Читать онлайн электронную книгу Петр Первый — Глава первая бесплатно и без регистрации!

1

Санька соскочила с печи, задом ударила в забухшую дверь. За Санькой быстро слезли Яшка, Гаврилка и Артамошка: вдруг все захотели пить, — вскочили в темные сени вслед за облаком пара и дыма из прокисшей избы. Чуть голубоватый свет брезжил в окошечко сквозь снег. Студено. Обледенела кадка с водой, обледенел деревянный ковшик.

Чада прыгали с ноги на ногу, — все были босы, у Саньки голова повязана платком, Гаврилка и Артамошка в одних рубашках до пупка.

— Дверь, оглашенные! — закричала мать из избы.

Мать стояла у печи. На шестке ярко загорелись лучины. Материно морщинистое лицо осветилось огнем. Страшнее всего блеснули из-под рваного плата исплаканные глаза, — как на иконе. Санька отчего-то забоялась, захлопнула дверь изо всей силы. Потом зачерпнула пахучую воду, хлебнула, укусила льдинку и дала напиться братикам. Прошептала:

— Озябли? А то на двор сбегаем, посмотрим, — батя коня запрягает…

На дворе отец запрягал в сани. Падал тихий снежок, небо было снежное, на высоком тыну сидели галки, и здесь не так студено, как в сенях. На бате, Иване Артемиче, — так звала его мать, а люди и сам он себя на людях — Ивашкой, по прозвищу Бровкиным, — высокий колпак надвинут на сердитые брови. Рыжая борода не чесана с самого покрова… Рукавицы торчали за пазухой сермяжного кафтана, подпоясанного низко лыком, лапти зло визжали по навозному снегу: у бати со сбруей не ладилось… Гнилая была сбруя, одни узлы. С досады он кричал на вороную лошаденку, такую же, как батя, коротконогую, с раздутым пузом.

— Балуй, нечистый дух!

Чада справили у крыльца малую надобность и жались на обледенелом пороге, хотя мороз и прохватывал. Артамошка, самый маленький, едва выговорил:

— Ничаво, на печке отогреемся…

Иван Артемич запряг и стал поить коня из бадьи. Конь пил долго, раздувая косматые бока: «Что ж, кормите впроголодь, уж попью вдоволь»… Батя надел рукавицы, взял из саней, из-под соломы, кнут.

— Бегите в избу, я вас! — крикнул он чадам. Упал боком на сани и, раскатившись за воротами, рысцой поехал мимо осыпанных снегом высоких елей на усадьбу сына дворянского Волкова.

— Ой, студено, люто, — сказала Санька.

Чада кинулись в темную избу, полезли на печь, стучали зубами. Под черным потолком клубился теплый, сухой дым, уходил в волоковое окошечко над дверью: избу топили по-черному. Мать творила тесто. Двор все-таки был зажиточный — конь, корова, четыре курицы. Про Ивашку Бровкина говорили: крепкий. Падали со светца в воду, шипели угольки лучины. Санька натянула на себя, на братиков бараний тулуп и под тулупом опять начала шептать про разные страсти: про тех, не будь помянуты, кто по ночам шуршит в подполье…

— Давеча, лопни мои глаза, вот напужалась… У порога — сор, а на сору — веник… Я гляжу с печки, — с нами крестная сила! Из-под веника — лохматый, с кошачьими усами…

— Ой, ой, ой, — боялись под тулупом маленькие.

2

Чуть проторенная дорога вела лесом. Вековые сосны закрывали небо. Бурелом, чащоба — тяжелые места. Землею этой Василий, сын Волков, в позапрошлом году был поверстан в отвод от отца, московского служилого дворянина. Поместный приказ поверстал Василия четырьмястами пятьюдесятью десятинами, и при них крестьян приписано тридцать семь душ с семьями.

Василий поставил усадьбу, да протратился, половину земли пришлось заложить в монастыре. Монахи дали денег под большой рост — двадцать копеечек с рубля. А надо было по верстке быть на государевой службе на коне добром, в панцире, с саблею, с пищалью и вести с собой ратников, троих мужиков, на конях же, в тигелеях, в саблях, в саадаках… Едва-едва на монастырские деньги поднял он такое вооружение. А жить самому? А дворню прокормить? А рост плати монахам?

Царская казна пощады не знает. Что ни год — новый наказ, новые деньги — кормовые, дорожные, дани и оброки. Себе много ли перепадет? И все спрашивают с помещика — почему ленив выколачивать оброк. А с мужика больше одной шкуры не сдерешь. Истощало государство при покойном царе Алексее Михайловиче от войн, от смут и бунтов. Как погулял по земле вор анафема Стенька Разин, — крестьяне забыли бога. Чуть прижмешь покрепче, — скалят зубы по-волчьи. От тягот бегут на Дон, — откуда их ни грамотой, ни саблей не добыть.

Конь плелся дорожной рысцой, весь покрылся инеем. Ветви задевали дугу, сыпали снежной пылью. Прильнув к стволам, на проезжего глядели пушистохвостые белки, — гибель в лесах была этой белки. Иван Артемич лежал в санях и думал, — мужику одно только и оставалось: думать…

«Ну, ладно… Того подай, этого подай… Тому заплати, этому заплати… Но — прорва, — эдакое государство! — разве ее напитаешь? От работы не бегаем, терпим. А в Москве бояре в золотых возках стали ездить. Подай ему и на возок, сытому дьяволу. Ну, ладно… Ты заставь, бери, что тебе надо, но не озорничай… А это, ребята, две шкуры драть — озорство. Государевых людей ныне развелось — плюнь, и там дьяк, али подьячий, али целовальник сидит, пишет… А мужик один… Ох, ребята, лучше я убегу, зверь меня в лесу заломает, смерть скорее, чем это озорство… Так вы долго на нас не прокормитесь…»

Ивашка Бровкин думал, может быть, так, а может, и не так. Из леса на дорогу выехал, стоя в санях на коленках, Цыган (по прозвищу), волковский же крестьянин, черный, с проседью, мужик. Лет пятнадцать он был в бегах, шатался меж двор. Но вышел указ: вернуть помещикам всех беглых без срока давности. Цыгана взяли под Воронежем, где он крестьянствовал, и вернули Волкову-старшему. Он опять было навострил лапти, — поймали, и ведено было Цыгана бить кнутом без пощады и держать в тюрьме, — на усадьбе же у Волкова, — а как кожа подживет, вынув, в другой ряд бить его кнутом же без пощады и опять кинуть в тюрьму, чтобы ему, плуту, вору, впредь бегать было неповадно. Цыган только тем и выручился, что его отписали на Васильеву дачу.

— Здорово, — сказал Цыган Ивану и пересел в его сани.

— Здорово.

— Ничего не слышно?

— Хорошего будто ничего не слышно…

Цыган снял варежку, разворотил усы, бороду, скрывая лукавство:

— Встретил в лесу человека: царь, говорит, помирает.

Иван Артемич привстал в санях. Жуть взяла… «Тпру»… Стащил колпак, перекрестился:

— Кого же теперь царем-то скажут?

— Окромя, говорит, некого, как мальчонку, Петра Алексеевича. А он едва титьку бросил…

— Ну, парень! — Иван нахлобучил колпак, глаза побелели. — Ну, парень… Жди теперь боярского царства. Все распропадем…

— Пропадем, а может и ничего — так-то. — Цыган подсунулся вплоть. Подмигнул. — Человек этот сказывал — быть смуте… Может, еще поживем, хлеб пожуем, чай — бывалые. — Цыган оскалил лешачьи зубы и засмеялся, кашлянул на весь лес.

Белка кинулась со ствола, перелетела через дорогу, посыпался снег, заиграл столбом иголочек в косом свете. Большое малиновое солнце повисло в конце дороги над бугром, над высокими частоколами, крутыми кровлями и дымами волковской усадьбы…

3

Ивашка и Цыган оставили коней около высоких ворот. Над ними под двухскатной крышей — образ честного креста господня. Далее тянулся кругом всей усадьбы неперелазный тын. Хоть татар встречай… Мужики сняли шапки. Ивашка взялся за кольцо в калитке, сказал, как положено:

— Господи Исусе Христе, сыне божий, помилуй нас…

Скрипя лаптями, из воротни вышел Аверьян, сторож, посмотрел в щель, — свои. Проговорил; аминь, — и стал отворять ворота.

Мужики завели лошадей во двор. Стояли без шапок, косясь на слюдяные окошечки боярской избы. Туда, в хоромы, вело крыльцо с крутой лестницей. Красивое крыльцо резного дерева, крыша луковицей. Выше крыльца — кровля — шатром, с двумя полубочками, с золоченым гребнем. Нижнее жилье избы — подклеть — из могучих бревен. Готовил ее Василий Волков, под кладовые для зимних и летних запасов — хлеба, солонины, солений, мочении разных. Но, — мужики знали, — в кладовых у него одни мыши. А крыльцо — дай бог иному князю: крыльцо богатое…

— Аверьян, зачем боярин нас вызывал с конями, — повинность, что ли, какая?.. — спросил Ивашка. — За нами. кажется, ничего нет такого…

— В Москву ратных людей повезете…

— Это опять коней ломать?..

— А что слышно, — спросил Цыган, придвигаясь, — война с кем? Смута?

— Не твоего и не моего ума дело. — Седой Аверьян поклонился. — Приказано — повезешь. Сегодня батогов воз привезли для вашего-то брата…

Аверьян, не сгибая ног, пошел в сторожку. В зимних сумерках кое-где светило окошечко. Нагорожено всякого строения на дворе было много — скотные дворы, погреба, избы, кузня. Но все наполовину без пользы. Дворовых холопей у Волкова было всего пятнадцать душ, да и те перебивались с хлеба на квас. Работали, конечно, — пахали кое-как, сеяли, лес возили, но с этого разве проживешь? Труд холопий. Говорили, будто Василий посылает одного в Москву юродствовать на паперти, — тот денег приносит. Да двое ходят с коробами в Москве же, продают ложки, лапти, свистульки… А все-таки основа — мужички. Те — кормят…

Ивашка и Цыган, стоя в сумерках на дворе, думали. Спешить некуда. Хорошего ждать неоткуда. Конечно, старики рассказывают, прежде легче было: не понравилось, ушел к другому помещику. Ныне это заказано, — где велено, там и живи. Белено кормить Василия Волкова, — как хочешь, так и корми. Все стали холопами. И ждать надо: еще труднее будет…

Завизжала где-то дверь, по снегу подлетела простоволосая девка-дворовая, бесстыдница:

— Боярин велел, — распрягайте. Ночевать велел. Лошадям задавать — избави боже, боярское сено…

Цыган хотел было кнутом ожечь по гладкому заду эту девку, — убежала… Не спеша распрягли. Пошли в дворницкую избу ночевать. Дворовые, человек восемь, своровав у боярина сальную свечу, хлестали засаленными картами по столу, — отыгрывали друг у друга копейки… Крик, спор, один норовит сунуть деньги за щеку, другой рвет ему губы. Лодыри, и ведь — сытые!

В стороне, на лавке сидел мальчик в длинной холщовой рубахе, в разбитых лаптях, — Алешка, сын Ивана Артемича. Осенью пришлось, с голоду, за недоимку отдать его боярину в вечную кабалу. Мальчишка большеглазый, в мать. По вихрам видно — бьют его здесь. Покосился Иван на сына, жалко стало, ничего не сказал. Алешка молча, низко поклонился отцу.

Он поманил сына, спросил шепотом:

— Ужинали?

— Ужинали.

— Эх, со двора я хлебца не захватил. (Слукавил, — ломоть хлеба был у него за пазухой, в тряпице.) Ты уж расстарайся как-нибудь… Вот что, Алеша… Утром хочу боярину в ноги упасть, — делов у меня много. Чай, смилуется, — съезди заместо меня в Москву.

Алешка степенно кивнул: «Хорошо, батя». Иван стал разуваться, и — бойкой скороговоркой, будто он веселый, сытый:

— Это, что же, каждый день, ребята, у вас такое веселье? Ай, легко живете, сладко пьете…

Один, рослый холоп, бросив карты, обернулся:

— А ты кто тут, — нам выговаривать…

Иван, не дожидаясь, когда смажут по уху, полез на полати.

4

У Василия Волкова остался ночевать гость — сосед, Михайла Тыртов, мелкопоместный сын дворянский. Отужинали рано. На широких лавках, поближе к муравленой печи, постланы были кошмы, подушки, медвежьи шубы. Но по молодости не спалось. Жарко. Сидели на лавке в одном исподнем. Беседовали в сумерках, позевывали, крестили рот.

— Тебе, — говорил гость степенно и тихо, — тебе, Василий, еще многие завидуют… А ты влезь в мою шкуру. Нас у отца четырнадцать. Семеро поверстаны в отвод, бьются на пустошах, у кого два мужика, у кого трое, — остальные в бегах. Я, восьмой, новик, завтра верстаться буду. Дадут погорелую деревеньку, болото с лягушками… Как жить? А?

— Ныне всем трудно, — Василий перебирал одной рукой кипарисные четки, свесив их между колен. — Все бьемся… Как жить?..

— Дед мой выше Голицына сидел, — говорил Тыртов. — У гроба Михаила Федоровича дневал и ночевал. А мы дома в лаптях ходим… К стыду уж привыкли. Не о чести думать, а как живу быть… Отец в Поместном приказе с просьбами весь лоб расколотил: ныне без доброго посула и не попросишь. Дьяку — дай, подьячему — дай, младшему подьячему — дай. Да еще не берут — косоротятся… Просили мы о малом деле подьячего, Степку Ремезова, послали ему посулы, десять алтын, — едва эти деньги собрали, — да сухих карасей пуд. Деньги-то он взял, жаждущая рожа и пьяная, а карасей велел на двор выкинуть… Иные, кто половчее, домогаются… Володька Чемоданов с челобитной до царя дошел, два сельца ему в вечное владенье дано. А Володька, — все знают, в прошлую войну от поляков без памяти бегал с поля, и отец его под Смоленском три раз бегал с поля… Так, чем их за это наделов лишить, из дворов выбить прочь, — их селами жалуют… Нет правды…

Помолчали. От печи пыхало жаром. Сухо тыркали сверчки. Тишина, скука. Даже собаки перестали брехать на дворе. Волков проговорил, задумавшись:

— Король бы какой взял нас на службу — в Венецию, или в Рим, или в Вену… Ушел бы я без оглядки… Василий Васильевич Голицын отцу моему крестному книгу давал, так я брал ее читать… Все народы живут в богатстве, в довольстве, одни мы нищие… Был недавно в Москве, искал оружейника, послали меня на Кукуй-слободу, к немцам… Ну, что ж, они не православные, — их бог рассудит… А как вошел я за ограду, — улицы подметены, избы чистые, веселые, в огородах — цветы… Иду и робею и — дивно, ну будто во сне… Люди приветливые и ведь тут же, рядом с нами живут. И — богатство! Один Кукуй богаче всей Москвы с пригородами…

— Торговлишкой заняться? Опять деньги нужны, — Михаила поглядел на босые ноги. — В стрельцы пойти? Тоже дело не наживочное. Покуда до сотника доберешься, — горб изломают. Недавно к отцу заезжал конюх из царской конюшни, Данило Меньшиков, рассказывал: казна за два с половиной года жалованье задолжала стрелецким полкам. А поди, пошуми, — сажают за караул. Полковник Пыжов гоняет стрельцов на свои подмосковные вотчины, и там они работают как холопы… А пошли жаловаться, — челобитчиков били кнутом перед съезжей избой. Ох, стрельцы злы… Меньшиков говорил: погодите, они еще покажут…

— Слышно, говорят: кто в боярской-то шубе, и не езди за Москву-реку.

— А что ты хочешь? Все обнищали… Такая тягота от даней, оброков, пошлин, — беги без оглядки… Меньшиков рассказывал: иноземцы — те торгуют, в Архангельске, в Холмогорах поставлены дворы у них каменные. За границей покупают за рубль, продают у нас за три… А наши купчишки от жадности только товар гноят. Посадские от беспощадного тягла бегут кто в уезды, кто в дикую степь. Ныне прорубные деньги стали брать, за проруби в речке… А куда идут деньги? Меньшиков рассказывал: Василий Васильевич Голицын палаты воздвиг на реке Неглинной. Снаружи обиты они медными листами, а внутри — золотой кожей…

Василий поднял голову, посмотрел на Михаилу. Тот подобрал ноги под лавку и тоже глядит на Василия. Только что сидел смирный человек — подменили, — усмехнулся, ногой задрожал, лавка под ним заходила…

— Ты чего? — спросил Василий тихо…

— На прошлой неделе под селом Воробьевым опять обоз разбили. Слыхал? (Василий нахмурился, взялся за четки.) Суконной сотни купцы везли красный товар… Погорячились в Москву к ужину доехать, не доехали… Купчишко-то один жив остался, донес. Кинулись ловить разбойников, одни следы нашли, да и те замело…

Михаила задрожал плечами, засмеялся:

— Не пужайся, я там не был, от Меньшикова слыхал… (Он наклонился к Василию.) Следочки-то, говорят, прямо на Варварку привели, на двор к Степке Одоевскому… Князь Одоевского меньшому сыну… Нам с тобой однолетку…

— Спать надо ложиться, спать пора, — угрюмо сказал Василий.

Михаила опять невесело засмеялся:

— Ну, пошутили, давай спать.

Легко поднялся с лавки, хрустнул суставчиками, потягиваясь. Налил квасу в деревянную чашку и пил долго, поглядывая из-за края чашки на Василия.

— Двадцать пять человек дворовых снаряжены саблями и огневым боем у Степки-то Одоевского… Народ отчаянный… Он их приучил: больше года не кормил, — только выпускал ночью за ворота искать добычи… Волки…

Михаила лег на лавку, натянул медвежий тулуп, руку подсунул под голову, глаза у него блестели.

— Доносить пойдешь на мой разговор?

Василий повесил четки, молча улегся лицом к сосновой стене, где проступала смола. Долго спустя ответил:

— Нет, не донесу.

5

За воротами Земляного вала ухабистая дорога пошла кружить по улицам, мимо высоких и узких, в два жилья, бревенчатых изб. Везде — кучи золы, падаль, битые горшки, сношенное тряпье, — все выкидывалось на улицу.

Алешка, держа вожжи, шел сбоку саней, где сидели трое холопов в бумажных, набитых паклей, военных колпаках и толсто стеганных, несгибающихся войлочных кафтанах с высокими воротниками — тигелеях. Это были ратники Василия Волкова. На кольчуги денег не хватило, одел их в тигелеи, хотя и робел, — как бы на смотру не стали его срамить и ругать: не по верстке-де оружие показываешь, заворовался…

Василий и Михаила сидели в санях у Цыгана. Позади холопы вели коней: Васильева — в богатом чепраке и персидском седле и Михайлова разбитого мерина, оседланного худо, плохо.

Михаила сидел, насупившись. Их обгоняло, крича и хлеща по лошадям, много дворян и детей боярских в дедовских кольчугах и латах, в новопошитых ферязях, в терликах, в турских кафтанах, — весь уезд съезжался на Лубянскую площадь, на смотр, на земельную верстку и переверстку. Люди, все до одного, смеялись, глядя на Михайлова мерина: «Эй, ты — на воронье кладбище ведешь? Гляди, не дойдет…» Перегоняя, жгли кнутами, — мерин приседал… Гогот, хохот, свист…

Переехали мост через Яузу, где на крутом берегу вертелись сотни небольших мельниц. Рысью вслед за санями и обозами проехали по площади вдоль белооблезлой стены с квадратными башнями и пушками меж зубцов. В Мясницких низеньких воротах — крик, ругань, давка, — каждому надобно проскочить первому, бьются кулаками, летят шапки, трещат сани, лошади лезут на дыбы. Над воротами теплится неугасимая лампада перед темным ликом.

Алешку исхлестали кнутами, потерял шапку, — как только жив остался! Выехали на Мясницкую… Вытирая кровь с носа, он глядел по сторонам: ох, ты!

Народ валом валил вдоль узкой навозной улицы. Из дощатых лавчонок перегибались, кричали купчишки, ловили за полы, с прохожих рвали шапки, — зазывали к себе. За высокими заборами — каменные избы, красные, серебряные крутые крыши, пестрые церковные маковки. Церквей — тысячи. И большие пятиглавые, и маленькие — на перекрестках — чуть в дверь человеку войти, а внутри десятерым не повернуться. В раскрытых притворах жаркие огоньки свечей. Заснувшие на коленях старухи. Косматые, страшные нищие трясут лохмотьями, хватают за ноги, гнусавя, заголяют тело в крови и дряни… Прохожим в нос безместные страшноглазые попы суют калач, кричат: «Купец, идем служить, а то — калач закушу…» Тучи галок над церквушками…

Едва продрались за Лубянку, где толпились кучками по всей площади конные ратники. Вдали, у Никольских ворот, виднелась высокая — трубой — соболья шапка боярина, меховые колпаки дьяков, темные кафтаны выборных лучших людей. Оттуда худой, длинный человек с длинной бородищей кричал, махал бумагой. Тогда выезжал дворянин, богато ли, бедно ли вооруженный, один или со своими ратниками, и скакал к столу. Спешивался, кланялся низко боярину и дьякам. Они осматривали вооружение и коней, прочитывали записи, — много ли земли ему поверстано. Спорили. Дворянин божился, рвал себя за грудь, а иные, прося, плакали, что вконец захудали на землишке и помирают голодной и озябают студеной смертью.

Так, по стародавнему обычаю, каждый год перед весенними походами происходил смотр государевых служилых людей — дворянского ополчения.

Василий и Михаила сели верхами. Цыганову и Алешкину лошадей распрягли, посадили на них без седел двух волковских холопов, а третьему, пешему, велели сказать, что лошадь-де по дороге ногу побила. Сани бросили.

Цыган только за стремя схватился: «Куда коня-то моего угоняете? Боярин! Да милостивый!»… Василий погрозил нагайкой: «Пошуми-ка…» А когда он отъехал. Цыган изругался по-черному и по-матерному, бросил в сани хомут и дугу и лег сам, зарылся в солому с досады…

Об Алешке забыли. Он прибрал сбрую в сани. Посидел, прозяб без шапки, в худой шубейке. Что ж — дело мужицкое, надо терпеть. И вдруг потянул носом сытный дух. Мимо шел посадский в заячьей шапке, пухлый мужик с маленькими глазами. На животе у него, в лотке под ветошью дымились подовые пироги. «Дьявол!» — покосился на Алешку, приоткрыл с угла ветошь, — «румяные, горячие!» Духом поволокло Алешку к пирогам:

— Почем, дяденька?

— Полденьги пара. Язык проглотишь.

У Алешки за щекой находились полденьги — полушка, — когда уходил в холопы, подарила мамка на горькое счастье. И жалко денег, и живот разворачивает.

— Давай, что ли, — грубо сказал Алешка. Купил пироги и поел. Сроду такого не ел. А когда вернулся к саням, — ни кнута, ни дуги, ни хомута со шлеей нет, — унесли. Кинулся к Цыгану, — тот из-под соломы обругал. У Алешки отнялись ноги, в голове — пустой звон. Сел было на отвод саней — плакать. Сорвался, стал кидаться к прохожим: «Вора не видали?..» Смеются. Что делать? Побежал через площадь искать боярина.

Волков сидел на коне, подбоченясь, — в медной шапке, на груди и на брюхе морозом заиндевели железные, пластинами, латы. Василия не узнать — орел. Позади — верхами — два холопа, как бочки, в тигелеях, на плечах — рогатины. Сами понимали: ну и вояки! глупее глупого. Ухмылялись.

Растирая слезы, гнусавя до жалости, Алешка стал сказывать про беду.

— Сам виноват! — крикнул Василий, — отец выпорет. А сбрую отец новую не справит, — я его выпорю. Пошел, не вертись перед конем!

Тут его выкрикнул длинный дьяк, махая бумагой. Волков с места вскачь, и за ним холопы, колотя лошаденок лаптями, побежали к Никольским воротам, где у стола, в горлатной шапке и в двух шубах — бархатной и поверх — нагольной, бараньей, — сидел страшный князь Федор Юрьевич Ромодановский.

Что ж теперь делать-то? Ни шапки, ни сбруи… Алешка тихо голосил, бредя по площади. Его окликнул, схватил за плечо Михаила Тыртов, нагнулся с коня.

— Алешка, — сказал, и у самого — слезы, и губы трясутся, — Алешка, для бога беги к Тверским воротам, — спросишь, где двор Данилы Меньшикова, конюха. Войдешь, и Даниле кланяйся три раза в землю… Скажи — Михаила, мол, бьет челом… Конь, мол, у него заплошал… Стыдно, мол… Дал бы он мне на день какого ни на есть коня — показаться. Запомнишь? Скажи — я отслужу… За коня мне хоть человека зарезать… Плачь, проси…

— Просить буду, а он откажет? — спросил Алешка.

— В землю по плечи тебя вобью! — Михаила выкатил глаза, раздул ноздри.

Без памяти Алешка кинулся бежать, куда было сказано.

Михаила промерз в седле, не евши весь день. Солнце клонилось в морозную мглу. Синел снег. Звонче скрипели конские копыта. Находили сумерки, и по всей Москве на звонницах и колокольнях начали звонить к вечерне. Мимо проехал шагом Василий Волков, хмуро опустив голову. Алешка все не шел. Он так и не пришел совсем.

6

В низкой, жарко натопленной палате лампады озаряли низкий свод и темную роспись на нем: райских птиц, завитки трав.

Под темными ликами образов, на широкой лавке, уйдя хилым телом в лебяжьи перины, умирал царь Федор Алексеевич.

Ждали этого давно: у царя была цинга и пухли ноги. Сегодня он не мог стоять заутрени, присел на стульчик, да и свалился. Кинулись — едва бьется сердце. Положили под образа. От воды у него ноги раздуло, как бревна, и брюхо стало пухнуть. Вызвали немца-лекаря. Он выпустил воду, и царь затих, — стал тихо отходить. Потемнели глазные впадины, заострился нос. Одно время он что-то шептал, не могли понять — что? Немец нагнулся к его бескровным устам: Федор Алексеевич невнятно, одним дуновением произносил по-латыни вирши. Лекарю почудился в царском шепоте стих Овидия… На смертном одре — Овидия? Несомненно, царь был без памяти…

Сейчас даже его дыхания не было слышно. У заиндевелого окна, где в круглых стеклышках играл лунный свет, — сидел на раскладном итальянском стуле патриарх Иоаким, суровый и восковой, в черной мантии и клобуке с белым восьмиконечным крестом, сидел согбенно и неподвижно, как видение смерти. У стены одиноко стояла царица Марфа Матвеевна, — сквозь туман слез глядела туда, где из груды перин виднелся маленький лобик и вытянувшийся нос умирающего мужа. Царице всего было семнадцать лет, взяли ее во дворец из бедной семьи Апраксиных за красоту. Два только месяца побыла царицей. Темнобровое глупенькое ее личико распухло от слез. Она только всхлипывала по-ребячьи, хрустела пальцами, — голосить боялась.

В другом конце палаты, в сумраке под сводами, шепталась большая царская родня — сестры, тетки, дядья и ближние бояре: Иван Максимович Языков — маленький. в хорошем теле, добрый, сладкий, человек великой ловкости и глубокий проникатель дворцовых обхождений; постный и благостный старец, книжник, первый постельничий — Алексей Тимофеевич Лихачев и князь Василий Васильевич Голицын — писаный красавец: кудрявая бородка с проплешинкой, вздернутые усы, стрижен коротко, — по-польски, в польском кунтуше и в мягких сапожках на крутых каблуках, — князь роста был среднего.

Синие глаза его блестели возбужденно. Час был решительный, — надо сказывать нового царя. Кого? Петра или Ивана? Сына Нарышкиной или сына Милославской? Оба еще несмышленые мальчишки, за обоими сила — в родне. Петр — горяч умом, крепок телесно, Иван — слабоумный, больной, вей из него веревки… Что предпочесть? Кого?

Василий Васильевич становился боком к двустворчатой, обложенной медными бармами дверце, припав ухом, прислушивался, — в соседней тронной палате гудели бояре. С утра, не пивши, не евши, прели в шубах, — Нарышкины с товарищи и Милославские с товарищи. Полна палата: лаются, поминают обиды, чуют, — сегодня кто-то из них поднимется наверх, кто-то полетит в ссылку.

— Гвалт, проше пана, — прошептал Василий Васильевич и, подойдя к Языкову, сказал ему по-польски тихо: — ты б, Иван Максимович, все ж поспрошал патриарха, — он-то за кого?

Курчавый, сильно заросший русым волосом Языков румяно, сладко улыбнулся, глядя снизу вверх, — от жары запотел, пах розовым маслом:

— И владыка и мы твоего слова ждем, князюшка… А мы-то как будто решили…

Подошел Лихачев, вздохнул, осторожно кладя белую руку на бороду.

— Разбиваться нельзя, Василий Васильевич, в сей великий час. Мы так размыслили: Ивану быть царем трудно, непрочно, — хил. Нам сила нужна.

Василий Васильевич опустил ресницы, усмехался уголком красивых губ. Понял, что спорить сейчас опасно.

— Будь так, — сказал, — быть царем Петру.

Поднял синие глаза, и вдруг они вздрогнули и заволоклись нежно. Он глядел на вошедшую царевну, шестую сестру царя, Софью. Не плавно, лебедем, как подобало бы девице, — она вошла стремительно, распахнулись полы ее пестрого летника, не застегнутого на полной груди, разлетелись красные ленты рогатого венца. Под белилами и румянами на некрасивом лице ее проступали пятна. Царевна была широка в кости, коренастая, крепкая, с большой головой. Выпуклый лоб, зеленоватые глаза, сжатый рот казались не девичьими, — мужскими. Она глядела на Василия Васильевича и, видимо, поняла — о чем он только что говорил и что ответил.

Ноздри ее презрительно задрожали. Она повернулась к постели умирающего, всплеснула руками, стиснула их и опустилась на ковер, прижала лоб к постели. Патриарх поднял голову, тусклый взгляд его уставился на затылок Софьи, на ее упавшие косы. Все, кто был в палате, насторожились. Пять царевен начали креститься. Патриарх поднялся и долго глядел на царя. Отмахнул черные рукава и, широко осенив его крестом, начал читать отходную.

Софья схватилась за затылок и закричала пронзительно, дико, — завыла низким голосом. Закричали ее сестры… Царица Марфа Матвеевна упала ничком на лавку. К ней подошел старший брат ее, Федор Матвеевич Апраксин, рослый и тучный, в шубе до пят, — стал гладить царицу по спине. К патриарху подбежал Языков, припал и потянул за руку. Патриарх, Языков, Лихачев и Голицын быстро вышли в тронную палату. Бояре стадом двинулись к ним, размахивая рукавами, выставляя бороды, без стыда выкатывая глаза: «Что, ну что, владыко?..»

— Царь Федор Алексеевич преставился с миром… Бояре, поплачем…

Его не слушали, — теснясь, пихаясь в дверях, бояре спешили к умершему, падали на колени, ударялись лбом о ковер и, приподнявшись, целовали уже сложенные его восковые руки. От духоты начали трещать и гаснуть лампады. Софью увели. Василий Васильевич скрылся. К Языкову подошли: братья князья Голицыны, Петр и Борис Алексеевичи, черный, бровастый, страшный видом князь Яков Долгорукий и братья его Лука, Борис и Григорий. Яков сказал:

— У нас ножи взяты и панцири под платьем… Что ж, кричать Петра?

— Идите на крыльцо, к народу. Туда патриарх выйдет, там и крикнем… А станут кричать Ивана Алексеевича, — бейте воров ножами…

Через час патриарх вышел на красное крыльцо и, благословив тысячную толпу — стрельцов, детей боярских, служилых людей, купцов, посадских, спросил, — кому из царевичей быть на царстве? Горели костры. За Москвой-рекой садился месяц. Его ледяной свет мерцал на куполах. Из толпы крикнули:

— Хотим Петра Алексеевича…

И еще хриплый голос:

— Хотим царем Ивана…

На голос кинулись люди, и он затих, и громче закричали в толпе: «Петра, Петра!..»

7

На Данилином дворе два цепных кобеля рванулись на Алешку, задохнулись от злобы. Девчонка с болячками на губах, в накинутой на голову шубейке, велела ему идти по обмерзлой лестнице наверх, в горницу, сама хихикнула ни к чему, шмыгнула под крыльцо, в подклеть, где в темноте горели дрова в печи.

Алешка, поднимаясь по лестнице, слушал, как кто-то наверху кричит дурным голосом… «Ну, — подумал он, — живым отсюда не уйти…» Ухватился за обструганную чурочку на веревке, — едва оторвал от косяков забухшую дверь. В нос ударило жаром натопленной избы, редькой, водочным духом. Под образами у накрытого стола сидели двое — поп с косицей, рыжая борода — веником, и низенький, рябой, с вострым носом.

— Вгоняй ему ума в задние ворота! — кричали они, стуча чарками.

Третий, грузный человек, в малиновой рубахе распояской, зажав между колен кого-то, хлестал его ремнем по голому заду. Исполосованный, худощавый зад вихлялся, вывертывался. «Ай-ай, тятька!» — визжал тот, кого пороли. Алешка обмер.

Рябой замигал на Алешку голыми веками. Поп разинул большой рот, крикнул густо:

— Еще чадо, лупи его заодно!

Алешка уперся лаптями, вытянул шею. «Ну, пропал…» Грузный человек обернулся. Из-под ног его, подхватив порточки, выскочил мальчик, с бело-голубыми круглыми глазами. Кинулся в дверь, скрылся. Тогда Алешка, как было приказано, повалился в ноги и три раза стукнулся лбом. Грузный человек поднял его за шиворот, приблизил к своему лицу — медному, потному, обдал жарким перегаром:

— Зачем пришел? Воровать? Подглядывать? По дворам шарить?

Алешка, стуча зубами, стал сказывать про Тыртова. У медного человека надувались жилы, — ничего не понимал… «Какой Тыртов? Какого коня? Так ты за конем пришел? Конокрад?..» Алешка заплакал, забожился, закрестился трехперстно… Тогда медный человек бешено схватил его за волосы, поволок, топча сапогами, вышиб ногою дверь и швырнул Алешку с обледенелой лестницы…

— Выбивай вора со двора, — заорал он, шатаясь, — Шарок, Бровка, взы его…

Нагибаясь в дверях, как бык, Данила Меньшиков вернулся к столу. Сопя, налил чарки. Щепотью захватил редьки.

— Ты, поп, писание читал, ты знать должен, — загудел он, — сын у меня от рук отбился… Заворовался вконец, сучий выкидыш. Убить мне, что ли, его? Как по писанию-то? А?

Поп Филька ответил степенно:

— По писанию будет так: казни сына от юности его, и покоит тя на старость твою. И не ослабляй, бия младенца; аще бо жезлом биеши его, не умрет, но здоровее будет; учащай ему раны — бо душу избавляеши от смерти…

— Аминь, — вздохнул востроносый…

— Погоди, — отдышусь, я его опять позову, — сказал Данила. — Ох, плохо, ребята… Что ни год — то хуже. Дети от рук отбиваются, древнего благочестия нет… Царское жалованье по два года не плочено… Жрать нечего стало… Стрельцы грозятся Москву с четырех концов поджечь… Шатание великое в народе… Скоро все пропадем…

Рябой, востроносый, начетчик Фома Подщипаев, сказал:

— Никониане [1]Последователи патриарха Ни

Полное содержание Петр Первый Толстой А.Н. [1/52] :: Litra.RU

Есть что добавить? Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Толстой А.Н. / Петр Первый     * КНИГА ПЕРВАЯ *     Глава первая      1      Санька соскочила с печи, задом ударила в забухшую дверь. За Санькой быстро слезли Яшка, Гаврилка и Артамошка: вдруг все захотели пить, — вскочили в темные сени вслед за облаком пара и дыма из прокисшей избы. Чуть голубоватый свет брезжил в окошечко сквозь снег. Студено. Обледенела кадка с водой, обледенел деревянный ковшик.      Чада прыгали с ноги на ногу, — все были босы, у Саньки голова повязана платком, Гаврилка и Артамошка в одних рубашках до пупка.      — Дверь, оглашенные! — закричала мать из избы.      Мать стояла у печи. На шестке ярко загорелись лучины. Материно морщинистое лицо осветилось огнем. Страшнее всего блеснули из-под рваного плата исплаканные глаза, — как на иконе. Санька отчего-то забоялась, захлопнула дверь изо всей силы. Потом зачерпнула пахучую воду, хлебнула, укусила льдинку и дала напиться братикам. Прошептала:      — Озябли? А то на двор сбегаем, посмотрим, — батя коня запрягает…      На дворе отец запрягал в сани. Падал тихий снежок, небо было снежное, на высоком тыну сидели галки, и здесь не так студено, как в сенях. На бате, Иване Артемиче, — так звала его мать, а люди и сам он себя на людях — Ивашкой, по прозвищу Бровкиным, — высокий колпак надвинут на сердитые брови. Рыжая борода не чесана с самого покрова… Рукавицы торчали за пазухой сермяжного кафтана, подпоясанного низко лыком, лапти зло визжали по навозному снегу: у бати со сбруей не ладилось… Гнилая была сбруя, одни узлы. С досады он кричал на вороную лошаденку, такую же, как батя, коротконогую, с раздутым пузом.      — Балуй, нечистый дух!      Чада справили у крыльца малую надобность и жались на обледенелом пороге, хотя мороз и прохватывал. Артамошка, самый маленький, едва выговорил:      — Ничаво, на печке отогреемся…      Иван Артемич запряг и стал поить коня из бадьи. Конь пил долго, раздувая косматые бока: «Что ж, кормите впроголодь, уж попью вдоволь»… Батя надел рукавицы, взял из саней, из-под соломы, кнут.      — Бегите в избу, я вас! — крикнул он чадам. Упал боком на сани и, раскатившись за воротами, рысцой поехал мимо осыпанных снегом высоких елей на усадьбу сына дворянского Волкова.      — Ой, студено, люто, — сказала Санька.      Чада кинулись в темную избу, полезли на печь, стучали зубами. Под черным потолком клубился теплый, сухой дым, уходил в волоковое окошечко над дверью: избу топили по-черному. Мать творила тесто. Двор все-таки был зажиточный — конь, корова, четыре курицы. Про Ивашку Бровкина говорили: крепкий. Падали со светца в воду, шипели угольки лучины. Санька натянула на себя, на братиков бараний тулуп и под тулупом опять начала шептать про разные страсти: про тех, не будь помянуты, кто по ночам шуршит в подполье…      — Давеча, лопни мои глаза, вот напужалась… У порога — сор, а на сору — веник… Я гляжу с печки, — с нами крестная сила! Из-под веника — лохматый, с кошачьими усами…      — Ой, ой, ой, — боялись под тулупом маленькие.      2      Чуть проторенная дорога вела лесом. Вековые сосны закрывали небо. Бурелом, чащоба — тяжелые места. Землею этой Василий, сын Волков, в позапрошлом году был поверстан в отвод от отца, московского служилого дворянина. Поместный приказ поверстал Василия четырьмястами пятьюдесятью десятинами, и при них крестьян приписано тридцать семь душ с семьями.      Василий поставил усадьбу, да протратился, половину земли пришлось заложить в монастыре. Монахи дали денег под большой рост — двадцать копеечек с рубля. А надо было по верстке быть на государевой службе на коне добром, в панцире, с саблею, с пищалью и вести с собой ратников, троих мужиков, на конях же, в тигелеях, в саблях, в саадаках… Едва-едва на монастырские деньги поднял он такое вооружение. А жить самому? А дворню прокормить? А рост плати монахам?      Царская казна пощады не знает. Что ни год — новый наказ, новые деньги — кормовые, дорожные, дани и оброки. Себе много ли перепадет? И все спрашивают с помещика — почему ленив выколачивать оброк. А с мужика больше одной шкуры не сдерешь. Истощало государство при покойном царе Алексее Михайловиче от войн, от смут и бунтов. Как погулял по земле вор анафема Стенька Разин, — крестьяне забыли бога. Чуть прижмешь покрепче, — скалят зубы по-волчьи. От тягот бегут на Дон, — откуда их ни грамотой, ни саблей не добыть.      Конь плелся дорожной рысцой, весь покрылся инеем. Ветви задевали дугу, сыпали снежной пылью. Прильнув к стволам, на проезжего глядели пушистохвостые белки, — гибель в лесах была этой белки. Иван Артемич лежал в санях и думал, — мужику одно только и оставалось: думать…      «Ну, ладно… Того подай, этого подай… Тому заплати, этому заплати… Но — прорва, — эдакое государство! — разве ее напитаешь? От работы не бегаем, терпим. А в Москве бояре в золотых возках стали ездить. Подай ему и на возок, сытому дьяволу. Ну, ладно… Ты заставь, бери, что тебе надо, но не озорничай… А это, ребята, две шкуры драть — озорство. Государевых людей ныне развелось — плюнь, и там дьяк, али подьячий, али целовальник сидит, пишет… А мужик один… Ох, ребята, лучше я убегу, зверь меня в лесу заломает, смерть скорее, чем это озорство… Так вы долго на нас не прокормитесь…»      Ивашка Бровкин думал, может быть, так, а может, и не так. Из леса на дорогу выехал, стоя в санях на коленках, Цыган (по прозвищу), волковский же крестьянин, черный, с проседью, мужик. Лет пятнадцать он был в бегах, шатался меж двор. Но вышел указ: вернуть помещикам всех беглых без срока давности. Цыгана взяли под Воронежем, где он крестьянствовал, и вернули Волкову-старшему. Он опять было навострил лапти, — поймали, и ведено было Цыгана бить кнутом без пощады и держать в тюрьме, — на усадьбе же у Волкова, — а как кожа подживет, вынув, в другой ряд бить его кнутом же без пощады и опять кинуть в тюрьму, чтобы ему, плуту, вору, впредь бегать было неповадно. Цыган только тем и выручился, что его отписали на Васильеву дачу.      — Здорово, — сказал Цыган Ивану и пересел в его сани.      — Здорово.      — Ничего не слышно?      — Хорошего будто ничего не слышно…      Цыган снял варежку, разворотил усы, бороду, скрывая лукавство:      — Встретил в лесу человека: царь, говорит, помирает.      Иван Артемич привстал в санях. Жуть взяла… «Тпру»… Стащил колпак, перекрестился:      — Кого же теперь царем-то скажут?      — Окромя, говорит, некого, как мальчонку, Петра Алексеевича. А он едва титьку бросил…      — Ну, парень! — Иван нахлобучил колпак, глаза побелели. — Ну, парень… Жди теперь боярского царства. Все распропадем…      — Пропадем, а может и ничего — так-то. — Цыган подсунулся вплоть. Подмигнул. — Человек этот сказывал — быть смуте… Может, еще поживем, хлеб пожуем, чай — бывалые. — Цыган оскалил лешачьи зубы и засмеялся, кашлянул на весь лес.      Белка кинулась со ствола, перелетела через дорогу, посыпался снег, заиграл столбом иголочек в косом свете. Большое малиновое солнце повисло в конце дороги над бугром, над высокими частоколами, крутыми кровлями и дымами волковской усадьбы…      3      Ивашка и Цыган оставили коней около высоких ворот. Над ними под двухскатной крышей — образ честного креста господня. Далее тянулся кругом всей усадьбы неперелазный тын. Хоть татар встречай… Мужики сняли шапки. Ивашка взялся за кольцо в калитке, сказал, как положено:      — Господи Исусе Христе, сыне божий, помилуй нас…      Скрипя лаптями, из воротни вышел Аверьян, сторож, посмотрел в щель, — свои. Проговорил; аминь, — и стал отворять ворота.      Мужики завели лошадей во двор. Стояли без шапок, косясь на слюдяные окошечки боярской избы. Туда, в хоромы, вело крыльцо с крутой лестницей. Красивое крыльцо резного дерева, крыша луковицей. Выше крыльца — кровля — шатром, с двумя полубочками, с золоченым гребнем. Нижнее жилье избы — подклеть — из могучих бревен. Готовил ее Василий Волков, под кладовые для зимних и летних запасов — хлеба, солонины, солений, мочении разных. Но, — мужики знали, — в кладовых у него одни мыши. А крыльцо — дай бог иному князю: крыльцо богатое…      — Аверьян, зачем боярин нас вызывал с конями, — повинность, что ли, какая?.. — спросил Ивашка. — За нами. кажется, ничего нет такого…      — В Москву ратных людей повезете…      — Это опять коней ломать?..      — А что слышно, — спросил Цыган, придвигаясь, — война с кем? Смута?      — Не твоего и не моего ума дело. — Седой Аверьян поклонился. — Приказано — повезешь. Сегодня батогов воз привезли для вашего-то брата…      Аверьян, не сгибая ног, пошел в сторожку. В зимних сумерках кое-где светило окошечко. Нагорожено всякого строения на дворе было много — скотные дворы, погреба, избы, кузня. Но все наполовину без пользы. Дворовых холопей у Волкова было всего пятнадцать душ, да и те перебивались с хлеба на квас. Работали, конечно, — пахали кое-как, сеяли, лес возили, но с этого разве проживешь? Труд холопий. Говорили, будто Василий посылает одного в Москву юродствовать на паперти, — тот денег приносит. Да двое ходят с коробами в Москве же, продают ложки, лапти, свистульки… А все-таки основа — мужички. Те — кормят…      Ивашка и Цыган, стоя в сумерках на дворе, думали. Спешить некуда. Хорошего ждать неоткуда. Конечно, старики рассказывают, прежде легче было: не понравилось, ушел к другому помещику. Ныне это заказано, — где велено, там и живи. Белено кормить Василия Волкова, — как хочешь, так и корми. Все стали холопами. И ждать надо: еще труднее будет…      Завизжала где-то дверь, по снегу подлетела простоволосая девка-дворовая, бесстыдница:      — Боярин велел, — распрягайте. Ночевать велел. Лошадям задавать — избави боже, боярское сено…      Цыган хотел было кнутом ожечь по гладкому заду эту девку, — убежала… Не спеша распрягли. Пошли в дворницкую избу ночевать. Дворовые, человек восемь, своровав у боярина сальную свечу, хлестали засаленными картами по столу, — отыгрывали друг у друга копейки… Крик, спор, один норовит сунуть деньги за щеку, другой рвет ему губы. Лодыри, и ведь — сытые!      В стороне, на лавке сидел мальчик в длинной холщовой рубахе, в разбитых лаптях, — Алешка, сын Ивана Артемича. Осенью пришлось, с голоду, за недоимку отдать его боярину в вечную кабалу. Мальчишка большеглазый, в мать. По вихрам видно — бьют его здесь. Покосился Иван на сына, жалко стало, ничего не сказал. Алешка молча, низко поклонился отцу.      Он поманил сына, спросил шепотом:      — Ужинали?      — Ужинали.      — Эх, со двора я хлебца не захватил. (Слукавил, — ломоть хлеба был у него за пазухой, в тряпице.) Ты уж расстарайся как-нибудь… Вот что, Алеша… Утром хочу боярину в ноги упасть, — делов у меня много. Чай, смилуется, — съезди заместо меня в Москву.      Алешка степенно кивнул: «Хорошо, батя». Иван стал разуваться, и — бойкой скороговоркой, будто он веселый, сытый:      — Это, что же, каждый день, ребята, у вас такое веселье? Ай, легко живете, сладко пьете…      Один, рослый холоп, бросив карты, обернулся:      — А ты кто тут, — нам выговаривать…      Иван, не дожидаясь, когда смажут по уху, полез на полати.      4      У Василия Волкова остался ночевать гость — сосед, Михайла Тыртов, мелкопоместный сын дворянский. Отужинали рано. На широких лавках, поближе к муравленой печи, постланы были кошмы, подушки, медвежьи шубы. Но по молодости не спалось. Жарко. Сидели на лавке в одном исподнем. Беседовали в сумерках, позевывали, крестили рот.      — Тебе, — говорил гость степенно и тихо, — тебе, Василий, еще многие завидуют… А ты влезь в мою шкуру. Нас у отца четырнадцать. Семеро поверстаны в отвод, бьются на пустошах, у кого два мужика, у кого трое, — остальные в бегах. Я, восьмой, новик, завтра верстаться буду. Дадут погорелую деревеньку, болото с лягушками… Как жить? А?      — Ныне всем трудно, — Василий перебирал одной рукой кипарисные четки, свесив их между колен. — Все бьемся… Как жить?..      — Дед мой выше Голицына сидел, — говорил Тыртов. — У гроба Михаила Федоровича дневал и ночевал. А мы дома в лаптях ходим… К стыду уж привыкли. Не о чести думать, а как живу быть… Отец в Поместном приказе с просьбами весь лоб расколотил: ныне без доброго посула и не попросишь. Дьяку — дай, подьячему — дай, младшему подьячему — дай. Да еще не берут — косоротятся… Просили мы о малом деле подьячего, Степку Ремезова, послали ему посулы, десять алтын, — едва эти деньги собрали, — да сухих карасей пуд. Деньги-то он взял, жаждущая рожа и пьяная, а карасей велел на двор выкинуть… Иные, кто половчее, домогаются… Володька Чемоданов с челобитной до царя дошел, два сельца ему в вечное владенье дано. А Володька, — все знают, в прошлую войну от поляков без памяти бегал с поля, и отец его под Смоленском три раз бегал с поля… Так, чем их за это наделов лишить, из дворов выбить прочь, — их селами жалуют… Нет правды…      Помолчали. От печи пыхало жаром. Сухо тыркали сверчки. Тишина, скука. Даже собаки перестали брехать на дворе. Волков проговорил, задумавшись:      — Король бы какой взял нас на службу — в Венецию, или в Рим, или в Вену… Ушел бы я без оглядки… Василий Васильевич Голицын отцу моему крестному книгу давал, так я брал ее читать… Все народы живут в богатстве, в довольстве, одни мы нищие… Был недавно в Москве, искал оружейника, послали меня на Кукуй-слободу, к немцам… Ну, что ж, они не православные, — их бог рассудит… А как вошел я за ограду, — улицы подметены, избы чистые, веселые, в огородах — цветы… Иду и робею и — дивно, ну будто во сне… Люди приветливые и ведь тут же, рядом с нами живут. И — богатство! Один Кукуй богаче всей Москвы с пригородами…      — Торговлишкой заняться? Опять деньги нужны, — Михаила поглядел на босые ноги. — В стрельцы пойти? Тоже дело не наживочное. Покуда до сотника доберешься, — горб изломают. Недавно к отцу заезжал конюх из царской конюшни, Данило Меньшиков, рассказывал: казна за два с половиной года жалованье задолжала стрелецким полкам. А поди, пошуми, — сажают за караул. Полковник Пыжов гоняет стрельцов на свои подмосковные вотчины, и там они работают как холопы… А пошли жаловаться, — челобитчиков били кнутом перед съезжей избой. Ох, стрельцы злы… Меньшиков говорил: погодите, они еще покажут…      — Слышно, говорят: кто в боярской-то шубе, и не езди за Москву-реку.      — А что ты хочешь? Все обнищали… Такая тягота от даней, оброков, пошлин, — беги без оглядки… Меньшиков рассказывал: иноземцы — те торгуют, в Архангельске, в Холмогорах поставлены дворы у них каменные. За границей покупают за рубль, продают у нас за три… А наши купчишки от жадности только товар гноят. Посадские от беспощадного тягла бегут кто в уезды, кто в дикую степь. Ныне прорубные деньги стали брать, за проруби в речке… А куда идут деньги? Меньшиков рассказывал: Василий Васильевич Голицын палаты воздвиг на реке Неглинной. Снаружи обиты они медными листами, а внутри — золотой кожей…      Василий поднял голову, посмотрел на Михаилу. Тот подобрал ноги под лавку и тоже глядит на Василия. Только что сидел смирный человек — подменили, — усмехнулся, ногой задрожал, лавка под ним заходила…      — Ты чего? — спросил Василий тихо…      — На прошлой неделе под селом Воробьевым опять обоз разбили. Слыхал? (Василий нахмурился, взялся за четки.) Суконной сотни купцы везли красный товар… Погорячились в Москву к ужину доехать, не доехали… Купчишко-то один жив остался, донес. Кинулись ловить разбойников, одни следы нашли, да и те замело…      Михаила задрожал плечами, засмеялся:      — Не пужайся, я там не был, от Меньшикова слыхал… (Он наклонился к Василию.) Следочки-то, говорят, прямо на Варварку привели, на двор к Степке Одоевскому… Князь Одоевского меньшому сыну… Нам с тобой однолетку…      — Спать надо ложиться, спать пора, — угрюмо сказал Василий.      Михаила опять невесело засмеялся:      — Ну, пошутили, давай спать.      Легко поднялся с лавки, хрустнул суставчиками, потягиваясь. Налил квасу в деревянную чашку и пил долго, поглядывая из-за края чашки на Василия.      — Двадцать пять человек дворовых снаряжены саблями и огневым боем у Степки-то Одоевского… Народ отчаянный… Он их приучил: больше года не кормил, — только выпускал ночью за ворота искать добычи… Волки…      Михаила лег на лавку, натянул медвежий тулуп, руку подсунул под голову, глаза у него блестели.      — Доносить пойдешь на мой разговор?      Василий повесил четки, молча улегся лицом к сосновой стене, где проступала смола. Долго спустя ответил:      — Нет, не донесу.      5      За воротами Земляного вала ухабистая дорога пошла кружить по улицам, мимо высоких и узких, в два жилья, бревенчатых изб. Везде — кучи золы, падаль, битые горшки, сношенное тряпье, — все выкидывалось на улицу.      Алешка, держа вожжи, шел сбоку саней, где сидели трое холопов в бумажных, набитых паклей, военных колпаках и толсто стеганных, несгибающихся войлочных кафтанах с высокими воротниками — тигелеях. Это были ратники Василия Волкова. На кольчуги денег не хватило, одел их в тигелеи, хотя и робел, — как бы на смотру не стали его срамить и ругать: не по верстке-де оружие показываешь, заворовался…      Василий и Михаила сидели в санях у Цыгана. Позади холопы вели коней: Васильева — в богатом чепраке и персидском седле и Михайлова разбитого мерина, оседланного худо, плохо.      Михаила сидел, насупившись. Их обгоняло, крича и хлеща по лошадям, много дворян и детей боярских в дедовских кольчугах и латах, в новопошитых ферязях, в терликах, в турских кафтанах, — весь уезд съезжался на Лубянскую площадь, на смотр, на земельную верстку и переверстку. Люди, все до одного, смеялись, глядя на Михайлова мерина: «Эй, ты — на воронье кладбище ведешь? Гляди, не дойдет…» Перегоняя, жгли кнутами, — мерин приседал… Гогот, хохот, свист…      Переехали мост через Яузу, где на крутом берегу вертелись сотни небольших мельниц. Рысью вслед за санями и обозами проехали по площади вдоль белооблезлой стены с квадратными башнями и пушками меж зубцов. В Мясницких низеньких воротах — крик, ругань, давка, — каждому надобно проскочить первому, бьются кулаками, летят шапки, трещат сани, лошади лезут на дыбы. Над воротами теплится неугасимая лампада перед темным ликом.      Алешку исхлестали кнутами, потерял шапку, — как только жив остался! Выехали на Мясницкую… Вытирая кровь с носа, он глядел по сторонам: ох, ты!      Народ валом валил вдоль узкой навозной улицы. Из дощатых лавчонок перегибались, кричали купчишки, ловили за полы, с прохожих рвали шапки, — зазывали к себе. За высокими заборами — каменные избы, красные, серебряные крутые крыши, пестрые церковные маковки. Церквей — тысячи. И большие пятиглавые, и маленькие — на перекрестках — чуть в дверь человеку войти, а внутри десятерым не повернуться. В раскрытых притворах жаркие огоньки свечей. Заснувшие на коленях старухи. Косматые, страшные нищие трясут лохмотьями, хватают за ноги, гнусавя, заголяют тело в крови и дряни… Прохожим в нос безместные страшноглазые попы суют калач, кричат: «Купец, идем служить, а то — калач закушу…» Тучи галок над церквушками…      Едва продрались за Лубянку, где толпились кучками по всей площади конные ратники. Вдали, у Никольских ворот, виднелась высокая — трубой — соболья шапка боярина, меховые колпаки дьяков, темные кафтаны выборных лучших людей. Оттуда худой, длинный человек с длинной бородищей кричал, махал бумагой. Тогда выезжал дворянин, богато ли, бедно ли вооруженный, один или со своими ратниками, и скакал к столу. Спешивался, кланялся низко боярину и дьякам. Они осматривали вооружение и коней, прочитывали записи, — много ли земли ему поверстано. Спорили. Дворянин божился, рвал себя за грудь, а иные, прося, плакали, что вконец захудали на землишке и помирают голодной и озябают студеной смертью.      Так, по стародавнему обычаю, каждый год перед весенними походами происходил смотр государевых служилых людей — дворянского ополчения.      Василий и Михаила сели верхами. Цыганову и Алешкину лошадей распрягли, посадили на них без седел двух волковских холопов, а третьему, пешему, велели сказать, что лошадь-де по дороге ногу побила. Сани бросили.      Цыган только за стремя схватился: «Куда коня-то моего угоняете? Боярин! Да милостивый!»… Василий погрозил нагайкой: «Пошуми-ка…» А когда он отъехал. Цыган изругался по-черному и по-матерному, бросил в сани хомут и дугу и лег сам, зарылся в солому с досады…      Об Алешке забыли. Он прибрал сбрую в сани. Посидел, прозяб без шапки, в худой шубейке. Что ж — дело мужицкое, надо терпеть. И вдруг потянул носом сытный дух. Мимо шел посадский в заячьей шапке, пухлый мужик с маленькими глазами. На животе у него, в лотке под ветошью дымились подовые пироги. «Дьявол!» — покосился на Алешку, приоткрыл с угла ветошь, — «румяные, горячие!» Духом поволокло Алешку к пирогам:      — Почем, дяденька?      — Полденьги пара. Язык проглотишь.      У Алешки за щекой находились полденьги — полушка, — когда уходил в холопы, подарила мамка на горькое счастье. И жалко денег, и живот разворачивает.      — Давай, что ли, — грубо сказал Алешка. Купил пироги и поел. Сроду такого не ел. А когда вернулся к саням, — ни кнута, ни дуги, ни хомута со шлеей нет, — унесли. Кинулся к Цыгану, — тот из-под соломы обругал. У Алешки отнялись ноги, в голове — пустой звон. Сел было на отвод саней — плакать. Сорвался, стал кидаться к прохожим: «Вора не видали?..» Смеются. Что делать? Побежал через площадь искать боярина.      Волков сидел на коне, подбоченясь, — в медной шапке, на груди и на брюхе морозом заиндевели железные, пластинами, латы. Василия не узнать — орел. Позади — верхами — два холопа, как бочки, в тигелеях, на плечах — рогатины. Сами понимали: ну и вояки! глупее глупого. Ухмылялись.      Растирая слезы, гнусавя до жалости, Алешка стал сказывать про беду.      — Сам виноват! — крикнул Василий, — отец выпорет. А сбрую отец новую не справит, — я его выпорю. Пошел, не вертись перед конем!      Тут его выкрикнул длинный дьяк, махая бумагой. Волков с места вскачь, и за ним холопы, колотя лошаденок лаптями, побежали к Никольским воротам, где у стола, в горлатной шапке и в двух шубах — бархатной и поверх — нагольной, бараньей, — сидел страшный князь Федор Юрьевич Ромодановский.      Что ж теперь делать-то? Ни шапки, ни сбруи… Алешка тихо голосил, бредя по площади. Его окликнул, схватил за плечо Михаила Тыртов, нагнулся с коня.      — Алешка, — сказал, и у самого — слезы, и губы трясутся, — Алешка, для бога беги к Тверским воротам, — спросишь, где двор Данилы Меньшикова, конюха. Войдешь, и Даниле кланяйся три раза в землю… Скажи — Михаила, мол, бьет челом… Конь, мол, у него заплошал… Стыдно, мол… Дал бы он мне на день какого ни на есть коня — показаться. Запомнишь? Скажи — я отслужу… За коня мне хоть человека зарезать… Плачь, проси…      — Просить буду, а он откажет? — спросил Алешка.      — В землю по плечи тебя вобью! — Михаила выкатил глаза, раздул ноздри.      Без памяти Алешка кинулся бежать, куда было сказано.      Михаила промерз в седле, не евши весь день. Солнце клонилось в морозную мглу. Синел снег. Звонче скрипели конские копыта. Находили сумерки, и по всей Москве на звонницах и колокольнях начали звонить к вечерне. Мимо проехал шагом Василий Волков, хмуро опустив голову. Алешка все не шел. Он так и не пришел совсем.      6      В низкой, жарко натопленной палате лампады озаряли низкий свод и темную роспись на нем: райских птиц, завитки трав.      Под темными ликами образов, на широкой лавке, уйдя хилым телом в лебяжьи перины, умирал царь Федор Алексеевич.      Ждали этого давно: у царя была цинга и пухли ноги. Сегодня он не мог стоять заутрени, присел на стульчик, да и свалился. Кинулись — едва бьется сердце. Положили под образа. От воды у него ноги раздуло, как бревна, и брюхо стало пухнуть. Вызвали немца-лекаря. Он выпустил воду, и царь затих, — стал тихо отходить. Потемнели глазные впадины, заострился нос. Одно время он что-то шептал, не могли понять — что? Немец нагнулся к его бескровным устам: Федор Алексеевич невнятно, одним дуновением произносил по-латыни вирши. Лекарю почудился в царском шепоте стих Овидия… На смертном одре — Овидия? Несомненно, царь был без памяти…      Сейчас даже его дыхания не было слышно. У заиндевелого окна, где в круглых стеклышках играл лунный свет, — сидел на раскладном итальянском стуле патриарх Иоаким, суровый и восковой, в черной мантии и клобуке с белым восьмиконечным крестом, сидел согбенно и неподвижно, как видение смерти. У стены одиноко стояла царица Марфа Матвеевна, — сквозь туман слез глядела туда, где из груды перин виднелся маленький лобик и вытянувшийся нос умирающего мужа. Царице всего было семнадцать лет, взяли ее во дворец из бедной семьи Апраксиных за красоту. Два только месяца побыла царицей. Темнобровое глупенькое ее личико распухло от слез. Она только всхлипывала по-ребячьи, хрустела пальцами, — голосить боялась.      В другом конце палаты, в сумраке под сводами, шепталась большая царская родня — сестры, тетки, дядья и ближние бояре: Иван Максимович Языков — маленький. в хорошем теле, добрый, сладкий, человек великой ловкости и глубокий проникатель дворцовых обхождений; постный и благостный старец, книжник, первый постельничий — Алексей Тимофеевич Лихачев и князь Василий Васильевич Голицын — писаный красавец: кудрявая бородка с проплешинкой, вздернутые усы, стрижен коротко, — по-польски, в польском кунтуше и в мягких сапожках на крутых каблуках, — князь роста был среднего.      Синие глаза его блестели возбужденно. Час был решительный, — надо сказывать нового царя. Кого? Петра или Ивана? Сына Нарышкиной или сына Милославской? Оба еще несмышленые мальчишки, за обоими сила — в родне. Петр — горяч умом, крепок телесно, Иван — слабоумный, больной, вей из него веревки… Что предпочесть? Кого?      Василий Васильевич становился боком к двустворчатой, обложенной медными бармами дверце, припав ухом, прислушивался, — в соседней тронной палате гудели бояре. С утра, не пивши, не евши, прели в шубах, — Нарышкины с товарищи и Милославские с товарищи. Полна палата: лаются, поминают обиды, чуют, — сегодня кто-то из них поднимется наверх, кто-то полетит в ссылку.      — Гвалт, проше пана, — прошептал Василий Васильевич и, подойдя к Языкову, сказал ему по-польски тихо: — ты б, Иван Максимович, все ж поспрошал патриарха, — он-то за кого?      Курчавый, сильно заросший русым волосом Языков румяно, сладко улыбнулся, глядя снизу вверх, — от жары запотел, пах розовым маслом:      — И владыка и мы твоего слова ждем, князюшка… А мы-то как будто решили…      Подошел Лихачев, вздохнул, осторожно кладя белую руку на бороду.      — Разбиваться нельзя, Василий Васильевич, в сей великий час. Мы так размыслили: Ивану быть царем трудно, непрочно, — хил. Нам сила нужна.      Василий Васильевич опустил ресницы, усмехался уголком красивых губ. Понял, что спорить сейчас опасно.      — Будь так, — сказал, — быть царем Петру.      Поднял синие глаза, и вдруг они вздрогнули и заволоклись нежно. Он глядел на вошедшую царевну, шестую сестру царя, Софью. Не плавно, лебедем, как подобало бы девице, — она вошла стремительно, распахнулись полы ее пестрого летника, не застегнутого на полной груди, разлетелись красные ленты рогатого венца. Под белилами и румянами на некрасивом лице ее проступали пятна. Царевна была широка в кости, коренастая, крепкая, с большой головой. Выпуклый лоб, зеленоватые глаза, сжатый рот казались не девичьими, — мужскими. Она глядела на Василия Васильевича и, видимо, поняла — о чем он только что говорил и что ответил.      Ноздри ее презрительно задрожали. Она повернулась к постели умирающего, всплеснула руками, стиснула их и опустилась на ковер, прижала лоб к постели. Патриарх поднял голову, тусклый взгляд его уставился на затылок Софьи, на ее упавшие косы. Все, кто был в палате, насторожились. Пять царевен начали креститься. Патриарх поднялся и долго глядел на царя. Отмахнул черные рукава и, широко осенив его крестом, начал читать отходную.      Софья схватилась за затылок и закричала пронзительно, дико, — завыла низким голосом. Закричали ее сестры… Царица Марфа Матвеевна упала ничком на лавку. К ней подошел старший брат ее, Федор Матвеевич Апраксин, рослый и тучный, в шубе до пят, — стал гладить царицу по спине. К патриарху подбежал Языков, припал и потянул за руку. Патриарх, Языков, Лихачев и Голицын быстро вышли в тронную палату. Бояре стадом двинулись к ним, размахивая рукавами, выставляя бороды, без стыда выкатывая глаза: «Что, ну что, владыко?..»      — Царь Федор Алексеевич преставился с миром… Бояре, поплачем…      Его не слушали, — теснясь, пихаясь в дверях, бояре спешили к умершему, падали на колени, ударялись лбом о ковер и, приподнявшись, целовали уже сложенные его восковые руки. От духоты начали трещать и гаснуть лампады. Софью увели. Василий Васильевич скрылся. К Языкову подошли: братья князья Голицыны, Петр и Борис Алексеевичи, черный, бровастый, страшный видом князь Яков Долгорукий и братья его Лука, Борис и Григорий. Яков сказал:      — У нас ножи взяты и панцири под платьем… Что ж, кричать Петра?      — Идите на крыльцо, к народу. Туда патриарх выйдет, там и крикнем… А станут кричать Ивана Алексеевича, — бейте воров ножами…      Через час патриарх вышел на красное крыльцо и, благословив тысячную толпу — стрельцов, детей боярских, служилых людей, купцов, посадских, спросил, — кому из царевичей быть на царстве? Горели костры. За Москвой-рекой садился месяц. Его ледяной свет мерцал на куполах. Из толпы крикнули: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ] [ 6 ] [ 7 ] [ 8 ] [ 9 ] [ 10 ] [ 11 ] [ 12 ] [ 13 ] [ 14 ] [ 15 ] [ 16 ] [ 17 ] [ 18 ] [ 19 ] [ 20 ] [ 21 ] [ 22 ] [ 23 ] [ 24 ] [ 25 ] [ 26 ] [ 27 ] [ 28 ] [ 29 ] [ 30 ] [ 31 ] [ 32 ] [ 33 ] [ 34 ] [ 35 ] [ 36 ] [ 37 ] [ 38 ] [ 39 ] [ 40 ] [ 41 ] [ 42 ] [ 43 ] [ 44 ] [ 45 ] [ 46 ] [ 47 ] [ 48 ] [ 49 ] [ 50 ] [ 51 ] [ 52 ] / Полные произведения / Толстой А.Н. / Петр Первый

Смотрите также по произведению «Петр Первый»:

«Петр Первый» А.Н. Толстого как исторический роман Петр Первый Толстой А.Н. :: Litra.RU :: Только отличные сочинения

Есть что добавить? Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Сочинения / Толстой А.Н. / Петр Первый / «Петр Первый» А.Н. Толстого как исторический роман     Произведение «Петр I» было задумано как исторический роман-эпопея, в котором великая эпоха осмыслялась с позиции человека советского времени. Это позволило оценить черты национального характера и осветить роль народа в истории. Осуществление авторского замысла было основано на художественном методе соцреализма. Знание закономерностей общественного развития позволяло воспроизводить события не только с документальной точностью, но и в исторической перспективе.     В то же время историческая тематика была поводом к размышлению над современными вопросами. Толстой ощущал созвучие двух эпох. В революционной России повторялось многое из того, что было характерно для времени петровских реформ. Это был крутой поворот, когда происходила резкая ломка устоявшихся общественно-бытовых форм, воспринимавшихся как застойные, окаменелые, мешающие прогрессу. Эта ломка сопровождалась взрывом энергии, пробуждением творческих сил широких масс, на фоне которого выдвигалась сильная личность, обладавшая волей и способностью возглавить народные движения. В этом смысле авторская художественная цель отвечала запросам сталинской власти, требовавшей освещения роли Сталина в истории. Возникла аналогия, возвышающая руководителя партии и страны.     В романе можно выделить два тематических пласта. Первый — показ исторической действительности 1682 – 1704 годов: от быта разных слоев русского общества до событий государственного масштаба. Второй – исследование национального характера, черты которого выявляются в переломный момент. История понимается А.Н. Толстым как единый, безостановочно движущийся процесс, в котором эпоха Петра I – необходимое звено. Движение совершается к ясно осознанной цели – победе всего передового над закостеневшим. Ее не всегда можно достичь путем постепенных преобразований, тогда и становится необходима безжалостная ломка старого.     Для прогрессивного деятеля необходимо проявлять инициативу. А.Н. Толстой главным движущим фактором истории видел прогрессивную личность.     Петровское время – один из сложных периодов русской истории. В центре романа — сложная, противоречивая фигура царя Петра I, великого русского царя, преобразователя, строителя и воина. Петр решительно боролся с вековой отсталостью русского государства, стремясь установить контакты с развитыми европейскими странами.     Толстой усвоил диалектический взгляд на великого царя. Отдавая должное его государственной мудрости и энергии, он не идеализировал Петра. Русская история в романе Толстого предстает вереницей живых, осязаемых и видимых картин, глубоко задевающих ум и сердце читателя. Жестокая сцена казни женщины, зарытой по горло в землю, дает яркое представление о том, с каким фанатизмом, дикостью и невежеством приходилось бороться Петру. В столь же запоминающихся сценах развертывается и жизнь самого Петра – от ранней молодости, когда еще мальчиком его поставили на перила красного крыльца, до зрелых лет, когда могучий самодержец «прорубал окно в Европу». Мы видим Петра на голландских верфях с топором в руках, в спорах с боярами, во главе русских войск, в святочных забавах.     Личность Петра изображена на широком историческом фоне, воспроизводящим многие реалии той эпохи. Роман Толстого в высокой степени достоверен. Он не только о Петре, но и о времени, о народе.     Одна из главных художественных задач писателя заключалась в показе творческого гения русского народа, его выдающейся роли в преобразованиях начала 18 века. Петр – лишь одно из проявлений того гения. Талантливо выписаны Толстым фигуры простых людей. Надолго запоминаются могучий и свободолюбивый Федька — Умойся — Грязью, изобретатель Кузьма Жемов, один из первых создателей летательного аппарата, строители Осип и Федор Баженины, оружейники Воробьевы, талантливый иконописец-самоучка Андрей Голиков.     Не уступают им в выразительности и яркости образы любимцев Петра — Ромонадовского, Бровкина, Головина, Нарышкина, Лефорта. Отдельно стоит образ «правой руки» царя – Александра Меньшикова. Этот крестьянин благодаря своему уму, практической сметке, житейской мудрости и чувству юмора стал одним из первых государственных людей во всей России.     Художественная достоверность, историческая правда романа заключена не только в верности и точности исторических деталей, фактов, колорита, но, прежде всего, в самом понимании диалектики развития истории, правдивости как исторических, так и вымышленных персонажей.     «Петр I» остается одной из вершин русской литературы 20 века, завоевавшей мировое призвание. Заслуга писателя в том, что он показал движение исторического процесса, борьбу, процесс распада старого и рождения нового. 0 человек просмотрели эту страницу. Зарегистрируйся или войди и узнай сколько человек из твоей школы уже списали это сочинение. / Сочинения / Толстой А.Н. / Петр Первый / «Петр Первый» А.Н. Толстого как исторический роман

Смотрите также по произведению «Петр Первый»:

Анализ романа «Петр Первый» (А. Толстой)

Роман А. Толстого «Петр Первый» — это художественное исследование жизненного пути одного из самых деятельных и значимых представителей царской династии Романовых. В книге описывается начальный период становления сильного монарха, образ которого так удачно вплетался в политическую конъюнктуру того времени.

История создания

Роман Толстого охватывает этап становления будущего императора, начиная с детства и заканчивая началом правления, уже зрелостью главного героя. Точность с исторической точки зрения обусловлена тем, что Алексей Толстой много лет до написания своего романа интересовался императором, изучал его не только как правителя, но и как личность.

Петр Первый, бесспорно, очень колоритная фигура среди российских правителей и один из самых ярких представителей российской монархии. Он известен своими революционными реформами, но это известность имела две стороны. Современники, чаще всего, не понимали своего императора и, по некоторым историческим источникам, народ его не любил, а вот следующие поколения им уже восхищались. За притеснения синода и церкви, за гонение бояр и неодобрение многих русских обычаев, Петра за спиной называли «антихристом».

Но почему же советский писатель исследовал и воспевал именно Петра Первого? Выбор был сделан в пользу исторической фигуры, которую можно было бы идеологически развернуть так, как надо партийной элите. Образ сильного лидера повторял многие черты другого «царя» — генерального секретаря партии КПСС И.В. Сталина, который одобрил роман о представителе свергнутой власти, потому что Петр уже давно стал мифом для  его современников. О нем уцелели лишь исторические полуправды, которые можно было использовать для укрепления новой идеологии. Все новое — хорошо забытое старое, и в центре мировоззрения советского человека вновь должен был занять свое место сильный лидер с революционными идеями. Поскольку он ведет страну вперед, нельзя замечать летящие во все стороны щепки. Такова реальная идеологическая цель создания романа о Петре Первом.

Жанр, направление

Жанр определяется с первых строк – роман-эпопея, отличающийся большим объемом, историческим содержанием, обилием героев, многие из которых имеют прототипы.

Направление для своего романа Толстой выбрал простое и предельно ясное – реализм, показывающий не только официальную историю, но и ее изнанку, о которой не принято упоминать в школьной программе.

Суть: о чем роман?

Автор описывает детство Петра. После смерти царя Федора Алексеевича в России началась смута: за власть боролась царевна Софья с любовником князем Голицыным. Она стала регентом маленьких царей — Петра и Ивана. Но ее целью было укрепление своих позиций на троне, а не выдвижение царевичей, поэтому она организовывала стрелецкие бунты, чтобы в одном из них извести детей, но не своими руками.

Однако мать Петра, Наталья Кирилловна, смогла сохранить сына. Петр возмужал, женился по ее указанию на Евдокии Лопухиной и стал строить планы на будущее. Его интересовал иноземный прогресс, поэтому он завязал дружбу с иностранцами из соседней слободы. Из разговоров он понял, что России необходимы реформы. Прежде всего, она должна была обрести свой флот.

По время прогулки он познакомился с даровитым простолюдином — Александром Меншиковым, будущим министром. Он понравился ему и убедил будущего царя, что людей нужно оценивать не по знатности, а по толковости. Сашка становится его главным соратником.

Преодолев все интриги и став царем, Петр едет учиться за границу под видом обычного работника и узнает многие секреты военного дела. За это время в России вновь нарастает смута: Софья сбежала из монастыря и вновь подняла стрельцов против царя, рассказав о том, что тот якобы погиб, и его подменили иностранцы. Подавив волнения, царь объявляет войну Турции и захватывает Азов с помощью своего нового флота. В это же время он насильно отправил свою жену в монастырь, а себе завел содержанку — Анну Монс.

Но недолго длились победы: В 1700 г. молодой и храбрый шведский король Карл XII разбивает под Нарвой русские войска. Петр Первый спешно мобилизует армию и проводит ряд боев. В одном из них Меньшиков находит красивую пленную девушку, которую представляет царю. Петр в восторге от Катерины и женится на ней, несмотря на ее темное прошлое. В финале царь отвоевывает Нарву обратно.

Главные герои и их характеристика 

Главным героем романа (весьма предсказуемо) является Петр Романов, тогда еще не ставший правителем, живший даже не в столице и не рассчитывающий когда-либо все-таки стать правителем. Хотя, стоит признать, что автор показывает нам своего героя очень амбициозным и верящим, что однажды он все-таки будет править.

Несмотря на то, что в романе много героев, что среди них нет кто-то важного наравне с Петром. Он — цель романа, его стержень, и именно со стороны его видения ведется повествование и показывается история.

Читателю через призму взросления показывается становление Петра, как личности. Можно наблюдать, из чего складывались привязанности будущего царя, откуда появилась любовь к морскому делу и кто помог ей развиться. Автор плавно показывает жизнь своего главного героя с детского возраста и до этапа взросления. Этого героя можно не принимать, можно не понимать, но равнодушно к нему относиться невозможно. Потому что он настоящий, со своим характером, пусть и не простым, со своими мыслями и чувствами.

Если Вы хотели бы видеть здесь характеристику других героев романа «Петр Первый», напишите об этом в комментариях.

Темы 

Автор затрагивает несколько тем, основная из которых социальная несправедливость. Петру, в каком-то смысле, повезло – ему довелось ощутить на себе всю силу боярского произвола, когда он решил стать простым работником, не афишируя свое царское происхождение. Возможно, именно с этим связано отчасти угнетение бояр во время правления Петра Первого, ведь через всю жизнь он пронес воспоминания о том времени, что провел, будучи простым бесправным работником. Император считал, что именно боярский произвол тянет страну назад своей алчностью и желанием нажиться на всем.

Но есть и вторая сторона этой медали. Народ оказался совершенно не готов к новаторству нового правителя, ведь он не знал, к чему приведут перемены, которые могут оказаться как позитивными и нужными народу, так и негативными, ведущими к еще большему угнетению. Но это было ожидаемо, ведь любой новатор будет всегда сталкиваться с непониманием и нежеланием видеть лучшее в оригинальных идеях, ведь старый мир, хоть и не был хорош, но был понятен и привычен. А многим свойственно бояться перемен.

Проблемы

Но, помимо этого, Толстой демонстрирует и другую сторону своего романа, другую проблематику – жажду власти. Петру пришлось столкнуться не только с унижением и попытками манипуляции со стороны врагов, но и стать врагом для членов своей семьи, которые жаждали править самостоятельно, а его использовать лишь как подсадную утку, мишуру для отвода глаз. Он на собственном опыте убедился, на что готовы пойти люди, даже родные, лишь бы добраться до власти. И эта жажда была способна выжечь из когда-то дорогих людей все самое лучшее и светлое, которое когда-то грело теплом своей любви и веры.

Но, помимо этих тем, автор не забывает показывать свое видение истории. Он словно говорит через свой текст, что стране нужны сильные политики, способные на новаторство и готовые бросить вызов общественным устоям, чтобы изменить мир к лучшему. Толстой видел в Петре Первом не просто правителя-одиночку, который долгое время предпочитал держаться в отдалении от всех, даже приближенных, он видел в нем почти гения. Возможно, так и было, но все-таки и у Петра было много недостатков, за которые его не любили. Хотя, к счастью, Толстой не стал скрывать от читателя и вспыльчивости своего героя, и несдержанности, а также ветрености, часто мешавшей Петру в личной жизни.

Основная идея

Стоит помнить, что Алексей Толстой жил и работал в Советском союзе, да и к тому же был лауреатом трех сталинских премий первой степени. Это, конечно, ни о чем не говорит, но литература того времени была очень политизирована и многие авторы писали тексты, в которых между строк легко читалась одна идея – сильный лидер ведет страну к победе, а какими целями эта победа достигнута — это и не важно совсем. Образ императора являлся, своего рода, протекцией Сталина. Таков смысл романа «Петр Первый»: чтобы добиться позитивных перемен, нужно идти вперед, к цели, не считаясь со средствами. Кардинальные шаги пугают, но лишь они приносят результат. Жертвы прогресса будут всегда, но полученные плоды того стоят.   

Тем не менее, сам Алексей Толстой действительно долгое время интересовался Петром Первым, провел огромную работу над романом и представил миру действительно хороший и качественный исторический роман. Нельзя сводить все значение произведения к идеологической повестке партии. Главная мысль романа «Петр Первый» — это демонстрация исторического пути России в выбранный промежуток времени.

Критика

Иногда текст кажется очень затянутым, иногда хочется, чтобы автор поторопился, но эта тягучесть языка и слога порой действует убаюкивающе, успокаивающе. А иногда, наоборот, Толстой гонит нас вперед с такой скоростью, что хочется остановиться и перевести дух. Вот что говорили о нем современники:

И. Эренбург: Он работал не как архитектор, а скорее как скульптор; очень рано распрощался с планами романов или рассказов; часто, начиная, не видел дальнейшего; много раз говорил мне, что еще не знает судьбы героя, не знает даже, что приключится на следу- ющей странице, — герои постепенно оживали, складывались, диктовали автору сюжетные линии. (Это относится к зрелому периоду Толстого.)

В. Инбер: Даже внешний облик Толстого совпадал с его манерой писать. Даже любимого героя он выбрал себе под стать: Петра Первого. Выпуклость, рельефность, красочность толстовского письма поразительны. Иные страницы «Петра» таковы, что, кажется, вырежь страницу из книги, вставь ее в рамку — и будет она висеть на стене, как прекрасное создание живописца: радуя глаз и украшая жилище.

В. Лидин: Тема становления России в великую преобразовательную эпоху Петра пришла к Толстому давно, — кажется, еще в семнадцатом году. Одной из первых его проб в этой исторической области был рассказ «День Петра». Рассказ этот Толстой любил и дорожил им и неоднократно читал его на литературных вечерах. Из этого первичного зерна возник впоследствии «Петр Первый». Обращение к исторической теме не было для Толстого уходом от современности. Все его исторические вещи современны, и в этом одна из пре- лестей его таланта. Россию, ход ее сил, ее историю, ее прошлое Толстой чувствовал при- менительно к сегодняшнему дню. 

Н. Тихонов: Он проходил через самые мрачные картины прошлого с высоко поднятой головой человека, уверенного в прекрасном будущем своего народа. Оттого не мраком и холодом веет от жестокой и грозной Петровской эпохи, а предвос- хищением новых дней еще небывалого расцвета.

А. Пауткин: Этот крайне важный художественный эффект, без наличия которого немыслима глубокая вера читателя в истинность всего изображаемого, полное «пере- селение» его в мир событий и образом романа, достигается с помощью всех имеющихся в распоряжении автора художественных средств. Служат этому и выразительно очерчен- ные характеры людей с их типичной для своего времени и своего общественного круга психологией и взглядом на мир, и правдиво воссозданные действительные события прош- лого, и красочные историко-бытовые описания, и даже самые мелкие повествовательные детали.

Автор: Елена Ковальчук

Вопрос 15. Произведения а.С.Пушкина о Петре I.

На протяжении всей жизни А.С. Пушкин интересуется личностью Петра Первого, анализирует его историческое значение. Поэтому образ Петра довольно часто встречается в творчестве Пушкина. Проблема оценки этого монарха в начале девятнадцатого века становится необычайно важной.

Одно из первых стихотворений, посвященных теме Петра, — стихотворение «Стансы», написанное в 1826 году. Это время – начало правления Николая I – нового, еще не известного царя. Стихотворения Пушкина является своеобразным наказом Николаю. При этом Пушкин воспринимает Петра I как почти идеального монарха и ставит его в пример Николаю. Поэт восхваляет Петра:

Самодержавною рукой Он смело сеял просвещенье, Не презирал страны родной: Он знал ее предназначенье.

По мнению Пушкина, Петр – «то академик, то герой, то мореплаватель, то плотник» — был «вечным» работником, занятым, деятельным человеком. Пушкин хотел бы видеть Николая таким же идеальным монархом, каким был Петр. В последней строфе поэт дает наставления новому царю:

Во всем будь пращуру подобен:  Как он, неутомим и тверд,  И памятью, как он, незлобен. 

Видя сходство в началах царствований Петра и Николая, Пушкин пишет: «… Гляжу вперед я без боязни: начало славных дней Петра мрачили мятежи и казни…» Пушкин вспоминает восстание декабристов 1825 года. Сходство с началом петровского правления, по-видимому, оправдывает Николая и позволяет надеяться на «славу и добро».

В повести «Арап Петра Великого» 1827 года Пушкин продолжает развивать тему занятости, увлеченности Петра Первого. В повести Петр привозит Ибрагима в строящуюся столицу, которая, «поднималась из болота по манию самодержавия». Петр работает там целыми днями. Пушкин дополняет представления о Петре как о зачинателе всего нового сюжетом о сватовстве Ибрагима: Петр Первый стремится создать и новую семью.

Поэма «Полтава» 1828 года повествует о знаменитой Полтавской битве, произошедшей в 1709 году. И здесь Пушкин продолжает восхвалять труды Петра, описывая восстановление России, как заслугу царя:

Была та смутная пора, Когда Россия молодая, В бореньях силы напрягая, Мужала с гением Петра.

В стихотворении 1835 года «Пир Петра I» Пушкин использует необычный сюжет, раскрывающий новые достоинства царя. На первый план выходит тема необыкновенной милости Петра. Пушкин в четвертой строфе перечисляет те празднества, по поводу которых Петр может устроить пир. Но в пятой строфе раскрывается истинная причина торжества: «он с подданным мирится»:

Виноватому вину,  Отпуская, веселится;  Кружку пенит с ним одну;  И в чело его целует,  Светел сердцем и лицом;  И прощенье торжествует,  Как победу над врагом.

Событие, из-за которого происходит пиршество, оказывается для Петра столь же ценно, как и другие вышеперечисленные события. Пушкин повествует не только о заслугах и подвигах Петра, но и говорит о его человечности.

Поэма «Медный всадник» написана в 1833 году. Осознанное отступление от хронологии обусловлено тем, что «Медный всадник» — особенная поэма по отношению к другим произведениям Пушкина, связанным с петровской темой, где последовательно развивается по сути один и тот же взгляд на Петра как на идеального монарха. В этой же поэме проблемы представлена в несколько ином ракурсе.

Если в предшествующих произведениях Пушкин восхваляет Петра, то в поэме поэт впервые поднимает вопрос: так ли уж идеален Петр на самом деле? Основанный им город, безусловно, нужен российскому государству. Но он стоит на ненадежном месте. И из-за опасного расположения Петербурга страдают люди (в тексте поэмы – это Евгений, Параша). По мысли Пушкина, государство должно быть гуманным, ориентированным на человека. Счастье Евгения разрушено, а сущность российского бытия осталась прежней, и творческая воля царя не смогла ничего изменить. Это произошло потому, что царь не может быть Богом, а на это претендует Петр I в начале поэмы. Он – «кумир на бронзовом коне». В поэме Петр – покоритель стихии. Его образ существенно меняется по сравнению с предыдущими произведениями. Петр по сути становится отрицательным героем. Но нельзя забывать о прологе поэмы, в котором Пушкин признается в своей безоговорочной любви к Петербургу – творению Петра:

Люблю тебя, Петра творенье,  Люблю твой строгий, стройный вид…  Люблю зимы твоей жестокой  Недвижный воздух и мороз…  Люблю воинственную живость  Потешных Марсовых полей…

Следовательно, существует два варианта прочтения поэмы. И оба они заложены Пушкиным изначально. Возможно, такая вариативность обусловлена самой темой произведения – трагизмом и неразрешенностью русской истории. Пушкин не дает прямого ответа на вопрос: каков же Петр I на самом деле? Поэт лишь позволяет увидеть эту фигуру в новом качестве.

Наверное, трудно найти в творчестве А.С. Пушкина каких-либо однозначных утверждений. Удивительно глубоко осмыслена Пушкиным историческая тема, одной из главных фигур в которой является фигура Петра Великого. Пушкин объективно судил как о заслугах, так и о противоречиях его деятельности. Образ Петра не случайно становится одним из центральных в творчестве Пушкина. Петр – символ русской истории, загадочной и противоречивой.

Толстой А. Н. «Петр I», краткий анализ

История создания трилогии

Произведение «Петр I» является незаконченным историческим романом Алексея Николаевича Толстого. Работу над этим романом писатель начал еще в 1929 году и продолжал вплоть до своей кончины, события романа заканчиваются на 1704 году. Роман «Петр I» является эталоном исторического романа в направлении соцреализма, которое господствовало в литературе на всем протяжении существования Советского Союза.

Алексей Николаевич еще до написания этого произведения интересовался эпохой Петра. Им были написаны такие произведения как «Наваждение», «День Петра», «На дыбы» — они посвящены петровскому времени. Роман «Петр I» публиковался в журнале «Новый мир» с 1929 года по 1945.

Во время работы над этим романом Толстому пришлось исследовать обширный исторический материал: документы, исторические труды, мемуары современников Петра, фольклорные источники XVII-XVIII веков. Так же большое количество времени Толстой уделил изучению быта того времени, архитектуры, одежды. Все эти данные легли в основу романа. Особо важное значение писатель уделял особенностям языка. В своем романе он использует слова, выражения, обороты, которые в наибольшей степени отражали колорит той эпохи.

Готовые работы на аналогичную тему

Характеристика героев

• Петр Алексеевич – герой, которому посвящено все произведение, русский царь, умен, расчетлив, дальновиден, трудолюбив, целеустремлен, настойчив. Писатель объективно показал, как его положительные, так и отрицательные качества. Описание этого героя идет, начиная с детства, а заканчивается наиболее продуктивном периодом жизни великого государя.
• Александр Данилович Меншиков- соратник Петра, умен, деловит, новатор, сын придворного конюха, в последствии стал князем. Предан царю, Петр I считал его своей правой рукой.
• Франц Лефорт – наставник и соратник Петра, генерал, заведовал иностранными делами России, так же он был советником по военным, социальным и экономическим вопросам.
• Софья Алексеевна – дочь царя Алексея Ивановича, сестра Петра, была регентом при Петре и Иване.
• Василий Васильевич Голицын – русский государственный деятель, стоял во главе правительства Софьи Алексеевны, успешный реформатор, однако неудачный полководец, потерпел поражения в крымских войнах.
• Анна Монс — фаворитка Петра I в течение более десяти лет, до 1704 года.

Сюжет романа

В романе описаны события, которые имели место быть на рубеже XVII-XVIII веков, от смерти царя Фёдора III до взятия русскими Нарвы. Действия романа происходят в разных странах в разных местах: Россия, Европа, Балтийское море, Урал, дворцы, усадьбы, соборы, и в тоже время крестьянские избы, дымные кабаки и царский розыск. В своём романе Толстой дает подробные описания королевских дворцов, полей сражения, военных лагерей, неприступных крепостей, купеческих подворий.

Писатель показывает развитие личности Петра на протяжении 25 лет. По замыслу писателя роман должен был быть окончен Полтавской битвой, однако смерть не дала Толстому завершить задуманное. Роман завершается взятием Нарвы.

Первый том посвящен детству и юности Петра I. Петр возвращается из своей первой заграничной поездки. Второй том посвящён первым государственным преобразованиям государя, в нем же описана Северная война и строительство нового города – Петербурга. К сожалению, третий том не был окончен, по словам самого Алексея Николаевича «третья книга – самая главная часть романа», связано это с тем, что события в книге должны были описывать самый интересный период жизни Петра Великого. Третий том рассказывает о крепнувшей силе Российского государства и культурном общественном подъеме, победах нововведений в патриархальной Руси.

Три книги показывают, как развивалась личность Петра Великого и как развивалось само Русское государство. Судьба Петра неразрывно связана с судьбой России. Петра I характеризуют решительные действия, он прекрасно понимает, что без них невозможно дальнейшее развитие и процветание его страны. Характер Петра помогает России пробудиться от многовекового сна.

Замечание 1

Композиция этого произведения выполняет главную задачу, которую ставит перед собой писатель: она показывает, как происходит становление личности в определенных исторических условиях.

Особо значимое место занимает в произведение сопоставление личностей Петра и Василия Голицына. Голицын, как и Петр понимает, что России требуются изменения, однако из-за нерешительности и слабости он попадает в лагерь реакционных сил.

Так же личность Петра противопоставлялась королю Августу, королю Карлу, коменданту Нарвы – Горну, а также егосподвижникам Францу Лефорту и Александру Меншикову.

В романе Толстой дает правильную оценку деятельности Петра Великого и приводит художественное описание всей Петровской эпохи. Все сцены, описанные Толстым в романе, вместе складываются и демонстрируют нам достоверный мир в центре которого стоит великая личность. Образ Петра связывает события и судьбы героев романа.

Идея, тема и проблема произведения

Главная тема исторического романа А. Н. Толстого «Петр I» — это в первую очередь патриотизм. Толстой пишет о том, что недра нашей страны полны богатств, все эти богатства расточаются впустую. Весь огромный потенциал нашей страны используется неправильно. В корне поменять сложившуюся ситуацию под силу лишь решительному и целеустремленному человеку.

Основанная проблема, которую Толстой поднимает в своём романе, заключается в специфике влияния власти на личность человека. Власть оказывает на личность огромное влияние, стремясь заполучить ее человек чаще всего готов переступить через многое. Петру пришлось испытать предательство родственников, которые были готовы избавиться от него лишь бы ему не досталась по закону унаследованная власть.

Вторая важная проблема, которую затрагивает А.Н Толстой – это социальная проблема. Во-первых, в обществе царит полнейшая несправедливость по отношению к простым людям. Заслуга Петра заключается в том, что он сумел поставить себя на место простого работящего человека, он понял насколько тяжело живется простым людям под гнетом бояр. По мнению самого Петра, I, знать тянула страну назад, все что она делала это обогащалась за счет государства и простого народа.

Замечание 2

Социальная тема прослеживается так же и в готовности общества к переменам. Перемены людям даются крайне сложно. Чаще всего новаторы сталкиваются с непониманием, иногда с агрессией тех, кто привык к патриархальному укладу жизни.

Такой большой и богатой стране как Россия необходим дальновидный и решительный правитель, только такой человек сможет направлять свое государство в нужном направлении, заставит его двигаться в перед. Петр обладает парой жесткими и резкими чертами, часто ему приходится идти на риск и жертвы, однако только благодаря такой политике будут достигнуты желанные положительные перемены в будущем.

Произведения А.С.Пушкина о Петре I — Мегаобучалка

 

На протяжении всей жизни А.С. Пушкин интересуется личностью Петра Первого, анализирует его историческое значение. Поэтому образ Петра довольно часто встречается в творчестве Пушкина. Проблема оценки этого монарха в начале девятнадцатого века становится необычайно важной.

Одно из первых стихотворений, посвященных теме Петра, — стихотворение «Стансы», написанное в тысяча восемьсот двадцать шестом году. Это время – начало правления Николая Первого – нового, еще не известного царя. Стихотворения Пушкина является своеобразным наказом Николаю. При этом Пушкин воспринимает Петра Первого как почти идеального монарха и ставит его в пример Николаю. Поэт восхваляет Петра:

Самодержавною рукой

Он смело сеял просвещенье,

Не презирал страны родной:

Он знал ее предназначенье..

По мнению Пушкина, Петр – «то академик, то герой, то мореплаватель, то плотник» — был «вечным» работником, занятым, деятельным человеком. Пушкин хотел бы видеть Николая таким же идеальным монархом, каким был Петр. В последней строфе поэт дает наставления новому царю:

…Во всем будь пращуру подобен:

Как он, неутомим и тверд,

И памятью, как он, незлобен.

Видя сходство в началах царствований Петра и Николая, Пушкин пишет: «… Гляжу вперед я без боязни: начало славных дней Петра мрачили мятежи и казни…» Пушкин вспоминает восстание декабристов. Сходство с началом петровского правления, по-видимому, оправдывает Николая и позволяет надеяться на «славу и добро»..

В повести «Арап Петра Великого» Пушкин продолжает развивать тему занятости, увлеченности Петра Первого. В повести Петр привозит Ибрагима в строящуюся столицу, которая, «поднималась из болота по манию самодержавия». Петр работает там целыми днями. Пушкин дополняет представления о Петре как о зачинателе всего нового сюжетом о сватовстве Ибрагима: Петр Первый стремится создать и новую семью.

В стихотворении тысяча восемьсот тридцать пятого года «Мир Петра Первого» Пушкин использует необычный сюжет, раскрывающий новые достоинства царя. На первый план выходит тема необыкновенной милости Петра. Пушкин в четвертой строфе перечисляет те празднества, по повод которых Петр может устроить пир. Но в пятой строфе раскрывается истинная причина торжества: «он с поданным мирится»:

…Виноватому вину,

Отпуская, веселится;

Кружку пенит с ним одну;

И в чело его целует,

Светел сердцем и лицом;

И прощенье торжествует,

Как победу над врагом.

Событие, из-за которого происходит пиршество, оказывается для Петра столь же ценно, как и другие вышеперечисленные события. Пушкин повествует не только о заслугах и подвигах Петра, но и говорит о его человечности.

Поэма «Медный всадник» написана в тысяча восемьсот тридцать третьем году. И я осознанно иду на отступление от хронологии, рассматривая ее после стихотворения тысяча восемьсот тридцать пятого года. Это связано с тем, что «Медный всадник» — особенная поэма по отношению к другим произведениям Пушкина, связанным с петровской темой, где последовательно развивается по сути один и тот же взгляд на Петра как на идеального монарха. В этой же поэме проблемы представлена в несколько ином ракурсе.

Если в предшествующих произведениях Пушкин восхваляет Петра, то в поэме поэт впервые поднимает вопрос: так ли уж идеален Петр на самом деле? Основанный им город, безусловно, нужен российскому государству. Но он стоит на ненадежном месте. И из-за опасного расположения Петербурга страдают люди (в тексте поэмы – это Евгений, Параша). Помысли Пушкина, государство должно быть гуманным, ориентированным на человека. Счастье Евгения разрушено, а сущность российского бытия осталась прежней, и творческая воля царя не смогла ничего изменить. Это произошло потому, что царь не может быть Богом, а на это претендует Петр Первый в начале поэмы. Он – «кумир на бронзовом коне». В поэме Петр – покоритель стихии. Его образ существенно меняется по сравнению с предыдущими произведениями. Петр по сути становится отрицательным героем. Но нельзя забывать о прологе поэмы, в котором Пушкин признается в своей безоговорочной любви к Петербургу – творению Петра:

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид…

Люблю зимы твоей жестокой

Недвижный воздух и мороз…

Люблю воинственную живость

Потешных Марсовых полей…

Следовательно, существует два варианта прочтения поэмы. И оба они заложены Пушкиным изначально. Возможно, такая вариативность обусловлена самой темой произведения – трагизмом и неразрешенностью русской истории. Пушкин не дает прямого ответа на вопрос: каков же Петр Первый на самом деле? Поэт лишь позволяет увидеть эту фигуру в новом качестве.

Наверное, трудно найти в творчестве А.С. Пушкина каких-либо однозначных утверждений. Удивительно глубоко осмыслена Пушкиным историческая тема, одной из главных фигур в которой является фигура Петра Первого. Пушкин объективно судил как о заслугах, так и о противоречиях его деятельности. Образ Петра не случайно становится одним из центральных в творчестве Пушкина. Петр – символ русской истории, загадочной и противоречивой.

Завершите предложения глаголами из коробки. Используйте каждый глагол дважды

сбор информации о том, что нужно или что хотят покупатели. (8)

4 Начинается с дизайном продукта и заканчивается, когда выпуск прекращается. (9)

5 Предоставление название продукта, чтобы люди могли легко узнать его по названию или дизайну. (8)

6 Когда у компании появился новый продукт, это придает ему броский вид. . .

10 Хороший товар — это один это может соответствовать большинству или альтернативным ожиданиям клиента.(4)

Выберите правильные слова из коробки, чтобы завершить определения.

последователь лидер исследования позиции динамика доли сегмента стоимость

1 Компания market — это процент продаж на определенном рынке.

2	Рынок. хочу или нужно.	предполагает получение информации о какие потребители
3	Рынок и социальный класс.	это группа клиентов одного возраста, уровень дохода
4	Рынок	— самый продаваемый продукт или бренд на рынке.
5	Рынок	— второй самый продаваемый продукт или бренд.

Язык обзор Завершите предложения глаголами из коробка. Используйте каждый глагол дважды. Приведите каждый глагол в правильную форму и правильный tense — настоящее простое или настоящее продолжительное.

2 Это только. . . . . . . . . . . . . . наша лаборатория полчаса, чтобы проверить все ингредиенты.

3 Какой рынок сегмент. Oни как правило . . .

4 О нет! Мой принтер.должным образом. Я попрошу Марка скинуть копию. . ты . Больше деньги на маркетинг в этом году?

6 Их реклама агентство никогда. в выходные.

7 Как вы думаете, мы а большой риск, если мы отложим запуск нашей новой модели?

8 К сожалению, наш ассортимент безалкогольных напитков хорошо В данный момент. 9 Это время, мы наши рекламная кампания для молодежи.

ao Наша компания ….. . . . . .. много в R&D. Вот почему мы разрабатываем меньше новых продуктов, чем наши конкуренты.

O Дополните этот текст правильным временем, настоящим простой или настоящий непрерывный из данных глаголов. Тогда проверьте свои ответы.

Изучите информация в упражнении B. Затем напишите вопросы для этих ответов.

1 Где Дэн Питерс Работа?

В отделе исследований и разработок Mercator Foods Ltd.

2

Около трех каждый год.

3

В лаборатория.

4.

Он наблюдает за испытаниями некоторых новых продуктов.

5

Нет, это не так. Он пишет отчет.

6

Во Франции и Германия.

7

Да, конечно. Превосходя ожидания!

1 Бренды

O Отметьте десять глаголов, которые обычно не встречаются в непрерывных формах.

1 согласен8 предпочитаю

2 верю9 реализовать

3 принадлежать10 исследования

4 сравнить

5 состоит12 растяжка 6 содержат 13 предположим

7 зависимость14 сюрприз

Выбрать глаголы из упражнения D, чтобы закончить предложения.Поместите их в правильную форму настоящее простое.

1 Кажется, что наш новый ассортимент оборудования становится все более популярным.

2 га к наше предложение?

3 Dreher разработал новый бренд пива, который алкоголь. 4 Мы можем или мы не можем расширяться в Китай. Это на успех нашей продукции есть.

5 Наш новый ассортимент туалетных принадлежностей, в основном экологически чистых дезодорантов.

6 все респонденты тот же сегмент рынка?

Прочтите отрывок о брендах ниже.

• В большинстве строк 1-17 есть одно лишнее слово, которое не поместиться. Однако некоторые строки верны.

• Если строка правильная, поставьте галочку на соответствующей строке.

• Если в строке есть лишнее слово, напишите это слово в предоставленное пространство.

В многие wavs, логотипы стали своего рода международным языком. Большинство людей по всему миру они могли идентифицировать Shell или Esprit, мы объединились bv какие компании нам продают.Возможно, неудивительно, что увеличение количества люди жалуются, что «от брендов нет выхода» Есть На то есть несколько причин. Во-первых, крупные бренды, как правило, вытесняют малые независимые предприятия. в кроме того, их ветви имеют тенденцию быстро распространяться и занимать все больше и больше пространство в наших городах. Другая причина в том, что реклама сегодня не только многое о продаже продукции: речь идет о продаже мечты, сообщения.В Точка расширения бренда заключается в том, что вы на самом деле не строите бренды вокруг продукты, но вокруг репутации. Так, например, вы можете пойти в свой банк Virgin, Посетите Virgin Record

.

Петр I (Петр Великий)

Петр I: биография

Петр I за свои заслуги получил прозвище Петр Великий. Он очень важный человек в истории России. Петр 1 создал Российскую империю, поэтому он был последним царем всея России и первым императором России. Сын царя, крестник царя и брат царя — Петр был провозглашен главой страны, и на тот момент мальчику было всего 10 лет.Вначале у него был формальный координатор Иван V, но с 17 лет он уже правил самостоятельно, а в 1721 году императором стал Петр I.

Царь Петр Великий | Haiku Deck

Для России правление Петра Великого было временем масштабных реформ. Он значительно расширил территорию страны, построил красивый город Санкт-Петербург, поднял экономику, основал сеть металлургических и стекольных заводов, а также сократил до минимума ввоз иностранных товаров.Кроме того, Петр Великий был первым российским правителем, перенявшим лучшие идеи западных стран. Но все реформы Петра Великого были достигнуты благодаря насилию над населением и искоренению всякого инакомыслия. Петр 1 до сих пор вызывает различные мнения историков.

Детство и юность Петра I

Биография Петра I с самого начала означала его будущее царствование, так как он родился в семье царя Алексея Михайловича Романова и его жены Натальи Кирилловны Нарышкиной.Примечательно, что Петр Первый был 14-м ребенком своего отца, но первенцем для матери. Также стоит отметить, что имя Петр не было традиционным для обеих династий его предков, поэтому историки до сих пор не могут понять, почему он получил такое имя.

Петр Великий в детстве | Академические словари и энциклопедии

Мальчику было всего четыре года, когда умер его отец. На престол взошел его старший брат и крестный отец Федор III Алексеевич. Он стал опекуном своего брата и приказал дать ему наилучшее образование.Однако у Петра Великого были большие проблемы с образованием. Он всегда был очень любопытен, но как раз в этот момент Православная Церковь начала войну против иностранного влияния, и все латинские учителя были изгнаны. Поэтому мальчика учили русские чиновники, у которых не было глубоких знаний, а русскоязычных книг должного уровня не было. В результате Петр Первый имел скудный словарный запас и до конца жизни писал с ошибками.

Детство Петра Великого | Посмотреть карту

Царь Федор III правил всего шесть лет и умер в молодом возрасте из-за слабого здоровья.По традиции престол занимал другой сын царя Алексея — Иван, но он постоянно болел, поэтому семья Нарышкиных организовала дворцовый переворот и провозгласила Петра I преемником царя. Для них это было хорошо, так как мальчик был потомком их клана. Но Нарышкины не учли, что семья Милославских устроит восстание из-за нарушения интересов Ивана. В 1682 году произошло знаменитое Стрелецкое восстание, результатом которого стало признание двух царей — Ивана и Петра.В Оружейной палате Кремля сохранился двойной трон для братьев-королей.

Детство и юность Петра Великого | Русский музей

Любимой игрой Петра были уроки с армией. И солдаты князя не были игрушками. Его сверстники облачились в форму и маршировали по улицам города, а Петр Великий был барабанщиком в своем полку. Позже он даже завел свою артиллерию, тоже настоящую. Шуточное войско Петра I называлось Преображенским полком, к которому позже был добавлен Семеновский полк.Кроме них царь организовал комический флот.

Царь Петр I

Когда молодой царь был еще ребенком, за его спиной стояла старшая сестра, княгиня Софья, а также его мать Наталья Кирилловна и ее родственники Нарышкины. В 1689 году его брат Иван V окончательно передал Петру всю власть, хотя номинально он был соправителем, пока внезапно не умер в возрасте 30 лет. После смерти своей матери царь Петр Великий отменил опеку над Нарышкиными и от них. В то время мы можем говорить о Петре Первом как о независимом правителе.

Царь Петр Великий | Культурология

Продолжил военные действия в Крыму против Османской империи, совершил серию Азовских походов, результатом которых стало взятие Азовской крепости. Для укрепления южных рубежей царь построил порт Таганрог, но у России все еще не было хорошего флота. Так что окончательной победы добиться не удалось. Началось строительство кораблей и обучение молодых дворян за границей. И король научился искусству постройки флота. Он даже работал плотником при постройке корабля «Петр и Павел».»

Император Петр Великий | Книгоголик

Пока Петр I готовился к проведению реформ в стране и изучал технико-экономический прогресс ведущих европейских стран, против него был создан заговор. И во главе его стояла первая жена Подавив стрелецкое восстание, Петр I решил переориентировать военные действия.Он подписывает мирное соглашение с Османской империей и начинает войну против Швеции.Его войска захватили крепость Нотебург Ниеншанц в дельте Невы, где царь решил основать город Св.Петербург. И разместить российскую военно-морскую базу на острове Кронштадт.

Войны Петра Великого

Эти завоевания позволили ему открыть путь к Балтийскому морю, получившему впоследствии символическое название «Окно в Европу». Позже Восточная Балтика присоединилась к России, и в 1709 году в легендарной Полтавской битве шведы были полностью разбиты. И важно отметить: Петр Первый, в отличие от многих царей, не отсиживался в крепостях, а лично возглавлял войска на поле боя.В Полтавской битве его шляпу расстреляли, поэтому он действительно рисковал собственной жизнью.

Петр Великий в Полтавской битве | X-digest

После поражения шведов под Полтавой король Карл XII укрылся под защитой турок в Бендерах, которые были частью Османской империи, а сегодня находятся в Молдове. С помощью крымских татар и запорожских казаков он пытался изменить ситуацию на южной границе России. Пытаясь депортировать Карла, Петр Первый, наоборот, вынудил османского султана начать русско-турецкую войну.Россия оказалась в ситуации, когда нужно было вести войну на три фронта. На границе с Молдовой царь был окружен и согласился подписать мир с турками, вернув им Азовскую крепость и выход к Азовскому морю.

Фрагмент картины Ивана Айвазовского «Петр I на Красной горе» | Русский музей

Помимо русско-турецкой и северной войн, Петр Великий пошел на восток. Благодаря его экспедициям были основаны Омск, Усть-Каменогорск и Семипалатинск, позже Камчатка вошла в состав России.Царь хотел совершить походы в Северную Америку и Индию, но не реализовал эти идеи. Но он совершил так называемый каспийский поход против Персии, в ходе которого захватил Баку, Решт, Астрабад, Дербент, а также другие иранские и кавказские крепости. Но после смерти Петра Великого большая часть этих территорий была потеряна, так как новое правительство считало регион малоперспективным, а оплата гарнизона в тех условиях была слишком большой.

Реформы Петра I

В связи с тем, что территория России была значительно расширена, Петру удалось преобразовать страну из царства в империю, и с 1721 года Петр I стал императором.Такая реформа Петра I, как изменения в армии, помогла ему добиться больших военных побед. Но не менее важны были такие нововведения, как переход церкви в подчинение императора, а также развитие промышленности и торговли. Император Петр Великий понимал, что стране нужно образование, и хотел изменить устаревший образ жизни. С одной стороны, его налог на ношение бороды считался тиранией, но в то же время карьера дворянина зависела от уровня их образования.

Петр Первый стригет бороды боярам | VistaNews

Благодаря Петру была основана первая российская газета, появилось много переводов иностранных книг. Были открыты артиллерийская, инженерная, медицинская, морская и горная школы, а также первая гимназия в стране. И теперь общеобразовательные школы могли посещать не только дети дворян, но и дети солдат. Он очень хотел создать обязательную начальную школу, но осуществить этот план ему не удалось.Важно отметить, что реформы Петра Великого затронули не только экономику и политику. Он финансировал образование талантливых художников, ввел новый юлианский календарь и пытался изменить положение женщин, запретив принудительные браки. Он также возвысил достоинство своего народа, обязав его не становиться на колени даже перед королем и использовать полные имена, вместо того, чтобы называть себя «Сенька» или «Ивашка», как раньше.

Памятник «Царь-плотник» в Санкт-Петербурге | Русский музей

В целом реформы Петра Великого изменили ценности дворянства, что можно считать огромным преимуществом, но разрыв между дворянством и народом многократно увеличился и не ограничивался только финансами и титулом. .Основным недостатком преобразований Петра считается примененный им насильственный метод. Фактически, это была борьба деспотизма с необразованными людьми, и Петр надеялся пробудить в людях сознание. Строительство Санкт-Петербурга велось в сложных условиях. Многие мастера бросили свою работу, и король заключил их семьи в тюрьмы, пока мужчины не вернулись.

Дом Санкт-Петербурга | Комсомольская правда

Не всем нравился метод правления Петра Великого. Царь основал Преображенский орден, организацию политического расследования и суда, которая впоследствии превратилась в печально известную Тайную канцелярию.Самыми непопулярными в этом контексте указами были запрет писать в закрытом помещении, а также запрет неденонсации. Нарушение обоих указов каралось смертью. Таким образом Петр Великий боролся с заговорами и дворцовыми переворотами.

Личная жизнь

В молодости царь Петр I любил бывать в немецком поселении, где не только увлекся чужой жизнью, например, научился танцевать, курить и общаться на западный манер, но и впал в любовь с немецкой девушкой Анной Монс.Его мать очень переживала за эти отношения, поэтому, когда Петру исполнилось 17 лет, она настояла на его свадьбе с Евдокией Лопухиной. Однако нормальной семейной жизни у них не было: вскоре после свадьбы Петр бросил жену и навещал ее только для того, чтобы не допустить слухов определенного рода.

Евдокия Лопухина, первая жена Петра Великого | Воскресный полдень

г. У царя Петра I и его жены было трое сыновей: Алексей, Александр и Павел, но два последних умерли в младенчестве. Его наследником должен был стать старший сын Петра Великого, но поскольку Евдокия в 1698 году безуспешно пыталась свергнуть мужа с престола, чтобы передать корону сыну и попала в заточение в монастыре, Алексей был вынужден уехать за границу. .Он никогда не одобрял реформы своего отца; он думал, что он тиран, и планировал свергнуть родителя. Однако в 1717 году молодой человек был арестован и заключен под стражу в Петропавловской крепости, а следующим летом приговорен к смертной казни. До казни этого не произошло, потому что вскоре Алексей скончался в тюрьме при невыясненных обстоятельствах.

Через несколько лет после развода с первой женой у Петра была любовница 19-летняя Марта Скавронская, которую российские войска захватили в качестве военной награды.Она родила ему одиннадцать детей; половина из них родились еще до свадьбы. Венчание состоялось в феврале 1712 года после принятия женщиной православия, благодаря которой она стала Екатериной Алексеевной, позже известной как императрица Екатерина I. Среди детей Петра и Екатерины — будущие императрицы Елизавета I и Анна, мать Петр III, остальные умерли в детстве. Интересно, что вторая жена Петра Великого была единственным человеком в его жизни, который умел успокаивать его буйный нрав даже в минуты гнева.

Мария Кантемир, фаворитка Петра Великого | Википедия

Несмотря на то, что жена сопровождала императора во всех походах, он влюбился в юную Марию Кантемир, дочь бывшего правителя Молдовы князя Дмитрия Константиновича. Мария до конца жизни оставалась любимицей Петра Великого. Стоит упомянуть рост Петра I. Даже нашим современникам человек ростом более двух метров кажется очень высоким. Но во времена Петра I его 203 сантиметра казались совершенно невероятными.Согласно летописям, когда царь и император Петр Великий проходили сквозь толпу, его голова была над людьми.

Смерть Петра I

По сравнению со старшими братьями Петр Первый казался вполне здоровым. Но на самом деле почти всю жизнь у него были ужасные головные боли, а в последние годы царствования Петр I страдал от почечно-каменной болезни. Атаки усилились после того, как император вместе с простыми воинами вытащил лодку, но старался не обращать внимания на болезнь.

Картина «Смерть Петра Великого» | АртПолитИнфо

В конце января 1725 года правитель уже не выдержал боли и жил в своем Зимнем дворце. После того, как он не мог даже кричать, а только стонал, люди поняли, что Петр Первый умирает. Петр Великий умер в страшных муках. Официальной причиной его смерти врачи назвали пневмонию, но позже у врачей возникли большие сомнения в этом приговоре. Вскрытие показало ужасное воспаление мочевого пузыря, которое уже переросло в гангрену.Петр Великий похоронен в соборе Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге, а наследницей престола была его жена императрица Екатерина I.

Фото

.