Читать онлайн «Роддом. Сериал. Кадры 1–13», Татьяна Соломатина – ЛитРес

Кадр первый

Дурдом

Татьяна Георгиевна проснулась не в духе.

Дело в том, что если ты лёг спать ровно полчаса назад, то дух за это время – как раз только успел выбежать за дверь. Он же не знал, в конце концов, что именно в этот момент и постучат. Да ещё и войдут, не дожидаясь ответа.

– Ну что там ещё? – проворчала временно бездуховная Татьяна Георгиевна.

– В приёмный привезли роды на дому… Ну, то есть не совсем на дому… роды в автобусе, – почтительно прошептала молоденькая акушерка приёмного.

– Чтоб вам! Вызывайте ответственного дежурного врача.

– Так вы же ответственный дежурный врач.

– Тогда вызывайте первого дежурного врача!

– Вызвали. Он сказал, что роды в автобусе – это в обсервацию. И сказал звать вас.

– Тогда вызывайте второго дежурного врача!

– Так нет же второго дежурного врача, когда вы дежурите ответственным.

Заведующая обсервацией со стоном оторвалась от подушки. Дух вернулся. Шустрый, сволочь! Легла-то она, может, и полчаса назад, а вот уснуть смогла только пару минут как.

– Сейчас приду!

В приёмном покое на каталке лежала новоявленная мать, громогласно позёвывая. Санитарка приёма удерживала за грудки яростно матерящегося мужика.

– Вот, удрать хочет! – объяснила санитарка Татьяне Георгиевне, не выпуская мужчину из крепких натруженных рук.

– Переводите поступившую в родзал первого этажа, открывайте набор для осмотра родовых путей! – рявкнула ответственный дежурный врач. – Борисовна, да отпусти ты его уже! Мужчина, вы кто?

– Конь в пальто!.. Водитель автобуса я, – уже спокойнее добавил мужик. – Вот делай после этого людям добро! Я ж маршрут изменил, привёз! Я из-за этого без работы могу остаться, а эта ваша, раскудрить её… – он выразительно посмотрел в сторону санитарки.

– Степеннее, мужчина, степеннее. Кратенько и по порядку – как всё происходило?

– Да никак не происходило! Ехали себе, а потом вдруг в салоне кто-то как заорёт: «Врач есть?!» – и давай мне в кабину колотить. Народ галдит. Я остановился, полсалона сразу повыскакивало! Откуда я знаю – может, им недалеко! А я смотрю, одна там, – охает, пузо торчит, раскорячилась. Бог мой, думаю, во попал! Говорю пассажирам, тем, что остались, значит, мол, автобус дальше идёт прямиком в роддом. Желающие могут покинуть салон. Сидят, сердобольные. Понятно. На работе-то что делать, а тут веселуха такая. А мож, денег за билет жалко. Понятно же, что если кто останется – потом по маршруту развезу. Куда я денусь! Ну и вот… А вы – самые близкие, к вам и привёз… Ваши выбежали, а у неё уже ребёнок рядом на сиденье валяется! Я и так страху натерпелся… А эта ваша – адрес давай, фамилию! Дурдом, блин!

– Видишь, Борисовна? Мужчина – герой! Вы что, мужчина, не в курсе, что добрые дела безнаказанными не остаются? – улыбнулась Татьяна Георгиевна. – Идите уже, идите.

На столе приёмного зазвонил телефон.

– Что ещё?

– Не «что», а «кто». Вас срочно в родзал вызывают, Татьяна Георгиевна. Эта, которая из автобуса, ещё одного родила.

В родзале, у столика с инструментами, мелко тряслась от беззвучного хохота первая акушерка. Вторая деловито обрабатывала новоявленного младенца. Белобрысенький пугливый интерн – такой, из мелькающих проходных, чьё имя запоминаешь с трудом, – торчал огородным пугалом посреди родильного зала и, узрев Татьяну Георгиевну, виновато заявил:

– Я ничего, я только окончатые зажимы в руки взял, даже к ней не приближался, а она…

– Отойди в сторонку, неуч!

Татьяна Георгиевна подошла к роженице и пощупала живот. Вопросительно посмотрела на первую акушерку смены.

– Ага! – кивнула та в ответ. – Сейчас ещё одного родит.

– А где первый?

– В детское отнесли.

Через полчаса всё было закончено, и вполне здоровая тройня вся рядком была уложена в детском. Бедолага интерн под руководством первой акушерки осматривал родовые пути, неумело гремя инструментами и демонстрируя на лице весь ментально-чувственный спектр. Татьяна Георгиевна села писать историю.

– Как её зовут? – крикнула она в родзал.  – В приёме не записали.

– Первый раз её звали Люда. Потом представилась Анжелой. Откуда – не помнит. Как в автобусе очутилась – тоже не помнит. Ничего про себя не помнит. Во всём остальном – вроде адекватная. Детям рада, – откликнулась первая акушерка смены.

– Да? А я-то как рада. – Татьяна Георгиевна вернулась в родильный зал. – Тебя как зовут? – обратилась она к родильнице. Та в ответ лишь улыбалась и мотала головой. – Ты где сейчас?

– В родильном доме! – радостно сияя, сообщила счастливая мамаша.

– А как сюда попала?

– Водитель автобуса привёз.

– А в автобусе как оказалась?

– Не помню.

– Сколько тебе лет?

– Не знаю.

– Где живёшь?

– Не… Не знаю!

– Муж у тебя есть?

– Не… не… не… Не помню!!! – девушка вдруг разрыдалась.

– Так, срочно вызывайте анестезиолога. И психиатра! И ментов! – рыкнула злая на всех и в основном на себя Татьяна Георгиевна. Ох, не зря Борисовна водителя задержать хотела! Теперь мороки не оберёшься.

– С ней всё в порядке?

– Как часы! Давненько я таких нормальных многоплодных родов не встречала. И троен вот таких вот, моноамниотических^[1] монохориальных^[2]… Плацента, что правда, такая сытная, нажористая… Оболочки целы, кровопотеря двести, родовые пути целы. – На гистологию послед отправьте обязательно!.. Интерн!

– Да, Татьяна Георгиевна?

– Сиди рядом с этой безымянной матерью-героиней все два часа. Разговаривай ласково. Вопросы наводящие задавай. Возможно, это реактивный психоз. С мужем поругалась, со свекровью, с мамой… Чёрт её знает!

Заведующая отправилась в свой кабинет и шлёпнулась в койку. Не отходить от станка сутки подряд, и что в благодарность? В шесть часов утра «роды на дому». То есть – в автобусе. Спать всё равно уже не придётся, но хоть в горизонтальном положении побыть…

Ровно через десять минут пришёл анестезиолог.

– Всё нормально, Тань… Никакой неврологии. Так что ей психиатр нужен. Я не знаю, что с ней.

– Запись в истории сделай! – проворчала Татьяна Георгиевна, надеясь, что анестезиолог рассосётся в предрассветном мороке.

– Сделаю запись. Если ты мне сделаешь кофе. Я, между прочим, тоже…

– Заткнись! Сейчас сделаю. Тебе цианистого калия ложечку или две?

Татьяна Георгиевна встала и занялась кофеваркой. Благо она у неё была. Своя собственная. В конце концов, имеет право заведующая обсервационным отделением родильного дома на свою собственную кофеварку?!

До половины седьмого курили на ступеньках приёмного с анестезиологом. До семи курили на ступеньках приёмного с ментами.

В половине восьмого к приёму приехала психиатрическая «Скорая». За ней подрулил чёрный «БМВ». Из «Скорой» вышел спокойный врач. Из чёрного «БМВ» вывалился заполошный мужик. Огромный, как боксёр Валуев, санитар вывел из психиатрической «Скорой» скорбную лицом девицу с солидным животом.

– Ей нужна помощь!!! Помогите ей!!! – прыгал по приёмному покою мужик из «БМВ».

– Вызовите, будьте любезны, ответственного дежурного врача, – тихим голосом любезно попросил санитарку молодой врач-психиатр.

Девица сохраняла скорбное, обречённое и где-то даже величавое выражение лица, с покорностью и ласковостью маленькой девочки держа санитара за огромную ручищу.

Татьяна Георгиевна снова вышла в приёмный покой.

– Она наглоталась таблеток! Она хотела убить себя!!! Сделайте же хоть что-нибудь уже!!! – набросился, истошно голося, на акушера-гинеколога мужик из чёрного «БМВ». – Я подлец! Это она из-за меня!!! Я обращал на неё мало внимания!

– Пациентка приняла содержимое двух неопознанных баночек, – меланхолично сообщил врач-психиатр. – Мы сделали ей промывание желудка и отвезли в психиатрическую больницу. В психиатрической сказали, что с таким сроком беременности они её не примут, и потому мы привезли её вам.

– И с чем я, по-вашему, должна её госпитализировать?! – накинулась Татьяна Георгиевна на спокойного, как плитка гематогена, психиатра.

– А ни с чем. И не должны. Просто я её к вам привёз, – он обезоруживающе улыбнулся.

– Спасите!!! Спасите мою жену!!! – бился в панике БМВ-шный мужик.

– Зачем вы меня вызвали, Татьяна Георгиевна?! У женщины на руках нет обменной карты! Это к вам, в обсервацию! – явившийся в приём первый дежурный врач подал возмущённую реплику, протирая заспанные глазки.

– Затем, чтобы не расслаблялись! – рявкнула заведующая обсервацией.

Огромный санитар излучал спокойствие сенбернара. Беременная сохраняла скорбно-величественное выражение лица.

– Прошу вас на кресло! – обратилась к ней Татьяна Георгиевна.

– Я не пойду на кресло. У меня всё в порядке. Нечего ко мне туда руками лишний раз лазить. ПДР^[3] ещё через две недели.

 

– Спасите!!! Спасите!!! Лена, Лена, прости меня!!! – упал перед скорбной Леной на колени муж.

– Ты больше так не будешь?! – строго спросила Лена своего мужика.

– Никогда!!! Никогда-никогда-никогда!!!

– Тогда поехали домой! – моментально бросила руку санитара-сенбернара беременная Лена и сменила скорбь на радость.

– Стоять! – затормозила её Татьяна Георгиевна. – Вы совершили попытку суицида. Так что – прошу на кресло! И вообще, мы вас госпитализируем! Надо понаблюдать за вашим состоянием и – особенно! – за состоянием плода!

– И никакого не суицида! Я просто его напугать хотела – ободрала этикетки с двух баночек витаминов, а сами витамины спустила в унитаз. Во всём виноват он! – беременная гневно ткнула пальчиком в абсолютно уже белого мужика из всё ещё абсолютно чёрного «БМВ». – Я смотрела свой любимый сериал, а он сказал, что сейчас его мама к нам в гости придёт, и выключил телевизор. И что мне оставалось?

Татьяне Георгиевне захотелось порешить бабу собственноручно. Психиатрические товарищи сохраняли завидное спокойствие.

– Вам не хотелось её убить? – уточнила она у врача «Скорой», когда чёрный «БМВ» лихо газанув, увёз блаженную супругу.

– Нет.

– Но она же вам полночи нервы портила!

– Да уж лучше она, чем кого-то с делирием фиксировать. Смена-то всё равно идёт. Ясно было сразу, как белый день, что ничего такого она с собой не сотворила. И мужик у неё хороший, щедрый…

– Слушайте, к нам женщина поступила, ничего не помнит. В автобусе рожать начала. И ничего не помнит…

– В смысле – всё тут же забывает? Корсаков?^[4]

– Нет, после автобуса всё помнит. До – ничего. Даже имени не помнит. Наши – запоминает. Своего – не помнит.

– Не знаю… Реактивный психоз? Травматическая амнезия? Назначайте ей консультацию психиатра… Вызывайте ей консультацию психиатра, – тут же поправился эскулап из психиатрической «Скорой».

– Спасибо за совет, – скептически ухмыльнулась Татьяна Георгиевна.

После пятиминутки в двери кабинета постучалась молоденькая ординатор Светлана Борисовна.

– Татьяна Георгиевна, родильница Пыжикова из второго люкса сошла с ума. Постоянно шепчет своему ребёнку: «Моя нежная, моя сладкая!»

– Ну и что? Любит. Это иногда с женщинами случается – любить собственных детей.

– Да, но у неё мальчик!

– Светлана Борисовна, вам всё равно сегодня вызывать психиатра для безымянной родильницы из первой палаты, так пусть уж он заодно и во второй люкс, к Пыжиковой, заглянет. Раз вы так волнуетесь.

– А вы разве не волнуетесь?! – немного даже разгневанно обратилась к заведующей юная Светлана Борисовна.

– Ни капельки! Может, Пыжикова, как мать Хемингуэя, – девочку хотела?

К полудню в приёмный покой родильного дома заявился невменяемый от горя гражданин Петренко А. В. Через пять минут гражданин Петренко А.В. был невменяем от счастья. Потому что его беременная тройней жена обнаружилась живая и здоровая. И уже не беременная. В лучших традициях классической клинической психиатрии, узрев своего благоверного, она завопила:

– Саша! Саша!!! Я помню, как меня зовут! Меня зовут Женя, да?! Я помню, где мы живём и сколько мне лет! Саша, – вдруг погрустнела всё вспомнившая родильница Евгения Петренко, – я вчера попросила тебя купить мне тортик. А ты сказал, что очень устал и не будешь никуда заезжать, потому что пробки и припарковаться негде и… И я очень обиделась и ушла из дому!

– Идиотка! – плакал Петренко А.В., обнимая жену. – Я куплю тебе тортик! Я куплю тебе тысячу тортиков! Я куплю тебе все тортики в этом городе!!! Доктор, доктор, ей можно тортик?!

– Да хоть дюжину. В том числе в клизме! Берите кремовый. Без орехов. Ещё рекомендую разыскать водителя автобуса и вознаградить его. Желательно – материально! Номер маршрута и приметы уточните у санитарки Борисовны из вчерашней смены приёмного – у неё такая крепкая память на подобные детали, что любой опер от зависти протокол съест, – улыбнулась Татьяна Георгиевна.  – К вашей жене сегодня придёт психиатр. Привезите ей паспорт, обменную карту и вещи. И зайдите в детское отделение, спросите неонатолога о детях.

– С ними всё в порядке?!

– Я – акушер-гинеколог. Поэтому я вам говорю: «Зайдите в детское…»!

– Доктор, что я пережил этой ночью!..

– К психиатру!

В три часа дня к Татьяне Георгиевне снова заглянула молоденькая Светлана Борисовна. Она была немного смущена.

– Что ещё у тебя?

– У Пыжиковой психиатр был. Она нормальная… «Нежной» и «сладкой» оказалась «сы́ночка»…

– Сыночек – он, сы́ночка – она. Всё в порядке. Ты довольна?

– Да. А безымянная, та, что оказалась Петренко, на вас пожаловалась. Психиатру. Сказала, что вы с акушеркой – ненормальные. Называли её плаценту сытной и нажористой. И надо бы ещё проверить, что вы с теми плацентами делаете.

– Я в курсе. Она уже и ментам нажаловалась, мерзавка.

– И что менты?

– Рецепт «нажористого» борща с плацентой попросили… А что психиатр сказал по поводу Петренко?

– Написал ей в истории родов «реактивный психоз под вопросом». Назначил консультацию и наблюдение у психиатра после выписки. Вы будете сегодня делать обход?

– Разумеется!

В восемь часов вечера, когда Татьяна Георгиевна уже собиралась домой, к ней в кабинет влетела старшая акушерка отделения:

– Таня! Белобрысый интерн с ума сошёл! Присутствовал на позднем аборте. Плод пискнул, он его у акушерки вырвал и убежал с ним в подвал. Заперся в раздевалке. Нам не открывает. Иди!

– Думаешь, мне откроет? Хотя… если предложить ему на мне жениться и усыновить мёртвый плод, может, и сработает!

– Тань. У тебя всё в порядке?

– Абсолютно. Я сошла с ума, выбирая себе профессию. А поскольку это было давно, то уже не считается. Пойдём выходить замуж за полоумного интерна. Как его зовут-то хоть?

– Серёженькой… Сергеем Ивановичем, – тут же поправилась акушерка.

– Ну ладно, Серёженька, так Серёженька, – вздохнула заведующая обсервацией и отправилась в подвал.

Кадр второй

Подвал

– Знаешь, я сразу заметила, что этот Сергей Иванович не от мира сего! Со всеми беременными по полчаса сидит, каждое шевеление обсуждает, на их языке разговаривает, как будто сам беременный. «Шевеленьице», «выделеньица», «пульсик», «давленьице», сколько «попикали», как утречком «пузожитель» себя чувствовал, как «сердечко», покажите «животик», когда «мазочек» сдали… Тошнотики, короче! Сюсюкает, как будто он не в родильном доме, а в яслях. С послеродовыми сидит, деткам в распашонках умиляется, складочки на чепчиках расправляет, мам про «писи» и «сиси» расспрашивает, – докладывала Татьяне Георгиевне по дороге в подвал старшая акушерка отделения обсервации Маргарита Андреевна.

– Марго, я не менее наблюдательна, чем ты! Я уже приметила этого субтильного блондина, как пить дать самозародившегося на форуме «овуляшечек». Всё собиралась начмеда попросить перевести его в патологию беременности, к Вовику поближе. – Старшая акушерка обсервации прыснула. – Или в физиологию – от греха подальше. Но грех оказался проворней меня, безгрешной.

Татьяна Георгиевна и Маргарита Андреевна подошли к бронированной двери раздевалки интернов.

В бытность самой Татьяны Георгиевны интерном эта дверь, ведущая в небольшое помещение в одном из дальних углов подвала, выглядела несколько иначе. Ободранная филёночная, запиравшаяся на очень условный замок. В принципе, «с ноги» можно было открыть. Или даже с руки, если рука – женская. Маленькая женская ручка вполне могла пролезть в дыру, расположенную снизу расхлябанной «личинки». Тогда раздевалка интернов была доступна всем и вся. Сантехнику, прячущемуся от справедливого возмездия санитарок. Анестезиологу с анестезистками, вздумавшими перекурить. Акушеркам, детским медсёстрам, санитаркам и, разумеется, самим интернам. Иногда в их и без того тесное помещение впихивали какую-нибудь коробку на «постоять». Из коробки тут же делали стол, за которым во время ночного дежурства можно было выпить кофе и перекурить, с жаром обсуждая детали клинических ситуаций, в которых ещё особенно не понимали, личную жизнь всего, что уже или пока шевелится, а также подробности вечной пьянки, что из скромности почему-то всегда зовётся «вчерашней». Металлических решёток тогда тоже ещё не было, но, что характерно, никогда ничего не пропадало. Может быть, потому, что у соседа было всё точно такое же, как и у тебя. И сантехник с корочками ПТУ не претендовал на ботинки Василия Петровича Иванова, выпускника медицинского вуза. А вот лет пятнадцать назад, когда маска «равенства и братства» была окончательно сорвана, обнажив истинное бездуховное неравноправие всего сущего в этой стране, первым делом из хлипкой раздевалки интернов ушла норковая шуба какой-то девицы. Так что была установлена бронированная дверь. Да и сама раздевалка расширена за счёт примыкающей каморки. Интернов акушеров-гинекологов стало гораздо больше. В этом году, например, на клинической базе родного роддома Татьяны Георгиевны ошивалось человек двадцать бронеподростков. Против тех пяти, что были присланы для прохождения интернатуры в тот замшелый год, когда она сама только окончила медицинский. Всего лишь ещё институт, а вовсе не университет и не академию. Пятеро – включая её.

Сколько с тех пор околоплодных вод утекло – пару цистерн, наверное. Названия становились громче, одежды – богаче, а специалистов, владеющих ремеслом акушерства и гинекологии от и до, – всё меньше. Вот такой вот парадокс. Хотя почему парадокс? Тому, чему могут обучиться на клинической базе пятеро, никогда не обучатся два десятка. Антигегелевский скачок, знаете ли. Ученик при лекаре должен быть один. И этот ученик должен хотеть учиться, пылать страстью к этому тяжёлому и кровавому – безо всяких там эвфемизмов – ремеслу. Жить им. Причём жить здесь – в роддоме. И обладать соответствующим характером. К ученику, если он дельный, прикипаешь, как к родне. Как к хорошему другу. Невозможно прикипеть к толпе. К безликой, бесхарактерной, безыдейной. Когда это такое было, чтобы заведующий не помнил, как зовут интерна, находящегося на базе его отделения? Никогда такого не было. А теперь – стало. Они, прежние, всей той пятёркой, действительно жили в клинике, зная всех и вся, ориентируясь в этих закоулках, как у себя дома. Они изучали снизу, с мелочей – где биксы с бельём и у кого мыло требовать, если в операционной закончилось. Корона с них не падала просить акушерку биомеханизмы родов в значимо-прикладных деталях повторять и повторять им, выпускникам медицинского вуза, чьи головы полны всего лишь теоретическими знаниями.

А эти? Ничего не умеют. Но это бы и не страшно – сами такими были. Но нынешние и учиться не хотят. А вот это уже пугает. Кому нужно это неблагодарное – не сразу благодарное – акушерство с бесконечными бессонными ночами? Тяжкое ремесло… Так что эти, нынешние, хотят сразу эндоскопией заниматься. Причём – в гинекологии. Чтобы без лишних рисков. И без лишней крови. А кесарево пока кесарево и есть. Младенца, конечно же, можно извлечь через две маленькие аккуратненькие дырочки, введя в матку милые гибкие трубочки. Но только долго крошить на куски придётся. Искусственное прерывание на позднем сроке тоже то ещё удовольствие. Кому это надо? Лучше сидеть на аппарате УЗИ. Чистенько, и беременные довольны, что им «фотографию чада» выдали. Да и гинекология – нелёгкая стезя. Но почему-то юная поросль думает, что как только научится делать аборты – так сразу и озолотится. Ага, счёт в банке побезлимитнее приготовьте, как же! Во-первых, кто же вам аборты даст делать, пока есть заведующий, доцент Матвеев, начмед и ещё пара-тройка зубров? Гады, ах какие гады! Монополисты чёртовы! Но они эту «монополию» выстояли, выучили, заработали! Им никакие сроки и никакие загибы не страшны, потому что у них что? Руки! И головы… Мастерство ремесленников, помноженное на интеллект мыслителей. Им что бартолинит^[5], что операция Вертгейма^[6] – всё умеют, ни от чего носы не воротят. А интерн этот, блондинистый, понятия не имеет, что такое бартолиниевы железы, где они находятся… И смех, и грех. Врач, блин! Хотя, а ей какое дело? И чего она сама с собой разворчалась, как старуха на повышение цен?!

 

– Марго! Мне кажется, я старею! – выпалила Татьяна Георгиевна своей давней подруге, старшей акушерке отделения.

– Да ну! Стареет она! Отлично выглядишь, не свисти! – ответила Маргарита Андреевна, откликаясь как бы не на речи, а на ворчливые мысли своей заведующей. – Пришли.

Татьяна Георгиевна постучала в металлическую бронированную дверь.

– Уходите! – плаксиво раздалось оттуда.

– Сергей Иванович, откройте немедленно! – приказным тоном сказала заведующая обсервацией.

– Не открою!

– Прикажете бригаду МЧС вызывать, чтобы дверь вскрывали? Я мигом. Только оплата их услуг из вашего кармана. Если я за каждого психически ненормального платить буду, мне никаких нетрудовых доходов не хватит, не то что зарплаты! Я не шучу! И скажите мне, какого дьявола вы там заперлись с мёртвым плодом?

– Это не плод, это ребёнок! – послышалось из-за двери.  – И он не был мёртвым! Он пищал!

– Сергей Иванович, вы под дулом пистолета свою специальность выбирали?

– Папа хотел, чтобы я стал врачом! А я хотел быть дизайнером одежды… О боже! Он опять пищит!

– Не тискай труп, идиот! Это пищит твоё малахольное самолюбие. Или папино. – Маргарита Андреевна зашлась в беззвучном хохоте. Татьяна Георгиевна погрозила ей кулаком.

– Сергей Иванович, сколько вам лет?

– Двадцать три! – всхлипнуло в ответ.

– Так ещё не поздно это самое… дизайнером одежды. Самое оно, я бы сказала.

Старшая акушерка достала пачку сигарет и вытряхнула из неё две. Прикурила одну и протянула Татьяне Георгиевне. Заведующая затянулась и проговорила более ласково:

– Серёжа, откройте. Ну, ей-богу, что за детство такое! Подумайте сами, будущий дизайнер одежды, можно сказать Дольче и Габбана…

– Я не могу!

– Сможете, Серёженька, сможете. Но только не здесь – не в каптёрке с мёртвым плодом на руках, понимаете, о чём я?

Замок щёлкнул. И прямо на грудь Татьяне Георгиевне бросился интерн, захлёбывающийся в рыданиях.

– Я думал… Я хотел… Это так жестоко!

– Ну-ну-ну! Ну-ну-ну! – заведующая погладила Сергея Иванович по спине, ощущая себя глупее не придумаешь, и тут же снова погрозила подруге тлеющей сигаретой. Чтобы та не вздумала расхохотаться. – Мы все думаем. Все хотим. И мир жесток, дорогой Сергей Иванович. Разве вы до двадцати трёх лет ещё не имели возможности познакомиться с этим неоспоримым фактом? Отдайте нам плод!

– Это ребёнок! – интерн с визгом отпрыгнул от Татьяны Георгиевны и бросился на стул, окунув лицо в ладони. – У него руки, и ноги, и голова, и он пискнул, когда родился!!!

– Это плод двадцати четырёх недель гестации, милый вы мой. – Татьяна Георгиевна затушила бычок в маленькой карманной пепельнице.

С некоторых пор в родильном доме курение было под категорическим запретом, равно как и курение в подвале. Так что ржавые кастрюли и жестяные банки, некогда ещё встречавшиеся здесь, давным-давно были подвергнуты остракизму. Эстетики это подвалу не добавило, и количество бычков, валяющихся на полу, день ото дня множилось, вызывая неудовольствие санитарок, убирающих эту территорию. Ворча, они устанавливали новые ёмкости. Но неутомимый начмед каждое утро наказывал сметать с лица подвала «курительные станции». Так что к вечеру… Короче, было куда проще обзавестись мобильной пепельницей, чем участвовать в повышении уровня энтропии, неизбежно следующей за оздоровлением образа жизни медицинского персонала.

– Нет, не плод! – упрямо вскинулся Сергей Иванович.

Старшая акушерка снова рассмеялась. На сей раз в голос.

– Как вы можете смеяться!

– Ох, простите, Сергей Иванович. Я не над этим… Просто вы очень забавно выглядите.

– Скорее печально, Маргарита Андреевна. Печально выглядит наш юноша. Двадцать три уже, взрослый совсем. А нос опухший, сопливый. Глаза красные, как у кролика. Ну, отдавайте уже нам плод, дорогой мой. Мы обязаны отправить его на вскрытие, на патоморфологию и прочую гистологию. Наш святой долг – его исследовать. Если плод пропадёт, то уже завтра в «Комсомольской правде» появится очередная «сенсационная» статья под названием: «Убийцы в зелёных пижамах разделывают детей на органы в больничных моргах!» Где он?

– Я… Я завернул его в свой пиджак. Я думал, что я его отогрею… Оживлю… А он… Он там, в моей тумбочке! – махнул рукой интерн.

– Надеюсь, хоть к груди не прикладывали? – опять не удержалась от короткого смешка старшая акушерка отделения.

– Зачем?! Зачем женщины это делают? – вскричал парнишка раненым экзальтированным зайчиком.

– Что именно, дорогой мой? – спокойно, чуть иронично, уточнила заведующая.

– Аборты! Зачем женщины делают аборты?!

– Аборты, Сергей Иванович, делают врачи.

– Да! Зачем вы с ними это делаете?!!

– Ох, Сергей Иванович, раз существуют поздние медицинские аборты, должен же их кто-то делать? После того, что неграмотные мужчины делают с неграмотными женщинами. И я не умение читать, как вы понимаете, имею в виду.  – Татьяна Георгиевна замолчала и тяжело вздохнула. Маргарита Андреевна состроила ей мину: «Ты чего?!» Заведующая махнула рукой и насмешливым тоном продолжила: – Возможно, когда вы, Сергей Иванович, станете дизайнером одежды, придёт к вам клиент и захочет сшить себе трусы из кожи питона. И сошьёте, куда денетесь! Если вы, конечно же, станете востребованным дизайнером одежды.

– Что вы сравниваете! – театрально заломив руки, крикнул интерн.

– Действительно, Тань, сравнение неуместное, – ехидно вставила неутомимая Марго, доставая пиджак с завёрнутым в него плодом из шкафчика Сергея Ивановича. – Ему за трусы из кожи питона заплатят больше, чем ты за год получаешь. К тому же он может отказаться шить эти трусы, а к тебе в отделение если баба направлена – фиг ты откажешься… Пиджак, Сергей Иванович, в химчистку сдайте, не поленитесь. Хороший же, дорогой. Иди-знай, что у той бабы было!

– Я к нему не прикоснусь! Выкину!

– Чего это хорошую дорогую вещь выбрасывать?! – возмутилась рачительная старшая.  – Правда выкинете?

– А вы думаете, я смогу его после этого носить?! – истерично воскликнул сентиментальный переросток. – И никакой он не дорогой. Ткань только. А шил я сам.

– Смотри-ка, ничего сшито… очень даже… – внимательно разглядывая пиджак, констатировала Маргарита Андреевна. – Пожалуй, я себе заберу. Папаше своему отдам, у вас с ним один размерчик – он у меня такой же щупленький.

– Марго! – строго одёрнула её Татьяна Георгиевна.

– Забирайте! – выкрикнул интерн.

– Сергей Иванович, вставайте, – мягко обратилась к интерну заведующая. – Давайте, ножками, ножками… Идёмте, мы вас с Маргаритой Андреевной чаем напоим.

Одним чаем дело не обошлось. Пришлось вызывать анестезиолога с внутривенным релаксирующим коктейлем. А затем – звонить папе безутешного Сергея Ивановича. Чтобы забрал свою «нежную сладкую сы́ночку» домой.

– Иван… простите, как ваше отчество? – обратилась Татьяна Георгиевна к родителю, любезно препровождённому из приёма к ней в кабинет, где на её собственной койке посапывало, всхлипывая, великовозрастное недоразумение.

– Для вас, Татьяна, просто Иван! – расплылся в обольстительной улыбке папаша.

– Для вас – Татьяна Георгиевна, – надменно сказала уставшая заведующая. – Иван, – продолжила она более сдержанно, без металла в голосе, – медицина – не совсем подходящее занятие для вашего парня.

– Я знаю, что он тряпка! Но его покойная мать так хотела, чтобы он стал врачом! Хотя он с детского сада только и делал, что рисовал всякие тряпки, шил всякие тряпки и наряжал в эти тряпки кукол, тряпка! Он даже себе одежду сам начал шить чуть не с пятого класса.

– Так отец хотел или мать? Что-то папа с сыном путаются в показаниях.

– Мать хотела. Ну и я. В память о ней. А этот придурок всё шьёт и шьёт. Полуобъём бедра, понимаешь!

– Что?

– Это я ему такую кличку недавно дал. Он загорелся идеей шить трусы. Вы, Татьяна Георгиевна, знаете о таком? О полуобъёме бедра? А как он виртуозно штопает даже самые дорогие брендовые тряпки – никто и с лупой не разберёт!

– Понятия не имею о полуобъёмах! Об объёме циркулирующей крови – пожалуйста. Швы по разным авторам умею накладывать. А о полуобъёме бедра – не слышала. – Она улыбнулась. – Мне искусство штопки только по живым тканям известно.

– А этот пришибленный знает. И, что характерно, – вы будете смеяться! – отличные трусы шьёт, поганец!

– Не буду смеяться. Трусы шить – тоже дар, между прочим. Ну и тем более, зачем тогда медицинский?

– То есть рождённый ползать летать всё-таки не может? – скептически усмехнулся Иван, так же похожий на своего сына, как арабский жеребец на декоративного кролика.

– Кто для чего рождён и что ему с этим делать – дело деликатное. И уж точно – не наше с вами. А если и наше, то до тех самых годков пяти-шести. Дальше – не навреди. А я сыном, умеющим виртуозно штопать или трусы шить, гордилась бы! – Татьяна Георгиевна немного помолчала. – Иван, ваш сын сегодня пытался оживить плод от поздняка. Позднего аборта. Такого аборта, что обыватели именуют «искусственными родами». Это жестокая операция. Несложная, но жестокая. И «на выходе», извините за несколько неуместную терминологию, мы имеем вполне себе сформированный плод. Такой, что очень похож на новорождённого. Только меньше. Ручки у него, Иван, ножки, у такого плода. Личико… Чаще всего они рождаются уже мёртвыми, потому что мы убиваем их внутриутробно. Вы же понимаете, что тот, кто виртуозно штопает и шьёт трусы и поправляет на живых желанных младенцах чепчики, содрогнётся, увидав такое. Я уже не говорю о его неспособности хоть когда-нибудь выполнить такую операцию. Очень редко, Иван, такие плоды рождаются… не совсем мёртвыми. Они нежизнеспособны. И плюс-минус быстро умирают. Иногда акушеркам приходится кое-что предпринимать, чтобы не длить то, что люди привыкли называть страданием… Даже вы, Иван, слегка побледнели. А ваш сын сегодня заперся с подобным плодом в подвале. Когда мы его оттуда выманили, он ещё долго бился в рыданиях у меня в кабинете, обвиняя всех акушеров-гинекологов и меня лично во всех грехах и предсказывая адовы муки после смерти. Не обрекайте его на адовы муки ещё при жизни. Всё равно из него приличного врача не выйдет.

Татьяна Соломатина — Роддом или жизнь женщины.

Кадры 38–47 читать онлайн

12 3 4 5 6 7 …72

Татьяна Юрьевна Соломатина

Роддом, или Жизнь женщины

Кадры 38–47

© Соломатина Т.Ю.

© ООО «Издательство АСТ»

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается. Кадр тридцать восьмой

Ад

Татьяна Георгиевна Мальцева ходила по комнате взад-вперёд, раскачиваясь, как старый еврей на молитве или, если угодно, как Лобановский на тренерской скамье [1], и монотонно бубнила:

–  Мы были там, – мне страшно этих строк, – где тени в недрах ледяного слоя сквозят глубоко, как в стекле сучок. Одни лежат; другие вмёрзли стоя…

Щёлкнул замок входной двери.

–  Кто вверх, кто книзу головой застыв…

Зажурчала вода в ванной комнате.

–  …В безмолвии дальнейшем путь свершив и пожелав, чтобы мой взгляд окинул…

Вошла детская медсестра и аккуратно приняла из рук Татьяны Георгиевны хорошенькую здоровенькую полугодовалую девочку в пижаме-комбинезоне.

–  Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу… –начала «сменщица» мамы.

Татьяна Георгиевна, недовольно поморщившись, тихо вышла в коридор.

–  …Того, кто был когда-то так красив, – печально глядя на своё отражение в зеркале, завершила она трёхстишие песни тридцать четвёртой. – Тупоголовая кретинка, за такие деньги можно было уже «Войну и мир» выучить наизусть! – прошептала Мальцева, становясь под душ.

Медработница отнюдь не была тупоголовой кретинкой. И со своими непосредственными обязанностями высококвалифицированной няньки справлялась на «отлично с отличием». Просто Татьяна Георгиевна находилась в состоянии страшного раздражения. И никак не могла выспаться. Вот уже полгода не имела возможности как следует отдохнуть. Её драгоценное чадо, Марья Матвеевна Панина, могло без продыху орать часами напролёт. Замолкала дочь только на руках, когда её укачивали, мерно декламируя… «Божественную комедию» Данте Алигьери. Да-да, именно «Божественную комедию». Когда были опробованы тома колыбельных, несколько полок детских песенок и тетешек, километры нотных прописей маршей, гимнов и даже несколько узкоспециальных молитв, Мальцева в отчаянии произнесла – самой себе:

–  Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины…

И голосистое неугомонное дитя внезапно умолкло и посмотрело на мать с осознанным любопытством. Татьяна Георгиевна запнулась и удивлённо уставилась на всего лишь тридцатидневную – тогда – дочь. Та немедленно возмущённо заорала вновь.

–  Каков он был, о, как произнесу, тот дикий лес, дремучий и грозящий, чей давний ужас в памяти несу! – испуганной скороговоркой выпалила Мальцева. И кроха тут же погрузилась в довольную дрёму.

Так с тех пор и повелось.

Но высококлассная опытная детская медсестра, нанятая для присмотра и ухода, дальше песни первой никак не могла продвинуться. И вообще считала это блажью. О чём громко заявляла вслух. Не при Мальцевой, разумеется. А оставаясь наедине с малюткой Марией Матвеевной Паниной – первой и единственной дочерью «пожилой» матери, – только ту самую первую песнь «Божественной комедии» и гнусила, диву даваясь, что это за ёлки-палки и почему больше ничего не работает. В любом случае – блажь! Что у старой, что у малой. Обе с сорванной резьбой. Жалко Панина. Роскошный мужик!

Старой Татьяна Георгиевна Мальцева не была. Ей было всего сорок пять лет. Но для первого ребёнка многовато, кто бы спорил. А вот для начмеда по акушерству и гинекологии крупной многопрофильной больницы – вполне терпимо. Её бывший любовник и старый друг Семён Ильич Панин ушёл в министерство, на должность зама по вопросам материнства и детства, ещё когда Мальцева была беременной. Сама она полагала, что вынашиваемый плод завязался в результате совместных утех с молодым мужчиной, интерном Александром Вячеславовичем Денисовым. Но Панин выяснил то, что выяснил, и…

И тут будет уместно вернуться на полгода назад, дабы не слишком нарушать логику повествования.

* * *

… Замминистра здравоохранения по материнству и детству Семён Ильич Панин прооперировал начмеда крупной многопрофильной больницы по акушерству и гинекологии Татьяну Георгиевну Мальцеву. А чьим ещё рукам она могла безоговорочно довериться? Пуповина плода Татьяны Георгиевны была опасно короткой, и в роды её никто не пустил. Она сама была против, в первую очередь. Консервативное родоразрешение в её возрасте при подобной клинической ситуации? Увольте! Так что с началом родовой деятельности она позвонила Панину, и…

И через час после прошедшей без осложнений операции Семён Ильич стоял в боксе детского отделения и задумчиво взирал на новорождённую девочку. Он всегда хотел девочку. Но Варвара рожала ему мальчиков. У него было трое сыновей и не было дочери. А Мальцева, сука, забеременела от этого мальчишки – и вот, пожалуйста! Нет, он не знал наверняка, что от мальчишки. Но сказано ведь: «Не от тебя!» Да и по срокам выходит – что не от него. Ну не сорок три недели же она носила!. . Хотя признаки переноса были. «Руки прачки». На истинно переношенную ни состояние плаценты, ни состояние новорождённой, конечно, не тянут. Но есть ещё беременность пролонгированная! И та может длиться хоть сорок пять недель! Исследования ВОЗ [2] говорят, что чуть не десять процентов общего количества беременностей – пролонгированные. И встречается пролонгированная беременность в основном у женщин старше тридцати пяти. А Танька куда как старше!

Читать дальше

12 3 4 5 6 7 …72

Татьяна Соломатина — Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61 » Книги читать онлайн бесплатно без регистрации

На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Татьяна Соломатина — Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61, Татьяна Соломатина . Жанр: Современная проза. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале kniga-online.org.

Ознакомительный фрагмент

Татьяна Соломатина

Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61

Кадр сорок восьмой

Дурдом: Диалектика[1]

Оксана Анатольевна проснулась не в духе.

Дело в том, что если ты лёг спать ровно полчаса назад, то дух за это время — как раз только успел выбежать за дверь. Он же не знал, в конце концов, что именно в этот момент и постучат. Да ещё и войдут, не дожидаясь ответа.

— Ну, что там ещё? — проворчала временно бездуховная Оксана Анатольевна.

— Там это… Вчерашние роды на дому[2]… Которые в нашем больничном скверике, — почтительно прошептала молоденькая акушерка первого этажа. — Они, вроде как, с ума сошли.

— Кто?!

— Так я же говорю… они… вчерашние роды на дому.

— Чтоб вам! Вызывайте ответственного дежурного врача!

— Так вы же ответственный дежурный врач.

— Тогда вызывайте первого дежурного врача!

— Оксана Анатольевна, первых дежурных врачей отменили. Кто ответственный — тот и первый.

— Вызывайте второго дежурного врача!

— Так вы Тыдыбыра сами отправили в гинекологию, ассистировать на ургентной.

Заведующая обсервацией со стоном оторвалась от подушки. Дух вернулся. Шустрый, сволочь! Легла-то она, может, и полчаса назад, а вот уснуть смогла только пару минут как.

— Какая она тебе Тыдыбыр!

— Ой, простите! — хихикнула акушерочка. — Анастасия Евгеньевна, конечно же!

Поцелуева уже спустила ноги на пол.

— Сейчас приду!

— Вторая первая палата, — услужливо напомнила дева.

— Знаю! — рявкнула Оксана.

«Второй первой палатой» назывался ещё один изолятор, которым обсервация вынуждена была обзавестись. Благосостояние и, как следствие, образование населения вроде как росло. А вот количество разнообразно инфицированных, необследованных и рожавших на дому отчего-то увеличивалось. Вероятно, существовала какая-то взаимосвязь. Неочевидная и прочная. Как второй закон термодинамики. Но Оксане некогда было размышлять. Когда кто-то во вверенном тебе отделении «вроде как сошёл с ума» — не до физических основ натуральной философии.

Акушерка уже стояла у дверей «второй первой» палаты. И даже услужливо распахнула перед заведующей дверь.

На кровати никого не было. Смятое бельё в положенном первым послеродовым суткам состоянии — и никого.

Поцелуева одарила дежурную акушерку вопросительным взглядом, стоимостью куда больше рубля. Даже старорежимного.

— Под кроватью, — зачем-то глянув на потолок, прокомментировала акушерка.

— Так вытащи!

— Она кусается.

Оксана Анатольевна подошла, нагнулась и заглянула… Из-под кровати что-то зарычало.

— И рычит…Да. Её зовут Нана.

— Нана. Наночка, — ласково обратилась к родильнице заведующая обсервацией Оксана Анатольевна Поцелуева. — Наночка, вылезай, детка. Ты теперь мамочка, Наночка. От этого никуда не спрятаться, не скрыться.

— Я к ней зашла. Она под кроватью. Рычит и кусается. Я ребёнка в детское отнесла.

— Орден тебе, — язвительно отозвалась Оксана и протянула руку под кровать.

Нана с глухим рёвом вцепилась зубами в предплечье Поцелуевой. Но, цапнув, быстро отползла в угол.

Оксана распрямилась, оглядела полученное ранение.

— Вот, гадина! До крови! Дай мне хлоргексидин, рану обработать и вызывай психиатрическую карету!

— Ей?

— Нет, мне!

— А что сказать?!

— А мне что сказала?

— Что вчерашние роды на дому вроде как сошли с ума.

— Вот так и им скажи!.. Хлоргексидин!

Акушерка бросилась к шкафу с медикаментами, Оксана Анатольевна подошла к умывальнику. Из-под кровати не было слышно ни звука.

Специализированная служба приехала через два часа. Без вины виноватые. Во-первых — их безжалостно сократили, мотивируя тем, что во всех цивилизованных странах функцию «прокатить до дурдома» выполняет полиция и пожарные. И, вероятно, как только у нас станет ещё меньше психкарет, мы сразу же станем очень цивилизованной страной. Во-вторых — Нана все два часа тихо сидела под кроватью. Акушерка только одеяло ей туда подкинула. Так… мол, для уюту.

Врач-психиатр, седенький сухой старичок с ноготок, ничуть не удивился, когда ему сообщили, что родильница сидит под кроватью. Точнее — лежит. В общем, гнездуется. Что правда, слава богу, без новорождённого. Точнее — новорождённой. Хорошенькой девочки, которая появилась на свет вчера, без осложнений, на скамейке больничного сквера. И санитар морга, как раз в этот момент перевозивший на тележке что-то там, опустим подробности про ампутированные в ургентной операционной приёма конечности, справедливо рассудил, что конечностям уже ничего не будет, потеснятся. А вот живая девица, с живым же младенцем, нуждаются в срочной транспортировке в неподалёку расположенный родильный дом. Так Нана с ветерком и доехала. С новорождённой, мешками… ну и ветерком. Крохотную девочку санитар укутал в свой синий байковый халат для выхода. Нана была вроде как не слишком в себе. Но это легко объяснялось: нельзя быть слишком в себе, едва родив на скамейке. Зимой!

В роддоме быстро пришла в норму. Дитя обработано и отдано неонатологам. Родовые пути осмотрены. Согрели, обслужили, воссоединили на совместное пребывание. Паспорт с собой.

Всего восемнадцать. Не замужем. Поняла, что рожает — отправилась в роддом. Немного не дошла. С чего вдруг под кровать залезла? Так вот вы нам и расскажите.

— Ясненько-понятненько! — Резюмировал седенький сухой старичок-психиатр и отправился в палату. В сопровождении громадного санитара. С исключительно детским выражением лица. Как это бывает у очень больших мужчин и у очень больших животных. Например, у северо-кавказских волкодавов. Очень большие мужчины и очень большие животные — всё про себя знают. Поэтому имеют тенденцию быть дружелюбными и спокойными. И ещё — надёжными.

Поцелуева, разумеется, отправилась с ними.

Старичок-психиатр довольно ловко присел по-турецки на пол у кроватки. Санитар облокотился на спинку — от чего даже новёхонькая мощная функциональная кровать, вздохнув, уперлась колёсиками в плинтус. Оксана, баюкая укушенную руку, стала у окна.

— Она кусается. И рычит. — Предупредила она старичка-психиатра.

— Это ничего, ничего! — Ласково улыбнулся он в пространство. Затем, чуть пригнувшись, промурлыкал в сторону логова: — Это кто у нас там такой маленький спрятался?

В ответ из-под кровати традиционно зарычало.

— Нэ просто малэнкий, а прямо нано-какой малэнький, да?! — Отозвалась Оксана с нарочитым грузинским акцентом. Санитар одарил Поцелуеву неодобрительным взглядом, как если бы в присутствии доброго великана кто-то мучил котёнка.

Online könyv szerzője Татьяна Соломатина

Hívja и legjobb barátom nagyon hasznos lehet figyelmetlen halottkém Vszevolod északra gondolkodni az alattomos zavaros Alyona Szolovki, ami esett figyelmeztetés Kafornilkül. Ha csak ő tudta, hogy mit туман fordulni beleegyezését előadást a gyerekeknek gazdag szulők egy nári táborban. Írása helyett szép leveleket Alyona, gondolkodni, hogyan kérte meg a kezét, és felér a nevét kereső terrier, Észak kénytelen részt venni „a vadászat pedofil”. Sajnos, a gyermekek szexuális zaklatásának voltak, vannak és lesznek. Csak ahelyett is felolvasta a sajtó és az internet, hogy beszélni gyakran jobb a gyerekekkel?

Szép nő hajlandó hozzámenni Vszevolod North. De megállapodtak abban, hogy együtt nyaralását Balaclava ülni, mindenki ettermek, vándorol át az apro rakparton, a takarmány a hajléktalanok kutyák doktori kolbász jóllakottság, mászni egy genovai Jaszvastzesleg erőd, menzni egy genovai Jaltbanni erőd, menszni egy genovai Jastbanni erőd. És mégis mileyshaya szeretője a vendégház, a tetőtérben, ahol tartózkodott, meghívta őket a saját születésnapját. És senki nem tudja elrontani az eszaki vakáció, akár egy virágjában középkoru válság tekerni „hogy vizsgálja felül a hozzáállás, hogy magát és az életed”. Még gyilkosság haz tele a vendégek, akik eljöttek аз ünnepségre.

Mindig álmodtam egy nagy haz az erdőben, a folyó partján. Ház, ahol аз egyik asztalnál туман egy Boldog család. Hatalmas nagyvonalú kutyák аз udvaron, jól táplált macska sima közel a kandalló és Vízi kutyus a konyhaasztal alá -hallgatni a történeteket mondunk egymasnak. És mi tábla, és mi a történet — jég nélkül halom és jó ételek? És én mindig — это akartam író lenni. Mindig является szerettem volna — és большинство марта аз egészet. És nem is akárhol, hanem a szívében az orosz történelem — a pályán BORODINO. Hol az én öröm, hogy hozzon letre — legyen az hús vagy szoljánka másik kéziratot. És kérlek benneteket, hogy meglátogasson az otthonomban, az íróasztalnál. Az ő írása konyhát BORODINO.

Ez a világos és váratlan könyv — nem egy könyv volt, hanem egy színházi előadás. Трагикомедия. Színészek — orvosok, szülésznők, ápolók és a betegek …. Hely — szülészet és a kórház. Ezek között a falak valóságban párhuzamosan létezik kényelmesen bizarr bohózat, és gyakran vicces könnyek. Itt a huszonegyedik században, annak a nanotechnológia nem garantálja hiányában Bulgakov «sötétség egyiptomi», és a vezető «gyors» hirtelen több illetékes aneszteziológus … Mi felnőtt ember, ha voltkakzédionist apcsolzózionist kapcsolzionist Hol megyünk a klinikai halál, és ez IVF? Mintegy vicces és szomorú. Körülbelül betegek és az orvosok. Körülbelül a nők és férfiak. A teljes reménytelenség és az örökkévalóság. Ezzel a könyv egy újabb pillantást ismerős dolgot: az orvosok és a betegek, a betegség és a hasznosítás, a problema az apák és gyerekek, az élet és a halál …

— Эз а кёныв егы кутья? — Азт кердезед. — Нем! — валасолунк. — Аккор кутья тулайдоноса? — Нем! — Аккор ми эз? — Надь кутяк. Минтеги Большая любовь. Mintegy Nagy érzékenység.

Конкурс «Двойное дыхание» — ez maga az élet. Szellemes, csodálatos ezutóbbinak és hirtelen, ő senkit nem hagy hidegen. A gyűjtemény öt új történetek — egy igazi ajándek az olvasóinknak!

Mi lehet a közös a felső vezető intellectualnoomkogo az uzleti és a televíziós sorozat csillag? Az orvos dolgozik egy állami intézmény, és követői tantrikus gyakorlat? Иген, бармит. Először есть, ezek mind az emberek (még ha meggondolatlanul hiszik magukat az istenek), és semmi emberi … Beleertve szokások, képességgel, sorsát. Másodszor, a hősnő a regény „Kilenc hónap” — нёк. Egy nő — nagyon különbözik az ember életmódját. Férfiak gyakran аз illúziót kelti, hogy azok uralkodó a világon, vezette tettek, diktálják fedételeket, válasszon egy feleség. De ha Még egyikük súlyosan és tartosan hisznek abban, amit ő képes legyőzni egy nő semmit, hadd ne feledje, hogy a fény kikelt nem tér el lingam, és született egy nagyon rendes nő. És ez nagyon jól lehet — a legaltalánosabb szülészet mi (vagy) városban. Miután a legfontosabb ember számára ismét, hogy egy nő, már csak azt: növekszik; építeni egy hazat; очень жирный; adományoz WC alap „művese”, és emelje a lánya – rendszeres résztvője végtelen vígjáték női pozíciók … Tehát „arról” lefoglalja? Körülbelül egy nő. Терхес нок. Ez körülbelül egy, kinek az oldalán van ma felhorkant „akkor maradjon otthon, mint a hasa!” És ő nem tud itt ülni …

«Major AG» nem egy könyv, «körülbelül az orvosok». Van itt a fájdalom és a beteg vérében -, de ott van a vérében jámbor Dusi Névtelen, aki egy nap rájött, hogy minden neki már volt, és semmi mást ő nem туман … nincs itt fecskendők és szikék -, de vannak nem megff szülészeti szekcionált penge tervezett megnyitása holttesteket, hogy egy nap vágja a hurkot a nyaka körül, hogy viszonylag fiatal még az élet . .. Ez nem egy könyvet a tudós, nem számít, hogy hányszor szerepel a gazdája és doktori, fokozatok és címek, professzorok és тудосок. «Major AG» — egy hosszú beszélgetés az emberek: a szeretet és a gyűlölet, az ambició és lustaság, vágyak és csalódások. Ez a verbális bohózat képviselet prózában, művészeti fekszik. Де эз — аз элет! És az élet — „a legérdekesebb vizsgálat, mert a keresest a fő gyanúsított mindig viszi magukat. Az Ön szarv, a szárnya, a perinatális mátrixok, és a saját, legfontosabb tudományos — a tudás magáról.

Vicces és szomorú, csípős, átható Tatiana Solomatina regénye a „generációs bejáratok” költészet és a próza, a barátság szeretet. Mintegy macskák bölcs és az ostoba emberek. Ода фиаталок. Vers a hallgatói szervezet. És, persze, mindez „történt Odesszában!” «Bárki — это volt, a bérlő feladata. Elment egy meresz kísérlet, azt mondja: «Legyen világosság!» És ez volt a zsúfoltság. «Zsúfolt, kaotikus, szórakoztató, монетный двор a főépület az Odessza medina egy hosszú szünet a masodik és hamadik pár. Zsúfolt, Mint egy Közös lakásban, Ahol nem elrejteni a privat szobában, vagy a vidám takarító vladimir, sem a bolygó zsidó, sem azemberek nelka, sem arült purpertanc értelmében аз égből fejét.

Az élet a heroint a regény «Soha nem lehet tudni, mit mondanak», Sophia, asszisztens, a Szülészeti és Nőgyógyászati ​​váratlan változás következik be. Ez nem akárhol, hanem a leginkább, hogy sem az Egyesült Államokban. Соня может попробовать. Felfedezni egy új világ, mikor elkezdi értékelni még mi maradt az óceán haza. Hősnő vár izgalmas kalandokat és szórakozást felfedezések. Összegyűjti Fehér gomba Podbostonschine, праздники в литры аз országban лаборатории vezetője Массачусетской больницы общего профиля, inni vodkát Chinatown és még néhány szót az emlékművet emelvényre Kennedy. Де легфонтосабб, Sonia felismeri, hogy аз Egyesült Államokban, мятный бармелей más országban — аз emberek. Szénsavas юмор és irónia, lelkes megértése az emberi természet és egyedülálló filozófia!

— Hé, nézd mit írnak ezen újságok! Мои сакаллас! — Фигель, ваги нэзни? — Фигель! «Леонид Утесов azt mondta, hogy mindenki szeretné, hogy született Odesszában, de nem minden volt. Татьяна Соломатина szerencsés — ő tudta, hogy született Odesszában. És a szavak egy másik nagy Odessza, Исаак Бабель (ha ugy gondolja, hogy az a személy is nehéz — Константину Паустовскому), mi lesz Odesszában, a Maupassant… „- Mi? Valaki szerencsés volt, hogy megszületett, valaki szerencsés lesz. Szerencséd, hogy megszületett, és lesz. Szerencséd teljes joggal, hogy irjak Odesszában. Kisasszony szerencsét egy jobb elvégre mi vagyunk már szerencsés — nem lesz Odesszában.

Ми аз идо? Hagyományos rács, amit az emberek által kitalált, vagy fedétel nélküli, eredetileg létezett anyagot? És ha ő volt tizenöt éves, és ma már szinte megfulladt, és ő volt negyven -, és két nappal később meghal, akkor ez az idő? És mi az a „majdnem”? Lehet például a halál, hogy «egy kicsit». Halál, mint az élet — vagy van, vagy nincs. Ми а зерелем? Feltételes szabályrendszer közötti kapcsolatokban аз emberek, férfiak és nők, apák és lányaik? Ваги Истен а Шеретет? Vagy szeretet Isten … És ha ő volt a tizenöt volt negyven, ő — egy és ugyanolyan korú, mint az apja, hogy milyen szeretet van szó, mivel az idő különbség a kettő között? Egyenlő idő szorozva szeretet, szerelem, szorozva idő? És mit ma is — könnyű vágás változók vagy konstansok megváltoztathatatlan? És aggodalomra ad okot, hogy az ilyen tini kérdések, nem tudva, hogy a szulők egy utazásra.

Egyre hallom egy látszólag intelligens nőt, hogy Ó, apám, tizennégy eves koromban, azt mondta, hogy énvastag combok! Azóta аз életem fullad! „Vagy valami ilyesmi, nem kevesebb” tragikus «. Egész réteg szubkultúrák — hibás a apa és anya. Közben, hogy a vászon az oka az, hogy a kép már csak egy lyuk a tapéta záródik most? De ne feledd, És Popedd, És feledd — egy apa. Apa — ez nagyszerű! Mint egy esernyő az esőben. De valamit tenni, azt hiszem, cukor nélkül, nem igaz? természet és a történelem, és ítélik meg, magányos».

Ez a könyv arról szól, az orvosok és betegek. Születés халяль. Танарок — это дьякок. Mintegy családi titkok. A belső „konyha” anyasági kórházak. A generáció nőtt fel a romokat, birodalom. Isten tagadása és elfogadasa az ő parancsolatait. Az a tény, hogy nincs rejtély, és azt is áthatja minden ezen a vilagon. Mintegy szárnyatlan angyalok és démonok, a leggyakoribb. Az út, amely rejtve van előttünk. És elfogadták a többi, amit csak álom egyelőre. És persze, a szerelemről . ..

Pszichózis — egy árvíz az egyéni tudat archetipikus tudattalan tartalmak. Гондола Иги Карл Густав Юнг. Egy barátja a főhős regény «Психо» van egy másik nézet. Gondol erről klinikai pszichiátria — részletesen ismerteti a szakirodalom. Műfaj művek: фантастика. Определение тегов Kellően? Hagyja, hogy a kritikusok szenvednek alkalmazó tag! Egy olvasó meg akarja tudni: «Mi ez a könyv?» A legtöbb különböző: mackókat, eltávolitasa bölcsességfog, az isteni kinylatkoztatást, rekarnációk, és leggyakoribb галлюцинация. Бренди hűtött с цитроммалью грильезет. Személyes beszélgetés a halott. Это különböző emberi lények. És szinte mindegyik — kortársaink, akik tudják tökéletesen megfejteni and rövidítés NLP, jól ismerik az IT-technológiák, dzsipek, olasz bútor, ingatlanárak és pszichológia и kapcolatokat. De elfelejtette, hogyan, hogy ne csak a szerelem, hanem hinni. Хизик магукат. Mivel már régóta elfeledett kik is ők valójában. Воины vagy étterem tulajdonosok? Angyalok vagy lánya a fáraók? Nagy démonok középkorú vagy az örök kislány? Boszorkány vagy csak jó emberek? Az üzletemberek és apák? Потерянные души? A kereső a szervezetben. Мэг миндиг бесцельз? Барацагрол. Ez gyakran jobb beszélni nonszensz, монетный двор hallgatni. Es tartsa az orrát, hogy a szél, és nem zazhmurivatsya ülésén azzal a nyilvánvaló. Масок gyermekeit, ezek az állatok, és felhívja a szervezetek. És hogy az idő nem áll fenn. Ван Хели. A legfontosabb dolog — hogy megtalálja a helyét bene. És akkor minden csirke lesz egy madár Phoenix.

Мальцева Татьяна Георгиевна — Родильный дом фёрвоза. Nemrég lettem anya, messzi már nem fiatalon, nem tervezi, hogy, és Fogalma sem volt, аки gyermek apja. Régi barátja és szeretője Panin folytatta növekszik minisztérium és elhagyta a feleségét és három gyermeke. Egy odaadó barát és jobb Maltseva vezető szülésznő megfigyeléses osztály Margarita Andrejevna repült az americai vőlegénye Colorado … Az élet KISMAMA karakter a sorozatban — vászon tarka fonalak változatos egyet. A tragédia elválaszthatatlanul kapcsolódik komédia, eposz sűrűn varrott öltés képregények, ravasz és hazugság határozottan összefonódik аз igazság, halálos minta csavarással születés körül. Szenvedély, álom, érzékiség, a fiziológia, féltékenység, a gyűlölet — hurok a hurok a kotőtű dobnak alkotoja. Egy nő életében — a negyedik évad Filmsorozat KISMAMA a teremtője «Szülész-HA!» és a „békéjét” Татьяна Соломатина. És a gépen a New York-Denver hősnő vár lenyűgöző telek csavar. És ez nyilvánvalóan nem végleges!

Az ötlet a «sorozat» a papír jött után több mint egy eve, mentem különböző stúdiókban, производитель központok és egyéb hasonló irodák. Szerintük, természetesen meghívott. Imponálóan parasztok felajánlotta, hogy eladja őket фильм jogait, hogy a regényem, Semi-Medical belső. Ők „nem hajlandó fröcsköl, és fizetni a teljes készlet húsz rubelt”. Бар аз eszközök által mért személyes felszerelés és lakberendezési irodák már lényegesen magasabb, монетный двор аз egyre emlékezetes апа Фьодор. Úgy éreztem, ezzel mernok Bruns, nem képes megérteni, hogy miért. Ha a „nem személyes célokra, hanem csupán …”, igy nekem siruyu, sok jó (szerintük), akkor miért van ez a szám bevezetéséről kollektiv parasztok végtelenül „villog minden részén tájház”? Később, az egyik a fonó, a TV-sorozat „a belső” Én nem találtam változtatott db „Szülész-HA!” (És nem csak). Aztán hívták longozni, монетный двор egy forgatókönyvíró a projektben anélkül, hogy engem, az író, semmi. Megszorozzuk egy-egy, kaptam nem kettő, rájöttem, hogy nagyon húzza a „tartalom”, „szappanopera” … egy. Кёнывсорозат. És amint azt átvette, a gyártó megjelent az életemben. Мегелентек. Нет. Még nem hiába tettem fő karakter sorozatban egy nő. Татьяна Георгиевна Мальцева. Эрос. Окос. Фельнётт. Фюггетлен. Мост азонбан, «хармадик эвад», нем эдес, ханем а валлат, майд аз эгиик а неми кромосомак нем тёрётт рёвид. És akkor minden ки туман derülni! És az új időpontot, és késői terhesség és … egy megvalósítási egy tisztességes kép a képernyőn!

Ez a könyv rehabilitálva kedvezményes tömeges használata a szlogen: «A tudas — erő». Népszerűsítése — egy nehéz műfaj. Még hagyományosan alkalmazott képességeit. A természet adott nekünk egy alapvető módon, hogy túlélje — képesség, hogy a saját fajtája. Öltözött ruhák аз képesség, hogy szeretet, ragaszkodás és аз elkötelezettség кивалосаг. És jelentésük egyszerű szabályokat. Ezek ismerete szabályok az erő, amelyboldoggá tesz minket. És az új emberek — gyerekek — ebbe a világba.

Капсолодо чиккек

• Татьяна Соломатина — életrajz, könyvajánlók, idezetek

• Татьяна Соломатина beruházni az egészégügyi

• Olvassa az online hogyan nevét ez a könyv a szerző Raymond Smullyan Raymond Merrill — rulit — 3. oldal

обмануть разум или обмануть тело?

Человеческий мозг — мастер всевозможных иллюзий. И ложная беременность тому пример. Она проявлялась у женщин, мужчин, детей и даже пожилых людей. Какие «игры разума» могут так повлиять на физиологию и не является ли тело источником обмана?

В Дагестане женщина на 9 месяце притворялась беременной. Она боялась, что муж бросит ее, если она не родит ему детей. А после «рождения» запеленала двух кукол, сказав родным, что дети умерли. Безутешный отец обнаружил подмену на похоронах, в чем пришлось признаться жене. При этом, по ее словам, она не сомневалась, что ждет детей… Можно ли искренне верить в то, что вынашиваете ребенка, когда этого на самом деле не происходит? И какой механизм воздействует в этом случае на психику и тело?

Разум и тело взаимосвязаны. А если женщина одержима желанием забеременеть, мозг может начать обманывать тело. А потом растет живот и грудь, увеличивается вес, появляются признаки токсикоза. Женщина может даже почувствовать «шевеление» плода, начинается лактация. Научное название этого явления – псевдоциезис. А у людей это происходит примерно 1-6 раз на 22 000 настоящих беременностей.

По одной из версий, английская королева «Кровавая» Мария, жившая в 16 веке, страдала псевдоциезисом. Родить наследника своему мужу, испанскому принцу Филиппу II, сыну императора Карла V, было для нее вопросом не только продолжения династии, но и сохранения своего статуса и отношений. Принц был красив и на 12 лет моложе своей немолодой, по меркам того времени, 38-летней жены.

На протяжении многих лет Татьяна Соломатина, проработавшая врачом акушером-гинекологом, в своей книге «Советы для облета» рассказывает о больной, которая маниакально мечтала родить ребенка, чтобы ее возлюбленный развелся с женой и женился на ней : женщина «прекратила ежемесячные женские неурядицы. По утрам она чувствовала себя плохо, у нее были приступы рвоты. Все другие признаки ранней преэклампсии, такие как отеки, также были очевидны. Она стала раздражительной сверх всякой меры. Ее грудь увеличилась. Все это признаки гормональной перестройки у беременных. Как-то слишком быстро стал расти живот — это уже заметно. И в довершение ко всему, тест на беременность положительный.

Будущий отец развелся, пошли к врачу — и УЗИ показало, что беременность ложная. Соломатина добавляет, что пациентка впоследствии родила мужчине здорового ребенка, забеременев по-настоящему.

Бывает и так, что тело обманывает разум. Прекращение менструаций, вздутие живота при запорах могут служить сигналами в головной мозг о возможной беременности, и тогда гипофиз увеличивает выработку гормонов, подготавливающих организм к рождению ребенка. Помимо страстного желания иметь детей, возникновению псевдоциезиса может способствовать и обратное — сильный страх забеременеть.

Психотерапевт и журналист Дженнифер Драпкин описывает случай, когда ложная беременность неожиданно спасла семейные отношения. Узнав, что подруга ее 19-летнего сына рожает, подавленная 36-летняя женщина почувствовала мучительную боль в животе. Ощущения все больше напоминали схватки.

Через час, измученная и взволнованная, она испытала почти всю гамму ощущений, возникающих при родах. У героини повести было четверо детей, и ее тело отлично помнило, что с ним происходило в такой ситуации.

Ложная беременность является испытанием для разума и тела и вызывается как психическими, так и соматическими причинами.

Излишне говорить, что внезапная беременность и роды были ложными. Интересен психологический фон: женщина не любила девушку сына и была против того, чтобы они стали родителями в достаточно юном возрасте. Пережив роды одновременно с невесткой, новоявленная бабушка передумала, смирилась с ситуацией и почувствовала, что готова обнять и сына, и его подругу, и новорожденного.

Ложная, а точнее симпатическая беременность бывает и у мужчин, в таком случае ее называют кувейд. У представителей сильного пола могут проявляться такие признаки, как увеличение веса, тошнота, головная боль, раздражительность, боли в спине и животе, особенно во время родов у супруги.

Исследование, в котором принял участие 81 будущий отец, показало, что около половины мужчин прибавляют в весе в третьем триместре. Возможно, это проявление, которое показывает связь мужчины с женской частью, по мнению некоторых врачей.

«Ложная беременность — один из ярких примеров теснейшей связи между разумом и телом, — говорит клинический психолог Лидия Федорова. — Ожидание рождения ребенка — одно из центральных событий жизненного пути для человека любого пола, окончательный переход от детства к взрослой и родительской роли.

В культурах разных времен и народов беременности всегда придавалось большое значение. Порождая множество мифов и легенд, эта глубокая тема окрашена большим количеством бессознательных фантазий в психике каждого человека, будь то мужчина или женщина. У некоторых людей такой мощный заряд этих фантазий может буквально проявиться в организме и вылиться в ложную беременность.

Примечательно, что основоположник психоанализа Зигмунд Фрейд в своей практике столкнулся с таким случаем, который дал большой толчок развитию теории психоанализа и психоаналитической психотерапии в целом.

Важно учитывать, что ложная беременность является испытанием для души и тела, и вызывается она как психическими, так и соматическими причинами. Такие случаи могут вести только психотерапевты с хорошим клиническим образованием и опытом работы совместно с гинекологом, эндокринологом или, при необходимости, с другими специалистами.

особенности, преимущества и недостатки. Сколько зарабатывает акушер в России?

Смысл пребывания человека на Земле — оставить жизнь после себя. Дети дают каждому из нас настоящий смысл существования. Рождение ребенка – великая тайна, известная единицам. Одним из таких подразделений является акушер-гинеколог.

Историческая справка

Профессия акушера является одной из древнейших профессий медицинской направленности. Это сейчас первая помощница в родах, называется акушер, а раньше такого не было. В Киевской Руси женщину, принявшую роды, называли повитухой, повивальной бабкой или повивальной бабкой.

Древние акушеры не имели специального образования, а умений и навыков принимать роды постепенно. Этим объясняются довольно частые в те времена случаи смерти новорожденного или матери. Точку в истории непрофессиональных акушеров поставил русский врач П.З. Кондоиди, ставшего первым основателем акушерских школ в Петербурге и Москве. С 1757 года профессия акушера приобрела новое значение и выходит на новый уровень развития.

Кто такой акушер?

Акушер – специалист в области медицины, специализирующийся на оказании основной и неотложной медицинской помощи женщинам и новорожденным во время родов и в послеродовом периоде.

Современный врач акушер-гинеколог должен иметь законченное высшее медицинское образование, знать особенности течения физиологических и патологических процессов в женском организме, связанных с зачатием и беременностью, родовой и послеродовой деятельностью, заболеваниями плода и младенца.

Какие качества врача акушера

Для того чтобы стать акушером необходимо:

1.Иметь необходимое специальное медицинское образование. Если профессия акушера заключается в оказании помощи врачу в процессе родоразрешения, высшее медицинское образование не требуется, достаточно будет диплома о среднем профильном образовании. Но ни о каком профессиональном росте и карьерном взлете в данном случае не может быть и речи. Чтобы стать врачом, нужен только диплом об окончании школы.

2. Соответствие по личностным характеристикам. Профессия акушера связана с людьми. Задача акушера – помочь тем, кто в ней нуждается. Поэтому представители медицины в этой сфере, прежде всего, должны обладать определенными качествами, среди которых:

• человечность;
• дружелюбие;
• чистота;
• пунктуальность;
• снисхождение;
• сочувствие;
• общительность;
• вежливость;
• эмоциональная устойчивость;
• равновесие;
• находчивость;
• аналитическое мышление;
• расширенная функция памяти.

Профессия акушер: достоинства и недостатки

Любой вид деятельности, любая профессия имеет свои существенные достоинства и очевидные недостатки. Профессия акушера-гинеколога, в частности, не является исключением.

Неоспоримым преимуществом профессии является то, что акушер – это первый человек, который посвящен в тайну рождения человека. Когда врач берет ребенка, слышит его первый плач, прикладывает кроху к груди матери, испытывает непередаваемые эмоции, которые трудно с чем-либо сравнить, наверное, и невозможно.

Профессия акушер-гинеколог требует от человека определенного багажа знаний, которые пригодятся ему не только в профессиональном, но и в личном плане. Акушерство – универсальное направление медицинской деятельности, ведь представители этой профессии должны уметь помочь и взрослому, и ребенку.

К сожалению, не всегда доктор и будущая мамочка испытывают положительные эмоции. В последнее время участились случаи, когда беременность протекает с осложнениями. Это приводит к стрессовым ситуациям и нервному перенапряжению, что сказывается в первую очередь на здоровье.

Кроме того, к недостаткам профессии акушера можно отнести ненормированный рабочий график. Крохи рождаются утром, в обед, вечером и ночью. В больнице всегда есть дежурный акушер, который должен оставаться начеку в любое время суток. Это в какой-то степени ущемляет его личную свободу и пространство.

Юридическая и моральная ответственность лежит на плечах акушера. Он отвечает за жизнь матери и ребенка. Такая ответственность – тяжелое бремя, которое не каждый может выдержать.

Сколько зарабатывает акушер-гинеколог?

Статистические данные позволяют сделать вывод о том, что профессия акушера на сегодняшний день является одной из самых востребованных. Значит, нужно говорить о наличии спроса на акушеров-специалистов среди работодателей. Именно этот фактор является основополагающим в определении уровня оплаты труда врачей-акушеров.

Итак, рассмотрим средний доход специалиста в мегаполисах России и России в целом.