Пушкин о радищеве цитаты: Моё открытие Радищева через его «Путешествие …»
Моё открытие Радищева через его «Путешествие …»
«Блажен живущий иногда в будущем; блажен живущий в мечтании».
/А.Н.Радищев/
Однажды я прочла статью Пушкина о Радищеве, написанную им для журнала «Современник». В статье Пушкин задаёт вопросы, которые задают себе все читатели Радищева. Почему этот умный, высокообразованный, порядочный и не бедствующий человек поступил так опрометчиво? Зачем он написал книгу, которая ввергла его в жизненные несчастья? Раскаивался ли в своём поступке? Как у него было, вообще, с рассудком?
Помню, в школе я Радищева не читала, хотя он был «по программе». Каким-то образом я исхитрилась избежать с ним близкого знакомства, но «Путешествие из Петербурга в Москву» читать начинала. Правда, осилила страниц десять и столько же пролистала. Помню чувство неудовольствия, когда с трудом пробиралась сквозь извилисто-дремучие фразы, докапываясь до смысла. Некоторые предложения читала по два раза, чтобы уловить суть, и сердилась, почему так сложно написано!
А когда добралась до глав с описаниями бесчеловечности чиновников, помещиков, о жизни крепостных крестьян, то вообще потеряла всякое желание читать до конца. Моя юная, нежная душа не могла этого вынести этой суровой правды. Я пообещала себе, никогда больше я не притронусь к этой книге.
Ведь что происходит? Живописуя талантливым словом неприглядные стороны действительности, писатель (и не только Радищев) формирует отношение не только к содержанию произведения, но и к себе самому! То есть негатив со страниц изложения ассоциируется с личностью этого писателя.
В школьные годы моя неспособность «отлепить героя от автора» проявлялась достаточно активно. Личность Льва Толстого померкла в моих глазах после прочтения его рассказа «После бала»; мне стал неприятен Иван Тургенев после его «Бурмистра»; имя Николая Некрасова я вообще зачеркнула крест-накрест после его душераздирающих стихов о жизни народа в условиях крепостного рабства …
А тут ещё Радищев с его правдой! Ой, не надо!
В общем, я умудрилась обойтись без подробного изучения сего программного произведения и, что замечательно, это белое пятно в моём образовании никак не повлияло на мою дальнейшую жизнь! Я считала, что культурному человеку достаточно знать о писателе основные факты его биографии!
[Spoiler (click to open)]
Вот то главное о Радищеве, что я знала:
Он был первым революционером похуже Пугачёва.
Екатерина хотела его повесить, но помиловала и сослала в Сибирь.
Книга его была изъята и уничтожена.
Павел I освободил Радищева из ссылки, а Александр I дал ему хорошую должность …
Радищев дожил до 53 лет и умер по одной версии от чахотки, по другой — испив яду.
Пушкин в той статье писал о Радищеве и его книге так:
«Путешествие в Москву», причина его несчастия и славы, есть, как уже мы сказали, очень посредственное произведение, не говоря даже о варварском слоге. Сетования на несчастное состояние народа, на насилие вельмож и проч. преувеличены и пошлы. Порывы чувствительности, жеманной и надутой, иногда чрезвычайно смешны. Мы бы могли подтвердить суждение наше множеством выписок. Но читателю стоит открыть его книгу наудачу, чтоб удостовериться в истине нами сказанного».
«А-ааа, — с удовлетворением подумала я: «Сам Пушкин говорит, что книга Радищева «пошлая, жеманная и надутая». Значит, я права, что не читала её!»
Вот так, с одобрения Александра Сергеевича Александр Николаевич остался для меня «неизученным незнакомцем».
И таким оставался, если бы моя память не упускала случая подсунуть мне пару строчек из того, что я всё-таки смогла когда-то прочитать.
Первая — эпиграф «Чудище, обло, озорно, стозевно и лаяй».
Вторая — «Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвлена стала».
Честно, в этих строчках было нечто завораживающее, величественное и волнующее …, что за слова, что они означают, почему волнуют?
Я вспомнила совет Пушкина из статьи: «открыть его книгу <…>, чтоб удостовериться в истине нами сказанного».
Хорошо, так и сделаю. Порылась в домашней библиотеке, нашла небольшую по формату книжицу, открыла и с большой настороженностью (вспоминая прежний неудачный опыт) стала читать.
С эпиграфом разобраться было просто. Радищев взял (немного переделав) стих из поэмы «Тилемахида» знаменитого в то время поэта Тредиаковского. Этот стих в переводе на нормальный русский означал: «Чудовище тучное, гнусное (грубое), огромное, со ста пастями и лающее». Так Тредиаковский обрисовал Цербера.
Вторая запомнившаяся мне строка, оказывается, имела продолжение: «Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвлена стала. Обратил взоры мои во внутренность мою — и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы».
Какая красотища! Как образно, красиво, торжественно и точно выражена мысль! Мне очень понравилось.
Пушкин в статье пишет: «Преступление Радищева покажется нам действием сумасшедшего. Мелкий чиновник, человек безо всякой власти, безо всякой опоры, дерзает вооружиться противу общего порядка, противу самодержавия, противу Екатерины!»
О как! То есть «противу» всего, что является основой правопорядка екатерининского существования! Я верила Пушкину, но хотела убедиться в правоте его слов. Для этого надо было прочитать «Путешествие из Петербурга в Москву» полностью.
Стала читать дальше.
Произведение небольшое, разбито на 25 глав: первая глава – «Предисловие», вторая – «Выезд», остальные идут под названиями городков, через которые Радищев проезжал в далёком 1790 году.
Читалось то трудно, то легко.
Трудно от того, что у меня всегда при чтении заумного научного труда «мозги встают дыбом». Фразы-лабиринты вызывали умственное напряжение и тоску от того, что я не сразу понимала прочитанное. Помню, подобное состояние (правда, со смехом) я испытала, услышав фразу лектора в «Покровских воротах»: «Фалеков гендекасиллаб пятистопный метр, состоящий из четырёх хореев и одного дактиля, занимающего второе место. Античная метрика требовала в фалековом гендекасиллабе большой постоянной цезуры после арсиса третьей стопы».
Легко было от того, что, продравшись сквозь рой архаически-славянских форм и поняв смысл сказанного, я ощущала радость, что я не совсем, пардон, дура ))) К тому же я приходила в восторг от величественной вязи старорусского стиля!
Ой, как мне понравились эти старинные союзы и частицы: яко, дабы, токмо, аки, буде, амо, облый и прочая архаическая лексика 18 века: алкать, десница, лепота, лествица, мраз …
Стиль Радищева пленил и покорил меня церемониальной торжественностью «высокого штиля», это было бесподобно!
Что интересно, не всё произведение написано столь возвышенно. Применительно к теме очередной главы автор использовал и другой стиль (назову его низким), близкий к разговорно-народному языку.
Вот примеры для сравнения.
Высокий стиль.
«Мой друг, какое обширное поле отверзается мне на удовлетворение любезнейшей склонности моея души! какое упражнение для мягкосердия! Сокрушим скипетр жестокости, который столь часто тягчит рамена невинности; да опустеют темницы и да не узрит их оплошливая слабость, нерадивая неопытность, и случай во злодеяние да не вменится николи».
Низкий стиль.
«Кто знает голоса русских народных песен, тот признается, что есть в них нечто, скорбь душевную означающее. Все почти голоса таковых песен суть тону мягкого».
В первом примере – высокопарность, церемонность, изысканность … хочется кланяться и шаркать ножкой. Во втором – понятность и доступность нашего современного языка.
Русский язык совершенствовался, исторгая из себя тяжёлые и неудобоваримые для ума обороты речи. Сам Радищев писал об этом: «Сравни то, что писано до Ломоносова, и то, что писано после его, – действие его прозы будет всем внятно».
Когда было написано «Путешествие из Петербурга в Москву», Пушкин, основатель литературного русского языка, ещё не родился, но предпосылки к созданию такого языка уже зрели.
Пушкин пишет: «В Радищеве отразилась вся французская философия его века: скептицизм Вольтера, филантропия Руссо, политический цинизм Дидрота и Реналя; но все в нескладном, искаженном виде, как все предметы криво отражаются в кривом зеркале».
Вероятно, Достоевский читал статью Пушкина и согласился с ним, высказав о Радищеве примерно то же самое: «обрывки и кончики мыслей» у него соседствуют с вольными переводами французских просветителей».
О, да! Великие русские классики знали, что говорили (высоко сидят, далеко глядят). Может, в книге Радищева и было (по Пушкину) «нескладное, отражённое, как в кривом зеркале», может, были (по Достоевскому) путанные «обрывки мыслей», но мне, когда я вчиталась в книгу, читалось легко и интересно. Главы то короткие, то длинные шли чередой друг за другом, словно непрерывная цепочка: глава – она же населённый пункт, она же новая тема путевых размышлений, за этой главой следует такая же другая, потом следующая и так далее . …
Темы затрагивались разные. Вот некоторые через запятую:
О самодержавии, о единстве Бога, о равенстве людей, о сути человеческой, о русском народе, о самоуважении, о молодёжи, об отцах и детях, а так же о государственном переустройстве, крепостном рабстве, продажном судействе, воспитании, военной службе, алчности чиновничества, половом развращении, о повсеместном мздоимстве, о печати и писательстве, о типографиях, о равнодушии и бездушии…
Поразительно, как в этой небольшой книжке вместилось огромное количество смелых, нужных, глубоких размышлений о проблемах общества, и предложено «многия примеры по избавлению от оных»!
Скажу откровенно, философские рассуждения, витиеватость слога, смена стилей, блуждание в обрывках мыслей (моих собственных и Радищева) привели к тому, что «подъезжая к Новгороду» (к очередной главе), я почувствовала, что чтение меня утомило.
И только я собралась закрыть книжку, чтобы передохнуть, как взгляд остановился на строчке: «Но, любезный читатель, ты уже зеваешь …»
Я рассмеялась и стала читать дальше.
Мне было интересно, почему в этом, в общем-то, справедливом и поэтическом повествовании, Пушкин нашёл «порывы чувствительности, жеманной и надутой, иногда чрезвычайно смешной» …
Пушкин, как поэт, не мог не оценить поэтичность произведения Радищева и его (Радищева) оду «Вольность» (сам подобную написал), помещённую в тексте «Путешествия …». Почему он высказался о книге Радищева как о посредственной? Может, его задело мнение Радищева, в котором он узнал себя (в главе «Тосна»)?
— «Я, нижайший ваш слуга, быв регистратором при разрядном архиве, имел случаи употребить место мое себе в пользу. Посильными моими трудами я собрал родословную, на ясных доводах утвержденную, многих родов российских. Я докажу княжеское или благородное их происхождение за несколько сот лет».
Александр Сергеевич Пушкин, как известно, тоже служил в архиве и занимался составлением своей родословной. Он проследил линию своего дворянского рода вглубь веков до легендарного выходца «из немец» Ратши, слуги и соратника Александра Невского, и очень гордился, что происходит из древнего рода.
Не принял ли он на себя слова Радищева о «хвастовстве древния породы», которое «может скружить многим голову»?
Да нет, вряд ли Пушкин мог всерьёз обижаться на радищевские размышления. Наоборот, он ценил это произведение и даже купил для своей личной библиотеки экземпляр «Путешествия …», сохранившийся в архивах «тайной канцелярии».
Больше того, 3 апреля 1836 года Александр Сергеевич написал большую статью (запрещённую цензурой) о Радищеве для своего журнала «Современник». Пушкин называл Радищева человеком «с духом необыкновенным», «с удивительным самоотвержением и с какой-то рыцарской совестливостью».
Слова Пушкина подтверждает портрет Александра Николаевича. Автор портрета неизвестен, но известно время написания – до 1790 года, то есть Радищеву на портрете около сорока лет. Изображение рисует образ человека образованного и мыслящего. Задумчивость и печаль в глазах словно иллюстрируют состояние души Александра Николаевича, которая совсем скоро «страданиями человечества уязвлена станет».
Интересный факт.
В начале предисловия Радищев поставил чьи-то инициалы «АМК», а само предисловие начинается с обращения: «Любезнейшему другу».
Оказывается, что любезнейший друг АМК – это товарищ Радищева по Лейпцигскому университету — писатель Алексей Михайлович Кутузов, с которым Радищев не только дружил, но и много полемизировал на разные темы.
Письмо князья Н. Н. Трубецкого от 1 августа 1790 года Алексею Кутузову:
«…Теперь скажу тебе, что посвятивший некогда тебе книгу … находится под судом за дерзновенное сочинение, которое, сказывают, такого рода, что стоят публичного и самого строгого наказания. Вот, мой друг, ветреная его и гордая голова куды завела, и вот следствие обыкновенное быстрого разума, не основанного на христианских правилах…»
Александр Николаевич отпечатал свои путевые заметки в собственной типографии и разослал экземпляры друзьям и знакомым. Одна книга попала к Гавриле Романовичу Державину. Державин читал страницы с карандашом в руках и подчеркнул самые важные, на его взгляд, высказывания. Наверняка это были главы, где Радищев рассуждает о правителях, государственном и общественном обустройстве, что, по мнению Державина, могло заинтересовать императрицу.
С тем и преподнёс ей эту книгу.
Екатерина II мудрая (по её понятиям), просвещённая (по понятиям подданных) владычица российского государства прочитала книгу, испещрённую пометками известного стихотворца, но от идей и предложений Радищева отмахнулась и даже рассердилась.
Из записок А.В. Храповицкого (кабинет-секретаря императрицы):
«Сказать изволили, что он бунтовщик, хуже Пугачева, показав мне, что в конце хвалит Франклина и себя таким же представляет. Говорили с жаром и чувствительностию».
Государство Екатерины держалось на законе о крепостном праве, а Радищев (первый!) заявил о безнравственности этого закона и всего общества, в котором одни люди держат в собственности других людей, словно они их личные вещи.
Советская литература называла А.Н.Радищева «первым русским революционером», но, как толкует академический словарь, революционер — это человек обреченный, без интересов, без дел, чувств, привязанностей, собственности, даже без имени. Весь его жизненный интерес, вся страсть – это революция. То есть революционер – это бунтарь-профессионал.
Радищева нельзя назвать ни революционером (как и поэта Некрасова), ни заговорщиком. Его книга не призыв к «топору» (как призывал Емельян Пугачёв или Степан Разин), а «собрание фактов из действительности, сведение о которых, приведенное в сознание, могло бы быть полезно как материал для административных и политических действий».
Александр Николаевич Радищев совершил частную поездку (в то время равную путешествию) из одного города в другой и всё, что видел, описывал в путевых заметках. А видел он то, что нельзя было не увидеть внимательному и вдумчивому проезжающему.
Вероятно, Екатерина II была в очень плохом настроении (голова болела или любовник не явился?), когда ей подали эту книгу. Иначе она (надеюсь) проявила бы свою просвещённость и лояльно отнеслась бы к автору. Но наружу вдруг (или не вдруг?) выползла сущность барыни-помещицы. Как у короля из «Обыкновенного чуда»: «Предки виноваты! Прадеды-прабабки, внучатые дяди-тети разные, праотцы, ну, и праматери, угу. В жизни вели себя как свиньи последние, а сейчас я расхлебывай их прошлое».
В общем, немецкие прадеды-прабабки возопили и «заставили» Екатерину (она же урождённая София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская) усмотреть в книге Радищева великую опасность для своего государства, вот она и приказала заточить автора в крепость и приговорить к смерти.
Чего она боялась?
Может, того, что воодушевлённые книгой мужики (прочтут в перерыве от барщины?) восстанут и свергнут её? Боялась нового Пугачёва? Почему сразу «Казнить. Нельзя помиловать» с жирной безжалостной точкой после «казнить»!?
Может, на неё подействовал пример Людовика XIV, который запретил «Приключения Телемака», где были рассуждения о том, каким должен быть настоящий государь и как надо управлять народом и государством?
Но, заметьте, Людовик не хотел наказывать автора, он хотел лишь истребить книгу!
Екатерина же сочла Радищева подстрекателем к бунту, хотя могла бы проявить понимание и даже юмор, беря пример с Фридриха II, с которым, кстати, состояла в дружеских отношениях.
Великий Фридрих был и великим правителем!
Однажды он выглянул в окно дворца и увидел толпу, собравшуюся возле стены с каким-то плакатом. Он спросил: «В чём дело»? Слуга, заикаясь от страха, доложил: «Ваше Величество, на стене пасквиль на Вас, и люди его читают!». Фридрих выслушал дрожащего слугу и ответил: «Поди, сними плакат и повесь его пониже, а то люди встают на цыпочки, чтобы его прочитать?»
Слуга перевесил пасквиль пониже, толпа прочитала и спокойно разошлась.
Другой пример. На Фридриха написали сатирический памфлет. Он призвал к себе автора и спросил: «Тебе, видно, есть нечего?» и приказал выдать ему немалое количество денег.
Так что революционного было в «Путешествии из Петербурга в Москву»? Разве что ода «Вольность», совершенно неприемлемая, по мнению Екатерины, для российского самодержавия.
Но, как справедливо заметили сыновья Радищева в своих «Замечаниях», если бы «Вольность» была напечатана в Англии, на нее даже не обратили бы внимания, отметив лишь её эстетическое достоинство. Да и сама ода «Вольность» — «есть преступление относительное, если только можно назвать преступлением похвалу свободе и изъявление ненависти к тиранам. Когда бранят Неронов и Калигул, то Марк-Аврелии и Титы не принимают этого на свой счет».
Пушкин пишет о Радищеве в своей статье: «Все прочли его книгу и забыли ее».
Так стоило ли Екатерине «огород городить» и заточать автора в темницу?
«От императрицы главнокомандовавшему в Санкт-Петербурге генерал-аншефу Брюсу.
Граф Яков Александрович!
Недавно издана здесь книга под названием: «Путешествие из Петербурга в Москву», наполненная самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное ко власти уважение, стремящимися к тому, чтоб произвесть в народе негодование противу начальников и начальства, наконец оскорбительными изражениями противу сана и власти царской.
Сочинителем сей книги оказался коллежский советник Александр Радищев, который сам учинил в том признание, присовокупив к сему, что после ценсуры Управы Благочиния взнес он многие листы в помянутую книгу, в собственной его типографии напечатанную, и потому взят под стражу. Таковое его преступление повелеваем рассмотреть и судить узаконенным порядком в Палате Уголовного Суда Санкт-Петербургской губернии, где, заключа приговор, взнесть оный в Сенат наш.
Пребываем вам благосклонны. Екатерина.»
Приговор над Радищевым современники посчитали немилосердным: «Все честные люди сожалели, плакали о нем оттого, что честные люди, подобные Радищеву, так редки, так редки, что их надобно со свечой искать».
Эпиграфом к своей статье Пушкин взял устные слова Карамзина: «Не следует, чтобы честный человек заслуживал повешения».
Так какой вывод я сделала после прочтения «Путешествия …» – хорошая, ценная, умная и честная книга. И поэтически высокохудожественная!
Местами, конечно, длинновата и нудна, но надо помнить, что написана она в 18 веке, ещё до Пушкина.
Общее моё впечатление — книгу надо читать, это замечательное чтение для любителей русской литературы, русского языка и русской истории, а её автор — достойный пример для подражания.
А сам Александр Николаевич Радищев закончил описание своего Путешествия добрым советом:
«Если, читая, тебе захочется спать, то сложи книгу и усни. Береги ее для бессонницы».
Пушкин, Радищев, истина и любовь 🙂 — Университетский лектор
?
November 17th, 2019
Comments:
|
Путешествие Александра Радищева из Санкт-Петербурга в Москву
«Сочетая глубокую лингвистическую изощренность с завидным литературным стилем, Эндрю Кан и Ирина Рейфман, два самых уважаемых современных исследователя русской литературы, создали окончательный перевод классического революционного cri de cœur Радищева. ” – Дуглас Смит, автор книги Распутин: вера, сила и закат Романовых
«Каждый человек рождается в этом мире равным любому другому» 9.0007
Александр Радищев, Проезд из Санкт-Петербурга в Москву (1790).
Эта строка открывает речь в суде над семьей крепостных, убивших своего хозяина в целях самообороны. Эта строка и другие утверждения о неравенстве, правах человека и социальной справедливости имеют решающее значение в произведении Александра Радищева «Путешествие из Санкт-Петербурга в Москву » (1790). Эти идеи делают этот рассказ-путеводитель и опередившим свое время в России произведением, изданным за семьдесят лет до Великих реформ 1860-х годов, и произведением вполне современным своему времени, ибо идеалы, выраженные сказителями Радищева, созвучны прогрессивным движениям 1790 с. Опытный государственный служащий, Радищев мог бы изложить свои позиции по аграрной реформе и крепостному праву в трактате или официальном отчете. Вместо этого он решил облечь свою радикальную критику в форму путешествия. Он опубликовал эту работу на ручном прессе с ужасными личными последствиями, ему грозил сначала арест, а затем ссылка. То, что могло быть взрывоопасным тогда — и что наиболее актуально сейчас, — это не политика Радищева в отношении крепостного права (он не предлагал ее в этой работе), а скорее аргументы в пользу прав человека, которые он поддерживает.
Титульный лист первого издания (Библиотека Конгресса, Вашингтон, округ Колумбия).
Восемнадцатый век был великим веком путешествий, реальных и вымышленных. Вымышленные путешествия обеспечили остраненный взгляд на верования, взгляды и обычаи как социально сконструированные. В то время как Просвещение в целом продвигало моральные универсалии, оно также релятивизировало социальные практики, и, переживая реальность из первых рук, путешественники антропологически комментировали различия в образах жизни вблизи и вдали; в центре внимания оказались диетические обычаи, брачные договоренности, сексуальные табу и права человека, признаки местных обычаев, которые демонстрировали различия и последовательность в применении общечеловеческих тенденций. Пионерской работой в области путешествий как сравнительной социальной науки была работа Монтескье.0003 Персидские письма ( Lettres persanes , 1721) и многие более поздние путешествия придали философскому исследованию приключение. В «Дополнении к путешествию по Бугенвилю » ( Supplement au voyage de Bougainville , 1796), шедевре Дени Дидро, рассматривается естественное состояние, в котором таитяне жили как общество в восемнадцатом веке. Полигамные семейные структуры были, естественно, коммунистическими в разделении собственности, в то время как колонизация чужаками вызывала болезни и бедность местного населения. Капитан Джеймс Кук, возможно, был героем-исследователем, но с другой точки зрения его поселенцы принесли разрушения. Сходным по использованию путешествий как средства социальной критики был проект Гийома Тома Рейналя 9.0003 Философская и политическая история двух Индий ( Histoire philosophique et politique des établissements et du commerce des Européens dans les deux Indes , 1770). Рассказ о путешествиях, полный тирад против колониальной эксплуатации, недобросовестной торговой практики и восстаний рабов в Ост-Индии, Южной Америке и других местах. Книга была запрещена во Франции в 1779 году и сожжена французским публичным палачом. Рейналь избежал ареста, отправившись сначала ко двору прусского Фридриха Великого, а затем в Санкт-Петербург, где Екатерина Великая оказала ему теплый прием. Книга Рейнала была той, что была у Радищева в библиотеке и из которой он цитировал.
Вымышленные путешествия предоставили остраненный взгляд на верования, взгляды и обычаи как социально сконструированные
Александр Радищев (неизвестный художник).
В своем рассказе о путешествиях Радищев следовал примеру других выдающихся европейских писателей, изображая общественные беды и проблемы управления, охватившие его страну; он использует смешанную форму, которая сочетает в себе новаторские рассказы, трактатные речи и аллегории таким образом, чтобы быть одновременно конкретным и универсальным, реалистичным и абстрактным, нацеленным на проблемы, которые существовали в одном месте, но могли произойти в любом обществе. Такова традиция, в которой Радищев Путешествие из Петербурга должен быть прочитан. Его путешествие проходит по настоящему почтовому маршруту, а сварливые начальники станций и недостаточное количество почтовых лошадей придают правдоподобие. Его герой предлагает взгляд со стороны на местные обычаи, и, подобно натуралисту Дидро на Таити, он особенно очарован обращением с женщинами, браками по расчету, сексуальной эксплуатацией и разрушительными действиями венерических болезней. И в манере Лоуренса Стерна (как и Николая Карамзина, чье произведение, возможно, читал Радищев), радищевский герой полон добродетели и слез. Готовность заплакать сейчас может показаться странной, но в литературном символизме восемнадцатого века плач был доказательством способности человека к сопереживанию. Эмпатия, по мнению наиболее важных социальных теоретиков того периода, таких как лорд Кеймс и Адам Смит, является основой естественной справедливости, которую общества должны попытаться закодировать в законе, если они хотят предотвратить разногласия и восстания, спровоцированные колониальной и внутренней эксплуатацией.
Но что побудило Радищева написать эту работу? Россия претерпела многочисленные реформы во время долгого правления Екатерины Великой. Однако в 1790 году Екатерину, справедливо или ошибочно, считали постаревшей и более уязвимой для придворных распрей и интриг. Кроме того, не было никакого прогресса в вопросе о крепостном праве, поскольку Французская революция вдохновила массовые народные движения в Европе и во всем мире. При некоторых отдельных землевладельцах положение крепостных улучшилось. Но для подавляющего большинства крепостных (а речь идет о более чем 90 процентов населения Российской империи), экономические трудности были постоянными и не облегчались, усугубляясь другими социальными бедами, такими как принудительный призыв на военную службу и сексуальная эксплуатация — все темы, которые поднимаются в этой работе.
Запрещенная книга,
Путешествие Радикализм был замечен Александром Рослиным(1776-77, Эрмитаж) как имплицитно революционный
Екатерина II.
Запрещенная книга, Путешествие Радикализм рассматривался как неявно революционный. Но это спорно. Вместо этого 9Радикализм 0003 Journey можно было бы лучше понять в контексте того времени. В отличие, например, от капитана Кука или Иосии Бэнкса, Радищев не писал о научных или исследовательских путешествиях. (Его письма из Сибири, однако, показывают, насколько наблюдателен он был в отношении местной флоры и фауны.) Его работа приближает его к книгам Томаса Пейна «Права человека » и «Философская и политическая история » Рейнала в том, что касается точки зрения, основанной на правах человека. и то, как русские крепостные представлены как равноправные члены общества, является одной из самых поразительных позиций, принятых в XIX веке.0003 Путешествие . Жизни крестьян имеют значение не только из-за экономической эффективности, но и из-за естественной справедливости, аргумент, сделанный в речи дворянина, который оправдывает акты насилия самообороной в вышеупомянутом суде над двумя крепостными.
В этих строках, в то время, когда вопросы экономического равенства и расы звучат в заголовках в Соединенных Штатах и во всем мире, можно увидеть актуальность работы Радищева для нашего времени, особенно в переводе. В приведенной ниже речи используется знакомая лексика, отражающая ценности эпохи Просвещения, закрепленные в других современных документах, таких как Конституция США и Билль о правах США:
«Человек, рассматриваемый, следовательно, вне общества, есть существо, ни от кого не зависящее в своих собственных делах. Но он ограничивает их, соглашается не подчиняться одной своей воле и становится послушным приказам других людей, словом, становится гражданином. Ради чего он сдерживает свои желания? С какой целью он устанавливает власть над собой? Неограниченный в проявлении своей силы воли, почему он ограничивает ее послушанием? – Ради него самого, – говорит разум. – Ради себя, – говорит внутренний голос. – Ради него самого, – говорит мудрое законодательство. Отсюда следует, что там, где не в его интересах быть гражданином, там нет гражданина. Отсюда следует, что тот, кто хочет лишить его преимущества быть гражданином, является его врагом. Он ищет в законе защиты и возмездия против своего врага. Если закон либо не в силах его защитить, либо не желает этого, либо не в силах немедленно помочь ему в его нынешнем горе, тогда гражданин пользуется своим естественным правом на защиту, сохранение, благополучие. Ибо гражданин, поскольку он стал гражданином, не перестает быть человеком, чья первая обязанность, вытекающая из его организма, состоит в сохранении, защите, благоденствии».
– Эндрю Кан и Ирина Рейфман
Текст этой статьи впервые появился в блоге Columbia University Press в сентябре 2020 года. Архитектура, Разное, Памятники писателям russianmonuments 3 комментария Щелкните фото для увеличения . В этом пространстве я написал о том, каким народным деятелем стал Александр Пушкин за века. Он талисман, герой, друг, спаситель, защитник, тот, кому можно доверять, когда доверять больше некому. Он воплощение красоты, честности, ума, достоинства, мужества, мудрости — он олицетворяет все хорошее в русском народе и в человечестве вообще. Пушкин как конец всего и вся, как я уже не раз замечал, приводит порой к замечательным вещам вроде абсурдистских рассказов Даниила Хармса о том, что он бросает камни и тому подобное. А потом есть нечто подобное, с чем я столкнулся всего несколько дней назад, фактически, через день после крупнейшего политического протеста в России, по крайней мере, за пять лет. Бюст Александра Пушкина, Москва | Культура России в достопримечательностях
Видите ли, Владимир Путин и другие друзья Дональда Трампа (вы можете освистывать, я с удовольствием сделаю паузу, чтобы это допустить) так сильно отбивали российскую оппозицию с тех пор, как в 2011 и 2012 годах прошла серия массовых протестов, ушел в подполье, в тюрьму или просто умер (или, в случае с Борисом Немцовым, был убит). А затем, ко всеобщему удивлению, к изумлению всех, от политиков и бунтовщиков до родителей и школьных учителей, огромная группа недовольных маленьких детей — практически все еще подростки — вышли на улицы 26 марта 2017 года, чтобы сообщить миру, что они были недовольны правительством и политикой Путина.
Отступление № 2. Марш протеста на днях закончился вокруг Пушкинской площади в центре Москвы. Памятник поэту стал чем-то вроде участника, поскольку протестующие и полиция время от времени взбирались по бокам постамента, преследуя друг друга. Или, возможно, это была художественная вольность Смита. Я точно знаю, что было несколько погонь вверх и вниз по фонарным столбам. Но это спорно в отношении истории Ксении, как вы увидите. Что сделала Ксения, так это поместила это событие прямо в середину богатого поля русской пушкинской литературы. Она воплощает в жизнь Пушкина в облике всех тех качеств, о которых я говорил выше, – спасителя, защитника, мудреца, защитника. У нее есть хороший прецедент для этого, так как в одном из самых известных повествовательных стихотворений Пушкина
А теперь вернемся к рассказу Ксении Смит…
На площади, залитой весенним солнцем, еще не совсем уверенные в своих силах полицейские стремятся навести порядок, избивая протестующих дубинками. Протестующие, стремящиеся сохранить свое человеческое достоинство и свободу своих детей и внуков, взывают к небесам. За всем этим, несколько позеленевший от всех лет, Пушкин смотрит на происходящее сверху вниз. Внезапно… дикие визги пронзают воздух. Милиционеры, вскарабкавшиеся на постамент памятника, в ужасе отшатываются и в беспорядке отступают. Господь Вседержитель!!! Пушкин дернулся! Коммодор ожил! Протестующие тоже напуганы и вот-вот повернутся и убегут, но останавливаются как вкопанные. Мощная нога опускается на землю, за ней следует другая. Огромная рука осторожно подхватывает нескольких молодых людей и нескольких стариков и сажает их на возвышающуюся пару плеч.
«Вы нарушаете закон и порядок!» кричать в полицию. «Вы не имеете права мешать проезду граждан!»
– Вы говорите, что я не имею на это права? — рокочет голос, словно исходящий откуда-то из-за облаков.
«Але….. Александр Сергеевич!» — кричит начальник полиции, заикаясь и краснея. «Ты… ты….. ты… но мы…. а это наша работа, Александр Сергеич!
Полицейский снимает свой боевой шлем.
«Дорогой мой!!!» – дрожат окна в каждом соседнем доме – «Милостивый государь мой! Детей и стариков бить — это не работа. Это преступление!!!»
Пушкин делает шаг.
«Эти люди пришли, чтобы защитить свободу и правду, а значит, и меня. Ибо поэзия невозможна без правды. .. Следуйте за мной, дамы и господа! Где этот твой правитель, такой слабый и лживый?»
Люди радостно аплодируют, и толпа движется по Тверской улице, оставляя позади ОМОН. Сейчас нет смысла никого арестовывать. Пушкин шагает тяжело, сотрясая весь город. Беспомощные вертолеты и автозаки теперь кажутся такими крошечными. Повсюду крики, словно в один голос: «Путин — вор!»
Пушкин сажает людей себе на плечи и идет, идет, идет… по всей России… пока не натыкается на президентский кортеж, мчащийся к границе. Пушкин задумчиво берет в руки президентскую машину и вытряхивает из нее президента. Президент падает ему на ладонь.
«Ой, какой крошечный!» — говорит он и заливается смехом. Президент Путин побледнел от страха и ярости. Он бы сжег этот памятник, если бы мог. Пушкин баюкает его в руке и подбрасывает высоко в воздух… далеко, далеко, далеко…
Нужно ли говорить, что эта история, первоначально опубликованная на русском языке на Facebook, полностью защищена авторским правом автора Ксении Смит, 2017.