Проза дружба: О дружбе. ~ Проза (Письмо)
Дружба, интриги, любовь: история взросления в стенах элитной школы 18+
Екатерина Ушахина
Бен Уикс — потомок одной из старейших аристократических семей отправляется в элитную школу Сент-Джеймс в Новой Англии, воспитавшую не одно поколение лидеров.
Однако все начинает идти не по плану Бена, особенно после знакомства с соседом по комнате. Им оказывается сын сказочно богатого эмиратского шейха Ахмед аль-Халед, который совершенно не ориентируется в негласных правилах этикета Сент-Джеймс. Постепенно неприятное соседство превращается в дружбу и взаимную поддержку. Смогут ли Бен и Ахмед стать «своими» в месте, где реальность оказывается столь далека от их ожиданий?
Книга «Ожидания Бена Уикса» написана в лучших традициях американских подростковых романов. Читатели смогут поразмышлять о взрослении, настоящей дружбе, любви и независимости.
Ожидания Бена Уикса
Неоправданные ожидания
Действие романа разворачивается в закрытой английской школе-интернате, удаленной от города.
Это лучшее учебное заведение в Новой Англии, воспитавшая не одно поколение лидеров.
Бен Уикс — национальный чемпион по сквошу и потомок одной из старейших аристократических семей — долго ждал того момента, когда он переступит порог школы Сент-Джеймс.
Школа Сент-Джеймс, в которой разворачивается сюжет романа, существует в реальности и находится в пригороде Лондона. Источник
Его старший брат Тедди недавно выпустился из этой школы, а потому Бен уверен, что он уже знаком со всей подноготной учебного заведения. Но все его предположения разбиваются о реальность. Ученики старших классов грубы с новичками, а старший брат, кажется, представил все в ином свете.
«Бен чувствовал, насколько перепуганы остальные стоявшие с ним в ряд новенькие, и испытывал к ним какую-то покровительственную жалость. Он бы рад был поведать им все то, что рассказывал ему старший брат Тедди, окончивший эту школу минувшей весной. Что их ожидает какая-нибудь знатная битва подушками, только и всего, — то, что обычно происходит по всему кампусу, на цокольном этаже каждой общаги.
Что это сплотит их. Что, прибыв сюда разрозненными чужаками, они выйдут из стен этой школы едва ли не будущими шаферами на свадьбах друг у друга».
Непростое соседство
Книга написана в традициях классических американских подростковых романов. В ней есть сомнения, которые мы все переживаем в юности, непостоянство, от которого можно сойти с ума, борьба за независимость, любовь и индивидуальность.
Роман оценят поклонники драм с социальным подтекстом, в которых поднимаются проблемы взросления.
У главного героя Бена есть проблема: почти все семейное состояние Уиксов растрачено. К тому же его соседом по комнате становится Ахмед аль-Халед — сын сказочно богатого эмиратского шейха. Преисполненный амбициями, Ахмед не ориентируется в негласных правилах этикета школы. И поначалу Бен совсем не рад такому соседу, несмотря на то, что парень искренний, открытый и смелый.
«Бену так хотелось бы жить на пару с кем-то вроде Тима Грина (прим. — лучший друг главного героя Бена).
Как было бы чудесно без всей этой крутизны! Он представил, как целый год будет делить комнату с этим человеком, и от перспективы, что ему у себя будет даже не расслабиться, Бен едва не заплакал. Он имел право на то, чтобы отдохнуть и расслабиться у себя в комнате!»
Ожидания героя не всегда совпадают с действительностью. Источник
Однако постепенно неприятное соседство превращается в крепкую дружбу. Но смогут ли Бен и Ахмед стать «своими» там, где им не рады? Какую цену они готовы заплатить за стремление быть признанными? И что делать, если ты ощущаешь себя никем?
Автор затрагивает вопросы общественного давления и того, что на самом деле означает быть крутым.
«Роман изображает все интриги юности — стремление к соперничеству, предательство и первое влечение, освещая при этом самые острые реалии взросления: страшно понять, кто ты, и еще страшнее, когда ты понятия об этом не имеешь», — говорит писательница Кэтрин Дион.
Роман-трансформация
Книгу написал Александр Тилни.
Он получил степень магистра изящных искусств в колледже Уоррена Уилсона и был научным сотрудником в колонии Макдауэлл.
«Ожидания Бена Уикса» — его первый роман, однако автору удалось создать пронзительную и глубокую историю.
Главный герой Бен на протяжении всей книги переживает внутреннюю трансформацию. Он взрослеет, пытается разобраться в себе, найти точки опоры и обрести любовь. Бен пробирается сквозь предрассудки и стереотипы, размышляет о том, как важно делать то, чего хочешь ты, а не толпа.
«Элис уже сейчас чувствовала, как с каждым мгновением, что Бен сидит рядом с ней, с ним происходят эти изменения. Иногда ей очень хотелось отломить и себе хоть кусочек такой уверенности. Подкрасться бы незаметно и срезать ножницами, словно прядь волос».
Искренний и настоящий, этот роман не только о взрослении, но и о том, что мы можем помнить о своих ошибках молодости, и при этом прощать себя за них. Жить настоящим, принимая промахи и страдания прошлого, но при этом не оглядываться назад.
Внешний мир Бена Уикса ограничен воротами частной школы. Но его внутренний мир необъятен. Главный герой проходит трудности взросления, переживает интриги, находит настоящего друга и пытается «вырасти» из социальных стереотипов.
По материалам книги «Ожидания Бена Уикса».
Хотите первыми узнавать о наших художественных книгах, читать крутые отрывки и получать скидки? Подписывайтесь на рассылку направления МИФ.Проза.
|
вы читаете книгу |
|||
|
Мое детство было бы куда угрюмее, не будь у меня друга. Любопытно, что он был старше меня ровно на год и на один день. Но это мы с ним выяснили позднее. Теперь же, коренастый, крепко сбитый паренек в голубом пальтеце, какие носили ученики, вернувшиеся из России, стоял против меня во дворе гимназии. Когда мы встретились, у него в руках была невиданная книга. Он привез из России хрестоматию «Школа бедняка», в которой были неизвестные мне рассказы из «Записок школьника» — «Маленький флорентийский писарь» и множество других. — Это твоя книга? — спросил я у нового своего приятеля. Он чуть прищурил голубые глаза, дружелюбно улыбнулся и, протянув книгу, сказал: — Бери, если хочешь. Здесь есть неплохие вещи. Мне понравилось, что он доверяет свою книгу мало знакомому мальчику и что он, гимназист третьего класса, по-приятельски разговаривает со мной — второклассником. — Книг у меня много. А когда ты достанешь что-нибудь интересное — дашь мне почитать. Так началась наша дружба — долгая, бескорыстная дружба, в которой на первом месте всегда были книги, любимые герои, литература. Мой друг невероятно любил книги и читал их с жадностью, просто глотал. Его снедала жажда все знать, понять, выяснить. Мы стали встречаться на переменах в коридоре и во дворе. Мне уже становилось не по себе, если я целый день не видел коренастого паренька в темной гимнастерке, перетянутой пояском с блестящей пряжкой. Все эти вещи были из России, они напоминали о том неведомом мире, в котором, как мы слышали, творились великие и непонятные дела. Новый мой приятель был неизменно дружелюбен, он мне нравился такой, какой он был, — лобастый, с копной светлых волос. Мы уже встречались не только в гимназии, но и в городе — после уроков. Жил он на так называемой Дворянской улице, позднее переименованной в улицу Кястутиса, на которой, возможно, и встречались дворяне, но домишки, как и везде, подальше от Варшавской, были в основном деревянные. Там же жила и его сестра, постарше его, серьезная и неразговорчивая девушка. Когда я приходил к другу, я сперва должен был миновать кухню, а потом пройти и через ее комнатку, чистую и аккуратную, в которой она обычно сидела за вязаньем или чтением. У моего друга была отдельная комната, загроможденная старой мебелью. Когда я входил к нему, у него обычно пахло яблоками. Не раз друг угощал меня ими, а его бабушка приносила нам по стакану горячего чая с печеньем. Это был тот семейный уют, которого мне так недоставало в Мариямполе. Ну, тут начинались наши нескончаемые разговоры… О чем? Конечно же в первую очередь о книгах. Книг, правда, в те годы было очень мало. Мы страдали от настоящего книжного голода. Читали раз и другой «Предания старых людей Дайнавского края», написанные Креве,[52] которые нам обоим казались несравненным по красоте произведением. Читали журнал «Радуга», издававшийся еще до войны Людасом Гирой, обнаруженный нами, кажется, в гимназической библиотеке. — Знаешь что, тебе надо выучить русский язык… Тогда — дело другое… Почитаешь Гоголя и Тургенева… Вот это писатели!.. — Я немного разбираюсь, — ответил я, — и теперь меня учит одна гимназистка… Знаешь стихи «На холмах Грузии…»? — А, Пушкин! Да, Пушкина тебе тоже надо почитать… Знаешь что, бери вот Гоголя — здесь его «Старосветские помещики» и «Страшная месть» — и валяй вовсю! Я взял книгу, но с великим трудом разбирался в ней. Очень уж много было непонятных для меня слов. Я списывал эти слова в маленький блокнот, чтобы спросить у Марите, когда она вернется из города (тогда я еще жил за костелом у ее мамы). — Не нравится мне Гоголь — очень уж страшно пишет. Прочитала как-то «Страшную месть», иду спать и все под кровать гляжу, не забрался ли туда кто-нибудь… — Я-то не боюсь… — ответил я. — Ты — дело другое, — сказала она с улыбкой, то ли всерьез, то ли посмеиваясь надо мной, — ты ведь мужчина… …Нет, на самом деле, мы больше не можем жить друг без друга. Часто после обеда мы гуляем по городскому саду, и нет конца нашим разговорам. Весной, едва только вода чуть потеплела, мы каждый день купаемся в Шешупе. Мой друг, как и я, хорошо плавает, и мы бесстрашно пускаемся даже туда, где не достаем ногами до дна. Ныряем, загребаем только ногами, не шевеля руками, плывем по течению и против него, ничком и на спине. Бывает, мой друг, забравшись в воду, кричит мне: — Я уже знаю, почему «Мертвые души» называются поэмой, хотя написаны не стихами!. — А почему? — спрашиваю я. И друг, не вылезая из воды, объясняет, чем поэма отличается от романа и почему «Мертвые души» все-таки не роман, а поэма. Мы, как говорится, учились тогда ямб от хорея отличать и блаженствовали, выяснив тонкости, разобраться в которых без нужных книг было не так уж легко. И вот настало время, когда мы однажды гуляли по берегу Шешупе, у ржаного поля, и я, собравшись с духом, выпалил: — Хочешь, я тебе почитаю свои стихи! — Ты пишешь стихи? — удивился друг. — Это же замечательно! Ясное дело, читай! Я уже пожалел о своей смелости, но было поздно. Чувствуя, как краснеет не только лицо, но, кажется, и все тело, я остановился, вытащил дрожащей рукой из кармана листок и единым духом отбарабанил все стихотворение. — Покажи-ка, — сказал друг и, взяв листок, долго рассматривал его. Я следил за его лицом, но ничего не мог на нем прочитать — оно было спокойным, как и раньше. После долгой паузы он наконец вернул мне листок и сказал: — Скажу откровенно — не то. О, как несчастен был я в эту минуту! Над стихами я корпел несколько вечеров, писались они туго, но потом мне показалось, что звучат они отлично, почти как у Людаса Гиры или другого поэта. А тут мой лучший друг, человек, знающий в этом толки, без сомнения, доброжелательный, оценил мой труд жестоко, но, наверное, справедливо. Да, зря я писал эти стихи… Нет, хуже того! Это просто преступление, мне должно быть стыдно. Хорошо еще, что о моем позоре знает только один человек и что он никому не скажет… Мы возвращались от Шешупе, как обычно толкуя обо всем, что нас занимало. Я все время боялся, как бы друг не вернулся к моим злополучным стихам, — теперь эти стихи казались мне позорищем. Дома я их; не перечитывая, порвал на мелкие клочья и швырнул на кухне в помойное ведро. — Ты знаешь, кто там идет по берегу Шешупе? — однажды прошептал мне друг, показав взглядом на невысокого человека в пелерине, темноглазого, с черной бородой, который не спеша приближался к нам. — Это поэт Адомас Юодасис![53] Я смотрел на него во все глаза. Мне казалось, что мимо нас идет необыкновенный человек, какой-то пророк. Ведь в нашей книге для чтения есть его стихи, которые мне ужасно нравятся:
И не чудо ли это — вот идет человек, который собственной рукой написал такие стихи! Адомас Юодасис прошел, даже не взглянув на нас, задумчивый, вроде чуть печальный. О чем он думал? Без сомнения, о каких-нибудь новых стихах, может быть, даже прекраснее тех, из учебника, которые он напечатает в газете и все будут читать и учить их на память! «Да, это не то, что мои стихи», — с тоской вспомнил я. — Он преподает в реальном училище, — объяснил мне друг. — Вообще он только назвался Адомасом Юодасисом, настоящая его фамилия Ластас. Понимаешь, поэты часто берут себе псевдоним. — А для чего, как ты думаешь? — Ради интереса. Чтоб не все знали. — А почему другим нельзя знать? — Это уж их дело. Не хотят, и баста, — ответил друг. …В тусклой нашей жизни бывали и светлые часы. Одним из таких просветов оказалась «Одиссея», в то время впервые изданная на литовском языке. Эта книга меня, да, кажется, и моего друга, привязала к себе на целые недели. Поэма была издана на плохой бумаге, нечетким шрифтом, в бумажной обложке, которая тут же отклеилась, но уже первые ее строки просто ошеломляли своим великолепием, красотой, просторным ритмом:
К этому времени мы в классе уже прошли «Восток и мифы», имели понятие о Древней Греции, богах Эллады и их обычаях, о Троянской войне. Большое влияние оказали на нас и изданные тогда произведения Путинаса[55] — два тонких томика с длиннохвостыми птицами на обложке. В первом были стихи, которые хотелось читать не переставая и учить наизусть. Уж очень они были мелодичные, ясные, красивые.
декламировал я, гуляя в городском саду. Снова и снова я читал слова, от которых становилось тревожно и тоскливо на душе:
Эти книги можно было читать, откладывать и перечитывать снова — стихи незнакомого поэта, который жил неизвестно где, были так близки нашим тогдашним настроениям, что они словно лились из наших сердец. Был еще один поэт — Балис Сруога.[56] Мы читали, хоть понимали и не все, его тоненькую книжицу — «Богиня озера». Потом нам попалась книга в желтой, странной обложке, отпечатанная крупными буквами, — «Солнце и пески».
А дальше уж и не разберешь:
Да, Балис Сруога — своеобразный поэт, совсем не похожий на тех, что мы уже знаем, — на Пранаса Вайчайтиса,[57] Майрониса, да и на Путинаса, наконец! Моему другу Сруога нравится, и он говорит: — Видишь ли, поэзия должна прокладывать новые пути! Надо писать так, как никто еще не писал… Мы уже были друзьями, когда в Каунасе начал выходить литературный журнал «Чтения». Мой друг читал «Тропы богов» Балиса Сруоги, напечатанные в этом журнале, и говорил: — Умело, образно пишет! И звучит просто, как песня… Посмотри, тут про любовь. А вот — картина природы:
Примерно тогда нам в руки попала на редкость занимательная книга — поэтическая антология «Первые венки». В ней были поэты знакомые и такие, о которых мы почти и не слышали. Были и портреты всех этих поэтов. Прекрасно! Стихи, ясное дело, разные — одни запоминаются, другие тут же забываешь. Особенно нравились мне тогда, помню, Казис Бинкис и Юлюс Янонис.[58] По правде говоря, книги обоих поэтов и раньше попадали к нам, но все равно и теперь я читал с радостной улыбкой «Шелковистые тучки», «Травы из сена». А стихотворения Юлюса Янониса потрясали трагизмом и сочувствием к беднякам. Мы перечитывали сурового и отважного «Кузнеца»:
Мой друг еще с Москвы знал подробности о жизни Юлюса Янониса и обстоятельства его трагической преждевременной кончины. Может быть, поэтому до слез трогало нас стихотворение, которое иногда пели на мариямпольском кладбище, на похоронах революционеров:
Да, это удивительный поэт, и он так отличается от других! Все поэты показывают в своих стихах мир красочным, ласковым, без горя и забот, мир, в котором нет борьбы, только любовь, песни, грезы. Может быть, мы и не точно этими словами оценивали тогда поэтов, но они нам нравились. Мы то и дело повторяли полюбившиеся строфы — они выражали состояние нашей души, тоску по прекрасному, наше неуемное желание расти, мужать, бороться против несправедливости. Каждую неделю мы с нетерпением ждали небольшое, в четыре листочка желтой бумаги, приложение к газете, хоть сама газета нас и не интересовала. Приложение называлось «День седьмой». В нем попадались короткие рассказы и фельетоны, критические статейки, переводы. Но особенно привлекала нас диковинная поэма «Шапшарарап», печатавшаяся из номера в номер. Нас поражал не только заголовок, но, пожалуй, еще больше — содержание и форма этого сочинения. Возьмем хотя бы такую «Идиллию»:
Или, скажем, там был напечатан такой «Жирносум»:
— Это — футуризм, — сказал мне мой друг. — Новые слова, новые образы… Это, скажу я тебе, братец, не Майронис… Потом возник «Предвестник четырех ветров», а позднее появились и «Четыре ветра». Они призывали творить новое искусство, и многие произведения в этих изданиях своей вычурностью, диковинными словами и чудовищными образами сильно смахивали на «Шапшарарап». Между тем мой друг сам давно уже писал стихи и прозу. Мне он показывал не все, но я знал, что он пишет и что его стихи напоминают Балиса Сруогу, а проза — «Предания Дайнавского края». И вот как-то, получив один из каунасских журналов, я открываю первую страницу, а на ней — стихотворение Казиса Боруты,[60] напечатанное довольно-таки крупными буквами! Сейчас я уже не помню содержания, знаю только, что там была строка: «Прощай, — ответил князь». Вообще-то стихи были патриотические, чем-то связанные со сражениями под Сейнами, которым все не было конца. Под ними значились слова «Действующая армия». Когда я спросил своего друга, при чем тут «Действующая армия», он мне ответил: — Видишь ли, теперь многие делают такую приписку! Отчего бы и мне не написать? — Но ты же не в армии… — Неважно… Пойми, это важно не мне, а читателям. Ясно, мой друг лишний раз возвысился в моих глазах. Он был больше начитан, хорошо владел русским, долго жил в Москве, а теперь вот уже и напечатался! Неудача со стихами, которые я так торжественно читал своему другу на берегу Шешупе, надолго отбила у меня охоту что-либо писать. Но все, что мы читали, чем бредили, пример друга, наконец, заставляли снова браться за перо. К тому времени я уже переехал в мезонин на улочке Пятраса Кряучюпаса. В этом доме когда-то жили писатели Пятрас Арминас и Пятрас Кряучюнас.[61] Мое окно заслоняла кровля соседнего домика, и даже днем в ней стояли сумерки — солнце никогда не заглядывало ко мне. Улучив свободную минуту, я снова садился за тетрадь и писал, писал, писал… Что же я все-таки писал? Без сомнения, на меня влияли многие поэты, так что мои стихи были похожи то на Майронпса, то на Сруогу, то, наконец, на «Шапшарарап». Но боже ты мой, до чего они были тусклые по сравнению со стихами известных поэтов, какие громоздкие фразы рождались из-под моего пера, до чего неуклюжие рифмы вертелись в голове и лезли на бумагу! Иногда полдня прошагаешь по городскому саду или вдоль реки и вроде что-то выдумал, а вернешься домой, сядешь за тетрадь, и такие строфы поползут, что самому стыдно. И вот однажды под вечер в мой темный мезонин, в котором стоят моя и тетина кровати, маленький столик и печурка, на которой тетя по утрам печет мне картофельные оладьи (этот год я живу в одной комнатке с тетей Анастазией), влетает мой друг. В руке он держит какой-то каунасский еженедельник и уже с порога кричит: — Видел? — Что там? — спрашиваю я, в ожидании какой-то пакости. — Смотри, твои стихи. И, знаешь ли, недурственные. Я хватаю газету, гляжу на страницу и вижу, да, мой друг говорит правду! Наверху стоит моя фамилия, а дальше — то самое стихотворение, что я послал в газету недели три назад и уже не надеялся увидеть. Я чувствую, что весь заливаюсь румянцем, как и тогда, на берегу Шешупе. Теперь мне вроде бы нечего стыдиться, а ведь все равно стыдно, — наверное, с непривычки. Раз эти стихи разглядел мой друг, то наверняка их прочитают и гимназисты, и учителя, и — страшно подумать! — неизвестно сколько народу во всех городах Литвы! И еще у меня внутри заговорила гордость, та самая, что я испытывал на похоронах Забелюке, когда я пел вместе со взрослыми. Правда, теперь меня никто еще не похвалил, если не считать друга, но мне казалось, что увидеть свои стихи в печати — не только великое счастье, но и великая честь… Как только друг ушел, я схватил со стола еженедельник и уставился в него, не видя ничего, кроме собственных стихов. Они показались мне интересными, свежими, — словом, стихи были как надо. — Смотрите, тетя, мои стихи в газете, напечатали! — сказал я, подсунув тете еженедельник. — Эх, сыночек, — отмахнулась тетя, даже не взглянув на него. — Читаешь всякую белиберду. — Я не читаю, тетя, я сам пишу… — Пишу, пишу! — недовольно ворчала тетя. — Коли уж пишешь, то написал бы священный гимн, чтоб люди пели… Такой ведь был богобоязненный ребенок. А теперь, видать, угодил в лапы безбожников… После обеда я не выдержал и отправился на Варшавскую. Интересно, многие уже успели прочитать мои стихи? Но люди шли мимо, даже не взглянув на меня, как каждый день. |
|||
|
Содержание: |
|||
| 0 | Весенняя река : Антанас Венцлова | 1 | ОГОНЕК ОЧАГА : Антанас Венцлова |
| 2 | ПОЖАР : Антанас Венцлова | 4 | РАДУГА : Антанас Венцлова |
| 6 | КОЛЕСО : Антанас Венцлова | 8 | ПЕРВЫЕ МОИ БАШМАКИ : Антанас Венцлова |
| 10 | ГИБЕЛЬ СДОБНОЙ УТКИ : Антанас Венцлова | 12 | ОТЗВУКИ ДАЛЕКОГО МИРА : Антанас Венцлова |
| 14 | ВЕЛИКИЙ ПОСТ : Антанас Венцлова | 16 | ДНИ ВЕСЕЛЫЕ И ПЕЧАЛЬНЫЕ : Антанас Венцлова |
| 18 | ГОСТИ И ПРОХОЖИЕ : Антанас Венцлова | 20 | ТЕТЕНЬКА : Антанас Венцлова |
| 22 | САПОЖНИК : Антанас Венцлова | 24 | ПЕРВЫЙ НЕМЕЦ : Антанас Венцлова |
| 26 | НЕЗВАНЫЕ ЖИЛЬЦЫ : Антанас Венцлова | 28 | КРАСНЫЙ КРЕСТ : Антанас Венцлова |
| 30 | НЕВЕСЕЛОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ : Антанас Венцлова | 32 | НАДЕЖДА : Антанас Венцлова |
| 34 | Семь лет : Антанас Венцлова | 36 | УЧЕНИКИ И УЧИТЕЛЯ : Антанас Венцлова |
| 38 | КАСТАНЦИЯ УХОДИТ : Антанас Венцлова | 40 | КАПЕЛЬ : Антанас Венцлова |
| 42 | ВСЕ ЛЮДИ : Антанас Венцлова | 44 | ПОСЛЕ РОЖДЕСТВА : Антанас Венцлова |
| 46 | СМЕРТЬ ЖЕМАЙТЕ : Антанас Венцлова | 48 | НАСИЛИЕ : Антанас Венцлова |
| 50 | ТРЕВОЖНЫЕ МЫСЛИ : Антанас Венцлова | 52 | ПОЕЗДКА К БУГЕ : Антанас Венцлова |
| 54 | ПЕРВЫЙ РЕДАКТОР : Антанас Венцлова | 56 | ЭКЗАМЕНЫ : Антанас Венцлова |
| 58 | УЧЕНИКИ И УЧИТЕЛЯ : Антанас Венцлова | 60 | КАСТАНЦИЯ УХОДИТ : Антанас Венцлова |
| 62 | КАПЕЛЬ : Антанас Венцлова | 64 | ВСЕ ЛЮДИ : Антанас Венцлова |
| 66 | ПОСЛЕ РОЖДЕСТВА : Антанас Венцлова | 67 | вы читаете: ДРУЖБА : Антанас Венцлова |
| 68 | СМЕРТЬ ЖЕМАЙТЕ : Антанас Венцлова | 70 | НАСИЛИЕ : Антанас Венцлова |
| 72 | ТРЕВОЖНЫЕ МЫСЛИ : Антанас Венцлова | 74 | ПОЕЗДКА К БУГЕ : Антанас Венцлова |
| 76 | ПЕРВЫЙ РЕДАКТОР : Антанас Венцлова | 77 | ВЕСЕННЯЯ РЕКА : Антанас Венцлова |
| 78 | Использовалась литература : Весенняя река | ||
Он тоже побывал в России, только не в Воронеже, как другие, а в самой Москве. Носил он презабавную фуражку. Фуражка, по правде говоря, была простая. Зато ее черный блестящий козырек был лихо заломлен посередине, и это придавало ее владельцу независимый вид, словно все, что он видел вокруг, — сущая чепуха, а он-то живет другим и думает о другом.
В одном из таких домишек и жил у своей бабушки мой друг.
.
Ничего нового, понимаешь? Все твои слова я где-то уже слышал. Так пишут теперь все, а многие и лучше. А ты кое-где с ритма сбиваешься, да и рифмы неважные… Нет, братец, ты уж не сердись, но это еще не поэзия!..
«Туда им и дорога», — решил я, словно развязавшись с какой-то мерзостью… И после этого я долго думать не мог о писании стихов.
И все сухие скучные сведения учебника ожили здесь в поразительных, волнующих картинах. О, как чудесно описан дворец Алкиноя! Какой ужас охватывает, когда читаешь о Сцилле и Харибде, мимо которых пришлось плыть хитроумному Одиссею! Как невероятно Одиссей попал к нимфе Калипсо, какая это интересная и даже страшная история, а еще страшнее — про одноглазого великана циклопа Полифема и его жуткую пещеру, когда Одиссей спасся от самой страшной беды, что угрожала ему и его товарищам! Да, это книга! Ее читаешь и читаешь без конца. А ночью тебе снится возвращение Одиссея на родную Итаку, беседы со свинопасом Евмеем, избиение женихов и наконец сцена, в которой верная Пенелопа узнает его. Это не книга, а чудо, самое настоящее чудо! Не забыть этих звонких и живописных страниц…
Здесь стихи были совершенно не похожи на те, что мы уже знали. Книга начиналась с торжественных, почти непонятных строф. Мы декламировали их громко, возвышенно, дивясь величественному звучанию:
Редактировал его писатель, которого мы просто почитали, — Винцас Креве-Мицкявичюс. О, как ждали мы каждую новую книжку журнала в мягкой зеленой или розовой обложке! Журнал хоть на несколько дней утолял наш читательский голод. Правда, далеко не все нам приходилось по вкусу. Попадались стихи и рассказы скучные, толкующие о непонятных и неинтересных материях. Но бывали там и замечательные. Мы впервые прочитали в журнале несколько новых рассказов В. Креве, повесть «Дяди и тети» Вайжгантаса, из него мы узнали о Рабиндранате Тагоре, о Ромене Роллане. Затаив дыхание, следили мы за литературными спорами. Особенно интересно было, когда критики говорили о уже известных нам книгах. Мы понимали не все, но все занимало и привлекало нас.
Нравилось ли нам это? И да, и нет. Нравилось потому, что было ни на что не похоже (а все, что внове, всегда нравится молодым людям). Не нравилось потому, что многого мы не понимали и — главное — не знали, в чем смысл всей этой затеи. Казалось, будто поэты и прозаики хотят просто поиздеваться над своими читателями.
И уже видишь, что в них нет ни крупицы оригинального, — сплошь чужие мысли, да и форма оставляет желать лучшего. И иногда такая тоска берет, что хоть под землю лезь. Кажешься себе дураком без малейших способностей, знаешь, что все это не для тебя, а ведь все равно тебя стихи засасывают. А изредка, гляди, у тебя получается даже некое подобие стихотворения, ты читаешь его себе великое множество раз, и вот уже кажется, что ты не без способностей, что еще сможешь написать что-то самостоятельное. А потом снова мученья и уныние…
Нет, совсем недурственные… Поздравляю.
Но через минуту я уже думал, что поторопился послать их в редакцию, — ведь надо было поправить одну строфу. Да и здесь неудачный эпитет (я уже знал, что это слово значит), а там — метафора, которую я уже не раз видел в стихах других поэтов. Было воскресенье. Я читал свои стихи, пока не вернулась из костела после длиннющей мессы моя богобоязненная тетушка и не принялась готовить обед. Я ведь порядочно проголодался.
Встретил несколько гимназистов из своего класса. Они спрашивали, как я думаю, какую классную работу даст завтра учитель литовского, рассказывали, что ходили в кино, а про мой великий успех совсем, ну совсем ничего не слышали…Дружба: Роман (в твердом переплете) | Книжный магазин «Политика и проза»
Роман о двух друзьях, которые узнают разницу между старением и взрослением
Бев Танни и Эми Шейн были лучшими друзьями в течение многих лет; теперь, в тридцать, они на распутье.
Бев — борец со Среднего Запада, все еще оплакивающий многолетнюю романтическую катастрофу. Эми — принцесса Восточного побережья, чья удача и обаяние слишком долго позволяли ей путешествовать по жизни. Бев застряла в обстоятельствах, которые вряд ли можно было бы сойти за богемные в ее середине двадцатых годов: временное проживание, жизнь с соседями по комнате, утопление в долгах по студенческой ссуде. Эми все еще находится на попутном ветру своего раннего успеха, но ее привычка сжигать мосты, наконец, настигает ее. А теперь Бев беременна.
Когда Бев и Эми, пиная и крича, втягивают в настоящую взрослую жизнь, им приходится столкнуться с возможностью того, что взросление может означать расставание.
Дружба , дебютный роман Эмили Гулд, прослеживает эволюцию дружбы с юмором и ироничной симпатией. Гулд исследует отношения между двумя женщинами, которые хотят помочь друг другу, но иногда не могут помочь себе; кто хочет принимать правильные решения, но иногда становится жертвой своих наихудших импульсов; чьи благородные намерения иногда подавляются мелкими заботами.
Это роман о том, как мы сегодня говорим и живем; о том, как мы разочаровываем и предаем друг друга. Этот строгий и правдивый роман является одновременно и размышлением о современном значении зрелости, и вневременным портретом недооцененной связи, существующей между друзьями.
Эмили Гулд — автор книги « И сердце говорит все, что угодно» и совладелица вместе с Рут Карри феминистского издательского стартапа Emily Books, который продает новые и старые издания по модели подписки. Она много писала для многих публикаций, в том числе для The New York Times , The New York Times Magazine , Technology Review Массачусетского технологического института , Poetry , London Review of Books , n+1 , The Guardian 90 010 , Экономист , Slate и Jezebel , а в 2008 году она была редактором Gawker . Она наиболее известна как блогер, с 2005 года поддерживающая популярное онлайн-присутствие в журнале Emily Magazine.
Она живет в Нью-Йорке.
«На первый взгляд дружба — это молодые, увлеченные собой писатели, но на самом деле это люди, которые пытаются быть хорошими, но находят это трудным. Это книга об этике, о настоящей неприглядной ежедневной битве за то, чтобы не быть придурком. Дружба обладает той же волшебной универсальностью-в-специфичности, которая заставляет нас заботиться о местной политике Миддлмарча или цветочных композициях Клариссы Дэллоуэй. Крошечными мазками Гулд запечатлел маленькие странности жизни, сидения на интервью и внезапного и необъяснимого желания откусить край чайной чашки. . . Лучшая часть романа — это Бев и Эми: их ссоры и мелочи, конечно, но в основном их любовь. . . Хвалить Гулд за то, что она описывает искреннюю женскую дружбу, почти оскорбительно, как хвалить ее за то, что она умеет пользоваться номерами страниц. Но в литературном ландшафте, где, кажется, никто не в состоянии считать, Гулд создал такую дружбу, которая не поверхностна, не глупа и не является побочным сюжетом, а индивидуальна, глубока и более реальна, чем что-либо еще.
Этого достаточно, чтобы сделать ваш NPR
«Блестящий дебютный роман. . . Здесь нет угрозы вуали: только острое, блестящее исследование современной женской дружбы». — Меган Лабриз, Киркус Отзывы
«Очень смешно. . . Гулд является экспертом в улавливании тех мыслей, в которых вы не хотите признаваться. . . Дружба полна моментов, которые вы узнаете, иногда радостно, а иногда немного стыдно. Он полностью посвящен отношениям Бев и Эми; это не история о попытке познакомиться с мужчиной; мужчины присутствуют, но никогда не являются целью или стремлением ( Дружба с честью проходит тест Бекдел). Повествование Гулда неумолимо в чрезвычайно освежающей манере: честное, остроумное и проницательное исследование путаницы и комфорта взрослой женской дружбы». — Аманда Буллок, Everyday ebook
«Новый роман Эмили Гулд, Дружба , предлагает яркое исследование упущенных связей и подавляющей изоляции современной городской жизни. . . Умышленно скудная проза Гулда часто фокусируется на мелочах.
. . Ее роман заметно лишен меланхолических образов и расцветок, более свойственных молодым писателям-фантастам с литературными устремлениями. Но этот плоский, беззастенчиво честный тон и зацикленность на обыденности, возможно, делают историю Гулда уникальной и читабельной. Вместо того, чтобы подавать одну тяжелую, перегруженную сцену за другой, Гулд строит свой мир точно из тех же пустых строительных блоков, из которых сегодня состоит множество жизней: «кроличьи норы из Википедии» заменяют настоящую работу; Твиттер дополняет настоящую личную дружбу; смайлики заменяют честное, прямое выражение чувств. . . У Гулда явно есть талант позволять нелепостям современной жизни говорить самим за себя. . . Дружба так сознательно и умело раскрывает способы, которыми испорченное существование — безрассудные траты, терпеть неторопливую, но высасывающую душу работу в новых медиа и пугающе отстраненные отношения — складываются в особую форму ада. Гулд подробно описывает, как сверхактивный разум, которому некуда приземлиться, бесчинствует в разреженном вакууме».
— Хизер Хаврилески, The Los Angeles Times
«Дружба [это] трудный и временами неприятный взгляд на крепкие связи, которые женщины формируют в этот ненадежный период жизни. . . Женщина, говорящая о себе или, как в случае с «Дружбой», друг с другом, опасна по своей сути? . . . Гулд, по-своему, заново изобретает то, как делаются вещи и какие истории рассказываются, и по какой-то причине это читается либо как опасное, либо как неприемлемое для тех, кто устраивает статус-кво. . . [ Friendship ] — это тонкий роман о близких отношениях между сотрудниками издательства, ставшими «спутницами жизни», Бев Танни и Эми Шейн, двумя женщинами, преодолевающими испытания неумолимой издательской сцены Нью-Йорка. . . Их отношения написаны с той же тщательностью и вниманием, которые писатели обычно приберегают для романтической любви, их связывает такая же взаимозависимость, как и сострадание. Дружба изобилует тревогами, которые существуют на пороге взрослой жизни женщины, когда пара глотает клонопины, пьет коктейли и тошнит на публике, задаваясь вопросом, где карьера и мужчины, которые им были обещаны, пока они преодолевают бесчисленное множество беспорядков, которые они оказались в .
. . Повествование полностью сосредоточено на этих двух несовершенных женщинах и изменчивой динамике между ними — мужчины становятся простыми аксессуарами их драм и желаний, часто доказывая, что они эгоистично неспособны справиться с жизненными обязанностями и быстро исчезают из поля зрения. Создание реалистичных и крепких женских персонажей в этой возрастной группе — большая редкость, и при чтении Дружба поражаешься как . . . инновационной эта простая история. И несмотря на то, какими невыносимыми могут быть эти женщины. . . вы начинаете радоваться тому, что они были помещены на страницу, хотя бы потому, что кажется, что им никогда не разрешалось быть там раньше». — Stacey May Fowles, The National Post (Канада)
«Есть определенная степень, в которой Friendship является со стороны Гулда революционным актом, восстановлением права писать что-то невосприимчивое к подстрекательскому купоросу. . . Между Бев и Эми есть искренняя нежность и сложность, и лучшие моменты романа происходят, когда паре разрешается просто сидеть и болтать о своей несовершенной начальной жизни. «Подумайте о ребенке в моей квартире, которого я делю со своими отвратительными соседями по комнате!» — говорит Бев, обдумывая варианты: тест на беременность. — Это все одна большая оголенная, съедобная проволока. Мой ребенок вырастет, поедая тараканов прямо с пола». Обнадеживающий ответ Эми: «Ну, я уверена, что у многих детей так». . . . На протяжении большей части романа вы бы хотели, чтобы Эми просто вернулась к писательству — отложила в сторону мелкие атрибуты своей бесцельной онлайн-жизни и поучаствовала в реальном мире. (Войди в аналог, дорогая, думает один. Черт, выйди на улицу.) Затем ты понимаешь, что держишь в руках роман Эмили Гулд — осязаемый объект, настоящая живая печатная продукция — и вещи внезапно кажутся такими, как если бы они смотрели вверх.» — Кэти Арнольд-Ратлифф, The New York Times Book Review
«Когда Гулд разоблачает беспорядок [Эми и Бев] — их ссоры, унизительные разговоры в Gchat, акты самосаботажа — она почти осмеливается вас осуждать их. Но специфика их борьбы (суп с арахисовым маслом на ужин, кто-нибудь?) и сверхсознательный голос Гулда придают истории их дружбы остроту и оттенки родственности.
A-» — Stephan Lee, Entertainment Weekly
«Поскольку это затрагивает темы женской дружбы и романтических трудностей, Friendship , скорее всего, войдет в несколько списков «пляжного чтения» женских журналов — и это не совсем несправедливо, так как это свежая и легкая вещь. Но это также забавная, неудобная книга, которая обнажает все тревоги молодой женщины, пытающейся заставить ее работать в сегодняшнем мире — поиск смысла, который, конечно, очень взрослый». — Дженнифер Кролл, Straight.com
«[Увлекательный] дебютный роман. . . Три элемента. . . мощность его. . . Во-первых, сюжет, после того как он несколько предсказуемо шептался на протяжении двухсот с лишним страниц, внезапно отклоняется в сторону, которая показалась мне поистине душераздирающей и непредсказуемой. Во-вторых, очевидный, но все же важный факт: эта книга с гордостью и без извинений рассказывает о двух женщинах, которые не соревнуются или иным образом не жертвуют своей честностью в погоне за мужчинами.
Это может показаться ничем не примечательным, но такие изображения, по некоторым необъяснимым причинам, довольно редки: случайный и глубоко ненаучный обзор показывает, что количество книг, прошедших знаменитый тест Бекделя, удручающе мало. В идеальном мире книга, которая предлагает теплое и эмоционально честное описание дружбы между молодыми женщинами, не должна быть поводом для празднования. В нашем так. Третий элемент Дружба , которую я нахожу глубоко восхитительной, даже героической, представляет собой тонкий, но безошибочный поток бодрящего феминистского гнева, который гудит прямо под его свежей поверхностью. Нет ничего более грубого, чем то, что мужчины в романе — подонки, хотя некоторые из них таковыми являются. Дело в том, что Бев и Эми существуют в мире, где все еще царят двойные стандарты, культурные и структурные предубеждения, и это осознание тонко и безошибочно подкрашивает повествование. Если вам такое понятие как-то противно, то идите книжку про Гражданскую войну почитайте что-ли.
Их всегда будет много, даже в Бруклине». — Майкл Линдгрен, The L Magazine
«Этот роман больше, чем исследование дружбы, он о том, что происходит, когда вещи, которые мы считаем само собой разумеющимися, ускользают, и мы вынуждены придумывать новые способы существования. . . Гулд отлично справляется с тем, чтобы запечатлеть женские разочарования, большие и маленькие, и то, как их дружба служит одновременно препятствием и средством для взросления». — Шошана Олидорт, «Чикаго Трибьюн»
« Дружба », тонкий, иногда пронзительный роман, представляет собой остро наблюдаемую хронику неравенства, присущего даже самой ценной дружбе». — Алисса Розенберг, The Washington Post
«Дружба — это прежде всего трудности взрослой жизни. «Взрослость», очень распространенная в наши дни фраза, охватывает и освещает отношения, секс, карьеру, возможность вовремя оплачивать счета по кредитным картам, говорить «нет», говорить «да», действовать с нашей неопытной интуицией и понимать, когда мы ‘ мы выиграли и когда проиграли.
Я ценил Дружба , потому что это помогло мне чувствовать себя менее одиноким. Я почти не похожа на Эми ИЛИ Бев, но все же находила утешение в их неуклюжих странствиях. И я думаю, что вы тоже». — Джина Вайнштейн, Hello Giggles
«Действующий в хипстерском Брукли, последний редактор Gawker Гулд сосредотачивается на Бев и Эми, 30-летних, изо всех сил пытающихся стать взрослыми в мире, где часто возвращаются домой, работая за арахисом. единственный курс. Это кривая, остро наблюдаемая история взросления в посткризисную эпоху». — Люди
«Есть разница между просто взрослой жизнью, которая определена законом, и взрослой жизнью, которая размыта и субъективна. Для персонажей смешного и трогательного дебютного романа Гулда эта разница остро ощущается. . . Описание романа о динамике дружбы, где любовь и восхищение часто смешиваются с завистью и соперничеством, кажется подлинным. Проза Гулда читается как голос очаровательно прямолинейного друга, которого вы хотели бы иметь; ее наблюдения веселы и проницательны.
Изображение офисной скуки удручающе точно: Эми проводит время за чтением Википедии и проверкой Твиттера, в то время как у Бев, сверяющей бумаги, «вспышка желания разбить что-нибудь из плоти, своей или чужой руки». Существует давняя традиция романов об умных молодых женщинах, надеющихся покорить Нью-Йорк. Многие из этих книг завершаются гламурной самореализацией, но «Дружба» отказывается от этого пути. Эти персонажи должны сами преодолеть разочарование и реальные проблемы — особенно ненадежные финансы — и они не заканчивают там, где вы ожидаете. То, что они выбирают — акт выбора, который означает все, — столь же удивительно, сколь и приятно». — Наоко Асано, Maclean’s
«В магазине мисс Гулд. . . часто остро замечал первый роман, Дружба . . . Эми и Бев только что пересекли черту микропоколения в свои 30, и в [романе] есть застенчивый, слегка меланхоличный тон: девушки оглядываются на суматоху (и, в случае Эми, на гордыню) их стремительно уходящие 20-е с тревогой и ностальгией, обеспокоенные тем, что все начинает складываться, что часы теперь тикают громче, что меняется арифметика их жизни.
. . Изображение Эми и Бев в третьем лице дает г-же Гулд возможность взглянуть на своих персонажей и дистанцироваться от них, что позволяет ей изображать их глупости и слабости со смесью сочувствия и юмора. Форма романа. . . также подчеркивает сильные стороны г-жи Гулд как писателя. . . В то время как блоги, как правило, создавали автопортрет автора как человеческого текстового процессора (автоматически нарезающего, измельчающего и превращающего опыт в прозу), Дружба — это не простое извержение (или извержение, или нытье, или рефлекторная реакция) одержимого болтуна. Скорее, в лучшем случае, это указывает на способности мисс Гулд как на зоркую наблюдательницу и на ее умение с энергией и чутьем фиксировать свои ненасытные наблюдения». — Митико Какутани, The New York Times
«[ Дружба ] очень хороший первый роман. . . Большинство из нас знает честность как добродетель, и лишь немногие считают ее коварной концепцией в искусстве художественной литературы. Последняя честность заключается в отказе от клише, в овладении особыми навыками, позволяющими читателю чувствовать себя доверчивым. Роман или само издание могут оказаться под угрозой, но писательство будет жить до тех пор, пока остается явное удовольствие от того, что тебе говорят правду. Однако это немного пугает; однажды превращенная в литературный принцип, честность становится талантом, на который почти никто из нас не способен. . . Я утверждаю, что что-то вроде следующего маловероятно и верно: Эмили Гулд — одна из честных». — M.C. Mah, The Rumpus
«Игристое Gould’s. . . дебют. . . это одновременно и любовное письмо, и письмо о расставании с Нью-Йорком, а также призыв к ощущению жизни там в свои 20 лет. Когда персонажи достигают 30-летнего возраста, ощущение бесконечных возможностей начинает сменяться неприятным чувством, что, если неправильно процитировать Фрэнка Синатру, если вы не можете сделать это там, вы не сможете сделать это нигде. . . Гулд прекрасно передает бесцельность ваших 20-летних, это чувство, что вам нужно купить себе дорогой латте, чтобы взбодриться, потому что вы, возможно, не сможете позволить себе арендную плату в этом месяце».
— Роб Томас, The Cap Times
«Сильные стороны Гулд как писателя заключаются в ее способности изображать современных женщин. Оба главных героя, переехавшие в Манхэттен, ну, в Бруклин, чтобы завоевать его, часто терпят поражение. . . Хотя книга Гулда называется « Дружба », она о гораздо большем, чем, как могли бы сказать главные герои, о лучших друзьях. Речь идет о переходе от идеалистической юности к реалистичной взрослой жизни, жертвовании свободой ради стабильности и отказе от творческого образа жизни, чтобы создать устойчивую жизнь. . . Эми и Бев могут быть импульсивными и забывчивыми. Тем не менее, они узнаваемы для любого, кому когда-либо говорили в детстве, что она может вырасти и стать кем угодно, а позже изо всех сил пытались понять, кто это был. . . Хотя Дружба — это остроумно рассказанная современная история, предлагающая классовое сознание, напоминающее викторианский роман. . . Гулд — мастер красноречивых деталей или ироничных оборотов речи. . .
С «Дружбой» Гулд зарекомендовала себя как отчетливо современный литературный голос. Звучат ее диалоги, а черный юмор придает текстуру прозе. И хотя « Дружба » ориентирована на молодых женщин, читатели не должны быть ни молодыми, ни женщинами, чтобы получить от этого удовольствие. . . Это очень человечная история для любого из нас, кто когда-либо завидовал другу или хотел, чтобы наши друзья завидовали нам». — Грейс Белло, Christian Science Monitor
«Гулд — талантливый документалист. Роман наполнен подробностями, особенно о той огромной роли, которую технологии играют в жизни ее персонажей. «Эти прогнозы Google реальны?» — спрашивает Эми в какой-то момент. ‘Они работают? Они делают, не так ли. Хорошо, круто, еще одна вещь, на которую я должен обратить внимание, чтобы моя жизнь стала полностью эффективной и оптимизированной». И Гулд может дать резкое описание персонажа: «Красота Шошаны исчезла, как только она открыла рот; вся эта светящаяся кожа и мерцающие волосы не могли компенсировать тот голос, который сразу же ассоциируется с кем-то, кто звонит из сестричества храма, чтобы напомнить вам, что ваша очередь подавать онег после субботней службы».
— Нора Круг, The Washington Post
«Две молодые женщины пытаются создать гламурную жизнь, которую они себе вообразили, разговаривая в Gchat со своих рабочих столов на своей далеко не идеальной работе. Бев оставила свою круто звучащую, но обескураживающую должность начального уровня в манхэттенском издательстве, чтобы последовать за своим бойфрендом на Средний Запад. Плохой ход. Теперь она вернулась в Нью-Йорк, снова одинока и соблазнительна. Когда-то Эми была известна своей работой на популярном веб-сайте — или, может быть, она просто была печально известна: «Теперь, когда она не была ни тем, ни другим, не имело значения, какой именно». Она уже три года работает в Yidster, «третьем по популярности онлайн-ресурсе для освещения культурных событий с современной еврейской точки зрения», но в основном просто плывет по жизни на диете из кликов и твитов, надеясь, что ее парень переедет к ней. ее, чтобы она могла продолжать платить арендную плату за свою прекрасную квартиру из коричневого камня в Бруклине.
Когда Бев беременеет на уморительно ужасном первом свидании, женщины вынуждены столкнуться со своими разными мечтами и приоритетами. Сюжет отходит на второй план по сравнению с острым, как бритва, юмором Гулда и его наблюдениями о жизни в Нью-Йорке среди молодежи, которая знает больше о том, как они хотели бы жить, чем о том, как за это платить. Также приятно читать роман, в центре которого женская дружба; мы наблюдаем, как Бев и Эми управляют своими изменчивыми чувствами любви, ревности и иногда презрения друг к другу. «Кажется невероятным, чтобы с нами раньше такого не случалось», — говорит Эми, когда узнает, что Бев беременна. ‘Нас?’ Бев отвечает. «Ты собираешься начать говорить «мы беременны»? . . . Мы не пара, Эми. Это не так, но они есть, и Гулд блестяще отмечает их взлеты и падения». — Kirkus (отзыв со звездочкой)
«Чтение Friendship и его катание на американских горках по городским взлетам и падениям доставляет сентиментальное удовольствие. . . В конце Гулд рисует яркий и убедительный портрет дружбы — со всеми ее человеческими недоразумениями, разочарованиями и надломами.
. . Это немалый подвиг — оживить и нарисовать на странице эмоциональные колебания и тонкие контуры женской дружбы. . . [Гулд] освещает [с], что значит расти вместе, а иногда и порознь». — С. Кирк Уолш, Ежеквартальное обозрение Вирджинии
«Работа — поддержание творчества, проблемы получения слишком большого внимания, слишком быстрое и слишком молодое, зарплаты, временные подработки, то, что все это может составить и защитить от— — такая же тема книги, как и дружба. В романе есть обезоруживающе реалистичное ощущение таких женских жизней, а также высокое разрешение, иммерсивное правдоподобие соседей по комнате, мгновенных сообщений, складских помещений, заявлений о приеме на работу, автобусов, рубашек, напитков и, в основном, денег; это, конечно, тоже будничные, но чрезвычайно значимые обстоятельства, которые создают, поддерживают и прекращают дружбу, особенно между женщинами, особенно в городах. . . Дружба взрослых женщин действует как несущие стены, но они также ненадежны: ревность и осуждение могут разорвать их за день; ошибки в тщательном подсчете потребности и интереса к жизни другого сводят на нет годы эмоциональной работы.
«Четкое наблюдение» — грубое клише, но Дружба — это Гулд, видящая и понимающая мелкие и возрастающие детали того, чего хотят такие женщины, как она, что они должны сделать, чтобы получить это, и что они делают, чтобы все разрушить. Первый, лучший талант Гулда. . . видеть вещи такими, какие они есть, как должен видеть их ремесленник, как писатель романов». — Кейт Кэррауэй, The Globe and Mail (Торонто)
«Сообразительный первый роман, который в пронзительной прозе фокусируется на современной скуке и катализаторах, которые вынуждают даже самых апатичных из их самодовольства». — Booklist
«Острое, грустное, неумолимое (в хорошем смысле) и удивительно забавное исследование женской дружбы тридцатилетних». — Nerve
«Роман Гулд замечательно реалистичен — она знает этих девушек и мир, в котором они живут (включая вездесущность технологий и то, как они пронизывают отношения) . . . Гулд описывает сложную смесь любви, верности и обиды, которая связывает подруг.
Его стоит прочитать из-за богатства деталей (в какой-то момент Эми одолевает желание положить в рот обручальное кольцо помолвленного коллеги), и он предлагает новое понимание опыта молодых женщин». — Publishers Weekly
«Я прочитал Дружба с большим удовольствием. Эмили Гулд с остроумием и проницательностью воссоздает тот Нью-Йорк, который я знаю: место, полное славы и денег, которые вам не принадлежат, где друзья становятся семьей, а любовники становятся бывшими любовниками, а важные вопросы о вашей жизни остаются без ответа и остаются без ответа. надолго.» — Чад Харбах, автор книги «Искусство Филдинга»
«Правдивица Эмили Гулд бросает свое сердце и свой разум в эту веселую, горько-сладкую историю о насущной, каждодневной потребности в общении между женщинами». —Джами Аттенберг, автор книги The Middlesteins 9.0005
“ Дружба – это трогательный, сфокусированный, легко читаемый и очень смешной роман, рассказанный с успокаивающей перспективой надежным и точным голосом.
Он интимный и проницательный в отношении двух десятилетий жизни (от двадцати до среднего возраста), а также на темы выносливости (эмоциональной, финансовой), отношений (рабочих, платонических, романтических — человеческих) и работы (временная работа, Интернет, фриланс). искусство) в Нью-Йорке». — Тао Линь, автор книги «Тайбэй
» Дружба особенно честно рассказывает о профессиональной незащищенности и личной неуверенности, что делает его особенно забавным романом. А проза Эмили Гулд звучит так удивительно современно, потому что она так верно соблюдает классические принципы прозрачности и прямолинейности». — Бенджамин Кункель, автор Indecision
Освещение NPR
Вопросы Ответы — Дружба — Проза — Раздел 6
8th English: Unit 6: Prose: Friendship : Назад Вопросы Ответы, Решение
Проза
Дружба
Раздел –I
Заполните поля
1. Ветри 90 207 Constructions когда-то была ведущей компанией.
2. Он взял кредит для управления своей компанией.
3. Друг Ветри – Асиф
Раздел – II
Скажи, правда или ложь.
1. Килакуди был уроженцем Ветри. [Ответ: Верно]
2. Школа была средней. [Ответ: Верно]
3. Ветри и Асиф хорошо учились. [Ответ: Верно]
4. Ветри никогда не был в Ченнаи. [Ответ: Верно]
5. Асиф был бизнесменом. [Ответ: Верно]
Раздел –III
Прочти и пойми
A. Выберите правильный ответ.
1. Ветри пошел к Асифу ____________.
а) дом
б) офис
в) комната
[Ответ: (б) офис]
2. Ветри приехал в Ченнаи, чтобы навестить его ____________.
а) отец
б) друг
в) брат
[Ответ: (б) друг]
3. Асиф увидел своего друга через ____________.
а) камера
б) окно
в) стекло
[Ответ: (а) камера]
Б.
Подберите правильные синонимы к выделенному курсивом слову.
1. Ветри построил бунгало.
а) спроектирован
б) построен
в) снесен
г) разрушен
[Ответ: (б) построен]
2. Братья начали свой бизнес отдельно .
а) отдельно
б) отдельно
в) вместе
г) вместе
[Ответ: (а) отдельно]
3. Проживаю на окраине села.
а) граница
б) застава
в) центр
г) регион
[Ответ: (б) застава]
4. Как если поссорил со своим другом.
а) воевал
б) отличался
в) мир
г) веселье
[Ответ: (а) воевал]
5. Он стоял поражен .
a) счастлив
b) удивлен
c) потрясен
d) взволнован
[Ответ: (c) потрясен]
C. Выберите правильные антонимы к выделенному курсивом слову.
1. Жена Верти сердито ответила .
а) спокойно
б) раздражен
в) раздражен
[Ответ: (а) спокойно]
2. Овощи выглядят свежими .
а) гнилой
б) тупой
в) новый
[Ответ: (а) гнилой]
3. Ветри имел сильный позволит начать новый бизнес.
а) желание
б) худой
в) слабый
[Ответ: (в) слабый]
4. Ветри было удивил своим другом.
а) не удивлен
б) ожидал
в) шокирован
[Ответ: не удивлен]
5. Он говорил нервно 9 0010 .
а) Испуганный
б) Уверенный
в) Тревожный
[Ответ: (б) уверенный]
Г. Ответьте на следующие вопросы одним или двумя словами.
1. Как называлась компания Ветри?
Ответ: Компания Ветри называлась Vetri Constructions.
2. Почему он продал свою собственность?
Ответ: Он продал свою собственность, чтобы заплатить по кредиту.
3. Какой город был родным городом Ветри и Асифа?
Ответ: Родным городом Ветри и Асифа была деревня Килакуди.
4. Когда была создана школа?
Ответ: Школа находилась на окраине деревни Килакуди. Это была средняя школа.
5. Когда Ветри позвонили из офиса Асифа?
Ответ: Через два дня после прибытия домой Ветри позвонили из офиса Асифа.
E. Ответьте на следующие вопросы 100 словами.
1. Как Ветри потерял свое имущество?
Ответ: Ветри когда-то был успешным бизнесменом в Коимбатур. Его Vetri Constructions была ведущей строительной компанией. После смерти отца его братья потребовали разделить имущество, так как хотели начать свой бизнес отдельно. С тех пор Ветри было трудно основать свой бизнес. Он брал кредиты, чтобы управлять своей компанией, но не мог выплатить кредит.
Поэтому он продал все свое имущество и выплатил кредиты. Затем его семья переехала в очень маленький дом. Он нашел работу и начал вести обычный образ жизни.
2. Что произошло, когда Ветри встретил Асифа?
Ответ: Ветри сел в поезд и направился прямо в офис Асифа. Когда Ветри расспрашивал об Асифе, его похлопали по спине. Встречать Ветри пришел Асиф, увидев его через камеру видеонаблюдения. Ветри потерял дар речи. Он извинился перед Асифом, сказав, что у него никогда не было возможности посетить Ченнаи. Так он и не смог с ним встретиться. Они рассказали о своих школьных годах и веселье, которое они имели. Они также обсуждали свои дела. Асиф пригласил Ветри к себе домой на обед. Ветри был удивлен, увидев, что все его знают. Вечером Асиф высадил его на вокзале.
3. Как Асиф проявлял свою дружбу?
Ответ: Асиф был верным другом Ветри. Когда Ветри пришел к нему в кабинет, он пришел его встречать, так как видел через камеру видеонаблюдения. Он похлопал Ветри по спине.
Ветри потерял дар речи, увидев его. Он прошел в свою каюту. Они рассказали о своих школьных годах и веселье, которое они имели. Они обсуждали свои дела. Асиф пригласил Ветри к себе домой на обед. Ветри был удивлен, увидев, что все его знают. Ветри оставался там до вечера. Асиф высадил его на вокзале. Через два дня он пригласил Ветри к себе в кабинет и поручил ему проект.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
Короткие вопросы с Ответы.
1. Чем занимался Vetri’s Constructions построить?
Ответ: Ветрис конструкции построил множество торговых комплексов, домов и несколько квартир в окрестностях Коимбатур.
2. Что произошло после того, как его отец смерть?
Ответ: После смерти отца его братья потребовали разделить богатство, так как хотели начать свой бизнес в отдельности.
3. С кем Ветри решил встретиться? Почему?
Ответ: Ветри решил встретиться со своим другом
Асиф в Ченнаи за помощью.
4. Насколько крепкой была их дружба?
Ответ: Ветри и Асиф учились в одном школа в деревне Килакуди. Они всегда вместе учились и играли. Они продолжали быть хорошими друзьями, пока их X Std. После этого Асифу пришлось переехать в Ченнаи.
5. Кто остановил Ветри у ворот г. Офис Асифа?
Ответ: Охрана остановлена Ветри у ворот и спросил, кого же он хочет встретить.
6. Как Асиф узнал, что Ветри прийти к нему в кабинет?
Ответ: Асиф видел его через камеру видеонаблюдения и пришел его встречать.
7. Почему жена Ветри не спросила что-нибудь еще?
Ответ: Ветри жене сложите все подробно. Его жена знала своего мужа. Так она больше ничего не спрашивала.
Параграф Вопрос с ответом.
1. Как Ветри и Асиф начало дружбы?
Ответ: Их дружба
началось в первый день в школе. Когда родители Ветри бросили его в
школе, он начал плакать.