Рассказы о зоне и тюрьме: Из касты «обиженных»
Козлиная доля | Тюрьма и жизнь за решеткой
Странно, почему-то в неволе постоянно происходят забавные истории. Видимо, они и на свободе часто случаются. Просто там мы живем обособленно и мало знаем о своих соседях. Зона же — как деревня, ничего от людей не утаишь, даже собственный интим. В отрядах секс происходит прилюдно или за хлипкими дверями каптерок. Да и сотрудникам тоже скучно. Они считают многих своих коллег откровенными придурками и более охотно общаются с умными зеками, рассказывая им обо всем, что творится в зоне. Некоторые осужденные намного умнее вертухаев. Это естественно, когда «пупкарь» — полупьяный провинциал, а зек имеет три высших образования и вырос в мегаполисе. Если же он еще и возглавлял организованное преступное сообщество, то, помимо интеллекта, обладает харизмой лидера. Потому совсем не удивительно то, что порой заключенные фактически рулят зоной, особенно когда они — смотрящие или воры. Ну, или делают за начальство большую часть работы, когда становятся помощниками администрации в учреждениях, где есть относительный порядок.
Жора, который мог все
Именно такой нарядчик по прозвищу Жорж был в нашей колонии строго режима. Вернее он был нарядчиком до того, как попасть в штрафной изолятор; Жорж в неволе жил как король, имел шикарную комнату в штабе учреждения. На немногочисленных поверках он считал осужденных, за взятки отмазывая богатеев от общих построений. Еще он печатал за начальство приказы и «стучал» операм на рядовых цириков и зеков. Жорж пользовался неограниченным доверием «хозяина» и носил в кармане ключи от штабных кабинетов. Он открывал их, контролируя уборщиков, чтобы они ничего не украли и не совали нос в важные документы.
Имелись у Жоржа ключи и от небольшого актового зала, где проходили собрания личного состава и частые выездные судебные заседания. Ведь осужденных даже в зоне постоянно судят, то рассматривая заявления о переводе рецидивистов в колонию-поселение, то приговаривая вставших на путь исправления к условно-досрочному освобождению или показательно карая совершивших новое нарушение закона.
Помимо несомненных достоинств, имелся у Жоржа один большой недостаток. Он был буквально одержим сексом и предпочитал исключительно однополый интим. Впрочем, в зоне другого взять просто неоткуда. Разве что найти замену в рукоблудстве, но это даже не все активные гомосексуалисты практикуют.
Секс под знаком фемиды
По причине немногочисленности местного «петушатника» Жорж совсем сексуально замучил себя и молодого уборщика. Да и притерпелся он уже к этому партнеру и не получал с ним полного кайфа. Потому они начали творить свои ролевые шалости в актовом зале. Забавники-гомосеки резвились там каждый день, в итоге спалились и, по закону подлости, в самый неподходящий момент и перед самыми суровыми гражданами.
Как-то судья решил провести внеочередное выездное заседание, так как в колонию прибыл этапом сынок высокого чина из республиканской администрации.
И вдруг они услышали там протяжное и громогласное: «Я ни в чем не виновен, ваша честь». Судья, конечно, сильно удивился тому, кто это вместо него здесь может отправлять правосудие. Начальник по-быстрому отпер дверь. Дальше картина маслом и почти из «Ревизора». Немая сцена, в общем. «Обиженный» уборщик, наряженный в судейскую мантию, лежал животом на столе. Сзади пристроился нарядчик. Он совершал мощные природные движения и рычал при этом: «Я не виновен».
Естественно, что настоящий служитель Фемиды счел это оскорблением собственной особы и униформы. Он представил, сколько примерно раз его мантию поганили «пра-а-а-ативные». В общем, мантию сожгли, а нарядчика посадили в штрафной изолятор. Для начала. После ему выписали еще пятнадцать суток за нарушение режима содержания и как злостного нарушителя перевели через суд в помещение камерного типа. Угадайте, кто его судил?
Вот такое порицание получил Жорж за единственный косяк. И это вместо досрочного освобождения за стукачество и прочую трудную работу.
«Стучать всегда, стучать везде…»
Зек-активист, как и сапер, ошибается только раз. После серьезного залета он теряет доверие начальства и переводится на обычные условия содержания. Если зона «черная», то для активиста самое ужасное — оказаться в бараке с блатными. Там его точно зачмырят.
Потому и служат «козлы» ментам фанатично. По крайней мере, изображают истовую преданность. Хотя есть прирожденные доносчики, для которых высшая награда — это похвала оперов и наказание того, кого они заложили. Особенно мерзко ведут себя в неволе бывшие сотрудники карательных органов. Это ерунда, что их не сажают к обыкновенным заключенным, еще как сажают! Тем более что совершившего особо тяжкое преступление мента частенько увольняют из органов задним числом.
Вот и к нам в бандитско-беспредельную зону под Питером попал такой бывший мент по фамилии Балашов двадцати трех лет от роду, с пятнадцатилетним сроком и сильно смахивающий на облезлую крысу. После минуты общения с этим типом возникал вопрос, как психиатры могли признать его годным к службе в ментуре, там же на морде диагноз просто написан крупными буквами. Как дополнение — визгливо-припадочная речь и позы, полные мании величия.
Так вот, про зону. В нашем карантине Балашова сперва побили просто так, для профилактики. Но там дневальные и бандюки многих новичков бьют. Типа «прописывают», что ли. После смотрят, как себя поведет жертва: ломанется стучать или стойко вынесет боль. Да и били Балашова не за прошлое место службы, а за ублюдочную внешность и манеры.
После его оставили в покое и поселили в нормальный барак. Так этот ментенок начал постоянно бегать в штаб учреждения и докладывать сотрудникам о том, что видел и слышал в отряде. Одного он не знал: что половина наших вертухаев дружит с осужденными бандитами, таская им за деньги водку, анашу и героин.
Следующим этапом из следственного изолятора пришла «малява», что этот ментенок — «обиженный». Его в СИЗО менты-сокамерники «опустили», когда узнали, что он сел за зверское убийство своего коллеги, подрабатывавшего сторожем в магазине. Балашов забил его бутылкой из-под шампанского. Короче, наши сотрудники не хотели, чтобы бывшего мента совсем убили, и перевели его жить в штаб, в каптерку под лестницей, где уборщики хранили свои метлы и швабры.
Подглядывающий и подслушивающий
Балашов быстро понял, что долго в штабе его держать не станут, если он не начнет приносить пользу. Так он стал ревностным осведомителем. Сложность заключалось в том, что этот подонок не мог свободно ходить по отрядам и вынюхивать нарушения. Но он быстро нашел выход. Два раза в сутки, утром и вечером, уборщики бараков выносили на помойку промзоны мусорные бачки. На промку всем подряд выход был запрещен, но Балашов мог туда пройти через дежурного.
Вот он и начал сопровождать уборщиков и смотреть, куда они высыпают мусор. После чего лично копался в нем, ища обрывки писем и особенно мелкие листочки от записок. Собрав бумажки, ментенок спешил в свою каптерку и терпеливо склеивал рукописные тексты. Конечно, ему в основном попадались банальные письма от родственников осужденных. Но иногда встречались «прогоны» от воров или планы принятия с воли ценного «запрета».
Еще Балашов подслушивал, о чем говорят осужденные в дни приема. Тогда он заранее просил сотрудников повесить на дверь его шушарки навесной замок. Зеки томились в долгих очередях на лестнице, пока кто-то обращался с заявлением к начальству, чьи кабинеты располагались на втором этаже.
Естественно, арестанты не стояли молча, а вели тихие беседы, думая, что их никто не слышит. А в это время Балашов приникал ухом к двери каптерки и записывал, если кто-то начинал говорить о нарушении режима или просто ругал сотрудников. В щель ментенок мог видеть бирки говорунов.
Только, опять-таки, он не учел одного. Чтобы нормально «стучать» в зоне, нужно знать ее обитателей, ведь некоторые крутые или богатые зеки для сотрудников неприкасаемы, так как они вместе с вертухаями совершают преступления с целью извлечения материальной выгоды или сокрытия убийств. Главное, чтобы простые «мужики» были запуганы блатотой и не писали жалобы.
Такая система работает почти без сбоев, а тут какой-то Балашов, не разобравшись в ситуации, «стучит» на всех подряд. Причем он в силу умственной недостаточности не понимает предупреждений — типа когда пьяные бандюки врываются в штаб, вышибают дверь каптерки и ломают ментенку длинный нос. При этом дежурная смена делает вид, что не слышит его истошных воплей. Это потому, что он и простых сотрудников сдает вышестоящему начальству или бегает за прокурорами по надзору и пытается рассказать, какая здесь плохая зона.
После бандитских посещений Балашов никак не хотел успокаиваться, но его подвело здоровье. Ведь бандиты, почувствовав свою безнаказанность, взяли за правило ходить в штаб как на работу, при каждой пьянке или когда плохое настроение. Там они били подлого «стукача».
Он вскоре окончательно слег. Но, даже будучи подолгу прикованным к шконке, Балашов звал других «обиженных» и просил приносить ему обрывки чужих писем с помойки, объясняя свое поведение тем, что в душе он так и остался сотрудником правоохранительных органов, всегда воюющим с мерзкими преступниками.
«Петухи» рассказали об этом бандитам. Те заставили «обиженных» писать много писем, где говорилось, что Балашов чудак на букву «м» и еще много нехорошего про его маму. После их рвали, пачкали в мусоре и относили ментенку. Ну а он слабыми руками часами склеивал обрывки, с трудом разглядывая их подбитыми глазами. Потом он бессильно плакал, получив результат, но так и не успокоился, пока его не отправили от греха подальше в тюремную психушку. Но, как нам сообщили прибывшие с психиатрической экспертизы, Балашов и в дурке «стучал» врачам на больных и санитаров.
Как Юрец сам себя перехитрил
Но не все активисты такие глупые, как этот ментенок. Хотя иногда даже умные «козлы» теряют доверие сотрудников, выбирая из двух зол меньшее. Сейчас поясню. Вернее, приведу очередной пример.
В упомянутой выше «беспредельной» колонии отбывал наказание штатный «козел-активист» по имени Юрец. Он походил на молодого шакала и обладал нормальным умишком. Потому аккуратно «стучал», не зарываясь, и устроился нарядчиком, практически все время проводя в штабе. Юрец освобождал бандитов от поверок-построений, потому что боялся их. Остальных зеков мог отмазать от стояний на плацу за щедрые подношения.
Этот нарядчик делился вкусностями с дежурной сменой. Заодно «постукивал» им же, где «приманили» через забор спиртное. Так что сотрудники в его лице имели надежного поставщика выпивки и закуски. То и другое вертухаи употребляли на ночных дежурствах, когда большое начальство сваливало домой.
Года три так крутился Юрец, угождая и зекам, и ментам. Кого надо — закладывал, кому надо — лизал зад, потому как без должности он бы не выжил. Напоминаю, зона «беспредельная», и в ней бьют имеющих гадкую внешность и манеры.
Не досидев много лет, Юрец практически заработал условно-досрочное освобождение. Перед судом он решил позвонить домой. Да вот только начальник обрубил междугороднюю связь в дежурке, потому что в зону начали приходить астрономические счета за телефон. Это просто вертухаи за пачку американских сигарет давали зекам звонить родне в другие города и республики.
Так что Юрец обратился к бандитам. Те снизошли и дали ему запрещенный сотовый телефон. Сел нарядчик под лестницей второго барака, позвонил родным, порадовал. И тут дежурный помощник начальника колонии неожиданно нарисовался и выхватил чужой телефон у Юрца. Последний моментально просчитал последствия. Мало того что труба общаковая и принадлежит нескольким бандитам, так еще ее владельцы — самые крутые садисты в колонии. Им и «хозяин» не указ, потому, что они его купили с потрохами.
У Юрца случилась настоящая истерика. Побежал он за дежурным, стал плакать и на всю зону верещать: «Гражданин майор, отдайте телефон ради Христа!» Майор, естественно, не отдавал дорогую трубу. Как я говорил выше, Юрец выбрал из двух зол меньшее. Повалил сотрудника, укусил его за руку и, вырвав сотовый, убежал.
Вернув телефон владельцам, Юрец сдался подоспевшему наряду, который примчался в зону потому, что ДПНК по рации объявил, что на него совершено нападение-покушение. В штрафном изоляторе бывшему нарядчику спустили всю шкуру с задницы. УДО он, конечно, лишился. Зато избежал настоящих пыток, а возможно, и «опускания» по приказу отмороженных бандитов.
Джигит с топором
Хотя не все активисты были подлыми и шакалообразными. Среди них встречались личности, вызывающие симпатию своей бесстрашностью. Еще они нормальным зекам приносят больше пользы, чем все сотрудники вместе взятые, даже если эти сотрудники порядочные и исполняют законы, что я встречал довольно редко.
В одной северной зоне был председатель совета коллектива колонии. В учреждении бардак, начальник — неопытный самодур, смотрящие — сплошь с Кавказа и сплошь наркоманы. За дисциплиной среди «мужиков» не следят, знай себе колются общаковым героином и творят беспредел, избивая осужденных, которые боятся их сплоченности и близости к ворам в законе.
Единственный, кто мог приструнить этих смотрящих, это председатель СКК. Сам он был родом из Дагестана, чемпион-гиревик. Парень носил за поясом топор и ходил с ним на разборки к так называемым блатным, когда они кого-то несправедливо били. Блатные убегали от него, как шавки, потому что знали этот, если не отступить, рубанет. Так что смотрилы даже не сердились, когда «главкозел» ругал их матом, что вообще считается смертельным оскорблением в неволе.
Естественно, ему приходилось принимать меры предосторожности, чтобы его исподтишка не зарезали. Он даже в общий туалет не ходил, чтобы не застали врасплох, а пользовался сортиром сотрудников в штабе. Ночевал он в клубе за железной дверью. Ну, а днем постоянно боролся с блатотой, чтобы те окончательно не оборзели. Закончилось все тем, что смотрящие избили юного активиста только за то, что он активист. Надо же им было как-то показать свою крутость и то, что они борются с «козлами».
После этого председатель СКК подошел к смотрящему за зоной на поверке и громко обозвал его «петухом», до кучи послав на мужской половой орган. Это слышали сотни осужденных.
Если бы смотрящий смолчал, то он бы автоматом превратился бы в «опущенного». Он не смолчал и начал обзываться в ответ. «Главкозел» выхватил топор и погнался за «главшпаном». Тот с воплями ломанулся в барак, где его спас бандит-боец, отняв у активиста топор. После этого происшествия смотрящий за зоной объявил доверенным наркоманам, что даст много героина тому, кто убьет «главкозла». Дополнительно этот блатарь сбегал к начальнику и пояснил, что он не сможет дальше запрещать писать «мужикам» жалобы на сотрудников, когда его авторитет подрывают активисты.
Начальник взвесил все за и против. Если «мужиков» перестанут держать в страхе блатные, те завалят управу и прокуратуру жалобами. Потому что в столовой кормят помоями, не дают по неделям хлеба, воду можно набрать на единственной колонке, так как на свободе пропили насос, качающий воду в бараки.
В итоге председателя СКК срочно вывезли на поселение. Без него смотрины совсем скурвились. Били «мужиков» за то, что те просто незначительно нарушали режим или перечили сотрудникам. Это сейчас во многих так называемых «черных» зонах происходит. Так что еще неизвестно, кто в неволе хуже — «козлы» или блатные. Тем более, как можно убедиться, «козлы» — они тоже разные бывают.
Федор Крестовый
По материалам газеты
«За решеткой» (№7 2013 г.)
9 невероятных историй из жизни заключенных
—100%
+13 мин.
Код скопирован
От автора
Восемь лет назад я начала заниматься тюремным служением в Нижегородской епархии, и до сего дня оно остается важной частью моей жизни. За эти годы случались разочарования, были даже целые периоды усталости, но каждый раз происходили истории, благодаря которым снова появлялись силы и вдохновение. Вероятно, самые тягостные и неблаговидные обстоятельства — лишь очередные условия для проявления человечности. Эта мысль знакома любому человеку, которому приходилось наблюдать такие обстоятельства и людей в них. Болезнь, тюрьма, война — словно сито, в котором остаются самые ценные крупицы человеческой веры, мудрости и любви. И чем безнадежнее действительность, тем ярче сверкают эти крупицы. Так собирался «Тюремный патерик». Одни истории случились на моих глазах, о чем-то я слышала от других волонтеров, священников и даже самих осужденных. Каждая история — правда. Здесь нет выдуманных персонажей — за каждой главкой реальный человек. Название сборника — «Тюремный патерик» — появилось как-то сразу и само. Я потом испытывала большие сомнения: уместно ли слово «патерик» в тюремных рассказах, но «отлепить» его так и не получилось. Сборник в самом начале, истории продолжают прибывать — мне остается только записывать.
В бочке
Крещение в колонии. Крестятся двое — Степан из Якутии и Михаил из Краснодара. Обоим — лет по сорок. Степан, готовясь к Таинству, старательно ходил на лекции, задавал вопросы. Михаил пришел в храм впервые, но мои студенты мне поручились, что сами провели с ним все необходимые предварительные беседы о смысле Таинства и что его желание креститься горячее и искреннее (собственно, и сам он человек горячий, кавказских кровей). В общем, креститься он пришел, но, как выяснилось, рассказывая ему о сути христианства, ребята забыли объяснить ему, что представляет собой само Таинство Крещения. И вот заходит Михаил в храм, совершенно не понимая, что его ждет. И видит посреди храма огромную железную бочку, наполненную холодной водой (погреть возможности не было).
— А это зачем? — показывает на бочку, в голосе тревога.
— Окунаться сюда будете, — объясняю ему.
Михаил поеживается.
— А просто умыться не получится?
— Нет, не получится, — начинаю ему рассказывать о крещении в смерть Христову, об умирании для греха и воскресении в жизнь вечную, подобно тому, как Христос провел во гробе три дня…
На этом моменте Михаил, шумно сглотнув, перебивает меня:
— Так нам что, в этой бочке три дня сидеть?! (неприязненно смотрит на якута Степу) С ним?! Обоим сразу?!
Но от крещения не отказался!
Вот на что человек был готов, чтобы стать христианином! С тех пор, когда меня спрашивают о том, каким должно быть стремление ко крещению и настоящее христианское смирение, я всегда вспоминаю Михаила.
Тараканы
Дядя Гоша был человеком бывалым. Сидеть ему приходилось не раз, хотя все больше по пустякам. Невероятно смуглый и тощий, пронзительно голубоглазый, весь в переломах и татуировках, дядя Гоша любил вспоминать тюремную жизнь.
— Вот в тюрьме какая главная беда? — поучал он. — Главная беда — это тараканы. Их там тьма тьмущая. Вот и морят их по плану, как полагается. Нас, зэков, переводят в другую камеру, а ту, где мы сидели, заливают тараканьей отравой. А потом нас возвращают обратно — и морят уже в той камере, где мы были. Но тараканы твари умные. Они в камере не остаются. Они с нами уходят. Где мы — там и они, а значится все усилия по их потравлению — бесполезные, — на этом моменте дядя Гоша радостно хихикал.
— Так что ж вы терялись, давили бы тараканов по дороге, — предложил один практичный молодой человек. Дядя Гоша от таких слов аж в лице поменялся:
— Что значит «давили бы»? — вопросил он возмущенно. — Кого давили? Тараканов? Да как можно! Они же наши… зэковские, тоже крытники…. тут понимать надо! Помню, конвойные возмущались — чегой-то вы тут толпитесь, в камеру не заходите, а это мы тараканов пропускали, которые за нами из камеры ушли! — и, уже немного успокоившись, продолжал: — Живую душу, ее ценить надо, это утешение. Вот еще помню, был у нас в камере паук — так мы его мухами кормили, толстый он стал — крепкий. Всё какое ни на есть, а домашнее животное, разве ж плохо?
Первый вопль
Читайте также
Тюремное служение
Однажды она поняла, что беременна. Очень многие женщины обрадовались бы такому известию, но только не эта. Во-первых, она сидела в тюрьме, и сидеть ей оставалось больше десяти лет. Во-вторых, с отцом ребенка ситуация была какая-то темная и трагическая — то ли погиб, то ли просто исчез в неизвестном направлении, оставив душевную рану. В общем, ни о каком ребенке речи даже идти не могло. Но тюрьма есть тюрьма: сначала одно, потом другое, да еще и перевод на другую зону — в итоге оказалось, что аборт делать поздно.— Что значит поздно? — возмущалась женщина (она была не робкого десятка и вообще норов имела злобный и вспыльчивый). — Мне этот ребенок не нужен, все равно я его вытравлю — лучше по-хорошему прервите беременность.
Но беременность не прерывали. Вместо этого усилили за будущей матерью контроль, да озадачили нравоучительными беседами с ней всех имевшихся в наличии психологов и педагогов. Они много и горячо говорили о радостях материнства и праве ребенка родиться. Но женщина исподлобья смотрела на нравоучителей и сдавлено шипела:
— Все равно удавлю. Сейчас беременность не прервете — удавлю, как родится. Не уследите!
В колонии уже шептались, что надо бы малыша от мамаши строжайше изолировать. А пока суд да дело, рожать ее отправили под усиленным конвоем, и в роддоме персонал предупредили о том, как все не просто.
Но вот малыш родился. Как и предполагалось — под усиленным конвоем. Но в тот момент, когда новорожденный мальчик в руках у врача издал свой первый вопль — случилось чудо. Самое обыкновенное, непередаваемое: женщина заплакала. И она плакала и плакала — сильно и долго. Так сильно и так долго, что, кажется, выплакала всю злость, всю неприкаянность, всю безысходность. А потом она попросила, чтобы сына дали ей на руки…
Вот и все. Она стала очень любящей, очень заботливой мамой. Пока сын был с нею в Доме ребенка — проводила с ним каждую свободную минуту. А когда они были порознь, она мастерила ему игрушки или шила одежки. А когда его перевели в детский дом за пределами зоны, она делала все возможное, чтобы звонить ему и посылать передачки…
Не знаю, как дальше сложилась их жизнь, но мне очень хочется верить, что все у них будет хорошо… Ну, хотя бы просто потому, что чудеса не случаются просто так…
Рыцари
Случается, что примеры подлинного рыцарства встречаешь там, где никак не ожидаешь.
Ивану на вид лет 30-35. Про таких говорят «пересиженный». Вот и сейчас, после очередной отсидки, он живет в реабилитационном центре для лиц без определенного места жительства. Мы беседуем, вернее, Иван рассказывает мне о человеколюбии и взаимовыручке.
— Люди — они завсегда готовы помочь, — объясняет Иван. — Весь вопрос — кому. Одно дело, если у человека беда, а другое — если ему просто нравится так жить. Вот, например, валяется пьяный человек в луже. Вы его поднимете?…Я вот подниму, но не всегда. Скажем, вижу, что летом в луже валяется тетка в шубе и калошах, ясен пень, пропитая — я сразу пойму, что ее поднимать бесполезно, просто ей нравится так жить. Или вот, например, случится, что Вы (тыкает в меня пальцем) напьетесь и уснете в луже вот в таком виде, как сейчас, в этой же белой курточке.
— Но я не пью, — мои возражения звучат довольно робко.
— Ой, вот не надо сейчас этого, — возмущается Иван. — Я говорю гипотетически. Вы напьетесь и уснете в луже. А я увижу вас в луже и скажу вот Витьку (кивает на приятеля): «Витек, видишь, приличная женщина случайно напилась и валяется в луже. Нехорошо это. Надо помочь человеку!» И мы Вас обязательно из лужи достанем и перенесем на скамейку на остановке, чтобы с Вами ничего не случилось.
Лицо Ивана на миг становится прекрасным и благородным, он мысленно рисует себе эту ситуацию и любуется ею. Потом нервно трет бритый затылок, усмехается и признается:
— Но вот что телефон ваш я не прихвачу, вот этого обещать не могу…
Я тогда улыбнулась. Но с тех пор заметила, что жить мне стало гораздо спокойнее. Очень приятно осознавать, что есть в мире благородные люди, которые не оставят тебя на произвол судьбы ни в час беды, ни в час позора…
Помиловал
Жил был один человек. И был он человеком отвратительным. Мало того что преступником, так еще и с ужасным, неуживчивым характером. В общем, при таких исходных данных человек этот в основном проводил время в тюрьме на строгом режиме, по статьям настолько тяжелым и неприглядным, что даже остальные осужденные его сторонились. Дело было в 1990-е, православных батюшек в зоны пускали редко и неохотно, зато охотно пускали протестантов всех мастей. И вот однажды, пообщавшись с протестантами, наш герой вдруг уверовал во Христа. Причем уверовал настолько горячо и ревностно, что совершенно преобразился. Даже заделался у себя в колонии протестантским пастырем. С людьми стал учтив и любезен. Но скверный характер никуда не денешь, он просыпался в нем, когда доводилось спорить с неверующими. Если собеседник уважения ко Христу не высказывал и вообще о религии отзывался пренебрежительно, новоявленный пастор заметно злился, щурил глаза, поджимал губы и ледяным скрипучим голосом говорил так: «Брат, если бы Христос не жил в моем сердце, я бы тебя за такие слова сейчас убил!» И все понимали, что он не шутит. И искренне радовались, что в его сердце живет Христос.
Цветочки
Саша был хорошим и очень светлым человеком, и даже находясь в тюрьме, стремился сделать мир немного лучше. Однажды весной Саша решил украсить скудный пейзаж зоны и посадил цветы у самого алтаря тюремного храма. Да вот беда: лето выдалось таким жарким, что уже к июлю на клумбах не осталось ни травинки — все выгорело. Но Саша не унывал: каждый день, утром и вечером он поливал то место, где, по идее, должны были разрастаться цветы. Дни шли за днями, но никаких результатов Сашины усилия не давали. Окружающие начали тактично и не очень намекать ему, что занимается он ерундой и пора уже оставить эту затею. Говорили, что всю воду в землю не перельешь и надо уже уметь признавать поражения. Саша улыбался и продолжал поливать — утром и вечером, вечером и утром. Лето закончилось, жара спала и вдруг, в конце сентября на клумбе выросли долгожданные цветы — поднялись быстро, уверенно, красиво и через неделю уже цвели всеми красками лета.
Саша улыбался. Никто ничего не сказал, все сочли за лучшее промолчать, только нет-нет да и поглядывали задумчиво на Сашкину клумбу. А цветы цвели еще долго, до самой зимы, так что на заснеженной клумбе пестрели яркие цветочные головки.
Аферист
Однажды в одной колонии встретились два человека. Это были очень разные люди: один верующий, второй — нет. Неверующий человек был прекрасен — молод, хорош собой и очень искренен. Верующий, напротив, — немолод, лукав и основательно потрепан жизнью. И тем не менее они подружились. Вернее, сначала они очень ссорились и спорили часами напролет о том, есть ли Бог или нет, и если есть, то какой Он. Побеждал в таких спорах неизменно верующий — он отличался острым умом, эрудированностью в религиозных вопросах и всегда оставлял за собой последнее слово. Неудивительно, что довольно скоро его молодой друг-атеист тоже стал верующим. Причем не условно-верующим, а по-настоящему. Перед юношей открылась вся сила Божией любви и мудрость Божьего Промысла, он осознал глубину и правдивость православной веры, почувствовал то самое состояние, о котором апостол Павел сказал «уже не я живу, а живет во мне Христос».
Теперь уже вместе товарищи ходили в храм, исповедовались, причащались и вели благочестивые беседы. Потом старшему пришло время освобождаться. Благодарный юноша был опечален разлукой с мудрым другом и наставником и мечтал всячески помочь ему. По этому поводу дал адрес своих родителей и друзей, к которым можно обратиться на воле в трудную минуту. Старший краснел, всячески отказывался, смущенно благодарил, но адреса все-таки взял и, конечно, на прощание пообещал прислать весточку с воли.
Ждать вестей юноше пришлось совсем недолго. Жаль только, пришли они не от друга, а от родителей и друзей, которые сообщали, что загадочный «товарищ» назанимал у всех денег и исчез в неизвестном направлении.
— Тогда я понял, что мой «наставник» ни во что особо не верил. Просто он приспособился выживать под покровом Православия. Проще говоря, был профессиональным церковным аферистом, — рассказывал спустя годы повзрослевший юноша. Сам он к тому времени успел принять монашеский постриг и ни разу не усомнился в выбранном пути. Только иногда очень сожалел, что человек, приведший его к Богу, сам так и не услышал ни одной истины из тех, которые так горячо проповедовал…
Сестры
Звали девушек Маша и Лена. Обе отбывали наказание в колонии, здесь же познакомились и подружились. Вместе учились, вместе увлекались театром. И по возрасту они были почти ровесницы. Разница между ними была в одном: у Лены была мама, которая ждала дочь и приносила посылки в колонию, у Маши не было никого. И даже жилья своего не было, потому как, пока она отбывала наказание, ветхая домушка, где она была прописана, сгорела. В исправительных учреждениях таких, как Маша, называют «с отсутствием социальных связей», а значит с отсутствием хоть каких-то шансов начать нормальную жизнь. Но именно у Маши срок заканчивался раньше, и ей предстояло уйти «в никуда», пока подруга Лена оставалась «досиживать» свое. Неизвестно, во что бы вылились туманные Машины перспективы, если бы в дело не вмешалось Провидение в лице местной тюремной учительницы, которая, недолго думая, отправилась к матери Лены.
— Все равно одна живешь, по дочери тоскуешь, не знаешь, куда себя деть. Приюти девочку, пропадет же. Ведь они с твоей дочерью как сестры — вот и будет тебе вторая дочка. Что ты будешь время терять, пока дочь в колонии…
Неизвестно, какой именно аргумент подействовал на мать Лены, но она решилась. И случилось маленькое чудо — все сложилось более чем благополучно. Маша оказалась девушкой толковой. Учебу не бросила, на работу устроилась, а через некоторое время нашелся и хороший жених. На Машиной свадьбе мама Лены была посаженной матерью и ощущала себя так, словно выдает замуж родную дочь.
Теперь Лениного освобождения ждут все вместе.
Было время
Колеса стучали, поезд покачивался и набирал ход, унося пассажиров на встречу со вчерашним днем. Это было путешествие в те края, где изменения происходят так медленно, что прошлое и настоящее словно сливаются. Ну, это так для нас, для проезжающих. Для людей, живущих здесь, времена приходят на смену друг другу, и вчера очень отличается от сегодня.
Вчера это были места, куда ссылали осужденных из разных уголков страны. Сегодня — колоний стало меньше, но жизнь местных поселков по-прежнему строится вокруг них. Вчера в эти места шли этапы. Сегодня — едут туристы-походники.
— А куда вы едете, такие воспитанные и с рюкзаками, — попутчица лет пятидесяти осматривала нас с явным интересом. Когда мы рассказали, что направляемся в УНЖЛАГ исследовать заброшенные колонии. она призналась:
— А я родилась в одной из них. ОЛП-20 — так до сих пор в паспорте записано. Всю жизнь все удивляются, что это за место рождения такое…
Сегодня респектабельная дама, вчера младенец, родившийся за решеткой, девочка, выросшая в окружении зон. Но под сменяющие друг друга за окном пейзажи она с удовольствием вспоминает свое детское вчера.
— Да и знали бы вы, какие раньше были зэки! — певуче говорит она. — Исключительно приятные люди. Веселые, работящие, отзывчивые. Одиноким бабушкам могли «за спасибо» и печку сложить и забор поправить — мастера на все руки, с нынешними «сидельцами» и не сравнить. Сейчас страшно бывает в одном поселке находиться, а раньше мы, дети, постоянно с ними крутились, дружили очень…
Поезд уплывал вдаль. Колеса, словно прислушиваясь к нашему разговору, задумчиво стучали в ритме японского хокку:
Во времена былые даже хризантемы
Изысканней роняли лепестки
На гладь пруда.
На заставке и в тексте: фрагменты иллюстраций Марии Заикиной из июльского номера журнала «Фома»
The Zo, видеоролики Молли Крэбэппл о тюремной жизни, озвученные Майклом К. Уильямсом
Проиллюстрировано Молли Крэбэппл и озвучено Майклом К. Уильямсом
Вступительное слово Билла Келлера
FacebookTwitterсистема правосудия. Подпишитесь, чтобы получать по электронной почте «Life Inside» каждую неделю.
The Marshall Project — некоммерческий отдел новостей, освещающий систему уголовного правосудия США. Подпишитесь на наши информационные бюллетени, чтобы получать все наши истории и аналитические материалы.
Еще в мае 2017 года Весла Уивер, политолог, в то время преподававшая в Йельском университете (теперь в Университете Джона Хопкинса), прислала мне студенческий проект, который, по ее мнению, заслуживает более широкой аудитории. Диссертация старшего Патрика Дулиттла называлась «Зо: дезориентация и ответная дезориентация в американских тюрем».
«Если бы я могла поставить этому эссе пятерку с плюсом, я бы поставила», — написала она. «Эссе Дулиттла — самое оригинальное, аналитически сложное и самое сильное эссе, которое я консультировал за многие годы; Я буквально не мог оторваться».
«Зо», тюремный жаргон для «Сумеречной зоны», был основан на огромном архиве писем, составленном Американским архивом тюремной письменности, замечательной базой данных с открытым исходным кодом, изобретенной Дораном Ларсоном, профессором творческого письма в Гамильтон-колледже. Это тревожное исследование борьбы между заключенными и их похитителями, ведущейся не кулаками или оружием, а с намеренно дезориентирующими правилами и невыполнимыми задачами. Охранники возятся с головами заключенных. Заключенные пытаются удержать реальность, цепляясь за детали — дни до условно-досрочного освобождения, цены на товары в магазине, мелочи рутины. Охранники обостряются, производя произвольные переводы или случайные задержания в изоляции.
Это была оригинальная и провокационная работа. Но что проект Маршалл собирался делать с 96-страничной академической статьей? Пока мы думали о различных способах показать опыт дезориентации за решеткой, мы пришли к новой идее: превратить это в анимационное видео.
Новому стриминговому сервису Topic от First Look Media он понравился — достаточно, чтобы выбрать эссе Патрика Дулиттла и представить проект суперзвезде художницы Молли Крабаппл. Актер Майкл К. Уильямс, работающий с сообществами, занимающимися вопросами правосудия, выступил в качестве рассказчика, а анекдоты, по словам самих сценаристов, были озвучены бывшими заключенными мужчинами и женщинами. После нескольких набросков и множества творческих разногласий мы с гордостью представляем The Zo. — Билл Келлер
Поддержите проект Маршалл
КредитыРассказчик Майкл К. Уильямс
Иллюстратор Молли Крабэппл
Сценаристы и режиссеры Ким Букбиндер и Джим Бэтт
На основе исследования Патрика Дулиттла и рассказов, собранных Американским архивом тюремной письменности и проектом Маршалла.
Включая истории из Дебби Адамс Лоуренс Бартли Брайс-Каньон Кертис Гарнер Родриго Гонсалес мл. Деррик А. Гордон Иван Килгор Уильям А. Ларсон Брайан К. Маккарн Джордж Питер мл. С.Ф. Вилла
Дополнительные голоса Лоуренс Бартли Джон Дьюкс Кики Данстон Яссен «Доминик» Дюпон Мессия Фергюсон Нил «Фред» Джонсон Шон Кайлер Сэмюэл Смит Дональд Вашингтон-младший
Ассистент продюсера Нуми Прасарн
Помощник редактора Джули Грац
Помощник производства Алекс Вебстер
Исполнительные продюсеры Сьюзан Чира и Билл Келлер
Надзорные продюсеры Рут Болдуин и Том Мигер
Соавторы Лоуренс Бартли Сьюзан Чира Эмили Кэсси
Разработка и дизайн Гейб Исман и Алекс Татусян
Исследователь Трип Эггерт
Исполнительные продюсеры Райан Чанатри и Анна Холмс
Надзорные продюсеры Джефф Силбах и Дженни Бедуза
Редакция Гена Константинакос
Послепроизводственный этап Оливия Марш и Шерин Туссен
Деловые и юридические вопросы Алекс Роббинс и Кэти Бигли
творческий Стейси Полити Дуэйн Лучна Грег Бун
Tales from the Prison Cell (2020)
Оригинальное название: Tales from the Prison Cell aka Mesék a zárkából (оригинальное название)
- 2020
- 1h 24m
РЕЙТИНГ IMDb
8. 1/10
102
ВАША ОЦЕНКА
Документальный фильм
Истории, написанные тремя заключенными для своих детей, превращены в эпизоды в этом полнометражном фильме. Истории, написанные тремя заключенными для своих детей, превращены в эпизоды в этом полнометражном фильме. Истории, написанные тремя мужчинами в тюрьме для своих детей, превращены в эпизоды в этом полнометражном фильме.
- Директор
- Абель Виски
- Звезды
- Putnoki Alex Gábor
- Putnoki András
- Putnoki Andrásné
- Награды
- 1 победа и 7 номинаций Alex Gábor
Putnoki András
Putnoki Andrásné
Putnoki Anita
Kanász Dávid
Oláh Endre
Dózsa Erzsébet Eniko
0003
Ботос Ефрозина
Чаби Габор
Путноки Габор
Сабо Еремиас
Ронто Йожеф
Сабо Йоссу 9000 3
Сабо Каталин
Канас Матьяш
Канас Золтанне Моника
Тусори Норберт
Сабо Петер Роберт
- Директор
- Абель Виски
- Весь актерский состав и съемочная группа
- Производство, кассовые сборы и многое другое на IMDbPro
Больше похоже на это
Ларри Насколько мне известно Дикие корни Занокс Токсикома Дивы Цвета Тоби Стенд времени s Still Ezt levezekelni nem lehet Lovefilm Gentle SzamárköhögésСюжетная линия
Отзывы пользователей
Будьте первым, кто оставит отзывСамые популярные
Войдите, чтобы оценить и посмотреть список для персональных рекомендаций
ВойтиПодробнее
- Дата выпуска
- 23 января 2020 г.
- Директор
- 1 победа и 7 номинаций Alex Gábor