Олег Радзинский: Случайные жизни — Сноб

Новая книга Олега Радзинского «Случайные жизни» выходит 1 октября в издательстве Corpus. «Сноб» публикует две главы из автобиографического романа о жизни диссидента, арестованного в 1982 году за антисоветскую пропаганду

Иллюстрация: East News

Любовь нечаянно нагрянет…

Мой друг Саша Лебедев предыдущей весной — перед тем, как удалиться в советскую армию, чтобы, думаю, окончательно подорвать ее боеспособность, — зашел ко мне на работу с двумя девочками. Девочки заканчивали десятый класс, и официальным предлогом нашей встречи стала Сашина искренняя озабоченность их будущим и особенно последующим поступлением в институт. Тот факт, что обе были удивительно — даже по высоким московским меркам начала 80-х — хороши собой, делал Сашину заботу еще более искренней.

Саша попросил меня рассказать девочкам о тяготах вступительных экзаменов по русскому языку и литературе, причем беседа эта непременно должна была состояться у него дома, где — вот ведь совпадение! — как раз в тот вечер не было родителей. Домашний уют, с Сашиной точки зрения, являлся важным элементом продуктивного общения.

Одна из них стала его женой, другая — моей.

Я, впрочем, о нашей первой встрече с Алёной скоро забыл, оттого что она не проявила ко мне (как и к поступлению в институт) никакого интереса, да и вообще я в то время жил с другой, намного взрослее и опытнее этой похожей на олененка красивой десятиклассницы. Скоро в мою жизнь вмешался Комитет государственной безопасности, и на какой-то момент стало не до девушек. Тут-то я снова встретил Алену.

Я узнал ее не сразу: она стала еще красивее, еще ярче и выглядела еще моложе своих семнадцати лет.

Я шел по Пушкинской площади в сопровождении гэбэшников, московский август близился к концу, отдавая городу последнее летнее тепло, и — как обычно перед сменой сезонов — воздух был напоен предвкушением скорых перемен: спешащих москвичей и гостей столицы ждали новые школы, новые рабочие места и новые послелетние знакомства. Я — как и положено большим политическим деятелям — наверняка думал о чем-то важно-державном, но тем не менее заметил идущую навстречу красивую тоненькую девочку, неумело покачивавщуюся на высоких каблуках-шпильках. Мы встретились взглядами, прочли в глазах друг друга обещание будущего счастья… и я пошел дальше, понимая, что не могу сейчас никого пустить в свою жизнь.

Не тут-то было.

— Олег? — окликнула меня девушка. — Радзинский? Вы Олег Радзинский?

Я признался: это я. Не врать же.

 

Через много-много-много лет итальянский поэт и сценарист Тонино Гуэра преподал мне урок, как действовать в подобных обстоятельствах, когда не хочешь признаваться, что ты — это ты: мы писали с ним сценарий фильма «Парад-алле» у него в Пеннабилле и, истощенные творчеством и трудностью общения — Тонино не говорил по-русски, а я по-итальянски, и его бедная жена Лора переводила нам друг друга с пулеметной скоростью, — пошли гулять по городку.

Когда мы проходили главную площадь перед старой церковью, на ней остановился автобус с итальянскими туристами, шумно высыпавшими поглядеть на окрестные достопримечательности. Тонино заторопился, но одна туристка внимательно к нему присмотрелась и побежала к нам.

— Пиу велоче, пиу велоче, — заторопил меня Тонино, ускорив шаг.

— Синьоре! — закричала туристка. — Синьоре, вой — Тонино Гуэра?

— Но! — закричал в ответ Тонино: — Ио соно суо фрателло! (Я — его брат!)

 

Я не сказался тогда своим братом, и мы с Аленой долго говорили — о прошедшем лете, об общих друзьях, о ее планах — под неусыпным, но довольным оком моих сопровождавших. Их эта ситуация радовала, поскольку, как люди опытные, они понимали: когда тебе двадцать с небольшим, никакая политическая борьба не может соперничать с красивой девушкой. Значит, на сегодня можно расслабиться.

Так мы говорили о всякой ненужной ерунде, а наши глаза в это время договаривались совсем о другом.

Я взял у Алены ее номер телефона, пообещав позвонить через два дня — в пятницу, и мы попрощались. Я смотрел, как она уходит, покачиваясь на каблуках — черноглазая тростинка, и внутри у меня что-то словно оторвалось, словно уходило вместе с ней.

Алена уже почти дошла до подземного перехода, когда я окликнул ее.

Она остановилась, подождала.

— Представляешь, — сказал я, взяв ее за руку, — у меня уже наступила пятница.

— У меня тоже, — призналась Алена, и ее длинные черные пушистые ресницы качнулись, соглашаясь: да, уже пятница.

Наш вспыхнувший и охвативший, захвативший нас роман радовал не только нас, но и гэбэшников: они знали, что в дни, когда мы встречаемся, им можно отдыхать — до утра я никуда не денусь. Они приветливо здоровались с Алёной, тактично отставая от нас метров на десять, пока мы — отдельно от всего мира, потерявшись друг в друге — бродили по осенней Москве. Нашу любовь заботливо охранял родной Комитет, и я совсем перестал думать о будущем и о том, что меня в этом будущем ждало.

Кому интересно будущее, когда есть такое настоящее?

Следователь Круглов, однако, обо мне не забыл и регулярно — раз в неделю — присылал повестки с требованием явиться на допрос. Я эти повестки выбрасывал в мусор и никуда не ходил. Не до Круглова мне: у меня любовь.

Однажды Алёна приехала ко мне вечером, и когда я открыл ей дверь, моя кошка Машка выскочила на лестничную клетку и побежала вниз. Алена отчего-то любила эту кошку, обладавшую на редкость скверным характером, и многократно заявляла, что вообще-то приезжает повидаться с ней, а не со мной. По ночам Машка приходила к нам в комнату и внимательно следила за нашей любовью зелеными блестящими глазами, то ли завидуя, то ли учась, то ли сравнивая со своими дворовыми романами. Алена подолгу с ней разговаривала, и Машка, обычно диковатая и живущая своей обособленной кошачьей жизнью, позволяла Алене брать себя на руки и чесать за ухом. Мне же Машка позволяла только себя кормить.

— Беги за ней! — закричала Алена, встряхивая длинными черными кудрями и разбрызгивая вокруг застрявший в них дождь. — Беги за ней сейчас же, там ливень! Она утонет! Она заболеет и умрет!

Алёна любила преувеличивать. Свойство бурного темперамента.

— Потом схожу, — пообещал я и потянул ее в комнату. — Сама придет. Иди сюда, я соскучился.

— Нет, — твердо сказала Алена, выдернув руку. — Сначала найди Машку! А то ничего не будет.

Это была серьезная угроза, и никакие мои уговоры и ласки не поколебали Алениной любви к животным. Минут через десять я убедился, что действительно ничего не будет, пока я не принесу обратно противную кошку, и огорченно поплелся на улицу.

Как только я вышел под проливной дождь, из машины выскочил Тракторист и, подняв ворот, пошел за мной вокруг дома. От него пахло бензиновым теплом, дешевой колбасой и водкой: в предвкушении спокойной ночи гэбэшники уже принялись за ужин.

— Машка! Машка! — звал я, пытаясь хоть что-то разглядеть в заливающем глаза дожде. — Машка! Машка! Кс-кс-кс!

Тракторист внимательно оглядывался вокруг, стараясь понять, с кем я пытаюсь установить контакт и не несут ли мои действия оперативную опасность.

Так мы прошли два круга, оба промокли до нитки, и тут Тракторист тронул меня за рукав:

— Олег, ты кошку свою ищешь? Серая такая?

Я кивнул.

— Ты не волнуйся, — заверил меня Тракторист, — мы видели: она с черным котом в подвал сиганула.

Машке, видать, тоже хотелось счастья.

— Точно она? — строго спросил я. — Серая, пушистая, с белой полосой?

— Она, она, — закивал Тракторист. — Мы ее хорошо знаем. Иди домой, чо те мокнуть?! Не волнуйся: мы за ней проследим.

Я поверил и пошел домой: в конце концов, они были профессионалы.

Но от осени не спрятаться, не скрыться…

О борьбе за мир и установлении доверия между грозящими друг другу ядерным уничтожением сверхдержавами я, признаться, совсем позабыл. Изредка, вспомнив о своем статусе непримиримого борца со всяческим тоталитарным злом, я писал что-нибудь вдохновительное для Группы Доверия и передавал своим друзьям. В ответ они передавали мне сведения о недавних обысках и пресс-конференциях, а также новые материалы, выпущенные Группой. Кроме того, они доставляли мне последние выпуски «Хроники текущих событий» — главного информационного бюллетеня советских диссидентов, в котором сообщалось о репрессиях властей.

Для такого обмена информацией у нас существовала тщательно продуманная физиками из Долгопрудного конспиративная процедура, которая на удивление исправно работала. Рассказывать о ней я не буду, потому что какая же это тогда конспирация?

Власти, нужно сказать, не дремали и продолжали начатый в 70-х годах процесс тотального искоренения правозащитного движения в СССР: были посажены братья Александр и Кирилл Подрабинеки, оба получившие в заключении еще по одному сроку; в шестой раз был арестован и осужден на десять лет Анатолий Марченко, погибший впоследствии в Чистопольской тюрьме; сидели члены Московской Хельсинкской группы физик Юрий Орлов, биолог Сергей Ковалев, сын Ковалева Иван и жена Ивана Татьяна Осипова; сидели создавшие первый независимый советский профсоюз «Свободное межпрофессиональное объединение трудящихся» Владимир Гершуни и Валерий Сендеров и многие, многие, многие другие.

Власть не боялась диссидентов. Не боялась она и общественного мнения и критики Запада. Власть боялась раздоров внутри элиты, понимая, что по мере ослабления брежневского режима лидер которого находился в навеянном снотворными таблетками психотропном полусне, региональные элиты могут поддаться разбегу центробежных сил, а там — страну не удержать. Потому, думаю, первое большое выступление пришедшего на смену Брежневу председателя КГБ Юрия Андропова в честь 60-й годовщины СССР было посвящено ведущей роли русского народа и его державообразующей функции.

Свободного профсоюзного движения по типу польской «Солидарности» власть тоже не очень боялась: его активисты были «страшно далеки от народа» и оттого не могли причинить особого вреда.

Отчего же власть так зверствовала и губила судьбы искренне озабоченных положением страны и прав ее граждан диссидентов?

Я думаю, власть действовала по инерции, свойственной тоталитарным и авторитарным режимам: заведенный еще ЧК механизм репрессий, раскрутившийся чудовищным, истребляющим миллионы людей маховиком массового уничтожения при Сталине, продолжал тикать, отсчитывая загубленные человеческие судьбы: ещеодин-ещеодин-ещеодин. КГБ нужно было оправдать свое существование, свой бюджет, свою почти мифическую власть, и Комитет продолжал усердно сажать диссидентов, многие из которых были истинными патриотами своей страны, но не правящего ею режима. Кроме того, начав войну в Афганистане, Советский Союз — оплот справедливости и главный борец за мир во всем мире — скомпрометировал себя в глазах развивающихся стран — своих потенциальных союзников в борьбе с западным империализмом — и решил закрутить гайки внутри страны, чтобы никакая критика извне не затуманила головы советских граждан.

Закрутили. Да только резьба сорвалась.

Также — в предвкушении борьбы за преемничество после ожидаемой всеми со дня на день смерти дорогого Леонида Ильича — обострилась борьба если не за кресло наследника, уже предназначенное Андропову, то за кандидатуру наследника наследника между двумя кланами в Политбюро: первым секретарем Ленинградского обкома Романовым и первым секретарем Московского горкома Гришиным. Романов считался сторонником жесткой, андроповской линии, Гришин же воспринимался карасеидеалистической советской интеллигенцией как потенциальный либерал. И тот и другой были, конечно же, законченные мерзавцы, и ничего хорошего ждать от них не приходилось. Комитет в преддверии дворцовой борьбы продолжал усердно зачищать общественно-политическое поле под доблестным руководством истинного сына партии товарища Андропова, подавившего в свое время Будапештское восстание 1956 года. Этот опыт борьбы с взявшейся за оружие оппозицией навсегда сформировал Юрия Владимировича, и, возглавив КГБ, он решил никогда не доводить до подобного, а уничтожать всякое инакомыслие в зародыше.

Последовательный был товарищ. Верный ленинец.

Я же — почти как дорогой Леонид Ильич — жил в полусне: осень, палая листва, шелест подошв сопровождавших меня гэбэшников, свидания с Алёной. И зеленоглазая кошка Машка, свидетельница нашей отчаянной любви, в которой я топил нечасто, впрочем, посещавшие меня мысли о неминуемо надвигающейся развязке.

Свеча горела на столе. Свеча горела.

И догорела.

Утром 23 октября 1982 года, лишь только минутная стрелка пересекла двенадцать, а часовая семь, в дверь позвонили. Алёна не проснулась — ее вообще было невозможно разбудить, разве что поцелуями, как заколдованную принцессу, — а мы с Машкой пошли открывать дверь.

На пороге стояли Тракторист и Майор. За ними — еще двое незнакомых мне оперативников.

— Утро доброе, — приветливо поздоровался Тракторист. — Вот.

Он протянул мне официально выглядящий маленький прямоугольник серой бумаги. Я таких уже видел-перевидел — это была очередная повестка от Круглова. «Странно, — подумал я. — Зачем они сами принесли?» Обычно повестки приходили по почте.

— Расписываться не буду, — заученно сказал я. Вроде как и не получал.

— Ну и не надо, — миролюбиво согласился Тракторист. — Одевайся тогда, поедем. Мы тебя доставим. Паспорт возьми.

— Никуда я с вами не поеду. — Я постарался закрыть дверь.

Майор, ожидавший, должно быть, такое развитие событий, шагнул через порог и придержал дверь.

— Не обостряй, — тихим глухим голосом сказал Майор. — Наше дело маленькое: сказали доставить — доставим.

Почему-то я сразу ему поверил.

— Олег, — продолжал Тракторист, — пойми, мы здесь ни при чем: служба такая. У нас приказ: если откажешься — доставить. Будем выполнять.

Я подумал было отказаться, но представил себе, как они будут скручивать меня и почти голого (на мне, признаться, кроме трусов, ничего не было) тащить в машину, как будет рыдать Алёна… и решил поехать. В конце концов, съезжу, откажусь давать показания и вернусь. Жаль, конечно, день терять: у Алёны выходной.

— Сейчас оденусь, — пообещал я. — Только не шумите.

— Да мы че, — понимающе кивнул Тракторист. — Мы ниче. Паспорт не забудь.

Я хотел закрыть дверь, но Майор не дал:

— Здесь подождем, — сказал он. — Не тяни только.

Я тихо оделся, поцеловал спящую Алёну и написал ей записку: «Пошел по делам. Скоро вернусь. Целую, жди меня».

Как обещал, так и сделал: вернулся. Через пять лет.

Она ждала.

Обнимаю сквозь города — ~~~

Обнимаю сквозь города

Short Story

Ты стала тем единственным человеком, кому я могу доверить свои чувства. ..ты же не предашь, правда? Ты стала тем человеком, кто очень важен для меня…ты солнце, моё солнце… Ты стала тем, чьи слова важны для меня… Я верю тебе… Ты стала тем…

#интернетдрузья #любовь #

мечта #объятия #отношения #привязанность #психология #расстояние

от pion-darkness

Поделиться

                                    
                                          
 Сегодня я снова представил себе нашу встречу,  
как беру тебя за руку 
и провожу пальцами по запястью,
странно, но
мне кажется  это чем- то родным.  

                          
Я представил,  как мы вдвоем, 
не обращая никакого внимания, 
просто перестаем 
тратить жизнь на оправдания. 
                          
А люди кричат и краснеют лбы.
В их мечтах мы ничтожны, и вроде, 
                          
 знаешь, мне просто хотелось бы
жить с тобой в одном городе 

                          
Жить с тобой в одном городе. 
                          
И всё.
                                  

Вам также понравится

2022 Зарплата выпускникам: представьте еще раз | Divinity School

ну,

для тех из вас, кто начал свое обучение здесь осенью 2019 года, вы прошли через это — не только в классе — но и в событиях, которые окружали нашу жизнь

с чего начался учебный год спор между субподрядчиками, которые строили новое крыло нашего здания

весь этот свет и воздух и пространство и приглашение исследовать невыразимое — в комплекте с деревом жизни, стоящим в проточной воде (когда оно работает)

все это — и много неправильного

это было трудное время для студентов и остальной части школы, но университет усердно работал, чтобы все исправить, и, в конце концов, справедливость восторжествовала

но прошлым летом мы начали учебный год тоже не было легкой прогулкой, так как это было тревожное лето, как и несколько лет до него

в 2019 году лесные пожары бушевали по всему миру — в сша, гренландии, сибири, канарских островах, тропических лесах амазонки

, и хотя у нас действительно был странный случай, когда наше федеральное правительство хотело купить Гренландию, чтобы отвлечься от того факта, что только в августе у нас были массовые расстрелы в

историческом районе в Дейтоне, о

в волмарте в Эль-Пасо , tx,

фестиваль чеснока в гилрое недалеко от сан-франциско, ca

вечеринка в бруклинском квартале

walmart in Southhaven, ms

просто казалось, что это вопиющее пренебрежение к жизням других людей нашло новые способы терроризировать наш мир и поколебать нашу надежду и бросить вызов нашей воле быть активными миротворцами и любящими людей

а затем весна 2020 ударила

разрушительными, разрушительными торнадо одну неделю

и закрытие наших миров из-за ковид-19 следующая

и передние края пандемии которая не подозревала продлится так долго это бросило нас в новый мир, для большинства из нас, онлайн-обучения

маскировки

дистанцирования

тестирования

болезни

и для многих из нас потери близких

и несмотря на все это, вы остались

и в течение следующих двух лет вы начали находить способы построить сообщество среди физических ограничений и проблем со здоровьем

вы нашли способы сделать все возможное с вашей курсовой работой, вашими полевыми учебными площадками, вашими межличностными отношениями. отношения, с вашими семьями и сообществами, с изоляцией

и вы добрались до этого момента

, как сказала бы старая негритянка, которая помогла мне вырастить меня, о таком стечении обстоятельств: ummmph… ummmph… ummmph

 

дипломы, которые вы получите, говорят больше об академических достижениях. они также являются свидетельством того, что все мы прошли через некоторые вещи, и есть веская причина отпраздновать этот день

, но в разгар заслуженного празднования у вас есть, есть и будут заслуженные ученые степени

i хочу, чтобы вы в какой-то момент остановились и замерли

и, как я сказал на вашем первом собрании, я хочу, чтобы вы представили

представьте, что для вас будет означать окончание школы пророков

это отправная точка, какая-то точка, не точка или вызов для того, как вы будете выполнять работу, которая должна быть у вашей души

представьте, если бы у нас с вами не было бы причала, с которого мы смотрели бы на мир и видели возможности вдоль с реалиями

представьте, если бы мы каждый день вступали в надежду и любовь и мир и справедливость и дух и проживали наши жизни большие и маленькие

и мы проживаем их, пытаясь сделать мир вокруг нас чуть более человечным, немного более заботливым, немного более похожим на место для всех

вместо замка для немногих, окруженного рвами безразличия и щелкающими черепахами ненависти и отчаяния

где мы принимаем насилие за страсть

праздность за досуг, а

безрассудство за свободу посмотрите, принимаете ли вы мир таким, какой он есть прямо сейчас, или кем вы являетесь в эти моменты, или верьте, что наши линии обзора — единственные линии, которые имеют значение в этом обширном и чудесном творении

представьте себе, глядя в будущее, работая изо всех сил в своем настоящем — где бы и когда бы это сейчас ни было

, и пытаясь превратить свое настоящее в основу для будущего, которое прославляет великое разнообразие того, что Бог послал вращаться в космос, который переносит нас в наши дни и приглашает в запредельное

представьте себе, что вам нужно, чтобы жить в этой великой надежде на этот мир

где вы живете дома с другими

где вы лелеете создание

где вы созидаете, а не разрушаете

где вы любите, а не презираете

где вы делитесь, а не накапливаете

где вы празднуете, а не издаете плачущие крики отчаяния, пока ваши горла не пересохнут и не станут кровоточить

и вы это сделаете не делайте этого в одиночку

требуется не только деревня, но и воля, чтобы сохранить эту деревню и продолжать строить ее на протяжении всей вашей жизни

, так как вы обнаружите, что будет много деревень, а не только один

и это может звучать как устрашающий рабочий приказ, но я склонен думать об этом как о милостивой и святой возможности

когда вы работаете с другими и слушаете других, помните, что у вас нет угла на рынке праведности или всегда знать, что нужно делать или говорить

Не пугайтесь чудовищности мирового горя.
Теперь поступай справедливо.
Люби милосердие, сейчас же.
Теперь иди смиренно.
Вы не обязаны завершать работу, но и не можете отказаться от нее.[2]

вы замечательные люди, потрясающие богословы — и это чудесное зрелище для тех из нас, кто имел честь быть вашими учителями и соучениками

но этого недостаточно

нет, я ободряю вас быть исключительным свидетелем силы любви, справедливости и надежды в мире, который нуждается в одухотворенной вере, действующей в повседневной жизни

при переходе от опыта

к истории

к ученичеству

к свидетельству

к вере

а потом мы начинаем снова и снова

заботиться о других

заботиться о себе

оставаться на связи

мы всегда будем держать свет для вас.

аминь

---

[1] Редакция книги Тони Моррисон «Самый голубой глаз» (Нью-Йорк: Vintage Books, 1970, 1998), 111.
[2] Раввин Рами Шапиро, Мудрость мудрецов: современное прочтение Пирке Авот (Нью-Йорк: Harmony/Bell Tower, 1995), 41. Парафраз истолковательного перевода рабби Рами Шапиро работ рабби Тарфона на Пирке Авот 2:20. Текст является комментарием к Михей 6:8.

ФРС начинает двухдневное заседание с ожидаемого повышения процентной ставки: NPR

31 января 2020 г.: 37:18 по восточноевропейскому времени.

Утренний выпуск

СТИВ ИНСКИП, ВЕДУЩИЙ:

Сегодня Федеральная резервная система начинает двухдневное заседание. Совет управляющих дал понять, что планирует еще одно повышение процентной ставки, восьмое по счету менее чем за год. ФРС, конечно же, действовала против инфляции, которая сейчас, кажется, ослабевает. Так достаточно ли они сделали? Кен Каттнер — профессор экономики в Уильямс-колледже и бывший помощник вице-президента по исследованиям в ФРС. Добро пожаловать в программу.

КЕН КАТТНЕР: Доброе утро. Приятно быть с тобой, Стив.

СЛУЖАЩИЙ: Я рад, что вы были внутри ФРС, потому что я, со стороны, вижу инфляцию анекдотически, понимаете? Цены на газ для меня вверх, а потом вниз.

И в последнее время, возможно, они снова немного вернулись. Счет за продукты кажется высоким. Но теперь, когда мы находимся в этом неопределенном периоде, как инфляция выглядит для людей в ФРС?

КАТТНЕР: Ну, я уверен, что внутри ФРС происходит много грызни ногтей. Как вы говорите, есть много взлетов и падений из месяца в месяц. Но очевидно, что сотрудников ФРС больше всего волнует, куда это движется, какова тенденция. И поэтому они пытаются не обращать внимания на эти взлеты и падения цен на газ, чтобы выяснить, какой будет основная тенденция инфляции.

СЛУЖАЩИЙ: А на что это похоже?

КАТТНЕР: Ну, я думаю, мне кажется, что он немного снижается. Но он определенно не вернулся к тому уровню, которого хочет от него ФРС.

ВЛАДЕЛЕЦ: Что есть что? Два процента — их идеал, верно?

КАТТНЕР: Да, 2% — два. В этом диапазоне. Я думаю, они были бы счастливы, если бы в этот момент оказались на расстоянии крика до двух.

СЛУЖАЩИЙ: Ну, достаточно ли они сделали с процентными ставками или после сегодняшнего дня они сделали достаточно, как вы думаете, чтобы подавить инфляцию или, по крайней мере, сжать ее до этих двух?

КАТТНЕР: Хотел бы я знать ответ на этот вопрос. В — вы знаете, в прошлом — причина сложности в том, что в прошлом, чтобы снизить инфляцию, ФРС приходилось замедлять экономику, чтобы сделать ее ниже ее — на самом деле, ее уровня полной занятости. Неясно, означает ли это создание рецессии или просто период медленного роста. Но вопрос в том, знаете ли, они — это больше, чем просто мягкое приземление. Им действительно нужно спроектировать замедление. И вопрос, сколько им нужно сделать, №1? И № 2, достаточно ли они увеличили скорость, чтобы спроектировать нужное количество замедления, не переусердствуя?

СЛУШАТЕЛЬ: Вы только что сказали очень интересную вещь. Вы сказали, что ФРС нужно будет замедлить экономику до точки, где она станет ниже полной занятости, то есть, грубо говоря, нужно уволить больше людей, чтобы экономика замедлилась. Разве занятость не все еще очень, очень высока, несмотря на множество громких увольнений?

КАТТНЕР: Да, занятость все еще очень, очень высока. И это одна из вещей, которая в настоящее время вызывает некоторую загадку — то, как развивалась экономика. Некоторые индикаторы выглядят очень плохо, в то время как занятость и рост ВВП продолжают оставаться стабильными.

СЛУЖАЩИЙ: Я хочу задать пару дополнительных вопросов об этом, о разных вещах, которые говорили экономисты и эксперты. Ларри Саммерс, бывший министр финансов, который, как известно, предупреждал об инфляции до того, как она стала настолько серьезной, некоторое время назад вывел математическую формулу. Он сказал: смотри; если у вас 6% инфляции, вам понадобятся процентные ставки не менее 6%, а может быть, и намного выше, чтобы подавить ее. Разве так работает математика, которая подразумевает — во всяком случае, для меня, как для постороннего — ФРС должна продолжать повышать ставки все больше и больше?

КАТТНЕР: Совершенно верно. Ларри говорит, что вам нужно получить положительную процентную ставку с поправкой на инфляцию. Таким образом, даже если Федеральная резервная система завтра повысит процентную ставку до 4,75, если уровень инфляции будет примерно таким же, вы все равно будете говорить о нулевой ставке с поправкой на инфляцию, которая в прошлом действительно не достаточно, чтобы вызвать спад в экономике.

СЛУЖАЩИЙ: Мы должны перейти к делу — не так ли? — где так дорого занимать деньги, что люди просто меньше занимаются экономической деятельностью. И ты говоришь мне, что это не совсем так.

КАТТНЕР: По крайней мере, по стандартам исторических ориентиров, мы еще не совсем там.

НАЧАЛЬНИК: Ну, давайте поговорим о другом. Марк Занди, экономист, был на днях в программе и сказал нам — я не знаю, оптимистично ли это слово. Он ожидал, что год будет тяжелым, потому что 2023 год будет тяжелым. Но он полагал, что теперь Соединенным Штатам, вероятно, удастся избежать рецессии, другими словами, что ФРС не придется повышать процентные ставки настолько резко, чтобы это привело нас к отрицательным значениям. Учитывая, что вы не можете предсказать будущее, что вы об этом думаете?

КАТТНЕР: Ну, опять же, это вопрос, действительно ли это должен быть отрицательный рост? Или это должна быть настоящая рецессия? Или может помочь только период более медленного, чем обычно, роста? Это хороший вопрос.