был аркадией для местных властей, начиная губернатором и кончая последней канцелярской крысой из мэрии, и трудно было вообразить, что хозяйке этого заведения не хватает власти, чтобы нарушать закон в свое удовольствие. Так что ее запоздалые угрызения, по-видимому, означали всего лишь намерение выгоднее продать свои услуги: тем дороже, чем опаснее. Затруднение было улажено с помощью двух дополнительных песо, и договорились, что в десять часов я приду в ее дом с пятью песо наличными и уплачу вперед. И ни минутой раньше, потому что девочка должна прежде накормить и уложить младших братьев и приготовить ко сну разбитую ревматизмом мать.

Оставались четыре часа. По мере того как они шли, сердце мое наполнялось едкой пеной, от которой трудно было дышать. Я сделал тщетное усилие укротить время процедурой одевания. Ничего особенного, разумеется, уж если даже Дамиана говорит, что одеваюсь я как сеньор епископ. Я побрился опасной бритвой, и пришлось подождать в душе, пока сойдет горячая вода, нагретая в трубах солнцем, но пока вытирался полотенцем, снова вспотел. Я оделся в соответствии с предстоящим мне ночью событием: белый полотняный костюм, рубашка в синюю полоску с крахмальным воротником, галстук китайского шелка, штиблеты, подновленные цинковыми белилами, и часы червонного золота на цепочке, застегнутой в петлице лацкана. И под конец подвернул внутрь обшлага брюк, чтобы не было заметно, что я стал ниже на пядь.

Я слыву скрягой, потому что никто не может и представить себе, как я беден, раз я живу там, где живу, но, по правде говоря, такая ночка, как эта, была мне не по карману. Из сундучка под кроватью, где я хранил свои накопления, я достал два песо для уплаты за комнату, четыре – для содержательницы притона, три – для девочки и пять – себе на ужин и другие мелкие расходы. Другими словами, те самые четырнадцать песо, которые мне платит газета в месяц за мои воскресные заметки. Спрятал их в потайной карман на поясе и опрыскал себя одеколоном «Агуа де Флорида» фирмы «Lanman and Kemp-Barclay and Co.» И тут ужас накатил на меня, но при первом же ударе колокола, отбивавшего восемь часов, я, потный от страха, в темноте, на ощупь, спустился по лестнице и вышел в сияющую ночь больших ожиданий.

На улице посвежело. На проспекте Колумба, меж застывшей на середине проезжей части шеренги порожних такси, мужчины, сбившись в группки, на крик спорили о футболе. Медный духовой оркестрик наигрывал вальс в аллее из цветущих олеандров-крысоморов. Несчастная проститутка, из тех, кто охотится за солидным клиентом на улице Нотариусов, как всегда, попросила у меня сигаретку, и я ответил ей, как всегда: бросил курить вот уже тридцать три года два месяца и семнадцать дней назад. Проходя мимо «Золотого Колокольчика», я посмотрелся в освещенную витрину и увидел себя не таким, каким ощущал, а намного более старым и скверно одетым.

Незадолго до десяти я взял такси и попросил шофера отвезти меня к Общему кладбищу, чтобы он не понял, куда я на самом деле направляюсь. Он поглядел на меня в зеркальце и, развеселившись, сказал: Не пугайте меня так, мудрый дон, дай Бог мне быть таким живым, как вы.

Мы вместе вышли из машины напротив кладбища, потому что у него не было сдачи, и пришлось разменять деньги в «Могиле», захудалой закусочной, где загулявшие до рассвета пьянчужки оплакивают своих дорогих покойников. Когда мы рассчитались, шофер очень серьезно сказал: Будьте осторожны, дон, дом Росы Кабаркас уже давно не тот, что был раньше. Мне не оставалось ничего, как поблагодарить его, свято уверовав, как и все, что нет под солнцем такого секрета, которого бы не знали таксисты с проспекта Колумба.

Я вошел в квартал бедноты, который не имел ничего общего с тем, каким я его знал в мое время. Те же самые широкие раскаленные песчаные улицы, дома с распахнутыми дверями, стены из неструганых досок, крыши из листьев горькой пальмы и посыпанные щебенкой внутренние дворики. Но здешние обитатели забыли, что такое тишина и покой. В большинстве домов гудело пятничное веселье, музыканты своими барабанами и тарелками сотрясали домишки. Кто угодно мог за пятьдесят сентаво войти в любую дверь, но мог наплясаться до упаду и перед дверью, на улице. Я шел и мечтал провалиться сквозь землю в этом моем хлыщеватом костюме, но никто и не заметил меня, кроме тощего мулата, дремавшего на пороге дома.

Книга Вспоминая моих несчастных шлюшек читать онлайн Габриэль Маркес

Габриэль Гарсиа Маркес.

Вспоминая моих несчастных шлюшек

— Он не должен был позволять себе дурного вкуса, — сказала старику женщина с постоялого двора. — Не следовало вкладывать палец в рот спящей женщины или делать что-нибудь в этом же духе.

Ясунари Кавабата

«Дом спящих красавиц»

В день, когда мне исполнилось девяносто лет, я решил сделать себе подарок — ночь сумасшедшей любви с юной девственницей. Я вспомнил про Росу Кабаркас, содержательницу подпольного дома свиданий, которая в былые дни, заполучив в руки «свеженькую» девочку, тотчас же оповещала об этом своих добрых клиентов. Я не соблазнялся на ее гнусные предложения, она же не верила в чистоту моих принципов. Мораль — дело времени, говаривала она со злорадной усмешкой, придет пора, сам убедишься. Роса была чуть моложе меня, и я много лет ничего о ней не слышал, так что вполне могло случиться, что она уже умерла. Но с первых же звуков я узнал ее голос в телефонной трубке и безо всяких предисловий выпалил:

— Сегодня — да.

Она вздохнула: ах, мой печальный мудрец, пропадаешь на двадцать лет и возвращаешься только за тем, чтобы попросить невозможное. Однако ее ремесло взяло верх, и она предложила мне на выбор полдюжины восхитительных вариантов, но, увы, — все бывшие в употреблении. Я стоял на своем, это должна быть девственница и именно на сегодняшнюю ночь. Роса встревоженно спросила: «А что ты собираешься испытать?» — «Ничего, — ответил я, раненый в самое больное, — я сам хорошо знаю, что могу и чего не могу». Она невозмутимо заметила, что мудрецы знают все, да не все: «Единственные Девы, которые остались на свете, это — вы, рожденные в августе под этим знаком. Почему ты не известил меня заранее?» — «Вдохновение не оповещает», — сказал я. «Но может и подождать», — парировала она, всегда знающая все лучше любого мужчины, и попросила: нельзя ли дать ей хотя бы дня два, чтобы хорошенько «прочесать» рынок. Я совершенно серьезно возразил ей, что в таких делах, как это, в моем возрасте каждый день равняется году.

«Нельзя так нельзя, — сказала она без колебаний, — но ничего, так даже интереснее, черт возьми, я позвоню тебе через часик».

Я мог бы этого и не говорить, потому что и так за версту видно: я некрасив, робок и старомоден. Но, не желая быть таким, я стал притворяться, будто все как раз наоборот. До сегодняшнего рассвета, когда я решил, наконец, сказать сам себе, каков я есть, на самом деле, хотя бы для облегчения совести. И начал с необычного звонка Росе Кабаркас. Потому что, как я теперь понимаю, это было началом новой жизни. В том возрасте, когда большинство смертных, как правило, уже покойники.

***

Я живу в доме колониального стиля, на солнечной стороне парка Сан Николас, где и провел всю жизнь без женщины и без состояния; здесь жили и умерли мои родители, и здесь я решил умереть в одиночестве, на той же самой кровати, на которой родился, в день, который я хотел бы, чтобы пришел не скоро и без боли. Мой отец купил этот дом на распродаже, в конце XIX века, нижний этаж сдал под роскошную лавку консорциуму итальянцев, а второй этаж оставил для себя, чтобы жить там счастливо с дочерью одного из них, Флориной де Диос Каргамантос, прекрасно исполнявшей Моцарта, полиглоткой и гарибальдийкой. И к тому же самой красивой женщиной с потрясающим свойством, какого не было ни у кого во всем городе: она была моей матерью.

Дом просторный и светлый, с гипсовыми оштукатуренными арками, с полами флорентийской мозаики, набранными шахматным узором; четыре застекленные двери выходят на балкон, который опоясывает дом, куда моя мать мартовскими вечерами выходила со своими итальянскими кузинами петь любовные арии.

Читать «Вспоминая моих несчастных шлюшек» — Маркес Габриэль Гарсиа — Страница 1

Габриэль Гарсиа Маркес

Вспоминая моих несчастных шлюшек

Он не должен был позволять себе дурного вкуса, сказала старику женщина с постоялого двора. Не следовало вкладывать палец в рот спящей женщины или делать что-нибудь в этом же духе.

Ясунари Квабата. Дом спящих красавиц

От переводчика

И все-таки эта книга – о любви.

Л. Синянская

– Сегодня – да.

Она вздохнула: ах, мой печальный мудрец, пропадаешь на двадцать лет и возвращаешься только за тем, чтобы попросить невозможное.

Но тут же ее ремесло взяло верх, и она предложила мне на выбор полдюжины восхитительных вариантов, но увы – да, все бывшие в употреблении. Я стоял на своем, это должна быть девственница и именно на сегодняшнюю ночь. Она встревоженно спросила: А что ты собираешься испытать? Ничего, ответил я, раненный в самое больное, я сам хорошо знаю, что могу и чего не могу. Она невозмутимо заметила, что мудрецы знают все, да не все: единственные Девы, которые остались на свете, это – вы, рожденные в августе под этим знаком. Почему ты не известил меня заранее? Вдохновение не оповещает, сказал я. Но может и подождать, сказала она, всегда знающая все лучше любого мужчины, и попросила, нельзя ли дать ей хотя бы дня два, чтобы хорошенько прозондировать рынок. Я совершенно серьезно возразил ей, что в таких делах, как это, в моем возрасте каждый час идет за год. Нельзя, так нельзя, сказала она без колебаний, но ничего, так даже интереснее, черт возьми, я позвоню тебе через часик.

Габриэль Гарсиа Маркес «Вспоминая моих грустных шлюх»

Эта книга стала для Нобелевского лауреата Габриэля Гарсиа Маркеса последней. С 1985 года писатель молчал, и вот после 20 лет отдыха он ворвался в литературу с новым, и, увы, последним бестселлером. Эта книга достойна того, чтобы ее читать, осмыслить и понять.

Краткое содержание книги «Вспоминая моих грустных шлюх»

Этот шедевр современной прозы рассказывает нам о жизни старика, за спиной которого бурная жизнь, но сердце и сознание еще молоды. За весь долгий жизненный путь этот мужчина не испытывал любви, но однажды он решается провести ночь с совсем юной девушкой легкого поведения, и его сердце заполняет чувство влюбленности.

Ночью он сидит у постели, на которой уснула девушка-проститутка, еще совсем недавно бывшая ребенком. Он вспоминает свое прошлое. Всю жизнь он предпочитал не влюбляться, а платить за секс. Он вспоминает своих «грустных шлюх» и женщин, которые любили его, но не дождались ответного чувства.

Среди таких женщин оказывается и уже старая хозяйка борделя, которая раньше сама проводила ночи с главным героем, и его домохозяйка, которая все годы службы безропотно подчинялась ему еще и в постели.

Старик понимает, что с каждой из этих женщин у него могла быть отличная семейная жизнь, полная счастья, но это был не его путь. И свой путь в лице молодой путаны он уже нашел. По иронии, это осознание приходит к нему в качестве подарка на 90-летний юбилей.

Книга написана в неспешном ритме, но в ней есть яркие динамичные вставки о молодости главного героя, и они как бы ломают философский и немного грустный замедленный тон повествования о его старости.

Великий писатель дал этой книге не только легкость, нежность и мудрость, но и очень мощный финал. Человек, которого всю жизнь осуждали за пристрастие к платной плотской любви, готов бороться со всем миром за свою настоящую, духовную любовь к юной девушке. И она готова быть с ним до конца его дней.

Маркес играет пейзажами и интерьерами в книге, как художник-импрессионист тонами и мазками. Он описывает виллу журналиста темной, забытой и отчужденной. Нов финале ее заполняет солнце и новая энергия жизни и настоящего чувства.

Интересные факты о книге

Информации о написании этой книги почти не осталось, Маркес, видимо, спешил оставить свое последнее слово миру. Тем не менее, сама книга достойна всех похвал и она сама говорит о себе. Мы же собрали для вас несколько интересных фактов о книге Маркеса «Вспоминая моих грустных шлюх»:

Интересно, что в Иране название книги было нарочно переведено неправильно. Слово «шлюхи» было заменено словом «милые». За три недели был распродан весь тираж переведенной на фарси книги. После этого издательству запретили печать произведения Маркеса из этических побуждений.
В русском переводе книга существует в нескольких редакциях. Первые попытки были не очень точными и удачными, но у нас на сайте вы можете читать более поздний качественный перевод данного романа.
Стоит также отметить, что критики разделились во мнении насчет правильной оценки этого нашумевшего произведения. Бесспорно, Габриэль Гарсиа Маркес всегда был мастером слова и человеком выдающегося ума.

Но во многом популярность этого произведения была повышена за счет того, что оно стало последним. Что ж, можно считать что таковым было последнее слово и воля великого писателя. «Вспоминая моих грустных шлюх» можно расценить и как своеобразный отчет о жизни и творчестве, и исповедь, и литературное завещание.

Читать книгу Маркеса «Вспоминая моих грустных шлюх» онлайн вы можете в нашей свободной библиотеке в удобном для вас электронномформате.

В прокате «Вспоминая моих печальных шлюх» Хеннинга Карлсена по роману Габриэля Гарсиа Маркеса

В прокат вышел фильм «Вспоминая моих печальных шлюх», приличная экранизация неприличного романа Габриэля Гарсиа Маркеса.

Он – девяностолетний посредственный журналист, без детей и семьи, потративший всю свою жизнь на проституток. В день своего юбилея он решает тряхнуть стариной и устроить себе бурную ночь любви с девственницей. Она – девочка из бедных кварталов, целыми днями за гроши пришивающая пуговицы на фабрике. В один прекрасный день она решает продать свою девственность и пойти на работу в публичный дом. Судьба сводит их в одной кровати в борделе широко известной в узком кругу «мамочки» Розы Кабаркас. Так рождается любовь, заставляющая старика по эпизодам вспоминать всю свою жизнь и писать пылкие любовные статьи, а ее – ездить за ним на велосипеде по всему городу и мило краснеть.

«Вспоминая моих несчастных шлюшек» — последний роман всемирно известного колумбийца, виднейшей фигуры «магического реализма» и нобелевского лауреата по литературе. Произведение не только разошлось миллионными тиражами, но и вызвало горячие споры между любителями литературы и блюстителями нравственности. Выход романа сопровождался запретами на публикацию, разнообразными скандалами и выступлениями феминисток. Звучным и провокационным названием своей новой книги Маркес доставил много хлопот и русским переводчикам, которые долго не могли понять, как все-таки помягче обойтись с испанским словом «puta» и не обидеть великого писателя. В итоге, выбирая из всего диапазона крепких выражений, остановились на более или менее честном варианте — «несчастные шлюшки». Кинопрокатчики, люди более консервативных взглядов, смягчили до «печальных шлюх». Разница в названиях наилучшим образом отображает отличие экранизации от самого романа.

Режиссер Хеннинг Карлсен попытался снять очень аккуратный фильм, аккуратно следующий за текстом Маркеса, только там, где колумбиец детально описывает половой акт, датчанин стыдливо переводит камеру на окно.

Однако режиссеру, при всем его целомудрии, внушительной фильмографии и трех номинациях на «Золотую пальмовую ветвь», тоже пришлось несладко: власти мексиканского штата Пуэбла передумали давать деньги на съемки, после того как решили, что фильм рекламирует детскую порнографию. Видимо, изрядно встревоженный общественным вниманием к картине, Карслен в своей любви к творчеству Маркеса пошел на значительные уступки.

Во-первых, в фильме намеренно опущен возраст главной героини: по книге ей четырнадцать, исполняется пятнадцать. Для Маркеса это не столько провокация, сколько магия цифр: ему 90, ей 14; когда он впервые переспал с проституткой, ему было 12, а проститутке — за пятьдесят. В фильме Дельгадине можно дать все двадцать пять, а главное, так и хочется сделать в самых провокационных эпизодах. Карлсен показывает персонажей романа более симпатичными, чем они есть на самом деле.

В фильме главный герой превращается из мелочного черствого старикана в милейшего остроумного философа — во многом, конечно, в силу актерского обаяния Эмилио Эчеваррии. Роза Кабаркас из циничной сутенерши вырастает в своеобразную дуэнью, почти ангела-хранителя необычной пары. Даже дряхлый кот, с которым главный герой так и не смог подружиться, в фильме выглядит светлым символом грядущего преображения души.

Однако главная уступка режиссера заключается в том, что он оживляет Дельгадину. У Маркеса ее нет вовсе: во время визитов престарелого журналиста девочка всегда спит, даже в эпизоде, когда герой стоит над ее кроватью, крушит зеркала, кувшины и стаканы и орет ей «Б…ь!», она не смотрит на него, сжимается в комочек и лежит. В книге у девочки нет имени, Дельгадиной называет ее сам герой, цитируя песенку «у кроватки Дельгадины ангелы стоят». Карлсен делает из «спящей красавицы» сильную румяную женщину, которая ищет встречи со стариканом, плачет над его любовными посланиями и, кажется, правда в него влюблена.

Ближе к финалу 85-летний Маркес и его ровесник Карлсен наконец-то заговорят в унисон — о сентиментальном спасении сердца любовью на фоне «радужного света счастливой зари» и жизни до ста лет. Однако у Маркеса, в силу несимпатичности героев и заигрывания с моралью, на выходе рождается мысль о ценности иллюзии: ведь в общем-то и не было никакой Дельгадины. «Жизнь – печальная штука, если жить без иллюзии», — заключает герой. Экранизация Карлсена все же больше о том, что любви все возрасты покорны, а мы все едины перед лицом смерти и любви. Тут то ли осознанная попытка все упростить, то ли опять вмешались власти сердобольного мексиканского штата.

Книга: Вспоминая моих несчастных шлюшек — Габриэль Маркес

Загрузка. Пожалуйста, подождите…

Адептка

Александра Лисина

Айра – самая невезучая адептка в академии высокого искусства. Но не потому, что является…

Облачный полк

Эдуард Веркин

Сегодня писать о войне – о той самой, Великой Отечественной, – сложно. Потому что много…

Профессиональный некромант. Мэтр

Александра Лисина

Нелегко быть некромантом. Особенно если большинство твоих коллег истреблено, а мирное…

Почему не Эванс?

Агата Кристи

«Почему не Эванс?» – таковы были предсмертные слова таинственного незнакомца,…

Увековечено костями

Саймон Бекетт

…Разыгравшийся шторм отрезал от мира остров у побережья Шотландии. Остров, на который…

Темная вода

Ханна Кент

Ирландия, XIX век. В большие города уже пришла индустриальная эра, а обитатели…

Материнское воскресенье

Грэм Свифт

Жизнь соткана из мгновений, впечатлений, ассоциаций. Мало кто их запоминает во всех…

Светлик Тучкин и Пузырь желаний

Виктория Ледерман

Школьная жизнь Светлика Тучкина превращается в фантастические приключения. Он…

Восстань и убей первым. Тайная история…

Ронен Бергман

Израильские спецслужбы – одна из самых секретных организаций на земле, что обеспечивается…

Светлик Тучкин и украденные каникулы

Виктория Ледерман

Вы только представьте: долгожданных каникул не будет! Впереди одни уроки – ни погулять,…

Синьорина Корица

Луиджи Баллерини

Едва ли найдётся любитель сладостей, который не останется в восторге от кондитерской…

Узник Двенадцати провинций

Франсуа Плас

В Бретани ходит поверье о черном человеке по имени Анку, который увозит грешников в…

Кот забвения (сборник)

Антонина Малышева

Не смотрите в глаза белому коту. Стоит лишь на десять секунд задержать взгляд на этих…

Те, кто пошел в пекло

Михаил Болтунов

Военному журналисту Михаилу Болтунову удалось пробиться в сверхсекретный архив ГРУ, в…

Город Солнца. Глаза смерти

Евгений Рудашевский

Всему виной «Особняк на Пречистенке». Когда Максим узнал, что мама продаёт эту старинную…

Город Солнца. Стопа бога

Евгений Рудашевский

Всё началось с непримечательной картины – и кто бы мог подумать, что она приведёт Максима…

Пятое время года

Н. Джемисин

Грядет новая Зима. Мир, в небе которого парят Обелиски, пережил уже много Зим. Одни…

Аквамарин

Андреас Эшбах

Это всё-таки случилось: Саха упала в бассейн – впервые в жизни погрузившись в воду с…

Рыцари Ветра вступают в бой

Эрик Л’Ом

Книга звёзд – главный магический фолиант Мира Ненадёжности и страны Ис – в руках…

Ураган в подарок

Анна Игнатова

О каком подарке мечтает уважающий себя девятиклассник? Смартфон, скейтборд, компьютер,…

Любовь во время пандемии

Екатерина Островская

Известный писатель Виктор Малеев убит точно так же, как один из персонажей его романа. В…

Мой отец зажигал звёзды

Татьяна Меньщикова

«Привет! Тут есть хоть кто-нибудь?» – взгляд Улитки упал на эту надпись, когда он сидел…

Царское дело

Наталья Савушкина

Заканчивается первый класс, завтра летние каникулы. Но Тае не до веселья, и даже любимый…

Томас Дримм. Конец света наступит в…

Дидье Ковеларт

Внимание! Это Обязательные восьмичасовые новости! Всем совершеннолетним гражданам…

Вспоминая моих несчастных шлюшек, Г.Г. Маркес — Словари — Клавогонки

1	— Он не должен был позволять себе дурного вкуса, — сказала старику женщина с постоялого двора. — Не следовало вкладывать палец в рот спящей женщины или делать что-нибудь в этом же духе. Ясунари Кавабата «Дом спящих красавиц» I В день, когда мне исполнилось девяносто лет, я решил сделать себе подарок — ночь сумасшедшей любви с юной девственницей. Я вспомнил про Росу Кабаркас, содержательницу подпольного дома свиданий, которая в былые дни, заполучив в руки «свеженькую» девочку, тотчас же оповещала об этом своих добрых клиентов.
2	Я не соблазнялся на ее гнусные предложения, она же не верила в чистоту моих принципов. Мораль — дело времени, говаривала она со злорадной усмешкой, придет пора, сам убедишься. Роса была чуть моложе меня, и я много лет ничего о ней не слышал, так что вполне могло случиться, что она уже умерла. Но с первых же звуков я узнал ее голос в телефонной трубке и безо всяких предисловий выпалил: — Сегодня — да.
3	Она вздохнула: ах, мой печальный мудрец, пропадаешь на двадцать лет и возвращаешься только за тем, чтобы попросить невозможное. Однако ее ремесло взяло верх, и она предложила мне на выбор полдюжины восхитительных вариантов, но, увы, — все бывшие в употреблении. Я стоял на своем, это должна быть девственница и именно на сегодняшнюю ночь. Роса встревоженно спросила: «А что ты собираешься испытать?» — «Ничего, — ответил я, раненый в самое больное, — я сам хорошо знаю, что могу и чего не могу».
4	Она невозмутимо заметила, что мудрецы знают все, да не все: «Единственные Девы, которые остались на свете, это — вы, рожденные в августе под этим знаком. Почему ты не известил меня заранее?» — «Вдохновение не оповещает», — сказал я. «Но может и подождать», — парировала она, всегда знающая все лучше любого мужчины, и попросила: нельзя ли дать ей хотя бы дня два, чтобы хорошенько «прочесать» рынок. Я совершенно серьезно возразил ей, что в таких делах, как это, в моем возрасте каждый день равняется году.
5	«Нельзя так нельзя, — сказала она без колебаний, — но ничего, так даже интереснее, черт возьми, я позвоню тебе через часик». Я мог бы этого и не говорить, потому что и так за версту видно: я некрасив, робок и старомоден. Но, не желая быть таким, я стал притворяться, будто все как раз наоборот. До сегодняшнего рассвета, когда я решил, наконец, сказать сам себе, каков я есть, на самом деле, хотя бы для облегчения совести.
6	И начал с необычного звонка Росе Кабаркас. Потому что, как я теперь понимаю, это было началом новой жизни. В том возрасте, когда большинство смертных, как правило, уже покойники. *** Я живу в доме колониального стиля, на солнечной стороне парка Сан Николас, где и провел всю жизнь без женщины и без состояния; здесь жили и умерли мои родители, и здесь я решил умереть в одиночестве, на той же самой кровати, на которой родился, в день, который я хотел бы, чтобы пришел не скоро и без боли.
7	Мой отец купил этот дом на распродаже, в конце XIX века, нижний этаж сдал под роскошную лавку консорциуму итальянцев, а второй этаж оставил для себя, чтобы жить там счастливо с дочерью одного из них, Флориной де Диос Каргамантос, прекрасно исполнявшей Моцарта, полиглоткой и гарибальдийкой. И к тому же самой красивой женщиной с потрясающим свойством, какого не было ни у кого во всем городе: она была моей матерью.
8	Дом просторный и светлый, с гипсовыми оштукатуренными арками, с полами флорентийской мозаики, набранными шахматным узором; четыре застекленные двери выходят на балкон, который опоясывает дом, куда моя мать мартовскими вечерами выходила со своими итальянскими кузинами петь любовные арии. С балкона виден парк Сан Николас, собор и статуя Христофора Колумба, еще дальше — винные подвалы на набережной, а за ними — широкий простор великой реки Магдалены, разлившейся в устье на двадцать лиг.
9	Единственное неудобство в доме — солнце, которое в течение дня поочередно заглядывает во все окна, и приходится занавешивать их все, чтобы в сиесту попытаться заснуть в раскаленной полутьме. Когда в тридцать два года я остался один, то перебрался в комнату, которая была родительской спальней, открыл проходную дверь в библиотеку и начал распродавать все, что мне лишним для моей жизни, и оказалось, что это почти все, за исключением книг и пианолы с валиками.
10	Сорок лет я занимался составлением новостей в «Диарио де-ла-Пас», работа заключалась в том, чтобы донести до местного населения мировые новости, которые мы перехватывали на лету в небесном пространстве на коротких волнах или по азбуке Морзе. Сегодня я скорее выживаю, чем живу на пенсию положенную мне за то, уже умершее, занятие; еще меньше средств мне дает преподавание латинской и испанской грамматики, почти совсем ничего — воскресные заметки, которые я строчу без устали вот уже более полувека, и совсем ничего — коротенькие заметочки о музыке и театре, которые я публикую задаром каждый раз, когда сюда приезжают знаменитые исполнители.
	…

Габриэль Гарсиа Маркес вспоминает мой несчастный fb2. Габриэль гарсиа маркес

Битрейт:

Размер:

В ситуациях, когда, казалось бы, ничего другого не остается, как отдать и доверить свою жизнь судьбе, мужественный человек будет бороться до конца и отстаивать свое право находиться под этим солнцем, оправдывая тем самым свое гордое имя — «человек». Во время рейда военный корабль попал в шторм. Во время этой страшной грозы восемь моряков смывает за борт волна.В пылу борьбы со стихией этого никто не заметил. Восемь разных людей, восемь судеб стали игрушкой в руках Океана на десять дней, в течение которых они продолжали искать. Самое главное, что в этой ситуации станет ясно, кто из них настоящий человек, а кто трус, готовый на подлость ради спасения собственной жизни.

Скачать аудиокнигу Воспоминания о моих грустных шлюхах

Битрейт:

Размер:

Любовь — главный герой этого романа.Она пришла к своему хозяину в конце его жизни. Он совершенно тупо шел по пути своего существования на этой земле, никогда не открывал душу этому чувству и тратил свое тело только на секс ради секса. Но однажды впустив любовь в свое сердце, он находит смысл в своем существовании, начинает по-другому видеть знакомые вещи, и она наполняет его ледяное тело живым теплом. И вот приходит понимание того, насколько прекрасна любовь и в то же время беспощадна.
Стоит отметить еще одного героя этой книги — старость.Это дает человеку понимание того, что он может чего-то желать, даже когда у него почти нет на это сил. В его распоряжении последнее — увидеть очарование, жестокость и неумолимо бегущую вперед жизнь без прикрас и иллюзий.

Сегодня одному из ярчайших писателей латиноамериканской литературы, классику жанра «магический реализм», лауреату Нобелевской премии Габриэлю Гарсиа Маркесу исполнилось бы 88 лет. В апреле прошлого года жизнь Габо, как его называли колумбийские соотечественники, оборвалась: организм не смог справиться с тяжелой болезнью.Его тексты всегда были лакомым кусочком не только для любителей чтения, но и для кинематографистов, хотя считались практически неподконтрольными экранизации. «РГ» вспоминает самые известные примеры адаптации прозы Маркеса для широкого экрана.

«Вдова Монтьель» (1979)

Одна из первых получивших широкое распространение экранизацию великого колумбийца прошла с большим успехом не только в Южной Америке, но и в советском прокате (хотя фильм с фильмом прибыл в СССР через шесть лет).Над «Вдовой» работали кинематографисты сразу четырех стран — Венесуэлы, Кубы, Мексики и Колумбии. Причем главная роль досталась не кому, а настоящей звезде — Джеральдин Чаплин, дочери гениального Чарли. Актрису привлекла, прежде всего, критика диктаторских режимов, очень мощно прорисованная как в литературном источнике, так и в кинематографическом сценарии. Критики высоко оценили смелое политическое заявление: они выставили фотографию Мигеля Литтина на «Золотом медведе» Берлинале.

«Время умирать» (1985)

Лента Хорхе Луи Трианы — пожалуй, один из самых известных фильмов по произведениям Маркеса. Четкая и лаконичная картина совместного производства Колумбии и Кубы снова пришлась по вкусу советскому киноману. К счастью, все необходимое для интереса публики теперь с ней. И по сей день интересна многим тема кровной мести (разумеется, с цветом, соответствующим людям горячей крови), и острый социальный фон, который сам писатель вплетал как в свои реалистичные сюжеты, так и в откровенно откровенные сюжеты. фантастический репертуар самых известных романов.Кроме того, «Время умирать» считается одной из лучших картин о Колумбии как таковой, с ее пейзажами, бытом и обычаями.

Эрендира (1983)

Экранизация одного из самых ярких рассказов Габо — не только реалистичная, но и выдержанная в его фирменном стиле «магического реализма». Работа известного бразильского режиссера Руи Герры — по общему признанию успешная попытка перенести специфический язык Маркеса на большой экран. К фильму приложили руку функционеры европейского кино из Франции и Германии.Результатом стала номинация на Золотую пальмовую ветвь Каннского фестиваля. «Эрендиру» хвалили за красивую картину, уважение к литературному оригиналу, символизм и высокохудожественную эротику. Последнее, кстати, не было оценено советскими цензорами. Поэтому ленту не показывали.

«Полковнику никто не пишет» (1999)

К концу ХХ века книги Маркеса были не менее популярны. Скорее наоборот: именно в это время колумбиец вошел в когорту писателей, которых можно было назвать модными — со всеми сопутствующими плюсами и минусами.Роман о полковнике в исполнении рок-группы Би-2 принес в кинотеатр мексиканец Артуро Рипштейн, ученик Луиса Бунюэля. А одну из главных ролей сыграла Сальма Хайек, ныне звезда Голливуда крупнейшего калибра. Адаптация получилась практически буквальной (и это комплимент). Правда, акцент на политике частично сменился мелодрамой. Но это не помешало «Полковнику» успешно пройти в прокате. Он попал в конкурсную программу Канн и получил высокую оценку на престижном форуме Sundance.

«Любовь во время холеры» (2007)

«Любовь во время холеры» стала самой дорогой — по крайней мере, на сегодняшний день — экранизацией Маркеса. Съемки обошлись в 45 миллионов долларов. Впрочем, ничего удивительного в этом нет: в 2007 году Голливуд окончательно ухватился за тексты колумбийской классики. А он, как известно, на бюджетах не экономит. Однако мнения о ленте нельзя назвать однозначными: и закаленных кинокритиков, и поклонников писателя смущала излишняя простота, которая вовсе не рисует картину — с четкой нацеленностью на американского обывателя.Правда, хорошие оценки получил Хавьер Бардем, сыгравший главного героя Флорентино Ариса перед камерами. Но для успеха — как критиков, так и рекламы — этого оказалось мало: кассовые сборы фильма — «всего» 31 миллион в валюте США.

«Вспоминая своих грустных шлюх» (2011)

Последний прижизненный фильм по литературным произведениям Габриэля Гарсиа Маркеса можно назвать своеобразным прощальным подарком замечательному Габо. Картина получилась действительно хорошей и трогательной — вполне в духе одноименного рассказа (опубликована Marquez в 2004 году — после длительного молчания).Один из самых приятных моментов — это возвращение Джеральдин Чаплин к работе с текстами Маркеса впервые после роли вдовы Монтиэля (то есть спустя немногим более тридцати лет). Но и без него у ленты много плюсов: история пожилого циничного журналиста, который в конце жизни оказывается способным на настоящие чувства, вряд ли оставит равнодушным любителя хорошего кино.

Когда он начинает писать рецензию на роман, он вспоминает школу.Точнее, колледж. Именно там он впервые услышал об этом романе. «100 лет одиночества» входит в школьную программу, его нужно изучать в 11 классе. И читал бы, наверное, но за 1 год до 10-11 классов, как принято в колледже, это было сродни галопу по Европе — работ много, а времени мало.

Второй раз он услышал об этом романе от старого знакомого, который пошел на работу в гости. «Очень интересная шутка! Такая же история, со всем волшебством и чудесами », — сказал тогда знакомый.Это было удивительно услышать, поскольку, общаясь ранее, он не проявлял интереса к литературе. Но тут помешали Пуллман и масса других фантазий, и «100 лет» отложили на полку «Когда-нибудь, чтобы почитать», что, как вы знаете, является одной из трех бесконечных вещей, наряду с «Когда-нибудь, чтобы увидеть» и «Когда-нибудь». делать».

В третий раз он услышал о романе, когда стал немного разбираться в литературе и узнал, что это за «зверь» — магический реализм. Роман сдвинули на полке ближе к его началу или концу, в зависимости от того, с какой стороны смотреть, и началось ожидание.

И вот роман прочитан и оценен. Время было потрачено не зря.

Разминает пальцы, шею, смотрит в окно — снег еще не растаял, на улице морозно, но мысли его в жарком, полном чудес и страстей колумбийском лете.

Есть такой город — Макондо, который был основан неким сподвижником Хосе Аркадио Буэндиа в попытке покинуть свои дома и найти лучшую землю, но на самом деле в попытке убежать от совести.И Макондо процветал. Каждый год цыгане привозили сюда чудеса науки, рассказывали истории о «внешнем» мире, веселились и уходили, чтобы через год вернуться и принести новые чудеса науки — магниты, алхимию, пророчества Нострадамуса, да, даже протез! Итак, Хосе Аркадио и познакомьтесь с цыганом Мелькиадесом — носителем мудрости, который умирал и воскрес. Примерно с этого момента начинается история любви и ненависти, полная смертей, предательств, революций и спасений, путешествий и приобретений, «пропитанная» одиночеством, «одетая» в одиночество, с одиночеством «во главе стола».В конце концов, каждый персонаж в книге, Буэндиа или нет, одинок. Каждый по-своему и у каждого свой способ справиться с этим, будь то веселые застолья с незнакомцами, где деньги — это река, а чрево переполнено, или ожидание конца, привязанное к каштану, произнося слово правда, которую никто не может понять, революция ради благих целей, а на самом деле ради своего тщеславия или немного власти, которая приведет к смерти.

В клане Буэндиа издавна было принято называть сыновей Хосе Аркадио или Аурелиано.Каждый из Хосе Аркадио, как и отец семейства, больше похож на быка — сильный, упрямый, одинокий. Каждый Аурелиано высокий, сутулый, угрюмый, одинокий. Девочек, когда они родились, звали Амаранта или Ребека, или, в честь матери семейства, Урсула. Каждая из женщин семьи Буэндиа была одинока, каждая по-своему. Роман настолько затягивает Буэндиа в бездну жизни, что начинаешь теряться в догадках, какого Хосе Аркадио ты читаешь, а какой Аурелиано сделал то или иное.Их можно различить, но они слишком похожи друг на друга — каждый в своем коконе.

Немалая доля отводится чудесам, которые воспринимаются как должное, потому что почти каждый день идет дождь из цветов, смерть говорит, когда ты умираешь, а призрак учит древнему языку. Такие мелочи играют важную роль в сюжете, а некоторые из них настолько красивы, что в рамку и на полку можно поместить любимые литературные моменты: бабочки вокруг головы Маурисио, четырехлетний дождь, восхождение на листах и 17 Аурелиано. с несмываемыми крестами на лбу.

Он думает: «Я что-то упустил». Паузы. О смерти…

Многие умирают, как сами Буэндиа, так и люди, связанные с семьей. Они умирают от любви, видя красивую девушку, отдавая ей сердце, и, не дожидаясь взаимности, умирают от пуль, выпущенных в них случайно или намеренно, сами или другими людьми в них, умирают от старости, видя впереди из них призраки давно ушедших, умирают от осознания истины, от одиночества. Их убивают намеренно или случайно, знакомые и незнакомцы.

Инцест играет важную роль в романе. Но он промолчит о нем, чтобы не портить впечатление, а он уже много сказал.

Пора подвести итоги. Отличный образец классики и магического реализма. Замечательный семейный эпос, напоминающий по размаху и переплетению судеб древнегреческую мифологию. Отличный способ согреться холодными вечерами. Замечательная и грустная история, в которой настоящая любовь, увы, ведет к гибели.

Перечитывает результат и доволен.Местами коряво и криво, но неплохо. Его мысли все еще там, где арабы обмениваются диковинками на попугаев, а цыгане рассказывают сказки, где любовь так же сильна, как ненависть, и кто-то может просто оставить статую с золотым сокровищем внутри и не вернуться за ним. Как жаль, что он раньше не читал роман …

Габриэль Гарсиа Маркес: что я узнал

Меня часто спрашивают: с кем вам никогда не удавалось взять интервью для колонки «Что я узнал», с кем вам больше всего хотелось бы проводить время?

Этот человек умер вчера.Габриэль Гарсиа Маркес.

Ну, на самом деле он не умер. Никто, кто пишет великую литературу, никогда не умирает.

Хотел бы я воссоздать ощущение, которое охватило меня, когда я впервые открыл Сто лет одиночества в возрасте 22 лет. Это было похоже на то, как впервые смотреть на звезды с нетронутого места в середине Амазонка или Сахара. В такие моменты вы понимаете, что мир предлагает гораздо более глубокие и яркие переживания, чем вы могли представить.Вы в мыслях Бога.

Я никогда больше не смогу узнать, как загорелась эта книга и сколько лет мне исполнилось 22 года. Эта пульсация космического электричества и возбуждения приходит только один раз. Но я нашел способ сделать то, что я узнал. Я путешествовал по сайтам в Интернете, чтобы собрать некоторые мудрые выводы из книг и интервью Габо.

День, окрашенный грустью, превратился в часы мягких улыбок, когда каждый самородок был обнаружен.И как советовал сам маэстро: «Никогда не переставай улыбаться, даже когда тебе грустно, кто-то может влюбиться в твою улыбку».

Итак, вот оно. Интервью, которое не могло быть более правдивым, хотя его и не было. Что я узнал от Габриэля Гарсиа Маркеса:

Как бы то ни было, никто не может забрать у вас танцы, которые у вас уже были.

Так же, как реальные события забыты, некоторые из них, которых никогда не было, могут остаться в нашей памяти, как если бы они произошли.

Секс — это утешение, которое у вас есть, когда у вас нет любви.

Художественная литература была изобретена в тот день, когда Иона пришел домой и сказал своей жене, что он опоздал на три дня, потому что его проглотил кит.

Затем письмо стало настолько плавным, что мне иногда казалось, что я пишу просто для удовольствия рассказывать историю, что может быть человеческим состоянием, больше всего напоминающим левитацию.

Мудрость приходит к нам, когда уже не может принести никакой пользы.

Проблема общественной жизни — научиться преодолевать террор; проблема супружеской жизни — научиться преодолевать скуку.

Никакое лекарство не лечит то, чего не может счастье.

День дерьмо стоит денег, бедняки родятся без засранца.

Человек не принадлежит месту, пока кто-то мертвый под землей.

Единственное, что хуже плохого здоровья — это плохая репутация.

Я не верю в Бога, но я боюсь Его.

Это неправда, , что люди перестают преследовать мечты, потому что они стареют, они стареют, потому что они перестают преследовать мечты.

Возраст не сколько тебе лет, а сколько тебе лет.

Вдохновение без предупреждений.

Всегда помните , что в хорошем браке главное не счастье, а стабильность.

Память сердца устраняет плохое и преумножает хорошее.

Это как первенец: вы всю жизнь работаете на него, жертвуя всем ради него, а в момент истины он делает то, что ему заблагорассудится.

Правосудие хромает, но все равно добирается.

Ложь удобнее сомнений, полезнее любви, долговечнее истины.

Сумасшедшие не сумасшедшие, если принять их рассуждения.

детей любят не только потому, что они их дети, а потому, что в процессе их воспитания сложилась дружба.

Shame имеет плохую память.

Мир должен быть облажался, когда мужчины путешествуют первым классом, а литература — как груз.

Тот, кто ждет многого, мало чего ожидает.

Сокол, преследующий воинственного журавля, может только надеяться на жизнь, полную боли.

Одна минута примирения стоит больше, чем вся жизнь дружбы.

Никто не заслуживает твоих слез, но тот, кто их заслуживает, не заставит тебя плакать.

Не думаю, что можно написать книгу, которая чего-то стоит, без особой дисциплины.

Настоящий друг — это тот, кто держит вас за руку и трогает ваше сердце.

У всех людей три жизни: публичная, частная и секретная.

Если бы мужчины рожали, они были бы менее невнимательными.

Какие странные женщины.

Не позволяйте себе умереть, не познав чудо траха с любовью.

Ревность знает больше, чем правда.

Я узнал , что мужчина имеет право и обязан смотреть на другого человека сверху вниз, только когда этому человеку нужна помощь, чтобы подняться с земли.

В конце концов, невозможно не стать тем, кем тебя считают другие.

Отказ от веры оставил неизгладимый шрам на месте, где была вера, и забыть его стало невозможно.

Человек стареет больше и с большей интенсивностью в картинках, чем на самом деле.

С Тысяча и одна ночь , Я узнал и никогда не забывал, что мы должны читать только те книги, которые заставляют нас перечитывать их.

Я не могу вспомнить ни одного фильма, который улучшил бы хороший роман, но я могу вспомнить много хороших фильмов, которые произошли от очень плохих романов.

Литература была лучшей игрушкой, которую когда-либо изобретали, чтобы подшучивать над людьми.

Мужчина, который рано встает, — хороший супруг, но плохой муж.

Все, что попадает мне в рот , кажется, делает меня толстым, все, что выходит из моего рта, меня смущает.

Слава очень приятна, но плохо то, что она длится 24 часа в сутки.

Художественная литература помогла моей журналистике, потому что придала ей литературную ценность. Журналистика помогла моей художественной литературе, потому что она поддерживала меня в тесной связи с реальностью.

To all, Я бы сказал, насколько они ошибаются, когда думают, что перестают влюбляться, когда стареют, не зная, что стареют, когда перестают влюбляться…

Всегда есть , что любить.

Смелость проистекает не из потребности выжить или грубого безразличия, унаследованного от кого-то другого, а из движущей потребности в любви, которую не сломит никакое препятствие в этом мире или следующем мире.

Секрет хорошей старости — это просто благородный договор с одиночеством.

жизни никто ничему не учит.

Единственное, о чем я буду сожалеть, , если умру, — это если не по любви.

Успокойся. Бог ждет вас у двери.

Этот контент создается и поддерживается третьей стороной и импортируется на эту страницу, чтобы помочь пользователям указать свои адреса электронной почты. Вы можете найти больше информации об этом и подобном контенте на сайте piano.io.

Пиратская трансляция Уивера Маркеса

Конечно, это не единственная правда, возможно, даже не самая центральная, но что-то там кажется глубоко важным.

Я много думал о диаспоре и задавался вопросом, какая часть моего мировоззрения сформировалась, незаметно и незаметно, моим еврейским воспитанием. История Нового Завета — это история о человеке, спасающем человечество; история Торы, напротив, — это история, характеризуемая неопределенностью и странствиями, возвышением и падением царств, народами, которых любили, а затем предали. Еврейский народ — вечный аутсайдер даже для себя; когда они образуют королевства и империи, эти королевства и империи неизбежно сами погибнут.

Моим любимым детским сериалом, послание которого вызвало наибольший отклик, было «» Серия неудачных событий . На полпути бодлеровские сироты — до сих пор просто жертвы неоднократных попыток похищения человека, который желает их состояния — обвиняются в убийстве и должны провести остаток серии в бегах, скитаясь с места на место, убегая не только их потенциальные похитители, но общественность в целом, поскольку вся нация растет решимостью наказать их за их предполагаемые преступления.Примерно на полпути они также узнают о секретной организации, настолько скрытой, что даже ее название неизвестно — только ее инициалы, VFD, — и они раскрывают ее историю только по фрагментам: намеки на важные символы и ритуалы, предположения, которые люди, которых они встречали, когда-то были членами, медленным открытием чего-то огромного и экстраординарного, наполовину святого и наполовину зловещего. VFD тоже является диаспорой, побочным продуктом раскола между благородными и малодушными, но даже там предполагается, что малодушные — побочные продукты преступлений, совершенных благородными, бесконечная история предательства и трагедий, побегов и раздробленности…

Дэниел Хэндлер, автор книги Серия несчастных случаев , сам еврей. Я также задаюсь вопросом, насколько это вдохновляло его и насколько это привлекало меня к нему задолго до того, как я узнал его особую веру.

Стать на сторону угнетенных или даже просто встать на сторону угнетателей — значит оставаться вечно недоверчивым к власти и организациям, которые ей позволяют. Возможно, это также означает с подозрением относиться к новым движениям, даже хорошим движениям, в осознании того, что люди, стремящиеся к власти, будут кооптировать что угодно, даже сопротивление им и им подобным, чтобы оставаться сильными.Не существует такой вещи, как безошибочная идеология — только готовность заботиться о людях за пределами своей группы и видеть их по-настоящему людьми. Часто люди, которые больше всего ценят свою группу, — это те, кто начинал как аутсайдеры и никогда не имел возможности по-настоящему принадлежать чему-то, и поэтому они подвержены нападкам тех хищников, которые достаточно хитры, чтобы предложить им шанс присоединиться, или которые адаптировать свои сообщества для получения рычагов влияния.

В книге, которая мне очень нравится — « Company Макса Барри», менее выдающейся, чем его дебютный Сироп , но все же приятной для быстрого прочтения, — есть немного о том, что все менеджеры компании либо самоотверженные идеалисты, либо малодушная власть -hoarders, и первые выживают только до тех пор, пока единственный вариант последнего не дойдет до вершины.Как вы как организация выступаете против этого? Как вы обеспечиваете благие намерения? И что вы будете делать, если вы не на вершине башни, а просто толпитесь у ее подножия, пытаясь укрыться, одновременно осознавая, что однажды она должна упасть?

Когда Фрэнк Заппа критиковал хиппи и предлагал свою собственную группу, «уродов», в качестве подлинной альтернативы, возникло ощущение, что уроды определялись своим искренним стремлением избегать консолидации. Они не хотели, чтобы их движение «победило» — они не хотели быть движением .Единственный вид движения, который не могут быть украдены жаждущими власти, — это отказ от власти, отказ от влияния, отказ от всего, кроме умышленной неизвестности. Там вы можете найти других со схожими ценностями и создать подлинное чувство общности.

Хотя, конечно, в тот момент, когда это сообщество продвинется вперед …

Панг Хлуб Сюн: О мультикультурном образовании

Что для вас значит поликультурное образование?

На протяжении большей части моей жизни моя идентичность была затуманена, поскольку я перемещался и жонглировал табу и борьбой за то, чтобы быть двухкультурным в Америке.Когда я рос, я часто смущался — кем я был и кем мы, хмонги, являемся как народ. Мои родители рассказывали мне истории о том, как я рос в мирной стране, внезапно разрушенной войной, были для меня непостижимыми, но сильно повлияли на то, как я рос. На протяжении большей части моей жизни меня заставляли верить, что бикультурность — это недостаток. Я вырос в то время, когда системы государственных школ только изучали людей хмонг и то, как обслуживать этих учеников с различными потребностями. Я помню чувство безотлагательности, связанное с необходимостью выучить английский, и клеймо того, что я студент ESL.Было важно выучить школьные правила и способы учиться в школе, потому что жизнь, которую я знал, была неправильной. Поскольку мои родители ничего не знали об этой стране, я знал, что мне нужно работать вдвое больше и сталкиваться с вдвое большим количеством проблем, только чтобы быть в два раза лучше моих сверстников.

Быть бикультурным означало, что меня снова и снова будут неправильно понимать из-за того, как я выгляжу, из-за того, что я говорил, за еду, которую я ел, за убеждения, которые я ценил, за сделанный мной выбор и за жизнь, которую я прожил. Домашняя жизнь и школьная жизнь часто противоречили друг другу, поскольку у каждой из них был совершенно другой набор ценностей и ожиданий.Из-за стыда и смущения своей культуры я научился лгать, чтобы получить одобрительные кивки от друзей и учителей. Эти переживания продолжались на протяжении всей моей жизни и сформировали меня, чтобы я стал педагогом, которым я являюсь сегодня.

Из-за неудачного опыта я поставил перед собой цель переосмыслить, что значит быть мультикультурным, и создать безопасную среду обучения, в которой все дети могут научиться принимать то, кем они являются. В эпоху образования, основанного на стандартах, нет стандартов, непосредственно касающихся мультикультурного обучения.Вместо этого мультикультурализм предоставляется тем педагогам, которые достаточно сознательны, чтобы признать его значение. Мультикультурализм выходит за рамки классной комнаты, и с ним следует бороться, поскольку он может иметь последствия на всю жизнь.

НФЛ 2021 Драфт: Buffalo Bills WR Маркес Стивенсон анализ травм

Speedy WR Маркес Стивенсон был выбран Buffalo Bills в шестом раунде для идеального использования в специальных командах после ухода Андре Робертса. Однако травмы угрожали сорвать его карьеру еще до ее начала, что, вероятно, привело к его падению на драфте.Если ему удастся преодолеть некоторые из начальных препятствий, он сможет внести существенный вклад в законопроекты в 2021 году и в последующий период. Ниже приведены широко известные травмы Стивенсона.

История травм

2016 — Год первокурсника: предсезонный тренировочный лагерь с переломом ключицы, не требующий хирургического вмешательства Сторона не указана, но согласно Instagram и подтверждению из этого профиля в Go Long, похоже, что это была левая сторона.

Он участвовал в двух полных играх, вернувшись в конце октября после пропуска первых семи игр, прежде чем снова был отключен из-за того, что было названо «дополнительными травмами», после чего пропустил все игры.К сожалению, подробностей о конкретных травмах нет.

2017 — Год второкурсника: порвал левую крестообразную связку во время весенних тренировок, пропустил реабилитацию в течение всего сезона.

2018 — Второкурсник Redshirt: участвовал в 13 играх, о травмах не сообщалось.

2019- Юношеские футболисты: участвовал в 12 играх, о травмах не сообщалось.

2020- Redshirt выпускной класс: участвовал в пяти матчах, пропустил две игры из-за растяжения связок левой лодыжки.Подробная информация о деталях недоступна, но возможно, что это было высокое растяжение связок голеностопного сустава, судя по тому, что доступно на видео на отметке 16:58.

Поскольку следующие несколько запланированных игр были отменены, трудно определить, как долго он действительно отсутствовал бы, дав дополнительную информацию о точной травме. Также следует отметить, что он пропустил игру в чашу, чтобы подготовиться к драфту.

Счета травм воздействия

Директор по скаутингу команды NFC заявил, что не верит, что Стивенсон выживет в лиге.Это из-за того, что травмы растут, и он не очень силен. Однако это мнение одного скаута, и анонимно легко сказать что-то.

Хотя у Стивенсона было немало травм, единственное, что вызывает беспокойство, — это травма ACL. Однако на данный момент это было более четырех лет назад, и я не верю, что он подвергается большему риску повторного разрыва той же или противоположной стороны. Исследования также подтверждают, что изолированный разрыв ПКС также не оказал никакого влияния на продолжительность карьеры, особенно если смотреть на разрывы ПКС.

Если бы он сломал ключицу, это было бы прискорбно, но ничто не могло этому помешать. Если бы он перенес операцию, кость была бы укреплена, но операция не всегда является решением, когда дело доходит до перелома или серьезной травмы. Что касается щиколотки, то она оказалась скудной. Иногда этих травм невозможно избежать.

Стивенсону предстоит долгий путь к тому, чтобы попасть в состав в качестве аса особой команды, и еще более длинный путь в качестве широкого ресивера.Поскольку некоторые из его травм остались позади, у него был шанс попасть в состав. Избегание травм в будущем или использование чужой травмы может стать его билетом на попадание в список из 53 человек.

Неужели титул без Маркеса стоит меньше? Зависит от того, кто победит …

Еще до того, как действующий чемпион мира по MotoGP Марк Маркес получил травму во время воскресного Гран-при Испании, уже велись дискуссии о том, чем запомнится сильно укороченный чемпионат мира по MotoGP 2020 года.

С учетом всего 13 гонок вместо запланированных 20, сжатых до нескольких месяцев и в основном проводимых в Испании, некоторые предполагали, что сезон 2020 года всегда будет отмечен звездочкой рядом с ним. Неужели этот титул «стоит» столько же, сколько «нормальный»?

«Не думаю, что тот, кто выиграет чемпионат, будет полностью удовлетворен. Или не должно быть , зная, что всадник номер один не присутствовал полностью »:: Альберто Пуч

Теперь, когда Маркес не участвовал, по крайней мере, в предстоящем Гран-при Андалусии в Хересе, и, вероятно, в других гонках, несмотря на его смелую личную цель — вернуться в третьем раунде в Чешской Республике, в смесь этих дебатов был добавлен еще один фактор. .

И один человек был непреклонен в том, что, по его мнению, чемпионат будет учтен в книгах по истории.

Во вторник босс команды Хонды Маркеса Альберто Пуч развел огонь.

«Я не думаю, что тот, кто выиграет чемпионат, [будет] полностью удовлетворен, — сказал он испанскому телевидению, — или должен не быть , зная, что гонщик номер один не присутствовал полностью».

Поскольку календарь перезапуска был впервые объявлен в июне, я предвидел, что возможный победитель чемпионата войдет в учебники истории одним из трех способов, но травма Маркеса может усложнить ситуацию, если ему потребуется время на восстановление.

Вариант первый был моим наиболее вероятным сценарием: Маркес выиграет девятый титул чемпиона мира, его седьмое место в MotoGP из восьми попыток и его пятое место подряд. Это укрепило бы его место как одного из величайших игроков всех времен, и с учетом его послужного списка было бы трудно сказать, что в будущем он будет считаться меньшим, даже если он будет выигран в меньшем количестве гонок, чем другие его короны.

Джеймса Ханта и Кевина Шванца помнят как самостоятельных чемпионов, но всегда есть оговорка

Сейчас наиболее вероятно, что этого, конечно, не произойдет.Это не значит, что этого не произойдет, и если он сделает что-то еще более чудесное, чем его невероятный сейв в воскресной гонке, и станет чемпионом 2020 года, несмотря на эту травму, тогда даже самому стойкому фанату Валентино Росси будет трудно отрицать. мы стали бы свидетелями одного из величайших достижений автоспорта.

Второй вариант, который я придумал в этом сезоне, заключался в том, что один из гонщиков, которые, честно говоря, были вспомогательным составом на шоу Марка Маркеса в последние сезоны, занял первое место.И этот сценарий сейчас стал более вероятным.

Андреа Довициозо, в частности, является наиболее вероятной жертвой этой ловушки, хотя это также может быть судьба, постигшая Маверик Виньялес или даже в меньшей степени Валентино Росси.

Если они добьются титульного успеха в сокращенном сезоне (а теперь и в том, где Маркес тоже скомпрометирован), то они подвергаются очень реальному риску всегда иметь «… но» после того, как их имена в 2020 году войдут в учебники истории.

Подумайте, Джеймс Хант, поднявший корону Формулы-1 в 1976 году после ужасной аварии Ники Лауда, или Кевин Шванц, наконец, выигравший чемпионат Гран-при в классе 500сс, когда Уэйн Рейни потерял лидерство в чемпионате в 1993 году и был парализован.

Конечно, и Ханта, и Шванца помнят как самих по себе чемпионов, но всегда будет предостережение, что они выиграли свои короны, не победив гонщика, который, возможно, был лучшим в мире в то время за весь сезон. одновременно.

Однако третий вариант, пожалуй, самый интересный — и, на мой взгляд, именно его мы, скорее всего, увидим в 2020 году.

Традиционно у великих гонщиков MotoGP относительно короткое время на вершине.Вернитесь к учебникам по истории, и если вы сможете доминировать в течение восьми лет, у вас все хорошо.

Майк Хейлвуд, Джакомо Агостини, Мик Духан, Росси — все они менее 10 лет были абсолютными королями спорта, прежде чем возраст неизбежно догнал их, и появился молодой, чтобы свергнуть их.

Марк Маркес, возможно, все еще убийца с детским лицом, но, возможно, его время в качестве бессменного чемпиона подходит к концу.

И если одному из его ярых претендентов удастся завоевать титул 2020 года, то это не будет считаться годом, который всегда нуждается в объяснении, а скорее как конец эпохи и начало новой.

Свежие молодые претенденты, такие как Джек Миллер и Джоан Мир (на фото выше), — безошибочные ставки на будущие титулы, и если бы один из них убедился, что его имя будет на трофеях 2020 года, это, возможно, возвестит новую заря.

Возможно, мы уже видели проблеск будущего в Хересе в воскресенье, когда Фабио Квартараро уехал вдаль, чтобы одержать свою первую победу в MotoGP.

Он уже первый человек, выигравший на сателлите Yamaha, и переходит в заводскую команду в 2021 году.Мы вполне могли бы наблюдать начало чего-то прекрасного сейчас, когда год наконец-то начался.

Что имел в виду Гарсиа Маркес для макондов

1.
Когда родственники посещали мой родной город Кали в 80-х и 90-х годах, мой отец брал их с собой в волшебный тур. Это были пиковые годы существования печально известного наркокартеля города, организации, которая контролировала восемьдесят процентов мировой торговли кокаином, и тур заключался в том, чтобы погрузить всех в нашу старую Nissan Sentra и проехать по окрестностям, чтобы увидеть особняки крупного города. наркобароны — их часто называют mágicos , или «магическими», из-за их почти чудесных способностей к накоплению богатства.У входа в район находился дом Мигеля Родригеса , крепость, которая занимала два целых квартала и две части которой, как мы узнали от друга-подрядчика, работавшего над проектом, были соединены секретным проходом, вырытым под дорогой. Чуть дальше по улице, полностью скрытый за двадцатифутовой стеной, украшенной мерцающими белыми камнями, находился дом Хоакина Марио Валенсии , еще одного главного вора в законе, а рядом с ним были бетонные руины настоящего замка, который когда-то был так и не достроен из-за убийства его владельца.Главное событие тура находилось чуть более чем в квартале от моего дома. Это был дом Chepe Santacruz , номер три в иерархии картеля, который построил себе копию самого эксклюзивного социального клуба в городе после того, как его члены отказали ему в допуске. Этот особняк он в конце концов разрушил, а когда несколько лет спустя был убит в перестрелке с полицией, он оставил незаконченным еще большую архитектурную насмешку над своими врагами: то, что должно было стать сестрой-близнецом Белого дома.Назовите это магическим реализмом.

Неудивительно, что это волшебство, о котором мы с соотечественниками предпочли бы забыть. Нам больно вспоминать те дни, когда единственной версией нашей страны, которую знали иностранцы, была «Локомбия», мифическая адская дыра, кишащая кровожадными варварами. Это искаженное повествование было настолько доминирующим какое-то время, что мы часто реагировали, принимая противоположную крайность, отрицая, что в нем вообще есть какая-то правда. Но не нужно принимать причудливое изображение Колумбии, которое появляется в таких фильмах, как Mr.и миссис Смит — где Богота, космополитический мегаполис с населением девять миллионов человек, изображается как потная заводь на краю джунглей — чтобы подтвердить, что мы действительно кое-что знали о вратах ада. Проблема, однако, в том, что такой взгляд на страну слишком часто заслоняет собой все, что уже давно заставляло бесчисленное количество людей, как местных, так и иностранцев, глубоко влюбляться в Колумбию. И я не имею в виду только сейчас, когда писатели-путешественники из New York Times , кажется, увлеклись страной, а Гэллап назвал ее самой счастливой нацией на земле.Истина в том, что Колумбия 80-х и 90-х годов содержала в себе Ад и Рай одновременно, каждый в своей полной силе, не разбавляя друг друга. Этот момент важен для понимания того, почему многие из нас стали называть нашего любимого Нобелевского лауреата, Габриэля Гарсиа Маркеса , самого важного из когда-либо живших колумбийцев, покойного. Некоторые могут посчитать это чрезмерным титулом для того, кто зарабатывает на жизнь сочинением рассказов. Тем не менее, когда страна погрузилась в кровавый хаос нарко-терроризма, его работы не только укрепили нашу идентичность как народа, но и в неожиданном смысле привели нашу историю к осуществлению, разрушив проклятие нашего одиночества, о котором он так красноречиво писал. .

2.
В начале своей речи о вручении Нобелевской премии «Одиночество Латинской Америки» Гарсиа Маркес описывает легендарный город Эльдорадо как «нашу так страстно желаемую и иллюзорную страну». Во многих отношениях это действительно подходящая метафора не только для Латинской Америки в целом, но и для Колумбии в частности, под озером Гуатавита которой должен был находиться золотой город. Колумбийцы давно видели в своей стране потенциальный рай, который, к сожалению, всегда оставался за изгибом ближайшего холма.В опыте нашей культуры и истории — от таинственных ритмов наших cumbias и vallenatos , которые говорят об Африке и старой Европе, до желтых бабочек, которые вечно порхали вокруг трагической фигуры Маурисио Вавилонии в году. Одиночество , которое мы приняли в качестве неофициального национального символа, — мы интуитивно уловили нечто глубокое и ценное в нашем опыте, что, тем не менее, было оставлено без внимания мировой историей. Мы увидели себя отрезанными, в частности, от западной традиции, к которой, как мы считали, мы по праву принадлежали, как несовершеннолетний правонарушитель в семье, которого нужно жалеть и иногда отправлять на реабилитацию, но никогда не советоваться с семейными решениями.

Однако со времен борьбы страны за независимость против Испании Колумбия всегда стремилась к большему. Симон Боливар , Освободитель, мечтал об объединенной Латинской Америке, которая будет продвигать дело демократической свободы в мире, в котором все еще господствуют монархии — южный аналог Соединенных Штатов со столицей в Боготе. Мечта родилась в 1819 году с Великой Колумбией, территория которой включала современные Венесуэлу, Эквадор, Панаму и Колумбию, а также части Перу, Бразилии и Гайаны, но она умерла в младенчестве с распадом страны всего через десять лет. потом.

Это мечта, которая осталась бы мертвой, если бы не наш любимый Габо и Сто лет одиночества . Его предыдущие книги были высоко оценены критиками, но они были проданы лишь небольшими тиражами. Напротив, в течение недели после выпуска «Сто лет одиночества » в 1967 году весь тираж был распродан. Из первого абзаца, в котором упоминается расстрельная команда, труппа странствующих цыган, доспехи пятнадцатого века, идея о том, что инертные предметы имеют души, а также идею использования магии и чудес на службе мотивации наживы, книга транслирует широту своего видения и исторический размах.

Роман, в котором рассказывается история семьи, основавшей вымышленный город Макондо, на самом деле представляет собой историю мира, историю Колумбии и Библию в одном лице. Колумбийцы сразу поняли, что он прекрасно передает — если не подробности типичной колумбийской жизни — определенно то, что чувствует, как , быть колумбийцем. Семья Буэндиа — это наша семья, каждая из наших семей, вплоть до их сводящих с ума повторяющихся имен и их страха, что браки между родственниками приведут к рождению ребенка с хвостом свиньи — образ, который вскоре вошел в наш популярный лексикон.Собственный свиный хвост моей семьи — это плохие бедра, которые пришлось заменить не только моему дедушке, но и трем моим тетям и дядям (и несколько других, вероятно, пойдут по их стопам). Что касается имен, то миллиону Хосе Аркадиоса и Аурелианоса в моей семье соперничает множество Мариос, Гонсалос и Алехандрос, которых моя американская жена весело проводила время, пытаясь сохранять честность каждый раз, когда мы посещаем. Что касается, казалось бы, фантастических событий, в какой колумбийской семье нет их списка? Сверху в голове я могу думать о чудесном исцелении моего деда, о призраке, который преследовал его ферму, устрашающе точных предчувствиях моей прабабушки и о том времени, когда случайный выстрел из винтовки оставил дыру в стене прямо за моей тётей, хотя почему-то совершенно по ней скучал, и все это было широко признано как простые факты из истории семьи.

Такой взгляд на мир, который Гарсиа Маркес так великолепно исследовал в фильме «Сто лет одиночества », действительно ставит семью в центр самой истории и рассматривает вещи как наполненные смыслами — не только в литературе, но и вне ее. там, в мире, в себе. В конце концов, Гарсиа Маркес был отпавшим католиком, и трудно не заметить влияние в его сочинении сакраментального видения реальности, которое сформировало не только его ранние годы, но и его культуру в целом.Его гений заключался в том, чтобы взять этот опыт мира — тот, который, как выяснилось в его произведениях, был не только опытом Колумбии, но и Латинской Америки в целом, — и довести его до уровня эпической поэзии, что и является тем, что действительно есть. Такая поэзия, которую в своей Нобелевской речи Гарсиа Маркес описал как вдохновение для греческой цивилизации в «подавляющем списке кораблей» Гомера г. Средневековье », — он привнес в Латинскую Америку и сформировал ее из души.Тем самым он сделал для нас то, что сделали все великие эпосы: превратил народ из племени в цивилизацию. Таким образом, он совершил то, чего Симон Боливар никогда не мог, не на политическом, а, скорее, на духовном уровне. Поскольку его работа нашла отклик во всем мире, кульминацией которой стала его Нобелевская премия 1982 года, он дал нам голос в великом историческом разговоре, положившем конец, в некотором смысле, нашему одиночеству.

Если все это звучит слишком грандиозно, пусть это тоже считается доказательством огромного долга колумбийцев перед Габо, который не может не выражаться в неспособности оставаться беспристрастным по отношению к нему.Его творчество в Колумбии является не только высоким искусством, но и популярной культурой, так же широко, как песни Шакиры . Его Нобелевская премия, , наша Нобелевская, стала подтверждением нашего существования на мировой арене, особенно в течение следующих двух десятилетий, когда мы пригрозили скатиться до статуса страны-изгоя. Как ничто другое — даже футбол, и это о чем-то — его книги объединили нас, несмотря на идеологические границы, несмотря на социалистические позиции Габо посреди страны, ведущей войну против глубоко коррумпированных и непопулярных марксистских партизанских группировок.

3.
Его смерть наступает в то время, когда возникает новая, современная Колумбия, что ставит вопрос о том, что случится с этой идентичностью, которую он помог создать. В эпизоде «Сто лет одиночества » Габо оставляет нам последнее предупреждение через знаменитый эпизод чумы бессонницы, таинственной болезни, поразившей город Макондо. «Когда больной привык к своему состоянию бодрствования, — говорится в книге, — из его памяти начали стираться воспоминания о его детстве, затем имена и представления о вещах и, наконец, личности людей и даже осознание своего собственного существа, пока он не погрузился в своего рода идиотизм, у которого не было прошлого.Однако, когда новости о болезни впервые доходят до жителей города, никто не видит причин для беспокойства. «Если мы больше никогда не будем спать, тем лучше, — утверждает один из главных героев, — так мы сможем получить от жизни больше». Даже услышав о последующей потере памяти, большинство персонажей смеются над предупреждениями. Однако вскоре основы их мира начинают разрушаться, и макондцы вынуждены размещать знаки рядом с каждым предметом, который можно вообразить, чтобы запомнить его имя и его использование.Они размещают более крупные, чтобы напомнить себе о своем месте во вселенной («Макондо»), а также о том, кто их туда поместил («Бог существует»). Некоторое время этот подход работает, но в красноречивом предложении рассказчик объясняет, что «система требовала такой бдительности и моральной силы, что многие поддались чарам воображаемой реальности, изобретенной ими самими». Нетрудно понять, как все это относится к миру, в котором слово «реальность» чаще всего вызывает в памяти телешоу, в котором камеры следят за группой невероятно красивых людей, пытающихся перехитрить друг друга в рамках какого-то абсурдного сценария.

Но почему именно бессонница приводит к амнезии у Макондо? Гарсиа Маркес не дает прямых ответов, но в важном отрывке упоминает, что, несмотря на отсутствие усталости, некоторые жители, тем не менее, отчаянно хотят спать просто «из-за ностальгии по снам». Таким образом, чума бессонницы становится неприятно знакомой, это видение общества, пытающегося «получить от жизни больше», преклоняясь перед безжалостными императивами делать и производить. В этом искаженном понимании carpe diem люди теряют способность мечтать, и вскоре непосредственное настоящее становится всем, что существует.Вскоре персонажи начинают использовать карты Таро, чтобы читать прошлое, а также будущее.

Гарсиа Маркес покидает нас, и тогда перед нами стоит задача снова занять место за столом на наших условиях, создать современную колумбийскую и латиноамериканскую современность, которая соответствует нашему видению того, кто мы есть, и которая может использовать глобализацию и материальный прогресс, не впадая в идиотизм без прошлого, не принося в жертву семью и души вещей богу ВВП на душу населения.Время покажет, будут ли настоящие макондцы «истреблены ветром и изгнаны из памяти людей», но, по крайней мере, мы можем без колебаний сказать, что благодаря Гарсиа Маркесу у нас появилась вторая возможность на Земле.