Стих лермонтова 10 класс: Стихи Лермонтова для учеников 10 класса: полный список
Все стихи Михаила Лермонтова
10 июля (Опять вы, гордые, восстали…)
Опять вы, гордые, восстали За независимость страны, И снова перед вами пали Самодержавия сыны, И снова знамя вольности кровавой Явилося, победы мрачный знак, Оно любимо было прежде славой: Суворов был его сильнейший враг. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Михаил Лермонтов. Избранное. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, «Феникс», 1996.
1831-го июня 11 дня (Моя душа, я помню…)
1 Моя душа, я помню, с детских лет Чудесного искала. Я любил Все обольщенья света, но не свет, В котором я минутами лишь жил; И те мгновенья были мук полны, И населял таинственные сны Я этими мгновеньями. Но сон, Как мир, не мог быть ими омрачен. 2 Как часто силой мысли в краткий час Я жил века и жизнию иной, И о земле позабывал. Не раз, Встревоженный печальною мечтой, Я плакал; но все образы мои, Предметы мнимой злобы иль любви, Не походили на существ земных. О нет! всё было ад иль небо в них. 3 Холодной буквой трудно объяснить Боренье дум. Нет звуков у людей Довольно сильных, чтоб изобразить Желание блаженства. Пыл страстей Возвышенных я чувствую, но слов Не нахожу и в этот миг готов Пожертвовать собой, чтоб как-нибудь Хоть тень их перелить в другую грудь. 4 Известность, слава, что они?— а есть У них над мною власть; и мне они Велят себе на жертву всё принесть, И я влачу мучительные дни Без цели, оклеветан, одинок; Но верю им!— неведомый пророк Мне обещал бессмертье, и, живой, Я смерти отдал всё, что дар земной. 5 Но для небесного могилы нет. Когда я буду прах, мои мечты, Хоть не поймет их, удивленный свет Благословит; и ты, мой ангел, ты Со мною не умрешь: моя любовь Тебя отдаст бессмертной жизни вновь; С моим названьем станут повторять Твое: на что им мертвых разлучать? 6 К погибшим люди справедливы; сын Боготворит, что проклинал отец. Чтоб в этом убедиться, до седин Дожить не нужно. Есть всему конец; Немного долголетней человек Цветка; в сравненье с вечностью их век Равно ничтожен. Пережить одна Душа лишь колыбель свою должна. 7 Так и ее созданья. Иногда, На берегу реки, один, забыт, Я наблюдал, как быстрая вода Синея, гнется в волны, как шипит Над ними пена белой полосой; И я глядел, и мыслию иной Я не был занят, и пустынный шум Рассеивал толпу глубоких дум. 8 Тут был я счастлив… О, когда б я мог Забыть, что незабвенно! женский взор! Причину стольких слез, безумств, тревог! Другой владеет ею с давных пор, И я другую с нежностью люблю, Хочу любить,— и небеса молю О новых муках; но в груди моей Всё жив печальный призрак прежних дней. 9 Никто не дорожит мной на земле, И сам себе я в тягость, как другим; Тоска блуждает на моем челе. Я холоден и горд; и даже злым Толпе кажуся; но ужель она Проникнуть дерзко в сердце мне должна? Зачем ей знать, что в нем заключено? Огонь иль сумрак там — ей всё равно. 10 Темна проходит туча в небесах, И в ней таится пламень роковой; Он, вырываясь, обращает в прах Всё, что ни встретит. С дивной быстротой Блеснет, и снова в облаке укрыт; И кто его источник объяснит, И кто заглянет в недра облаков? Зачем? они исчезнут без следов. 11 Грядущее тревожит грудь мою. Как жизнь я кончу, где душа моя Блуждать осуждена, в каком краю Любезные предметы встречу я? Но кто меня любил, кто голос мой Услышит и узнает? И с тоской Я вижу, что любить, как я,— порок, И вижу, я слабей любить не мог. 12 Не верят в мире многие любви И тем счастливы; для иных она Желанье, порожденное в крови, Расстройство мозга иль виденье сна. Я не могу любовь определить, Но это страсть сильнейшая!— любить Необходимость мне; и я любил Всем напряжением душевных сил. 13 И отучить не мог меня обман; Пустое сердце ныло без страстей, И в глубине моих сердечных ран Жила любовь, богиня юных дней; Так в трещине развалин иногда Береза вырастает молода И зелена, и взоры веселит, И украшает сумрачный гранит. 14 И о судьбе ее чужой пришлец Жалеет. Беззащитно предана Порыву бурь и зною, наконец Увянет преждевременно она; Но с корнем не исторгнет никогда Мою березу вихрь: она тверда; Так лишь в разбитом сердце может страсть Иметь неограниченную власть. 15 Под ношей бытия не устает И не хладеет гордая душа; Судьба ее так скоро не убьет, А лишь взбунтует; мщением дыша Против непобедимой, много зла Она свершить готова, хоть могла Составить счастье тысячи людей: С такой душой ты бог или злодей… 16 Как нравились всегда пустыни мне. Люблю я ветер меж нагих холмов, И коршуна в небесной вышине, И на равнине тени облаков. Ярма не знает резвый здесь табун, И кровожадный тешится летун Под синевой, и облако степей Свободней как-то мчится и светлей. 17 И мысль о вечности, как великан, Ум человека поражает вдруг, Когда степей безбрежный океан Синеет пред глазами; каждый звук Гармонии вселенной, каждый час Страданья или радости для нас Становится понятен, и себе Отчет мы можем дать в своей судьбе. 18 Кто посещал вершины диких гор В тот свежий час, когда садится день, На западе светило видит взор И на востоке близкой ночи тень, Внизу туман, уступы и кусты, Кругом всё горы чудной высоты, Как после бури облака, стоят, И странные верхи в лучах горят. 19 И сердце полно, полно прежних лет, И сильно бьется; пылкая мечта Приводит в жизнь минувшего скелет, И в нем почти всё та же красота. Так любим мы глядеть на свой портрет, Хоть с нами в нем уж сходства больше нет, Хоть на холсте хранится блеск очей, Погаснувших от время и страстей. 20 Что на земле прекрасней пирамид Природы, этих гордых снежных гор? Не переменит их надменный вид Ничто: ни слава царств, ни их позор; О ребра их дробятся темных туч Толпы, и молний обвивает луч Вершины скал; ничто не вредно им. Кто близ небес, тот не сражен земным. 21 Печален степи вид, где без препон, Волнуя лишь серебряный ковыль, Скитается летучий аквилон И пред собой свободно гонит пыль; И где кругом, как зорко ни смотри, Встречает взгляд березы две иль три, Которые под синеватой мглой Чернеют вечером в дали пустой. 22 Так жизнь скучна, когда боренья нет. В минувшее проникнув, различить В ней мало дел мы можем, в цвете лет Она души не будет веселить. Мне нужно действовать, я каждый день Бессмертным сделать бы желал, как тень Великого героя, и понять Я не могу, что значит отдыхать. 23 Всегда кипит и зреет что-нибудь В моем уме. Желанье и тоска Тревожат беспрестанно эту грудь. Но что ж? Мне жизнь всё как-то коротка И всё боюсь, что не успею я Свершить чего-то!— Жажда бытия Во мне сильней страданий роковых, Хотя я презираю жизнь других. 24 Есть время — леденеет быстрый ум; Есть сумерки души, когда предмет Желаний мрачен: усыпленье дум; Меж радостью и горем полусвет; Душа сама собою стеснена, Жизнь ненавистна, но и смерть страшна, Находишь корень мук в себе самом, И небо обвинить нельзя ни в чем. 25 Я к состоянью этому привык, Но ясно выразить его б не мог Ни ангельский, ни демонский язык: Они таких не ведают тревог, В одном всё чисто, а в другом всё зло. Лишь в человеке встретиться могло Священное с порочным. Все его Мученья происходят оттого. 26 Никто не получал, чего хотел И что любил, и если даже тот, Кому счастливый небом дан удел, В уме своем минувшее пройдет, Увидит он, что мог счастливей быть, Когда бы не умела отравить Судьба его надежды. Но волна Ко брегу возвратиться не сильна. 27 Когда, гонима бурей роковой, Шипит и мчится с пеною своей, Она всё помнит тот залив родной, Где пенилась в приютах камышей, И, может быть, она опять придет В другой залив, но там уж не найдет Себе покоя: кто в морях блуждал, Тот не заснет в тени прибрежных скал. 28 Я предузнал мой жребий, мой конец, И грусти ранняя на мне печать; И как я мучусь, знает лишь творец; Но равнодушный мир не должен знать. И не забыт умру я. Смерть моя Ужасна будет; чуждые края Ей удивятся, а в родной стране Все проклянут и память обо мне. 29 Все. Нет, не все: созданье есть одно, Способное любить — хоть не меня; До этих пор не верит мне оно, Однако сердце, полное огня, Не увлечется мненьем, и мое Пророчество припомнит ум ее, И взор, теперь веселый и живой, Напрасной отуманится слезой. 30 Кровавая меня могила ждет, Могила без молитв и без креста, На диком берегу ревущих вод И под туманным небом; пустота Кругом. Лишь чужестранец молодой, Невольным сожаленьем, и молвой, И любопытством приведен сюда, Сидеть на камне станет иногда 31 И скажет: отчего не понял свет Великого, и как он не нашел Себе друзей, и как любви привет К нему надежду снова не привел? Он был ее достоин. И печаль Его встревожит, он посмотрит вдаль, Увидит облака с лазурью волн, И белый парус, и бегучий челн, 32 И мой курган!— любимые мечты Мои подобны этим. Сладость есть Во всем, что не сбылось,— есть красоты В таких картинах; только перенесть Их на бумагу трудно: мысль сильна, Когда размером слов не стеснена, Когда свободна, как игра детей, Как арфы звук в молчании ночей!
М.Ю.Лермонтов. Собрание сочинений в 4-х т. Библиотека отечественной классики. Москва: Правда, 1969.
1831-го января (Редеют бледные туманы…)
Редеют бледные туманы Над бездной смерти роковой, И вновь стоят передо мной Веков протекших великаны. Они зовут, они манят, Поют, и я пою за ними, И, полный чувствами живыми, Страшуся поглядеть назад,— Чтоб бытия земного звуки Не замешались в песнь мою, Чтоб лучшей жизни на краю Не вспомнил я людей и муки, Чтоб я не вспомнил этот свет, Где носит всё печать проклятья, Где полны ядом все объятья, Где счастья без обмана нет.
М.Ю.Лермонтов. Собрание сочинений в 4-х т. Библиотека отечественной классики. Москва: Правда, 1969.
А.А.Углицкой (Ma chere Alexandrine…)
Ma chere Alexandrine, Простите, же ву при,1 За мой армейский чин Всё, что je vous ecris;2 Меж тем, же ву засюр,3 Ich wunsche4 счастья вам, Surtout beaucoup d’amour Quand vous serez Мадам.5 Notes: 1. же ву при — Я вас прошу (франц.). Обратно 2. je vous ecris — Я вам пишу (франц.). — Ред. Обратно 3. же ву засюр — Я вас уверяю (франц.). — Ред. Обратно 4. Ich wunsche — Я желаю (нем.). — Ред. Обратно 5. Quand vous serez — А главное много любви, когда вы будете Мадам (франц.). ОбратноМ.Ю.Лермонтов. Собрание сочинений в 4-х т. Библиотека отечественной классики. Москва: Правда, 1969.
А.Д.3. (О ты, которого…)
О ты, которого клеврет твой верный Павел В искусстве ёрников в младенчестве наставил; О ты, к которому день всякий Валерьян На ваньке приезжал ярыгой, глуп и пьян, Которому служил лакеем из лакеев Шут, алырь, женолаз, великий Теличеев, Приветствую тебя и твой триумвират: И кто сказать бы смел, что черт тебе не брат?
М.Ю.Лермонтов. Собрание сочинений в 4-х т. Библиотека отечественной классики. Москва: Правда, 1969.
А.О.Смирновой (Без вас хочу…)
Без вас хочу сказать вам много, При вас я слушать вас хочу; Но молча вы глядите строго, И я в смущении молчу. Что ж делать?.. Речью неискусной Занять ваш ум мне не дано… Всё это было бы смешно, Когда бы не было так грустно…
М.Ю.Лермонтов. Собрание сочинений в 4-х т. Библиотека отечественной классики. Москва: Правда, 1969.
Алябьевой (Вам красота, чтобы блеснуть…)
Вам красота, чтобы блеснуть, Дана; В глазах душа, чтоб обмануть, Видна!.. Но звал ли вас хоть кто-нибудь: Она?
М.Ю.Лермонтов. Собрание сочинений в 4-х т. Библиотека отечественной классики. Москва: Правда, 1969.
Ангел
По небу полуночи ангел летел, И тихую песню он пел, И месяц, и звезды, и тучи толпой Внимали той песне святой. Он пел о блаженстве безгрешных духов Под кущами райских садов, О Боге великом он пел, и хвала Его непритворна была. Он душу младую в объятиях нес Для мира печали и слез; И звук его песни в душе молодой Остался — без слов, но живой. И долго на свете томилась она, Желанием чудным полна, И звуков небес заменить не могли Ей скучные песни земли.
Под большим шатром голубых небес. Стихи русских поэтов. Екатеринбург: Средне-Уральское книжное издательство, 1992.
Атаман
1 Горе тебе, город Казань, Едет толпа удальцов Собирать невольную дань С твоих беззаботных купцов. Вдоль по Волге широкой На лодке плывут; И веслами дружными плещут, И песни поют. 2 Горе тебе, русская земля, Атаман между ними сидит; Хоть его лихая семья, Как волны, шумна,- он молчит; И краса молодая, Как саван бледна, Перед ним стоит на коленах. И молвит она: 3 «Горе мне, бедной девице! Чем виновна я пред тобой, Ты поверил злой клеветнице; Любим мною не был другой. Мне жребий неволи Судьбинушкой дан; Не губи, не губи мою душу, Лихой атаман». 4 «Горе девице лукавой,- Атаман ей нахмурясь в ответ,- У меня оправдается правый, Но пощады виновному нет; От глаз моих трудно Проступок укрыть, Все знаю!.. и вновь не могу я, Девица, любить!.. 5 Но лекарство чудесное есть У меня для сердечных ран… Прости же!- лекарство то: месть! На что же я здесь атаман? И заплачу ль, как плачет Любовник другой?.. И смягчишь ли меня ты, девица, Своею слезой?» 6 Горе тебе, гроза-атаман, Ты свой произнес приговор. Средь пожаров ограбленных стран Ты забудешь ли пламенный взор!.. Остался ль ты хладен И тверд, как в бою, Когда бросили в пенные волны Красотку твою? 7 Горе тебе, удалой! Как совесть совсем удалить?.. Отныне он чистой водой Боится руки умыть. Умывать он их любит С дружиной своей Слезами вдовиц беззащитных И кровью детей!
М.Ю.Лермонтов. Собрание сочинений в четырех томах. Москва, Библиотека «Огонек», Издательство «Правда», 1969 г.
Баллада (В избушке позднею порою…)
В избушке позднею порою Славянка юная сидит. Вдали багровой полосою На небе зарево горит… И, люльку детскую качая, Поет славянка молодая… «Не плачь, не плачь! иль сердцем чуешь, Дитя, ты близкую беду!.. О, полно, рано ты тоскуешь: Я от тебя не отойду. Скорее мужа я утрачу. Дитя, не плачь! и я заплачу! Отец твой стал за честь и бога В ряду бойцов против татар, Кровавый след ему дорога, Его булат блестит, как жар. Взгляни, там зарево краснеет: То битва семя смерти сеет. Как рада я, что ты не в силах Понять опасности своей, Не плачут дети на могилах; Им чужд и стыд и страх цепей; Их жребий зависти достоин…» Вдруг шум — и в двери входит воин. Брада в крови, избиты латы. «Свершилось!- восклицает он,- Свершилось! торжествуй, проклятый!… Наш милый край порабощен, Татар мечи не удержали - Орда взяла, и наши пали». И он упал — и умирает Кровавой смертию бойца. Жена ребенка поднимает Над бледной головой отца: «Смотри, как умирают люди, И мстить учись у женской груди!..»
М.Ю.Лермонтов. Собрание сочинений в четырех томах. Москва, Библиотека «Огонек», Издательство «Правда», 1969 г.
Баллада (Из ворот выезжают…)
(С немецкого) Из ворот выезжают три витязя в ряд, увы! Из окна три красотки вослед им глядят: прости! Напрасно в боях они льют свою кровь — увы! Разлука пришла — и девичья любовь прости! Уж три витязя новых в ворота спешат, увы! И красотки печали своей говорят: прости!
Михаил Лермонтов. Избранное. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, «Феникс», 1996.
Баллада (Над морем красавица-дева…)
Над морем красавица-дева сидит; И, к другу ласкаяся, так говорит: «Достань ожерелье, спустися на дно; Сегодня в пучину упало оно! Ты этим докажешь свою мне любовь!» Вскипела лихая у юноши кровь, И ум его обнял невольный недуг, Он в пенную бездну кидается вдруг. Из бездны перловые брызги летят, И волны теснятся, и мчатся назад, И снова приходят и о берег бьют, Вот милого друга они принесут. О счастье! он жив, он скалу ухватил, В руке ожерелье, но мрачен как был. Он верить боится усталым ногам, И влажные кудри бегут по плечам… «Скажи, не люблю иль люблю я тебя, Для перлов прекрасной и жизнь не щадя, По слову спустился на черное дно, В коралловом гроте лежало оно. Возьми!»- и печальный он взор устремил На то, что дороже он жизни любил. Ответ был: «О милый, о юноша мой! Достань, если любишь, коралл дорогой». С тоской безнадежной младой удалец Прыгнул, чтоб найти иль коралл, иль конец. Из бездны перловые брызги летят, И волны теснятся, и мчатся назад, И снова приходят и о берег бьют, Но милого друга они не несут.
М.Ю.Лермонтов. Собрание сочинений в 4-х т. Библиотека отечественной классики. Москва: Правда, 1969.
Бартеневой (Скажи мне: где переняла…)
Скажи мне: где переняла Ты обольстительные звуки И как соединить могла Отзывы радости и муки? Премудрой мыслию вникал Я в песни ада, в песни рая, Но что ж? — нигде я не слыхал Того, что слышал от тебя я!
М.Ю.Лермонтов. Собрание сочинений в 4-х т. Библиотека отечественной классики. Москва: Правда, 1969.
Башилову (Вы старшина собранья, верно…)
Вы старшина собранья, верно, Так я прошу вас объявить, Могу ль я здесь нелицемерно В глаза всем правду говорить? Авось, авось займет нас делом Иль хоть забавит новый год, Когда один в собранье целом Ему навстречу не солжет; Итак, я вас не поздравляю; Что год сей даст вам — знает бог. Зато минувший, уверяю, Отметил за вас, как только мог!
М.Ю.Лермонтов. Собрание сочинений в 4-х т. Библиотека отечественной классики. Москва: Правда, 1969.
Благодарность
За все, за все тебя благодарю я: За тайные мучения страстей, За горечь слез, отраву поцелуя, За месть врагов и клевету друзей; За жар души, растраченный в пустыне, За все, чем я обманут в жизни был… Устрой лишь так, чтобы тебя отныне Недолго я еще благодарил.
Песнь Любви. Стихи. Лирика русских поэтов. Москва, Изд-во ЦК ВЛКСМ «Молодая Гвардия», 1967.
Благодарю!
Благодарю!.. Вчера мое признанье И стих мой ты без смеха приняла; Хоть ты страстей моих не поняла, Но за твое притворное вниманье Благодарю! В другом краю ты некогда пленяла, Твой чудный взор и острота речей Останутся навек в душе моей, Но не хочу, чтобы ты мне сказала: Благодарю! Я б не желал умножить в цвете жизни Печальную толпу твоих рабов И от тебя услышать, вместо слов Язвительной, жестокой укоризны: Благодарю! О, пусть холодность мне твой взор покажет, Пусть он убьет надежды и мечты И все, что в сердце возродила ты; Душа моя тебе тогда лишь скажет: Благодарю!
Михаил Лермонтов. Избранное. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, «Феникс», 1996.
* * *
Блистая, пробегают облака По голубому небу. Холм крутой Осенним солнцем озарен. Река Бежит внизу по камням с быстротой. И на холме пришелец молодой, Завернут в плащ, недвижимо сидит Под старою березой. Он молчит, Но грудь его подъемлется порой; Но бледный лик меняет часто цвет; Чего он ищет здесь? — спокойствия? — о нет! Он смотрит вдаль: тут лес пестреет, там Поля и степи, там встречает взгляд Опять дубраву или по кустам Рассеянные сосны. Мир как сад, Цветет — надев могильный свой наряд: Поблекнувшие листья; жалок мир! В нем каждый средь толпы забыт и сир; И люди все к ничтожеству спешат,- Но, хоть природа презирает их, Любимцы есть у ней, как у царей других. И тот, на ком лежит ее печать, Пускай не ропщет на судьбу свою, Чтобы никто, никто не смел сказать, Что у груди своей она змею Согрела. «О! когда б одно люблю Из уст прекрасной мог подслушать я, Тогда бы люди, даже жизнь моя В однообразном северном краю, Все б в новый блеск оделось!» — Так мечтал Беспечный… но просить он неба не желал!
М.Ю.Лермонтов. Собрание сочинений в четырех томах. Москва, Библиотека «Огонек», Издательство «Правда», 1969 г.
Бой
Сыны небес; однажды надо мною Слетелися, воздушных два бойца; Один — серебряной обвешан бахромою, Другой — в одежде чернеца. И, видя злость противника второго, Я пожалел о воине младом; Вдруг поднял он концы сребристого покрова, И я под ним заметил — гром. И кони их ударились крылами, И ярко брызнул из ноздрей огонь; Но вихорь отступил перед громами, И пал на землю черный конь.
Михаил Лермонтов. Избранное. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, «Феникс», 1996.
Бородино
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром, Французу отдана? Ведь были ж схватки боевые, Да, говорят, еще какие! Недаром помнит вся Россия Про день Бородина! — Да, были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя: Богатыри — не вы! Плохая им досталась доля: Немногие вернулись с поля… Не будь на то господня воля, Не отдали б Москвы! Мы долго молча отступали, Досадно было, боя ждали, Ворчали старики: «Что ж мы? на зимние квартиры? Не смеют, что ли, командиры Чужие изорвать мундиры О русские штыки?» И вот нашли большое поле: Есть разгуляться где на воле! Построили редут. У наших ушки на макушке! Чуть утро осветило пушки И леса синие верхушки - Французы тут как тут. Забил заряд я в пушку туго И думал: угощу я друга! Постой-ка, брат мусью! Что тут хитрить, пожалуй к бою; Уж мы пойдем ломить стеною, Уж постоим мы головою За родину свою! Два дня мы были в перестрелке. Что толку в этакой безделке? Мы ждали третий день. Повсюду стали слышны речи: «Пора добраться до картечи!» И вот на поле грозной сечи Ночная пала тень. Прилег вздремнуть я у лафета, И слышно было до рассвета, Как ликовал француз. Но тих был наш бивак открытый: Кто кивер чистил весь избитый, Кто штык точил, ворча сердито, Кусая длинный ус. И только небо засветилось, Все шумно вдруг зашевелилось, Сверкнул за строем строй. Полковник наш рожден был хватом: Слуга царю, отец солдатам… Да, жаль его: сражен булатом, Он спит в земле сырой. И молвил он, сверкнув очами: «Ребята! не Москва ль за нами? Умремте же под Москвой, Как наши братья умирали!» И умереть мы обещали, И клятву верности сдержали Мы в Бородинский бой. Ну ж был денек! Сквозь дым летучий Французы двинулись, как тучи, И всё на наш редут. Уланы с пестрыми значками, Драгуны с конскими хвостами, Все промелькнули перед нам, Все побывали тут. Вам не видать таких сражений!.. Носились знамена, как тени, В дыму огонь блестел, Звучал булат, картечь визжала, Рука бойцов колоть устала, И ядрам пролетать мешала Гора кровавых тел. Изведал враг в тот день немало, Что значит русский бой удалый, Наш рукопашный бой!.. Земля тряслась — как наши груди, Смешались в кучу кони, люди, И залпы тысячи орудий Слились в протяжный вой… Вот смерклось. Были все готовы Заутра бой затеять новый И до конца стоять… Вот затрещали барабаны - И отступили бусурманы. Тогда считать мы стали раны, Товарищей считать. Да, были люди в наше время, Могучее, лихое племя: Богатыри — не вы. Плохая им досталась доля: Немногие вернулись с поля. Когда б на то не божья воля, Не отдали б Москвы!
Михаил Лермонтов. Избранное. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, «Феникс», 1996.
Булгакову (На вздор и шалости ты хват…)
На вздор и шалости ты хват И мастер на безделки, И, шутовской надев наряд, Ты был в своей тарелке; За службу долгую и труд Авось наместо класса Тебе, мой друг, по смерть дадут Чин и мундир паяса.
М.Ю.Лермонтов. Собрание сочинений в 4-х т. Библиотека отечественной классики. Москва: Правда, 1969.
Все стихи Михаила Лермонтова
1831–го июня 11 дня (Моя душа, я помню…)
1
Моя душа, я помню, с детских лет
Чудесного искала. Я любил
Все обольщенья света, но не свет,
В котором я минутами лишь жил;
И те мгновенья были мук полны,
И населял таинственные сны
Я этими мгновеньями. Но сон,
Как мир, не мог быть ими омрачен.
2
Как часто силой мысли в краткий час
Я жил века и жизнию иной,
И о земле позабывал. Не раз,
Встревоженный печальною мечтой,
Я плакал; но все образы мои,
Предметы мнимой злобы иль любви,
Не походили на существ земных.
О нет! всё было ад иль небо в них.
3
Холодной буквой трудно объяснить
Боренье дум. Нет звуков у людей
Довольно сильных, чтоб изобразить
Желание блаженства. Пыл страстей
Возвышенных я чувствую, но слов
Не нахожу и в этот миг готов
Пожертвовать собой, чтоб как–нибудь
Хоть тень их перелить в другую грудь.
4
Известность, слава, что они?— а есть
У них над мною власть; и мне они
Велят себе на жертву всё принесть,
И я влачу мучительные дни
Без цели, оклеветан, одинок;
Но верю им!— неведомый пророк
Мне обещал бессмертье, и, живой,
Я смерти отдал всё, что дар земной.
5
Но для небесного могилы нет.
Когда я буду прах, мои мечты,
Хоть не поймет их, удивленный свет
Благословит; и ты, мой ангел, ты
Со мною не умрешь: моя любовь
Тебя отдаст бессмертной жизни вновь;
С моим названьем станут повторять
Твое: на что им мертвых разлучать?
6
К погибшим люди справедливы; сын
Боготворит, что проклинал отец.
Чтоб в этом убедиться, до седин
Дожить не нужно. Есть всему конец;
Немного долголетней человек
Цветка; в сравненье с вечностью их век
Равно ничтожен. Пережить одна
Душа лишь колыбель свою должна.
7
Так и ее созданья. Иногда,
На берегу реки, один, забыт,
Я наблюдал, как быстрая вода
Синея, гнется в волны, как шипит
Над ними пена белой полосой;
И я глядел, и мыслию иной
Я не был занят, и пустынный шум
Рассеивал толпу глубоких дум.
8
Тут был я счастлив… О, когда б я мог
Забыть, что незабвенно! женский взор!
Причину стольких слез, безумств, тревог!
Другой владеет ею с давных пор,
И я другую с нежностью люблю,
Хочу любить,— и небеса молю
О новых муках; но в груди моей
Всё жив печальный призрак прежних дней.
9
Никто не дорожит мной на земле,
И сам себе я в тягость, как другим;
Тоска блуждает на моем челе.
Я холоден и горд; и даже злым
Толпе кажуся; но ужель она
Проникнуть дерзко в сердце мне должна?
Зачем ей знать, что в нем заключено?
Огонь иль сумрак там — ей всё равно.
10
Темна проходит туча в небесах,
И в ней таится пламень роковой;
Он, вырываясь, обращает в прах
Всё, что ни встретит. С дивной быстротой
Блеснет, и снова в облаке укрыт;
И кто его источник объяснит,
И кто заглянет в недра облаков?
Зачем? они исчезнут без следов.
11
Грядущее тревожит грудь мою.
Как жизнь я кончу, где душа моя
Блуждать осуждена, в каком краю
Любезные предметы встречу я?
Но кто меня любил, кто голос мой
Услышит и узнает? И с тоской
Я вижу, что любить, как я,— порок,
И вижу, я слабей любить не мог.
12
Не верят в мире многие любви
И тем счастливы; для иных она
Желанье, порожденное в крови,
Расстройство мозга иль виденье сна.
Я не могу любовь определить,
Но это страсть сильнейшая!— любить
Необходимость мне; и я любил
Всем напряжением душевных сил.
13
И отучить не мог меня обман;
Пустое сердце ныло без страстей,
И в глубине моих сердечных ран
Жила любовь, богиня юных дней;
Так в трещине развалин иногда
Береза вырастает молода
И зелена, и взоры веселит,
И украшает сумрачный гранит.
14
И о судьбе ее чужой пришлец
Жалеет. Беззащитно предана
Порыву бурь и зною, наконец
Увянет преждевременно она;
Но с корнем не исторгнет никогда
Мою березу вихрь: она тверда;
Так лишь в разбитом сердце может страсть
Иметь неограниченную власть.
15
Под ношей бытия не устает
И не хладеет гордая душа;
Судьба ее так скоро не убьет,
А лишь взбунтует; мщением дыша
Против непобедимой, много зла
Она свершить готова, хоть могла
Составить счастье тысячи людей:
С такой душой ты бог или злодей…
16
Как нравились всегда пустыни мне.
Люблю я ветер меж нагих холмов,
И коршуна в небесной вышине,
И на равнине тени облаков.
Ярма не знает резвый здесь табун,
И кровожадный тешится летун
Под синевой, и облако степей
Свободней как–то мчится и светлей.
17
И мысль о вечности, как великан,
Ум человека поражает вдруг,
Когда степей безбрежный океан
Синеет пред глазами; каждый звук
Гармонии вселенной, каждый час
Страданья или радости для нас
Становится понятен, и себе
Отчет мы можем дать в своей судьбе.
18
Кто посещал вершины диких гор
В тот свежий час, когда садится день,
На западе светило видит взор
И на востоке близкой ночи тень,
Внизу туман, уступы и кусты,
Кругом всё горы чудной высоты,
Как после бури облака, стоят,
И странные верхи в лучах горят.
19
И сердце полно, полно прежних лет,
И сильно бьется; пылкая мечта
Приводит в жизнь минувшего скелет,
И в нем почти всё та же красота.
Так любим мы глядеть на свой портрет,
Хоть с нами в нем уж сходства больше нет,
Хоть на холсте хранится блеск очей,
Погаснувших от время и страстей.
20
Что на земле прекрасней пирамид
Природы, этих гордых снежных гор?
Не переменит их надменный вид
Ничто: ни слава царств, ни их позор;
О ребра их дробятся темных туч
Толпы, и молний обвивает луч
Вершины скал; ничто не вредно им.
Кто близ небес, тот не сражен земным.
21
Печален степи вид, где без препон,
Волнуя лишь серебряный ковыль,
Скитается летучий аквилон
И пред собой свободно гонит пыль;
И где кругом, как зорко ни смотри,
Встречает взгляд березы две иль три,
Которые под синеватой мглой
Чернеют вечером в дали пустой.
22
Так жизнь скучна, когда боренья нет.
В минувшее проникнув, различить
В ней мало дел мы можем, в цвете лет
Она души не будет веселить.
Мне нужно действовать, я каждый день
Бессмертным сделать бы желал, как тень
Великого героя, и понять
Я не могу, что значит отдыхать.
23
Всегда кипит и зреет что–нибудь
В моем уме. Желанье и тоска
Тревожат беспрестанно эту грудь.
Но что ж? Мне жизнь всё как–то коротка
И всё боюсь, что не успею я
Свершить чего–то!— Жажда бытия
Во мне сильней страданий роковых,
Хотя я презираю жизнь других.
24
Есть время — леденеет быстрый ум;
Есть сумерки души, когда предмет
Желаний мрачен: усыпленье дум;
Меж радостью и горем полусвет;
Душа сама собою стеснена,
Жизнь ненавистна, но и смерть страшна,
Находишь корень мук в себе самом,
И небо обвинить нельзя ни в чем.
25
Я к состоянью этому привык,
Но ясно выразить его б не мог
Ни ангельский, ни демонский язык:
Они таких не ведают тревог,
В одном всё чисто, а в другом всё зло.
Лишь в человеке встретиться могло
Священное с порочным. Все его
Мученья происходят оттого.
26
Никто не получал, чего хотел
И что любил, и если даже тот,
Кому счастливый небом дан удел,
В уме своем минувшее пройдет,
Увидит он, что мог счастливей быть,
Когда бы не умела отравить
Судьба его надежды. Но волна
Ко брегу возвратиться не сильна.
27
Когда, гонима бурей роковой,
Шипит и мчится с пеною своей,
Она всё помнит тот залив родной,
Где пенилась в приютах камышей,
И, может быть, она опять придет
В другой залив, но там уж не найдет
Себе покоя: кто в морях блуждал,
Тот не заснет в тени прибрежных скал.
28
Я предузнал мой жребий, мой конец,
И грусти ранняя на мне печать;
И как я мучусь, знает лишь творец;
Но равнодушный мир не должен знать.
И не забыт умру я. Смерть моя
Ужасна будет; чуждые края
Ей удивятся, а в родной стране
Все проклянут и память обо мне.
29
Все. Нет, не все: созданье есть одно,
Способное любить — хоть не меня;
До этих пор не верит мне оно,
Однако сердце, полное огня,
Не увлечется мненьем, и мое
Пророчество припомнит ум ее,
И взор, теперь веселый и живой,
Напрасной отуманится слезой.
30
Кровавая меня могила ждет,
Могила без молитв и без креста,
На диком берегу ревущих вод
И под туманным небом; пустота
Кругом. Лишь чужестранец молодой,
Невольным сожаленьем, и молвой,
И любопытством приведен сюда,
Сидеть на камне станет иногда
31
И скажет: отчего не понял свет
Великого, и как он не нашел
Себе друзей, и как любви привет
К нему надежду снова не привел?
Он был ее достоин. И печаль
Его встревожит, он посмотрит вдаль,
Увидит облака с лазурью волн,
И белый парус, и бегучий челн,
32
И мой курган!— любимые мечты
Мои подобны этим. Сладость есть
Во всем, что не сбылось,— есть красоты
В таких картинах; только перенесть
Их на бумагу трудно: мысль сильна,
Когда размером слов не стеснена,
Когда свободна, как игра детей,
Как арфы звук в молчании ночей!
11 июня 1831
Стихи Лермонтова которые легко учатся 🤓 [Есть ответ]
Силуэт
Есть у меня твой силуэт,
Мне мил его печальный цвет;
Висит он на груди моей,
И мрачен он, как сердце в ней.
В глазах нет жизни и огня,
Зато он вечно близ меня;
Он тень твоя, но я люблю,
Как тень блаженства, тень твою.
«Нет, не тебя так пылко я люблю»
Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье:
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.
Когда порой я на тебя смотрю,
В твои глаза вникая долгим взором:
Таинственным я занят разговором,
Но не с тобой я сердцем говорю.
Я говорю с подругой юных дней;
В твоих чертах ищу черты другие;
В устах живых уста давно немые,
В глазах огонь угаснувших очей.
Сюда можно добавить более длинные, но легкие для запоминания произведения Лермонтова:
И скучно и грустно
И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды…
Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..
А годы проходят — все лучшие годы!
Любить… но кого же?.. на время — не стоит труда,
А вечно любить невозможно.
В себя ли заглянешь? — там прошлого нет и следа:
И радость, и муки, и всё там ничтожно…
Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг —
Такая пустая и глупая шутка…
«Когда волнуется желтеющая нива»
Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка;
Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;
Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он,—
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе,—
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу бога.
Узник
Отворите мне темницу,
Дайте мне сиянье дня,
Черноглазую девицу,
Черногривого коня.
Я красавицу младую
Прежде сладко поцелую,
На коня потом вскочу,
В степь, как ветер, улечу.
Но окно тюрьмы высоко,
Дверь тяжелая с замком;
Черноокая далеко,
В пышном тереме своем;
Добрый конь в зеленом поле
Без узды, один, по воле
Скачет, весел и игрив,
Хвост по ветру распустив…
Одинок я — нет отрады:
Стены голые кругом,
Тускло светит луч лампады
Умирающим огнем;
Только слышно: за дверями
Звучно-мерными шагами
Ходит в тишине ночной
Безответный часовой.
Михаил Лермонтов — Нищий: читать стих, текст стихотворения полностью
У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.
Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.
Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!
Анализ стихотворения «Нищий» Лермонтова
Стихотворение «Нищий» Лермонтов написал в 1830 г. после посещения Троице-Сергиевой лавры в компании молодежи. Он посвятил его Е. Сушковой, в которую был страстно влюблен в то время.
Многие исследователи считают, что произведение основано на реальном жестоком поведении легкомысленной возлюбленной поэта. У стен монастыря Сушкова в шутку подала нищему камень. Лермонтов был настолько возмущен этим поступком, что женщина сразу же утратила в его глазах всю привлекательность. Современники утверждали, что все так и было. Сама Сушкова категорически отрицала этот неприглядный факт в своей биографии. Как бы то ни было, но именно после этого посещения монастыря Лермонтов значительно охладел к своей возлюбленной, а через несколько лет даже смог ей отомстить. Сушкова сама влюбилась в поэта, но он встретил ее признание с холодным презрением.
Стихотворение относится к лучшим образцам любовной лирики. Лермонтов использует очень яркое сравнение. Бедняк, который просит милостыню около святого места, считался в России наделенным особой благодатью. Это означало, что он уже успел побывать во многих местах и в поисках спасения и защиты прибегнул к последнему средству. Отказать такому человеку в подаянии было просто невозможно, так как его душа уже приобщилась к Богу. Описанный Лермонтовым обман был совершенно немыслим в религиозной стране. В сознании людей протянувший камень совершил бы преступление против самого Бога и понес бы немедленное наказание.
Сравнивая свою безнадежную любовь с положением нищего, Лермонтов подчеркивает ее силу. Он выстраивает параллели между голодом и мольбами, жаждой и слезами, страданиями и тоской. Отказ возлюбленной он воспринимает как предательское подношение камня в протянутую руку. Такой поступок не может быть прощен. Лермонтов боготворил свою избранницу, поэтому обман его «лучших чувств» он сравнивает с духовным преступлением.
Лермонтов не так уж и часто обращался в своем творчестве к религиозным символам. Он не был набожным христианином, но при этом считал, что не стоит злоупотреблять священной темой и использовать ее в описании бытовых ситуаций. Только невероятно сильное чувство подтолкнуло его пойти на это в стихотворении «Нищий».
Мини-антология стихотворений о Лермонтове: leninka_ru — LiveJournal
В поддержку всероссийской библиотечной акции #ЛермонтовЖивГеоргий Иванов
Мелодия становится цветком,
Он распускается и осыпается,
Он делается ветром и песком,
Летящим на огонь весенним мотыльком,
Ветвями ивы в воду опускается…
Проходит тысяча мгновенных лет,
И перевоплощается мелодия
В тяжёлый взгляд, в сиянье эполет,
В рейтузы, в ментик, в «Ваше благородие»
В корнета гвардии — о, почему бы нет?..
Туман… Тамань… Пустыня внемлет Богу.
— Как далеко до завтрашнего дня!..
И Лермонтов один выходит на дорогу,
Серебряными шпорами звеня.
Евгений Баратынский. Память поэту
Когда твой голос, о поэт,
Смерть в высших звуках остановит,
Когда тебя во цвете лет
Нетерпеливый рок уловит, —
Кого закат могучих дней
Во глубине сердечной тронет?
Кто в отзыв гибели твоей
Стеснённой грудию восстонет,
И тихий гроб твой посетит,
И, над умолкшей Аонидой
Рыдая, пепел твой почтит
Нелицемерной панихидой?
Никто! — но сложится певцу
Канон намеднишним Зоилом,
Уже кадящим мертвецу,
Чтобы живых задеть кадилом.
Велимир Хлебников
На родине красивой смерти — Машуке,
Где дула войскового дым
Обвил холстом пророческие очи,
Большие и прекрасные глаза,
И белый лоб широкой кости, —
Певца прекрасные глаза,
Чело прекрасной кости
К себе на небо взяло небо,
И умер навсегда
Железный стих, облитый горечью и злостью.
Орлы и ныне помнят
Сражение двух желез,
Как небо рокотало
И вспыхивал огонь.
Пушек облаков тяжёлый выстрел
В горах далече покатился
И отдал честь любимцу чести,
Сыну земли с глазами неба.
И молния синею веткой огня
Блеснула по небу
И кинула в гроб травяной
Как почести неба.
И загрохотал в честь смерти выстрел тучи
Тяжёлых гор.
Глаза убитого певца
И до сих пор живут не умирая
В туманах гор.
И тучи крикнули: «Остановитесь,
Что делаете, убийцы?» — тяжёлый голос прокатился.
И до сих пор им молятся,
Глазам,
Во время бури.
И были вспышки гроз
Прекрасны, как убитого глаза.
И луч тройного бога смерти
По зеркалу судьбы
Блеснул — по Ленскому и Пушкину, и брату в небесах.
Певец железа — он умер от железа.
Завяли цветы пророческой души.
И дула дым священником
Пропел напутственное слово,
А небо облачные почести
Воздало мёртвому певцу.
И доныне во время бури
Горец говорит:
«То Лермонтова глаза».
Стоусто небо застонало,
Воздавши воинские почести,
И в небесах зажглись, как очи,
Большие серые глаза.
И до сих пор живут средь облаков,
И до сих пор им молятся олени,
Писателю России с туманными глазами,
Когда полёт орла напишет над утёсом
Большие медленные брови.
С тех пор то небо серое —
Как тёмные глаза.
<Октябрь 1921>
Михаил Кузмин. Лермонтову
С одной мечтой в упрямом взоре,
На Божьем свете не жилец,
Ты сам — и Демон, и Печорин,
И беглый, горестный чернец.
Ты с малых лет стоял у двери,
Твердя: «Нет, нет, я ухожу», —
Стремясь и к первобытной вере,
И к романтичному ножу.
К земле и людям равнодушен,
Привязан к выбранной судьбе,
Одной тоске своей послушен,
Ты миру чужд, и мир — тебе.
Ты страсть мечтал необычайной,
Но ах, как прост о ней рассказ!
Пленился ты Кавказа тайной, —
Могилой стал тебе Кавказ.
И Божьи радости мелькнули,
Как сон, как снежная метель…
Ты выбираешь — что? две пули
Да пошловатую дуэль.
Поклонник демонского жара,
Ты детский вызов слал Творцу
Россия, милая Тамара,
Не верь печальному певцу.
В лазури бледной он узнает,
Что был лишь начат долгий путь.
Ведь часто и дитя кусает
Кормящую его же грудь.
Игорь Северянин. Лермонтов
Над Грузией витает скорбный дух —
Невозмутимых гор мятежный Демон,
Чей лик прекрасен, чья душа — поэма,
Чьё имя очаровывает слух.
В крылатости он, как в ущелье, глух
К людским скорбям, на них взирая немо.
Прикрыв глаза крылом, как из-под шлема,
Он в девушках прочувствует старух.
Он в свадьбе видит похороны. В свете
Находит тьму. Резвящиеся дети
Убийцами мерещатся ему.
Постигший ужас предопределенья,
Цветущее он проклинает тленье,
Не разрешив безумствовать уму.
1926
Борис Слуцкий. Слава Лермонтова
Дамоклов меч
разрубит узел Гордиев,
расклюет Прометея вороньё,
а мы-то что?
А мы не гордые.
Мы просто дело делаем своё.
А станет мифом или же сказаньем,
достанет наша слава до небес —
мы ко своим Рязаням и Казаням
не слишком проявляем интерес.
Но «Выхожу один я на дорогу»
в Сараево, в далёкой стороне,
за тыщу вёрст от отчего порога
мне пел босняк,
и было сладко мне.
Юрий Кублановский. Посвящается Лермонтову
Мира и забвенья
Не надо мне!
Л.
В альпийском леднике седеющем подснежник
разбуженный угас.
Мир сердцу твоему, хромающий мятежник!
И прежде и сейчас
от выщербленных плит кавказской цитадели
не близок путь.
Печальные глаза с овальной акварели
закрой когда-нибудь.
В испарине скакун, армейская рубаха,
омытый солью стих.
Но твой жестокий смех сжимал сердца от страха
на водах у больных.
Ты зримо презирал актёрские повадки
державного паши.
Но молния сожгла походную палатку
твоей души.
…Не голубой мундир своею чёрной кровью
смывает желчный грим с усталого лица,
а Демон, наконец, спустился к изголовью
взглянуть на своего творца.
1977
Юрий Левитанский. Кое-что о моей внешности
Я был в юности — вылитый Лермонтов.
Видно, так на него походил,
что кричали мне — Лермонтов! Лермонтов! —
на дорогах, где я проходил.
Я был в том же, что Лермонтов, чине.
Я усы отрастил на войне.
Вероятно, по этой причине
было сходство заметно вдвойне.
Долго гнался за мной этот возглас.
Но, на некий взойдя перевал,
перешёл я из возраста в возраст,
возраст лермонтовский миновал.
Я старел, я толстел, и с годами
начинали друзья находить,
что я стал походить на Бальзака,
на Флобера я стал походить.
Хоть и льстила мне видимость эта,
но в моих уже зрелых летах
понимал я, что сущность предмета
может с внешностью быть не в ладах.
И тщеславья — древнейшей религии —
я поклонником не был, увы.
Так что близкое сходство с великими
не вскружило моей головы.
Но как горькая память о юности,
о друзьях, о любви, о войне,
всё звучит это — Лермонтов! Лермонтов! —
где-то в самой моей глубине.
Константин Бальмонт
1
Опальный ангел, с небом разлучённый,
Узывный демон, разлюбивший ад,
Ветров и бурь бездомных странный брат,
Душой внимавший песне звёзд всезвонной,
На празднике — как призрак похоронный,
В затишье дней — тревожащий набат,
Нет, не случайно он среди громад
Кавказских — миг узнал смертельно-сонный.
Где мог он так красиво умереть,
Как не в горах, где небо в час заката —
Расплавленное золото и медь,
Где ключ, пробившись, должен звонко петь,
Но также должен в плаче пасть со ската,
Чтоб гневно в узкой пропасти греметь.
2
Внимательны ли мы к великим славам,
В которых из миров нездешних свет?
Кольцов, Некрасов, Тютчев, звонкий Фет
За Пушкиным явились величавым.
Но раньше их, в сиянии кровавом,
В горенье зорь, в сверканье лучших лет,
Людьми был загнан пламенный поэт,
Не захотевший медлить в мире ржавом.
Внимательны ли мы хотя теперь,
Когда с тех пор прошло почти столетье,
И радость или горе должен петь я?
А если мы открыли к свету дверь,
Да будет дух наш солнечен и целен,
Чтоб не был мёртвый вновь и вновь застрелен.
3
Он был один, когда душой алкал,
Как пенный конь в разбеге диких гонок.
Он был один, когда, полуребёнок,
Он в Байроне своей тоски искал.
В разливе нив и в перстне серых скал,
В игре ручья, чей плеск блестящ и звонок,
В мечте цветочных ласковых коронок
Он видел мёд, который отвергал.
Он был один, как смутная комета,
Что головнёй с пожарища летит,
Вне правила расчисленных орбит.
Нездешнего звала к себе примета
Нездешняя. И сжёг своё он лето.
Однажды ли он в смерти был убит?
4
Мы убиваем гения стократно,
Когда, рукой его убивши раз,
Вновь затеваем скучный наш рассказ,
Что нам мечта чужда и непонятна.
Есть в мире розы. Дышат ароматно.
Цветут везде. Желают светлых глаз.
Но заняты собой мы каждый час —
Миг встречи душ уходит безвозвратно.
За то, что он, кто был и горд и смел,
Блуждая сам над сумрачною бездной,
Нам в детстве в душу ангела напел, —
Свершим сейчас же сто прекрасных дел:
Он нам блеснёт улыбкой многозвездной,
Не покидая вышний свой предел.
Евгений Евтушенко. Баллада о шефе жандармов и о стихотворении Лермонтова «На смерть поэта»
Я представляю страх и обалденье,
когда попало в Третье отделенье
«На смерть Поэта»…
Представляю я,
как начали все эти гады бегать,
на вицмундиры осыпая перхоть,
в носы табак спасительный суя.
И шеф жандармов — главный идеолог,
ругая подчинённых идиотов,
надел очки… Дойдя до строк: «Но есть,
есть Божий суд, наперсники разврата…» —
он, вздрогнув, огляделся воровато
и побоялся ещё раз прочесть.
Уже давно докладец был состряпан,
и на Кавказ М.Лермонтов запрятан,
но Бенкендорф с тех пор утратил сон.
Во время всей бодяги царедворской —
приёмов, заседаний, церемоний:
«Есть Божий суд…» — в смятенье слышал он.
«Есть Божий суд…» — метель ревела в окна.
«Есть Божий суд…» — весной стонала Волга
в раздольях исстрадавшихся степных.
«Есть Божий суд…» — кандальники бренчали.
«Есть Божий суд…» — безмолвствуя, кричали
глаза скидавших шапки крепостных.
И шеф, трясясь от страха водянисто,
украдкой превратился в атеиста.
Шеф посещал молебны, как всегда,
с приятцей размышляя в кабинете,
что всё же Бога нет на этом свете,
а значит, нет и Божьего суда.
Но вечно
надо всеми подлецами —
жандармами, придворными льстецами, —
как будто их грядущая судьба,
звучит с неумолимостью набата:
«Есть Божий суд, наперсники разврата…
Есть Божий суд… Есть грозный судия…»
И если даже нет на свете Бога,
не потирайте руки слишком бодро:
вас вицмундиры ваши не спасут,—
придёт за всё когда-нибудь расплата.
Есть Божий суд, наперсники разврата,
и суд поэта — это Божий суд!
Анатолий Жигулин. Стихи
Когда мне было
Очень-очень трудно,
Стихи читал я
В карцере холодном.
И гневные, пылающие строки
Тюремный сотрясали потолок:
«Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..»
И в камеру врывался надзиратель
С испуганным дежурным офицером.
Они орали:
— Как ты смеешь, сволочь,
Читать
Антисоветские
Стихи!
1962
Борис Чичибабин. Пушкин и Лермонтов
Никнет ли, меркнет ли дней синева —
на небе горестном
шепчут о вечном родные слова
маминым голосом.
Что там — над бездною судеб и смут,
ангелы, верно, там?
Кто вы, небесные, как вас зовут?
— Пушкин и Лермонтов.
В скудости нашей откуда взялись,
нежные, во свете?
— Всё перевесит блаженная высь…
— Не за что, Господи!
Сколько в стремнины, где кружит листва,
спущено неводов, —
а у ранимости лика лишь два —
Пушкин и Лермонтов.
Детский, о Боже, младенческий зов…
Черепом — в росы я…
Здесь их обоих — на месте, как псов,
честные взрослые.
Вволю ль повыпито водочки злой,
пуншей и вермутов?
Рано вы русскою стали землёй,
Пушкин и Лермонтов.
Что же в нас, люди, святое мертво?
Кашель, упитанность.
Злобные алчники мира сего,
как же любить-то нас?
Не зарекайтесь тюрьмы и сумы —
экая невидаль!
Сердцу единственный выход из тьмы —
Пушкин и Лермонтов.
Два белоснежных, два тёмных крыла,
зори несметные, —
с вами с рожденья душа обрела
чары бессмертия.
Господи Боже мой, как хорошо!
Пусто и немотно.
До смерти вами я заворожен,
Пушкин и Лермонтов.
Крохотка неба в тюремном окне…
С кем перемолвитесь?..
Не было б доли, да выпала мне
вечная молодость.
В дебрях жестокости каждым таясь
вздохом и лепетом,
только и памяти мне — что о вас,
Пушкин и Лермонтов.
Страшно душе меж темнот и сует,
мечется странница.
В мире случайное имя «поэт»
в Вечности славится.
К чуду бессуетной жизни готов,
в радость уверовав,
весь я в сиянии ваших стихов,
Пушкин и Лермонтов.
Игорь Шкляревский
Земные взоры Пушкина и Блока
Устремлены с надеждой в небеса,
А Лермонтова чёрные глаза
С небес на землю смотрят одиноко.
Ярослав Смеляков
Я смутно помню тот огромный зал,
Где, опершись на белую колонну,
Средь подлецов, отличьями клеймённых,
Как чужестранец, Лермонтов стоял.
Николай Глазков
О Лермонтове что сказать могу?
Люблю его могучую строку,
Есенин поравняться с ним не смог.
Чту чудо. Только он сумел взойти
К таким высотам лет до тридцати —
Единственный в шестнадцать лет пророк!
Леонид Хаустов
Словно по велению народа
И убитый он заговорил.
Пушкин жил ещё четыре года,
Потому что Лермонтов творил.
Белла Ахмадулина
Глубокий нежный сад, впадающий в Оку,
стекающий с горы лавиной многоцветья.
Начнёмте же игру, любезный друг, ау!
Останемся в саду минувшего столетья.
Ау, любезный друг, вот правила игры:
не спрашивать зачем и поманить рукою
в глубокий нежный сад, стекающий с горы,
упущенный горой, воспринятый Окою.
Попробуем следить за поведеньем двух
кисейных рукавов, за блеском медальона,
сокрывшего в себе… ау, любезный друг!..
сокрывшего, и пусть, с нас и того довольно.
Заботясь лишь о том, что стол накрыт в саду,
забыть грядущий век для сущего событья.
Ау, любезный друг! Идёте ли? — Иду. —
Идите! Стол в саду накрыт для чаепитья.
А это что за гость? — Да это юный внук
Арсеньевой. — Какой? — Столыпиной. — Ну, что же,
храни его Господь. Ау, любезный друг!
Далекий свет иль звук — чирк холодом по коже.
Ау, любезный друг! Предчувствие беды
преувеличит смысл свечи, обмолвки, жеста.
И, как ни отступай в столетья и сады,
душа не сыщет в них забвенья и блаженства.
Евгений Евтушенко. Лермонтов
О ком под полозьями плачет
сырой петербургский ледок?
Куда этой полночью скачет
исхлёстанный снегом седок?
Глядит он вокруг прокажённо,
и рот ненавидяще сжат.
В двух карих зрачках пригвождённо
два Пушкина мёртвых лежат.
Сквозь вас, петербургские пурги,
он видит свой рок впереди,
ещё до мартыновской пули,
с дантесовской пулей в груди.
Но в ночь — от друзей и от черни,
от впавших в растленье и лень —
несётся он тенью отмщенья
за ту неотмщённую тень.
В нём зрелость не мальчика — мужа,
холодная, как остриё.
Дитя сострадания — муза,
но ненависть — нянька её.
И надо в дуэли доспорить,
хотя после стольких потерь
найти секундантов достойных
немыслимо трудно теперь.
Но пушкинский голос гражданства
к барьеру толкает: «Иди!»
…Поэты в России рождались
с дантесовской пулей в груди.
Николай Рубцов. Дуэль
Напрасно
дуло пистолета
Враждебно целилось в него;
Лицо великого поэта
Не выражало ничего!
Уже давно,
как в Божью милость,
Он молча верил
в смертный рок.
И сердце Лермонтова билось,
Как в дни обидчивых тревог.
Когда же выстрел
грянул мимо
(Наверно, враг
Не спал всю ночь!),
Поэт зевнул невозмутимо
И пистолет отбросил прочь…
Ярослав Смеляков. На поверке
Бывают дни без фейерверка,
Когда огромная страна
Осенним утром на поверке
Все называет имена.
Ей нужно собственные силы
Ума и духа посчитать.
Открылись двери и могилы,
Разъялась тьма, отверзлась гладь.
Притихла ложь, умолкла злоба,
Прилежно вытянулась спесь.
И Лермонтов встаёт из гроба
И отвечает громко: «Здесь!»
О, этот Лермонтов опальный,
Сын нашей собственной земли,
Чьи строки, как удар кинжальный,
Под сердце самое вошли!
Он, этот Лермонтов могучий,
Сосредоточась, добр и зол,
Как бы светящаяся туча,
По небу русскому прошёл.
Аполлон Майков. На смерть Лермонтова
И он угас! и он в земле сырой!
Давно ль его приветствовали плески?
Давно ль в его заре, в её восходном блеске
Провидели мы полдень золотой?
Ему внимали мы в тиши, благоговея,
Благословение в нём свыше разумея, —
И он угас, и он утих,
Как недосказанный великий, дивный стих!
И нет его!.. Но если умирать
Так рано, на заре, помазаннику
Лермонтов — Пророк (Стих): Читать стихотворение Михаила Юрьевича Лермонтова
С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.
Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром божьей пищи;
Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.
Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:
«Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами:
Глупец, хотел уверить нас,
Что бог гласит его устами!
Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!»
Анализ стихотворения «Пророк» Лермонтова
Лермонтов считал себя учеником и последователем великого Пушкина. В своих произведениях он стремился развить и углубить идеи, заложенные своим предшественником. Ярким примером этого является стихотворение «Пророк», написанное поэтом в 1841 г.
В последние годы жизни Лермонтов все чаще испытывает разочарование в достижении своих идеалов. Мотив одиночества и непонимания чрезвычайно усиливается. Неисправимому обществу людей поэт противопоставляет гармоничный мир природы, живущий по высшим законам добра и справедливости.
Пушкинский «Пророк» описывает преображение человека. Чудесный дар он стремится передать людям. Свое высшее предназначение пророк видит в улучшении и исправлении человеческого общества. Ему присущи жизнерадостность и вера в лучшее будущее.
Лермонтов был свидетелем крушения пушкинских идеалов. Даже трагическая смерть великого поэта не затронула людские сердца. Сам Лермонтов постоянно подвергался насмешкам за свои горячие искренние мысли. Его «Пророк» — разочаровавшийся романтик, символизирующий судьбу самого поэта.
Пророк обретает высшее духовное знание и начинает свои благородные проповеди среди людей. Его призывы к добру и справедливости вызывают резко отрицательную реакцию. Погрязшие в пороке люди не только не слушают пророка, но и забрасывают его камнями. Убедившись в том, что его учение не встречает благодарных слушателей, пророк покидает общество и удаляется в пустыню. Только здесь он обретает покой. Природа не отталкивает изгоя, его речи воспринимают даже звезды.
Несмотря на нищету и скудную «божью пищу» пророк по-настоящему счастлив в пустыне. Если он вынужден посетить человеческое общество, то стремится поскорее его покинуть. Отношение к нему людей только усиливается в худшую сторону. Его ставят в пример детям, как символ человеческой гордыни. Общество упрямо держится за свое мнимое благополучие, на фоне которого пророк выглядит нищим, выжившим из ума стариком.
В стихотворении «Пророк» Лермонтов использовал библейский сюжет из Книги пророка Иеремии. Этим он замаскировал подлинный гражданский смысл произведения. Основная мысль поэта – творец обречен на одиночество. Он не сможет скрывать в себе истину, а попытается рассказать о ней людям, которые еще не готовы к пониманию. Идеи творца опережают время и раскрывают тайны будущего. Неизбежный результат – смерть, изгнание или добровольный отказ от общественной жизни. Жребий определил двум величайшим русским поэтам первый вариант.
Михаил Лермонтов — Тучи: читать стих, текст стихотворения полностью
Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную.
Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?
Нет, вам наскучили нивы бесплодные…
Чужды вам страсти и чужды страдания;
Вечно холодные, вечно свободные,
Нет у вас родины, нет вам изгнания.
Анализ стихотворения «Тучи» Лермонтова
Стихотворение «Тучи» было написано Лермонтовым за несколько месяцев до трагической гибели. Современники утверждали, что это произошло в апреле 1840 г. в день отъезда поэта на Кавказ во вторую ссылку.
Считается, что Лермонтов предчувствовал свою смерть. Это подтверждается особенным трагизмом его последних стихотворений. «Тучи» могут считаться примером этому. Намеки на свою судьбу в этом произведении достаточно прозрачны. Поэту уже было нечего терять или бояться в жизни, тем более он и так направлялся в ссылку.
«Тучки» воспринимаются как природное явление только в первых двух выразительных строках. В дальнейшем они являются только символом судьбы поэта. Изгнание «с милого севера» выглядит достаточно странно. Север в поэзии – мрачная и неприветливая обитель холода, а Юг – счастливое царство тепла и света. «Тучки» должны радоваться своему движению на юг, а не чувствовать себя «изгнанниками». В этом явно видна Кавказская ссылка Лермонтова.
Во второй строфе поэт задается вопросом: что же стало причиной его изгнания? Реальной непосредственной причиной стала дуэль Лермонтова с французом Барантом. Истинный повод для дуэли до сих пор неизвестен. Считается, что француза умышленно настроили на вызов Лермонтова. Как бы то ни было, но француз промахнулся, а поэт повел себя более чем благородно: он выстрелил в воздух. Виновным признали все же Лермонтова.
Поэт считает себя правым, поэтому и перечисляет возможные причины: судьба, зависть, злоба, преступление, клевета. В принципе, основная причина лежит где-то посредине. Лермонтов уже давно был неугоден не только царю, но и большей части высшего общества. Его не любили за независимый образ жизни, за скрытность и молчаливость, наконец, за его произведения. Лермонтов понимал, что у многих вызывает раздражение. Современники вспоминали, что перед последней поездкой поэт утверждал, что едет на Кавказ в поисках смерти.
Поэтому заключительная строфа проникнута огромным пессимизмом. Лермонтов устал от жизни, он ни в ком не мог найти понимания и сомневался в значимости своего творчества. Ему стали «чужды… страсти и… страдания». Вечное одиночество наскучило поэту. Будучи горячим патриотом, он делает страшное признание: «Нет у вас родины». Если поэта уже второй раз изгоняют из России, которой он хотел посвятить свою жизнь, то ему трудно остаться оптимистом. Без ощущения России не может быть и изгнания, поэтому Лермонтовым овладевает полное равнодушие к своей судьбе.
اهریمن by Михаил Лермонтов
Где земля не знает времени, где нет конца кострам,
и обреченные тени часто имеют тенденцию бормотать песни, которые плохо рифмуются,
там лежит Демон, еще одна жертва его царства.
и один за другим прошли века,
— минута за минутой,
— однообразно скучно.
Устав от своей империи, он вскоре объявил
маленьким трепетом,
миром случайностей,
изумрудным холмом,
чьим-то взглядом.
«Я буду жить!», — наивно воскликнул он.
И долго он смотрел с восхищением,
на прекрасный вид; как будто во сне
Широкая земля h
Где земля не знает времени, где нет конца кострам,
и обреченные тени часто имеют тенденцию
бормотать песни, которые плохо рифмуются,
там лежит Демон, еще одна жертва своего королевства.
и один за другим прошли века,
— минута за минутой,
— однообразно скучно.
Устав от своей империи, он вскоре объявил
маленьким трепетом,
миром случайностей,
изумрудным холмом,
чьим-то взглядом.
«Я буду жить!», — наивно воскликнул он.
И долго он смотрел с восхищением,
на прекрасный вид; как будто во сне
По широкой земле он начал скитаться;
он остановился в горах Кавказа,
там обронил отчаянный вздох надежды,
он увидел невесту, которая заставила его задуматься
и наполнила его душу струнами и радостью.
слов больше не вышло. . . он забыл?
Царевна Тамара было ее божественным именем;
но небеса не простили
его очи из огня,
никто не мог пережить
природу его желания,
когда внезапно раздались плачущие песнопения судьбы;
такое одиночество на безжизненном лице гордости.
Коварный Демон с
адскими мечтами искушал его; в мыслях
под мраком, в ночных тенях,
он искал губы своей возлюбленной.
Нет искупления для тех, кто не может говорить
или свободно прикасаться; на этой земле или намного выше
, где все белее бледного голубя,
посреди самого синего океана или пика Кавказа;
вечная беда, тихая и мрачная,
страдание от невозможности любить —
так написал другой русский друг.
Раздался крик мучительный, яростный,
тревожный ночной тишины.
В нем были любовь и твердое ядро боли,
упрека, последняя отчаянная молитва,
и затем безнадежное, вечное
прощание с жизнью — все это было там.
Мы обижаем то, что любим больше всего,
вещи такие далекие и полные тишины;
ярмарочных знаков, существование которых было аннулировано,
человека никогда не находили, но всегда теряли.
По мере того, как звук рояля достигает конца,
поэзия Лермонтова вторгается в этот разум,
поток мыслей, громких и слепых;
нет надежды когда-либо найти смысл
в этих напрасно написанных строках.
Слова, которые не лежат ни у кого на ладони,
суждено скрыть от взора мира;
слова без музыки, ритма и спокойствия.
10 января 16,
* Также в моем блоге.
Демон Михаила Лермонтова
Где земля не знает времени, где нет конца кострам,
и обреченные тени часто имеют тенденцию бормотать песни, которые плохо рифмуются,
там лежит Демон, еще одна жертва своего царства.
и один за другим прошли века,
— минута за минутой,
— однообразно скучно.
Устав от своей империи, он вскоре объявил
маленьким трепетом,
миром случайностей,
изумрудным холмом,
чьим-то взглядом.
«Я буду жить!», — наивно воскликнул он.
И долго он смотрел с восхищением,
на прекрасный вид; как будто во сне
Широкая земля h
Где земля не знает времени, где нет конца кострам,
и обреченные тени часто имеют тенденцию
бормотать песни, которые плохо рифмуются,
там лежит Демон, еще одна жертва своего королевства.
и один за другим прошли века,
— минута за минутой,
— однообразно скучно.
Устав от своей империи, он вскоре объявил
маленьким трепетом,
миром случайностей,
изумрудным холмом,
чьим-то взглядом.
«Я буду жить!», — наивно воскликнул он.
И долго он смотрел с восхищением,
на прекрасный вид; как будто во сне
По широкой земле он начал скитаться;
он остановился в горах Кавказа,
там обронил отчаянный вздох надежды,
он увидел невесту, которая заставила его задуматься
и наполнила его душу струнами и радостью.
слов больше не вышло. . . он забыл?
Царевна Тамара было ее божественным именем;
но небеса не простили
его очи из огня,
никто не мог пережить
природу его желания,
когда внезапно раздались плачущие песнопения судьбы;
такое одиночество на безжизненном лице гордости.
Коварный Демон с
адскими мечтами искушал его; в мыслях
под мраком, в ночных тенях,
он искал губы своей возлюбленной.
Нет искупления для тех, кто не может говорить
или свободно прикасаться; на этой земле или намного выше
, где все белее бледного голубя,
посреди самого синего океана или пика Кавказа;
вечная беда, тихая и мрачная,
страдание от невозможности любить —
так написал другой русский друг.
Раздался крик мучительный, яростный,
тревожный ночной тишины.
В нем были любовь и твердое ядро боли,
упрека, последняя отчаянная молитва,
и затем безнадежное, вечное
прощание с жизнью — все это было там.
Мы обижаем то, что любим больше всего,
вещи такие далекие и полные тишины;
ярмарочных знаков, существование которых было аннулировано,
человека никогда не находили, но всегда теряли.
По мере того, как звук рояля достигает конца,
поэзия Лермонтова вторгается в этот разум,
поток мыслей, громких и слепых;
нет надежды когда-либо найти смысл
в этих напрасно написанных строках.
Слова, которые не лежат ни у кого на ладони,
суждено скрыть от взора мира;
слова без музыки, ритма и спокойствия.
10 января 16,
* Также в моем блоге.
Демон Михаила Лермонтова
Где земля не знает времени, где нет конца кострам,
и обреченные тени часто имеют свойство
бормотать песни, которые плохо рифмуются,
там лежит Демон, еще одна жертва своего царства.
и один за другим прошли века,
— минута за минутой,
— однообразно скучно.
Устав от своей империи, он вскоре объявил
маленьким трепетом,
миром случайностей,
изумрудным холмом,
чьим-то взглядом.
«Я буду жить!», — наивно воскликнул он.
И долго он смотрел с восхищением,
на прекрасный вид; как будто во сне
Широкая земля h
Где земля не знает времени, где нет конца кострам,
и обреченные тени часто имеют тенденцию
бормотать песни, которые плохо рифмуются,
там лежит Демон, еще одна жертва своего королевства.
и один за другим прошли века,
— минута за минутой,
— однообразно скучно.
Устав от своей империи, он вскоре объявил
маленьким трепетом,
миром случайностей,
изумрудным холмом,
чьим-то взглядом.
«Я буду жить!», — наивно воскликнул он.
И долго он смотрел с восхищением,
на прекрасный вид; как будто во сне
По широкой земле он начал скитаться;
он остановился в горах Кавказа,
там обронил отчаянный вздох надежды,
он увидел невесту, которая заставила его задуматься
и наполнила его душу струнами и радостью.
слов больше не вышло. . . он забыл?
Царевна Тамара было ее божественным именем;
но небеса не простили
его очи из огня,
никто не мог пережить
природу его желания,
когда внезапно раздались плачущие песнопения судьбы;
такое одиночество на безжизненном лице гордости.
Коварный Демон с
адскими мечтами искушал его; в мыслях
под мраком, в ночных тенях,
он искал губы своей возлюбленной.
Нет искупления для тех, кто не может говорить
или свободно прикасаться; на этой земле или намного выше
, где все белее бледного голубя,
посреди самого синего океана или пика Кавказа;
вечная беда, тихая и мрачная,
страдание от невозможности любить —
так написал другой русский друг.
Раздался крик мучительный, яростный,
тревожный ночной тишины.
В нем были любовь и твердое ядро боли,
упрека, последняя отчаянная молитва,
и затем безнадежное, вечное
прощание с жизнью — все это было там.
Мы обижаем то, что любим больше всего,
вещи такие далекие и полные тишины;
ярмарочных знаков, существование которых было аннулировано,
человека никогда не находили, но всегда теряли.
По мере того, как звук рояля достигает конца,
поэзия Лермонтова вторгается в этот разум,
поток мыслей, громких и слепых;
нет надежды когда-либо найти смысл
в этих напрасно написанных строках.
Слова, которые не лежат ни у кого на ладони,
суждено скрыть от взора мира;
слова без музыки, ритма и спокойствия.
10 января 16,
* Также в моем блоге.
Демон Михаила Лермонтова
Где земля не знает времени, где нет конца кострам,
и обреченные тени часто имеют тенденцию бормотать песни, которые плохо рифмуются,
там лежит Демон, еще одна жертва своего царства.
и один за другим прошли века,
— минута за минутой,
— однообразно скучно.
Устав от своей империи, он вскоре объявил
маленьким трепетом,
миром случайностей,
изумрудным холмом,
чьим-то взглядом.
«Я буду жить!», — наивно воскликнул он.
И долго он смотрел с восхищением,
на прекрасный вид; как будто во сне
Широкая земля h
Где земля не знает времени, где нет конца кострам,
и обреченные тени часто имеют тенденцию
бормотать песни, которые плохо рифмуются,
там лежит Демон, еще одна жертва своего королевства.
и один за другим прошли века,
— минута за минутой,
— однообразно скучно.
Устав от своей империи, он вскоре объявил
маленьким трепетом,
миром случайностей,
изумрудным холмом,
чьим-то взглядом.
«Я буду жить!», — наивно воскликнул он.
И долго он смотрел с восхищением,
на прекрасный вид; как будто во сне
По широкой земле он начал скитаться;
он остановился в горах Кавказа,
там обронил отчаянный вздох надежды,
он увидел невесту, которая заставила его задуматься
и наполнила его душу струнами и радостью.
слов больше не вышло. . . он забыл?
Царевна Тамара было ее божественным именем;
но небеса не простили
его очи из огня,
никто не мог пережить
природу его желания,
когда внезапно раздались плачущие песнопения судьбы;
такое одиночество на безжизненном лице гордости.
Коварный Демон с
адскими мечтами искушал его; в мыслях
под мраком, в ночных тенях,
он искал губы своей возлюбленной.
Нет искупления для тех, кто не может говорить
или свободно прикасаться; на этой земле или намного выше
, где все белее бледного голубя,
посреди самого синего океана или пика Кавказа;
вечная беда, тихая и мрачная,
страдание от невозможности любить —
так написал другой русский друг.
Раздался крик мучительный, яростный,
тревожный ночной тишины.
В нем были любовь и твердое ядро боли,
упрека, последняя отчаянная молитва,
и затем безнадежное, вечное
прощание с жизнью — все это было там.
Мы обижаем то, что любим больше всего,
вещи такие далекие и полные тишины;
ярмарочных знаков, существование которых было аннулировано,
человека никогда не находили, но всегда теряли.
По мере того, как звук рояля достигает конца,
поэзия Лермонтова вторгается в этот разум,
поток мыслей, громких и слепых;
нет надежды когда-либо найти смысл
в этих напрасно написанных строках.
Слова, которые не лежат ни у кого на ладони,
суждено скрыть от взора мира;
слова без музыки, ритма и спокойствия.
10 января 16,
* Также в моем блоге.