«Ваша фамилия теперь – Н-309». Истории узников ГУЛАГа

На месте сталинского лагеря «Днепровский» на Колыме, где работал рудник по добыче олова, будет создан культурно-исторический комплекс. Сотрудники Музея истории ГУЛАГа и Фонда Памяти подали в правительство Магаданской области заявку о присвоении «Днепровскому» статуса объекта культурного наследия.

Это первый шаг к созданию масштабного мемориального комплекса, важной частью которого будут рассказы о судьбах узников Колымы.

«Я всю жизнь прожил с зэками»

Петр Филатов – сын Тамары Филатовой, урожденной Петендорф. Она имела несчастье родиться немкой в СССР, и первый раз расплачиваться за это ей пришлось в годы войны.

Из воспоминаний Тамары Филатовой (Петендорф): «Моя мама работала в кремлевской столовой, на овощах. Когда война началась, маму уволили по сокращению штата, так как она немка. Мы вместе с ней попали на высылку. Пришел дворник и сказал: собирайтесь, вас выселяют. Нас всех, русских немцев, стали выселять из Москвы. Погрузили в какой-то грязный товарный поезд и повезли в Карагандинскую область, Тельманский район, село Покорное. Мы туда приехали – там уже были землянки для нас. Мне было 13 лет, и я пошла на сельские работы. Делала всё: сажала, поливала. Выполняла все колхозные работы: и на тракторе работала, и прицепщицей… В общем, всё. А когда немножко подросла, стала возить продукты на склад в город Самарканд. И как-то, когда я возвращалась оттуда, меня позвали в клуб. Там мне вручили медаль за доблестный труд в дни Отечественной войны. Это было в 1945 году

«.

Сопки в окрестностях лагеря

До 1948 года Тамара проработала в колхозе, но потом решила вернуться в Москву. С огромным трудом добравшись до столицы, сразу пошла в милицию и рассказала, что была выслана как немка. Но теперь, когда война закончилась, снова хочет жить в родном городе.

Из воспоминаний Тамары Филатовой (Петендорф): «Мне тут же дали паспорт, прописку. И я стала работать дворником. И вот захожу во двор – стоит черный воронок и два вооруженных солдата. Они меня хватают, толкают в машину и везут в Таганку. Сколько я там просидела, я не знаю«.

Тамару осудили по национальному признаку без суда и следствия.

Из воспоминаний Тамары Филатовой (Петендорф): «Я захожу в подвал – сидят три военных. Один читает: вы осуждены на 20 лет каторжных трудовых работ. Ваша фамилия теперь – Н-309″.

Так 19-летняя Тамара оказалась в «Бутугычаге». Сначала работала на лесоповале, потом – в шахте.

– Я там побывал, – рассказывает Петр Филатов. – Наверху, на сопке Сопливой, был женский лагерь. Мама работала в рудниках, на шахте, где добывали касситерит (минерал, из которого получают олово. – Прим. С.Р.). Никакой механизации, разумеется, не было. Кайло в руки – и вперед, добывать руду. Потом ее грузили в железную вагонетку и на тросах спускали вниз. Нижний лагерь был мужским. Там на больших жаровнях делали прожарку, чтобы обогащать руду.

Заключенные работали с рассвета и до заката. Вместе горячего обеда – скудный сухпай. Хоть немного согреться удавалось лишь вечером, в лагере. В бараках все спали на нарах прямо в бушлатах, никаких подушек и одеял не было.

Из воспоминаний Тамары Филатовой (Петендорф): «А такие нары были – все доски в сучках. На этих досках и спали мокрые. Не сделал норму – в изолятор. Сделал – значит, хлеб тебе дадут. Хлеба давали вот такой маленький паёчек. Приходишь на хлеборезку – там машинка отрезает кусочек сырого хлеба, не больше, не меньше. Вот тебе на весь день хлеб.

Нас подвели к вахте – а там лежат 6 человек, истерзанные собаками. И надзиратель говорит: вот всем такая будет участь, кто убежит. И мы стояли возле этих истерзанных мужчин, смотрели. А на нас с вышки смотрел «попка» – так называли дежурного. Он мог застрелить любого».

– Мама выдержала года три. Потом попала в госпиталь в Снежной долине, на 23-м километре, куда отправляли всех зэков, – продолжает Петр Филатов. – Какой точно диагноз ей поставили, не знаю, но в этот госпиталь все попадали с истощением и авитаминозом. Чтобы хоть как-то продержаться, зэки заваривали и пили стланик. Это спасало, но ненадолго.

Тамара Филатова (слева) после освобождения, год снимка неизвестен

После госпиталя Тамару отправили работать грузчиком на базу, на которую приходили грузы для золотых приисков.

Из воспоминаний Тамары Филатовой (Петендорф): «Сейчас, говорят, московская комиссия приедет. Приехал какой-то лейтенант – и у него в руках папки. И вот он читает: «Н-309». Я поднимаю руку: «Я»! Он берет мое дело и говорит: «А за что ты сидела? У тебя ни следствия, ничего нет». А я ему отвечаю: «А я немка». Он: «В зону ее!» Отправили меня обратно в зону, в барак посадили. Думаю: «Господи, за что же? Судить судили, каторгу дали. Теперь, наверное, убьют».

На зоне, в общем бараке метров под 50 в длину, Тамара провела еще два года. Освободили ее 16 марта 1955 года.

Из воспоминаний Тамары Филатовой (Петендорф): «Потом прокурор посмотрел мое дело и сказал: «Ты была освобождена еще в 1953 году, когда умер Сталин». Получается, что два года я просидела вольной. Моя мама все это время оставалась в ссылке в Караганде. Я думаю: поеду туда, чего-нибудь добьюсь и маму заберу. Но пока я добивалась, мама умерла. Она работала истопником на складах с картошкой. И я не знаю, где ее могила»

.

Выйдя на свободу, Тамара Петендорф вышла замуж за Василия Филатова, с которым познакомилась в лагере. Уехать из Магадана было нельзя, и выбирать, где работать, особо не приходилось. Поэтому Тамара Филатова трудилась все в тех же бараках, из которых сделали склады. Правда, теперь уже не как заключенная, а добровольно.

– Я родился в 1964 году, – вспоминает Петр Филатов. – Мы тогда жили в бараке в Магадане. Все наши соседи были с судимостями. Рядом с нами жила немка из Саратова, которую, как и маму, осудили за национальность. Были и репрессированные по 58-й статье – интеллигенция, в основном евреи. Были и откровенные предатели, как один наш сосед, не буду называть его имя. Он застрелил солдата и забрал его документы. Соседка тетя Шура была подкапой – это вроде сержанта – в женском концлагере. Тетя Феня была из «лесных братьев». Она была такой убежденной националистской, что до самой своей смерти не сказала ни единого слова на русском языке. Были и воры, как дядя Саша, которого посадили за то, что он угнал отару овец.

Уголовники получали по 10 лет максимум, а осужденные по 58-й статье (контрреволюционная деятельность) – от 10 до 25 лет, причем без права переписки.

– В моем детстве и политические, и уголовники, и охранники – все вместе сидели за одним столом. Никто никому ничего не вспоминал, не намекал и не упрекал. Потому что если бы начали, это было бы страшно. Поубивали бы друг друга, а зачем это нужно? И мы, дети, все вместе росли. Я с самого детства знал, кто сколько отсидел, как отсидел и за что. И все остальные всё знали, но никогда не обсуждали. Мы понимали цену своих слов. Просто так ляпнуть – такого не было. Все всё знали, но словами не бросались.

Лишь в результате горбачевской перестройки семья Филатовых смогла добиться возвращения в Москву. Тамара Филатова 17 лет проработала куратором в обществе «Мемориал», скончалась в 2017 году. Петр Филатов часто бывает в музее ГУЛАГа – раньше с мамой, а после ее смерти один.

– Я своим детям пытаюсь рассказывать о судьбе бабушки. Но они не хотят слушать. Им неинтересно. И дети, и племянники – они всё знают, но не понимают. Что поделать, это, пожалуй, закономерно. Я всю жизнь прожил с зэками, а они не прожили эту жизнь. Если побывают в «Бутугычаге» – может, поймут что-то, почувствуют жалость в душе. Забывать о ГУЛАГе не надо. Нужно помнить о невинных жертвах.

«Отец старался вспоминать все с юмором, иначе с ума можно сойти»

Михаил Фидельгольц – сын Юрия Фидельгольца, который лишь чудом не оказался в безымянной могиле на лагерном кладбище.

Юность Юрия была безоблачной. Отец – известный врач-невропатолог, ученик Сеченова и Орбели, доцент 1-го Московского медицинского института. Мать – микробиолог. Талантливый сын поступил на актерский факультет в Московское театральное училище, перед ним открывались блестящие перспективы.

Юрию 16 лет

Всем планам пришел конец 3 апреля 1948 года, когда в квартиру Фидельгольцев пришли с обыском.

– Когда отца арестовали, ему было 20 лет, – рассказывает Михаил Фидельгольц. – Его обвинили в антисоветской агитации и, что еще хуже, в участии в контрреволюционной организации. Разумеется, никаким антисоветчиком отец не был. Была просто группа школьных друзей. Молодые ребята шутили, обменивались анекдотами, вели переписку, которую нашли при обыске. Этого оказалось достаточно.

Родители сделали все, чтобы спасти сына, наняли известного адвоката. Тот пытался хотя бы переквалифицировать статью, но ничего сделать не смог. 21 октября 1948 года Юрий Фидельгольц был осужден Военным трибуналом Московского гарнизона по пунктам 10 и 11 статьи 58 («Антисоветская агитация и оргдеятельность по подготовке контрреволюционного преступления») и приговорен к 10 годам исправительно-трудовых лагерей с последующим поражением в правах на 5 лет.

Фото Юрия из дела, 1948 год

– Вначале была надежда. Ну, забрали, что такого. А потом он понял, что это все всерьез и надолго и что его мудрый всесильный папа ничем ему помочь не может. И вот тогда он был на грани нервного срыва. Видели его фотографию после ареста в музее ГУЛАГа? – спрашивает Михаил Фидельгольц. – На ней молодой симпатичный парень, а лицо полностью перекорежено от страха и недоумения. Это лицо ужаса.

Вчерашнего студента по этапу отправили в Озерлаг в Иркутской области, где он вместе с другими заключенными строил железную дорогу Братск – Тайшет. В 1951 году новый этап: через Ванинскую пересылку в Берлаг, Колымский особый лагерь «Береговой».

Из воспоминаний Юрия Фидельгольца: «Морозную зиму 1951-го на 1952 год я прожил в обширном лагпункте, соединенном с такой же огромной рабочей зоной, где возводились фундаменты, постройки, стены секретного Д-2. Как новичок в рабочей бригаде я в один момент «поддошел», стал «доходягой», не успев даже «оклематься». Меня перевели в другую бригаду. Эта подсобная бригада состояла из таких, как я, доходных. Бригада еле шевелилась, разбредаясь по помойкам. Со своей задачей, уборкой рабочей зоны, я не справлялся никак.

Не помню, за какую провинность я … попал в БУР. Нас гоняли в пятидесятиградусный мороз долбить шурфы. Мы опускались в пятиметровую глубину. Сверху нам подавали бадью. В нее мы грузили грунт. Бадья поднималась, потом опускалась к нашим ногам. Почти беспрерывный труд по десять-двенадцать часов; разогреться можно было только движением».

Весной 1952 года ослабевшего от голода и холода заключенного этапировали в Аляскитово, конечный пункт Колымской трассы, где он работал на обогатительной фабрике.

Из воспоминаний Юрия Фидельгольца: «Прибывших рассортировали по бригадам. Я угодил в фабричную бригаду, обслуживающую «постели». Объясню, как могу: горная порода – руда дробилась в мельнице, потом по конвейеру сползала в «постели», промываемая водой. «Постели», вроде решета, трясли породу. Каждый час мы должны были выключать «постели» и снимать лопатами их содержимое.

Иногда летом нас гнали на рытье шурфов в песке отвала. Без крепежа мы выгребали глубокие, четырехметровые шурфы. Из них брали ведрами пробу. Часто первобытный способ по снятию проб заканчивался печально: сыпучий песок приходил в движение, накрывал с головой сидящего в шурфе работягу. Если его отрывали и он не успевал задохнуться – значит, повезло крепко. …

Иногда нам устраивали субботники. Выводили в выходной день за зону – чистить мусорные кучи в поселке, разбивать их ломами и кирками. В субботник была и другая обязанность – перезахоранивать на кладбище покойников, зарытых наспех зимой, в жутчайшие морозы.

Каждый день нас чуть свет поднимали, торопили на поверку, потом на развод. Каждодневная «молитва» на выходе гласила устами начальника конвоя: «Внимание, заключенные! Из ряда в ряд не переходить, идти, не растягиваться, не отставать, в строю не разговаривать, не курить! Шаг влево, шаг вправо – конвой считает как побег, применяет оружие без предупреждения!» Сзади лаяли разъяренные собаки, клацали затворы…»

Внутри рудосортировки

В дробильном отделении от пыли было не разглядеть друг друга в двух шагах, а в респираторах невозможно дышать. Многих превращал в инвалидов силикоз – болезнь легких, развивающаяся от вдыхания пыли с диоксидом кремния. В начале 1954 года дошла очередь и до Юрия.

– Отец старался вспоминать все с юмором, иначе с ума можно сойти. Он никогда не впадал в тоску, в прямую обиду. Хотя, конечно, ему было тяжело, – рассказывает Михаил Фидельгольц. – Было несколько моментов, когда он уже прощался с жизнью. Это встречи с уголовниками и самое яркое – когда он заболел. Тогда отец осознал, что ему конец, он скоро умрет.

Из воспоминаний Юрия Фидельгольца: «Несведущая в медицине начальница санчасти (жена старшего лейтенанта из оперчекотдела) пыталась уличить меня в симуляции. Когда дошло до кровохарканья, тогда только поняла, что перестаралась в своем рвении. Ведь она меня, больного, безжалостно выгоняла на работу да еще грозилась посадить за обман в карцер!

И вот я списан и нахожусь в отдельном, огороженном от других, бараке. Тут некуда торопиться, лежи, отдыхай, жди своей участи. Сплошные нары с умирающими. Кто надеется на скорую смерть, кто жаждет попасть в тюремную далекую больницу. Наши бессильные врачи кололи меня только хлористым кальцием, и все«.

Когда надежды на спасение уже не было, случилось чудо. В мае 1954 года Юрия Фидельгольца неожиданно вызвали на вахту и зачитали приказ об освобождении. По решению Военной коллегии Верховного суда СССР срок наказания сократили с 10 лет до 5. Помогли хлопоты родных в Москве: из обвинения вычеркнули пункт 11.

О возвращении в столицу нельзя было и мечтать. Заключенные могли выбирать, куда отправиться на ссыльное поселение. Юрий остановился на южной и теплой Караганде, ведь после обследования в городской больнице выяснилось, что у него не силикоз, а туберкулез.

В Караганде нужно было как-то получать образование. Для бывших заключенных были доступны лишь два профиля – горные и строительные специальности. Юрий выбрал второй путь.

В 1962 году Юрий Фидельгольц был реабилитирован Пленумом Верховного суда СССР. Переехав в Москву, начал работать конструктором-проектировщиком в «Моспроекте-I». В 1967 году отстраивал разрушенный землетрясением Ташкент. Добиться успеха было непросто.

– У тех, кто прошел через лагеря, специфический подход к людям. Это не открытый миру человек, это человек, который побаивается, не доверяет, боится опять попасть в эти жернова, – поясняет Михаил Фидельгольц. – Тем не менее, отец достаточно рано, как только увидел, что я способен это понять, рассказал мне, что случилось. Он несколько лет понемногу мне все объяснял. А когда мне исполнилось 18, рассказал все уже во всех подробностях.

Юрий Фидельгольц

Эхо событий, которые начались в 1948 году, не утихало еще долгие годы.

– Даже меня это коснулось в 1984 году. Я отслужил в армии и получил направление на юридический. При поступлении нужно было заполнить автобиографию, где была графа, есть ли судимые родственники. Я написал «нет». Как я рассуждал: если человек был репрессирован, значит, судимости нет. Реабилитация по закону снимает судимость. Но в МВД СССР сочли, что это не так. Мне сказали: вы не прошли, потому что судимые родственники у вас есть, – вспоминает Михаил Фидельгольц. – А отец переживал случившееся, как мне кажется, лет до шестидесяти. И переживал очень остро. Чувство большой обиды, конечно же, сказывалось на здоровье, и без того уже расшатанном. Отец рассказывал, что в лагерях он встречал людей, которые люто ненавидели советскую власть. А сам он был просто молодым, талантливым парнишкой, который угодил в передрягу.

Юрий Фидельгольц считал своим долгом участвовать в раскрытии преступлений сталинизма, работал в обществе «Мемориал». Выйдя на пенсию, написал несколько книг о том, что ему довелось пережить. Ушел из жизни в 2015 году.

– Даже если бы мои дети своими глазами увидели, как и где сидел их дедушка, они бы, думаю, не поняли всё это до кона. Да, плохо, страшно, но настолько от них далеко… Если показать им каторгу, где отбывали срок декабристы, и Колыму – реакция будет примерно одинаковая. Но все равно музей на месте колымских лагерей нужен, полезен, – говорит Михаил Фидельгольц.

«На Колыме многое сохранилось в неизменном виде»

Директор музея истории ГУЛАГа Роман Романов считает, что посещение Колымы, возможность побывать на месте сталинских лагерей может объяснить, что действительно происходило здесь в годы сталинского террора, лучше, чем любой учебник истории.

Рабочая зона лагерного пункта «Днепровский»

– Я помню свои впечатления от первого посещения, – говорит Роман Романов. – Воспоминания, которые ты читал, рассказы заключенных, которые ты слышал, документы, которые видел, – всё это сливается воедино и создает даже не общую картину, а ощущение, понимание… Это совсем другой опыт. И за этим опытом будут приезжать люди из других городов, из других стран. Когда ты в хорошую погоду, в хорошей обуви и одежде, сытый и отдохнувший просто поднимаешься по сопке из жилой зоны в рабочую – и тебе уже тяжело… А рядом валяются вагонетки, которые три здоровых мужика не могут поднять… Всё встает на свои места. Ты понимаешь всё: и про нормы питания, и про условия, в которых выживали тут люди. Ты можешь применить то, что знаешь, к своему физическому опыту. И тогда приходит совсем иное понимание того, что здесь происходило.

Такими табличками помечали места захоронения заключенных

Рядом с лагерными постройками сохранились кладбища, где в безымянных могилах покоятся заключенные, не выдержавшие испытания Колымой.

– Представьте: ты приходишь на кладбище, а на могилах кусочки от консервной банки или просто металлические таблички, на которых вообще не написано ничего. Потому что было написано краской, а за это время краска уже стерлась. И потомки людей, которые лежат в этих могилах, их внуки и правнуки, не знают даже, где именно захоронены их предки и как сюда добраться… Эти кладбища должны быть приведены в порядок. И это еще одна причина, почему колымские лагеря должны стать частью музейно-мемориальной инфраструктуры нашей страны, связанной с историей репрессий, – убежден Роман Романов.

Вид на кладбище, где хоронили заключенных

Лагерь «Днепровский» станет лишь первым объектом масштабного культурно-исторического комплекса.

– Уникальность этого лагеря в том, что он наиболее сохранившийся и самый доступный – всего в 320 км от Магадана, – говорит Романов. – Узники ГУЛАГа, которые отбывали там свой срок, – а среди них были такие легендарные личности, как Семен Виленский, создатель общества «Возвращение», – оставили воспоминания о своей жизни в «Днепровском», об устройстве быта. Сохранилась также техническая документация и рудника, и лагеря. Мы с коллегами за несколько лет работы сделали современный срез: провели высотную съемку, съемку в формате 360°, картографирование и прочее. И теперь эти три слоя – воспоминания, документы и сегодняшнее состояние лагеря – нужно наложить один на другой, чтобы «Днепровский» стал местом, рассказывающим свою историю.

Создатели комплекса планируют со временем объединить в одну музейно-мемориальную инфраструктуру все объекты, связанные с ГУЛАГом.

– Это и бухта Нагаево, куда приходили баржи с заключенными, и пересыльная тюрьма, и «Маска скорби», и лагерь «Бутугычаг»… Должна сформироваться единая инфраструктура памяти, – говорит Роман Романов. – Это сложнейшая задача, ведь в России, как оказалось, нет опыта музеификации таких больших пространств. И если у нас получится с «Днепровским» и «Бутугычагом», получится выработать такую технологию, то мы распространим ее и на остальные лагеря. Будет создано природно-историческое пространство, напоминающее национальные парки с маршрутами разной степени сложности. Своего рода ландшафт памяти.

Предметы, собранные в «Днепровском»

Первые экскурсии в «Днепровском» могут пройти уже летом 2021 года. Конечно, большого наплыва туристов сразу никто не ждет.

Директор Музея истории ГУЛАГа и руководитель Фонда Памяти Роман Романов на месте лагерного кладбища

– Но запрос есть, и количество людей, которые захотят увидеть колымские лагеря, будет расти, – считает Роман Романов. – Ведь это не только история Колымы и нашей страны, это история человечества. Мемориальный туризм – направление, потенциал которого еще только раскрывается. Во всем мире все больше людей посещают такие объекты, как Музей топографии террора в Берлине, где сохранены руины здания, в котором располагался штаб гестапо. Их специально не восстанавливают. А у нас, в России, осталось совсем немного мест, где история ГУЛАГа не отретуширована и не стерта. Взять те же Соловки. Лагерной истории там больше нет, она вынесена из монастыря. Надписи заключенных на стенах отштукатурены. А на Колыме многое сохранилось в неизменном виде. Ты ходишь по той же тропе, по которой ходили заключенные, у тебя те же камни под ногами. Это уникально, как и ощущения, которые ты в этот момент испытываешь.

Страдания узников ГУЛАГа в мемуарах Евфросинии Керсновской: Люди: 69-я параллель: Lenta.ru

В Норильске открылась экспозиция «Евфросиния Керсновская. Сколько стоит человек», посвященная жизни в системе лагерей ГУЛАГ. Главный экспонат тут — альбомы Керсновской, депортированной из Бессарабии и отбывавшей срок в лагерях по придуманному следователем обвинению. В них она скрупулезно зарисовывала детали лагерной жизни и описывала происходившие с ней события. «Лента.ру» рассказывает о жизненном пути Евфросинии Керсновской.

Евфросиния Керсновская

Впервые вся страна увидела эти рисунки в 1989 году, когда их опубликовал журнал «Огонек». До этого они ходили исключительно в самиздате — аккуратные зарисовки с сопроводительным текстом. Тут вся повседневная жизнь главной героини Евфросинии Керсновской — если не присматриваться, вполне обычная. Но стоит взглянуть повнимательнее, начать переворачивать страницу за страницей, понимаешь: хотя речь действительно идет о повседневности, но это повседневность лагерная, гулаговская.

Это не просто сухое историческое свидетельство тех лет — дневники Керсновской наполнены человеческими эмоциями и субъективным восприятием того мира, в котором ей пришлось существовать. Она приступила к этому дневнику в 1964 году. Керсновская жила тогда в Ессентуках с матерью, которая и попросила ее записать свою историю. Евфросиния занималась этим долгие годы, уже после смерти матери, скрупулезно документируя увиденное в лагерях.

Результатом этого труда стал альбом из 680 рисунков и 2,2 миллиона знаков рукописного текста, комментирующего изображения. Это произведение, стоящее в том же ряду, что и «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына и «Колымские рассказы» Варлама Шаламова.

Евфросиния Керсновская родилась в 1906 году в Одессе и жила там с родителями до 1919-го, когда ее отца, юриста-криминолога, арестовали и чуть было не расстреляли чекисты. Керсновские бежали к родственникам в Бессарабию, в то время входившую в Румынию. С 1812 по 1917 год эта территория принадлежала Российской империи. После революции Бессарабия смогла выбрать свой парламент и отделиться от России, после чего была занята румынскими войсками и вскоре присоединена к Румынии.

Там Керсновская получила образование и после смерти отца унаследовала фамильное хозяйство: растила виноград и злаки и продавала урожай на экспорт. Помимо поместья, Керсновской достались долги ее папы, и по ним нужно было платить.

Ее размеренная и предсказуемая жизнь закончилась в 1940 году, когда после непродолжительной военной кампании Бессарабия, как и часть других румынских территорий, отошла к Советскому Союзу и попала в Молдавскую ССР. Поскольку Евфросиния владела поместьем, а значит, была помещицей, новая власть с ней особо не церемонилась — сначала у нее конфисковали имущество, а потом выселили из дома. Керсновская отправила мать к родственникам в Румынию, а сама решила обустраиваться в новой советской республике. Однако, поскольку Евфросиния была признана бывшей помещицей, она была поражена в правах, и работу найти было практически невозможно.

Керсновская, не имевшая советского паспорта, работала по частному найму. Спала там, где придется, не желая обременять собой других людей. Когда в 1941 году началась массовая депортация бессарабского населения, она не стала прятаться от НКВД и последовала в ссылку вместе с остальными.

По альбомам Евфросинии видно, что взгляды на действительность у нее были идеалистическими: не столкнувшись с очередной несправедливостью, она, похоже, не могла себе и представить, что так бывает. Убедившись воочию, что еще как бывает, она тут же пыталась исправить ситуацию собственными силами, которых, разумеется, не хватало, а люди вокруг вовсе не спешили возмущаться сложившимся порядком, поддерживая кажущийся уже естественным ход вещей.

У Керсновской во время этапирования была возможность остаться в одном из приобских колхозов, но она пошла дальше со всеми, считая, что на лесозаготовках больше заработает, да и с топором она управляться умела. Однако ни о каких деньгах речи не шло. Ссыльные трудились по 12 часов в день, ничего за это не получая — иногда даже пайка.

Заключенные ГУЛАГа

Фото: ТАСС

Евфросиния всегда считала необходимым защищать права тех, кого унижали представители администрации леспромхозов. Она не терпела несправедливости и в результате нажила себе врага в лице руководителя одного из леспромхозов по фамилии Хохрин, любившего издеваться над людьми и писать доносы.

В конце концов Керсновская бежала, причем совершенно к этому не готовясь. Она собиралась зарубить Хохрина топором, но в последний момент не смогла поднять руку на человека и ушла в тайгу, практически ничего с собой не взяв. Во время ее скитаний ее несколько раз ловили представители властей, но отпускали.

Увы, удача не улыбалась ей бесконечно, и в августе 1942 года Евфросинию вновь задержали. На допросе она правдиво рассказала о том, откуда пришла, и о причине побега. Однако следователь, видимо, желая выслужиться, обвинил ее в шпионаже. Керсновскую пытали, надеясь выбить у нее признательные показания, которые она так и не дала. Но это было и не нужно — выездная сессия судебной коллегии Нарымского окружного суда Новосибирской области признала ее виновной в побеге из места обязательного поселения и клевете на жизнь трудящихся в СССР, приговорив к расстрелу. От помилования Керсновская отказалась, но расстрельный приговор заменили на 10 лет исправительно-трудовых лагерей.

В заключении Евфросинии пришлось пережить многое. Когда везло, работала в медсанчасти, в морге, приходилось трудиться и в забое. Ей продлевали срок за тягу к справедливости, желание говорить правду и защищать других заключенных. В 1944 году ее перевели в Норильлаг. Вместе с другими заключенными туда ее доставили на теплоходе. Освободилась она в 1952 году, досрочно.

Но на этом ее жизнь в лагере не закончилась. Керсновская была поражена в правах сроком на пять лет и осталась работать в шахте — теперь уже за небольшой оклад. Вскоре она, с отличием окончив курсы горных мастеров, стала помощником начальника участка. На «материк» из норильского лагеря Керсновская попала уже после смерти Сталина, в 1956-м, а двумя годами позже разыскала мать, которую давно считала умершей.

Альбомы Евфросинии Керсоновской выглядят немного наивно, однако не позволяют усомниться в том, что все это было. Если с холодными сводками и цифрами могут спорить специалисты, то, глядя на эти рисунки и читая текст, сразу чувствуешь эмоции автора. Нет, Керсоновская не обличает, не рассказывает только об ужасах. Ее работы отражают странный статус-кво, в котором ей приходилось существовать. И хорошо бы, чтобы больше никогда, никому не потребовалось писать такие мемуары.

Воспоминания М.Ф.Махнева как источник по истории ГУЛАГа

История ГУЛАГа привлекает внимание многих отечественных и зарубежных историков. Исследователи привлекают массу разнообразного материала для того, чтобы раскрыть сущность процессов, происходивших тогда в Советском Союзе. Помимо архивных материалов большой интерес вызывают также непосредственные свидетельства очевидцев – наших сограждан, переживших период репрессий и рассказавших затем о том, что они видели собственными глазами.

Как отмечает автор работы «Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа как исторический источник» Н.А.Мухинова: «Большую значимость в этой связи представляют воспоминания бывших узников советских исправительно-трудовых лагерей. Этот ценнейшей источник, раскрывающий многие стороны жизни советского общества и советского человека, позволяет выявить новые возможности исследования феномена сталинизма»(1).

В настоящее время воспоминания репрессированных хранятся, в основном, в  двух больших архивах. Так, в архиве НИПЦ «Мемориал» существует  архивный фонд «Коллекция мемуаров и литературных произведений». Большое собрание находится также в Сахаровском центре (прежнее название — Музей и общественный центр «Мир, прогресс, права человека» имени Андрея Сахарова), учредителем которого  является «Общественная комиссия по сохранению наследия академика Сахарова», международная неправительственная организация, созданная в 1990 году.

По вполне очевидным причинам в последние годы появляется все меньше воспоминаний репрессированных. И, разумеется, каждая новая находка представляет большой интерес.

Мне хотелось бы рассказать о воспоминаниях Михаила Федоровича Махнева, переданных им лично автору  данной статьи.

Михаил Федорович Махнев родился  в небольшой деревеньке в Свердловской области, учился в школе красной молодежи. Планировал поступить в железнодорожный техникум, но его отца за то, что раздал в голодный год излишки зерна крестьянам, отправили в бессрочную ссылку в Сибирь. В итоге в  1933 году семья Махневых оказалась в поселке Маслянино в Новосибирской области. Дед и бабка М.Ф.Махнева умерли от голода, а отцу с большим трудом  удалось устроиться пастухом. Самого же Михаила, как «грамотного», взяли бухгалтером в одну из районных организаций. Затем он заочно  поступил на учебу  в Московский институт народного образования.

В 1937 году был арестован по неизвестной причине. Протокол допроса  подписать отказался, за что был избит следователем  рукояткой нагана. Чтобы сознался в преступлениях, которых не совершал, был отправлен в «холодную». Опасаясь замерзнуть насмерть, был вынужден плясать три часа без перерыва…В результате следователь в протоколе расписался за М.Ф.Махнева и констатировал: «Десятка по пятьдесят восьмой тебе обеспечена!»

В лагерях на Колыме М.Ф. Махнев провел десять лет: забойщик, бурильщик, бригадир забоя, горный мастер… Был освобожден 12 февраля 1947 года, а справку о своей реабилитации получил только через одиннадцать лет.  В дальнейшем жил в городе Куйбышев Новосибирской области. Работал на пищекомбинате. Спустя много лет начал писать воспоминания о пережитом.

Воспоминания Михаила Федоровича Махнева трудно классифицировать определенным образом. Сам он называл их «Дневником», хотя по форме это скорее заметки. Разумеется, их автор читал и «Архипелаг ГУЛАГ, и «Крутой маршрут», «Колымские рассказы» и «Непридуманное», но он тоже постарался придать своим воспоминаниям литературную форму. И объяснил, почему он взялся за эту работу: «Я не считаю себя литератором. Я просто писал правду для себя. На Колыме выживал один из тысячи — я выжил и, значит, должен рассказать обо всем, что видел».

Свои воспоминания  Михаил Федорович Махнев писал на тетрадных листах крупным ровным почерком. Они разделяются на две  части: собственно «Дневник» и сборник небольших мини-новелл.

В «Дневнике» речь идет  о жизни в империи ГУЛАГа, начиная с того момента, как молодой человек оказался на борту печально известного судна «Джурма», которое использовали для перевозки осужденных по морю, и до окончания Великой Отечественной войны. Автор подробно рассказывает о жизни в лагере при золотоносном прииске Верхний Ат-Урях, описывает и жизнь заключенных, и распорядок дня. Он подробно характеризует и начальников лагеря, которых довелось видеть. Вот как М.Ф.Махнев характеризует полковника С.Ф.Гаранина: «Начальник лагеря — полковник Гаранин был палач из палачей. В конце 1938 года его вдруг объявили японским шпионом и расстреляли, чтобы скрыть следы всех его преступлений».

Действительно, полковник Гаранин – одиозная личность, о которой писали и Александр Солженицын, и Варлам Шаламов. Старший научный сотрудник лаборатории истории и археологии СВКНИИ ДВО РАН Александр Козлов написал о  нем статью под характерным названием: «Гаранин и «гаранщина»(2).

Рассказал М.Ф.Махнев и о другом человеке, сохранившем достоинство в труднейших условиях: «Василий Иванович Лебедев из донских казаков был следующим начальником лагеря. Он  оставил о себе хорошее впечатление: заботился о чистоте территории, построил баню. К нему можно было обратиться с любым вопросом. Заключенные любили его, между собой называли «дядей Васей». Позже его перевели начальником другого лагеря, о чем мы все сильно сожалели».

Автор воспоминаний  написал десять заявлений с просьбой отправить его на фронт. Ответа не получил. Почему? Это было очевидно: «Стране как никогда нужно было золото. Им расплачивались с союзниками за оружие, оборудование, продукты питания. А золота в это время на Колыме было огромное количество — и в россыпях, и в шурфах, и в шахтах. Добывалось же оно неимоверно тяжело. Поэтому обидно, что каторжный труд заключенных, в большинстве своем безвинно осужденных, так и не оценен пока потомками. А ведь эти люди сделали для победы очень много».

Дальше события развивались следующим образом: «С каждым днем нас оставалось все меньше. Пополнения не было, потому что всех отправляли на фронт. План добычи золота всякий раз увеличивался. Для начальства лагеря выход был один: беречь людей, хорошо кормить, одевать, иначе некому будет работать. Когда немцы подошли к Москве, администрация лагеря побоялась, что среди заключенных вспыхнет восстание, поэтому на сопках были расставлены пулеметы. Но люди вопреки всем прогнозам стали работать еще лучше, искренне веря в победу над врагом. Убедившись в полной надежности «контры», начальство приказало снять пулеметы. За хорошую работу многим моим товарищам, в том числе и мне, «скостили» по одному году пребывания в лагере. Наиболее опытные заключенные стали выдвигаться на ответственные должности — бригадирами, горными мастерами».

Десять мини-новелл, написанных М.Ф.Махневым, рассказывают о событиях и людях, которые навсегда врезались в память. Они совсем невелики по объему, но бесценны по содержанию, так как приводят новые факты, свидетельствующие о той эпохе.  Названия мини- новелл, как правило, короткие, но они передают суть рассказа: «День освобождения», «Если успеешь», «Свидание», «Трояк», «У костра». «В шурфе», «Замороженный этап». Есть среди них и рассказы о людях: «Христосик», «Виктор Викторов», «Иуда Скариотский».

Стиль автора наиболее ярко характеризуют мини-новеллы, тексты которых приводится ниже.

Если успеешь…

Июль 1938 года. Прииск. В бараках тесно, душно. Заключенный Иван Уварич, в прошлом инженер-сантехник, грязный, оборванный, с бессмысленным взором на худом желтом лице, сегодня освобожден от работы в забое по причине расстройства желудка. И вот он ведет разговор с таким же бедолагой, чуть-чуть не попавшим на тот свет:

— Вы, Эдуард Павлович, возьмите сегодня и съешьте мою пайку, а я завтра вашу съем.

— Если успеешь, — бормочет тот в ответ.

Свидание

Колымская темная зимняя пора. Сквозь просветы в облаках изредка выглядывает ночное бледное небо. Метет поземка. Стройная женщина легкой походкой идет за мужчиной. Надежда Ивановна Малютина — жена главного механика прииска «Ветреный», имеющая двухлетнего сына, и заключенный Виктор Григорьевич Зорин, отбывающий здесь срок, оставивший на воле жену и дочь, искали в эту пору место для тайной встречи. Вскоре они совсем исчезли из вида…

Пьяные от любви два совершенно противоположных по занимаемому положению человека решились на свидание… в морге. Морг стоял в ста шагах от прииска и никогда не закрывался.

…Надежда с ужасом отпрянула от Виктора, когда светом от зажженной спички из темноты выхватило груды голых скрюченных трупов. Это были тела бывших заключенных, не выдержавших пятидесятиградусного мороза и тех жутких лагерных условий жизни и работы, в каких они находились в сороковых годах.

Встречи и ласки среди трупов… Тот, кто не прошел этот путь, не поверит, что эти люди были безмерно счастливы в ту морозную ночь. Живые среди мертвых… Наслаждаясь ворованным, кратковременным счастьем, они не думали о неизбежной расплате…

Трояк

Вечером перед разводом зачитали приказ начальника лагеря о расстреле за саботаж. В числе тех, кого должны были завтра расстрелять, был черный, как грек, мужчина средних лет. А фамилия у него была русская — Ларионов. Знаком я с ним был давно — работали в одной бригаде. После вечерней проверки Ларионов подошел ко мне и протянул замусоленный трояк — долг, который он возвращал перед смертью…

Иуда Скариотский

Его, чуть живого от истощения, взял в контору нормировщиком начальник шестого приискового участка Блинов, молодой статный москвич, попавший на прииск имени Ворошилова Ат-Уряхского горного управления после ранения в ногу в первые дни Отечественной войны.

Через месяц-два Букбулатов, добравшись до жирных харчей, поправился, и его чисто азиатского типа лицо заблестело здоровым цветом жизни и силы.

Блинов по своему русскому простодушию часто рассказывал о непорядках на участке, о том, что много золота идет в отвалы, о поломках импортных дорогих машин. Слушал откровения своего начальника Бикбулатов и сквозь зубы сплевывал слюну — такая у него была привычка. А вечером, по-собачьи заглядывая Блинову в глаза, все повторял: «Спасибо вам за мое спасение, человеком стал. Век не забуду. Из тюрьмы выйду — детям о вас рассказывать буду. Ведь погиб бы я в забое».

— Ну ладно, ладно, знай работай честно, — говорил добродушно Блинов.

…Раз в неделю охрана и нарядчики делали в бараках сплошной обыск — «шмон», как звали этот процесс заключенные. Вот в такой день нарядчик Алеха и извлек из кармана пиджака Бикбулатова лист бумаги, исписанный красивым почерком: «Уполномоченному НКВД Федорову… Начальник участка Блинов И. А. вредительски, с целью уничтожения запасов золота сбрасывает его в отвалы, а 12 июня 1943 года умышленно вывел из строя бутару. Вообще это вредный для государства человек, скрытый враг народа. Бикбулатов».

Блинов читал донесение подлого человека и всё пожимал плечами да качал головой и удивленно бормотал: «Вот иуда Скариотский, вот мерзавец!» А Алеха добавил: «Сучейший из сучек, стукач из стукачей!»

Справка: Бикбулатов, бывший ответственный работник Татарии, осужденный тройкой НКВД на 10 лет по статье 58.

Воспоминания М.Ф.Махнева и биографические материалы о нем переданы автором статьи в Сахаровский центр.

                                          БИБЛИОГРАФИЯ.

1. Мухинова Наталья Александровна. Воспоминания поволжских узников ГУЛАГа как исторический источник : дис. … канд. ист. наук : 07.00.09 Казань, 2006 188 с. РГБ ОД, 61:07-7/35

2. http://www.kolyma.ru/magadan/index.php?newsid=392

© В.И. Кузменкин, 2013

Печатается по книге: Сборник материалов международной научной конференции «Глобальные процессы в региональном измерении: опыт истории и современность», Т.1, Новосибирск, СГГА, 2013 г.

 

 

«Кампания по переписыванию советской истории работает успешно», – Катерина Патин о «ГУЛАГ: репрессии не заканчиваются»

Сегодня в России закрываются музеи, унифицируются учебники, запрещаются открытые дискуссии в СМИ. Но еще живы те, кто видел советские репрессии, и у них своя правда, которую они хотят донести до нового поколения.

Наши партнеры Coda Story создали документальный цикл «ГУЛАГ: репрессии не заканчиваются» – короткие фильмы, в которых жертвы трудовых лагерей рассказывают истории своей жизни в местах принудительного заключения.

Мы поговорили с автором проекта Катериной Патин о том, почему тема ГУЛАГа остается актуальной.

– Катерина, что послужило причиной для запуска проекта о ГУЛАГе?

– Времени, чтобы услышать о ГУЛАГе из первых уст, осталось не так много. Сейчас в России и в других странах происходит расцвет нового поколения авторитарных лидеров. Истории очевидцев советского тоталитаризма – важное сообщение для нашего поколения.

Многим выжившим сейчас 80–90 лет, но это не значит, что они не видят, что происходит в мире. Им интересно не только рассказывать истории из прошлого, но и в проводить параллели с настоящим. Ни одна страна не застрахована от манипулирования историей, и мы как журналисты четко видим, как искажение прошлого служит режимам настоящего во всем мире.

– Как вы искали своих героев?

– Команда Coda Story работала с продюсерами в России и Латвии, которые находили героев через Московский музей истории ГУЛАГа, «Мемориал» и другие местные организации.

– Можете рассказать о героях? Кто они?

– У всех героев нашего сериала разный опыт в лагерях: аресты, допросы, тюремное заключение, казни, депортации, ссылки… Мы взяли интервью у людей разных возрастов, потому что важно понимать, что ГУЛАГ –​ это не только одна темная глава советской истории. Это фундаментальная часть экономического планирования и системы управления в СССР, существовавшая с 1918-го по 1987-й.

– ​Героям было трудно говорить об их прошлом?

–​ Некоторые из выживших в ГУЛАГе, с которыми мы говорили, впервые за много лет нарушили молчание. Для многих героев пересказ их опыта означал его повторное переживание. Некоторым действительно было трудно пересказывать историю заключения. Для нас это большая честь – иметь возможность запечатлеть их до того, как они исчезнут. Я думаю, жертвы репрессий понимают, почему их опыт так важен и актуален сегодня.

–​ Как вы думаете, как изменилось отношение к советскому прошлому в российской политике за последние несколько лет?

–​ Это невероятно, что ни один человек не понес наказание за то, что происходило в лагерях. В школьных учебниках система ГУЛАГ выглядит как небольшая сноска. В то же самое время Владимир Путин вносит поправки в законы об образовании, включая инструкции по патриотизму и освещению войны.

Закрытие единственного музея, расположенного в бывшем лагере ГУЛАГа, особенно показательно: «Пермь-36» был музеем с мощной экспозицией лагерной жизни. Туда приезжали огромные группы россиян и иностранных туристов. Но в 2015 году частный музей был внесен в список «иностранных агентов», а затем перешел под управление местных властей.

Они, в свою очередь, пересмотрели наполнение музея, решив сосредоточиться на вкладе заключенных в производство древесины во время Второй мировой войны. Дезинформация, окружающая историю ГУЛАГа, это не столько кампания по производству откровенной лжи, сколько замалчивание, уменьшение значимости одной из наиболее важных глав истории до такого состояния, чтобы эти воспоминания и опыт не имели никакого особого значения для настоящего.

Галина Нелидова

–​ Вы говорили со своими персонажами о политической ситуации в России сейчас?

–​ Для нас было важно, чтобы «ГУЛАГ: репрессии не заканчиваются» стал серией фильмов не о прошлом, а о том, что сейчас происходит. Узник ГУЛАГа Галина Нелидова откровенно поделилась мнением о текущей политической ситуации в России. Она сказала, что испытывает отвращение, наблюдая за тем, как наследие Советского Союза реабилитируют сегодня на российском телевидении: «Мне досадно, что люди не знают правды до сих пор. Слушаешь, когда даже Зюганов говорит: «Подумаешь, там несколько тысяч было арестованных». Но когда мы знаем, что это были миллионы и что до сих пор и в Бутове, и в Коммунарке лежат расстрелянные безвинные люди. И мы это знаем!»

И дальше продолжает: «Мне многое не нравится –​ то, что все-таки, несмотря на гласность, за ерунду за какую-то вдруг привлекают, дают статью, отправляют. Я сразу возвращаюсь мыслями и с ужасом думаю, что «не дай Бог!» Не дай Бог, чтоб не вернулось это время. Не дай Бог! И думаю: «Господи, хоть бы моим внукам и правнукам жить в стране в нормальной». Просто молю Бога».

–​ Я понимаю, что вы услышали много ужасных историй, но можете сказать, какая повлияла на вас больше всего?

–​ Выбрать очень сложно, тем более что каждая история совершенно уникальна. Но если нужно выбрать, то это, наверное, первый человек, у которого мы взяли интервью, –​ Ирина Вербловская из Санкт-Петербурга. Выживший узник ГУЛАГа и историк, она смогла рассказать и свою собственную невероятную историю, и отойти на шаг назад, чтобы увидеть, как она вписывается в более широкий исторический контекст.

«К сожалению, наш исторический опыт с самых давних времен очень суровый, –​ сказала она. –​ У нас не ценят человеческую личность. У нас не ценится человеческая жизнь. У нас массами и цифрами оперируют, а не человеками. Как это народная мудрость говорит: от тюрьмы и от сумы не зарекайся, хоть ты виноват, хоть ты ни в чем не виноват. Такова наша реальность».

Ирина пережила такой беспощадный период истории, но сохранила в памяти мелочи, нежные детали: то, что она чувствовала, когда ее муж смотрел на нее, как она искала луну сквозь тюремное окно, цвета сибирской тайги летом.

Ирина Вербловская

–​ Расскажите больше о проектах Coda Story? Какие ваши основные цели?

–​ Coda Story фокусируется на проблемах по очереди, глубоко изучая события, формирующие наш мир. Наша команда сообщает о дезинформации, авторитарных технологиях и войне с наукой. Мы объединяем истории со всего мира и исследуем, как они формируют нашу жизнь. Мы не гонимся за последними новостями. Мы отслеживаем тенденции, следим за темами, которые, несмотря на их важность, выскользнули из заголовков.

Мы работаем, чтобы рассказывать о том, что вы никогда не слышали раньше, и показывать связи между событиями, о которых вы не подозревали. Наша серия «ГУЛАГ: репрессии не заканчиваются» – часть проекта о переписывании истории и том, как оно служит режимам по всему миру.

– Как вы думаете, ГУЛАГ остается актуальной темой в 2020 году?

– Конечно. Кампания по переписыванию советской истории работает невероятно успешно: почти половина молодых россиян говорит, что никогда не слышали о чистках сталинской эпохи и самом Сталине. Вождь никогда не был более популярным: в 2019 году 70% россиян ответили, что одобряют роль Сталина в истории.

Президент Владимир Путин даже предостерегает от «чрезмерной демонизации» Сталина. По мере того как выживших заключенных становится все меньше и меньше, будет все меньше голосов, чтобы рассказать правдивую историю о системе террора в Советском Союзе, которая определяла жизнь людей в течение десятилетий.

Другие книги…. о ГУЛАГе

Владимирская областная научная библиотека стала участником программы «Другие книги», организованной Фондом памяти и Государственным музеем истории ГУЛАГа. Программа призвана сделать книги, рассказывающие об истории советских массовых репрессий, доступными для широкой аудитории. Наша библиотека получила в дар книги об истории ГУЛАГа: среди них научные произведения, документальная проза, мемуары и стихи репрессированных авторов, а также рассказы о предметах музейной коллекции, вещественных доказательствах эпохи репрессий. Предлагаем с ними познакомиться.

АТЛАС ГУЛАГа. Краткая история ГУЛАГа и политических репрессий в СССР. — Москва : Музей истории ГУЛАГа, 2020. — 127 с.

Специалисты Музея истории ГУЛАГа тщательно отобрали ключевые документы, статистические данные, цитаты и фотоматериалы, с их помощью можно проследить зарождение, развитие и упадок репрессивной системы в СССР в период 1920-1950-х годов. Это издание, конечно, не ответит на все вопросы об истории ГУЛАГа, но поможет сориентироваться в основных понятиях, событиях и датах. Написанный максимально доступным языком, «Атлас ГУЛАГа» будет интересен как тем, кто впервые столкнулся с темой репрессий, так и желающим восполнить для себя пробелы в хронологии событий, разобраться в экономике и географии ГУЛАГа, условиях жизни и стратегиях выживания в лагере, процессе реабилитации и состоянии памяти о ГУЛАГе сегодня.

Кизны Т. Большой террор, 1937-1938. — Lausanne : Les edition Noir sur Blanc, 2013. — 412 с.

Книга представляет документальный проект известного польского фотографа и журналиста Томаша Кизны. В фотоальбоме наряду с архивными тюремными фотографиями расстрелянных в 1937-1938 годы жертв террора помещены снимки мест массовых расстрелов и захоронений на территории бывшего СССР, а также фотографии потомков репрессированных, чьи воспоминания Томаш Кизны записывал на видеокамеру.

Выжившие. ГУЛАГ : сборник графических новелл : воспоминания жертв массовых репрессий. — Москва : Музей истории ГУЛАГа : Фонд памяти, 2020. — 100 с.

Это воспоминания жертв массовых репрессий, рассказанные языком графических новелл. Проект призван сформировать среди молодежи знание о трагических событиях в истории нашей страны, дать возможность почувствовать боль и ужас того несправедливого времени – с тем, чтобы каждый для себя решил, как важно не допустить его повторения. Героями графических новелл стали люди, истории которых рассказаны в новой постоянной экспозиции Музея истории ГУЛАГа. Их воспоминания проиллюстрировали четыре графических дизайнера.

Первое слово правды : доклад комиссии ЦК КПСС Президиуму ЦК КПСС по установлению причин массовых репрессийпротив членов и кандидатов в члены ЦКВКП(б), избранных на XVII съездепартии. 9 февраля 1956 г. — Москва : Музей истории ГУЛАГа : РГАСПИ, 2020. — 179 с.

В книге опубликован текст доклада «комиссии Поспелова» (1956) с научными комментариями, а также впервые предпринято факсимильное воспроизведение подлинника доклада и ряда других документов эпохи Большого террора. «Комиссия Поспелова», была создана 31 декабря 1955 года для выяснения вопроса о политических репрессиях против руководящих партийных, государственных и военных деятелей. Подготовленный комиссией объемный доклад содержал жуткий по своей убедительности фактический материал о массовом терроре, развязанном в стране во второй половине 1930-х годов.

Крейцер Б. Г. Художник Борис Крейцер : сборник статей. — Москва : Музей истории ГУЛАГа : Фонд Памяти, 2020. — 304 с.

Борис Крейцер был выдающимся книжным иллюстратором, архитектором, плакатистом. Тесный контакт с зарубежными коллегами и соседство по коммунальной квартире с японскими специалистами сделали художника главным объектом внимания НКВД. В 1938 году он едва избежал расстрела по сфабрикованному делу и был отправлен в лагеря как немецкий и японский шпион. Находясь в заключении в Республике Коми, Крейцер по заказу НКВД создал серию эскизов токарных игрушек, папка с эскизами хранится сейчас в Музее истории ГУЛАГа. Другие работы Крейцера находятся в Третьяковской галерее и Русском музее.
Книга о репрессированном ленинградском художнике Борисе Крейцере вышла в одной книге, но двух частях. Это уникальное издание — аллигат, книга-перевертыш, книга с двойным входом.
«Художник Борис Крейцер. Папка с эскизами» — первая часть книги перевертыша. В этой части книги — все о лагерной и ссыльной жизни Бориса Генриховича, трагичной и счастливой одновременно.
Вторая часть книги-перевертыша — «Художник Борис Крейцер. Я ухожу с чемоданами полными книг». Это рассказ о фантастическом мастере книги, художнике-графике Борисе Крейцере (1905–1979), о его счастливой жизни в профессии, о творческих удачах и победах. Борис Крейцер успел сделать удивительно много и продолжал работать до последнего дня. «Ухожу с полными чемоданами», — сказал он перед смертью своему другу…

Ратушинская И. Б. Серый — цвет надежды : документальная проза, стихи. — Москва : Музей истории ГУЛАГа : Фонд памяти, 2020. — 481 с.

Книга необычна не только потому, что это единственная книга о женском политическом лагере строгого режима постсталинской эпохи. Ирина Ратушинская смогла предельно точно описать атмосферу той жути, которая царила на зоне, а главное, она смогла показать, что можно вынести все испытания не сломавшись и сохранив себя, и даже выйти из этой борьбы победителем. Мертвым или живым, но победителем.
Книга была издана более чем в 20 странах. В России была опубликована впервые в рамках Издательской программы Музея истории ГУЛАГа и Фонда Памяти.

Метео-чертик. Труды и дни. 1941 :рукописная книга-дневник, созданная в Карлаге, и история жизни ее автора — Ольги Михайловны Раницкой : [сборник /Музей истории ГУЛАГа, Фонд памяти, Новая газета]. — [Изд. 2-е]. — Москва : Музей истории ГУЛАГа [и др.], 2020. — 319 с.

Книга посвящена рукописной книжечке-дневнику с рисунками и двустишиями, которую заключенная Карлага Ольга Раницкая создавала для сына Саши в 1941–1942 годах.
Ольга работала на лагерной метеостанции, поэтому главным героем книжечки стал маленький метео-чёртик. В дневнике часто делаются ссылки на произведения русской литературы, в том числе, написанные Пушкиным и Лермонтовым, а также латинские выражения. В 1943 году Ольга Раницкая узнала, что ее сын Саша погиб. Ей было некому передать свой дневник, поэтому она оставила его солагернице.
Спустя много лет книжечка попала в Музей истории ГУЛАГа и стала его экспонатом под номером ГМИГ КП-2809. В 2017 году Музей истории ГУЛАГа выпустил книгу «Метео-чертик. Труды и дни», которая включает в себя факсимильную копию дневника, репродукции газетных статей о его находке, запись допроса Раницкой, а также ее стихи. Потребовалось восемь лет, чтобы свести все воедино. Ольга Раницкая была реабилитирована в 1956 году.

Городин Л. М. Одноэтапники : невыдуманные рассказы. — 2-е изд. — Москва : Музей истории ГУЛАГа : Фонд памяти, 2020. — 277 с.

В событиях, сюжетных линиях «Одноэтапников» — реальные, тяжелые жизни и судьбы заключенных, работавших на лесоповале, лагерных стройках Воркутлага. Автор книги, Леонид Городин, впервые был арестован в двадцать один год за распространение «Письма к съезду» В. И. Ленина, а последующие сфабрикованные обвинения воплотились для него в годы ссылок и восемь лет заключения, проведённые в лагерях Воркутлага, на стройках и лесоповале. Трижды осуждённый за контрреволюционную троцкистскую деятельность, он лишь в начале 1990-х годов добился полной реабилитации.
В 1960-е и 1970-е годы Городин написал цикл лагерных историй заключённых. Некоторые из них были опубликованы в воркутинской газете «Заполярье», но только в 2018 году эти рассказы впервые вышли в авторской книжной серии Музея истории ГУЛАГа и Фонда памяти. К изданию прилагаются материалы трёх следственных дел Леонида Городина и составленный автором словарь упоминаемых слов из лагерного обихода.

Добренко Е. А. Поздний сталинизм : эстетика политики. — Москва : Новое Литературное Обозрение, — Т. 1. — 2020. — 704 с., Т. 2. — 593 с.

Новое фундаментальное исследование известного историка сталинской культуры Евгения Добренко посвящено одному из наименее изученных периодов советской истории – позднему сталинизму. Рассматривающая связь между послевоенной советской культурной политикой и политической культурой, книга представляет собой культурную и интеллектуальную историю эпохи, рассказанную через анализ произведенных ею культурных текстов — будь то литература, кино, театр, музыка, живопись, архитектура или массовая культура. Обращаясь к основным культурным и политическим вехам послевоенной эпохи, автор показывает, как политика сталинизма фактически следовала основным эстетическим модусам, конвенциям и тропам соцреализма. Эта связь позволила создать новую советскую нацию, основные фобии, травмы, образ врага, культура ресентимента и весь ментальный профиль которой, окончательно сложившись после войны и пережив не только сталинскую, но и советскую эпоху, определили лицо сегодняшней России. Евгений Добренко — филолог, историк культуры, профессор Шеффилдского университета (Великобритания).

Все эти книги можно взять  в отделе гуманитарной литературы.

евреи в ГУЛАГе • Arzamas

Как сталинские репрессии меняли судьбы советских евреев и как заключенные в лагерях сохраняли свою национальную идентичность

Авторы Кристина Танис, Илья Удовенко

Террор был неотъемлемой частью советского режима с самого начала его установления, но сталинская карательная система выделя­ется на этом фоне масштабом репрессий — и не только Большой террор 1937–1938 го­дов, но и весь период существования ГУЛАГа. Эта аббревиатура появляется в официальном делопроизводстве в 1930 году, когда статус еще небольшого Управления исправительно-трудовых лагерей с аппаратом из 80 человек был повышен до Главного управления. Фактически с этого момента начинается институцио­нальное станов­ление ГУЛАГа, которое достигнет своего апогея во второй половине 1940-х — начале 1950-х годов и завершится со смертью Сталина. В 1956 го­ду Главное управле­ние лагерей будет пере­именовано в Главное управление исправи­тельно-трудовых колоний, а в 1960 году — ликвидировано. За 27 лет существо­вания ГУЛАГа через лагеря, колонии и тюрьмы прошло около 20 миллионов человек. Всего с 1930 по 1956 год к лишению свободы было пригово­рено 20 839 633 человека, из них около пяти миллионов человек — за так называемые контрреволюцион­ные преступления.

 

Лекция «Сталин и Большой террор»

Из курса Олега Хлевнюка «Сталин. Вождь и страна»

Сколько евреев прошло через ГУЛАГ?

Точное количество евреев, прошедших через советские лагеря, неизвестно. Статистика о численности и национальном составе заключенных ГУЛАГа показывает, что в разные годы количество заключенных еврейской националь­ности варьировалось от 9530 до 31 132 человек, но эта цифра никогда не превы­шала 3 % от общего количества. Тем не менее несправедливо утверждать, будто советских евреев репрес­сии не коснулись. Евреи, как и многие советские гражда­не, особенно пострадали в период Большого террора 1937–1938 годов, когда чуть более чем за год были арестованы около 1,6 миллиона советских граждан, 680 тысяч из них — расстреляны.

Наибольшее количество еврейских заклю­ченных за все годы существования ГУЛАГа пришлось на 1941 год, когда в советских лагерях находилось 31 132 «лица еврейской национальности». Этот высокий показатель прежде всего можно объяснить двумя факто­рами. Во-первых, к 1941 году из-за раздела Польши, присоединения прибалтийских государств и притока беженцев из стран, оккупированных Германией, СССР стал страной с самым большим еврейским населением в мире. Во-вторых, советизация присоединенных территорий сопровожда­лась массовыми чистками, депортациями и масштаб­ными ареста­ми. Из 106 140 аресто­ванных в западных областях Белоруссии и Украины за 1939–1941 годы более чет­верти — 23 590 человек — были евреями.

Однако важно уточнить, что аресты были связаны не с национальной принад­леж­ностью, а скорее с социальным и полити­ческим прошлым людей. На при­соеди­ненных территориях евреи, будучи преимуще­ственно городскими жите­лями, вели актив­ную торговую и предпринимательскую деятельность, предосудительную с точки зрения советских властей, и активно участвовали в политической жизни страны. Как отмечает историк Олег Будницкий, «власть не отделяла эллинов от иудеев, и в этом смысле евреи, бесспорно, получили полное равенство в бесправии».

К показателю 1941 года общая численность еврейских заключенных по всему Советском Союзу приблизится только в 1951 году — в разгар кампании по борьбе с космополи­тизмом, суда над членами Еврейского антифашистского комитета  Еврейский антифашистский комитет — советская общественная организация, обра­зованная в 1942 году из видных советских евреев: представителей интеллигенции (писа­телей, режиссеров, ученых), военных и политических деятелей. Целью комитета была организация финансовой и полити­ческой поддержки СССР со стороны еврей­ских организаций в войне против Германии. После войны комитет старался помогать евреям, пострадавшим в ходе нее, собирал свидетельства об уничтожении евреев нацистами. В результате антисемитского поворота в политике СССР в 1948 году комитет был закрыт, а члены его президиума арестованы по обвинению в национализме. 12 августа 1952 года 13 из 14 членов прези­диума Еврейского антифашистского комитета были расстреляны. и «дела врачей»  «Дело врачей» (также известно как «дело врачей-вредителей» и «дело о сионистском заговоре в МГБ») — уголовное дело против видных советских врачей, лечивших предста­вителей советской элиты и арестованных в январе 1953 года. Дело стало частью более общей антисемитской кампании по борьбе с «безродным космополитизмом». Вскоре после смерти Сталина в марте 1953 года все арестованные по этому делу были освобо­ждены и полно­стью реабилитированы., — когда в лагерях ГУЛАГа окажется 25 425 евреев.

 

Курс «История евреев»

13 лекций о важных событиях и явлениях, которые произошли с еврейским народом от его появления до конца XX века

Национальный вопрос в ГУЛАГе

Как ни странно, национальность не опре­деляла положения заключенного в лагере. Бывший заключенный и один из основате­лей правозащитного общества «Мемориал» Марлен Кораллов вспоминает:

«Проверяя себя, насколько я русский и насколько еврей, догадываюсь, что прежде всего я — зэк. <…> Структура уголовного мира существует по Марк­су. Там нет националь­ного вопроса. По той причине, что есть эксплуататоры и эксплуатируемые. Классовый принцип в уголовном мире раньше был важнее, чем национальный».

Евреи, как и другие советские заключенные, выполняли в ГУЛАГе самую раз­ную работу — трудились на шахтах, рудниках и стройках. Были среди них и уголовники-рецидивисты, успешно уклонявшиеся от работы. Так, например, бывший заключенный ГУЛАГа Липа Фишер, арестованный в 1941 году при попытке нелегально перейти советско-иранскую границу, вспоминает свое столкновение со старостой уголовников — евреем по фамилии Бухман:

«Друзья называли его „жид“. Это не было оскорблением, наоборот, Бухман был доволен кличкой, благодаря которой он как бы стал царем уголовников. Слово „жид“ произносилось ими с уважением и даже с какой-то дозой обожания.
     Бухман был рецидивистом и насчитывал в своей карьере несколько грабежей. Он был хорошо сложен, среднего роста, с симпатич­ным лицом и врожденной интеллигент­ностью. Возможно, что эта интел­лигент­ность была причиной того, что он стал „королем блатных“ („блат­ными“ называли уголовников) и его слово для них было законом.
     В „режимке“  Режимка — лагерный пункт, заключенные которого были заняты на общих работах по профилю лагеря. находились преступники разных национальностей, среди которых был татарин, осужденный за убийство. Этого бандита боялись все, даже надзиратели, он мог без всякой причины избивать других заключенных. Но было достаточно одного слова, а то и взгляда Бухмана, чтобы этот убийца моментально успокоился.
     Помню как сейчас: Бухман, спустив ноги, сидел на верхних нарах и наблюдал, как один из молодых уголовников пытался меня избить, требуя хлеб. „Отпусти его!“ — спокойно, без раздражения произнес Бухман. И странно — слова его подействовали мгновенно. Разбуше­вавшийся уголовник, скрипя зубами, опустил полено, которое было у него в руках, и стоял явно принижен­ный. Обратившись ко мне, Бухман сказал: „Иди ко мне, браток, не бойся“.
     С тех пор он меня всегда называл „браток“, и никто из бандитов больше не придирался ко мне.
     Бухман почти не ходил на работу с брига­дой. Несмотря на это, он пи­тался лучше других, хотя в „режимке“ пища была хуже, чем в зоне. Он был одет лучше других. Разу­меется, в основном он устраи­вался за счет того, что организовывал сам. Но надо признать, что он честно заботился также и о своих товарищах».

Как был устроен лагерный труд?

Главное, что определяло судьбу человека в лагере, — это вид работ, на которые его отправляли. 

По видам работ весь лагерный социум делился на несколько категорий: в пер­вую категорию входили заключенные, годные к тяжелому физическому труду, во вторую — годные к среднему, в третью — к легкому и индивидуаль­ному труду. 

Лагеря, в зависимости от климата и условий исправительных работ, имели свою специфику. Например, на норильские рудники для общих, то есть основ­ных, профильных работ предписывалось набирать только первую катего­рию — физически крепких мужчин. Трудовые нормы были практически невыпол­нимы для одного человека. На общих работах заключенные долго не выдержи­вали: условия труда, отсутствие механизации, плохое снабжение и питание превращали здорового человека в доходягу. Как отмечал бывший заключен­ный и создатель Музея истории ГУЛАГа Антон Антонов-Овсеенко, «зэк выдер­живал на строительстве дорог, на трассе, в каменном карьере, на шахте, на лесо­повале не более трех месяцев».

Подавляющая часть заклю­ченных, оставивших воспоминания о ГУЛАГе, всеми возможными способами пытались избежать общих работ как самых тяжелых. В свою очередь, началь­ство лагерей часто использовало страх перед такими работами как средство воздействия на особо строптивых заключенных: все знали, что в конечном итоге общие работы означали медленную смерть.

Заключенные второй категории также были заняты на общих работах, но им до­ставался более легкий труд. На практике это выражалось в том, что если первая категория, к примеру, валила лес и таскала бревна, то вторая — обрубала сучья.

Заключенные Озерлага на работах. 1950 год© ТАСС

Заключенные третьей категории занимались легким индивиду­альным трудом, например работали в мастерских или убирали бараки. Еще более привилеги­рованными считались профессии врача, сапожника, артиста, музыканта, художника. Этот щадящий труд был чуть ли не единственной возможностью в лагере сохранить жизнь.

Нельзя не упомянуть о еще одной категории лагерного социума — урках, или уголовниках-рецидивистах. Урки не работали, облагали данью остальных заключенных, могли отобрать еду или одежду. Администрация не имела ни средств, ни возможностей для борьбы с откровенными проявлениями лагерного бандитизма, поэтому предпочитала не вступать с блатными в конфликт, а использовать их для контроля над остальными заключенными. Уголовники-рецидивисты, составляя в среднем не более 10 % от общего количества заключенных, были одной из самых влиятельных сил лагеря.

Об условиях жизни в лагерях и об отношениях между заключенными можно судить по сообщению прокурора СССР Андрея Януарьевича Вышинского наркому внутренних дел СССР Николаю Ивановичу Ежову от 19 февраля 1938 года о результатах проверки в Байкало-Амурском, Дальне-Восточном, Уссурийском и Ухто-Печорском ИТЛ: 

«В 52-й колонне 17-го отделения… содержатся 500 заключенных. Они размещены в холодных, грязных бараках, с грязными нарами. Ввиду отсутствия классификации при размещении заключенных по баракам наиболее разложившиеся элементы создали для себя лучшие условия, заняли лучшие места (у печки), отнимают пайки и одежду у работаю­щих, в связи с чем у заключенных не имеется стимула для выхода на работу. …98 человек не работает потому, что они совершенно разуты и раздеты. Среди этих заключенных имеется группа до такой степени обносившаяся и обовшивевшая, что она представляет определенную опасность в санитарном отношении для окружающих. Эта группа заключенных настолько опустилась, что потеряла всякий человеческий облик. Из-за недостатка питания (при штрафном довольствии) они собирают кухонные отбросы, а по сло­вам некоторых заключенных, эти люди едят крыс, собак… В результате неудовлетворительного питания в лазарете лежат заключенные, крайне истощенные, а также с отморо­женными конечностями».

Хотя национальность не играла определяю­щей роли в советской исправи­тельно-трудовой системе, это вовсе не означает, что заключенные в лагере теряли свою нацио­нальную идентичность. В частности, это касалось евреев из Прибалтики и Польши — территорий, присоединенных СССР в нача­ле Второй мировой войны. По крайней мере, те евреи, которые стремились соблюдать религиозные традиции, отмечать праздники и вооб­ще сохранять связь с еврейской культурой, хотя и с трудом, но все-таки имели возможность это делать даже в условиях лагеря.

Бывший заключенный Абрам Дасковский, отбывавший наказание в Тайшетлаге  Тайшетлаг — Тайшетский исправительно-трудовой лагерь. Администрация лагеря рас­полагалась на станции Тайшет Восточно-Сибирской железной дороги (сейчас город в Иркутской области)., вспоминает о погибшем заключенном-раввине, которого удалось похоронить по традиционному еврейскому обряду:

«…В лагере приходил ко мне беседовать харьковский раввин Лев. Он был очень образован. В условиях лагеря старик старался сохранить обычаи и законы Торы. Раввин был очень приятен и интересен в собе­седовании. Он рассказал нам многое из того, чем богата мудрость Талмуда. И вот как-то ко мне пришли мои друзья-женщины, когда у меня сидел Лев. Я стал их знакомить, но Лев им руки не подал. Создалась нелов­кость. Но после объяснения, что закон запрещает ему близкое общение с чужими женщинами, все прониклись к нему особым уважением.
     Со Львом произошло несчастье: гуляя по полотну железной дороги, он упал и умер от разрыва сердца. В лагерных условиях это был един­ственный покойник, которого начальство разрешило хоронить по обы­чаю его веры. Почти половина лагеря вышла из зоны и далеко прово­дила сани, в которых увозили на кладбище раввина».

Григорий Прейгерзон с женой и дочерьми. 1930-е годыWikimedia Commons

Каждый находил свой способ выживания в лагере. Некоторым «сохранить себя», как писал бывший заключенный Григорий (Цви-Гирш) Прейгерзон, помогали песни. Прейгерзон был специалистом по горному делу и литера­тором, писавшим на иврите. В 1920-30-е годы он публиковал свои произ­ведения в литературных журналах США, Великобритании, Палестины. В 1949 году Прейгерзона арестовали и осудили на десять лет лагерей. Благодаря своей специальности он попал в научно-исследовательское бюро тюремного типа, или шарашку  Шарашка — разговорное название научно-исследовательских лабораторий и конструк­торских бюро в системе НКВД (МВД), в кото­рых работали многие выдающиеся ученые, отбывавшие в разное время сроки в ГУЛАГе. Жизнь шарашки подробно описана Алек­сандром Солженицыным в романе «В круге первом»., где занимался обогащением угля. Но про­изошло это не сразу, первые месяцы своего срока доцент Горной академии чистил территорию лагеря, возил на тачке песок и в результате получил инвалидность на каменоломне. В своих мемуарах он вспоминал, что выжить ему помогли еврейские песни:

«Что было моей утренней молитвой? Я пел еврейские песни, пел их на иврите или напевал мотивы без слов. Все годы в лагере я собирал и запоминал песни на иврите. Многие я знал еще с детства, но здесь я не пропускал ничего. <…> Таким образом, в течение моего пребывания в лагере я периодически обновлял свой „репертуар“. Отдельно у меня были песни для субботы. В Воркуте Шенкару удалось достать молитвен­ник — сидур, и в течение нескольких дней я выучил Песню Песен (Шир ха-Ширим). Шенкар научил меня многим псалмам, которые (особенно псалом „Восхождение“) я использовал в своих молитвах. Молитвы и прогулки очищали и освежали душу, а также придавали силы, чтобы не опуститься и сохранить себя…»

Солагерник Прейгерзона, Мордехай Шенкар, был раввином из религиозной хасидской семьи  Хасидизм — особое течение в иудаизме, появившееся в XVIII веке в Восточной Европе. Его привер­женцы стремятся не столько к традиционному интеллектуальному позна­нию Бога через изучение Священного Писания, сколько к эмоционально-мистиче­скому.. После окончания Второй мировой войны он участвовал в организации неле­гального выезда любавических хасидов из СССР в Польшу. В 1951 году Шенкар был арестован (уже не в первый раз) по обвине­нию в сио­нистской деятельности и осужден на шесть лет заключения на Воркуте. Прейгерзон вспоминал:

«[В лагере] Шенкар молился три раза в день (хотя и без талита и тфи­лина  Большой талит (накидка) и малый талит (жилетка) — элементы религиозного облаче­ния иудея.
Тфилин — элемент молитвенного обла­чения иудея, пара коробочек с фрагмен­тами из Торы.), отмечал все праздники, исправно постился все дни постов и, самое главное, в лагере ел только кошерную пищу. Все это дости­галось героическими усилиями в наших условиях, но реб Шенкар был непре­клонен. Вот почему, хоть и был он замечательным работ­ником, его переводили с места на место. Почти все годы он работал бухгалте­ром на шахте или в лаге­ре. Он вся­чески избегал работать в субботу, причем делал это так, чтобы рабо­тающие с ним не обратили на это внимание. Часами он просиживал за своим рабочим столом, смотрел в бумаги, перекидывал косточки на счетах, но в суб­боту не писал. Он только проверял цифры».

В некоторых лагерях среди польских евреев, попавших в ГУЛАГ в годы Второй мировой войны, возникала своя этническая общность. Уже упоминавшийся Липа Фишер вспоми­нает «маму Рахиль» — польскую еврейку, работавшую на кухне и опекавшую вновь прибывших земляков, рискуя своей привилеги­рованной должностью:

«Она принесла котелок с кашей и чуть соли. Она дала это Якову и про­сила поделиться с товарищами. Это был геройский поступок с ее сторо­ны. Ведь получить работу на кухне для арестанта было вершиной счастья. <…> Если бы ее „застукали“, то не только бы выгнали с кухни, но вдобавок посадили бы в карцер».

В смешанных лагерях ГУЛАГа мужские зоны соседствовали с женскими. Заклю­ченные могли пересекаться на работах, и между ними могли завязаться любовные отноше­ния, несмотря на формальный запрет мужчинам посещать женские бараки. Уличенных в любовной связи в наказание могли отправить на общие работы. Липа Фишер вспоминает одну такую историю любви, возникшей между евреем и немкой, которых тоже опекала «мама Рахиль»:

«Величайшую пользу от кухни имел наш дневальный Яков Шлетер. <…>
     Поварихой была немка по имени Гертруда Венцель. В лагере она слыла красавицей: стройная, с темно-рыжими волосами и добрыми зеле­ными глазами, примерно 30–35 лет. В ней чувствовалась интелли­гентность и хорошее воспитание. Она была женой пастора немцев Поволжья, и, как известно, сразу после начала советско-немецкой войны всех немцев, живших в течение поколений в окрестностях Волги, сослали в Сибирь. <…>
     Его приговорили к смертной казни и расстреляли. Гертруде, которая работала учительницей, дали „только“ 10 лет.
     В ту ночь, когда Яков появился на кухне впервые, их взгляды встре­тились… Яков был красивый здоровый парень лет тридцати. Этот слу­чайный визит был началом любви с первого взгляда у обоих. В качестве дневального Яков имел возможность часто появляться на кухне. Гертру­да приглашала его помочь в тяжелых работах. Добрая „мама Рахиль“ притворялась, что не видит мимолетного поцелуя и даже того, что они время от времени исчезают в каморке, находившейся возле кухни».

Творчество в ГУЛАГе

Даже в тяжелейших бытовых условиях заключенные находили время и воз­можность для увлечений и творчества. Женщины чаще всего занимались вышивкой по канве, мужчины лепили фигурки из необожженной глины.

1 / 5

Пепельница, подаренная Любови Закиной. 1951 год© Еврейский музей и центр толерантности

2 / 5

Вышивка, сделанная Любовью Закиной в лагере. 1949–1953 годы© Еврейский музей и центр толерантности

3 / 5

Вышивка, сделанная Любовью Закиной в лагере. 1949–1953 годы© Еврейский музей и центр толерантности

4 / 5

Вышивка, сделанная Любовью Закиной в лагере. 1949–1953 годы© Еврейский музей и центр толерантности

5 / 5

Вышивка, сделанная Любовью Закиной в лагере. 1949–1953 годы© Еврейский музей и центр толерантности

Эти вышивки и пепельница в форме собачки попали в коллекцию Еврейского музея от Любови Шлёмовны Закиной. С приходом советской власти ее семья оказа­лась в катего­рии так называемых лишенцев  Лишенцы — неофициальное название кате­гории граждан, лишенных избиратель­ных прав в 1918–1936 годах по Конституциям РСФСР 1918 и 1925 годов. К этой категории относились монахи и служители религиозных культов, душевнобольные и умалишенные, служащие и агенты бывшей полиции, а также члены царствовавшего дома, частные торгов­цы и лица, прибегавшие к наемному труду с целью извлечения прибыли, лица, живущие с процентов с капитала, доходов с предприя­тий. Согласно переписи 1927 года, лишенцы составляли 4,27 % (3 038 739 человек) от об­щего числа избирателей., что во мно­гом предопре­делило ее судьбу. Лишенцы не имели права участвовать в выборах, не могли получить высшее образование, им тяжело было устроиться на работу, при этом они были лишены пособия по безработице и пенсии. Будучи дочерью лишенца, Любовь Закина после долгих поисков работы смогла устро­иться в юридиче­скую консультацию в Москве. В 1949 году ее арестовали и отправили в лагерь в Ульяновской области.

Пепельницу ей подарил другой заключен­ный. Были ли какие-либо отношения между ним и Любовью Закиной, неизвестно. В 1953 году она была освобождена и уехала, но пепельницу бережно хранила всю жизнь.

1 / 6

Борис Крейцер. Папка с эскизами «Токарные игрушки». 1942 год© Музей истории ГУЛАГа / ГМИГ КП-2754

2 / 6

Борис Крейцер. Пингвин. 1942 год© Музей истории ГУЛАГа / ГМИГ КП-2754

3 / 6

Борис Крейцер. Бегемот. 1942 год© Музей истории ГУЛАГа / ГМИГ КП-2754

4 / 6

Борис Крейцер. Курица, цыпленок. 1942 год© Музей истории ГУЛАГа / ГМИГ КП-2754

5 / 6

Борис Крейцер. Зебра. 1942 год© Музей истории ГУЛАГа / ГМИГ КП-2754

6 / 6

Борис Крейцер. Страус. 1942 год© Музей истории ГУЛАГа / ГМИГ КП-2754

Художник Борис Крейцер был выдающимся книжным иллюстратором, архитектором, плакатистом, работы которого сейчас хранят­ся в Третьяковской галерее и Русском музее. Контакты с зарубежными коллегами и соседство по коммунальной квартире с японскими специалистами сделали художника объектом внимания НКВД. В 1938 году по сфабрикованному делу его приго­ворили к расстрелу как «немецкого шпиона». В обвинительном заключении Крейцера записали немцем и «резидентом японо-германского центра». По воспомина­ниям художника, перед расстрелом у него стали выяснять «установочные данные»: фамилию, имя, отчество, год рождения, место рождения, национальность… Инструк­ция в предписании на расстрел гласила: «При получении осужденных необходимо тщательно опросить каждого из них с целью сверки установочных данных». В случае расхождений в данных началь­ник тюрьмы не имел права выдавать, а комендант — принимать заключенного для расстрела. Когда выяснилось, что Крейцер не немец, а еврей, родился в России, а не в Германии, его «отставили от операции». Так, парадок­саль­ным образом еврейская национальность спасла Крейцеру жизнь. Но Крейцер все равно получил восемь лет лагерей: его обвинили в шпионаже в пользу Японии. Отбывая срок в Республике Коми, художник получил заказ от НКВД на серию эскизов токарных игрушек. Были ли когда-то произведены игрушки по этим эскизам, играли ли в них советские дети — неизвестно.

После двадцати лет в заклю­чении, в 1956 го­ду, Крейцер вернулся в Ленинград. Он был полностью реаби­литирован, но до конца жизни так и не смог опра­виться от пережи­того ужаса. Когда неожиданно звонил телефон, он вздрагивал: «Это за мной».

1 / 5

Ольга Раницкая. Книга «Метео-чертик. Труды и дни». 1941 год

Надпись в углу слева: «Посвящаю сыну Сашке, которого со мной нет…»

© Музей истории ГУЛАГа / ГМИГ КП-2809

2 / 5

Ольга Раницкая. Книга «Метео-чертик. Труды и дни». 1941 год© Музей истории ГУЛАГа / ГМИГ КП-2809

3 / 5

Ольга Раницкая. Книга «Метео-чертик. Труды и дни». 1941 год© Музей истории ГУЛАГа / ГМИГ КП-2809

4 / 5

Ольга Раницкая. Книга «Метео-чертик. Труды и дни». 1941 год© Музей истории ГУЛАГа / ГМИГ КП-2809

5 / 5

Ольга Раницкая. Книга «Метео-чертик. Труды и дни». 1941 год© Музей истории ГУЛАГа / ГМИГ КП-2809

Многие заключенные, оторванные от семей и не имевшие реальной связи с родными, писали им в надежде, что они прочтут эти послания в будущем. Ольга Раницкая (Раниц­кая — псевдоним, по отцу она Рабинович) была аресто­вана в 1937 году по обвинению в том, что «она, являясь польским шпионом, проводила разведыва­тельную работу в пользу Польши, вербуя для этой цели отдельных лиц, антисоветски настроенных, проживаю­щих на территории СССР». Наказание отбывала в Карлаге  Карлаг — Карагандинский исправительно-трудовой лагерь., где работала на метеостанции.

Для своего сына она придумала карикатур­ный журнал о приключениях героя метео-чертика — «Труды и дни», который ежеднев­но вела с 1941 по 1943 год. В 1943 году Раниц­кая получила известие о том, что ее 15-лет­ний сын пове­сился, не выдержав издева­тельств одноклассников. После этого записи в книжечке обрываются.  

другие материалы о политических репрессиях в СССР

 

Первый день на свободе

Воспоминания репрессированных, которые только что вышли из лагеря

 

10 вопросов о Сандармохе

Рассказываем о массовых преступлениях, совершенных в конце 1930-х годов в карельском лесу

 

Советский писатель внутри Большого террора

Книга историка Ильи Венявкина о самом популярном советском драматурге 1930-х годов

 

Лекция «Большой террор и советская литература»

Как писатели искали язык для описания репрессий

 

Лекция «Ямальский ГУЛАГ: история „мертвой дороги“»

Что такое Трансполярная магистраль, как можно быть самоохранником и зачем мужчинам на стройке женские чулки

 

Московская карта террора в рубрике «Ссылка дня»

ПАРТНЕРЫ ПРОЕКТА

Архипелаг ГУЛАГ

Первыми на «Архипелаг» откликнулись не критики, а спецслужбы и руководители государств. Уже 2 января 1974 года, через несколько дней после выхода первого тома романа в Париже, КГБ рассылает копии «Архипелага» партийному руководству и запускает кампанию по дискредитации Солженицына. В «Окнах ТАСС» на улице Горького выставлена карикатура Бориса Ефимова Борис Ефимович Ефимов (при рождении — Борис Хаимович Фридлянд; 1900–2008) — художник. Брат журналиста Михаила Кольцова. Работал карикатуристом в крупных московских газетах и журналах. После ареста брата был отовсюду уволен, однако смог вернуться к работе в 1940-х годах, участвовал во всех советских политических кампаниях. Скончался на 108-м году жизни. ⁠ , на которой толстые кривляющиеся буржуи поднимают, как знамя, чёрную книгу с черепом и костями на обложке: «Своей стряпнёй писатель Солженицын, / Впадая в клеветнический азарт, / Так служит зарубежным тёмным лицам, / Что поднят ныне ими, как штандарт». В зарубежных изданиях через доверенных лиц КГБ публикуются материалы о сомнительном моральном облике автора «Архипелага». В квартире Солженицыных с раннего утра до позднего вечера раздаются телефонные звонки с угрозами. 14 января в газете «Правда» появляется статья «Путь предательства» за подписью И. Соловьёва: «Автор этого сочинения буквально задыхается от патологической ненависти к стране, где он родился и вырос, к социалистическому строю, к советским людям». «Литературная газета» вводит в обиход термин «литературный власовец»: «затхлая книжонка», «грязная стряпня», «верх кощунства и цинизма» — в подборке материалов от 23 января советские писатели упражняются в красноречии, пытаясь ещё сильнее «пригвоздить предателя к позорному столбу». На страницах «Литературной России» писатель Владимир Карпов Владимир Васильевич Карпов (1922–2010) — писатель, общественный деятель. Жил в Ташкенте, в молодости был чемпионом республик Средней Азии по боксу в среднем весе. В 1941 году был осуждён за антисоветскую агитацию и отправлен в штрафную роту. За отличие в боях с Карпова была снята судимость. В 1944 году был удостоен звания Героя Советского Союза. После войны был заместителем главного редактора журнала «Октябрь», главредом «Нового мира», первым секретарём правления Союза писателей СССР. Автор множества романов на военную тематику. ⁠ находит причины падения Солженицына в самой его фамилии: «Вы солжец со всеми самыми махровыми антисоветчиками, вы падаете ниц и угодливо лижете сапоги фашистским недобиткам и предателям-власовцам. И это отражено в вашей фамилии. Нет нужды подбирать вам никаких обидных имён. Вы — Солженицын».

Аргументы против «Архипелага» могут показаться сегодняшним читателям подозрительно знакомыми, похожие риторические приёмы нередко встречаются в выступлениях публицистов-государственников последних лет. Солженицын «обливает грязью» достижения страны, реабилитирует фашизм, «льёт воду на мельницу» врагов на Западе. «…Почему он молчал, когда американские бомбы падали на города Вьетнама, когда расстреливали патриотов Чили, когда расисты в США убивали лидеров негритянского движения? — вопрошает литературный чиновник Николай Грибачёв. — Почему же не прозвучал тогда голос этого «борца» за демократию и справедливость?»

Единомышленники и союзники Солженицына видят в «Архипелаге» прежде всего переломное историческое событие. Лидия Чуковская в статье «Прорыв немоты» пишет, что выход «Архипелага» по значению для страны сопоставим только со смертью Сталина. «Думаю, мало кто встанет из-за стола, прочитав эту книгу, таким же, каким он раскрыл её первую страницу, — говорит историк Рой Медведев Рой Александрович Медведев (1925) — публицист, историк. Брат-близнец учёного Жореса Медведева. Был назван в честь индийского коммуниста Манабендры Роя. Был учителем, редактором педагогического издательства, научным работником. С начала 1960-х годов принимал участие в диссидентском движении. Совместно с учёными Андреем Сахаровым и Валентином Турчиным в 1970 году опубликовал открытое письмо руководителям СССР о необходимости демократизации в стране. В годы перестройки был народным депутатом, после распада СССР — сопредседателем Социалистической партии трудящихся. Автор более 35 книг по истории и политологии. ⁠ . — В этом отношении мне просто не с чем сравнить книгу Солженицына ни в русской, ни в мировой литературе». Искусствовед Евгений Барабанов пишет, что «Архипелаг» открывает «путь к искуплению и очищению» для всей России: «Этот выбор не означает ни гражданского неповиновения, ни политических выступлений. Речь идёт о восстановлении нравственных основ, без которых немыслимо никакое человеческое общежитие».  

Самый сильный патриотизм всегда бывает в тылу

Александр Солженицын

Cолженицын понимает, что выход романа на Западе не может остаться без последствий; в книге «Бодался телёнок с дубом» он вспоминает, как, отдавая распоряжение о публикации, рассматривает несколько вариантов развития событий: убьют? Арестуют? Вышлют из страны? Мнения в Политбюро расходятся: сторонники жёсткой линии требуют суда и заключения в отдалённых районах Крайнего Севера, куда не доберутся западные корреспонденты; председатель КГБ Андропов склоняется к более мягкому варианту. 12 февраля 1974 года в квартиру Солженицыных в Козицком переулке приходят сотрудники Генпрокуратуры. Писателя увозят к следователю, предъявляют обвинение по статье 64 УК — «Измена Родине» (предусматривающей наказание вплоть до расстрела), а после ночи в камере Лефортовской тюрьмы зачитывают указ о лишении гражданства СССР и без каких-либо объяснений доставляют в аэропорт. Только после приземления Солженицын узнаёт, что самолёт прибыл во Франкфурт. 

Первые реакции на «Архипелаг» и в СССР, и на Западе сложно отделить от заявлений, касающихся ареста и изгнания Солженицына. Советская печать встречает высылку и лишение гражданства «с чувством глубокого удовлетворения», видя в ней закономерное воздаяние за «грязную клевету на наш народ». Группа правозащитников во главе с Андреем Сахаровым сразу после ареста выпускает «Московское обращение» с требованием разрешить Солженицыну работать на родине. Свободы для писателя и его книги требуют Рой Медведев, Лев Копелев Лев Зиновьевич Копелев (1912–1997) — писатель, литературовед, правозащитник. Во время войны был офицером-пропагандистом и переводчиком с немецкого, в 1945 году, за месяц до конца войны, был арестован и приговорён к десяти годам заключения «за пропаганду буржуазного гуманизма» — Копелев критиковал мародёрство и насилие над гражданским населением в Восточной Пруссии. В «марфинской шарашке» познакомился с Александром Солженицыным. С середины 1960-х Копелев участвует в правозащитном движении: выступает и подписывает письма в защиту диссидентов, распространяет книги через самиздат. В 1980 году был лишён гражданства и эмигрировал в Германию вместе с женой, писательницей Раисой Орловой. Среди книг Копелева — «Хранить вечно», «И сотворил себе кумира», в соавторстве с женой были написаны мемуары «Мы жили в Москве». ⁠ и Игорь Шафаревич Игорь Ростиславович Шафаревич (1923–2017) — математик, общественный деятель. Окончил мехмат МГУ в 17 лет, в 19 защитил кандидатскую, в 23 — докторскую. В 1955 году подписал «Письмо трёхсот» против «лысенковщины», в 1968-м — письмо в защиту математика Есенина-Вольпина, в 1973-м написал открытое письмо в защиту Сахарова, в 1974-м — письмо в защиту Солженицына. Из-за своей общественной деятельности был отстранён от преподавания в МГУ, работал в Математическом институте имени Стеклова. В 1982 году опубликовал в зарубежном самиздате эссе «Русофобия», из-за которого Шафаревича впоследствии обвиняли в антисемитизме. ⁠ . Евгений Евтушенко, по его собственным воспоминаниям, в день высылки звонит Андропову и угрожает в знак протеста покончить с собой; впрочем, документально зафиксировано лишь его обращение в связи с отменой собственного творческого вечера в Доме союзов, случившейся через несколько дней после выдворения Солженицына. Кампания в поддержку Солженицына разворачивается и на Западе: Грэм Грин Грэм Грин (1904–1991) — английский писатель. Автор более двадцати романов, почти десятка пьес, нескольких сборников рассказов и книг о путешествиях. С 1941 по 1944 год служил в британской разведке в Сьерра-Леоне и Португалии. Побывал во многих горячих точках в качестве репортёра. Выступил в защиту Синявского и Даниэля (из-за чего больше десяти лет его романы не печатались в СССР). Последние годы, как и Набоков, жил в Швейцарии. ⁠ призывает писателей и учёных Запада запретить публикацию своих трудов в Советском Союзе, а Генрих Бёлль требует немедленно опубликовать «Архипелаг» на родине писателя, — кстати, именно в доме Бёлля Солженицын проводит первые дни после прибытия в ФРГ.

В западной печати появляются и критические отзывы. Полемика разворачивается вокруг принципиальной для Солженицына (и неприемлемой для критиков левого толка) идеи: массовые убийства и аресты сталинского времени — не временное «отступление от ленинской линии», а прямое её продолжение. Критика с левых позиций варьируется от признания исторического значения книги с указанием на некоторые фактические недостатки (об этом пишет будущий автор биографии Бухарина Стивен Коэн на страницах The New York Times) до прямого объявления «Архипелага» «продуктом реакционной идеологии» (бельгийский экономист Эрнест Мандель). Правые публицисты, напротив, поднимают «Архипелаг» на щит — и эта позиция в огромной степени смыкается с их идейным антикоммунизмом вообще и противодействием политике разрядки в частности. Разговор об «Архипелаге» идёт на языке политики и идеологии, — впрочем, и сам автор, предвидевший, что публикация книги окажется «страшнущим залпом» по советскому режиму, вряд ли стал бы отделять в этом случае политику от литературы.  

сказок ГУЛАГа | Варлам Шаламов

Bridgeman Images

Gignoux: Сибирский ГУЛАГ , 1931

Колымские рассказы — это сборник рассказов, вдохновленных пятнадцатью годами, которые Варлам Шаламов (1907–1982) провел в заключении в советском ГУЛАГе. Шаламов шесть лет отработал рабский труд на золотых приисках Колымы, прежде чем получил более сносное положение фельдшера в лагерях для военнопленных. Он начал писать свой рассказ о жизни на Колыме после смерти Сталина в 1953 году.

—Редакторы

ТРАПАТЬ СНЕГ

Как вы топчете дорогу по снежной целине? Один человек идет впереди, потеет и ругается, с трудом ставя одну ногу перед другой, каждую минуту застревая в глубоком пористом снегу. Этот человек идет далеко вперед, оставляя за собой след из неровных черных дыр. Он устает, ложится в снег, закуривает сигарету, и табачный дым образует синее облако над ослепительно белым снегом.Даже когда он ушел, облако дыма все еще парило над его местом отдыха. Воздух почти неподвижен. Дороги всегда прокладывают в безветренные дни, чтобы человеческий труд не уносился ветром. В этой бескрайней снежной пустоши человек ставит свои собственные ориентиры: камень, высокое дерево. Он ведет свое тело по снегу, как рулевой, ведущий лодку по реке, от одного поворота к другому.

По узким, неопределенным следам, которые он оставляет, следуют пять или шесть человек, идущих плечом к плечу.Они шагают по следам, а не по ним. Достигнув заранее согласованной точки, они поворачиваются и идут назад, чтобы топтать этот девственный снег, по которому не ступала ни одна человеческая нога. И так прокладывается тропа. Ею могут пользоваться люди, составы санок, тракторы. Если бы они шли гуськом, то была бы едва проходимая узкая тропа, тропинка, а не дорога: серия ям, по которым было бы труднее пройти, чем по целине. У первого человека самая тяжелая работа, и когда он полностью вымотан, другой человек из этой группы пионеров делает пять шагов вперед.Из всех мужчин, идущих за первопроходцем, даже самых маленьких, самые слабые должны не просто идти по чужим следам, но и самому идти по снежной целине. Что касается езды на тракторе или лошадях, это привилегия начальства, а не подчиненных.

1956

СГУЩЕННОЕ МОЛОКО

Голод сделал нашу зависть такой же тупой и слабой, как и все остальные наши чувства. У нас не оставалось сил на чувства, искать более легкую работу, ходить, просить, просить.Мы завидовали только тем, кого знали, с кем пришли в этот мир, если им удалось найти работу в офисе, больнице или конюшне, где не было долгих часов тяжелого физического труда, что прославлялось на арки над всеми воротами в знак доблести и героизма. Словом, завидовали только Шестакову.

Только что-то внешнее могло вывести нас из безразличия, отвлечь от медленно приближающейся смерти. Внешняя, а не внутренняя сила.Внутри все было выжжено, опустошено; нам было все равно, и мы строили планы только до следующего дня.

Вот, например, я хотел уйти в бараки, лечь на нары, но я все еще стоял у дверей продуктового магазина. Покупать вещи в магазине разрешалось только тем, кто был осужден за неполитические преступления, включая воров-рецидивистов, которых считали «друзьями народа». В нашем присутствии не было никакого смысла, но мы не могли оторвать глаз от шоколадных буханок хлеба; тяжелый сладкий запах свежего хлеба дразнил наши ноздри и даже кружил голову.Я стоял и смотрел на хлеб, не зная, когда найду силы вернуться в бараки. И тут меня позвал Шестаков.

Познакомился с Шестаковым на материке, в московской Бутырской тюрьме. Мы были в одной камере. Тогда мы были знакомыми, а не друзьями. Когда мы были в лагерях, Шестаков на забое карьера не работал. Он был инженером-геологом, поэтому его взяли работать геологом-разведчиком, предположительно в офисе. Счастливчик почти не узнал своих московских знакомых.Мы не обиделись — бог знает, какие приказы он мог получить по этому поводу. Благотворительность начинается дома и т. Д.

«Покурите», — сказал Шестаков, протягивая мне газету, подсыпая в нее табак и зажигая спичку, настоящую спичку.

Загорелся.

«Мне нужно с вами поговорить, — сказал Шестаков.

«Со мной?»

«Да».

Мы прошли за казармы и сели на краю забоя старой ямы. У меня сразу отяжелели ноги, а Шестаков весело размахивал своими хорошими новыми правительственными сапогами — от них пахло рыбьим жиром.Его брюки были закатаны, и на нем были видны носки с шахматным рисунком. Я смотрел на ноги Шестакова с неподдельным восторгом и даже с некоторой гордостью. По крайней мере, у одного человека из нашей камеры не было повязок для ног вместо носков. Земля под нами дрожала от приглушенных взрывов, пока земля готовилась к ночной смене. Маленькие камешки с шорохом падали у наших ног; они были серыми и неприметными, как птицы.

«Пойдем немного дальше», — сказал Шестаков.

«Он тебя не убьет, не надо бояться. Твои носки не пострадают.

«Я не думаю о своих носках», — сказал Шестаков, указывая указательным пальцем на линию горизонта. «Что вы думаете обо всем этом?»

«Мы, наверное, умрем», — сказал я. Это было последнее, о чем мне хотелось думать.

«Нет, я не хочу умирать».

«Ну?»

«У меня есть карта», — сказал Шестаков бледным голосом. «Я возьму рабочих — возьму вас — и мы поедем в Блэк-Спрингс, в пятнадцати километрах отсюда.Я получу пропуск. И мы можем добраться до моря. Вы готовы?» Он объяснил этот план в спешке, не проявляя никаких эмоций.

«А когда дойдем до моря? Мы куда-то плывем? »

«Это не имеет значения. Главное — начать. Я не могу так жить. «Лучше умереть на ногах, чем жить на коленях», — торжественно заявил Шестаков. «Кто это сказал?»

Совершенно верно. Фраза была знакомой. Но я не мог найти в себе силы вспомнить, кто это сказал и когда.Я забыл все в книгах. Я не верил в книжные вещи. Я закатал штаны и показал ему свои красные болячки от цинги.

«Что ж, лес вылечит это, — сказал Шестаков, — чем ягоды и витамины. Я вытащу тебя, я знаю дорогу. У меня есть карта.

Я закрыл глаза и задумался. Отсюда к морю можно было добраться тремя способами, и все они требовали пути не менее пятисот километров. Я бы не выжил, Шестаков тоже.Он не брал меня в пищу в дорогу, не так ли? Конечно, нет. Но почему он лгал? Он знал это так же хорошо, как и я. Вдруг я испугался Шестакова, единственного из нас, кому удалось устроиться на работу, соответствующую его квалификации. Кто его здесь поселил и сколько это стоило? За все подобное приходилось платить. Чужой кровью, чужой жизнью.

«Я согласен», — сказал я, открывая глаза. «Только я должен сначала накормить себя».

«Ничего страшного.Я посмотрю, ты принесешь больше еды. Я тебе принесу. . . консервы. У нас много. . . . »

Консервы разные — мясо, рыба, фрукты, овощи, но лучше всего молоко, сгущенка. Сгущенное молоко не нужно смешивать с кипятком. Вы едите его ложкой, или намазываете на хлеб, или проглатываете по каплям из формы, медленно съедая, наблюдая, как яркая жидкая масса становится желтой, а на банке образуются звездные капли сахара. . . .

«Завтра, — сказал я, задыхаясь от радости, — консервированное молоко.

«Хорошо, хорошо. Молоко.» И Шестаков ушел.

Я вернулся в казарму, лег и закрыл глаза. Трудно было думать. Мышление было физическим процессом. Впервые я увидел всю материальную природу нашей психики и почувствовал ее осязаемость. Думать больно. Но нужно было подумать. Он собирался заставить нас сбежать, а затем сдать нас: это было совершенно очевидно. Он заплатит за свою работу в офисе нашей кровью, моей кровью. Нас либо убьют в Блэк-Спрингс, либо вернут живыми и приговорят к новому заключению: еще пятнадцать лет или около того.Он должен понимать, что выбраться отсюда невозможно. Но молоко, сгущенка. . . .

Я заснул, и в судорожном голодном сне мне приснилась банка Шестакова со сгущенкой: чудовищная жестяная банка с небесно-голубой этикеткой. Невероятная, синяя, как ночное небо, в банке были тысячи дырок и молоко было сочится и течет широким потоком, подобным Млечному Пути. И я без труда дотянулся до неба, чтобы съесть густое, сладкое, звездное молоко.

Не помню, чем я занимался в тот день и как работал.Я ждал и ждал, когда на западе зайдет солнце, когда лошади начнут ржать, потому что они лучше людей чувствовали, что рабочий день подходит к концу.

Сирена зазвенела хрипло; Я пошел в бараки, где жил Шестаков. Он ждал меня на крыльце. Карманы его стеганой куртки выпирали.

Мы сидели в бараке за большим вымытым столом, и Шестаков вытащил из кармана две банки сгущенки.

Углом топора я проделал дыру в банке.Густая белая струя потекла на крышку и мне в руку.

«Вы должны были проделать две дырочки. Чтобы впустить воздух », — сказал Шестаков.

«Неважно, — сказал я, облизывая свои сладкие грязные пальцы.

«Дайте нам ложку», — попросил Шестаков, обращаясь к стоявшим вокруг нас рабочим. Над столом лежали десять блестящих, хорошо вылизанных ложек. Все стояли и смотрели, как я ем. Это было не из-за отсутствия такта или из-за какого-то скрытого желания помочь себе. Никто из них даже не надеялся, что я поделюсь с ними этим молоком.Это было бы беспрецедентно; любой интерес к тому, что ест кто-то другой, был бескорыстным. Я также знал, что невозможно не смотреть на еду, уходящую в чей-то рот. Я устроился поудобнее и стал пить молоко без хлеба, иногда запивая его холодной водой. Я допил две банки. Зрители разошлись; шоу закончилось. Шестаков с сочувствием посмотрел на меня.

«Знаешь что», — сказал я, осторожно облизывая ложку. «Я передумал.Можешь уйти без меня.

Шестаков меня понял и ушел, ничего не сказав.

Это была, конечно, мелкая месть, столь же слабая, как мои чувства. Но что еще я мог сделать? Я не мог предупредить других: я их не знал. Но надо было их предупредить: еще пятерых Шестакову удалось уговорить. Через неделю они сбежали; двое были убиты недалеко от Блэк-Спрингс, трое предстали перед судом через месяц. Дело Шестакова при этом было отложено, и вскоре его куда-то перевезли.Я встретил его на другом руднике шесть месяцев спустя. Дополнительного срока за побег он не получил. Власти использовали его, но соблюдали правила. Все могло быть иначе.

Он работал геологоразведчиком, был гладко выбрит и сытым, а носки его шахматного узора остались целы. Он не поздоровался со мной, когда увидел меня, а жаль. В конце концов, из-за двух банок сгущенки не стоит суетиться.

1956

— перевод Дональд Рэйфилд

---

Колымские истории Варлам Шаламов опубликовал New York Review Books.

сказок из ГУЛАГа | Фонд всемирных памятников

По прибытии в Пермь-36 меня удивляет, насколько все это кажется знакомым. В четырех часах езды по плохой дороге от бесплодного города Перми, на западной окраине Урала, лагерь для военнопленных — набор невысоких зданий из тусклого кирпича — окружен колючей проволокой, деревянным забором, электрическим забором и больше колючей проволоки, за которой виднеются сторожевые башни. Несмотря на то, что сейчас поздняя весна, это место покрыто снегом.Когда я хожу по площадке, я погружаюсь в глубокие сугробы. Осколки ржавого железа, разбросанные по белоснежному холсту, пронизывают и пачкают его. Пермь-36 была построена в 1946 году, на пике советской системы принудительного труда, которая позже стала известна как ГУЛАГ. К тому времени концентрационные лагеря стали играть центральную роль в советской экономике. Они производили треть золота в стране, большую часть угля и древесины и много всего остального.

При Сталине советская тайная полиция построила несколько сотен лагерных комплексов, каждый из которых состоял из тысяч лагпунктов, или отдельных лагерей, в каждом из которых находилось от нескольких сотен до многих тысяч человек.Заключенные работали почти во всех мыслимых отраслях промышленности — в лесозаготовительной, горнодобывающей, строительной, фабричной, сельскохозяйственной, в конструировании самолетов и артиллерии — и жили, по сути, в стране внутри страны, почти в отдельной цивилизации. В то время Пермь-36 не входила в состав одного из крупнейших или важнейших лагерных комплексов. Это был довольно далекий лагпункт, один из нескольких сотен лесных поселков в Пермском крае. С конца войны до конца 1950-х годов заключенные там рубили деревья, сплавляя лес по рекам Чусовая и Кама к Волге.Они жили в плохо отапливаемых деревянных бараках и кормились в зависимости от того, сколько они работали. Старики и больные быстро умирали. Те, кто выжил, сделали это потому, что были моложе и сильнее — или потому, что научились обманывать бригадиров и охранников, измерявших их усилия. Эта эпоха ознаменовала наибольшее распространение системы ГУЛАГа. В то время в Советском Союзе находилось в заключении более двух миллионов человек, большинство из которых никогда не совершали преступлений. К моменту смерти Сталина через систему прошло около восемнадцати миллионов человек, а еще шесть миллионов были отправлены в ссылку.

32 Тревожные фотографии в советских тюрьмах ГУЛАГа

Во время правления Иосифа Сталина 14 миллионов человек оказались в советском ГУЛАГе, где они были вынуждены буквально работать до смерти.

Wikimedia Commons

Во времена Сталина одно неверное слово могло закончиться тем, что тайная полиция у вашей двери была готова утащить вас в советский ГУЛАГ — один из многих исправительно-трудовых лагерей, где заключенные работали до самой смерти. По оценкам историков, во время правления Сталина в тюрьмы ГУЛАГа было брошено около 14 миллионов человек.

Некоторые из них были политическими заключенными, задержанными за выступления против советского режима. Остальные были преступниками и ворами. А некоторые были обычными людьми, застигнутыми врасплох за недоброе слово в адрес советского чиновника.

Еще больше заключенных прибыло из стран Восточного блока Европы — завоеванных стран, которые были подчинены советскому режиму. Семьи священников, профессоров и важных деятелей собираются и отправляются в трудовые лагеря, чтобы не мешать им, пока Советский Союз систематически стирает их культуру.

Откуда бы ни приехали обитатели ГУЛАГа, их судьба была одинаковой: изнурительный труд в условиях холода, отдаленных мест с небольшой защитой от непогоды и меньшим количеством еды. Эти фотографии рассказывают свою историю.

1 из 33

Мальчики в ГУЛАГе смотрят на оператора со своих кроватей.

Молотов, СССР. Дата неопределенные.

Дэвид Центр российских и евразийских исследований

2 из 33

Шахтер, погибший во время работы в исправительно-трудовом лагере, похоронен под землей.

Остров Вайгач, СССР. 1931.

Wikimedia Commons

3 из 33

польских семей депортированы в Сибирь в рамках плана переселения Советского Союза.

Влиятельные семьи в завоеванных государствах часто заставляли работать, чтобы систематически разрушать свою культуру.

Польша. 1941.

Wikimedia Commons

4 из 33

Не всех политических заключенных отправляли на принудительные работы. Здесь в братской могиле покоятся мертвые тела тысяч поляков.

Катынь, Россия. 30 апреля 1943 г.

Wikimedia Commons

5 из 33

Тела политических заключенных, убитых тайной полицией, лежат внутри лагеря.

Тарнополь, Украина. 10 июля 1941 г.

Wikimedia Commons

6 из 33

Осужденные спят в засыпанном дерном доме в сибирском ГУЛАГе.

Сибирь, СССР. Дата не указана.

Библиотека Конгресса

7 из 33

Плакаты Сталина и Маркса смотрят на заключенных в их спальнях.

СССР. Около 1936-1937 гг.

Нью-Йоркская публичная библиотека

8 из 33

Заключенные за работой на строительстве Беломорско-Балтийского канала, одного из первых крупных проектов в Советском Союзе, полностью реализованных за счет рабского труда.

12000 человек погибли, работая в тяжелых условиях на канале.

СССР. 1932.

Wikimedia Commons

9 из 33

Руководители ГУЛАГов. Эти люди были ответственны за то, что заставили работать более 100 000 заключенных.

СССР. Июль 1932 г.

Wikimedia Commons

10 из 33

Заключенные советского ГУЛАГа роют канаву под наблюдением охранника.

СССР. Около 1936-1937 гг.

Нью-Йоркская публичная библиотека

11 из 33

Сталин выходит посмотреть, как проходит канал имени Москвы, который строят заключенные рабочие.

Москва, СССР. 22 апреля 1937 г.

Wikimedia Commons

12 из 33

Золотой рудник, который во время правления Сталина обрабатывался тюремным трудом.

Магадан, СССР. 20 августа 1978 г.

Wikimedia Commons

13 из 33

Философ Павел Флоренский после ареста за «агитацию против советской системы».

Флоренский был приговорен к десяти годам колоний в сталинских лагерях. Он не будет служить все десять лет. Через три года после того, как был сделан этот снимок, его вытащили в лес и расстреляли.

СССР. 27 февраля 1933 г.

Wikimedia Commons

14 из 33

Руководители лагерей ГУЛАГа собираются вместе, чтобы отметить свою работу.

СССР. 1 мая 1934 г.

Wikimedia Commons

15 из 33

Два литовских политзаключенных собираются работать на угольной шахте.

Инта, СССР. 1955.

Wikimedia Commons

16 из 33

Грубые квартиры, в которых размещается группа заключенных в одном из сталинских лагерей.

СССР. Около 1936-1937 гг.

Нью-Йоркская публичная библиотека

17 из 33

Заключенные за работой управляют машиной в ГУЛАГе.

СССР.Около 1936-1937 гг.

Нью-Йоркская публичная библиотека

18 из 33

Заключенные работают на Беломорско-Балтийском канале.

СССР. Приблизительно 1930-1933 гг.

Wikimedia Commons

19 из 33

Заключенные разбивают скалы в Беломорско-Балтийском канале.

СССР. Приблизительно 1930-1933 гг.

Wikimedia Commons

20 из 33

Юрий Тютюнник, украинский генерал, воевавший против Советов в украинско-советской войне.

Тютюннику разрешили жить в Советской Украине после войны — до 1929 года, когда политика Советского Союза изменилась.Он был арестован, доставлен в Москву, заключен в тюрьму и убит.

СССР. 1929.

Wikimedia Commons

21 из 33

Заключенные перевозят свинцово-цинковую руду.

Остров Вайгач, СССР. Около 1931-1932 гг.

Wikimedia Commons

22 из 33

Заключенные копают глину для кирпичного завода.

Остров Соловки, СССР. Около 1924-1925 гг.

Wikimedia Commons

23 из 33

Чиновники наблюдают за своими работниками за работой на канале имени Москвы.

Москва, СССР. 3 сентября 1935 г.

Wikimedia Commons

24 из 33

«Штрафной изолятор» внутри ГУЛАГа.

Воркута, СССР. 1945.

Wikimedia Commons

25 из 33

Сталин и его люди осматривают работы на канале Москва-Волга.

Москва, СССР. Около 1932-1937 гг.

Wikimedia Commons

26 из 33

узников ГУЛАГа заставили работать на шахте, находящейся под контролем секретной полиции СССР.

Остров Вайгач, СССР.1933.

Wikimedia Commons

27 из 33

Заключенные на работе в ГУЛАГе делают паузу для минутного отдыха.

СССР. Около 1936-1937 гг.

Нью-Йоркская публичная библиотека

28 из 33

Охранник пожимает руку заключенному, который рубит пиломатериалы.

СССР. Около 1936-1937 гг.

Нью-Йоркская публичная библиотека

29 из 33

Охранники проходят через ГУЛАГ во время проверки.

СССР. Около 1936-1937 гг.

Нью-Йоркская публичная библиотека

30 из 33

Тюремная фотография и документы Жака Росси, политического заключенного, арестованного за связи с революционным лидером Львом Троцким, висят на стене ГУЛАГа.

Норильлаг, СССР.

Wikimedia Commons

31 из 33

Мужчины за работой на Койлминском шоссе.

Маршрут стал известен как «Дорога костей», потому что при его основании были использованы скелеты людей, погибших при строительстве.

СССР. Около 1932-1940 гг.

Wikimedia Commons

32 из 33

Полковник Степан Гаранин, в свое время начальник Колымских исправительно-трудовых лагерей, готовится к новой жизни в заключении.

СССР.Около 1937-1938 гг.

Wikimedia Commons

33 из 33

Нравится эта галерея?
Поделиться:

32 тревожных фотографии из жизни в советских тюрьмах ГУЛАГа

История советского ГУЛАГа

История исправительно-трудовых лагерей в России долгая. Ранние примеры трудовой уголовно-исполнительной системы относятся к Российской империи, когда царь учредил первые каторгские лагеря в 17 веке.

Каторга — приговор суда о высылке осужденных в Сибирь или на Дальний Восток России, где было мало людей и меньше городов. Там заключенных заставляли работать на глубоко неразвитой инфраструктуре региона — работу, за которую никто бы не брался добровольно.

Но именно правительство Владимира Ленина преобразовало советскую систему ГУЛАГа и внедрило ее в массовом масштабе.

После Октябрьской революции 1917 года коммунистические лидеры обнаружили, что в России существует ряд опасных идеологий и людей, и никто не знал, насколько фатальной может быть вдохновляющая новая идеология лучше, чем лидеры русской революции.

Они решили, что было бы лучше, если бы те, кто не согласен с новым порядком, нашли бы место в другом месте — и если бы государство могло одновременно получать прибыль от бесплатного труда, тем лучше.

Публично они будут называть обновленную систему каторги кампанией «перевоспитания»; Благодаря каторжным работам несогласные элементы общества научатся уважать простых людей и любить новую диктатуру пролетариата.

Во время правления Ленина возникло несколько вопросов относительно морали и эффективности использования принудительного труда для приведения ссыльных рабочих в лоно коммунистов.Эти сомнения не остановили распространение новых трудовых лагерей — но они действительно продвигались относительно медленно.

Все изменилось, когда Иосиф Сталин пришел к власти после смерти Ленина в 1924 году. При Сталине советские тюрьмы ГУЛАГа превратились в кошмар исторического масштаба.

Сталин преобразовывает советский ГУЛАГ

Слово «гулаг» родилось как аббревиатура. Оно расшифровывалось как «Главное управление лагерей», или, по-английски, Главное управление лагеря.

Два фактора побудили Сталина безжалостно расширять тюрьмы ГУЛАГа.Во-первых, Советский Союз отчаянно нуждался в индустриализации.

Хотя экономические мотивы новых тюремных трудовых лагерей обсуждались — некоторые историки считают, что экономический рост был просто удобным преимуществом плана, в то время как другие полагают, что он способствовал арестам — мало кто отрицает, что тюремный труд играл существенную роль в Советском Союзе. Новая способность Союза добывать природные ресурсы и браться за масштабные строительные проекты.

Другой действующей силой была Сталинская чистка, которую иногда называют Большим террором.Это было подавление всех форм инакомыслия — реального и воображаемого.

Когда Сталин стремился укрепить свою власть, подозрения упали на членов партии, «богатые» крестьяне называли кулаков, ученых и всех, кто пробормотал хоть слово против нынешнего курса страны. В худшие дни чистки было достаточно просто быть родственником инакомыслящих — ни один мужчина, женщина или ребенок не оставались вне подозрений.

За два года на месте казнили около 750 000 человек. Еще миллион избежал казни — но был отправлен в ГУЛАГ.

Повседневная жизнь в советском ГУЛАГе

Условия в исправительно-трудовых лагерях были ужасными. Пленных почти не кормили. Ходили слухи даже о том, что заключенных ловили на охоте на крыс и диких собак, ловящих любое живое существо, которое они могли найти, чтобы поесть.

Голодая, они работали буквально до мозга костей, используя обычно устаревшие принадлежности для интенсивной работы. Советская система ГУЛАГа вместо того, чтобы полагаться на дорогостоящие технологии, бросила на решение проблемы огромные силы миллионов людей с грубыми молотами.Заключенные работали до тех пор, пока не падали в обморок, часто буквально падая замертво.

Эти рабочие работали на крупных объектах, включая канал Москва – Волга, канал Белое море – Балтика и Колымское шоссе. Сегодня эта дорога известна как «Дорога костей», потому что на ее строительстве погибло так много рабочих, что они использовали свои кости в основании дороги.

Никаких исключений не делалось для женщин, многие из которых были заключены в тюрьму только за воображаемые преступления их мужей или отцов.Их рассказы — одни из самых мучительных из всех, что были опубликованы в тюрьмах ГУЛАГа.

Женщины в ГУЛАГе

Несмотря на то, что женщин размещали в бараках отдельно от мужчин, лагерная жизнь мало что делала для разделения полов. Заключенные-женщины часто становились жертвами изнасилований и насилия со стороны как сокамерников, так и охранников. Многие сообщают, что наиболее эффективная стратегия выживания заключалась в том, чтобы взять «тюремного мужа» — мужчину, который обменял бы защиту или пайки на сексуальные услуги.

Если бы у женщины были дети, ей пришлось бы разделить свой рацион, чтобы накормить их — иногда всего 140 граммов хлеба в день.

Но для некоторых заключенных-женщин просто разрешение оставить своих детей было благословением; многие дети из ГУЛАГа были отправлены в отдаленные детские дома. Их документы часто терялись или уничтожались, что делало когда-нибудь воссоединение почти невозможным.

После смерти Сталина в 1953 году рвение, которое ежегодно отправляло тысячи людей в тюрьмы ГУЛАГа, угасло. Никита Хрущев, следующий к власти, осудил многие из направлений политики Сталина, и отдельные приказы освободили заключенных за мелкие преступления и политических диссидентов.

К тому времени, когда последний советский ГУЛАГ закрыл свои ворота, миллионы людей погибли. Некоторые работали до смерти, некоторые голодали, а других просто вытащили в лес и расстреляли. Маловероятно, что в мире когда-либо будет точный подсчет жизней, погибших в лагерях.

Хотя преемники Сталина правили более мягко, ущерб был нанесен. Интеллектуальные и культурные лидеры были уничтожены, и люди научились жить в страхе.

---

Прочитав о тюрьмах ГУЛАГа в Советском Союзе, обратите внимание на эти фотографии заброшенных советских памятников и очаровательные советские пропагандистские плакаты.

Моника Згустова собирает женские истории из ГУЛАГа в «Одежде для танцев на снегу»

Сборник интервью с оставшимися в живых из лагерей для задержанных, впервые созданных Лениным в 1918 году, документирует ужасающие злоупотребления в отношении диссидентов и меньшинств, которые распространяются на сегодняшнюю Россию.

Они увели вас на рассвете . Так начинается раздел культового стихотворения Анны Ахматовой «Реквием», который Моника Згустова выбрала в качестве фронтисписа этой чрезвычайно мощной книги о женском опыте в советском ГУЛАГе.

Згустова была подростком в середине 1970-х годов, когда ее семья бежала из Чехословакии, спасаясь от политических преследований со стороны коммунистического режима (ее отец был известным чешским лингвистом). Она выросла в США. Интенсивно интересовавшаяся русской литературой, она переехала в Барселону, где работала переводчиком русской и чешской литературы, особенно диссидентских произведений. Путешествуя в Москву в сентябре 2008 года, она встретила группу бывших узников ГУЛАГа, многие из которых были евреями. Сидя за кухонными столами, предположительно вне досягаемости подслушивающих устройств КГБ, они рассказывали свои истории.Слушая их, Згустова поняла, что рассказы мужчин подробно описывают переживания, которые в целом были гораздо лучше известны. Она решила рассказать истории женщин. Так родилась идея этой книги.

Згустова побывала в России и Европе (в Лондоне и Париже), чтобы взять интервью у женщин, переживших ГУЛАГ. ГУЛАГи, советские лагеря для военнопленных, были впервые созданы Лениным в 1918 году, вскоре после большевистской революции 1917 года. С 1930 по 1953 год, во время правления Сталина, около 18 миллионов человек находились в заключении; около 1.По оценкам, 7 миллионов из них погибли. Однако, как показывают интервью Згустовой, на Сталине репрессии не прекратились. Да, людей больше не расстреливали произвольно, но после смерти Сталина в 1953 году на смену смертоносному террору его режима пришло полицейское государство, которое никогда не исчезало. Во времена Хрущева (1953–1964) и Брежнева (1964–1982) КГБ и система ГУЛАГа сохранялись, и большая часть жестокости и безразличия сохранялась. Некоторые лагеря все еще существуют при автократическом правлении Владимира Путина.Заключенные члены феминистской оппозиционной группы Pussy Riot, среди прочих, задокументировали ужасные условия постсоветского заключения.

Эти интервью Згустовой рассказывают об ужасных ужасах: страшный стук в дверь в какой-то нечестивый час; бездушные агенты КГБ роются в их вещах; путешествие на крайний север или в другой суровый климат; скудная и часто отталкивающая пища; изнурительные усилия принудительного труда: валка деревьев, перемещение камней, рытье канав, повторяющаяся и зачастую бессмысленная работа.

Трудно поверить, что эти женщины выжили. Как отмечает Згустова, они живут с длительными физическими последствиями того, через что им пришлось пройти. Например, многие не могут стоять долго — результат долгих лет бесконечных составов, невыразимых разного рода лишений, диеты, состоящей из трудно перевариваемых помоев, и одиночного заключения в течение нескольких месяцев по прихоти тех, кто наделен властью.

Жестокое равнодушие охранников, произвол администрации, все это пересказывается.Некоторые женщины происходили из самых скромных семей, в то время как другие были связаны с известными диссидентами.

О преследовании любовницы Бориса Пастернака, Ольги Ивинской, модели Лары в Докторе Живаго , вспоминает дочь Ивинской. Згустова также берет интервью у Эллы Маркман, подруги и соратницы по ГУЛАГу дочери Марины Цветаевой Ариадны Эфрон. Маркман рассказывает о испытаниях и невзгодах великой поэтессы Цветаевой, которую заманили обратно в Советский Союз в 1939 году только для того, чтобы пережить смерть ее мужа Сергея Эфрона от рук сталинской тайной полиции, а также преследование и заключение в тюрьму ее дочери Ариадны.Подверженность своего рода изгнанию, лишению и психологическим пыткам привели Цветаеву к самоубийству в 1941 году. В отличие от Анны Ахматовой, которой угрожали, но никогда не сажали в тюрьму и которая оставалась в своей ленинградской квартире до самой смерти, Цветаева просто не могла противостоять утрате близких. и давление, оказанное на нее после того, как она вернулась в сталинский социалистический рай.

Згустова показывает, что репрессии в советском стиле распространились за пределы страны и заманили в ловушку граждан соседних государств.Она берет интервью у поляков, попавших в ГУЛАГ и свидетельствующих о том, что они видели там других иностранцев, в том числе американцев. Все отчеты подтверждают, что охранники, сотрудники лагеря и заключенные-уголовники в целом проявляли бессердечие и случайную жестокость. Женщин часто спасали несколько сострадательных или подкупающих сотрудников.

Истории также освещают широкий круг людей, задержанных по политическим мотивам советской диктатурой, от убежденных коммунистов до глубоко ортодоксальных монахинь и других верующих.

Эта система не прекратилась с распадом Советского Союза. Образец позднесоветских репрессий снова ощущается в сегодняшней России. ГУЛАГ возродился после прихода к власти бывшего агента КГБ Владимира Путина в 2000 году и последующего укрепления полицейского государства. Некоторые из собеседников Згустовой подтверждают это, рассказывая о репрессиях, которые распространяются почти на настоящее время.

Свидетельство Натальи Горбаневской представляет собой одно из самых сильных и мучительных свидетельств продолжающейся практики репрессий и злоупотреблений.Она была активна в диссидентских кругах в 1960-х годах в качестве друга Ахматовой и редактора журнала Chronicle of Current Events . Когда Советы вторглись в Чехословакию по приказу Брежнева в августе 1968 года, она и семь друзей устроили акцию протеста в Москве и подверглись нападению сотрудников КГБ. Несмотря на арест и физическое насилие, Горбаневская продолжала свои публичные демонстрации. Год спустя она стала жертвой новой тактики КГБ. Государственные агенты поместили ее в психиатрическую больницу и насильно кормили психотропными препаратами.В результате у нее возникли серьезные долгосрочные побочные эффекты, включая болезнь Паркинсона. Тем не менее, она не переставала протестовать. В 1975 году она была вынуждена эмигрировать в Израиль с двумя маленькими детьми. Переехав в Париж, она в последний раз приезжала в Москву в 2013 году, чтобы участвовать в протестах в честь сорок пятой годовщины чешского вторжения. В очередной раз ее арестовали за организацию «несанкционированной демонстрации». После освобождения она вернулась в Париж, где умерла через три месяца.

Ни одна работа не может дать полной картины системы, восходящей к ранним дням большевистского правления Ленина.Одна из тем, о которой молчат информаторы Згустовой, — это однополые отношения между политзаключенными. Лесбиянство упоминается только один раз в списке извращенцев, с которыми респонденты сталкиваются на своем пути через систему ГУЛАГа. Либо Згустова не спрашивала, либо она и ее собеседники разделяли общее желание держать эту тему в тайне. В этом они разделяют общее молчание и / или негативное отношение нынешнего российского общества, что является важной частью так называемых «традиционных ценностей» Путина.Тем не менее историки, такие как Лаура Энгельштейн и Дэн Хили, показали, что российские «традиционные ценности» до и сразу после 1917 года включали большее принятие гомосексуализма, чем западные общества того времени.

Помимо этого упущения, Згустова пошла по стопам лауреата Нобелевской премии Светланы Алексиевич в поиске и документировании слишком часто невидимых историй о женщинах в ГУЛАГе. Она внесла значительный вклад в наше понимание репрессивного опыта женщин в Советском Союзе и на постсоветском пространстве.

Забытые женщины ГУЛАГа

В ноябре 1962 года, через девять лет после смерти Сталина, публикация первого романа Александра Солженицына потрясла Советский Союз. Здесь, наконец, было откровенное уничтожение сталинской тирании — не самиздат , а, что примечательно, санкционированное государством благодаря ограниченному ослаблению ограничений, предоставленных хрущевской оттепелью. Художественный отчет об испытаниях и ужасах сибирских исправительно-трудовых лагерей, Один день из жизни Ивана Денисовича , основывался на опыте автора в ГУЛАГе, сначала среди обычных преступников в общих лагерях, а затем среди заключенных в длительных лагерях. — так называемые «специальные» лагеря.

Читатели дома и во всем мире были ошеломлены описанием в книге безжалостной системы ГУЛАГа и его неукоснительных систематических усилий по уничтожению невиновного человека. Иван Денисович Шухов выполняет тяжелую и монотонную работу, и освобождается от нее только при падении температуры до –41 ° C. Помимо сна, он «живет для себя» только десять минут утра за завтраком, пять минут. за обедом и пять за ужином. Не то чтобы он и его товарищ зэки могли отслеживать время: в лагерях часы не тикают, а осужденным не разрешается носить часы.Еда скудная, едва съедобная и сытная. Руководители команд определяют судьбу человека: «хороший подарит вам вторую жизнь, плохой — в гроб». Сопротивление бесполезно. Жалоба оказывается фатальной. «Лучше рычать и подчиняться», — говорит нам Шухов. «Если ты был упрям, они сломали тебя».

Солженицын подготовил почву для того, чтобы еще больше бывших заключенных открылись и рассказали свои истории. Однако на сегодняшний день большинство этих историй исходят от заключенных-мужчин; на женщин, которые были депортированы в лагеря, в основном не обращали внимания.Чешская писательница и переводчик Моника Згустова сделала жизненно важный шаг, чтобы исправить этот пробел. Одеты для танцев на снегу: женские голоса из ГУЛАГа — это девять ценных свидетельств девяти женщин. Все претерпели чудовищные страдания. Все жили, чтобы рассказать свою историю. Книга — как необходимое исправление, так и увлекательное чтение — была первоначально опубликована на испанском языке в 2017 году. Теперь, благодаря экспертному переводу Джули Джонс, она выходит на английский язык.

История книги восходит к сентябрю 2008 года, когда Згустова приехала в Москву и была приглашена на собрание выживших в ГУЛАГе.У нее было предубеждение, что все они будут похожи на «безжизненные тени». Хотя многие из них были старыми и бедными, большинство оказалось бодрым. Згустова тоже была удивлена, увидев такое количество женщин. Зная, что их истории менее хорошо документированы, чем истории бывших заключенных-мужчин, она тут же решила собрать их. Так началась долгая, но полезная миссия по установлению фактов, в ходе которой она объехала российскую столицу, а затем и дальше. «Разговаривая с« моими »женщинами, — отмечает она во вступительной части, — я поняла, что люди способны на огромную силу духа.

Ее первый собеседник подтверждает это. Заяра была дочерью родителей, погибших в ходе великих чисток: ее отца, писателя, объявили врагом народа и расстреляли; Несколько лет спустя ее мать была объявлена ​​«антисоветским агитатором» и приговорена к десяти годам исправительно-трудовых лагерей. Однажды ночью 1949 года история повторилась. В конце вечеринки, которую Заяра устроила в честь сдачи экзаменов, она открыла дверь пяти незваным гостям: вооруженным полицейским с ордером на ее арест.Не сумев найти теплую одежду, она обходилась своей праздничной одеждой — прямой черной юбкой, элегантной красной блузкой и высокими каблуками. «Я вышла из дома, одетая, как будто собиралась на танцы», — рассказывает она.

После заклинания в ужасной Лубянской тюрьме Заяра был признан виновным по соучастию. Её поездом, затем сухогрузом доставили в трудовой лагерь в сибирскую деревню. Другие депортированные, каждый из которых является рецидивистом, передают виды назначенных наказаний. В одном лагере тех, кто не придерживался правил, раздели, привязали к дереву и оставили на всю ночь в тайге, чтобы их заживо съели тучи мух и комаров; в другом случае виновные остались обнаженными в снегу, «и при температуре ниже пятидесяти лет они обмыли их из шланга.Никто не выжил ». Собравшись с духом, Заяра выполнила приказ и провела свой первый день, копая землю, пока ее руки не кровоточили. В конце дня она на собственном горьком опыте узнала, что не выполнила половину своей квоты. «По дороге, — сказал один из руководителей, — ты не заработаешь достаточно, чтобы поесть».

Сусанна, еще одна москвичка, была депортирована за то, что она восстала против жестокого правления Сталина. Она объясняет, как в 1950 году она и двое друзей разочаровались как в преследовании правительством евреев и интеллигенции, так и в упорных попытках их школы переписать историю в пользу России.Они отреагировали созданием секретной диссидентской организации. Но это недолго оставалось секретом, и после быстрой облавы и подавления Сюзанна получила один из самых суровых приговоров: 25 лет исправительно-трудовых лагерей. В течение этого периода она путешествовала по архипелагу ГУЛАГ, проводя длительные периоды в 11 тюрьмах и семи рабочих или пенитенциарных лагерях.

Она сохранила рассудок в одном лагере, став частью литературного кружка. В конце изнурительной смены она встретила сокамерников-единомышленников в их «импровизированном книжном клубе», чтобы прочитать их собственные стихи или поэзию и прозу своих великих писателей, уделяя особое внимание тем, кого государство внесло в черный список.Она также сохранила душевное спокойствие — и оберегала свою гордость — заботясь о своей внешности. «Ночью, — вспоминает она, — после 12- и даже 15-часового рабочего дня многие женщины причесывались и помогали друг другу вычесывать вшей; они руками «гладили» штаны, единственную пару, которая у них была для работы и для сна; и они счистили грязь с ботинок, которые на следующий день снова покрылись грязью (грязь была частью лета; зимой не было ничего, кроме льда и сугробов высотой в два человека).

Элла, более воинственная диссидентка, также была приговорена к 25 годам принудительных работ, в ее случае далеко за полярным кругом. Ее показания подчеркивают тяжелое положение политического заключенного. Член ее террористической группы стал осведомителем и донес на нее, но вместо иммунитета получил такой же длительный срок. Воры и убийцы — «злейшие враги политических заключенных» — жили в лагерях по своему собственному кодексу, и когда они грабили или убивали, власти смотрели в другую сторону.

В некоторых лагерях женщины пытались, часто тщетно, отстоять свою честь.Галя, самая молодая собеседница Згустовой, не была арестована и отправлена ​​в лагерь, а родилась и выросла в нем. В другом месте мы слышим о неудачных абортах в грязных условиях и о разлучении младенцев со своими матерями. Чтобы избежать хищных нападок своего начальника, Елена пошла на решительную меру, попросив о переводе, поменяв свою относительно комфортную работу в лагерной клинике на ежедневную опасность и невзгоды, связанные с шахтами. Валентина рисует мрачную картину из повседневной жизни лагеря, заполненного в основном заключенными-женщинами: женщины, многие из которых беременны, тонут по бедро в снегу, пытаясь рубить дрова, и в награду получают 200 граммов хлеба, а не супа. но подогретая вода.«Это был мир боли и страданий, — говорит она, — и все же вокруг нас была потрясающая красота леса!»

Некоторые женщины Згустовой говорят так, сравнивая и противопоставляя хорошее и плохое. Удивительно, но большинство из них рады, что с ними справились грубо и гладко. Сюзанна описывает, как она пыталась приспособиться к нормальной жизни после возвращения. Она позволила себе потерять связь со старыми друзьями и постепенно стала искать компании женщин, которые также были задержанными. Она попыталась возобновить учебу, но, несмотря на сдачу вступительных экзаменов в Московский университет, декан отказал ей, сказав, что они не воспитывают «тюремный корм».И все же для нее эти мучительные годы были годами формирования, решающими для построения ее характера, но также и для его укрепления. «Я не представляю своей жизни без лагерей», — признается она. «Более того: если бы мне пришлось прожить свою жизнь, я бы не хотел избегать этого опыта». Элла придерживается аналогичного мнения, даже говоря, что она «благодарна» судьбе, которая отправила ее в ГУЛАГ: «Я не могу представить свою жизнь без этого опыта, который сделал меня сильным и научил меня тому, что действительно важно». Заяра даже утверждает, что ее заключение в Сибири было «вдохновляющим».

Только Елена высказывает несогласие. «ГУЛАГ, — утверждает она, — был пустой тратой времени, здоровья и энергии. Человеческие существа созданы для поиска счастья и красоты, чтобы делать что-то приносящее удовлетворение ». В самом деле, трудно найти какое-либо чувство удовлетворения в рассказах об ужасных злоупотреблениях, которые делают чтение отрезвляющим. Наталья находится в психиатрической тюрьме и получает психотропные препараты, которые в долгосрочной перспективе вызывают болезнь Паркинсона и вызывают потерю памяти. Валентину отправляют в одиночную камеру, где она становится доходяга , полумертвой клячей, арго ГУЛАГа для заключенных на пороге смерти.Елена и другие несчастные заключенные подвергаются сизифову труду, когда им приказывают однажды построить стену из камней, которые они едва могут поднять, а на следующий день снести ее. «Худшей пыткой из всех, — объясняет она, — была тщетность сверхчеловеческих усилий». Каждая женщина описывает, что ее мучают вездесущий, всепроникающий холод, голод, истощение, страх и отчаяние.

Имея это в виду, книга Згустовой по праву должна быть чем-то вроде испытания: если не отталкивать, то трудновыполнимо.Но это не просто каталог жестокости. Каждая история — это история страданий, но также и выживания. Приятно узнать, что женщины нашли утешение в культуре. Они обсуждают запрещенные книги, которые они читают, и стихи, которые они написали и прочитали в нерабочее время. «Мы предпочитали меньше спать и стараться развивать свой ум с помощью литературы», — говорит Заяра. Ирина, дочь последнего пламени Бориса Пастернака и вдохновительница персонажа Лары в Докторе Живаго , рассказывает, как она влюбилась в узника и общалась с ним, пряча стихи в кирпичах стены, разделявшей женский лагерь. от мужчин.Галя, дитя ГУЛАГа, рассказывает, что женщины-заключенные делали для нее книги, сшивая клочки бумаги.

Другим механизмом выживания для этих изгнанных женщин была дружба. Несмотря на все усилия властей разделить сокамерников и отправить их в разные лагеря, как раз в тот момент, когда они знакомились друг с другом, у них сложилась крепкая и прочная дружба. Жестокость породила самые крепкие узы. «У меня там были настоящие друзья», — говорит Заяра. «С тех пор я никому не доверял.

Позитивное мировоззрение женщин, необычайная стойкость и случайные добрые поступки также помогают развеять уныние. Дополнительный колорит и легкий рельеф дает набор цепких и милосердных второстепенных персонажей, от ангела-хранителя Заяры Николая, ветеран лагеря, который решил взять скрипку в Сибирь вместо зимнего пальто, до жены Сергея Прокофьева Лины, которая чистила картошку с шести с утра до темноты, но все же находил время высматривать Сюзанну.

Иногда Згустова недооценивает своего читателя.Елена показывает ей огромный архив книг, писем, документов, фотографий и рисунков и обещает рассказать ей все, что она хочет знать. «Я — компендиум, энциклопедия ГУЛАГа», — говорит она. Однако глава книги, которая должна была быть одной из самых длинных, оказалась одной из самых коротких.

И все же Згустова по большей части справляется, причем победно. Одетые для танцев в снегу помогает пролить свет на одну из самых мрачных глав советской истории.Для этого он может удобно разместиться рядом с работами Светланы Алексиевич. Как и устные рассказы лауреата Нобелевской премии, интервью Згустовой демонстрируют, как обычные люди реагировали на подавляющее давление. Ее женщины пережили ледяной ад, но цеплялись за надежду и отказывались быть сломленными. Их голоса, ранее приглушенные или безмолвные, теперь говорят и требуют, чтобы их услышали.

Жительница ГУЛАГа больше никогда не видела своего мужа. США СЕГОДНЯ нашли его.

Это единственная существующая картина Людмилы Алексеевны Хачатрян и «югославки» Радойцы Ненезич.(Фото: Ким Хельмгаард, США СЕГОДНЯ)

ПУЛА, Хорватия — Часто говорят, что цель журналистики — предоставить гражданам информацию, необходимую им для принятия правильных решений в отношении своей жизни и общества. Попутно такая журналистика может быть интересной, трагичной и даже развлекательной.

Журналистика, как я недавно узнал — возможно, я наивен из-за того, что не осознал этого раньше — способна воссоединить людей, чьи жизни сговорились разорвать на части.

Около 18 месяцев назад USA TODAY опубликовали историю о том, как запрещенный роман в Советском Союзе Иосифа Сталина привел к заключению Людмилы Хачатрян.

Хачатрян был отправлен в один из печально известных принудительных трудовых лагерей диктатора, известных как ГУЛАГ, в 1947 году. Миллионы людей умерли в этих лагерях от болезней и голода.

ЗАКРЫТЬ

Эта 87-летняя женщина, пережившая ГУЛАГ, никогда не забудет день, когда власти пришли забрать ее.

Многие из тех, кто был заключен в тюрьму, были невиновны в каких-либо правонарушениях, и этот эпизод остается серьезным бичом для безоговорочно жестокой и чреватой болезнью истории России.

Единственное «преступление» Хачатрян заключалось в том, что она влюбилась в югославского военного, который учился в Москве, а затем тайно вышла замуж.Ей было 17 лет. В рамках ареста, а затем наказания в субарктическом климате в Сибири, Хачатрян перенес ужасные унижения. К тому же она больше никогда не видела своего мужа Радойику Ненезич.

Когда Хачатрян наконец вышла из ГУЛАГа после смерти Сталина в 1953 году, она не знала, что стало с ее «Юглославом», как она любит называть Ненезич; ни он, ни она. За более чем 70 лет это был в основном конец их истории, такой, какой она была на самом деле.

Потом, в конце весны этого года, как я узнал, вмешалась журналистика разъема.

Внук Ненезича, результат другого брака, в результате которого родилась дочь, был предупрежден о печальной истории, опубликованной в крупной американской газете о женщине, которая очень напоминала «Людмилу», о которой они выросли, услышав от своего деда. .

(Ненезич умер более десяти лет назад от сердечного приступа.)

«Мы просто хотим сказать Людмиле, что наш дед никогда не переставал любить ее и что даже мы знаем историю о его любви к ней», — написал внук. Мне в сообщении в Facebook из Хорватии, страны, которая ранее была частью Югославии, пока серия политических кризисов не привела к распаду этой страны в начале 1990-х годов.

Несколько недель спустя поступил более официальный запрос. Могу я передать ей письмо от дочери Ненезича? Он был адресован «Любимой Людмиле».

В нем говорилось: «Я был ребенком, но был очень близок со своим отцом. … Он много рассказывал мне о вас … что вы были прекрасной и красивой фигуристкой. … Для меня очень важно позволить ты знаешь, он никогда не забывал тебя … Я всегда считал тебя частью своей семьи «.

Семья Ненезича представила фотографии и документы в подтверждение своих требований.USA TODAY также посетили с ними Лондон и их дом в Пуле на северо-западе Хорватии.

Выжившая в трудовых лагерях ГУЛАГа советских времен Иосифа Сталина Людмила Алексеевна Хачатрян в своей квартире в Москве 21 ноября 2016 г. (Фото: Ким Хельмгаард, США СЕГОДНЯ)

Хачатрян сразу же отреагировал на это.

Сегодня ей 89 лет, она живет одна в унылом многоквартирном доме на окраине Москвы. Ее жизнь не стала легче, когда ее выпустили из ГУЛАГа в 24 года.Второй брак закончился преждевременной смертью, как и маленький ребенок, заболевший лейкемией.

Прежде всего, ее по-прежнему не дает покоя опыт трудового лагеря. Она часто думала о Ненезике и той жизни, которую они могли прожить, и травмирована внезапным окончанием их совместной жизни. Одна из последних вещей, которые он сказал ей, было то, что снег размазал ее тушь. Это было трудно забыть. Неужели его тоже посадили в тюрьму? Он мертв?

Несколько лет назад случайная встреча с внуком военного офицера, который утверждал, что знает Ненезича, сказала ей, что он сделал выдающуюся военную карьеру и что он уже мертв.Но она никогда ему не верила. Через некоторое время, по настоянию внука, она написала Ненезичу письмо. Ей сказали, что он прибыл.

По словам семьи Ненезича, этого никогда не происходило.

Что ж, теперь у нее есть ответ. Она чувствует, что это изменило ее жизнь. У нее есть уверенность. Ее даже попросили рассказать российским школьникам о своей истории, а теперь и о его истории.

И все же откровение горько-сладкое.

«Я думал, что нет ничего хуже тюрьмы и лагеря ГУЛАГ в мире.Но теперь я знаю, что может быть. Можно убить человека дважды », — написала она в ответ на письмо дочери Ненезича, имея в виду подтверждение его смерти несколькими годами ранее.

« Это убить меня в третий раз », — добавил Хачатрян в этом письме.

Дочь Ненезича сказала Хачатряну, что ее отец отказался от поисков своей жены с размазанной тушью для ресниц — но только потому, что он думал, что она уже мертва

Журналистика — соединитель.

Подробнее: Как запретный роман отправил ее в ГУЛАГ

Прочтите или поделитесь этой историей: https://www.usatoday.com/story/news/world/2018/06/14/gulag-survivor- никогда-не видел-снова-мужа-сша-сегодня-нашла-его / 700776002/

Печатание романов в ГУЛАГе ‹CrimeReads

Писатель Варлам Шаламов провел 15 лет в заключении в сталинских ГУЛАГах, впервые работая тяжелыми часами в золотых условиях. мой, прежде чем получить относительно легкую должность в медицинских услугах.После смерти Сталина, подстрекаемый разбором лагерей для военнопленных и стремясь сохранить историческую память до того, как она будет стерта, Шаламов решил записать свои истории и воспоминания о жизни в ГУЛАГе.

Ниже приводится отрывок из книги « Очерков из преступного мира: дальнейшие истории Колымы», , опубликованной в январе этого года в New York Review of Books. Наброски из криминального мира — продолжение Колымских историй 2018 года, названных в честь арктического лагеря для военнопленных на Колыме, где зима длилась девять месяцев в году, а выживание было в лучшем случае борьбой, а зачастую и невозможностью. . Очерки и рассказы в этих сборниках были составлены между 1954 и 1973 годами. Приведенное ниже эссе первоначально озаглавлено «Как« печатаются романы »».

***

Срок заключения продлен. Тюремные часы бесконечны, потому что они однообразны и им нечего рассказывать. Жизнь, перенесенная в промежуток времени от подъема до конца работы, строго регламентирована: в ней скрывается внутренний музыкальный элемент, некий ровный ритм тюремной жизни, который организует поток в потоке индивидуальных душевных потрясений, личных драм, которые имеют были привезены извне, из шумного и разнообразного мира за стенами тюрьмы.Эта тюремная симфония также включает в себя звездное небо, разделенное на сетки, и мерцание солнечного света, отражающееся от ствола винтовки часового, стоящего на сторожевой башне, архитектура которой напоминает небоскреб. В эту симфонию входит и незабываемый звук тюремного замка, его музыкальный звон, подобный шуму сундуков древних купцов. И многое-многое другое.

В тюрьме мало внешних впечатлений, поэтому позднее время в тюрьме кажется черной бездной, вакуумом, бездонной пропастью, из которой ваша память может извлечь любое событие только с неохотой.Это неизбежно: в конце концов, никто не любит вспоминать плохое, а память, послушно выполняя тайную волю своего хозяина, отодвигает неприятные события в самые темные уголки. В любом случае, были ли они событиями? Изменились масштабы понятий, и причины тюремной ссоры, закончившейся кровопролитием, постороннему человеку кажутся совершенно непонятными. Позже это время будет казаться пустым и пустым: время будет казаться быстрым, летящим тем быстрее, с какой медлительностью оно тянулось.

Статья продолжается после рекламы

Но часовой механизм по-прежнему является чем-то абсолютным. Это источник порядка в хаосе. Это географическая сетка меридианов и параллелей, на основе которых нанесены на карту острова и континенты нашей жизни.

Это правило применимо и к нормальной жизни, но в тюрьме его суть более разоблачена и более неоспорима.

Именно эти долгие тюремные часы воры стараются сократить своими «воспоминаниями», а не только взаимным хвастовством, чудовищным хвастовством, красочно описывая свои грабежи и другие приключения.Эти истории — выдумка, художественно смоделированные события. В медицине есть термин «обострение»: преувеличение, когда банальное заболевание преподносится как серьезное страдание. Воровские сказки похожи на это обострение. Копейка правды превращается в серебряный рубль, который можно обменять публично.

Гангстер рассказывает о том, с кем он бегал, где воровал, и дает своим неизвестным товарищам ссылку на себя; он говорит о взломе небьющихся сейфов Миллера, хотя на самом деле его кражи со взломом не пошли дальше кражи одежды из прачечной в загородном коттедже.

Статья продолжается после рекламы

Женщины, с которыми он жил, необычайно красивы, виртуальные миллионерши.

Во всей этой выдумке, этих лживых мемуарах есть нечто более важное и, по сути, опасное, помимо определенного эстетического удовольствия от процесса повествования — удовольствие как для рассказчика, так и для слушателя.

Дело в том, что эти тюремные гиперболы являются пропагандистским и агитационным материалом криминального мира, причем материал весьма значительный.Эти истории — университет гангстеров, факультет их ужасной науки. Молодые воры слушают своих старших и подтверждают свою веру. В юных умах прививается почитание героев несуществующих подвигов, и они сами мечтают достичь того же. Это инициация неофита. Молодой преступник помнит эти учения на всю оставшуюся жизнь.

Может быть, бандитский рассказчик действительно хочет, как гоголевский Хлестаков, поверить в его вдохновенную ложь.Они заставляют его чувствовать себя сильнее и лучше.

Наконец, когда закрывается знакомство гангстера с его новыми друзьями, когда заполняются устные анкеты вновь прибывших, когда стихают волны хвастовства и некоторые эпизоды мемуаров, самые пикантные, повторяются дважды и запомнится, чтобы любой из слушателей в ином окружении представил чужие приключения как свои собственные, все равно тюремный день кажется бесконечным. И вдруг кому-то в голову приходит хорошая идея: «Как насчет того, чтобы напечатать роман?»

Статья продолжается после рекламы

Затем какая-то татуированная фигура вылезает на желтый свет электрической лампочки, свет такой маленькой свечи, что трудно сосредоточиться на чтении: фигура начинается с его болтливого «дебюта», который напоминает обычный вводный гамбит шахматная партия: «В Одессе до революции жили знаменитый князь и его красавица-жена.. . »

«Печать» или буквально «штамповка» на гангстерском языке означает «пересказ», и происхождение этого красочного сленгового термина легко догадаться. Пересказанный роман — это своего рода устный оттиск повествования.

«Печать» или буквально «штамповка» на гангстерском языке означает «пересказ», и происхождение этого красочного сленгового термина легко догадаться. Пересказанный роман — это своего рода устный оттиск повествования.

Роман в этом случае не обязательно должен быть романом, сказкой или рассказом в общепринятых литературных формах.Также это может быть любой мемуар, фильм или историческая монография. Роман преступника — это всегда чье-то анонимное произведение, изложенное устно. Никто никогда не называет и не знает автора.

Важно, чтобы рассказ был длинным: в конце концов, одна из его целей — скоротать время.

Статья продолжается после рекламы

Такой роман всегда наполовину импровизирован, так как он был услышан где-то в другом месте и частично забыт, частично расшит новыми деталями, цвет зависит от способностей рассказчика.

Есть несколько особо распространенных и популярных романов, а также некоторые сценарные наброски, которым позавидовал бы даже театр импровизации Semperante.

Это любимые, конечно же, детективы.

Любопытный факт, что современные советские детективы воры полностью отвергают. Не потому, что им не хватает изобретательности или таланта: воры слушают еще более примитивно и посредственно. В любом случае рассказчик должен восполнить недостаток рассказов Адамова или Шейнина.

Нет, ворам современность просто неинтересна. «Мы лучше знаем свою жизнь», — говорят они, и это правильно.

Статья продолжается после рекламы

Самые популярные романы: Князь Вяземский , Клуб Червей , бессмертный Рокамболе — остатки удивительного русского и иностранного папы, который русские читали в девятнадцатом веке, когда считался не только Понсон дю Террай. классикой, но таким же был Ксавье де Монепен и его многотомные романы Детектив-убийца и Казненный невиновный и т. д.

Среди сюжетов, взятых из качественных литературных произведений, твердое место занимал Граф Монте-Кристо ; с другой стороны, Три мушкетера был полным провалом и рассматривался как комический роман. Так что идея французского режиссера снять « Три мушкетера » как веселую оперетту должна была иметь под собой основание.

Никакого мистицизма, никаких фантазий, никакой психологии: сильные сюжеты и натурализм с сексуальным уклоном — вот лозунг устной литературы гангстеров.

Никакой мистики, никаких фантазий, никакой психологии: сильные сюжеты и натурализм с сексуальным уклоном — таков был лозунг устной литературы гангстеров. Один из этих романов, если вы внимательно слушали, показал, что он произошел от Мопассана Bel Ami . Конечно, название и имена героев сильно различались, да и сам сюжет претерпел существенные изменения. Но основная структура — карьера сутенера — осталась.

Анна Каренина была переработана бандитскими романистами точно так же, как и при постановке МХАТа.Весь заговор Левина-Китти был отброшен в сторону. Роман без декораций и с переименованием героев произвел странное впечатление. Страстная любовь, возникающая мгновенно. Граф сжимает (в прямом смысле слова) героиню у входа в вагон. Заблудшая мать в гостях у сына. Граф с любовницей уезжают за границу. Ревность графа и самоубийство героини. Только колеса поезда, стишок Толстого о железнодорожном вагоне, рассказали вам, что происходит.

Статья продолжается после рекламы

Les Misérables — это история, которую люди были счастливы рассказывать и слушать. Ошибки и наивность автора в изображении французских преступников снисходительно исправлялись российскими бандитами.

Даже по биографии поэта Некрасова (по всей видимости, по одной из книг Корнея Чуковского) был придуман совершенно потрясающий детектив с Пановым (псевдоним Некрасова) в качестве главного героя.

Эти романы рассказывали воры, которым они нравились, но в основном монотонным и скучным голосом: редко можно было найти бандитского рассказчика, который был бы художником, прирожденным поэтом или актером, способным воплотить в жизнь любой сюжет. тысяча сюрпризов.Если бы такой эксперт был найден, все гангстеры, оказавшиеся в это время в тюремной камере, собрались бы вокруг, чтобы послушать. Никто не ложился спать до утра, и криминальная слава эксперта добралась бы далеко. Слава такого писателя была бы не меньше, а больше, чем у любого Каминки или Андроникова.

Фактически, каждого рассказчика называли писателем. Это было понятие с определенным значением, термин из криминального лексикона: «роман» и «романист».

Статья продолжается после рекламы

Писатель или рассказчик, конечно, не обязательно был преступником.На самом деле, романист, не являющийся преступником, писатель freier ценился еще более высоко, потому что рассказы, которые он мог рассказывать, были историями, которые преступники могли рассказывать только в ограниченном диапазоне, всего в нескольких популярных сюжетах и ​​ничего больше. Всегда было возможно, что новый человек, посторонний, запомнил какую-нибудь интересную историю. Если бы он смог рассказать эту историю, то был бы вознагражден покровительственным вниманием старых мошенников, потому что искусства было недостаточно, чтобы спасти вашу одежду или вашу посылку из дома. В конце концов, легенда об Орфее была всего лишь легендой.Но если не было повода для драки, то писатель получил бы место на койке рядом с гангстерами и дополнительную тарелку супа на обед.

Но было бы неправильно предполагать, что романы существуют только для того, чтобы скоротать время в тюрьме. Нет, их значение было больше, глубже, серьезнее, важнее.

Роман был фактически единственным способом соприкосновения гангстеров с искусством. Роман отвечал чудовищным, но мощным эстетическим потребностям гангстера: он не читал книг, журналов и газет; он «высмеивал свою культуру» (особое выражение) в этой устной форме.

Романы — это как бы священная часть воровского признания; они включены в его кодекс поведения и его духовные потребности.

Слушать романы — это своего рода культурная традиция, которую очень уважают гангстеры. Романы читаются с незапамятных времен; они освящены всей историей преступного мира. Поэтому считается признаком хорошего тона — слушать романы, любить и покровительствовать этому виду искусства. Гангстер — традиционный меценат для писателей; он воспитан, чтобы любить их, и никто не откажется слушать романиста, даже если им до слез скучно.Понятно, конечно, что грабежи, воровские споры и обязательный страстный интерес к картам с его необузданным безрассудством — все это гораздо важнее романов.

Статья продолжается после рекламы

Любая минута досуга настраивает на роман. Карточные игры запрещены в тюрьме, и хотя колоду карт можно изготавливать с невероятной скоростью, используя кусок газеты, огрызок несмываемого карандаша и кусок прожеванного хлеба — это свидетельствует о тысячелетнем опыте поколений воров. — в тюрьме еще не всегда можно сыграть в карты.

Ни один преступник никогда не признается, что не любит романы. Романы — это как бы священная часть воровского признания; они включены в его кодекс поведения и его духовные потребности.

Преступники не любят книг и чтения. Очень редко встретишь человека, которого с детства приучали любить книги. Такие «монстры» читают практически тайком, прячась от товарищей, потому что боятся укусить, грубого сарказма, как если бы они делали работу дьявола, чего-то недостойного гангстера.Гангстеры ненавидят интеллектуалов, потому что завидуют им: любое ненужное образование они считают чем-то чуждым, чуждым. И все же это Bel Ami или The Count of Monte Cristo , как они представлены в их новой версии, которая вызывает всеобщий интерес.

Конечно, читающий гангстер мог бы объяснить слушающему гангстеру, в чем дело, но … . . традиции очень сильны.

Статья продолжается после рекламы

Ни один историк литературы, ни один писатель мемуаров не коснулся этого разнообразия устной литературы, существующей с незапамятных времен до наших дней.

Используя терминологию старых мошенников, «романы» — это не только романы, и важно не только то, как они подчеркивают это слово, например, róman вместо román . Даже грамотная горничная, увлеченная Антоном Кречетом, или Настей в рассказе Горького, читая Судьбоносная любовь , ошиблась в стрессе.

«Печатать романы» — древнейший воровской обычай со всеми его религиозными обязанностями, которые являются частью кредо гангстера, наряду с игральными картами, пьянством, развратом, грабежом, попытками побега и судом чести.Этот жизненно важный элемент криминального образа жизни — их эквивалент вымысла.

Понятие романа довольно широкое. Он включает в себя различные жанры прозы: роман, сказку и любой рассказ, аутентичные этнографические очерки, театральные постановки, радиоспектакли и пересказ фильма, который кто-то видел, язык переведен из сценария в версию либретто. Контуры сюжета переплетаются с импровизациями рассказчика: строго говоря, «роман» — это сиюминутное творение, как театральная постановка.Это случается всего один раз и становится еще более эфемерным и изменчивым, чем актерское искусство на сцене, потому что актер по-прежнему придерживается фиксированного текста, который ему дал драматург. В известном «театре импровизаций» импровизаций было гораздо меньше, чем в любом тюремном или лагерном «романе».

Статья продолжается после рекламы

Старые романы, такие как Червовый валет или Князь Вяземский , давно исчезли с российского читательского рынка. Историки литературы опустятся не ниже Рокамболу или Шерлока Холмса.

Русский криминальный чтив девятнадцатого века до сих пор живет в подполье бандитов. Это старые романы, которые рассказывают (или «штампуют») криминальные романы. Это как бы криминальная классика.

Русская криминальная литература XIX века до сих пор живет в подполье бандитов. Это старые романы, которые рассказывают (или «штампуют») криминальные романы. Это как бы криминальная классика.

Рассказчик freier в подавляющем большинстве случаев может пересказать прочитанное произведение «снаружи».К своему великому изумлению, именно в тюрьме он впервые узнает о князе Вяземском , после того, как услышал это от криминального романиста.

«Это случилось в Москве, на Разгуляе; Граф Потоцкий часто попадал в светское «убежище». Он был здоровым молодым человеком ».

Статья продолжается после рекламы

«Помедленнее, помедленнее», — говорят слушатели.

Писатель замедляет темп. Обычно он продолжает рассказ до полного изнеможения: пока хотя бы один слушатель не заснул, прекращать рассказ считается неприличным.В повести одна за другой появляются обезглавленные головы, пачки долларов, драгоценности, найденные в желудке или кишечнике какой-то «Марианны» из высшего общества.

Наконец, роман окончен, и измученный писатель карабкается обратно на свое место, а довольные слушатели разворачивают свои красочные стеганые одеяла — незаменимые вещи в жизни любого уважающего себя гангстера.

Вот что такое роман в тюрьме. В лагерях все по-другому.

Тюрьма и исправительно-трудовой лагерь — разные вещи, совершенно непохожие друг на друга по своему психологическому содержанию, несмотря на то, что, кажется, имеют много общего.Тюрьма гораздо ближе к обычной жизни, чем жизнь в лагере.

Почти неизменно невинная, любительская литературная аура, которую писатель имеет для freier в тюрьме, внезапно приобретает трагический и зловещий оттенок.

Статья продолжается после рекламы

Можно подумать, что ничего не изменилось. Те же гангстеры, которые просят рассказы, те же вечерние часы, чтобы их рассказывать, те же сюжеты для романов. Но теперь романы читают за корочку хлеба, за глоток супа, налитый в вашу жестяную кружку из пустой жестяной банки.

Здесь писателей больше, чем кому-либо нужно. Десятки голодных мужчин претендуют на эту корочку хлеба или глоток супа; Были случаи, когда полумертвый писатель терял сознание от голода прямо посреди рассказа. Чтобы предотвратить такие случаи, возник обычай позволять следующему писателю выпить глоток супа, прежде чем он «сбивает». Этот разумный обычай закрепился.

В одиночных камерах многолюдного лагеря, как тюрьма в тюрьме, бандиты обычно отвечали за раздачу еды.У администрации не было сил бороться с таким образом действий. Когда гангстеры насытятся, остальные бараки должны поесть.

Огромные бараки с земляным полом освещались дымящейся керосиновой лампой.

Все, кроме воров, работали целый день, проводя много часов на морозе. Писателю хотелось согреться, поспать, прилечь, сесть, но даже больше, чем сон, тепло и покой, он хотел еды, любой пищи.Невероятным, невероятным усилием воли он мобилизует свой мозг на двухчасовой роман, чтобы доставить бандитам удовольствие. И как только он заканчивает свой детектив, писатель глотает свой «глоток супа», который теперь уже остыл и покрыт коркой льда, а затем ласкает самодельную жестяную кружку, пока она не высохнет. Ложка ему не нужна: пальцы и язык будут ему полезнее, чем любая ложка.

Статья продолжается после рекламы

В полном изнеможении, в постоянных тщетных попытках наполнить хотя бы на минуту его сморщенный желудок, который теперь пожирает сам себя, бывший университетский преподаватель предлагает себя в качестве писателя.Он знает, что, если он добьется успеха и его клиенты одобрят, его накормят и защитят от побоев. Профессиональные преступники верят в его способности рассказывать истории, независимо от того, насколько он истощен и истощен. В лагерях люди не судят о других по одежде, и любой «загривок» (красочный термин для обшарпанного человека, одетого в рваные лохмотья, с ватной прокладкой, торчащей со всех сторон его бушлат) может оказаться на быть великим писателем.

Заработав суп и, если повезет, корочку хлеба, романист робко жует его в темном углу барака, вызывая зависть товарищей, которые не умеют выпускать романы.

Если он добьется большего успеха, романиста тоже угостят табаком. Это верх блаженства! Десятки глаз будут наблюдать, как его дрожащие пальцы растирают табак и скручивают сигарету. Если писатель неуклюже прольет на землю несколько драгоценных хлопьев табака, он может разрыдаться. Сколько рук будет протянуто к нему в темноте, чтобы зажечь его сигарету углем из горящей печи и, когда они ее зажигают, хотя бы вдохнуть табачный дым.И довольно много умоляющих голосов за его спиной произнесут испытанную формулу: «Давай покурим», или воспользуемся таинственным синонимом этой формулы «сорок. . . »

Вот такие роман и писатель в лагерях.

С того дня, как писатель добьется успеха, никому не позволят его расстраивать или бить: ему даже будут давать поесть. Теперь он может смело попросить гангстеров покурить, и они оставят ему свои окурки: теперь он выиграет должность при дворе и будет носить форму ожидающего джентльмена.

Статья продолжается после рекламы

Каждый день он должен быть готовым к новому роману — идет большая конкуренция — и однажды вечером для него будет облегчением, когда его хозяева не в настроении для культурной подпитки, не в настроении «насмехаться над культурой, »И он может уснуть сном мертвых. Однако его сон может быть грубо прерван, если у преступников внезапно возникнет прихоть и они решат отменить свою карточную игру (что случается очень редко, потому что игра в безик или блэкджек намного дороже любого романа).

Среди голодных писателей вы встретите тех, у кого есть идеи, особенно когда их накормили несколько дней. Затем они пытаются рассказать своим слушателям что-то более серьезное, чем The Jack of Hearts Club . Такой писатель воображает себя деятелем культуры на воровском троне. К таким людям относятся бывшие писатели, гордящиеся своей верностью своей истинной профессии, которая теперь находит выход в столь маловероятных обстоятельствах. Некоторые воображают, что они заклинатели змей, флейтисты, играющие музыку под кружащуюся группу ядовитых рептилий.. .

Карфаген должен быть разрушен!

Преступный мир должен быть истреблен!

(1959)

__________________________________

Из Зарисовки из криминального мира: Далее Колыма Истории Варлама Шаламова, авторское право © Варлам Шаламов, 1959, авторское право на перевод © 2020 Дональд Рэйфилд, выдержка с разрешения New York Review книг.