С точки зрения вечности никто никуда не уехал: Поэзия : Поэзия: прочее : Галлюцинации : Леха Никонов : читать онлайн
Читать онлайн «Линия жизни», Дмитрий Миненков – Литрес
… всё это просто условные вещи.
Красный стоп-кран в руках соседа.
Он прав. Потому что с точки зрения вечности
никто никуда не уехал.
Лёха Никонов
Из трех громоздких двустворчатых дверей функционировала только одна, да и то не полностью. Лишь единственная створка пропускала вновь прибывших внутрь, протяжно лязгая массивными стальными петлями и глухо хлопая при ударе о вторую, извечно недвижимую половину.
К единственному входу со всех сторон грудились разнообразные указатели, давая ясно понять любому: войти можно только здесь и нигде более.
Марк был не из «любых», и перебежки от одной запертой двери к другой и судорожное дерганье за их ручки лишний раз подчёркивали его неповторимую индивидуальность.
Кир молча наблюдал за безуспешными метаниями этого странного человека. И только когда тот окончательно потерял надежду найти вход и в своих отчаянных попытках, того и гляди, норовил зацепиться полой длинного плаща за одну из дверных ручек и упасть, Кир решил окликнуть бедолагу.
– Уважаемый, вот дверь, которую вы, вероятно, ищете, – с этими словами он потянул за массивную металлическую ручку, и раздавшийся протяжный скрип как бы приглашал обоих пройти внутрь.
– О, я…. Спасибо большое, – совсем растерялся Марк. – Вам тоже туда? Меня, кстати, Марком зовут.
Протянув руку, перед Киром стоял приятной наружности молодой человек лет двадцати, не больше. Он искренне улыбался, желая поскорее сгладить неприятные впечатления от произошедшего конфуза. Румянец заливал его пухлые щеки, плавно перебираясь на шею и лоб.
Кир слегка помедлил – на новые знакомства он здесь не рассчитывал, но мгновение спустя уже протягивал руку новому знакомому, натянув попутно максимально дружелюбную улыбку на своё по обыкновению тоскливое лицо.
– Я – Кир, и, да, мне тоже туда, поэтому можем пойти вместе, думаю, так нам будет веселее, – все это он выдал стремительной скороговоркой и, ещё не успев высвободить правую руку из крепкого рукопожатия, левой рукой до упора распахнул тяжёлую входную дверь из чёрной древесины.
Марк, выразив свою благодарность лёгким кивком головы, быстро прошмыгнул вперёд.
Когда вслед за ним последовал Кир, то перед ним предстал небольшой темный тамбур с несколькими гранитными ступенями, на последней из которых уже стоял Марк и, открыв вторую дверь, с нетерпением ждал своего неторопливого попутчика. Кир быстрыми шаги перемахнул через ступеньки и, минув дверной проём, оказался в большом, просторном помещении. И пока он неотрывно смотрел вверх, дивясь высотой застеклённых потолков, наискось пронизываемых солнечными лучами, Марк успел поравняться с ним и теперь усердно поправлял многочисленные декоративные складки своего дорогого плаща песочного цвета, затем одернул воротничок нежно-кремовой рубашки, слегка ослабил темно-бордовый в золотую искру галстук, прогладил пальцами стрелки на терракотовых брюках и уже хотел было подтянуть шнурки на своих изящных темно-коричневых туфлях, когда Кир внезапно окликнул его:
– Глянь, какая красотища! – эхо гулом рикошетило от высоких стен, расписанных репродукциями как известных, так и мало знакомых обывателю картин.
Марк мгновенно бросил так увлекшее его занятие и наскоро окинул взглядом помещение:
– Да, потрясающие картины! Особенно та композиция справа, – восхищался во весь голос Марк. – Расписать стены коллажем из таких громадных репродукций! И кому в голову могла прийти такая авантюра? Посмотри, какие интересные переходы между изображениями, художники явно потрудились на славу. Интересно, сколько в год стоит поддержание такой красоты в надлежащем состоянии?
Примерно с середины оды местной живописи в исполнении Марка, Кир в упор смотрел на него, и с каменным лицом наблюдал за жестами, возгласами и мимикой человека в состоянии эстетического экстаза.
– Я вообще-то потолок имел в виду, – устало произнёс Кир. – Но я рад, что ты оказался ценителем изобразительного искусства, вряд ли местным художествам кто-то пел такие дифирамбы.
– Молодые люди, разрешите пройти, – неожиданно прозвучал голос сзади.
Молодые люди послушно расступились, пропуская представительного усатого господина в изящном костюме-тройке в крупную клетку.
Он прошёл мимо, оставив шлейф дорого парфюма, и уверенным шагом, будто бывает здесь каждый день, направился вперед, размахивая на ходу двумя увесистыми кожаными дипломатами коричневого цвета в тон костюму.
Юноши переглянулись и не сговариваясь прыснули приглушённым смехом. Кир подхватил волну веселья и наскоро спародировал походку усатого господина. Тут уж Марк не смог сдержать себя и захохотал во весь голос.
От неловкой ситуации новоиспеченных юмористов спас громкий голос из многочисленных динамиков под потолком.
«Внимание! С пятой платформы, девятый путь, отправляется скорый поезд номер 487 сообщением «Узловая-Конечная». Поезд проследует со следующими остановками: Университет, Завод, ЗАГС, Жилой комплекс «Росинка», Поликлиника 3, Поликлиника 7, Конечная».
– Неплохой маршрут, – став внезапно серьёзным, медленно протянул Марк. – Жаль, только уже не успеть.
– Думаю, будут варианты и получше, – обнадеживающе сказал Кир. – Не привлекают меня эти остановки на больницах.
Перед Конечной хотелось бы чего-то поприятнее.
– Рейсы с остановками поприятнее всегда забиты под завязку, – с сожалением произнёс Марк. – Туда не пробиться, билеты надо брать заранее, чуть ли не на второй станции. А на второй станции какие могут быть серьёзные решения? Редко кому удаётся хорошо устроится.
– Ох, и откуда ты, такой оптимист, взялся?
Кир и сам был любителем погрустить и в счастливые финалы старался не верить, но он не спешил раскрывать новому знакомому устройство своего внутреннего мира и решил просто отшутиться.
– Пойдём поближе к кассам, – позвал своего приунывшего знакомого Кир, и бодро зашагал вперед по большому залу. – А то стали на входе, как истуканы, – уже оборачиваясь через плечо, говорил на ходу Кир замешкавшемуся Марку. – Так ненароком можно и персонального поезда до Конечной дождаться, прям как Йенс Привереда.
– Какой ещё Привереда? – заинтересованно спросил Марк и скорее зацокал каблуками, догоняя Кира.
– Ты что, правда, не слышал этой истории? На каком вообще поезде ты через детство проехал? Все ж вокруг знают!
Но вокруг не оказалось никого, кто смог бы поддержать возмущения Кира.
Тогда он наконец осознал, что это – самый безлюдный вокзал на его памяти. Всего трое, не считая тех, кто работает на кассе, на такую крупную станцию с рейсами по всем направлениям. На предыдущих двух станциях он отчетливо помнил бесконечно снующие группки пассажиров: как правило, дети с их родителями; реже ребятишки были одни или с более пожилыми родственниками. Большие и маленькие семьи быстро сменяли друг друга на креслах в зале ожидания, а женский голос из динамиков почти бесперебойно объявлял о прибытии и отправлении всё новых и новых поездов. Все эти бурления в необъятном котле жизни тогда мало волновали маленького Кира – активного участия в них он всё ровно не принимал. Билеты были приобретены родителями заранее, и оставалось только дождаться поезда и сесть в нужный вагон.
Но в этот раз всё совсем иначе: вокруг практически никого, билет нужно брать самому, а в путешествие предстоит отправиться в одиночестве. Впервые. От этого внутри было как-то тревожно. И пусто. Так же пусто, как в стенах этого распределителя судеб под номером три.
– Кир, так что за Йенса ты упомянул, расcкажешь?
Голос Марка разом рассёк занавес размышлений, за которым неожиданно даже для самого себя скрылся Кир.
– Конечно, расскажу, – наскоро ответил Кир, – просто до сих пор недоумеваю, как ты мог не слышать эту избитую байку.
На самом деле Кир продолжал недоумевать над здешней пустотой и над тем, как он умудрился не заметить их с Марком совместного шествия по вокзалу. Они уже шли вдоль стальных простеньких кресел, выкрашенных серой краской и соединённых между собой в ряды по двенадцать штук. Обычно подобная вокзальная меблировка являлась неотъемлемым атрибутом зала ожидания, но здесь отдельной комнаты под него выделено не было. Впрочем, учитывая масштабы основного помещения, всякая необходимость в дополнительных залах здесь отпадала.
– Пожалуй, нам стоит присесть, – беззаботно произнёс Кир, невольно поведя рукой налево, в сторону рядов серых кресел. – Билеты у нас не куплены, следовательно, торопиться нам абсолютно некуда.
– Может, сначала хоть расписание маршрутов узнаем? – предложил Марк, уставившись на вереницу пластмассовых будок кассиров и справочных, громоздившихся одна за одной вдоль стены напротив.
– Какое тебе расписание, если ты даже про Привереду не знаешь? – иронично поддел Марка Кир, возбуждая в том уже значительно подугасший интерес к неведомой доселе истории. – Йенсу вон ни какие маршруты погоды не сделали, а изучал он их очень долго.
Так, забросив удочку в реку любопытства своего знакомого, Кир лениво развалился в одном из кресел в крайнем ряду. В свою очередь вся металлическая конструкция отозвалась на посягательство очередного беспардонно усевшегося нахала жалобным протяжным скрипом. Марк обернулся на печальный зов кресел и увидел, как во весь рот зевавший Кир, хлопает по одному из сидений, приглашая его занять место рядом.
С сожалением взглянув, точно прощаясь, на ближайшую кассу, Марк сокрушённо помотал головой и направился к ожидавшему его нерадивому попутчику.
Вокзал снова наполнился стуком каблуков о большие, похожие на мраморные, плиты, выстилавшие пол по всему вокзалу.
Прежде, всецело погружённый в свои размышления, Кир не замечал этих резких звуков, издаваемых при ходьбе Марком, но теперь недовольно скривился:
– Они ковры бы что ль постелили! – наиграно возмущался Кир, – с такой акустикой здесь надо вечера органной музыки устраивать, а не пассажиров размещать. Не нравится мне это место.
– Ты про вокзал? – растерянно спросил Марк: внезапная перемена в поведении его попутчика была для него крайне удивительна.
– Нет, я вообще-то про кресло, – ответил Кир, шумно поднимаясь с выбранного места. – Шелохнуться даже нельзя – скрипит будто того гляди развалится.
Кир прошёл вдоль всего ряда и выбрал самое крайнее сиденье у стены, к его разочарованию оказавшееся не менее скрипучим, чем предыдущее.
– Зато полы у них мраморные и стены – хоть картинную галерею открывай! – Кир звонко ударил себя ладонью по лбу и обречённо замотал головой.
– И с поездами, небось, также: все старания пустили на линолеум и багажные полки, а сидеть всю дорогу будем на табуретках.
– Ну, во-первых, – примирительно начал Марк, тихонько усаживаясь рядом, – очень сомневаюсь, что эти здоровенные плиты на полу мраморные: непомерно дорого бы вышло, просто дизайн такой. Со стенами – согласен, затраты не рациональные, но признай, вышло потрясающе. – Кир недоумевающе вздёрнул брови и отрицательно закивал головой, нарочно поскрипывая в такт креслом. – А про поезда ты и сам знаешь: они вполне комфортные, не в первый же раз путешествуешь, или я ошибаюсь?
– Да, не в первый, конечно же, третий маршрут предстоит, как и тебе, наверное.
Кир понемногу проникался симпатией к своему неожиданному попутчику и наконец-таки решил поделиться с ним кое-какими серьёзными соображениями и переживаниями:
– Просто, понимаешь, предыдущие два вокзала я помню очень хорошо, и они чётко соответствовали своему назначению: там беспрестанно сновало неисчислимое количество пассажиров, поезда прибывали и отбывали чуть ли ни каждую минуту – во всём ощущался неизгладимый дух движения.
Казалось, весь царивший там, на первый взгляд, беспорядок был олицетворением самой жизни. А теперь посмотри вокруг.
Кроме нас и того странного господина с чемоданами, что до сих пор стоит у центральной кассы и никак не может взять себе билет, больше ни одного пассажира на весь вокзал. Кругом только стены, украшенные мертвыми картинами давно умерших авторов, под ногами мертвенно белые мраморные плиты, будто заготовки для будущих надгробий, и нигде, кроме недосягаемо высокого потолка я не вижу здесь жизни.
Меня не покидает чувство, что мы не там, где должны были оказаться. Может, всё пошло не по плану, и мы уже на Конечной?
Кир затих и устало повесил голову, уставившись на свои пыльные поношенные кроссовки.
– Как на Конечной?! – возмутился ошарашенный рассуждениями приятеля Марк, – Быть такого не может. У нас прибытие было на станцию «Узловая-3», верно?
– Верно, – отрешённо ответил Кир.
– А если ты сел на поезд, то до заданного пункта прибытия ты доедешь во чтобы то ни стало.
Ты можешь бегать по всему составу, докучать проводникам, высовываться из окон, наплевать на все свои обязанности – поезду это безразлично: ты взял билет, и до пункта назначения тебя довезут, невзирая ни на что. Да, ты подвергнешься штрафным санкциям, изрядно подпортишь своё портфолио, но маршрута это не изменит. Ты уже сделал свой выбор и попросту не можешь не доехать до конца.
– Как важно сделать правильный выбор, – еле слышно, произнёс Кир, заглушая собственный шёпот хлопками ладони по запылёнными штанинам своих джинсов. И, оставив тщетные попытки отряхнуться, уже громче добавил: – А что если твой выбор не имеет решающего значения в том, где ты в конечном счете окажешься?
– Это ещё как? – нахмурил брови Марк. – Я что-то совсем перестал тебя понимать?
– Ну, вот выбрал ты, к примеру, маршрут «Узловая – Инженерная-3» c остановками: Университет, Завод, Инженерное бюро, Инженерная-3. И вот, благополучно миновав университет и преодолев больше половины расстояния от Завода до Инженерного бюро, ты, преисполненный надежд и сил, ожидаешь следующей невероятно значимой для тебя остановки.
Но, увы, поезд неожиданно сходит с рельсов. И – о, ужас! – ты вместо выбранной тобой и указанной в билете Инженерной-3 оказываешься непонятно где между двумя станциями. И что здесь решает твой выбор?
Марк беззлобно усмехнулся наивным доводам своего собеседника:
– Мой выбор решает всё, Кир, потому что поезда не сходят с рельсов, такое осталось только в ветхих преданиях. Система работает безукоризненно. К примеру, если ты замешкался и случайно задержался или намеренно остался на одной из промежуточных остановок, а твой поезд поехал дальше – не беда. Ты идёшь в кассу, восстанавливаешь билет и продолжаешь свой путь на ближайшем аналогичном поезде. Новый билет на другой маршрут тебе никто не даст – свой выбор ты уже сделал и выбранный путь должен завершить до конца. А вот перевыпустить старый – всегда пожалуйста.
Рома Англичанин называл себя “непобедимым” — таким его и запомним
“Вот, послушай, братан, это с нового альбома”, — нетрезвый Роман включает нетрезвому мне песню, известную сейчас как “Еще один день”.
Мы на вписке, где-то внизу Киев в снегу. “Ты слышишь это?!” — чуть ли не орет он мне в ухо. Да, я слышу, Ром.
“Мы однажды проснёмся нигде, в мире вечного сна” — поется в ней. Спустя полгода, когда релиз наконец выйдет, это услышат и остальные. Дописывая “Tragic City”, к Олегу ЛСП пытались достучаться и подсунуть свой продукт другие битмейкеры, но неизменно получали отказ. “Сдались мне ваши биты! — отвечал он на очередное предложение. — Вы делаете биты, а Ромка делает музыку”, — и это было нифига не комплиментом, а констатацией. Англичанин выработал узнаваемый для дуэта аудиопочерк, уйдя от подросткового дабстепа ранних релизов к дребезжащему тревожному басу и одиноким соло саксофона.
Помню, как мы познакомились и как прообщались полтора часа на прогибающейся под ногами жестяной крыше, откуда открывался ничего такой вид на замок Ричарда. У Ромы всегда была куча историй — диких, угарнейших, почти невероятных — просто потому, что так он и жил.
Вот он, делая паузы, чтобы я досмеялся, вспоминает, как в концертном угаре прямо во время выступления выбежал из клуба (через главный вход!), подрался с кем-то на курилке — и потом вернулся на сцену допевать.
Вот рассказывает о процессе экстренного досведения “Magic City” — а я хватаюсь за голову.
А вот вспоминает мою любимую историю о том, как принял жуткий грохот в соседней комнате за полицейскую облаву — и, сиганув через окно, скрылся в переулках ночного Могилева в одних трусах.
Он называл себя “непобедимым” и говорил, что его никогда никто не нокаутировал — а вот он, само собой, вырубал даже каких-то там камээсников и чемпионов.
Ты был изумительным козлом, горящим ублюдком, обворожительным бонвиваном, адептом пост-гопничества, отвратительным товарищем, отличным товарищем. Ты был, ты был, ты был. А потом, 30 июля, умер.
Я начинаю ныть — и знаю, что Рома бы надо мной сейчас хохотал. Как и над всеми вами, забивающими ленты социальных сетей клишированными фразами скорби. Рома себя не жалел. И слишком хорошо знал смерть — не только потому что когда-то работал санитаром, как он ее называл, труповозки. Он говорил о ней без тени страха. “В нашу группу Олег принес танцы, а я — смерть” — однажды сказал он мне и после этой фразы гостиничный номер утонул в тишине.
На саундчеке перед концертом он иногда декламировал стихи Никонова. Я узнал об этом, посмотрев видео с бэкстейджа недавнего фестиваля Atlas Weekend. Я плохо знаком с творчеством лидера ПТВП, но эти четыре строчки почему-то сразу выписал во время просмотра и заучил:
“Всё это просто условные вещи.
Он прав. Потому что с точки зрения вечности
никто никуда не уехал.”
Не хватает его крика в ухо: “Ты слышишь это?! Слышишь, как круто?”
МС Анюта — что с ней сейчас. Большое интервью
Скриптонит удалил все треки с участием друга
Ни одно из наших страданий не бессмысленно
Стенограмма аудиозаписи
Мало того, что все ваши скорби преходящи, не только все ваши скорби легки по сравнению с вечностью и славой там, но все они полностью значимы.
Каждый раз, когда происходит что-то ужасное, интервьюер скажет: «Бессмысленно». И это то, на что это похоже — по крайней мере, с нашей точки зрения. Они смотрят на это и говорят: «Это бессмысленно». Страдания повсюду. Теперь, когда у нас есть интернет, нет оправдания тому, чтобы не плакать каждый день. «Плачьте с плачущими», верно (Римлянам 12:15)? Если у вас нет богословия, способного справиться с интернет-ужасами, вам лучше проверить или приобрести его.
Второе послание к Коринфянам 4:17 говорит, что наши «легкие кратковременные скорби приготовляют нам вечную славу». Здесь не сказано: «за ним последует вечная слава» — этого было бы достаточно. Это не то, что он говорит. 
«Наша легкая, сиюминутная скорбь что-то делает. Это не бессмысленно».
Очень спорное утверждение, и я ему верю. Так что, если мне кто-нибудь скажет, что страдания верующего были бессмысленными, я промолчу, наверное, потому, что им сейчас очень больно. Я подожду и увижу, когда будет подходящее время, но в конце концов я вернусь и скажу: «Это было не бессмысленно». Мне все равно, рак это или критика. Мне все равно, была ли это клевета или болезнь — это не было бессмысленным, потому что во 2 Коринфянам 4:17 говорится, что моя легкая, сиюминутная, пожизненная, всеобщая скорбь что-то делает. Он что-то делает. Это не бессмысленно.
Конечно, вы не можете видеть, что он делает. Я думаю, это главное невидимое, о чем говорится во 2 Коринфянам 4:18.
На что невидимое вы должны смотреть? Вы должны смотреть на обещание Бога в стихе 17, в котором говорится, что ваша боль что-то делает для вас . Вы этого не видите. Вы не можете этого почувствовать. Либо вы смотрите на это глазами веры и верите этому, потому что так сказано в тексте, либо вы падаете духом.
Я люблю Иоанна Крестителя, люблю его историю и плачу над тем, как она закончилась (Марка 6:14–29).). Иоанн Креститель в тюрьме, и вы знаете, почему он в тюрьме? Иисус сказал, что нет мужчины, рожденного женщиной, больше Иоанна Крестителя (Матфея 11:11). Джон в тюрьме. Вы знаете, почему он в тюрьме? Потому что он посмотрел королю прямо в лицо и сказал: «Ты не можешь получить ее. Она жена Филиппа. Ты прелюбодей». Что ж, очень опасно говорить такое королю, который имеет абсолютную власть над кем угодно и может делать все, что захочет.
Итак, он сажает Джона в тюрьму. Он боится его. Так он его не убил, а вот сидит. И вот у Ирода день рождения. И он устраивает вечеринку для себя и добавляет небольшой бонус — небольшой сексуальный бонус — для своих гостей.
Она возвращается. Все слушают. Что она будет просить? «Я хочу прямо сейчас голову Иоанна Крестителя на блюде». Тишина в комнате. Король не может вернуть его. Он шепчет своему помощнику: «Получи».
Джон сидит в тюремной камере и думает, как придет Царство. И дверь открывается. Там стоят два парня, один с мечом, минута молчания. Он не знает, что происходит. А тот, у кого меч, говорит: «Подойди сюда и встань на колени, и если будешь сопротивляться, мы тебя свяжем».
”»>
«Каждая миллисекунда вашего страдания приносит славу, которую вы получите благодаря этому страданию».И Джон говорит: «Что случилось? Что? Что происходит?» И палач говорит: «Дочь короля танцевала в партии. И она просила твою голову, и мы пришли за ней — мы возьмем твою голову». Это последнее, о чем он должен думать в следующие двадцать секунд. Что вы думаете?
Все во мне говорит: «Боже, что может быть бессмысленнее вечеринки, на которой девушка танцует, просит голову величайшего человека на планете, а через два стиха Библии он мертв. Бессмысленно. Это абсолютно бессмысленный способ умереть. В этом нет ничего славного. Воняет до небес».
Я вам скажу, я надеюсь, что Бог по Своей милости вложил в голову Иоанна за эти двадцать секунд: «Это легкое, минутное страдание производит на вас вечную славу». И так, я считаю, что главное 
Это будет казаться бессмысленным. Вот почему стих 18 говорит: «Не смотри на то, что видишь». Представьте, что вы просто стоите и смотрите, что происходит с Иоанном Крестителем. Они собираются убить его. «Он ничего не сделал. Она просто танцевала. Просто не делай этого. Это бессмысленно. Это совершенно безумие. Это абсурдный роман. Этого не бывает». Вот как бы вы говорили, верно? То, что говорят вам ваши глаза, бессмысленно.
Не смотри на то, что видишь. Когда умирает твоя мама, когда умирает твой ребенок, когда ты заболел раком в 40 лет, когда машина вылетает на тротуар и увозит ее, не говори, что это бессмысленно. Это не. Он работает на вас вечным грузом славы. Поэтому — , следовательно, — не унывайте, а берите эти истины, все, что вы слышали в каждом послании, и день за днем сосредоточивайтесь на них. Проповедуйте их себе каждое утро. Оставайтесь наедине с Богом и проповедуйте Его слово в своем разуме, пока ваше сердце не запоет с уверенностью, что вы новенькие и о вас заботятся.
Прочитайте, посмотрите или прослушайте сообщение полностью:
Сообщение конференции
26 июля 2013 г.
Какие вещи в этом мире имеют истинную вечную ценность?
ГлавнаяМатериалы УказательДуховная жизньДары Христа Вечная ценность
Вопрос
Ответ
Само собой разумеется, что единственное, что имеет вечную ценность в этом мире, это то, что вечно. Жизнь в этом мире временна, а не вечна, и поэтому единственная часть жизни, имеющая вечную ценность, — это та, что длится вечность. Ясно, что самое важное в этом мире, имеющее истинную вечную ценность, — это отношения с Иисусом Христом, поскольку бесплатный дар вечной жизни приходит только через Него ко всем верующим (Иоанна 3:16). Как сказал Иисус: «Я есмь путь и истина и жизнь. Никто не приходит к Отцу, как только через меня» (Иоанна 14:6). Все будут жить где-то всю вечность, как христиане, так и нехристиане. И единственная вечная судьба, кроме той, что на небесах со Христом, — это та, которая предусматривает вечное наказание для тех, кто отвергает Его (Матфея 25:46).
Что касается изобилия материальных вещей, предлагаемых этим миром, которые многие упорно ищут, Иисус учил нас не копить для себя земные сокровища, которые могут быть уничтожены или украдены (Матфея 6:19–20). Ведь мы ничего не принесли в этот мир и ничего не можем из него вынести. Тем не менее наши основные христианские ценности часто упускаются из виду в нашем усердном стремлении к успеху и материальному комфорту, и посреди этих земных занятий мы часто забываем о Боге. Моисей обратился к этому вопросу 3500 лет назад, когда его народ собирался войти в Землю Обетованную. Он предупредил их, чтобы они не забывали о Боге, поскольку знал, что, как только они «построят прекрасные дома и поселятся», их сердца возгордятся, и они забудут о Нем (Второзаконие 8:12–14). Конечно, нет никакой вечной ценности в том, чтобы жить для себя, пытаясь получить от жизни все, что мы можем, как мировая система хочет, чтобы мы верили.
Тем не менее, то, что мы делаем со своей жизнью в течение чрезвычайно короткого времени, проведенного на Земле, может иметь значительную вечную ценность.
Хотя Писание ясно дает понять, что наши земные добрые дела не спасут нас и не сохранят нас (Ефесянам 2:8–9), столь же ясно и то, что мы будем вечно вознаграждены в соответствии с тем, что мы сделали здесь, на земле. Как сказал Сам Христос: «Ибо приидет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его» (Матфея 16:27). Действительно, христиане — творение Божие, «созданное во Христе Иисусе 9».0076 делать добрые дела, которые Бог заранее приготовил для нас» (Ефесянам 2:10, курсив добавлен). Эти «добрые дела» относятся к служению Господу как можно лучше с тем, что Он нам дал, и с полной зависимостью от Него.
Апостол Павел рассуждает о качестве дел, которые могут принести вечную награду. Приравнивая христиан к «строителям», а качество наших работ — к строительным материалам, Павел сообщает нам, что хорошие материалы, которые выдерживают испытание Божьим огнем и имеют вечную ценность, — это «золото, серебро и драгоценные камни», тогда как использование низших материалов из «дерево, сено и солома», которые нужно строить на основании, которым является Христос, не имеют вечной ценности и не будут вознаграждены (1-е Коринфянам 3:11–13).
По сути, Павел говорит нам, что не все наши поступки и дела заслуживают награды.
Наше служение Господу может принести нам много наград. Во-первых, нам нужно признать, что каждый истинный верующий был отделен Богом и для Бога. Когда мы получили Божий дар спасения, нам были даны определенные духовные дары (1 Коринфянам 12:7, 11). И если мы думаем, что наши дары незначительны, нам нужно помнить, что, как сказал Павел церкви в Коринфе, тело Христово состоит из многих частей. И «Бог расположил части в теле, каждую из них , именно так, как Он хотел, чтобы они были. . . и те части тела, которые кажутся более слабыми, незаменимы» (1 Коринфянам 12:14, 18, 22, курсив добавлен). Если вы используете свои духовные дары, вы играете важную роль в Теле Христовом и делаете то, что имеет вечную ценность.
Каждый член тела Христова может внести значительный вклад, если мы смиренно стремимся назидать тело и прославлять Бога. Действительно, каждая мелочь может добавить к прекрасной мозаике того, что может сделать Бог, когда каждый из нас выполняет свою часть.